Настоящее время

Жара стоит просто убийственная. Мишель проводит дни в поисках воды и ее источника. Мы с Ванессой заняты расчисткой бассейна от зарослей плюща. На двоих у нас всего одна пара садовых ножниц, а это значит, что одна стрижет твердые ветви до тех пор, пока не заболит рука, а другая вытягивает, распутывает и складывает их в кучу, а потом мы меняемся ролями. У нас уже выработался хороший рабочий ритм. Ванесса — девочка умненькая и трудолюбивая, и мне приятна ее компания. Обе сестры не говорят по-английски, и я вынуждена объясняться с ними на своем убогом французском. Поэтому разговариваем мы немного: время от времени обмениваемся парой вежливых фраз, да я периодически интересуюсь у Ванессы, как будет по-французски то да се. Но, честно говоря, на улице так жарко, а работа отнимает столько сил, что большую часть времени мы трудимся в дружелюбном молчании.

Мишель тем временем, подобно горному козлу, рыщет по склону среди провансальских джунглей в поисках источника воды или хотя бы следа водопровода. Его ноги в кровь исцарапаны колючками ежевики и покрыты синяками, но он по-прежнему полон решимости. Мадам Б. упоминала в разговоре с ним, что где-то на участке имеется природный источник, но до сих пор обнаружить его не удалось.

— Наверное, придется срубить все, что здесь наросло, чтобы его отыскать, — жалуется он, когда в очередной раз возвращается к дому глотнуть воды и вытрясти из головы, рта и одежды обрывки листвы и ветки. — А где Кларисса?

Мы с Ванессой дружно отрицательно трясем головами и вытираем вспотевшие лбы.

— Не знаем. С самого утра ее не видели. Тебе нужны сапоги и фляга, Мишель.

Он только пожимает плечами и, в шортах и купленных в супермаркете пластиковых сандалиях, вновь исчезает в зарослях, чтобы исследовать новую, едва заметную тропинку. Я вижу, как Мишель озабочен. Если водопровод придется делать заново, мы еще долго не сможем здесь жить. Но пока никто из нас не решается передать свою тревогу словами.

Каждый вечер мы поодиночке или вдвоем едем в деревню и наполняем водой несколько двадцатилитровых канистр. Я впервые узнала, что во Франции в каждом городке и деревне имеется кран с бесплатной eau potable для всех желающих. Возможность утолить жажду считается тут одним из неотъемлемых прав человека. «Vive le France», — смеюсь я, когда Мишель рассказывает мне об этом. Я и правда от всей души благодарна Французской республике за такую предусмотрительность, потому что оставшиеся у нас деньги стремительно тают.

Из-за отсутствия на вилле воды и канализации девочек пришлось поселить в отеле, и, разумеется, мы выбрали заведение месье Парковка, который к тому же предложил Мишелю щедрую скидку. Каждое утро мы едем в Мужен, чтобы забрать Ванессу и Клариссу и заодно позавтракать вместе с ними. Девочки заказывают petit déejeuner, включенный в стоимость комнаты и состоящий из традиционных круассанов, рогаликов, confiture и café аи lait (chocolat для Ванессы, которая терпеть не может чай и кофе, хотя и беспокоится непрерывно о своей миниатюрной, ладной фигурке), а мы с Мишелем ограничиваемся одним кофе. После завтрака я засовываю в сумку недоеденные рогалики, которые пригодятся нам для ланча, и мы нежимся на солнышке на террасе месье Парковка. Потом, пока хозяин с женой выписывают счета отъезжающим гостям, мы с Мишелем по очереди на цыпочках поднимаемся по скрипучей узкой лесенке в номер девочек и там принимаем столь нужный нам, краденый душ. Еще никогда в жизни горячая вода не казалась мне такой роскошью и источником блаженства. К третьему дню добродушная веселость хозяина идет на убыль, а его взгляд становится подозрительным. Страшно представить, как он станет приветствовать нас через месяц.

Мишель наведывается в местную la mairie и просит показать ему план водоснабжения «Аппассионаты», но там не находится никого, кто мог бы порыться в папках. Август, все в отпусках. Но даже если чиновники были бы на месте, выясняет он, подобная информация вряд ли нашлась бы. Дом слишком старый, участок не один раз перепродавался, а земля находится в частной собственности. В таких случаях системы водопроводов и канализации не подлежат регистрации. Придется нам продолжать поиски самостоятельно. В отчаянии Мишель звонит в Брюссель мадам Б.

— Я нашел bassin на вершине холма, — говорит он, — но в зарослях не могу найти трубы. Откуда в него поступала вода?

Оказывается, мадам понятия не имеет. Имение было куплено в подарок одной из двух ее дочерей, помешанной на лошадях, но выяснилось, что из-за склона и уступов разводить их там невозможно, поэтому в доме она никогда не жила.

— Hélas, к сожалению, я не могу вспомнить, месье. Это же было пятнадцать лет назад.

— А та женщина, которая арендовала виллу и выращивала там собак?

— Даже не представляю, где ее искать. Она осталась должна нам несколько тысяч, включая, кстати, и счета за воду.

— О! Выходит, счета за воду все-таки были?

— Mais, bien sûr! По крайней мере, мне так помнится. Она вообще никаких счетов не оплачивала. В этом-то я уверена.

— Но мне кажется, вы как-то упоминали об источнике?

— A, la source! Да-да, где-то там вроде бы есть источник. Возможно, у моей дочери остались какие-нибудь схемы, но она вернется только в середине сентября. Конечно, к моменту окончательной продажи мы постараемся предоставить вам всю информацию. А завтра мы с Робертом уезжаем в отпуск, так что bonne chance.

* * *

Ранний вечер. Солнце светит сквозь оливковые деревья и бросает длинные тени на поросший сорняками склон. Мы сидим в двух приобретенных в местном супермаркете шезлонгах на пыльной лужайке, когда-то бывшей газоном, и потягиваем местное vin de Provence rosé. Разговор идет, разумеется, о воде, и я впервые понимаю, до какой степени Мишель не любит проигрывать.

— Если скваттеры жили здесь и выращивали овощи, значит, был и водопровод. Про источник они знать не могли. Завтра же утром пойду в местный Совет по водоснабжению, и будем надеяться, что они не закрылись на весь август.

— Может, скваттеры делали то же, что и мы, — предполагаю я, подливая ему и себе прохладного вина.

— Что именно?

— Пользовались французским гостеприимством и набирали воду в деревне.

Пока Мишель раздумывает над такой возможностью, я сообщаю ему, что пообещала девочкам вывезти их сегодня вечером в Канны и угостить пиццей. Денег, конечно, почти нет, но все-таки они хотят проветриться. Я чувствую, что им уже начинает надоедать наша жизнь без удобств и однообразное меню, продиктованное скудным набором кухонной утвари: пара старых сковородок из лондонской квартиры, дешевенькое барбекю, пластиковая салатница, поднос, бумажные тарелки, несколько ножей и вилок, купленные уже здесь, и какая-то странная штука, принадлежащая Мишелю, которая с виду напоминает бунзеновскую горелку, но вполне успешно кипятит воду для картошки и кофе.

— С девочками все в порядке. Это ты хочешь проветриться, — дразнит меня Мишель.

Только теперь я начинаю понимать серьезную разницу между мною и им. Если в моей прошлой настоящей жизни что-нибудь отказывалось работать, я выбрасывала это, шла в магазин и покупала новое. Нет кухни? Отлично. Буду питаться где-нибудь в городе, легко решала я. У Мишеля же, в отличие от меня, хватает терпения, он умеет ремонтировать вещи и делать что-нибудь нужное из бесполезных кусков дерева или обрывков проволоки.

— Может, ты и прав, — вздыхаю я, и он начинает хохотать, услышав, что в моей биографии это первый опыт жизни вдали от городских удобств.

— Нет, все-таки ты права. Но девочки повеселеют, как только мы наполним бассейн.

Он по-прежнему обещает Ванессе и Клариссе, что, как только мы отыщем источник воды, наполним резервуар — большой и круглый бетонный танк на самой вершине — и вода по незасоренным и непроржавевшим трубам (кстати, все шутки, что мне доводилось слышать о французских водопроводах, оказались чистой правдой) весело побежит в дом, — так вот, когда случится вся эта серия petits miracles, мы первым делом наполним водой бассейн. Я поворачиваю голову, смотрю вниз, на выцветшую голубую чашу, и представляю себе, как в ней будет плескаться прохладная, прозрачная вода. Да, с бассейном наша жизнь станет гораздо веселее.

— А что наши соседи? — спрашиваю я у Мишеля. — Ты с ними уже общался?

— Все уехали. Или проводят дни на пляже.

Пляж! Мы же там еще не были!

— Давай отложим поиски воды и съездим завтра на пляж.

— Там чересчур много туристов, — говорит Мишель так брезгливо, словно прожил на этом холме уже лет сто.

* * *

Встаем мы рано. Мне повезло — я встретила человека, который любит раннее утро не меньше, чем я. День начинается, когда первые лучи пробиваются сквозь ветки окружающих дом сосен и падают на наши загорелые лица и разложенные прямо на полу ужасные матрасы.

— Я на море, — сонно бормочу я, натягиваю на себя первую попавшуюся под руку одежду и спешу к машине.

На дороге мне встречаются только оранжевые мусорные фургоны да первые редкие любители посигналить. Внизу, в городе, воздух уже пахнет выхлопными газами и только что испеченным хлебом. Целый час я плаваю в полном одиночестве, потом прямо на пляже принимаю холодный пресноводный душ и начинаю чувствовать себя свежей и полной сил. Это гораздо приятнее, чем начинать день с косых взглядов месье Парковка. Мишель смеется и говорит, что я чересчур чувствительна, но, судя по тому, как хозяин отеля багровеет каждый раз, когда мы поднимаемся в комнату девочек, он проводит все ночи, планируя наше убийство. Дома я быстренько глотаю кофе, и мы отправляемся за Ванессой и Клариссой.

За завтраком я делюсь с семьей своими утренними пляжными радостями, с жаром расписываю тишину, покой, отсутствие туристов, видящих в это время десятый сон, чистый золотой песок без единого человеческого следа и восход. Ах, какой восход! В дивном безмолвии солнце поднимается из своего таинственного логова за грядой холмов, приносит с собой тепло и волшебный медовый свет, разливается по воде до самого горизонта, превращает ленивые волны в жидкое золото, а в самой середине этого чуда я одна-одинешенька плыву по соленой глади.

Выслушав этот вдохновенный рассказ, Ванесса тут же выражает желание поехать на пляж со мной.

— Прямо завтра, — умоляет она. — S’il te plaît, Carol, chère Carol!

Чтобы избежать ответа, я подношу к губам чашку кофе. Ванесса и ее сестра, дай им волю, будут спать до самого ланча.

— S’il te plaît, Carol, — канючит девушка.

Как я могу отказать ей? Приходится пообещать.

После завтрака мы все возвращаемся на виллу. Воздух дрожит и плавится от жары, а очертания холмов приобретают какую-то нереальную мягкость. Мишель оправляется в Совет по водоснабжению, а мы с Ванессой беремся за остатки плюща, все еще цепляющегося мертвой хваткой за дно и стенки бассейна. Наконец эта изнурительная работа завершена, и мы останавливаемся, чтобы полюбоваться результатами своего труда.

— До чего же он старый и потрескавшийся, — с сомнением говорит Ванесса.

— Ему нужна вода, — утешаю ее я, но бассейн действительно смотрится отжившим свой век.

Под палящим солнцем мы перетаскиваем охапки обрезанных веток подальше от дома и складываем их в кучу, чтобы позже сжечь. Но мы еще долго не сможем поднести спичку к этой груде мусора. Летом на юге Франции разведение костров строго запрещено. Велик риск лесных пожаров. При такой жаре и нехватке воды мы легко можем превратить в головешки половину Лазурного Берега.

Я оглядываюсь в поисках Клариссы. Ее нигде не видно.

С багетами под мышкой из города возвращается Мишель. Вид у него усталый и недовольный. Там было шумно, пыльно и многолюдно, жалуется он, а кроме того, ему пришлось иметь дело с крайне нелюбезной дамой из Совета по водоснабжению, которая заявила, что не предоставит нам никакой информации, пока ей не предъявят документ, подтверждающий покупку дома, или какой-нибудь оплаченный счет. Ни того, ни другого у нас не имеется. А еще она потребовала данные о лице, на чье имя выписывались последние счета. Скорее всего, это была собачья дама, которая, как известно, сбежала, ничего не оплатив. Мишель упомянул имя мадам Б., но чиновница только покачала головой, а потом хмуро сообщила ему, что полтора года назад именно по письменной просьбе мадам Б. участок был отключен от водоснабжения.

— Зачем она это сделала? — удивляюсь я.

— Во Франции, если участок официально отключен от электричества и водоснабжения, владелец освобождается от налога на землю и дом.

— И что теперь?

— Завтра опять поеду туда с нашими паспортами и promesse de vente, подписанным месье и мадам Б. Буду просить, чтобы они немного отступили от правил.

— Coo-coo, Papa!

— А, вы закончили с бассейном? Отлично!

И Мишель спешит в дом за фотоаппаратом, чтобы снять подпрыгивающую на дне Ванессу и Памелу. В самом глубоком месте высота стенок три метра, и даже наша толстуха кажется маленьким щенком. Я прикидываю, сколько же воды потребуется, чтобы наполнить эту огромную чашу, и сколько упорства, чтобы осуществить задуманное.

* * *

С каждым проходящим днем земля вокруг дома все больше напоминает пылесборник. Если дует ветер, пыль проникает повсюду, мы находим ее в своей одежде, посуде, на теле, она скрипит между зубами. Любая, даже самая простая работа в такой обстановке и при этой жаре превращается в каторгу. Но девочки сохраняют жизнерадостность и — каждая по-своему — стараются нам помочь. Они близнецы, но совсем непохожи, и я с интересом изучаю эти два таких разных характера. Менее практичная Кларисса целыми днями собирает одичавшие цветы, и ее тоненькая фигурка то там, то сям мелькает в наших джунглях. Она ставит букеты в пустые винные бутылки или консервные банки и украшает ими наш самодельный стол под большим деревом: доска, покоящаяся на ножках из кирпичей, расколотой черепицы и другого хлама, найденного в саду. Ванесса любознательна и интересуется языками. Она уже призналась, что немного владеет английским, но категорически отказывается разговаривать на нем со мной. Я пытаюсь выяснить почему, но она только качает головой и уходит. Может, так проявляется глубоко скрытая неприязнь ко мне, или она просто считает, что, раз уж мы во Франции, надо разговаривать на ее родном языке.

Возвращаясь из boulangerie, мы с ней проезжаем мимо дома под названием «Mas de Soleil». Дома Ванесса просит у меня словарь, чтобы найти в нем значение слова «mas». Мне кажется странным, что девочка не знает его, но скоро выясняется, что это не французское, а провансальское название традиционного фермерского дома. Ванесса предлагает переименовать нашу виллу в «Mas de Oliviers».

— Тебе нравится этот дом? — решаюсь спросить я, но она молча смотрит на меня, пожимает плечами и уходит по своим делам. Мне хочется задержать ее, разговорить, расспросить об их жизни в Париже, но только во время совместной работы я чувствую что-то похожее на близость между нами. Но что бы девочки ни думали о приобретении этого запущенного имения — а возможно, они вообще ничего об этом не думают, им ведь всего тринадцать лет, — внешне они остаются вполне нейтральными. Я благодарна им за то, что они не осуждают отца и его выбор. У меня нет своих детей, я никогда не была замужем. Все это будет у меня впервые, и потому я нервничаю и не всегда знаю, как себя вести. Довольно часто совершаю ошибки, но до сих пор не сделала ничего непоправимого. Нам приходится нелегко, целыми днями стоит невыносимая жара, но мы все помним об этом и стараемся быть снисходительными друг к другу. По-моему, несмотря на усталость, нам живется совсем неплохо.

* * *

Пока Мишель борется с водопроводным кризисом, мы с девочками осваиваем землю вокруг дома и расчищаем ее от всего, что наросло за прошедшие годы запустения. Это время больших и малых открытий. Пустые бутылки, куски старинной половой плитки, окрашенной в тосканский золотистый цвет. Наверное, ее привез сюда самый первый владелец «Аппассионаты», ее создатель синьор Спинотти, купец из Милана. Я узнала его имя из подписанного нами promesse de vente, где была изложена вся история имения. Мне нравится это имя, и, закрывая глаза, я вижу его как живого — веселого, толстого, чувствительного.

А еще мы нашли пруд! Вернее, его нашла Кларисса. Мишель! Папа! Иди сюда! Смотри! Кто бы мог подумать, что он сохранится в такой безводной пустыне. У прудика овальная форма, и в нем не больше двух метров длины. Он прятался под зарослями длиннолистых ирисов, диких лилий, еще каких-то неизвестных мне растений с толстыми стеблями и только благодаря им не высох. Но вода такая мутная и темная, что мы не можем определить, насколько он глубок.

— Может, он подпитывается нашим неуловимым источником?

Мишель становится на колени и вглядывается в илистую черноту.

— Вряд ли. Вода слишком неподвижная. Но все может быть.

Вспомнив об источнике, он выпрямляется и вглядывается в синее, безоблачное небо, словно надеется найти там разгадку.

А я смотрю на густую, как патока, воду, и мне очень хочется опустить в нее руку, пошевелить пальцами, почувствовать прохладную бархатистую влагу, полюбоваться, как капли с пальцев падают обратно в пруд. Но я все-таки не решаюсь, потому что не знаю, что живет там, под темной поверхностью. Оно может подняться со дна и укусить меня.

— О! Смотрите!

По воде пробежала короткая рябь, и тут же она опять стала гладкой, как зеркало. Мы с Мишелем напряженно вглядываемся в глубину, но ничего не видим.

— Там что-то двигалось. Я точно видела. Может, рыба?

— Скорее уж лягушка, chérie, но точно не рыба, — смеется Мишель. — В доме столько лет никто не жил.

— Когда у нас будет вода, я его вычищу, и мы поселим там рыбок.

— Угу, когда будет вода… — Он смотрит на часы. — Мне пора ехать.

* * *

Он находит месье Шарпи, агента по недвижимости, и уговаривает того дать письменное свидетельство, которое, наряду с фотокопиями наших паспортов и promesse de vente, убеждает Совет по водоснабжению в нашем праве на воду. В тот день Мишель возвращается домой как триумфатор, с победной улыбкой на лице. Он несется в гараж, поворачивает там главный вентиль, но воды по-прежнему нет.

Мы переглядываемся, не скрывая отчаяния. Неужели именно поэтому мадам Б. согласилась сделать нам такую скидку? Неужели мы купили ферму без воды? Кота в мешке, которым пугал меня отец?

— Что теперь? — спрашиваю я.

— Завтра придут люди из ЭДФ подключать электричество. Вроде бы оно не должно влиять на подачу воды, но, может быть, все-таки влияет. Давай подождем до завтра, chérie. Если вода не появится… ну, тогда посмотрим.

* * *

Похоже, моим одиноким утренним походам на пляж «Палм-бич казино» пришел конец. Их сменили бестолковые и хаотичные семейные вылазки а-ля месье Юло из «Времени развлечений». С нами отправляется даже Памела. Раньше эти долгие, неторопливые заплывы служили мне своего рода медитацией перед началом трудного дня, полного почти бесплодных попыток восстановить заброшенный дом без всяких на то средств. Теперь вместо этого я имею багажник, забитый мокрыми полотенцами, купальниками и подтекающими бутылочками с шампунем. Не говоря уж о Памеле, которая в своей мокрой шерсти притаскивает в машину килограммов двадцать песка. Раньше я приходила, плавала и уходила в блаженном безлюдии, и все море было в моем полном распоряжении, а сейчас, к тому времени, когда весь наш отряд оделся и уселся в машину, на ведущем к пляжу бульваре Карно уже начался час пик. Естественно, я очень раздражена.

— Больше я такого не хочу! — срываюсь я на крик. — Это мое утреннее купанье!

Веселый шум в машине тут же смолкает, и повисает неловкое молчание. Наша поездка теперь напоминает похороны, а девочки отворачиваются, когда я обращаюсь к ним. Обе всерьез надулись.

Позже, за чашкой подогретого кофе — подогретого, потому что у нас кончилась вода и не осталось времени, чтобы наполнить канистры в деревне: в половине одиннадцатого должен прийти электрик из ЭДФ, — Мишель ласково упрекает меня. Он считает, что я вела себя не как член семьи.

— Ты просто не привыкла к этому, chérie. Девочки всё понимают, — говорит он и целует меня в нос.

Однако я в этом далеко не уверена. По-моему, они считают меня слегка чокнутой, а я и в самом деле ловлю себя на желании забиться в папоротники или спрятаться на дне нашего черного пруда.

Пока я в одиночестве предаюсь самобичеванию, появляется электрик, месье Дольфо, и с восхитительной легкостью подключает нас к электричеству. Вот если бы и с водопроводом все получилось так же просто! В присутствии Дольфо Мишель идет в гараж и еще раз поворачивает вентиль, но трубы никак не реагируют — из них не доносится даже шипения.

— Вы об этом, случайно, ничего не знаете? — спрашивает у электрика Мишель, и тот в ответ только качает головой и пожимает плечами.

Чтобы не впадать в уныние, мы решаем отпраздновать наш первый шаг в сторону цивилизации, отправляемся в огромный гипермаркет по соседству и покупаем там маленький, скромный холодильник. На обратном пути Кларисса обращает внимание на яркие афиши, приклеенные к фонарным столбам по всей деревне. Они сообщают, что сегодня вечером на пляже в Каннах состоится фейерверк. Девочка умоляет Мишеля отвезти ее вечером на набережную. Отец пытается отговорить ее, объясняет, что там будут толпы туристов и что с нашего склона мы увидим все гораздо лучше, но к мольбам сестры присоединяется и Ванесса, и в конце концов он уступает. А потому вечером мы усаживаемся в машину, берем с собой Памелу, которая, если оставить ее в одиночестве, может испугаться грохота салюта и умереть от сердечного приступа или сбежать и навсегда потеряться, и втискиваемся в длинную очередь автомобилей, с черепашьей скоростью ползущих вниз. На набережной буквально яблоку негде упасть из-за толп отдыхающих. Все парковки переполнены, и мой «фольксваген» невозможно никуда пристроить. Я уже готова бросить машину посреди дороги и отправиться дальше пешком, но Мишель предлагает другой выход. Мы отъезжаем на пару километров от города, находим пустой клочок пляжа и решаем любоваться салютом оттуда. Девочки о чем-то оживленно разговаривают со своим отцом, а я отхожу в сторонку и усаживаюсь на небольшой, выступающий в море каменный причал. Я все равно не понимаю ни слова из их разговора, а кроме того, нервы натянуты как струна и мне лучше побыть одной. Прямо у моих ног серебрится под луной море. Волны чуть слышно плещутся о причал, но этот мирный звук не может меня успокоить. Вдалеке, на городском пляже, начинается фейерверк. В небо взмывают огромные шары цветов французского флага — синие, красные, белые — и распадаются на тысячи сверкающих искр. Я чувствую себя иностранкой, чужой на этом празднике. Такое уже случалось со мной и раньше. Я много путешествую и часто оказываюсь одна в самых диковинных ситуациях, но на этот раз все гораздо сложнее. Я отдала буквально все, что имела (хоть это и не слишком много), и пустилась в авантюру с человеком, которого едва знаю. Окунулась в прекрасную мечту, даже не представляя, где вынырну. А в итоге имею ферму, которую не могу себе позволить, отсутствие воды и очень призрачную надежду ее отыскать, двух девочек, едва выносящих меня…

Рядом на причал плюхается Кларисса и тесно прижимается ко мне.

— Ти est très pensive, Carol. Ты, случайно, не беременная? — справляется она без лишних предисловий.

— Не знаю. Возможно. А что, ты против?

— Нет, — трясет она головой после небольшой паузы, — просто мы с Ванессой об этом только что говорили.

— Да? А что вы говорили?

Она опять задумывается, а я с волнением жду ее ответа.

— Лучше бы это была девочка.

— Почему?

— Вы оба такие кудрявые. Мальчику это не пойдет.

От этого невинного замечания мое сердце немного оттаивает.

Позже, раздеваясь перед сном, я спрашиваю у Мишеля:

— Ты с девочками разговаривал о том, что у нас будет ребенок?

— Нет, с какой стати? — удивляется он. — Мы говорили о бассейне. Они считают, нам нужно выяснить, как за ним ухаживать.

— Может, сначала дождемся, чтобы в нем появилась вода? — не без сарказма осведомляюсь я.

— Я им пообещал и хочу сдержать обещание. Тогда у них хотя бы будет на что надеяться.

— Так вот что вы обсуждали так бурно? Бассейн?

Мишель смотрит на меня удивленно, потом на его дочерна загорелом лице появляется усталая улыбка.

— А в чем дело? — спрашивает он, аккуратно складывая рубашку на картонном ящике, играющем роль туалетного столика.

Я забираюсь в постель, мне в спину немедленно вонзается пружина, и я с головой закрываюсь простыней. Мишель стаскивает ее у меня с лица.

— Эй, в чем дело?

— Ни в чем. Просто я ненавижу этот матрас и хочу принять ванну.

На следующий день даже без традиционного утреннего купания и без всякого видимого повода хорошее настроение возвращается ко мне, и я нежно целую Мишеля на прощанье — он отправляется в душную, прилепившуюся к самому краю шоссе контору под названием «Piscines Azuréene (Construction et filtration — Produits — Accessoires — Robots de nettoyage)», чтобы купить упаковку хлорных таблеток и прихватить пару буклетов с рекомендациями. Женщина за стойкой сообщает ему, что, поскольку бассейн долго пустовал, нам необходимо пригласить для консультации профессионала.

Уже через час, вздымая клубы пыли, на нашу дорожку влетает голубой фургон специалиста по бассейнам и, взвизгнув тормозами, останавливается у дома. Я спешу ему навстречу.

— Привяжите эту чертову псину, а то я немедленно уезжаю! — вопит водитель вместо приветствия, и бедную толстуху Памелу, тихо радовавшуюся жизни, волокут в бывшие конюшни и там привязывают к железному кольцу. Только тут она начинает лаять.

Из фургона выбирается удовлетворенный l'expert. Это грузный тип в мешковатых брюках, стоптанных туфлях и с прочно приклеившимся к нижней губе окурком. У него красные в прожилках глаза, темные висячие усы, и уже в одиннадцать утра от него невыносимо разит алкоголем. Едва взглянув на бассейн, он вздымает руки к небесам и начинает причитать:

— Бог мой! Он же построен в конце двадцатых!

— Ну и в чем проблема? — сурово справляюсь я.

Он кривится, критически осматривает меня, а потом начинает вышагивать по периметру бассейна, то наклоняясь, то вытягивая шею наподобие страуса.

— Это, конечно, весьма вместительное и солидное сооружение, — наконец заявляет эксперт, — но в нем ведь нет очистительных фильтров!

Хорошо, что девочки этого не слышат, потому что я уже понимаю: нас ждут плохие новости. Так оно и есть.

Через три дня после того, как бассейн будет наполнен водой — в том случае, разумеется, если мы ее найдем, — она зацветет и станет изумрудно-зеленой, а в таком климате это может представлять реальную опасность для здоровья. Короче говоря, мы не сможем просто залить в бассейн воду, как мечтали, — предварительно нам придется устанавливать очистительную систему, а ее приблизительная стоимость, названная нашим гостем, повергает меня в шок.

За ланчем Мишель все-таки сообщает об этой неутешительной новости девочкам, и они даже не пытаются скрыть своего разочарования. Как, впрочем, и я. Подавленные, мы возвращаемся к очистке территории.

В надежде поднять упавшее настроение Мишель весело кричит нам вслед:

— J’ai ипе bonne idée!

— Папа, пожалуйста, больше не надо твоих дурацких идей, — фыркает Ванесса, даже не оглянувшись в его сторону. — Весь этот дом — одна глупая идея, — доверительно сообщает она сестре, а я чувствую, как в горле встает комок.

— Гениальное изобретение! — как ни в чем не бывало продолжает Мишель. — Я придумал, как использовать пустой бассейн.

Но девочки по-прежнему не смотрят на отца, и он, грустный, уходит в дом. Правда, через пару минут возвращается с нашим старым кассетным магнитофоном и зачем-то спускается с ним в бассейн. Я заинтригована.

— Посмотрите-ка на своего отца, — окликаю я Ванессу и Клариссу, но они не реагируют.

Остановившись ровно посредине пустой чаши, Мишель опускает магнитофон на дно и вставляет в него кассету. Голос Стинга в сопровождении гитары многократно отражается от бетонных стенок и поднимается к самой вершине нашего холма. Мы втроем тут же забываем о своей нудной и изнурительной работе, и на наших расстроенных лицах расцветают улыбки. Побросав инструменты, мы бежим вниз, к бассейну. Мишель весело оглядывает своих трех потных и грязных девочек.

— Во всем плохом есть что-нибудь хорошее, — смеется он и подмигивает мне, а Памела лает от удивления, не в силах понять, с какой стати мы вдруг начинаем вопить как сумасшедшие и скакать под музыку.

В самый разгар этого слегка безумного веселья к дому подъезжает белый пикап «рено», и из него вылезает вчерашний электрик месье Дольфо. Он бросает на нас изумленный взгляд, а потом старательно притворяется, что не замечает орущего в пустом бассейне магнитофона, исходящей лаем толстой овчарки и трех прыгающих на дне обезумевших существ. От этой демонстративной скромности мы хохочем еще сильнее.

Месье Дольфо отводит Мишеля в сторонку, подальше от трех чумазых истеричек, и заводит с ним какой-то серьезный и крайне секретный разговор.

Выясняется, что вчера вечером он распил бутылочку вина со своим приятелем, водопроводчиком и по совместительству местным трубочистом, и в разговоре между прочим упомянул о проблеме, с которой столкнулись новые владельцы дома на холме. Quelle surprise! Оказалось, что его приятелю, родившемуся и выросшему здесь же деревне и в юности излазившему все ближайшие склоны, в точности известно расположение нашей водопроводной станции. И теперь месье Дольфо предлагает вечером заглянуть к нам в гости вместе с этим водопроводчиком, месье Ди Луцио. Общий восторг. Я несусь в деревню, закупаю несколько ящиков пива и заталкиваю их в новый холодильник, чтобы было чем угостить дорогих гостей. Но до поры до времени, наученная несколькими разочарованиями, я не позволяю себе радоваться. Кто бы мог подумать, что одна только мысль о льющейся из крана воде сможет привести меня в такой экстаз?

В час, когда вязкая дневная жара начинает сменяться вечерней прохладой, на нашей дорожке опять появляется дребезжащий белый «рено» (у которого, как позже выясняется, нет заднего хода), а за ним следует еще более древний автомобиль размером с небольшой автобус. Из кабины выбирается человек в грязном синем комбинезоне, с ног до головы покрытый сажей. Это сам месье Ди Луцио. Он со смехом объясняет, что весь день чистил камины, и белки его глаз сверкают, как у актера, загримированного негром. Я немедленно проникаюсь симпатией к нему и к его густому провансальскому акценту и предлагаю нашим гостям холодного пива. Месье Ди Луцио охотно соглашается, но при этом опасливо оглядывается по сторонам с видом напроказившего ребенка. Несколькими глотками осушив бутылку, он удовлетворенно треплет себя по внушительному животу и объясняет, что жена недавно посадила его на строгую диету.

Потом мужчины отправляются в экспедицию. Позже Мишель рассказывает мне, что втроем они пересекли границу нашей земли и попали в небольшую долину, отделяющую наш участок от узкой дороги, что спускается к деревне и к морю. Посреди этой долины стоит небольшое каменное строение, похожее на хижину пастуха.

— Вот ваша водопроводная станция, — торжественно провозглашает месье Ди Луцио.

Этот неведомый нам сарайчик был построен нашим славным предшественником синьором Спинотти в том же году, что и сама «Аппассионата». Тогда в имение входила и долина и холмы за ней. Теперь долиной владеет какой-то синдикат в Марселе, но право собственности на сарайчик, вмещающий электрощит, счетчик воды и электрический насос, а также право прохода к нему навсегда закреплены за хозяевами виллы. Толстая деревянная дверь заперта, но Ди Луцио, особо не церемонясь, взламывает ее и гордо демонстрирует Мишелю толстую трубу, тянущуюся к сараю со стороны городка. Первым делом мужчины пускают воду. Она с шумом вырывается из трубы и быстро заполняет небольшой каменный колодец в полу.

— Теперь включай электрический насос, — командует водопроводчик, и месье Дольфо торжественно жмет на кнопку.

Насос начинает трястись и дергаться, будто толстушка, исполняющая танец живота.

— Отсюда вода накачивается в резервуар на вершине холма, а уже оттуда течет вниз к дому, — объясняет электрик.

Мишель с двумя нашими спасителями запирают дверь и, довольные, спешат домой, чтобы выпить по второй бутылке вполне заслуженного холодного пива.

Ди Луцио делает долгий глоток и, прищурившись, вглядывается на верхушку холма. Мы толпимся вокруг него, как массовка вокруг главного героя, и с надеждой смотрим туда же. Большая черно-белая бабочка садится мне на плечо.

— Deux heures, — уверенно произносит наш эксперт.

Два часа. Мы шепотом, как заклинание, повторяем эти волшебные слова. Через два часа у нас будет вода!

— Quelle heure est-il? — спрашивает любящая точность Ванесса.

Кларисса пожимает плечами. Она потеряла часы, пока собирала свои букеты или искала причудливые ветки среди мусора, выброшенного мной и Ванессой.

— Половина седьмого.

— Значит, в половине девятого? Ура!

* * *

Половина девятого наступает и проходит, а воды как не было, так и нет. Каждые полчаса один из нас, тяжело пыхтя и задыхаясь, взбирается на вершину холма, чтобы проверить, не начала ли она поступать в резервуар. И каждый раз посыльный возвращается, сокрушенно качая головой. Pas encore. Пять часов спустя, когда мы ложимся спать, воды все еще не видно.

На следующее утро возвращается месье Ди Луцио. Он вооружается косой и садовыми ножницами и в сопровождении Мишеля, который уже наизусть знает каждый сантиметр здешних зарослей, отправляется на поиски лопнувших труб и протечек. Ничего подобного они не находят. Теоретически нет никаких причин, по которым вода не должна поступать в резервуар. В конце концов они опять добираются до каменного сарая и там обнаруживают, что насос, вчера так бодро заработавший после нажатия кнопки, сегодня мертв. Видимо, после стольких лет простоя это одно-единственное усилие доконало его. Нам нужен новый насос. Во время ланча происходит совещание с участием месье Дольфо, и мы узнаем, что стоимость нового насоса вместе с установкой составляет примерно десять тысяч франков. Это очень плохая новость: таких денег у нас уже нет, а мы ведь еще не расплатились с месье Парковка. Мы благодарим Дольфо и Ди Луцио за помощь и обещаем, что свяжемся с ними в следующий приезд. Они с сочувствием пожимают нам руки и, огорченные, уходят.

* * *

Ближе к вечеру из Англии на двух машинах приезжают мои друзья и привозят с собой несколько предметов обстановки: два больших глиняных горшка с Крита, которые будут дивно смотреться по сторонам ведущей в бассейн лесенки, другие полезные мелочи и, самое главное, мою почту. Мы даже не пытаемся скрыть своего огорчения из-за фиаско с водопроводом. Пока Мишель кормит их салатом и рассказывает всю водяную сагу в подробностях, я ухожу в нашу спальню, чтобы прочитать письма. В большинстве из них рекламные листовки, некоторые пришли от дальних друзей, из вторых рук узнавших о последних событиях в моей жизни — «звучит просто изумительно, дорогая!» — а кроме того, есть и письмо от моего агента. В нем может быть одно из двух: либо полученные на мое имя письма от поклонников, либо чек. Конверт совсем тоненький, и у меня в груди загорается надежда. Трясущимися руками я открываю его и про себя молюсь, чтобы это не был чек на какую-то смешную сумму вроде сорока семи пенсов, которые я недавно получила от Би-би-си за продажу моей программы одному карликовому кабельному каналу в Ботсване. В конверте оказывается банковское извещение о том, что на мой счет переведены деньги за несколько продаж моего фильма «Все существа, большие и маленькие». Этой суммы вполне хватит на новый насос. И еще на то, чтобы сделать первый взнос за очистительную систему для бассейна. Теперь я точно знаю, что у нас все будет хорошо!

Словно победным флагом, размахивая письмом, я выбегаю на верхнюю террасу. Семья и друзья, сидящие внизу, шумно радуются счастливой новости и поднимают за нее бокалы.

Мишель садится в машину и мчится в деревню звонить месье Дольфо, а мы тем временем накрываем стол и меняем кассету в магнитофоне. Ликующая музыка эхом отражается от склона. Проблема с водой решена!

Сколько важных вещей мы в городах принимаем как должное. Простейшая радость умыться и почистить зубы. Неземное блаженство намылиться с головы до пят и взбить на голове пышную шапку шампуня… Ванесса находит течь в одной из труб — из крошечной дырочки, как из гейзера, вырывается фонтанчик. Девочка прыгает в нем, скользит по намокшей земле, вопит и хохочет. Ее восторженные крики заставляют замолкнуть даже цикад.

* * *

— Видите, дом выходит на юго-запад. Из окон виден Каннский залив и гавань Фрежюса. А если встать на цыпочки на верхней террасе или по приставной лестнице подняться на нашу плоскую, посыпанную гравием крышу, можно ясно увидеть два дремлющих у каннского берега острова-ящерицы, Леренские острова.

По вечерам вдоль дороги, бегущей по самому краю берега, зажигаются фонари, и с нашей верхней террасы она кажется бесценным бриллиантовым ожерельем, небрежно брошенным на берег чьей-то рукой. А иногда горы Эстерель бывают дымчато-голубыми и напоминают японскую гравюру. На закате небо над ними становится нежно-розовым и похожим на стаю фламинго из какого-то миража.

Наши друзья вслед за нами начинают проникаться очарованием этой заброшенной фермы, а значит, мы теперь не одиноки. И, возможно, не такие уж сумасшедшие.

Благодаря нашим гостям отель месье Парковка теперь полон. Он с удовольствием вывешивает табличку «Complet» и отныне готов навсегда забыть о случаях незаконного пользования душем. Мы рассчитываемся с ним, а Ванесса и Кларисса собирают свои вещи, чтобы перебраться к нам на виллу. И — самое главное! — они делают это с радостью.

* * *

— Papa! Papa, viens içi! — кричит Кларисса.

Мы бросаем инструменты и спешим к ней. Сестры стоят на коленях и смотрят в темную гладь пруда.

— Il у a des poissons!

Я так и знала! С того знойного, комариного утра, когда мы обнаружили пруд, я часто возвращалась к нему и пытливо вглядывалась в непроницаемую, как черное стекло, поверхность. Кларисса, всегда занятая маленькими тайнами живой природы, весь последний час банками набирала воду под краном — какая невероятная роскошь! — и таскала ее в пруд. Свежая вода взбаламутила тину и тех, кто жил в ней. И вот почти на самой поверхности плавают три большие рыбины — каждая не меньше фута в длину.

— C’est incroyable!

Мы все вчетвером, точно страдающие от жажды мартышки, склоняемся к пруду и разглядываем его обитателей. Это либо карпы, либо огромные золотые рыбки. Со дна поднимается еще одна. И еще. Всего мы насчитали их пять или шесть. А может, и семь — трудно сказать точно, потому что они то появляются, то снова уходят на глубину. Но первые три были самыми большими.

— И как же они здесь выжили? — вслух удивляюсь я.

— Наверное, питались планктоном и водорослями. Но все равно это чудо.

И правда, чудо. Еще одно свидетельство того, что «Аппассионата» жива. Интересно, какие диковины ожидают нас завтра?

* * *

Откуда ни возьмись у нас объявляется еще один и на этот раз не слишком приятный гость — пожилой джентльмен, у которого дело к Мишелю. Он писатель и хочет продать ему свой сценарий. Мы не в силах понять, как ему удалось отыскать нас. К счастью, наши примитивные жилищные условия избавляют нас от необходимости предлагать ему ночлег, но вежливый и добросердечный Мишель все-таки приглашает его остаться на обед. Еду мы готовим на барбекю все вместе и получаем от этого огромное удовольствие.

Стол накрыт под Magnolia Grandiflora. Отсюда открывается изумительный вид на горы и море. Золотой свет старинной масляной лампы, которую я привезла из Англии, играет на лицах гостей. Журчание воды, льющейся в бассейн, вплетается в «Легкую жизнь» Билли Холидей. Мы не возражаем. Сам по себе этот звук кажется нам райской музыкой, несмотря на то что, по нашим подсчетам, такими темпами бассейн будет заполняться три недели. Крис, один из самых старых моих друзей, предлагает купить нам несколько садовых шлангов в качестве подарка на новоселье. Мы выпиваем за это и обещаем, что будем счастливы видеть его у себя и в будущем году.

Для нашего нового гостя мы в подробностях повторяем всю историю поисков и обретения воды. В ответ он, будто старая мрачная Кассандра, цедит:

— Раз уж проблема с водой была, то будет и всегда. Вот в моем доме в Испании… — и рассказывает нам о своих бедах с таким удовольствием, точно желает и нам таких же.

Веселый шум за столом смолкает, и теперь слышно только журчание воды, треск неугомонных цикад да грудной голос Билли Холидей.

— Но мы-то решили свою проблему. Теперь у нас есть вода! — жизнерадостно замечаю я.

— А кроме того, всегда есть вино, — подхватывает Мишель и наполняет всем бокалы.

* * *

Позже наши многочисленные гости рассаживаются по машинам и отправляются в уютный и гостеприимный отель месье Парковка, где наверняка заглянут в бар и выпьют еще стаканчик перед сном. На прощанье мы долго целуемся, обнимаемся, шутим и обещаем друг другу, что в следующие несколько дней непременно выберемся на пляж и поездим по знаменитым блошиным рынкам Лазурного Берега. Наконец шум двигателей смолкает в темноте, и мы остаемся одни. Еп famille.

Перед тем как отправиться спать, мы еще несколько минут сидим, обнявшись, и любуемся на звездный ковер над головой: мужчина, две обожающие его дочери и его новая женщина. Актриса, чужой человек, совсем непохожая на маму. Мы никогда не говорим о наших отношениях. Иногда я замечаю в поведении девочек растерянность или что-то похожее на чувство вины. Особенно сегодня, когда они получили толстое письмо от Матап, схватили его, точно две маленькие белки, и унесли в свою комнату, чтобы прочитать там без посторонних. Я понимаю, что зарождающаяся симпатия ко мне может казаться им предательством по отношению к матери и к прошлой жизни своих родителей, но все-таки мне кажется, мы стали немного ближе. Жаркими вечерами, разбитые после тяжелой дневной работы, обреченные на молчание из-за незнания языка, мы понемногу учимся понимать и принимать друг друга. А сейчас, расцеловавшись, мы отправляемся спать.

У Мишеля из-за всех этих бесконечных экспедиций вверх и вниз по склону и из-за ужасного матраса разболелась спина, но это нисколько не мешает ему спать. Я же лежу с открытыми глазами, и в голове крутится тысяча разных мыслей — в частности, о том, что не мешало бы купить настоящую кровать. И все-таки я счастлива. Я люблю этого доброго и красивого человека, мирно спящего рядом. Я уже люблю этот старый дом, хотя только сейчас начинаю понимать, какая огромная задача стоит перед нами. Но мы ведь никуда не спешим. Это наше первое лето на вилле, и она еще даже не принадлежит нам. Зато уже есть электричество и вода, а значит, здесь вполне можно жить. Завтра в бассейне начнут устанавливать очистительную систему. Для готовки у нас есть барбекю. Прибавьте к этому свежайший салат с великолепного рынка в Каннах, широкий выбор самых лучших сыров, теплый, только что из духовки, хлеб и неограниченное количество местного вина. Скажите — можно ли питаться лучше? Когда мы вернемся сюда на Рождество, Мишель обещает научить меня готовить на открытом огне. Я ворочаюсь, стараясь обогнуть яму и самые злые пружины, и закрываю глаза. Пусть мне приснится наша первая зима на «Аппассионате»: поленья, пылающие в камине, зажаренная на огне индейка и неторопливые прогулки в лес за хворостом. Сквозь надвигающийся сон я слышу дробный глухой перестук где-то наверху.

Что-то происходит на нашей крыше. Как будто по ней бегают чьи-то маленькие ножки. Неужели крысы? Перестук становится все громче и быстрее. И только тут я понимаю, что идет дождь. Первый дождь после долгих знойных и засушливых дней. Лежа под тонкой простыней, я вслушиваюсь в него и жадно вдыхаю новые, головокружительные запахи вымытой природы. Наверное, небеса разверзлись специально для того, чтобы помочь нам побыстрее наполнить бассейн. Под звук барабанящих по крыше струй я сладко засыпаю.

Утром я встаю первой и, еще не проснувшись, бреду на кухню, чтобы сварить кофе. Каково же мое удивление, когда босыми ногами я вдруг чувствую что-то мокрое! Я смотрю вниз и вижу на томатно-красной плитке три небольшие лужицы. Я уже готова обвинить бедную Памелу в том, что ночью она пробралась на кухню в поисках еды и оставила нам сувенир, но потом поднимаю голову к потолку и вижу три маленькие дырочки в облупленной штукатурке. Только тут до меня доходит весь ужас случившегося.

— Мишель! — кричу я. — Мишель, у нас течет крыша!