В правом верхнем углу обязательное «Совершенно секретно». Резюме начальника одесского губернского жандармского управления:

«Императорский Новороссийский университет служит складом оружия для бунтовщиков, а по некоторым данным, в лабораториях его изготовляют разрывные снаряды… Студенческая милиция участвует во всех беспорядках, поддерживает революционеров и действует с ними против войск и полиции».

Беспорядки начинаются, как только до Черноморья доходит весть о трагедии у стен Зимнего дворца. Кровавое воскресенье девятьсот пятого года! За один этот день, по словам Ленина, революционное воспитание шагнуло вперед так, как оно не могло бы шагнуть в месяцы и годы серой, будничной, забитой жизни.

С утра в понедельник, 10 января, Нариман Нариманов председательствует на митинге студентов-медиков. Обязанность, которую он все более охотно выполняет. Из стен университета бурливый, многоголосый поток разгневанной молодежи вырывается на улицу. По Херсонской к театру Сибирякова. Поют «Дубинушку», выкрикивают «Долой самодержавие! Да здравствует революция!». Навстречу с Молдаванки, Дофиновки, Пересыпи, из гавани и с железной дороги — рабочие, матросы. Стачка. Политическая!..

Занятия в университете, возобновившиеся было с 21 февраля, снова прекращаются. Теперь в знак солидарности с бастующими студентами Петербурга, Киева, Харькова. Двери аудиторий распахнутся лишь в сентябре. По призыву Центрального Комитета большевиков, с тем чтобы университеты, институты России стали центрами политической агитации. Каждый вечер на Ольгинской в здании медицинского факультета и на Дворянской в главном учебном корпусе, некогда построенном для лицея дюка де Ришелье, одного из первых градостроителей Одессы, жизнь бьет ключом. Сотни мастеровых, поденщиков, приказчиков, ремесленников, мелких служащих сходятся со всех концов города. Сразу в нескольких аудиториях возникают быстротечные собрания. В коридорах то там, то здесь шумные беседы, споры.

Правительство прибегает к привычному средству: с 5 октября все университеты и институты (за единственным исключением — Киевского политехнического) объявляются закрытыми. Иногородним студентам предложено в срок самый короткий убраться восвояси.

Охотников покинуть Одессу в кавказском землячестве раз-два и обчелся. Куда больше желающих записаться у Нариманова в дружины самообороны. Дело действительно спешное, неотложное. Уже 14 октября дружине приходится отбивать нападение полиции на большой митинг рабочих, студентов, учащихся мореходного училища. Сразу после того — отражать налет казаков. И до начала боев на баррикадах остаются считанные часы. Боев жестоких, неравных. В первый день в зале оперативной хирургии в цинковых гробах трупы лаборанта Кадиашвили и пятерых студентов-медиков…

Восемнадцатого в утренних газетах появляется благополучно добравшийся до Одессы манифест о дарованных Царем «свободах». Свободами спешит воспользоваться «простой лояльный гражданин» — шеф «черных сотен» — остзейский барон Нейгардт. В казенной типографии генерал-губернаторства печатает многие тысячи листовок: «Кто во всем виноват — разберитесь сами!» Вместе с листовками в тонком золотом багете — литографические портреты «ущемленного интеллигентами и инородцами» государя императора с голубой лентой через плечо. Стараниями городовых и дворников листовки и портреты попадают в нужные руки, в назначенный час. Это сигнал начинать педантично подготовленную резню.

Лужи крови на дворах, на мостовых. Смерть в домах, смерть на улицах, на бесчисленных ступенях каменной Потемкинской лестницы, что сбегает с прибрежного холма в гавань. Пожары. Повальные грабежи. Многонациональная, трудовая Одесса отдана на растерзание. Сутки, вторые, четвертые. Студенты-санитары доставляют раненых, искалеченных в хирургическую клинику медицинского факультета, напоминающую в эти дни лазарет на поле боя. Не смыкают глаз, не отходят от операционного стола студенты Лысенков и Нариманов.

Центральная газета большевиков «Пролетарий» отмечает: «Если бы не дружины самообороны, то черносотенцы разгромили бы всю Одессу». С первого часа плечом к плечу — рабочие, студенты, моряки, вооруженные давно отслужившими свой срок берданками, дробовиками, охотничьими ружьями. У самых удачливых карабины и револьверы — трофеи, добытые в боях. Уничтожить первопричину — государственный строй они еще не в силах. В их возможности только унять, заставить отступить разгул дремучей ярости.

На авансцену выходит второй не менее верноподданный прибалтийский барон, генерал Каульбарс, перед тем отличившийся при расстреле у Строгановского моста безоружных рабочих, уходивших из горящего порта. Теперь генерал — охранитель порядка, опора закона. По его приказу возвращаются к обычным занятиям дворники — метут, моют улицы. Объявляется полиция. Пуще прежнего рыщут филеры. «Журнал донесений» обогащается новыми записями. Приступают к допросам жандармские ротмистры.

Нариману Нариманову полный смысл побыстрее скинуть студенческую куртку, расстаться хотя бы на время с импозантной бородкой, высветлить волосы — так, чтобы «установленные наблюдением приметы» перестали «соответствовать». Стоит поторопиться также сменить местожительство и род занятий. Университет все равно закрыт. Понимать надо, что на долгий срок.

В воскресенье, 27 ноября, Нариманов уже в Баку. Он вместе с двадцатью тысячами промысловых рабочих, моряков, горожан на Стародумской площади. Обменивается приветствиями, добрыми пожеланиями. С истинным кавказским радушием зовет: «Мусульмане! Идите на собрания, где говорят социал-демократы! Вы узнаете тогда, что вы должны делать, и с кем вместе вы должны идти к достижению свободы и счастья! Социал-демократы ждут вас к себе, граждане мусульмане!»

В воскресенье, 27-го… Стало быть, через месяц после того, как он с трудом нашел и тайком увез из больницы на Пересыпи своего раненого земляка-студента Кязима Байрамова. А что было в промежуток… станет известно позже, после обыска на тифлисской квартире Нариманова.

«ПОСТАНОВЛЕНИЕ № 19

…

2) Кроме сего у того же врача Нариманова отобрана его собственноручная рукопись на татарском языке, являющаяся конспектом реферата, прочитанного им в 1905 году в городе Одессе, о преимуществах республиканского строя перед монархическим. Причем, как видно из означенной рукописи, Наримановым всякий раз во время реферата было предложено присутствовавшим почтить вставанием память революционных борцов, погибших в г. Одессе в борьбе с правительством.

3) У него же по обыску найдена…»

Захваченная рукопись то ли уничтожена, то ли утеряна по небрежению. В «деле» — только перевод. Неполный — видимо, отрывки, привлекшие внимание штатного переводчика губернского жандармского управления. «Весь государственный строй, вся администрация, от главы правительства до последнего стражника, — олицетворение коварства, подлости, бездушия, продажности… Для избавления от гнета недостойного режима необходима революционная борьба, цари-тираны никогда не уступят своей власти добровольно, без яростного сопротивления… Победить может только народ, объединенный под красным знаменем революционной партии. Нельзя, ни в коем случае нельзя поддаваться примиренческим невежественным партиям, призывающим носить портрет царя».

И в заключение его, Нариманова, обращение к трудовому населению Одессы с призывом становиться под Красное знамя революционной партии. Это завершение раздумий: жребий брошен, выбор сделан. Сразу по возвращении в Баку Нариман Нариманов окончательно приходит к большевикам. Вступает в «Гуммет».