Домой Олегу идти не хотелось. Он брел по городу. Небо было влажным, ярко-голубым, только кое-где краска шелушилась, и в этих местах выглядывал белый каркас, словно из армированного бетона. На горячий, залитый солнцем асфальт, совершенно непонятно откуда, сыпался мелкий дождик. Он испарялся, едва коснувшись тротуара. Ветер ерошил чубы лип, и внизу гонялись друг за другом солнечные пятна. И все это: дождь с ясного неба, живые пятна, шелест деревьев, воздух, пахнущий летом и мокрым асфальтом, вымытый дождем, блестевший на солнце памятник Великому поэту – рождало нежную музыку.
Олег зашел в сквер и опустился на лавочку. Здесь музыка звучала еще отчетливее, чище. И Олег пожалел, что не знает нот, а то бы он записал ее и назвал «Песней летнего города».
Мимо прошел старик, ударяя палкой. Удары били в такт мелодии. Тук… тук… тук-тук-тук… тук… тук… тук-тук-тук. Чирикнула птица на дереве тоже в такт. Зазвенел трамвай, словно подыгрывая. И даже смех сидящих напротив девушек вплелся в мотив песни так естественно, что было бы удивительно, если б он не прозвучал именно в этот момент.
Девушки были юные и хорошенькие. Одна – с длинными толстыми косами, румяная, в широкой пестрой юбке; вторая – худенькая, черненькая, туго обтянутая глухим платьем. Они разглядывали Олега и смеялись нежно: динь… динь… динь…
Тени постепенно из тонких серых кружев превратились в тяжелый бархат. Невидимый маляр успел заново перекрасить небо в бледно-золотистый цвет. От реки потянуло сыростью. Музыка затихла, лишь тонко-тонко дрожал один аккорд. Но вот из листвы дерева выпутался последний луч, умчался к горизонту, и аккорд погас, словно этот луч был замолкнувшей струной. Олег посидел еще, вслушиваясь и всматриваясь в темнеющее лицо города, но не уловил больше ни звука из Песни. Город засыпал. Над сквером поднялся красный Марс. Сегодня он был большим, каким-то значимым, будто содержал в себе неожиданную тайную угрозу. Прищурившись, Олег долго смотрел в немигающий красноватый глаз. Глаз вдруг начал расти, расти, превратился в большое пятно, похожее на человеческое лицо. Это лицо приблизилось вплотную к Гусеву и глубоко заглянуло в душу. Сильная, сладкая судорога прошла по Олегову сердцу.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Что вы можете сказать о своем товарище Олеге Гусеве?
А. СИНЕОКОВ:
– Гусь свинье не товарищ.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Я вас попрошу не острить, а отвечать на вопросы. Опишите характер, взгляды, вкусы Олега Гусева. Расскажите о нем все, что знаете.
А. СИНЕОКОВ:
– А что, влип в какую-нибудь историю? Виноват, в ваших делах любопытство не поощряется. Вы спрашиваете меня о Гусеве? Что ж, ваш вопрос законен. Коль я работаю с Гусевым, я должен о нем что-то знать. Однако я вас огорчу. Я ровным счетом ничего о нем не знаю. Что можно сказать о тюфяке? Только то, что он тюфяк. Что можно сказать об унылой, бесцветной личности? Только то, что она унылая и бесцветная. Да, он неплохо чертил. Ну и что? Разве этого достаточно для современного молодого человека? Гусев нагонял на всех скуку.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Были ли у Гусева друзья?
А. СИНЕОКОВ:
– Вопрос законней. У каждого человека должны быть друзья. Так сказать, не имей сто рублей, а имей сто друзей. Но кто захочет дружить с тюфяком?
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Была ли у Гусева девушка?
А. СИНЕОКОВ:
– Ваш вопрос законен. У каждого юноши должна быть девушка. Нет, он абсолютно не интересуется девушками и всем, что с ними связано. По-моему, он импотент. Хотя стоп, кажется, он собирался жениться. Но это все равно. В наше время женятся даже импотенты.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Во что был одет Гусев, когда вы видели его в последний раз?
А. СИНЕОКОВ:
– Ваш вопрос законен… Каждый юноша должен быть одет. Зеленый костюм… нет, черные брюки… А в общем, черт его знает! Меня это почему-то никогда не интересовало.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Как вы думаете, мог Гусев убить человека?
А. СИНЕОКОВ:
– Фюйть! Вот оно что! Нет. Нет. Даже и не думайте. Куда ему!