Рыцари Новороссии. Хроники корреспондента легендарного Моторолы

Дубовой Геннадий Васильевич

Геннадий Дубовой, позывной «Корреспондент», на передовой с первых дней войны на Донбассе. Воевал под командованием Стрелкова, Моторолы, Викинга. Всегда в одной руке автомат, в другой – камера. Враги называли его «пресс-секретарем» Моторолы, друзья – одним из идеологов народной Новороссии.

Новеллы, статьи и очерки, собранные в этой книге – летопись героической обороны Донбасса. В них не найти претензий на заумный анализ, есть только состоящая из свистящих у виска мгновений жизнь на поле боя. Эти строки не для гламурной тусовки мегаполисов, не для биржевых игроков, удачливых рантье и офисного планктона. Книга Дубового – пособие для пассионариев, таких же как он, встающих в строй по зову сердца, идущих в атаку, преодолевая оцепенение и страх.

Герои книги – соратники и боевые побратимы Дубового, соль Русской земли, частица ее души: отец Виктор и «Дым», Алексей Смирнов и «Гиви», Денис Пушилин и «Моторола», «Кедр» и Александр Жучковский, «Викинг» и «Балу», «Боцман» и «Кирпич», Игорь Стрелков и «Поэт», «Ислам» и Александр Пашков…

 

© Дубовой Г.В., 2017

© Книжный мир, 2017

 

Памяти деда

22 июня, на рассвете, мой дед сдавал кровь. Его друг попал в аварию, требовалось переливание. Группа крови у них была одна, дух – разный. Дед отдавал кровь другим до самой смерти, – был почетным донором. Когда-то это ценилось. Здоровенный был мужик, породистый. Никогда и насморком не болел. Он и погиб, как фамильное дерево, стоя.

Насчет породы не ради красного словца сказано. Предки его – казачество да духовенство. От них сила – и духа, и плоти. До войны в их крупном селе никто храм не закрывал, священника уважали. Когда же ретивые пришлые комсомольцы поперлись на колокольню «язык у неба выдирать», дед только кулак показал: «Онемеете все…» – толпа вроссыпь.

Любила его бабушка по-настоящему, до последнего мига земной жизни. Как в христианском венчанном браке и должно быть. Каждую деталь с ним связанную запечатлела в сердце, всё важное когда-либо им сказанное сохранила.

Дед верил в равенство, как его понимал: равенство всех перед Богом и Заповедями – законами. «Когда все будут действительно равны, – часто повторял он жене, – тогда вместо одинаковости в грехе все станут разными в умении радоваться. Так, думаю, о нас Создатель замыслил». Поразительно просто и ясно. А ведь образование у него было – «три коридора». У Михаила Анчарова, замечательного писателя и «последнего романтика социализма», я встретил схожую формулу: «Равенство – это разнообразие».

На войне деда мучило безответное: почему у немцев, с их делением на высших и низших, для солдат и офицеров – на фронте один котел. А в «рабоче-крестьянской армии» страны «всеобщего равенства» – спецпайки для комсостава. Почему у противника и генералы на передовой, а наши «македонские», что постарше комбата, по блиндажам в тылу «крысятся». О введении погон сказал: «Войну выиграли, – Советскую власть проиграли».

Родись он чуть раньше, скорее всего воевал бы в гражданскую «За Советскую власть без жидов и комиссаров». Под властью Советов он понимал спроецированную на все уровни управления вечевую власть «мира», действительное народное самоуправление.

Он часто говорил, что в Отечественную мы победили «только милостью Божией». И как бы ни курочили историю ком-мемуаристы, а по человеческим раскладам вермахт до линии Астрахань – Архангельск дошел бы. Будь мы экономически хоть сто крат мощнее Европы. Хоть была и «война моторов», да только «моторы те им в аду мастерили, нам – повыше облаков».

В бою у деда заклинило пулемёт – так, что ещё пару минут «и немец дал бы мне очередью в лоб… «Прими душу мою, Христе, Боже мой», – думал. Бухнуло. Глянул, а от немца – тю-тю. Когда прямое попадание или снаряд рвётся совсем рядом – человек сгорает в миг, и подковки на каблуках испаряются…»

Молился дед, не таясь. Настучали, понятно. Комиссар о «религиозном разложении» повякал, да под взглядом дедовым сник. А когда особист иконочку из солдатской книжки вынул и нацелился изорвать – дед лишь запястье ему «слегка» сдавил. Улыбнулся: «Иди-ка ты к Михал Иванычу…» И – под нос бдительному «товарищу» вырезку из «Правды» – с куском сталинской конституции насчет свободы вероисповедания в стране, «где так вольно дышит человек…» Обошлось.

Воевал он не только «Максимом». У немца пленного выучился католическим молитвам на немецком и латыни. А басище-то был у него свирепый – «царева диакона». Как начнут из вражеских окопов ночью орать да бахвалиться, – он и ошарашит: «Отче наш, иже еси на небесех. Да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое…»

Немцы – о русских свиньях. А он в ответ: «И не введи нас во искушение». Немцы о неизбежности триумфа нордической расы. А он им: «Избави нас от лукавого». Немцы о Третьем Рейхе в масштабе земного шарика. А он терпеливо напоминает: «Твое есть царствие, и сила, слава…»

А когда на Рождество, перепившиеся фрицы похабные песенки блеяли, дед во всю «цареву» глотку выдал: «Аве, Мария!..» Когда всё спел, после долгущего молчания из немецкого окопа всхлипнули: «Спасибо… Кто ты?»

Дед ответил пулеметной очередью. Единственный раз за всю войну не прицельной.

Сталина, понятно, не любил. Но и тираном лютым не считал. «Где страдают – там каются, а где треп с набитым брюхом – там за грош удавят ради брюха».

Всё происходящее в стране воспринимал как вразумление. Как наказание за теплохладность народа, безверье и спесь «элиты». За многие грехи прежней России, последним из которых считал отречение Государя: «Не я от царя отрекся, он от предназначенного ему Самим Богом отрекся. Значит, и от меня». Но всякий раз добавлял: «Прости меня, Господи, если не то говорю».

И хотя многих родственников раскулачили, не роптал и обид не таил: «Что дадено, то и отнято. Бог не выдаст, свинья не съест».

К собственности относился трезво, по Заповеди. Чужого за всю жизнь и зернышка не взял, а своего не давал лишь тем, кто и сам никому не даёт. Когда в голодном 47-м бабушка принесла детям «позаимствованной» у государства муки – велел отнести на место. Она в плач: «А дети как?!» – «Молись лучше…» И вымолила.

Из всех трофеев – набор инструментов из берлинской мастерской да ещё комбатом при расставании подаренный «Вальтер». Из него и убили. Точнее – добили.

В день похорон «величайшего в истории вождя народов» деда прорвало: «Страну теперь съедят. На крови всё держалось, она – живая, выдюжит всё. А кости загубленных сгниют – что на трухе устоит?» И ещё: «После «царя» всегда шакалы, а следом придут кроты. Выжрут Советскую власть, закусят державой…» И ведь как точно!

Те, кого величают «совестью нации» – философы, ученые, писатели – пророчили Советскому Союзу чуть ли не сотни лет. А простому русскому мужику уже тогда всё было открыто. Потому что жил он не одним своим умишком, не пытался «ветку-жизнь под себя ломать», а бодрствовал и молился.

Всё это было сказано при лучшем друге, с которым ушел на фронт и 1,5 года – до перевода после госпиталя в другую часть – служил в одном пулеметном расчете. И сыну его был крестным отцом. Но потом по партийной линии пошёл друг – тот самый, спасённый 22 июня 1941 года дедовой кровью.

Стражи в голубых погонах пришли в тот же день. И «антисоветчик» ушёл бы без ропота, если б жену – а была она на сносях – не толкнули наземь. Дед православным был христианином, а не толстовцем – передавил бы всех, они это поняли сразу. И когда за штырем метнулся к сараю, его бортом грузовика впечатали в стену. Но и полураздавленный, почти мертвый он стал выдираться. Недолго думая, эмгэбэшник выстрелил из реквизированного «Вальтера». В голову. Когда грузовик отъехал, дед остался стоять.

Мой дед, Пётр Андреевич, был рядовым русским солдатом. Простым землепашцем с корнями из казаков Вольного Дона по отцу, из священников Курской губернии по матери. Лицом и статью – образец арийца с плаката «Вступайте в ряды «Ваффен СС». «Кровь и почва» называлось это теми, кого давил он спокойно из своего «Максима».

А задавили его – «свои». Сучата-стукачата. Карьеристики. Партейцы пронырливые сервильные, без мыла проскальзывающие в креслица «руководящих и направляющих» – всегда мимо да в кровавую топь…

Предателей – вешали во все времена. Мы уже вне времени?..

В юности я мучительно хотел посмотреть в глаза тому, кто предал моего деда. А теперь не хочу: я однажды непоправимо почувствовал, что в глазах таких людей не отражается ни-че-го.

Внук предателя на Украине до высоких поднялся чинов и ныне упоённо лижет сапог с лэйблом «NATO».

Его предок незадолго до смерти жену преданного друга разыскал, – руки целовал да плакался, что являться ему стали «какие-то черные». Воистину – «воздаяние грешников узриши». Дед и мёртвый их пересилил.

Мы, рожденные в СССР, и наши дети-внуки-правнуки не помянем добрым словом «мародерскую власть комиссаров». Но ещё не раз заплачем о заветно-запретной единой стране. Зарыдаем горько. О «цивилизаторами»-псами перекалеченной, расчлененной, обглоданной нашей Родине. О Святой Руси.

Которой 22 июня, как и до и после отдавал кровь мой дед и такие по духу, как он. Отдавали всем, кто были до них и всем, кого просто могло не быть. Всем нам. И тем, кто потом предал, и тем, кто никогда не предаст.

Схватка за жизненное пространство для них – это Вечная Великая Отечественная для нас. Она началась в 988 году от Рождества Христова и кровавить будет до исчезновения пространств и времен. Как для Господа «тысяча лет как один день», так и для Родины нашей, каждый день – это нескончаемое 22 июня. И у каждого, кто милостью Свыше, призван в сей мир в высоком звании «православный русский», выбор прост: либо дезертир, либо – из окопа в атаку. Либо предатель, либо – Русский Солдат Вечной Войны.

 

«Рыцарь Новороссии»

Гена Дубовой – человек-война, в котором самым непостижимым образом сочетается человеческая мягкость, может, наивность и самая что ни на есть крутая брутальность вояки. В сосуде его души – классический набор хлебнувшего войны абсолютно гражданского человека, ставшего военкором. Физика подтверждает такое перерождение на донбасской войне: контузия, ранения, обожженное лицо… Живые, пронзительные глаза, которые смотрят гораздо глубже, пытаясь изучить самое скрытое у собеседника.

Дубовой ментально врос в камуфляж и не расстается с фартовыми обрезанными перчатками, впитавшими пот, кровь и запах сгоревшего пороха. Да-да, это именно он, его трудно перепутать с кем-либо, он не затеряется в толпе ручных сменных репортеров, зачастивших в ЛДНР.

Итак, знакомьтесь – Геннадий Дубовой, хотя заочно с этим бойцом-военкором знакомы тысячи, десятки и сотни тысяч, если не миллионы. Благодаря его репортажам – простой солдатской правде в статьях, роликах и постах в соцсетях, – мы знаем о героях Славянска, Семеновки, Николаевки, Донецка, о кинжальных боях в разрушенных напрочь селах у подножия Саур-Могилы, о многом и многом другом. От Дубового мы получили живое слово и щемящие кадры войны во время первых боев на Донбассе, в тот момент, когда федеральные телеканала только пытались формировать «политику партии» по освещению новой войны…

Новеллы, статьи и очерки, собранные в этой книге – летопись героической обороны Донбасса. И не найти в них претензий на заумный анализ, есть только жизнь на поле боя. Из коротких мгновений боя состоит эта жизнь, строки не для гламурной тусовки мегаполисов, игроков миллионными облигациями и удачливых рантье. Книга Дубового – пособие для пассионариев, таких же как он, встающих в строй по зову сердца, идущих в атаку, преодолевая оцепенение и страх.

«Корреспондент» не стал изобретать велосипед, описывая войну. Именно поэтому здесь так много правды, только правды, истины, простых человеческих эмоций, что снайперски отражают сию часть человеческого бытия. Это клятва Дубового, если хотите, его персональный Крест во имя спасения бессмертной души, во имя спасения России.

Это большой секрет, но я все же открою его вам. Упорный, несговорчивый, резкий донельзя, до кулачного боя Дубовой – один из авторов Новороссии, которую поспешили похоронить махинаторы из высоких кабинетов. Но их усилия оказались тщетны: как можно лишить жизни то, что принадлежит Вечности, истории, России?

Скромняга Дубовой пошел дальше, волей-неволей став одним из проводников идеологии Новой России. На ее защиту, бросив тепло, уют и размеренность сытой гражданской жизни, устремились тысячи добровольцев из России и других стран. Дубовой встал в этот строй одним из первых, еще когда в Москве многие считали восстание Донбасса чужой затеей, ненужной игрой южнее «изюмского шляха», а в самом Донецке официанты-негры прислуживали изнеженной публике в ночных клубах.

…225 лет назад после серии побед Русского оружия, после яростных штыковых атак, штурма Измаила и основания Одессы родилась Новороссия. Русские воины под дождем ядер и пуль перекололи штыками янычар и потопили фелюги, напомнив оккупантам, чья это земля. Ныне наступил период новых испытаний и нового освобождения. Новороссия вечна, как органичная часть России, а Дубовой с позывным «Корреспондент» является предтечей ее освобождения. Это станет самой главной наградой для этого искреннего человека, которого так не любят военные и гражданские чиновники, которого укронацисты давно внесли в расстрельные списки.

За неистовую позицию, за неслыханное подвижничество Дубового не раз грозились убить. «Раскрученный» образ многих полевых командиров восставшего Донбасса – работа Дубового. На ней – знак качества. Точеная работа, за которую не стыдно.

На поле боя смерть была не просто рядом – каждое мгновение он ощущал ее присутствие, и потому привык. Самым непростым для «Корреспондента» было понять быстроту, с которой человек переходит из бренного состояния в иное. И он, как мог, постиг быстроту, каждый миг помня о смерти. Он вник в самое главное, что точно выразил доброволец Александр Жучковский: «Главный опыт, получаемый на войне прост: возникает не рассудочное, а непрестанно всем существом переживаемое чувство сокрушительной близости смерти и скоротечности жизни. То состояние всепроясняющей радости и абсолютной ценности каждого ускользающего мгновения, которое испытал Федор Достоевский у расстрельного столба, становится нормативным».

Дубовой не из тех, кто по «благословению» начальства устраивает тур-вояжи по переднему краю, красуясь на фоне подбитого танка, сгоревшего блиндажа или кратера развороченной кирпичной стены. Вы редко встретите его в видеороликах, потому что он собственноручно снимает своих героев, дорожа каждым их словом и кадром с ними, фиксируя крупицы кровавой войны.

Дубовой – единственный военкор Новороссии, многие из героев репортажей которого пали на поле боя «за други своя». Это особый знак работы Дубового, его реквием в честь павших, хроника героизма в боях под Донецком.

Сказать, что «Корреспондент» – сложная, мало с кем уживающаяся личность – значит, не сказать ничего. Гена и правда непрост до неимоверности, не желающий, да и не умеющий сглаживать противоречия и промолчать там, где многие отступят, потупив взор и взяв паузу. В первый день нашего знакомства новосибирские коллеги поинтересовались, что думает Дубовой о донецкой молодежи. Он ответил, как всегда круто, обличив тех, кто спрятался за спинами добровольцев, кто сбежал из города, к которому рвутся укронацисты, тех, для кого защита Отечества – пустой звук. Резкий Дубовой, как всегда, выложил чистую правду. Но ему можно – он военкор Новороссии № 1. А слава бунтаря, поверьте, никак не пугает «Корреспондента».

Кстати, совет. Знаете, как отличить настоящего военного корреспондента от профессиональных гастролеров в зону б/д? Для этого нужно посмотреть на Гену Дубового, который неуютно чувствует себя без личного оружия. Да, камера – всегда при нем, но с «веслом» ему куда спокойнее на сердце, как в старой афганской песне: «Мне милей братишка автомат».

«Корреспондент» посчитал дурацким мой вопрос про работу по специальности экономиста. Точно, разве это так важно на войне? Разве это имеет значение для тех, кого война, словами Киплинга, «за шиворот приволокла из канцелярии в судьбу»?

Дубовой – трубадур рыцарства Новороссии. Рыцарства в классическом (самом настоящем понимании) смысле, поскольку сотни других нынешних рыцарей-воинов не могут пройти испытание славой и интригами, утопая в струях льстивых PR-компаний. Посвящение же в рыцари самого Дубового прошло под залпы танковых орудий в Семеновке, а клинок меча на плече заменили лезвия минометных осколков. Судя по материалам Дубового, посвящение прошло органично. Именно о таком – настоящем – рыцарстве пишет Мария Покусаева:

«…И слушай меня: настоящий рыцарь Это «бей-сука-ломай-круши». Это не мальчик с печальным взором, Лунными зайчиками в глазах. Брось эти бабские разговоры, Шёпоты томные «ох» и «ах»! Рыцарь – кирасы кило на четыре, Кольчужные длинные рукава. Рыцарь – дороги, жратва в трактире, Грязное тело и голова. Рыцарь – пот конский и кровь людская, Странные ценности прежних дней…»

Отличие воинов – и воинов Новороссии – от уютных доморощенных кабальеро в том, что «Рыцарь всегда безутешно молод: /Просто до старости не дожить».

Так что Дубовой – это, ребята, как ни крути, а маркер русскости – честный, открытый, не юлящий и не могущий молчать, когда уже, кажется, вопиют камни. Геннадий Дубовой – русский солдат опаленного Донбасса. Является ли он летописцем Новороссии? Безусловно, и в признании этого трудно не согласиться с добровольцем Дмитрием Жуковым.

…Отец Виктор и «Дым», Алексей Смирнов и «Гиви», Денис Пушилин и «Моторола», «Кедр» и Александр Жучковский, «Викинг» и «Балу», «Боцман» и «Кирпич», Игорь Стрелков и «Поэт», «Ислам» и Александр Пашков…

Герои этой книги Дубового – соль Русской земли, частица ее души. Это соратники и боевые побратимы Дубового.

Знаю, как тяжело Гена воспринял Минское «перемирие», которое каждый день собирает страшную жатву в виде человеческих жизней, которое умерщвляет детей, а защитники Донбасса ограничены в применении ответных средств в отношении оккупантов. Но работа Дубового – на будущее, на становление Новороссии и возвращение ее в лоно большого Русского мiра. И вне желания и устремлений иных, этот процесс неизбежен, поскольку на кону существование великой России.

А еще через Геннадия Дубового нам явлено очередное – какое по счету? – предостережение Всемилостивого Создателя. Ведь на донбасской войне происходит нечто сакральное: «Как золото в горниле испытывается, очищается от примесей, так и Господь испытывает нашу чистоту…Скорби посылаются для нашего очищения, избавления от греха. Когда будет казаться, что всё уже потеряно, враг неодолим и помощи Свыше нет, отчаяние тех, кто из тьмы безысходности покаянно воззовёт к Христу-Спасителю будет преображено в разумение и неколебимую веру. Остальные останутся вне, во тьме безбожного безумия, и это будет их выбор, у которого нет оправдания, ибо всем – и нашим воинам, и нашим врагам, и теплохладным обывателям – откроется истина этой войны».

Дубовой устами своих героев зрит гораздо глубже информационных каналов и политических обозревателей: «То, что происходит здесь – самое начало глобальной войны. Не за ресурсы и территории, это вторично. Это война на уничтожение истинного христианства – Православия. Мировоззрение богатейших людей, владеющих почти всеми материальными благами планеты, суть сатанизм. Они, вызвавшие стихии Первой и Второй мировых войн и третьей информационной войны, положившие сотни миллионов убиенных на алтарь их отца – сатаны начали Четвертую мировую войну. Они намеренно приближают царство антихриста… Противный Божественному порядок, в котором человек не образ и подобие Творца миров видимых и невидимых, а информационно программируемая и виртуальными банковскими цифирьками управляемая, в любой момент обнуляемая биомасса…»

Сборник материалов-сводок «Корреспондента» незабываем. Статьи, как обожженные кирпичи на ступенях лестницы в Горний мир. Все войны начинаются и заканчиваются. А Геннадий Дубовой только в начале творческого пути…

 

«Геннадий Дубовой – Нестор Летописец Новороссии»

Говоря о простых людях – героях войны на Донбассе, нельзя не упомянуть о фронтовом журналисте Геннадии Дубовом, чьи репортажи из самых горячих точек передовой по-прежнему читают люди со всех уголков мира.

Геннадий родом из Донецка. В этом городе он вырос, учился в школе, а после – в Донецком Национальном университете, работал журналистом. Не удивительно, что с приходом к власти хунты он стал в первые ряды народного ополчения.

Впервые с Геннадием Дубовым я познакомился под Славянском в мае 2014 г. Наше подразделение укреплялось в поселке Семеновка, мы рыли окопы, блиндажи и ожидали наступления противника. Старались делать все с максимальной секретностью. Противник наступать не спешил и активно проводил разведку наших позиций. Поэтому мы запретили посещать журналистам Семеновку. И когда я увидел Геннадия с видеокамерой в нашем расположении, то стал выяснять, как он сюда попал. Так я познакомился с лучшим военкором Новороссии Геннадием Дубовым.

Он представился мне, сказал, что является личным репортером Моторолы. Мы с ним разговорились и сразу нашли понимание друг с другом. Тогда я в нем увидел некоего Нестора Летописца, только вместо пера и чернил у него был ноутбук и видеокамера. Я уверен, что события, произошедшие на Донбассе правильнее всего оценивать через объектив Геннадия. Он не только очевидец самых ожесточенных боев и спецопераций, но и самый активный участник – он боец ополчения.

В бою он успевает не только снять видео, но и отстрелять боекомплект по противнику из личного оружия. Видеоматериалы, которые создал Геннадий, разлетелись по множеству документальных фильмов про войну на Донбассе, его интервью с бойцами перезаливаются на сотни каналов Ютуба.

Геннадий не просто хроникер событий, в своих работах он без манипуляций создает образ ополчения. Его интересуют судьбы ополченцев, отличившихся на войне геройскими поступками, тех, кого можно поставить в пример.

В составе подразделения «Спарта» он участвовал в обороне Славянска, Семеновки, Николаевки, Мариновки, Иловайска и других населенных пунктов.

Во время штурма Донецкого аэродрома, при выполнении боевого задания Дубовой получил тяжелое ранение ноги. После лечения и реабилитации поступил на службу в батальон «Викинги», где и проходит службу по сегодняшний день.

В одном из недавних интервью Дубовой рассказал о самом запоминающемся эпизоде из боевых будней.

«Бой в Иловайске, когда небольшая наша группа – Артист, Корреспондент, Бармен, Козачок, Ткач, Шустрый и местный ополченец-проводник – под командованием Малого выследила и уничтожила группу в 50–60 карателей из батальонов «Азов» и «Донбасс». «Я их не бачу…», – услышали мы голос украинского разведчика. Укры пытались прокрасться в «зеленке» между домами и окружить нас. Малой принял единственно правильное при таком соотношении сил решение: дать противнику скопиться во дворе брошенного дома и – накрыть огнем «мух» и забросать ручными гранатами. Так и сделали… Обработали их так плотно и точно, что укры толком не смогли ответить, только орали истошно: «ААААААА! На хрена мені ця війна? Навіщо ми сюди приїхали?!!» – рассказал военкор.

Я знаю, что Геннадий хочет после победы написать художественное произведение на тему войны на Донбассе. Мы с ним говорили об этом, ещё в Семеновке. Я ему рассказывал некоторые ситуации из Славянской эпопеи. Они могут стать сюжетной линией в его будущем творении, которое, не сомневаюсь, ждет успех.

 

Часть I. «Русский, помоги русскому!»

Интервью

 

«Мы – русские!»

Председатель парламента Донецкой Народной Республики Денис Владимирович Пушилин родился 9 мая 1981 в Макеевке Донецкой области в семье металлургов. Детство и юность провёл на родине. В 1998 году окончил Макеевский городской лицей. С 1999 года по 2000 год – в Вооруженных силах, демобилизовался в звании старшего сержанта Нацгвардии Украины. Сейчас ему тяжело говорить об этом: «Это уже совсем другая гвардия. Само её название стало нарицательным, синонимом карателей. Убивая сограждан, киевская хунта убивает и память о немногом хорошем, что связывало граждан с той, уже невосстановимой Украиной…» После армии искал своё место под солнцем. Кем только не работал – от охранника до начальника отдела торговой фирмы. Одновременно учился: окончил Донбасскую национальную академию строительства и архитектуры, по образованию инженер. Женат.

Геннадий ДУБОВОЙ. В начале апреля Вы стали заместителем народного губернатора Павла Губарева, одним из лидеров протестного движения Донбасса. Что послужило «спусковым крючком» непримиримого сопротивления киевской «власти»?

Денис ПУШИЛИН. Майдан. «Спусковым крючком» для миллионов граждан тогда ещё единой Украины стал беспредел, учиненный на Майдане.

От первых «мирных» демонстраций до вооруженного госпереворота – я был в Киеве, лично всё наблюдал, общался с бойцами «Беркута», солдатами внутренних войск, многими киевлянами и приехавшими бороться с режимом Януковича гражданами разных регионов. Это и евроромантики-идеалисты, и проплаченные «штатные революционеры» без убеждений, и идейные националисты. Вывод: якобы стихийные протесты жестко контролировались извне, Майдан – проект окончательной колонизации Украины Евросоюзом и США. А непосредственные организаторы и реализаторы проекта: олигархи, тогдашняя оппозиция и рядовые украинцы для разработчиков проекта – не более чем политтехнологический фарш. Было совершенно очевидно: происходящее точь-в-точь повторяет сценарии всех спроектированных революций, будь то революция 1917 года, бойня в Москве в 1993-м или события в Ливии 2011-го. Уже в первые дни Майдана я предсказал неизбежное появление снайперов, так и случилось. Испытанная, безотказная технология «стравить и повязать кровью», чтобы разделить народ на своих и врагов, убийц и жертв, и сделать гражданскую войну неотвратимой.

Мне было совершенно ясно: Майдан – модель будущего для Украины: финальный рывок навстречу смерти, падение по траектории 1991–2014 – от высоких технологий и лучшего в мире образования до редиски и свиней, выращиваемых в центре столицы крупнейшего в Европе государства одичавшими «сторонниками европейского выбора»…

Этому нужно было противостоять, чтобы вся страна не стала раскуроченным Майданом. Вернувшись в начале марта в Донецк, я сразу же включился в протестное движение. Сначала как рядовой участник митингов, потом как организатор. Недовольных происходящим было много, но – никакой организации. Разные группы – с левыми, правыми, центристскими взглядами никак не могли договориться и действовать по единому плану. Своей задачей я считал объединение этих групп. Объединяющей всех недовольных киевской хунтой стала наиважнейшая цель – проведение референдума о статусе региона, стремление к этой цели диктовало все остальные действия.

Геннадий ДУБОВОЙ. Тогда целью большинства была лишь федерализация, и не было однозначной трактовки этого понятия у представителей различных политических сил и общественных движений. Как удалось их убедить в том, что федерализация – уже ничего не решит и необходимо выносить на референдум вопрос о государственной самостоятельности области?

Денис ПУШИЛИН. Да, поначалу большинство устраивала федерализация в составе Украины. Однако в этом таилась ловушка: федеративное устройство не отменяет обязательства Киева подписать вторую часть Соглашения с Евросоюзом. Напомню, в тексте этой части Соглашения – единственное слово на кириллице «ГОСТ». Отказ же – по требованию ЕС – от госстандартов лишал нас торгово-экономического взаимодействия со странами Таможенного союза, обрекая нашу промышленность на деградацию.

Геннадий ДУБОВОЙ. Референдум состоялся, область получила статус независимого государства, сформирован Кабинет министров. И у граждан республики сразу возникли вопросы: по какому принципу формировался Кабмин и как в нём оказались регионалы с более чем сомнительной репутацией?

Денис ПУШИЛИН. Это правительство «камикадзе», кабинет переходного периода. Задача этого правительства – заложить фундамент будущей работы. Эти люди достойны уважения уже потому, что взяли на себя такую ответственность при отчетливом понимании, что за них вряд ли проголосуют, ведь за малый срок до выборов избиратели не получат желаемого результата работы Кабмина. Самая тяжелая работа досталась тем, кто сейчас якобы у руля. На самом деле их полномочия в силу понятных причин весьма ограничены, а ответственность – чрезвычайна.

Что касается присутствия регионалов – это вынужденная мера. В последние годы на Донбассе убивались партийные и общественные движения, кроме активистов Партии регионов не из кого выбирать. У нас жесткий дефицит кадров, на все должности резерва проверенных в борьбе активистов ДНР не хватает. Сочетание идейности и профессионализма в порученном деле – редкость в любой революции, а на этапе начала государственного строительства проблема подбора кадров становится первостепенной. Республика остро нуждается в специалистах – экономистах, управленцах, технарях для работы в профильных комитетах правительства. Приглашаем тех, кто хочет и может работать на благо республики, полный простор для социального творчества. Народ сам должен сформировать справедливую социально-экономическую систему, принять законы, защищающие традиционные духовные ценности, создать общество не потребителей, а героев и созидателей.

Геннадий ДУБОВОЙ. Почему в руководстве нет Павла Губарева и его людей?

Денис ПУШИЛИН. Павел войдёт в Координационный Совет, который будет создан после подписания Соглашения о взаимодействии между Донецкой и Луганской республиками. В КС у каждой республики будет равное число представителей, это – прообраз высшего органа управления будущей Новороссии. Люди из окружения Павла привлекаются к работе в создаваемых правительственных комитетах. Екатерина Губарева названная в первые дни после провозглашения ДНР министром иностранных дел занимать этот пост не сможет по причинам не политического характера. Необходимо, как минимум, знание языков и возможность перемещаться по всему миру, а у Екатерины трое детей…

Геннадий ДУБОВОЙ. Выборы запланированы на 14 сентября. Избирательная система останется прежней или планируется её кардинальное изменение, то есть устранение денежных залогов, обязательный отзыв депутатов и другие меры, обспечивающие четкую обратную связь и постоянную отчетность нардепов перед избирателями?

Денис ПУШИЛИН. Избирательная система не останется прежней, это точно. У нас появилась уникальная возможность всё изменить, и мы обязательно её используем. При подлинном народовластии не может быть и речи о денежных залогах кандидатов. Республика гарантирует каждому гражданину право избирать и быть избранным в органы власти любого уровня, а также право непосредственного контроля всех представителей власти и возможность их отзыва и переизбрания в случае невыполнения утвержденных избирателями программ. Нормативная база избирательной системы сейчас в процессе разработки. Пока скажу лишь, что избирательная система будет мажоритарной, а концептуальная её основа – разделить власть и бизнес, предотвратить возможность возникновения разрушительных для государства коррупционных механизмов.

Геннадий ДУБОВОЙ. Поскольку избирательна система ДНР будет мажоритарной, то каковы тогда главные цели создаваемой Вами партии «Единая Русь» и партии Павла Губарева «Новороссия»?

Денис ПУШИЛИН. Цели – идеологические. Мы сейчас рассматриваем два варианта: либо все партии в республике будут запрещены, либо они будут приравнены к общественным организациям, цель которых – идеологическая работа, в первую очередь с молодёжью. Нам столько лет навязывали чуждую деструктивную безбожно-потребительскую систему «ценностей», старательно либерал-фашистской и ультранацистской мертвой мифологией пытались подменить наши живые традиции, убить в нас память о Единой Родине. И многие стали забывать, что мы – русские, мы – православные, мы – органическая часть уникальной цивилизации, давшей миру величайших святых, воинов, поэтов, ученых, создателей неповторимой космической техники и философских учений. Как говорил великий полководец Александр Суворов: «Каждый солдат должен знать свой манёвр». Так и у нас – каждый житель должен знать, какую пользу он может принести республике, а значит и всему Большому Русскому Миру.

Геннадий ДУБОВОЙ. Какой будет экономическая политика правительства на первом этапе госстроительства? Все понимают, что деоффшоризация неизбежна, иначе республике не выжить. В то же время «хозяин региона» Ринат Ахметов отказался платить налоги в бюджет ДНР, его меткомбинаты под охраной нацгвардии, есть информация о его контактах с Коломойским с целью создания единого фронта борьбы с Донецкой и Луганской Республиками. То есть самый пока ещё богатый украинец, по сути, объявил нам войну. Как ответим?

Денис ПУШИЛИН. Деоффшоризация, перерегистрация предприятий крупного бизнеса, изменение системы налогообложения неизбежны. Пока рано говорить, какие конкретно это примет формы, но те, кто честно работают и честно платят налоги, могут за свой бизнес не беспокоиться. Что касается Ахметова… он на контакт не идёт, даже с представителем ООН отказался встречаться. Но то, что происходит на его предприятиях в Мариуполе, непризнание им результатов референдума 11 мая, заявления о децентрализации власти и европейском выборе Украины – всё вызывает у народа много вопросов. Ахметов уверял нас, что он «от плоти и крови Донбасса». Если так, то 89,7 % поддержали самостоятельность ДНР. О какой же федерализации/децентрализации в составе Украины он говорит? С нами он или против нас? Мы надеемся на его благоразумие, пока ещё у него есть шанс…

Геннадий ДУБОВОЙ. Ст. 55 нашей Конституции предусматривает возможность присоединения к другому федеративному государству. Вы обратились с воззванием к России, в котором содержится просьба «рассмотреть вопрос о вхождении Донецкой Народной Республики в состав Российской Федерации». Какова реакция граждан ДНР и почему молчит Кремль?

Денис ПУШИЛИН. Это сделано в первую очередь для выявления реакции граждан республики на возможность присоединения к России. Мы убедились: доминирующее желание сограждан – быть в составе Российской Федерации. Подчеркну, речь идёт именно о воззвании, а не об официальном обращении. Официальный ответ мы получим после официального обращения к российской власти, об этом и говорил министр иностранный дел РФ Сергей Лавров. Соответствующие документы мы сейчас готовим.

 

Денис Пушилин: «Я вспомнил, что такое патриотизм»

Донецкая Народная Республика – не проект, а в самом прямом смысле стихийное творчество масс. Это вынуждены признать и самозваные киевские «власти», и честные политологи, и скептики всех мастей внутри и вовне пока единой Украины. Вопреки всем прогнозам о том, что ДНР лишь инструмент в руках торгующихся с Киевом донецких толстосумов из Партии регионов и других политсил, республика не идёт на компромиссы и не поддаётся манипуляциям политиканов. Вопреки угрозам и попыткам «зачистки» – республика доказала, что способна дать отпор и регулярным войскам, и наёмникам из «Правого сектора». Вопреки прогнозам о её скором исчезновении – она существует, расширяет сферу влияния и готовится к референдуму о суверенитете.

О положении дел в республике нам рассказал сопредседатель Народного Совета ДНР Денис Пушилин.

– Какие вопросы вынесены на референдум и состоится ли он 11 мая?

– Состоится. Технически почти все проблемы решены. Формулировка вопроса сейчас анализируется юристами, потому что основной момент в нем – «да» или «нет» суверенитету Донецкой Народной Республики. А к этому уже могут быть какие-то приписки или разъяснения в скобках во избежание двояких толкований. Поскольку не все однозначно понимают, что подразумевается под термином «суверенитет».

– Вопроса о присоединении к России не будет?

– Мы его не ставили изначально. Не будет в области и назначенных киевской «властью» на 25 мая президентских выборов. Выбирать президента у соседей не имеет смысла.

– 11 апреля «премьер» Яценюк заявил о необходимости внесения изменений в законодательство, принятии закона о местном референдуме, расширении полномочий регионов и т. д. Цель понятна: одновременно провести местные референдумы и президентские выборы, легализуя последние. Что, на Ваш взгляд, киевская «власть» вкладывает в понятия «местный референдум», «расширение полномочий регионов»?

– Не суть важно, что Яценюк и Ко вкладывают в эти понятия, верить им нельзя ни в чём. Вспомним, Донбасс обманывали уже как минимум три раза. Сейчас нам обещают всё, что угодно: децентрализацию, муниципальную милицию, право говорить на родном языке…

На самом деле Донбасс и другие восточные области с 1994 по 1997 уже имели экономическую федерализацию. В 1994 году на основании референдума, проведенного в Донецке и Луганске, было принято решение, что пять областей – Донецкая, Луганская, Харьковская, Запорожская, Днепропетровская – получают экономический суверенитет. Но, в 1997 году Павел Лазаренко после убийства одного из донецких лидеров Евгения Щербаня заявил, что это не более чем эксперимент и «экономическую федерализацию» отменили. Все подобного рода проекты без политического обоснования – пшик. Необходим суверенитет. Что это такое, за что мы будем голосовать?

Это возможность вступить в федеративные или конфедеративные отношения с любой из стран независимо от географического положения. Это может быть Россия, Украина, другие страны. Или мы можем остаться независимыми. За это право мы и будем голосовать. Пример? Республика Бавария, которая имеет такое право более столетия. Она остаётся в Германии, хотя может в своём парламенте проголосовать и выйти из Германии. И эта возможность чрезвычайно важна в отстаивании своих интересов и в определении своей политики во всех сферах. Это – гарантия равноправного диалога с центральной властью, у Донбасса такой гарантии пока нет.

– Вам не кажется, что Киев никогда не допустит федерализации ни в каком виде по двум причинам? 1. Это невыгодно внешним игрокам, в первую очередь США, которым для удобства управления нужна единая, административно жестко централизованная территория. 2. По непробиваемому убеждению киевских чиновников любая федерализация включает алгоритм разрушения страны: самостоятельность одной области провоцирует стремление к самостоятельности других областей, затем они объединяются в конфедерацию, а потом образуют полностью независимое государство – Новороссию…

– Они могут рассуждать как им угодно. Но мы являемся патриотами своей земли и будем смотреть с позиции выгоды народа, проживающего на нашей территории. Если мы не будем думать, как лучше устроить жизнь для себя самих – жителей Донбасса – от нас ничего не останется. Украина в целом сейчас в глубочайшем социально-экономическом кризисе. 15 млрд. золотовалютного запаса для такой огромной страны – это почти ничего, и надеяться на подачки, как Яценюк, готовый подписать всё что угодно и на любых условиях ради кредита МВФ – это преступление. Равное военному преступлению «и.о. президента» Турчинова, отдавшего приказ о так называемой Антитерристической операции, то есть об использовании армии против своего народа, на что не пошёл даже Янукович.

– Денис, а теперь самый главный и волнующий всех рядовых граждан вопрос. То, что называется Донецкой Народной Республикой – не является, как за время её существования убедились все – проектом, инструментом реализации чьих-то до поры скрываемых политических амбиций: ДНР – создана стихийно народом, она результат социальной революции в одной, пока отдельно взятой области. В этом сила республики. Но в этом скрыта и её слабость. По мнению экономистов, в том числе пророссийски настроенных, ДНР ни отдельно, ни в составе конфедерации с другими областями экономически нежизнеспособна. Если не изменится социально-экономическая структура: всевластие олигархов, теневая экономика, чудовищно имущественное расслоение, – народ откажет ДНР в поддержке. Если ли у руководства республики программа социально-экономических преобразований – деоффшоризации экономики, если понадобится и национализации добиваемых «эффективными менеджерами» предприятий, выравнивания уровня доходов? Иначе результатом революции будет лишь и регионалами обещаемое право – пожаловаться на нищету на родном языке…

– Да, самое главное это социальный момент, именно на нём держится республика. Мы пришли не как профессиональные политики, профессиональные революционеры, в нас не «вливали» миллиарды и нас никто не готовил к работе во власти. Это действительно социальный протест, который обрел форму ДНР. Все мои и моих друзей действия, могущие пойти вопреки интересам людей, которые нас поддерживают – мгновенно обернутся против нас. Мы будем вынесены «на вилах» гораздо быстрее, чем предыдущая власть и мы хорошо это понимаем, потому что уже создан прецедент. Не готовить социальные программы, проекты социально-экономических преобразований – это было бы преступлением. И наши специалисты-теоретики их готовят, и то, что они выстроят теоретически, мы – практики – готовы воплотить в жизнь. Фактически сейчас мы проводим эксперимент: само провозглашение народной республики каждый шаг по её укреплению – это уже эксперимент, реализуемый без поддержки олигархов и без финансирования извне при негативном в основном освещении нашей деятельности в СМИ. Но отступать нам некуда: на каждом из состава народного Совета – пожизненный срок, а то и не один. В любой момент с каждым может случиться то же, что с нашим активистом Леонидом Барановым, который был похищен СБУ и сейчас находится в Лукьяновском СИЗО (сейчас арестовано уже 10 активистов ДНР). Мы и наши сторонники реально готовы умереть за наше дело, нас никто не купит и не запугает. Поэтому добиться каких-то минимальных прав для региона и разойтись по домам с правом, как вы сказали, «жаловаться на нищету на русском языке» – это не для нас. Как я потом будут смотреть в глаза тем, кто так же готов был умереть, что я скажу своим дедам, которые воевали за нас, прошли всю Великую Отечественную войну?

– Вы помните в передаче Шустера знаменитое заявление Аксенова, когда он всю украинскую политическую псевдоэлиту просто «размазал» ответом на вопрос о личной ответственности: «Вы берете на себя ответственность за происходящее?» – «Да, я беру на себя ответственность за всё, происходящее в Крыму». Вот Вы сейчас можете сказать: я беру на себя ответственность за то, что социально-экономической устройство нашей республики будет справедливым, кардинально отличающимся от нынешнего, кланово-олиграхического, насквозь коррумпированного?

– Я беру на себя эту ответственность. Уже взял, на самом деле. Я не один здесь, у нас коллегиальное руководство, и каждый, знаю, так же самим фактом провозглашения Донецкой Народной Республики и борьбы за её развитие взял на себя такую ответственность. И если что-то случится с одним из нас, другие продолжат работу. Мы прекрасно понимаем, что нынешнюю систему, несправедливое социально-экономическое устройство, нужно полностью менять. В противном случае всё, что мы делаем, будет воспринято как политический популизм, не более того. Не изменив эту систему – не получим никаких изменений к лучшему.

– Многие аналитики считают, что сейчас главные проблемы для ДНР не Киев и «Правый сектор», с ними всё понятно. Сейчас главные проблемы внутри. Первая проблема – Партия регионов, с её финансовым ресурсом, опытом интриг и поддержкой киевских инициатив о децентрализации, расширении полномочий местных бюджетов, официальном языке. Вторая внутренняя проблема – это население, которое разделилось в себе самом. Коллега-журналист из Донецка отправился в Киев в Нацгвардию, чтобы вернуться и усмирять меня, журналиста, сторонника ДНР. Таких – ратующих за единство Украины любой ценой – немало на Донбассе. Как нам с ними после референдума находить общий язык, дабы избежать масштабной гражданской войны?

– Регионалы не хотят понять, что всё делают с опозданием. Сначала они предлагали децентрализацию, теперь уже предлагают федерализацию, но все эти предложения запоздали, время ушло. Ни о каком провисании не может быть и речи. Объясню, сейчас ситуация уже на таком уровне, что все мы – руководство ДНР – можем уйти, это уже ничего не изменит. На наше место придут другие, потому что это народный, давно вызревший протест. Народ требует не минимальных поблажек по языку или полномочиям местных бюджетов, а другого – на основе справедливости – социально экономического устроения жизни. Поймите, это самое главное. Народ делает историю. Регионалы же судят по-старому, всё сводя к партийным играм и договоренностям, рассматривая соотечественников лишь как массовку.

Что же касается разделения внутри народа, то оно искусственно. Всё будет зависеть от идеологии и системы отношений в Донецкой Народной Республике. На Донбассе никогда не было гонений религиозным, этническим, культурным причинам. И никогда не будет. Сейчас виной всему искаженные представления, навязываемые украинскими СМИ. Вы знаете, как они преподносят информацию. Вот наших ребят в Славянске расстрелял «Правый сектор», украинские каналы преподносят это как акцию маскрирующихся под ПС спецслужбистов Путина против граждан Украины. Вывод простого гражданина понятен: идти в Нацгвадию, защищать Родину от «оккупантов». И так освещаются практически все события на Юго-востоке. Когда я смотрел репортажи украинских ТВ-каналов о митингах в Донецке, у меня, непосредственного их участника, возникал вопрос: те ли это митинги, в которых я участвую или репортаж снят на другой планете?.. Адекватная информационная политика, выражающая интересы жителей Донбасса идеология и справедливая социально-экономическая практика устранят искусственное разделение. Когда люди поймут, кто их разделяет и зачем, и что на самом деле им выгодно – причин для гражданской войны не останется.

Ведь у большинства здесь живущих, под навязанными представлениями о стране, в которой мы живем, – совсем другие чувства. Поясню. В самом начале событий в ОГА Донецка приезжал от вражеского правительства Виталий Ярема, ставил ультиматум, давал два часа на раздумья, грозил нелитературными словами в случае отказа освободить здание и сделать с нами нечто страшное… На наши замечания, на каком основании нас называют преступниками и террористами, если захваты, в том числе вооруженные, админзданий начаты давно и не нами, Ярема ответил, что жители Западной Украины и Киева действовали идеологически правильно и потому они герои, а мы изначально – сепаратисты и преступники. А уходя, так ничего и пожелав услышать, спросил: «За что вы так не любите Украину?» Я не успел тогда ответить, отвечаю теперь. С провозглашением Донецкой Народной Республики я вспомнил, что такое патриотизм. Это чувство в глубине души таилось, ожидая своего часа, с детства. Никогда у меня не было такого чувства к Украине, как ни пытался я его пробудить. А вот сейчас я – патриот. Это чувство сейчас пробуждается в миллионах жителей Донбасса…

– Какова в области ситуация сейчас? Какие города и местные советы на стороне республики? Координируете ли вы свою деятельность с созданным в Луганске Штабом по управлению Юго-востоком?

– Давайте смотреть правде в глаза. Флаги ДНР практически на 90 % горсоветов по области. Но отношения выстроены ещё не со всеми, некоторые чиновники, выражая нам свою поддержку, ведут двойную игру. Поэтому сейчас концентрируем усилия на этом направлении, люди с мандатами республики контролируют работу на местах, чтобы жизнедеятельность городов не останавливалась, и не возникло социального недовольства.

Насчет Штаба в Луганске. Насколько мне известно, там уже несколько штабов, не говоря уже о некоем президенте Юго-востока. На мой взгляд, в Луганске слишком много настораживающих моментов, много разнородных групп, которые никак не могут объединиться независимо от политических взглядов. Мы, несмотря на разность убеждений, смогли объединиться в главном. Объединяющая на данном этапе цель – референдум. У луганчан это пока не получилось, референдум у них получается какой-то двойной, в результате – растаскивание людей по группам, у каждой из которых своё представление о правильном пути. Мы сотрудничаем с теми группами, которые согласны с нами в том, что референдум в областях нужно проводить в один день с одним и тем же вопросом и на общей документально-юридической основе. Также выстраиваем отношение с активистами во всех областях Юго-востока, включая те, в которых внешне торжествует киевская «власть».

– На блок-постах сейчас происходит непонятное. Там самооборона ДНР или?..

– Там пытаются вытеснить наших людей. По нашей информации это наёмники «губернатора» Сергея Таруты. Сейчас в области в среде наших противников много враждующих лагерей, они не могут между собой договориться. Ситуацию осложняют и действия засланцев пана Коломойского.

– Сегодня представители ДНР встречались с миссией ОБСЕ в Донецке. Резюме встречи?

– Достигнута договоренность об освобождении в облгосдаминистрации сессионного зала и двух этажей, чтобы чиновник могли выполнять свои функции. Речь, в первую очередь, о коммунальных платежах, юридическом и социальном обеспечении граждан. При этом у меня большие сомнения в том, что от общения с ОБСЕ стоит ожидать значительного результата. Дело в данном случае не в наблюдателях, они могут предоставить достаточно объективные отчеты о своём пребывании здесь. Дело в том, что киевская сторона любые отчеты проигнорирует, и никакие соглашения выполнять не будет. Вспомним, 21 февраля было подписано известное соглашение с Виктором Януковичем и – пшик, оно не исполнено. 19 апреля подписано в Женеве соглашение и – в этот же день «власть» заявляет, что отводить войска от Славянска и Краматорска не будет. А уже на следующий день похищают в Донецке ещё одного нашего активиста, Леонида Баранова. Далее, негласное перемирие на время Пасхальных праздников и – нападение боевиков «Правого сектора» на наш блок-пост, стрельба, отнятые жизни…

 

«Они намеренно приближают царство антихриста…»

Наш собеседник – ветеран войны в Афганистане, позже – милиционер, ныне – иеромонах. Это всё, что удалось у него выспросить, говорить о себе, как всякий инок, он не считает нужным. «Зачем? Господь всех знает, кого в сей мир призвал. Из земли я и в землю уйду». Отец Виктор. «Наш боевой батюшка», – с безграничным уважение величали его бойцы легендарного подразделения Моторолы. Он был с ополчением в Семеновке в период самых страшных боёв, выполнял свой священнический и воинский долг, нёс молитвенную стражу.

В блиндаже под лютым минометно-гаубичным обстрелом, рассказывал бойцам о промыслительном значении происходящего, о сакральном смысле монархического строя; пояснял, что произносить столь привычные для большинства воюющих бранные слова – «значит, бесов тешить, лишать себя ангельской защиты». Однажды, когда мина угодила в крышу здания, где отец Виктор читал бойцам акафисты Богородице, он, вспомнив афганский опыт, «рыбкой», вместе с командиром комендантского взвода Кедром, вынырнул в окошко. А к нам, в Семеновку, он прибыл для духовного окормления бойцов, чтобы знали: «Солдат тот же инок, но ведёт не внутреннюю брань с духами злобы, а внешнюю».

Эта беседа состоялась в последние дни мая, задолго до отхода войск ополчения из Славянска. Батюшка просил не публиковать это интервью до тех пор, «пока не упадёт большой самолёт, после чего всё изменится, и война станет непохожей ни на одну из прежних войн». Самолёт упал, всё меняется стремительно…

– Политические, экономические, социально-культурные причины этой и любой иной войны всегда вторичны, главное – духовное измерение. Какова главная, глубинная, духовная причина этой войны?

– Слова апостола Павла из послания к Ефесянам: «Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной», – это о любой войне. Видимые, материальные причины войны ничего не объясняют, это уловка темных сил.

Настоящий воин всегда воюет с бесами, он противник силам бесовским. Мы воюем молитвой, словом Божьим. В настоящее время эти силы собрались вокруг Славянска, ибо это духовный центр Новороссии, а Святогорский монастырь один оплотов Православия. Тех, кто обороняет Славянск и другие города, всех защитников веры православной ждут в скором времени страшные испытания… Однако испытания эти пойдут на пользу православному воинству, сделают его духовно сильнее. Как говорил святой благоверный князь Александр Невский: «Не в силе Бог, а в правде». Правда Божия за нами, и победа будет за нами.

– Страшные испытания – это…

– …то, что попускается Господом. Мы отойдём, отступим от обороняемых нами городов. Отойдём, чтобы – уже иными, очищенными скорбями – вернуться. Как золото в горниле испытывается, очищается от примесей, так и Господь испытывает нашу чистоту. Ведь и здесь, среди ополченцев, есть те, кто прельщён, исповедует веру в скандинавских богов и прочую языческую чушь. Скорби посылаются для нашего очищения, избавления от греха. Когда будет казаться, что всё уже потеряно, враг неодолим и помощи Свыше нет, отчаяние тех, кто из тьмы безысходности покаянно воззовёт к Христу-Спасителю будет преображено в разумение и неколебимую веру. Остальные останутся вне, во тьме безбожного безумия, и это будет их выбор, у которого нет оправдания, ибо всем – и нашим воинам, и нашим врагам, и теплохладным обывателям – откроется истина этой войны. Всякий имеющий глаза и уши постигнет, кто и зачем совершает массовые смертоубийства. Открывшееся многих ужаснёт, и они попытаются не видеть, не слышать, не разуметь – столь страшным будет вразумление. Попытаются, как прежде лгать себе, объяснять происходящее причинами только идеологическими и политическими, всё сводить к материальному, но – «объяснения» эти будут саморазоблачительны, всем будет ясно: это – ложь, а отец лжи известно кто…

– А правда? В чём глубинный, духовный, эсхатологический смысл именно этой войны?

– Установление всепланетного сатанистского правления. То, что происходит здесь – самое начало глобальной войны. Не за ресурсы и территории, это вторично. Это война на уничтожение истинного христианства – Православия. Мировоззрение богатейших людей, владеющих почти всеми материальными благами планеты суть сатанизм. Они, вызвавшие стихии Первой и Второй мировых войн и третьей информационной войны, положившие сотни миллионов убиенных на алтарь их отца – сатаны, начали Четвертую мировую войну. Они намеренно приближают царство антихриста… Противный Божественному порядок, в котором человек не образ и подобие Творца миров видимых и невидимых, а информационно программируемая и виртуальными банковскими цифирьками управляемая, в любой момент обнуляемая биомасса…

Духи злобы много фокусов измыслят, чтобы подчиняющиеся им «хозяева мира» начали массовое смертоубийство. Будут падать самолеты, которые никто не сбивал; будут мертвые как живые звонить близким; будут вооруженные до зубов как безоружные, а безоружные станут страшнее армий…

Многие считают, что каратели расстреливают мирное население с безопасного расстояния лишь из военно-политических соображений. Нет. Так внушили рядовым исполнителям, верящим, что они любой ценой – убивая украинцев – должны сохранить единство Украины. А те из политиков, кто отдаёт убийцам приказы, ведают, что творят: они приносят жертвоприношение. Так же, как это делал Гитлер. Как он, теперешние закулисные правители – расисты. Корни расизма – оккультизм и сатанизм. Бесноватый фюрер не просто уничтожал неполноценное с его точки зрения население, он – с полным пониманием, как языческий жрец – приносил массовые жертвы бесовским полчищам, задабривая их кровью взамен на обещание власти над миром. Безумцы, поклоняющиеся золотому тельцу, возомнившие себя правителями мира, занимаются тем же. Они – «избранные» – очищают мир от «лишних», «недочеловеков». И единственное, что подлинно препятствует их сатанинским планам – Православная Церковь. И защитница православной веры – Россия. Их и стремятся сокрушить враги, раскалывая большой русский мир, в который входит Украина, превращая её в нацистский плацдарм. В стартовую площадку новой мировой войны, в которой планируется «вычистить планету от излишней биомассы», принести темным силам столько жертв, что защитников единой Украины может просто физически не остаться…

– «История, – заметил один писатель, – это отложенное во времени исполнение тайных желаний народа». Неужели тайные желания большинства народа, не только украинского, это – избавление от жизни с Христом ради вседозволенности в грехе, того скотства, которое сегодня навязывается под видом европейских, либеральных «ценностей»?

– Война – Божие попущение ради вразумления. Сейчас такое время настало, что и первосвященники многие отступили от истины, по слову Иоанна Кронштадтского – «прельстятся и избранные». Вот собираются созвать Вселенский собор – восьмой. Враги Церкви Православной и России, готовят такой собор уже давно, мечтают нам навязать экуменизм, эту ересь ересей, и это она сейчас в нас из пушек стреляет, убивает женщин, детей, стариков. Но, святые отцы заповедали: восьмого собора не будет. И война напоминает об этом: одумайтесь. «Не бывает атеистов в окопах под огнём». Люди должны осознать, чего же они действительно желают, осознать, сколько в их душах тьмы и зла, и – покаяться. Вернуться к Отцу Небесному как блудный сын, который был мертв и ожил, пропадал и нашелся.

 

Легендарный Моторола

Моторола – живая легенда. Командир противотанкового спецподразделения. Абсолютно бесстрашен, быстр, умён: молниеносно просчитывает любую ситуацию и принимает единственно правильное решение. Это он и его бойцы освободили в апреле стратегически важный пригород Славянска – Семеновку. И до сих пор удерживают её, под огнём бьющих прямой наводкой танков противника, под непрекращающимися минометно-гаубичными обстрелами, под градом кассетных бомб. Это он и его бойцы выдержали страшный семичасовой бой 3 июня – наш Сталинград, когда прикрываемые штурмовыми бомбардировщиками Су-27 и «крокодилами» – вертолетами МИ-24 украинские танки и БТРы подошли на 25 метров к передовому блок-посту, но были подожжены и отброшены. В том бою ополченцы понесли ощутимые потери – 7 «двухсотых» и более 30 «трёхсотых»… Но выстояли. Сбили два вертолета, вывели из строя Т-64 и два БТРа и основательно покрошили укровскую пехоту. За беспримерные мужество и героизм, проявленные в том бою, шестеро бойцов спецподразделения Моторолы представлены к награждению Георгиевскими крестами. Двое – оба из Донецка – посмертно…

Снаружи, по форме, Моторола выглядит как рейнджер из голливудского блокбастера, а внутри, по содержанию – русский православный витязь. Это о таких как он некогда сказал великий Александр Суворов: «Кто удивил, тот и победил» и «Победа – враг войны».

Пока чинили (перед выездом на передовую) «джихад-мобиль» № 2 (первый пулями и осколками превращён в решето и восстановлению не подлежит) Моторола ответил на вопросы «Завтра».

«ЗАВТРА». Расскажи вкратце народу, кто ты и откуда?

МОТОРОЛА. То Лайф ньюс, то НТВ-ки, то Россия-24…Теперь свой корр мучает. Нашли телезвезду… Гена, на передовую мне надо. Интервью кому? Газета Проханова? Ладно, давай, спрашивай, только быстро. Откуда я? Из республики Коми. Как меня зовут – не скажу. Кому надо, тот знает. Чё ещё? А… да, морпех. Контртеррористическая операция в Чечне. Два раза по полгода. Всё. Вкратце. Рассказал.

«ЗАВТРА». Как ты здесь оказался?

МОТОРОЛА. Как оказался? (Смеется). Сел на поезд и приехал. Не вникал. Русские здесь, вот и приехал. Говорил уже: как только полетели коктейли Молотова на Майдане в сотрудников милиции, мне стало ясно – всё, это война. После того, как нацики заявили, что за каждого своего будут убивать десять русских, – ждать, когда угроза станет реальностью, смысла я не видел.

«ЗАВТРА». То есть, понял: надо возвращать «Украину» России. Юго-восток – это наша земля, русская, она должна быть освобождена от оккупации. Проект Украина не состоялся, хотя времени на то, чтобы он состоялся было предостаточно. Либо великая единая страна, способная себя защитить и дать каждому возможность развития, либо раздробление (как это случилось с СССР), вырождение и оккупация. Я правильно понимаю?

МОТОРОЛА. Правильно. С поправкой. Не надо возвращать никого никому. Россия и Украина два разных государства. Люди уже приняли решение. Пусть те, кто хочет быть украинцами, живут на Украине. А наши пусть живут, как они хотят. Они хотят жить в Донецкой Народной Республике, далее – вместе, в своём государстве, в Новороссии. У меня нет никаких политических целей, кого-то к кому-то присоединить. Смешно это. И не нужно. Моя задача – защитить народ, который сделал свой выбор.

«ЗАВТРА». Чем эта война в Славянске принципиально отличается от войны в Чечне и других войн?

МОТОРОЛА. Чем? Это не война, это – геноцид. В самом прямом смысле. Укры не воюют, они убивают мирных жителей. Знают: победить в военном смысле не способны. Они будут убивать беззащитных, если мы отступим. Они могут только это: убивать безoружных и беззащитных. Уроды. В Чечне была нормальная антитеррористическая операция: уничтожение групп наёмников – арабов, чеченцев, европейцев. Именно наёмников. Местное население не страдало. А здесь совсем другая ситуация. Реальный геноцид. Уничтожение народа, целенаправленное уничтожение мирного народа. Видео, фото – всё есть. Пострадавших много, простых мирных жителей. Люди здесь борются за свою землю, за своё право жить по своим законам, а не по законам, продиктованным теми, кто хочет этих людей уничтожить. Перепахать, смешать с землей. Используя штурмовую авиацию (Су-27, сбрасывающие запрещенные конвенцией ООН кассетные бомбы), минометы 120 мм, вертолёты (Ми-24), дальнобойные орудия 152 мм, танки. Укры их используют против «сепаратистов», когда бьют по жилому сектору? Значит, для них все здесь живущие – «сепаратисты» и всех они будут уничтожать. Не выборочно – всех. Уже уничтожают, сам видишь. Геноцид.

«ЗАВТРА». На твой взгляд, не политика, а военного – чём всё это закончится, и как долго будет длиться? Раньше ты говорил, что эта война минимум на четыре года. И сейчас так считаешь?

МОТОРОЛА. Длиться, я думаю, это будет долго, очень долго. Четыре года или дольше, не знаю. Знаю, что это надолго. Чем закончится? Нашей победой, это однозначно. Потому что за нами правда. За нами Бог.

«ЗАВТРА». На каком рубеже мы остановимся? Всю Украину будем брать?

МОТОРОЛА. Я не знаю, как захочет народ. Только волей народа мы живём. Мы не укры, никому ничего не навязываем. Пусть люди решают, как и в каком государстве им жить. Наше дело защитить выбор людей.

«ЗАВТРА». Бойцы Бая дезориентируют укров, идут в бой со словами «Аллах акбар!», чтобы думали, будто на нашей стороне воюют страшные чеченцы, которых здесь не было и нет. Я заметил, на «Аллах акбар» ты всегда отвечаешь: «Господи, помилуй!». Всегда идёшь в бой с этими словами?

МОТОРОЛА. Всегда. Если не вслух, то про себя произношу. Прошу Господа, чтобы простил нам грехи наши, помог в бою.

«ЗАВТРА». Своих погибших бойцов ты всех помнишь? Ты молишься за них?

МОТОРОЛА. Помню. Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечного преставльшихся рабов Твоих, братьев наших, яко Благ и Человеколюбец, отпущай грехи и потребляй неправды… (Долго смотрит мне в глаза. Никогда я не забуду этот насквозь просвечивающий душу, иконно-строгий долгий взгляд). Я стараюсь молиться… Есть люди, которые молятся за них каждый день.

«ЗАВТРА». А кто из русских святых и русских полководцев по духу, по характеру, по биографии тебе ближе всего?

МОТОРОЛА. Вопрос… Не знаю. На героев, прославленных в истории, я никогда не равнялся. Не вникал. Мы идём в бой под знаменем Святого Георгия. Сопоставлять себя с великими полководцами – это смешно. Ориентироваться на кого-то из них… нет, мне и в голову не приходило. Конечно, плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но, я не знаю на кого я хотел бы быть похож. На самого себя, и я себя уже реализовал.

«ЗАВТРА». Что ты будешь делать после этой войны? Кто ты по гражданской профессии?

МОТОРОЛА. Я спасатель. Аттестованный. И ещё мраморщик-гранитчик. И экструдерщик. Чем заниматься буду после войны? Как чем – пить буду. (Смеётся) На самом деле это шутка, не люблю пить. Сына воспитывать буду, пять лет ему. Вот сегодня звонил жене, с сыном поговорил, нормально у них всё. Хочу шесть сыновей и одну дочку. Вот этим и займусь после войны. Буду детей делать и воспитывать их. В духе морской пехоты. И всем бойцам своим, погибшим, как мраморщик – памятники сделаю.

 

Командир разведроты Армии Новороссии – Денис Дымченко: «Это святая война»

«Мертва Украина, сгорела живьём, убита в Одессе нацистским зверьём…» – эти строки в период битвы за Славянск были на устах почти у всех ополченцев. Встречаясь на передовых позициях с неприметным с виду бойцом (позывной «Дым»), я и не подозревал, что автор знаменитого стихотворения «Мертва Украина» – именно он.

Денис Дымченко. Один из символов ополчения. В его биографии сошлись все силовые и смысловые линии старой-новой русской истории, с предельной отчетливостью проявленные ныне в судьбах тех, кто сражается за Большой Русский Мир. Всё в судьбе Дениса суть норма исключительности. Рожденный в СССР, выросший в исторической Новороссии – Херсонесе, гражданин Украины, он одним из первых отправился защищать от киевской хунты Крым, а оттуда, уже российским гражданином, добровольцем отправился со стрелковцами на Донбасс. Нахимовец и подсобный строитель, директор процветающей торговой фирмы и студент-историк Таврического университета, журналист и мечтающий о монашестве паломник, воин Армии Новороссии, командир разведроты и Поэт. Помню, в подвале разрушенного дома в Семеновке – передовом рубеже обороны Славянска, он читал бойцам свои стихи под аккомпанемент близких минных разрывов. Потом мы разговорились о том, что на евразийском пространстве войны будут до тех пор, пока мы не восстановим Великую Империю. «Да, – согласился Денис, – до Царьграда дойдём. Аминь». Сейчас Денис Дымченко восстанавливается после ранения в Крыму, готовится к возвращению в Новороссию.

– Когда для тебя началась эта война?

Денис ДЫМЧЕНКО. Эта война началась в 1918 году. И для меня тоже… В 91-м она вновь разыгралась – со всей жутью гражданской войны. Только сейчас её доигрываем…

Эта война запрограммирована национально-ориентированной политикой Советского Союза, а затем его расколом по национальному признаку. Она разорвала не только семьи, но и души. Одни, называющие себя украинцами, чувствуют глубинную принадлежность к Русскому миру и уже поняли всю бесперспективность проекта Украина. Другие ведут себя хуже эсэсовцев, убивая во славу великой иллюзии национальной исключительности себе подобных украинцев, в ослеплении не ведая, что эта иллюзия внедрена в их головы как раз теми, кто использует национализм как инструмент окончательного уничтожения национальных государств…

– Как ты оцениваешь деятельность Игоря Ивановича Стрелкова?

Денис ДЫМЧЕНКО. Сейчас о Стрелкове появилась масса критических отзывов. Причина, на мой взгляд, в страхе политиканов перед выдающейся личностью, стремление её опошлить, принизить, свести на свой обывательско-чиновничий уровень, политически и идеологически нейтрализовать. Всё это пустое.

Эпоха делает человека, а не человек эпоху. И без Сталина был бы Сталин. И без Наполеона появился бы Наполеон. Есть определенные законы развития общества. Великими деятелей делает осознанное либо интуитивное следование этим законам в моменты великих изменений. Что касается Стрелкова, то Игорь Иванович в Крыму, в Славянске, в ДНР и в России – это всё совершенно разные люди. Его трагедия в том, что Стрелков-человек никому не нужен. Нужен Стрелков-миф, требуется Стрелков-символ, а Стрелков-человек только мешает… Мое личное мнение – мы не должны были уходить из Славянска. Я должен был сражаться и погибнуть в Семёновке вместе со всеми своими товарищами. Разорванные на части, истлевшие, мы были бы более полезны Русской Идее, чем живые. Стрелков должен был умереть в Славянске после ожесточенных боев или жуткой блокады. Сгоревший в огне войны, он стал бы бессмертным героем, огнем, зажегшим Русскую Свечу, шагнувшим в вечность славы. Этого требует миф. Однако жизнь сложнее мифов…

Можно до бесконечности спорить о целесообразности тех или иных действий, но Крым – наш, Донбасс – наш, невиданный подъем центростремительных сил – свершившийся факт. Новую Русскую Историю привёл в движение именно Игорь Иванович Стрелков.

– Какие боевые эпизоды и командиры тебе особенно запомнились?

Денис ДЫМЧЕНКО. Из командиров особо запомнился первый мой командир в Семёновке. Наиль. Татарин. Очень яркая личность. Железный человек. Когда непрекращающиеся обстрелы загнали всех в окопы и подвалы, он мне сказал, что его никакая… не сможет загнать спать в подвале. Если нужно, то умрет, но не прогнется. И так и сделал… Спал он в глинобитной пристройке, изрешеченной, как сито, прямо у наших позиций. Дальше было поле, река, а за ней – враг. То есть на дальности стрелкового боя без преград! Мы все, и он, в том числе, понимали, что это ненадолго, что скоро его накроет, и это неправильно тактически, но как нам нужен был такой пример презрения к врагу! Этим он нас закалял, тем более, что почти все мы были мирными жителями. Даже во время того жестокого боя, когда с Красного Лимана на нас двинулась бронетанковая армада, он не соизволил даже пригнуться. Так и ходил с СВД-шкой по позициям от деревца к деревцу в полный рост и стрелял во врага, а я вам скажу, тогда наши «редуты» поливали – «мама не горюй». Я до сих пор не понимаю, как его тогда не зацепило. И то, что мы сдержали врага, во многом его заслуга. Первый серьезный бой ополченцев с армией, который мы выиграли. Кэп (командир гарнизона) тогда несколько раз звонил, переспрашивая, где мы. С первого раза не поверил, что не отошли. Уже много позже его накрыло миной. Так получилось, что собою он штрафника закрыл… Сейчас Наиль лежит в крымском санатории всеми забытый. Не ходит… Шоу-патриотам и отцам-командирам нужны ведь здоровые герои, а калекам довольно и сострадания семьи. Вообще, историй бесчисленное множество, только описывать их, думаю, нужно в отдельной книге.

– Опыт большинства тех, кто воевал, однозначен: преодолеть страх в бою помогают только безоглядная вера и истовая молитва. У тебя такой же опыт?

Денис ДЫМЧЕНКО. Да. Страхи я научился преодолевать еще в детстве. Одно время меня часто мучили кошмары. Чудилось, что я бегу от чего-то и не могу убежать, так как нахожусь на месте. Кто-то меня надоумил тогда перестать убегать, помолиться и ринуться навстречу своему страху. Помогло. Так и в бою – только навстречу опасности. Пусть она боится меня…

Сила слова безгранична. Молитвенное прошение, когда оно может стать последним в жизни, особенно сильно. Люди перед смертью не молятся – они горят. И этот огонь творит чудеса. Любой верующий воин расскажет десятки примеров. У меня было так, что даже снаряды не взрывались, когда 152-мм «расчёска» добиралась до моих позиций. Везде рвёт, а рядом со мной нет.

Я всегда знал, что буду воевать. Во снах видел и готовился к этому. Оттого и начал войну уже отчасти подготовленным. В армию попал в 14 лет. Я воспитанник Нахимовского военно-морского училища. Присягу России принимал в семнадцать. Правда, офицером русского флота стать не получилось. Занимался горной охотой, единоборствами, но самые необходимые качества для войны приобрел там, где и не думал. В музыкальной школе и монастыре! Оказалось, что мой музыкальный слух очень помогает при артобстрелах. Через неделю «прослушки» я уже свободно ориентировался по слуху в траекториях, направлениях, расстояниях и прочей «алхимии».

В монастыре я пробыл полгода послушником. Свято-Успенский мужской монастырь в Бахчисарае. Выполнял послушание, пел на клиросе и молился. Многие считают, что монастырь – это место умиротворения. Такая себе тихая обитель. Отнюдь. Это поле битвы. Христос так и говорил «Не мир Я вам принес, но меч». Монахи это духовные воины, и все сражения происходят у них в душах. Это очень тяжелый крест. Из монастыря вынес твердую веру и жажду правды. Ведь идеал христианства – это мученическая смерть за правду, которая возвышает, делает бессмертным. Эта вера дала мне стойкость даже в те моменты, когда остаться живым было невозможно. И она же ограждала меня тогда от смерти.

– В чём для тебя глубинный духовный смысл этой войны?

Денис ДЫМЧЕНКО. Есть истина: «Нет больше любви той, чем за други своя положить душу свою». Враги рушат православие. Сотни церквей разрушены, сотни осквернены униатами и прочими отступниками. Святая Купель Русского Православия, Киев, сейчас в мерзости запустения. Какой Русский Мир, если душа этого мира осквернена? Это Святая Война. Это война с сатаной, а не с людьми.

– Война одних ничему не учит, остаются прежними, другие меняются кардинально. Почему так, не думал? Тебя война чему научила?

Денис ДЫМЧЕНКО. У Иоанна Лествичника в его знаменитой «Лествице» есть ответ. Вспомни икону, где от земли до небес стоит лестница и по ней взбираются люди. Никто на ней не стоит. Все движутся. Или вверх, или, оступившись, срываются вниз. Притом самое глубокое падение у тех, кто почти добрался до вершины. Высота все-таки. В этом большой философский смысл. Я уже падал и не раз, но, к счастью, не с больших высот. На войне человек меняется быстрее. Война, она ведь разделяет усредненную серость на белое и черное. Трудно, а если точнее, невозможно остаться серым. Человек или белеет, или чернеет. Нельзя остаться посредине, ведь середина – это лезвие меча. Это смерть. Меня война научила спокойно относиться к смерти. Это ужасно, но это так. Был человек – и нет человека. Жаль, но не безумно.

Я полгода провоевал на передовой: от солдата до командира роты, был в окружениях, у меня три контузии, царапины там всякие, фосфором дышал малость, и что самое главное я вынес из всего этого? – можно умереть в любую секунду, а достойной либо недостойной назовут одну и ту же смерть. Я умру, как умру.

– У тебя есть строчки: «Просыпайся, Русь Святая, На окраине Заря, Мы хотим земного Рая…» Что мы должны создать на месте нынешней Украины, в каком государстве ты хочешь жить?

Денис ДЫМЧЕНКО. Та Украина, которую мы знали, уже год, как мертва. После образования еще трех республик в Одессе, Николаеве и Херсоне, а они будут, получится пояс непризнанных республик от Приднестровья до Луганска. Сразу станет вопрос о Харькове и Днепропетровске. Выступив же союзным фронтом еще и с Абхазией и Осетией, получится мощный блок русских территорий, достаточный для того, чтобы его нельзя было игнорировать международной общественности. Отношения бандеровцев с Польшей уже нельзя назвать радужными. С Венгрией они давно настороженные, а Румыния только и ждет благовидного предлога для оккупации. Украина – вернее, те осколки её, которые еще не разлетелись, – в плотном кольце государств, заинтересованных в её дальнейшем развале. Исключением можно назвать разве что только Беларусь и Россию… Отдельно Донбасс России не нужен. Русским же поясом Левобережье милости просим в РФ. Да еще и Закавказье в придачу. Крымом всё свяжется. Империя. Правда, скоро придется столкнуться с псевдопатриотическими течениями праворадикального толка, используемыми мировой закулисой для дестабилизации России. Либералы себя уже съели, и сейчас все ставки на праворадикалов. Мертвая Украина – тому пример. Но это так… наброски возможностей. Одно точно знаю: Русская Империя, от Карпат до Тихого океана, – будет.

 

Александр Жучковский: «Русский, помоги русскому»

Боец и волонтёр – Александр Жучковский. Среди ополченцев он пользуется заслуженным авторитетом, ибо один из немногих, кто ни разу не нарушил данного слова, всё обещанное выполняет в указанный срок и отчитывается перед жертвователями и получателями гуманитарных грузов за каждую копейку. В отличие от тех, кто непонятно почему, называют себя «русскими националистами» и кричат, что «нет никакого украинского нацизма, а Новороссия – придуманная в Кремле ловушка для идейных русских», Александр убеждён: происходящее на Донбассе – начало реализации базового концепта русского национализма по воссоединению всех русских на исторически принадлежащих им землях. Поэтому формула «Русский, помоги русскому» стала для него и его единомышленников категорическим императивом.

– Как пришло решение отправиться в Новороссию?

– Вкратце история такова. Я начинал ещё в марте в Крыму, через месяц потом поехал на Донбасс, но был на границе тогда ещё Донецкой области задержан СБУ и выдворен без права въезда на три года. Вернулся в родной Питер. И вот – 2 мая 2014 года. Был выходной день, я предавался праздному отдыху, гулял в центре города. В этот момент я узнал из интернета, что произошло в Одессе. Вести и фотографии из Дома профсоюзов и окружающая меня праздная атмосфера Невского проспекта вступили в моем сознании в такой резкий контраст, что я задался вопросом: как это вообще возможно, что в Одессе русских людей сжигают заживо, а мы себя здесь ведем так, как будто ничего не произошло?

В этот момент я понял что должен быть в Новороссии и через три дня уже уехал на Донбасс. Как и многие другие русские православные люди я не мог иначе. Более всего в людях мне противно равнодушие – состояние, которое описано в известных строках Апокалипсиса: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч…»

После трагедии 2 мая, когда все поняли, что ситуация не разрешится политически, а Россия официально не поможет, стали формироваться группы добровольцев. С одной из групп я поехал сначала в Луганск, был у Болотова и Мозгового, который тогда ушёл в леса партизанить. А после знаменитого обращения к добровольцам Игоря Стрелкова сразу же отправился в Славянск, оттуда в Семёновку, на территорию знаменитого больничного комплекса, впоследствии превращённого украми в пыль…

– С момента вынужденного ухода с поста главнокомандующего силами ополчения Игорь Стрелков подвергается непрестанной травле в СМИ. Как ты оцениваешь его роль в истории Новороссии?

– Я считаю, что Игорь Стрелков сыграл исключительную роль в событиях на Украине середины 2014 года. Но с точки зрения истории прошло немного времени, мы многого не знаем, поэтому окончательные итоги этих событий подводить рано, давать «окончательную» оценку роли Стрелкова тоже рано (надеюсь, что он сыграет еще роль в российской истории, и немалую). Но то, что уже нам известно, и то, что мы сами наблюдали на Донбассе, говорит о том, что действия Стрелкова существенно повлияли на ситуацию в Новороссии, и, может, даже изменили эту ситуацию и ход истории.

Повторяю, мы многого не знаем, но есть основания считать, что один из сценариев прошлого года заключался в том, чтобы быстро подавить народные выступления на Донбассе, и многие «наши» люди в ДНР способствовали сдаче «завоеваний революции» в июне-июле прошлого года. Игорь Стрелков своим действиями сорвал этот сценарий, заставил ополчение воевать всерьез и побудил к серьезному военному противостоянию и противника. Таким образом, реакция и дальнейшие меры России, как и других стран, также были во многом обусловлены результатами решений и действий Стрелкова.

История начала и развития войны в Новороссии явила яркий пример того, как один решительный идейный человек может влиять на ситуацию в глобальном масштабе. Впервые за четверть века, а может и за все столетие (с момента большевистской революции) в России появился человек, который фактически начал войну за воссоединение русского народа, за историческую Россию, под православными стягами и имперскими знаменами. Именно в этом причина того, что Стрелков стал со своим отрядом в Славянске центром притяжения для активных русских людей. Дело не столько в нём как человеке (культ личности я не приветствую), а в идее национально-освободительной борьбы русского народа, которую он олицетворял.

Огромный потенциал этой идеи напугал «пятую колонну» и стал причиной, по которой Стрелков был выдавлен из Новороссии.

– У каждого свой опыт войны. Всегда есть эпизод, в котором весь полученный в боевых условиях опыт содержится концентрированно…

– Понимаю, о чем ты. 3 июля прошлого года я ехал с группой российских добровольцев из Славянска в Семеновку. По дороге наш микроавтобус попал под обстрел. Машина остановилась, мы выбежали и стали отходить, только двое парней из Питера задержались и стали отстреливаться, прикрывая отход группы. Почти сразу по нам стал бить танк, один снаряд попал в машину, двое ребят погибли на месте. Еще четверо было ранено. Первая вызванная машина забрала раненых из укрытия, мы дождались вторую машину, чтобы забрать тела погибших, и захватили с одной из позиций одеяла, чтобы использовать в качестве носилок. Все это время после отхода атаковавшего нас противника по территории били танки и минометы, близко к месту стычки было не подъехать, поэтому оставили машину примерно в 500 метрах и побежали за телами. Тела сгорели вместе с машиной, но продолжали тлеть. Сбив огонь, мы перетащили тела на одеяла и побежали с ними к машине. Этот путь был очень сложным – обстрелы продолжались, при этом от тлеющих тел стали загораться одеяла, так что приходилось по пути еще сбивать огонь. У нас был «уазик» с открытым верхом, тела туда поместились только наполовину, по ходу езды приходилось их придерживать, чтобы не упали. Периодически приходилось заезжать в укрытие, чтобы не попасть под снаряд. Через полчаса пошел очень сильный дождь, это было спасением – образовалась настоящая водная стена, на время обстрелы прекратились, и мы смогли проскочить в Славянск и отвезти тела в морг. Все это длилось примерно часа полтора.

Это были самые страшные мгновения за все время войны. Страшно было забирать останки товарищей, – груду костей и мяса из тех, кто совсем недавно был жив и с тобой разговаривал, шутил, смеялся…

Эти были ребята из Петербурга, до войны я их не знал. Звали их Владимир и Матвей. У Владимира никого из родственников, а у Матвея осталась жена и трое детей…

Главный опыт, получаемый на войне прост: возникает не рассудочное, а непрестанно всем существом переживаемое чувство сокрушительной близости смерти и скоротечности жизни. То состояние всепроясняющей радости и абсолютной ценности каждого ускользающего мгновения, которое испытал Федор Достоевский у расстрельного столба, становится нормативным.

– Несмотря на неоднократные разъяснения православных священников и прошедших войны мирян, светские граждане снова и снова просят задавать вопрос: большинство воюющих – люди верующие, в основном православные, как сочетаются веру и убийство?

– Для православного человека не существует такой проблемы, как сочетать веру и убийство. Тем более на войне, где православный человек жертвует своей жизнью ради спасения чужой. Все разговоры о том, что веру нельзя совместить с убийством и участием в войне, – это либо спекуляция, либо незнание Священного писания и истории нашей страны, которую наши предки всегда защищали под православными знаменами и с благословения Церкви. Сегодня погрязшим в гедонизме большинством утрачено различение: убийство суть кража у другого Творцом ему дарованной жизни, а защита других от тех, кто стремится украсть у них жизнь – это исполнение заповеди Христа: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Такую смерть надо заслужить, она – свидетельство достойно прожитой жизни.

У меня нет «сценария» моего смертного одра, каких-то определенных мыслей на этот счет – умереть на поле боя, в старости, еще как-то. Есть лишь желание, чтобы уйти из мира с ясным умом и в состоянии покоя. Страшит мысль оставить этот мир неготовым к этому, когда «Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся…»

– Что побудило тебя из бойцов перейти в волонтёры?

– Приказ командира. В период Славянской эпопеи главной проблемой ополчения была проблема снабжения. Не было ни формы, ни снаряжения, ни медикаментов. Мне было приказано решить эту проблему в рамках нашего подразделения. Пришлось обратиться в социальных сетях ко всем знакомых с просьбой о помощи. Люди откликнулись, начали перечислять средства, надо было закупать, перевозить необходимое и мне сказали: ты уже начал этим заниматься – продолжай.

– Среди тех, кто сражается на «гуманитарном фронте», увы, появилось много самолюбцев и пиарщиков. Распоряжаясь пожертвованиями, чужим имуществом и деньгами они в какой-то момент начинают мнить себя благодетелями, коих надо упрашивать о помощи с обязательным освящением их деятельности в СМИ, иначе помогать они не считают нужным… Как ты относишься к таким, возникают ли конфликты?

– Не берусь никого судить, но понимаю, о чём идет речь: когда в твоих руках оказываются большие суммы денег и большие возможности помогать людям, возникает соблазн считать себя неким вершителем праведных дел, «благодетелем». Тем более что благодарность этих людей за помощь адресуется тебе лично. Преодоление этого соблазна легко: достаточно просто напоминать себе, что все эти ресурсы – это не твоя личная помощь, не то, что ты заработал своим трудом. Это то, что ты просто передал из рук в руки, то есть ты никакой не благодетель, не спаситель, а передаточное звено, посредник. Роль, конечно, необходимая и важная, но не исключительная…

В прошлом году одна семья, родом из Харькова, проживающая в Восточной Европе, в общей сложности пожертвовала для ополчения 200 тыс. евро. Эти деньги они выручили, продав, в частности, все семейные украшения. Вот эти люди, я считаю, могут считать себя благодетелями и собой гордиться.

Лучший же способ борьбы с самомнением – просто представить, что тебя на этой войне нет. Что изменилось? Да ничего. У покойного актера Сергея Бодрова было на этот счет очень хорошее высказывание: «Ты остановишься на углу оживленной улицы и представляешь, что тебя здесь нет. Вернее, тебя нет вообще. Пешеходы идут, сигналят машины, открываются двери магазинов, сменяются пассажиры на остановке. То есть, в принципе мир продолжает жить и без тебя. Понимать это больно. Но важно.» Это смиряет, помогает оценивать себя адекватно, а значит, приносить максимальную пользу в своём деле.

Моё дело – быть связующим звеном между теми русскими, кто нуждается в помощи (а сегодня в ней наиболее нуждаются жители Новороссии) и теми, кто готов помочь. На большее не претендую.

– Если ЛДНР зависнет как Приднестровье в непризнанном статусе и состоянии «ни мира, ни войны», ты по-прежнему будешь заниматься гуманитарной деятельностью? Или это уже станет бессмысленным, поскольку почти все гуманитарные потоки уже идут строго по официальным каналам? Нет ли чувства разочарования – хотели Большой Новороссии, а получили ОРДиЛОСОС (согласно Минским соглашениям, это отдельные районы Донецкой и Луганской областей с особым статусом – ред.) и, судя по всему, надолго?

– Я много раз задавал себе этот вопрос, дважды за год думал над тем, чтобы свернуть свою деятельность – как из-за некоторых препятствий, которые мне чинили и в ДНР и в РФ, так и из-за многих крайне нелицеприятных эпизодов (изгнание Стрелкова, убийство Бэтмена, Мозгового и др. командиров, переворот в Народном совете). В итоге, в том числе после разговоров с нашими жертвователями, я принял решение все-таки продолжать действовать до момента, когда всякая работа в этом направлении очевидно утратит смысл.

Наша работа (у нас много направлений – снабжение ополчения, подготовка добровольцев, аэроразведка, лечение раненых) пока не утратила смысла по двум причинам. Во-первых, в любой момент ситуация на фронте может измениться и освободительная война продолжится (это зависит, конечно, от «большой политики», но «гарантий мира» пока никаких нет). Во-вторых, люди до сих пор продолжают поддерживать ополчение (денежными средствами, грузами), и пока эта поддержка оказывается, сворачивать нашу работу нельзя. Люди продолжают поддерживать, поскольку у множества ополченцев семья и дома в оккупации, им некуда идти, они до сих пор сидят в окопах в надежде на освобождение своих домов. У многих людей в России есть друзья и родственники среди ополченцев, и они им помогают, вне зависимости от политической ситуации вокруг Донбасса.

В общем, мы должны и, наверное, обязаны действовать «до последнего рубля», до последней коробки помощи. Разочарование общей ситуацией, безусловно, есть. Говорят, чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться. Но мы действительно были очарованы Русской весной – этим периодом долгожданного русского подъема, русского восстания за свои национальные ценности. В тот период воевать и работать было «легко и приятно». Потом стало тяжело, сложно, непонятно, иногда через силу и сомнения. То, к чему мы пришли сейчас, сильно удручает. Но иногда задаешь себе вопрос: а кто сказал, что будет легко и быстро? Человек предполагает, а Бог располагает. Еще неизвестно, через какие трудности и невзгоды мы должны будем пройти.

В конце концов, есть универсальный житейский принцип: «Делай, что должен, и будь что будет».

 

Замполит ополчения ДНР с позывным «Кедр»: «Как сочетать веру и убийство»

«Кто воюет против Новороссии, тот воюет против Бога», – это убеждение выстраданное и оплаченное кровью – так полагает коренной киевлянин, командир ополчения с позывным «Кедр».

Сейчас командир Кедр после очень тяжелого ранения проходит реабилитацию в Крыму, но собирается вернуться в Донбасс. В своем интервью «православный замполит» рассказал, как в апреле 2014-го небольшая группа ополчения во главе с Игорем Стрелковым пробралась в Славянск, как бойцы ДНР разгромили кировоградский спецназ и почему вопреки всем разговорам о «сливе» Новороссия продолжает влиять на геополитику.

– Как ты, киевлянин, оказался в крымской спецгруппе Стрелкова?

– Рано подводить итоги, я уверен, что история Стрелкова ещё не закончена. А в спецгруппе Игоря Ивановича я оказался так. После вооружённого захвата власти националистами в Киеве те, кто занимался какой-либо деятельностью, связанной с сопротивлением «новому порядку» на Украине, вынуждены были быстро выехать. В основном выезжали в Россию или в Крым. Я оптимист и до последнего верю в лучшее, но когда я в конце февраля в спальном районе Киева увидел спокойно разгуливающих молодых людей в форме с символикой СС и Третьего рейха, понял: всё, надо ехать туда, где дают оружие, время митингов закончилось.

Выехал я 2 марта с будущим командиром ополчения (позывной – «Ромашка»). Он за несколько месяцев до этого познакомился в Киеве со Стрелковым. Тот по телефону пригласил нас в Симферополь. Утром 3 марта мы вышли на вокзале в Симферополе, взяли такси и поехали в Совмин. Таксист по дороге нам рассказывал о событиях, которые происходили вокруг потери Украиной власти в Крыму, и был этому очень доволен. Когда мы подъехали к Совмину он оказался окружен по периметру «зелеными человечками». Местами кучковались крымчане с георгиевскими ленточками и русскими флагами. Возле Совмина Ромашка набрал Стрелкова по телефону и доложил, что мы прибыли. Стрелков появился через пару минут и дал команду нас пропустить. Мы поднимались на второй этаж. Внутри здания нам встречались автоматчики и пулеметчики. В здании была абсолютная чистота, о захвате говорили разве что следы взлома на некоторых дверях, а единственная надпись маркером на стене «Извините за временные неудобства» вообще умиляла. Даже цветы были политы. В кабинете я прошел нечто вроде собеседования. Игорь Иванович задал несколько стандартных вопросов о профессии, возрасте и предложил войти в спецгруппу по обеспечению безопасности референдума, которую он возглавляет. Обеспечили.

– О том, как вы пробирались в Славянск с 12 на 13 апреля ходят легенды. Как было в действительности?

– Путь до города, который покроет себя Славой Русского духа и позором Украинского государства нам пришлось преодолевать в жесткой конспирации. Небольшой фургон с трудом вместил в себя всю нашу группу – 50 человек. Около 4–5 часов мы кружили по трассам донецкой и луганской областей, объезжая посты ГАИ. Внутри фургона тесно, темно, глина от берц высыхала и превращалась в пыль, которая стояла стеной от тряски, но было весело.

Когда мы все же прибыли и стали вылезать из фургона, я чуть не подавился от смеха. Дело в том, что в фургон мы грузились ночью и никто не обратил внимание на большую красную надпись на белом кузове «НОВАЯ ПОЧТА». Мне сразу вспомнился один фантастический рассказ, который я читал в детстве, как одному гангстеру пришла посылка на его имя с доставкой в гостиничный номер. После того как он её распечатал и достал из неё маленьких солдатиков, они стали оживать и воевать с ним. В концовке после эпического сражения с киллером-великаном они его убивают. Мысленно по-издевательски поздравил и Киев с получением «посылки» – осталось расписаться в получении.

– Самым важным событием славянской эпопеи был…

– …бой 3 июня. Его мы ждали с 17 мая, момента захвата Семеновки, передового рубежа славянской обороны. Семеновка – это небольшой населенный пункт всего 1600 на 1300 метров. Разделен перекрестком трассой Ростов – Харьков и дорогой Славянск – Николаевка, по которой восставший город получал все для жизнедеятельности и обороны. Удерживать этот рубеж нужно было любой ценой, как предместье Москвы в трагическом 1941-м. С каждым днем нас все больше обстреливали с минометов. Иногда, ты помнишь, по несколько часов. Появились первые раненые. Каждый вечер на совещании командиров нас предупреждали о готовящемся штурме.

Май выдался дождливым, с грозами. Каждую ночь горизонт по кругу блистал зорями. Секундные вспышки света на небе были с такой периодичностью, что ночь была не совсем ночь. Я такого никогда не видел. Казалось, что бой на небе уже идет за наши души, между ангелами и демонами, и от того как он свершится там, наверху, так и у нас случится. А за несколько дней до сражения нас посетили несколько священников с десятком православных верующих. Они привезли с собой икону Георгия Победоносца. Эта икона не раз спасала своим появлением наших солдат на Кавказе. Спасла и нас…

В том бою было много памятных эпизодов, но особенно запомнился один. «Кедр, какого хрена твои ПТУРы (противотанковые управляемые ракеты – прим. «Ридус») молчат? – ругался Моторола. – Танк на мосту, приказываю «птуршикам» его сжечь!». Не время было объяснять, что расчет ПТУРа мне не подчинялся. Приказ есть приказ. Можно было послать кого-то из моих подчинённых, но для них это первый бой, а у меня уже третий и задание очень ответственное, решил идти сам. По дороге потерял рацию. Слава Богу, под шквальным огнём к блиндажу Крота, командира «птурщиков», добрался невредимым. Один Т-64 ехал к нашим позициям и интенсивно расстреливал блокпосты ополченцев на перекрестке, другой прикрывал, высунув из-за моста башню. Крот на пару секунд застыл над ПТУРом. Выстрел. Попадание! Танк, который стоял за мостом с высунутой башней заметил, откуда вылетела противотанковая ракета и – его снаряд вздыбил землю в двух-трёх метрах перед нашим блиндажом. Лупануло так, что чудом мы уцелели, у меня из карманов личные вещи вылетели…

А подбитый нами танк уже не мог работать, башню заклинило. Добивали его Ермак из ПТРС (противотанковое самозарядное ружьё – прим. «Ридус») и Викинг, Камаз и Кирпич – из гранатомётов и «мух». Окончательно он замер за 25 метров до наших окопов, как раз там, где пару дней назад был крестный ход с иконой Георгия Победоносца.

– Боец, а тем более ВОИН – искусство, которым требуется овладевать годами, каково воевать без подготовки?

– Боевой опыт приходит со временем. Сколько бы ты не учился стрелять в тире, ты не станешь бойцом, потому что мишень не стреляет в ответ. Это не значит, что не стоит проводить военные учения или овладевать военными специальностями. Это значит, что сколько бы ты не готовился на учебном полигоне, придя на фронт всегда слушай наставления тех, кто уже имеет боевой опыт. Я так и делал и мне это помогло. А главное – я всё делал с молитвой, и подчиненных своих учил всегда и во всём просить помощи Божией.

– Когда мы пробивали коридор к границе РФ, под Дмитровкой ты командовал боем с самым подготовленным подразделением ВСУ – кировоградским спецназом, тем самым боем, который эти спецы назвали черной страницей своей истории. Как это было?

– Наша разведка выяснила: противник в ангаре за невысоким бетонным забором. Мы (50 ополченцев плюс БТР) к ним подошли и взяли на прицел по фронту и с правого фланга. На месте их командира, оценив обстановку, я дал бы приказ на отступление, тем более, что было куда. Отступая, поражал бы преследователей. Зачем они пошли на прорыв, до сих пор не пойму. На двух «Уралах» вломились в наши ряды и – смешанный стрелковый бой. За минуту все для них закончилось полным разгромом. Я получил пулевое сквозное ранение 7.62 в левую ногу выше колена. Ещё один боец ногой попал под колесо грузовика, это все наши потери. А спецназовцы потеряли 12 человек (искромсаны очередями в ошметья), 3 пленными и 4 еле ноги унесли.

– Неизбежный и неисчерпаемо сложный для христианина вопрос: как сочетать веру и убийство?..

– Святые отцы давно дали определение, какое место в жизни христианина должно занимать такое явление как убийство. Личных врагов мы прощаем, а врагов православного Отечества, которое является оградой для Церкви, мы уничтожаем. Для нынешних незаконных властей Украины заокеанскими «друзьями» поставлена задача по уничтожению православия на Украине путем разрыва канонического единства с Русской Православной Церковью. Насаждается культура гомосексуализма, каннибализма, ненависти взамен любви к ближнему и милости к страждущим. Поэтому мы должны убить всех, кто к этому причастен. Иначе будет убита сама возможность жить по совести и заповедям Христовым.

– То, что происходит сейчас в Новороссии, точнее в ДНР/ЛНР, многие политологи (да и рядовые граждане республик) расценивают как «слив», предательство русских на территории бывшей Украины, как отказ от самой идеи создания Новой, Справедливой России, возрождения Большого Русского мира. Впереди – в лучшем случае аналог Приднестровья, то есть тупик… Как оцениваешь ситуацию ты?

– Сейчас много ломается копий по определению «слили» – «не слили» Новороссию. Причем я заметил тенденцию: громче других пытаются внести суету в этот очень тонкий вопрос, состоящий из множества деталей, люди, которые не воевали на Донбассе или, вообще не присутствовали хотя бы в прифронтовой зоне.

С одной стороны, мы все помним комментарий Стрелкова почти годичной давности, когда он объяснял причины своего выхода на «большую землю». Тогда он сказал, что у него был выбор, в случае если он не оставит ДНР, то восставшему Донбассу останется жить недолго. И словам своего командира я верю, пойди он на поводу своего «я», у нас бы все очень быстро закончилось. С другой стороны, Донбасс жив по сей день. И, несмотря на многочисленные недостатки и проблемы, ополчение выросло в армию. Да, многие воевавшие сейчас разочарованы, они ждали большего. Объясняется это просто: они верили в светлое будущее, жертвовали собой, добились успеха, многие стали командирами. Но! Руководителями страны становятся реалисты, прагматики, а между романтиками и прагматиками случаются споры, в том числе с применением оружия. Нужно находить контакт, проявлять понимание и терпение друг к другу.

Всему своё время. Самое главное сейчас то, что вопреки всем прогнозам Новороссия продолжает влиять на геополитику. Если данную ситуацию перевести на язык шахмат, выглядит это приблизительно так: Америка ходит конем с Сирии на Украину и ставит шах Москве. А Москва ходит офицером с Крыма на Донбасс, в результате чего шах Вашингтону и мат Киеву.

В стратегической же перспективе я не верю в будущее государства Новороссия. Её миссию я вижу не в существовании отдельного государства, а в генерации той силы, которая бы преобразила Россию в православную империю, удерживающую мировое зло. Такая Россия предсказана святыми отцами нашей Церкви. И Новороссия – это как та малая закваска, о которой говорил Спаситель в библейской притче, которая квасит все тесто. После выполнения своей миссии Новороссия растворится в Великой России наравне с другими народами и регионами. Когда? Не знаю, думаю, не скоро. Но – так будет, и наши жертвы не напрасны.

 

«Викинг»: «В “Минске-3” Киев подпишет акт о безоговорочной капитуляции…»

Растоптав Минские соглашения, киевская власть убила последний шанс сохранить единство Украины. И теперь, сколько бы ни длилась война – закончится она взятием армией Новороссии Киева. В этом убеждён командир первого мотострелкового батальона Славянской бригады Министерства обороны ДНР – позывной «Викинг», один из самых подготовленных в военном отношении командиров ВСН.

В самых непредсказуемых условиях он способен действовать ещё более непредсказуемо. Родом из Донецка, воюет со Славянска. До войны был морпехом, затем сотрудником силовых структур. Человек абсолютной порядочности, невероятной смелости и недюжинного ума. Знаток скандинавской мифологии, военной истории, литературы и биологии. Невозмутим в самых экстремальных ситуациях, а когда надо – неистов, как берсерк. В отличие от других, всеми на фронте уважаемых командиров, избегает публичности, интервью даёт неохотно, исключение сделал для «Завтра».

«ЗАВТРА». Героев на этой войне много. Но, по оценке большинства бойцов, ты, наряду с Моторолой и Гиви, входишь в тройку наиболее уважаемых и бесстрашных командиров армии Новороссии. Посему начнём с вопроса: поскольку и самый смелый человек всегда подвержен тем или иным страхам… чего боишься ты?

ВИКИНГ. Тройка «самых-самых», пятёрка, десятка – к чему эти рейтинги, разве это важно? А насчёт страхов, не скрою, боюсь и очень – старости. И боязнь эту я не в силах и не считаю нужным преодолевать. По моим чувствам и неизменному убеждению самое страшное, что может случиться с мужчиной – умереть в старости «на постели при нотариусе и враче». Нет ничего страшнее такой участи, и её я по-настоящему боюсь. Все остальные страхи иллюзорны, побеждаемы стремлением к Поступку, который из всех когда-либо живших и живущих совершить можешь только ты. Право на Поступок выкупается ценой жизни, так стоит ли ею дорожить и чего тогда бояться? «Глупый надеется смерти не встретить, коль битв избегает…» Умереть мне хотелось бы, конечно же, в бою, но не здесь и не сейчас, – хочу в Киеве на параде Победы побывать. А если повезёт, полюбоваться ещё и руинами Пентагона…

«ЗАВТРА». Многие из ныне известных командиров признаются: до прихода Стрелкова в Славянск даже не думали, что им придётся воевать. Когда ты понял, что твой удел – война, а смерть не страшна?

ВИКИНГ. Сколько себя помню, знал и готовился. В 12 лет у меня уже был свой отряд, по образцу военного, включая удостоверения и специальное шифрованное письмо. Этим дружным отрядом мы обносили вишни у соседа и всегда побеждали «армии завоевателей» из соседних районов города. Книги о войне, истории, приключенческие, а позже политико-философские, научные (особенно по увлекавшей меня биологии), историософские и культурологические – «проглатывал». В 7 лет почти наизусть знал «Робинзона Крузо» и в школьные годы мысленно его дописывал, сочинив для себя множество инструкций по выживанию, не следуй я которым – не давал бы сейчас интервью.

От страха смерти освободил опыт, полученный в детстве. Умирала соседка, ветеран войны, я её очень любил. Она была чиста и свята, бездетна (из-за ранения) и до последних дней, несмотря на старость – трёх дней не дожила до 75-летия – уже не по-земному красива. Так случилось, что я с родителями был в отъезде и долго её не навещал. Вернулся – умирала. Хрипела только, смотрела невидяще, и слезы текли, не кончаясь… А руки её уже не двигались. На спинке стула висел её китель – весь в медалях и орденах. «За отвагу» мне казалась самой красивой. Прикосновение к живому металлу наград – никогда не забуду испытанного тогда чувства – было прикосновением к тайне, к истории, к будущему. Когда после краткой агонии умерла, я, как прикованный, смотрел и смотрел на вмиг заострившееся, опустелое лицо, на скомкавшийся платок и реденькие, слипшиеся седые волосы и вдруг, словно меня окликнули: «Смотри!», – обернулся. Кто-то поставил на стол большую, с черной ленточкой, фотографию умершей, сделанную на фоне развалин Рейхстага. Стройная, в форме с множеством наград, славянская валькирия, какие бывают разве что на картинах Васильева. То был миг инициации, озарения; всем существом своим я почувствовал: она – та, берлинская, рядом и живая. Она тогда всё исполнила, и вся последующая жизнь была лишь блужданием в мире, в котором таким, как она, нет места, их, воинов, место – в бою. Обрядить её в китель с наградами, как ни пытались, не смогли, пока не вспомнили: она завещала раздать награды детям…

«ЗАВТРА». Ты служил в морской пехоте Украины, сейчас идет создание армии ВСН. Как оцениваешь уровень подготовки морпехов и ВСУ в целом по сравнению с нашими войсками? Способны ли мы уже на равных сражаться?

ВИКИНГ. Способны. Безусловно. За год войны нами накоплен неоценимый опыт. Когда я служил на Украине, боеспособных подразделений было не столь уж много, наше являлось, пожалуй, наилучшим – по подготовке. По оснащению, да, отставали, как и все, а вот подготовка была на высоте – готовили нас и американские инструкторы и британские. Сейчас я пытаюсь передать своим людям то, чему я научился в прошлые годы. Могу с уверенностью сказать: я сумел их научить, мы сможем дать достойный ответ врагу. Следует учитывать главное, «викинги» своих никогда не бросают. В батальоне многие ещё времён Славянска и Семёновки, старые боевые товарищи. Теперь у нас есть своя бронетехника и, если мы в мае-июне прошлого года на семеновском передовом рубеже «голыми руками» крошили укровскую броню и авиацию, то сейчас я даже боюсь представить, что будет с противником, если нас в очередной раз не остановят политики.

«ЗАВТРА». После выхода из Славянска «викинги» сражались много где, в том числе в Шахтёрске, на Саур-Могиле, первыми входили в Амвросиевку, чудом выдержали лютую сечу с многократно превосходящим противником в поселке Спартак. Какое за всю войну сражение ты считаешь наиважнейшим?

ВИКИНГ. Бой в Семёновке 3 июня прошлого года. Я его помню так, будто он только закончился. Схватка – ты был там, ты знаешь – была свирепая, незабываемая. Это была победа, на которую тогда мы не рассчитывали, думали, что мы все умрём, будем стерты в пыль. Нас было 280 человек, и когда четырехтысячная армия двинулась вперед – все попрощались с жизнью. Но ни один из нас не дрогнул. Устояли, сдюжили, одолели – жгли нацистские панцеры, вертолеты, штурмовики, крошили пехоту. И это было выше всяких наград. Если бы мы тогда не встали в Семеновке, на пути рвущейся к Славянску чёрной орды, то сейчас не было бы ни Донбасса, ни ЛНР, ни ДНР. Мне часто думается, что всё последующее – это продолжение того боя, и закончится он только когда над куполом Верховной Рады в Киеве мы водрузим флаг Новороссии. Мы это сделаем, обязаны. Эта война – продолжение Великой Отечественной. На той войне погибли прадеды мои, и дед при обороне Киева пал смертью храбрых, а ныне Киев снова оккупирован.

Запомнились и бои за Саур-Могилу. У нас не было тогда тяжелого вооружения, мы действовали как партизаны… и всегда побеждали многократно превосходящего противника. Появлялись неожиданно в тылу и «укроп косили» тщательно.

«ЗАВТРА». Бой за поселок Спартак…

ВИКИНГ. Я не хочу вспоминать… как за чужие ошибки платили кровью мои бойцы. «Двое – смерть одному, голове враг – язык, под каждым плащом рука наготове». Приказы не обсуждают, их исполняют…

О том бое рассказал один из ветеранов батальона «Викинги». Цитирую: «Комбат был зол страшно. Разведку запретили делать, заверили: разведано – всё чисто. Пошли колонной, тишина, никого… И – кердык, западня! Из всех казавшихся брошенными окопов и блиндажей, из всех строений – огонь по нам. Викинг сориентировался в долю секунды. Разбил всех на группы, просчитал оптимальный маршрут отхода каждой. Если бы не его решение – полегли бы мы там все. А он, с небольшой группой и БМП прикрытия – в пекло, к военной части Спартака, штабу укров. Всё просчитал! Они и представить не могли такой наглости. Пока укры соображали, что к чему, переносили сектор обстрела то на одну группу, то на другую – мы прорвались к зданию в/ч. Взрывы сплошняком – бах-бах-бах! Я шваркнулся лицом в фарш из кровавой грязи и кусков тел. Голову поднимаю, глаза разлепил: эпическая картина – Викинг на броне в полный рост! Неустрашимый мало сказать – отморозок в смысле самом правильном! Срывает укровский флаг со стены, прыгает, разворачивается, и – Бог знает, как его под таким обстрелом в клочья не разнесло! – из подствола в окна украм гранаты швыряет. Дальше – в Голливуде нервно курят. Год воюю, жути такой не видал: руки, ноги, шмотья мяса разлетаются, туман из крови! Думал, так только в кино бывает… Ушмыгнуть некуда! Когда мины в одно место по три раза шлепаются – ты видел такое? Ползу змеей, вижу: Викинг колотит по БМП: разворот! Не слышат! Он как долбанул – приклад сломал! Развернулась. Меня цап за шиворот, поднял. Под прикрытием брони шлёпаем по грязи. А мины, воги – отовсюду: бах-бах-бах! Как нас не раскромсало – чудо… Везде – трупы, трупы разорванные. Смотрим: Макар, раненый! Викинг его затащил на броню – езжай! Тут меня подконтузило. Грохнулся, помню только: Макар с брони привстал, рукой машет, спокойненько так… Комбат рядом: «Ползи! Вперед!» – по губам понимаю, а глаза у него бешеные. Смотрю, в руке у меня граната, чеку больше держать не могу. Вскочил на секунду, метнул в пустоту. Снова поползли, пока не черкануло меня осколком. Очнулся уже в доме каком-то. Рассказали: БМП вернулась за комбатом, если б не он – я там и остался бы…

…Помню: он подходит к окну, и – вспышка рваная черная, стекла вспучились и картечью по стенам, все на пол рухнули, – из «Града» по нам врезали. А Викинг даже не пригнулся. Хорошо, что шлем не успел он снять и очки тактические. Обернулся, осколок стеклянный из щеки выдергивает, усмехается: «Когда красавица с косой по-настоящему поцелует – вы уже не почувствуете…» Все, кто выжил в той бойне на Спартаке – выжил благодаря комбату. До конца дней буду о нём Бога молить».

«ЗАВТРА». В отличие от других командиров, которых ценят, уважают, превозносят, боятся – тебя бойцы по-настоящему любят, насколько мне известно, только в твоём батальоне сохранилась старая гвардия и те, кто начинал в Славянске в других подразделениях, ныне присоединяются к «викингам». Есть у тебя свой управленческий секрет?

ВИКИНГ. Нет. В основе управленческих схем всегда манипуляции, а я их намеренно избегаю. Всё просто: в истории были конунги и полководцы, которые не просто управляли войском, а имели дружину. Это совершенно особая система взаимоотношений, контрманипулятивная. Каждый, кто рядом со мной, для меня не просто солдат, а дружинник мой – друг и брат. И требования ко всем просты: подавать личные примеры храбрости, идти плечом к плечу со своими боевыми товарищами в любой ад, ценить и принимать каждого человека как индивидуальность, и ни при каких условиях не предавать.

«ЗАВТРА». 3 июня 2015 года, в годовщину боя в Семёновке – начала полномасштабной войны в Новороссии Генштаб ВСУ официально признал, что применяет против нас «Грады» и другое тяжелое вооружение, а некоторые украинские политики вновь заговорили о необходимости перенести войну на территорию России, чтобы ускорить процесс ее распада. Это значит…

ВИКИНГ…что в «Минске-3» подпишут акт безоговорочной капитуляции ВСУ, а не очередное, используемое хунтой для передышки соглашение о перемирии. Как человек военный я не вправе перебирать возможные сценарии развития событий на фронте. Скажу лишь, что противник (которого нельзя недооценивать) столкнётся не с существующими исключительно в его воображении «ордами москалей на арматах», – с асимметричными ответами Вооруженных Сил народных республик. Что же касается разговоров о том, что нас «предали», «слили», «любой ценой заталкивают назад в Украину», то это досужие измышления питающихся дезой в Сети. Нас никто никуда не может затолкать. Мы сделали выбор и отстаиваем его ценой своих жизней. Если мы – горстка плохо вооруженных, необученных бойцов – смогли (с военной точки зрения у ополчения не было никаких шансов!) под Славянском одолеть десятикратно превосходившую нас армию 46-миллионной страны, то кто нас сможет победить теперь? А скоро наших ресурсов хватит, чтобы освободить все оккупированные нацистами территории.

После одесской трагедии 2 мая у меня, как и у миллионов русских жителей страны-самоубийцы, обозначаемой пока на карте «Ukraine» появилась лютая ненависть ко всему украинскому. Когда унижают слабого, возникает чувство ненависти к обидчику, когда обижают сильного, а он не отвечает – возникает чувство жалости и презрения к нему. Мои бойцы не могут себе позволить быть слабыми, и никогда не допустят, чтобы к нам кто-то испытывал жалость и презрение оттого, что мы не смогли защитить русских и всех, кто восстал против украинского нацизма, используемого США как один из инструментов выдавливания русских из истории.

«ЗАВТРА». Самая сложная на данный момент проблема формирующейся армии ДНР/ЛНР?

ВИКИНГ. Трансформация ополчения в полноценную армию требует времени и решения множества организационно-технических, кадровых проблем. Но, как говорил непобедимый Суворов: «Стремящемуся к великому надлежит и потерпеть…» Главная проблема – формирование офицерско-сержантского корпуса. Много готовых воевать и погибать, крайне мало имеющих военное образование и командные навыки. Достаточно в республиках сочувствующих нам бывших военных, но, если до сих пор не воюют, мобилизовывать их бессмысленно, не бойцы. Командиры рождаются не по приказу, не на полигонах и смотрах, – в бою. Это опыт всех войн. Мы проигрываем тогда, когда допускаем саму возможность проиграть. До этого момента, даже погибая, мы побеждаем.

 

Балу. Главный волонтер Новороссии

Война обновила Донбасс. Обновила неординарными людьми, которые приехали сюда со всего света, и, прежде всего, со всего бывшего Советского Союза. В Донецке мы встретились с человеком, который в самом прямом смысле объединял и объединяет русских на постсоветском пространстве. Позывной – Балу. Боец и гуманитарщик. Вырос в Молдавии, потом переехал в Россию, а теперь служит Донецкой Народной Республике. До войны Балу реставрировал памятники архитектуры в Санкт-Петербурге, к слову, вся деревянная отделка тамошнего Морского театра выполнена им. А сейчас по-своему, на уровне горизонтальных связей и гуманитарной помощи зарождающейся Новороссии, он реставрирует Империю. Награждён орденом атамана Платова и медалями «За верность и честь казачью», «За Верность и долг перед Отечеством».

– Тебя называют главным волонтёром Новороссии. Расскажи предысторию. Как всё начиналось?

– Когда ещё жил в Молдавии, тамошние власти за русско-имперские высказывания причислили меня к радикалам. Политикой я напрямую не занимался, но евроодержимым молдаванам достаточно резкого неприятия их европейского, то есть антирусского выбора. Всякий русский, не отрекающийся от своих корней, автоматически становится врагом. Молдавская власть рвётся воссоединиться с Румынией, мол, румыны нам братья, нам любой ценой надо в Европу, проводят проамериканскую линию. Настоящая же суть тамошней политики в том, что людей просто обдирают: хотят, чтобы Молдавия была банкротом, а люди ехали на заработки в Европу, в ту же Румынию. Да еще хотят систему ПРО поставить у самой границы с Россией. Я, русский и по состоянию души, и по национальности – могу это принять?

Взгляды моей семьи (отец русский, из Оренбурга, мать молдаванка) всегда были обращены на воссоединение Молдавии с Россией: родители очень переживали момент развала Союза. В 1991 году я был не таким уж и взрослым – 11 лет, но я уже понимал, что происходит что-то плохое: все эти отдельные республики. А в конце 90-х началось…

У нас в г. Бельцы, как и повсюду в Молдавии, снесли памятники Ленину и всем героям советской эпохи. Я спрашивал: «Да вы что делаете? Хотите сохранить историю? Да сохраняйте! Поставьте рядом с Лениным памятник Штефану чел Маре! Чем Ленин вам мешает? В созданном им СССР наш город процветал. Завод построили, гидроэлектростанцию, а до этого вы в лаптях ходили…» Бельский комбинат хлебопродуктов – это был второй стратегически важный комбинат по производству муки в СССР по мощностям. Если что-то останавливалась на комбинате в Бельцах – знали в Москве. Мука выходила там такая с «желточком». Я это с детства знаю, у меня там семья в трех поколениях работала! Там еще моя бабуля по маме работала – 13 детей подняла, еще и на заводе вкалывала. У нее 36 лет стажа на предприятии. Мать-героиня, Герой социалистического труда! Ее Брежнев еще награждал…

С каждым годом румынизация усиливалась. Все официальные документы и общение в административных зданиях – не только на молдавском/румынском языке. Ответ на все протесты против дискредитации прав русскоговорящих всегда один: «Вали в Россию». Вот я и «свалил» в 2006-м: сначала на Кубань, потом в Санкт-Петербург.

Родственники сообщают: сейчас у них полный безысход. Работы нет, отопить дом зимой – свыше 100 тысяч рублей при зарплате большинства в 5–6 тысяч и пенсиях менее 1000. Выживают за счет заработков в Европе, но и с этим всё хуже. Детей на годы оставляют на бабушек-дедушек. Это в порядке вещей – уехал папа, а вернулся – уже дедушка. Дети предоставлены сами себе, они растут на улице, потому что родители пропадают в Европе: визу сделали, значит, ее надо отрабатывать! Родители по скайпу видят своих детей. Потом приезжает, и во что заработанное вкладывает? В стройку жилья, чтобы обеспечить будущее ребенка, в его обучение. А обучает на то, чтобы и его ребенок уехал на заработки, батрачил на «высшую расу». Вот такой европейский выбор – закабалить себя навечно и лишить своих детей всякого развития.

– Что побудило тебя заняться гуманитарной помощью?

– Побудил опыт жизни в оевропеенной до тупика Молдавии. Я как раз гостил у друзей в Киеве, когда тамошние майданутые верещали «Україна це Європа» и требовали кружевных трусиков… Всё это было до боли знакомо и никому из верещунов невозможно было втолковать, что последствия их евороодержиомсти будут страшными. На улице Грушевского я увидел «беркутовцев»: февраль, холодина, а они на щитах спят. К этим ребятам у меня особое отношение, потому что я сам служил во внутренних войсках, я знаю их состояние; сам стоял на прорумынских митингах, на студенческих бунтах, стоял в строю и у меня переносица даже переломана, – имел неосторожность поднять забрало и меня арматурой митингующие прямо по лицу ударили. Меня тогда в Киеве сам факт возмутил – «беркутовцы»-то, выполняющие приказ, да ещё бозоружные при чем? За что их жечь?

И я начал им помогать. Из Молдавии возил сумки – теплые вещи, еду, сигареты, а обратно в багажнике авто вывозил киевлян-антимайдановцев и «беркутовцев», потом покупал им билеты на самолёты в Россию. Поначалу саложопые не обращали внимания. Для них молдаване, ну вроде как свои. Спокойно я границу туда-обратно переходил – была тропа контрабандная. А потом так случилось, что и меня той же тропой вывезли.

В очередной раз приехал в Киев, у меня друзья живут на Крещатике, не буду называть адрес. У подъезда подходят ко мне двое «в штатском», вежливенько спрашивают: «Вам не кажется, что вы начали часто границу пересекать?», – и суют мне под нос удостоверение СБУ. Объяснил насчёт цели приезда, лапшу им на уши навесил, отпустили. Но устроили слежку. Машина стоит под окнами – день, два, три. Я из дома выхожу – люди в машине меняются. «Ну все, – говорю друзьям, – мне сели на хвост, у вас могут быть проблемы. Вывозите меня отсюда».

Картина маслом: друзья меня завернули в ковер, лежавший в зале. Ночью прямо в ковре выносят, закидывают в «Газель», едут, а специально с бардача висит кусок ковра, чтобы со стороны СБУшникам значит видно было. Я оделся потеплее, спрятан в ковре, но всё равно холодноватенько. Доехал в багажнике до Белой Церкви, там уже пересел в другую машину и – до границы. Контрабандисты перевели меня на молдавскую сторону, оттуда на самолёте в Москву, затем – в Питер. Там, через соцсети занялся организацией помощи беженцам.

Я был один из первых, кто написал ещё в апреле 2014-го, что приму беженцев из Донбасса, – тогда в Краматорск бэтэры заходили, нацики начинали чистки нелояльных… Мы с матерью не из богатых людей, но: «Мам, мы можем принять семью беженцев?» Она: «Почему нет? Муж, жена, максимум трое детишек – как-нибудь разместимся. Потеснимся». И пошло-поехало. Стали спрашивать через соцсети: «А вы не возите грузы?». По скайпу и в «личке» я давал информацию, как конкретно выйти беженцам из Донбасса в РФ, где им разместиться. МЧС России тогда еще не помогало.

Я дозвонился до Патриарха Кирилла, заручился его согласием о помощи церковных приходов в расселении беженцев на Кубани, в Астрахани. Вместе с ребятами из екатеринбургского НОДа договорились с РЖД, находили дополнительные вагоны для отправки беженцев в Екатеринбург. Развозили людей по всей России. Я даже на Камчатку людей через родню «закидывал», они там до сих пор живут. У меня в скайпе более 9 тысяч контактов людей со всех уголков России, которые нам помогали. С мая, когда полилась кровь в Краматорске/Славянске, на меня начали выходить гуманитарщики. Когда-то я всех их искал, а потом, когда поток беженцев пошел, все начали искать меня. При мне было три телефона – не замолкали. Я спал по три часа в сутки возле компьютера. Мониторил постоянно ситуацию по выводу людей через погранпереходы.

Часто спрашивают: «И что ты с этого получил?» Да ничего. Я не мог иначе, так воспитали: бабушка по отцовской линии была блокадницей, её спасли, я в долгу перед потомками тех людей, без которых она умерла бы от голода. И дед по отцу воспитывал меня в духе коммунизма – открытости, честности, уважения к старшим, сострадания. Он меня и в собор Св. Равноапостольных Константина и Елены в Бельцах повёл, там тогда ещё музей был, в музее, за алтарём батюшка и крестил меня, а дед-коммунист подарил книгу Святителя Николая Сербского. Как раз перед Майданом я открыл её, наткнулся на подчёркнутые дедом слова: «Знаете ценность свою? Она равна количеству людей, которые не могут жить без вашей заботы». Я почувствовал тогда: это – ответ на все мои вопросы…

– Помогать, заботиться о тех, кто в трудной ситуации можно и оставаясь в России. Что заставило тебя приехать на Донбасс?

– Как только запылал Майдан, я сразу понял: начинается война, впереди – геноцид. Через систему «Зелло» я получал информацию о том, кто в чем нуждается. В один момент пришла информация, что киевская власть блокирует поставки инсулина восставшему Юго-Востоку. В Краматорске, Славянске, Дружковке с этим было совсем плохо. Я начал собирать лекарства – партии были очень большие, каждая на 5 тыс. долларов. Нужен был отправитель. И он появился в Краснодаре – там ребята во главе с активисткой Натальей самоорганизовались.

Вскоре я стал эпицентром этой спонтанной организации. От предложений создать благотворительный фонд сразу отказался. Решил: мы – координаторы, организаторы, связующие звенья между теми, кто нуждается в помощи и теми, кто может помочь. Мы знали, где взять груз, как и кто оперативнее и без потерь довезёт его до конкретного человека, например, врача районной больницы. Но даже при таком подходе возникали неприятные моменты. Я отправил как-то очень большую партию инсулина – на 18 тысяч долл. Она должна была распределиться между Славянском и Краматорском. Большую часть забрали славянцы, не ополченцы, какие-то «благотворители», а позже я узнал, что взятый ими инсулин (подарок Донбассу Александра Розенбаума) пошёл на продажу. Стало ясно: если сами не будем поставки контролировать, гуманитарку растащат мошенники.

15 мая я привёз в Новороссию очередную партию инсулина. Познакомился со знаменитым тогда Бабаем. Нашел командира «Волчьей сотни»– это был Динго, Царствие ему Небесное. Он и его ребята брали славянское отделение милиции, а потом по приказу Стрелкова зашли в Краматорск и под командованием Хмурого начали воевать. Динго сразу поставил задачу: «Подразделению нужны форма, обувь, рации, пеленгатор, чтобы частоты ловить». В общем, это было снаряжение, на которое нужны деньги. Тогда человек, специально обученный – открыл в России карту и каждый день переводил в Краматорск деньги на снаряжение. Продолжались и поставки лекарств – их распределяли через исполком и кому-то там захотелось «погреть руки». Мне по секрету сказали: «Уезжай, иначе завалят, ополченцы не спасут…»

Плевал я на угрозы, но в тот день надо было срочно вывозить беженцев во Владимир. Уезжал я, точно зная: вернусь, чтобы заниматься своим делом, нельзя собираемую россиянами помощь отдавать проходимцам.

Вернулся. И до сентября прошлого года доставлял лекарства, вещи, продукты и перевозил беженцев по дороге жизни через Изварино. Бывало, в 50-ти метрах от укров проезжали, с выключенными фарами, опыт: у меня эта война не первая – был на второй чеченской, в Дагестане и Осетии. Четыре наши машины разбабахали укры, но, Бог миловал, никто из тех, кого мы вывозили не погиб.

– Ты не только волонтёрил, но и участвовал боевых действиях. В каком подразделении, на каких участках и что особенно запомнилось?

– После выхода из Славянска/Краматорска с ребятами из «Волчьей сотни» бились за луганский аэропорт, прошли с боями через Саур-Могилу, а когда пробили коридор к границе РФ, уже после гибели Динго (26 августа, в селе Первозвановка) прибыли в Генпрокуратуру ДНР под командование Равиля. У нас был КОБР – казачий отряд быстрого реагирования Генпрокуратуры.

При этом я часто работал индивидуалом. «Железо» было своё, и, я примыкал к тому или иному отряду. Помню, присоединился к группе командира с позывным Фома. Много там случилось интересного, всего и не расскажешь. Как-то поехал за боекомплектом, набрал «шмелей», возвращаюсь и – не туда повернул: блок-пост, саложопые! Лето, жара, стёкла опущены, музыка грохочет – «Вставай, Донбасс!», на машине наклейки «Новороссия» и Георгиевские ленточки… От наглости такой на блок-посту все рты разинули. Что делать? Хватаю «эфку» и, кольца не выдёргивая, швыряю, насколько хватило сил, пока укропы гравий нюхали – я задним ходом полный газ. Слава Богу, вырулил…

Еще был случай. Тоже поехал за БК, забрал и вернулся в местечко, где шел бой, но не совсем туда, куда надо. Спрашиваю по рации: «Якут, вы где? Я у торца розового здания». Они: «Ты че? Там укры! Мы по ним долбим! Дёргай оттуда!». Ситуёвина: застрял в мёртвой зоне у дома, который они обстреливают, с другого дома по ним бьют саложопые, а я меж двух огней печалюсь: сейчас лупанут в забитый боекомплектом до отказа мой пикапчик – и зачем я жил? какую принёс пользу? Вот я, дебилушка, и решил им помочь: беру РПГ-7 и в торец здания – бабааах! Очнулся – всю рожу разбило, кровь с ушей, контузил сам себя.

Но это ещё пустяки, а вот пару дней спустя пришлось на «ковре-самолёте» полетать. Корректировал огонь на насыпи, а на ней сорванная с петель створа, железный щит – я на нём лежал. Укры меня засекли, помню: грохот (сутки потом ходил я оглохший), взрывом вздыбило насыпь вместе со щитом, что-то замелькало где-то далёко внизу и – взлетел я как Хоттабыч на ковре-самолёте… Спасло, что «ковёр» этот не перекувыркнулся и не расплющил меня. Приземлился – коренные зубы треснули, хорошо хоть не череп. Всего у меня четыре контузии и до сих пор уши болят, не долечился. Сейчас официально служу в отдельной роте спецназа Внутренних войск МВД ДНР.

– И продолжаешь заниматься гуманитаркой. С кем ты сотрудничаешь, и какие сейчас возникают проблемы?

– В связи с переключением внимания россиян на события в Сирии, объем гуманитарной помощи уменьшился и продолжает уменьшаться. Но мы работаем, находим новые источники. Дело в том, что быть волонтёром – это не просто искать и доставлять продукты, одежду, медикаменты тем, кто в них наиболее нуждается. Все известные мне волонтёры понимают: мы – связываем взаимопомощью русские пространства и сознания русских людей. Восстанавливаем утраченное четверть века назад единство. И простые граждане России это тоже понимают, поэтому помощь Донбассу никогда не иссякнет, русский помоги русскому – вот главный мотив. Сирийцам есть кому помочь, нам надо думать о братьях-славянах.

Сотрудничаю со многими, в основном с Димой Бабичем, главой организации «Соратники Новороссии». Редкой честности человек, суперпедант, отчитывается за каждую копейку, работает совершенно бескорыстно. Собирает деньги, закупает всё необходимое, ведёт караван к границам, а дальше, по республикам я сопровождаю. Дима составил для Новороссии уже одиннадцать караванов. В последний раз привезли продукты в семь детских домов и ещё в приют для инвалидов завезли картофель, сардельки, и мясо на несколько сот тысяч рублей. Обеспечили одеждой «беркутовцев» ЛНР и ДНР. Постоянно выполняем все заявки от подразделений – Гиви, Моторолы и других. Это помимо адресной помощи продуктами, вещами и медикаментами сотням семей.

Проблемы только с таможенниками. Если груз не оформлен в МЧС – границу пересекать всё труднее, а оформить по тем или иным причинам не всегда получается, время не терпит, люди ждут. Ещё и местные власти начинают бюрократничать. На КПП «Изварино» был момент. Пограничник ЛНР упёрся: «А где письмо от главы республики? Без письма не пропущу». Спрашиваю: «Ты чего, головой повредился? Я с ДНР! Ты на кого работаешь, какое письмо? Мзду выбиваешь?». Разобрались, с помощью «Беркута», которому форму везли. Много сейчас расплодилось таких пограничников, в боевых действиях не замеченных…

– Как ты считаешь, проект преобразования минимум восьми областей бывшей Украины в новое государство похоронен окончательно?..

– Думаю, достаточно долгое время статус Донецкой и Луганской Республик будет как сейчас у Осетии. А если все получат российские паспорта и снова начнётся конфликт с Украиной (а это, уверен, неизбежно) – тогда Россия сможет ввести сюда миротворцев. То есть, регулярную армию. Это один из вариантов. Второй – в случае конфликта мы и без российских регуляров уже сумеем отвоевать две области, это тот минимум, который может удовлетворить если не всех, то большую часть ополченцев. И вариант третий – создание конфедерации ЛНР/ ДНР вызовет цепную реакцию распада Украины, заряженной неразрешимыми экономическими проблемами: Херсонщина, Днепропетровщина, Харьковщина и остальные юго-восточные области тоже потребуют и добьются независимости. Потом объединятся в конфедерацию или федерацию – вот вам и Новороссия. Всему свое время, нужно набраться терпения…

 

Непобедимый Боцман: «Сейчас идет война на выживание…»

Война в Донбассе не утихает ни на минуту. Все понимают, что перемирие условно и постоянные обстрелы Украиной мирного населения и Вооруженных сил Новороссии – только подготовка к масштабному наступлению. ВСУ продолжает провокации, бойцы ДНР и ЛНР получают бесценный военный опыт. Что необходимо республикам для полной победы? Мы спросили об этом у человека, который в ополчении с апреля 2014 года, участвовал в самых серьезных военных операциях, досконально изучил тактику и стратегию военных действий и имеет свое видение будущего армии республик. Его позывной – «Боцман», и он командир третьей роты батальона «Викинги» 1-й Славянской бригады армии Донецкой Народной Республики.

Боцман рассказал «Сегодня. ру» о своем приезде в Славянск, как ему досталась его первая форма, как воюют сейчас ВСУ, почему нет мобилизационного резерва и что для полной победы республикам нужно создать в армии славянский аналог военно-религиозного ордена.

– «Боцман», давай сначала. Ты до войны жил в обычном украинском городе, считался человеком успешным, был бизнесменом, брокером. Когда ты понял, что в так называемой Украине даже у тебя нет перспектив для нормальной реализации?

– Более 23 лет люди Запада и Востока жили материально неплохо и терпели друг друга. Но когда пришел к власти Янукович, он окончательно уничтожил средний класс. Все помнят пришествие донецких в налоговую, в правоохранительную систему, в другие сферы управления. Западная Украина начала кричать: «Мы хотим в Европу, мы хотим лучше жить!». А восточные области начали требовать тесных связей с более благополучной Россией. Украина стала страной, в которой плохо жить всем.

– Проект Украина был жизнеспособен?

– Он был обречен. Слишком чуждыми друг другу являлись обе части страны. Территорию можно было удержать, только если бы ее поглотила империя, например, Россия. Элиты Запада и Востока получили бы по кусочку и, как и в Украине, держали свой плебс под контролем. А Западная Украина смогла бы сохранить свою идентичность, культуру и экономическую основу развития. Но они этого не понимают и не понимали, точнее не хотели понимать.

Украина после развала Союза была спроектирована Западом как антирусский проект, как бомба замедленного действия для развала империи. И все это время, эти 23 года ни российская дипломатия, ни якобы пророссийские политики не делали ничего, чтобы вынуть взрыватель из этой бомбы. Вот и рвануло.

– Почему ты решил идти на войну? – Понимаешь, в Крыму находились российские военные базы и действовали, скажем так, агенты влияния. Те силы, которые в нужный момент быстро собирали вокруг себя людей, вручили в руки железные изделия и они начали представлять из себя ополчение. А на остальных территориях Украины не нашлось человека, который бы ассоциировался с Россией, вышел и сказал: «Берите автоматы и идите в бой от моего имени». Никого!

В феврале власть в восточных областях валялась просто на улице. На тот момент ее могли взять в каждом городе 20–30 вооруженных людей. Никто бы не сопротивлялся, потому что никто не хотел хунты, пришедшей в Киеве. Все населенные пункты по левой стороне Днепра, можно было захватить, если бы в каждом крупном городе Востока был политический лидер. И можно было предотвратить войну и гибель тысячи людей! Оставшийся кусок Украины тогда не стал бы воевать. Все области слева от Днепра без малейших экономических потерь влились бы в РФ. Летом бы уже вошли в состав РФ или стали самостоятельным государством, опираясь на всенародный референдум. Но таких лидеров не оказалось.

Мы с «Кирпичом» (друг «Боцмана» – ред.) это поняли и…пошли воевать. Воевать против украинской армии за создание чего-то пророссийского. Тогда мы еще не понимали, что это будет – государство отдельное или часть России…

– В Славянске просто было попасть в ополчение?

– Нас знающие люди сразу предупредили: в Донецке боевых действий не будет. Объяснили, что нужно ехать в центр сопротивления – населенный пункт Славянск, о существовании которого я тогда не знал.

Мы туда ехали через сельские дороги очень долго, часов 12. Приехали в Славянск 14 апреля, в 9 утра. Столкнулись на пороге СБУ с «Ромашкой» (известный командир ополчения, погибший в Славянске – ред.), потом нам приказали «коктейли Молотова» делать. И говорят: «Ребята, давайте вы на какой-то блокпост пойдете с палками. Потому там вы хоть сможете сбежать, а здесь кто останется в СБУ – смертники. Вас будут убивать, самолетами штурмовать, вертолетами, а ваша задача – выдержать бой с украинской армией с коктейлями Молотова и автоматами». Мы с «Кирпичом» переглянулись: «Ну, умирать так умирать… Бог решит, кому жить, кому не жить». После этого нас оставили. Я так понял, нас просто попугали.

Потом оказалось, что для нас нет формы и нет оружия. И в это время к «Ромашке» подходят двое ополченцев нашей комплекции, нашего роста, они побывали под обстрелом, испугались и решили уехать. Ромашка посмотрел на нас четверых и приказал меняться одеждой. Так сразу мы получили и форму, и автоматы.

Потом нас повели на собеседование. В комнате был Стрелков, «Прапор», «Балу» по-моему, и сам «Ромашка». Мы заходим, бородатые, а усы сбритые. «Вы какого вероисповедания будете, парни?», – спрашивают подозрительно. «Православные!». «А, ну тогда ладно!». Потом начали спрашивать зачем приехали, имеется ли военная подготовка. Мы ответили как было – что даже в армии не служили. И тогда «Ромашка» сказал, что он забирает нас в свой отряд. Отряд смертников.

– Моторола тогда воевал?

– Да. Но он был как и все, бойцом в группе у «Ромашки». Хотя уже тогда пользовался авторитетом вместе с «Тихим» и «Медведем».

– У тебя серьезный опыт боев, начиная с Семеновки, Ямполя и заканчивая нынешними боями. Как ты оцениваешь украинскую сторону в динамике: как они меняются, чему они учатся?

– Это был провал ВСУ. Как такими силами (непосредственно перед Семеновкой стояли 4000 военнослужащих ВСУ, а по всему направлению 10 000 человек – ред.) не взять Семеновку, которую обороняли менее 300 человек, я не понимаю.

– А не допускаешь, что они не хотели нас брать? Есть гипотеза, что была установка сверху разгореться здесь пожарчику войны?

– Не думаю. Они все время тогда отхватывали от нас. Мы же первые тогда атаковали, вспомни. Вылазок сколько было. Моя первая броня сожженная – атака на их блокпост напротив нас. Хотели они разжигать войну или не хотели, но я знаю, что мы не собирались мириться с ними на нашей земле. Учитывая, сколько они задействовали самолетов, техники, людей, танков – это был полный провал. Они абсолютно бездарно провели бой 3 июня. Пехота у них ехала на броне – это была самая большая их ошибка. Пехоту мы сразу раскрошили, дух у солдат упал, мы их начали с флангов обстреливать, и, они попали в мешок. Если б сидели в броне и просто пошли бы на полном ходу, наплевав на потери – они бы въехали в центр Славянска в этот же день.

– Почему они не сделали отвлекающий удар? – Они совсем тупые. С их стороны это был провал, а нам помог Бог.

– Сейчас как они действуют?

– По-разному. С одной стороны они вроде бы учатся, а с другой – как были баранами, так и остались.

– А подготовка армии ДНР, на твой взгляд, на каком уровне?

– Подготовка продолжается непрерывно, мы учимся и есть прогресс. Вспомни Великую Отечественную. Кадровая армия быстро погибла в 1941-м. А в 1942 году пришли новые люди, быстро прошел естественный отбор и пошел уже прогресс. Наша армия сейчас это условная калька с армии 1942 года: есть уже побеждавший и знающий военное дело костяк, и есть много бойцов, которые будут отсеиваться в процессе боев. И можно идти вперед. Но есть разница. В 1941–1945 гг. был большой мобилизационный ресурс, а сейчас его катастрофически не хватает. Я говорю и о физической подготовке бойцов, и о моральном настрое.

Раньше в России, потом в Советском Союзе мужчина с детства получал военные навыки даже без армейского опыта. И так было из поколения в поколение. Вспомни, это был нормальный детский и юношеский опыт – все эти наборы из танчиков, солдатиков, игра в казаки-разбойники, военная подготовка в школах, институтах.

В нормальном обществе военные являлись для мальчиков кумирами, и благодаря фильмам о войне тоже. Боевиков было мало, а именно фильмов о войне много – о том, как должен действовать офицер советский, стоять насмерть, вызывать огонь на себя…

Сейчас мы получаем армию из людей, отрочество и юность которых пришлась на время, когда военный – это был бомж, торгующий солярой. У нас в подразделении только несколько человек служили в армии. Я поступал в «военку» и когда мы туда приехали, я понял, что на гражданке буду уметь больше. Поэтому не пошел. Я знал, что буду воевать, но с этими алкоголиками из ВСУ, которые постоянно крадут, не хотел иметь ничего общего.

И у нас в Донбассе, и в России впервые за столетия сложилась уникальная ситуация. Выросло целое поколение, даже два поколения испорченных позднесоветским «лишь бы не было войны» и нынешними либеральными установками. Люди не готовы умирать. Вот почему в ДНР большое количество здоровых мужиков, которые не желают брать оружие в руки. Они хотят сыто и хорошо жить в качестве представителей среднего класса. И поэтому у нас такой маленький мобилизационный резерв. Спасает только то, что в «гейропейской» Украине он еще меньше, несмотря на значительно большее число мужского населения.

Эти мужики, не желающие брать оружие в руки, не понимают: среднего класса как такового нет, он уничтожен. Он не планируется в истории. В 2012 году Бильдербергский клуб четко провозгласил свои цели: к концу XXI века сокращение населения на 80 %. Где здесь место среднему классу? Идет война на выживание, и русские никому не нужны. Вспомним Бжезинского: «Россия – лишняя страна, которую надо расчленить» или вот это: «Для нас население бывшего СССР – это всего лишь потомки случайно выживших во времена Второй Мировой».

То, что сейчас происходит, – уничтожение именно России. Украинцы думают, что взамен того, что они воюют с «москалями», им будет предоставлено национальное государство. Да не будет у них ничего. Они существуют до тех пор, пока существует Россия. Когда не будет России, проект Украина тоже никому не нужен.

И, еще раз подчеркну: какая бы ни была техника у России, люди в массе своей не готовы ни в России, ни здесь к большой войне на выживание, к жертвенности, к победе.

– Боцман, что делать, чтобы мы победили?

– Изменить ситуацию можно только вернувшись к религиозным корням, создав некий аналог опричнины в хорошем смысле. Мы должны адаптировать к нашим условиям то, что на западе называется военно-монашеский орденом. Вся армия Новороссии или ее костяк должны стать таким военно-монашеским православным орденом.

Это будет как генератор, как инкубатор, как питомник. Представим ситуацию: монастырь, в котором люди проходят одновременно религиозную и военную подготовку (как это делают мусульмане, как это было в Средние века). Он будет отбирать самых лучших – тех, кого называют идейными. Они будут в армии занимать ключевые должности. Не обязательно командные. Они зарядят своим духом, своей пассионарностью всю остальную инертную массу. А что касается язычников, которые сейчас служат у нас в армии, то уже сейчас большая их часть имеет к вере большее отношение, чем некоторые православные священники.

Людей в костяке не обязательно будет много. Просто это будет та каста, на которой держится армия, это будет основа нашего стального кулака.

И только так мы наследие либерализма преодолеем, только так мы победим. Потому что в самом прямом смысле сейчас идет война на выживание. Чем позднее мы это поймем, тем меньше шансов у нас вообще победить. Пусть враг потешается и ведет свое информационные контригры – наше дело победить. Но, не вернувшись к религиозной составляющей, мы не сможем этого сделать.

Как ты думаешь, почему новороссы так часто кричат «Аллах акбар» во время атаки? Они таким образом выражают свои глубинные, неотрефлексированные чувства. Мы воюем не для того, чтобы просто воевать и завоевывать, а за высшие смыслы, за русскую правду против западной кривды. Но ни церковь, ни идеологи-философы не дали пока бойцам ту форму, в которой они могут выразить свои цели. Вот и приходится русским, по крещению православным пользоваться такими заимствованиями или же искать себя в неоязычестве. Православным священникам давно пора этим озаботиться, быть с бойцами на позициях и не играть в либерализм и нейтралитет, демонстрируя Богу и миру столь порицаемую в Новом Завете теплохладность.

Возврат к религиозным корням преобразит и саму нашу церковь, тоже изъеденную либерализмом, превратившуюся в административную структуру, вдохнет в нее новую жизнь.

Когда эти люди, костяк ордена, потом пойдут в церковь – как монахи, как священники, это обновит и православие. А обновленное православие обновит русскую державность, русскую империю. Это будет совершенно другая система взаимоотношений, в которой будет формироваться новое поколение, уже поколение воинов, а не обывателей. Только так мы победим, иначе России в ближайшие десятилетия просто не будет, ее вычеркивают из истории, нагло и явно.

 

Павел Губарев: «Наш крест – вернуть Украину в русское пространство»

Проект Новороссия закрыт? Эксперты, политологи, чиновники соревнуются в выискивании доказательств изначальной якобы его обреченности. О том, почему он не состоялся и о реальных, а не измышляемых ангажированными экспертами причинах его закрытия мы поговорим в следующий раз. А сейчас о проблемах и перспективах территории под названием ОРДиЛОСОС корреспондент «СП» поговорил с тем, кто был «катализатором Русской Весны на Юго-Востоке Украины и олицетворением идеи Новороссии» – Павлом Губаревым.

«СП»: – По данным опроса донецкого Агентства социально-политического моделирования «Вейс-Новороссия» почти две трети (65 %) жителей ЛДНР верят, что руководство РФ ни при каком раскладе не допустит возврата республик в Украину. Но при этом большинство респондентов (87 %) убеждены, что «перспектива» на неопределенный срок остаться в качестве Приднестровья № 2 обессмысливает все принесённые жертвы, ибо исключает всякое развитие. Как оцениваете ситуацию вы?

– Здесь есть объективная реальность происходящего, и есть субъективные суждения об этом. Начну с субъективных суждений, они для меня живее. Итогом незаконченной еще войны стали разрушения, смерти, тысячи здоровых мужчин, которые пали на полях сражений. Свою книгу «Факел Новороссии» я посвятил всем погибшим на этой войне, а только тех, с кем я был лично знаком – более четырёхсот человек. Это чудовищная цена. Знаешь, слезы накатывают, когда понимаешь, какие крутые ребята сложили свои головы в этой войне. Это лучшие люди! Федор Муштранов (известный боксер, мастер спорта – ред.), он же с первых дней событий в Донецке рядом был, в штурмах зданий участвовал, автомат сам добыл. Или Всеволод Петровский, который глубже всех вместе взятых политологов и историков понимал идею Русского Мира, принципы народовластия и социальной справедливости. За них он пошел воевать и, вытаскивая раненого бойца, попал под артобстрел, погиб. Тебе не надо об этом рассказывать, ты видел, как героически сражаются бойцы – пассионарии Русского мира. Как в клочья разрывают детей и выжигают реактивными снарядами женщин и стариков. Вот поэтому я субъективно действительно не понимаю, за что они умерли. За филиал бантустана «Украина» ОРДиЛОСОС? Нет, конечно. И тут приходит на помощь объективная оценка ситуации.

Демонтаж украинской юрисдикции на части Донбасса – свершившийся факт, часть территории Донецкой и Луганской областей контролируется новыми властями – еще один факт. Сказать, что это то, о чем мы мечтали, нельзя, но сказать, что ничего не изменилось – тоже нельзя. Создана стартовая площадка, а как она будет использована, зависит не только от руководства РФ/ЛДНР, но и от жителей республик и всех, кто с нами солидарен на захваченной нацистами Украине.

«СП»: – Новороссия замышлялась как проект, преобразующий Россию, как лаборатория социально-экономического креатива, генерирующая новые формы управления и жизнеустройства. Понятно, это не нужно власть имущим РФ, но жители ЛДНР не могут понять, что мешает: а) руководству республик создавать проекты развития и более справедливый социальный порядок-модель для тех, кто пока в Единой Украине; б) вырабатывать здесь эффективные схемы управления, которые будут использованы российскими госструктурами и корпорациями к их выгоде?

– В политической сфере и в структуре экономике – в ЛДНР дублируется российская модель. В России буржуазная демократия в виде консенсуса крупного капитала при сильном лидере. Лидер не дает устроить грызню и контролирует участие групп влияния в политическом процессе. Здесь такая же модель. А Народный Совет ДНР не назначил и не уволил ни одного министра, может лишь принять какой-то закон, который потом по Указу правительства или Главы отменяется. Вот и все проекты развития, и эффективные схемы управления. Результаты работы нынешней исполнительной власти я оцениваю неудовлетворительно. По моим подсчетам в ДНР на сегодняшний день более 7 тысяч чиновников. Однако качество предоставляемых ими административных услуг и управления ниже плинтуса. Интриги, междоусобная борьба за власть, коррупция. При этом мы движемся к тому, что 2,5 млн. человек будут сидеть на «гуманитарке», на пособиях, на копейках прожиточного минимума. В то время как предприниматели – такие им создали условия! – закрывают производства и уезжают. Представляешь, что это за общество? Всё что происходит – не связано с целью создать что-то эффективное. Сейчас «против олигархов» – те, кто сам хочет стать олигархом. Все свелось к частичному перераспределению собственности, и только. И собственности не крупной, бюджетообразующей, а мелкой и средней частной собственности. Ну «отжали» (как у нас принято говорить) несколько зданий для офисов и элитных домов для проживания… И что? Это смена общественного уклада? Мы находимся во времени и пространстве когда правду говорить нельзя, опасно, а неправду говорить настолько противно, что тошно. Поэтому я предпочитаю молчать и скромно делать то, что считаю нужным. А именно – создаю политическую силу на основе идеологии.

Офисы партии власти «Донецкая республика» находятся там, где раньше были офисы «регионалов». Показательный момент. Активист этой партии, который раньше работал с Лукьянченко (экс-мэр Донецка – ред.) и Богачевым (экс-секретарь горсовета – ред.), пишет в соцсетях: «Посмотрите, как будто ничего не произошло. Донецкая республика – Партия регионов, те же ребята, те же офисы». Он сообщает об этом восторженно-положительно! Встречаемся, он заявляет, что они строят мощную «Донецкую республику». Говорю ему, что это будет буржуазная партия клиентского типа, основанная на интересах олигархических и криминальных групп. Отвечает: «Да, я это понимаю. А что, бывает по-другому?». У меня волосы дыбом становятся. Для таких как он не было войны, страшных жертв, стремления миллионов людей к иной жизни. Они, как при Януковиче, строят буржуазную партию консенсуса региональных старых/новых «элит»… Сможет ли эта сила бороться в идейном поле с «заряженными» нацистскими и евроинтеграторскими политическими силами? Вопрос риторический, а прецедент уже имеется – Партия регионов и Янукович. Когда он сбежал, то партия просуществовала менее суток и рассыпалась. Общественное движение «Донецкая республика», к сожалению, повторяет ошибки Партии регионов.

На последнем заседании Изборского клуба в Донецке Александр Проханов со свойственной ему сиятельной велеречивостью напомнил о революции справедливости, которая должна начаться в Новороссии, изменить социальное устройство в самой России, воссоздать основанную на божественных смыслах империю и обеспечить ей развитие. Он сказал, чтобы Губарев и «губаревцы» вынесли эту идею через время до момента, когда она будет востребована.

Сейчас в России буржуазная демократия, правят кланы, финансово-промышленные группы с противоречивыми интересами, но все страдающие от санкций. Оффшорная, или «трофейная» – по терминологии Серея Глазьева – «элита», которая собирается жить на Западе и туда вывозит собранные в России «трофеи». Решение Путина по Крыму, привело эту «элиту» в шок. Санкции коснулись каждой сырьевой группы, которая сидит на продаже природных ресурсов, обменивает их на яхты, особняки, гарантии политического убежища. Они часть перераспределения благ, мировых ресурсов и они поставщики сырья для крупных западных компаний. У них падают доходы, индексируется бюджет, обваливается рубль. И тут объективно понятно решение Путина по Донбассу – остановиться.

«Элитарии» отлично понимают: любые социальные инновации здесь, в Новороссии, запустят необратимые, чреватые пересмотром итогов приватизации процессы там, в Российской Федерации. Поэтому все попытки реальных преобразований блокируются. Поэтому Губарев сидит перед тобой и размышляет о высоких материях. Кто-то спрятался на фронте, а кто-то, например, Мозговой, на небесах.

«СП»: – Российские политологи и официальные лица подчеркивают, что именно РФ первой отказалась от термина «Новороссия» и усиленно внедряет в общественное мнение установку: «в „Минске-2“ все участники признали, что и ДНР и ЛНР являются частью Украины и теперь можно вести речь только о той или иной степени их автономности…» Если нас таки затолкают назад в Украину, каковы, на ваш взгляд, «перспективы»?

– Все зависит от многих факторов. В случае торжества Минских соглашений, мы начнем движение по реинтеграции в Украину. Если все будут амнистированы, общественное мнение удастся «охладить», со временем конфликт станет опять гражданским, каким он был всегда, но более ожесточенным. Главное, что нам предстоит – вести неравную борьбу с украинским нацизмом. Это наш крест – вернуть Украину в русское пространство, изнутри очищать и преображать её. Не исключено, что в складывающихся условиях многих ждёт участь Олеся Бузины.

На Украине активно действует мощнейшая система западных, в первую очередь американских, бесперебойно финансируемых НКО. Они на данный момент усиливают работу в Донбассе, дают гранты на журналистику, просветительские проекты, антироссийские книги, всевозможные акции. Фонды «Відродження», Аденауэра и другие тратят на это большие деньги. Даже на нашей территории. Внедряются, перехватывают управление. (В Народном Совете фракцией созданного мной «Свободного Донбасса» управляют сейчас не ребята, с которыми мы начинали Русскую Весну – активисты евромайдана!) Помните историю, когда восстали жители постоянно обстреливаемого донецкого микрорайона Октябрьский? Эти люди ходили полгода искали помощи от власти, а все инстанции посылали их подальше, вынудив, в конце концов, приехать к Дому Правительства. Так вот, организовало массовый протест против войны американское НКО, а наше МГБ узнало об этом постфактум. Враг готов сегодня возглавить и направить против нас любой протест внутри республики. Противопоставить этому мы сможем только реинкарнацию Партии регионов в ДНР – «Донецкую республику».

Впереди длительный, архисложный, многомерный, заряженный многочисленными точками бифуркаций процесс внутренней трансформации системы под названием Украина. Какое-то время будем жить в формате псевдоавтономии, некоей ассоциированной государственности. Установленная хунтой экономическая блокада объективно отрывает нас Украины и завязывает на Россию. Один бизнесмен недавно рассказывал, что когда ввели бивалютную систему, объем гривны составлял 90 %, рубля – 10 %. А сегодня – уже 85 % рубли и только 15 % – гривна. Избавление от финансовой зависимости разрывает и остальные связи. Товаров украинских уже нет. И это только начало трансформации. «Отдельные районы Донецкой и Луганской областей с особым статусом» – это та болевая точка, надавив на которую Москва в любой момент может «отключить» Украину, если последняя не начнёт меняться в нужную сторону. И когда российское руководство вынуждают прибегать к болевой терапии – больнее всего нам, стремившимся к Новороссии…

Терапия будет длительной, но придётся потерпеть. Какое бы политико-административное оформление не получила Украина – в конечном итоге она будет органичной частью единого экономического и культурного пространства Русской цивилизации.

 

Алексей Смирнов: «Каждый может быть ангелом»

Алексей Смирнов – человек без преувеличения уникальный. Он, успешный московский режиссер и актер театра DOC (фильмы «Архи» и «Сомнамбула»), увидев беженцев из охваченной войной Новороссии, прекратил съёмки третьего фильма и посвятил себя служению тем, кто более всего нуждается в помощи. Создал общество «Дети под обстрелом» и гуманитарный батальон «Ангел», бойцы которого спасли более 15 000 человек.

На своих страничках в соцсетях, Алексей постоянно обращается ко всем неравнодушным: «Прошу вас, расскажите всему миру о нас. Мы не справляемся, очень много людей, которых мы вывозим из самых горячих точек, мы часто не успеваем, некоторые, просившие у нас помощи, уже мертвы… Нам катастрофически не хватает денег на машины, автобусы, бензин, да элементарно на питание. Я готов встать перед всем миром на колени, ради спасения женщин, стариков и детей Донбасса».

– В отличие коллег-режиссёров ты занимаешься не «самовыражением в творчестве», то бишь самолюбованием, смакованием своих успехов и т. п., а реальной благотворительностью. Разменять московскую, богемную жизнь на войну и спасение людей – это достаточно непростой выбор. Как это случилось?

– В июне 2014 года я приехал в Ростовскую область и… оказался в другой эпохе, увидел: Великая Отечественная война продолжается. Поле у границы, а на нём – тысячи людей, беженцы, в основном женщины и дети. Они сидели прямо на земле, потому что там были всего две жалкие палатки МЧС. Я тогда ничего не знал о войне на Украине, стал расспрашивать, выяснил, что люди просто хотят остаться живыми, они бежали от обстрелов, дома у многих разрушены, и возвращаться им некуда. Помню, взял на руки двухлетнюю девочку, а она была так измучена, что только прошептала: «Так» и тут же, у меня на руках, уснула. Её и ещё сто малышей с мамами мы с друзьями (срочно нашли автобусы) повезли в Россию. Мне некуда было их везти, но оставить их там я не мог. Через «Фейсбук» обратился ко всем друзьям за помощью и, пока мы были в пути, они отыскали санаторий «Березовка», пустующий, в двухстах километрах от Москвы. Спешно подключили воду, электричество, купили на первое время продукты. Так всё и началось. Мне стали писать в соцсетях, предлагать помощь, потом появились волонтёры и мы создали гуманитарный батальон «Ангел». С той поры до сего дня мы перевезли из самых горячих мест Донбасса в Россию больше 15 000 человек, помогли им получить статус беженцев, найти жильё и работу. Сейчас объезжаем населенные пункты в Новороссии, кормим ежедневно от 50 до 1000 детей, женщин, стариков.

Первые месяцы я спал по 2–3 часа в сутки. Постоянно звонили журналисты, а я ничего не мог им рассказать, валился от усталости. Но впервые в жизни я почувствовал, что делаю именно то, что должен. Когда везешь раненого ребенка, спасая его жизнь, то понимаешь, твое место здесь, а не в московской тусовке, где толпы «гениев» обсуждают свои великие творческие планы.

Когда заходит речь о том, чтобы снимать фильм за несколько миллионов долларов, у меня язык не поворачивается говорить на эту тему. Я не хочу снимать художественное кино, когда людям нечего есть. Стоимость фильма – от 2 млн. долларов – за эти деньги можно половину Донбасса накормить, тысячи жизней спасти. Многие спрашивают: «Снял ли ты свой лучший фильм?». Отвечаю: да, я снял свой лучший фильм здесь, в Новороссии, но не на супердорогую камеру, а на обычный фотоаппарат и телефон. Всё выкладываю в «Фейсбук» (у меня уже 25 000 подписчиков из разных стран), веду ежедневную хронику, люди видят: это несправедливая война, народ здесь брошен и нуждается в помощи. И все неравнодушные – помогают.

Батальон «Ангел» потому так назван, что ангелы – они неосязаемые. Это помощники со всего мира: кто-то перечисляет на наши счета 10 долларов, кто-то 100, кто-то больше и – этого нам хватает, чтобы ежедневно кормить один населенный пункт.

– Ты придумал электронное приложение «Be an Angel», которое позволяет стать для ближнего «ангелом» без особых усилий. Расскажи об этом приложении, чтобы каждый знал: теперь есть инструкция по оказанию помощи, и нет оправданий бездействию.

– Суть. Каждый, не дожидаясь супергероя, который всех спасёт, может зайти со смартфона в плей маркет или App Store на программу «Be an Angel». Там увидит «чудо-карту»: своё местоположение и в радиусе пяти километров местонахождение всех действительно нуждающихся плюс кратчайшие маршруты к ним. Очень важны здесь два момента. Первый – каждому человеку свойственно выбирать историю, вызывающую у него эмоциональный отклик, никто не будет помогать бесчувственно, это понятно. Тому, кто более сострадателен к детям, стыдно не помочь страдающему рядом ребёнку, а тому, более сочувствует брошенным старикам – как пройти мимо одинокой больной старушки?

– Стыд – энергия рая, равнодушие – материя ада…

– Верно. На это и расчёт. Человек слаб, ленив, замкнут на свои проблемы. Нужно максимально облегчить ему условия для оказания помощи таким же слабым и замкнутым, устранить основу поиска самооправданий. Кто-то спокойно прочтёт о больном ветеране, но не сможет не откликнуться на просьбу о лекарствах отчаявшейся многодетной матери, от которой чиновники требуют всё новые и новые справки… Все эти данные в программе, стоит нажать кнопку «пройти» или «проехать» и навигатор покажет, куда и как с наименьшими усилиями добраться к ждущему помощи. Соответственно, люди разделятся на две части: одни будут помогать сами, другие смогут сообщить тем, кто хочет помочь, но не знает кому. Вместо того, чтобы в воскресенье пойти в «Старбакс» и выпить кофе за 500 рублей человек может купить на ту же сумму продуктовый набор, который кому-нибудь продлит жизнь. А если даже это в напряг, то, чтобы не мучала совесть, можно переслать инфу менее себялюбивому знакомому. В разделе «Нужна помощь» весь список нуждающихся, а заявку без труда можно заполнить через наших волонтеров, нажав на кнопочку «SOS». Нужно лишь указать регион, адрес, телефон и суть проблемы того, кому требуется помочь. Заявка приходит нам на сервер и, если она одобряется, её переправят тем, кто в данный момент к нуждающемуся человеку ближе всех.

Второй важный момент в том, что программа исключает мошенничество, показывает, чем нужно помочь в конкретном случае – опции: «Одежда», «Медицина», «Продукты», «Другая помощь». То есть, сбор денег под разными предлогами, что составляет главный интерес мошенников, исключается. Наш волонтёр проверяет, что в данном случае действительно необходимо и помогает, – продуктами, лекарствами, другим. Если, к примеру, надо старику оплатить коммунальные услуги – платит волонтёр или жертвователь, предоставляя чеки. Деньги не отберут у старика пьянствующие родственники или прикрывающиеся им махинаторы. Приложение, разумеется, бесплатное.

– Я знаю, что высоких покровителей у тебя нет, к тому же ты из семьи неблагополучной… кто был Ангелом для тебя?

– Сложно об этом говорить. У моей мамы не сложилась жизнь. Дети ей нужны были только для денег, и как только ребёнок подрастал и переставал выглядеть как нуждающийся – его просто выбрасывали. Мы, пятеро братьев (от разных отцов…) были беспризорниками и попрошайками, после оказались в разных интернатах. Собрала нас бабушка, она и стала для меня и эталоном чести, порядочности, самоотверженной любви – настоящим Ангелом. В те проклятые 90-е она осталась без мужа (по ошибке, вместо бандита, распилили бензопилой…) и всех нас тянула к нормальной жизни одна. Жили в глухом сибирском селении Большие Леуши, питались хлебом и картошкой, иногда с молоком. Только на Новый год – самый большой для нас праздник – могли купить курицу. Окорочок с пюре долгое время потом был для нас эталоном счастья и богатства. Недавно мы с братьями собрались все вместе у бабушки, и она, отложив в сторону привезённые продукты, приготовила лучшее для нас блюдо – пюре с окорочками. Я давно разучился плакать, но в тот раз… Главному научила меня она, ангел мой, бабушка: «Жизнь близких – твоя жизнь, их радость и боль – твои, а богатство, почёт, награды хороши, если добываешь их не для себя». Навсегда я запомнил это.

Мы плохо учились, были раздолбаями, переживала она страшно. И как-то я почувствовал: если ни одним из нас она не сможет гордиться – это будет сродни убийству, получится, что жизнь свою она посвятила нам зря. Наверное, по молитвам её явилось это чувствование-озарение. Будто я из себя прежнего, как из загаженного, падающего дома в последний момент успел выпрыгнуть… Тогда я дал обет: стать таким, чтобы она могла мной гордиться.

Недавно позвонила: «Привезли газету, там написано, что ты герой, и мы все тобой должны гордиться. А я давно тобой горжусь!» Это для меня высшая оценка и награда.

– У тех, кто занимается гуманитарной помощью Новороссии, сейчас всё больше проблем. Каковы отношения «ангелов» с властями республик?

– У нас не возникает проблем с властями, мы вне их поля, не общаемся ни с политиками, ни с олигархами, ни с религиозными деятелями. Я не знаком ни со Стрелковым, ни с Захарченко. Мы не пиаримся, мы помогаем тем, кому нужна помощь. Не просим лишнего, наши ленты в соцсетях не пестрят реквизитами батальона. И пока люди здесь, в Новороссии, страдают – мы, как и прежде, стараемся облегчить их страдания. Наша задача спасать людей и мы это делаем. Любой человек на Донбассе может написать мне в «Фейсбуке» и в самом скором времени получить помощь. Мы никак не пересекаемся с чиновниками и политиками, не зависим от них. А они не могут не понимать, что вредить «ангелам» – это значит поставить крест на своей репутации.

– Что ты ответишь тем, кто уверен, будто всё делаемое волонтёрами батальона «Ангел» – не более чем рекламная акция по раскрутке режиссера Алексея Смирнова?

– Будьте лучше нас. Есть удобная и предельно негативная позиция – судить по себе, искать оправданий и винить других. Ах, у нас плохое государство, не занимается брошенными детьми, не заботится о стариках, – с какой же стати я должен им помогать, а не бросившие их родственники или обязанные этим заниматься госчиновники? А если этим занимаются другие, ага, это какая-то хитрая махинация или самореклама. Хорошо об этом сказал Поэт: «В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить». Сейчас время умерщвляющего отчуждения, мнимых ценностей, страха, мы в большинстве своём даже не знаем, кто наши соседи по дому. Случится беда – не знаем, куда бежать, кто может помочь, ведь и сами мы не помогаем. Не ждите, пока лучше станут другие, будьте лучше их. Любые оправдания – ложь, инъекции иллюзий, которые меняют духовный код и заставляют деградировать в скотов тех, кому дана возможность стать ангелами. Так зачем же себе лгать? Надо помнить: каждый может быть ангелом. Что мешает вам?

 

Железный Гиви: «Если Украину сохранить, она станет монстром»

Минские соглашения, по сути, пролонгированы на следующий год. Тем не менее, большинство жителей Новороссии уверено: Киев не оставит попыток решить проблему на Юго-Востоке гаубицами и системами залпового огня. Убеждён в этом и создатель одного из наилучших подразделений Армии ДНР, штурмбата «Сомали», самый известный и любимый народом республики командир – Железный Гиви.

Войну он начал в Славянске и Семёновке. Сумел вывести своих бойцов из страшного окружения под Ямполем, после боя, о котором Игорь Стрелков сказал, что только «на Ямпольском рубеже обороны я понял, что такое настоящая война и насколько сокрушительной может быть работа вражеской артиллерии». После исторического прорыва из почти блокированного Славянска командовал взводом САУ, позже вместе с батальоном «Восток» участвовал в штурме аэропорта, а затем, по приказу Стрелкова возглавил подразделения в сводной бригаде под командованием «Царя» (ныне министра обороны ДНР) и воевал на самых опасных участках – в Шахтёрске, Иловайске, в донецком аэропорту и его окрестностях.

В отличие от других прославленных командиров, Гиви не любит говорить о своих достижениях. А когда о них все же заходит речь, цитирует маршала Георгия Жукова: «Разгром противника в операции, сражении или в бою – дело всего коллектива, общее дело. Тот, кто пытается возвыситься над коллективом, или тот, кто хочет кого-либо возвысить, – противоречит истине».

– Как личность ты сформировался в период незалежности. Как и многие русские, честно старался соответствовать статусу гражданина Украины. Когда возникло необратимое неприятие т. н. украинства и понимание, что мы уже не можем жить в одном государстве?

– Я горжусь тем, что родился в великой стране: Донбасс всегда был частью великой страны, сначала Российской империи, потом СССР. Украина пусть сама винит себя за то, что отказалась быть великой. Ненависти к ней у меня нет. А вот злость и понимание, что этой страны не было, нет и не будет, появились, когда на Майдане жгли пацанов из «Беркута» и ВВ. Украинцы «правильные» жгли «коктейлями Молотова» украинцев «неправильных», «виноватых» в том, что выполняли свой долг и приказ «не стрелять».

Когда «онижедети» майданулись до зигования и свастик – мне окончательно стало ясно: Украина не состоялась, это страна самоубийц, надо защищать свою, настоящую страну, русский Донбасс.

Я тогда не собирался воевать. Не было такого намерения. Это для украинских СМИ мы террористы-сепаратисты, путинские наёмники. А на самом-то деле…

Русская весна, митинги, шествия, штурм административных зданий в городах Донбасса, референдум 11 мая – это все наше, местных жителей, дело. Наш выбор. И когда начались события в Славянске – добровольцев из России была горстка. Да и потом не больше 3–4 %. Воевали в основном местные. Ты же знаешь, никто из нас не хотел войны. Если бы в ту пору поднялись все жители Донбасса, всё можно было бы решить политически. Создание республик подавляющее большинство поддержало, но на их защиту встали немногие. Потому хунта и решила, что сможет раздавить нас армией.

– Я был в своё время в Абхазии, там при попытке грузинской армии подавить стремление к независимости на защиту своей земли встали все – от мальчишек до древних старцев. На вопрос: почему в столь накалённом регионе как Донбасс так мало оказалось мужчин, готовых к вооруженному сопротивлению социологи и политтехнологи ответить не могут. Как ответишь ты?

– Многие у нас, когда начиналась война, не верили в то, что на самом деле уже произошло. Мало кто понимал, что мы и они – те, кто называют себя украинцами – это разные народы. Людям свойственно судить по себе. Мы и мысли не допускали, что можно стрелять в своих, что мирных граждан можно сжигать живьём только за то, что эти граждане хотят говорить на своём языке и жить по своим законам. А «правильные», «свидомые» бывшие сограждане – стреляли в нас, сжигали «неправильных», не своих, «колорадов»…

За коктейлями Молотова на Майдане и в Одессе закономерно последовало выжигание наших городов системами залпового огня. Когда дома стали превращать в нуль, а детей и женщин в пепел… Только тогда только наши люди очнулись: идёт война на истребление. Поняли и прочувствовали, что таится за аббревиатурой «АТО». Геноцид!

Это первая причина. Вторая – почти два поколения испорчено позднесоветским «лишь бы не было войны» и постсоветским «возьми от жизни всё, потребляй – будь счастлив». Исковерканные такими ублюдочными установками персонажи теряют человеческое достоинство, не способны рисковать и жертвовать собой. Поэтому и у нас, и у противника такой незначительный мобилизационный ресурс. Третья причина – временное разочарование некоторой части наших сторонников. Тех, кто хотел всего и сразу – полного народовластия, сплошной национализации, Большой Новороссии уже в прошлом году.

Что им сказать? Да, у нас много проблем. Республика молодая, война пригашена, но может вспыхнуть в любой час. Не всегда в социалке, экономике получается так, как планируется. Но никто не может главу республики, нас, военных упрекнуть в том, что мы мало делаем. Никто не скажет, что мы преследуем интересы, не совпадающие с интересами всех граждан республики. Мы создадим наше большое государство, с принципами управления, исключающими те беззакония, которые стали причиной войны на Украине. Я в этом не сомневаюсь. Действуем по-кутузовски: «Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать».

– Один из ветеранов ФСБ мне как-то сказал, что если сравнивать – не по воинским заслугам, понятно, поскольку масштабы сражений несопоставимы, а по психотипам и моделям поведения – полководцев Великой Отечественной войны и командиров Новороссии, ты в этом смысле относишься к типу Георгия Жукова. А недоброжелатели, забывая формулу первого космонавта планеты: «Неважно есть ли высшее образование, важно, чтобы было высшее соображение», изгаляются: ха, Моторола – бывший автомойщик, Гиви – водитель погрузчика, такой-то – слесарь… Как они могут командовать? Ответь им – откуда приходит это высшее соображение? Я видел тебя в Иловайске, в аэропорту: ты ситуацию просчитываешь мгновенно и всегда правильно. На кого из полководцев (с военной историей, я знаю, ты хорошо знаком) ориентируешься?

– Я всегда хотел служить в армии, быть военным. Если бы после срочной службы в ВСУ меня оставили сверхсрочно… Нет, против народа я не стал бы воевать, сразу же перешёл бы на нашу сторону. Украина не стала Родиной, отвернулась от своих русских граждан. А потом начала нас планомерно уничтожать. Наша Родина – Донецкая республика и весь Донбасс как часть Большого Русского Мира, за который будем сражаться до Победы. А по поводу сравнений, пусть и только по типажу, с полководцами Великой Отечественной – это лишнее. В сравнении с их величием мы настолько незначительны, что и говорить не о чем. Вот если мы создадим великое государство, тогда и нас можно будет одним абзацем всех в учебнике упомянуть.

Что ещё? Как самообучаюсь? С юности увлечён исследованиями по оперативному искусству, тактике и стратегии, разбором сражений армий разных стран и эпох, биографиями полководцев. Часто спрашивают: буду ли получать формальное военное образование. Отвечаю: пока таких планов нет.

Информации военной прорабатываю много. Но только когда находишься на передовой, на разных участках и всё видишь своими глазами, можешь адекватно оценить обстановку и принять правильное решение. Нестандартное. Не прописанное в учебниках, загоняющее противника в тупик. Принимается оно интуитивно, рационально обосновывается потом. Бой – это как меняющий конфигурацию лабиринт. Ходы разветвляются до бесконечности и все кажутся в какой-то момент тупиковыми. Этот момент – главный. Его надо преодолеть концентрацией воли и веры. Включается тот уровень осознания ситуации, когда видишь как на навигаторе единственно правильный путь из лабиринта. Возникает известный эффект: эврика! И чётко складывается в голове схема действий, сами собой формулируется приказ, выполнение которого даёт успех.

– Сейчас ополчение трансформируется в армию, внедряются методики подготовки личного состава по стандартам армии РФ. Как решается главная для Армии ДНР проблема – дефицита офицерско-сержантского состава?

– Недавно «Сомали» переформировали в отдельный штурмовой батальон. Это новая спецификация для наших бойцов – штурмовики. Скажу прямо, сидеть в окопах и держать оборону научились все. А наступать под шквальным огнём умеют и способны немногие. Два месяца назад мои люди вышли из аэропорта, двое суток отдыха и – сразу в интенсиве занятия. Каждый день боевая тревога. Выезды на позиции, отработка наступления во взаимодействии с другими подразделениями. Бойцов с опытом от Иловайска, а то и Славянска у нас достаточно, командные навыки у них есть, они и составляют офицерско-сержантский состав. Плюс теоретическая ежедневная подготовка.

Сейчас проблема уже не в офицерах и сержантах, а в том, что приходит в батальон много молодых необстрелянных ребят. В прошлом году, когда новичков некогда было готовить – они проходили отбор кровью, учились сразу в бою. Никакие психологические тесты никогда не помогут отфильтровать тех, кто в экстремальной ситуации подведёт. Поэтому обучаем в условиях, максимально приближенных к боевым, – сразу видно кто есть кто. Это лучший метод обучения. А когда усиливаешь этот метод личным примером – получаешь нужный результат.

– Помню я как на «девятке» у аэропорта легла серия мин, потом лупанули из «Градов» – все россыпью по укрытиям, а ты с усмешечкой за этим наблюдал, прикуривая… Смерть не страшна? Вспоминаешь о ней в бою?

– Не думаю о ней. О жизни надо думать, о том, чтобы ни у кого не отняли её. Слезы на глаза наворачиваются, когда вижу разрушенные города, вспоминаю деточек убитых, искалеченных… Такая вспыхивает злость, что ни страха, ни других чувств не остаётся – одно лишь стремление отомстить. Когда убийцы остаются безнаказанными – это, да, страшно. Если их не уничтожить, они будут плодить себе подобных убийц. У меня в батальоне все воспринимают эту войну как продолжение Великой Отечественной. Мой дед по материнской линии прошёл от Бреста до Берлина, дед по отцу тяжело был ранен под Ростовом, оба отличились, награждены. Я их не опозорю никогда.

Если Украину сохранить – она станет монстром. Вырастет поколение, которое всё русское будет ненавидеть до зубовного скрежета. Рядом с нами возникнет страна-камикадзе, страна-гиена, готовая по сигналу дрессировщика перегрызть горло России. Нам это надо?

– Пауза в боевых действиях затянулась и многие собираются ехать…

– В Сирию? Планирую ли я туда ехать? Отвечаю: нет. Ты сам сказал: «пауза». Укры сейчас укрепляют свою армию основательно, привлекают натовских инструкторов, обновляют вооружения. Всё это для того, чтобы соблюдать Минские соглашения? Нет. Обезьяна из-за океана прикажет переть в наступление – попрут. По всей линии соприкосновения они снова накапливают силы.

Я уверен, многие в штабах ВСУ только и мечтают о том, чтобы самые боеспособные подразделения Новороссии отправились крошить исламистов. Не дождутся. Наша война здесь, она не закончилась. На данный момент большая часть ДНР занята оккупантами, и главная задача батальона «Сомали» как и Армии республики в целом – отразить любой удар противника.

Глава ДНР Александр Захарченко не раз говорил: у нас нет пути назад. Все государственные структуры у нас созданы и успешно функционируют. Получится политически решить проблему Украины – хвала и почёт политикам и дипломатам. Не получится… Наше государство способно себя защитить. И освободить оккупированные территории в административных границах Донецкой и Луганской областей.

Киев не может не предпринять очередную попытку расправиться с нами, поскольку полностью повинуется Вашингтону. Но я больше чем уверен – «могутня європейська держава переможців» не выстоит. Прошлой зимой у неё запасы были хорошие, а в этом году более трети предприятий в коме, уже объявлен технический дефолт, скоро у Мозамбика и Бангладеш придётся деньги простить. У киевских правителей одно объяснение всех проблем: сепаратисты-террористы. Вот уничтожим «самопровозглашенные республики», загоним в фильтрационных лагеря мирных жителей Донбасса, – i побачать пересічні громадяни світло в кінці тонеля до Європи. Они до сих пор, после полутора лет войны и откровенного презрения со стороны ЕС не хотят понять, что свет они увидят, но – несущегося на них поезда…

Кости уже хрустят, «нэньку» кромсают, она скоро исчезнет. Это начинают понимать и на территориях пока подконтрольных Киеву. Я общаюсь со многими из Днепропетровска, Одессы, Херсона, Запоржья, Харькова и даже Львова. И все они в один голос говорят «мы ждем вас, только вас». В перспективе большая часть территорий несостоявшегося государства войдёт в состав Новороссии. А западным областям нужно предоставить право на самоопределение, – пусть идут с миром. В давно разинутую пасть Евросоюза.

 

Игорь Стрелков: «Мы создали общественную силу, способную противостоять «дворцовому перевороту» в России»

Факт создания Комитета «25 января», в который вошла группа патриотов-единомышленников, вызвал массу споров и вопросов не только в России, но и на территории народных республик. О возможных сценариях развития ситуации в РФ и Новороссии, целях Комитета и том, кому выгодно на внесистемных патриотов клеветать, беседуем с Игорем Стрелковым.

– Игорь Иванович, у меня всего три вопроса, которые меня просили вам задать жители Донбасса. Новороссия не состоялась – это очевидно, все уже сказано на эту тему. Создать ее можно было в феврале 2014 года без единого выстрела или после начала Вами активной вооружённой борьбы на Донбассе, используя тактику «много маленьких славянсков» в других областях Украины. Теперь обе республики находятся в эмбриональном, замороженном состоянии. Я вижу такой сценарий: «пятая колонна» РФ при поддержке США попытается вызвать социальное напряжение в России, затем помимо сирийского и донбасского фронтов появится еще парочка фронтов на Кавказе, Средней Азии. Пользуясь этим, укры ударят по Новороссии. Насколько, на Ваш взгляд, вероятен такой сценарий?

– Вы правильно оценили ситуацию. Благодаря действиям пятой колонны в российской власти, Новороссия и вообще «русская весна» полностью заморожены. Надолго ли – история и время покажут. Пока мы отступаем по всем фронтам. Даже те робкие ростки возвращения к суверенитету, которые взошли весной-летом 2014 года – они все завяли и опали. И «весна» сменяется жестокими «заморозками».

Да, очень высока вероятность того, что наши «киевские уважаемые партнеры», науськиваемые США, атакуют именно в тот момент, когда им будет более всего выгодно, то есть когда они сочтут, что они смогут победить, смогут смять Донбасс без российской поддержки, быстро и унизительно для России. Не исключено, что они могут атаковать и до развертывания полномасштабного системного кризиса в России, чтобы, наоборот, его спровоцировать. Как они готовились к войне, начиная с осени 2014 года, так и продолжают готовиться.

Однако, я пока не скидываю с повестки дня (хотя это уже очень маловероятно) такой вариант развития событий, при котором Путин все-таки поймет, что Новороссия и Россия – для него последний рубеж. И для того чтобы удержать этот рубеж, необходимо избавиться от либеральной части своего окружения и привлечь реальных патриотов. Людей, не за деньги занимающихся патриотизмом, если можно так выразиться. К сожалению, как я уже подчеркивал, надежды на это все меньше, все больше гайдаровских форумов, все больше Кудрина и Грефа на телеэкранах, все наглее становится Ходорковский и компания. Пока все развивается в направлении повторения киевских событий зимы 2014 года, а также в русле событий февраля 1917 года, августа 1991 года – можно эту временную линейку продолжать и продолжать…

Все равно, несмотря ни на что я верю: победа возможна. Единственно, что легкой эта победа, какой она могла быть в 2014 году, уже не будет. Она будет кровавая, тяжелая и воевать придется, к сожалению, не только в Новороссии. Подчеркиваю, это может произойти, если все продолжится в том же русле, что и сейчас.

– Сейчас в информационном поле России активно негативируют образ Владимира Владимировича Путина. Как и на Украине в канун майдана вдалбливают в общественное сознание установку: «восстание против диктатора неизбежно». Возможны ли массовые протестные выступления россиян, и какие последствия это будет иметь для Новороссии? Как вариант: украинцы под это дело даже без войны потребуют выполнения Минских соглашений на их условиях – передачу границы и тогда республикам конец…

– Гадать о вариантах можно сколько угодно. Я хотел бы сделать ремарку: никакого народного восстания сейчас в России против Путина и против власти не будет. Просто идет подготовка к дворцовому перевороту – к тому самому способу, которым Россию всегда рушили. Возможен заказанный олигархами и руководимый врагами России дворцовый переворот, замаскированный более-менее массовым «майданом». Сложно прогнозировать, что будет в целом, но ясно, что ничем хорошим для Новороссии это не закончится. В ситуации, когда две маленькие республики противостоят всей остальной Украине, подпитываемой Западом, шансов на победу ничтожно мало. И эти шансы могут появиться только в связи с распадом самой Украины. Но она наверняка не распадется до тех пор, пока не выполнит предназначение, которое для нее приготовили США: служить в качестве ржавого кровавого зазубренного инструмента против России. А когда отслужит, ее тут же разделят, раздавят, отдадут часть более верным и старым союзникам – Польше, Венгрии, Румынии.

Подчеркиваю, если смотреть стратегически – все только начинается. Если удастся уничтожить тот заговор, который явно сложился и продолжает развиваться в России, если удастся переломить ход событий на любом этапе: на этапе его подготовки, на этапе открытого выступления и, даже на этапе, когда они сочтут, что уже победили, все можно вернуть назад. Главное, чтобы в Кремле в итоге оказалась власть, с Путиным, или без Путина (к сожалению, об этом уже тоже надо говорить), которая будет защищать суверенитет России, готова его отстаивать, готова поддержать ту часть русского народа, которую насильственно от него отрезали. Тогда всё можно изменить. Все предательства России всегда происходят в Кремле. С Кремля же должно начаться возрождение страны. У нас с вами лично была иллюзия, что в 2014 году начались эти изменения. К сожалению, мы с вами ошиблись. Значит, нам предстоит еще долгий, тяжелый, и, наверное, кровавый путь. Но победа возможна.

– Игорь Иванович, часть жителей республик восприняли ваше участие в Комитете «25 января» с недоумением, а многие – как чуть ли не предательство. Потому что все жители неоккупированного ВСУ Донбасса воспринимают Владимира Владимировича Путина как единственного гаранта сохранения ЛДНР – зачатка Новороссии и убеждены в том, что без нынешнего президента РФ нам не устоять. Вы, будучи участником этого Комитета, откровенно оппозиционного президенту России, ставите себя в крайне недвусмысленное положение…

– «Откровенно оппозиционного» – это ваше личное мнение?

– Нет, так люди воспринимают. Я всего лишь транслятор.

– Скажите, если обычного черного кота назвать воплощением нечистой силы и ведьмой-оборотнем, изменить к нему отношение людей, то перестанет ли он быть обычным котом? Или он, действительно, приобретет демонические черты и сможет наводить порчу? Я не вижу ничего оппозиционного Путину в Комитете «25 января». Хотя, если быть точным, мы в оппозиции тому курсу, который ведет президента и страну в пропасть. То, что он сейчас делает – это фактически капитуляция перед «западными друзьями», и, начало капитуляции перед Украиной. Он фактически уже капитулировал, поскольку еще в 2014 году надо было освобождать Киев, в крайнем случае, дойти до Харькова и Одессы. Сохранение Донецкой и Луганской республик – простите, это совсем не победа на фоне экономического кризиса и разворачивающейся внутренней и внешней войны против России. Повторюсь, мы в оппозиции к курсу сегодняшнего Путина. Но это не значит, что мы готовы объединиться с разрушителями государства, наша позиция не связана с выступлениями против Владимира Владимировича. Наоборот, мы просто констатируем факт: президента РФ будут свергать. Мы не собираемся принимать в этом участие, и если у нас хватит на это сил, будем этому противодействовать.

А то, что нам приписывают некоторые пропагандоны, извините за выражение, так они раньше громче всех кричали, что не надо вводить войска, что Украина сама развалится, что она замерзнет, что все будет замечательно. И сейчас они убеждают, что Стрелков мерзавец, оппозиционер, что он готовит «патриотический майдан». А о настоящих подготовителях «майдана», которые сидят в правительстве РФ, в администрации президента, обзывают свою страну иностранными ругательными словами, обещают передать Крым обратно Украине, требуют новых либеральных реформ – о них проплаченные СМИ молчат.

Мы же набрались смелости сказать прямо: значительная часть окружения президента воюет и против него, и против своей страны. Эти люди являются изменниками Родины во всех отношениях, в прямом и переносном смысле. И за то, что мы осмелились сказать об этом прямо, нас называют предателями и изменниками. «Держи вора!» – кричит громче всех – кто? Правильно, вор, чтобы «перевести стрелки» и остаться безнаказанным.

Вот мы с Комитетом «25 января» как раз и становимся объектом для такого «перевода стрелок». Ничего удивительного в этом нет, и ничего страшного в этом нет. Мы совершенно не боимся ни критики, ни клеветы. По одной прострой причине: мы на выборы не собираемся, и никогда не собирались. Мы просто делаем то, что считаем нужным. Чем лично для нас это кончится, будем мы популярны или непопулярны – не столько важно. Хорошо, конечно, если бы люди знали, для чего мы собрались. А собрались для того, чтобы говорить правду и готовить людей к тому моменту, когда враги сбросят свои маски и из друзей президента станут его открытыми врагами (вспомним Порошенко, который был при Януковиче министром иностранных дел). В этот момент мы должны помочь президенту сохранить государство, чтобы не получилось как в 1991 году – когда все были за сохранение СССР, а группа заговорщиков из Политбюро ЦК КПСС легко, не встречая никакого сопротивления, провернула свой заговор. Мы сейчас и пытаемся создать ту общественную силу, которая будет противостоять такому заговору.

– Спасибо, вы ответили более чем понятно, уверен, что вас услышат.

– Я надеюсь, что услышали и услышат. Я также, Геннадий, надеюсь, что вы будете в наших рядах, это моя искренняя надежда…

PS. Многие – от рядовых бойцов и журналистов до известных командиров и общественных активистов – в период Славянской эпопеи и долгое время после говорили о Стрелкове с искренним, казалось, благоговением, а ныне в угоду карьерным соображениям и политической конъюктуре остервенело поливают его грязью. Нет ничего гаже клеветы и омерзительнее предательства, иудин грех неискупим. Неучастие в деятельности возглавляемого Игорем Ивановичем Стрелковым Комитета «25 января» для меня то же, что оставление на поле боя Богом мне данного командующего, дезертирство. Я не предатель, не дезертир.

Далее. Стенания пятой колонны и прикормленных ею бесчисленных троллей о подготовке соратниками Стрелкова «патриотического майдана» саморазоблачительны. Срабатывает механизм психологической проекции: те, кому нужны потрясения, майданы, «перехват власти» – приписывают свои намерения оппонентам. К сожалению, генерируемые либеральными троллями и некоторыми с виду патриотическими СМИ басни о воззрениях и целях участников Комитета «25 января» ввели в заблуждение многих порядочных, патриотически настроенных граждан. Субъективно – наученные украинскими событиями – они руководствуются благими намерениями, но объективно все, кто чернит Стрелкова, являются, по сути, бесплатными агентами пятой колонны.

Цели Комитета «25 января» не разрушительны, сугубо созидательны. «Мы говорим твёрдое «нет!» тому, что сделали в своё время с Советским Союзом и тому, что планируют сделать с Россией, – пояснил суть своей и соратников деятельности Игорь Стрелков. – Мы будем самыми решительными противниками всех разрушительных прозападных сил в российской политике».

Интегральная идеология Комитета вобрала в себя три смысловые линии: ирридентизм, воссоединение всех русских людей в одном государстве и здоровый национализм; антилиберализм, борьба со всеми формами финансово-экономического и иного паразитаризма, создание условий для реализации остальными лишь декларируемых (или игнорируемых) принципов социальной справедливости, реального участия народа в управлении государством; футурологизм – трудосберегающие высокие технологии, инновационные производства, высвобождающие энергию граждан России для свободного творчества в любой сфере деятельности.

Мы не приемлем прикрытого патриотической риторикой прозябания в статусе сырьевой колонии, но не нужны нам и провоцируемые прозападными агентами потрясения. Нам нужна великая Россия – держава Героев и Созидателей.

 

Воин и Поэт: «Если ВСУ действительно готовят наступление, оно обернется против них»

Комбат легендарного Семеновского батальона армии ДНР, полковник Сергей Шамберин, позывной «Поэт», рассказал о политическом и военном решении проблемы освобождения оккупированной Украиной территории; о том, почему идеологическая победа уже одержана и Большая Новороссия, в которую перестают верить – неизбежна. А также вспомнил о боях со спецназом СБУ «Альфа» и наемниками «Blackwater», об уничтожении вертолетов ВСУ из АК и многом другом.

– ВСУ продолжают стягивать силы к линии соприкосновения с прежней, нескрываемой целью: массированным ударом прорвать фронт, окружить городские агломерации и столицы республик и выйти к границе с Россией. Насколько реальна попытка реализовать этот сценарий?

– Если ВСУ действительно готовят наступление, оно оберётся против них. Сроки упущены, о попытке реализовать сценарий рассечения наших войск и окружения столиц украинцам надо было думать раньше, ещё летом. Мы знаем, каковы зимы в донецких степях – резкие переходы от морозов к слякоти и непролази, никакая техника не пройдёт. Если пойдут по трассам – будут сожжены артиллерией. Им надо ждать конца весны – начала лета. Сейчас к наступлению не готовы ни мы, ни противник. У нас всё в порядке с мотивацией, но ещё много необходимо сделать в плане организации, боевой подготовки и технического оснащения. У них – при достаточном техническом обеспечении ноль мотивации, да и боевая подготовка не на высоте. В бой рвутся разве что карательные нацистские батальоны, но без поддержки в целом ВСУ мы превратим их в молекулы, они это знают… А ещё знают, что нам некуда отступать, биться будем все до последнего своего и вражеского солдата, а это значит, потери у них будут неприемлемые, такие, что никакими новыми мобилизациями их не восполнить. Опыт этой войны показывает: в любом, даже проигранном нами бою потерь у противника всегда на порядок больше.

– Трансформация ополчения в армию практически завершена. Один из итогов трансформации – уход многих известных бойцов и командиров. В чём, на Ваш взгляд, главная причина их ухода, почему они не могут найти своё место в армейской структуре?

– На этой войне, как и на Гражданской войне 1918–1922 гг. выдвинулись командиры, не имевшие ранее отношения к военному делу, без соответствующего образования, некоторые даже в армии не служившие. Выдвинулись за счёт таланта и отваги. В то же время сейчас выстраивается кадровая армия со всеми её требованиями. Не все могут и хотят учиться тому, что должны знать и применять кадровые офицеры, поскольку их целью была не военная карьера. Это основная причина ухода. Всё остальное – сетования на армейскую бюрократию, завышенные требования к физическому состоянию, ограничения по возрасту и тому подобное – не причины, только поводы. Бюрократии у нас на самом деле – допустимый минимум: учёт боекомплекта, имущества и т. д., чтобы некоторые, увы, и такие пока есть, «офицеры» не приворовывали. Занимаются бюрократическими вопросами не те, кто будет решать боевые задачи, поэтому не стоит сетовать на бюрократию – надо учиться служить и воевать по-новому. Впереди ещё немало славных дел и нужно свой долг выполнить до конца. Показать бойцам, призванным в мирный период, что такое умение сражаться с превосходящими силами противника так, чтобы противник был убеждён в нашем превосходстве. Поэтому всех, кто ушёл, я прошу вернуться, место найдётся и тем, кто перешёл возрастную планку или получил тяжёлые ранения. Мы помним, как много оказалось неустроенных после Афганской войны и сколько из них оказалось в криминальных структурах. В нашей республике такого не должно быть, из армии не увольняют тех, кто пока не нашёл себе места на гражданке, пока не работает Закон о статусе участника боевых действий.

В плане строительства армии всё делается правильно, единственное, с чем поторопились – слишком резко начали перестраивать ополчение; мы получили бы нужный эффект действуя поэтапно, постепенно адаптируя ветеранов к новым условиям службы. Но, этому тоже есть объяснение: Минские соглашение украинцы могут сорвать в любой момент. Многие не понимают, почему нас останавливали, когда наступление развивалось, и почти взяли Мариуполь. Конечно, вмешалась политика. Но и сил реально у нас на тот момент не было для продолжения наступления. Не было достаточно техники, а со связью с первых дней войны – ничего, кроме проблем. У меня во время боёв всегда было два посыльных, как во времена ВОВ или Первой мировой, – с помощью записочек действия с другими подразделениями согласовывали. И это – в ХХI веке! Слабая подготовка бойцов и командиров не позволяла правильно вести наступательные действия. Все победы – за счёт мужества, а вот мастерства не хватало катастрофически. Наступали в лоб, о предбоевом порядке, рубежах спешивания и развёртывания не задумывались. Формула тогдашних боевых действий: махновщина и партизанщина, а единственный боевой приём – максимальное подавление: заметив противника, все лупили в одну точку.

Каждый командир уже в бою «изобретал велосипед», придумывал азбучные для кадрового военного тактические ходы, как, например, затягивание противника в огневой мешок: один взвод имитирует бегство, второй с флангов бьёт.

Сейчас главная задача – создать армию, которая, если понадобится, сможет вести любое наступление. Уверен, если найти слабое место противника и нанести сокрушительный удар – это вызовет панику и позволит нам прорвать фронт, вопрос: а дальше что? У нас пока недостаточно сил для освобождения всей оккупированной территории, поэтому и решается эта проблема политическим путём. Не получится – достигнем цели военными средствами, победим. Всему своё время. А духовно, идеологически мы уже победили, и с каждым месяцем это понимает все больше людей пока находящихся на оккупированной территории.

– Большинство граждан республик разочарованы и в реализацию проекта Большой Новороссии уже не верят, Вы в неизбежности её создания уверены. Почему?

– Не буду говорить о том, что Украина может в скором времени рухнуть под грузом неразрешимых экономических и социальных проблем, об этом лучше меня скажут эксперты и политики. Скажу о том, в чём уверен на 100 %. Итак, почему Новороссия будет неизбежно? Первое, все разговоры о «сливе» республик – чушь, поскольку Русский мир находится в состоянии войны – Третьей мировой. ЛДНР в таком раскладе выполняет функцию фронтира, передового рубежа обороны юго-западных рубежей России, а ВС республик – по сути, казачье войско. Второе, народ на территории Украины непоправимо разделён, процесс выбора этнической и цивилизационной принадлежности, длившийся несколько веков, завершился. Половина чувствует себя украинцами-европейцами и люто ненавидит всё русское, половина – ощущает себя русскими и отрицает всё украинское и квазиевропейское. Разъединенное уже не соединить. Попытка привести к власти прорусское правительство не решит проблемы: куда девать миллионы граждан Украины, отравленных национализмом и ненавидящих всё русское? Единственный выход – предоставить им возможность жить в своём «европейском» государстве, а русские (через восстания в Юго-восточных областях) объединятся в Большой Новороссии, ресурсно и промышленно богатой. Запад не сможет обвинить Россию в оккупации, поскольку Новороссия создаётся усилиями самих жителей этой территории, административно пока считающейся территорией украинской. А пятая колонна в РФ не будет ныть, что, дескать, россиянам придётся содержать столько нахлебников. Новороссия неизбежна, уверен.

– За всё время от Славянска и доныне, какие эпизоды войны наиболее запомнились?

– Вопрос необъятный. Вспомнить можно на десяток томов и сотню фильмов… как об этом вкратце рассказать? Попробую навскидку. Бой 5 мая 2014-го. Незадолго до этого Кэп, комендант Семеновского гарнизона (Сергей Великородный, сейчас он замминистра обороны ДНР – Авт.) назначил меня командиром группы быстрого реагирования. В ней тогда служили многие впоследствии прославившиеся герои этой войны – Ноиль, Викинг, Боцман. Суть: группа Медведя попала в засаду, мы (нас было 27 человек, включая бойцов малоизвестного тогда Моторолы) поехали на усиление и столкнулись с сумской «Альфой» и наёмниками «Blackwater». Соотношение сил – примерно один к трем не в нашу пользу. Обыграли мы их тактически: неожиданными передвижениями по линии огневого соприкосновения заставили их поверить, что превосходим их многократно. И они стали отходить, понеся большие потери. В том бою погиб командир «Альфы» и несколько офицеров СБУ, точные данные потерь они скрывают до сих пор, значит, потери были ого-ого! Это было наше маленькое Бородино: бой мы выиграли, но в конечном итоге и мы, и враги отступили на свои позиции.

Запомнился, как и всем его участникам, главный бой республики – 3 июня. Тот самый, после которого о нас говорили «триста стальных стрелковцев». В том бою мы с Дедом, был такой боец, мы его называли «человек-армия», бывший афганец, сбили два вертолёта. Вдвоём! Из «калашей»! Били на опережение трассирующими калибра 5,45 и – невероятно, но факт – в том и другом случае умудрились попасть в редуктор между хвостовым отделением и кабиной. А третью вертушку бил уже весь гарнизон, ранили, скрежеща она сумела «уползти». В том бою только в моей группе было пять «200»-х и больше десятка раненых.

Случались и забавные «бои». Однажды обратили укров в бегство без единого выстрела – булыжниками закидали. Как? В Славянске, неподалёку от кладбища сидим – я и два бойца – в секрете, смотрим: украинская разведка, человек семь-восемь по камышам крадутся. Стрелять нельзя (очередное перемирие!), взять их втроём нереально, что делать? Шепчу бойцам: «Делай, как я» и – дав лазутчикам приблизиться, – прицельно в них булыжники швыряю. Раз, второй, третий! Результат: попадания неоднократные. Далее как в мультфильме: шурша камышами, украинские разведчики резво, зигзагами улепетнули…

Из бойцов особенно запомнился наш разведчик, позывной – Костыль, посмертно получивший звание Героя ДНР. Умница, храбрец, интеллектуал. Мальчишка совсем, уникальный разведчик, по его данным столько целей было поражено, что он не только звания Героя – памятника заслуживает. Вывозил в Дебальцево раненых и был расстрелян из БТР. Там интересная была история, показательная, поучительная для тех, кто всё это время просидел в тылу и тех юношей, которые весной будут призваны в Армию ДНР. Когда Костыль погиб, бабушка 90-летняя, одна из тех, кого должны были вывезти из-под обстрелов, надела его каску, взяла автомат (она в прошлом мастер спорта СССР по стрельбе) и – устроила показательный отстрел укров. Пусть каратели задумаются, почему и какие с ними сражаются «террористы» и «путинские наёмники». Должен заметить, почти все, кто воюет с первых дней – настоящие, в самом истинном смысле этого слова, Герои. У нас много легендарных командиров, но для меня каждый ополченец, вставший на защиту республики в первые дни Русской весны, – легендарен. И если не о каждом рассказали СМИ – это упущение журналистов республики, а не отсутствие заслуг у ополченцев-ветеранов. А в том, что не распиарен, как другие подразделения, героический Семёновский батальон, есть и моя вина. Запрещал видеорепортажи из-за опасения засветить позиции, а главное – у многих родственники на оккупированной территории, нельзя было подвергать их опасности. А ведь история нашего батальона – в буквальном смысле вся военная история республики, нас кидали в каждое пекло. Если бы не семеновцы, не знаю, сколько ещё брали бы аэропорт, и какой бы это стоило крови. Это наш батальон за две ночи вклинился между аэропортом, авдеевской в/ч в районе посёлков Опытное и Водяное, окопался и целый месяц держал оборону. Пройдёт время и о героях этой войны будут книги писать. Герои не остаются в прошлом, они всегда рядом, с ними мы сильнее.

– Вы не только командир республиканской армии, но и замечательный поэт, отсюда и позывной. У Вас есть строфа: «и хотя разрывается сердце/ нужен в жизни мне новый этап/ возьму память в открытом конверте/ в неизвестное сделаю шаг». Как человек не чуждый литературе, скажите – какую книгу об этой войне Вы, как непосредственный её участник, хотели бы прочесть? Как передать эту «память в открытом конверте», чтобы она не затерялась, стала живым опытом читателей?

– Просто показать окопную правду, а такие сочинения об этой войне уже появились, и будут появляться – этого крайне мало. Нужна книга о том, как брат, отравленный мёртвыми идеями превосходства, может забыть о том, что он брат и в угоду отравителям лить кровь братьев. По мощи изображения событий нужно нечто эквивалентное роману «Война и мир», а содержательно, поскольку мы живём в эпоху Глобальной войны и всё нами переживаемое только прелюдия, пролог, это должна быть книга ещё более великая. Книга, в которой через войну в Новороссии была бы показана изначальная суть-причина, коренящаяся в глубинах повреждённого человеческого духа и порождающая все войны. Задача, понимаю, почти непосильная. Но кто-то должен это сделать, – написать так, чтобы чтение было сродни духовному «переливанию крови», спасающему казалось бы уже непоправимо отравленный, обреченный организм. Кто-то должен это сделать…

 

Часть II. Мой взгляд: «Украинскую власть ждет свой Нюрнбергский процесс»

 

«Убить нас можно – победить никогда»

Военкор подразделения Моторолы Геннадий Дубовой дал интервью Русской Весне.

– Геннадий, расскажите, пожалуйста, о том как, после выхода из Семеновки изменилось подразделение Моторолы?

– Подразделение изменилось только количественно: пополнилось новыми бойцами, ибо служить у легендарного Моторолы – честь, которой удостаивается не каждый.

– Как обстоит дело с боевым духом бойцов?

– Качественно боевой дух прежний: во что бы то ни стало, вопреки всему победить. Обойдусь без пафоса и ежедневно по много раз нашими бойцами повторяемой формулы: «Всё равно до Киева дойдём, прикажут – до Львова».

Приведу пример. Боец Тополь, командир расчета АГС. Его дом в Красногоровке (близ Донецка) разбомблён. Жена ополченка и двое детей вывезены в Россию. Квартиру им никто не собирается предоставлять. В случае нашего поражения (если Россия примет выживших…) Тополю и таким как он, а таких большинство, придётся начинать всё с нуля. Каков у Тополя боевой дух? Вы уже получили ответ. Сражаться до Победы. Создать государство, в котором ему и его семье будет достойное место.

В Украине им места нет, они подлежат ликвидации. В том государстве, которое олигархи пытаются соорудить вместо народной Новороссии, оставив от последней лишь вывеску-прикрытие, Тополю и другим ополченцам тоже нет места… Все бойцы это понимают и потому сражаться будут насмерть во имя иной своей страны – Новороссии, в которой, вопреки бесчисленным апологетам олигархо-паразитаризма, будет реализован принцип социальной справедливости.

– Прогрессирует ли армия противника в тактике и боевом умении на новом этапе боевых действий после выхода на оперативный простор подразделений Стрелкова?

– Прогрессирует? Нет. За несколько месяцев карательной операции воевать укры стали несколько лучше (за такой срок и мартышка многому учится…), но ни о каком прогрессе не может быть и речи. А главное, боевой дух укров подорван основательно и, думаю, непоправимо. Умирать за условную территориальную единицу, за некую сконструированную политтехнологами химеру с ярлыком Единая Украина хотят всё больше только словах.

Поэтому противник:

а) привлекает всё больше наёмников-иностранцев;

б) там, где это возможно, пытается задавить ополчение техникой и уничтожить с безопасного расстояния артиллерией всех имеющихся в его распоряжении типов;

в) намеренно массированно обстреливает жилые кварталы с целью деморализовать население Юго-Востока.

– Расскажите, пожалуйста, какой-нибудь яркий эпизод из последних событий на фронте.

– Николаевка. Мы с Малым (командир расчета ПТРС) и Тофиком (второй номер) ждём в «зеленке» укровскую колонну. Пошла. Но. Далеко. Из ПТРС не достать… Да и много их там – 18 БТР, установка РСЗО, 3 танка, 5 ЛАЗов и 3 Камаза с пехотой. Ударим – рассекретимся, и пользы нуль, и уйти потом не успеем. Колонна прошла и… как к себе во двор вкатывает на грунтовку в «зеленке» крутой джип (на то самое место, где накануне мелькал подозрительный «сборщик трав», он же, теперь ясно, не рассекретивший наши засады разведчик). Джип – потом выяснили – с представителем украинского Генштаба… Немедля крошим авто из «калашей», а Малой добивает и сжигает его из противотанкового ружья. И – ответный огонь: казалось, пули возникают прямо над каской Малого, казалось (или впрямь восприятие в такие моменты предельно уплотняется и обостряется?) видишь эти пули…

Потом под перекрестным огнём ПК и АГС мы отходили, а когда начался минометный обстрел, я запутался, застрял в ветвях в узком проходе, а за спиной – бах! бах! бах! – всё ближе, уже совсем рядом…Помню, Ислам (позывной одного из лучших наших бойцов, сейчас он в российском госпитале), единственный, кто это заметил, остановился и ко мне. Дергаюсь в ветвях, а Ислам (глаза у него были – вне описаний, нет, не испуганные, а исполненные запредельного понимания: сейчас нас может не стать, ещё осколочек мгновенья, и мы на небесах) цап меня за разгрузку и, слава Творцу миров, выдернул, спас…

Вторая история из приграничной Мариновки…

Мариновка. Идём на зачистку блок-поста укров. На краткий промежуток прекратился минометный обстрел, и я, спасаясь от автоматных очередей, нырнул за мешки с песком на брошенной украми автобусной остановке. Смотрю: выруливает укровская БМП, на броне наш боец Матрос, радостно орёт: «Мотороловцы отжали бэмэрэшку, наша!!!» И сразу – прямо у него за спиной, из подсолнухов за остановкой – вжжжжжик, зримо и осязаемо (меня и Масю, нашего разведчика, он тоже ринулся за мешки с песком) обдало горячей волной – пролетел снаряд из ПТУРСа. БМП чуть дальше тормознул, карабкаемся на броню и – снова жахнули из ПТУРСа… Матрос хохочет:

«Хрен вам, уроды, не попадёте!» Мася ошарашенно ко мне поворачивает физию: «Ну, ты видел? Обнаглели! Моторола сказал всем бороду отращивать, стиль подразделения, а эти суки её чуть не сожгли мне!» Броня грохочет, я, чуть не грохнувшись на резком повороте (в отличие от БТР держаться на бэмэпэшке почти не за что), лихорадочно пытаюсь вынуть видеокамеру…

Таких эпизодов накопилось в избытке, но и по этим двум понятно: убить нас можно, победить – никогда.

– Какая помощь более всего требуется ополчению от сторонников?

– Понятно, какая нам более всего требуется помощь: техника, знающие как с этой техникой обращаться специалисты, снаряжение, медикаменты и опытные фронтовые врачи. А также РЕАЛЬНАЯ помощь находящимся в России семьям ополченцев, сражающихся на Юго-Востоке бывшей Украины. Ещё нужна помощь общественных организаций в поиске и освобождении попавших в плен к украм добровольцев…

– Большое спасибо за ваш рассказ. Также передаем вам благодарность от коллектива и читателей Русской весны за ваши неизменно интересные репортажи с передовой.

 

«Украинскую власть ждет свой Нюрнбергский процесс»

– «Отряд легендарного Моторолы» – эта фраза и голос, который ее произносит, знакомы всем сторонникам Новороссии. Принадлежит эта фраза Вам – фронтовому журналисту и отважному бойцу Геннадию Дубовому. Именно Вы, как считает большинство читателей, ответственны за то, что имя ополченца Моторолы знакомо всем и каждому. Однако о вас известно крайне мало. Расскажите, пожалуйста, откуда Вы, кем были в мирной жизни и как пришли в ополчение?

– Моторолу знали бы и без моих репортажей. А вот эпитет «легендарный» – да, стал общеупотребительным после взятого мной у командира для газеты «Завтра» Александра Проханова интервью «Легендарный Моторола». Помню, в первые дни моего пребывания в подразделении (в Семеновке, я был ещё в гражданке и без оружия) туда в сопровождении москвича-переводчика явился английский журналист. Его страшно поразило, что я намерен остаться на фронте и быть простым бойцом (так изначально я и планировал, а военкором стал вынужденно: был в этом качестве направлен к Мотороле Игорем Ивановичем Стрелковым). «Почему вы хотите здесь остаться?» – спросил англичанин. И я, ещё почти ничего не зная о командире и лишь раз с ним поговорив, с удивившей меня самого убежденностью ответил: «Потому что Моторола – это уже история, более того – легенда». Москвич переводил эти слова с нескрываемой скептической ухмылочкой, косясь на меня как на полного идиота… И вот – Богом данный мне командир – История и Легенда. Московский же скептик – офисный червь.

Сколько я себя помню, для меня не было мирной жизни. Само это словосочетание вызывает у меня недоумение. Войны перетекают одна в другую; то, что принято называть мирной жизнью почти всегда хуже даже явной войны. В своё время я вывел для себя формулу, которая, как я потом с радостью узнал, почти слово в слово совпала с известной цитатой любимейшего мною Федора Михайловича Достоевского. Вот эта цитата: «Долгий мир всегда родит жестокость, трусость и грубый, ожирелый эгоизм, а главное – умственный застой». Текущая война началась для меня за 10 лет до начала её послемайданной, вопиюще-кровавой фазы.

Я журналист. Главный редактор официального органа ДНР «Голос Народа – Голос Республики». Ранее работал в разных российских и украинских изданиях, государственных и частных компаниях. Накануне этой войны – в прессингуемой ныне хунтой всеукраинской газете «Вести», из которой вынужден был уйти, поскольку в данной газете, имевшей в представлении майданной публики репутацию пророссийской, информация о происходившем в тогда ещё единой Украине подавалась в том же ракурсе, что и в откровенно нацистских изданиях…

Параллельно много лет занимался политпиаром и политтехнологиями. Создал Агентство социально-политического моделирования «Вэйс-Украина» (ныне «Вэйс-Новороссия) и, питая отвращение к административной работе, передал директорство донецкому журналисту и депутату госровета Сергею Чепику, за собой оставив пост руководителя Службы политтехнологий указанного Агентства.

– Вы раньше бывали в Донецке или Луганске?

– Разумеется. Где я только не был…

– У Вас был боевой опыт до операции на юго-востоке Украины?

– Ответ здесь: http://litrossia.ru/archive/51/ prose/1239.php.

– Вы верующий человек?

– Разве по моим видео и текстовым материалам это не заметно? Христос воскрес!

– Что движет добровольцами, которые отправляются на Юго-Восток? За что они воюют?

– ДНР возникла в результате культурно-социальной революции. Жители Юго-Востока осознали: а) мы не были и не сможем быть украинцами, тем более некими трансмутантами-украми, мы народ иной культуры – русской; б) сложившаяся социально-экономическая система (всевластие олигархов, теневая экономика, чудовищное имущественное расслоение, отсутствие у большинства перспективы развития) должна быть разрушена, чтобы на её месте создать систему, основанную на принципах социальной справедливости и Развития. В этом и заключается ответ на вопрос, за что воюют добровольцы из России. За сохранение Большого Русского Мира и предотвращение геноцида русских жителей бывшей Украины. За справедливый миропорядок, установление которого в Новороссии, превращение её в лабораторию социально-экономического креатива позволит трансформировать социальный порядок в самой России, сбросить иго олигархата, начать комплексную модернизацию, запустить проекты Развития во всех сферах жизни РФ, ибо без этого русские на огромном пространстве от Карпат до Тихого океана обречены.

– С кем в первую очередь приходится иметь дело в боях: с мобилизованными солдатами или с наемниками и нацистами?

– Мобилизованные солдаты в массе заражены нацизмом не в меньшей степени, нежели наци из добровольческих карательных батальонов, вроде разгромленных нами в Иловайске «Донбасса» и «Азова». Дабы победить в этой войне следует отчетливо понимать: украинцы не состоялись, мы имеем дело с результатом этнокультурной и цивилизационно-политтехнологической трансмутации – украми. Нацией выведенных в пробирке гомункулов, пребывающих в сконструированном для них алхимиками от политтехнологий иллюзорном мире и запрограммированных на уничтожение человека как образа и подобия Божия. Таких «наций», используемых глобалисткой «элитой» как орудия установления антихристианского миробеспорядка на планете выведено уже достаточно, укры не исключение.

– Какое отношение в подразделении к противнику? В одном из интервью ваш боевой товарищ Червонец заявлял, что он и его соратники готовы идти до Львова и уничтожать там женщин, в отместку за разрушения на Донбассе.

– Отношение к противнику адекватное. Вытекающее из сказанного выше. Политологи и прочие «эксперты» постоянно сетуют: эта война противоестественна, так как инспирирована извне и ведётся между братскими народами.

Страшное заблуждение, уводящий от понимания происходящего стереотип. У нас каждый рядовой боец на опыте постиг то, что никак не могут понять яйцеголовые объясняльщики всего и вся: определения «гражданская» и «братоубийственная» война – некорректны, попросту бессмыслены. Мы – граждане разных государств. И – давно НЕ братские народы, с абсолютно разными этническими стереотипами, мироощущением, восприятием реальности. В терминологии Льва Гумилева нынешняя Укрия суть антисистема. При таком раскладе о каком братоубийстве речь? Мы для них – не братья, недочеловеки, подлежащие ликвидации «колорады». Они для нас искусственно взращенные существа, гомункулы, запрограммированные на убийство всех, кто не подобен им.

Боец нашего подразделения так мне объяснил, почему он воюет: «Я увидел по украинскому каналу ICTV сюжет о 5-летнем мальчике, умиравшем от ранения после минометного обстрела Славянска. Когда он умер, на экране появилась бегущая строка-комментарий: «Завернулась ещё одна личинка колорада». Я посмотрел на своих спящих дочек, одной четыре годика, второй пять – встал и пошёл искать блок-пост, на котором стояли наши с палками и газовыми балончиками…»

– Иностранцев в карательных отрядах было много? Есть тому веские доказательства?

– Не знаю, сколько их, но они есть. Доказательств у командования Армии ДНР предостаточно. Лично беседовал только с одним из них, попавшим в плен под Иловайском, из батальона «Азов». Грузин с английским акцентом и нашивками «Правого сектора». Ничего вразумительного он не смог мне ответить о цели его войны против нас. Только лепетал: «Мама русский, в Запорожье…» Кто-то из наших во время этой «беседы» сказал: «Сейчас придёт твой соплеменник, он на нашей стороне. И объяснит тебе, что не там и не с теми ты воюешь». Никогда прежде не видел я у взрослого человека настолько испуганных глаз…

– Как с фронтовых позиций Вам видится информационная война? Самым известным из командиров карателей является Семен Семенченко. Что вы можете сказать о нем? Похоже, шустрый малый, лезет в политику, дает интервью на фоне Белого дома в Вашингтоне.

– Укры на этом фронте потерпели полный крах. Не понимают: тотальная ложь и топорная пропаганда это не информационная война – демонстрация собственной неполноценности. Они не способны овладеть даже азбукой небезызвестного доктора Геббельса: для правдоподобия примешивать ко лжи крупицы правды. А когда пытаются это делать – правдивые сообщения не структурируют, а разрушают лживое информационное поле украинских СМИ. Непрофессионализм вопиющий. Я не знаю ни одного толкового фронтового репортажа, сделанного противником. Ни одного хоть сколько-то могущего сравниться с Моторолой по воздействию на общественное сознание, популярности, любви широких масс украинского командира. Некого героизировать и некому. Попытки раскрутить бизнес-клоуна в камуфляже Семенченко вызывают к нему и его безмозглым пиарасам лишь брезгливую жалость.

– Как вы оцените вклад жителей Новороссии в итоговый успех?

– Невелик вклад жителей Новороссии, скажу прямо. Почему – отдельный разговор, сейчас не ко времени.

– Что вы можете сказать по поводу высказываний ЕС и Киева о присутствии на Украине регулярной российской армии?

– Как ещё им оправдать бездарность регулярной украинской армии? Терпеть поражения от ополчения – «недочеловеков, которые выползли из угольных нор» унизительно до зубовного скрежета. Вот и придумывают себе в оправдание то орды диких чеченцев, то неуловимый спецназ ГРУ, то полномасштабное вторжение обученных в секретных лабораториях Лаврентия Берии королевских пингвинов.

– Сколько ополченцев в вашем батальоне имели боевой опыт до Украины?

– Считанные единицы.

– Чем операция на Украине отличается от Чеченской кампании, от войны в Южной Осетии? Киев в своих заявлениях обвиняет Россию в интервенции, считая, что ведут борьбу за суверенитет. А как по Вашему, против кого воевала хунта? Убийства мирных граждан со стороны карателей были случайны или жилые кварталы обстреливались намеренно?

– Цитирую командира: «В Чечне была нормальная антитеррористическая операция: уничтожение групп наёмников – арабов, чеченцев, европейцев. Именно наёмников. Местное население не страдало. А здесь совсем другая ситуация. Реальный геноцид. Уничтожение народа, целенаправленное уничтожение мирного народа. Видео, фото – всё есть. Пострадавших много, простых мирных жителей. Люди здесь борются за свою землю, за своё право жить по своим законам, а не по законам, продиктованным теми, кто хочет этих людей уничтожить. Перепахать, смешать с землей. Используя штурмовую авиацию (Су-25, сбрасывающие запрещенные конвенцией ООН кассетные бомбы), минометы 120 мм, вертолёты (Ми-24), дальнобойные орудия 152 мм, танки. Укры их используют против «сепаратистов», когда бьют по жилому сектору? Значит, для них все здесь живущие – «сепаратисты» и всех они будут уничтожать. Не выборочно – всех. Уже уничтожают».

Суть: происходящее на Юго-Востоке – война идеологическая и этническая, в глубинном (духовном, метафизическом смысле) расовая…

– Есть ли у Вас сведения о том, как обращались каратели с пленными? В вашем новом интервью мы видели ополченца из Крыма, у которого на спине выжжена свастика. Похоже, подобных случаев много. Какие зверства карателей, на ваш взгляд, самые жестокие? Известно ли о случаях сексуального и прочего насилия над пленными?

– Да, похожих случаев много. Большинство выживших в плену не хотят говорить на камеру об испытанном ими унизительном, выковыривающем души насилии, пытаются всё забыть, ибо жить с такой памятью невыносимо. Факты накапливаются лавинно, впереди – аналог Нюренбергского суда над карателями. Этого суда им не избежать, как не избежали его наци Третьего Рейха.

– Откуда ополченцам поставлялось оружие и боеприпасы?

– Со взятых ополчением под контроль военных складов ВСУ и оставшихся от СССР хранилищ. Плюс трофеи. Об иных источниках поступления оружия и военной техники я не знаю.

– Ожидалась ли военная помощь от России?

– Разумеется. Особенно в самые тяжелые периоды отступлений. Людям свойственно надеяться на лучшее. Однако кроме гуманитарной, иной помощи мы не получаем.

– Какие мотивы движут олигархом Коломойским, за свои деньги снаряжающим отряды?

– Бывшая знакомая, укровская «журналистка», повеселила меня, назвав «пресс-секретарём террориста по кличке «Моторола», на счету банды которого десятки убитых украинских военнослужащих…» Вы веселите, задавая вопросы, на которые отвечать впору пресс-секретарю Коломойского…

– Какой бой был для вас самым запоминающимся?

– Много уже было запоминающихся боев. Но более всего запомнился первый большой бой – наш Сталинград 3 июня, когда натиск вражеских танков остановила только Божия милость к нам, грешным и недостойным. Не буду повторяться, репортаж о том бое в журнале «Репортер» – «Славянск. Семёновка. Побоище». К слову, после выхода этого материала – наци разгромили редакцию, вопия, помимо прочего: «Это вам за Семёновку!»

– Национальная гвардия – это фашисты, на ваш взгляд? Все-таки там есть не только идейные националисты, но и просто люди, которые верят в необходимость единства страны.

– Единство такой, бесперспективной страны и такой самоубийственной ценой могут, на мой взгляд, сохранять только «идейные националисты», то есть нацисты. Единство – лишь одно из необходимых условия Развития, на Украине же сложилась ситуация, когда сохранение единства всякое развитие (экономическое, образовательно-культурное, социальное) блокирует и становится условием вырождения.

– Чем планируете заниматься после освобождения Новороссии?

– Не скажу. Бог знает.

– Новороссия – от Белгорода до Львова, или же нам хватит Донецка и Луганска?

– Как народ решит…

– Как считаете, как скоро завершится эта война и от каких факторов завершение военных действий зависит?

– Формально эта война закончится весной. Завершение будет зависеть от факторов не военных – экономических. Реально – только начнётся. Настоящая Третья (точнее – Четвертая, третьей была информационная, закончившаяся распадом СССР) мировая война. Напишу об этом отдельную статью.

– Вы не опасаетесь вторжения НАТО и авиаударов?

– Сейчас? Нет. Не опасаемся. Крутых спецов НАТО Шустрый, Тополь, Малой, Артист и все остальные ждут с нарастающим нетерпением.

– Как считаете, тот факт, что сегодня по ополчению не работает авиация США – заслуга Путина?

– Я дал повод считать меня одним из тех, кто считает это заслугой Порошенко или Обамы?

– Вы часто вспоминаете тех, кто погиб, воюя с вами вместе? Какие у них позывные, кем они были, как погибли?

– Отвечаю: я готовлю о них отдельный материал, эпитафию…

 

«Исповедь солдата, владеющего и штыком, и пером»

Геннадий Дубовой журналист. Журналист необычный. То, что он пишет, принято называть военной журналистикой. Если кратко – военкор. В большой журналистике Геннадий с 1994 года. В качестве военкора побывал в Абхазии, Чечне. Теперь воюет и пишет на фронтах ДНР.

Впрочем, сам он себя военкором не считает. Он служил в подразделении знаменитого Моторолы, а ныне служит в подразделении не менее известного командира Викинга, выполняет конкретные боевые задачи. Считает, что в бою, кто не воюет, тот – лишнее звено. Поэтому надо воевать, иногда получается – что-то снять, в редкие минуты затишья что-то написать, но главное для него – решить поставленную боевую задачу.

«Я не считаю себя военкором, я являюсь полноценным бойцом, – рассказывает Геннадий Дубовой. – Я снимаю и пишу только по мере возможности. Считаю, что журналист должен показывать ситуацию глазами её участников. Нужно уметь передать позицию, например, ученого о проблеме, которую он решает так, как это сделал бы ученый, только на уровне, понятном для масс. Если же говорить о военной журналистике, для того, чтобы показать происходящее на войне, нужно самому быть бойцом. Поэтому я никогда не делил журналистику на гражданскую, военную, аналитическую и т. д. Человек должен делать свое дело качественно. У меня не было другого пути кроме как взяв в руки оружие, говорить от имени бойцов. Поэтому я боец – на информационном фронте, гражданском, политическом и непосредственно в бою».

В ополчение Геннадий Дубовой пришел почти сразу же с началом боевых действий. Вначале выполнял свой долг на «информационном фронте». Вместе с Еленой Никитиной (прим. авт.: в настоящее время министр информации ДНР) сделали первую газету, с которой началась история журналистики Новороссии – «Голос Народа – Голос Республики». Сделал два номера газеты и ушел на фронт. Считает, что на информационном фронте была одержана победа: газета сыграла свою роль в том, что люди сделали выбор в пользу ДНР и Новороссии. Дальше всем стало ясно – вопрос окончательного решения конфликта будет решаться с оружием в руках.

Первый бой

Поехал в Славянск. Ехал, минуя украинские блокпосты, солдатам ВСУ рассказал, что едет делать материал для украинской газеты. По приезду в Славянск был определен в отряд к Мотороле.

«Я тогда даже не знал, кто такой Моторола. Мы глаза в глаза друг другу посмотрели и всё поняли – кто есть кто, и зачем он здесь. Первый бой запомнился хорошо, в тот день ополченцами был сбит вертолет с украинскими военными и генералом Кульчицким на борту. Сбили его с соседней позиции из ПЗРК. А потом начался очень плотный минометный обстрел. Поступила команда об отходе и смене позиции, пацаны несут «Утес», я – с патронными ящиками иду замыкающим. Хорошо, что нас не преследовали, иначе пришлось бы мне, прикрывая отходящих, отстреливаться… фотовспышкой! Оружия мне тогда еще не дали. После этого боя Моторола разрешил выдать мне автомат».

Вспоминая погибших братьев

За время войны военкору с позывным Корреспондент не раз и не два приходилось терять товарищей. Это всегда тяжело. Вспоминает, как 3 июня прошлого года был бой, с которого, по мнению Геннадия Дубового, можно отсчитывать начало полномасштабной войны на Донбассе. Полноценный общевойсковой бой. Танки, БТРы, пехота, авиация… «А наших бойцов горстка – чуть больше двухсот человек против четырех тысяч карателей. Мы выстояли. В том бою погибли Север и Цыган. Накануне я брал у них интервью… Они так не хотели сниматься… На следующий день – танк ударил прямой наводкой по их позиции. Помню момент, когда снимал на камеру их трупы, чувствовал, что сейчас опять будет выстрел, как будто ангел крыло на плечо положил и шепчет: «Отойди». Только отошел и по этому месту снова – прямое попадание!

Потом в Николаевке погиб Ваня Конвой, потом Рэмбо, на 20-м блокпосту погиб Вэл – погиб как герой. В самый последний момент прикрыл своим телом товарища ополченец с позывным Помор. Сказал – уходи, это за мной пришли… Как будто почуял. Потом в Иловайске погиб Ёжик, тоже как христианский воин «за други своя» – он полез на железнодорожную насыпь, вытаскивать раненого парня – был убит снайпером».

За воинскую доблесть

Про награды Геннадий рассказывать не любит. Но награды у него есть. Медали «За боевое содружество» (абхазская) и «За оборону Славянска». Георгиевский Крест. Орден «За воинскую доблесть». Этот орден – за бои Мариновке. Пробивали коридор к границе с Россией, штурмовали Мариновку.

«Наша группа попала под перекрестный обстрел из минометов, ПК и СВД. Один БТР загорелся, второй – на полном газу – скрылся за поворотом. Тогда и воевать-то еще никто из нас не умел. Прыгнули в канаву. Ползу по ней вдоль кукурузного поля, пытаюсь при этом снимать, отстреливаться. Спрятались на остановке, отошли…. Это была первая попытка взять блокпост. Второй раз такое же задание – «наши минометы подавят огневые точки и пойдем». И снова попадаем под перекрестный огонь. Бойцы укрылись на остановке, я спрятался за мешками с песком, прикурил. Открыл видеокамеру. И тут попадание в остановку миной… Взрывной волной захлопнуло мониторчик камеры, вырвало из губ сигарету, из мешков у меня за спиной осколки вырвали песчаные фонтанчики. А внутри остановки – кровавое месиво. Все снова почуяли: сейчас прилетит и – врассыпную к ближайшей «зелёнке», только бы подальше от пристрелянного места. Убежать успели не все: заработали Су-25. В третий раз штурм прошел успешно. Удалось «приватизировать» украинскую БМП. По результатам тех боев получил награду».

Зондеркоманды наших дней

Вообще разница между солдатами ВСУ и добровольческими батальонами есть, и довольно большая. Геннадий Дубовой отмечает, что в этих батальонах служат просто каратели и трусы. Такие же зондеркоманды в Великую Отечественную войну вместо нацистов выполняли всю «грязную работу». Они могут провоцировать, издеваться, куражиться над гражданским населением. В реальных боях они все накачаны наркотиками – не чувствуют боли. Везут пленного на броне, у него открытый перелом, кости торчат, а ему все равно, он смеется.

«Воинского духа у них вообще нет, он заменяется наркотиками, – утверждает Геннадий Дубовой. – А у ВСУшников в какой-то степени сохранились советские традиции. У них есть прослойка офицеров, которые еще помнят, каким должен быть воин. Пока они есть, ВСУ более-менее адекватны, и здесь не наблюдается таких зверств, как у карателей. Когда их выбьют или уберут по политическим соображениям, думаю, что ВСУ станут такими же как и каратели».

Сила в правде

«Почему враги так сильно издеваются над нашими пленными? Потому что они чувствуют свое бессилие. Самый жестокий человек – это трус. Сильный человек – великодушен по своей природе. Они трусы, они слабые и свою внутреннюю ущербность компенсируют жестокостью. У них есть острое ощущение своей неправоты. Они это подавляют и постепенно приходят к той стадии, когда признать то, что они делают, значит ужаснуться. Посмотреть на реальность – значит увидеть себя во всем безобразии. В этой войне сражается большое количество неподготовленных людей с обеих сторон. Она показала, что побеждает тот, кто в большей степени готов умереть за свое дело. Например, американцы не готовы умирать. В случае любой опасности они сразу же отступают, бросают оружие, технику. А у нас как-то боец с позывным Ермак остался на позиции с противотанковым ружьем 1940-х годов один на один против Т-64… Не дрогнул, мысли даже не возникло. Воинский дух на войне – это самое важное. И у наших бойцов с этим все в порядке, ведь мы сражаемся за правое дело, за наше будущее, за будущее наших детей. Не побоюсь показаться пафосным, но наша сила в правде а значит нас победить невозможно! Победа будет за нами!»

 

«Русские своих не бросают»

Геннадий Дубовой – человек, сменивший профессию корреспондента на защитника Новороссии. В один момент привычная размеренная офисная жизнь журналиста превратилась в тяжелые фронтовые будни военкора и бойца.

Без капли сомнений и раздумий Геннадий Дубовой пополнил ряды ополченцев, выступающих за право выбора и свободы для народа Донбасса.

Его видеорепортажи о людях, сражающихся рядом с ним, снимались в коротких паузах между боями. Находясь в подразделении командира Арсения Павлова (Моторола) он пытался отразить суровую правду, с которой столкнулись простые люди, мирные граждане, вставшие против несправедливости украинской власти.

Сегодня Геннадий Дубовой восстанавливается после полученной травмы и готов вновь вступить в схватку с врагом, желание которого уничтожить, растоптать, подчинить себе каждого, кто против геноцида и дискриминации по национальному признаку, кто не хочет забывать собственную историю, подвиги дедов и восхвалять псевдогероев-убийц, кто против диктаторского режима и неприкосновенности коррумпированных чиновников и олигархов.

Хотелось бы узнать, о чем сегодня думает этот человек. Какие мысли посещают его в это тревожное, решающее для становления Новороссии время.

Геннадий Дубовой согласился дать интервью, ответив на некоторые вопросы о себе и судьбе молодого государства.

М.С.: – Спасибо, Геннадий Васильевич, что согласились. И первый вопрос: почему вы решились на этот шаг – стать в ряды ополчения? Как вы поняли для себя, что сделали правильный выбор?

Г.Д.: – Я не раз говорил и вновь повторю: мужчина, который не воевал – то же самое, что женщина, которая не рожала. Быть в стороне, когда речь в буквальном смысле идёт о выживании народа, через который человек призван в этот мир – это предательство. Может ли предательство быть правильным выбором?..

М.С.: – Как изменились ваши взгляды до и после начала войны?

Г.Д.: – Никак не изменились. Я всегда – с глубокого детства – чувствовал, осознавал: я живу на временно оккупированной русской территории. Что должен делать человек, живущий на оккупированной территории (если он не предатель вроде януковичей-близнюков-ахметовых и прочих?), правильно – сражаться. Я сражался и сражаюсь. Ранее информационно, ныне – как и давно хотел – с оружием в руках.

М.С.: – Имели ли вы уже ранее опыт участия в военных боевых действиях?

Г.Д.: – Да. Неформально. Потому что никогда не мог смириться… и никогда не смирюсь с убийствами русских, где бы и кем бы эти убийства не осуществлялись. Русские своих не бросают.

М.С.: – Думали ли вы, что смените ручку и блокнот на автомат за плечом?

Г.Д.: – Я уже ответил. Сегодня речь идёт о сохранении русских как этноса. Автомат, РПГ, ручка, РСЗО, планшет – что угодно, главное… главное, чтобы русские могли развиваться и помогать развиваться тем, кто не отрицает «русскость».

М.С.: – После травмы вам удалось уже восстановиться? Какие планы на ближайшее будущее?

Г.Д.: – Восстанавливаюсь. Планы? Воевать. До ПОБЕДЫ.

М.С.: – Ваши прогнозы на будущее для Новороссии и Украины?

Г.Д.: – Думаю, что, в конце концов, не скоро, но уже неизбежно Украина станет аграрной страной, второй Албанией.

Алгоритмы трансформации нынешней Украины могут быть различными, война только один из них. Это исключит возможность реванша и обеспечит устойчивое развитие как самой Украины, так и большой – минимум восемь областей – Новороссии, промышленно развитой, экономически и политически тесно связанной с РФ.

М.С.: – Все чаще появляются мнения, что Петра Порошенко снимут с должности, поскольку он не оправдывает собственного назначения для продолжения эскалации конфликта на Донбассе. Насколько оправданы эти предположения?

Г.Д.: – Это не ко мне. Хотя эти предположения, да, оправданны, ибо Порошенко глуп и не понимает, что гарантия сохранения его капиталов не в Швейцарии, а в Москве.

М.С.: – Вы сможете принять мирную жизнь после войны и не поддаться возможному влиянию военного синдрома?

Г.Д.: – Глупости. Нет никакого военного синдрома. Есть проблемы социальной реализации. Нежелание власть имущих решать эти проблемы (поскольку это требует изменения социального порядка, создания условий развития для рядовых граждан) маскируется пресловутым «военным синдромом». Дескать, это не порядок (безработица, коррупция и пр.) плох, это вернувшиеся с войны граждане психически искалечены, и адаптироваться не способны. Причину, как это часто бывает, намеренно путают со следствием.

М.С.: – Вы желаете окончания войны? Когда, по-вашему, это может произойти?

Г.Д.: – Разумеется, желаю. Произойдёт это не скоро. Ибо Третья (точнее – Четвертая, третьей была информационная, закончившаяся распадом СССР) мировая война только начинается. Украина для Запада не более чем плацдарм против России.

М.С.: – Вы оптимист или реалист?

Г.Д.: – Я христианин.

М.С.: – Вы находитесь в постоянном контакте с людьми, бойцами. Чем живут люди, о чем думают, говорят? Люди устали, либо готовы продолжать бороться за свои идеалы и свободу?

Г.Д.: – Люди готовы сражаться за свои идеалы и свободу. Уставшие встречаются только в тылу…

М.С.: – Смерть для вас стала обыденной вещью? Вы пытаетесь дистанцироваться от людей, с которыми воюете бок о бок, чтобы возможная потеря не была для вас болезненной?

Г.Д.: – Смерть никогда не бывает обыденной, сколь бы часто вы её не наблюдали. То, как человек умирает, форма его ухода из этого мира – это всегда некий шифр, который Бог предлагает разгадать ещё живым. Сам процесс разгадки, искренняя попытка понять, почему так, а не иначе ушёл человек – меняет личность того, кто ищет ответ. А если человек духовно не застыл, ищет разгадку, меняется, то его время уходить из мира ещё не пришло. Что же касается дистанцирования – нет, и не пытаюсь, это невозможно. Любая потеря болезненна, от этой боли спасения нет.

М.С.: – Вы думали о том, где будете жить после войны и чем будете заниматься?

Г.Д.: – Бог решит где и чем.

М.С.: – Ваше мнение по поводу новых Минских соглашений? Оправдано ли их подписание? Чего следует ожидать от украинской стороны, готовы ли они выполнять пункты документа?

Г.Д.: – Да, их подписание оправдано. Алгоритмы решения проблемы Украина – Новороссия могут быть различными, в данном случае использован один из возможных алгоритмов. Украинцы будут выполнять пункты документа – до тех пор, пока им это выгодно. То есть, до переформатирования и технического переоснащения ВСУ…

М.С.: – Петр Порошенко изъявил желание пригласить в страну миротворческую миссию ООН. Какие последствия ожидают в таком случае молодые республики?

Г.Д.: – Без российских миротворцев это будет означать продолжение войны. Миротворческая миссия ООН – прикрытие для ввода войск НАТО.

М.С.: – В каком формате вы видите в дальнейшем существование Новороссии? Как отдельное государство, федеративный округ, конфедеративное государство?

Г.Д.: – Как отдельное государство.

 

«Де-юре мы Украина, де-факто – Россия»

Взгляд из ДНР на будущее народных республик Донбасса и проекта Новороссия

Геннадия Дубового называют легендарным военкором, и здесь нет даже намека на пафос. Геннадий, воевавший в подразделении Моторолы, затем перешедший в батальон «Викинг», – летописец войны в Донбассе и идеолог Новороссии. Но слово «военкор» не совсем подходит Геннадию – скорее, боец с фотоаппаратом, с позывным Корреспондент. В эксклюзивном интервью «Русской планете» Дубовой поделился своим взглядом на будущее Донбасса, его актуальные проблемы и пути их решения.

– Геннадий, вы только что приехали из Донецка, расскажите, что там происходит, какие настроения у ополчения, мирных жителей?

– Происходит перемирие. Затяжная пауза, ожидание истечения срока Минских соглашений. На фронте ничего практически не происходит, за исключением мелких стычек, и говорить здесь пока не о чем. Если говорить о настроении мирных граждан, они ждут по большому счету только одного: когда же будет проведен референдум о включении данных территорий в состав РФ. При этом большинство понимают, что это включение не произойдет сразу, это только один из юридических моментов, которые надо зафиксировать для мировой общественности, чтобы это включение произошло скорее. Вот такие настроения. Что люди мечтают вернуться назад на Украину – этого нет, что бы об этом ни писала украинская сторона. Да, возвращаются очень многие украинские чиновники, силовики, пытаются встроиться и часто встраиваются в структуры ДНР и ЛНР, но никакой роли там не играют, их четко держат под контролем. В политическом плане ситуация структурирована однозначно. Де-юре мы Украина, де-факто мы Россия.

– Не так давно был проведен опрос, согласно которому большинство жителей России не видят Донбасс в составе РФ. Как вы думаете, изменение такой позиции – это вопрос времени?

– Я думаю, это вопрос ситуации, вопрос изменившихся условий. Представьте, что если бы провели подобного рода опрос до начала активных событий в Крыму, что сказали бы люди? Для большинства из них это была на самом деле территория Украины, и только взрывная ситуация, необходимость помочь своим, русским людям кардинально изменила все на ментальном, социальном, политическом уровне. То же самое и здесь. Люди устали от войны, потом пропагандистская машина изменила всю подачу материалов, все переключились на Сирию, на другие проблемы. Для рядового обывателя проблема Новороссии даже не перестала быть значимой, она стала ускользающе малой на фоне иных проблем. Как только снова высветится эта фигура – Новороссия, люди изменят свое мнение, я более чем уверен в этом.

– Вы написали пост о том, что война закончилась, вы воевали за восстановление и укрепление неорабовладельческой олигархо-паразитарной системы, что вас использовали… Разъясните вашу позицию.

– Разъясняю. Для человека, который воевал за огромный проект, за величие и восстановление Русского мира, столь резкая остановка негативно сказывается в эмоциональном плане. Я просто отразил восприятие большинства тех, кто воевал, кто встал на защиту Русского мира. Ну, говорят, подождите, а может быть, ждать придется очень долго, неизвестно сколько, может быть, десятилетия, если не больше. Сейчас включен алгоритм мирной трансформации Украины изнутри. На это могут уйти годы и годы.

Что касается неорабовладельческой системы, речь идет о том, что у нас сейчас в республиках двойное налогообложение, в экономическом плане мало что поменялось, мы, как и Приднестровье, которое экономически встроено в Молдову, экономически встроены в Украину. Начинается обратная связь, все эти коррупционные украинские схемы проявляются изнутри в республиках. Как говорят наши руководители: «Покажите, где у нас олигархи, мы же всех уничтожили». Но это же лукавство, карабасы-барабасы стоят за ширмой и продолжают дергать за веревочки. У них уже не та сила, не та собственность, но они пока остаются. То есть экономическая модель, а следовательно, и социальная никак не изменились по сути: все те же владельцы всего и всех и та же масса, не имеющая никаких перспектив. Как решить эту ситуацию? Либо полностью встроиться в Россию, на всех уровнях – это очень долгий, поэтапный процесс, здесь много недостатков, но по крайней мере это открывает перспективы простым гражданам, потому что Россия – страна огромных возможностей. Либо тот вариант, который замышлялся изначально: Новороссия как некая площадка для социально-экономических экспериментов, креативная лаборатория, где мы вырабатываем новые идеи жизнеустройства, где у каждого гражданина есть возможность самореализации. В данный момент этого нет, все остается по-прежнему, поэтому можно сказать, что мы воевали за эту олигархическую систему. Но это на данном этапе. Процессы не останавливаются, и слава Богу, сейчас много чего позитивного происходит в республиках, и я это знаю точно. Сейчас пошли инвестиции от русского бизнеса. Государственная помощь Российской Федерации распространяется целевым образом. И никто не смеет ее тронуть, потому что за этим следят. И все старые использовавшиеся регионалами коррупционные схемы вывода денег ломаются, пресекаются. Ничего этого не будет.

– Вы сказали, что пошли инвестиции. С чем это связано – с перемирием, или есть какая-то директива сверху, или русский бизнес действительно видит перспективы в Донбассе?

– Это живая экономическая и социальная саморегуляция, потому что мы де-факто часть России, валюта у нас рубль, весь продуктовый набор, гуманитарная помощь российские, это влияет на то, как выстраиваются экономические структуры. Энергетика и некоторые крупные объекты промышленности находятся под украинскими олигархами, все остальное должно встраиваться в Россию, иначе простое население просто не выживет. Если у руля ставить тех же чиновников-распределителей, вскормленных регионалами, старой украинской властью, все эти средства будут распределены по собственным карманам. А республика превратится в бантустан, и в Москве это четко понимают. И на частном уровне люди, которые инвестируют в республики, разумеется, будут четко это контролировать.

– Все-таки закончилась война или не закончилась?

– По большому счету нет, конечно. Судите сами, в скором времени истекает срок Минских соглашений, что дальше? Либо они пролонгируются на следующий год, либо еще на годы. А в Минских соглашениях есть один пунктик, камень преткновения, совершенно для Украины неприемлемый: все реализуется только с согласия республик. И если какой-то нюанс республики не устраивает, тогда все блокируется. Если устраивает, то республики смогут так моделировать ситуацию, что Украина никогда этого не примет. Тогда придется нам давать реальную автономию. Что такое реальная автономия – это реальная экономическая, а вслед за ней политическая независимость, когда мы можем провести референдум о присоединении к России. А самое главное следствие – автономии потребуют области Украины, неважно, кто ими управляет, Коломойский или кто-то еще. Им это реально выгодно. Чем больше независимости от центра, тем меньше контроля, тем больше власти у олигархата и его ставленников. Начинается процесс неизбежного распада страны, и там это прекрасно понимают. Американские кураторы не хотят терять этот дивный плацдарм, с которого можно Россию контролировать до бесконечности. Итак, всегда все должно происходить с согласия республик, будут выдвигаться условия, выгодные нам и не выгодные им, и в какой-то момент произойдет столкновение. Тогда они попытаются опрокинуть нас военным путем. Не знаю, в какие сроки, но такой вариант нельзя исключать.

– В случае такого негативного сценария смогут ли народные республики дать ответ Киеву на его агрессию? Не потерян ли боевой дух?

– Это чисто риторический вопрос – конечно, смогут. А боевой дух – это такая вещь… Сейчас у нас уже не ополчение, а армия. Но армия без боя – это просто толпа людей в камуфляже и с оружием, потому что человек, подразделение определяется в бою. Мы хорошо знаем, что самые неадекватные армии – это кадровые армии мирного времени, которые в процессе войны на 90 % процентов обновляются. Проблема сегодняшних армий Донецкой и Луганской Народных Республик в том, что они на 80 % состоят из людей, которые пришли в период перемирия и никогда реальных боев не видели. Никакое обучение не заменит реального боя. Другая проблема, что большинство людей пришли за зарплатой, только для того, чтобы устроиться на работу, учитывая сложную экономическую ситуацию в республиках.

– Куда же делись другие добровольцы – вернулись в Россию, стали заниматься мирными делами? Или, может быть, отправились в Сирию, согласно слухам?

– Из Донбасса в Сирию едут единицы. Есть такие случаи, и это в основном те, кто приехал в качестве добровольцев из России. Местным незачем туда ехать, это не наша война. Если меня туда отправят в качестве военкора – это одно дело, но воевать туда я не поеду, потому что по большому счету это не моя война. Это большая корпоративная бизнес-война. И геополитика, само собой. Там должны участвовать регуляры, высокоточное орудие и ЧВК. Добровольцам там делать нечего. И кто о них потом позаботится? У нас сколько брошенных, забытых добровольцев, местных в том числе, которые никак не могут получить компенсации, выбить помощь по ранению. Что будет с теми ребятами – сами они никому не будут нужны, если вообще вернутся. Добровольцы из России возвращаются назад, потому что они не получили желаемого, нет большой войны за большой проект и нет социальных изменений. Я много раз говорил о том, что у тех, кто ехал из России к нам воевать, было два главных мотива: это новая модель жизнеустройства, которая стала бы потом образцом для России и наиболее эффективные ее элементы адаптировались бы, преображая саму Россию, и второе – наконец-то нам выпал шанс восстановить Россию в ее цивилизационных границах. Ни того, ни другого нет, что теперь делать добровольцу – в казарме сидеть или строем в столовую ходить? Остался небольшой процент тех, кто заключил контракт и по его истечении, скорее всего, уедет. Есть те, кто осел в Новороссии, многие женились, обзавелись семьями, процесс интеграции идет и на этом уровне. А все остальные ждут войны.

– Вы же не только боец, но и военкор, чем заняться во время перемирия военкору?

– У меня накопилось столько материала, которым не мог заняться во время боевых действий. Работы много. Я так полагаю, что если затянется этот момент перемирия, я как раз разберусь со всем, что накопилось. А там и новая война начнется (смеется).

– Вы рассказывали, что до войны занимались пиаром, политтехнологиями. Как вам этот опыт пригодился в работе военкором?

– Да, наверное, никак не пригодился. Косвенно, опосредованно все пригождается. Но в прямом смысле – нет, я никого не пиарил, никому никаких проектов не выстраивал.

– Речь не столько о пиаре. Мне кажется, вы один из идеологов Новороссии.

– Постоянно об этом спрашивают. Дело в том, что я намеренно от этих моментов уходил, чтобы не казаться идеологом, тем не менее меня именно так и воспринимают, особенно украинцы. «Русский наемник пропагандист-журналист призывает убивать украинских журналистов!» – именно в таком ключе это все подается с их стороны. Никого я не призывал убивать. А что касается проекта Новороссия, проекта республик, Большого Русского мира на территории бывшей Украины, то у нашего агентства соціально-политического моделирования «Вэйс-Украина» (сейчас «Вэйс-Новороссия») есть соответствующие наработки, программа социально-экономических преобразований, которая просто никому не нужна. Этим занимаются другие люди. Конечно, можно себя попиарить: мы предложили, а руководство республик отвергло или приняло, а ничего не делается, но мне это неинтересно. У меня сейчас задача реализовать проект, договоренность о котором есть с одним издательством, и осветить все, что было не освещено. Если говорить об идеологии, я ее показываю вживую, через живую ситуацию, через лица, через истории. И стараюсь структурировать материал, чтобы в каждой истории был заложен идеологический момент, чтобы это была не просто зарисовка, очерк или аналитика, а чтобы в скрытом виде содержалась программа действий для читателя. На таком уровне да, в политтехнологическом плане нет – пусть этим занимаются другие.

– Прошел уже почти год после выборов глав республик, Народного совета, сохраняется ли уровень поддержки власти?

– В целом да. Я не играю сейчас на руку власти. Всегда есть недовольные, но суть в качестве недовольства, в глубинности мнения людей. Наше агентство занимается тем, что проводит опросы общественного мнения методом косвенного интервью. Такие опросы ведутся регулярно с разными категориями людей, но данные всегда показывают, что есть максимум 2 %, которые еще согласны с тем, что можно жить в составе Украины. А недовольство в чем – маленькие зарплаты, маленькие пенсии, где-то кому-то не помогли, с кем-то какой-то чиновник не встретился. Это такое мелкое повседневное недовольство, которое есть всегда и везде в любой стране, в любом обществе, оно не носит решающего характера. В какой-то тестовой ситуации люди будут на нашей стороне. Недовольства произошедшими изменениями, тем, что возникла республика как прообраз Большого Русского мира, нет.

– А что касается оппозиционных сил?

– Мы находится в ситуации военного времени, по сути, в ситуации войны. Когда государство находится в состоянии войны, о каких-то оппозиционных движениях не может быть и речи. Часто вот такие моменты экономического, бытового недовольства используются в политике. Это происходит повсеместно. Но организованных политических оппозиционных движений нет, нет достаточного количества людей, чтобы создать базу для этих движений. Во-вторых, все понимают, что идет война. И сейчас выражать недовольство, бунтовать означает проиграть. Это поняли все обыватели.

– Вы затронули социальные проблемы, с которыми сталкиваются сегодня добровольцы. Какой механизм можно придумать, чтобы помочь им, – понятно, что постов в Facebook с просьбами о помощи явно недостаточно.

– Выход может быть только один: нормальное государственное устройство. Вот и все. Работающая экономика, соответствующий бюджет. Есть структуры, которые этим занимаются на государственном уровне при соответствующем контроле. Чтобы не было такого, что людям, получившим тяжелейшие ранения, выдавались спустя год какие-то копейки, которых даже на сигареты не хватает. Поэтапно всем выдать компенсации, создать медицинские структуры, чтобы всех нуждающихся протезировать, дать реабилитацию – все это сейчас уже возможно. Проблема в организации, и это должно быть именно на государственном уровне. Никакие общественные организации с этим не справятся, спасибо всем ребятам-гуманитарщикам, всем общественным организациям, кто этим занимается, но это только подпорка. А то, о чем речь, – это масштабная государственная задача на десятилетия. На уровне правительства должно быть четко принято соответствующее решение, и когда оно будет принято, люди снизу уже самоорганизуются.

– Какова ситуация со СМИ? Cейчас уже появились государственные информагентства, появляются и надстроечные издания, такие, как «Афиша Новороссии». Какие издания и СМИ нужны сейчас Донбассу?

– Я когда-то сделал газету «Голос Народа – Голос Республики», которая замышлялась как проект с обратной связью. Мы хотели создать сетевой проект: люди на местах постоянно нас обо всем информируют, по рубрикам – экономика, настроения в обществе, криминальная составляющая и так далее. Газета планировалась как подписное издание с минимальными деньгами, покрывающее практически всю республику. Мы быстро оформляем материалы в статьи, происходит такое мгновенное сканирование информации. Газета планировалась ежедневная, а выжимка ложится на стол руководству республики, в министерство экономики, министерство информации. Я ушел на фронт, газету зарубили и стали делать обыкновенную бюрократическую байду. То, что сейчас делается на государственном уровне, мне не нравится, потому что ничем не отличается от того, что было раньше. СМИ не доносят точку зрения граждан до руководства, не обеспечивают обратную связь. Дело еще в том, что одни журналисты уехали, другие по тем или иным причинам перестали ими быть. Очень мало осталось профессионалов. Все это настолько серо и убого и, как бы это ни замышлялось, получается таким образом. В информационном плане пока что все очень плохо. Даже не то что плохо, вообще никак. Но это вопрос времени.

– Вы затронули проблему нехватки кадров. Действительно ли возвращаются сейчас люди в республики? Есть ли конфликт между теми, кто сейчас возвращается, и теми, кто никуда не уезжал?

– Да, возвращаются, но это не значит, что возвращаются профессионалы. Все помнят старую украинскую власть и ее методы отбора. Базовая причина этой войны – это не нацисты пресловутые, а тотальная неэффективность власти. Ее унаследовали именно регионалы, именно ставленниками регионалов забито все сейчас в Донецке, и вот они снова возвращаются. У них в голове других схем управленческих нет, они будут править точно так же: либо тупо исполняя указания хозяина, либо коррумпированно. То, что они возвращаются, не радует, это печально. Более того, только у людей появились какие-то социальные лифты, как возвращаются прежние «одобрямсы» и все перекрывают. Это приведет к внутренней гражданской войне. Я вообще считаю, что тех, кто был на территории Украины во время боевых действий, вообще нельзя пускать, это откровенные враги.

– Но люди же видят перспективы жизни в Донбассе?

– На данный момент люди видят одну перспективу – вхождение в состав РФ. Потому что все эти накопившиеся проблемы в рамках ОРДиЛОСОСа невозможно решить. Это надо, как минимум, либо две области отвоевать – и тогда можно будет моделировать реальное государство, либо строить большую Новороссию, но этот проект закрыт надолго, либо входить в состав Российской Федерации, чтобы выжить сейчас.

– Какая главная идея сегодня, которая позволяет республикам двигаться дальше? Это уже не Новороссия?

– Сейчас уже нет. Воссоединение с Россией. Мы русские, мы не получили того, что хотели, тех социально-экономических преобразований, но, Бога ради, давайте мы будем жить с Россией. Потому что проблемы, существующие в России, совершенно ничто по сравнению с теми проблемами, которые накопились сейчас в республиках.

– А для себя какой идеальный вариант развития событий вы видите? Расширение ДНР и ЛНР или воссоединение с Россией?

– Это варианты взаимодополняющие. Для тех, кто стал воевать за Русский мир, алгоритм следующий: мы отвоевываем хотя бы две области, затем отвоевываем Новороссию. Или есть алгоритм, который сейчас действует: мы преобразуем Украину изнутри, это очень долгий, поэтапный процесс, но самое главное – большая часть Украины становится русской, при этом Западная Украина остается. Я не знаю, сколько на это понадобится времени, это очень долгие сроки. Да, внутреннее преобразование Украины невозможно, если ЛНР и ЛНР войдут в состав России, для этого мы сейчас и используемся. Я говорю о том, что, если руководство России решит сохранить государство Украина, у нас другого пути не останется, кроме как воссоединение с Россией, чтобы сохранить хотя бы эти два клочочка. Иначе нам не выжить. Что бы там ни говорили, это самообман, нет потенциала развития у этого огрызка. Может сработать любой проект в зависимости от изменившейся политической, экономической ситуации и в зависимости от того решения, которое будет принято в Кремле. Все может измениться в любой момент на самом деле.

 

«Военкор не нужен»

Геннадий Дубовой: боец с фотоаппаратом и видеокамерой

Показать реальную войну можно только методом погружения – считает Геннадий Дубовой, журналист, главный редактор официальной газеты ДНР «Голос Народа – Голос Республики». Дубовой – автор без преувеличения самых сильных репортажей о Новороссии. Благодаря ему мы знаем правду о событиях в Новороссии, знаем в лицо ее героев – того же легендарного Моторолу. Геннадий Дубовой в своем интервью рассказал «Свободной Прессе» о своей работе, войне информационной и настоящей.

«СП»: – Геннадий, когда мы договаривались об интервью, вы сказали, что были на передовой и нужно время, чтобы прийти в себя – где были, если не секрет, что видели, поделитесь впечатлениями?

– Последнее место пребывания – секрет. Джихадили, то есть работали разведывательно-диверсионными группами, появляясь и уничтожая противника в самых неожиданных для них точках. Перед этим были в городе Комсомольское и окрестностях, в Иловайске, ещё раньше – в Миусинске.

«СП»: – Какой самый яркий момент в вашей работе за последнее время?

– Бой в Иловайске, когда небольшая наша группа – Артист, Корреспондент, Бармен, Козачок, Ткач, Шустрый и местный ополченец-проводник – под командованием Малого выследила и уничтожила группу в 50–60 карателей из батальонов «Азов» и «Донбасс». «Я их не бачу…», – услышали мы голос украинского разведчика. Укры пытались прокрасться в «зеленке» между домами и окружить нас. Малой принял единственно правильное при таком соотношении сил решение: дать противнику скопиться во дворе брошенного дома и – накрыть огнем «мух» и забросать ручными гранатами. Так и сделали… Обработали их так плотно и точно, что укры толком не смогли ответить, только орали истошно: «ААААААА! На хрена мені ця війна? Навіщо ми сюди приїхали?!!»

«СП»: – Мотивируйте, почему стоит рисковать своей жизнью ради нескольких строк или кадров? Влияет ли добытый с передовой материал на ход войны, на мнение общества и боевой дух ополчения?

– «Воистину светло и свято/ Дело величавое войны./ Серафимы, ясны и крылаты,/ За плечами воинов видны…», – постоянно я произношу эту строфу любимейшего мной Поэта и Воина. Мужчина – либо воин и поэт, либо офисная плесень… Мужчина, который не воевал – то же что женщина, которая не рожала… Уклонение от дарованного Творцом призвания суть предательство Призвавшего тебя в этот страшный и веселый мир, иудин грех, не прощаемый во веки веков. «Отдай кровь, прими Дух», – в этой святоотеческой формуле вся суть любой войны.

Бог отнимает Дух, способность творить у тех, кто обожествляет себя, слишком трепетно относится к своей ничтожной – без риска и жертвенности – жизни. И тогда километры антивоенных текстов и мегабайты самых с виду правдивых съёмок никак не влияют на общественное мнение, ибо бездуховны, мертвы, бессмысленны…

«СП»: – Кто ваши главные герои, расскажите. Речь не только об ополчении, есть ли военные корреспонденты, которые являются примерами для подражания?

– Я не военкор, я боец, который в паузах работает с фото– и видеокамерой. О примерах для подражания говорить смешно. По моему, опытом подтвержденному убеждению, военкоры НЕ нужны. «Автомат в руки, камеру в карман или на шлем – и в бой», – отвечаю я на просьбы военкоров поделиться информацией. Клоуны в униформе (супершлем, броник) инсценирующие для ведущих телеканалов репортажи «под обстрелом» вызывают у меня лишь чувство гадливости. Показать реальную войну можно только «методом погружения» – будучи реальным бойцом.

«СП»: – Как вы оцениваете работу российских и новороссийских СМИ в освещении происходящих событий? Мы побеждаем в информационной войне?

– Побеждаем. Но не тешьте себя… Побеждаем не потому, что хорошо работают наши журналисты. За редчайшими исключениями – Коц, погибший Стенин, из новоросских – Гау и немногие другие, – наши информанционщики не на высоте. А потому, что чрезвычайно плохо работают противники. Они не понимают: тотальная ложь и топорная пропаганда это не информационная война – демонстрация собственной неполноценности. Они не способны овладеть даже азбукой небезызвестного доктора Геббельса: для правдоподобия примешивать ко лжи крупицы правды. А когда пытаются это делать – правдивые сообщения не структурируют, а разрушают лживое информационное поле украинских СМИ.

Непрофессионализм вопиющий. Я не знаю ни одного толкового фронтового репортажа, сделанного противником. Ни одного хоть сколько-то могущего сравниться с Моторолой по воздействию на общественное сознание, популярности, любви широких масс украинского командира. Некого героизировать и некому. Попытки раскрутить бизнес-клоуна в камуфляже Семенченко вызывают к нему и его безмозглым пиарщикам лишь брезгливую жалость.

«СП»: – Преследования журналистов властями Украины – такова повестка дня. Как прекратить похищения и убийства корреспондентов, работающих на стороне Новороссии? Могут ли международные организации или российские следственные органы и органы власти помочь в этом?

– Журналисты, как все прочие так называемые «творческие люди» (каковыми я их не считаю и никогда не считал) любят жаловаться и требовать к себе некоего особого отношения. Простите, а по какому праву? Жизнь журналиста более ценна, нежели жизнь рядового, не пиарящего на экране свою физионимию ополченца? Идёт война. Похищают и убивают всех, независимо от звания, профессиональной принадлежности, социального статуса. Прекратить это можно лишь одним способом – победить в войне и провести по образцу Нюренбергского суд над зачинщиками войны. И это должны сделать мы сами, а не пресловутые международные организации, явно и неявно войну разжигающие.

«СП»: – Что ждет Новороссию в ближайшей и отдаленной перспективе с учетом последних событий – Минских соглашений и закона об особом статусе Донбасса, принятого Верховной Радой Украины?

– Никакого особого статуса в составе Единой Украины быть не может. Попытка олигархических кругов протащить этот вариант через подкуп части руководства ДНР и ЛНР приведёт к уничтожению пятой колонны в Новороссии. Мы сражаемся за новое, независимое, построенное на принципе социальной справедливости и идее Развития государство – Новороссию, а не за собственность ахметовых-януковичей-фирташей и им подобных клептократов, чьё бездарное правление и сатанинская алчность стали причиной нацификации Украины и нынешней войны.

«СП»: – Чем планируете заниматься в мирное время?

– Самонадеянно на войне строить планы послевоенной жизни. Бог подскажет, чем буду заниматься.

 

Часть III. «Четверть секунды или чему учит война»

Статьи

 

Зачем нужен референдум 11 мая

Ответ хунте

Референдум – это наш ответ киевской «власти», которая ведёт войну с Донецкой Народной Республикой.

Незаконные правители и их наёмники называют нас сепаратистам, похищают и убивают наших сторонников. Олигархи хотят, чтобы мы оставались их рабами. Нацисты хотят одних из нас ликвидировать, а других – украинизировать и использовать как пушечное мясо. Европейские политики хотят, чтобы мы подчинились Киеву, то есть олигархам и нацистам. А мы хотим сами решать свою судьбу. Для этого и нужен референдум.

Мы научились воевать, доказали, что способны отстоять свою свободу силой оружия. Но, в отличие от киевской хунты, мы не хотим кровопролития. Референдум – единственный способ избежать большой войны, выбрать свой путь, мирно решить, как и с кем нам жить дальше.

Враги Донецкой Народной Республики твердят о незаконности референдума 11 мая. Это неправда. Право на самоопределение предусмотрено Уставом ООН и другими международно-правовыми документами. Творцом своей судьбы и единственным источником власти в государстве является народ. Референдум – важнейший институт прямой демократии, непосредственное народное волеизъявление.

Нынешняя «власть» считает проведение референдума об изменении статусе региона недопустимым, поскольку-де это противоречит законам «О всеукраинском и местных референдумах», «О местном самоуправлении в Украине» и Конституции. Однако против таких утверждений есть неопровержимый аргумент. Действующая Конституция Украины не принималась непосредственно народом, а это означает, что ни одно ее положение не имеет силы против прямого волеизъявления народа. То есть ни один вопрос, поставленный на референдум, нельзя признать незаконным по тому основанию, что он противоречит нынешней Конституции. Всё. Точка.

Технически к проведению референдума всё готово. Территориальные комиссии Донецкой области по выборам в местные органы власти согласились перерегистрироваться в центральной избирательной комиссии ДНР в качестве комиссий по проведению референдума. Этот процесс будет продолжаться до 6 мая. Приглашения со всеми необходимыми избирателям данными отпечатаны. Там, где власть попытается помешать волеизъявлению граждан, будут созданы народные избирательные участки. Центральные власти отказались дать список избирателей, поэтому все, кто захочет проголосовать, будут вноситься в дополнительные списки прямо на участках. Печатаются бюллетени – 3,2 миллиона, по количеству избирателей в области.

В бюллетене не будет вопросов об автономии в составе Украины, русском языке и расширении полномочий местных бюджетов, поскольку эти вопросы утратили актуальность. Если оставаться в составе Украины – киевская власть всё равно проигнорирует выбор народа. Так уже было.

20 лет назад в Донецкой и Луганской областях был проведен референдум о федеративно-земельном устройстве, втором государственном языке, евразийской интеграции. Подавляющее большинство – от 79 до 90 % жителей Донбасса на эти вопросы ответило положительно. И что? Сами знаете, мы не получили ни федерализации, ни русского языка в качестве государственного. А а вместо евразийского выбора нам навязывали евроинтеграцию любой ценой.

Даже сейчас, после присоединения Крыма к России, киевская «власть» не сделала никаких выводов и не желает учитывать мнение жителей Юго-востока. В обмен на отказ от созданной нами народной республики нам предлагают даже не федерализацию, а лишь некую децентрализацию… то есть не предлагают ничего. Жить в одном государстве с теми, кто считает нас людьми второго сорта – значит обрекать себя на беспросветное прозябание и ускоренное вымирание. Киевская «власть» может нам предложить только вампиров-олигархов, мову и пресловутый евровыбор. Это крах проекта «Украина». Тупик. Олигархо-нацистский бантустан.

Невозможно быть успешными в неуспешной стране. Избежать участи бесправных, нещадно эксплуатируемых рабов мы сможем, создав другую страну, гарантирующую равные права и условия развития всем её гражданам.

Поэтому вынесенный на референдум вопрос сформулирован так: «Поддерживаете ли вы провозглашение суверенной Донецкой Народной Республики с последующим вхождением ее в Таможенный союз?»

Ответив «Да», мы сможем приступить к полноценному формированию своего правительства и органов управления, определить структуру своей экономики. Мы будем выступать на международной арене как полноценное независимое государство и создадим свою армию. Нашему примеру последуют другие области – Луганская, Харьковская, Запорожская, Днепропетровская, Херсонская, Николаевская, Одесская, которые со временем объединятся в мощное федеративное государство Новороссия. Новое государство войдёт в Таможенный Союз и ОДКБ и станет неотъемлемой частью Большого Русского Мира.

 

«Пойми, пацан, это не Украина»

«Антитеррористическая операция возобновлена. Cлавянск полностью окружен, украинская армия входит в город по трем направлениям…», «Нацгвардия прорвалась в город, на улицах звучат выстрелы, жители боятся выходить из домов…», «Славянск активно покидают российские военнослужащие…», «Самопровозглашенный мэр Славянска приказал расстреливать всякого, у кого обнаружат листовку с призывом не подчиняться его преступным приказам…», «Захваченные украинским спецназом блокпосты вновь отбиты народной самообороной, сообщают о 13 погибших…»

Такие сообщения украинских (и не только) СМИ заставили народ поверить в то, что 24 апреля в Славянске началась полномасштабная война. «Вести» решили проверить, что же происходит на самом деле.

«Под контролем республики»

Трасса от Донецка до Славянска полностью контролируется ополченцами Донецкой Народной Республики. Их нет только на первом при выезде из столицы Донбасса Ясиноватском блокпосту, там – внутренние войска и гаишники. Они никого не останавливают и не досматривают. На стенах крепости из мешков с песком пятеро солдатиков ВВ с АК-47. Призваны из Луганска, подчиняются Киеву.

«Прикажут – будете стрелять в своих?» Спрашиваем одного, но в один голос отвечают все: «Нет! В своих стрелять не будем». Старший группы бойцов ДНР Константиновского б/п Валерий Богоутдинов сообщил, что действия всех постов республики «до Славянска и дальше» четко скоординированы: «Мы готовы к любым неожиданностям и дадим отпор как при попытке ударить в спину, со стороны Донецка, так и при попытке опрокинуть нас с севера. Всё под контролем республики».

Ополченцы на посту Дружковки рассказали о постоянных провокациях. «Обычно приходят и приезжают ночью. Слово за слово, пытаются спровоцировать драки, требуют разобрать баррикады. Орут, что мы предатели украинцев, блокируем движение, мешаем общению родственников. Грозят судом народа… Что делаем с ними? Вежливо выпроваживаем». По словам ополченцев (все они здесь с первого дня, уже почти месяц) им не раз предлагали вступить в Донбасскую сотню «Правого сектора», обещая фантастические $5000 каждому… «Мы послали этих правосеков известно куда».

На Краматорском б\п – все спокойно, никаких провокаций. Дежурят здесь самые серьезные из всех нами встреченных ребята. Называют себя «губаревцами». После въедливого осмотра авто на вопрос о «Правом секторе» ответили кратко: «Нет. Они уже знают. К нам лучше не соваться…»

Славянск держит оборону

Блокпост на въезде в Славянск миновали без проблем. Ополченцы – в большинстве молодые, до 25 лет ребята – охотно фотографируются: «Мы, славяне, лиц не прячем». Вопросы о захваченных украинскими войсками, а затем отбитых ополченцами б/п вокруг и внутри города, о круговой блокаде и стрельбе на улицах ополченцев уже не злят, веселят.

«Приезжают корреспонденты, всё сами видят, а потом пишут такое – обхохочешься», – говорит Алексей. Нелестного мнения о работе журналистов и бойцы на том самом посту рядом с комбикормовым заводом у села Хрестище, где утром 24 апреля вели стрельбу снайперы.

«Я неплохо знаю немецкий (отец служил в Восточной Германии), – поясняет боец в балаклаве, в камуфляже с георгиевской ленточкой и символикой ДНР на груди. – Час назад рассказал журналисту-немцу всё, как было. Утром из лесопосадки со стороны села Хрестище начали работать снайперы. У меня на глазах погиб Саша Лубенец, отличный парень, наш, славянский… Тяжело ранили Антона Мороза, позже, в травматологии он умер… Где-то в 11.30 с того направления выперлись 14 или 15 БТР. На броне – украинские солдаты, возможно и наёмники-правосеки, трудно сказать… Начали из всех стволов стрелять в воздух, у нас над головами… Мы подожгли шины, чтобы создать дымовую завесу…Они успели забрать наши продукты и вещи и – героически исчезли… Такой вот десант мародеров… А немец, которому я потом всё это рассказал, слышу, мелет по мобильному какую-то чушь… Про то, что все блокпосты захвачены, город окружен, уже 13 погибших, народ в панике и чуть не повсюду трупы в руинах дымятся…»

«Вести» решили это проверить. Исколесили все окрестности, убедились: город не в блокаде, войск и боевой техники вокруг нет, всюду на блокпостах ополченцы и нападениям они не подвергались.

После мы отправились в Хрестище, поговорили с жителями: о нападении на расположенный неподалеку блокпост они узнали от нас, к войне за Славянск относятся по принципу «лишь бы нас не трогали». В поисках неуловимых бойцов украинской армии мы направились в строну Харькова. По пути ни военных, ни техники не встретили. Опрашивали всех встречных.

«Утром видели оттуда (с Изюма – авт.) ехали 15 БТР. На них военные сидели в камуфляже без знаков. Ехали, ощетинившись стволами, в полной готовности стрелять во всякого, кто приблизится. Видимо, им рассказали про страшных агентов Путина и «зеленых человечков», которые появятся и украдут их вместе с бронемашинами. А потом через пару часов возвращались – расслабленные, веселые, «калаши» уже за спинами…», – рассказал местный житель Василий.

Проезжаем дальше к блокпосту на въезде в Изюм и – начинается интересное. Здесь настоящая военная база. Бойцы внутренних войск, милиция, десантники, два БМД, движущиеся со стороны Харькова военные грузовики – это то, что замечаем при самом быстром обзоре. В небе кружат два вертолета, на поле – еще один вертолет, в лесопосадке группы вэвэшников. Тщательный обыск и не менее тщательная проверка документов, запрет фото-, видеосъемки и использования диктофона.

«А что там с утра произошло на блокпосту в Славянске? Вроде людей убили и БТР туда потом ехали?», – спрашиваем у военного без всяких опознавательных знаков. «Да? Я ничего не знаю», – очень искренне удивился он, и поблагодарил за информацию.

Когда уходили, услышали как он звонил по телефону некоему «товарищу полковнику» и говорит, что «надо выяснить – что происходит, мы не в курсе, это не наши люди». Что это – полная несогласованность действий, или мастерски разыгранный спектакль? Скорее второе. «А с какой целью здесь собрано столько военной техники? Зачем подкрепление пребывает?», – спросили мы у другого военного. Он, честно глядя в глаза и пытаясь изобразить улыбку, ответил: «Где? Какая военная техника? Здесь нет военной техники.»

На выезде с блокпоста снова строжайшая проверка. Спрятать фотоаппарат нам удалось чудом. «Зачем вам карта? Шпионите? Шо за отметки фарбой? Хто вы, журналисты? А може…», – спросил нас гаишник по-русски, но с явно выраженным западноукраинским акцентом. «Та не хлопцы, шо вы такое говорите? Мы не сепаратисты. Шо вы столько войск собрали, а на Славянск не идете?», – старательно шокая ответили мы. «То я не знаю. Це питання до старших», – запнувшись, ответил он.

«Ты живешь на донецкой земле»

Вернулись на блокпост у села Хрестище. Б\п уже восстановлен, рядом строится ещё один. Спрашиваем у Сергея – того самого, который рассказывал о «правдивой подаче информации» немецким журналистом, какова была цель выходки явившихся утром на 15-ти БТРах вояк? И почему они резво исчезли?

Сергей размышляет: «Цель – разведка и запугивание. А как только мы решили вломить им по полной программе… они ломанулись назад.» – «У вас есть оружие?» – «Для кого как… В основном у нас биты, палки или георгиевские ленточки».

Последняя точка – сам Славянск. Здесь тихо и малолюдно. Народ говорит, что военные в город не заходили. Все организации работают, перебоев с продуктами нет, на улицах немноголюдно, однако никакой паники не замечено. Возле исполкома – ставшие уже привычными для местных «зеленые человечки». Это самооборона. На наших глазах ополченцы поймали какого-то парня, который рассказывал о том, что «самопровозглашенный мэр Славянска будет расстреливать всякого, кто не подчиняется его приказам». Пойманного не били, а завели за мешки с песком и провели воспитательную беседу: «Зачем ты врёшь? Ты же местный, знаешь, что это неправда. Пойми, пацан, ты живешь на донецкой земле. Это не Украина». Парень пообещал больше ничего такого не расказывать и был отпущен.

 

Мариуполь: День Победы – Референдум – Республика

Репортаж с места трагедии…

Мариуполь проголосовал за ДНР почти единогласно. Более 94 % жителей города сказали «НЕТ!» обреченной на деградацию Украине и «ДА!» – Донецкой Народной Республике. Неудивительно. Выбор мариупольцев – ответ на кровавую бойню, учиненную киевской хунтой 9 мая, специально в священный для русских людей День величайшей победы над нацизмом. Устроить такую бойню могла только нацистская по сути «власть». И – получила ответ: народ выбрал свободу от нацизма, создал своё независимое, народное государство – ядро будущей Новороссии.

О вопиющей глупости и дикости киевской «власти» и её наёмников говорили в один голос все без исключения встреченные нами мариупольцы. «За то, что они натворили у нас да ещё в такой День – 9 мая – мы никогда их не простим. Всё эти турчиновы-яйценюки-аваковы явные идиоты! – сразу трагических событий у горсовета и ГУВД возмущались Геннадий и Светлана. – В Одессе, Славянске, Краматорске, а теперь здесь, у нас они сами сожгли, расстреляли, убили последнюю возможность сохранить Украину единой. Разве не нацисты те, кто убивает мирных людей, которые пришли отметить Победу в страшной войне с нацистами? Нацисты! Не хотим с ними жить в одной стране!».

Как это было

«Не так, как врёт дурак, возомнивший себя милицейским министром. Аваков-собаков… Не было никаких 60 вооруженных ополченцев, пытавшихся атаковать Управление милиции. У нас вообще оружия нет, – рассказал нам мариупольский активист Валерий. – Наше оружие – правда. Мы на своей земле, и будем жить так, как мы считаем нужным, а не как хунта нам велит. По своим законам, по законам республики».

По его и других активистов словам, пятитысячная колонна мирных жителей выдвинулась от драмтеатра на площадь Комсомола, где состоялся митинг в честь Дня Победы в Великой Отечественной войне. Затем митингующие направились к горсовету, но, услышав выстрелы, поспешили к зданию СБУ. Там, за перекрестком уже были убитые и раненые мариупольцы, которые хотели воспрепятствовать расстрелу перешедших на сторону народа милиционеров. Попытка помочь раненым вызвала огонь украинских автоматчиков и снайперов, появились новые убитые и раненые.

Если верить большинству СМИ, причина бойни – действия начальника милиции Мариуполя Валерия Андрощука, который открыл огонь по подчиненным из-за их отказа разогнать митинг в честь Дня Победы и окончательно зачистить горсовет. Это не совсем так.

По информации работников городской СБУ и главы Антикоррупционного комитета Валерия Фомина, в 10.00 в здании ГУВД состоялось совещание. С Адрощуком прибыли представители «Правого сектора» и потребовали от милиционеров города дать ответ на вопрос: «На чьей вы стороне? Киева или Донецка?» – «Мы на стороне народа». После этого в здание ворвались «правосеки» и начали зачистку. Милиционеры забаррикадировались, стали оказывать сопротивление, некоторые выпрыгивали из окон.

Мирных граждан, прибежавших на звуки выстрелов помочь своим правоохранителям, огнём снайперов и автоматчиков отогнали одних к зданию СБУ, других – вверх по ул. Артема до универмага «Украина» и площади.

Около 12.00 к ГУВД подкатили 4 БМП под прикрытием нацгвардейцев и открыли шквальный огонь по Управлению милиции. Обстреливали около трех часов. Как только огонь прекратился, мариупольцы бросились на помощь милиционерам.

Каратели, отступая, продолжали обстрел улицы. Убили начальника городской ГАИ Виктора Саенко. Однако горожане не испугались, никто не разбежался.

На автоматные очереди ополченцы ответили матом и продолжили выламывать решетки на окнах первого этажа, чтобы оставшиеся в живых правоохранители смогли спастись из подожженного здания. «Вылазьте, мужики! Вылазьте, никто вас в обиду не даст!». А в ответ на новые выстрелы – крики: «Вы пид…сы! Какого х…я?!». Люди не дрогнули, безоружные, пытались приблизиться к вооруженным и – одолели их психологически.

Бросив убитого, которого в неразберихе сами же и подстрелили, правосеки бежали.

После боя жители подходили к трупу боевика «Правого сектора», часто звучал вопрос: «Зачем ты сюда приехал?» Женщина попросила накрыть убитого, потом кому-то позвонила и мы услышали: «Вот так же, мне бабушка рассказывала, в 1943-м году на улицах Мариуполя лежали мертвые немцы-нацисты. Два дня трупы не убирали…»

Важно отметить. Горожане вели себя так, словно снова началась Великая Отечественная война. Никакой паники, абсолютно трезвое восприятие ситуации, понимание: да, в любой момент каждый может погибнуть. Но лучше смерть, чем «жизнь» в оккупации.

«Нацики чувствуют, что здесь не Киев и никто их не боится. Это они до дрожи в коленях боятся. Сам видел: стоит передо мной вояка, весь обвешан «железом», АК в меня направлен, а коленочка-то дергается. Трусливые они и тупые. Запуганные. Только дураки и трусы могли вообразить, что стрельба на поражение в безоружных, отмечавших великий праздник 9 мая – заставит нас бояться. Наоборот, люди обозлились окончательно. Поняли: не восстанем – будут нас жечь, как в Одессе. Так и случилось: сначала стреляли в тех, кто мирно праздновал 9 мая возле горсовета, а потом расстреляли из орудий БМП и подожгли ГУВД», – рассказал нам боец народного ополчения Игорь.

Ещё он рассказал, как лихие нацгвардейцы выпускали очередь за очередью «в двух сантиметрах» над головой паренька («он даже в армии не служил», упершегося грудью а их бронемашину, а тот смотрел стрелкам в глаза и вызывающе улыбался… Потом парню простелили ногу и едва не задавили гусеницами – «в последний момент оттащили…»

Игорь подчеркнул: ополченцы никого не убивают. Киевского назначенца, экс-начальника гормилиции Валерия Андрощука никто не вешал, как пишут украинские сайты. «Мы видели, как он скрывался от своих подчиненных, которые отказались разгонять митинг в честь Дня Победы, и стрелял в них. Потом его загнали во двор, дали люлей и отпустили. Где он сейчас – никто не знает». Не измываются ополченцы и над теми, кто вызывает у всех лютую ненависть – представителями «Правого сектора».

Когда на пр-те Металлургов был взят в плен правосек (пытался отстреливаться из машины «скорой помощи» без номеров) его даже не били, хотя после бойни у ГУВД, желающих отомстить, понятно, было в избытке. Оружие пленника (ПМ и две обоймы) передали гаишникам, а его самого – в распоряжение командования ДНР.

А другому ополченцу, Андрею, запомнился эпизод, когда горожане пытались остановить колонну бронетехники, которая направлялась к ГУВД. Случайного прохожего срезал выстрел, кровь на асфальт – потоком… Подбежала женщина, быстро убедилась: упавший мертв. Огляделась и, по-военному цепко ухватив взглядом убийцу, устремилась к нему, с обескураживающим спокойствием, требуя: «Иди сюда, урод. Иди, фашист. Скажи, за что убил? Зачем?..» Страшно подумать, что могло с ней случиться. К счастью, послышалось громыханье, выкатили две БМП и нацгвардеец, выпустив короткую очередь вверх, помчался за ними, озираясь на оставленную без ответа женщину.

Когда обстрелявшие ГУВД БМП катили назад, возле ДОСААФ одна машина заглохла. Ополченцы не растерялись, ринулись на захват. «Я пошёл прямо на стволы, поднял руку, показал правосекам знак «V», – в смысле мы победили, не вы. Крикнул: «Бросай стволы, давай в рукопашку!» Куда там, они бросили машину с полным боекомплектом и у…ли, стреляя в воздух, сраный сектор…»

«Жаль, что БМП сожгли, – посетовал этот боец в телефонном разговоре пару дней спустя. Была бы первая единица бронетехники ДНР в Мариуполе. Кто сжёг? Пьяные дураки или провокаторы. Точнее, провокаторы под видом пьяных дураков».

По сводным данным, 9 мая в Мариуполе погибли 9 человек, 42 пострадали.

Стрельба на улицах, пролитие крови мирных людей, бессмысленные попытки киевских карателей запугать массовыми убийствами и обстрелами города из реактивных установок обернулись духовной победой мариупольцев. Они – полностью безоружные, но непокорные – своей духовной стойкостью, бесстрашием, безусловной верой в неизбежность победы республики запугали, закошмарили, вогнали в панику вооруженных до зубов нацгвардейцев-карателей до такой степени, что когда те узнали о якобы готовящемся прибытии в Мариуполь бойцов армии ДНР из Донецка и Славянска – рванули вон из города, бросая личные вещи, забыв запереть ворота военной части…

Каратели сбежали

Вопрос, на который не получила ответ упомянутая выше женщина, мы решили задать сами. Отправились в воинскую часть 30/57 неподалёку от кинотеатра «Комсомольский». На пропускном пункте – пусто. За воротами – мельтешение нацгвардейев, спешная погрузка в автобусы и грузовик. Очередная вылазка? Решили проследить, куда каратели направятся в этот раз.

Надо было видеть ошалело-перепуганные лица этих лихих нацгвардейцев, когда они волокли баулы к автобусам. Некоторые, озираясь, вышмыгивали за ворота части с наплечными сумками, рюкзаками, какими-то свертками и разъезжались на байках или легковых авто без номеров. То ли мест на всех в автобусах не хватило, то ли (как считают иные ополченцы) вояки рассредотачивались по городу и окрестностям, чтобы в нужное их командованию время поработать снайперами.

Как мы вскоре выяснили, драпанули из города все украинские войска, кроме ВВ. Когда мы днём въезжали в Мариуполь, увешанные оружием нацгвардейцы на блок-посту подвергли нас тщательному досмотру. Когда же ночью возращались в Донецк – на том же б/п нациков уже не было, только солдатики ВВ. Они никого не останавливали. Мы сами остановились, солдатики (четверо) резво скрылись за мешками с песком, крикнув: «Не подходи, стрелять будем! Езжайте, езжайте, здесь нельзя останавливаться…» Смешно.

Проводив уехавших нацгварейцев до трассы на Одессу, мы вернулись в часть. На КПП – пусто, то же самое в штабе и во всех корпусах. Часового на вышке у оружейного склада нет. (Была инофрмация, что именно в эту часть свозили всё изъятое у силовиков Мариуполя оружие). Склад опустошен и подожжен.

Повсюду на территории части брошенные в спешке армейские рюкзаки, сумки с личными вещами, каски, военная одежда. В кузове «Газ-66» на плацу – бронежилеты, дубинки, котелки, спальники и снова – горы сумок с личными вещами драпанувших нацвояк…

Драпанули так, что оставили на кухне ещё горячий хлеб и полные кастрюли супа. В спальнях много забытых личных вещей. И только одна на всех нацгвардейцев обнаружилась книга (на русском языке) Генрих Манн – «Верноподданный»…

Когда мы уходили, в часть уже стали просачиваться окрестные жители. Тащили всё, что под руку подвернется: компьютеры, броники, каски, милицейскую форму. Не трогали лишь продукты: «Ну их к ляду, а вдруг отравленные?» Мы сообщили о происходящем кому надо, но реакции не последовало. Спустя полтора дня постройки в/ч 3057 были сожжены.

Порядок наведут ополченцы

После бойни 9 мая группа «Метинвест» (контрольный пакет акций которой принадлежит СКМ украинского бизнесмена Рината Ахметова) призывала официальный Киев отказаться от масштабных боев в городах Донбасса и заявила о создании народной дружины из числа работников металлургических комбинатов. Мариупольцы отнеслись к этой инициативе настороженно.

«Народные дружины… – хмыкает металлург Владимир, – это уловка. Надсмотрщики из «Метинвеста» увольняют работников, которые на стороне ДНР и участвуют в пророссийских митингах. А теперь Ахметов хочет взять ситуацию под свой контроль. От этого республика не получит ничего, кроме вреда. Если он такой миролюбивый и влиятельный, наш самый богатый человек, то почему не предотвратил бойню в ГУВД? Благодарные милиционеры, перешедшие на сторону народа и за это обстрелянные нацгвардейцами, обеспечили бы порядок вместе с дружинниками, а так – нестыковка получается…»

По словам Владимира и других ополченцев, они теперь граждане республики и сами, без помощи олигархов и подозрительных дружин, способны установить сотрудничество с верной народу милицией, чтобы навести в городе порядок. «У нас никто и до 9 мая не сомневался в том, что референдум состоится и мы будем жить в самостоятельном государстве, в котором все проблемы решает народ, а не политики и олигархи. А теперь – всё, референдум прошёл, мы подчиняемся только Народному Совету ДНР. Сами организуемся, сами наведём порядок, и больше в нашем городе никто не посмеет убивать мирных жителей».

 

Какой должна быть Донецкая народная республика?

Какие планы руководство Донецкой Народной Республики планирует реализовать после референдума 11 мая? C момента провозглашения ДНР, её Народным Советом и профильными комитетами разрабатываются программы по трём направлениям – экономика, система управления, социальная сфера. Изложим суть этих программ.

Планируется провести деоффшоризацию. Все частные предприятия, расположенные на территории области, если они зарегистрированы в оффшорных зонах, должны быть перерегистрированы на территории республики. Отказ владельцев перерегистрировать предприятия, попытки уклонения от честной уплаты налогов в местные бюджеты повлечет реприватизацию данных предприятий (передачу их в собственность ДНР с последующей приватизацией), а в особых случаях и национализацию. Расположенная в границах республики собственность государства Украина будет национализирована.

ДНР создаст свой государственный банк. В том числе за счет национализации отдельных коммерческих банков.

Малый и средний бизнес получит налоговые каникулы и налоговые льготы. В частности, налоговые каникулы по налогу на прибыль могут составить: на 5 лет – 0 %, на 10 лет – 5 %, на 15–10 %, на 20–15 %. В перспективе планируется создание свободной экономической зоны на территории ДНР.

Запланирован Республиканский фонд развития. В нем будут концентрироваться средства на создание и поддержку высокотехнологичных и инновационных производств, развитие важной инфраструктуры, проектов охраны окружающей среды.

Создаётся Кредитный совет – специальный орган при правительстве ДНР. Спецорган будет заниматься выделением кредитов на льготных условиях (по льготной ставке и на более длительный срок). Приоритеты: предприятия и организации, которые занимаются научно-практическими разработками высоких технологий, жилищным строительством и инновациями в аграрном секторе. Особое внимание – малому и среднему бизнесу.

Успехи в экономике могут быть достигнуты только при условии ликвидации коррупции. Наказание госчиновникам всех уровней за взяточничество – полная конфискация имущества семьи, пожизненный запрет занимать государственные должности и принимать участие в выборах в представительные органы власти. Для запятнавших себя коррупцией судей и силовиков возможно введение смертной казни. Рассмотрение всех коррупционных дел будет осуществляться Особым Следственным Комитетом ДНР, состав и деятельность которого должны строго контролироваться правительством и общественностью.

Контроль власти возможен только при широком народном самоуправлении, участии жителей в определении приоритетов развития. Референдумы по всем ключевым вопросам и регулярная отчетность властей перед народом будут в республике нормой. Так же как и применение электронной демократии, в том числе и для общественных слушаний и справочного голосования на местном уровне.

Республика гарантирует каждому гражданину право избирать и быть избранным в органы власти любого уровня, а также право непосредственного контроля всех представителей власти и возможность их отзыва и переизбрания в случае невыполнения утвержденных избирателями программ.

Граждане ДНР получат доступ ко всей информации о расходах бюджетных средств, о госзаказах, условиях аренды, использовании государственного и коммунального имущества. Планируется создание института народных контролеров при Следственном Комитете ДНР – эти люди будут наделены полномочиями проверять закупки, запрашивать документы и приостанавливать процедуры в случае нарушений. Они должны публиковать свои отчеты, в том числе и в интернете.

Обязательной станет публикация в интернете подробной финансовой информации (бюджеты, контракты, штатные расписания, укрупненная бухгалтерская информация) о деятельности государственных, городских структур, государственный, муниципальных предприятий, управляющих компаний ЖКХ, школ, больниц и поликлиник.

Зарплаты бюджетникам, пенсии, социальные выплаты в переходный период планируется сохранить на нынешнем уровне (с учетом индексации), а в перспективе – привести в соответствие с социальными стандартами Российской Федерации. Медицинское обслуживание в республиканских клиниках, а также среднее и высшее образование в государственных учебных заведениях должно быть бесплатным.

Гражданам ДНР гарантируется «социальный минимум» потребления услуг ЖКХ. Разумное количество киловатт и литров воды будет доступно социально уязвимым и малообеспеченным бесплатно. Дополнительные киловатты будут оплачиваться по рыночной цене. Запланирована также поэтапная модернизация систем ЖКХ и реализация масштабных проектов доступного жилищного строительства.

Также необходимо создание и развитие концепций городов ДНР как туристических центров. Может быть использован опыт таких городов как Барселона (привлечение творческих личностей со всего мира и создание одной из культурных столиц мира), Балтимор (создание электронной системы контроля властей), Куритиба (очистка города, возведение зеленых зон на месте трущоб, построение транспортной системы в виде скоростных автобусов).

Вопрос о втором государственном языке – украинском – может быть вынесен на референдум.

 

Славянск. Семеновка. Побоище

В Донбассе уже идет настоящая полномасштабная война с применением всех видов оружия: штурмовой авиации, бронетехники, тяжелой артиллерии. Известно точное место и время начала этой войны. 3 июня, Семеновка, что под Славянском. Ополченцы самопровозглашенной Донецкой Народной Республики все еще удерживают здесь свои позиции. Но сама Семеновка практически уничтожена, и ее уже стали называть вторым Сталинградом «Репортер» публикует уникальный документ, позволяющий увидеть войну со стороны ополчения. Это дневник за 2–5 июня Геннадия Дубового, «личного корреспондента» полевого командира группы, обороняющей Семеновку, с позывным Моторола. Этот текст явно односторонний – автор был на передовой и видел, как убивали его товарищей. В нем нельзя найти объективную истину, но эту часть правды о войне знать тоже необходимо.

Для меня, личного корреспондента Моторолы и его диверсионной группы, все началось накануне вечером, 2 июня. Я только поставил камеру на подзарядку (тогда еще линии электропередач не были разнесены в клочья), как услышал за окном рев «джихад-мобиля № 2», визг тормозов и крик:

– Корреспондент! – Далее и в промежутках текст непечатный. – Ко мне, бегом! Полная боевая готовность! Оружие, аппаратура, через три минуты у гаража!.. Опоздаешь – ждать не будем, и на глаза мне тогда не попадайся…

– Все, – подумал я. – Моторола «включил истерику», как выражается один из лучших его командиров Боцман. Готовится что-то серьезное.

Моторола бесстрашнее всех вместе взятых джеймсов бондов, рэмбо, крепких орешков и прочих. В его случае «включить истерику» значит войти в боевой раж и грозным ором передать свое состояние бойцам, зарядить их своим берсерковским, выжигающим страх и дурь воинским духом. «Когда танк лупит прямой наводкой, это не так страшно, как когда орет командир», – на полном серьезе говорят многие бойцы. И я с ними согласен.

– Я сказал три минуты, прошло пять! Один в город без разрешения съ…лся, другой видео не зарядил. Охренели? Что значит места нет, корр?! А багажник? Открыл быстро, ныряй!

Нырнул. Забитый до отказа людьми и оружием (спецгруппа истребителей танков и корреспондент в багажнике) «джихад-мобиль» рванул с места во тьму. Мчались вслепую, скорости не сбрасывая, расчеты ПТУРСов (противотанковых управляемых реактивных снарядов) и оператор «Шмеля» (пехотный огнемет) непрерывно курили, а водителю Моторолы наш провожатый пояснял:

– Это? Заповедная зона. Ошметочек первозданного Дикого поля. Наша донецкая Швейцария. О, смотри, лиса…

Что говорил дальше наш провожатый, я не услышал и ничего не увидел. Джип скакнул на ухабе так, что, треснувшись задом и спиной о треногу ПТУРСа и едва не выбив прикладом «калаша» заднее стекло, я на неопределенное время катапультировался в астрал. Вернулся назад, когда уже подъезжали к базе ополченцев в Красном Лимане.

– Журналист, от меня ни на шаг, ок? – Боцман оскалился, огляделся. – Ну и муравейник здесь… Пойдем. Покормимся и спать. На задание не раньше четырех утра, время есть.

После крепкого чая спать не хотелось, и пока Боцман и остальные сопели-храпели, я прогулялся по базе. Полпервого. Народу – не протолкнуться: казаки, разведчики, снайперы, штрафники. В столовой очередь за кофе в два витка. В комнатах для отдыха на втором этаже и во всех коридорах – спящие с оружием. По обрывкам разговоров ясно, что здесь бойцы со всего северного направления: Славянск, Семеновка, Николаевка, Красный Лиман, Артемовск. Военные КамАЗы подъезжают и отъезжают, впечатление – готовится крупномасштабная военная операция.

– Ты из группы Моторолы? Буди своих, выдвигаетесь, – сообщает запыхавшийся дежурный.

Бужу. Боцман и оператор «Шмеля» уходят получать задание. Возвращаются злые: все, как всегда, изменилось. Планировалось одно, а делать предстоит другое. Задача подразделения – остановить колонну вражеской бронетехники. По данным разведки, передовой блокпост ополченцев на выезде из Красного Лимана должны утром 3 июня опрокинуть 10 БТРов.

Выбор позиции. Ожидание. Десант

Выгрузились у блокпоста. Расклад такой: слева жилые сельские дома, за ними чистое поле, справа поле, далее зеленка, между ними развалины и ремонтные мастерские. За спиной открытое пространство, за которым снова жилые дома. Ребята с блокпоста должны бить технику противника из противотанковых ружей. В засадах по обе стороны дороги автоматчики и пулеметчики с задачей отсекать пехоту и гранатометчики – обрабатывать броню с флангов.

«Шмель» выбирает позицию слева от дороги, он должен вступить в бой в ключевой момент. Огнемет с этим «мохнатым» названием – страшное оружие: площадь поражения на открытой местности – от 50 м², а укрытые цели выходят из строя из-за перепада давления даже без пробития преграды, если они не герметизированы. Украинским БТРам не посчастливится. Мы устанавливаем ПТУРСы справа, в развалинах, маскируемых зеленкой, чтобы, согласно известной тактике, вывести из строя первую и последнюю «коробочки».

Установили, ждем. Проходит час, второй, третий…

В тылу, все ближе и громче, звуки боя (как потом узнали, в поселке Царицыно). Над нами два «крокодила» (Ми-24) и две «коровы» (Ми-8). Одна из «коров» сбросила десант за зеленкой, примерно в километре от нас в направлении Ямполя. С трудом связались с командиром блокпоста. Ошарашил: наше охранение снято, снайперы переброшены на другой участок. Мы полностью открыты.

В это время вторая «корова» сбрасывает десант за зеленкой в направлении ожидаемых БТРов (там была передовая засада ополченцев). Звуки боя все громче, и уже не только в Царицыно, но и где-то левее за спиной. Впечатление, что нас окружили со всех сторон. Позже мы узнали, это началось сражение на подступах к Семеновке.

– Боцман, – спрашивает Воха, доставивший нас сюда водитель Моторолы, – десанты совсем рядом. Нас могут взять в плен?

– Не исключено, – весело скалится тот. – Только не сейчас. Накормили ночью гнилым салатом, пойду в кустики, а потом решим.

– Что будем делать? – спрашиваю. – Не хочу я в плен к «правосекам».

Каска Боцмана приподнялась над кустиками, потом показалась и довольная бородатая физия:

– Что делать, что делать. Журналист. Ждем броню, ок? Долбанем. А если окружат «правосеки»… Хм. Самоподорвемся, а потом будем просачиваться. Все ясно? Влажная салфетка у кого-нибудь есть?

Снова ждем, периодически залезая в зеленку и прячась от «вертушек». Воха оставил «джихад-мобиль» на открытом месте и нервничает: разнесут с воздуха любимую игрушку – Моторола «включит истерику», а это не многим легче, чем прорываться из окружения «правосеков». Орудийные и минометные выстрелы, та-та-та и бух-бух-бух все ближе и напряженнее. А «коробочки» украинской армии все не идут. Расчет второго ПТУРСа тоже встревожен. В плен к черным наци не хочется никому.

Ждем. Связь периодически пропадает, с блокпоста не отвечают, стрельба уже и спереди, наша передовая засада открыла огонь по десанту, и сзади, все ближе, ближе…

Звонок. Воха хватает трубку. Моторола орет:

– Боцман, вы где?! Какого хрена вы там торчите? Эвакуация, срочно! ПТУРСы на «передок», у нас танки, прорывайтесь к нам, быстро!

Как прорываться? Ехали мы ночью окольными путями вслед за машиной провожатого, обратной дороги никто не знает. На блокпосту неместные, объяснить ничего не могут. Нам приказали возвращаться в Семеновку, им – оставаться. Смотрят на нас как на предателей. Забираем бойца со «Шмелем» и наугад назад, в Красный Лиман. Добрались до штаба, там авианалет украинских штурмовиков. Пережили, никого не задело. Объяснили ситуацию. Ребята из штаба вникли. Их машина впереди, по известным только ополченцам проселочным дорогам гоним вслед за ней. Вывели нас на Ямполь, объяснили, как проехать до Николаевки, оттуда до Семеновки рукой подать.

Несемся на пределе. На рытвинах и поворотах я в багажнике кувыркаюсь, тела уже не ощущаю, одна сплошная боль. Стоп! Впереди подозрительный блокпост. Вчера его еще не было, этот участок дороги наш водитель запомнил. Боцман велит бойцу из расчета второго ПТУРСа:

– У тебя форма украинского десантника. Каску надень, сгоняй, кто там. Пароль проори, дальше по ситуации.

Побежал. Орет. Присел. Опрометью назад: «Укры! Десантники, человек двадцать с ПК и РПГ». Прыг в машину, задний ход, поворот в лес, по едва заметной грунтовке влетаем на захламленную площадку перед заброшенным мини-отелем. Навстречу какой-то старик выезжает в жигуленке. Пока мы занимаем круговую оборону, Боцман просит: «Отец, тебе в сторону Славянска? Проедешь блокпост, отзвонись, сколько точно там украинских десантников и есть ли дальше наши посты». Жигуленок почему-то сразу глохнет. И не заводится.

– Ребята, я не против, но карбюратор… Ребята, если вам на Семеновку, вот за теми отвалами дорога, пропетляете по лесу, выедете на край Николаевки, там спросите, как дальше проехать.

Едем. Петляем. Я снова в багажнике (к слову, открывается он снаружи, при обстреле из него не выбраться, если открыть забудут, или не успеют, или некому уже будет открывать – все, могила).

Спина, руки, ноги отбиты, ору благим матом. Снаружи пунктирно промелькивают, порой сливаясь в ослепительную зелено-золотую линию, простреливаемые солнцем сосны. Стекла в дверцах авто приспущены, высунуты стволы «калашей» и ручных пулеметов.

Домчались. Семеновка. Вынырнули метров за 30 от передового поста. Кричу: «Багажник, блин, откройте!» Вываливаюсь и на карачках, волоча автомат, в блиндаж. Заходят в атаку «сушки», вой, лохматые полосы ракетного залпа, скрежет. На секунду – тьма и беззвучие, потом резко – воющий гул очередной атаки самолетов.

На обочине Моторола, в футболке, без снаряжения, швыряет мины в ствол, орет:

– Танки на мосту? На … сжечь! П…! – Это нам. – Где шатались, суки? ПТУРСы быстро на позицию! Е…м технику, всю на хрен броню сжечь!

«Двухсотые». «Трехсотые». Танк бьет прямой наводкой

Тугой, как кувалдой по наковальне, прямо над ухом звон выстрелов из танка Т-64, бьющего прямой наводкой вдоль по передовому блокпосту. Оттуда отвечают из противотанковых ружей. За танком – бульдозер, далее четыре БТРа и еще один, замыкающий, танк. С флангов по ним бьют ополченцы из гранатометов и «Утесов» (крупнокалиберных пулеметов). Стрелки отсекают украинских пехотинцев. В начале атаки они еще сидели на броне, как рейнджеры в американском фильме, потом одни драпанули, другие, раненые, падают на землю.

В паузах между тугим кувалдовым звоном танковых выстрелов – отвратительный, змеино-шипящий, нервирующий звук мин-хвостаток. Великанье топанье – гуп! гуп! – гаубичных разрывов. Неуследимые, почти одновременно вспарывающие пространство выхлесты из «Градов». Пауза, околоминутный провал, выскребающее мозг беззвучие и голодное урчание дизелей. И вот поперла из-за моста бронетехника.

– Патрон!

– Есть патрон!

Из противотанкового ружья времен Великой Отечественной лупит безостановочно в подползающий к блокпосту Т-64 командир расчета Ермак. Есть! Попадание! Еще! И еще! А махина все прет и прет. Даже гусеницу такого танка из противотанкового ружья времен прошлой войны в упор сбить проблемно. Прет. И лупит. Куда выше нас, вдоль дороги по второй и третьей линиям обороны. И «сушки» заходят снова. И «крокодилы» крошат. Не видно ни хрена. И уже не слышно ничего, только тугой звон в ушах. Ермак перезаряжает ПТР, поднимает глаза:

– Господи, помилуй…

А танк прет, прет, прет – уже метрах в 25.

Все, думаю, конец. А он остановился, замер. Нет, еще до того, как подожгли его, просто застыл, неповрежденный. Если бы не остановился, за это время как раз дополз бы до нас, передавил бы здесь все и всех. Реальный Сталинград.

За день до этого на том блокпосту Боцман, обычно спокойный, как сытый лев, неожиданно для всех рассвирепел из-за того, что икона Георгия Победоносца не обращена лицом к противнику. Икону повернули, закрепили, так она и стояла, пока длился бой.

Как только танк снова двинулся, справа с замаскированной в брошенном доме позиции 12,7-мм «Утеса» лупанули в топливный бак очередью. Вспышка. Резко – густой черный дым. Башня как-то очень быстро стала поворачиваться для «ответки». Командир расчета «Утесов» потом рассказал:

– Как в кино. Приникаю к прицелу – огромное дуло, из него легкий дымок, все замедленно, рывками, фрагментами видишь. И, кажется, чувствуешь, как набирает скорость предназначенный тебе снаряд. Я к двери. Бабах! Вместе со стрелком выметнуло во двор, засыпало могильно. Ничего. Выцарапались, выгреблись, пацаны помогли. Слегка контузило и все.

Слева грохнули из РПГ, по прямой – под башню – всадил Ермак. Потом еще и еще колошматили эту махину. Башню заклинило. Подполз второй танк, дал несколько прицельных вдоль дороги, стал оттаскивать поврежденного товарища. Из поврежденного танка еще лупанули по блокпосту. Не прицельно. От злости. Но ополченцев разметало. Пилота покрошило осколками основательно. Думали – насмерть.

– Уходим! Нас всего трое осталось, «двухсотого» потом заберем.

Кто это крикнул, я не понял. Ермак возмутился:

– Охренели? Пусть «двухсотый» (груз 200, убитый. – «Репортер»), он свой, бросать нельзя.

Подползли к Пилоту – жив! Из дыма, грохота, осколочного воя вползли в блиндаж те самые бойцы расчета «Утеса». Еще кто-то. Погрузили раненого на плащ-палатку, потащили.

– Корреспондент, ты живой? – это Моторола, уже в полном боевом снаряжении. – На хрен отсюда, там два «двухсотых», быстро туда, снимай все на видео!

Легко сказать. Видео на подзарядке на базе. Рванул туда, там подарок от Т-64, прямой наводкой прямо в окно комнаты, где жили мы. Взбегаю: моя крохотная комнатка рядом с основной почти цела, камера на месте.

«Двухсотые». Север и Цыган. Расчет ПТР. Вчера вечером, незадолго до приказа Моторолы о полной боевой готовности, я делал с ними интервью. За ужином Север попросил не выкладывать видео до победы:

– Дети у меня, мало ли что. Победим – тогда посмотрим, вспомним, документальный фильм сделаем.

И угостил меня соленым помидором: «Последний, ешь, домашний».

По-настоящему страшно за все время в Семеновке мне было только в тот момент, когда я снимал на видео тела Севера и Цыгана. С соседней позиции видели: их расчет накрыло прямым попаданием из танка. Грохнуло так, что бетонные блоки подпрыгнули чуть ли не на метр и раскололись. А трупы (должно быть, их тоже подбросило и влепило потом в асфальт) выглядели какими-то удлиненными, перекрученными, мягкими как на солнце пластилин… Пока я бежал к ним по траншее, узнал: кроме трех патронов, весь остальной боезапас они перед смертью вколотили в тот самый танк, который позже подожгли. Вгрызлось в меня чувство, что вот сейчас по мне, как и по ним, второй, неповрежденный танк шарахнет прямой наводкой и…

…Он шарахнул, с моста, с безопасного для него расстояния, но легли снаряды значительно дальше.

На место убитых отправили новичка. Он выпустил во второй танк оставшиеся три патрона и, будучи раненым в живот и ногу, смог из-под шквального огня вынести ПТР.

Боцман. ПТУРСы. Четыре выстрела в небо

Все это время меня мучила мысль, что занимаюсь я какой-то хренью, а не реальным делом. Все друзья мои на «передке», а я шастаю с камерой, как те коллеги, что приедут на час, снимут пять метров траншеи плюс мнение ополченца на фоне «подходящей картинки» – и репортаж в эфир, поработали славно. Замечу, впрочем, что шастать под постоянными обстрелами куда рискованнее, нежели быть в блиндаже, особенно на первой линии. И тем не менее это не оправдание.

Добежал как раз в нужный момент. Боцман с Ермаком и другими установили ПТУРСы, из которых мы так и не шмальнули по «коробочкам» на выезде из Красного Лимана. Задача: бронетехника перестраивается, возможна новая атака, нужно отбить у них желание атаковать. Прицелились. Залп!

– Еханый бабай и гнилые портянки «правосека»! Мимо, в небо! Что за хрень? – Боцман возмущен несказанно. – Все сделано правильно, а ракета летит в нуль. Давай еще!

Следующие три выстрела тоже ушли в небо. Суть: боеприпасы к ПТУРСу и сам аппарат давно выработали ресурс. Все. Воюем против танков гранатометами и снайперскими винтовками (снайперы бьют по оптике и топливным бакам, порой чрезвычайно результативно). Вот и в данном случае наш снайпер зажег БТР и впечатал приветствие от ополчения в топливный бак второго танка. Зачадил панцер, отполз.

– Гена, – демонстрирует свой белозубый оскал Боцман. – Хорошо, что командир нас эвакуировал. Представь: пошли «коробки», мы долбанули в небо и… перезарядиться не успели бы. Бэтээры повернули бы и по полю к нам. Все, собирайте фарш героев… Ложись!

Снова атакуют «сушки»: располосованное небо, взлохмаченные рваные всплески асфальта и грунта на линии удара НУРСами (неуправляемые реактивные снаряды) плюс визг минных осколков от залпа из «Градов».

В блиндаж вползает юноша, с виду ему еще и 20 не исполнилось.

– Боец, ты кто?

– На «передок», к Боцману.

– Значит, ко мне.

– Боцман, – говорю, – давай отведу его на базу. Посмотри: ухо у него иссечено, осколки торчат, трясет всего, явно контужен.

– Меня сюда прислали. К Боцману. Никуда не уйду.

Я увел его, сейчас он в госпитале. Возвращаюсь на передовой блокпост, слышу: «Еще „двухсотый“!» Бегу с санитаром к траншее. Боец только поговорил с женой по телефону – и «сушка» сбросила кассетные бомбы. Осколками насмерть сразу. Посекло правую руку, срезало почти все лицо. Снимаю. Вынесли погибшего к машине.

Вернулся в тот блиндаж расспросить, как все случилось. У бойцов глаза на мокром месте. Отворачиваются. «Дилинь-дилинь» – идут одна за другой СМС на телефон в забрызганном кровью углу.

– Жена его. СМС. Пишет. Как сильно она его любит…

– Откуда он?

Никто не знает. «Дилинь-дилинь». Боец жмет на кнопку: «Валера, любимый, ну на денек тебя отпустят? Я так жду!» Боец кладет телефон в забрызганный кровью угол. Молча, споткнувшись на пороге, уходит.

Иконы. Куклы. Кресты

5 июня была еще одна попытка танковой атаки. Тогда на нас двинулись три танка и четыре БТРа. Встретив отпор, получив повреждения, откатились мгновенно. В эти дни ополченцы сбили три вертолета, самолет-разведчик и основательно повредили надоевшую всем «сушку». В том бою они понесли ощутимые потери: 7 «двухсотых» и более 30 «трехсотых» (тяжелораненых). Но! Сбили два вертолета, вывели из строя Т-64 и два БТРа и основательно покрошили укровскую пехоту. Шестеро бойцов спецподразделения Моторолы представлены к награде Георгиевскими крестами. Двое – оба из Донецка – посмертно.

Потери украинской армии, по официальным данным, – трое погибших и 50 раненых. Но в ополчении говорят, что там погибли не менее 300 человек.

После 5 июня украинская сторона уже не пыталась атаковать Славянск сухопутными силами. Но методично ведет огонь по Славянску с большого расстояния.

Сейчас от Семеновки остались одни руины. Немногие оставшиеся местные жители надеются спастись в погребах. Под землей. Еще в Семеновке ополченцы, бойцы Моторолы. Они не уйдут. Разве что сразу на небеса. А еще там, на передовом посту, все та же, обращенная лицом к противнику, икона Георгия Победоносца. И кукла. Убиенной в праздник Троицы шестилетней девочки.

 

Репортаж из Мариновки. Смысл войны

«В чём главный смысл этой войны? Если мы победим – Христа на земле будет больше, а если проиграем – Христа будет меньше…». Когда Кедр – один из лучших командиров ополчения, у которого в Мариновке я брал интервью 23 июля – произносил эти слова, на улице заорали: «Воздух!» Загудела «сушка» (штурмовик СУ-25), потом вторая. Пока они заходили на позиции, мы спокойно закончили интервью. Потом где-то вдали громыхнуло и, почти сразу же, – беспорядочная стрельба из «калашей» и крики наших бойцов: «Парашютисты! Не стреляйте, они руками машут, пощады просят, в плен возьмём!»

Выбегаем. Бойцы, задрав головы к небу, в радостном возбуждении передают из рук в руки бинокль, суют мне: «Вот он, в «зеленку» за выжженной пшеницей спускается!»

– Кедр, ответь Поэту, – донеслось по рации.

– На связи. Принял. Наши с ПЗРК сбили два украинских СУ-25. Один в районе высоты «185», другой – в районе Дмитровки. Выдвигаемся к первому самолету с Малым, беру Корреспондента.

Пока Кедр принимал информацию и отвечал, я сфотографировал волнистые следы тепловых ловушек, отстреленных сбитой «сушкой» и едва фокусируемый купол парашюта.

Глухие – с места падения одного из сбитых самолетов – донеслись хлопки: рвался боекомлект. За деревьями, окаймляющими Мариновку, выросли почти неотличимые от облаков клубы дыма. Сфотографировал – и в машину. К группе поиска летчика упавшей в нашем районе «сушки».

«Нива» Малого (командира не столь известного как Моторола или Кедр, но столь же талантливого и бесстрашного), волоча за собой лохматящийся шлейф пыли, понеслась по холмам к месту приземления парашютиста. Миновали выжженное украми хлебное поле, перевалили через очередной холм, тормознули у лесочка. Разбились по двое, стали прочесывать заросли.

– Есть! Парашют укроповский и катапульта! – Малой сгребает найденное, тащит к машине. Хрипит:

– Крови нет, значит, или залёг вражина так, что без собаки его не найти, или уже на их территории. Туда не идём, сейчас по ним артиллерия наша начнёт работать.

– Тогда к месту падения самолета, надо всё на фото и видео зафиксировать.

Малой сдвинул на затылок неизменную свою тюбетейку (почему он её носит никому не признаётся), вытер парашютом пот с лица и довольный, как мальчишка, наконец-то получивший в день рождения от родителей давно обещанный подарок, усмехнулся:

– Надо. Едём. Корреспондент, зови остальных.

На выжженное, усеянное обломками вражеского штурмовика поле одновременно с нами, из-за лесополосы вынырнул «Рено» журналистов официального сайта ополчения icorpus.ru.

Запечатлевая догорающий двигатель, невольно вспомнил…

…страшный бой 3 июня в Семеновке, когда беспрестанно нас атаковали «сушки», вой, лохматые полосы ракетных залпов, скрежет. Резкие обрушения во тьму и беззвучие и – воющий гул очередных атак: располосованное небо, рваные всплески асфальта и грунта на линиях ударов НУРСами, боец со срезанным осколками лицом; и другой боец, с виду совсем мальчик, контуженный, я отводил его с передовой линии на базу, когда ниоткуда вынырнув «сушка» пушечной очередью вздыбила, превратила в частокол взвизгивающих восклицательных знаков асфальт в пяти метрах от нас.

Я даже испугаться не успевал, так плотно всё воспринималось, не оставляя зазора для страха. Только злился, что штурмующего наши позиции, выкашивающего кассетными бомбами наших бойцов изворотливого монстра не могу ни автоматной очередью достать, ни – под отовсюду казалось летящими осколками – в кадр поймать.

И ещё вспомнился бой в «зеленке» между Ямполем и Николаевкой после которого мы вынуждены были во избежание окружения прорываться в Николаевку, на другой день оставленную противнику. В том бою, из засады расчет ПТРС уничтожил джип с крупным чином из украинского Генштаба. Сначала ополченцы изрешетили авто из «калашей», а затем добили, сожгли в нуль из противотанкового ружья. После чего, понятно, спешно отходили под шквальным огнём пулеметов и АГС нацгвардейцев. А потом появилась проклятая «сушка» и, всё время выхода из сужающегося кольца, и уже в самой Николаевке, расковыреваемой помимо прочего непрестанным огнём «Градов» и «Ураганов», долбила, долбила, долбила… дома мирных жителей, и мы ничего не могли с нею поделать…

…Выжженное украми хлебное поле усеяно в зоне видимости обгорелыми и догорающими обломками штурмовика. Всё фиксирую на фото и видео. Вот покореженное крыло с украинской символикой: синий круг в желтом кольце.

– Кедр! Поставь ногу на эту символику, – прошу я, – это надо запечатлеть…

Запечатлеваю. Подошёл Малой, пнул крыло, решил:

– Порадуем бойцов. Сделаем круг почёта…

Мы пристегиваем канатом крыло сбитого монстра к «Ниве», мчимся, волоча за собой кометный хвост пыли в Мариновку. Бойцы и журналисты российских ТВ-каналов встречают нас восторженно. Под крики одобрения проволакиваем крыло с укровской символикой по улице до конца Мариновки, и обратно. Потом Малой и Кедр отвечают на вопросы телевизионщиков. Когда все успокаиваются, Кедр подходит ко мне:

– Всегда бы так воевать. Десятки, даже сотни мирных жителей и ополченцев могли лишить жизни два Су-25. Мы сумели их сбить и – все остались живы, даже летчики… которые после такого урока вряд ли сядут за штурвал.

– Мы побеждаем, значит, Христа на земле стало немножко больше?

– Да.

 

Русский доброволец Александр Пашков: один из тысячи геров Новороссии

«Ополченец Новороссии Александр Пашков поборется за мандат с депутатом-единороссом на выборах в Воронежскую городскую Думу. Соперник ополченца – действующий депутат единоросс Иван Кандыбин», – сообщили недавно СМИ. Такой расклад на региональном уровне вызвал немалый резонанс. Представители выдвиженца «Единой России» поначалу не сомневались: Пашков – проплаченный пиарщиками босса технический кандидат, а когда выяснили, что это не так – впали в недоумение. Местные политологи сочли экс-ополченца ставленником противников «путинизма»: дескать, несмотря на жесткий контроль власти, такое нестандартное решение даёт оппозиции шанс победить хотя бы в отдельно взятом округе. И предвкушали «серьезный политический оживляж, который украсит скучную и запрограммированную кампанию». А потом все упоминания об Александре из информационного поля исчезли…

Это понятно. Система власти открыта только для своих, ею же избранных. Непонятным для среднестатистических обывателей остаётся другое, главное. Как можно добровольно променять безопасность на риск быть изувеченным или убитым? Зачем такие ребята, как этот несостоявшийся депутат, рвутся на чужую войну?

«Как в кино, только боль настоящая…»

«Это наша война. Одно дело, когда следишь за новостями из Новороссии по ТВ. И совсем другое, когда встретишь беженцев оттуда. С детьми, без всякого скарба, никому у нас не нужных. Женщина с детьми (девочке 2 года, мальчику 5) рассказала мне, как украинские снаряды расковыряли всё их маленькое село. Как перед этим по улицам ходили каратели, тыкали автоматами даже в детей, куражились: «Русня малолетняя, сучата сепарские…» Её муж в ополчении, она не могла там оставаться. И я после этой встречи не мог оставаться дома. Я должен был помочь своим, русским».

По-другому он, потомственный казак, поступить не мог. Все предки его воевали, во время Великой Отечественной прадед по отцу погиб под Сталинградом, в 1942-м. Прадед по матери пошёл на фронт в 15 лет, воевал с японцами, в 1945-м положил из пулемёта почти роту самураев. Умер в 2004-м, как раз в тот день, когда получил последнюю за ту войну награду. Оба прадеда были родом с Юго-Востока бывшей Украины…

…Задача разведгруппы казалась простой. Подойти на максимально близкое расстояние к блокпосту противника у пос. Гранитное Старобешевского района (Южный фронт ДНР), «срисовать» линии укреплений, количество техники и личного состава противника. По возможности взять «языка». В разведке Первой Славянской бригады Александр служил уже более двух месяцев, местность изучил, не сомневался: задание будет выполнено. Пошли вчетвером на рассвете, с проводником из местных. Сейчас невозможно выяснить, был ли проводник предателем или засекли украинские «секреты», но вдруг оказалось, что группа окружена полностью.

Шквальный со всех сторон огонь на почти открытом месте. Заняли круговую оборону, отработали из РПГ. Метнулись к неглубокому овражку. Отстреливаясь и отбиваясь ручными гранатами, поползли к своим. Проводник исчез…

Кольцо автоматных очередей сужалось, пули взфонтанивали землю всё ближе. Первым – по спине, выдирая мясо с ошметьями камуфляжа – срезало Трака, парня из Липецка. Оттащил его подальше, на самое глубокое место овражка. «Воды, – хрипел он, – дайте воды, воды…» Не успел и глотка сделать, отошёл. А укры орали: «Сдавайтесь, суки! Всё равно не уйдете, везде наши! Хоть одного нашего заденет – разорвём на куски всех вас!» Заползли под камень, искрило от попаданий, головы не поднять. Стреляли наугад: Дедя, боец из Донецка, бил одиночными по звуку, Бо, гранатомётчик из Чернигова, проорал: «Лучше тут сгинем, в плену один хрен запытают!»

Двинулись змейкой дальше, патронов осталось по магазину у каждого. Александр полз предпоследним, оглянулся: «Вижу, замыкающий, не помню после контузии его позывной, приподнялся зачем-то, а ему в затылок очередью лупанули. Будто на секунду размером во Вселенную хризантема из слепящей, алмазно-кровавой пыли вспыхнула. И сразу – невидимые гигантские осы в голову мне и под колено ужалили, такое было ощущение от пуль. Сознание закувыркалось, последнее, что тогда подумал: всё как в кино, только боль настоящая. Пытался достать «эфку», сил не хватило кольцо выдернуть. Очень больно было, очень хотелось пить…»

Очнулся уже в каком-то подвале. Сначала долго били, потом откачивали и снова били. Потом накачали наркотиками и допрашивали на камеру. По кругу: били – кололи обезбаливающее – допрашивали – били. Пленник даже в таком состоянии не сказал ничего, что могло бы ополченцам повредить. То же самое проделывали с другими пленными. Особенно досталось черниговцу: «Эти понятно, – махнул рукой офицер на Александра и Дедю, – один москаль-наёмник, другой сепар по жизни. А то, украинец или падла продажная?» Удар прикладом, Бо на полу, если бы не вошёл СБУшник – затоптали бы. Что было дальше – Александр не помнил.

В очередной раз очнулся уже в больнице Волновахи. Приподнялся. Увидел. Безногий… Обморок. Так несколько раз. Сознание отказывалось принимать случившееся. Потом пришёл врач, долго путано объяснял, что специалистов по артериям здесь нет, а везти в другую клинику не разрешили, пришлось ампутировать. «Наконец, до меня дошло, он простит прощения, даёт понять, что его заставили… Когда он ушёл, говорю военнослужащему, который меня охранял: застрели меня, добей, прошу, как солдата просит солдат… Отвечает: какой ты солдат? Наёмник и террорист. Пули на тебя, суку путинскую, жалко. Швырнул мне на постель растрепанный тяжелый том «Кобзаря», ухмыльнулся: Выучишь наизусть – награжу, пристрелю…»

С этого момента уже ни с кем не пытался заговорить. Мысленно пел казачьи песни, читал оставленные врачом книги. Навсегда из тогда прочитанного запомнилось: «Нет более унизительной и горькой зависимости, чем зависимость от воли человеческой, от произвола равных себе».

Инферно по-украински. Месть рабов

Через две недели взятых в плен ополченцев перевезли в СИЗО Мариуполя. В обыденный нацистский ад. Кормили сырой картошкой и свёклой, иногда сухарями. В камере ещё двое, называли себя ополченцами, однако были стукачами, подсадными утками. За стеной – еженощно оргазменные вопли: там каратели «педрили машку», гражданского гомосексуалиста, слабоумного.

Каждый день Александра водили на допрос к следователю прокуратуры. Тот всячески демонстрировал участие и, понизив голос однажды сказал: «Что вы всё лезете и лезете сюда, русские защитнички. С этими уродами, – кивнул на дверь, за которой стоял боевик батальона «Азов» – мы со временем сами разберемся…»

А после вежливых допросов за дело принимались «эти уроды». Избивали методично, по часам, с брезгливым безразличием. Так бьют, точнее, работают – садисты и фанатики. А если фанатично-непроницаемая убежденность сплавляется с садистскими наклонностями – о, результат за гранью остаточной человечности. Был там один такой убежденный в том, что «Україна понад усе». Каратель, которому мастера заплечных дел из СС позавидовали бы. Этакая киношная «белокурая бестия» из Киева. Всегда в черных очках, с намотанной на кисть руки цепью. Любил хлобыстнуть ею исподтишка, чтоб кровь брызнула. Огорчался, если с первого удара не удавалось «москаля как лампочку выключить».

Пытал с рафинированно-инфернальной безжалостностью: «Пока сепарам ад путинским курортом не покажется…»

Одного из пленных, по происхождению азербайджанца – били цепями и досками, пока всё его тело не превратилось в сплошной фиолетовый синяк. Потом он умер от инфаркта. Женщину лет 35-ти, местную предпринимательницу, одну из активисток ДНР (благодаря таким как она, в Мариуполе состоялся референдум 11 мая 2014 года) нагой лицом вниз привязывали к столу и били солдатскими ремнями, потом… а после снова били до потери сознания. Добровольца из Саратова, позывной – Свет, на ночь голым привязывали в душе под холодной водой, а утром, полумёртвому устраивали лечебные процедуры – чистили зубы… напильником.

Однажды по пути на допрос Александр услышал обрывок разговора. Каратель, позвякивая цепью на руке, бахвалился, что до полусмерти «обработал афганца», который посмел показаться на улице с советской наградой на кителе и – демонстрировал трофей, орден Красной звезды.

Жизнь парадоксальна, безногого пленника перестали пытать благодаря именно этому идейному садисту. Как-то он зашёл в камеру, присел на корточки, долго, безотрывно всматривался в лицо Александра. Потом постучал рашпилем по культе, спросил: «Ты понял хоть что-нибудь?» – «Да. Тебе наплевать на Украину и Россию, Европу и весь мир. Ты не меня пытаешь, ты уверен, что бросаешь вызов Богу. «Сверхчеловек», начитавшийся дешёвых книжек о высшей расе. А на самом деле ты просто раб. Раб чьих-то фантазий и своего страха. Страшно тебе от этих фантазий избавиться, ведь тогда надо будет признать, что ты просто садист и убийца, никто. А сейчас у тебя есть безотказное оправдание – ты захисник великої європейської держави, борець з ордами азіатських рашистов…»

Сокамерники-стукачи вжались в стены, завиляли глазами. На их лицах читалось: «Заткнись, безногий! Нас всех сейчас забьют насмерть!»

Каратель поразмыслил и – резко встал. С порога обернулся: «Спровоцировать хотел? Смерти ищешь? Молись своей отрезанной ноге».

Те, кто пытал Александра и его товарищей – не какие-то исключительно злобные нацисты, нет, таково ныне большинство «свидомых украинцев», алчущих москальской крови и преисполненных бесовской ко всему русскому ненависти. В чём легко убедиться по их комментариям к роликам, снятым уже после освобождения Пашкова из плена. Вот только два – не самых злобных – примера: «Недорезали русскую свинью, надо было по горло ноги отпилить», «Надо было тебя не лечить, а в самом деле собакам скормить…»

И вот с этими «людьми» нас пытаются заставить жить в одной стране посредством каких-то невнятных соглашений и кровавых перемирий. Получив єдину «Україну понад усе»…их ненависть, надо полагать, обернётся пылкой любовью к ополченцам, которых «недорезали»?

Не могут жить в одном государстве авторы приведенных выше злобствований и дончанка, написавшая: «Посмотрите каратели на этого парня, только повнимательней, без всяких там предрассудков вроде «угро-финны», «недолюди», «пьяное русское быдло» и подумайте, сможете ли вы победить, ведь таких, как он, очень много. Если вы не поняли о чём речь, поясню: в его взгляде нет ни капли сломленности или уныния, нет зверской, неконтролируемой злости (свойственной украинцам), а самое главное это неиссякаемая сила характера, он и без ноги готов воевать».

«Главный бой ещё впереди»

После обмена Александр оказался в донецком военном госпитале (который сейчас, в очередной раз пытаются закрыть, дабы не тратиться на ополченцев – «перемирие!»). Многим запомнилось: он все время как ребёнок, потерявшийся и найденный, с благодарным удивлением улыбался. Словно не мог поверить, что наконец-то среди своих.

Вскоре группу ополченцев отправили на реабилитацию в Абхазию. Вся «реабилитация» свелась к сидению в номере гостиницы, без каких бы то ни было лечебных процедур. Обещанного протезирования бывший пленник не дождался. Когда представитель солнечной республики награждал бойцов из Новороссии медалями «За боевое содружество», Александр усмехнулся: «Это мне заменит протез?..»

В насквозь обюрокраченной ДНР ему тоже никто не озаботился помочь. Денежную компенсацию не получил до сих пор, помощи с протезированием – тоже. Содействие обещали многие – от стрелковцев до представителей всевозможных гуманитарных организаций – взахлёст пиарящих себя на федеральных каналах. Но не помог из них никто. Статус участника боевых действий, он, понятно, получить не может, – Россия не является стороной конфликта на Юго-Востоке Украины. Один из воронежских политиков, узнав об истории Пашкова отреагировал так: «Ну, и зачем он туда попёрся? За третьей ногой? Вояка…»

«Если бы вернуть всё назад, лучше бы я себя гранатой подорвал. Погибнуть в бою – для этого и рождается мужчина. А теперь что – пожизненный вальс на костылях? Нет. Теперь понимание: мой главный бой ещё впереди…»

После возвращения в Воронеж, Александр собирает деньги на протез и на гуманитарную помощь бойцам Новороссии через соцсети. Всё собранное сам, без помощников, отвозит в родную Славянскую бригаду на Южный фронт.

Зачем он пошёл в политику? «А зачем туда идут – ясно, бабло качать, личные проблемы решать», – убеждён местный политолог.

«Нет, – спокойно возражает ополченец, – эта война уже не кончится, и я должен воевать там, где сейчас принесу максимальную пользу, воевать так, чтобы здесь, у нас в Воронеже, во всей России не стряслось то, что на Донбассе».

Вмешательство внешних сил, взрыв националистических настроений, госпереворот и война на Украине – только следствие. Причина – чудовищная неэффективность управления, остановка социальных лифтов, монополия власти, раковая опухоль коррупции. Пашков поставил себе цель: собрать команду молодых управленцев и сделать свой округ образцовым. Разработать и внедрить системы мониторинга, исключающие любые коррупционные схемы, обеспечить бесперебойную обратную связь жителей с городской властью, максимально быстрое рассмотрение и воплощение гражданских инициатив. Создать хотя бы в границах своего избирательного округа прообраз Новой России.

Зарегистрироваться кандидатом в депутаты в Городскую думу ему, разумеется, не позволили. Отказали под известным предлогом: в регистрационных документах якобы превышен порог ошибок. Объяснить в чём заключаются ошибки, функционеры избиркома не соизволили. Впрочем, в таких случаях объяснение всегда одно, ещё в позапрошлом веке незабвенным классиком данное: «Не в свое дело не мешайся: в России на это генералы есть!»

Кто для этих «генералов» герой Новороссии, бывший ополченец и кандидат в депутаты? Он для них – как выразился чинуша избирательной комиссии – «наивный романтик, жертва собственных иллюзий». Как посмел он тягаться с большим человеком, главным в городе застройщиком, членом правящей партии «Единая Россия»? Безумец… СИСТЕМЕ не нужны герои, её опора – человекоэлементы, выстраиваемые в выгодные власть имущим конфигурации по каннибальскому принципу «ты мне – я тебе». Героям в такой системе места нет.

Но что до этого тому, чей главный бой ещё впереди? Сейчас в тех местах, где он воевал, на Южном фронте Новороссии снова полыхнуло. Укровские системы залпового огня сносят дома мирных жителей, выжигают всех непокорных, реализуют нацистский план по формулам, которые Александру Пашкову не раз довелось слышать в плену: «Украина для украинцев!», «Хороший русский – мёртвый русский!», «Донбасс будет украинским или превратится в выжженную землю…»

Александр твёрдо намерен сделать протез и ввернуться на фронт, воевать за Новую Россию. Он не может иначе, он – русский.

 

Боец Ислам: «Мы еще повоюем за Новороссию, рано ставить точку»

В то время, как внимание российской общественности приковано к событиям в далёкой Сирии, в близкой Новороссии от обстрелов ВСУ и акций укровских ДРГ гибнут и получают увечья мирные граждане и бойцы республиканской армии. Мы поговорили с одним из таких бойцов – Исламом.

Он получил тяжёлое ранение в период «перемирия». Как и большинство сражающихся на Юго-Востоке бывшей Украины добровольцев, он убеждён: без реальной победы в Новороссии главные проблемы Российской Федерации не могут быть решены.

Ислам приехал в Новороссию в начале июля прошлого года в батальон командира Одессы близ Луганска. Вскоре батальон был реорганизован в бригаду оперативного назначения. Из множества боев той поры особенно запомнился не самый важный, и вот почему. В батальон прибыло пополнение.

Юноши и девушки не старше 18–19 лет, понятно, необстрелянные, воспринимающее всё как игру в страйкбол. Получив команду окапываться у ж/д насыпи, стали хихикать над бойцами, дескать, наступать надо, а не сусликами в норках прятаться. Два часа копошились как детеныши в песочнице, проковыряли игрушечный, глубиной сантиметров не более 10 окопчик… и – внезапно: бах! бах! бах! Рваные всплески грунта, визг осколков, свит без пауз летящих и рвущихся всё ближе и ближе 80– и 120-миллиметровых мин.

«С какой резвостью наши „страйкболисты” начали закапываться, надо было видеть… – смеётся Ислам, – штык-ножи, лопатки, арматурины замельтешили так, будто замедленную съёмку резко, до почти полной смазанности „кадров”, переключили на ускоренную. За считанные минуты юноши и девушки вгрызлись в землю по макушки. Пережили обстрел благополучно, лишь одного контузило. Но… большинству из них после этого урока расхотелось быть ополченцами, в затишье сразу же уехали… Война – не спорт».

Одни уехали, другие и мысли такой не допускали, в том числе боец, получивший контузию. Под нарастающими обстрелами ждали приказа – атаковать Луганский аэропорт. «Что запомнилось? – пожимает плечами Ислам. – В бою не до подробностей, всё происходит стремительно, до предела сжато, ощущения времени нет. Справа „200-й”, слева „200-й”, шваркнула мина в бегущего перед тобой – и нет его. Главное было под перекрёстным обстрелом прорваться, добежать да заданного рубежа, закрепиться. Мелькание, треск очередей, бах-бах-бах мин – вот и всё, что запоминаешь. Прорвались. Закрепились. Приказ выполнили».

После роспуска батальона «Одесса» Ислам служил в спецназе ГРУ ДНР под командованием генерала Хмурого. Вначале в качестве рядового бойца, а затем командира группы. Приключений в ту пору было предостаточно. Достаточно рассказать об одном, показательном.

«Сразу после Нового года привезли нас на «тройку» (позиция неподалеку от кладбища при монастыре Иверской Божией Матери в Донецке). Основная группа направилась к монастырскому храму менять «сомалийцев», а нас с другом-пулемётчиком выгрузили на кучу кирпичей левее, у насыпи, за которой территория противника: «Занимайте оборону!». Только начало светать – по нам шквал огня, зафырчали «Грады», потом минометы. Спрятаться негде, битый кирпич вокруг… Что делать? Смеяться! Посмеялись. «Потанцевали», петляя от разрывов. А смысл? Всё равно не убежишь.

Сложили мы из обломков «табуреточки», сидим, курим, анекдоты травим, ждём – вдруг укры через наш участок попрут? Нас тут много, аж двое… Осколки свистят, крошево кирпичное сечёт, а мы рассуждаем: хорошо, что монастырское кладбище далековато, если смотреть (как ребята, что в храме держали оборону) на выворачиваемые наизнанку могилы, то… анекдоты нельзя будет рассказывать, непочтение к покойникам, обидятся, минами нас закидают… А без анекдотов загрустишь, затоскуешь, а как только затоскуешь – жди беды.

Проверено. Мины вокруг шлёпались до темноты и – из свистевших вокруг тысяч осколков лишь один воткнулся в броник другу. А он хохочет, веселится: «Братишка, вот убило бы меня сейчас, кому бы ты анекдоты рассказывал? Ты бы от тоски сразу после меня помер!». – «Как это кому рассказывал бы? Тебе. Вместо заупокойной молитвы. На войне можно, Бог не любит нытиков». Хорошо, что вскоре нас сменили, а то закончился бы запас веселых историй, и тогда накрыло бы нас наверняка…»

В большинстве своём реально воевавшие люди стыдятся говорить о том, что в бою испытывают страх, который преодолевается только чрезвычайным усилием воли при помощи Свыше. А Ислам стыдится говорить о том, что никакого страха в боевых условиях не испытывал. С трудом удалось разговорить его на эту тему, и он, виновато улыбаясь, признался: «Получается, что я лучше, смелее, чем другие, а это неправда. Никакой моей заслуги в этом нет. Если всё случается по воле Того, Кто нас создал и ведёт по жизни, то чего бояться?.. Принимаешь Его волю со смирением – и все страхи и сомнения в высшей воле растворяются, вот и всё».

После изгнания Хмурого из республики Ислам ушёл в самое боевое на тот момент подразделение – в батальон «Викинги» Первой Славянской бригады, в роту знаменитого со времен Славянска и Семёновки командира Боцмана. «Я наконец-то нашёл тех, кто никогда не подведёт и кому можно доверять безгранично, – сказал мне Ислам после одного из боёв на Белой Каменке, где держала оборону наша рота. – Я знаю многих смелых бойцов и командиров, настоящих героев. Но никогда раньше я не видел, чтобы бойцы действовали так слаженно, профессионально, мгновенно ориентируясь в ситуации».

Напомню, до 28 августа ВСУ почти ежедневно перепахивали наши позиции на высоте близ разруиненной деревни Белая Каменка. В ночь с 10 на 11 предприняли попытку прорыва силами до двух рот при поддержке бронетехники и штурмовиков «Правого сектора». Укры напоролись на такое сопротивление, что после трёх часов боя, потеряв несколько десятков погибших, отползли зализывать раны. Викинги подбили и затрофеили Т-64, в хлам уничтожили одну и повредили ещё две БМП противника плюс джип «ПС».

А в ночь на 12 августа приданная роте Боцмана гаубичная самоходно-артиллерийская батарея искрошила в пыль укровскую пехоту (по предварительным оценкам не менее роты) и уничтожила две батареи «Градов» (всего 9 установок РСЗО), которые двигались со стороны Староигнатовки. После этого попыток наступления укры не предпринимали, лупили с безопасного для себя расстояния из 152-мм гаубиц, а после каждого обстрела вокруг нашей высотки шакалили развед-диверсионные группы. Отгоняя одну из таких шакальих стай, брат Ислам наступил на пластиковую мину… Впоследствии ему ампутировали ногу…

После лечения он – как и многие, получившие тяжёлое ранение, но не сломленные бойцы – вернётся в строй. «Я уже договорился, братья-викинги меня ждут. Мы ещё повоюем за Новороссию, рано ставить точку. Некоторые сейчас едут в Сирию, но я убеждён: главный фронт здесь, если он рухнет – никакие успехи на Ближнем Востоке не помогут России решить проблему пятой колонны и избежать внутренних потрясений. Почему? Ответ на поверхности, как бы его ни пытались упрятать.

Если ЛДНР сомнут – Россию ждёт поток беженцев, куда более значительный, чем из Средней Азии, при этом их – русских – нельзя будет не пустить, это не этнически чуждые нам таджики… Любой успех ВСУ в Новороссии будет означать подготовку при поддержке НАТО вторжения в Крым, это сейчас украинская армия не готова к большой войне, но кто сказал, что так будет всегда? Запад обязательно найдёт предлог для новых санкций, как бы миролюбиво ни вела себя Россия. Представим, ВСУ вторгаются в Крым, тогда – его надо либо отдать, либо сокрушать уже всю Украину. Если руководство России пожертвует Крымом, это приведет к разрушению политической системы РФ и к потере других территорий, в первую очередь Северного Кавказа. То есть, большая война неизбежна, и главной ударной силой в этой войне будет именно Украина».

Пока на клочке земли, который мы по инерции продолжаем называть Новороссией остаётся хотя бы горстка таких бойцов как Ислам, – ни о каком поражении не может быть и речи. «Здесь, в больничной палате, – говорит он, – все без исключения ребята уверены в том, что главные битвы ещё впереди.

Все понимают: поражение на Донбассе (как бы ни пытались его закамуфлировать политтехнологи пятой колонны, а возврат отвоеванных нами русских земель Украине – это однозначное поражение) приведет к тому, что российское руководство будет всеми восприниматься как коллективный иуда… Никто из бойцов даже мысли не допускает, что это возможно. В многонациональной, многоконфессиональной стране такое отношение к власти чревато самыми страшными последствиями.

Нужна Победа. Убедительная. Неоспоримая. Не только в Сирии. В первую очередь – здесь, на русской земле. Победа станет „стартовой площадкой” новой, побеждающей, реально возрождающейся России – страны, в которой у каждого будет возможность развития».

* * *

Боец Ислам играет в шахматы. Он не знает, каким будет исход партии, какой способ атаки изберёт извечный незримый партнёр – Смерть. Она – это известно всем дважды рождённым – абсолютна честна и никогда не скрывает своих планов, но – лишена языка.

Бежавшие от второго рождения в недоумении: «Зачем ты вернулся? Хитрецы и без войны осыпаны наградами и значатся в заслуженных героях. А ты… прошедший всю войну, какие получил награды, что заслужил – фантомную боль несбывшегося государства и… протез?»

«Всевышний величайший из хитрецов, – усмехается Ислам, – и я заслужил, что хотел: право видеть незримую и беседовать с нею об участи нерожденных…»

Боец Ислам играет в шахматы и условия всё те же: «Пока длится партия – никого из тех, кто мне дорог, ты не тронешь». Смерть согласно кивает: она нисколько не сомневается в том, что ей невозможно поставить мат. Она заблуждается.

 

Сестричка, Белоснежка и Дед Мороз

Женщины на войне в Новороссии – кто они? Я встречал многих, но особенно запомнились те, о ком сейчас пойдёт речь. Во всём разные, они схожи в главном – в неприятии всякой несправедливости, в способности чувствовать чужую боль, как свою. Из их историй складывается коллективный портрет женщины-ополченки.

«Боюсь не смерти…»

– Оля, отдай биту, зачем она тебе?

– Как зачем? А вдруг вы испугаетесь и побежите от врага? А я не побегу. Стыдно вам будет женщину на растерзание оставлять.

– Всё-таки отдай биту, единоверцы тебя не простят…

– Мои единоверцы здесь. В Киеве Христа забыли.

Женщина за шестьдесят в строительной каске с аббревиатурой РНС и неизменной битой в руках. Позывной – Сестричка. Активистка Русской Весны в Донецке, участница всех митингов и штурмов – областной администрации, прокуратуры, телецентра, СБУ.

Баптистка, считающая своим долгом защиту Православия.

– Оля, что значит РНС?

– Русские не сдаются.

Третий день после штурма областной администрации. Укрепляем баррикады, ждём возможного штурма: милиция ещё не на нашей стороне. Внутренних войск в Донецке предостаточно, источники информируют о прибытии в город активистов «Правого сектора». Вооружённые палками и трофейными милицейскими щитами, мы готовы стоять насмерть.

«Незаменимая наша медсестричка», как называли её бойцы передового рубежа Славянской обороны, – дитя советской империи. Родилась и выросла в Казахстане, куда ещё до Великой Отечественной сослали из Краснодарского края её раскулаченных родителей. Отец добился отправки на фронт добровольцем, дошёл до Берлина, заслужил множество наград, при другой биографии стал бы Героем Советского Союза.

Оля окончила медицинское училище и, отработав по направлению, собиралась поступать в Донецкий мединститут, в котором уже училась её двоюродная сестра. К ней в общежитие и приехала готовиться к поступлению. Увы… «…Толкнула его – ногами только дрыгнул, аж шлёпанец в потолок влип. Улетел с подоконника. Племянница моя, семилеточка, голая в углу. Нет, не трогал. Когда одна в комнате общежития оставалась, этот азербайджанец-пятикурсник заходил. Раздеваться заставлял и… запугивал, что её и маму зарежет, если хоть слово скажет о том, что принуждал её делать. Говорил, что скоро папой ей будет…»

Уже перед выходом из тюрьмы Оля страшно заболела, врач (баптист) честно предупредил – шанс выжить почти нулевой: «Надежда только на чудо, молитесь». В тюремной больнице и после освобождения помогали исключительно баптисты (православных храмов поблизости не было, священники не приезжали). Так и стала Сестричка сектанткой. «Душа подсказывала: не там я, где должна быть, а как сказать об этом? Они в ту пору, когда никого у меня не осталось, помогли с жильём и работой, уйти от них – разве не предательство?..»

В последний раз виделись мы с ней летом в госпитале города Снежное. Как раз во время самых ожесточённых боёв на Саур-Могиле и упорных попыток украинских войск вырваться на оперативно-стратегический простор, перерезать тоненькую ниточку: трассу Донецк – Шахтёрск – Снежное – Красный Луч, связывавшую республику с Россией. На «джихад-мобиле» (трофейная «Волга-31» с установленной на ней АГС) доставили мы с Артистом раненого бойца из подразделения Корсара. Вдруг слышу:

– Корреспондент Гена!

Оборачиваюсь: Оля ладошками, как дитя, слёзы вытирает, всхлипывает:

– Господи, я каждый день тебе звонила. «Абонент поза зоною досяжностi», «Цей рахунок не обслуговуєтся». Молилась с таким чувством, будто тебя уже нет. А вчера увидела Малого, сыночка, он и рассказал: ты живой, а при отступлении из Семёновки Моторола приказал вам оставить включённые телефоны, чтобы украинцев запутать. По новому номеру звоню, а ты не отвечаешь!

Оля эвакуировалась из Славянска, как и положено медработнику, вместе с госпиталем. Когда часть идущей на Краматорск колонны попала под обстрел, «незаменимая медсестричка» с малой группой добровольцев вызвалась в непролазной тьме спасать раненых.

Я ожидал услышать нечто вроде: «Это был ад», «Я никогда этого не забуду», «Ты не представляешь, что там творилось» – и множество подобных фраз, которые не раз приходилось слышать не от женщин – от бойцов, побывавших в реальном аду. Нет и нет. Оля расцеловала нас с Артистом, всхлипнула в последний раз и на эмоции более не разменивалась. Обо всём, что пережила в ту ночь, рассказывала, как студентка-прогульщица, ко всеобщему изумлению во избежание отчисления сдавшая за день все экзамены экстерном. Как начинающий хирург о рискованнейшей, но вопреки всем ожиданиям удачно проведённой операции. Как одержимая мать, не раздумывая цапнувшая тарантула, который вполз на её ребёнка…

«…Всех нужно было забрать. А места раненым не хватало. Крови, крови столько! На мне всё насквозь пропиталось. Запах этот… мутит, стонут, хлюпает у них внутри, выпирают внутренности. Больше всего боялась, что убили или сильно ранили сыночка моего, Малого. Что я тогда буду делать? Кого нашли – всех вытащили. Мёртвых оставили, брать их было некуда…»

Малой – это позывной бойца Моторолы, 19-летнего юноши из-под Славянска, командира расчета ПТРС. За доблесть и воинское мастерство мы уважительно называли его Александр Иванович. Мама его умерла незадолго до Русской Весны. Украинские эскулапы с нищей пациенткой (инвалид второй группы, 900 гривен пенсии) не желали возиться с долгим лечением и ногу отрезали.

Состояние не улучшилось, требовались дорогие лекарства. Александр Иванович вместо учёбы в колледже (мечтал стать строителем) подрабатывал, как только мог, но… Невозможно спасти самого близкого человека в стране, где у одних всё, а у других единственное право – корячиться за кусок хлеба. Во время первого в эту войну моего выхода на боевые я спросил: «Малой, ты такой злой и весёлый, совсем не страшно?» – «Нет, не страшно. Боюсь не смерти. Боюсь жить, как жили. Потому и воюю, чтобы мамы от нищеты не умирали».

Оля потом часто повторяла эти слова: «Боюсь не смерти, боюсь жить, как жили…» Она, незамужняя, бездетная, годами добивалась разрешения усыновить ребёночка. «Не разрешили. Уровень дохода не позволяет. Какая зарплата у медсестры на Украине? С голоду не умереть…» Только на войне нашла она сыночка – Малого. Пока мы были на передовом рубеже обороны Славянска, в Семёновке – под обстрелами (а боялась мин до дрожи в коленях) бегала по несколько раз в день к нему на позицию. Подкормить, сладеньким побаловать, просто рядом побыть, обнять.

Я хорошо помню ту искромсанную сигнальными ракетами ночь – отступление из Славянска через Краматорск в Донецк. Мы, мотороловцы (Малой в кузове «Камаза» сидел рядом со мной, горевал о потерянном в последнем бою ПТРС), были в самом конце колонны, но проводники сбились с пути, пришлось развернуться, и мы оказались в её начале. Укры стали долбить в хвост отступающих стрелковцев вскоре после разворота. Машины с ранеными шли в середине.

Во тьме и неразберихе Оля отстала, потерялась. Поспешила на чей-то стон. Те, кто вместе с ней переносили раненых, то ли испугались, то ли не заметили её исчезновения. В лесополосе неподалёку от дороги стонал, звал на помощь боец с кровоточащей спиной и перебитыми ногами. Рядом с ним два трупа и перевёрнутый, перекрученный пулемёт. Догонять колонну уже не имело смысла.

«Что я могла сделать? Бинты и те закончились, остался один антишок. Уколола раненому. Пыталась разговорить его, имя узнать. Он только хрипел, всё тише и тише. Когда уже стало светать, услышала за деревьями в поле голоса, думаю: «Украинцы? Так быстро?.. Наши! Слава Богу!» Я к ним, а они с перепугу (оно и понятно: выпрыгнуло на прогалинку стращилище в засохшей крови) меня чуть не изрешетили. Это была наша группа, из Семёновки, уазик с оружием у них сломался, сколько смогли – тащили на себе, пробивались к Краматорску. Объяснила всё, привела их к раненому, а он… уже «200-й». Документов ни у него, ни у других мёртвых не оказалось.

– Вот, – сняла с шеи, протянула на ладони три на одном шнурке алюминиевых крестика, – все «документы». Хоронить не стали, только ветками накрыли. Я про себя «Отче наш» прочитала и всё.

Возвращаться домой Оля не хотела и не могла – её дом на оккупированной территории. И когда начались бои за выход к российской границе, вместе с другими медсёстрами ополчения получила направление в убиваемый авиацией, «Ураганами», «Смерчами» и «Точками-У» город Снежное. Там (надеюсь, не в последний раз) мы и свиделись.

Где она сейчас и жива ли, не знаю. Отчётливее всего мне запомнилась встреча с нею на третий день после боя 3 июня в Семёновке, когда, собственно, и началась полномасштабная война на Юго-Востоке – с применением авиации, бронетехники, систем залпового огня. Оля из блиндажа на передовой позиции в час затишья прибежала на базу Моторолы подзарядить телефон от генератора. И – лицом к лицу – у входа в бункер налетела на нашего боевого батюшку Виктора. Не выспавшегося и зело не в благостном настроении. Этот «танец» надо было видеть, он вправо, и она туда же, она влево – и он тоже; она в одну сторону повернёт голову – он, зеркально, в другую; она порывается что-то сказать и сжимает губы, он вдохнёт поглубже, дабы пастырское слово молвить и, пожав плечами, силясь не прыснуть от смеха, молчит. Долго стояли, словно дети, играющие в «кто кого пересмотрит – тому и шоколадка». Потом Оля быстро испуганно-весело зыркнула на меня, дескать, ну и что такого, да, я не православная, но… «Отец Виктор, исповедаться можно?»

Белоснежка не из сказки

«Девочка со взглядом волчицы», – при первом взгляде на неё многие вспоминали эти слова из старой песенки «Крематория». Я ничего волчьего в ней не заметил…Вспомнилось, как в треклятые девяностые делал сюжет о благотворительности по заказу жены «нового русского». Супруг величал её «моя Валькирия». Сам он, подобно многим, лихо скакнул тогда из «работника ножа и топора» в регионального олигархёныша и, дабы легализовать свой статус смотрящего, вознамерился баллотироваться в мэры. Витринная жёнушка, бывшая торговка, классически-анекдотичная блондинка с кругозором «салон-бутик-майами», обеспечивая предвыборную кампанию, задумала соорудить рекламный ролик о трогательной заботе кандидата в градоначальники о брошенных детях-инвалидах. Увы. Впустую пыталась Валькирия в ботфортах вымучить при виде малышей-калечек умиление. Так и уехала из «приюта нищебродов» под прицелами испуганных детских глаз, сохраняя недоумённо-брезгливое выражение на огламуренной физиономии. А когда в комнату вошла нянечка, средних лет, незапоминающаяся, дети сразу все – кто на костыликах, кто, вращая колеса инвалидных колясочек, – потянулись к ней, и каждый старался первым вручить ей оставленный уехавшей «благодетельницей» подарок: «Мама, моя мама! Тебе нравится?..» Я никогда не забуду, какой у неё был взгляд – иконный. Точь-в-точь такой же, как у нашей Белоснежки-снайпера в бою. Почему она взяла такой позывной – не сказала, усмехнулась: «Я не из сказки, я – из Крыма».

Что гонит женщин на войну? Почти всегда неустроенность, отверженность, унизительная нехватка любви. Ранее в подразделении Моторолы служила снайпер с позывным Солнышко, всем теперь известная Наташа из Белоруссии. Как-то она призналась: «Когда решила ехать в Славянск, позвонила отцу. Он давно нас с мамой бросил. Сказала, чтобы хоть иногда внучку, доченьку мою, навещал. Потому что я еду воевать и могу не вернуться. Он долго молчал. А потом я первый раз в жизни от него услышала: “Я люблю тебя”».

У Белоснежки совсем другая история. Родители её – единственного ребёнка – любили и баловали, «всё детство – один большой праздник, как-то так мама с папой постарались, что ничего плохого и не вспомню, была только радость». И потому самым сильным нерадостным воспоминанием стала для неё война. На которой оказалась не потому, что хотела быть на кого-то похожей, и не по примеру предков (так случилось, что никто из дедушек-бабушек в Отечественной не участвовал, работали на оборону). А потому, что «недопустимое нельзя допускать, не остановишь зло – станешь злом».

Как и многих, её потрясла смерть пятилетней девочки в Славянске. Когда увидела ставшее символом славянской трагедии фото малышки с бантами в подвенечном платьице и куклой в гробике, – уже знала: если останется дома и будет жить как прежде, никогда себе этого не простит.

«В Иловайске укры окружили нас в бригадном доме. За окном топот, крики, грохот бронетехники. Наши рассредоточились, и остались мы в комнате вдвоём с другом. У него только граната, у меня пистолет, а я и стрелять ещё толком не умела. Сидела и рисовала. Мысленно, конечно. В школе любимый мой предмет рисование, и на других уроках, если было трудно, чего-то не понимала, то начинала рисовать и сразу находила правильное решение. Это у меня молитва такая – в форме рисунков, не могу я, как другие, словами молиться. «Рисовала» ту девочку из Славянска. Как она стоит в храме, молит о маме, папе, о том, чтобы никому не было больно, а в неё уже летит снаряд. «Рисовала», пока в наше окно не влетела граната. Друг метнулся в другую комнату, хотел кинуть гранату, а кинули в него. Он погиб сразу, ему не было больно. А меня не задело, только контузило чуть».

Когда Белоснежка уверяет, что тогда не было страшно и только в таких ситуациях чувствуешь себя по-настоящему живым – мало кто верит. Я верю. И хорошо её понимаю, когда говорит, что страшно до ужаса и противно одно: умереть под обстрелом в туалете со спущенными штанами.

Снайпером решила стать после гибели лучшего друга. Чтобы видеть противника и бить наверняка. «Искусством снайпера надо овладевать годами. Пока я просто хороший стрелок, у которого в руках не автомат Калашникова, а СВД. Но я очень стараюсь и знаю: у меня всё получится, потому что нет во мне зла».

Я видел, как она работала в аэропорту Донецка, убедился: эта девочка (ей и 20-ти ещё не исполнилось) может стать Воином. Когда выводила раненого и тащила на себе его тяжеленный рюкзак с боекомплектом, получила ранение. А уже через пару часов снова рвалась в бой, перехитрила командира и – вернулась. В аэропорту тогда были бойцы из разных подразделений, попадались среди них и те, кого буквально пинками надо было гнать на позиции. Помню, с каким презрением она реагировала на малейшие проявления мелочности и трусости.

«Больше всего я боюсь стыда, что ничего не сделала, когда решалась судьба моей страны, судьба моих ещё не рождённых детей. Война меня научила ценить жизнь, жить сегодняшним днем, ведь завтра может и не быть. Но если завтра я буду жива – хочу родить сына и воспитать его настоящим мужчиной. Русским солдатом. Чтобы защищал слабых, а не отсиживался в бомбоубежищах, как это делает большинство мужской части жителей того же Донецка…»

После второго ранения в злосчастном аэропорту её отправили на лечение в Россию. Пусть она останется живой, родит сына, а лучше – многих сыновей – и воспитает их воинами.

Но… во время последнего разговора она была лаконична: «Собираюсь. Возвращаюсь». Белоснежке в сказке скучно. Белоснежка со снайперской винтовкой уже, скорее всего, на позиции. Кто сейчас в перекрестье её оптического прицела? Чей-то ставший воином сын…

Дед Мороз и плач куклы

Семёновка, начало июня, лютая жара, третий час длится плотный миномётный обстрел базы Моторолы.

– Корреспондент, там за тобой Дед Мороз пришёл.

– Брат Артист, какой Дед Мороз? Тебя контузило?..

– Контузило. Но не до галлюцинаций. Иди, сам посмотри.

Вылезаю из блиндажа. Разрывы совсем рядом, на перекрёстке. Звонкое щёлканье выкусывающих куски асфальта осколков. Через дорогу другой блиндаж, из него кто-то машет красной тряпкой: сюда. Влетаю.

– Так я и думала, что Корреспондент Моторолы – это ты. Не узнаёшь? А я тебя знаю. Вместе обладминистрацию штурмовали, и прокуратуру, и телецентр, и СБУ.

Выпускает из крепчайшего объятия, надевает красный свисающий до груди колпак с бело-синим бубоном. На футболке надпись: «Дед Мороз за мир и правду!» Широкая в цыганском стиле юбка, рваные босоножки. Узнал. О чудесном исцелении этой женщины мне рассказывали многие. На штурм администрации (ныне Дом правительства ДНР) она едва приковыляла. И тут же из-за высокого давления рухнула в обморок. Отпоили таблетками, хотели отвезти домой.

«Нет! Дети у меня взрослые, есть кому внуками заниматься, мне здесь надо быть, помогать. Я что – не русская?» Осталась, но… какая помощь от бывшей работницы Дома культуры, преклонных лет тётеньки с гипертонией и больными ногами? Всё бурлит, народ в движении, создают боевые группы защитников революции, мастерят коктейли Молотова, тащат шины и выковыривают плитку для баррикад.

«…А я, «помощница», лежу бревном, торчу колодой. Что делать, Господи? Ох, как я взмолилась! Реву дитём ни за что побитым, прошу Богородицу: помоги, смилуйся…»

Вскоре она уже доставляла продукты, готовила еду и разносила защитникам Русской весны на баррикады. Где-то нашла костюм Деда Мороза и, неожиданно то тут, то там появляясь с бутербродами и чаем, поздравляла: «С Новым годом, родненькие! С годом избавления от оккупантов. Будет у нас своё, новорусское государство, победим!»

Как только начались первые бои в Славянске – она туда. «Тропой ополченцев» – через Ямполь и Красный Лиман доставляла гуманитарку, продукты для ополченцев и гражданских, посылки бойцам от родных. На всех блокпостах между Донецком и Славянском её любили и ждали. «Дед Мороз подарки привёз! Дай расцелую!» Когда мне срочно понадобилось передать материалы в редакцию (укры уже взяли Ямполь и лютовали в Красном Лимане), никто, кроме неё, не решился ехать по-новому, непроверенному маршруту. Съездила, проверила, всё доставила в срок, вернулась с подарком для меня – разгрузкой. Старший её сын, Алексей, в ополчении с мая, безвылазно на передовой в Семёновке. И она с ним, по многу дней. Готовила, таскала под обстрелами термосы с едой в окопы и секреты, стирала, обеспечивала связь, подкармливала местных стариков. За всех молилась.

Как-то вечером появилась в окопах у передового блиндажа, грустная и сосредоточенная. В руках – большущая кукла, вращает головой, открывает ротик: «Здравствуй! Как тебя зовут? Давай играть!»

– Дед Мороз, это подарок покойной бабушке дырявого Ляшко? Или ты в детстве в куклы не наигралась?

– Это кукла той девочки, пятилетней. Прямо на Литургии в храме её снарядом убило. Одну куклу с ней в гроб положили. А эту здесь поставлю. Пусть нацисты видят, в кого стреляют.

– Эй, куда ты?! С ума сошла, снайперы работают!

– Сала им в зубы, пусть работают. А Бог что – бездельничает? Бог не выдаст, каратель не съест.

Вылезла из окопа и потопала за бруствером к наружной стороне блокпоста, подняв над головой куклу Настю: смотрите, карайте за детей, вами же убитых, проливайте кровь на капище ваших чёрных богов…

Примотанная проволокой к арматурине бетонного блока кукла и закреплённая Ермаком перед страшным боем 3 июня икона Георгия Победоносца хранили нас до последнего дня обороны Славянска. И хотя во всём, от живой силы до бронетехники и артиллерии, противник превосходил нас в разы, носорожьей утюжил массой – потери наши были минимальны.

Часто по ночам под ветром проволока тёрлась об арматуру, странно поскрипывала, и, казалось, Настя плачет. А когда ветер усиливался, кукла раскачивалась, билась о бетон затылком, включался механизм, и наши, и вражеские бойцы в полусне слышали неживой пискляво-радостный голосок: «Здравствуй! Как тебя зовут? Давай играть! Здравствуй…»

Сейчас многие над этой самоотверженной женщиной посмеиваются. Дескать, спасибо, но главный Дед Мороз республики должен быть иным, прошло время таких чудачек, ныне время профессионалов по гуманитарке, спецслужбами отобранных и свыше утверждённых. Но! Дед Мороз в футболке «За мир и правду!», отважная волонтёрка и мать-героиня Людмила – такой же символ Новороссии, как народный губернатор Губарев, павшие в бою 3 июня в Семёновке истребители танков Север и Цыган, Воин и Поэт Стрелков, убиенная в храме малышка, легендарный Моторола, вызывавшие огонь на себя защитники Саур-Могилы и многие другие, свыше призванные на защиту Святой Руси. И если станет не нужна Людмила – скоро можем оказаться ненужными все мы: и павшие, и ещё живые.

 

«Главные враги» Украины. Две истории о детях Новороссии

Судя по количеству техники и войск, стягиваемых киевскими карателями к границам ДНР/ЛНР, кровавое перемирие в любой момент может обернуться новой полномасштабной войной. ВСУ снова будут целенаправленно убивать в первую очередь самых беззащитных – стариков, женщин и детей. По подсчётам ОБСЕ за время так называемой АТО в Донбассе более 80 детей убито и около 200 искалечено. По данным Агентства социально-политического моделирования «Вейс-Новороссия» погибших детей – около трехсот, раненых – более тысячи. Но, когда речь идёт о массовых убийствах, дело не в сухой статистике, а в главном – страшном вопросе: убивали самых беззащитных преднамеренно или случайно (и допустимо ли в условиях АТО говорить о случайности)? Ни один международный суд не ответит на этот вопрос.

Тем не менее, всякий, кто находился в обстреливаемых украинской армией городах и селах Донбасса точно знает ответ: ДА. Убивали и калечили преднамеренно, расчётливо, с единственной целью, обозначенной в телефонном разговоре со мной одним из украинских правозащитников (!) так: «У нас нет выбора. Или единая Украина, или тотальная зачистка Юго-Востока. Подрастут ваши дети, и мы окончательно потеряем страну. Мы должны выдернуть заразу сепаратизма с корнем, не считаясь с потерями…»

Я расскажу только две истории, но в них сконцентрированы судьбы тысяч выживших и убиенных детей Новороссии.

Девочка из страны честных людей

Эту девятилетнюю девочку «Служба безпеки України» считает одним из главнейших своих врагов. За что? О, это объяснимо, увы, не для всех. Когда здоровые мужики улепётывали в Россию из атакуемого штурмовиками «Су-25» Алчевска, она сказала: «Нет, никуда не поеду, я остаюсь с папой, он с нацистами воюет, как я его брошу?» Во время бомбёжек не пряталась в подвале: «Я знала, ничего со мной не случится. Молилась – и не страшно». Собирала брошенных беженцами кошек и собак, кормила. Осенью прошлого года семьям ополченцев стало совсем худо, каждой гнилой картофелине радовались. «Вы меня простите, – как-то сказала она тем, кого приютила, – потерпите, нечем вас накормить». И… долго потом с отцом смеялась: к утру на пороге высилась горка мышей, а заботливые кошки всё тащили и тащили добычу, дескать, не печалься, хозяюшка, и себя прокормим и с тобой поделимся.

Сейчас Богдана – настоящий боец бригады «Призрак» имени А.Б. Мозгового. Состоит в штате, имеет удостоверение, помогает медсестрам, получает жалование – 1000 рублей в месяц. На эти деньги она покупает тетрадки, ручки, линейки и, хотя живёт небогато, – отдаёт их первоклашкам из бедствующих семей. «Дядя Лёша мне говорил, что Новороссия – это страна честных людей, которая обязательно будет. А чтобы она случилась, люди должны помогать друг другу. Кто не помогает – тот хуже зверя».

Если нет занятий в школе, Богдана вплетает в косичку георгиевскую ленточку, надевает специально для неё перешитые камуфляжку и разгрузку, идёт в подразделение: стоит на посту, делает перевязки, учится на полигоне владеть оружием. Только ей из рядовых бойцов позволено стрелять из личного ППШ «дяди Лёши».

Они познакомились за полгода до его гибели на свадьбе добровольца-испанца и местной ополченки. И сразу подружились, легендарному комбригу так не хватало дочери…

Отсюда и её позывной – «Доча». Он звонил ей с передовых позиций, особенно часто во время наступления на Дебальцево, шутил, просил не переживать. Рассказывал в паузах между боями сказку с продолжением – о девочке из страны честных людей, где никто никогда не умрёт. Не позвонил и не отвечал на звонки только в тот день, когда его авто было взорвано, а сам он расстрелян из пулемётов.

После его смерти «Доча» стала символом бригады и одним из символов Новороссии. Постерами с ее изображением рядом с Алексеем Борисовичем обклеен весь Алчевск. И теперь сотни детей с оккупированных пока территорий ей пишут: «Мы тоже будем как ты».

В глазах «свидомитов» это самое страшное, непростительное преступление перед українською державністю, требующее истребительно-штурмового, ракетно-гаубичного наказания…

Некоторое время назад девочку пытались похитить неизвестные, предположительно бывшие сотрудники СБУ, которых в Алчевске осталось немало. Теперь она под неусыпной охраной бойцов «Призрака».

Каждое воскресенье Богдана приносит на могилу комбрига свежие цветы: «Дядя Леша любит полевые цветы, он мне снится и подсказывает, какие ему принести, он живой». Она точно знает то, что сокрыто от большинства непонятно почему считающих себя умными взрослых: невозможного нет, когда-нибудь мы будем жить в стране честных людей. И ещё она знает самое главное: смерти нет, мы будем жить вечно.

После снятого мной о Богдане видео, ей каждый день в соцсетях угрожают расправой. Взрослые люди пишут ребёнку такое, что воспроизвести их брань не представляется возможным. Вот одно из самых «добрых» посланий: «Твой „дядя Лёша“ жарится в аду. Твоих родителей повесят, а тебя посадят в клетку, если не исправишься. Ты не виновата? А почему тогда другие дети не ходят в форме, не стреляют из „личного автомата легендарного комбрига“? Вас, сепаратистов, будут истреблять как мусор, как раковую опухоль планеты…»

Когда совсем невмоготу от потоков ругани, и нескончаемой ненависти желающих ей «смерти в корчах от украинской мины», Богдана не жалуется родителям. Заходит на страничку того, кто для неё всегда будет живым – Алексея Борисовича Мозгового. В последний раз написала ему:

«Дядя Лёша, почему они такие злые и неумные? Я не буду стрелять в людей. Я хочу стать военным врачом, чтобы защищать и спасать тех, кого хотят убить. Они думают, я маленькая, ничего не понимаю. А я понимаю: они нам не простят, что мы – другие и не хотим жить в их стране. Им проще нас убить, у нас в школе это все понимают. Зачем они стреляли, зачем кидали бомбы в дома, в школы, где никаких ополченцев не было? Я знаю зачем: им надо всех нас, не украинцев, перебить».

Косичка, головёшка, украденное лицо

Есть истории, которые лучше не рассказывать. Но эту я рассказать обязан. В очередное минувшим летом «перемирие», будучи с волонтерами в Горловке, на линии соприкосновения с противником, я встретил старого боевого товарища. Посмотрели друг другу в глаза и, поневоле одновременно вспомнили то, о чём мне так хотелось бы забыть.

Начало июня 2014 года, Славянск уже блокирован. Пригород, передовой рубеж нашей обороны, Семёновку – укры методично с горы Карачун перемалывали артиллерией в каменный фарш. С недавно прибывшим бойцом, позывной – Большой, потопали мы в затишье от базы Моторолы на «передок», нужно было снять горящие фуры, подбитые украми вблизи нашего блок-поста. Видим: возле красного кирпичного дома на песочной куче девчушка лет четырёх играет, рядом игрушечное ведёрко. (Многие семьи до конца Славянской эпопеи выехать не смогли). Хрумст-т-т-т! Внезапный как всегда обстрел. Трескучий знойный выхлест, змеиный вкрадчивый шелест мин, гул снарядов и – сглотнула, счавкала детеныша бесконечнозубо-осколочная бесформенная пасть взрыва, отрыгнула лишь рыжую косичку…

…неделю Большой почти не разговаривал, потом, ночью похоронил эту косичку в воронке у мясокомбината, где была тогда наша позиция. Вскоре он попал в спецгруппу (выполнял задания, о которых не разглагольствуют). Встретились мы спустя более года в Горловке (я приехал с гуманитарщиками из Санкт-Петербурга), на линии соприкосновения с противником, проходящей в непосредственной близости от обгрызенных снарядами и ракетами жилых домов. Сколько с первых дней войны я видел таких домов – не счесть.

«Пойдём, мерзавку костлявую по черепушке пощелбаним, – точь-в точь повторил он фразу, произнесенную им в первую нашу встречу в Семёновке. – Только без воспоминаний, ладно?»

Привёл к разруиненному дому, за ним, в странно уцелевшем саду мелькала вдали фигурка девчушки лет пяти. «Ита», – так она себя называла, потому что не произносила «р». Зимой, во время страшных обстрелов Горловки погибла от разрыва залетевшего прямо во двор гаубичного снаряда и двух мин её бабушка. Куски тела потом находили на крышах соседних домов. Всё, что удалось собрать, похоронили потом в саду в ящичке для рассады. Рита во время обстрела выглянула из погреба и… рой осколков выгрыз ей лицо.

Единственный, кто у неё остался – дедушка. Он плохо видел и задыхался при ходьбе. В больнице от внучки не отходил, сверток с её ботиночками и курточкой из рук не выпускал. Втемяшилось ему в голову: без обуви и верхней одежды ребенка у него не отберут. После гибели жены он почти перестал есть, ссохся, когда приносили продукты неутешно кивал на забинтованную малышку: всё ей. Он так и умер, уже невидяще глядя на неё, сидя у больничной койки со свёртком на коленях. В день похорон укры лупанули из «Градов» и «Урагана». Сын соседки (он должен был привезти из больницы труп старика) вышел на порог… там и остался – обгорелой чёрной головёшкой…

«Вы не беспокойтесь, – подошла к Большому та самая соседка. – Мы с мужем приглядываем за нею. Муж у меня в ополчении, до войны мастер-строитель. Это ничего, что у нас тоже дом разбит. Отстроим. Сына не вернуть, а дом отстроим… У нас ей будет хорошо, я всё понимаю… главное денег на операцию крохе насобирать. Родители её? Мать, Оля, незамужняя. Была активисткой ДНР, референдум у нас в городе мы вместе готовили, потом… никто толком не знает… год, как пропала без вести. На дедовой машине ополченцам еду возила, говорят, напоролась на украинский блок-пост. В списках пленных её нет…»

Слушая этот рассказ, я следил за девочкой. Сидит на корточках в белом платочке спиной ко мне. Что-то шепчет холмику с двумя маленькими, на вид игрушечными без табличек крестами – под ними её бабушка и дедушка. Тихонько подхожу, заглядываю через плечо. Испуганно озирается: «Ей не больно (звучит: бонооо), она уже мёртвая (усе мётваяяя)».

Ей трудно было разговаривать – мешали бинты, скрывающие рану на месте рта. Голова вся забинтована, лишь две прорези – для дыхания и для глаз. То, что глаза уцелели – Чудо. Под марлевым чехлом, в котором ей, быть может, придётся прятаться всю жизнь – лица, по сути, нет.

Неслышно подошёл Большой:

– Я им по рации: куда бьёте, суки, там дети, старики! А мне в ответ на мове: «У москалів дітей немає, одні виблядки, нехай подихають». И гогочут… – Хотел бандану Иточке надеть. Врач запретил. Бинтами заматываем, под ними мазь какая-то, без неё нельзя. Ты… видео и фото не выкладывай, прошу. Пусть она всё забудет. Вырастет – как ей в такое зеркало смотреть?

– Это помогло бы собрать деньги на лечение. А почему она не в больнице?

Он мотнул головой «нет», посмотрел отстраненно, с укором: скоро поймёшь. А мне снова, в который – бессчетный – раз, вспомнилось, как он, крепясь, чтобы не зарыдать, сипло поскуливая, хоронил в воронке у мясокомбината рыжую косичку убиенной малышки.

Всё разъяснилось несколько дней спустя. Звонок:

– Мы уже дома, в Питере. Готовимся к серии операций. Нашлись добрые люди, всё оплатили. Врачи тоже хорошие, обещают Риточке вернуть лицо.

Помолчав, Большой сказал:

– Зовут в Сирию. Теперь не поеду, наша война здесь.

– Ты правильно поступил.

– Да? – удивился он чрезвычайно. – Нет никаких правильных поступков, последствия всегда непредсказуемы, только это и спасает.

Увезенную им девочку он удочерил. Теперь у неё снова есть бабушка и дедушка. О родных, обо всем, что было прежде она вслух не вспоминает, словно всё забыла, лишь однажды, увидев военную форму отца, заплакала: «Где моя мама?..»

 

Военкор «Сова» о больных беспечностью и рецепте победы

За годы войны в Новороссии появилось немало замечательных военных корреспондентов, глазами которых мы видим происходящее там как хронику-предупреждение, как то, что в случае поражения русских на Донбассе может стать будущим всей Российской Федерации. Одна из наиболее известных и любимых народом военкоров – Сова, Анастасия, способная снимать репортажи, вызывающие у зрителей «эффект присутствия».

Как и все одаренные люди, наивысшую радость получает от безупречно выполненной работы. А работать она способна в самых экстремальных условиях – рискуя в разведке быть срезанной пулей снайпера и на передовых позициях под шквальным огнём РСЗО. Сочетание ума и красоты, таланта и смелости, авантюрности и жертвенности – явление исключительное, перед которым склоняют головы смиренно даже музы. Но что для иных непредставимо и недостижимо – для неё норма. Именно так следует сформулировать ее стиль – норма исключительности. Девиз Анастасии: «Stirb und werde!» («Умри и будь!»). Как она – победительница конкурса красоты, не последняя в модельном бизнесе, успешная во всех отношениях предпринимательница оказалась на войне и почему стала военкором?

Stirb und werde!

«У меня эта война не первая, но такого обстрела – когда буквально каждый метр перепахивают, из-под земли всё живое и неживое выковыривают – такого ещё не приходилось переживать. Всю ночь по окрестностям аэропорта в районе Путиловского моста долбили. К рассвету затихло. Спохватились: а девчонка-военкор, мы её в окопчике в десяти метрах от нашей траншеи оставили ночевать, цела? Я вылез из траншеи, топаю: где она? Не видно. Неужто в куски её?.. А тут обвальный снова обстрел! Падаю, замечаю: чья-то рука из земли торчит, ползу. Картина: Сова в окопе до плеч засыпанная глиной затаилась, и руку тянет с камерой, взрывы снимает. Обернулась: глазища черные, испуганные, а голос злой и весёлый: «Я думала, вы про меня забыли». Забудешь такую… Она часто к нам приезжала, всегда ей рады, удачу приносит», – так о знакомстве с военкором Совой рассказал один из бойцов штурмового батальона «Сомали».

Ей много раз говорили о том, что из приезжающих на передовые позиции девушек-военкоров она – самая рисковая, отважная и потому приносящая удачу. Что пока она рядом с бойцами – даже в ситуациях, грозящих смертью неминуемой – убитых нет, а ранения чрезвычайно редки.

«Это всё выдумки бойцов, – отмахивается Сова, – на фронте часто рождаются легенды, как один из способов психологической защиты. На самом деле удачу приносит всякий, в ком нет страха. В тот раз, под обстрелом у аэропорта, когда, земля так тряслась, что, казалось, из могил все когда-либо захороненные убийцы, подстёгиваемые бесами, назад в жизнь рвутся, чтобы снова убивать… мне было безумно страшно. Я так молилась! Как в притче, – ангелы уши ладонями зажимали. Наверное, я так им – ангелам – надоела, что они сжалились, отобрали у меня способность бояться. В какой-то момент я внутренне умерла. Это извечный и единственный способ избавления от страха – умереть и заново родиться. В этом нет заслуги человека, это даётся или не даётся свыше».

Отмечу. Получить подобный опыт, пройти инициацию – способен только тот, кто внутреннюю смерть переживал ещё до войны. Сове это известно. Воевать она оправилась потому, что не могла больше оставаться в толпе менеджеров-бизнесменов-клубных мажоров-шоуменов и прочих лелеющих безысходно-никчемные фантазии о карьерном росте и обывательском благополучии половозрелых организмов по недоразумению называемых мужчинами. В какой-то момент её взгляд на большинство тех, кого считала друзьями и подругами, изменился кардинально. Не отступали вопросы: проглоченные и пережевываемые трехглавой шавкой консьюмеризма-гедонизма-эвдемонизма «креативные клерки» – это венец эволюции? Растворяемые виртуально-финансовым соком желудочной бездонности Системы, ползущие по сегрегационным извивам пси-информационного кишечника продукты социальной переработки – это мыслители и созидатели? Провозгласившие единственным смыслом жизни обслуживание конвейера в абортарии смыслов и считающие лузерами всех, кому противен этот экзистенциальный абортарий трансгуманисты – носители образа и подобия Божия?

«Однажды я включила телевизор и увидела… «горловскую мадонну». Изувеченную взрывом украинского снаряда красавицу с ребеночком на руках. Было такое чувство, будто смерть рядом: повернула ко мне череп, а в провалах глазниц – как на огромных экранах – очередной конкурс красоты. Меня увенчивают короной победительницы, аплодисменты, вымученные улыбки на лицах соперниц, глистявый гомик-шоумен слюнявит микрофон… а за всем этим – высвечивается изувеченная мадонна, прижимающая к груди бездыханное дитя… В этот момент позвонила подруга, модель, заунывно запричитала о постигшем её «страшном несчастии»: не оказалась в числе приглашенных на «суперское шоу, там вся московская тусовка будет», а не попасть туда – значит быть вышвырнутой из модельного бизнеса. Пока она всхлипывала в трубку, я недоумевала: что я здесь делаю, почему я не там, где гибнут дети? Разве я ничем не могу помочь? Если человек в своей жизни никому не помог, ничем для других не пожертвовал, то его в этом мире, по сути, и не было, он реально не родился, не жил, и никто не заметит его исчезновения. В тот же день из родного Курска я уехала…»

В перевалочном лагере неподалеку от Ростова, куда съезжались добровольцы из СНГ и дальнего зарубежья, доросла до замполита и, хотя все вокруг увещевали: «Красавицам не место на войне, езжай домой детей рожать», – Сова (позывной получила за наблюдательность и мудрость в разрешении конфликтов) в августе 2014 пересекла границу прошлой и нынешней жизни. В первую же поездку на передовую за репортажем (воевать ей не позволили) оказалась под огнём украинских снайперов.

На той стороне

На линии огня всегда чудится, что стреляют именно в тебя. Понимаешь, что ощущение это – психологический выверт, и только. Но совладать с ним очень трудно, всякий раз приходится преодолевать себя, как впервые делать шаг в неизвестность, ожидая: следующий выстрел будет в тебя.

Поскольку Сова всегда стремится на самые опасные участки фронта – на встречи с украинскими снайперами ей везёт. Особенно запомнились три такие встречи. Вблизи аэропорта прошлой осенью, когда во время перебежки от укрытия к укрытию пулей с её шлема сорвало GoPro. Под Широкино, когда разведчикам Славянской бригады целую вечность пришлось ползти под сыплющимися на них, ссекаемыми пулями СВД и ПК сухими ветками и командир, отмечая очередной всплеск почвы, ёрничал: «Мимо! Не возьмут вас, укры, в НАТО, косоглазые вы азиаты…», а Сова печалилась, что темновато и, в положении ползком на брюхе толком ничего не снимешь. И на перепаханном украинскими минами кладбище у разбитого Иверского женского монастыря в районе аэропорта, когда Железный Гиви, командир прославленного батальона «Сомали», спас ей жизнь.

У монастыря она готовила очередную авторскую программу «На той стороне». В минуты затишья решила вблизи снять расколотые надгробия, увлеклась и…щёлк! – тот самый плёточный звук снайперской винтовки – незабываемый для всякого, кому приходилось быть мишенью… Присела и, снова – щёлк! – пуля грызанула надгробье, брызнула в GoPro на шлеме каменой крошкой. Из пробоин в стенах монастырского храма заработал в ответ наш пулемёт, затарахтел АГС. Пауза… Сова выбрала момент метнуться к укрытию, крик: «Сидеть на месте!» За спиной – Гиви: «Я же говорил, от меня ни на шаг!» Щёлк! – не унимался украинский снайпер, в который раз куснув пулею надгробье с трещиной на портрете ангелоподобной покойной. Гиви рявкнул в рацию: «Всем – огонь!» и, под прикрытием завесы автоматно-пулемётных очередей, спиной к противнику, взяв за плечи и заслонив собой девушку-военкора, спокойно провёл её по простреливаемому пространству. В храме, испытующе глядя глаза в глаза, участливо спросил: «Сильно испугалась?»

Она не могла разочаровывать того, кто рисковал ради неё жизнью, кивнула: «да». Хотя испытывала не испуг, а нарастающую злость: обе видеокамеры вышли из строя, надо уходить, а здесь столько «жирных кадров» пропадает! «О том, что могут убить, никогда не думаю, – поясняет она, – думать надо о том, как работу свою лучше сделать». Подтверждаю. Настоящий военный корреспондент устроен именно так: снимать он будет и после смерти, – и пусть запечатленным на камеру видениям позавидует сам Босх…

«Я не ставила перед собой никакой сверхзадачи, это смешно. Я лишь хотела, чтобы люди моими глазами увидели ситуацию изнутри, хоть немножко почувствовали себя на месте тех, кто в любой момент может исчезнуть. Моя задача показывать бойцов на передовой, а там – реально, я убедилась – все герои. Когда я смотрю на них в бою, мне совершенно неважно, что будет со мной, хочется одного – рассказать о них, побеждающих страх и смерть. Они знают: смерть – это не самое страшное, что может случиться с человеком. В краткие приезды домой меня выспрашивают: ты непосредственно на передовой, общаешься с бойцами, политиками, гражданскими – объясни, почему не создана Новороссия? Отвечаю: причины не в экономической слабости России, санкциях, политических конфигурациях и международной напряжённости, чреватой мировой войной. Словоблудие экспертов на эти темы – только прикрытие неприглядного факта: слишком велика сейчас в нашей стране концентрация людей, одержимых страхом. Олигархи, политики, средний класс, работяги панически боятся утратить своё относительное благополучие, отказываются понимать, что завтра могут утратить всё – государство, свободу, жизнь. Они больны пораженческой беспечностью. Спасибо добровольцам, они герои, но их слишком мало. Если бы их было десятки и сотни тысяч, а великая Россия могла дать столько добровольцев – с этим вынуждены были бы считаться и в Кремле, это могло стать тем фактором, который радикально мог изменить расклад сил. Если бы кричащие в соцсетях о том, когда же будут освобождены Мариуполь, Славянск, Харьков жители оккупированных территорий массово пошли в ополчение – давно были бы их города в составе Новороссии. Они предпочли выжидание, испугались потерять мнимое благополучие. В основе всякой болезни – духовной, психологической, соматической и социальной (когда болеют народы) – страх, как глубинный источник войны. По большому счёту, война – коллективный сеанс радикальной психотерапии. Все мы в этом «мире» больны и тот, кто не страшится лечиться – выживает, уклоняющийся от лечения – погибает. А рецепт победы прост: чем меньше в народе тех, кто боится умереть, тем бессильнее смерть…»

…Если когда-нибудь задумают установить памятник всем, павшим и живым военкорам, где бы они ни работали – в Абхазии, Чечне, Приднестровье, Осетии, Новороссии, Сирии, в любой другой «горячей точке» планеты – он, уверен, будет выглядеть так: полузасыпанная землей в траншее девушка с обращенным к небу строгим лицом и поднятой рукой. В руке – камера и на мониторе non stop хроники прошлых войн чередуются с прямыми трансляциями боёв текущей войны, и каждый период завершается Парадом Победы на Красной площади: к подножию Мавзолея русские воины швыряют звездно-полосатые штандарты поверженной сверхдержавы.

 

Мы воюем с «пятыми»…

С кем мы воюем? С украинцами? Нет. Мы воюем с «пятыми» – с любого рода паразитами вне национальности. Кто такие «пятые»? В перемирие появилось время почитать, открыл «Теорию невероятности» любимого Анчарова и – сразу же попал на главное: «У моего знакомого поэта я рылся в архивах и нашел такую притчу:

«Первый сказал: „Счастье – это когда много работы и много любви, и тогда работа толкает к любви, а любовь порождает работу“.

Второй сказал: «Чепуха. Счастье – это когда нет ни занятий, ни домашних заданий, ни работы, ни отпусков, ни каникул, а есть только весна, лето, зима, осень и можно писать их красками и кистями, и резцом, и пером круглосуточно и без отдыха».

Третий сказал: «Счастье – это когда можно выдумывать и бросать идеи пачками и не заботиться о том, что они не осуществятся».

Четвертый сказал: «Счастье – это когда спасаешь, помогаешь, стоишь насмерть за правое дело, защищаешь и делаешь подарки».

И только пятый молчал. Ибо он боялся признаться, что его счастье – это сожрать все то, что придумают и добудут остальные четверо.

Люди, запомните: если что-нибудь не ладится в вашей жизни, это значит, что рядом с вами или в вас самих завелся пятый…»

Запомните, каждый порядочный человек в этом мире всегда сражается с главным противником – паразитом, крадущим наше счастье, возможность развития, будущее. Не суть важно в каком – олигархов или нацистов – обличье предстают эти паразиты. Смысл нашей войны в избавлении от них. А главное – в том, чтобы изничтожить паразита в себе…

 

«Четверть секунды, или чему учит война»

«Повториться может любой ад, увы…», – констатировал Варлам Шаламов, рассказывая о том, что он видел и понял в концлагере.

И указал на бесполезность, не назидательность адских мучений: «Лагерь весь – отрицательная школа, даже час провести в нем нельзя – это час растления. Никому никогда ничего положительного лагерь не дал и не мог дать…» Мне представляется, что даже освободительная, справедливая война является для её участников отрицательной школой, не менее, а то и более отрицательной, чем лагерь…

Не спешите упрекать меня в трусости, нежелании воевать, попытках заболтать проблему. Если война, с какими бы целями она ни велась – в конечном счёте, на некоторое время узаконенная бойня, то, как может она сделать мир после неё лучше, чем он был до. Чему то, что происходит сейчас на Украине (или, если вам угодно, в Новороссии) может научить, кроме опыта убийства? Не понимаю. Объясните!»

Такого рода письма я получаю чаще, чем хотелось бы. Уроков преподанных «узаконенной бойней» не счесть, попытаюсь рассказать лишь о некоторых, для меня главных.

Освободительная, справедливая война – это обучение в школе христианской аскетики экстерном, с ежесекундной аттестацией на право быть. Назидает и экзаменует преподаватель честный и неумолимый – Смерть. Аттестует по степени смирения и жертвенности, и тем немногим, кто приблизился к нужной степени самоотречения, присваивает квалификацию Воина.

Люди с оружием в руках делятся на три категории – камуфлированные обыватели, бойцы и воины. Это деление, по сути, совпадает с типологией Льва Гумилёва: субпассионарии, гармоники и пассионарные личности. И коррелирует с типами строя психики в трактовке Концепции национальной безопасности: камуфлированные обыватели – это носители животного, бойцы в массе – носители строя психики биоробота и отчасти демонического, воины же – человечного строя психики.

Среди камуфлированных и бойцов нет сильных, сильные есть только среди воинов, поскольку они освободились от иллюзий, и знают: сила – это полное признание своей ничтожности и её непрестанное изживание смирением. Камуфлированные убивают для того, чтобы почувствовать, что они ещё живы; бойцы для почестей и славы, ублажая идола «Я!» А воины живут, чтобы ликвидировать сам источник убийств, отчаяние перед видимым всевластием зла. Только воин опытно знает: восстания, революции, войны – единственно дозволенная и всегда безответная любовь всех отчаявшихся. Ликвидация отчаяния – реальность любви, только в ней доселе несокрушимый «бог сеньоров – чёрный кристалл, рождающий свет ещё более чёрный» крошится раскаянием и жертвенностью.

Кто виновен в том, что есть убийцы? Только те, кого убивают из-за того, что их неправедная жизнь и порождает взаимоуничтожение. Убивать убийц – значит, брать на себя чужую вину. Но иначе нельзя. Иначе мы все соучастники и самоубийцы.

Глубинный, неуничтожимый мотив участия в боевых действиях – стремление к иному, преображающему личность опыту. «Мы постигаем правду в меру смерти». Стремление это у большинства воюющих неосознанно, а осознающие – в зависимости от интенсивности стремления и духовной развитости становятся бойцами, а затем – по мере возрастания в смирении – воинами. Только последние способны шагнуть на высшую ступень, стать иноками (не обязательно в монастыре, речь о степени соответствия Высшей Воле в любом деле – искусстве, политике, конструировании) и тогда внешняя война для них преобразуется во внутреннюю брань «не против плоти и крови, но против духов злобы».

Эта война – не гражданская

А чему учит именно эта война, в чём её базовые отличия? Таковых два. Первое, количество людей с поствоенным синдромом весьма невелико. Среди ополченцев на Донбассе – по исследованиям психологов Агентства социально-политического моделирования «Вэйс-Новороссия» – носителей указанного синдрома не более 3–4 %. Это ничтожно в сравнении с 40–60 % получивших психические травмы в других вооруженных конфликтах. Да и в отношении этих немногих говорить о ПВС можно лишь с поправкой на то, что все они из категории камуфлированных обывателей, субпассионариев, людей с животным строем психики, чья девиантность боевыми условиями не обусловлена, но лишь обострена.

Причина такой духовной устойчивости в осознании и переживании ополченцами своей правоты, в отсутствии реальных оснований для глубинного чувства вины, которое и вызывает психотравмы. «Это действие благодати Божией, – убеждён командир Кедр, – потому что наша война не против Закона, но против сатанинского беззакония».

И когда Малой из противотанкового ружья бьёт по БТРу или Жёлудь из ПТУРа сжигает нацистский танк – они не просто стреляют: они, в самом буквальном смысле (не многие это поймут) занимаются солнечным трудом, и в результате «от древа духа снимут люди золотые, зрелые плоды».

Второе базовое отличие – отсутствие ненависти к противнику, хотя он до зубовного скрежета нас ненавидит. Изнанка ненависти – трусость и ложь, а какие могут быть чувства к трусливым лжецам, кроме скорбной жалости и презрения?

Украинцы не состоялись, мы имеем дело с результатом этнокультурной и цивилизационно-политтехнологической трансмутации – украми. Нацией выведенных в пробирке гомункулов, пребывающих в сконструированном для них алхимиками от политтехнологий иллюзорном мире и запрограммированных на уничтожение человека как образа и подобия Божия. Таких «наций», используемых глобализаторской «элитой» в качестве средств установления антихристианского миробеспорядка выведено уже достаточно.

Эти продукты скрещения растений и призраков, вскормленные перегноем иллюзий о своей исключительности лабораторные уродцы не вызывают ненависти, только жалость и брезгливое недоумение.

Как может говорящий по-русски человек с православным крестом на шее лупить прямой наводкой из танка по православному храму, в котором (танкисту о том сказали!) укрываются женщины и дети и ликовать по рации: «Красота! Дыра на дыре! Работаем дальше…»? Можно ли назвать человеком того, кто пишет на ракетах «Здохните, твари!» и сметает из «Ураганов» жилые кварталы в которых (и он это точно знает!) нет никаких военных объектов, но есть родильные дома, детские сады, школы… потом, в плену, лепечет: «Мы, говорю честно, нечего не знали, нас отправили на убой», а после плена заявляет: «На сході дійсно не люди, колоради. Поки не всіх переб’ем – над українською нацією висітиме смертельна загроза. Або ми, або вони…»?

Да, конечно, бывают исключения, когда ополченцы проявляют ненависть, но – тут же получают вразумление. Вот рассказ бойца о рядовом событии в донецком аэропорту. «Говорят мне, нельзя добивать, мы – не они. Нет, говорю, я этих укропитеков ненавижу, пусть они, ещё живые, позавидуют мёртвым, помучаются. А там хрен знает сколько за вышкой убитых и ещё раненые, стонут. Решил из АГС их покромсать. Легло точненько! Я люблю вернуться потом, на работу свою посмотреть, и за трофеями. Утром, прикрываясь ОБЕС-никами, укропитеки своих со взлётки буквально соскребали…»

Совсем немного времени прошло, и этот боец стонал, раненый, неподалеку от места, где им были искромсаны умиравшие. А украинские снайперы никого к тому месту не подпускали… Долго умирая, понял ли он, что призвавший нас к жизни Создатель нелицеприятен, и никто из живых не должен завидовать мёртвым?

Всякий, кто сегодня говорит о гражданской войне на Юго-Востоке бывшей Украины, точнее, временно оккупированной территории Юго-Запада России – либо дурак, либо пользуется данным термином как шаблоном, не вдумываясь в его смысл, либо враг и манипулятор, скрываемая цель коего уничтожение Новороссии, а значит, и большого Русского мира.

Многие и сейчас наивно полагают, что укров ещё можно расколдовать, информационно переформатировать. Вспоминают Гумилева: «Если украинец поумнеет, то он становится русским». Но забывают главное в работах Льва Николаевича: природные процессы неотменимы, этносы постоянно в динамике, формируются или распадаются. И когда возникает новая комбинация элементов этноса и меняется энергетический потенциал, – возникает новая, отличная от прежнего и соседних этносов частота колебаний этнического поля. Частота нового украинского этноса резонирует с западноевропейским суперэтносом, но не с российским.

Она и определяет мироощущение и мировоззрение – отсюда западноевпропейские цивилизационные установки, и идеология укронацизма, она же религия, поскольку всякий нацизм проистекает из расизма, питаемого из религиозного источника – оккультизма=сатанизма. Не суть важно, что укры в массе русскоязычны и формально православные, глубинно – в силу иного мироощущения – они уже относятся к западной цивилизации с её расистским отношением к иным цивилизациям и народам. Наиболее близкий пример – сербы и хорваты: одна много веков общая история, один язык, одна культура – и что в результате? Ненависть, редкая даже для представителей разных рас и безжалостная взаимная резня. И вовсе не потому, что хорваты приняли католичество, нет, они приняли его уже вследствие изменения частоты этнического поля.

Пытаться сохранить единую Украину, примирить непримиримое – совершать ошибку, которая приведёт к миллионным жертвам, к полномасштабному геноциду русских. Посему определения «гражданская» и «братоубийственная» война – некорректны, попросту бессмыслены. Де факто укры и новороссы – граждане разных государств. И – давно не братские народы, с абсолютно разными этническими стереотипами, мироощущением, восприятием реальности. При таком раскладе, о каком братоубийстве речь? Мы для них – не братья, недочеловеки, подлежащие ликвидации представители низшей расы, «колорады». Они для нас – представители другого этноса, относящегося к враждебной нам западной цивилизации, более того – искусственно взращенные существа, гомункулы, запрограммированные на убийство всех, кто не подобен им. Один из мотороловцев так мне объяснил, почему воюет: «Я увидел по украинскому каналу ICTV сюжет о 5-летнем мальчике, умиравшем от ранения после минометного обстрела Славянска. Когда он умер, на экране появилась бегущая строка-комментарий: „Завернулась ещё одна личинка колорада“. Я посмотрел на своих спящих дочек, одной четыре годика, второй пять – встал и пошёл искать блокпост, на котором стояли наши с палками и газовыми баллончиками…»

Подчеркну, на территории несостоявшейся Украины идёт война не гражданская – этнокультурная, цивилизационная, метафизическая, религиозно-расовая. И то, что большинством участников этой бойни её религиозно-расовые основания не отрефлексированы, только усиливает и продлевает кровопролитие. Шестая колонна.

Есть камуфлированные обыватели, бойцы и воины. И есть те, кто недостоин даже поражения, ибо для них победа – это «мир» на любых условиях – только бы их не убивали.

Освободительная, справедливая война учит тому, что самый страшный враг это вовсе не свихнувшийся на идее своего иллюзорного превосходства нацист. Не финансирующий экстремистов и боевиков олигарх – марионетка международных финансистов, мнящих себя владыками мира сего. И не эти «владыки», дергаемые за веревочки наипоследнейшим в аду бесёнком. С ними всё ясно. Самый главный враг всегда – обыватели, духовные и социальные амебы, принимающие форму кровяных телец; человекообразные теплохладные, человеческое измерение которых сводится к гипертрофированным проявлениям инстинкта самосохранения. А поскольку таковых в любом социуме большинство – враг всегда за спиной, «враги человеку – домашние его». Они и есть та шестая колонна, которая плоды самых сиятельных, грандиозных побед обменяет на «дружбу, жвачку, рок-н-ролл», офисные радения и прелести шенгенской зоны.

В Семеновке, под непрестанными обстрелами приходилось бегать от базы к передовой позиции по замысловатому маршруту, – от блиндажа к окопу, от погреба к подвалу. Отыскал я замечательный погреб – сухой, перекрытие почти метр бетона плюс насыпь. Пересидел танково-минометный обстрел, смотрю, из ранее заколоченного дома топает крепкий старик. Покурили, поговорили. Выяснилось: приехал вывезти своё хозяйство, «всю жизнь добро к добру собирал, боюсь, разграбят, не вы, так армейцы». Когда расставались, я попросил не запирать калитку и погреб, пока снаружи откроешь – миной накроет. Хозяин с неохотой пообещал, проворчав: «дверь нараспашку – жди вора».

На следующий день петляем с Артистом (бронежилетов и касок у нас не было) под минами, кричу: «Сюда! Сейчас укроемся!» – к калитке, а она… на засове! А разрывы уже совсем рядом, осколки ветви над нами ссекают. Артист подставляет спину, я перелезаю, до крови раздирая грудь и ногу через заостренные прутья на заборе, вижу: засов перемотан проволокой… Артиста поневоле спас застигнутый на полпути к своей позиции боец из группы Корсара, ему в спину и вонзились, в двух местах прошив броник, минные осколки. Кое-как я справился с проволокой, тащим раненого к погребу… твою мать! – навесной замок. Пока сбивали – прилетел ещё осколок и тяжелораненного бойца проткнул насквозь…

Пару дней спустя привычно петлял я от погреба к погребу (срочно требовалось зарядить фото/ видео и рации) от «передка» к базе и боковым зрением зацепил: забор у дома старика наполовину искорежен, засов снова (!) примотан проволокой, во дворе воронка от снаряда, дверь погреба сорвана взрывом, иссечена. Нырнул вниз и даже там от грохота очередного разрыва оглох, а следом по ступеням лавиной – кирпичи, скрученные трубы, стёкла.

После двух прямых попаданий из танка и многих из миномётов от дома мало что осталось. Старика я нашёл с другой стороны, за дымящимися руинами. Мина лупанула точно в кузов микрогрузовика, сжевала холодильники, микроволновки, ковры, мебель в корявый хлам. Собственник «добра» (символично: внешне он являл собою копию Горбачева, и с таким же пятном на черепе) сидел, правым виском упираясь в рулевое колесо, а в затылке его торчал зазубренный осколок. На лице и в открытых глазах навечно отвердело – я не домысливаю – озлобленное недоумение.

К вечеру, в затишье приехал к этому месту на дорогом вместительном внедорожнике сын старика, очень на него похожий. «Па! – только и сказал он трупу, – говорил я тебе, давно надо было всё вывезти, эх!». Постоял с отцом пару минут и – начал рыскать по развалинам, ища уцелевшее добро. А когда вдали послышались пулемётные очереди, резво бросился к авто, на ходу мне крикнув: «У вас есть люди, которые вывозом убитых занимаются, а я заберу его – кивнул на убитого – в Славянске. Всё из-за вас! Жили, работали, нет же – свободы им захотелось! «Не расстрелять его мне стоило невероятных усилий. После прихода в Славянск укров, этого «человека» обрабатывали прикладами до тех пор, пока не изъяли у него почти всё имущество.

Таким как он никогда не понять, что даже элементарное выживание требует стремление к чему-то более высокому, нежели сохранение любой ценой обожаемого своего организма и его собственности.

В любой момент человек может потерять всё, не только близких, собственность, здоровье, жизнь – но и посмертную участь заминусовать в адский вакуум. И показывается это предельно отчетливым, сокрушающим для нерадивых учеников, ясно-безжалостным способом, не оставляющим места для дезертирских иллюзий.

Голем из нераскаянных поступков

Война возвращает радость одиночества в любых условиях. Потребность в одиночестве – одна из базовых потребностей человека, целенаправленно уничтожаемых современной цивилизацией. Речь не о пресловутом одиночестве в толпе. О состоянии молитвенной сосредоточенности, которое каждому необходимо испытывать для внутреннего восстановления, духовной регенерации, без которой человек – что и наблюдается по среднестатистическим представителям массового общества – ускоренно деградирует вне зависимости от того, каков его внешний интеллектуально-образовательный, профессионально-финансовый ценз. Только в забитом до отказа блиндаже под шквальным обстрелом или притискиваясь друг к другу на могущей в любой миг искорежится броне, дозволено испытать такое же как в монашеском затворе целительное, неприступное для оккупантов-искушений живое одиночество.

Помню хиленький блиндаж в Семеновке вблизи базы Моторолы. Спасаясь от длительного миномётного обстрела в нору под треснутой бетонной плитой, забилось двадцать с лишним бойцов. Я стиснут со всех сторон, полусижу-полуподвешен, на голове моей чья-то нога в облепленном грязью берце, в лоб уперся обод каски впереди сидящего, из непроглядности справа импульсами, то исчезая в звуках взрывов, то взлетая торжественно, как в храме, доносится напряженный фальцет 17-летнего ополченца из Славянска: «Покровом милости Твоей огради нас Пресвятая Богородица».

Слова эти стали спусковым крючком и – наполнило меня безусловное, отсекающее паутину психологизмов и хищных привязанностей целительное одиночество. Подобное бесконечному соскальзыванию в исчезающую и одновременно всюду пребывающую точку запредельного покоя, супраэмоциональной защищенности: ты словно и в материнской утробе и уже в ангельском чине, более нет материальных преград и как на ладони сознания всех, кого когда-либо знал, в буквальном смысле можно заглянуть в их души. Этот опыт страшен, он исключает саму возможность боевого и иного братства. В душах братьев по оружию и в себе самом открывается столько необоримого зла и ненасытной ликующей тьмы, что сохранить себя и просто выжить невозможно, если от этого зла не отгородиться. Прав Экклезиаст: «Человек одинокий, и другого нет».

Камуфлированные обыватели пытаются неизбывную отделенность растворить в стадности. Для бойца обвальное переживание одиночества – милость свыше, шанс, возможность сокрушить «Я!» и стать воином. А для воина одинокость не более чем «технологическое условие» духовного роста.

В Николаевке под плотнейшим миномётным обстрелом непередаваемое испытал я состояние. Момент возможной смерти открылся как бесплотный «голем». Как «существо», вылепленное из «глины» фантомной боли: страстей, греховных мыслей, дурных поступков, сделанных или так и оставшихся в воображении моих умерших родственников.

Всё злое, гнусное, безбожно-корявое содеянное всеми моими предками пережил враз; слился с ними, в запредельном онлайне сам делал всё ими когда-либо содеянное греховно-мертвящее, нераскаянное. И ужаснулся. Содрогнулся от омерзения и наваливающейся обреченной панической безысходности. Отторг ЭТО покаянным воплем к Создателю и Спасителю. И «голем» развалился, исчез, хотя осколки мин летели так густо, что исчезнуть он должен был вместе со мною, должен был утащить…

Смерть по духовной наследственности каждого меняет обличия, но пережитое мной не является чем-то исключительным, в чём убеждался множество раз.

К слову, утверждение в мифах разных народов о том, что смерть приходит слева, не выдумка. Она всегда там, и после того случая я постоянно чувствую её присутствие. На её обволакивающе-навьи подманивания отвечать нельзя, каждый ответ ей – приятие, согласие со злом, вольно или невольно содеянным предками и тобой, подчинение «голему» из нераскаянных поступков. Отогнать смерть, можно только покаянной за себя и всех ушедших молитвой.

В Мариновке, в подвале дома, где мы укрылись от минометного обстрела, пожилой раненый боец дремал в углу на мешках. Резко пробудился, закричал страшно, цапнул соседа за лицо: «Дед?! Роман?!» – «Брат, кошмар приснился? Ты успокойся, давай антишок вколем…» Глаза раненого надо было видеть. Таких глаз – как у крысы затравленных и одновременно как у святого проясненно-нездешних не видел я ни до ни после. Успокоившись, он поведал: «Дед ко мне приходил. Как живой. Только не совсем он… Лицо его, а он – это они все…» – «Кто – все?» – «Ну, все… деды-бабки-батя-дяди-тетки мои… которые умерли… будто все они живые и неживые… и дед рассказал… нет, не так – показал… как человека в Отечественную, под Минском убил… зря убил… пленного… штыком заколол… в спину воткнул… я отругал его, прогнал… а дед Роман меня воспитал… батя спился, сгорел…» – «Ты успокойся, штыками сейчас не колют, а мина сюда не залетит».

Встретил я его спустя почти три месяца, в аэропорту. Он уже был в «Оплоте». Напомнил: «Ну что, дед Роман больше не приходил?» – «Нет. Заупокойные записки подают за всех моих, и за деда, в монастыре на проскомидии поминают. Смотри, – повернулся он ко мне спиной. – Видишь, слева, дырка в рюкзаке? Осколок. Длиннющий, как штык винтовки Мосина. Рюкзак набитый и броник насквозь, а кожу чуть проколол. За деда молюсь теперь постоянно. За всех своих, кто уже там, – глазами указал на продырявленный свод ангара, – молюсь».

Если б все молились столь же интенсивно и безостаточно как в бою – вход в этот мир насильственной смерти был бы закрыт. К слову, в самом начале славянской эпопеи ополченцы, как ни старались, не смогли сбить украинский вертолёт, в котором, как позже узнали, эвакуировались раненые. «Сильно, значит, родные за них молились», – сказал мне об этом случае бывший на месте события боец. А вот вертолёт с ненавистником России, грозившим ополченцам адскими карами генералом – сбили без проблем, виртуозно.

Мертвые – в каком-то смысле изнанка живых, они открывают нам то, что без жертвенной их смерти навсегда осталось бы от нас сокрытым. То, как человек умирает, форма его ухода из этого мира – это всегда некий шифр, который Бог предлагает разгадать ещё живым. Сам процесс разгадки, искренняя попытка понять, почему так, а не иначе ушёл человек – меняет личность того, кто ищет ответ. А если человек духовно не застыл, в поиске разгадки, меняется, то из этого мира уходить ему ещё не время.

По большому счету война учит одному – собственным опытом на собственный, лишь воину понятный язык переводить сказанное в Евангелии с единственно значимой в этом мире целью – умереть так, чтобы форма смерти обеспечила посмертное не-отсутствие, но реальное содержание. А каким оно будет, зависит от безоглядного порыва к тому, что никак не вытекает из всей предшествующей жизни человека, не тождественно ничему в его опыте, но предлагается свыше как очевидная невозможность и безусловная абсурдность, которые, вопреки всему мыслимому – спасительны. Война суть норма исключительности; она делает всё парадоксальное тривиальным, а все противоречия переплавляет в последовательное движение к безусловной ясности и целостности восприятия.

Что испытывает в каждом в бою воин, то есть тот, кто сражается не ради земных благ и славы, но против силы, порождающей войны? Точь-в-точь то же, что приговоренный к гильотине преступник (ибо для мира, лежащего во зле стремление к Источнику Добра – преступно). Исчерпывающе в «Идиоте» это выразил Достоевский: «…так до самой последней четверти секунды, когда уже голова на плахе лежит, и ждёт… и знает, и вдруг услышит над собой как железо склизнуло!» В эту четверть секунды, в нескончаемом разломе зыбучей яви озарений, когда лезвие посмертья уже прикоснулось к шейным позвонкам, приговоренный знает: неостановимый тесак гильотины – это нож Авраама, вечно над воином занесенный и вечно останавливаемый Тем, Кто милости хочет, а не жертвы. Каждый миг боя и всё, что длится сейчас в Новороссии суть четверть секунды бесконечного одиночества и абсолютной жертвенности. И это – главный урок войны.

С первого боевого задания и доныне я молился и молюсь так: «Создатель и Спаситель мой, невозможного для Тебя нет, яви милость Свою: сделай, чтобы я не убил того, кто не хочет убивать, а раненый мною не стал бы увечным». Только раз, во время сражения в аэропорту, ослепленный страстью отомстить любой ценой, я забыл об этой молитве и – во тьме у передовой позиции рухнул в яму.

Лечусь. Учу уроки войны. Каюсь.

 

Позывной «Корреспондент»

После появления в «Свободной Прессе» материала «Военкор не нужен» меня постоянно спрашивают: каково это – быть воюющим журналистом, и почему я утверждаю, что обычный военкор, честно на фронте выполняющий свой долг, но не берущий в руки оружия, не может выразить суть войны? Попытаюсь ответить обстоятельно и закрыть эту тему.

– Вы Геннадий Дубовой? Документы. Следуйте за нами.

Ствол упирается в спину, впереди спина контрразведчика, шлепаем через блокпост по лужам под дождём к зданию экс-СБУ Славянска.

– Стоять, вещи на землю, руки за голову, лицом к стене. – Перед глазами старинный красный кирпич купеческого особняка, боковым зрением улавливаю мелькание фигур в камуфляже, обрывки фраз сливаются в одну: —…как он там оказался?.. Знаем мы таких журналистов… На подвал, утром разберёмся… Не оборачиваться, смотри в стену! Седого найдите, быстро!

Пока ищут начальника контрразведки штаба ополчения Славянска, в меня со всех сторон летят вопросы:

– С какой целью прибыл? По какому маршруту? Через украинские блокпосты? Как ты оказался в караульном помещении? Кто пустил? Отвечай!

Объясняю: через украинские блокпосты проехал на обычной маршрутке. По удостоверениям НСЖУ (Национального союза журналистов Украины) и корреспондента всеукраинской газеты «Вести» с целью освещения событий в зоне АТО. Нацгврадейцы поверили. Удостоверение главреда газеты ДНР «Голос Народа – Голос Республики» во время досмотра спрятал под ковриком в маршрутке. В Штабе получил устное распоряжение Игоря Ивановича Стрелкова отправиться военкором на передовой рубеж Славянской обороны, в Семеновку. На последние вопросы не отвечаю, чтобы не подвести бойцов, которые спрятали меня от ливня в караулке.

«Хорошо повоевал, – думаю обреченно, – свои же могут пустить в расход как шпиона или отправят назад. Господи, помилуй…»

Наконец-то явился Седой. Ситуацию просчитал мгновенно. Распорядился наказать тех, кто нарушил устав караульной службы и – мне: «Боец! Рюкзак на плечо, за мной бегом марш!» Добежали до блокпоста:

– Жди. Утром приедет Моторола, заберет тебя.

– Моторола? А как я его узнаю?

– Узнаешь. – Засмеялся. – Услышишь грохот громче взрывов, не ошибёшься: это лягушонок в коробчонке, твой командир летит на «джихад-мобиле». Служи, боец. Получишь награду, вспомни, кому обязан.

Вспоминаю…

«Отморозок», или Одинокий человеческий голос

Некоторые коллеги упрекают меня в том, что я «не умею снимать». Они забывают, что я не военкор в классическом смысле, а в первую очередь боец. И потому – даже не в бою – снимаю намеренно «неумело». Тому есть три главные причины.

Первая: кто не воюет – тот лишнее в бою звено, а воюешь – не до съёмок. В этом я убедился в первый боевой выход майским утром, когда сбили вертолет с генералом и двенадцатью спецами. Сбили, увы, не мы – бойцы с соседней позиции. Расчёт, к которому я был прикреплён, получил команду работать на поражение с некоторым запозданием, развернуть «Утёс» мы не успели. А вот минометная «ответка» пришлась как раз по нашему сектору в лесу у водохранилища, словно украинский генерал с того света корректировал огонь, наказывая нас за нерасторопность. Разрывы в нашей «зеленке» всё ближе и гуще, осколки вгрызаются в стволы деревьев, ссекают ветви. Кевларовой каской и бронежилетом мне тогда (да и потом почти всю славянскую эпопею) служили любимая кепи и футболка с логотипом всеукраинской газеты «Вести», которая в ту пору считалась пророссийской. «Не фотографируй, отморозок, – «поощрял» меня командир расчета, – мелькаешь, как на прогулке, убьют, ложись!» – «А кто за меня работать будет?» Однако работать, как и хотел я изначально, надо было не фотокором. По команде «Отходим!» бойцы подхватили «Утёс», я – патронные ящики. Не до съёмок. Хорошо, что нас не преследовали, иначе пришлось бы мне, прикрывая отходящих, отстреливаться… фотовспышкой! После этого боя Моторола разрешил выдать мне оружие.

Июль. Пробиваем коридор к границе с Россией, штурмуем Мариновку. Наша группа попадает под перекрестный обстрел из минометов ПК и СВД. Один наш БТР горит, второй – на полном газу – скрывается за поворотом. Ползу по канавке вдоль кукурузного поля в дерьме нацгврадейцев (с тех пор точно знаю: дерьмо не к деньгам – к снайперам), периодически по каске получая каблуком впереди ползущего разведчика (позывной Бревно) и… пытаюсь снимать. «Не бликуй ты своим видео, братишка, – испуганно бросает он через плечо, – на водонапорной башне справа снайпер и пулемётчик.» Слева – взиииигуп-гуп-гуп: лохматины взрывов у опоясанной мешками с песком автобусной остановки. Бревно одурело мотает головой, вытряхивая из волос землю, а меня трясёт от смеха.

– Эй, Корреспондент, ты чего… хохочешь? Контузило?

– Слегка. Но дело не в этом. Представляю. Какое будет качество съемки…

– Стой, отморозок! – кричит он мне в спину. – За остановкой в подсолнухах засада!

– Мы уже в засаде, вперед!

Народ перебегает к остановке, я прячусь за мешками с песком, прикуриваю. Заметив на дороге БМП (чья? неужели укры контратакуют?) открываю видеокамеру. И чувствую не свой – набившейся внутрь остановки толпы ополченцев шквальный страх, слышу: «Пац-цаны, сей-час при-прилетит…» Взрывной волной захлопнуло мониторчик камеры, вырвало из губ сигарету, из мешков у меня за спиной осколки вырвали песчаные фонтанчики. А внутри остановки – кровавое месиво. Все снова почуяли: сейчас прилетит и – врассыпную к ближайшей «зелёнке», только бы подальше от пристрелянного места. Убежать успели не все: из подсолнухов за остановкой резанули по бегущим ополченцам пулеметными очередями, с господствующей высотки снова посыпались мины, а с неба – бомбы и ракеты безжалостных Су-25.

В затишье приехали военные корреспонденты. Каски-броники-суперкамеры со штативчиками. Иностранцы и «Лайф Ньюс». Молодцы, профи. Отработали в полчаса, сняли всё быстро и красиво: выжженное поле, исковерканный БТР, пару трупов плюс мнение ополченца, который чуть позже станет трупом. Умчались. А через 20 минут снова начался бой, и кровь – не метафорически, реально – ручьём текла по ступеням дома, в котором прятались от мин, и друг разорванного прямым попаданием Лешего из подразделения Рязани, направив на меня ствол РПК орал: «… Камеру на… убери, он, – кивок на лицо убиенного, раскуроченное в кровавый нуль, – разрешал тебе… снимать? Пристрелю… он брат мой! Брат!.. А тебе – кино?!»

Вторая причина – видеокамеру я взял в руки вынужденно, по приказу, заранее зная, что переживаемое на войне невыразимо, а впоследствии, убедившись в этом на опыте, утратил желание снимать.

Опыт этот обретён в ещё первом полномасштабном бою этой войны – 3 июня в Семёновке. Снимал погибших бойцов расчёта ПТР Севера и Цыгана (из противотанкового ружья выпуска 1943 года они пытались подбить Т-64) и – отчетливейшее ощущение – незримой на плече горячей, требовательно подталкивающей ладони: уходи! Я ушёл в безопасное место, танковый снаряд вздыбил землю за блиндажом, у которого погибли Цыган и Север, и сразу же, резко, без всякого перехода, в обвальный миг, словно так было всегда, я увидел бой глазами всех разом участвующих в нём бойцов. Увидел и почувствовал всё, что видят и чувствуют они не только в данный момент, но всё, что они и те, кого они по-настоящему любят когда-либо пережили. Всё – сны, самые потаённые мысли.

Испытанное слияние с сознаниями сотен людей вызвало не страх – радость; целительное, как в материнской утробе спокойствие. И внутри этого невыразимого спокойствия душа бабочкой в панцире нетварного света, сразив безумие обыденности, алмазным росчерком озарения соединила-вмагнитила в одну бездонную и все выявляющую фразу вездесущности всё содержание миров невидимых и видимых. Сгорело «Я» – и то, что было тленным мною, стало в зияющем разломе вневременности нетленным всем во всём.

Когда вернулось обыденное восприятие, я отстранённо глянул на камеру (в это время мелькнула над головой, разворачиваясь на боевой заход «сушка») и спросил себя: «Чем я занимаюсь? Всем вместе взятым гениям кино не выразить и отблеска того, что открывается здесь всякому, идущему навстречу смерти».

Я убедился потом, что подобное в бою переживали многие, но, по понятным причинам, либо скрывают это, либо забывают этот опыт, и проявляется он лишь косвенно. Хотя в реальности все знают всё о всех, всё тайное ещё 2000 лет назад стало явным. Как-то в разговоре с добровольцем из Крыма мне вообразилось (словно увидел мгновенное кино) забавное происшествие из жизни студентов, я стал о нём во всех подробностях – с именами, датами, деталями обстановки – рассказывать в полной уверенности, что импровизирую, и вдруг замечаю на лице собеседника ошеломление, граничащее с паникой. «Епрст! У меня дома скрытых камер вроде нет, и содержимое мозгов сканировать вроде ещё не научились. Ты что – ясновидящий?.. Где ты эту историю услышал? Бывают же совпадения…»

Для эзотериков, психологов и скептиков отмечу: это не инициический спонтанный акт внедрения в тонкий мир и слияния астральными структурами. Не трансперсональное катапультирование и трансформация в «чувствилище Вселенной – человека-камертона», который входит в резонанс с псиинформационными полями и улавливает их вибрации. Не реактивно-психотическое состояние со сценоподобными зрительными и слуховыми галлюцинациями в травмирующей ситуации. Не защитная реакция. Нет и нет. Не было это и тем, что православные называют прелестью. Это был опыт вхождения в повседневную явь, в которой мы пребываем с момента зачатия ежесекундно. Но открывается эта явь не тому, кто забавляется ритуалами, эвокативными техниками и психотропными препаратами, а тому лишь, кто хотя бы на единый в земной жизни неуследимый и неуничтожимый миг готов был не иллюзорно – подлинно собой пожертвовать, взойти на свой крест. Отдать кровь, чтобы принять Дух.

Третья причина – пользуюсь я самой дешевой (не жаль терять) аппаратурой, но дело не в этом, а в том, что снимать войну «в хорошем качестве картинки» – значит торговать чужой кровью. Пусть «ловлей кадров» занимаются другие, и пусть им не будет мучительно стыдно за рейтинги, карьеру, гонорары.

Давний приятель, в прошлом журналист, а ныне бизнесмен привёз мне в Иловайск видеокамеру с фантастическим качеством съемки. Сюжет не заставил себя долго ждать. На склоне ж/д насыпи обнаружили мы изувеченного украинца. Лежал он вниз головой, раскинутыми перебитыми ногами к небу. В кровавом закате, казалось: бесы за ноги тащат его к себе, а он стонет, зверем хрипит, уже видит предсмертной агонии подлинный ад, и потому яростно бесам сопротивляется. Размылись границы миров, и в вечности, превращенной нескончаемым умиранием в никуда устремленный багряный поток, плыл последний человек, обреченный вечно взывать и слышать только собственный голос. А потом пришли куры, из разбитого миной сарая пришли уцелевшие и ещё не съеденные бойцами куры и стали выклевывать умирающему украинцу глаза. Подойти мы не могли – человек умирал в зоне, насквозь простреливаемой снайперами, стонал, а лицо его выклевывали куры…

Из меня сами собой потекли давно забытые, казалось мне, слова поэта, быть может, умиравшего так же, как тот, кто умирает у меня на глазах: «Я люблю человеческий голос. Одинокий человеческий голос. Голос должен вырваться из гармонии мира и хора природы ради своей одинокой ноты…»

Бывший коллега осклабился: «Ты с таким чувством произнёс эту эпитафию, я едва не зарыдал…» Он не успел договорить. Из-за насыпи, со стороны депо прилетела из подствольника граната. И стон прекратился. Я стёр эту запись, вернул приятелю подаренную камеру и пошёл искать Артиста, он раздобыл для нас «джихад-мобиль № 3». В спину мне приятель бросил: «…Такой сюжет пропал! Ну и дурак же ты!»

Страшный сон Корреспондента

А вот писать приловчился в любой обстановке и где угодно. На патронном ящике в блиндаже и на неразорвавшемся снаряде в окопе, на куче кирпичей в простреливаемом цеху и на битом стекле разруиненной аптеки в лекарственном смраде, в остове подбитой БМП и на крыше многоэтажки под небом, вспарываемым ракетами «Градов» и «Смерчей». Помню, записывал рассказанную Боцманом историю на ступеньках погреба близ передовой в гноящемся свете укровских сигнальных ракет над Семеновкой и почуял чей-то цепкий взгляд… крыса! Снаружи нешуточный обстрел, внутри – хвостатая мерзость. Выбор из двух зол был сделан автоматически: перебежал к окопу, дописал абзац и благополучно под убаюкивающее шипенье мин уснул. Во время боев за Иловайск я «поселился» на БТРе командира с позывным Барбос. Никогда ни до, ни после не было у меня столь комфортабельного рабочего кабинета и одновременно спальни. Однажды на броне под проливным дождем проспал я всю ночь и пробудился не оттого, что вымок до нитки, а лишь от нестерпимого желания «отлить».

К слову, утратив на этой войне три полностью исписанных блокнота – во время выхода из окружения под Николаевкой, напоровшись на укропов в районе Дмитровки и при зачистке Иловайска – я более боевых записей не веду.

Когда многие фронтовики говорят, что с некоторых пор дискомфортно чувствуют себя только дома на диване – это не бахвальство, не преувеличение, не «психоневротическое расстройство вследствие чрезвычайной психогении с угрозой для жизни». Частая и резкая смена обстановки, постоянное напряжение, активизация всех жизненных ресурсов становятся нормой, радостной потребностью и единственно действенной терапией всех психосоматозов. Исцелившихся от многих духовно-душевных и телесных недугов я встречал, психотиков-жертв пресловутого посттравматического военного синдрома – нет.

Однажды в аэропорту, в содрогающейся от близких разрывов гаубичных снарядов гостинице (одно прямое попадание и конструкция с 4-го по 1-й этаж сложится в пыль) я испытал подлинный УЖАС. Приснился мне… редакционный офис, беспросветно-скучное как затянувшийся оргазм интервью с безликим чиновником мэрии, подсчет гонорара тоскующим сексуально озабоченным менеджером среднего пола, по-кафкиански тягостные, инфернально-безысходные дискуссии людей-мониторов с людьми-клавиатурами о правильности подсчета бюллетеней на нескончаемых выборах без выбора…

Чувствуя, что соскальзываю в ад, невероятным усилием воли заставил себя проснуться: аэропорт, обстрел, прыгающая от близких разрывов гостиница, рядом брат Матрос заряжает при свете фонарика пулеметную ленту. Несколько раз я испытывал то, что называют прикосновением к раю уже в этой жизни – когда родилась дочь, после исповеди в Оптиной Пустыне, во время боя 3 июня в Семеновке (начала полномасштабной войны на Юго-востоке) и тогда, в аэропорту, вынырнув из кафкианского сна о «мирной жизни». Поймут это признание не многие, только Матрос, Артист и подобные им. Психологи со мной не согласятся, они, кормящиеся фантазиями, всё «понимают».

Cекретный русский БТР и другие приключения с Артистом и без

Труднее всего на фронте – передать информацию своевременно. Поскольку я боец и не имею права отлучаться с позиции без разрешения командира, то мне в сравнении с обычными военкорами труднее вдвойне. А если учесть постоянные проблемы со связью в боевых условиях и отсутствие личного транспорта – втройне.

Первым нашим – Корреспондента и Артиста – собственным «джихад-мобилем» стал «кореец-наркоман». Не шучу. Трофейный дизельный Ssang Yong Rexton останавливался в любой момент и требовал дозы – бензиновой инъекции в воздухопроводную «вену». Бойцы, которым мы развозили боеприпасы и продукты называли его «секретным русским бэтээром». Ибо чадил сей «бэтээр» ужасающе, исторгая из выхлопной трубы кометный черный косматый хвост. Когда мы вкатывались в «зелёнку», украинские наблюдатели, видимо, всерьёз полагали, что так дымить может как минимум взвод секретных (поскольку никогда никто их не видел) БТРов. И столь обильно начинали миномётить, что бойцы нас умоляли: «… на хрен поскорее, не то останется от нас фарш на ветках».

Июнь, ночь. Затяжной миномётно-гаубичный обстрел с горы Карачун. Электричества и интернета в Семёновке – нуль, телефонная связь – рывками. А информацию агентство потребовало срочно. Надо ехать в Николаевку. Разворачиваемся на площадке перед колбасным цехом – самое открытое простреливаемое место и – из полночи въезжаем в день: над нами зависает «люстра» (осветительная ракета), а наркозависимый внедорожник в очередном приступе «ломки». Глохнет. Выметаемся из салона, ждём темноты и паузы в обстреле. Впрыснув «корейцу» дозу, мчимся – ура!

Увы. Сразу за ближним блокпостом авто глохнет, а над нами – да-да, снова вспыхивает «люстра». Укрываясь от осколков, ныряем за бетонные блоки. Артист (с того момента уважаемый мной безгранично) вдруг вскакивает на блок и в почти солнечном сиянии нескольких осветительных ракет жестом семафорит Карачуну могучий русский фак. И преспокойненько, помахивая шприцем, топает под осколками к измученному абстиненцией корейскому рысаку. Взбодренный, тот некоторое время «скачет» и – ровно на полпути к вожделенному интернету – глохнет! Вновь «люстра», визг осколков, укол в резиновую «вену»…

Звонок – приказ: на рассвете отвезти продукты бойцам линии обороны под Ямполем. Возвращаемся, до отказа набиваем багажник замороженной индюшатиной, несемся на позиции.

По обочинам шоссе навстречу нам бегут наши бойцы: «Там уже укропы! Надо оружие у перекрестка и раненых забрать!» Пролетаем через перекрёсток, видим: развороченный наш блокпост, а за ним сквозь сосны левее дороги в рассветном зареве, словно игрушечные выползают на шоссе украинские БТРы. Я выскакиваю, открываю багажник; Артист резко, с визгом задымившихся шин разворачивается, в рывке выплескивая из «джихада» замороженные трупики индюшек. Они лавинят под уклон и встречные пулемётные очереди превращают их в лохматые мясные хризантемы.

«Если «кореец» потребует дозы, – думаю я, – нам…» Оружия у блокпоста (там всё в крови) мы не нашли, рванули. Чуть дальше подобрали четверых «300-тых». И заглохли!.. Не искрошили нас тогда чудом. Только когда мы уже скрывались за поворотом, укры открыли шквальный огонь, убив одного из сидевших в багажнике. Информацию агентству в срок переслать мы не успели.

Как не успели и в другой раз, два месяца спустя. Rexton сгинул при выходе ополчения из Славянска, «джихад-мобилем № 2» служила нам безотказная русская «Волга-31», подаренная знаменитым бойцом Масей. С ней связано немало приключений, расскажу лишь о двух.

Отправляемся с позиции под Миусинском в Донецк, надо слить давно обещанное видео (проще было съездить, чем пересылать по интернету, «быстрому» как мысль пьяного эстонца). На въезде в город Снежное встречаем командира разведчиков Одессу и его зама Малого, приказывают: «Едем на место вчерашнего боя, разведаем обстановку, и брошенный «Утёс», если получится, заберём». Едем. Сворачиваем на грунтовку. Место открытое, дальше справа лес и овраг, слева – выжженная высотка. Туда на разведку идут «отцы-командиры», мы с Артистом у машины за кустом прикрываем тыл. Кладу на всякий случай рядом камеру, ждём. Мы ещё не знаем, что оказались в засаде…

…первой же пулей камеру вдребезги: снайпер! Скрываюсь за «джихадом». И сразу же невесть откуда пулеметные очереди и та-та-та-та-таканье АГС. Разрывы снарядов далеко, это радует. Стреляем с Артистом на звук, ура – явное попадание! – пулемёт умолкает. Откуда-то чертиком из табакерки выскакивает…ох, слава Богу, свои – Малой! – я едва не проткнул его очередью. Наконец-то, запыхавшийся и красный, выныривает с неожиданной стороны Одесса. В машину!

– У меня огнестрел! – орёт Артист и тут же получает кулаком по башке от сидящего сзади Малого:

– Рули… раненый, в морге не лечат!

«Джихад-Волга» несётся под перекрестным огнём снайперов (теперь понятно: сюда нас впустили, чтобы взять в плен, а назад хрен выпустят). Сквозь салон – стёкол давно нет – взззикают пули, то спереди, то сзади по курсу сухие звонкие хлопки рвущихся ВОГов. Пригибаемся, удар головой о голову Артиста, высекает во мне мысль: «Как это он умудряется рулить, почти не глядя на дорогу? Опрокинемся – расстреляют в хлам. Или ранеными в плен возьмут, что ещё хуже…»

Уцелели! Выкатили на дорогу в Снежное, понеслись докладывать в штаб. Там встретили репортера «Life News», узнав о нашем приключении, Семён спросил: «Сняли что-нибудь интересное?» Даже Одесса, всегда невозмутимый как булыжник, сорвался, рявкнул: «Там не до съёмок было!» На корпусе «Волги» мы насчитали семь пулевых и осколочных пробоин. Вечером Артист, разуваясь, расхохотался, протягивая мне на ладони помятую пулю: «Огнестрел…» Пуля, видимо, прошила на излёте дверцу, ткнулась в голень и скатилась в драный ботинок.

А вскоре безотказная наша русская «джихад-колесница» помогла нам настичь и пленить украинский беспилотник.

Заметил ревущего монстра и первым по нему открыл огонь Артист, за ним остальные. Монстр (принятый бойцами за баллистическую ракету) сменил линейный на кольцевой курс и закружил над нашей позицией. Сделал «горку», дважды блеванул белым – отбросил тормозной парашют, а затем посадочный.

– Артист, быстро за руль! Это беспилотник, наш трофей!

Мчим на «джихаде» по полю подсолнухов, потом по бурьянным зарослям, застреваем, выдираемся, по пути объясняю:

– Ту-143 «Рейс». Беспилотный летательный аппарат. Советский. Выпускался в двух модификациях. Разведчик и самолет-мишень. Максимальная высота 1000, минимальная – 10 метров. Разведывать здесь нечего. Суть: укры рассчитывали – мы собьём БПЛА из ПЗРК, а они заявят, что из «Бука» и это, дескать, доказательство: таким же оружием ополченцы уничтожили малазийский «Боинг»…

– А беспилотник почему рухнул? Мы его сбили?

– Нет. Электронные мозги от старости скисли. Или наши их отключили. Аварийная посадка. Но, скорее всего, из ПК мы его достали. Если сейчас успеем под носом укров на их территории смастерить репортаж, а потом дракона вывезти (этим займётся группа Корсара) – мы победили.

На месте выяснилось – всё честно, мы его подранили: низ фюзеляжа изрешечён.

– Снимаем, «включаем дурака». Неси околесицу о баллистических монстрах…

– Зачем?

– За эффектом, брат Артист. Эффектом пиар-мультипликатора. Пусть коллеги поломают головы – что это: фейк ополчения? Коварная спецоперация путинских спецслужб? Агония ВСУ, бросивших в бой протухшего дракона? Как нам удалось его сбить? Чем больше публикаций – тем крепче имидж подразделения Моторолы.

Артист понял и «включил дурака»:

– Эй, там, в Киеве. Вы не думаете, что это уже чересчур – применять такое оружие?..

Потом он долго смеялся, читая многочисленные расследования о пленении мотороловцами украинского БПЛА, с изложением версий самых причудливых: «Привезли и скинули в поле, а сейчас загрузят назад в машину и в музей вернут…»

– Гена, а почему эти писаки не позвонили нам, и не узнали, как было всё на самом деле?

– Потому что «мудры в своих глазах и разумны перед самими собою».

В заключение расскажу о несостоявшемся «джихад-мобиле» (о нём, как и обо всём несбывшемся, особенно тоскую).

В период боев за Мариновку-Сепановку-Дмитровку я ненадолго был откомандирован в группу сотрудников официального сайта ополчения Icorpus. В район боевых действий мы выехали втроём – журналист означенного сайта, фотокор РИА «Новости» Андрей Стенин и я. Попросил высадить у Дмитровки, отправился в самостоятельное путешествие. Сделал материал о юном снайпере, которому во время вылазки разворотило из «Утеса» бедро, нога висела непонятно на чём, а он стянул её ремнём и полз всю ночь к нашим позициям. Снял несколько сцен боя и – затрофеил в точности такой же, какой был у нас в Семёновке, но бензиновым наркотиком не испорченный Ssang Yong Rexton. Водитель из меня никакой, и заехал я… да-да, к укропам!

Вышел из авто уточнить маршрут (хорошо, что был в новой форме без нашивок), слышу: «Сепаров за тою посадкою нема?», а позади спросившего солдатика появляются ещё двое и они, как и я, уже всё поняли…

… Резвости моего спринтерства зигзагами по пересеченной местности наперегонки со вззззиииикающими над ухом пулями с риском нарваться в «зеленке» на растяжку позавидовал бы самый быстрый человек планеты – трехкратный чемпион Олимпийский игр Усэйн Болт. Дабы не смущать Усэйна и уменьшить риски, я нырнул под куст, развернулся, открыл ответный огонь. Одного уложил. Увы, силы оказались неравными. Из лесополосы за дорогой выперла отмеченная двумя вертикальными белыми полосами БМП, и пронзённый очередью из 30-миллиметровки кандидат в «джихад-мобили» трансформировался в желто-черную кляксу. В огненно-дымную братскую могилу седьмого, павшего на этой войне моего телефона, четвертой видеокамеры (сотни снятых в боях историй сгинули!) и третьего блокнота, исписанного так, что буковки в нём от тесноты визжали и, казалось, при захлопывании разлетались со страниц как осколки…

Горящий Ssang Yong Rexton стал ориентиром, заработали наши миномёты, и две укровские БМП, утюжа подсолнухи, прикрываясь лесополосой драпанули.

Семь дней спустя где-то в том же районе напоролись на укров и были расстреляны в Renault, затем сожжены из «Шмеля» те, с кем не однажды попадали мы в разные передряги – замечательные военкоры и настоящие русские патриоты Сергей Кореченков и Андрей Стенин.

Мы уже победили?

– Гена, если ты хочешь остаться в подразделении, не лезь в политику, – честно предупредил Моторола во время предпоследней нашей встречи. С некоторых пор любой, самый невинный мой комментарий и тысячекратно выверенное сообщение стали кем-то восприниматься как угроза формирования в ополчении оппозиционных настроений, поскольку кто-то счёл меня «неисправимым стрелковцем».

– Командир, с первых митингов против нацизма мы все здесь занимаемся исключительно политикой. Сегодня каждый ребёнок, погибающий оттого, что его родители не струсили и поддерживают нас – поневоле занимается политикой…

Он не дослушал, раздражённо хлопнул дверью авто. Я смотрел, как он поднимается по ступенькам штаба и чувствовал: что бы ни случилось, с кем бы ни пришлось мне служить – он навсегда останется для меня командиром, с которым я готов идти в бой, даже если буду точно знать: впереди Смерть. Мы и её победим, затем и призваны мы в этот падший мир.

«В Донецке задержали военкора ополчения Геннадия Дубового. Задержали его дома, где он лежал в гипсе после травмы, полученной в донецком аэропорту во время боя. Не предъявив никаких документов, выломали дверь. При этом толком объяснить причину задержания не смогли. Задержан он ни за что, очевидно, по надуманному поводу.

Дубовой воевал бок о бок с ополченцами, а также был инициатором и главным редактором первой официальной газеты ДНР «Голос Народа – Голос Республики», выход первого номера которой 11 мая сыграл свою положительную роль в успешном проведении референдума о независимости. Геннадий награжден медалью «За оборону Славянска» и орденом «За воинскую доблесть».

Судя по всему, совсем еще юную республику, у которой есть масса внешних и внутренних врагов, начинают раздирать внутренние противоречия. Мы будем следить за судьбой Геннадия и просим руководство ДНР тщательно разобраться в этом деле», – сообщили тогда СМИ.

Поданный мной рапорт о переводе в другое подразделение был кем-то переписан, и из рядов армии ДНР меня уволили «по собственному желанию».

Всегда презиравший тыловых крыс и нацеленный на войну до победы, я верю: командование устранит это недоразумение и позволит бойцу и военкору сражаться. Тем более после объявления в республике мобилизации.

Сейчас единственно возможная политика – все на фронт, всё для победы. Уволить может лишь смерть в бою. Или мы уже победили? Враг изгнан за пределы Донецкой и Луганской республик, они объединились, и мы живём в подлинно народном государстве? Уже создана прекрасная Новороссия – лаборатория социально-экономического креатива, модель будущего для всей России, государство высших смыслов, основанное на божественной справедливости?..

…Замечательный московский фотограф и журналист Игорь Старков после встречи со мной, Матросом и Артистом написал, что мы «романтики первого этапа войны», а сейчас пришли люди злее и жестче, армейские менеджеры. Как всякий не воевавший, он заблуждается. Романтики не спешат на войну, они предпочитают грезить около. Никогда мы не были романтиками, ибо обретаемая в бою безжалостная ясность видения исключает всяческие иллюзии, питающие романтическое восприятие действительности. И когда зацикленные на ложно понятом прагматизме «реал-политики» обвиняют нас в стремлении к иллюзорной цели – Новороссии, мы отвечаем: без создания таковой ни одна проблема России не будет решена, но все они усугубятся чрезвычайно; надежды «реалистов» на мирное разрешение конфликта между филиалом ТНК Украиной и пограничьем госкорпорации РФ – ЛНР/ДНР безумны. Попытки договориться с глобализаторской теневой элитой и трусливо увильнуть от Большой Войны за достойное место русских – иллюзорны, а всякая иллюзия рано или поздно становится реальной кровью. «Западу от России надо одно, – заметил ещё советский разведчик, – чтобы её не было». В его правоте все неиллюзорики убеждаются уже ежечасно: гарантируемая системами залпового огня деиндустриализация, гаубично-минометное инфраструктурное обнуление, карательными операциями довершаемая элиминация «лишнего» населения Юго-востока бывшей Украины – модель для разборки Российской Федерации.

P.S. «Корреспондент, какая Новороссия? Ты давно покойник. Тебе, террорюге мотороловскому, сепару продажному, мы и в аду спецад устроим. Всех русских из Украины – вон, лучше сразу в могилы. Мусор генетический только на удобрение годится. Юго-восток останется украинским или будет уничтожен. Потом вернём Крым».

«Русских – вешать! Тебя, Корреспондент – камикадзе, тварь путинская, рядом с воспеваемым тобой рыжим тараканом подвесим вниз головой. Сожжем и смешаем ваш прах с дерьмом. Со всеми русскими так будет. Слава нації, смерть ворогам!»

Килобайты и километры таких сообщений я получаю с первых дней Русской Весны. Отвечаю вежливо, фразой Хемингуэя, давно воспринятой как указание свыше: «Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок».

 

Последний доклад полковнику Павлову

Товарищ полковник, докладываю. Сегодня целый день меня спрашивают, что сделало именно тебя самым любимым в народе героем войны за воссоединение Русского мира? Отвечаю всем: «Моторола» – это уникальное сочетание харизмы, невероятной, исключительной отваги и креативности. Такое сочетание свойственно только тем, кто избран Свыше, Воинам по призванию.

В мире постмодерна, информационных технологий и тотальной профанации, харизматиками называют вылепленных пиар-специалистами персонажей, будь то очередная попс-звезда или фиглярствующий политик. В мировой истории харизматики встречаются чрезвычайно редко. Ты, мой командир, – один из них, настоящий харизматик, это подтвердит всякий, кому посчастливилось с тобой общаться.

Помню, вскоре после моего приезда к тебе, в Семёновку, на передовой рубеж обороны Славянска, туда в сопровождении москвича-переводчика явился и английский журналист. Его страшно поразило, что я намерен остаться на фронте и быть простым бойцом (так изначально я и планировал, а военкором стал вынужденно: по твоему и Игоря Ивановича Стрелкова приказу). «Почему вы хотите здесь остаться?» – спросил англичанин. И я, ещё почти ничего не зная о тебе и лишь раз с тобой поговорив, с удивившей меня самого убежденностью ответил: «Потому что «Моторола» – это уже история, более того – легенда». Москвич переводил эти слова с нескрываемой скептической ухмылочкой, косясь на меня как на полного идиота: в ту пору даже о Стрелкове мало кто слышал…

Что заставило меня, человека в иных случаях более чем скептического, так ответить? Чувство, испытанное во время разговора с тобой: внезапно возникшее, безусловное и необоримое доверие к тебе. Нескольких фраз и одного взгляда глаза в глаза было достаточно, чтобы постичь: ты – мой командир, Воин, с которым стоит идти в бой, даже если точно знаешь: впереди Смерть.

Я знаю: гибели ты не страшился. Как всякий подлинный Воин ты изначально ведал: в этом мире нечего терять, поскольку ничего нельзя приобрести, и не о чем жалеть, кроме упущенной возможности исполнить своё предназначение. Поэтому ты жил так, чтобы все данные тебе возможности были реализованы в полной мере, и это тебе удалось. Почему? Потому что тебе открылось главное: внешняя война – социальная, этническая, межгосударственная – всегда следствие поражение в войне внутренней, в глубинах человеческого духа. Те, кто потерпел поражение в схватке с внутренним противником – гордыней, алчностью, похотью и прочими страстями и иллюзиями – начинают воевать с теми, кто стремится жить по Божьим заповедям. Совершившие государственный переворот, скакавшие на Майдане сторонники иллюзорного евровыбора проиграли свою войну, покорились лжи и эту ложь кровью навязывают русским жителям бывшей Украины.

Я помню, как ты объяснил свой приезд в Новороссию: «В Чечне была нормальная антитеррористическая операция: уничтожение групп наёмников – арабов, чеченцев, европейцев. Именно наёмников. Местное население не страдало. А здесь совсем другая ситуация. Реальный геноцид. Уничтожение народа, целенаправленное уничтожение мирного народа. Видео, фото – все есть. Пострадавших много, простых мирных жителей. Люди здесь борются за свою землю, за свое право жить по своим законам, а не по законам, продиктованным теми, кто хочет этих людей уничтожить. Перепахать, смешать с землей…»

Ты руководствовался формулой непобедимого русского полководца Александра Васильевича Суворова: «Делай на войне то, что противник почитает за невозможное». Ты знал: Воина от обычного человека, обывателя, даже если обыватель волею обстоятельств оказывается в военной форме и высоком звании, отличает способность высвобождать глубинное творческое начало, интуитивно находить единственно правильное решение и действовать в условиях кромешной непредсказуемости, в информационном ничто, минус-знании, переходить «из небытия в бытие через акт свободы». Условие такого перехода – бесстрашие перед неизвестным, и ты обладал таким бесстрашием с избытком.

Ещё 2014-м году я назвал тебя легендарным и написал, что ты «абсолютно бесстрашен, быстр, умён: молниеносно просчитываешь любую ситуацию и принимаешь единственно правильное решение». Я нисколько не преувеличивал. Весь твой боевой путь – от Славянска до последних дней – тому подтверждение.

Игорь Иванович Стрелков, о тебе сказал: «Моторола всё время ходил утыканный осколками. Немного у него было конкурентов по нахождению под непрерывным огнём неприятеля…» Я помню: ты никогда не кланялся минам и пулям, при самом жесточайшем обстреле и под самым плотным огнём, когда воздух был нашпигован осколками так, что, казалось, их можно зачерпнуть горстью, ты – сильный, злой и весёлый – неуклонно и несгибаемо шёл вперёд.

И когда каждый из нас в свой срок последует за тобой в иной мир – ты снова поведёшь нас в бой – с бесплотными силами кромешной тьмы. И мы победим. Таково твоё и наше призвание.

Содержание