Когда же настала семьдесят пятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Нузхат-аз-Заман, услышав слова юноши, воскликнула: «Аллах да сведет его с теми, кого он любит!» А потом она сказала евнуху: «Скажи ему, что я хочу послушать рассказ о его разлуке с близкими и родиной».

И евнух сказал юноше то, что велела ему госпожа. И Дау-аль-Макан принялся вздыхать и произнес такие стихи:

«Поистине, к ней любовь – подруга всех любящих. Почту я тот дом, где Хипд жилище нашла себе. Любовь к ней – любви иной не знает весь род людской, И «прежде» у нее нет, и нет у нее «потом». И кажется прах долин мне мускусом с амброю, Когда пробежит по нем красавицы Хипд нога. Привет мой возлюбленной на холмике в таборе, Великой во племени – вокруг все рабы ее. О други, ведь лучше нет под вечер стоянки нам. Постоите! Вот ивы ветвь, вот веха забытая. Спросите же сердце вы мое: ведь поистине Со страстью дружит оно, нельзя отклонить ее. Усладу времени, Аллах, вспои облаков дождем, И вечно пусть в толще их раскатистый гром громит».

Когда же он окончил свои стихи и Нузхат-аз-Заман услышала его, она приподняла край занавеса носилок и посмотрела на юношу. И когда ее взор упал на его лицо, она узнала его и, убедившись, что это он, вскрикнула: «О брат мой, о Дау-аль-Макан!» И он тоже посмотрел на нее и узнал ее и закричал: «О сестрица, о Нузхат-аз-Заман!» И Нузхат-аз-Заман бросилась к нему, и он принял ее в объятия, и оба упали без чувств. И когда евнух увидал их в таком состоянии, он удивился и накинул на них что-то, чтобы прикрыть их. Он подождал, пока они пришли в себя, и когда оба очнулись от забытья, Нузхат-аз-Заман очень обрадовалась и ее заботы и горести прошли. И радости сменяли в ней одна другую, и она произнесла такие стихи:

«Дал клятву рок, что смущать мне жизнь вечно будет он. Ты нарушила свой обет, судьба, искупи же грех! Наступило счастье, любимый мой помогает мне! Поднимайся же на зов радости, подбери подол! Не считал я раем кудрей его лишь до той поры, Пока с алых губ не напился я воды Каусара».

Услышав это, Дау-аль-Макан прижал сестру к груди, и от чрезмерной радости из глаз его полились слезы, и он произнес такие стихи:

«Мы оба равны в любви, но только она порой Терпеть может с твердостью, во мне же нет твердости. Она опасается угрозы завистников, А я без ума тогда, когда угрожают мне».

И они посидели немного у входа в носилки, а потом Нузхат-аз-Заман сказала: «Войдем внутрь носилок. Расскажи мне, что произошло с тобою, а я расскажу тебе, что было со мной».

И когда они вошли, Дау-аль-Макан сказал: «Расскажи сначала ты!» И Нузхат-аз-Заман поведала ему обо всем, что было с нею с тех пор, как она покинула его в хане, и что произошло у нее с бедуином и купцом: как купец купил ее у бедуина и отвел ее к брату Шарр-Кану и продал ее ему. И Шарр-Кан освободил ее, после того как купил, и, написав свою брачную запись с нею, вошел к ней. И как царь, ее отец, прослышал о ней и прислал к Шарр-Кану, требуя ее. И затем она воскликнула: «Слава Аллаху, пославшему тебя ко мне! Мы как вышли от нашего отца вместе, так и вернемся вместе!»

Потом она сказала ему: «Мой брат Шарр-Кан выдал меня замуж за этого царедворца, чтобы он меня доставил к моему отцу. Вот что выпало мне с начала и до конца. Расскажи же мне ты, что случилось с тобою после того, как я ушла от тебя».

И Дау-аль-Макан рассказал ей все, что с ним произошло, от начала до конца: как Аллах послал ему истопника и как тот поехал вместе с ним и тратил на него свои деньги. И рассказал, как истопник служил ему ночью и днем, и Нузхат-аз-Заман поблагодарила истопника за это. «О сестрица, – сказал потом Дау-аль-Макан, – этот истопник совершил для меня такие дела, которых никто не делает для возлюбленных и отец не делает для сына. Он сам голодал, а кормил меня, и шел пешком, а меня сажал. И то, что я живу, – дело его рук». – «Если захочет Аллах великий, мы воздадим ему за это, чем можем», – отвечала Нузхат-аз-Заман.

Потом она кликнула евнуха, и тот явился и поцеловал Дау-аль-Макану руку, и Нузхат-аз-Заман сказала ему: «Возьми подарок за добрую весть, о благой лицом, так как моя встреча с братом случилась благодаря тебе. Кошель, который у тебя, и то, что в нем, – твое. Иди и приведи ко мне скорее твоего господина!» И евнух обрадовался и, отправившись к царедворцу, вошел к нему и позвал его к своей госпоже. И когда он привел его, царедворец пошел к своей жене, Нузхат-аз-Заман, и нашел у нее ее брата и спросил о нем. И Нузхат-аз-Заман рассказала ему, от начала до конца, что случилось с ними, и добавила: «Знай, о царедворец, что ты взял не невольницу – ты взял дочь царя Омара ибн ан-Нумана. Я Нузхат-аз-Заман, а это мой брат, Дау-аль-Макан».

И когда царедворец услышал от нее эту повесть и уверился в истинности ее слов и явная правда сделалась ему ясна, он убедился, что стал зятем царя Омара ибн ан-Нумана, и произнес про себя: «Мне судьба получить наместничество какой-нибудь страны!»

Потом он приблизился к Дау-аль-Макану и поздравил его с благополучием и со встречею с сестрой, а затем тотчас же приказал своим слугам приготовить Дау-аль-Макану шатер и коня из лучших коней. И сестра юноши сказала ему: «Мы приблизились к нашей стране, и я останусь наедине с братом, чтобы нам вместе отдохнуть и насытиться друг другом, пока мы не достигли нашей земли; ведь мы уже долгое время в разлуке». – «Будет так, как вы хотите», – отвечал царедворец и послал им свечей и всяких сладостей и вышел от них. А Дау-аль-Макану он прислал три платья из роскошнейших одежд. И он шел пешком, пока не пришел к носилкам (а он знал свой сан), и Нузхат-аз-Заман сказала ему: «Пошли за евнухом и вели ему привести истопника. И пусть он приготовит ему коня, чтобы ехать, и назначит ему трапезу, утром и вечером, и велит ему не расставаться с нами». И царедворец послал за евнухом и приказал ему это сделать, и евнух отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И затем он взял своих молодцов и ходил, ища истопника, пока не нашел его в конце лагеря (а он седлал осла, чтобы убежать), и слезы текли по его щекам от страха и от печали из-за разлуки с Дау-аль-Маканом, и он говорил: «Я предупреждал его, ради Аллаха, но он меня не послушал. Посмотри-ка! Каково-то ему!» И он не закончил еще своих слов, как евнух уже стоял у его головы, а слуги окружили его, и когда истопник заметил, что евнух стоит возле его головы и увидал кругом его молодцов, лицо его пожелтело, и он испугался…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.