Прочел я недавно рецензию. Разбирается кинокомедия. Снята в жанре комедии положений — то есть смешное возникает из чисто случайных недоразумений, порою нелепых. Критик недоволен. Ругается. Пишет, что в жизни столько недоразумений сразу — не бывает. И захотелось мне ему возразить. Захотелось сказать: напрасно вы, уважаемый, не доверяете нашей разнообразной жизни. В ней все бывает. Да вот, хотя бы...
Еду в троллейбусе, не важно куда, а важно, что зимой и в вечерний час «пик». Всех нас очень много, и все мы толстые от добротной зимней одежды. Стиснуты — раньше говорили: как сельди в бочке. Теперь сельдью из бочек не торгуют, поэтому позволю себе сказать: как свежемороженые креветки в коробочке. И в такой ситуации — замечаю не впервые — не все креветки платят за проезд. Потому что шевельнуться — проблема. Достать абонемент или монетки — сложный технологический процесс. Или акробатический этюд. Не все владеют. Тут и хорошему человеку подумается: да ну вас к лешему! Еще вы мне за такие поездочки должны платить.
Водители это знают. Но что они могут сделать? Только напугать. И вот над нашими головами раздается: «Приготовьтесь к контролю!» Ну, здравомыслящему человеку в общем-то понятно: о том, чтобы контролер пробился через нашу коробочку с креветками, через наш, развивая иронию, прессованный изюм, через этот наш массовый Лаокоон,— об этом не может быть и речи! Но ведь испуг рассчитывает не на здравый смысл, а на нашу неустойчивую психику. В подсознание бьет. И некоторые действительно пугаются. В частности, неподалеку от меня начинает нервничать высокая крупная женщина. Она и сама по себе не худенькая, да еще на ней пальто толстенного драпа. И стиснута она до такой степени, что руки не поместились надлежащим образом вдоль туловища. Одна невольно обнимает за шею соседнего мужчину, а другая вообще задрана кверху и в сторону, как у метательницы диска. Надо, кстати, отдать должное мужчине: на это объятие он никак не реагирует, всецело понимая его как следствие тесноты, а не проявление симпатии. А еще один мужчина, вернее, паренек, наоборот, притулился к женщине под бочок и на ходу дремлет. И ей тоже, конечно, понятно, что никаких чувств к ней он таким способом не выражает, а прилип совершенно стихийно, в процессе общей запрессовки. А дремлет, так как устал на работе. Есть еще у нас люди, которые хорошо работают и от этого немного устают.
И вот эта женщина говорит мужчине — тому, которого обнимает:
— Залезьте, пожалуйста, ко мне в карман и передайте на абонементы.
Просьба понятная, а все же немного необычная. А ехать в давке скучно, и на все чуть-чуть необычное люди откликаются с особой охотой. Особенно женщины. Они, я давно заметил, в транспортной давке лучше мужчин сохраняют расположение духа и чувство юмора.
Одна говорит:
— Вот это да! Тут думаешь: держись за карманы. А она добровольно: лезь, говорит, товарищ, лезь!
А еще одна, по голосу — записная юмористка, говорит:
— Вот так залезешь по просьбе, а тебя же и поймают с поличным. Потом доказывай, что ты не верблюд.
Смеемся, конечно. И мужчина этот улыбается. Но при этом говорит:
— Вообще-то мне на следующей выходить.
Полная женщина ему говорит:
— Вас как человека просят. Видите же — сама не могу. Там,— говорит,— кошелек, вам его, конечно, не выдрать, но там, по-моему, помимо кошелька должны валяться две-три монеты, вот вы их и выскребайте. Я же вам доверяю.
Мужчине стало совестно, он приступил.
Юмористка говорит:
— Что-то он долго вас щупает. Им только дай волю.
Но вот вытащил он монетки, через меня передал, а сам, пыхтя и крутясь, устремился к задним дверям, до которых ему было ближе. То есть не врал, что ему выходить.
Полная женщина говорит ему вдогонку:
— Спасибо, выручили.
А юмористке делает внушение:
— Шутки мне ваши не нравятся. И вообще. Доверять надо друг другу. Кто его будет ловить с поличным, если я сама попросила?
Юмористка обиделась.
— А еще,— говорит,— неизвестно, как он у вас там в кармане себя вел.
— Это в каком смысле?
— А в том, что у вас там кошелек. А вот интересно, там ли он еще?
— Да как вам не стыдно,— возмущается полная,— подозревать незнакомого человека?
Но вскоре после этого она вдруг страшно напрягается, и все мы, расположившиеся вокруг нее, начинаем буквально ходить ходуном. Это она лезет-таки проверять.
А троллейбус как раз остановился, и началась очередная высадка-посадка, сопровождаемая повышенным шумом и толчеей.
И вдруг полная, оборотясь к задним дверям, кричит:
— Держите его, который в шапке пирожком, высокий! Не выпускайте! Он кошелек украл!
Но оттуда кричат:
— Нет уже такого! Весь вышел!
— Ой!— она говорит.— Ой! Сорок рублей было и ключи. Ой!
И тут паренек, который все это время дремал, открыл глаза и говорит:
— Да не «ой!», а вы не в тот карман залезли. Вы мне в куртку залезли и тут, естественно, вашего кошелька нет. И вообще ничего нет.
Все вокруг так и грохнули. Полная покраснела и говорит юмористке — а их к этому моменту стиснули лицо к лицу:
— Это все вы с вашими подозрениями. Я же говорила: абсолютно порядочный мужчина... А вы уж извините,— говорит она пареньку.— В такой тесноте и не чувствуешь, куда рука идет. Кошелек-то у меня в кармане с другой стороны. Вот тут. Вот он,— говорит она с облегчением.
Но, между прочим, достав, больше в карман не опускает, а, крепко зажав его в руке, держит над головой. При этом говорит:
— Пропустите, я на следующей выхожу.
И, кроша толпу, как ледокол, поперла к выходу.
Я, желая подвести итог, говорю юмористке:
— Смешная история.
Но замечаю, юмористка побелела лицом, глаза округлились, рот приоткрылся, и вообще весь юмор в ней кончился. Она вдруг лезет в карман своего пальто и выдергивает руку, как если бы там наткнулась на острое. И кричит на весь троллейбус, как незадолго до того полная:
— Эй!—кричит она ей вслед.— Женщина! Стойте! Вы же мой кошелек утащили!!!
И со страшной силой рвется в погоню, но из-за недостаточного веса практически никуда не продвигается. К счастью, до полной долетают-таки ее горячие выкрики. Та разжимает пальцы и видит, что да — не ее кошелек... Кошелек благополучно идет по рукам к юмористке, и на этом заканчивается наша маленькая комедия положений.
Интересно, что сказал бы о ней тот критик?