Нита пошла в отведенную ей на втором этаже комнату и немедленно заснула. Все увиденное ею накануне было просто изнурительно. К тому же во время общего заклинания Ните пришлось отдать такое количество энергии, что это измотало ее вконец. Пробудилась она в два часа ночи. Тишину нарушал лишь едва слышный лязгающий звук, слабый и ритмичный. Нита попыталась сообразить, что бы это могло быть?

Она поднялась, только теперь заметив, что спала на древней массивной кровати. В большом зале, куда спустилась Нита, было пусто. Диаграмму Джонни тщательно стер, пол до блеска протер щеткой. Снаружи все еще слышался непонятный лязг. Он стал явственнее. Нита тихо выскользнула за дверь и остановилась на пороге, вслушиваясь в предрассветную тишь. Очень далеко, где-то на холме проблеяла овца: «Бе-еее!» У горизонта, на северо-восточной оконечности неба появился слабый намек на зарождающийся свет. Солнце уже пробудилось и через пару часов должно было выглянуть из-за верхушки холма. «Надо же, — подумала Нита, — в самый разгар ночи здесь так светло! А бывает ли тут вообще настоящая ночь?»

Звук шел слева. Она пошла по узкой, огибающей замок дорожке, направляясь к сложенной из крупных камней стене. Мирно бормотала вода в бегущей вдоль стены речушке, но она не могла заглушить мерный настойчивый лязг. Он становился все громче и громче.

Вдруг лязг прекратился, потом возобновился с новой силой. Впереди виднелось приземистое сооружение с темным дверным проемом. Двери не было. Просто аккуратный пролом в стене. Нита приблизилась и заглянула внутрь.

Кузница! Изнутри она казалась просторнее, чем можно было предположить по наружному виду древнего домика. У стены стоял переносный горн Бидди. На полу в центре кузницы высилась наковальня, водруженная на низкое каменное основание, некое подобие стола. У другой стены стояло длинное каменное корыто, напоминающее поилку для лошадей. В него лилась из трубы холодная речная вода. Струя воды наполняла корыто, перетекала через край и по желобу в полу снова уходила в реку. Но самое главное — на другом каменном основании здесь стоял и сиял Неистощимый Котел Дагда — Котел Воскресения. Сейчас свет его был спокойным. Однако при каждом ударе молота Котел ярко вспыхивал… Да-да, в кузнице работала Бидди. Она мерно ударяла молотом, из-под которого вылетали снопы искр.

Бидди даже не оглянулась. Она вдруг стала бить какими-то особыми двойными ударами — кланг-тинг, кланг-тинг. Молот ее отскакивал от бруска, издавая дробный, похожий на сердцебиение звук. Рукава рубашки Бидди были закатаны по локоть, спина взмокла и потемнела, лоб был усеян капельками пота. За ее работой внимательно наблюдал, прислонившись к стене, Джонни. Тут же был и Кит, он примостился на краешке корыта. Нита сердито глянула на него.

— Не спалось, — смущенно пробормотал Кит, как бы оправдываясь. — Я честно отправился домой. Но не мог уснуть и вернулся. Родители думают, что я соплю в своей кровати. Так что все в порядке.

— А Дайрин?

— Я видел ее дома. Там все спокойно. Если понадобится, она сможет завтра явиться сюда.

— Вряд ли нам опять потребуется ее помощи — откликнулся Джонни. — Кроме того, — он тяжко вздохнул, — не стоит рисковать всем сразу. Опасаюсь, что кто-то из нас не сумеет вернуться из этого вторжения. А такие юные таланты, как Дайрин, могут потребоваться и после… Если нам не удастся выиграть сражение…

— Когда ты собираешься свершить остальное? — спросила Бидди, обращаясь к Джонни.

Он вздохнул, откинул назад волосы, подумал.

— Полагаю, мы должны двинуться завтра. Ведь завтра — Лугназад. Самый подходящий денек.

— Но к тому часу не будут еще готовы заклинания, — возразила Бидди. — Ты просто не успеешь…

— Они готовы, — отрезал Джонни. — Мы не имеем права ждать, пока заклинания отполируются до безупречного звучания. Напор, открытая Сила и Сокровища должны дать нам победу… или ничего.

Бидди придирчиво осмотрела стальную полосу. Теперь она приобрела цвет желтого цветка крокуса. Бидди рывком вытащила полосу из печи, шлепнула на наковальню и принялась бить по ней молотом с такой силой, что стальная полоса выгнулась. Нита смотрела на покорно лепившуюся под неустанным молотом болванку копья и понимала, что уже не раз за эту ночь Бидди раскаляла и охлаждала непокорную сталь, прежде чем стала вырисовываться эта изящная и грозная форма заостренной пики.

— А когда начнется вковывание огня? — спросила Нита.

Джонни рассмеялся:

— Ты нетерпелива. Одухотворение Копья можно начинать лишь после того, как Бидди придаст ему окончательную форму. К счастью, нам не надо вызывать Дух из Вечности. Он уже обитает здесь, в нашем мире. Остается лишь вдохнуть его в тело Копья.

— Иногда мне все это кажется странным, — проговорил Кит, отхлебывая кока-колу из бутылочки, которую прихватил из дому. — Странно, что оружие может иметь душу.

— Ну, в древности это было обычным делом, — сказал Джонни. — Редкий меч не рассказывал своей истории новому владельцу. И обычными словами, и так, как это происходит в наши дни, когда вещи открывают свои души волшебникам, говоря с ними на Языке. Но с каждым днем все сложнее становится понимать его. Оружие молчит и обретает голос, увы, лишь в тот момент, когда его используют. И это опасно. Вещи и даже люди со временем теряют свои души. Умирают планеты, исчезают народы.

Нита встрепенулась и с любопытством посмотрела на Джонни.

— А что это такое ДУША НАРОДА? Она существует?

— А как же! Народ — это сцепление множества жизней. Как же он может существовать без души? Неужели ты не замечала, как образы отдельных людей, их лица, характеры, привычки вдруг соединяются в единый лик целого народа? Смешивается плохое и хорошее. К несчастью, плохое прививается, навязывается, прилепляется легче и быстрее. — Он отошел от стены и присел на плоский камень у входа. — И все же хорошие черты пробиваются… и прибавляются.

Бидди в последний раз сунула болванку Копья в огонь, отвернула ручку подачи газа. Металл постепенно стал нагреваться, высветляясь от острого, более тонкого конца. Вот он вновь приобрел цвет желтого цветка. Вот заалел…

Бидди не спускала глаз с раскалявшейся, вбиравшей в себя жар огня заостренной полосы.

— Около семисот градусов, — вымолвила она наконец. — То, что нужно. Кит, не болтайся под ногами!

Выхватив побелевшее, роняющее огненные капли Копье, она устремилась прямо к Котлу Дагда.

— Опускай! — скомандовал Джонни.

Нита открыла было рот, чтобы воскликнуть: «Они же отторгают друг друга!» Но Бидди, зажав клещами раскаленный кусок металла, стала опускать его в наполненную голубоватым, холодным светом Чашу. Все глубже, и глубже, и глубже. До самого дна Котла Дагда. Впрочем, никто не мог бы сказать, как глубок этот необычный сосуд и достижимо ли его дно? Бидди подержала в огне Чаши выкованный наконечник. Гул и клекот кипения всколыхнули Чашу, свет в ней померк. Но ни капли волшебного содержимого не перелилось через край. Наконец кипение прекратилось, а гул и рев стали стихать. Бидди ухватила клещи и вытащила наконечник наружу. Металл потемнел и отливал темно-синим масляным блеском.

— Итак, я почти готова. Что будем делать дальше, Шон? — спросила Бидди, приступая к остывшему наконечнику Копья с громадным напильником.

— Объясняю. Обычно Темная Сила, нападая на наш мир, пытается исказить реальность. Но этот мир лишь преддверие Сердцевины Времени. И туда стремится Одинокая Сила в своей жажде разрушения. Мы преграждаем Ей путь, оставаясь на нашей Земле. Но здесь мы можем лишь защищаться. Этого мало. Мы должны проникнуть в мир безраздельного владения Одинокой Силы и там, в Ее владениях дать бой, уничтожив тот мир. Ибо то, что случается там, отражается на жизни Земли.

— Мы оставим Землю? — спросила Нита. — Но что здесь может произойти без нас? Джонни развел руками.

— Здесь действительно могут произойти потрясения, но этого избежать невозможно. Однако мы постараемся переместиться с предельной скоростью и как можно быстрее завершить битву с Балором. Я кое-что придумал. — Он вдруг печально улыбнулся. — К сожалению, единственный способ проверить мои идеи — испробовать их в деле. Если они неудачны, то… — Он пожал плечами.

— То хуже, чем сейчас, не будет, — закончила за него Нита.

Бидди сменила напильник на полировальный диск и мягкую тряпку.

— Небрежно, зато быстро, — смущенно проговорила Бидди минут через двадцать.

Впрочем, Нита никакой небрежности не заметила. Плоскость наконечника была отполирована до ровного зеркального блеска, а острие постепенно утоньшалось, переходя от широкого основания к почти игольчатому кончику, вершившему этот продолговатый стальной треугольник.

— Порядок, — одобрил Джонни. — Пусть полежит в покое. На рассвете закончим работу.

— А потом? — осторожно спросила Нита.

— Потом? Сегодня днем все отправляемся на войну.

— Все? — переспросила Нита.

— Все, кто придет, — ответил Джонни, — Волшебники, находящиеся на активном положении. Некоторые живут поблизости и явятся скоро. Другим придется приехать… или прилететь. А когда все соберутся, мы пойдем биться.

Он повернулся и вышел. Бидди все еще стояла у наковальни, словно не в силах оторваться от наконечника Копья. Потом она подняла глаза на Ниту. Взгляд ее был спокойным.

— Ты знаешь, что я выковала? — тихо спросила Бидди. Нита посмотрела на наконечник Копья, и вдруг ЗНАНИЕ мгновенной вспышкой осветило ее мысли. Но свет этот был мрачным, зловещим, как ослепляющая вспышка молнии. Существовало два ответа на вопрос Бидди. Один — Ронан. Нита вспомнила, как он вчера стремглав убежал после того, как она прозрела в нем скрытого Защитника. Но Ронан… ей не хотелось додумывать. Пусть остается неясность. А другой… вернее, другая… Острие Копья мерцало в темноте, и Нита вдруг явственно увидела вчерашнюю диаграмму и написанное в ней имя Бидди. Оно… да, это оно резко обрывалось, недописанное…

— Свою смерть, — ответила Нита или скорее ответ сам сорвался с языка.

Бидди сложила руки на груди и прислонилась спиной к каменной стене кузницы. Она снова взглянула на выкованный ею наконечник и вздохнула.

— Не та работа, — тихо произнесла Бидди. — Во всяком случае, не то что прежде, — повторила она, — Ты понимаешь меня? — Слабая улыбка скользнула по ее губам. — Создавать горные цепи из расплавленной магмы, сливаться всей своей сутью с дышащей, вздымающейся землей, веками разглядывать и понимать жизнь каждого кристаллика. Вот это великая работа! А предупреждать скольжение геологических пластов, останавливать эрозию и даже замедлять движение ледников, наносящих царапины на тело гор, ставших частью тебя? И в конце концов полностью СТАНОВИТЬСЯ тем, что ты сотворил! — Бидди снова протяжно вздохнула. — И расстаться со своим творением, наблюдать со стороны, как постепенно рушится сделанное тобой. Нет, не могу я больше оставаться в немощном теле человеческом. И я сказала себе, что скоро вернусь к Единой…

Нита искоса взглянула на Кита. Она вдруг поняла, что существуют связи, невидимые нити, которые невозможно разорвать по собственной прихоти. Нет, нет, тебя не связывают по рукам и ногам, не тянут силком. Но и отторгнуть невозможно… ВЫ ЕДИНЫ… И ничего тут не поделаешь…

Ниту пронзила жалость к этой маленькой женщине. Она и сама нередко впадала в уныние, чувствуя, что взваленную на плечи ношу ей не вынести, не донести. И никакие слова сейчас не годились. Билли, при всей ее решительности, колебалась между высокой жертвенностью и сидящим глубоко в человеческом сознании чувством самосохранения. Ведь эта могучая Сила сейчас была всего-навсего человеком со всеми его слабостями.

Единственное, что может сделать волшебник для волшебника — не лгать. А что же большее может предложить простой волшебник Силе? Правду!

— Я видела ваше имя на Языке в диаграмме. Оно сказало мне, кто вы и для чего предназначены… и как долго будете жить. — У нее перехватило горло. — Изменить это сейчас — и разрушится вся цепь заклинания. И вы это знаете. Никто, кроме вас, не может вдохнуть жизнь в Копье… И спасти Ирландию. Вы единственная из всех людей знаете, что делать, чтобы спасти Остров. Ведь правда?

Бидди молча смотрела на нее. Нита смешалась.

— Извините, — прошептала она. — Извините, и не обращайте внимания. Забудьте обо всем, что я сейчас наговорила… — Она выскочила из кузницы, чувствуя свою полную беспомощность.

Кит поплелся следом. Полдороги он не вымолвил ни слова. Уже у дома Кит нерешительно сказал:

— Ты говорила слишком раздраженно. Ниточка. Что с тобой творится последнее время?

— Ничего, не приставай! — буркнула Нита и тут же пожалела об этом. — Но что же нам делать? О, Кит!..

«Как же я расскажу ему о прошлой ночи? О том, что я увидела внутри Ронана?»

А теперь еще и вид холодного, мертвого металла на наковальне. Безжизненное Копье… Она вновь вспомнила потускневший взгляд Ронана, его побег после ее невольного выкрика: «Пичужка!» В ней странно соединялись два чувства — боль потери и восторг обретения. Теперь она ЗНАЛА!.. Но что же делать? «Надо идти до конца, — сама собой возникла мысль, — оно должно ожить! Иначе…»

Они поднялись на второй этаж. Здесь было сумрачно: рассвет еще не начинался. Нита с шумом бухнулась на кровать.

— Ниточка, — Кит посмотрел на нее долгим взглядом, — а что будет, если мы умрем?

— Заплачем! — засмеялась Нита и, вдруг посерьезнев, добавила: — Не знаю… Да разве это так уж страшно? — спросила она. — И разве лучше погибнуть в аварии или умереть в постели? Пасть в битве… это все-таки здорово!

— Ты сейчас говоришь, как Дайрин, — пробормотал Кит.

— Обижа-аешь, — протянула Нита. — Запомни, я НЕ Дайрин.

Она сердито посмотрела на него. Кит спал сидя. У него был завидный дар легко засыпать даже перед самым ответственным и трудным волшебством. Но, может быть, он чувствовал себя здесь как бы посторонним? Нет, Кит не такой. Нита вздохнула и сама откинулась на подушку…

Проснулась Нита внезапно, и с таким чувством, будто все тело истыкано булавками. Она спрыгнула с кровати. Кит так и сидел на стуле с открытым ртом. Она толкнула его.

— Кит!..

Он открыл глаза и ошалело помотал головой. Потом быстро вскочил и рванулся к двери.

— Мы опоздали!

Она поспешила за ним по крутой спиральной лестнице, потом по длинной галерее, окружающей угловую башню замка. Внизу они заглянули в зал, но там никого не было.

«Они в кузница — мысленно воскликнул Кит, делая большие глаза. Предрассветная тишина была такой, что он не решался нарушать ее голосом. — Пошли».

Они скользнули в широкую дверь, лишь слегка растворив ее. Скрип петель разорвал тишину, словно пронзительный крик. На улице ни звука. Даже птицы молчат. Бледный свет неба скрадывал тени. Освежающий утренний туман дымкой стелился по земле, цепляясь за кусты и оседая на траве мелкими капельками росы. Предутренний свет чуть серебрил кромку древней стены. Нита и Кит посмотрели вниз, туда, где вчера еще стояла кузница. Там ее не было. «Она в поле, — догадалась Нита. — Идем».

Ребята повернули и пошли по влажной от росы траве в сторону большого развесистого дуба. Оттуда долетали голоса, мерно, в унисон произносившие слова на Языке. Никакой нарисованной на земле диаграммы. Просто четверо стояли на главных точках круга, а в центре на длинном древке высилось Копье. Древко было выстругано из какого-то светлого дерева, вероятно ясеня. Клинок Копья, почти в метр длиной, плотно насажен на древко и в месте соединения аккуратно окован листом звездной стали. Так они и стояли — четверо волшебников вокруг бледного, ровного древка с тускло поблескивающим острием Копья. Стояли неподвижно, произнося заклинание. Тетя Анни застыла в одном сегменте; круга. Дорис — в другом. Джонни — в третьем. Четвертый сегмент был занят невысокой фигурой в темном длинном плаще. Над откинутым капюшоном чуть светилась шапка седых, коротко остриженных волос. Бидди! Нита впилась в нее глазами и затихла, наблюдая.

Протяжный хор на Языке не умолкал. Голоса волшебников умоляли, просили, требовали. Они звали какую-то великую Силу, которая должна прийти в мир, явиться им в реальности, стать частью этой реальности, воплотиться в грозное оружие.

Нита слушала всем своим существом и услышала, нет, ощутила, что заклинание начинает сворачиваться, завязываться узлом, в этом средоточии воли и знания заключается что-то откликнувшееся на зов и явившееся извне этого мира и времени. СЕЙЧАС! Все четыре голоса разом вознеслись ввысь и резко упали. Тишина. Они ждали.

И все ждало.

Копье высилось в холодном свете раннего утра, ровное, неподвижное и спокойное, как дерево. Нита неотрывно смотрела на него, сдерживая дыхание, не зная, чего ожидать в следующую секунду.

И вдруг оно двинулось. Склонилось чуть заметно к востоку, как ветка, тронутая легким ветерком. И еще сильнее. Вдруг Копье зазвучало! «Нет, — прислушалась Нита, — звук идет не от него». Слабое, почти незаметное дрожание под ногами. И отдаленный гул, словно бы из глубин земли. Таким ДОЛЖЕН быть голос бездны перед землетрясением. А вибрация отдавалась в костях, в крови, сотрясая все тело. И навалившаяся тяжесть, чувство гигантского давления…

Нита взглянула на Кита. Они одновременно, словно по команде, прислонились, прижались к стволу дуба.

Ощущение давления становилось все сильнее. Но, как ни странно, это не пугало, не подавляло, не внушало страх или ужас, охватывающий человека перед грозной стихией. Во всем теле рождалась и росла ликующая радость. Впрочем, и радостью нельзя было назвать это чувство, которого смертный испытать не может. Она хотела, нет, страстно желала, чтобы все свершилось. Боль, разрывающая тело на части, даже полное исчезновение — ничто не могло быть слишком большой ценой за счастье свершения. Главное — удержать Силу, направить Ее, не позволить разлиться, рассеяться по миру. Нита обеими руками обнимала шершавый ствол дуба, сопротивляясь неимоверному давлению, которое, казалось, расплющивает каждую клеточку тела, мозг, туманит разум, отнимает жизнь. Тело уже не могло сопротивляться. Лишь мысль билась в упорном противодействии. «Оставь меня такой, какая я есть! Оставь меня в покое! Я знаю, чего ты хочешь… Я знаю…»

Сила искала оболочку. Она, явившаяся на зов, становилась Силой земной, а значит, реальной. И ЕЙ нужно было тело, которое способно выдержать напор неистовой энергии, не ослабленной еще энтропией времени.

«Твое тело — Копье! — посылала в пространство настойчивую мысль Нита. — Входи в него! Входи!» Она слышала, как ее мысль переплетается с витающими в воздухе заклинаниями, мощным хором беззвучного призыва.

Копье стонало. Под напором Силы, пытающейся влиться в него, оно словно бы разбухало. И вот металл начал светиться! Тот же вишнево-красный цвет, который видела Нита в кузнице. Контуры Копья расплывались. Казалось, оно сейчас растворится в воздухе, расплавится, исчезнет. Но постепенно наконечник снова обретал свой осиный силуэт, острое его жало обрисовывалось на фоне белесого неба. Металл твердел, как бы снова становясь реальным, прочным и грозным. Налитое светом Копье сияло ровно и неугасимо.

Теперь металл отливал золотом, ярким сиянием, от которого ломило глаза. Потом он стал голубовато-белым, как свет звезды, из которой он появился. Белый, слепящий свет плазмы, только что вылившейся из недр звезды. Свет пробуждения, живой, острый и СМОТРЯЩИЙ… смотрящий на Ниту.

Свет облил ее, опалил холодным пламенем. Нита закрыла глаза, уткнулась лицом в теплый ствол дерева. Бесполезно. Свет проникал везде. Он пронзал все, наполняя тело нестерпимой болью…

И вдруг напряжение спало.

Нита с силой протерла глаза. Мгновение казалось, что она ослепла. Лишь огненные круги плыли, мельтешили в ее широко распахнутых глазах. Нита ощутила едкий запах гари.

Наконечник Копья снова мерцал глубоким сизым светом вороньего крыла. Лишь светлое ясеневое древко почернело, чуть обуглилось, но выглядело прочным и упругим. Воздух над Копьем дрожал, как над горячим тротуаром летом. Дурманил острый запах озона.

— Оно проснулось, — прошептал Кит, будто боялся, что его подслушают. — Сработало!.. — Он вдруг ахнул, увидев, что Бидди медленно оседает на землю.

Нита рванулась к ней. Джонни, опередив всех, подхватил Бидди на руки. Глаза ее были закрыты, дыхание — слабым и едва различимым. Джонни покачал головой.

— Она не умрет? — спросила Нита, уже предвидя страшный ответ.

— Не знаю, — упавшим голосом произнес Джонни. — Перенесем ее в дом, — Он оглянулся на Копье, которое отозвалось темно-красным отблеском на коснувшийся его грани луч солнца, — Мы готовы, — сказал Джонни, — и время пришло. Наступил Лугназад. Вечером двинемся.

Нита увидела Ронана. Он стоял на краю обожженного круга и смотрел на Копье. На его лице было такое выражение, будто он наконец нашел что-то утерянное, то, к чему стремился долгое время.

Она отвернулась и постаралась скрыть свои мысли даже от себя.