БОРЬБА С ВОЛОСАМИ Под душем струится, струится вода. Под душем ты можешь увидеть Влада. Владик — красивый и крупный самец, Его раздражает, увы, волосец. Когда — то он хиппи молоденьким был И волосы гривой могучей струил. Любил анашу, героин, кокоин, И джинсы в цветочек он также носил. Но юность умчалась, как сон, навсегда, Влад взял и подстригся — Прощай, борода! Прощай, конский волос до самых сосков. Увы, я не юн, но я молод и нов! Шагает по Невскому, стилен и лыс, Наш Владик, лучащий из черепа мысль! Но этого мало, но это не всё. Влад любит во всём — апофеоз. Влад понял, как классно житьё без волос, Он хочет быть гладким, как мраморный торс. В ларьке он увидел чудеснейший крем, Он волос снимает с поверхности тел. Один только тюбик — и волос спадёт, И дама счастливой опять заживёт. — Мне тюбика мало, я крупный самец! Куплю-ка три штуки — и делу венец! Под душем струится, струится вода, Растительность с тела спадает Влада. Но волос на теле — непобедим. План быть безволосым — неосуществим. Начало животное бесит Влада. Он бритвой опасной наносит удар. Волосы можно под корень обрить. Но страсти животные — не победить! Так пусть же всё тело являет собой Победу над волосом, лезущем строем! Хоть здесь человек настоит на своём, Хотя проиграет во всём остальном.
ТАКАЯ ЖИЗНЬ О, Влад, Ты изменить хотел, мне говорят, С каким-то странным и большим самцом! Какого хрена! Неделю лишь назад Описывал ты мне тусовку геев без восторга. Какого хрена ты полез к нему, К богатому и толстому еврею! Он, тихий и спокойный человек, Был изумлён твоим неадекватным поведеньем. Высокий, мускулистый, на лысо обритый, Чего ты захотел от этой кучи интеллекта? Зачем тебе всё это? А, скажи? Тот человек, мне говорят, был возмущён, Но деликатен. Он, с виду рыхл и неопрятен, Был крепок и силён. Он — как медведь пещерный, Ты — как хищный птеродактиль. Он заломал тебя, связал верёвкой, чтобы усмирить. Ты путы рвать пытался и грозился Овладеть им иль его убить. Стоял он над тобой огромный, толстый, жирный, А ты, с костистым черепом своим, несмирный, Всё скалил зубы в ярости, хотел верёвку перегрызть. Вот такая жизнь. Он с доброю улыбкой на устах тебя пытался образумить. Ты извивался, голый, в путах, словно белый угорь. Потом взмолился: «Развяжи!». Он не развязывал. Такая жизнь.
ГЛАЗА Ты сказал, что если я изменю тебе, Ты выколешь ножичком мне оба глаза. Ты, признаюсь, меня очень смутил. Моё сознание наполнилось облаком газа. А если всё-таки это сбудется? Вот беда-то! Я приду домой к детям на ощупь, слепая. Дети спросят: «Где глазки твои?». Я отвечу им на вопрос, сильно поддатая. — О дети, дети мои! Мои глазки видели слишком многое. Их за это не смогли простить. Теперь буду во тьме я пребывать одинокая». Я представила себе эту сцену и рассвирепела вдруг От очевидной несправедливости. Грешить то я буду другими органами, А органы зрения должны пострадать, Хотя пребывали в невинной сонливости! На такое наказание не согласна Я! Как это по — варварски жестоко! Лучше тебе вовсе не изменять, Сузив поле зрения, утопив в твоём оке своё око!
ПАССИВНАЯ КУРИЛЬЩИЦА И НАРКОМАНКА Я пассивная курильщица И наркоманка пассивная. Всеми знакомыми некий кайф ищется, А я кайф получаю насильно. В клубах дыма табачного и конопляного Я брезгливо сужаю носовые проходы, И мечтаю не о нирване, А о том, как окунусь в ванную И погружусь в чистую воду. Вот уже три месяца Ко мне приходит любовник-наркоман. Он употребляет терпинкод и фенозепам. Он бешеный придурок, прекрасно-уродливый. Я думаю, что уже на десятую часть состою из него, Из его терпинкода, фенозепама и другого топлива. А сколько алкоголя я получаю от него, О, да это не подлежит подсчёту! Из всех жидкостей он употребляет только одно — Крепкое пиво из баночек под названием «Охота»! В маленькой комнате, где он спит, Нет кислорода — один выдохнутый им спирт! Он давно уже потерял всякую связь с природой. Купается с Чижиком — Пыжиком в грязной Фонтанке. Бродит по улицам по 10 километров с бритой налысо головой, И позабыл, что такое натуральный лес, воспетый писателем Бианки…
Любовникам — БЫВШИМ ХИППИ Ты перегрыз палку в 52 местах. Ты танцевал буги-вуги в заснеженных кустах. Ты любишь жрать сырую печень, Чтобы кровь по морде стекала. Но мне этого мало… Ты принёс три тысячи долларов в зубах. Ты, наверное, замочил кого-то в заснеженных кустах. Ты не танцуешь буги-вуги, от водки усталый. Ты забавляешь меня на чёрных простынях. Но мне этого мало… Ты волосы выбрил, ты нашёл пистолет, Тридцать семь — это много, мышц ослаблен жилет, Ты хотел, чтобы я в рулетку русскую с тобою сыграла. Ты и я, мы нажали с тобой на курок. Но мне этого мало. Но мне этого мало…
КУПАНИЕ В ФОНТАНКЕ Спозаранку, На чьей-то стоянке, Я яд пил из склянки, А потом купался в Фонтанке, Жёлтосморщенный, как обезьянка. И смеялся над бедным Чижик, Он сегодня ещё как-то выжил, Он был бронзовый, мокрый и рыжий, Он дразнился вот так вот: Вжик-вжик! Я купался, купался, купался, Как русалка, крутящая вальсы. А ноябрьская непогода Вызывала в прохожих зевоту. Где-то страшные Невские глуби Вызывали стучанья зубьи. Где-то Финские Заливные Перья Чижика вдаль уносили.
В ПАРАДНОЙ В парадной стояла страшная вонь. Она с каждым днём нарастала. Наверное, кошечка в подвале умерла, И тело её на куски распадалось. Но каждый проживающий в подъезде знал, Что не может так ужасно пахнуть кошка. Каждый в глубине души предполагал, Что в подвале человеческий труп угнездился надёжно. Всем было страшно сойти на три ступеньки вниз. Люди бежали наверх, закрыв носы воротниками. Внизу, несомненно, находился сюрприз, И сам он никогда оттуда не уйдёт ногами. Борьба длилась долго — кто — кого, Но бедный труп победил равнодушие. Из соседнего подъезда на запах пришёл управдом, Открыл дверь, и все застыли от ужаса. Красивый парень лет тридцати, В хорошей одежде, лежал убитый. Он уже почти превратился в слизь. Он, безусловно, был из мира элиты. Красивая женщина, блондинка управдом, Из бывших валютных проституток в отставке, Без свидетелей, зажимая рот платком, Обыскала человека в резиновых перчатках. Увы, не награждён был её героизм. Убитого уже кто-то давно обшарил. Красавица долго отмывала слизь И обливалась французскими духами. Жильцы позвонили в милицию, в морг, А также в эпидстанцию, Жалуясь на удушающий смог И на разлагающуюся субстанцию. С жильцов подъезда потребовали хороший куш За то, что трупаря вывезут к вечеру. Каждый заплатил по сто рублей. Ужасно воняло. Делать было нечего. — Мы не убивали этого пацана, — Жаловались встревоженные люди. — Почему мы за него должны платить? — Не заплатите, ещё два дня нюхать будете! Так усопший жильцов наказал За пассивность и равнодушие. Все помнили тот миг, когда он мёртвым стал. Он просил о спасении, но его не послушали.