Петр Филиппович был образованным человеком: блестяще переводил Шарля Бодлера, Сюлли Прюдома. Правда, с некрасовским надрывом…

С ужасной еврейкой, прекрасной, прекрасной, как мертвый Изваянный мрамор, провел я всю ночь, Как труп возле трупа простертый… Порока продажную дочь Тогда я представил в величьи природном, С печатью ума на челе благородном Под шлемом душистых тяжелых волос, Со взором, сияющим грацией нежной И зорями дремлющих гроз…*

Обращался Якубович и к таким поэтам, как Байрон, не боясь состязаться ни с одним переводчиком. "Поражение Сеннахерима", переведенное десятки раз, в его переложении было, безусловно, спровоцировано той антисемитской обстановкой, которая его окружала. Божья кара за надругательство над избранным народом – лейтмотив стихотворения:

Враги, точно стая волков, налетели! Одежды их пурпуром ярким горели, А копья блистали в полдневных лучах, Как звезды небес в галилейских волнах… … И трауром вдовы Ашура покрыты, И идолы в храме Ваала разбиты; Но сила врага не от наших мечей – От блеска растаяла Божьих очей!**

1903 г.

Переводил Мельшин и с идиша поэта Мориса Розенфельда (Мойша – Яков Алтер, 1862-1923), автора пьесы "Кантонисты". Консультацию переводчик получал у известного критика А. Г. Горнфельда. По взглядам анархист и социалист, Розенфельд был далеко невторостепенным поэтом. Его стихи при жизни переводились на английский, немецкий, польский, чешский, румынский, французский, русский языки. Иногда их печатали латинским шрифтом, например переведенное Якубовичем стихотворение "Mein ingele" (Мой мальчик), в переводе "Отец". Как писали критики, многие стихи Розенфельда заслуживают очень высокой оценки.

Современник Владимира Соловьева Мельшин, конечно же, не разделял его взглядов, но как свидетель русско-японской войны вспомнил знаменитое пророчество философа о желтой опасности:

О Русь! Забудь былую славу: Орел двуглавый сокрушен, И желтым детям на забаву Даны клочки твоих знамен. Панмонголизм, 1894 г.

***

* Там же. С. 338. * Там же. С. 370.