— Слушай, долго жить хочешь? Приезжай к нам. У нас долго живут. Посмотри на меня. Я долгожитель. Конечно, не рекордсмен. Мировой рекорд — сто восемьдесят лет, говорят. Как думаешь, могу на побитие пойти?.. А если я тебе скажу, что это не от меня зависит — а от тебя, от всех вас? Непонятно? Тогда я тебе секрет открою, почему долго живу — поймешь. Только не буду рассказывать, что пью, что кушаю, чем дышу: у меня не в этом дело. Хотя кушаю хорошо, потому что работаю на свежем воздухе. А на свежем воздухе — потому что я сторож. Но не думай, что я такой сторож: что сторожу, то кушаю. Что я сторожу — знаешь, кто кушает? Не хочу говорить. Догадался, где я сторож? Правильно. Но если ты ко мне на работу придешь — сразу не поверишь, что кладбище. Скажешь: музей современной скульптуры.
Видишь: гранит, мрамор, бюсты, статуи. Ты немного удивлен, да? Зачем такие большие? Затем, что люди большие были.
Вот этот, видишь — в полный рост стоит. Спасенные поставили. Много людей спас. Простым бухгалтером работал. Но где люди гибнут, его зовут — он сальдо-бульдо сводит. Ревизия приходит — ничего не видит, потому что он ревизия и есть.
Теперь на этого посмотри: с шашкой наголо. Джигит! А видел бы ты, как он при жизни рубил! Вплоть до копыт — все высшим сортом. Великий рубщик нашего времени!
А как тебе этот лев? Директор зоопарка лежит. Говорят, скульптор предлагал бегемота изобразить, потому что покойный на травоядных больше имел, чем на хищниках. Но вдова на бегемота не согласилась: «Мне тяжело приходить будет, если он сам на себя будет слишком похож».
Вот тоже оригинальная скульптура. Видишь: ученый, в телескоп смотрит. Интересное происхождение образа: над его «Гастрономом» какой-то шутник первую букву от вывески отломил. Ему говорят: «Поправь, глупость получается». А он говорит: «Ничего не глупость. Я и есть астроном, потому что знаю, вокруг чего все вертится».
А это тебе что-то напоминает? Правильно, ты его в Ленинграде видел. Но здесь, конечно, копия. Конь тот же самый, но человек сидит другой. И конечно, в масштабе. Три к одному. Думаешь, чересчур? Слушай, человек в порту работал. Международные линии, понимаешь? Такое окно в Европу прорубил — Петр Первый, будем считать, форточку врезал. Вот и решай: кто из них Медный всадник?
Ты заметил: итальянской обуви в магазинах не стало? А почему? Потому что человека не стало. Вот этого. Знаешь кто? Только не удивляйся. Фабрикант! Своя фабрика была. Самая настоящая. Но попробуй найди. Ну, стоит забор. Ну, проходная, вахтеры. Утром пятьсот человек заходят, вечером выходят. Ну, даже если и ты зайдешь. Ну, двор. Ну, цеха. Ну, контора. В коридоре — Доска почета, в углу — стенгазета. Попробуй догадайся, да?!
Я тебе больше скажу: знаешь, где сейчас с обувью хорошо? На том свете. Такой человек: он и херувимов материально заинтересует, и любой апостол к нему в контролеры ОТК пойдет...
Конечно, если его конкурент не обгонит. Вот этот, под плитой. Все пешком ушли, а он в автомобиле уехал. Нет, серьезно. Завещал себя в любимом «мерседесе» опустить и чтоб за рулем сидел. Жена на похоронах так плакала, так убивалась, в капот его целовала: «На кого ты нас покидаешь?» А сын дверцу открыл и говорит, как живому: «Папа! Я в школу третий день на «Жигулях» приезжаю. Надо мной смеются. Ты этого хотел?»
Но в целом у нас порядок: директор строгий. Если увидит что-нибудь не на своем месте — ой! Недавно из отпуска вернулся, а у самого входа новый клиент размещен. Он мне велит заместителя позвать. Спрашивает: «Кто?» — «Знатный рабочий, товарищ директор».— «Откуда? Мясокомбинат? Автосервис?» — «Металлургический завод».— «Так...— говорит директор.— А ты знал, что я это место для тестя держу?» — «Виноват, товарищ директор. Общественность надавила: знатный человек, пятнадцать лет у печи отстоял». Директор как закричит: «Мой тесть тоже знатный! Он тоже пятнадцать лет! Он их не только отстоял! Он их отсидел»!
А тесть его — действительно мастер. Квартиры делает. Но, конечно, не штукатур, нет! Не штукатур, не плотник. Но квартиры делает. Зятю с фонтаном сделал! Своими руками. Потому что у него везде руки и везде свои.
Директор привез его новое место выбирать — ему не понравилось: «Что ты мне предлагаешь? Это мне сосед, да? Это мне сосед? Раньше они при мне сесть не решались, а теперь я вхожу, а они лежат! На лучших местах развалились, наглецы!»
Директор говорит: «Отец, есть очень красивое место. И без наглецов. Обычные люди лежат».— «Нет,— отвечает тесть,— неудобно. Обычные люди от меня квартир ждали, ждали... Теперь сами получили. Они мне там со всех сторон начнут нехорошие слова говорить. Не хочу!»
И вот теперь открою тебе секрет, почему долго живу. Не потому, что очень крепкий, а потому что меня тоже положить некуда. С «астрономами» этими, с «мерседесами» рядом не хочу лежать: я честный человек. Ты скажешь: «Какая проблема, если честный, иди, к обычным людям ложись». Я бы лег. Но дети. Внуки. Правнуки. Хором: «Папа! Дедушка! Мы-то знаем, что ты честный. Но люди по-другому думают. Люди скажут: «Какой человек был! Кладбищенский сторож! А вы его с инженерами положили!»
И вот получается: с жуликами лежать совесть не велит, с нормальными людьми — служебное положение не позволяет.
Слушай, неужели, пока это жулье ликвидируют, я успею мировой рекорд долголетия побить? Как думаешь? Какие перспективы?