Хорошая у Сергея Иваныча жена, но немного суе­верная.

Собрала гостей на день рождения. Люди только рюмки подняли, а она вдруг бегом из квартиры. Привела соседа.

—   А то,— говорит,— за столом тринадцать человек. Не к добру.

Подняли тост за именинницу. Вдруг кто-то говорит:

—   А ведь нас пятнадцать стало. Тринадцати-то и не было. Именинница самою себя забыла сосчитать.

Тьфу! Незачем было и соседа приводить! Но не выго­нять же человека. Так и остался. Больше того, последним ушел — ему не на транспорт.

Вот они, суеверия.

Сергей Иваныч как-то вышел из дому, на лестнице опомнился: перчатки забыл. Вернулся — не тут-то было.

—   Нельзя,— говорит она.— Дороги не будет.

Он говорит:

—   Ну, так ты мне их подай.

—   Через порог не подают. Плохая примета.

—   Тогда выйди с ними сюда, на площадку, тут пере­дашь.

—   А как я обратно вернусь? Тогда и мне на весь день дороги не будет.

Так и ушел без перчаток. А мороз был под тридцать. Мило!

А однажды возвращается он с работы, а жена во дворе стоит и плачет.

—   Что случилось?

—   Домой не могу попасть...

—   Ключ потеряла?

—   Нет... Меня черная кошка вокруг обежала!

—   Давно стоишь?

—   Давно.

—   Ну, хватит,— говорит Сергей Иваныч.— Что за глупости. Идем.

—   Нельзя! Что-нибудь случится.

—   Ничего с тобой не случится.

—   Не со мной, так с тобой. Ты же мне не чужой человек. Что же, я тебе зла желаю?

—   Что же будем делать? — спрашивает Сергей Иваныч.

—   Не знаю. Вынеси мне поесть.

Пошел Сергей Иваныч домой, бутерброд изготавли­вать, а пока шел, прикидывал, во что ему суеверие жены обойдется. Палатку придется купить, раскладушку да три раза в день ходить кормить ее там, во дворе. Да по ночам охранять. Ужас!

И вдруг придумал простой выход.

Вернулся во двор, несет бутерброд, а сам хромает.

—   Все! — издали еще кричит.— Можешь идти! Уже все равно случилось: я ногу подвернул.

Жена бутерброд схватила.

—   Ой! — говорит.— Большое тебе спасибо.

Так и не понял, за что спасибо, за ногу или за бутерброд.

А ногу эту, будто бы подвернутую, дома позволил жене забинтовать крепко-накрепко. И весь вечер при­храмывал и стонал. И на всякий случай даже назавтра иногда хромал. Прямо артист!