Когда же настала девяносто вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что неверные закричали друг другу: «Отомстите за Луку!» А царь румов стал кричать: «Отомстим за Абризу!» И тогда царь Дау-аль-Макан крикнул: «О рабы владыки воздающего, бейте неверных и отступников белыми клинками и серыми копьями!» И тогда мусульмане вновь повернули на неверных и заработали среди них режущим и секущим. И глашатай мусульман взывал: «На врагов веры, о любящий пророка, избранника! Вот время сделать угодное всеблагому, всепрощающему! О надеющийся на спасение в день устрашающий, поистине рай под сенью мечей!»

И вот Шарр-Кан со своими воинами ринулся на неверных и отрезал им путь к бегству и гарцевал и кружил между рядами. И вдруг всадник, прекрасно изогнувшийся, расчистил в войске неверных круг и стал гарцевать среди нечестивых, разя мечом и копьем, и наполнил землю головами и телами. И неверные устрашились его боя и склонили шеи под его разящими ударами, – а он опоясался двумя мечами, взором и острым клинком, и подвязал два копья, – копье на древке и свой стан, – и обильные кудри его заменяли войско, обильное числом, как сказал о нем поэт:

А другой говорит:

И, видя его, Шарр-Кан воскликнул: «Заклинаю тебя Кораном и знаменьями всемилостивого, кто ты, о витязь из витязей? Своими деяниями ты ублаготворил воздающего владыку, которого одно дело не отвлекает от другого, когда обратил в бегство людней неверия и беззакония». И витязь воззвал к нему, говоря: «Ты вчера заключил со мною союз, как ты скоро забыл меня!» И он откинул с лица покрывало, так что стала явна его скрытая красота, и вдруг оказалось, что это Дау-аль-Макан.

И Шарр-Кан обрадовался ему, но только он побоялся, что бойцы стеснятся вокруг него и храбрецы обрушатся на него, и будет это из-за двух причин: во-первых, так как он молод годами и был укрыт от дурного глаза, и, во-вторых, потому, что его жизнь – величайшая опора царства. «О царь, – сказал он ему, – ты подверг себя опасности. Подведи твоего коня вплотную к моему коню. Я считаю, что враги тебе опасны, и лучше, чтобы ты не выходил из-под знамен, и мы могли бы метать во врагов твои верные стрелы».

«Я хочу быть равен тебе в бою и не жалею себя, сражаясь перед тобой!» – воскликнул Дау-аль-Макан. И затем войска ислама обрушились на неверных и охватили их со всех сторон и бились с ними, как должно биться, и сломили они мощь неверия, непокорства и нечестия. И царь Афридун опечалился, увидя, какое постигло румов дурное дело. А они повернули спины и предались бегству, направляясь к кораблям. И вдруг с берега моря вышли на них войска, и во главе их был везирь Дандан, повергающий храбрецов, который разил их мечом и копьем вместе с эмиром Бахрамом – начальником сирийских племен, предводителем двадцати тысяч львов.

И войска ислама окружили неверных и сзади и спереди. И отряд мусульман обратился против тех, что были на кораблях, и ввергли их в гибель, так что они пробросались в море, и перебили их великое множество, больше ста тысяч патрициев, и не спасся из их храбрецов ни малый, ни великий. И захватили их корабли с бывшими на них деньгами, сокровищами и грузом – все, кроме двадцати кораблей, – и в этот день мусульмане забрали добычу, какой не захватывал никто в минувшие времена, и ничье ухо не слышало о подобном сражении и бое. И среди захваченного было пятьдесят тысяч коней, кроме сокровищ и прочей добычи, которую не объять ни счетом, ни счислением, и как нельзя сильнее обрадовались они победе и поддержке, которую послал им Аллах.

Вот что было с ними. Что же касается беглецов, то они добрались до аль-Кустанынии, а к обитателям ее пришла раньше весть, что это царь Афридун побеждает мусульман. И старуха Зат-ад-Давахи сказала: «Я знаю, что мой сын, царь румов, не будет среди беглецов, и не страшится он войск ислама и обращает жителей земли в христианскую веру». И старуха приказала великому царю Афридуну украсить город, и жители проявили радость и пили вино и не знали они, что было суждено.

И посреди их радостей вдруг закаркал над ними ворон горя и печалей, и приблизились двадцать бежавших кораблей, и на одном из них был царь румов. И Афридун, царь аль-Кустантынии, встретил их на берегу, и ему рассказали, что их постигло, и велик был их плач, и раздавались их стенания, и радость сменилась печалью и горем.

И рассказали Афридуну, что Луку ибн Шамлута поразила превратность судьбы и ударила его стрела гибели, бьющая без промаха. И вырос тогда перед царем Аридуном судный день, и узнал он, что заблуждения их не исправил. И поднялись среди румов причитания, и решимость их ослабела, и заплакали плакальщики, и со всех сторон поднялись стенания и плач. И царь румов вошел к царю Афридуну и рассказал ему об истинных обстоятельствах и о том, что бегство мусульман было обманчивое и притворное, и сказал: «Не жди, что прибудут еще войска, кроме тех, которые уже прибыли». Услышав эти слова, царь Афридун упал без чувств, и нос его оказался у него под ногами, а потом он сказал: «Быть может, Мессия разгневался на них и привел к ним мусульман».

И великий патриарх, пришел к царю, озабоченный, и тот сказал ему: «Отец наш, на наше войско напала гибель, и Мессия воздал нам». – «Не огорчайтесь и не печальтесь, – ответил ему патриарх, – наверное, кто-нибудь из вас совершил проступок перед Мессией и все были наказаны за его прегрешение. Но теперь мы станем читать за вас в церквах молитвы, пока эти мухаммеданские войска не будут отброшены».

А затем после этого пришла старуха Зат-ад-Давахи и сказала: «О царь, поистине войско мусульман многочисленно, и мы получим победу над ними только хитростью. Я намерена устроить коварство и обман и отправлюсь к войскам ислама. Быть может, я достигну того, чего хочу от предводителя, и убью их витязя, как убила его отца. А если моя хитрость с ним удастся, никто из его войска не вернется в свою сторону, – все они сильны лишь из-за него. Но я хочу, чтобы христиане, жители Сирии, которые выходят продавать свои товары всякий месяц и всякий год, помогли мне – через них исполнится мое желание». – «В какое время ты хочешь, чтобы было это дело?» – спросил царь. И старуха велела ему привести к ней сто человек из Неджрана сирийского. И когда их привели к царю, тот сказал им: «Не знаете ли вы, что испытали христиане от мусульман?» – «Да, знаем», – отвечали они. И царь сказал: «Знайте, что эта женщина подарила себя Мессии, и теперь она вознамерилась отправиться с вами в обличий единобожников, чтобы устроить хитрость, польза от которой обратится на нас и помешает мусульманам до нас добраться. Подарите ли вы себя Мессии, а я вам дам кантар золота? Кто из вас останется цел, тому будут деньги, а кто умрет, тому воздаст Мессия». – «О царь, мы подарили себя Мессии, и мы – выкуп за тебя», – отвечали они. И тогда старуха взяла все нужные ей зелья и положила их в воду и кипятила их на огне, пока не осело черное вещество, и, подождав, пока зелья остынут, она прикрыла их краем длинного платка. А затем она надела поверх одежды плащ, обшитый шнурком, и взяла в руки четки, вошла к царю, и не узнал ее ни он, ни кто-либо из сидевших с ним. И она открыла лицо, и все, находившиеся в зале, восхвалили ее за хитрость. И сын ее обрадовался и воскликнул: «Да не лишит нас Мессия твоего лица!» И старуха выехала с христианами, что были из Кеджрана сирийского, и они двинулись, направляясь к войску Багдада…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.