Глава 10

Близилась пора перемен. Первое же свежее дуновение этого ветра всколыхнуло и пробудило в душах чеченцев неугасимый дух свободы их предков. Он никогда не исчезал, а только дремал, скрываясь до поры до времени, как спящий кавказский богатырь под белой буркой облаков. И был везде — в сизых расщелинах диких скал, в глубоких ущельях стремительных рек, в складках зеленых гор, где вечным укором стояли разрушенные стены вайнахских башен.

И звенели горные ручьи, чистые и прозрачные, как память о защитниках Кавказа, отдавших свои жизни за родные горы.

Развал СССР маячил на горизонте… Первый толчок пробудил надежды, нарастал могучий поток народного движения.

Призыв нового председателя Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцина в 1990 году к автономиям «брать суверенитета столько, сколько смогут», чеченцы восприняли с огромной радостью. Под их давлением прежнее руководство было вынуждено использовать конституционное право народов на самоопределение (хотя Чечня никогда добровольно и не входила в состав России).

В октябре 1990 года по приглашению организационного комитета Джохар приехал в Грозный, взяв командировку на несколько дней, и принял участие в первом общенациональном съезде чеченского народа, где был сформирован исполнительный комитет. Была принята декларация о провозглашении независимости Чеченской Республики «Нохчийчоъ», ее принятие вылилось во всеобщее ликование и возгласы «Акбар Аллах!». Завершающим аккордом прозвучало пламенное выступление Джохара Дудаева, которого мало кто знал до этого, но после съезда о нем заговорила вся республика.

«Его блестящая речь, решительность и напор, прямота и резкость высказываний — внутренний огонь, не ощутить который было невозможно, — все это создавало притягательный образ человека, способного справиться с хаосом смутного времени. Это был сгусток энергии, копившейся именно для такого часа; пружина, до поры до времени сжатая, но готовая в нужный момент распрямиться, высвобождая накопленную кинетическую энергию для выполнения поставленной благородной задачи» (Муса Гешаев).

Вся предшествующая жизнь Джохара была подготовкой к тому, что предстояло совершить…

Предложение ВДП (Вайнахской демократической партии) дать согласие выдвинуть его кандидатуру на пост председателя ИКОКЧН (Исполнительного конгресса общенационального конгресса чеченского народа) Джохар принял не сразу. Договорились, что он за ночь подумает, а утром перед заседанием даст ответ. 6 декабря 1990 года на Бороновке, в здании строительного РСУ, Джохар был избран председателем ОКЧН, 93 членами ОКЧН (заместителем председателя был избран Зелимхан Яндарбиев, также Умхаев и Сосламбеков).

Джохару нужно было уезжать к месту службы в Тарту и добиваться там возвращения на родину для работы в исполкоме ОКЧН.

С трудом отправили ходатайство в Верховный Совет, но не дремали «завгаевцы». В верховные органы власти полетели секретные донесения о том, как генерал Дудаев в сговоре с Вайнахской демократической партией организует свержение советской власти. Зелимхан Яндарбиев вместе с Умхаевым прилетел в Тарту уговаривать Джохара оставить службу ради деятельности в исполкоме. Зелимхан, молодой парень лет тридцати, производил впечатление скромного человека. Прочитав мои стихи, он предложил включить их в альманах, который должен был вскоре выйти в республике.

Джохару предоставлялся выбор. Он был профессиональным летчиком, а не политиком, налетал в общей сложности свыше трех тысяч часов, испытал почти все типы военных самолетов, обучил искусству пилотажа не одну сотню летчиков, за ратный труд получил ордена Красного Знамени, Красной Звезды, более двадцати медалей, звание генерал-майора и должность командира 326-й авиадивизии тяжелых бомбардировщиков 46-й воздушной армии ВВС. Он отдал службе неполных двадцать девять лет, долгие годы служил в далеком сибирском военном городке, теперь его приглашали с повышением в Москву на соответствующую должность, скорее всего штабную.

Возвращение в Чечню в качестве национального лидера — его осознанный выбор после долгой ночи раздумий в Грозном. Он глубоко переживал события на родине. Сейчас самой историей его многострадальному народу предоставлялся, возможно, единственный шанс стать свободным.

В Тарту Джохар был членом Тартуского бюро горкома партии. Свобода и независимость эстонского народа воспринималась им так же горячо, как и свобода и независимость собственного народа. Сейчас в его помощи нуждался чеченский народ, и выбор был сделан. Как он мог, имея генеральское звание и должность, пойти на такой рискованный шаг? Ответ только один — Джохар готовил себя к этому всю жизнь. «Я не могу служить ангелу и дьяволу одновременно», — говорил он. Ангелом, конечно, была его многострадальная родина, где время рождало героев…

В Эстонии в 1990 году Джохар познакомился с Линартом Мялем, возглавляющим Организацию непредставленных народов в Голландии. В будущем он станет большим другом нашей семьи. Этот добродушный, высокий, полный мужчина, великан с крупными, выразительными чертами лица, часто бывая у нас гостях, очень много говорил о политике: «Организация непредставленных народов должна являться противовесом политики ООН, защищающей права только семи входящих в нее сильных государств». Прибалтийские государства были членами ОНИ, и это могло помочь их признанию. Джохар радовался как ребенок, когда спустя некоторое время Линарт Мяль пригласил его на внеочередной съезд организации в Голландию, и Чечено-Ингушскую республику тоже приняли в ряды членов ОНН. Одним из непременных условий нашего признания должна была стать атрибутика будущего государства. С любовью поглаживая руками и в очередной раз рассматривая маленький чеченский зеленый флажок с красной и белыми полосами, он просил меня получше нарисовать волка на эмблеме. Я только немного его подправила, и получился волк Акела из «Маугли».

Фронт борьбы против исполкома ОКЧН усиливался, Москва делала все, чтобы уменьшить его влияние. Ни одна из автономных республик так и не приняла подобной чеченскому варианту декларации о государственном суверенитете, лидерство было налицо.

Кавказ принял Джохара сразу и безоговорочно.

1991 год выдался в Чеченской Республике насыщенным, шли митинги ВДП и других общественных организаций. Нужно было собрать съезд, работа которого прервалась. Место его проведения было засекречено вплоть до предыдущего дня. Съезд проходил в ДК имени Кирова. Милиция могла ночью занять здание, ею уже были блокированы все ранее засекреченные здания для проведения съезда в ночь с 7 на 8 июня. Главный вопрос — за генералом Дудаевым или за Верховным Советом ЧИАССР, явно не способным реализовать провозглашенный им же самим суверенитет? Наша жизнь превратилась в кипящий общественный котел!

Когда началось противостояние между народом и правительством, Джохар пришел с делегацией от ОКЧН к Доке Завгаеву и предложил ему: «Доку, ты чеченец, с какой помпой праздновалось твое избрание секретарем обкома партии ЧИАССР, как этому радовались я и весь народ. У нас нет вражды, возглавь родное движение за независимость, и ты будешь руководителем государства. Я даю слово, что весь чеченский народ будет тебя поддерживать…» На что Доку сказал: «Мне надо подумать, я отвечу через три дня», — и не ответил. Народ после этого вынес свой вердикт — закончилась эпоха правления Завгаева.

В это насыщенное событиями знойное лето мы жили сначала, как всегда, в доме у брата Басхана на нашей любимой улице Шекспира. Название этой улице дал Джохар, когда одним из первых построил маленький домик для себя и своей матери. Потом, значительно позже, напротив построил свой большой дом Бекмурза, его старший брат от матери Даны. Когда встал вопрос о названии, Джохар, учившийся в девятом классе, предложил назвать улицу именем полюбившегося ему английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира.

Поселок тогда находился на значительном расстоянии от центра Грозного и назывался Катаяма.

Участок у Басхана был совсем маленьким, на нем помещалось только два абрикосовых дерева, еще в юности посаженных Джокером, сейчас они превратились в двух великанов, усыпанных бархатистыми оранжевыми плодами. Дети залезали на их ветви и пропадали в гуще зеленых листьев. Иногда, падая, мягко ударялся о землю переспелый абрикос. Из собранных плодов удаляли косточки и раскладывали их на крыше низкой времянки. Солнце сушило абрикосы, превращая их в изысканное восточное лакомство.

После успешной выставки в Грозном я воспряла духом. Мой «Абрек» занял на конкурсе второе место, и его даже хотел купить музей изобразительного искусства имени П. Захарова за 25 тысяч рублей. Но Джохар сказал, что не стоит заниматься торгашеством, после всех моих будущих экспозиций мы эту картину обязательно подарим историческому музею! Деньги нам, конечно, были нужны, но этот кавказский широкий жест мне понравился, а особенно его слова о моих будущих экспозициях. Итак, в надежде на будущую мировую славу я трудилась днем и ночью. Тем более, что чувствовала, как расту не только в своих собственных глазах, но и в глазах окружающих. С интересом и подолгу Джохар наблюдал за моими стараниями, иногда что-то подсказывал: «Не записывай свои полотна, тебе нужно просто вовремя остановиться». Часто советовал он так, как будто сам был профессионалом. А я рисовала все, что подворачивалось под руку: забор, кошек, палящее южное солнце на мостовой, сиреневые тени под навесом.

Однажды я попросила Басхана позировать мне. Он торжественно уселся на стул, поставленный в центр двора, закинув ногу на ногу, и замер, как перед фотографом. «Чувствуй себя свободнее», — умоляла я его, но ничего не получалось. «Тогда расскажи что-нибудь о себе». И это было как раз то, что надо. Басхан был большим юмористом и неутомимым рассказчиком. Солнце ослепительно сияло на его лысине, веселые зайчики скакали в живых карих глазах, в широкой улыбке сверкали золотые коронки, а он все говорил и говорил и весь светился юмором и смехом. Он жил на этом портрете так же, как в своих уморительных рассказах. «Завтра я допишу твой костюм, и портрет будет закончен», — сказала я и пошла отдыхать. Басхан тоже ушел довольный, но то, что случилось потом, не поддается никакому описанию.

Его многочисленные дочки побежали с портретом по всем соседям, спрашивая, на кого он похож. «Конечно, на Басхана, — отвечали те, улыбаясь, — какой есть, очень веселый». Этого им показалось мало. Проказницы провели несколько линий по белому полотну холста и пририсовали к шее Басхана вместо будущего костюма огромное белое яйцо с разбитой сверху скорлупой. В итоге Басхан, как только что вылупившийся цыпленок, вытянув шею и высунув голову из яйца, с прилипшими к блестящей макушке волосками, ослепительно улыбался радости дня и миру, открывшемуся перед ним. Вдоволь насмеявшись, они легли спать.

Утром я проснулась оттого, что Аслан, старший восемнадцатилетний сын Басхана, изо всех сил тряс и жал мне руку: «Спасибо тебе, Алла! Большое тебе спасибо!» Ничего не понимая, я вышла во двор и услышала не просто смех — гомерический хохот! Казалось, что смеялась вся улица Шекспира. Выяснилось, что ночью пришел Аслан, обиженный на Басхана за то, что тот недавно наказал его, вытащил этот злополучный портрет и по повесил его на воротах. С самого раннего утра все, кто шел на работу, останавливались и начинали смеяться. Услышав смех, подходили новые прохожие и подзывали знакомых. И так продолжалось бы до бесконечности…

Борис все еще работал шофером и экспедитором, развозя на своем грузовике по магазинам дешевых кур и яйца, иногда умудрялся «налево» торговать ими. «Это реклама твоей фирмы, — хохотали его покупатели, потому что все они принимали участие в его торговле.

С мрачным лицом Борис, повернувшись спиной к соседям, снял портрет. «А ты почему раньше не сняла?» — накинулся он на жену, которая смеялась вместе со всеми. Чтобы срочно исправить нашу ошибку, в этот день Басхан снова уселся в центр двора, но уже в черном выходном костюме и черной шляпе, которую он обычно, как принято у чеченцев, надевал во время похорон. До максимума сведя к переносице брови и горестно поджав губы, он сделал очень важное и значительное лицо. На меня он теперь пытался вообще не смотреть, и как я ни старалась его рассмешить, он не поддавался. На портрете получилось скорбное лицо, которое никто не узнавал, потому что в жизни он таким никогда не был! Он весь был соткан из лукавства и веселых шуточек. Улетела его душа, куда-то пропала вместе со смехом, растаяла вместе с солнцем, раньше сиявшем на лысине, прикрытой теперь черной шляпой. Да и что такое наша форма? Нечто непостоянное и изменчивое, как вода в реке или песок в пустыне. Только душа остается вечной и неизменной.

В дом к Басхану в это лето приходило из-за нас столько гостей, что он вместить всех был просто не в состоянии. Бекмурза предложил переехать к нему. Мы так и сделали, тем более что для этого надо было всего лишь перейти улицу. Его дом был значительно просторнее. За домом находился большой зеленый сад, примыкавший к дачным участкам, густо заросший высокими фруктовыми деревьями, среди которых то там, то тут виднелись красивые дачные домики. Южное изобилие плодов не переставало меня поражать. В зеленой листве краснели гранаты, золотилась мохнатая айва, великолепные розы белоснежными шапками свисали через изгородь, не помещаясь в этом зеленом раю. «Пошли мне сад на склоне лет», — вспомнилась строчка из любимых стихов Марины Цветаевой.

19 августа 1991 года — день выступления гэкачепистов — мы встретили уже в доме Бекмурзы. Объявление о введении чрезвычайного положения на всей территории СССР было неожиданным. Коммунисты решили взять реванш. «Что с Горбачевым?» — спрашивали люди друг друга и не находили ответа, никто не знал, где он и жив ли вообще.

Ранним утром пришли представители Рамзана Гойтемирова, предводителя партии «зеленых», с предложением немедленно выступить в защиту демократии. Джохар срочно созвал исполком ОКЧН к 12 часам дня. Зелимхан предложил собрать митинг, чем и занялся лично.

Площадь Свободы была заполнена милицией и сотрудниками КГБ, слышались угрозы. Народ призывал дать отпор гэкачепистам, совершившим государственный переворот. Говорили, что Ельцин арестован. Выстроившись в длинную синюю колонну, милиция двинулась к митингу, оттеснила и арестовала Зелимхана Яндарбиева и Салавди Яхьяева. Слух об этом молниеносно разнесся по городу…

Затаив дыхание, я смотрела по российскому телевидению известное всей стране выступление Бориса Ельцина: «Демократия в опасности! Исполкомы должны взять власть в свои руки…» Я поняла, что демократию не будут защищать правительства союзных республик, все они — ставленники коммунистов. Когда Джохар приехал с площади Свободы, я встретила его на ступеньках высокого крыльца и там, взволнованно, слово в слово передала этот призыв. Он был председателем исполкома, значит он и должен был встать во главе борьбы с коммунистами и спасти нашу демократию и свободу! Джохар весело улыбался. «Но тебя ведь они могут убить…» Он резко выпрямился, карие глаза его вспыхнули и загорелись: «Это мы еще посмотрим!» А я вспомнила строчки из его мало кем прочитанной и ненапечатанной поэмы, которую он написал еще в Сибири: «Схватить всю нечисть из Кремля и бросить оземь, так, плашмя!» Поэма была несовершенна поэтически, но какой силой духа веяло от каждой ее строчки…

В этот же день, 19 августа, чеченцы срочно проводили Доку Завгаева — руководителя республики — с московского аэропорта в Грозный. Но 21 и 22 августа на заседании Верховного Совета и Кабинета министров ЧИАССР было принято решение поддержать ГКЧП. Кассету, на которой заснято это заседание, выкрали и продемонстрировали на площади Ленина по телевизору. Возмутившийся народ выгнал всех представителей власти во главе с Завгаевым (это было главной ошибкой, которую Б. Ельцин очень долго не смог ему простить). Перед зданием Совета Министров в Грозном начался бессрочный митинг. Взбудораженные толпы заполнили площади: на улицах, на предприятиях шли горячие споры. В Москву летели тревожные телеграммы, партократы умоляли ввести чрезвычайное положение. Но это было уже невозможно — времена изменились.

Политикой Горбачева «в союзном вопросе» было очень недовольно его крайне правое консервативное окружение, названное народом «ястребами» за свою агрессивность и склонность к силовым, диктаторским методам правления. Непокорных чеченцев, надеявшихся подписать предложенный в августе Горбачевым союзный договор, решили вновь наказать. Несколько месяцев в абсолютно секретной обстановке готовился план под условным кодовым названием «Миграция» — план «частичного переселения» чеченцев в другие регионы страны (материалы следствия по делу о ГКЧП).

На первоначальном этапе новой депортации планировалось выселить около 70 % нелояльного населения ЧИР. В скором времени следом поехали бы и оставшиеся 30 % лояльного населения. Для многострадальной нации были уготованы очередной геноцид, русификация с массированным вовлечением вооруженных сил.

План начал осуществляться в конце июля-начале августа 1991 года, как раз накануне августовского путча ГКЧП. В республику нагнали несколько сот КамаЗов-длиномерок и несколько десятков тысяч солдат десантных и других элитных частей Советской Армии, расквартировавшихся почти во всех населенных пунктах, якобы «для организации помощи в сборе урожая сельхозпродуктов». С 1944 года республика не видела такого количества грузовиков и такого количества солдат. Все чего-то ждали. Заключительную часть плана — погрузку людей и их транспортировку — намечалось завершить после удачного осуществления путча. О депортации были извещены шифротелеграммой только Доку Завгаев, Громов — второй секретарь обкома КПСС, Кочубей — председатель КГБ ЧИР и шифровальщик из комнаты 606 бывшего завгаевского рескома, ставшего затем Президентским дворцом Ичкерии, в котором и нашли среди партийного архива неуничтоженные шифровки. Тогда и выяснилось, что Завгаев документально подтвердил свою поддержку ГКЧП.

В ночь с 19 на 20 августа 1991 года Джохар несколько раз говорил с Хасбулатовым и другими людьми из Верховного Совета Российской Федерации, которые паниковали, опасаясь штурма путчистов. Джохар спросил, есть ли у них оружие. Они ответили, что есть. Джохар сказал, что нужно раздать оружие и организовать оборону.

24 августа с постамента сбросили памятник Ленину. Монумент в две с лишним тонны лежал поверженным, по нему ходили и на нем сидели радостные люди, некоторые даже фотографировались, запечатлевая на память детям и внукам этот исторический момент. Над зданием Совета Министров взвилось зеленое знамя ислама.

Джохар не торопил события, пусть народ еще раз подумает и решит, за кем пойти, он слишком хорошо его знал, чтобы сомневаться в выборе, ведь ничего нового коммунисты предложить ему уже не могли. Этот день стал последним в завершившейся эпохе социализма. Предстояла великая борьба за Свободу…

Митинги не прекращались. Народ, пропитавшийся ненавистью к империи, трудно было удержать. Раздавались призывы штурмовать здание Верховного Совета, чтобы потребовать ответа на свои требования. Главное требование — немедленная отставка председателя и Президиума Верховного Совета ЧИР. Все улицы были заполнены транспарантами демократов. Через несколько дней народ начал требовать отставки уже всего Верховного Совета. Митинг стал всенародным, движение через прилегающие улицы и мосту через Сунжу почти прекратилось. Люди жгли костры по ночам и жили на площади, из сел везли скот для забоя, приносили хлеб из магазинов. На площади Свободы политические выступления перемежались танцами, зажигательная лезгинка шла по кругу под одобрительное хлопанье в ладоши уважаемых стариков, сидящих в первых рядах. Они представляли собой гарант спокойствия митинга, никто в их присутствии не посмел бы ввязаться в драку или позволить себе недостойное поведение. Всегда в первых рядах, невзирая на любую погоду, в дождь и слякоть охлаждали старики горячие головы молодых, неизвестно, сколько из них слегло и умерло впоследствии.

Там, на площади, шел чеченский зикр, который с интересом всегда снимали иностранные журналисты. Несколько десятков мужчин начинали, ритмично притоптывая, бегать по кругу, глядя в затылок друг другу, к ним примыкали все новые и новые люди с возгласами «Ла иллаха иллала», они все убыстряли свой бег, их дыхание учащалось, а возгласы сливались в «Оллиях-ула-лах». Зикр обычно делался перед любой опасностью для народа и три дня после похорон. Зикристы принадлежат к определенным вирдам, но не все вирды совершают зикр. Вирды — это определенная часть людей, почитающих одного из святых учителей — устазов. Например, Кунта-Хаджи — вирд Джохара. Зикр может быть даже с барабанами. Многие при совершении зикра впадают в транс. Захватывающее зрелище этот бег по кругу. Все существо начинает вибрировать в такт круговороту движения. Пророк Иса также заставлял бегать своих учеников, повторяя за ним слова молитвы, сам оставался в центре круга. А мевлеви — турецкие крутящиеся дервиши… Вращение — общее правило для всех.

Третий этап общенационального чеченского съезда начался 1 сентября 1991 года в помещении кинотеатра «Юбилейный». Съезд одобрил действия исполкома и наметил провести выборы президента и парламента республики 27 октября 1991 года. Также он образовал Республиканский комитет, на который возложил обязанности контроля для проведения будущих выборов в высшие органы власти. На заседание Верховного Совета ЧИАССР в Доме политпросвещения во время требования самороспуска Верховного Совета пришла телеграмма из Москвы от Руслана Хасбулатова, спикера российского парламента. Но Верховный Совет не хотел сдаваться и принял контрмеры, некоторые депутаты были отправлены в Москву за подкреплением. Им даже были обещаны войска для подавления восставшего чеченского народа. 6 сентября 1991 года возмущение митингующих на площади Свободы достигло предела, чеченский народ двинулся на штурм здания Дома политпросвещения и разогнал заседающий там Верховный Совет, призывающий Россию на помощь для того, чтобы удержаться у власти.

По свидетельству очевидцев, все произошло очень быстро и просто чудом удалось избежать жертв. Но кто видел девятый вал народного гнева, тот знает — сопротивляться ему бесполезно, сметет.

В это время Зелимхан Яндарбиев вместе с Джокером находились на втором этаже здания исполкома ОКЧН, принимая заместителей Генерального прокурора РСФСР и Министра ВД РСФСР, находящихся в республике якобы для расследования причастности руководителя ЧИР к ГКЧП. Узнав о взятии Дома политпросвещения, гости тут же удалились, разумно решив лишний раз не рисковать. Завгаев публично, принародно отрекся ото всех своих полномочий, но Россия еще пыталась удержать Чечню в своих руках. Хасбулатов приехал в республику 14 сентября. Было достигнуто соглашение, что Хасбулатову будет предоставлена возможность организовать самороспуск Верховного Совета, чтобы этому примеру не последовали другие республики. Этого Москва боялась больше всего и сейчас, и впоследствии. Вечером Хасбулатов выступил на площади Шейха Мансура, бывшей площади Ленина, где проходил непрерывный митинг. Он рассказал о своих действиях в событиях 19 августа, о самороспуске Верховного Совета и создании им в республике нового Высшего Временного Совета. Речь Хасбулатова заканчивалась примерно так: «Если прольется хоть одна капля крови у чеченцев, я его (Доку Завгаева) посажу в железную клетку и увезу в Москву».

На это Джохар ответил: «Он такой же чеченец, как я и ты, больше никогда и никого из нас в Москву в железной клетке не повезут!»

В начале октября в Грозный приехал на переговоры с делегацией вице-президент России Александр Руцкой. За несколько дней он тайно подготовил в республике «побег», была выпущена группа заключенных из СИЗО, тридцать человек. А в большой газете «Кавказ» на всю первую страницу в начале сентября был опубликован приказ о награждении денежными премиями и присвоении высших воинских званий всем грозненским работникам милиции «за предотвращения кровопролития на митингах». Но милиция там не показывалась, это была заслуга только чеченских стариков. Зато этим приказом заранее подкупалась вся чеченская милиция.

Здание КГБ было давно уже в руках восставших, все архивы опечатаны и, со слов Баранникова, министра МВД, оно вмешиваться в политические процессы, происходящие в республике, не собиралось. Но как всегда, одно было на словах, другое на деле. Всеми путями российские спецслужбы пытались оттянуть законные выборы президента и парламента и продлить время «безвластия» в республике. Время, очень выгодное для хапуг народного хозяйства. Усиленно начали муссироваться слухи об отделении Ингушетии, Россия, как всегда, не хотела отпускать республику на свободу, не оторвав себе большой кусок. Поступали требования перенести выборы и заняться решением проблемы разделения или сохранения единства Чечни и Ингушетии

 

Глава 11

Несмотря на все трудности, время выборов приближалось.

27 октября 1991 года предварительный общий результат подтвердил победу независимости. К моменту истечения 24 часов срока голосования Джохар Дудаев стал первым Президентом Чеченской Республики, что и было зафиксировано международными наблюдателями и многочисленными журналистами международных информационных агентств, при 91,9 % голосов. Был избран парламент.

Ночь возрождения государственности стала волшебной. Салют на площади, танцы и песни, молитвы стариков — все смешалось в общем, благодарственном гимне, гимне радости и надежды на свободную достойную жизнь, на светлое будущее детей и внуков. Никогда и никто не отнимет уже больше у чеченцев их благословенную родину! Свобода или смерть!

Площадь волновалась, как людское море, переполненное до краев их дыханием, мыслями и разговорами. Под лучами сияющих прожекторов показалась небольшая стройная фигура президента в черном, изящно сидевшем на нем костюме. Джохар вышел на трибуну, выпрямился, начал с подъемом говорить — ничего не было слышно, кто-то стащил микрофон. Еще одна очередная попытка помешать неуклонному движению республики вперед воспринималась уже как нечто обычное.

Энтузиасты срочно начали искать и уже через двадцать минут подогнали машину с рупором-микрофоном. Пламенная речь Джохара зазвучала над площадью. Сотни, тысячи глаз, загоревшихся надеждой, видел он перед собой, когда говорил о том, какой прекрасной будет свободная чеченская земля. «Труден путь, но надо его пройти, каким бы тяжелым он ни был. И пройдем! Я верю в вас, верю в свой народ!»

Потом начались вопросы. Старик с длинной белой бородой, в горском бешмете, сидящий в почетном первом ряду, подал голос: «Джохар, что мы будем делать, если Россия нас не признает, Америка не признает?» Джохар откинулся и пристально посмотрел на него. Его бледное лицо светилось в лучах прожекторов, глаза блистали: «А что нам от их признания? Тысячи лет наши предки жили в горах без их признания! Свободные люди на свободной земле! Кругом родные горы, леса и реки! Они жили без их признания, и мы проживем! Пусть скажут спасибо, если мы их признаем!» И начинает смеяться. Его заразительный смех несется над площадью, и ему радостно вторят люди. Действительно, чего им бояться на своей родной земле, они ничего ни у кого не отнимали.

Раздается еще один неуверенный голос: «Джохар, а если мы все умрем с голоду?» «Ха-ха-ха, — окончательно развеселился Джохар. — На этой благодатной земле еще никто и никогда с голоду не умирал! К нам шли из России во время голода в Поволжье, к нам бежали крепостные от помещиков, и на всех хватало! Если мы и умрем, то только от гордости!

Наш дом в эти дни противостояния Верховному Совету походил на корабль во время качки. Как только «наши побеждали» и мы оказывались на гребне волны, дом был полон посетителями, которые приходили уже с семи утра. Незнакомые люди сидели не только во дворе, но и во всех комнатах, что было крайне неудобно для домашних. Ведь по неписаным кавказским законам гостеприимства каждого гостя надо было вежливо принять, узнать, в чем он нуждается, угостить хотя бы чаем. Один Бекмурза был на высоте. Он принимал, как старший, стариков, что ему, похоже, очень нравилось, сидел с ними за столом и мог вести часами неторопливую беседу. Каждый на Кавказе знает, что одно дело принять простого гостя и совсем другое — накрыть стол для уважаемых стариков. Тут учитывается каждая мелочь: в первую очередь нужно подать соль и хлеб, нарезанный крупными ломтями, потом обязательно должны быть большие куски мяса (вареного или жареного, все равно), к чаю — рафинированный сахар (сахарный песок ни в коем случае), желательно конфеты и фрукты. Само собой, чистые полотенца, салфетки для рук, кувшин с водой. Только вот в дни, когда противостояние усиливалось или из Кремля «грозили пальцем», наши гости куда-то исчезали, а у Бекмурзы сразу падало настроение.

В те же дни, когда мы оказывались на высоте, Вати (так полагалось по чеченским обычаям мне называть старшего брата Бекмурзу) ходил «гоголем» и часто шутил. Так как обстановка сиюминутно менялась, градусник настроения Вати точно так же перескакивал с «очень холодно» до сорокадвухградусной отметки. Я начала бояться, что он не выдержит и заболеет от этих политических потрясений. Когда никто не приходил и он пребывал в унынии, я отвлекала его расспросами о юности.

Он рассказал много интересного о высылке в Казахстан, поскольку был тогда восемнадцатилетним юношей и все хорошо запомнил. Вати был довольно образован для своего времени, и поэтому его даже взяли работать на почту, что было настоящей удачей для всей семьи.

Большинству ссыльных переселенцев устроиться куда-нибудь не удавалось. Во время возвращения ссыльных чеченцев на родину, учитывая грамотность, Вати назначили начальником переселенческого пункта. Но после возвращения на родину у многих появилось огромное чувство разочарования. Их дома в Грозном были заняты приезжими русскими, которые и не собирались их оставлять, родовые башни взорваны и разграблены, а для чеченцев выделены бросовые участки земли по шесть соток далеко за городом, без канализации, электричества, воды и газа. Люди начали роптать, некоторые из недовольных даже накинулись на Вати: «Зачем ты нас сюда привез?» В отчаянии Вати был близок к самоубийству, однако ночью ему приснился Всевышний. «Он был похож на огромное слепящее солнце, на него было просто невозможно смотреть, но какое чувство успокоения и любви шло от него! Он сказал, чтобы я не расстраивался, все пройдет само собой. И прошло, люди постепенно начали обустраиваться и про меня забыли…»

А ходоки к нам все шли и шли, их контингент переменился, теперь это были уже руководители-хозяйственники, надеющиеся занять посты в новом Кабинете министров. За несколько месяцев борьбы народа за независимость, пользуясь бесконтрольностью, они уже успели разворовать многое. Самое интересное то, что даже внешне они совсем не походили на чеченцев, как правило, стройных и подтянутых и в старости, «трудовая мозоль» чревоугодия была их отличительным физическим признаком.

Тлетворное влияние России оборачивалось самым разрушительным образом среди высшего, так называемого «должностного слоя»; надо было буквально ежечасно «продавать родину и своих собратьев», чтобы занять хоть какой-нибудь значительный пост. Почти все были тайными сотрудниками КГБ. Предложения сыпались ежедневно и в массовом порядке, в ход пускались все изощренные способы: от родственных связей, которые в республике очень сильны, до подкупа и шантажа — отработанных методов советской системы. Разогнанные сотрудники спецслужб начали свою привычную тайную работу против молодой республики.

Здание МВД оставалось главным штабом подрывной деятельности, но бывший министр МВД Умар Алсултанов оказался нашим сторонником и уже успел найти единомышленников.

Именно в те дни и появилась злополучная фигура Бислана Гантемирова. Под видом ярого сторонника независимости он сумел втереться в доверие ко многим. В те дни были оставлены без всякого контроля архивы КГБ, их разграбили те, кто должен был их охранять, в основном люди Бислана. Оружие исчезло также незаметно. В этот переходный период был временно создан КОУНХ (Комитет управления народным хозяйством), Яраги Мамодаев поставлен его председателем, Рамзан Гойтемиров — помощником президента по науке, Дауд Ахмадов — помощником президента. На очередном заседании ОКЧН («окоченелых», как прозвали их в народе) Джохар сказал: «Поднимитесь те, кто не хочет должность». Поднялось человек пятнадцать. Тогда он улыбнулся и сказал: «Работать не хотите?» И получил ответ: «Когда будет надо, мы встанем рядом в любое время, чтобы поддержать». Джохар поблагодарил всех своих старых соратников.

В сентябре я уехала в Эстонию забрать документы из Тартуского университета, где училась наша дочь Дана, и за вещами. За какой-то месяц я успела сделать многое: состоялась персональная выставка моих картин и первое выступление перед тартуским русским культурным обществом. По их просьбе я рассказала о событиях, происходящих в Чеченской Республике, читала стихи. Картины всем понравились и стихи тоже, я была счастлива, что сумела понятно объяснить все, чему была свидетелем. «Никто в нашей республике не собирается выселять или притеснять русских, столько лет они прожили вместе с соседями в мире и дружбе. Просто чеченцы стали хозяевами своей земли. И разве не неотъемлемое право каждой нации распоряжаться своей судьбой? До каких пор Россия в роли старшего брата будет выкачивать чеченскую нефть, оставляя народу только один процент от его национального богатства?» Одним из первых законов впоследствии стал закон о равных правах всех граждан вне зависимости от национальности и отдельный указ Джохара об особой защите нечеченского населения, граждан республики.

«Противостояние аппетитам хищного российского правительства не должно распространяться на беззащитных российских граждан. Раз они живут вместе с нами, они стали полноправными гражданами нашей республики, а мы в обиду своих людей не дадим!»

Джохар Дудаев.

Незадолго до моего отъезда в Тарту приехала журналистка Мариам Вахидова. Она сняла короткометражный фильм о службе Джохара в Тарту, собрала воспоминания и пожелания его друзей и сослуживцев. Потом рассказала о последних событиях в республике, в частности и о новом окружении Джохара. Я не спала всю ночь.

Сами собой начали слагаться слова и получались строчки нового стихотворения-басни «Лев и шакалы».

Я написала его за три часа и успела отдать Мариам, которая уезжала в восемь утра, попросив передать его Джохару. Мне хотелось предупредить Дуки. Но Мариам отдала его в редакцию, и в октябре в республиканской газете «Голос Чечено-Ингушетии» появилась басня «Лев и шакалы» под псевдонимом Алдэст. Псевдоним придумала сама редакция (Алла Дудаева, Эстония).

Лев и шакалы

ПЕРВАЯ АГРЕССИЯ

Я приехала в Грозный за несколько дней до попытки ввести на территории республики чрезвычайное положение. 8 ноября 1991 года Россия сделала открытую попытку свержения законной власти штыками. Вечером того дня, в 20 часов, российское телевидение передало, что со следующего утра, с пяти часов, вступает в действие Указ Президента России о введении чрезвычайного положения. В здании МВД весь первый этаж был буквально забит вооруженными российскими спецназовцами в бронежилетах, они ждали приказа, который должен был поступить утром в пять часов. Кроме них там находились два российских генерала, Комиссаров и Гафаров. На Ханкальский аэродром начали прибывать военно-транспортные самолеты с новыми подразделениями спецназовцев.

После объявления ЧП народ поднялся как один, никто не спал в ту ночь. Люди шли и ехали из сел, сами организовываясь на месте в отряды, появился даже один женский батальон. Это вселяло надежду на будущее. Людей было много, но они все прибывали и прибывали, как будто забил неиссякаемый чистый источник народного духа, пробудился забытый родник в горах. Многие отряды ополченцев заняли рубежи в направлениях возможного вторжения российских войск, были заблокированы российские войсковые части, дислоцированные в Грозном и Шали. На Ханкальском аэродроме уже приземлилось несколько военно-транспортных самолетов. Их тут же заблокировали, приперев к выходу из салонов груженные тяжелым камнем КРАЗы. Хамзат Ханкаров вместе со своими ребятами бросали свои машины навстречу приземляющимся самолетам, и те, встретив идущие на таран КРАЗы, улетали обратно. Все железнодорожные пограничные объекты, станции, мосты и дороги были заполнены народом и взяты под контроль. Об этом докладывали по телефону с Веденского, Шелковского, Наурского, Надтеречного, Сунженского, Ачхой-Мартановского, Ножай-Юртовского, пограничных с Россией районов.

Ельциновское ЧП оказалось бесперспективным, выяснилось, что чеченский народ готов защищаться. Приказ Джохара транслировался не только по местному, но и по всем каналам российского телевидения: «Российских солдат — накормить, пусть отдохнут, посадить на автобусы и… проводить!» Отличное расположение духа, военная выправка, улыбающееся во весь экран лицо и самое главное — юмор для правительства Ельцина были убийственными. Привычные к коленопреклонению и раболепству перед огромной сильной державой, всегда видевшие только страх, еле прикрываемый вынужденными лицемерными заверениями в бесконечной дружбе лидеров соседних маленьких государств, россияне с недоумением взирали на бесстрашную доброжелательность, сопровождаемую широким кавказским гостеприимством. Совершенно непонятым осталось заявление Джохара о предоставлении старому Президенту ГДР Эрику Хоннекеру политического убежища, когда ни одна страна мира не хотела приютить прежнего коммунистического ставленника России. Это противоречило новому курсу демократии, по которому теперь якобы шла Россия. Но то, что не мог усвоить ни один западный политик, отлично понимал простой чеченский мальчишка в селе. «У любого старика должны быть стол и кров, хотя бы из уважения к его сединам». И еще — «друзей не предают».

Как-то, давая интервью, я заикнулась о том, что наша маленькая республика перед лицом огромной России своим бесстрашием похожа на Кубу, а Джохар — на Фиделя Кастро. «У нас сейчас о нем не говорят», — дружески останавливая, шепнула мне журналистка. Но разве отчаянная смелость и сила духа зависят от чьего-либо признания или смены курса? Потрясала до глубины души неустойчивая шкала моральных ценностей в России. И настоящий клад этих ценностей в Чечне! Сколько веков и столетий поддерживается мораль обычаями, которые кристаллизовались годами постоянной борьбы за родную землю, чтобы, наконец, превратиться в сплав необычайной твердости, который сохранился в чистоте и по наши дни.

8 ноября было написано первое стихотворение — призыв к чеченскому народу, которое я потом прочитала по местному телевидению, им же заканчивался и первый документальный, очень правдивый фильм Виктора Перфильева (друга юности Джохара).

ноября состоялась инаугурация первого президента в здании чеченского драматического театра. Мы боялись провокации со стороны России, но тем не менее здание было переполнено. Приехало много иностранных журналистов и гостей. Джохар стоял на сцене в генеральском парадном сером мундире, с голубой фуражкой на голове, под государственным знаменем Чеченской Республики. Коран, на котором он должен был поклясться, держал председатель Мехк-Кхэл (Совета старейшин). Проспекты Ленина и Победы с прилегающими улицами и площадями были переполнены людьми.

В 12 часов инаугурация началась. Когда она закончилась и Джохар вышел, воздух сотрясли залпы тысячи автоматных и пулеметных очередей. Это был военный салют всех принявших участие в отражении введения ЧП на чеченской земле, он звучал подтверждением политического и военного счета 1:0 в нашу пользу! Перчатка была брошена, первая дуэль состоялась, и мы победили!

Со страстной речью выступил Джохар на площади перед народом, как всегда его встретили оглушительными овациями и криками «АЛЛАХУ АКБАР!». Сотни тысяч голов, как подсолнухи к солнцу, повернулись к нему, глаза вспыхнули верой и надеждой. Отныне он стал их знаменем свободы. А в его сердце чеченский народ был всегда единственной и самой огромной любовью, рожденной в муках сострадания и унижения, в изгнании в Казахстане. Бесконечно томимый любовью к своему народу, он страдал, как отбившаяся от стаи птица в далекой Сибири, и теперь она пылала неукротимой гордостью за всех чеченцев, вставших все, как один, на защиту свободы!

Россия поздно спохватилась, не рассчитав исторический поворотный момент, время было упущено, еще одна звезда сошла со старой орбиты и ярко засияла на политическом небосводе. «Чеченская Республика Ичкерия» звали ее. А на арену борьбы вышла действительно сильная, одаренная самим провидением личность, и запоздавшие телеграммы из Москвы со словами: «Поймать и арестовать генерала Дудаева», казались нелепыми даже самим отправителям. Законно избранного лидера теперь защищал сам народ!

В этот же день Сэйд-Али Сатуев, Шамиль Басаев и его односельчанин Лом-Али выехали в Минеральные Воды. Там они захватили пассажирский самолет, совершающий рейс в Россию, посадили его в Анкаре, послав ультиматум Б. Ельцину отменить ЧП в Чеченской Республике и убрать войска. На пресс-конференции в Анкаре Сэйд-Али Сатуев, проявив незаурядные ораторские способности, подробно объяснил всем иностранным журналистам, что происходит сейчас в Чечне. Вечером самолет вылетел в Грозный. Внимание мировой общественности было привлечено, цель достигнута. Пассажиров, прибывших в Грозный, встретили как гостей, накормили, обеспечили всем необходимым и проводили в пункт назначения. Занимался ими Зелимхан Яндарбиев.

 

Глава 12

На Верховном Совете 11 ноября 1991 года был отменен Указ Президента Российской Федерации о введении чрезвычайного положения на территории Чечено-Ингушской Республики, надо было «сохранить лицо». Зато Доку Завгаев осел в кремлевских коридорах надолго. Как договорились «демократ» Б. Ельцин с бывшим председателем ВС ЧИР, поддержавшим ГКЧП, пока известно было только им одним. Старые партократы, как вороны, друг другу глаза выклюнуть никак не могли. В эти бурные, наполненные событиями дни была организована еще одна провокация. Возмутились заключенные Наурской исправительно-трудовой колонии, они заняли всю территорию и вырвались на свободу, несколько человек охраны были ранены и убиты. Сергей Степашин, руководитель Федеральной службы контрразведки, приоткрыл карты. В одном из своих интервью он поведал журналистам, что ФСБ проводит «ряд секретных операций против Чечни», также Степашин сообщил, что на последнем заседании Совета безопасности он «лично был против встречи Ельцина с Дудаевым». Органами ФСБ было также организовано похищение ректора университета В.А. Кан-Калика и убийство заступившегося за него ученого Абдулхамида Бислиева. Кстати, Кан-Калик был похищен после того, как высказал в своем выступлении по грозненскому телевидению негативное отношение к участию преподавателей и студентов университета в митингах «неповиновения» новой власти во время учебных занятий.

Тем временем к Джохару попали документы секретных сотрудников и информаторов (стукачей) из бывших архивов КГБ. Он взялся за голову. Около 80 процентов элиты: интеллигенция, обладатели ученых званий, самые уважаемые и известные люди республики — были в этих списках! Народ требовал их обличения и публикации фамилий на страницах газет. Страсти разгорались, некоторые требовали немедленного расстрела предателей. Джохару было очень тяжело, воочию он убедился, какое количество его соплеменников, вольно или невольно, попало в сети КГБ. За должности и звания нужно было платить дань не одними деньгами, а буквально продавать душу дьяволу. Но нужно ли было обнародовать их имена? Ведь за каждым стоит не только семья, но и многочисленные родственники, непричастные к тайной спецслужбе. По чеченским обычаям позор ляжет на весь род, им всем придется уехать, но в чем они виноваты? Кроме того, Джохар был уверен, что сейчас, после развала СССР и объявления независимости Чеченской Республики, большинство «стукачей» порвет с советским прошлым. Джохар успокоил страсти, выступив перед народом: «Сожжены все архивы КГБ, все грехи остались в прошлом, мы начинаем новую жизнь, все вместе, с белой страницы». Перед этим все бывшие штатные сотрудники поклялись и дали расписку в том, что больше они на КГБ работать не будут.

На третий день после инаугурации, 12 ноября, было проведено заседание военного совета. Джохар поставил вопрос о доукомплектовании дивизии, на базе которой в дальнейшем будут созданы вооруженные силы Чеченской Республики. Поднимал с места одного, другого, никто не владел ситуацией. Джохар потемнел лицом, начал разносить присутствующих: «Как вы собирались защищать республику. если не знаете, что у вас происходит? Надеялись на народ? Здесь есть кто-нибудь, кто способен доложить обстановку?» Встал Гелани Ахмадов, офицер в отставке, бывший ранее четыре года начальником мобилизационного отдела.

— Доложи обстановку!

— На данный момент в Чеченской Республике имеется 30 000 человек народного ополчения. В каждом районе при сельсоветах созданы военные штабы, избраны командиры, перед каждым поставлена своя задача, организована связь через посыльных на случай отключения телефонов. Части располагаются там-то и там-то. Призывной ресурс — 10 000 человек, на каждого подготовлены документы.

Джохар посветлел:

— Са воша (брат мой), после совещания зайдешь ко мне.

Позже Гелани зашел в Совмин и как ни отказывался, Джохар назначил его на должность начальника мобилизационного отдела. «Ты должен провести призыв. Мой первый указ: отныне чеченцы будут служить на территории Чеченской Республики». Как только был объявлен призыв, народу повалило — отбоя не было, в отличие от прошлых лет. Первые 120 человек прибыли в Бароновскую часть, российские офицеры отказались впустить их, закрыв ворота: «Есть приказ генерала Соколова, командующего этой частью, — не запускать!» Гелани, взяв с собой 10 крепких ребят, подъехал к штабу генерала Соколова:

— На каком основании не запускаете призывников?

— Министр обороны запретил. Чеченцы будут служить, как и раньше по плану призыва, в России.

— Ты отказываешься выполнять приказ нашего президента?

— Да, отказываюсь.

Гелани скрутил с ребятами генерала и привез в кабинет к президенту. Джохар подошел к Соколову, сузил глаза: «Так это ты отказываешься выполнять приказ главнокомандующего Чеченской Республики?» Гроза собиралась, и лавина гнева могла обрушиться и затопить генерала Соколова, не ожидавшего такого поворота дел. Он счел за лучшее благоразумно подчиниться и вытянулся по стойке смирно: «Никак нет, товарищ главнокомандующий!» В дальнейшем на все распоряжения Джохара генерал Соколов вытягивался, отдавал честь и отвечал кратко: «Так точно, товарищ президент!» Большое дело — привычка. Инцидент был исчерпан.

После этого все приказы Джохара выполнялись беспрекословно. Полным ходом пошел набор. Каждый день Гелани должен был докладывать о количестве призывников и состоянии вооруженных сил на этот день. Через три дня из Бароновской части сбежали 15 российских солдат срочной службы, не выдержав давления новоприбывших «салаг». Где бы чеченцы ни служили, никогда они не подчинялись законам «дедовщины», царившим в частях Советской Армии, и Джохар хорошо это знал. Потом ежедневно начали убегать по 30–40 человек. Через месяц срочной службы в частях не осталось ни одного российского солдата. Затем начали уходить офицеры. Приехали генералы Грачев, Шапошников, Громов, Аушев. Провели совещание — что делать с вооруженными российскими силами? Основной вопрос, который их интересовал: куда пойдет оружие, находящееся на территории Чечни? Сама вооруженная единица ни кого уже не интересовала. Тогда Джохар сказал: «Ни одного автомата вы отсюда не увезете!» Генералы покинули Чечню.

После этих переговоров был назначен день выезда из Чеченской Республики оставшихся офицеров и членов их семей. На заранее подготовленные автобусы семьям военнослужащих помогли погрузиться чеченские призывники. И за один день, под бдительной их охраной, российские офицеры покинули Чечню вместе со всеми своими домочадцами и вещами. Одной из первых республик, освободившихся от российских войск, стала Чеченская Республика.

Итак, 26 мая 1992 года Россия подписала с Чеченской Республикой соглашение о выводе войск, а 7 июля 1992 года последний российский солдат покинул территорию Чечни.

Мы переехали в дом к еще одному, второму по старшинству, брату Джохара от другой матери — Мурзабеку. Его дом стоял с правой стороны при въезде на улицу Шекспира, почти напротив дома Бекмурзы, через забор с Басханом.

Посетители одолевали Джохара на работе так же, как и дома. Сразу после его избрания в кабинет потянулась длинная очередь, конца которой не было видно. Каждый хотел лично обнять, поздравить и рассказать обо всех своих бедах, которых накопилось бесконечно много за годы советской власти. Все эти проблемы, в их понимании, президент мог разрешить одним росчерком пера. С некоторыми просителями Джохар беседовал по нескольку часов, в итоге основную свою работу ему приходилось делать по ночам, возвращался он лишь под утро. Но утром его уже ожидали другие гости, которые каждый день с семи утра сидели во всех комнатах нашего дома, непоместившиеся стояли вдоль забора. Джохар никому не отказывал, делал для них все, что было в его силах, но долго так продолжаться не могло. Бесконечные беседы с ходоками и работа на износ выматывали президента. Через месяц товарищи Джохара постановили ограничить часы приема и организовать предварительную запись. Мовлена Саламова, помощника президента, дружно возненавидела вся республика, потому что все ограничения шли через него.

Чеченскую Республику наводнили российские и иностранные журналисты со всех стран мира, для них светофор был всегда зеленым. Джохар, выступая на совещании РОВД республики, предупредил: «Приезжий человек настолько слаб и беспомощен в чужой стране, что нуждается в защите, а не в преследовании. Если мне станет известен хоть один случай притеснения со стороны кого угодно, в том числе и правоохранительных структур, — предупреждаю!!! — поднял палец и обвел всех присутствующих начальников строгим взглядом. — Лично будете отвечать!» Эти слова стали всем известны, и приезжие чувствовали себя спокойно, более того, к ним нередко прикрепляли даже охрану. Именно этим журналистам, бесстрашно приезжавшим к нам во время ведения боевых действий, мы потом были обязаны правдой о войне.

В селах старики выбирали на Совете старейшин самых лучших и красивых юношей в охрану Джохара, президентскую гвардию. Во главе гвардии стал Мовлади Джабраилов, мастер спорта по каратэ, обладатель «черного пояса». Джохар и сам был спортивным, дома у нас всегда имелись небольшие гантели, и где бы мы ни жили, в Сибири или в Прибалтике, вернувшись со службы, поужинав и немного отдохнув, он начинал играть ими. Поэтому всегда был подтянут и в хорошей спортивной форме, его фигуре мог позавидовать любой юноша. Четверо выбранных гвардейцев — Максуд, Муса, Магомед и Руслан, неотлучно бывшие рядом с президентом, — стали его телохранителями и членами нашей семьи. С ними у меня была большая дружба, впрочем, точно такая же, как и с остальными. Эти молодые ребята отчаянно рисковали своей жизнью и могли умереть в любой момент очередного покушения на президента, мечтая только об одном — спасти президента, закрыв его своим телом. Кто из нас в детстве не мечтал о героических подвигах, но для них любой миг мог стать действительно последним, а мечта — реальностью.

Двое гвардейцев всегда стояли возле дома на улице, они менялись через сутки, и мне хотелось их накормить. Они вежливо отказывались и, голодные, упорно продолжали стоять на своем посту в дождь, ветер, снег, весь день и всю ночь. Сменялись они только рано утром. «Ну почему вы все-таки не заходите?» — продолжала упрашивать я. Наконец один из них ответил: «Я даже у своего дяди ни разу не ел из уважения к нему, а тут — президент… ничего, потерпим», — и отвернул порозовевшее от смущения лицо. Видимо, недаром Джохар подчеркивал, что настоящий мужчина — не раб своего желудка. И как бы любой из них ни был голоден, обязательно оставлял после себя на блюде самый большой и лучший кусок. Эта деликатность в еде и самоотречение были для них привычным делом. Все они прибыли из разных сел, но сделаны словно по одной добротной мерке. Их ничему не приходилось учить, настолько все они были прирожденными воинами. Спустя неделю, по строгому приказу Джохара, к нам в дом на трапезу стали заходить все гвардейцы, но все-таки они очень стеснялись. Им легче было оставаться голодными, чем нарушать традиции.

К тому времени мы уже переехали на улицу Ялтинскую, несколькими улицами ниже улицы Шекспира. Джохар продал свои новые белые «Жигули», и мы купили на эти деньги половину коттеджа с небольшим садовым участком. Высокое абрикосовое дерево опиралось одной большой веткой о крышу дома. Старая айва, две черешни, в центре молодая яблоня и персиковое дерево в глубине сада… Через железный крашеный забор на улицу перекинулся высокий розовый куст, усыпанный, словно огоньками, алыми бутонами и расцветшими цветами. Этот куст начинал цвести ранней весной и отцветал только поздней осенью. По этим розовым огонькам издалека и узнавали наш дом.

Мы уже в который раз начинали нашу жизнь с нуля. Только на этот раз наше семейство значительно увеличилось из-за охраны. В Тарту осталась вся старая мебель, но Джохар не унывал, надеясь на родственников. И действительно, многие из них, приходя в гости и увидев, чего нам не хватает, в следующий раз обязательно приносили кто ковер, кто стол со стульями. В итоге все получилось разномастное, но очень уютное. И в довершение к этому неопределенному стилю я еще развесила на стенах все свои картины. Каждый, кто заходил в наш дом, сразу начинал разглядывать мои картины и делать критические замечания, к счастью, не по поводу обстановки. А я каждый день ломала голову, чем же мне накормить семью, гостей, личную охрану Джохара и постовых, стоявших на улице. Было совершено непонятно, кто должен об этом заботиться и привозить нам хоть какие-нибудь продукты. Старые министры работать уже не хотели, новый Кабинет министров еще не был утвержден парламентом, а КОУНХ (временный Комитет народного управления хозяйством), во главе которого восседал Яраги Мамодаев, народ уже успел прозвать «комитетом по оперативному разворовыванию народного хозяйства». Басню «Лев и шакалы» я написала о таких, как он, не зря у меня сразу к нему сердцене лежало! Я все рвалась прочитать ему басню вместе с посвящением, но Джохар не разрешал: «Не будем обижать человека». На самом деле он просто не хотел, чтобы я наживала себе лишних врагов.

После того как прошли выборы в парламент, Кабинет министров был сформирован и утвержден парламентом, Яраги снят и КОУНХ распущен. Чтобы поднять свой вес, Яраги начал ездить по разным странам, заключая неактуальные для республики договоры. После поездки в Японию он целый час, торжественно выступая по местному телевидению, демонстрировал две черные сабли: одну большую — для того чтобы сделать харакири, то есть распороть себе живот, и маленькую — по японским традициям, чтобы друг смог перерезать горло неудачливому самураю. К этому убийственному набору прилагалось белое полотняное полотенце, все в пятнах крови. Яраги передал этот национальный подарок Джохару якобы от японского правительства, хотя в его правдивости я часто сомневалась. Однако успех был ошеломляющим. «Такой дорогой подарок — оружие — могли подарить только истинные друзья», — считали потрясенные зрители. «Недалек час и за признанием нас Японией», — переговаривались меж собой, покачивая головами, довольные старики. Яраги хорошо знал кавказский менталитет. Но, в отличие от других, самураем в своих мечтах представлял, конечно, Джохара, а «другом», держащим за спиной наготове маленькую саблю, — наверняка себя.

Находясь во главе КОУНХ, Яраги уже успел осуществить частичную приватизацию и приготовить обширную программу по приватизации всех государственных предприятий, фабрик и заводов, договорился с заинтересованными людьми, которые сразу стали его поддерживать. Джохар, вначале заявив о необходимости приватизации, вскоре сказал, что с решением этого вопроса торопиться не следует, что достояние народа он разграбить не даст. Затем издал Указ, запрещающий приватизацию нерентабельных предприятий, и определил меры наказания для тех руководителей, которые «заморозили» производство. В действительности многие из них, выполняя негласный приказ российского правительства об экономической блокаде молодой республики, тайно работали на себя. Ходили упорные слухи о том, что «эта власть больше трех месяцев не продержится», а партократы считали дни…

Сразу сократилось производство товаров, в магазинах опустели полки, на рынке подскочили цены. Народ возмутился: куда мгновенно могли исчезнуть продукты? Взяв с собой несколько человек милиционеров, доброволец Иса Ахъядов срочно навел «ревизию» на колбасном заводе. Сбили замки. На складе с потолка гирляндами свисали колбасные ряды уже портящейся пыльной колбасы, несколько заплесневелых тонн лежало в мусоросборнике. Иса заснял эту мрачную картину и показал голодным телезрителям.

К нам в дом пошли родственники «оскорбленного» начальника этого предприятия. Слезно уверяя, что он тут совсем не при чем, они даже хотели объявить храброму Исе кровную месть и подали на него в суд. Но он, не боясь преследования целого рода «колбасников», успел вскрыть и другие преступления против чеченского народа, обнаружив колонну машин с многотонными залежами драгоценного сахарного песка.

Благодарный народ дал быстрому Исе, который был совсем небольшого роста (но ведь «храбрость от размера не зависит»), ласковую кличку Щекар-Иса (Сахар-Иса) и навек занес Ису в страницы своей памяти. Особенно его любили старики, как истинные мусульмане колбасу они не ели, опасаясь наличия в ней свинины, а вот без сахара пить чай совсем не могли! Созданные затем комиссии, кинувшиеся проверять другие предприятия, ничего не нашли — опоздали! Слух о готовящейся проверке мгновенно разносился по маленькой республике, тем более что все вокруг — знакомые и родственники. В итоге желающих проверять и контролировать оказалось так много, что пришлось издать особый указ, защищающий права предприятий.

У нас в доме было точно такое же положение, как и у всех, особенно неудобно было перед гостями, которые приходили ежедневно. Выручали меня блины и пирожки, которые я могла печь с чем угодно: картошкой, капустой, яблоками. Их можно было подать к чаю, и стол уже казался не таким пустым.

Однажды средь бела дня в машине, груженой ящиками, приехал радостный охранник Максуд. Я не верила своим глазам: печенье и конфеты, фруктовая карамель. «Где ты все это взял?» — спросила я его. «У меня друг — завскладом, он узнал, что у нас к чаю нет ничего, и прислал», — отвечал сияющий Максуд. Он был одним из четырех личных телохранителей Джохара, красивый, высокий, атлетически сложенный, очень верующий парень из села. Когда приходило время намаза, он делал его где угодно. Иностранные журналисты один раз так и засняли Максуда: в Президентском дворце, преклонив колени, он молился на расстеленном на полу газетном листе, положив по углам для защиты от сквозняка две гранаты.

Максуд был большим любителем тяжелого рока и у себя в комнате, в простом сельском доме, сделал светомузыку. Переливаясь в ее лучах, лениво качались в прозрачном аквариуме вуалехвостки и золотые рыбки. Аквариум тоже был его увлечением, и за любимыми рыбками он ухаживал сам. На день рождения нашей дочери Даны Максуд привез большой круглый аквариум и зыбок в полиэтиленовом пакете с водой и установил его в зале. Кроме того, он был еще и мастером спорта по дзюдо.

Приехавшие из Франции журналистки, впервые увидев наших гвардейцев и охрану Джохара, были приятно удивлены: «Где вы таких Аполлонов набрали, они с успехом могли бы позировать для обложек модных журналов, все, как один, — Алены Делоны». Джохар с улыбкой гордо отвечал: «Это простые ребята из наших сел, а вот если бы вы в горы поднялись, там действительно есть на что посмотреть!»

С легкой руки Максуда наше положение значительно поправилось. Теперь не только гостям и соседям, но даже нашим охранникам, когда они ехали домой, я давала пакеты с конфетами и печеньем — детям. Совершенно неожиданно из сел начали передавать мне творог, сметану и молоко в стеклянных трехлитровых банках родственники наших гвардейцев. Наверное, дома они рассказывали, как мне приходится вертеться, чтобы всех накормить. И помогать стала вся Чечня. То, чего не делали министры, взяли на себя простые люди.

С большим трудом прошло формирование Кабинета министров. Устоявшаяся за долгие годы СССР система властных кланов принадлежала известным всем в республике фамилиям — Завгаевым, Хаджиевым, Арсановым, давно завербованным КГБ. Сетью многочисленных поборов и взяток они, как пауки, опутали и не хотели отпускать свою многолетнюю жертву. Незадолго до горбачевской перестройки один отчаявшийся молодой чеченец прямо в кабинете расстрелял министра лесного хозяйства. Об этом еще долго все говорили, и большинство было на его стороне, против только «пираты», засевшие в кабинетах. Этот чеченец был арестован, осужден и расстрелян как примерное назидание всем не смирившимся со своей участью и для полного спокойствия растревоженных министров. Но сейчас Москва их больше не защищала, а ее спецслужбы подталкивали к самым изощренным методам.

Мэром города стал Бислан Гантемиров, и совершенно неожиданно из кранов потекла вода, заработала стоявшая доныне канализация. «Откуда ты взял деньги на ремонт?» — спросила я его, когда он пришел к нам. «Я оставил всех работников на старых местах и сказал им: «Если хотите работать — вложите то, что наворовали раньше, потом еще наворуете»». Его вступительная речь на первом собрании всех работников городской мэрии поистине отличалась оригинальностью. Но самое удивительное было в том, что сам он не усматривал в ней ничего особенного.

Одним из первых состоялось и назначение министра иностранных дел, выходца из Иордании, Шамиля Бено. Генеральным прокурором была назначена Эльза Шерипова, бывшая ранее членом ОКЧН, мужественно показавшая себя в последний период. Начальником Службы национальной безопасности стал известный борец, спортсмен, чемпион мира Салман Хасимиков. Джохар надеялся, что он сможет справиться, даже не обладая специальными познаниями в этой области, хотя бы потому, что не увяз в общей для бывших профессиональных кадров коррупции. Сам Джохар совмещал пост главы государства и председателя Кабинета министров — это было необходимым требованием сложного переходного периода.

Поэт и писатель Зелимхан Яндарбиев, возглавляя Комитет парламента по печати и информации, все еще оставался председателем Вайнахской демократической партии. Его называли главным идеологом чеченской независимости, и российские СМИ обливали его грязью наравне с Джохаром. Блестящие статьи Зелимхана, регулярно появляющиеся на страницах газет, разъясняли истинную сущность всех процессов, происходящих в России и у нас в республике. Одна из них под названием «Пришествие Иуды» о наших будущих колаборационистах — предателях собственного народа («Козел — Иуда, приученный своими хозяевами уводить стадо баранов на бойню и незаметно выскальзывающий в самый последний момент в спасительную маленькую дверцу») оказалась пророческой. А Джохар не обращал никакого внимания на самые нелепые и провокационные слухи и, когда я рассказывала или читала ему очередную газетную «утку», только смеялся: «Собаки лают — караван идет!» Эта фраза стала крылатой, она объясняла все, и многие повторяли ее вслед за ним.

 

Глава 13

1992 год — год путча в Грузии, год свержения российскими спецслужбами неугодного Москве грузинского президента Гамсахурдиа, завершился быстро. Звиад не хотел крови и ушел сам. Никто на всем Кавказе не предоставлял ему и его семье политического убежища, все боялись могущественного северного соседа. Приняла его только Чеченская Республика. Семье Гамсахурдия была предоставлена Президентская резиденция на улице Чехова, в которую мы собирались перед этим переехать. Убитая горем Манана, жена Гамсахурдиа, завернувшись в большой серый платок, лежала на диване и называла трусами всех грузинских мужчин. Подошел Гамсахурдиа, высокий, представительный мужчина с благородными красивыми чертами лица. Заметив мое невольное удивление, мягко объяснил: «У нее просто нервный срыв, она больна». Своими непринужденными светскими манерами он напоминал мне дворянина.

Это был большой и очень умный человек, впрочем, никогда без нужды не афиширующий своих познаний. Но было еще что-то необъяснимое в каждом его движении, в грустном молчании, в печальных карих глазах — во всем чувствовалось что-то нездешнее, очень далекое от нашей грешной земли. Мужественно, без всяких громких слов, он приносил себя в жертву, спасая свой народ. «Вы правильно выбрали цвета национального флага, — сказал он, когда мы заговорили о знаках, теме, интересующей меня уже давно. — У вас все хорошо закончится. Большое зеленое поле ислама и жизни наверху, поэтому вы победите. Наш флаг вишневого цвета крови, наверху заканчивается черной полосой — это цвет траура. Я сожалею, что раньше не знал об этом». Джохар подолгу беседовал с ним и многому учился. Гамсахурдиа был старше его и в политической борьбе был далеко не новичком.

12 марта 1992 года в Грозном открылась сессия грузинского парламента, которую открыл президент Звиад Гамсахурдиа, гостем парламентариев стал Джохар Дудаев. На следующий день, 13 марта, парламент Грузии, помимо прочего, принял постановление о признании независимости Чеченской Республики. Неустанно Джохар торопил законотворческую деятельность, и 12 марта 1992 года парламентом Чеченской Республики была принята Конституция ЧИР. Россия в то время свою конституцию еще не создала.

Указ о назначении министром МВД Салмана Албакова вызвал бурю в официальном собрании МВД. Лица, которые претендовали на эту должность, заранее не собирались подчиняться ни президенту, ни парламенту. Настроения милиции усиленно «подогревались» Москвой — слишком долго чеченская милиция подчинялась ей. На следующий день, 29 марта, оказалось, что парламент отменил Указ президента. Зелимхан выступил по телевидению и объяснил ситуацию: «На завтра вооруженные группы оппозиции готовятся произвести путч… и Москва надеется, что это будет сделать так же легко, как в Грузии».

Колонна автобусов с «путчистами» прибыла из Надтеречного района и попыталась захватить телевидение и радио. Москва, организовавшая эту колонну, уже передала дезинформацию о захвате «оппозицией» власти в Грозном и предстоящем подписанием Доки Завгаевым Федеративного договора от имени Чеченской Республики.

Гвардейцы быстро освободили Дом Радио, депутаты парламента Иса Арсемиков, Ю. Хантиев, Ю. Сосламбеков отправились с делегацией на телевидение. Старики, совершавшие зикры, пошли туда же. Прозвучали выстрелы, первым упал окровавленный старик, затем двое молодых людей. Возмущенный народ смел засевших на телевидении «горе-путчистов», некоторые из них выскочили в окна, другие убегали к реке, выбрасывая оружие.

На многотысячном митинге 1 и 2 апреля на площади Свободы народ принял Обращение к президенту и парламенту, требуя провести расследование преступлений, совершенных против чеченского народа реакционными силами, агентами Российской империи, принятия чрезвычайных мер по пресечению разгула преступности. «Требуем проведения аттестации всех должностных лиц, где назначение или выборы ранее согласовывались с партийными органами, особенно в судебно-следственных органах». Обращение выражало поддержку президенту и парламенту. А Манана, с грустью посмотрев на меня, сказала, что в Грузии «так же начиналось».

Ночью Джохару приснился сон: его умершая мать, взяв его за руку, подвела к какой-то черной дыре в земле, рядом стояли российские солдаты. Вместе с нани (так мы называли мать Джохара) он спустился вниз и увидел груду ржавого оружия. По нему ползали змеи, одна из них подползла к его ноге и хотела укусить, но нани незаметно наступила на змею ногой и раздавила. «Даже после смерти она оберегает меня», — сказал Джохар, когда проснулся.

Россия, наконец спохватившись, поняла, что сама вооружила чеченский народ. Провокации ее спецслужб не заставили себя ждать. Начались массовые грабежи воинских складов с оружием. Мы просыпались от перестрелок. Звонил телефон, Джохару докладывали: опять нападение на очередной склад. Срочно поднимали президентскую гвардию, самых верных народу и президенту людей. Срывались с постов и мчались на помощь гвардейцы. И как бы тщательно воинские склады ни охранялись, толпы безоружных людей, подстрекаемые провокаторами, шли во весь рост, прямо под огонь автоматов. Они хорошо знали, что охрана не будет стрелять в свой народ, и не ошибались. Пули, пролетая над их головами, огненными, трассирующими лентами прошивали ночное небо, не причиняя нападающим вреда. Оружие увозили и тщательно перепрятывали, пока его не находили снова. И опять нападение, драка, часть оружия исчезала. Пришлось Джохару самому заняться этим делом.

В республике объявился новоявленный «святой» Адам Дениев, владеющий гипнозом. Был случай, когда он настолько убедил наивных верующих людей в своей животворной силе, что один из них, шестнадцатилетний подросток, выстрелил в себя, твердо веря в то, что Адам потом его оживит. Когда родственники начали просить Адама вернуть мальчика к жизни, Адам подошел к трупу и что-то пошептал ему на ухо. Потом приложил ухо к его губам и произнес: «Он сказал, что попал прямо в рай, где ему так хорошо, что он не хочет возвращаться на эту грязную землю…»

Люди Адама работали на ФСБ, и говорят, что они по его приказу расстреляли впоследствии «Красный крест» в селе Новые Атаги. В 1998 году руководство Службы национальной безопасности ЧРИ официально обратилось к руководству силовых структур России выдать Адама Дениева, подозреваемого в причастности к целому ряду преступлений, убийств и похищений людей на территории ЧРИ с 1991 года, в том числе и в Новых Атагах в 1996 году, а также к похищению и убийству В. Кан-Калика и А. Бислиева. Кстати, осенью 1998 года у людей Адама Дениева была захвачена отснятая ими видеокассета, которую В. Путин демонстрировал в 1999–2000 годах на Западе как доказательство преступлений (похищения и убийства людей) боевиками.

А пока республику раскачивали три кита, на которых должно опираться всякое уважающее себя государство. И больше всего в этом преуспела законодательная власть, исполнительная явно за ней не успевала, а судебная вообще плелась где-то в хвосте. Парламент принял закон о местном самоуправлении, были проведены выборы в органы местной власти, но закон оказался слишком поспешным и потому провокационным. Каждый местный руководитель сразу стал считать свой район своей вотчиной и перестал подчиняться президенту. Они заявили, что президент и они имеют одни и те же права, так как они тоже избраны народом. Парламент тоже почти по каждому вопросу конфликтовал с президентом, иногда принимая законы так быстро, что можно было подумать, делал это специально, чтобы поставить президента перед свершившимся фактом. Никто не возражал, когда Ингушетия выразила желание отделиться. Не хотите быть вместе, пожалуйста! «Полная свобода, никакого насилия!» — известная фраза Джохара. Все понимали, что ингуши надеются вернуть свои земли, Пригородный район, который косвенно пообещала им отдать Москва. Парламент начал делить границу с Ингушетией. Дебаты переходили в прения, споры — в ссоры, ведь в парламенте тоже были ингуши, которые не хотели уступать ни метра своей родной земли. Но где заканчивалась законная ингушская и начиналась законная чеченская земля, толком никто не знал. И обиженные ингуши срочно начали рыть ямы под пулеметные гнезда перед предполагаемой ими границей, чтобы кровью защитить свою землю, но Джохар помирил всех яростно спорящих парламентариев, просто сказав: «Нам с нашими братьями ингушами делить нечего, граница будет прозрачной, а еще лучше, чтобы ее вообще не было!»

Москва перестала выплачивать деньги республике; не получали зарплату врачи, учителя, пенсию — пенсионеры. Чтобы хоть как-то облегчить жизнь в этот переходный период, была приостановлена плата за газ и электричество. Хлеб был тоже почти бесплатным, чисто символическая цена 1 рубль в 140 раз была меньше российской. Эта цена держалась больше года, пока хлеб не стали вывозить в Россию, Дагестан и брать на корм скоту. И почти каждый раз на очередном заседании парламент поднимал вопрос о повышении цены на хлеб, а Джохар снимал этот вопрос с повестки дня. Вместо денег были введены талоны на бензин, 40–50 литров на одного человека, даже на новорожденного. Семьи у чеченцев, как правило, большие, в среднем 5–8 детей, поэтому бензина получалось много. Народ обрадовался, тот, у кого не было машины, мог продать или обменять талоны на продукты. Утопический коммунизм, о котором так много говорили во Франции, начинался в Чечне.

Понимая, что надо воспользоваться моментом, пока наши структуры еще не сформированы, Россия попыталась развязать военные баталии, поссорив нас с донскими и кубанскими казаками, но и тут им не удалось превзойти стратегию Джохара. Он приехал в станицу на казацкий съезд атаманов и заявил буквально следующее: «Мы наших казаков в обиду никому не дадим! Будем добрыми соседями…» Настороженные казаки заулыбались. Одной фразой он превратил возможных врагов, которых Россия мечтала использовать как буфер в будущей войне, в друзей. Перед русско-чеченской войной Джохар успел заключить договор о ненападении с выборным общевойсковым атаманом Козици-ным самого большого войска Донского. А остальные атаманы без его войска выступить не отважились. В 1996 году в конце кампании, все-таки надумав, наконец, принять участие, уже без опального Козицина, атаманы мудро решили всем кругом: «Лучше будем делить гуманитарную помощь», — и правильно сделали…

У президента в кабинете собралось несколько человек, разговор уже в который раз шел о финансовых отношениях с Россией, о ее дебиторских задолженностях. Джохар бросил ручку: «Дальше так продолжаться не может. Свои деньги нам нужны, как воздух! И чем быстрее, тем лучше!» К его словам присутствующие сначала отнеслись скептически, но потом подумали: «А почему бы и нет?» До поздней ночи обсуждали эту тему и поехали по домам. На следующий день началась работа по созданию эскизов будущих денег. Через месяц художник Муса Акмедмерзаев подготовил первые эскизы. К работе над текстом подключились чеченские специалисты. Одновременно парламент работал над паспортом Чеченской Республики. В конце августа государственные атрибуты — первая денежная единица «сом» с портретом Шейха Мансура и новый чеченский паспорт — были готовы к выпуску.

В Лондон вылетели Руслан Уциев вместе с младшим братом Мурадом. Помимо главного дела по печатанию денег и паспортов, они должны были заняться подготовкой системы компьютеризации всей Чеченской Республики. Через полгода, в феврале, во время заседания Кабинета министров, Джохара срочно вызвали к телефону. Плохая весть.

В Лондоне убиты братья Уциевы. На следующий день Джохар создал комиссию по возврату тел братьев на родину, председателем назначил Гелани Ахмадова.

Преодолев огромные препятствия, начиная с получения визы и кончая оскорбительным досмотром в английском аэропорту Хитроу, Гелани прилетел в Лондон. После встречи и разговора с офицерами Скотланд-Ярда, ведущими это дело, сомнений не оставалось, убийцы — работники КГБ. Исполнители этого убийства — двое армян. Один из них повесился у себя в камере, другой приговорен к пожизненному заключению в лондонской тюрьме.

Фирма «Томас де Лабю», исполняющая контракт, категорически отказалась печатать чеченские купюры и паспорта, мотивируя отказ угрозами со стороны Министра иностранных дел России. Понеся убытки, фирма вернула деньги и заплатила штрафные санкции Чеченской Республике.

Цель этого убийства ясна. Россия не могла допустить введения чеченских денег и паспортов, являющихся одним из самых главных атрибутов независимой государственности.

ВТОРАЯ АГРЕССИЯ

В октябре 1992 года, организовав очередную бойню, Россия вторглась в Ингушетию. За российскими танками шли осетинские роты автоматчиков, забрасывали гранатами дома и расстреливали мирных людей. Россия торопилась: пока этот чеченский птенец не оперился и не превратился в горного орла, имеющего железные когти и клюв, его надо уничтожить! При выходе российских войск из Чечни российскими командирами были лично сняты все приборы наведения в подразделениях боевой техники, то есть вся боевая техника была приведена в негодность. И при вторжении России в Ингушетию из сорока танков на ходу не было ни одного, из восемнадцати установок «Град» — ни одной целой. Все прицельное и навесное оборудование было украдено и вывезено с территории Чечни или спрятано у агентов КГБ.

Джохар каждый вечер выезжал в Шалинский танковый полк, где располагалась основная база военной техники, и «рвал на куски» командира Сайфутдина за его бездействие по восстановлению техники, неукомплектованные экипажи, отсутствие запасных частей и боекомплектов. Не добившись положительных результатов, Джохар вызвал к себе Гелани Ахмадова и распорядился выполнить эту работу. Гелани попросил дать ему письменный приказ от главнокомандующего с соответствующими полномочиями. Через три дня Гелани нашел агента, посадил его на гауптвахту. Очень скоро тот показал, где находится оборудование и запасные части к технике Шалинского полка. В ЧИСНАБ добыли часть аккумуляторов, недостающие сняли с КРАЗов цементного завода. С автобаз были привезены необходимые запчасти на машины «Урал» для установок «Град». Гелани днем и ночью не спал вместе со своими подопечными, все трудились, не покладая рук. За три дня техника была восстановлена и укомплектована экипажами.

Бывший военком республики Ибрагим Дениев начал было саботировать призыв военных специалистов, уволенных в запас, подсовывая совсем пожилых, не владеющих современной техникой людей. Но Гелани предупредил, что поставит вопрос перед президентом об упразднении всех военных комиссариатов в Чеченской Республике. Специалисты сразу нашлись.

Смотр техники прошел отлично, Джохар сиял и не находил себе места от радости. Вся техника немедленно была поставлена на границу с Ингушетией. Две российские танковые колонны, расположившиеся слева и справа от дороги, ведущей на территорию Чечни, находились под прицельным огнем установок «Град» Чеченской Республики, а все выезды и отходы танков в любом другом направлении заминировали.

Был интересный момент, когда российская и чеченская стороны достигли согласия о разводе войск, и чеченская сторона доложила о ситуации, в которой находятся российские отдельные части в данное время, руководству группировке войск. Они посмеялись, и только, но когда чеченские саперы начали вытаскивать и показывать противотанковые мины, они не поверили собственным глазам, когда же им показали установки «Град» и предъявили координаты ведения огня, в глазах российского командования отразился ужас: «Да, это не Азербайджан, не Грузия и даже не Афганистан…»

По приглашению Джохара приехал друг юности, летчик стратегической авиации Руслан Шахабов, уже полковник. Джохар надеялся, что Руслан поможет создать чеченскую армию, и поставил его командующим. Парламент присвоил новые воинские звания: Джохару, бывшему генерал-майором, звание генерал-лейтенанта, Руслану — звание генерал-майора. Джохар отказался от нового звания: «Я его еще не заслужил».

Первый военный инцидент не заставил себя долго ждать, российские войска, стоящие на границе с Ингушетией, «прихватив» несколько лишних километров, продвинулись до станиц Ассиновская и Серноводск, где были остановлены нашими вооруженными силами. Джохар объезжал границу, когда случайно напоролся на такой выдвинувшийся российский блокпост. Увидев самого президента, солдаты растерялись и передернули автоматы. Разгневанный Джохар вышел из машины, его лицо пылало, глаза метали искры и молнии, большими шагами он подошел к ним и громовым голосом отдал приказ: «Немедленно сдать оружие! Отойти на свою границу!» Президентская охрана быстро разоружила блокпост, и Джохар уехал.

В этот же день Джохар, Умалт Алсултанов (министр МВД) и Гелани Ахмадов проверяли блокпосты в сопровождении трех машин и восьми человек. Проехав последний чеченский пост, они оказались между российскими и чеченскими постами. Гелани пошутил: «Акела промахнулся. Давай махнем в Назрань, уже немного осталось!» На Джохара, любящего пошутить, каждая шутка действовала своеобразно: «Отличная мысль, главное, что вовремя!» Осторожный Умалт, главный «страж правопорядка» завопил: «Ты, сиди, не подстегивай, я и так не могу его остановить!»

Несмотря на протестующие возгласы министра МВД, три машины понеслись в Назрань. Вдоль всей дороги стояли российские войска, на территории Ингушетии было введено чрезвычайное положение, и тем не менее они все-таки ехали. Вдобавок Джохар и Гелани начали во все горло распевать чеченские песни. При подъезде к резиденции Руслана Аушева их встретили удивленные ингуши: «Джохар приехал! Джохар! Джохар!» Вышел ингушский полковники начал выражать свой протест на «внеплановый» визит. Джохар в привычной ему в таких случаях манере послал его подальше. Ребята из охраны провели Джохара в кабинет Президента Ингушетии. Через десять минут появился сам Руслан, завязалась дружеская беседа. В начале Аушев выразил свои претензии, которые заключались в том, что чеченцы не помогли ингушам. На что Джохар ответил: «Эта ситуация, дорогой мой Руслан, создана руками ваших депутатов, сидящих в российском парламенте, именно для того, чтобы бравый генерал Джохар Дудаев на лихом белом коне врезался в гущу событий и втянул бы Чечню в войну. Для ваших депутатов я этого делать не буду, но если ингушский народ попросит помощи у чеченцев и даже если ни один чеченец не приедет в Ингушетию, я буду стоять рядом с тобой! Тем не менее хочу заметить, что продвижение осетинских боевиков за российскими танками было остановлено моими добровольцами в количестве двухсот человек. Они прибыли в полном боевом вооружении и с оружием для вас, которое ваши же ребята продали на базаре осетинам!»

После этой речи Джохара Руслан замолчал. Зазвонил телефон, Руслан подошел, поднял трубку: «Да, Сергей Михайлович! Да! Да!» Джохар грустно пошутил: «Что, хозяева звонят?» Руслан ушел от ответа. Звонил Шахрай, которому уже доложили о приезде Джохара. «Что-то, мне кажется, ты не рад нашему приезду». — «Да нет, Джохар, как-то вы без предупреждения». — «А скажи мне, когда вайнахи ходили в гости, предупреждая об этом?» Руслан совсем растерялся, не зная, что ответить. Через полтора часа дружеской беседы, в первом часу ночи поехали обратно, так же распевая песни. Гелани сказал Джохару: «Джохар, завтра по этой дороге в Чечню даже мышь не проскочит».

На другой день, вечером, возвращались «самоделегированные» Яраги Мамодаев, Русбек Бисултанов и Руслан Шахабов. Яраги ездил вести переговоры с российским командованием, чтобы потом выступить в роли «спасителя нации». Они припозднились и, возвращаясь, были задержаны на других российских постах рассерженными пограничниками. Целый день шел дождь, дорога была в больших грязных лужах. Их разоружили, заставили выйти из машины и лечь на землю. Продержав в таком положении целый час, их «делегацию» отпустили. И в тот же вечер униженный Яраги, выступая по телевидению, заявил, что Джохар чуть не погубил их «важную» миссию. Джохар отреагировал мгновенно: «Сапожник должен шить сапоги, а пирожник печь пироги! На ведение переговоров вас никто не уполномочивал, для этого есть политическое руководство. А я как Президент Чеченской Республики обязан инспектировать ситуацию на линии военного противостояния. В чем и заключалась моя поездка! Враг внедрился на нашу территорию, поставил свой блокпост, а они там переговорами занимаются! Значит, такие вы мужчины, если легли в лужу!»

После этого обратился к населению: «Для беспокойства нет никакого основания. Ваш покой надежноохраняется. Что касается российских солдат, то я скажу: «Молодец среди овец, против молодца — сам овца!» На наших полях растетхлеб. Поля не предназначены для того, чтобы вы там окапывались. Не поганьте! И советую немедленно убираться, пока не поздно!» — тут Джохар разгневанно постучал пальцем по столу. Люди после его выступления облегченно вздохнули.

Грозный был переполнен беженцами, почти в каждой квартире помещалось по несколько ингушских семей, большей частью беспомощные женщины, плачущие маленькие дети и старики. Все мужчины остались в Ингушетии. На экранах телевизоров последовательно транслировались документальные кадры: страшные, обезображенные трупы, вывезенные из Пригородного и сложенные на большой поляне, по которой потерянно бродили люди, пытавшиеся опознать родственников. Через Джейрахское ущелье, обрываясь на горных обледеневших тропах, шли из Пригородного беженцы, вынося стариков и детей. Мужчина, поскользнувшись, выпустил одного из двух детей, сидевших на его руках. Его горестный крик повторило эхо и далекий всплеск реки, посыпались мелкие камушки, и все стихло. В скорбном молчании вереница людей шла дальше. Ингуши срочно искали оружие, бронежилеты, патроны у знакомых, одалживая или покупая на «черном рынке».

В инспирированном Россией осетино-ингушском конфликте погибли лучшие сыны ингушского народа, первыми храбро бросившиеся на защиту своих братьев, жертвами стали сотни мирных граждан, около 60 тысяч ингушей насильно были депортированы из Северной Осетии. Руководство всей операцией и контроль за устранением следов геноцида «партия войны» вновь поручила одному из самых активных своих членов Сергею Шахраю.

Началось «бабье лето». В нашем маленьком садике под яблоней я писала свои картины. Однажды я усадила в саду племянницу Джохара, семилетнюю Элинку, отец ее был ингушом, и мы все очень переживали по поводу произошедших в Ингушетии событий. В глазах маленькой девочки, казалось, застыла вся трагедия ее народа. Худенькие ручки с синеватой голубизной, загорелые щечки, тонкая шейка, розовое, невинное, веселое платьице с трепещущими оборками, соломенная шляпка на волнистых смоляных кудряшках — и ничего детского в ее задумчивом взгляде.

В том же месяце парламенты Чеченской Республики и Российской Федерации провели переговоры и подписали протокол, вновь де-факто признающий Чеченскую Республику независимым государством. Осталось только договориться на уровне правительств и подписать договор о взаимном признании. Джохар форсировал события, к лету 1992 года обстановка все усложнялась. Россия блокировала осуществление денежных переводов в Ичкерию и постепенно начала осуществлять все виды блокад, надеясь задушить республику.

Джохар собрал правительство и спросил, что предпринять. Надо было искать выход. На одном из совещаний предпринимателей решили попробовать пробить воздушную блокаду, у республики были самолеты и пилоты, главная проблема — воздушные коридоры. В самой России было всего 4–5 аэропортов, из которых самолеты летали за рубеж. Авторы предложения Э. Хачукаев и Р. Алиев попросили месяц на подготовку самого первого и ответственного полета. Джохар хотел первым проложить дорогу. Ровно через 30 дней, 22 августа 1992 года, в обстановке большой секретности, Джохар поднялся с чеченского аэропорта имени шейха Мансура на самолете ТУ-134 и приземлился через несколько часов полета в Джидде, международном аэропорту Саудовской Аравии. Чеченскую делегацию встречали коврами, официальным протоколом, эскортом и так далее. Они побывали в трех странах Аравийского полуострова, посетили священные для мусульман места, Мекку и Медину, удостоились высшей почести войти внутрь Каабы. Первыми словами Джохара, когда он вернулся, были: «Путь проложен. Теперь свободный чеченский народ будет свободно летать куда захочет!» Через несколько дней были проложены авиадороги во многие страны мира.

Началась конкретная работа по налаживанию международных контактов Чеченского государства. За сравнительно короткое время Джохар посетил с официальными визитами Кувейт, Турцию, Кипр, Прибалтику, США. Чеченская Республика начала потихоньку расцветать благодаря торговле, челночные чартерные рейсы делали свое дело. На грозненском рынке можно было купить все, что душе угодно, и по ценам гораздо ниже, чем в окружающих республику регионах. Тот, кто начал с двух тысяч долларов США и тяжелых сумок, через год имел в свободном обороте уже сто тысяч и продавал товары оптом, целыми машинами на специально отведенном для этой цели Петропавловском рынке. В республику потянулись челноки из Дагестана, Ставрополя, Ингушетии и других соседних регионов России. Не зря еще Петр Первый говорил: «Государство богатеет торговлей». В Грозненском аэропорту стали садиться на дозаправку дешевым и качественным керосином лайнеры из России и других стран СНГ. Документальные, короткометражные фильмы, заснятые в странах, где побывали представители чеченского народа, как встречали наши делегации во главе с Джохаром, транслировались по местному телевидению, наполняя гордостью сердца жителей республики. После очередного такого визита личная охрана Джохара еще несколько дней пребывала в эйфории, мечтательно глядя куда-то за облака.

В Москве начали возмущаться тем, что президент непризнанной ею республики летает на своем самолете, как президент суверенной страны, куда хочет. В ответ на протесты Джохар ответил кратко: «Небо не может принадлежать одной России».

Однажды самолет Джохара взял курс на Ирак. Только взлетели, как получили приказ командования российского ПВО немедленно идти на посадку. Командир корабля забеспокоился: «Угрожают поднять в воздух перехватчиков. Могут сбить, если не выполним приказ…» Реакция Джохара была совершенно невозмутимой: «В Грозном есть российские самолеты?» Запросили по рации, получили ответ: «Есть два самолета». «Передайте военным мое предупреждение: если они заставят нас сесть или собьют, эти два самолета будут взорваны, а вся ответственность за происшедшее полностью ляжет на них». Больше таких приказов не поступало.

В сентябре 1992 года Джохар и Рамзан Алиев, постоянно сопровождающий его, прилетели в Анкару. По вине Министерства иностранных дел Турции встречающие опоздали на 15 минут. Джохар побледнел, это оскорбление было нанесено не ему, а чеченскому народу. Он сидел и ждал, не выходя из самолета, потом принял решение улететь, сам сел за штурвал. Но разрешения на вылет не давали. После очередного отказа предоставить вылет Джохар запустил двигатели, и самолет начал движение. В это время приехали встречающие, в том числе и заместитель премьер-министра Турции, и начали уговаривать не улетать. Самолет двигался прямо на здание \/iР. Напуганные службы дали «добро» на взлет, и самолет улетел на Северо-Кипрскую Турецкую Республику. Там чеченскую делегацию встречали с цветами ичеченским знаменем. Сулейман Демирель позвонил Джохару и попросил прилететь в Анкару на обратном пути. После этого его встречали уже так, как положено встречать президента суверенного государства. Он умел заставить уважать себя и республику. Зато обратно в Грозный Джохар прилетел в битком набитом мешками самолете. Узнав, что чеченские женщины застряли с грузом товаров в аэропорту, он приказал им помочь и загрузил свой самолет их товаром.

За рубежом у Джохара появилось много друзей. Но с особенным уважением и любовью он относился к Алпарслану Тюркешу, председателю партии Национального движения Турции, который около 40 лет оставался бессменным лидером всемирного движения «Бозкуртов» — «серых волков». Тюркеш выглядел отлично, был полон сил и энергии даже в 70 лет. Взаимная дружба длилась до самой смерти Тюркеша. Джохар летал не только за рубеж, но и в бывшие союзные республики для развития дружеских отношений. На центральной площади столицы Кыргызстана в юрте его приняла старая женщина в национальном платье, символ киргизской земли — Мать киргизского народа. На прощание киргизские друзья подарили Джохару белого коня лучшей кипчакской породы. Но в самолете не перевезти коня, поэтому его оставили в Киргизии. До сих пор белый скакун ждет своего хозяина.

Сувениры, подаренные президенту в этих поездках, бережно хранились в специально отведенной для них комнате во дворце. В будущем они должны были украсить музей.

Летом 1993 года в Париже проходил авиасалон. Президент Чеченской Республики был приглашен туда, ему предложили испытать самолет новейшего образца «Мираж» на секретной военно-воздушной базе «Оранж». После тридцатиминутного ознакомления с устройством самолета на земле Джохар уверенно сел в кабину и вместе со вторым пилотом, тоже генералом, но французским, совершил тренировочный полет. «Бой» строился по схеме «двое против трех», то есть двум «красным» самолетам, одним из которых управлял Джохар, противостояли три «синих», которые пилотировали лучшие французские асы. Послеполетный разбор «боя» на компьютерном мониторе показал, что из пяти самолетов «целым» остался только один, четыре были «сбиты». Победителем стал Президент Чеченской Республики Джохар Дудаев! Его пилотаж получил высшую оценку среди французского летного генералитета. В тот же вечер был организован пышный приемом в честь Джохара в Центральном доме офицеров ВС Франции в Париже. Его летное мастерство поразило всех приехавших в те дни на традиционный салон в Ле Бурже. Отрывок из книги Мусы Гешаева, посвященной Джохару Дудаеву: «Исполнен дерзости безумной и гордого сознания бессмертия».

Грандиозные планы строил непокорный Москве президент. Когда, выступая по телевидению, Джохар делился ими со зрителями, то многим он казался одержимым мечтателем, оторванным от земли. Его мечты были прекрасны, но вряд ли исполнимы. В горной маленькой Ичкерии, то и дело сотрясающейся от гнева великой Самодержицы, он рассказывал, как вольно живут люди вдали от России, как процветают другие страны, имеющие нефть. Притчей во языцех стали его слова «о золотых краниках и верблюжьем молоке» Кувейта.

Он мечтал построить новую, экологически чистую столицу Чеченской Республики вдали от нефтеперерабатывающих заводов. Была найдена красивая ровная местность недалеко от гор, ее проверили сейсмологи. Архитекторы подготовили проект будущего административно-политического центра, участие в его подготовке принимал и Джохар. Город был рассечен на девять секторов, расходящихся во все стороны улицами-лучами от круглой площади, в центре которой стояла высокая круглая башня с часами наверху и вращающимся глобусом. Время на часах должно было отсчитывать часы, минуты и секунды назад, обратно, к забытым предкам, вычеркивая все ужасы депортации, четырехсотлетней войны с Россией. Оно должно было приближать чеченцев к исторической черте — времени, когда они жили в мире и согласии со всем миром. (Как прекрасно звучит это удивительное сочетание двух знакомых слов, являющихся по своей сути одним словом — знаком, кодом всем нам, потому что наш мир и должен быть только миром на вечные времена, и ничем иным, иначе нам в нем просто не выжить!) Каждый сектор должна была строить страна, с которой заключен договор. Предполагалось, что в неповторимом национальном стиле девятью странами будут возводиться гостиницы, рестораны, административные здания и магазины. Причем договор о строительстве уже был заключен с тремя ведущими мировыми фирмами. Этот удивительный город стал бы чеченской столицей, городом всех национальностей, реальным, а не утопическим городом Солнца и Мира! Это осуществимо…

Джохар хотел прорвать блокаду. В большой тайне прокладывалась через непроходимые горы дорога в Грузию, она должна была стать Дорогой жизни. Он считал километры…

Особое внимание Джохар уделял и созданию Академии наук Чеченской Республики, работая с колоссальным напряжением над этим проектом вместе с Рамзаном Гойтемировым (бывшим предводителем партии «зеленых», одним из первых откликнувшимся на призыв Ельцина во время ГКЧП) и Исой Арсамиковым.

В Германии была закуплена очень дорогая дорожная техника, агрегат, который, двигаясь по улицам, разбивал старый асфальт и тут же укладывал новый. Половина Грозного уже блестела сине-черным асфальтом. Машины не ехали, а неслись по ней так же, как по европейским широким дорогам. Деньги за нее должны были перечислить в течение года, долг еще не был до конца выплачен, и когда звонили из Германии, у Джохара сразу портилось настроение. Он тут же поднимал трубку и начинал «разносить» министров, тянущих с оплатой.

Был открыт военный колледж. Большое внимание Джохар уделял школам-интернатам и ПТУ. Ремонтировались старые больницы, строились детские поликлиники, большое здание было выделено под стоматологический центр.

Перед новым Кабинетом министров Джохар поставил задачу принять бездефицитный бюджет, создать принципиально новую систему налогообложения и формирования бюджета. Джохар собирался перевести нефтеперерабатывающую отрасль на новую технологию. Благодаря его стараниям родился проект освоения нефтедобычи в Судане нашими специалистами, но, к сожалению, он так и остался незавершенным. Разрабатывалась новая методика преподавания в средних школах. Историю чеченского народа надо было переписать заново, в соответствии с исторической правдой. Письменность на кириллице не соответствовала некоторым гортанным звукам чеченского языка. После продолжительных научных дебатов было решено перевести язык на латиницу. Новый букварь на латинице готовился Зулай Хамидовой, советником президента. Этот букварь был не просто красивой книжкой. С первых страниц яркими иллюстрациями он открывал детям неповторимый мир чеченских обычаев.

Для особо одаренных мальчиков с семилетнего возраста был открыт президентский лицей. Красивая серая форма, золоченые аксельбанты, ниспадающие с плеч, строевой шаг делали маленьких лицеистов неотразимыми. Особенно хорошо они смотрелись на параде. Был проведен отборочный конкурс. Родители обивали пороги, прося принять их детей, но всех желающих лицей вместить просто не мог.

Капитальный ремонт был сделан в гостинице «Кавказ», стоящей на проспекте Абдурахмана Авторханова, напротив Президентского дворца, в ней обычно останавливались наши гости и журналисты.

На Первомайской улице создавался мемориальный комплекс жертвам геноцида 1944 года. Этот комплекс был задуман Джохаром еще в Сибири, когда он рассказывал, как кощунственно чеченскими надгробиями выкладывала советская власть стены коровников и свинарников или мостила улицы. Выточенные каменные белые чурты, украшенные причудливой арабской вязью, — единственное, что осталось у чеченцев от их предков. Почти все родовые башни во время высылки были взорваны, породистые кони уничтожены, дорогое оружие с серебряной насечкой, тонкогорлые медные кувшины разграблены. Несколько сот человек поехали за прахом погибших в Казахстане родственников, исполняя их последнее желание быть захороненными на родной земле. Джохар сожалел, что не мог исполнить завещание своего отца, его могилу он так и не сумел отыскать, когда ездил во время одного из своих отпусков в Сибирь. Вернулся он очень печальным. На заброшенном кладбище занесло песком сломанные надгробия и одинокие могилы, лучший школьный друг, фотографию которого Джохар бережно хранил в семейном альбоме, умер еще в молодости, осталась только его старая мать.

Строительство мемориала вызвало в республике большое оживление. Поисками чуртов занимались взрослые, старики, дети. Многие хотели принять участие в создании этого уникального памятника, искали и выдалбливали надгробия из мостовых, в селах разбирали стены коровников, вытаскивая даже обломки чуртов. И, аккуратно отмыв многолетнюю пыль, уже белоснежными, их торжественно привозили и водружали на небольшой площади, где они и стояли ровными, белыми рядами на обозрение прохожих. Джохар по вечерам шелестел белыми листочками и все рисовал и рисовал, пристроившись дома где-нибудь на уголке стола. Меня он даже близко не подпускал: «Это я должен сделать сам, это мой долг». Ему не удалось исполнить последний завет своего отца, и поэтому он исполнял единственное и последнее желание многих других людей.

На Первомайке теперь останавливались прохожие и собирались оживленные старики. Некоторые из них еще знали арабский язык и, читая полустертые надписи на чуртах, даже вспоминали людей, лежавших под ними когда-то. Целые надгробия поставили по диагонали, заполнив белыми стройными рядами всю небольшую площадку, между ними посадили шелковистую зеленую травку и выложили белыми плитками проходы, а в центре собрали в большую кучу все обломки чуртов, и из них, как будто из-под земли, выходила огромная белая каменная рука, крепко сжимающая кинжал, клинком устремленный в небо. Напротив — стена со словами-клятвой: «Не забудем, не простим, не оставим». Странное ощущение возникало у каждого, кто прогуливался по белым дорожкам мимо стоящих чуртов. Как будто и в самом деле ожили забытые предки и встали стройными белыми рядами воинов, оберегая нашу общую свободу. Где-то в глубине души тихое благоговение постепенно перерастало в уверенность, что так, видимо, и есть… Ничего не стоила бы эта выточенная из камня рука с кинжалом, если бы рядом с нами не было их душ. На каждое удачное действие тут же рождалось противодействие, активно поощряемое Москвой, и Джохару приходилось буквально продираться через все препоны, оставляя на пути клочки своего сердца. «Я политический бык, — с грустью иногда говорил он, — но главное — пробить дорогу. Каждые пятьдесят лет — высылка или уничтожение чеченского народа, пусть на нашем поколении этот трагический круг наконец замкнется».

В апреле — начале мая 1993 года часть парламента открыто перешла на сторону противников независимости. Председателем парламента они избрали Юсупа Сосланбекова. Этот парламент утвердил Яраги Мамодаева вице-премьером. Получив должность, Яраги тут же создал свои параллельные структуры исполнительной власти под видом комитетов управления отраслями народного хозяйства, в действительности антипрезидентский блок из глав местных администраций. Сразу стали ясны его дальнейшие планы…

Очень долго Джохар раздумывал, что делать с приватизацией. Через полтора года он твердо решил, что она должна коснуться только сферы обслуживания. Лечи Баталов, глава комиссии по инвентаризации, должен был переписать и поставить под контроль все государственное имущество. Но во время ревизии народного хозяйства он «забыл» о многих ценных государственных объектах. Под личным руководством Джохара была проведена вторичная инвентаризация.

В 1993 году Яраги вместе с Лечи Баталовым придет к нам в дом и начнет требовать полной приватизации. За его спиной будут стоять люди, успевшие по минимальной цене купить или дать задаток за какие-либо предприятия, фабрики или хозяйства, еще надеющиеся сломить упорного президента. А Джохар будет спорить и доказывать и уже в который раз убеждать, что нельзя даром отдавать народное достояние. Он так и не распродаст то, что бездушно и легко в России давно ушло «с молотка». Через два часа разъяренный Яраги перейдет на повышенные тона, и тогда побледневший Джохар тихо скажет: «Ты превратил в ад два года моей жизни…» После своей отставки Яраги создал в Москве теневой кабинет чеченских министров, уволенных в свое время Джохаром.

Три раза Джохар менял Кабинет министров, искал новых профессионалов. Пользуясь переходным периодом, почти все пытались разворовать то, что долгие годы создавалось республикой с таким трудом. Только Господин Народ, как любил говорить Джохар, его поддерживал, и те немногие, которые были с ним в начале пути.

 

Глава 14

6 сентября 1992 года — первая годовщина Дня независимости. Торжественный концерт проходил на стадионе «Динамо» в центре Грозного. До отказа переполненный людьми, он гудел, как большой, полный разноцветных пчел улей. Рядом с Джохаром Дудаевым сидели приглашенные президенты, среди них — гости из Турции вместе с сыном турецкого президента Озала Тургута.

После небольшого парада и вступительной речи начался концерт. В национальных костюмах выплыл женский танцевальный ансамбль «Жовхар» (жемчуг). Розовые шифоновые платья, развевающиеся на длинных косах прозрачные шарфы, осиные талии и потупленные черные взоры — сама нежность, покорность и молодость, как неповторимая ускользающая мечта, зовуще реяла на сцене и уводила, и звала куда-то далеко-далеко. Но вот серебряный вихрь — чеченские юноши в блестящих доспехах с кинжалами и огненными глазами стремительно понеслись на кончиках пальцев в древнем вайнахском танце. Этот ансамбль так и назывался — «Вайнах». Каждый чеченский мальчишка умеет танцевать пламенную лезгинку, а на кончиках пальцев его приучают стоять уже с двухлетнего возраста. Этот танец является главным атрибутом всех ловзар (свадеб).

Больше всего поразил одинокий мужской танец с буркой. Танцора почти не было, из обычной черной бурки выглядывала только голова в каракулевой папахе и виднелись ноги в мягких кожаных ичигах (сапоги без подошвы). Закрывшись буркой, спиной к зрителям, он сделал по сцене три больших круга и растрогал всех присутствующих до слез. Как он это сделал, до сих пор остается для меня загадкой.

Затем выступал музыкальный ансамбль «Зама» (время) под руководством Али Димаева, пишущего музыку и исполняющего песни. Волнами наплывала грустная мелодия, рассказывающая о трагической судьбе маленького народа, о высоких зеленых горах, бурных ручьях, о слезах чеченских матерей. Эта песня посвящалась матерям, но все же самой печальной и самой любимой всегда оставалась чеченская земля.

Певцы и танцоры сменяли друг друга. Всеобщими любимицами были Тамара Дадашева, хрупкая изящная девушка с детским нежным голосом, и строгая, с какой-то мраморной красотой Марьям Ташаева. Тут уже не выдержали зрители, так долго мечтающие принять горячее участие во всем, что происходило перед их восхищенными глазами. Первыми, не вытерпев, на сцену полезли дети и подростки, потом мужчины, одним прыжком заскакивая на сцену, начинали лихо танцевать лезгинку около особенно понравившейся певицы. Даже мирно стоящий возле эстрады толстый милиционер, которому полагалось следить за порядком, тоже пошел выделывать пируэты. Колыхался его большой, круглый живот, туго перетянутый портупеей, плясала на боку кобура, а он упоенно летал по сцене и походил на серый воздушный шарик на тоненьких ножках. Зрелище было так уморительно, что зрители, забыв про певицу, начали смеяться и хлопать только ему. Не выдержав такого позора перед высокими зарубежными гостями, багровый Министр МВД срочно распорядился поймать «летящего в танце» и вывести нарушителя порядка со сцены.

А потом в голубое сияющее небо поднялся наполненный газом огромный, изумрудного цвета воздушный шар с белыми и красными полосами по бокам. Зазвучал гимн Чеченской Республики Ичкерия. Запрокинув головы, мы провожали шар взглядом, и вдруг из его легкой плетеной корзины высунулся помощник президента Мавлен Саламов и начал размахивать большим национальным флагом Ичкерии. Легкий зеленый шелк надулся пузырем, трепетал и переливался и, казалось, вот-вот сорвется с древка под напором летящего воздуха и унесется в голубое небо. «Какой Мавлен молодец! Никто и предположить не мог, что он такой смелый», — только успела подумать я, как… «Эх, перерезать бы сейчас веревку, чтоб он совсем улетел! Тогда бы к Джохару любой смог пройти…» — с сожалением прозвучал у меня сзади, за ухом, чей-то грубый мужской голос.

Ночью был салют на площади Свободы и танцы до упаду. Танцевали все: молодцеватые старики в папахах и смущающиеся, как молодые девушки, старухи в больших платках, мужчины и женщины, красивые и некрасивые, — и каждый из них был неповторим и прекрасен. Вокруг весело и дружно плясали дети, большие и маленькие. Этот народ можно было по праву назвать танцующим так же, как поющей назвали революцию в Прибалтике. Вместе с ракетами небо пересекали трассирующие автоматные очереди, салютуя всему миру, что несмотря ни на что, сегодня молодой Чеченской Республике исполнился ровно год.

Форум «Кавказский дом», проходивший примерно в те же дни, 4 сентября, подтолкнул Россию к возобновлению диалога с Чеченской Республикой. В работе «круглого стола» принимали участие представители Абхазии, Азербайджана, Армении, Грузии, Дагестана, Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Осетии. Кавказ объединялся, и этот процесс обнадеживал, гарантировал подъем экономики и стабилизацию будущей счастливой, мирной жизни всех кавказских народов. Ключ к решению всех проблем находился на Кавказе. Вице-президент Александр Руцкой принял в Москве представителей Чеченской Республики, и все надеялись, что конфронтация наконец закончится и политический климат потеплеет. Было принято решение открыть официальные представительства Чеченской Республики в Москве и Российской Федерации в Грозном — таков один из результатов переговоров с Александром Руцким.

В 1993 году благодаря Джохару стала возможной встреча в Баку трех президентов: Грузии — Э. Шеварднадзе, Азербайджана — А. Эльчибея и Чеченской Республики. Джохар сам летал в Ереван и провел переговоры с армянским президентом Петросяном, надеясь привлечь к участию в этом процессе и руководство Армении. Уже имелась договоренность о встрече президентов Армении и Азербайджана для приостановления военных действий в Карабахе. От имени «Кавказского дома» в районе Закаталы в Азербайджане был установлен памятник легендарному имаму Шамилю. Джохар, принимая участие в его открытии, сказал трогательную, проникновенную речь, посвященную борьбе Шамиля за освобождение Кавказа. Ночью 20 августа 2001 года памятник был подло взорван врагами объединения кавказцев, успевшими скрыться.

В октябре 1992 года чеченская правительственная делегация во главе с президентом совершает перелет в США и Великобританию по приглашению деловых кругов. И в Америке, и в Англии были открыты представительства Чеченской Республики Ичкерия, проведены переговоры и достигнута договоренность о торговом и экономическом сотрудничестве. По пути в Англию Джохар посетил Германию, пригород Мюнхена, в котором жил известный политолог, чеченец Абдурахман Авторханов. Если раньше Абдурахман, боровшийся с коммунистической идеологией на протяжении десятилетий, был убежден, что чеченский народ может получить подлинную свободу только через освобождение России, то попытка введения чрезвычайного положения на территории Чеченской Республики и геноцид ингушского народа убедили его в обратном. Джохара Абдурахман сразу полюбил и называл не иначе, как «мой президент». Народ только и говорил об Авторханове, по телевидению показывали видео- и аудиозаписи его выступлений.

В 1992 году, в октябре, от инсульта слегла моя мама, ее положили в Пушкинскую больницу под Москвой. Я успела застать ее живой, приехав за день до смерти, но она была уже без сознания. Утром, когда нас привезли в больницу, она умирала. Совершенно потерянный, отец сидел у изголовья кровати, я молча целовала ей руки и тихо плакала. Вдруг ее вишневые глаза потемнели от боли, превратились в черные большие зрачки, глядя в которые, я увидела, как пропасть, саму смерть. Хорошо, что этого не видел отец, он, наверное, не вынес бы. Похоронив маму, мы вместе приехали в Грозный. Я не находила себе места до тех пор, пока не увидела ее на рассвете сорокового дня. Мама, как цветная прозрачная картинка, проскользнув в дверь, остановилась надо мной. Я ясно видела ее красивое, улыбающееся, молодое лицо, каштановые волосы, грудь и плечи. Она сияла и вся светилась от счастья, как будто сдала какой-то очень трудный экзамен. Потом «оттуда» протянулась ее белая полная рука и шутливо потрепала меня за пальцы правой ноги, иногда так она делала в детстве, когда будила меня по утрам. Ее теплое ласковое прикосновение я еще долго ощущала после того, как она уже исчезла в форточке окна. Я усиленно терла сонные глаза, изо всех сил пыталась разглядеть маму за окном, среди деревьев, но ее не было. После ее прихода я сразу успокоилась. Она счастлива, ей хорошо и, самое главное, она не лежит в черной холодной земле…

А отец продолжал страдать, осунулся и слонялся целыми днями по дому, не зная, как жить дальше. Напрасно мы уговаривали его остаться в Грозном, он уехал в Подмосковье, где была могила. Он переживал и за Джохара, зная, какой нелегкий жребий ему выпал. Через месяц он, потрясенный, вернулся к нам рассказать о том, что услышал…

Он проснулся на рассвете… Нечто необъятное было перед ним, такое огромное и всезнающее, что он сам себе показался маленькой ничтожной песчинкой. Отец не видел «это» глазами, боясь их открыть, но ощущал его всем своим существом, и сам в этот момент чувствовал гораздо большее, чем могли выразить простые человеческие слова. «Это было нечто невыразимое, оно знало все». Удивительно то, что отец был твердо уверен: «оно» не причинит ему никакого вреда, и он начал задавать ему вопросы. Самым первым и важным для него был вопрос: «Что будет с Джохаром?» И получил ответ: «Он посетит много разных стран, а в мусульманском мире даже прикасаться к его одежде люди будут, как к одежде святого». «А как сложаться у него отношения с Россией?» — продолжал спрашивать отец. «От России ничего хорошего он не дождется».

Когда «это» появилось перед отцом в следующий раз, он уже знал, как себя вести, и задал вопросы обо всех нас. Все, что он услышал, потом сбылось и продолжает сбываться до сих пор. В том же декабре, в раннее морозное утро, отец взволнованно попросил меня передать Джохару, чтобы сегодня он обязательно на- дел бронежилет. «Я услышал только конец фразы, когда проснулся, «жи-ле-е-т». Потом, улетая, голос вдалеке снова повторил это слово». Я тотчас пристала к Джохару: «Надень бронежилет, отец опять слышал «этот» голос». «Слушай, какой бронежилет! Ты знаешь, какой там холод? Я в нем сразу окоченею!» Президентский дворец все еще не отапливался, Джохар был прав. Он расхаживал по нашей маленькой спальне в моем черном пуховом жилете, который в спешке надел, когда ему позвонили, в нем умылся и сейчас, погладив рукой по пуху, продолжал:

— Какой теплый «ментик», не хочется его снимать.

— Давай я тебе шерстяной жилет куплю, — предложила я.

— Не люблю носить жилеты, но с этим жалко расставаться.

Джохар попробовал на него сверху натянуть рубашку, пуговицы не застегивались. Потом надел его сверху рубашки. Под костюмом тонкий пуховый жилет совершенно не был заметен. Джохар сиял: «Как тепло! Я теперь любой мороз вынесу».

Через несколько дней ко мне пришла наша дальняя родственница Патимат, сноха дедушки Амаци, она принесла связанные ею из тончайшего белого козьего пуха носки специально для Джохара и рассказала свой сон: «Пришел ко мне умерший в том году отец и говорит: срочно свяжи из самой лучшей шерсти белые носки и отнеси Джохару». Утром, обрадованный подарком, Джохар надел эти белоснежные вязаные носки под свои обычные тонкие черные — и, как это ни странно, ботинки ему не жали. В ту холодную зиму, когда все в Рескоме по очереди простуживались, кашляли и чихали, один Джохар, как всегда, был изящно подтянут, в строгом черном костюме и белоснежной рубашке. И только лукаво улыбался в ответ на удивленные возгласы закутанных журналистов. Карие глаза его смеялись. Не мог же он сказать им на самом деле, что на нем женский жилет, а здоровье его охраняют даже с того света. Все равно никто не поверил бы.

 

Глава 15

Наши министры, несмотря на постоянные ограничения и приказы об отставке очередного вора, находили все новые лазейки, чтобы обходить законы и тащить народное добро. На законы они мало обращали внимания и в советское время, а сейчас все рвались в «капиталисты», как к финишной заветной мечте, первой цифрой которой должен был стать миллион. Разгул дикого капитализма в России служил им наглядным примером. Как тайные болезни общества, вышли наружу спецы теневого капитала, новоиспеченные нувориши появлялись невесть откуда, поражая воображение россиян громадами миллионов. Наверху всей этой пирамиды стояли сильные мира сего, неподвластные никаким генеральным прокурорам. Появилось новое правило: «Чем больше украл, тем более неподсуден». Только деньги правили новым миром, к звериным законам которого некоторые уже успели приноровиться. Выживали только сильные…

На очередном заседании Кабинета министров, транслируемом, как всегда, по местному телевидению, Джохар снова распекал министров: «У вас нет денег, чтобы выдавать людям зарплату, но вам выделяются для этого нефтепродукты. Почему они их не получают? Если сами большой кусок едите, хоть маленький кусочек своим рабочим можете отдать?» С покрасневшим лицом, сжимая кулаки, он продолжал горячиться: «Крохоборы! Бессовестные люди! Мы выделяем 30 процентов от вашей же продукции на восстановление средств производства. Вы эти деньги кладете себе в карман… Выделяем нефтепродукты на зарплату — то же самое! Что остается делать бедным рабочим, воровать? Кто должен кормить их семьи?»

Ситуация была действительно сложная, то, что в любой другой стране можно было очень просто сделать, в нашей республике становилось неразрешимой проблемой из-за сложившегося менталитета: увольнение за воровство такого «большого» человека, как министр, по неписаным чеченским традициям, приравнивалось к нанесению оскорбления всему его роду. В советские времена назначение на подобную высокую должность было редким исключением и… на долгие годы. Род сразу становился в разряд привилегированных и очень гордился оказанной ему честью. За мужчин из этого рода любая девушка выходила с радостью… Теперь министры слетали со своих постов, как куры с насеста, не успев расправить крылышки и основательно расположиться. Но только снимали очередного, как родственники тут же начинали активные боевые действия. Вооруженные до зубов автоматами, они занимали кабинет, даже ночевали в нем, не допуская туда нового хозяина. А к нам в дом приходили их сестры, матери, слезно упрашивая не снимать «дорогого» родственника. Они рассказывали исторические семейные предания о том, каким хорошим, добрым мальчиком он был в детстве, как «на отлично» учился в школе, и т. д. и т. п.

Первый, в спешке набранный, Кабинет министров работал вместе с Джохаром в бывшем здании Совета министров. Почти все министры были уже сняты, но упорно не хотели оставлять свои места. Окруженные многочисленными родственниками, они засели в своих кабинетах, как в крепостях, приготовившись к длительной осаде с запасом продуктов. Президент решил эту проблему весьма оригинальным способом. Когда закончился ремонт в новом Президентском дворце, он перебрался туда, забрав с собой только Министерство иностранных дел. Кабинеты Рескома, как теперь стали называть Президентский дворец, очень быстро заняли другие новоиспеченные министры, подбором которых заранее занимался парламент, учитывая прежде всего профессиональные возможности новых управленцев. К сожалению, кроме бывшихпартократов, других управленческих кадров, знающих свое дело и умело руководящих людьми, просто не было. Но они, как правило, были коррумпированы или связаны долговыми расписками с КГБ.

Дважды Джохар пробовал назначить непрофессионалов, рекомендуя парламенту столь любимых и уважаемых им спортсменов. Он делал ставку на их профессиональную честность и волевые качества характера. Но, попав в чужеродную среду, совершенно неискушенные в изощренных хитростях водивших их за нос «специалистов», непрофессионалы были обмануты, как малые дети. Над ними просто смеялись, и за их спиной продолжалось все так же, как и раньше. Надо было менять саму среду, приученную к взяткам и поборам. Это была система бывшей партхозноменклатуры, железные структуры которой переламывали каждого любопытного, сунувшего нос в ее скрипящие старые колеса.

Всеми силами своей души я переживала происходящие события. Джохар на своем высоком посту казался мне порой Иисусом, распятым на кресте. Его многострадальным телом была вся Чечня, которую рвали на части жаждущие отхватить кусок будущего капитала. А к нам в дом все шли люди и говорили одно и то же: «Сам-то президент неплохой, люди им довольны, вот только окружение у него…»-при этом многозначительно умолкали и тут же предлагали своего кандидата. Тяжелое было время…

Я написала стихотворение, его опубликовали…

Причащение республикой

Джохар смеялся: «Тебе только на коне скакать и головы сносить!» Он был добрее меня. «Это все временно, — говорил иногда, — вот выучим своих молодых специалистов, тогда посмотрим, что будет. 150 человек уже на учебу за границу отправили. Скоро они приедут. А «этих» пока приходится контролировать. Но они не виноваты. Такими их сделала система, которой десятки лет они платили дань. Это просто несчастные люди, больные деньгами. Они не слушают музыку, не знают, как прекрасны цветы в горах. Кроме этих грязных бумажек они ничего не видят. И пропускают жизнь».

В 1993 году, 31 декабря, один из таких ходоков, Яраги Мамодаев, уже успевший создать к тому времени в Москве свой теневой кабинет снятых министров — Комитет народного доверия (не уточняя, доверия у какого народа), в интервью радиостанции «Эхо Москвы» в очередной раз жаловался на «диктатора» Джохара Дудаева: «Притесняет, зажимает, извините, дышать (воровать) не дает». Журналистка спрашивает: «С этим все ясно! Но вы же так называемая независимая республика, а в Москву зачем приехали?» «По нужде», — грустно признался Яраги и прерывисто вздохнул.

31 декабря меня пригласили на «Голубой огонек» в честь Нового, 1993 года в бывшее здание Дворца пионеров. Приглашенные почетные гости сидели вокруг за белыми столиками в большом, празднично убранном зале, в центре которого выступали известные всей республике артисты. Праздничный концерт транслировался по республиканскому телевидению вместе с выступлениями гостей. Попросили и меня сказать что-нибудь приятное нашим зрителям в связи с наступающим Новым годом. После короткого поздравления я прочиталанесколько своих последних стихотворений, они очень выручали меня в подобных случаях. Потом рядом за столиком оказался Лом-Али Бетильгериев, бывший комсомольский функционер, один из людей Беслана Гантамирова. Он, как «поэт поэту», показал мне свои напечатанные стихи, очень романтические и неплохие.

Меня беспокоили тревожащие слухи о Беслане. Он обзавелся личной вооруженной охраной в таком количестве, какого не было даже у президента, начал продавать здания. В городе росли, как грибы, базарчики, ларьки, торгующие водкой, налоговая инспекция Мэрии взимала с них дань, появились вооруженные отряды. В Грозном увеличилось число грабежей и убийств, на воинские части совершались налеты. Люди начали поговаривать, что этим занимается не кто иной, как Гантамиров, мэр столицы. Но он каждый раз, умело обманывая, выходил сухим из воды… Последней каплей стали восемь бронетранспортеров, которые он закупил и поставил на одну из баз, где должна была располагаться «пробирная палата». Вот про эти бронетранспортеры я и вспомнила, увидев его заместителя, и спросила его: «Лом-Али, а зачем Беслану бронетранспортеры, они ведь в городе могут новый асфальт испортить? Неужели ему его охраны мало?» Доверительным шепотом, наклонившись, Лом-Али мне «по секрету» сказал: «Беслан собирается их торжественно подарить Джохару на 23 февраля». Дома я поделилась с Джохаром радостной вестью: «Наверное, действительно он не так плох, как о нем говорят».

Но прошло и 23 февраля, и 8 марта, наступило 12 апреля 1993 года. Открыт заговор. Почти весь руководящий состав МВД ЧР (органы милиции) выступил с требованием снять с должности министра МВД Салмана Албакова, одним из первых, еще в сентябре 1991 года, поддержавшего курс на независимость. Джохар принял решение дипломатично отправить Салмана в отпуск. Это не случайно совпало по времени с оппозиционным митингом на площади, который называли «митингом обкома профсоюзов». Беслан Гантамиров потребовал сделать его министром МВД, — когда-то он работал в милиции в звании сержанта. И МВД его поддержало! В машинах, на которых приехали к площади митингующие, были автоматы, пулеметы и даже гранатометы. Митинг выдвинул требования: отставка президента, роспуск парламента, передача всей власти комитету представителей общественно-политических организаций, которые организуют новые выборы.

На площади Свободы начались дискуссии и выступления. 16 апреля площадь переполняют уже сторонники независимости и президента Джохара Дудаева, а люди все идут и идут со всех сторон республики. Кое-где происходят стычки. На площади Свободы выступают президент, Зелимхан Яндарбиев, Иса Арсамиков, Сейд-Хасан Абумуслимов и многие другие. Джохар, идя на уступки, назначает на должность министра М ВД Лорсанова, который обещает показать, на что он способен, но через два дня даже не является на прием к Джохару. Митинг тем временем разделился на две противоборствующие стороны. Большая часть приняла сторону президента и осталась на площади Свободы перед Президентским дворцом, гораздо меньшая, оппозиционная, через три дня вынуждена была покинуть площадь и переместиться на небольшую Театральную площадь перед драмтеатром. Все бывшие недовольные «дудаевской властью» и еще надеявшиеся на возврат старых времен и своих кресел, собрались на ней: люди Завгаева и Саламбека Хаджиева (бывшего министра нефтяной промышленности), Беслана Гантамирова, Мамодаева. Провокации МВД продолжались, стало известно о раздаче митингу «оппозиции» и «городской полиции» Беслана Гантамирова более 1000 единиц оружия со складов МВД. Президент назначил нового министра МВД, Султана Гелисханова, начальника Гудермесского РОВД, не примкнувшего к заговорщикам. Кроме него был еще один — начальник ГАИ Шамсутдин Увайсаев, большой друг нашей семьи. В здании МВД забаррикадировались милиционеры, не желающие допускать к руководству дудаевского министра Гелисханова.

Обстановка накалялась, президент почти не отдыхал. В интервью радиостанции «Эхо Москвы» он сказал:

«Сама организация оппозиционного митинга, поэтапное развитие акции и четкая работа штаба показывают, что мы имеем дело с хорошо спланированной кампанией. Совсем не случайно весеннее наступление оппозиции совпало по срокам с проведением апрельского референдума в России. От его результатов зависит многое. Конечно, в республике есть недовольство населения существующими трудностями. Этот фактор легко использовать в качестве прикрытия политических целей митинга на Театральной площади. Одним словом, идет большая политическая игра, и в этой игре Чечне отводится далеко не второстепенная роль…»

К Джохару зашли и доложили: «Переговоры с теми, кто заперся в здании МВД, результатов не дают. Сторонники Гелисханова требуют решительных действий». Президент спокойно ответил: «Так. Без паники. Мы это уже проходили. У нас крепкие нервы, и глубоко ошибаются наши противники, если рассчитывают, что мы дрогнем. Решительные действия следовало предпринять до того, что случилось. Сейчас мы должны всеми способами исключить кровавую развязку. Многие из этих ребят сами не понимают, что по существу их хотят использовать в качестве пушечного мяса. Внимательно следите за ходом событий. Ни в коем случае не поддавайтесь на провокации. Там орудует кучка заговорщиков из вчерашних партократов, а большинство участников митинга — люди случайные, обманутые».

Президент приостановил на время деятельность парламента, назначил исполняющим обязанности вице-президента ЧР Зелимхана Яндарбиева.

Митинг на Театральной площади теперь не требовал роспуска незаконного парламента, он предложил объединиться против незаконного президента. Джохар «замкнул» их на себя. Путчисты были поражены и… начали раздавать водку. Кровопролитие на Театральнойбыло предрешено. К президенту приходили посыльные, приглашая выступить на «их» площади и ответить на все вопросы. Джохар пообещал прийти, но задержался допоздна в Рескоме на заседании, освободился только в двенадцатом часу ночи. Снова пришли с Театральной, там его все еще ждали. В сопровождении только личной охраны президент незаметно подошел к митингующим, вооруженные люди удивленно расступились, пропустили в середину разгоряченной спиртным толпы. Горячее, тяжелое дыхание туманило весенний воздух, в темноте поблескивали только глаза и торчащие за темными спинами стволы автоматов. Круг сжимался, стало совсем темно и тесно. Джохар начал говорить… Какая-то большая, черная фигура, пытаясь боком пробиться через толпу, загоготала: «Что вы его слушаете, давно кончать надо!» Раздался звук передернутого затвора, залязгали автоматы. Охрана начала оттеснять людей от президента, завязалась драка. Послышались первые выстрелы из толпы… Они, наконец, вырвались. Впереди стремительным шагом, опустив голову, шел Джохар, за ним, прикрывая его собой и держа автоматы наперевес, отступала охрана. Вслед, над их головами, звучали автоматные очереди… У Арби, зятя Басхана, оказавшегося вместе с охраной, было прострелено плечо. «Мы еще легко отделались, могло быть и хуже», — сказал кто-то из них. «Будет еще хуже, — с сожалением сказал Джохар, — я не смог остановить этих людей, они обречены», — и глубоко задумался.

Дело шло ко всеобщей развязке. В ночь на 2 июня разоружили администрацию Ленинского района вместе с ее главой Бетильгериевым, один из его людей был ранен в ногу. В помещении нашли склад боеприпасов, продуктов, ящики с вином и пустые бутылки. Видимо, для Лом-Али Бетильгериева свобода, о которой он писал романтичные стихи, представлялась анархией. Все главы администраций и Гантамиров были сняты, временно исполняющим обязанности мэра назначили Сайд-Магомета Инаркаева. Переговоры правительства с «лидерами» Театральной длились три дня, но не привели к положительным результатам. Разоружаться они не собирались, выставив вооруженные посты на все улицы и переулки, прилегающие к Театральной площади. Умар Автурханов даже заявил, что Чеченская Республика будет в составе России! Они явно хотели прийти к власти на крови своих сограждан, для них было неважно, сколько человек погибнет, главное — развязать гражданскую войну, а потом Москва поможет!

У нас в доме из-за этих тревожных событий срывалось семейное мероприятие. Наша двадцатилетняя дочь собиралась выйти замуж за Мовсуда Дудаева, однофамильца Джохара. Его предками были эккхи из долины Ялхорой. Впоследствии оказалось, что Магомет, родной брат деда Мовсуда, высоко в горах Ялхороя учил арабской грамоте еще отца Джохара и лично знал достойного человека, в честь которого Джохара и назвали. Когда Джохар узнал об этом, то захотел с ним встретиться. Каково же было его удивление, когда он наконец его увидел. Высокий, стройный дед походил на английского лорда обходительностью и неуловимым изяществом. Оно проявлялось и в непринужденной речи, и в походке, и даже в том, как он держал чашку с чаем. Не зря раньше большое значение придавали светским манерам. Он имел три высших образования и, несмотря на свой почтенный, почти столетний возраст, был полон энергии и хорошо все помнил. Беседы с дедом доставляли Джохару истинное наслаждение. Перед его глазами, во плоти и крови, вставали персонажи многих исторических событий, а он был их свидетелем…

Этап сватовства уже закончился. По чеченским обычаям невесту забирают из родного дома, и эскорт машин торжественно везет ее в дом жениха, где их ожидают друзья и родственники. Заранее приглашенные гости съехались со всей республики и из разных городов но старший брат Джохара из-за митинга на Театральной уперся и никак не хотел давать своего согласия Утром со слезами на глазах ушла Зухра, сестра Мовсуда, не зная, как сказать гостям, что свадьба, назначенная на завтра, откладывается неизвестно на сколько. Я снова пошла на переговоры к Бекмурзе. Он начал меня переубеждать. Я ушла ни с чем. Хотя остальные родственники не возражали, без разрешения старшего брата выходить Дане замуж было нельзя. Ночью приехал Джохар, которому было не до семейных дел. Годом раньше он даже не успел вовремя приехать на свадьбу к старшему сыну Овлуру, чем очень обидел гостей. Поэтому, совершенно не рассчитывая на успех, я рассказала об отказе Вати. Джохар улыбнулся: «Пусть выходит замуж, и не мучайте людей».

16 мая Дана вышла замуж, а 25… Рано на рассвете к нам во двор заехал на машине взбудораженный племянник Джохара, Леча Дудаев. Быстро разбудил личную охрану Джохара, и они вчетвером молниеносно исчезли, ничего мне не сказав. Джохару просили ничего не говорить, в последнее время он почти не спал. Часа через два они вернулись молчаливые и бледные. Лечи с ними не было. «Что случилось?» — спросила я их и услышала страшную весть. На Театральной площади убили Шамиля Дудаева, младшего брата Лечи. «Не может быть!» Только вчера утром Шамиль приходил ко мне и, склонив над столом красивую юную голову с густой копной кудрявых, блестящих, как смола, волос, рассказывал о своих злоключениях. Я посмеялась над ним и постаралась утешить: «Все у тебя впереди». Неужели первой жертвой путчистов действительно пал этот, совсем молодой и невинный юноша с розовым, как майский цвет, лицом, бархатными карими глазами? Он не имел врагов, все его любили.

Как это могло случиться? — наконец опомнилась я.

На рассвете Леча ехал мимо митинга на Театральной, его окружили, начали оскорблять. Он не выдержал, вылез из машины и подрался, но их было слишком много… Изрядно помятый и злой, он приехал к нам за подмогой, а потом из дома забрал младшего. Шамиль так не хотел просыпаться… «Потом мы подъе хали к митингу, и сразу началась драка. Огромная, разъяренная толпа, а в центре дерутся шесть человек. Шамиля убили сразу, одним выстрелом, но мы поду мали, что он ранен. Их было так много, что они сами мешали друг другу. Мы еле отбились и унесли Шамиля. Он лежит дома. Надо быть отчаянными безумцами, чтобы пойти на такое! Мы хотели только подраться, не думали, что они будут стрелять.»

Тезет Шамиля на улице Шекспира превратился в горестное шествие народа и длился три дня. Бекмурза тихо жаловался и плакал, Хамила — мать Шамиля — будто окаменела, не проронила ни одной слезы. Совершенно убитый, Леча, крепко обняв Шамиля, пролежал с ним на полу всю последнюю ночь в родном доме. Когда я стала его утешать, сказал, что этой ноч'ью видел Шамиля… На одно мгновение, забывшись, он оказался вдруг перед сияющим миром. Синяя-синяя река текла между берегами, покрытыми шелковистой изумрудной травой. На краю ослепительно белого моста сидел совсем юный, семнадцатилетний Шамиль и болтал в прозрачной, струящейся воде босыми ногами. Он весело улыбался Лече и был совершенно счастлив. Леча очень хотел к нему, но чувствовал, что нельзя, еще рано. За день до своей смерти Шамиль, оказывается, обошел всех родственников, как будто прощаясь с ними, и первым домом был наш.

4 июня Театральная площадь снова обагрилась кровью. Джохар собирался поставить во главе Службы национальной безопасности Ису Арсамикова, о его назначении они говорили с Зелимханом Яндарбиевым в это утро. Через полчаса пришло известие, что он и Джалавди Экиев убиты… Вооруженные группы «оппозиции» стояли с четырех сторон перекрестка. Когда до машины в которой ехал Иса, оставалось 100 метров, кто-то из них крикнул: «Вот он! Огонь! Не упускайте его». И с трех сторон открыли перекрестный огонь. Машина наскочила на бордюр аллеи и остановилась. Раненый Иса тяжело вывалился на асфальт. Бандиты подошли и в упор расстреляли его. Это была огромная потеря.

Узнав об убийстве Исы и Джалавди, люди прибывали на площадь Свободы. Возмущенный народ требовал разоружить, арестовать и судить бандитов с Театральной. Но убийцы, испугавшись справедливого возмездия, дождались темноты и растаяли в июньском сумраке. К двенадцати часам на площади никого не было.

Следующим шагом правительства стало разоружение муниципальной незаконной полиции, созданной Бесланом Гантамировым, засевшей в здании Городского собрания. На предложение разойтись из окон застрочил пулемет. Бой длился полтора часа. Около сорока человек сдались, убитые и раненые были с обеих сторон. Похороны убитых гвардейцев сопровождались митингами и траурными шествиями по всему городу. Убитых бандитов хоронили тайно их родственники. Так закончилась очередная попытка государственного переворота, организованная российскими спецслужбами.

Был создан государственный комитет по расследованию всех обстоятельств произошедших событий, но силовые структуры МВД, ДГБ, как и прокуратура, оказались недееспособными, они сами были одним из «камней преткновения» на тернистом пути к свободе.

А у нас в доме появился новый охранник Джохара, Магомет Хачукаев. Сначала он просто ездил с гвардейцами в эскорте, сопровождая президента, а потом его перевели в личную охрану. Он успевал везде: дома и в Президентском дворце — и скоро стал незаменимым, добровольно взвалив на себя то, от чего другие отказывались. Первый год президентства я сама занималась с Деги — младшим сыном, вместе мы «прошли» 2-й класс. Ему не разрешали ходить в школу родственники, опасаясь возможного похищения и последующего шантажа спецслужб России. Даже играть и бегать с мальчиками на улице ему было нельзя. Бедный Деги томился в доме, как маленькая птичка в клетке, и Магомет его за это очень жалел.

Магомет был сиротой, восемнадцатилетняя мать умерла при его рождении, а отец, который был в три раза старше ее, умер еще раньше. Это был очень неравный и поэтому несчастный брак. Старшие братья, которые годились ему в отцы, не знали, что с ним делать, и отдали новорожденного в интернат. Заведующий интернатом и все его питомцы стали для Магомета одной большой семьей. Он вспоминал о них всегда с нежностью и любовью. Эта же братская любовь вспыхнула в его сердце и к нашему маленькому затворнику. Он сам взялся возить Деги в школу, терпеливо ждал, пока закончатся уроки и потом отвозил его обратно, набрав по дороге еще полную машину детворы. Деги ожил, в школе у него появились друзья и любимые предметы. Когда он приезжал с Магометом, глаза его блестели. За эту неблагодарную работу (ведь большую часть дня приходилось уделять нашему дому) охрана Джохара насмешливо прозвала Магомета «домовым». Но он не обижался, ведь у него никогда не было своего дома, и похоже, это прозвище ему даже нравилось. Он стал моим самым преданным помощником и третьим, старшим сыном. Когда Магомет приезжал из Рескома, Деги летел к нему навстречу, а потом они сидели, обнявшись, перед телевизором и, растягивая удовольствие, медленно ели два «Сникерса», которые всегда приносил Магомет, оба их одинаково любили. Как-то он рассказал мне, почему оказался у нас в охране: во сне ему приснилась его юная мать, которую он никогда не видел, но сразу узнал, и, с любовью взглянув на него, тихо сказала: «Иди, встань рядом с президентом и оставайся с ним до самого конца».

Еще один Магомет, Евлоев, был в нашем маленьком доме и в личной охране Джохара — худенький племянник, с большими голубыми веселыми глазами, бледным лицом и горбатым носом, сын его старшей сестры Хазу, известной насмешницы и шутницы, с которой Джохар столько «воевал» в детстве и которую теперь очень любил. Этот Магомет сразу взялся учить меня языку, но поскольку лингвистическими способностями я, увы, не обладала, каждое слово приходилось буквально вдалбливать. Магомет этим занимался с большим юмором, при каждом удобном случае и в любом месте. Например, волшебная ночь, умиротворяющим голубым сиянием окружена луна, серебрятся бархатистые листья айвы, заливаются трелью мои любимые цикады… Вдруг от столба рядом отделяется узкая черная тень и вкрадчивый голос спрашивает: «Могуш аи? (как здоровье?)». «Дик мог (очень хорошо)», — отвечаю я с досадой. И все очарование ночи исчезает. Или утром, в самое неподходящее время, среди больших, пышущих жаром кастрюль, некормленой еще охраны и уже сидящих вокруг стола многочисленных гостей раздается его издевательский и насмешливый голос: «Хо худеш ю? (ты что делаешь)». «Ху, ма деш яц! (ничего не делаю)», — отвечаю я, как полагается. Дворянские привычки у чеченского этикета!

Гостей в доме бывало так много, что мне начала помогать племянница Джохара по матери, черноокая, смуглая Зиночка (хотя ее настоящее имя Товсари мне нравилось гораздо больше). Утренние гости нередко оставались до самого обеда, затем один за другим шли родственники, часто со знакомыми, «давно мечтающими» встретиться с президентом. Чужих людей охрана не пропускала, а с родственниками не пропустить не могла. Нашим бедным охранникам приходилось нисколько не легче, чем многострадальному Мавлену.

Джохар всегда заседал в Президентском дворце до глубокой ночи и только после того, как уходил последний посетитель, мог работать над документами и подписывать приказы. Окно его кабинета на восьмом этаже светилось до 3–4 часов ночи. Потом кортеж из трех машин стремительно несся по спящему ночному городу, и он оказывался дома, где мог отдохнуть. Мы их уже ждали, встречали, кормили, разговаривали, а затем в нашем доме наконец-то наступала благословенная тишина…

Утро начиналось с племянника Магомета, приученного в своем сельском доме в Самашках подниматься с первыми лучами солнца. Он, как петушок, казалось, вообще не спал. Все утро Магомет долго, терпеливо ждал и маялся, когда же мы с Зиной проснемся, и встречал нас, сидя за кухонным столом. После обычного «могуш аи» он сразу начинал ко мне подлизываться, чтобы я его одного побыстрей накормила. На строгую в этом вопросе Зиночку он не рассчитывал. Магомет говорил мне всегда одну, но тщательно продуманную фразу:

«Аллочка, как ты хорошо сегодня выглядишь!!!» — рассчитывая, конечно, не только меня задобрить, хитро сэкономив время на моей косметике, но и рассмешить. К тому же эта фраза имела двоякий смысл (с утра все выглядят, как правило, не очень), но Магомет умудрялся изобразить на своем бледном лице такой непреходящий восторг, закатывая к самому потолку голубые глаза и цокая языком, что мы вместе начинали смеяться. Правилами приходилось пренебречь: ему одному срочно готовили и его одного кормили. Но однажды я задержалась с Джохаром. Совсем проголодавшийся и обеспокоенный тем, что на кухне так долго никто не появляется, Магомет начал искать меня по комнатам. Потихоньку, боясь разбудить Джохара, приоткрыл дверь в зал, просунул в щель нос и, наконец, увидев меня спокойно сидящей в кресле, жалобно прошептал: «Аллочка, как ты хорошо сегодня выглядишь…» Потом приоткрыл дверь пошире и… увидел гневного, удивленного Джохара, медленно, как растревоженный лев, поднимающегося с дивана. Дверь тут же захлопнулась, Магомет зашелестел по коридору, словно летучая мышь, и испарился. «Что это с ним?» — недоуменно спросил Джохар. «Есть хочет», — коротко пояснила я. Джохар ничего не понял. А мы все долго еще смеялись над Магометом, вспоминая этот случай.

Неординарные события шли своим чередом, становясь, к сожалению, нормой.

Чеченское руководство хорошо знало, какое страшное зло принесла Россия Афганистану во время десятилетней оккупации, и не без основания полагало, что одной из первых стран, которые признают суверенитет республики, станет Афганистан. Но вместо этого прежнее руководство Афганистана, в лице его правителя Рабани, через надежного человека передало Джохару приглашение тайно посетить Кабул вместе с обещанием: «Мне есть что рассказать чеченскому президенту». Джохар не любил подобных вещей и ответил, что согласится поехать в Афганистан лишь в том случае, если Рабани пришлет ему официальное приглашение как президенту суверенного государства. Он считал унизительным подобное отношение со стороны президента мусульманской страны и отказался от приглашения.

На празднование второго года независимости к нам приехало много гостей из дальнего и ближнего Зарубежья и из различных регионов России. Утром был военный парад, а вечером — банкет в белом мраморном зале. На первом этаже Президентского дворца все утопало в осенних цветах. Их запах, кроме ошеломляющей свежести, рождал в душе еще какую-то неясную грусть. Приезжие гости сидели за белыми накрытыми столиками, составленными в виде огромной буквы «П». Много было торжественных речей и поздравлений. Гостей, собравшихся в зале, представлял Зелимхан Яндарбиев, сидящий в самом центре, рядом с Джохаром. Потом с ответной речью выступали наши гости, иногда через переводчика. Всем очень понравились теплые слова приветствия Президента Калмыкии Кирсана Илюмжинова, доброжелательно выступили гости из Прибалтики, удивил несколько грубоватый юмор одиозного Жириновского. Интересно было на него посмотреть, стоило его и послушать. Казалось странным, что он, в общем-то далеко неглупый человек, намеренно играет навязанную самому себе роль или… кем-то еще?

Наш банкет затянулся надолго и начинал напоминать партсобрание. Все повторялось… Представление, поздравления и так далее, сплошные радужные краски, все, как в старые советские времена, и никто не говорил о том, как нам действительно тяжело сейчас, когда провокации российских спецслужб следуют одна за другой.

Мы находились в состоянии тайной необъявленной войны уже два года и отбивались изо всех сил… Кроме наших грузинских друзей, депутатов парламента Са-Картавело и президента Звиада Гамсахурдиа, никто еще нас не признал, все боялись России. «Ну, раз вы нас не жалеете, — подумала я, — то хоть посмеемся…» В самом конце банкета я наспех накидала на бумажной салфетке несколько эпиграмм на присутствующих и попросила Зелимхана, чтобы он дал мне заключительное слово. Благодушный Зелим, не ожидая подвоха, объявил о моем выступлении. Далекие от совершенства эпиграммы произвели то самое впечатление, которого я добивалась. Зал хохотал… Особенно веселились, услышав две последние эпиграммы, посвященные Жириновскому и потрясенному Зелимхану. Такого «коварства» он от меня никак не ожидал и больше уже не предоставлял мне слова, боясь, наверное, что я еще что-нибудь «отмочу». Только строго хмурил брови, когда я начинала «подавать сигналы», и, наверное, если бы не сидел в президиуме, то погрозил бы мне пальцем. Джохар смеялся вместе со всеми, даже холодные мраморные стены, кажется, растаяли. Гости просили меня почитать другие стихи, потом начали вспоминать ослепительные пушкинские эпиграммы и поэтические дуэли прошлого столетия. Тогда никто не читал по бумажке заранее приготовленных речей.

Наш прибалтийский гость Витас Эйдукайтис, летчик, друг и сослуживец Джохара по Тартуской дивизии, подошел ко мне и сразу предложил издать сборник стихотворений в Вильнюсе. У нас дома он увидел мои картины, и мы договорились об издании стихов и картин в одной книге и будущей презентации в Литве. Осенью в Вильнюсе открывался информационный центр, на открытие которого мы были приглашены вместе с Зелимханом Яндарбиевым. Он возглавлял нашу делегацию, в ее состав входил ансамбль песни и танца. Три дня чеченской культуры и выставка моих картин в одном из концертных залов Вильнюса привлекли всеобщее внимание.

Самыми горячими и отчаянными парнями оказались наши верные друзья из Литвы: Витаутас Ландсбергис и его товарищи по борьбе Альгирдас Эндрюкайтис, Альгирдас Потацкас, Ромуальда Гофертине, лидер партии центристов Ромуальдас Озолас. Наша дружба крепла. В представлении Чеченской Республики на международной арене все три балтийских государства действовали вместе, особенно Литва и Эстония. В феврале 1995 года парламент Эстонии рассмотрел вопрос о праве чеченского народа на независимость и выработал документ, рекомендующий правительству Эстонии при первой возможности признать независимость Чеченской Республики.

 

Глава 16

Джохар уже не питал никаких иллюзий относительно того, что рано или поздно чеченцам, объявившим о своем желании стать свободными, придется или погибнуть депортированными в Сибири, или сойтись в неравной схватке с российской державностью. Все заявления Ельцина: «Берите суверенитета столько, сколько сможете удержать», его обещание «лечь на рельсы», если он не сдержит свое слово, оказались просто обманом доверчивых простаков, еще одним средством борьбы за власть. А в этой борьбе Борис Николаевич не гнушался ничем. Подписание Беловежских соглашений, которые денонсировали договор о Союзе лишь тремя союзными республиками, было абсолютно нелегитимным. СССР продолжал существовать до тех пор, пока в нем оставались хотя бы две республики. Мировое сообщество приветствовало этот акт, так как распадалась ненавистная всем советская империя. Но проведенный 17 марта 1991 года Всесоюзный референдум четко обозначил — подавляющее большинство населения за сохранение СССР.

Чеченский народ никогда не признавал себя частью СССР. Еще 17 августа 1917 года, за два с лишним месяца до большевистской революции, чеченцы восстановили утраченную 58 лет назад независимость, твердо заявили о своем политическом выборе. Беловежский акт славянских государств, реалии которого признало мировое сообщество, согласно международному праву, автоматически подтверждал и чеченскую независимость.

31 марта 1992 года в Москве был подписан новый федеративный договор, закрепляющий новые колониальные статусы российских народов. Чеченская Республика этот федеративный договор не подписывала. Таким образом, и de facto, и de jure, Чеченская Республика не вошла и не входит в состав Российской Федерации.

1993 год, октябрь… По приказу президента Ельцина танками был расстрелян Белый дом и находящийся в нем легитимный Верховный Совет Российской Федерации. После незаконного разгона российского парламента диктатура Ельцина расцвела красным, махровым цветком чертополоха, многочисленными шипами которого была «партия войны». В России наступил тоталитаризм… За два месяца срочно избирается новый, удобный Ельцину парламент, принимающий нужные ему законы. 12 декабря 1993 года априори Чеченская Республика стала составной частью России. Вопиющее правовое нарушение, имеющее единственный прецедент в мире, когда Ирак, не спрашивая кувейтцев, тоже лишь по своему личному желанию, включил Кувейт в свою конституцию как одну из девятнадцати иракских территориальных провинций. Когда затем под лозунгом «Восстановления конституционного порядка» Ирак напал на Кувейт, весь мир возмутился и встал на защиту Кувейта. Но то, что в одном случае считалось противозаконным, в другом — внутренним делом России. Выходит, страх перед Российской империей сильнее закона?

Тут же после разгона российского парламента в 1993 году, в октябре, Джохар пишет дружественное письмо В.С. Черномырдину. Он надеялся, что теперь, после ареста спикера парламента Руслана Хасбулатова (чеченца, имеющего свое особое мнение относительно независимости Чеченской Республики), с Россией можно будет договориться.

«Глубокоуважаемый Виктор Степанович!

Народ и правительство Чеченской Республики убеждены в необходимости скорейшего урегулирования отношений с Россией. С октября 1991 года мы неоднократно ставили этот вопрос перед российским руководством. С большой ответственностью участвовали в имевшем место переговорном процессе. Однако не по воле Чеченской Республики желаемого успеха эти переговоры не дали. Мы считаем, что в настоящее время сложились, наконец, все необходимые условия и предпосылки для возобновления и успешного ведения переговоров с правительством России по всему комплексу вопросов, затрагивающих наши отношения на основе принципов всестороннего сотрудничества.

С искренним уважением к Вам и правительству России.

Д. Дудаев». дружбы и взаимопомощи. При этом в стратегическом плане мы не видим места Чеченской Республики вне единого экономического, политического и правового пространства, охватываемого ныне Содружеством независимых государств. Наши проекты соответствующих документов, которые могли бы стать отправной точкой для ведения переговоров, а также предполагаемый состав правительственной делегации мы через представителя Чеченской Республики в Москве передали руководству России. Будучи сторонником ясной и честной политики, стремясь восстановить и закрепить добрые отношения с Россией, от имени Правительства Чеченской Республики предложил бы правительству России приступить в ближайшее время к переговорам, отвечающим высшим интересам наших стран и народов.

Глухое молчание было ответом на его письмо. Но барьеры могли тотчас пасть, если бы только он сказал желанные слова: «Чечня — российская». Москва ежемесячно присылала в Грозный ходоков и увещевателей: от малоизвестных Цоголоева и Аржанникова до Шахрая с Абдулатиповым, от Егорова и Жириновского до Илюмжинова с Шапошниковым. Каких только обещаний не было! Джохар оставался непреклонен: «Я исполняю волю только господина Чеченского народа, решившего быть независимым и свободным!» Сам Ельцин в прямой диалог не вступал.

 

Глава 17

4 января прибежал плачущий Васо, преданный телохранитель Гамсахурдиа, еле выбравшийся из Грузии с печальной вестью — из жизни ушел его президент. Он не знал, как сказать об этом Манане. Черным вестником поневоле пришлось стать мне. Я собрала друзей Мананы, и мы поехали к ней. В гневе она сначала чуть не убила плачущего Васо, отказываясь верить в самоубийство Гамсахурдиа, но потом разум и горе взяли свое, и она горько заплакала. «Это не самоубийство», — уверяла я ее. Зажатый со всех сторон войсками, он просто в очередной раз принес себя в жертву, не только спасая жизни тем немногим, которые с ним еще оставались, но и самой многострадальной Грузии.

Старший сын Звиада, семнадцатилетний Цотне, подошел ко мне и ловил каждое слово. Увидев его бледное лицо, расширенные от ужаса глаза мне стало невыносимо жаль славного умного мальчика: «Он сейчас рядом с вами и будет приходить во сне, вот увидишь, — пообещала я, когда уходила. — Только не забудь, попроси, чтобы он показал тебе, где сейчас находится, и еще никому об этом, кроме самих близких, не рассказывай».

Мы часто навещали их в эти тяжелые дни, закончилось то счастливое время, когда нас встречал сам Звиад. С грустью мы с Мананой вспоминали встречу прошлого Нового года, когда она по старинному грузинскому рецепту сама приготовила и подала к столу удивительно вкусную индейку в ореховом соусе. Звиад встречал нас тогда в резиденции вместе со своими друзьями и референтками, специально приехавшими из Грузии к новогоднему празднику, оглушительно салютуя у крыльца выстрелами из ружей. Так недавно все было…

Манана рассказала сон, который увидела незадолго до смерти Звиада: «Прямую и широкую дорогу, по которой шел Звиад, преграждал большой деревянный черный крест. Ему вручили его как величайшую награду». «А я видела совсем другое, — сказала двоюродная сестра Мзия. — Звиад метался под землей по белому холодному мраморному залу и никак не мог найти выход, а снаружи к двери зала тянулась бесконечная очередь людей, все хотели увидеть его, но не могли…» Правительственная делегация во главе с Зелимханом вылетела в Тбилиси. Начался поиск тела покойного президента…

А я снова с правительственной делегацией срочно летела в Литву, причем случилось это совершенно неожиданно для меня. Вылетели мы рано утром 11 января, прилетев в Вильнюс, сразу попали с корабля на бал. Но все шло по заранее намеченной программе наших друзей. Сначала встреча в сейме, потом персональная выставка картин в Каунасе и презентация сборника стихов. Надо отдать должное мастерству искусствоведов Каунасского музея искусств: они очень строго отобрали картины и организовали изумительную экспозицию в небольшом круглом зале имени Чюрлениса. Это стало для меня отличным уроком на будущее. Прибалтика всегда отличалась хорошим вкусом. Презентация первого сборника стихов была организована тоже в этом же зале и прошла очень красиво. Я устала писать пожелания и автографы на раздаваемых книгах. А какие интересные там были люди! Но самое главное было потом…

В одиннадцатом часу мы вернулись в Вильнюс и вместе с делегацией пошли на площадь перед литовским сеймом. Она была переполнена народом, люди жгли большие костры прямо на мостовой. Эта ночь стала трагической годовщиной другой ночи. Ровно три года назад российские танки давили на площади безоружных, возомнивших себя свободными литовцев. Потоки крови текли по этой мостовой и, смешавшись с белым январским снегом, превращались в кровавую кашу под гусеницами танков. Они лязгали и скрежетали, как скрежетала и лязгала, стремясь перемолоть твердый прибалтийский орешек, вся проржавевшая кремлевская система… На стене, наспех составленной из бетонных вывороченных плит и опутанной колючей проволокой, навечно остались фотографии погибших защитников сейма, свободного сердца Литвы. Чеченскую делегацию огромная толпа встретила овациями. «Чечения! Свобода!» — скандировал народ. Мы прошли к большому пылающему костру, огромные красные языки пламени, отражаясь на мокром асфальте, напоминали мне потоки пролившейся крови. Закончилось выступление еще неизвестного нам литовского поэта. Когда очередь дошла до нас, я прочитала совсем короткое стихотворение, написанное мною в Эстонии сразу после той кровавой январской ночи, годовщину которой,'отмечали сейчас.

Тяжелая десница…

РЕКВИЕМ

Первому президенту Грузии, благородному Звиаду Гамсахурдиа

посвящается…

В литовских школах был объявлен конкурс на лучший рисунок, посвященный этому событию. И, к несказанному удивлению, дети нарисовали мое стихотворение. Волшебный круг любви и дружбы из маленьких красных сердечек, крепко взявшихся за руки, опоясывал все Прибалтийские республики, отделяя их от ощетинившейся черными стволами танков России. Память президента Гамсахурдиа вся Литва почтила минутой молчания. Потом я прочитала «Реквием», посвященный памяти трагически погибшего первого президента Грузии Звиада Гамсахурдиа. Наша делегация уходила, окруженная всеобщей любовью, кто-то из толпы протянул мне яблоко, еловую веточку, какая-то женщина погладила по спине и сказала: «Держитесь! Мы с вами!» В Грузии, наконец, нашлись люди, взявшиеся показать тщательно скрываемое место последнего прибежища президента Гамсахурдиа. Надо было исполнить последний долг перед его памятью и перевезти тело для официальных торжественных похорон в Ичкерию. Но никто, кроме наших верных друзей из Литвы, не отважился на такое опасное путешествие.

В середине февраля чеченская делегация во главе с Зелимханом Яндарбиевым и представителями Литвы Ромуальдой Гофертене, А. Патацкаса, В. Эйдукайтиса вылетела в Тбилиси. Там к ним присоединилась грузинская делегация, в состав которой входили академики, близко знавшие Звиада Гамсахурдиа. Потом уже все вместе вылетели в Зугдиди и, пересев на вертолет, прилетели в село, название которого проводник не говорил, а показывал маршрут полета к нему. В простом сельском доме, под большим навесом крестьянина Зарандия, в углу, делегация зафиксировала место временного захоронения Звиада Гамсахурдиа. Выкопали гроб, президента опознали, сомнений больше не оставалось. Похороны были назначены на 24 февраля 1994 года.

23 февраля исполнялось ровно 50 лет депортации чеченцев и ингушей, эту трагическую годовщину Джохар хотел сделать Днем национального возрождения. К этому дню полностью завершили мемориальный комплекс из чеченских белоснежных чуртов. Это был незабываемый, грустный день. Люди нескончаемым потоком шли и шли из разных уголков Чечни, приехали почтить память павших и Звиада иностранные делегации и гости с Кавказа и из России. Со слезами огромная толпа слушала речь Джохара, а он в этот печальный день говорил такие удивительные слова: «Десятилетиями нас заставляли плакать и скорбеть над преступлениями, которых мы не совершали. До каких пор мы будем плакать и хоронить, хоронить и плакать! Когда же, наконец, наступит тот счастливый день, когда мы будем жить и радоваться всему, что нас окружает, — смеху детей, синему небу, солнцу над головой? Когда мы будем радоваться самой жизни? Хватит траура и печали, его на долю наших отцов и нашу долю и так выпало немало! Пусть 23 февраля, день скорби, отныне станет Днем национального возрождения. Мы построим дворцы, посадим деревья и превратим нашу родную землю в один цветущий сад, в котором будут жить только счастливые люди!»

В два часа дня на военном лафете торжественный почетный караул сопроводил тело первого президента Грузии Звиада Гамсахурдиа в холодный белый мраморный зал Президентского дворца. Там состоялась гражданская панихида и прощание. И напрасно недовольные, тайно подстрекаемые ФСК за спинами собравшихся тихо говорили о том, что священная мусульманская земля не должна принимать тело неверного, христианина. Люди хорошо знали этот северный ветер с российских равнин, который, кроме горя, ничего и никогда не приносил чеченскому народу. И эта священная земля, с которой ровно 50 лет назад один грузин, гений зла, выслал весь непокорный чеченский народ, сейчас, ровно через 50 лет, приютила и приняла в свои материнские объятия другого грузина, изгоя-президента, которому на всем земном шаре никто больше не осмелился предложить место для последнего приюта. Только Ичкерия дала его телу благословенный покой.

К сожалению, ни одной страной не был услышан призыв Папы Римского. В своем обращении он призывал признать государственность Чеченской Республики, по достоинству оценив благородство и гуманизм ее правительства и народа. Впервые в истории на мусульманской земле отдавались высокие почести христианину.

Дул пронизывающий порывистый ветер с дождем и снегом. Джохар стоял на высоком помосте, принимая военный парад. Прижимая руку в белой перчатке к виску, он отдавал честь. Его лицо порозовело от ветра, кожаный тонкий плащ блестел от дождя, синяя фуражка промокла и потемнела. Но глаза на суровом лице были печальными. Одной из первых, четко отбивая шаг, прошла президентская гвардия, потом подразделение по борьбе с организованной преступностью Ислама Дадалаева, все, как один, в только что сшитых серых черкесках. Потом Галанчожский полк, Шалинский, Афганский батальон, Абхазский, части МВД, ДГБ, чеченский ОМОН, призывники и так далее. Когда пошла военная техника, иностранные корреспонденты протиснулись поближе. После бронетранспортеров и танков поехали машины с боевыми ракетами ПВО (впоследствии, в самом начале войны, они были разграблены и вывезены гантемировской бандой в Надтеречный район). Российские СМИ тут же заявили, что Джохар Дудаев, демонстрируя военную силу, запугивает Россию.

А на следующий день, 24 февраля, после прощания с телом хоронили первого президента Грузии, благородного Звиада Гамсахурдиа под руководством главы грузинской церкви, в присутствии сотни его соратников и приехавших из Грузии друзей. В последний путь его провожал весь чеченский народ. Звиада Гамсахурдиа похоронили возле резиденции, в которой он жил. Многие выступавшие плакали и не скрывали слез… В этот день Джохар Дудаев похоронил своего верного друга и учителя. Я прочитала реквием, посвященный Звиаду. Он не мог вырваться из холодного мраморного зала, как и в вещем сне Мзии, как и в ее сне, такая же длинная очередь людей стояла к нему. От нас ушел благородный Атос, один из двух последних мушкетеров нашего времени, как называла Звиада и Джохара Валерия Новодворская.

Старший сын Звиада Гамсахурдиа, Цотне, рассказал мне свой сон, в котором через месяц после гибели увидел отца в своей комнате. Вспомнив мой прощальный совет, он попросил показать, где тот сейчас находится. Отец взял его за руку, и они, пролетев вместе через потолок, поднялись выше и летели до тех пор, пока не оказались в огромной полукруглой аудитории. Высоко на кафедре Цотне увидел необыкновенного человека, сияющего ярче солнца, — видимо, это был сам Всевышний. Из-за ослепительного сияния на него невозможно было смотреть. Семь рядов полукругом окружали кафедру, на них сидели светящиеся люди, и чем выше были ряды, тем больше люди походили на сияющие шары и тем меньше их становилось. На первом, втором ряду их было всего по два, три шара.

А ты в каком ряду сидишь? — спросил Цотне Звиада.

На самом последнем, седьмом.

А почему ты не светишься?

Когда туда сяду, засвечусь.

Цотне понял, его отец Звиад сейчас — почтительный и смиренный ученик у самого Всевышнего.

 

Глава 18

В конце февраля прилетел белый журавль с серыми крыльями и красным клювом и сел прямо в подтаявший снег к нам во двор. Стаи журавлей, устало кружась, исчезали, приземляясь где-то далеко на окраинах. Яркое солнце, отражаясь в синих зеркальных лужицах на асфальтовой мокрой дорожке, сверкало в каждой капле падающей с крыши весенней капели. Наклонились мокрые ветки яблони, ажурной сеткой серебрился тонкий кустарник малины. Наш тающий под солнцем дворик сразу превратился в волшебный сказочный сад. Журавль, потряхивая крыльями, важно прогуливался по дорожке, нагнувшись, пил, постукивая красным клювом, прозрачную талую воду из синей лужицы. Капли стекали по его клюву и падали, звеня, разбиваясь на мириады солнечных осколков. Посмотреть на это чудо пришли даже соседи: «Это к добру», — радовались они вместе с нами после долгой, полной утрат зимы.

В этот же день пришел соседский мальчик и рассказал, что двое мужчин на белой «Волге» спрашивали, в какой школе учится младший сын Джохара. В прошлом году с 3-го курса Московского автомеханического ститута срочно пришлось забрать старшего, Овлура, после того как неизвестные люди пришли в деканат и, предъявив удостоверения, конфисковали все его документы вместе со школьным аттестатом. Несколько дней я не пускала Деги в школу, но потом, после многочасовых «инструкций» все-таки пришлось разрешить. На обратном пути из школы дорогу перегородила неизвестная белая «Волга». За рулем сидел рослый мужчина в синей спортивной куртке, второй, вооруженный автоматом, уже было вылез из нее, но, увидев, что вся наша машина, как коробочка маковыми зернами, до отказа заполнена детьми, сел обратно в «Волгу», и они быстро уехали.

В феврале я прочитала статью, кажется, в «Известиях» о пяти возможных вариантах действий России в нашей республике. Первый и второй варианты были вполне приемлемыми, над пятым мы просто посмеялись. В нем говорилось о засылке российских террористов и организации ими многочисленных терактов, начиная со взрыва электростанции, захвата телевидения, которые могли привести к войне с Россией. «Какие у России террористы? — недоумевала я тогда. — Где она их возьмет? И как можно большой России перед всем миром воевать с маленькой Чечней, засмеют!» Газету я отложила в тумбочку и сохранила на всякий случай, но с февраля 1994 года события в нашей республике начали разворачиваться именно по пятому варианту. Уже осенью мы вспомнили про газету. Джохар отнес ее в Реском и, показывая российским журналистам, в одном из своих интервью с горечью комментировал: «Мы тоже не верили! С нами войну начали не наемники, не оппозиция, с нами воюет сама Россия, только раньше ее война была тайной».

В начале мая в Чеченскую Республику приехал освобожденный из тюрьмы и пьяный в стельку Руслан Хасбулатов. В таком состоянии его встретили посланные от правительства Мавлен Саламов, А. Акбулатов и его родственники. Хасбулатов, выступая на митинге, рекомендовал чеченскому народу вернуться в лоно империи. От России прозвучал очередной ультиматум: взять за основу договор, подписанный Татарстаном, только тогда возможна встреча двух президентов — Д. Дудаева и Б. Ельцина. По свидетельству Руслана Абдурзакова, 12 мая 1993 года он вместе с делегацией от Министерства иностранных дел, по распоряжению Джохара, вылетел в Москву и передал пакет документов из 11 пунктов о совместном использовании воздушного пространства, автомобильных дорог, железнодорожного транспорта, авиации, армии и так далее, но ответа не последовало. И кроме него посылались дополнительно парламентарии для переговоров. Шахрай, Филатов и многие другие, ориентирующиеся на прежних ставленников — завгаевых, Хаджиевых, видимо, никого не допускали к Президенту РФ.

В эти же дни Джохар занимается укреплением силовых структур. Министром МВД назначается Магомед Эльдиев, бывший во главе учреждений исполнения наказаний. Он сразу взялся за дело, дисциплина в МВД улучшилась.

В Грозном успешно прошла организованная Джохаром международная конференция, посвященная 130-летию окончания Русско-кавказской войны и 50-летию депортации чеченцев и ингушей. Конференция основывалась на трудах Абдурахмана Авторханова и называлась «Народоубийство в СССР: идеология, политика, практика». Приехало много видных ученых из-за рубежа. После всех выступлений и докладов были продемонстрированы материалы о геноциде ингушского народа в 1992 году, показаны зверства над боснийскими мусульманами.

Под весенним пригревающим солнцем самой первой расцвела нежными розовыми цветами коричневая ветка абрикоса на южной подветренной желтой стороне нашего дома, хотя все дерево еще больше недели оставалось прежним. Только разбухшие, готовые вот-вот лопнуть и распуститься бордовые почки выдавали, какая тайная жизнь пробудилась и уже рвется наружу. Сдерживали ее временные холода. Весенний ветер реял над землей. Вдоль стен дома из черной растаявшей земли неожиданно показались узкие, как ножи, листья красных тюльпанов, потом выстрелили и рассыпались желтые и белые нарциссы, голубые и розовые гиацинты. Лесные ландыши расцвели и смешались с низко опущенными цветущими ветками деревьев, зелеными листьями винограда, молодой, блестящей на солнце травой. Все вокруг цвело и благоухало.

А по ночам стреляли и взрывались на площадях и скверах подвешенные к старинным чугунным решеткам или прямо к деревьям мины, подрывные устройства (с номерами последнего российского производства, которые должны тщательно храниться и выдаваться только под расписку вышестоящего начальства). Россия оказалась тем государством-террористом, существованием которого запугивала свой народ и весь мир. Все шло по ее заранее расписанному сценарию.

Глядя в бездонное, почти сапфировое небо, я загадывала, будет ли война. Не верилось, что она совсем рядом. Весной особенно не хочется умирать. Самая стабильная республика в постсоветском пространстве постепенно, медленно, но уверенно превращалась в ад. После августовского путча ГКЧП начался развал СССР и дележ все и вся. У Кремля была своя программа: нужно было развалить одну из самых сильных армий мира, ввергнуть страну в хаос, поставить нужных себе людей у власти и потом бесконтрольно обогатиться за счет российского народа. По тем же кремлевским карманам разделили деньги, вырученные за реализацию оружия, оставленного при выводе советских войск из Германии, — миллиарды долларов. Эти деньги надо было списать, что и явилось одной из причин начала первой российско-чеченской войны. Вторая цель — показать свободолюбивым государствам СНГ и остальным республикам России, чего им может стоить свобода помимо воли Кремля.

«Но глубинные причины будущей чеченской войны — это российская нефтяная мафия (РОНЕМА), основными представителями которой являются «Лукойл» и «Транснефть». За экспортерами российской нефти и нефтепродуктов стоят уже размытые личности из западных импортеров российского сырья, акулы мирового бизнеса. За этими структурами скрываются вовсе анонимные, денежные тузы международной денежной олигархии. И в самом конце те, кто определяет политико-экономическую погоду на Земле, те, кто гигантским давлением своих огромных капиталов заставляет ужесточенно работать механизмы по откачке российских природных ресурсов, кому нужна слабая сырьевая Россия, кто устанавливает сейчас на планете так называемый «новый мировой порядок», кто отвел России место европейского пасынка. Вот где глубинные причины чеченской войны, и никакими российскими национальными интересами тут и не пахнет. Давление приходит к нам из-за рубежа, и оно способно определенное воздействие внутри России! Значит, управляя оттуда давлением, можно здесь регулировать и контролировать ситуацию. Таким образом, мы имеем чудовищный окончательный вывод: режим Ельцина управляем извне России. Сегодня мы можем назвать и главных "лоббистов" РОНЕМЫ: Сосковец и Коржаков.

Эти инициативы не оставались незамеченными и для чеченской стороны. Служба внешней разведки Дудаева — ЗАЗА — отслеживала многие «движения» в Москве. Представители Дудаева шли буквально следом за РОНЕМОЙ, выходили на тех же «топ-людей», вплоть до Черномырдина, пытались образумить, переубедить. Уже буквально накануне войны состоялись переговоры с Лужковым, Коржаковым… Мне пришлось однажды случайно быть свидетелем того, как Удугов объяснял по оказывать определенное воздействие внутри России! Значит, управляя оттуда давлением, можно здесь регулировать и контролировать ситуацию. Таким образом, мы имеем чудовищный окончательный вывод: режим Ельцина управляем извне России. Сегодня мы можем назвать и главных «лоббистов» РОНЕМЫ: Сосковец и Коржаков. телефону Александру Коржакову, что Москва делает непоправимые ошибочные шаги, как намекал на РОНЕМУ, как предостерегал и предлагал, но, к сожалению, то ли Коржаков не понял, то ли не захотел понять.

Те, кто издалека дергал за ниточки в Кремле, заставили первых лиц в своих странах громогласно заявить: «Чечня — сугубо внутреннее дело России». Именно они наводняли Чечню в течение трех лет перед войной десятками и сотнями своих экспертов, вынюхавших в республике абсолютно все! И какой потенциал вооружения, и каков дух и настрой людей, и многое-многое другое, столь необходимое для объективных оценок… Они — в отличии от наших — все подсчитали. Скрупулезное, анатомическое исследование западных специалистов дало четкий прогноз и рекомендацию лидерам этих стран: «Если Россия начнет войну в Чечне, подобно Афганистану, она завязнет надолго. Два-три года достаточно, чтобы экономически подорвать Россию, поэтому нужно ее всячески к этому стимулировать» (из откровений сотрудника посольства США в Москве). Впоследствии, к сожалению, так и произошло».

25 мая в день рождения Деги с поздравлениями приехала Тамара Хасанова. Мы завтракали в нашем саду. Она привезла праздничный красивый торт и огромный букет красных гвоздик. Потом попросила Джохара сесть рядом с Деги, поставила в центре между ними букет гвоздик и уже совсем было приготовилась фотографировать, как я ее остановила. Мне стало страшно. Как будто на какое-то мгновение я вдруг увидела каменный монумент отца с сыном и букет красных, как взрыв, гвоздик между ними. Я пошла в зал и принесла оттуда вазу с бело-розовыми пионами. Окружила ими гвоздики, и букет сразу «повеселел», из траурного стал праздничным. «Теперь можешь снимать», — с легким сердцем сказала я Тамаре.

Покушения на президента следовали одно за другим, но Джохар воспринимал их спокойно, как неизбежное зло. «Я встал на опасный путь, обратной дороги нет, — нередко говорил он. — Свобода — вещь дорогая, за нее надо платить, иногда своей жизнью…»

В 1993 году был первый обстрел его кабинета в Рескоме со стороны здания МВД. Пулеметными очередями разбили окна, но Джохар остался невредим, только переставил свой письменный стол и стулья, раньше он работал около окна.

В другой раз его чуть не отравили, когда он был в гостях и сидел за столом между американским гостем и переводчицей Айзан Абасовой. (Как могла она оказаться в Президентском дворце рядом с Джохаром? Двумя годами раньше отсидевшая в тюрьме, с 1990 года сотрудник КГБ, девичья фамилия — Маймонт. Сейчас живет в Москве.) Спасло Джохара лишь то, что он всегда умерен в еде и в тот раз ел очень мало, а кофе выпил только полчашки.

В 1994 году, летом, в 10 часов вечера был запущен противотанковый управляемый снаряд, пробивающий броню на 90 сантиметров, из Микрорайона (Ленинского района улицы Первомайской). Совершенно случайно снаряд не попал в окно его кабинета, потому что провод, по которому поступает сигнал для управления, зацепился за дерево — снаряд ушел вверх и не достиг цели, а задел только карниз крыши и потом разлетелся над зданием Рескома, как праздничный фейерверк. Джохар в это время находился в своем кабинете, остальные уже спустились вниз. По деталям снаряда поняли, что это — ПТУР «Фагот». По проводу определили место, откуда был выпущен снаряд. Наша жизнь и смерть — все в руках Всевышнего!

Через день, 27 мая, мы поехали в Закан-Юрт. С 1989 года Джохар строил в этом селе дом для нашей семьи, десять лет собирал строительный материал. Доски были из Сибири, первый этаж сделан из прибалтийского серого кирпича, второй из обыкновенного, грозненского. Все купчие на эти ценные приобретения им бережно хранились в отдельной папке. А как он мечтал о доме в далекой Сибири! Нередко, усталый, после службы чертил проект дома и мечтал. Это занятие заменяло ему самый лучший отдых. Как синьор Тыква из итальянской сказки про Чиполлино: покупая по кирпичику в год, он строил домик всю жизнь.

Последнее время мы часто ездили в Закан на отдых и заодно посмотреть, как идет строительство. Место было красивое, рядом протекала река Асса с заросшими высокими деревьями, зелеными берегами.

Выходной день 27 мая вместе с охраной мы провели на берегу реки. Но если раньше мы располагались прямо напротив нашего дома, под одиноким густым деревом, корни которого омывала стремительно бегущая вода, то теперь переменили место. Машины, обогнув выступающий песчаный обрыв, спустились в глубокую пойму реки, заросшую кустарником и густым лесом.

Там, под тремя высокими серебристыми тополями, Джохар лег, заложил за голову руки и сразу заснул. По камешкам рядом журчала вода в реке, неумолкающе лепетали листья тополей, а он спал невинным сном младенца до тех пор, пока я не позвала к костру, к расстеленному на траве брезенту.

Через несколько часов в глубокой пойме начало быстро темнеть, мы поднялись на поляну перед самым домом. Синие майские цветы покрывали зеленые лужайки по берегам реки, вдалеке виднелись белоснежные вершины гор. Ветер доносил волнующие легкие запахи цветов, травы и листьев. Сельские мальчишки начали ловить рыбу на самодельной речной запруде.

Неожиданно приехал на машине Вати, он был на стройке первый раз, недовольно посмотрел на недостроенный дом и быстро уехал. Потом приехали на черной «Волге» новый министр МВД Магомет Эльдиев с Сайд-Али Батаевым, за рулем сидел молодой двоюродный брат Батаева. Долго ужинали они с Джохаром на высоком берегу реки, на расстеленном зеленом брезенте, обсуждая детали «очередной» передачи российской стороне террористов, угнавших вертолет в Минводах, пытавшихся скрыться в нашей республике. Операция прошла удачно. В момент ее проведения выявились интересные детали, о которых Магомет Эльдиев хотел лично рассказать президенту. Джохар весело смеялся, слушая его донесение. Наконец-то во главе органов милиции появился достойный и мужественный человек. За МВД Джохар был теперь спокоен.

Уже почти стемнело, появилась первая звезда. Громкоголосый хор лягушек в зеленой пойме реки завел свою нескончаемую весеннюю песнь, когда мы тронулись в путь. Из-за темноты я не заметила, в какую машину сел Деги. Мы ехали с Зиночкой и Бэлой, молодой женой Овлура, в пятой машине, за рулем сидел Магомет Хачукаев. Всего было шесть или семь машин, в таком количестве мы в Закан еще никогда не приезжали. Вместо черного президентского «Мерседеса», обычно двигавшегося сразу за белым милицейским «Фордом» с голубой полосой по борту и «мигалкой», второй машиной в нашем кортеже ехала черная служебная «Волга» нового министра МВД Эльдиева. Друзья сотни раз твердили Джохару: «Меняй место!» Все, даже заклятые враги, знали, что его машина всегда идет второй. Но он не привык прятаться за спины других, и если бы каждый раз милицейская машина с Рукманом за рулем молниеносно не обгоняла срывающийся с места «Мерседес», его машина шла бы первой.

Вереница машин летела по темнеющей под колесами проселочной дороге, сизый воздух за стеклом окружал нас плотной завесой, облака и деревья в бешеной пляске проносились мимо. Какая-то непонятная легкость овладела нами, пропала тяжесть, давившая души уже третий год, исчезли все опасения и тревоги. Мы летели, как на крыльях, освободившись от всего, и пели любимые песни, громко пели, кто как мог, в эти странные минуты незабываемой легкости на душе.

Вдруг само небо огненной стеной раскололось в центре кортежа прямо перед нами и пошло шквальной полосой куда-то вверх и в степь. Сначала я подумала, что взорвался нефтепровод, пересекающий трассу, — в такие моменты в голову приходят совершено неожиданные мысли. Магомет мгновенно выскочил из машины и побежал куда-то вперед. «Джохар! Что с ним? Где Деги?»

В степи сразу наступила томительная тишина, только бешено колотилось сердце, и его удары колоколом отдавались в ушах. Невдалеке Джохар, окруженный личной охраной, вышел из черного «Мерседеса» на дорогу. Я увидела его встревоженное, посуровевшее лицо и побледневшие лица ребят. Они смотрели в сторону густой лесополосы с правой стороны дороги. Послышались автоматные очереди. Прибежал, пригибаясь, Магомет: «Что сидите? Слышите, стреляют. Выходите из машины, может взорваться. Отойдите подальше и ложитесь на землю». «Где Деги?» — успела я спросить у него. «Пошел искать», — и Магомет опять исчез. Мы вылезли из машины и, пригибаясь так же, как Магомет, быстро легли на заросшую травой насыпь, полого спускающуюся к лесополосе.

Слышались быстрые' громкие выстрелы, но кто откуда стрелял, было совершено непонятно. К тому же было плохо видно, потому что смотреть приходилось, поворачивая голову. «Может быть, нам наоборот лечь, — предложила я. — Но тогда мы будем лежать вниз головой и в траве совсем ничего не увидим…» Снова прибежал Магомет: «Вы как легли? Готовые мишени! Надо же было на ту сторону перейти! Садитесь в машину!» Мы быстро сели опять в машину и поехали мимо всех наших машин. «А где Деги?» — снова спросила я у Магомета. «Он был с Рукманом, а теперь в «Мерседесе»». Проезжая мимо большой воронки и милицейского «Форда» Рукмана, я ужаснулась. Машина походила на сплющенную покореженную консервную банку. Как Деги мог уцелеть в ней? На огромной скорости наша машина понеслась впереди кортежа. «Магомет, что с Рукманом?» — «Остались ребята на двух машинах, его сейчас ищут в траве». Бедный наш Рукман! Жив ли он еще?

Так быстро мы еще никогда не ездили. Магомет приказал всем спрятаться, потому что нас могли снова обстрелять. Бэла забилась чуть ли не под самый низ капота, где шепотом быстро молилась и тихо плакала. Мы с Зиной пригнулись на заднем сиденье так, чтобы нас совсем не было видно. Магомет одной рукой держался за руль, а другой — за рацию, в которую начинал громко говорить всякий раз, когда мы проносились мимо постов ГАИ: «Всем постам! Всем постам! Совершено покушение на президента. Немедленно выехать на место происшествия!»

Что случилось, мы узнали только дома, я наконец-то смогла обнять своего Деги. Операция готовилась заранее. На обочину дороги была поставлена легковая заминированная машина, издалека управлявшаяся террористами. Она должна была взорваться, как только рядом окажется вторая черная машина с президентом. Если бы эльдиевская черная «Волга» не заняла в кортеже место «Мерседеса», на воздух взлетел бы президент. Погибли Магомет Эльдиев, его заместитель Сайд-Али Батаев и его младший брат, сидевший за рулем машины. Ближе всех к месту взрыва оказался милицейский «Форд» Рукмана. Деги сидел на заднем сиденье и видел все, что происходило сразу после оглушительного взрыва. Части горящей «Волги», поднимаясь, мгновенно разлетались в воздухе. На Деги посыпались осколки разбитого стекла, что-то застучало по обшивке машины. Он забился под сиденье и увидел, как Рукман начал «вылезать» в открытое окно. И только когда сапоги Рукмана, зацепившись за дверную раму, потащили за собой дверь, а потом и сама дверь, вдруг оторвавшись, полетела вслед за Рукманом, наконец, понял, что случилось. Какое-то время машина неслась без управления, пока сидевший рядом гвардеец не перелез на место Рукмана, не перехватил руль и не остановил машину. Позже Рукмана нашли лежащим без сознания в 60 метрах от дороги. Следующей, третьей по счету, машиной был президентский «Мерседес», который во время взрыва приподняло в воздух, на огромной скорости он перемахнул большую воронку, мгновенно образовавшуюся посередине дороги, и въехал в черное облако дыма и обрушившихся на него сверху комьев земли. И вдруг из этого черного дыма показалась фигурка медленно бредущего маленького Деги, которого вел к Джохару гвардеец. Они оба были в крови и в осколках стекла. Итак, Деги был в первой, Джохар — в третьей машине, и взрыв, как букет красных гвоздик, между ними!..

В республике начала действовать неведомая сила, которая организовывала побеги из тюрем, антиправительственные митинги, бандитские группировки. Работа этих группировок усиленно поддерживалась оружием и финансами из России. Одной из самых одиозных была фигура Руслана Лабазанова (полковника ФСК, с момента ввода российских войск воевавшего на стороне российской армии). Лабазанов, обыкновенный уголовник, был завербован и освобожден из камеры смертников в Пятигорске для выполнения особого задания ФСБ. Он пытался приблизиться к Джохару под видом друга командира президентской гвардии, которым к тому времени стал уже Абу Арсунукаев.

В один из весенних дней его люди появились у нас дома с предложением помочь милиции, которая явно не справлялась со своей задачей. Группировка называлась «Серые волки». Джохар, как всегда, отреагировал четко: «Волков у нас своих хватает. Но если действительно хотите помочь, вставайте в строй государственных правоохранительных органов и работайте на здоровье». «Волки» в растерянности отступили, в общем строю им работать явно не хотелось, тем более подчиняться кому бы то ни было.

Спустя какое-то время прошел слух, что у нас в Чечне появился новый Робин Гуд, защитник слабых и угнетенных. Российские СМИ усиленно раздували и поддерживали эту очередную провокацию, одновременно утверждая, что Робин Гуд — бандит с большой дороги. Если у кого-то крали автомобиль, немедленно появлялся Лабазанов, договаривался с потерпевшими хозяевами и… угнанная машина возвращалась на место, а известная мзда шла к нему в карман. А так как угоны машин подозрительно участились, его бизнес процветал. Он участвовал в разборках, применяя силу, когда надо было заставить должника вернуть деньги, и страх перед его вооруженными людьми бывал сильнее судебных инстанций.

Полный беспредел начался, когда трех лабазановцев посадили в ДГБ (Департамент государственной безопасности). По всему городу разъезжали лабазановцы на «Джипах» с ручными пулеметами и АГСами (автоматическая гранатометная система), демонстрируя силу и полное пренебрежение к государственным органам. Бандиты поставили ультиматум, что разнесут ДГБ, если не выпустят их товарищей. Джохар на совещании приказал: «Арестовать Руслана Лабазанова», и все силовики его поддержали. Но из-за утечки информации уже через полчаса Руслан узнал о готовящемся аресте и забаррикадировался в 4-м микрорайоне. На крышах высотных домов расставили снайперов и пулеметчиков, приготовившись дать бой законной власти. Началась операция по обезвреживанию банды в четыре часа утра и длилась до обеда. Большая часть бандитов была обезоружена и взята в плен. Сам Лабазанов бежал, бросив своих товарищей. Позднее, во время Российско-чеченской войны, машины Руслана беспрепятственно пропускали на дорогах все российские блокпосты. Его позывной в ФСБ был, кажется, «семнадцатый». Впоследствии он был убит своим другом и «правой рукой» во время денежных разборок.

 

Глава 19

В конце мая после четвертого покушения на Джохара я решила снова написать его портрет. Но эта работа продвигалась очень медленно, я писала его по фотографии и преимущественно поздними вечерами. А так как по ночам у нас все чаще взрывали и стреляли, моя тревога усиливалась и, видимо, передалась картине. Джохар на ней получился с очень бледным лицом и печальными серьезными глазами. За ним туманный зеленовато-голубой земной шар с маленькой Чеченской Республикой между Черным и Каспийским морем, сгорающей в пламени огня. Красные подтеки кадмия кроваво стекали вниз… Атам, внизу, в бешеной пляске под дьявольскую скрипку танцевали и радовались какие-то странные колдовские существа, те тайные силы, которыми затевалась и управлялась будущая война. Джохар, в черной шляпе и таком же костюме, на зеленом фоне чеченского развевающегося знамени смотрел прямо перед собой, туда, где совершенно неожиданно для меня появились белые худощавые всадники на белых конях… Всем своим обличьем они напоминали фигуры, виденные мной раньше на плакатах и рисунках. Один из них, под названием «Голод в Поволжье», напоминал бегущего и кричащего старика в белой рубахе. Второй рисунок — тоже старика, но чеченского, скачущего на лошади с возгласом «Орцдала!» (тревога).

Откуда они появились? И почему на зеленом фоне чеченского знамени? Мне они показались там совершенно неуместными, и я, к величайшему сожалению, постаралась их затереть кисточкой, — кое-какие линии все-таки остались. Но не зря, оказывается, Джохар на картине с таким вниманием и так пристально смотрел на них, словно ждал ответа. Старики действительно появились перед ним, потом, в самое трудное для него время, и отвечали на его вопросы.

Я писала эту картину все лето 1994 года, в три раза дольше когда-либо написанных мною картин. А когда все уже было закончено, обвела по контуру профиль Джохара, его шляпу, плечи и руки чистой светлой краской, которая сразу же «засветилась» и отделила его от остального фона. Ни один портрет ни до ни после я «светом» не обводила. И опять я не знала, почему я это делаю. Лишь будущее дало ответ жизнью и Кораном: «Позавидуют Вам пресвятые мученики и пророки, лица ваши будут из света и одежда из света…»

Пришел Джохар, посмотрел на портрет и спросил: «А почему эта дьявольская «шушера» внизу?» — названием «силы» он никогда ее не удостаивал. Я отвечала, что все получилось само собой, по композиции. Кровь течет вниз, они ее ждут и ей радуются. Темные силы всегда внизу, а светлое, Бог — наверху.

Потом очень быстро, уже перед самой войной, была написана еще одна, уже голубая картина, которую я подарила умнице и красавице Райзан, верному другу нашей семьи. На ней, кажется, опять получилось то, что нас ожидало: заснеженные горы, синий полумрак, солнце уже село. Вереница всадников уходила по камени- стой тропе в высокие горы. Их лиц не было видно, только спины в черных бурках и кони. Все, что с нами случилось потом, напоминало невероятный, тягостно долгий сон, подобное ощущение вызывала и эта картина. Но «спины» обозначали будущее, а горы — препятствия. Великие испытания ожидали нас на трудном каменистом пути, и все-таки всадники взбирались на эти белые горы.

25 июня 1994 года на заседании Совета Безопасности было принято решение о строительстве памятника «Павшим во время газавата в период Большой Русско-Кавказской войны» в местечке Кхоъжалгин — Дукъ (Багорный хребет). На этом хребте была разгромлена тридцатитысячная российская армия 150 лет назад.

В декабре 1844 года наместником Кавказа и командующим отдельным Кавказским корпусом был назначен герой Отечественной войны 1812 года генерал-адъютант граф Воронцов. Он получил неограниченные полномочия, огромные силы, перед ним была поставлена извечная задача — покорить горцев. Жаждущий лавров победителей, к Воронцову потянулся цвет воинства Российской империи.

В начале июля пушечным выстрелом генерал Бебутов сообщил, что он на хребте Речел, на границе Чечни и Дагестана, с припасами для отряда Воронцова. Воронцов выслал навстречу половину своего отряда во главе с Клюге фон Клюгенау, авангардом которого командовал Пассек. Чеченцы только этого и ждали. Отряд встретили чеченцы под командованием Талгика. Бой длился 12 часов и закончился полным поражением отряда Клюге фон Клюгенау. Потеряв 1700 солдат и офицеров, Клюге фон Клюгенау смог прорваться назад в Дарго. Среди убитых были генерал Викторов и генерал Пассек, которого за военный талант называли вторым Суворовым. После такого жесточайшего разгрома Воронцов приказал Бебутову отходить с обозом от Чечни и следовать по Дагестану в Темир-Хан-Шуру, а свой отряд повел 13 июля вниз по реке к крепости Герзель. Чеченцы все время нападали, в этих боях были смертельно ранены граф Бенкердорф, граф Гейдель, граф де Балмен, князь Эристов, барон Дельвиг, полковники Бибиков и Завалийский. У чеченцев погибли наибы Саиб Эрсеноевский и Эльдар Веденский. Воронцов никак не мог пробиться к Герзелю, продвижение значительно увеличивало потери. И он решил на подступах к Шовхал-Берды дожидаться помощи Фрейтага. С такой просьбой к Фрейтагу были посланы лазутчики.

Отряд Воронцова таял, Герзель был рядом, но недосягаем, насчитывалось много заболевших, раненых. И главное — беспрерывные нападения чеченцев. Наконец, 18 июля Воронцов услышал выстрелы и пушечную пальбу — это отряд Фрейтага, пробиваясь к нему, начал бой с чеченцами у селения Мескеты. На другой день Фрейтаг соединился с Воронцовым и спас остатки его войска. Но в чеченских лесах остались навсегда 4 тысячи солдат, 186 офицеров и четыре генерала, и это не считая взятых в плен и пропавших без вести. Чеченцы захватили также всю артиллерию и обоз.

После жестокого поражения Россия поняла, что за столь короткий срок «навсегда покорить горцев или истребить непокорных» невозможно, — она в корне изменила свою стратегию.

В честь этого юбилейного события министру по строительству УмаруАрснукаеву было поручено выточить трехметровый мраморный Чурт. Архитектурный проект должен был представить главный архитектор Денилбек Кадиев, а Ильмади Шайхиев, префект Ножи-Юртовского района, обязан был подготовить площадку и обеспечить рабочих для установки памятника. Задание необходимо было выполнить к 5 июля — дню торжественного открытия Чурта.

Собрались люди Ильмади с топорами, пилами, лопатами и граблями, пять дней проработали, пошел дождь, но площадка была готова. Архитектор Кадиев приходил, проверял и с донесением уходил. 30 июня Чурта еще не было. Кадиев принес второй проект: «Посидели вместе с Джохаром, придумали небольшой Мемориальный комплекс.

Нужно поставить полукругом вокруг главного большого Чурта по 9 чугунных колонн. Разровняйте и подготовьте дополнительную площадку». Прошло еще два дня. 2 июля Кадиев приносит третий, окончательный вариант. «Проложить центральную дорожку из плит к главному Чурту, весь комплекс озеленить травяным дерном, внизу, к фасаду мемориала, сделать 5–6 бетонных ступеней, закатать асфальтом всю дорогу от трассы до памятника и, кроме того, сделать на трассе автостоянку. Всю работу завершить к 5 июля, за три дня». И опять начались дожди. Арснукаев, Кадиев и Ильмади, втроем посовещались и договорились, что Арснукаев пойдет к Джохару и доложит: «Из-за начала дождевого периода строительство комплекса откладывается на более поздний срок». Кадиев и Арсунукаев Умар уехали в Грозный, Ильмади ушел домой. 4 июля, как раз во время проливного дождя, привезли большой Чурт. Дорога совсем раскисла. Гусеничным трактором машину с Чуртом еле-еле затащили на Бугорный хребет, чтобы снять Чурт, нужен был подъемный кран, все опять уехали. Утром 5 июля дул холодный, пронизывающий ветер с моросящим дождем. Ильмади решил заглянуть на хребет, там в палатках сидели рабочие, ожидая улучшения погоды. В 11 часов утра показался эскорт. Все правительство, во главе с президентом, оставив машины на обочине, по колено в грязи, поднимались пешком на хребет.

Ильмади пошел их встречать. Джохар сразу его спросил:

— Какое сегодня число?

— Пятое июля.

— Почему задание не выполнено?

— Идет дождь целую неделю.

Джохар, не дослушав его, быстрыми шагами подошел к месту, где должен был стоять Чурт. Яму под основание еще не выкопали. Джохар снял черный кожаный плащ, отдал кому-то шляпу и, взяв лопату, начал копать ровно с центра ямы, не ошибившись ни на сантиметр. Министры бросились к нему отнимать лопату, но он ее никому не отдал, а только сказал: «Копайте со мной вместе». Через 10–15 минут яма была готова, а Джохар дал команду подготовить для засыпки бетон. Рабочие только смотрели, работало все правительство во главе с президентом. Яму залили бетоном. Не успел он затвердеть, как Джохар скомандовал: «Поставить Чурт!» Крановщика, как назло, не оказалось на месте. Тут один из министров взялся за дело, завел кран и под командованием Джохара Чурт сняли с машины, установили и закрепили его основание. Закончив работу, Джохар кивнул охраннику: «Дай мне плащ». Накинул его на себя и сказал: «Вот как надо, а то доп ду, доп ду! (дождь идет, дождь идет). Показав пальцем на Ильмади, строго сказал: «Чтобы 12 июля было готово!»

На открытие Джохар прилетел на вертолете, покружился над мемориалом — сесть было некуда, опустились на кукурузное поле. Ильмади встретил его, когда он, как мальчик, перелезал деревянную изгородь, огораживающую поле. Президент не стал садиться в предложенную машину и два с половиной километра шел быстрым упругим шагом в окружении сельских детей. Под возгласы: «Джохар! Джохар! Аллаху Акбар!» президент с ходу врезался в толпу и, улыбаясь, оглянулся на притихших детишек: «Вот наша сила, вот наша смена…» Потом, взяв микрофон, начал речь: «150 лет назад наши предки в жесточайшей борьбе сражались на этом месте и полностью разгромили тридцатитысячную армию России. Как умно засада была сделана именно здесь, хотя многим пришлось идти сюда из Симсира, Датых, Беной, Дарго, Центорой. На Бугорном хребте была уничтожена армия генерала Воронцова, а остатки ее добиты внизу, в Шов-хал-Верди!» Потом Джохар заговорил о будущем: «Будет жесточайшая война с Россией! Мы этой войны не хотим, но российское правительство не желает вести с нами переговоры. Зная ее коварство, мы оттягиваем войну всеми силами, еще надеясь решить эту проблему за столом переговоров. Но надежды мало…» Джохар спешил подготовить народ к схватке с Российской империей и строил этот памятник для того, чтобы еще раз напомнить чеченцам о том, как героически сражались их предки, как умело и отважно они боролись, ведь и раньше российская армия была сильной. Самое удивительное, Джохар прекрасно знал, что только в 1995 году битве на «Бугорном» исполняется 150 лет…

После торжественного открытия мемориала, взяв с собой только охрану, он сразу поехал к могиле наиба Шамиля по имени Шоипа — она находилась в Центорое. Аслан Масхадов с Ильмади пошли к вертолету. Два часа в Центорое они ждали Джохара.

— Вызови по рации президента, — сказал Ильмади летчику вертолета.

— Вертолет только что из ремонта, рации еще нет.

Значит, мы потеряли президента, — Масхадов растерянно закружился вокруг вертолета. — Как же так? Где теперь его искать?

Зная непредсказуемость президента, решили взлететь и посмотреть сверху, сделав круг над селением Центорой. Оказывается, Джохар поехал через Ведено выбирать новое место для возведения очередного памятника, уже в Веденском районе.

Как рассказывал Руслан Абдурзаков, во время поездки в Саудовскую Аравию он захотел проверить у мусульманских духовных авторитетов: джихад или нет борьба за свободу чеченского народа. Шейх — Султан Бенбаз — Хафиз (мудрец), человек умудренный в исламе, знающий Коран наизусть, сказал ему буквально следующее: «Неужели вам не хватает того, что ваш джихад превышает в 10 раз джихад асхабов пророка Мухаммада? Вас выселили в холодные степи Казахстана, вы и там не оставили ислам». Потом Руслан поехал в Иерусалим. Грозненский раввин, отец его одноклассника, жил в Израиле. Руслан нашел его дом. Раввин вытащил Талмуд, и Руслан переписал четверостишие, которое он ему зачитал. «Гоги и Магоги придут к маленькому народу, который живет между двух морей. И станет город Гомоной — сущим адом на земле и примет все земные грехи на себя. Оттуда пойдет торжество справедливости. Этот маленький народ поднимет дух у мусульман».