Первые три дня после приезда весь отряд отдыхал. Тыгын устроил маленький праздник, так, чтобы дать расслабиться людям и сразу же поблагодарить духов предков. Иначе нельзя. Духи предков будут благосклонны, если к ним относиться почтительно, вовремя благодарить и делать подношения. Ещё надо всегда умасливать духов места, где стойбище расположилось. Чтобы не пакостили, не давали скотине заблудиться и не насылали болезней. Тыгын лично поехал к своему шаману, тот был слишком стар, чтобы вообще слезать с лежанки.

— Здравствуй, уважаемый Эрчим! Пребудет с тобой милость Тэнгри!

— И с тобой, уважаемый Тыгын. Ты пришел. Я знал, что ты придешь, — тихо проговорил старик.

— Я принес тебе подарки.

— Мне давно уже не нужны подарки, ты знаешь.

— Так положено. Это обычай, и не мне его нарушать, — сказал Тыгын, — тебе передавал наилучшие пожелания Тимэрхэн. Он сказал, что ты знаешь ответы.

— Спрашивай.

— Мне сон был. И Тимэрхэн сказал, что можешь его объяснить. Человек с жуткими глазами зашел в комнату за толстой железной дверью, а я-то молоденький инженер, стоял и смотрел. Тут мужчина в сером кафтане и жуткими глазами: так во сне и было, в сером кафтане. Орет сильно: срочно, срочно выставляйте седьмой блок. Хватает за грудки меня, молоденького, и показывает коробочку со стрелками и говорит: "Вот, выставляешь стрелку до щелчка, не вздумай перепутать." Я уже испугался, и, как всегда это во снах бывает, знаю, что если вовремя не поставить этот блок со стрелочками, так непременно начнется плохое, а если не поставить точно стрелку, то непременно пострадают наши. Парни затащили в горку "седьмой блок", это что-то железное, размером с две кибитки. Я же выскакиваю наружу откуда-то, а там целое поле до горизонта невообразимых решетчатых чудовищ, и я боюсь сильно. Я лезу на крышу седьмого блока, ставлю там коробочку, выставляю стрелку до щелчка, коробочка начинает вращаться, и какая-то муть кругом. И знаю я, что все получилось. Что будет всё хорошо.

— Я много не могу сказать, не знаю. Мой прапрадед знал Отца Основателя. Мне об этом рассказывал мой дед, а ему — его дед. И я рассказал своим внукам. Инженер, — старик облизнул губы, — это были помощники Отца основателя. Когда он ушел, инженеры оставались и помогали нам. Они учили Белых Шаманов. Они давали священные книги с таблицами. У кого были таблицы — могли строить дома, мосты, дороги. У кузнецов были свои книги. Про механику. У мастеров воды — свои книги. Но инженеры не учили всему. Они давали таблицы и говорили, что надо сделать, чтобы получилась правильно. Почему получалась правильно — никто не знает. Ели не следовать книгам — получалось неправильно и мост, к примеру, рушился. Если написано надо железную саблю три раза нагревать докрасна, значит получалась хорошая сабля. Если нагревать два раза, или четыре — сабля была плохая. Это я сейчас так говорю. Точно написано в книгах, что и сколько нагревать. Никто не знал, почему именно три. Почему кочевать надо на шестую луну. А не на третью или на восьмую.

Старик помолчал и продолжил:

— Почти все мастера не думают, а делают так, как написано в книгах. Если делаешь, как в книгах, значит всё в порядке. Значит, Мастер Земли получает хороший урожай, значит, у кузнеца получается правильный клинок. И тогда мастера перестают думать. А Белые Шаманы должны следить, чтобы всё было сделано по книгам, а мастера не думали. Тех, кто думал, увозили к инженерам. Потом они возвращались и привозили новую книгу. Так было всегда. Потом инженеры перестали забирать людей. Перестали появляться новые книги. Что-то произошло, Тыгын. Ушел Отец Основатель, ушли инженеры. Когда-то Белые Шаманы, не все, а некоторые, говорили так: инженеры нас обманывают, знаний дают мало. Надо пойти и отобрать знания. И тогда мы получим все знания, станем сильные, и не нужны будут инженеры. Не знаю, что из этого получилось. И к моему деду приходили, уговаривали тайно помогать. Дед отказался. Это не по Закону. Потом пропали эти шаманы, больше деда не беспокоили. Но новых знаний не прибавилось. Их, наверное, убили инженеры, а сами обиделись и ушли. Может и сон твой как раз про то, как они уходили, — старик вздохнул, отхлебнул из пиалы воды, — Мы долго жили хорошо. Следовали Заветам Отца-Основателя, делали вещи, как написано в книгах. Но люди начинают роптать. Кузнецы, которым Белые Шаманы дали выговор, начинают сбегать. В Степи появляются вещи, про которые инженеры никому не говорили. Может быть, инженеры появились снова, но дают знания другим, а не нам? Это плохо. У кого новые знания, тот и сильней. Ты должен знать. Заветы Отца Основателя начали забывать, а от этого случится беспорядок. Ты должен быть готов. Может быть, я не знаю, но настало время изменить закон. Это не против воли Отца основателя. Он сам говорил: когда наступит время изменить закон, мы его изменим. Но Отца основателя нет. Инженеров нет. Тогда остаемся мы сами. Нам придется менять закон, если это надо. Ты думай, Тыгын. Ты кочевал по Большой Степи, ты видел что происходит, что говорят люди.

— Я думал про это. В Алтан-Сарае совсем забыли Закон. По землям рода Чёрного Медведя разбойники ходят без страха и уже нападают на людей прямо на Дороге Отца-основателя. Возникают какие-то комитеты. Я ещё сам многого не понимаю. А что ты думаешь про то, что нам нужна свежая кровь?

— Раньше хорошие шаманы камлали возле скалы Духов. Просили у Тэнгри и Отца-основателя послать нам свежую кровь. И Тэнгри отвечал на наши молитвы. Всегда. А потом, как пропали инженеры, так и Вечное Небо перестало откликаться на наши просьбы. Разгневалось на нас. Потому что забыли Закон и возжаждали слишком многого, — старик уже тяжело дышал, видно устал от такой долгой речи, — Старухи тоже в тревоге. Нити кончаются.

— Тимэрхэн прислал молодых шаманов, скоро приедут с караваном. Может умилостивят наших духов. Я обещал принести жертвы.

— Эти столичные шаманы, — скривился Эрчим, — что они знают о наших духах. Дух Урун-Хая сильный и любит кровь, хоть мы и говорим, что гора белая. С ним справиться нелегко, надо знать у духа слабые места. Ладно, как приедут, пусть идут ко мне. Я помогу им.

— Хорошо, уважаемый Эрчим. Я пойду.

Тыгын велел принести ему торжественный чорон с кумысом и решил сегодня сам, без посторонних, общаться с Духами предков Он поднялся в гору, туда, где капище. Обошел его, развел огонь в центре круга. Побрызгал из чорона кумысом на каменных истуканов, на траву, на огонь и в небо. Постоял, пробормотал приветствие и славу Тэнгри и Духам предков, поблагодарил их за то, что помогли в трудном и долгом пути домой. Ещё раз обошел вокруг истуканов и присел на корточки возле костра. Он долго смотрел в огонь, бормоча мантры, пока пляска языков пламени и треск поленьев не слились в единое целое. Тыгын не успел даже испугаться, он парил, как орел над пустыней. Вдалеке виднелись Пять Пальцев, а внизу, по бескрайним коричневым пескам, шел человек. Но человек ли это? Острым орлиным взором Тыгын смог рассмотреть это чудовище в деталях. Огромные чёрные глаза на пол-лица, корявая голова замотана какой-то тряпкой, на спине противно колышется горб, в руках посох. Это абаасы, другого мнения быть не может. Видно, что злой дух уже обессилел. Вот он остановился, воткнул в землю посох, сунул в рот белую палочку. Из руки вспыхнуло пламя. Абаасы что-то сделал и изо рта повалил дым. Тыгын отшатнулся. Отродье Нижнего Мира! Но вот, навстречу абаасы скачут всадники. Сейчас его убьют. Но всадники, уже вытащившие сабли, резко развернулись и умчались прочь от злого духа. Трусы, выкидыши гиены, ссыкливые ублюдки! Ещё бы одно движение и от абаасы не осталось и следа. Тыгын так разволновался, что вскочил на ноги и наваждение пропало. Помотал головой, тяжело вздохнул. Такое яркое видение, никогда не было ничего похожего. Он сжал кулаки. За такую трусость надо на месте рубить головы. Нет, сажать на кол, при всём народе, чтоб все знали, что трусам — смерть! Кто их воспитывал, интересно знать. Ф-фу. Что-то разволновался. Можно подумать, что это твои воины. А эти сейчас поплатятся за свою трусость, абаасы их догонит. В этом Тыгын не сомневался. Но потом кто остановит злого духа? Он выпьет души трусов и станет сильным, и как потом с ним бороться? Вот ещё одна забота. Тыгын помнит места возле Пяти Пальцев. Там покинутое селение, вода когда-то, давным-давно, ушла из тех мест. Люди бросили всё и переселились в пригодные для жизни места. Это случилось, кажется, когда дед Тыгына был ещё молод. Тогда было землетрясение, много народу погибло, несколько племён пропало совсем, а ущелье, в котором была дорога на юг, завалило полностью. С тех пор никто там и не бывал. Мёртвая земля. Надо послать туда людей, возможно полусотню, чтобы наверняка справиться с исчадьем Нижнего Мира. Если абаасы выйдет к жилым местам, степь превратится в пустыню. Тыгын пожевал нижнюю губу. Подошёл к божкам и поклонился каждому, поблагодарил за помощь. Потом резко развернулся и начал спускаться с горы.

В долине, тем временем, беззаботные люди праздновали удачное возвращение к родным аласам. Сайнара весь день провела возле трех бассейнов. Её охранницы ходили по окрестностям водопада и смотрели, чтобы никто не посмел побеспокоить госпожу. А у неё на столике стояли разные сладости, фрукты и вкусные вещи. Она даже повелела принести себе вина, несмотря на то, что старая служанка поджала губы и всем своим видом показывала, что вино — это та последняя степень падения молодой госпожи, после которого приходят злые духи и уносят душу в Нижний Мир. Сайнара рассмеялась на её столь видимое неудовольствие и снова прыгнула в бассейн с горячей водой. Старики такие смешные. Надо радоваться жизни, пока есть такая возможность. Потом придут учителя и начнут снова мучить её бесконечными заучиваниями старинных легенд, законов и правил. Выйдя из воды, она обернулась полотенцем и объявила своим охранницам, что пора съездить в степь, поохотиться на сурков, а ночью запечь их на костре. И чтобы непременно на охоте был какой-нибудь акын, чтобы развлекать молодую госпожу.

* * *

Тыгын спустился с горы и вызвал к себе Кривого Бэргэна и Талгата. Они явились слегка помятыми и немного пьяными.

— Что, пьянствуете? Расслабились! Кругом враги, чёрные коршуны кружат над степью! Пороть буду! Вернулись ли твои гонцы, Талгат? И сколько сейчас у тебя людей? Как себя чувствует Айрат?

— Нет, господин, ещё никого не было. Как только приедут, я сразу же тебе всё скажу. Айрату уже лучше. Скоро приедет сюда и всё тебе расскажет. Людей у меня сейчас тридцать три человека. Остальные ушли гонцами и в патрулях. Ещё не вернулись те, кто пошел следить за купцами.

— Хорошо, хорошо. Отправишь десяток в Пяти Пальцам. Когда решишь, кто пойдет, подойдешь ко мне вместе с десятником.

— Бэргэн, я на празднике скажусь больным. Я проведу обряды, но потом мне станет совсем плохо. Ты будешь всем руководить. И если кто кому что захочет сказать, садитесь рядом с моей беседкой. Я буду слушать. Ты Бэргэн, пошлёшь кого-нибудь в Тагархай, на большой праздник Ысыах пригласишь купца Кэскила. Он мне будет нужен. Теперь оба. Незаметно проверите у каждого из ваших людей такие знаки, какие мы отобрали у бандитов. Если у кого найдете, тихо проследить, с кем он общается. Ты, Бэргэн, потом со своими людьми всех возьмешь. Дальше. Скоро большой праздник. Всем своим людям скажете, чтобы внимательно следили за всеми без исключения. У кого увидят знаки, так же следить. Ещё раз повторяю, без исключения. Если это будет бей или даже кто из Старшего рода, отводить в сторону и вязать. Потом будем разбираться. Бэргэн, как только караван из Алтан-Сарая пересечет границу, в полусотнях Мичила, Бикташа и Айдара проведете проверку, в первом же караван-сарае. Всех построить, раздеть. И так же со слугами. За остальными следить, кого не удастся проверить, — Тыгын передохнул и продолжил, — значит по порядку: сначала проверяете своих, потом свои проверяют всех. Если эта плесень завелась на наших землях, её надо срезать. Надо будет — вместе с мясом.

Бэргэн и Талгат поклонились Тыгыну и пошли заниматься делами, почёсывая затылки. Распоряжения Улахан Тойона порой удивляли помощников, жили себе не тужили, а тут надо каких-то жуликов ловить, а потом мясо с них срезать. Но приходится, ибо за лень наказание следовало немедленно. Ещё за Арчахом надо присматривать. Удавить бы его, да тойон не велел.

Когда, наконец, гонцы сообщили, что скоро прибудет караван из Алтан-Сарая, Тыгын объявил большой праздник в честь Духа-хозяина Урун-Хая и предков рода Белого Коня.

Через некоторое время Талгат с десятником Мангутом пришли к Тыгыну. Он им объявил свою волю:

— Мангут завтра с утра едет со своим десятком в сторону Пяти Пальцев. Мне было видение. Там появился абаасы, ужасный дух Нижнего Мира. Вы должны найти его, и если это действительно абаасы, следить за ним. Не вступайте в бой, вам его вдесятером не одолеть. Возьмите с собой порошок для дыма. Как найдете абаасы, дадите чёрный дым. По дороге вы должны, кроме этого, замечать странное и искать человека по имени Магеллээн. Как найдете — дадите белый дым. Через некоторое время, как подойдут другие полусотни, вас сменят, — Тыгын усмехнулся, — если будет, кого менять!

Бойцы поклонились Тыгыну и удалились. Мангуту едва удалось скрыть недовольство. Скоро большой праздник, а они будут мотаться по степи, искать какого-то сказочного Магеллээна, и ещё абаасы. Это обидно. Талгат, видя кислую рожу десятника, ободряюще похлопал его по плечу:

— Не ссы, Мангут. Я тебе оставлю от праздника самую большую кость. И бурдюк из-под бузы, — и радостно заржал.

— Тогда ещё сохрани подстилку, на которой ты девок валять будешь, — Мангут вежливо улыбался, потому что можно было сразу из десятников попасть в пастухи, если спорить с начальством. Талгат не успел понять, это шутка или оскорбление, как десятник умчался к своим бойцам. Все знали, что Талгат страшно ревнив, и на празднике он будет со своей женой, а не с девками.

Прибыл караван. Наконец, можно было поставить нормальные юрты, и в окрестностях Урун-Хая снова засуетился народ. Полусотники Тыгына пришли к нему с докладом. Во время осмотра обнаружили трех владельцев секретных знаков, все связаны, лежат в обозе и ждут решения Тыгына. Сестра Тыгына отказалась ехать на Ысыах и со своими служанками уехала в Тагархай. Мичил дал ей в сопровождение два десятка нухуров. Тыгын подивился такой странности своей сестры, но промолчал. Потом дал всем ещё раз приказ, чтобы на празднике внимательно следили за всеми.

Приехал младший сын Тыгына, Данияр, со своей полусотней нухуров. Скупо поприветствовал отца, оказал уважение, склонился перед ним.

— Садись, сын, — сказал Тыгын, — расскажи мне, что творится в наших землях. Здоровье у меня сильно пошатнулось, я, наверное не скоро поеду с проверкой по улусам.

Данияр сел.

— У нас всё хорошо, отец. Никаких волнений, дехкане вовремя сдают свою часть урожая. Купцы налог платят, как положено.

— А ты ничего странного не замечал?

— Какого, отец, странного? Нет, у нас всё как обычно.

— Например, что купцы продают странный шёлк, или появляются люди с желтыми повязками на голове?

— Я слышал что-то такое, про купцов. Но у нас разве запрещено что-то продавать или покупать?

— Ну ладно, хорошо. Сиди со мной послушай, что другие скажут.

Собрались баи и ханы из разных улусов. Тыгын снова изображал из себя больного, но начал выслушивать доклады про то, как идут дела в разных концах его больших владений. Бэргэн стоял неподалёку, крутил в руках шёлковый шнурок. Так, на всякий случай. По одному заходили баи в юрту Тыгына, где сразу у них проверяли, что висит на шее. Докладывали. Потом уходили.

К вечеру на деревьях висело трое беев. Бэргэн вышел из юрты и сказал толпе:

— Одни не хотели донести повелителю про нечто непотребное, что творится на его землях, потому что это, видите ли, может оскорбить слух Улахан Тойона. Тем временем дехкане развешивают уши на сладкие речи смутьянов, не понимая, что те лгут, прикрываясь красивыми словами. С сего момента всякий, утаивший сведения о странном, будет повешен. Все свободны. Завтра праздник, возрадуйтесь!

Толпа наместников потихоньку разбредалась, вполголоса обсуждая услышанное и увиденное. Тыгын обратился к своему сыну:

— Ты, Данияр, понял?

— Я не понял, почему ты так разволновался. Ну, ходят какие-то придурки по Степи, сочиняют байки про счастливое будущее. Мало ли сочинителей? Если будут разбойники, мы их быстро успокоим, ты же знаешь, у нас больше одной луны ни одна банда не живёт.

— Скажи, а если в банде будет тысяча разбойников и они нападут на нас?

— Мы, отец, всегда разобьём любую банду! — гордо вскинул голову Данияр, — наши воины сильнее всех! И откуда возьмётся тысяча человек? Этого не может быть!

— Хорошо, иди, готовься к празднику, — Тыгын отпустил сына. Так ничего Данияр и не понял. Сайнара поумнее будет. Теперь ещё ломать голову, кого назвать наследником. Нет, рано ещё, посмотреть надо. Улахан Тойон не имеет права быть глупым.

Большой праздник начался тогда, когда съехались родственники и знакомые со всех дальних и ближних кочевий и из города Тагархая. Много народу приехало. Собралась молодежь со всех кочевий. Где парню показать удаль молодецкую? Где девушке показать свои наряды, кроме как не на празднике? Где присмотреть себе невесту или жениха? Где выиграть приз за победу в состязаниях и хвастаться перед сверстниками о своей победе? Девушки и женщины расставляли дастарханы и накрывали праздничные скатерти-тюсюлгэ размером с поле, расставляли блюда с кушаньями. Неподалеку трещали костры, над которыми исходили паром котлы с варёным мясом, пловом, шурпой и целиком жарились бараны.

Открыл праздник Улахан Бабай Тойон. Въехал на поляну на белой кобыле, привязал ее к ритуальной коновязи, проблеял жалким голосом здравицу Высокому Небу Тэнгри. Шаманы сказали свой алгыс-благословение празднику, зажгли священный огонь и щедро плеснули в него масла из чорона. Ученики окропили кумысом огонь, траву и деревья. Тыгын, в праздничном халате, спешился, тряся головой, как совсем обессилевший старик. Служки тащили блеющего белого барана к костру. Жертвоприношение в честь Духа-хозяина местности и предков рода, один из главных ритуалов праздника. Тыгын полоснул ритуальным ножом по горлу жертвенного барана, кровь брызнула в огонь, не запачкав халат. Это было доброе предзнаменование, но Улахан Тойону подали носилки и унесли в его любимую беседку. Все гости недоумевали, переговаривались — неужели старик так сильно болен? Он даже не сел за дастархан с гостями. Победитель прошлого состязания певцов, поздравляя всех с праздником, запел праздничную песнь.

С этого момента и началось веселье. Вторая часть праздника — это застолье. Гости, по рангу, расположились вокруг дастарханов и тюсюлгэ, ели и пили до отвала. Музыканты тоже прекратили бренчать и дудеть и хрустели хрящами. К вечеру зажгли костры и начались танцы-хороводы осуохай. Народ, уже изрядно подогретый бузой громко горланил песни, а в темноте, вдали от костров, собирались группки молодых парней, выяснять, кто из них на кого косо смотрел. Раздавались редкие выкрики и звуки ударов. Тыгын пригласил певцов, сэсэнов, кураистов, думбыристов, танцоров, мастеров горлового пения и они теперь ублажали слух гостей. С утра, после сытного завтрака начались состязания в борьбе, стрельбе из лука, конные скачки. Бэргэн внимательно глядел на всех участников соревнований, присматривая себе новых бойцов среди молодых сильных парней. Да и девушек тоже. Все отобранные попадут в личную охрану Тыгына и его семьи. Вечером состоялась раздача призов. Гордые победители, принесшие славу своим родам, получили по целому барану. Теперь вся степь будет до следующего праздника говорить о победителях. На следующий день Бэргэн объявил большую охоту с беркутами. Сотня лучших беркутчи во главе с Данияром выехали в степь, каждый со своей птицей. Охота на волков — дело непростое, и обычно затягивается дня на два — на три. Пока найдут зверя, пока его спугнут. Бэргэн проводил взглядом умчавшихся за горизонт охотников и вернулся на праздник.

В течении дня молодёжь состязалась в перетягивании палки, прыжках хапсагай и куобах и переноске тяжелого камня. Последним видом состязаний был кокбар, борьба за волчью шкуру. Самое интересное и увлекательное состязание. В нём батырам нужно показать все свои достоинства: ловкость, силу, умение держаться в седле. Наконец, все победители награждены, проигравшие подбодрены и продолжился пир. Девушки щеголяли в новых одеждах. Это тоже состязание, у кого красивее вышит халат или изящнее сапожки. Старики присматривали сыновьям невест, а иногда тут же и сговаривались. На пиру, в последний вечер праздника, начались состязания олонхосутов и акынов. Зрители одобрительно шумели, если певцу удавалось особо яркое сравнение или замысловатый мотив.

Когда третий раз начали запевать сказание об Элбэхээн Боотуре Стремительном, Тыгын поморщился. Он вспомнил разговоры с сумасшедшим предсказателем в начале дороги из Алтан Сарая, и теперь невольно прислушивался к текстам сказаний. Каждый олонхосут вносил свои изменения, но в целом всё было по канонам. Только то, что раньше Тыгын считал сказочным преувеличением, теперь для него звучало по-другому. Он задавал себе вопрос, где сказка, а где правда, сохранившаяся в народных преданиях. Вместо правды мы имеем легенды и сказания. Не потому что, кто-то специально искажал факты, хотя и это тоже есть, а потому что народ хочет слышать про красивые битвы, и блистательные победы, но совсем не хочет слышать про выпущенные кишки и льющуюся кровь, горе матерей и жен. Чистая правда никому не нужна. Потому что, во-первых, у каждого своя правда, а во-вторых, нет никакого дела до чужой правды. Кое-что сказители слегка преувеличили, для красоты повествования и изящества слога, кое о чём умолчали. В общем, никто не виноват, но правды нет.

* * *

Десяток Мангута третий день шёл в сторону Пяти Пальцев. Впереди были несколько кочевий вокруг Хотон-Уряха, небольшого кишлака на старом тракте. Тракт нынче был заброшен и, некогда богатое, село превратилось в заурядное пристанище неудачников и стариков, которые не хотели покидать насиженные места и могилы предков. Задание Улахан Тойона вселяло в отряд некоторую нервозность. Когда Мангут объяснил бойцам, что от них требуется, они не преисполнились весельем, а уж то, что их посылают в путь накануне праздника, и вовсе повергло в уныние. Нухур, по кличке Ослиный Хвост продолжал ныть:

— Мангут, а Мангут! Ну скажи, откуда у Пяти Пальцев абаасы? Там же даже воды нет?

Хороший боец Ослиный Хвост, но своим нытьём мог довести до бешенства даже мёртвую козу. Нет, определённо надо отправить его в пастухи.

— Ты глухой? Или память отшибло? Так я сейчас тебе вправлю. Вернемся — пойдешь кизяк собирать, — раздраженно ответил Мангут, — ясно сказано, доехать, найти абаасы, Магеллээн и странное! Что непонятно?

— Магеллэнны?? Как ты сказал? Мэгел…анны? Анны — страшные люди! Талгат не зря нас послал. Он от нас давно избавиться хочет. Я знаю. Он думает, что Айдар к его жене ходил. Доказать не может, вот и злится. Вот и послал наш десяток анны и абаасы искать. Это все равно, что сразу голову отрубить. Старики говорят, что с одним абаасы вдесятером надо сражаться и то не смогут справится, — продолжал ныть Ослиный Хвост.

— Что ты там бормочешь, сын дохлого осла? Анны — это сказки стариков! Ваших олонхосутов послушать, так кругом одни враги непобедимые, а мы бедные-несчастные. И где те враги? — в разговор встрял молодой Сардан.

— Тихо, вы! Разорались, как бабы! Сказано, Мэгеллэн искать и будем искать! Сказано вам — искать странное и Мэгеллэн! И все сейчас ищут. А Айдар дурак. Он все Талгату поддакивал, что Талгат не скажет, а тот сразу "Ага". Поэтому и ходил у него в любимчиках. А на днях Талгат пьяный пришел, хвастаться начал, говорит, моя жена лучше всех в постели. А Айдар тут же и ляпнул "Ага". Вот Талгат и взбесился. Так что молчите и смотрите по сторонам.

Спор затих. Вечерело. В свете заходящего солнца отряд начал располагаться на ночёвку.

* * *

Сайнара на Ысыахе тоже участвовала в состязании лучников. Большой приз не выиграла, но и род не осрамила. Потом ходила смотреть на кокбар. Какая красивая борьба! Как боотуры рвут друг у друга шкуру волка, падают, выворачиваются, и всё это в карусели коней и в клубах пыли! Топот копыт, раздаются азартные выкрики бойцов, а им вторят зрители! Сайнара подпрыгивала от возбуждения, вскрикивала и хлопала в ладоши. Какие крепкие ребята! Какие ловкие! Особенно вон тот, который был в лазоревой шапке и синем халате. Правда, шапка давно уже слетела и халат стал серый, но он держится, отбивается от троих! Какой боотур! Она обернулась к своим охранницам и спросила:

— Это кто такой, вон тот парень в синем халате?

Девушки замялись.

— Сейчас узнаем, госпожа! — а сами многозначительно переглянулись между собой.

Через некоторое время вернулась одна из девушек.

— Это Сохгутай из рода Халх, госпожа. Но про него люди плохо говорят.

Сайнара отмахнулась от этих слов. Вечером, когда награждали победителей, Сайнара внимательно рассмотрела всех. Нет, никто не сравнится с Сохгутаем. Какой он красивый, и шапка у него лихо заломлена на затылок, и синий халат хорош, и сапоги с загнутыми носами. Внучка самого уважаемого Тойона с удовольствием ловила на себе взгляды парней, но ждала, когда же на неё посмотрит Сохгутай. Он же бесстыдно на неё посмотрел, подмигнул и усмехнулся. Сайнара резко отвернулась. За такие взгляды пороли конюха!

На вечер были назначены последние праздничные состязания, исключительно для молодёжи. Называется "Догони девушку". Правила простые: девушки убегают, юноши ловят. Кого поймают — ту девушку можно поцеловать. Многие приезжали на праздники ради такого приза. А потом можно и свататься. И все понимали, что почти все пары уже давно сговорились, кто за кем бежит. Сайнара на это раз решила поучаствовать в этом развлечении.

— Госпожа, зачем тебе эта беготня среди босяков из захолустья? — отговаривали её служанки, — девушке из Старшего рода не пристало участвовать в бедняцких забавах!

Не она ли любимая внучка тойона? Не ей ли сам дед сказал, что дочерям Старшего рода позволено всё? Сайнара уже мечтала, что её догонит Сохгутай. Она приказала подать одежду попроще, чтобы не сильно выделяться среди девушек из небогатых родов. Ну вот, наконец ожидание закончилось, и все побежали, кто куда, в разные стороны. Кто прямиком в степь, кто в кустарник, а кто в горку. Сайнара побежала по кустам, за ней рванули аж пятеро претендентов на её поцелуй. Но догнали её двое. Какой-то худощавый парень и Сохгутай. Вцепились в неё и начали тянуть в разные стороны. Сайнара не растерялась, двинула локтем худощавому, тот и свалился. Сохгутай обнял её и поцеловал. Как сладко он целуется!

— Ну хватит! — она оттолкнула Сохгутая, — что люди подумают!

— А что они подумают? — возразил он и снова потянулся к Сайнаре, — не ты ли хотела, чтобы я тебя поймал?

— Нет, не хотела, — рассмеялась она, — это случайно получилось. Приходи завтра вечером на излучину речки.

Сайнара ловко вывернулась из его объятий и убежала. Пока она пробиралась к своей юрте, три раза в густом кустарнике наталкивалась на парочки, возившиеся на траве. Какая мерзость! Сношаются, как грубые животные! Она мечтала о том, как они с Сохгутаем при свете луны будут, взявшись за руки, гулять по берегу реки. И иногда целоваться. Это так сладко!

* * *

Хороший праздник был. Щедрый Улахан Бабай Тойон рода выставил пять бочек просяной бузы, несчитанное количество кумыса, чтобы все пьяные ходили. Съели отару баранов и три быка. Пятерых человек зарезали, трех так убили, двенадцать убились сами, больше чем на прошлый праздник, теперь долго будут говорить, что у рода Белого Коня можно повеселиться. Хороший праздник, хороший Ысыах устроил глава рода, всех порадовал. Много подарков раздал Тыгын своим гостям, никто не уехал обиженным. Только вот не все смогли отдариться. И теперь грустно думали, что Тойон потребует взамен.

Эрчим сказал, что сам будет смотреть, как пройдет ритуал у скалы Духов, и сам будет слушать, что скажут духи устами шаманов. Шаманы камлали два дня и две ночи. Рокотали бубны, извивались на земле при багровом свете костра измождённые шаманы, выкрикивали непонятные слова. Стелился над землей зеленоватый дым шаманских зелий. В стороне от этого буйства сидел Эрчим, смотрел и слушал. На третий день всё стихло. Шаманов служки отнесли по балаганам, отдыхать и отсыпаться от безумия этих ночей.

Эрчима принесли к Тыгыну на носилках четверо его учеников. Поставили рядом с костром, ученик поправил шаману подушки. Тыгын волновался, но тщательно скрывал свои чувства. После обмена приветствиями Эрчим сказал:

— Тимэрхэн прислал хороших шаманов. Но Тэнгри, да пребудет с ним слава, не явил нам свою милость. Дух Отца-основателя также не откликнулся. Это очень плохо. Однако дух Урун-Хая дал знак. Он доволен твоими пожертвованиями. И поможет, чтобы твои начинания успешно завершились. Дух огня доволен, но не нами. Он получил от кого-то богатые дары, и теперь будет помогать этому человеку. Остальные промолчали. Это тоже хорошо. Гнев духов гораздо хуже их молчания, — Эрчим улыбнулся, — я устал. Пусть отнесут меня к моему дубу.

— Спасибо, Эрчим. Ты очень помог мне, — Тыгын кивнул и ученики старого шамана унесли носилки. В целом, вести хорошие. Значит можно не перенапрягаться, а спокойно завершить начатые дела. И ещё. Все разъехались, можно перестать изображать из себя бледную немочь. Тыгын отправился в женскую юрту, откуда, некоторое время спустя, долго неслись стоны и вскрики.