Они отправились в почтовой карете до Ипсвича, там Роб собирался нанять экипаж и доехать на нем до Коденема и поместья Фортескью, которое находилось в нескольких милях от него.

Был май, и день выдался погожий и теплый. Чем дальше удалялись они от Лондона, тем больше упивалась Бетс деревенским пейзажем и запахами. На лугах, покрытых свежей травой, паслись стада. На полях поднимались овес и ячмень. Поля были отделены друг от друга каменными заборами или изгородями, которые казались живыми из-за птиц, копошащихся в них. Иногда их путь пролегал через лес, и ветви деревьев над их головами встречались, образуя зеленый потолок.

Чем дальше углублялись они в Восточную Англию, тем ровнее становился пейзаж, леса, заросли кустарников, рощицы попадались все реже, и перед ними простирались обширные возделанные поля. Роб, привыкший к холмистому пейзажу Дорсета, оставался равнодушным к прелестям Суффолка. Однако он держал эти мысли при себе, ведь Бетс, естественно, считала Суффолк английским раем. Она родилась и выросла в этих местах.

Они решили, что остановятся на ночь в Ипсвиче. Здесь почтовые кареты меняли лошадей. На постоялом дворе было чисто, но очень шумно, круглые сутки подъезжали и отъезжали кареты, меняли лошадей. Они приехали на постоялый двор уставшие, мятые, покрытые дорожной пылью, и решили, что им очень повезло, когда для них нашелся свободный кабинет для ужина.

Роб выпил порцию бренди после ужина в обществе дам, которым просто некуда было деться. Ему в голову пришла мысль.

Он в укор постучал костяшками пальцев себя по голове.

– Как зовут вашего поверенного? – спросил он. – Его контора скорей всего в Ипсвиче, ведь это же столица графства.

Мы можем встретиться с ним, а потом уже отправимся к Стенбурну. Почему я не подумал об этом раньше?

– Хеверем, не так ли, Бетс? – сказала леди Стенбурн, – или Хеверингем? Или Хевлингем? Что-то на «ем», ведь это же край ветчины в центральном Суффолке. О! – она смущенно закрыла лицо руками. – Я все время забываю, что вы тоже на «ем», Берлингем. Возможно, ваша семья родом из Суффолка?

– Не могу ничего сообщить, – ответил Роб, – мне кажется, у нас есть какие-то дальние родственники в Суффолке, мои кузены. Я стараюсь не водиться с ними. Мне не везет с кузенами.

– К тому же ваша фамилия Фарнсуорт, не так ли? – произнесла Бетс. – Но все равно, я советую вам представиться поверенному как Берлингем. Если он решит, что ваша семья родом из Суффолка, он, может быть, будет больше доверять вам.

– Хорошо, – заявил Роб. – Сейчас же справлюсь у хозяина.

– Его действительно зовут Хеверем, – радостно сообщил Роб, вернувшись к своим спутницам минут через сорок пять. – Его контора рядом, минут десять ходьбы. Это он отправляет вам деньги каждые три месяца или Годфри?

– О, Годфри сам этим занимается, – заверила его леди Стенбурн. – Он хочет, чтобы мы всегда помнили, какой он хороший, словно он отдает последнее, что у него есть, чтобы нам было на что жить. Ах! Как у такого святого человека, как мой муж, мог родиться такой сын?

Ее затравленный взгляд рассказал Робу о том, о чем он даже и не подозревал: она жила в смертельном страхе перед своим пасынком. Леди Стенбурн нервно теребила свой носовой платок, разворачивала и снова складывала.

– Завтра мы нанесем визит мистеру Хеверему, – объявил Роб. – Леди Стенбурн, если хотите, можете остаться, мы с Бетс…

– Нет! Я должна знать, где нахожусь! – перебила она. – На карту поставлено и мое будущее! – Она приложила платок к глазам. – Почему я не приняла предложение мистера Пертуи? – сказала она, словно разговаривая с самой собой, – я была бы сейчас в Уилбурне и, возможно, в эту самую минуту рассматривала бы часы, сделанные в четырнадцатом веке.

Она быстро встала, бросила полный страдания взгляд на свою дочь и убежала в спальню, в которой они с Бетс должны были провести ночь. Дверь за ней с треском захлопнулась.

– Мне лучше пойти к ней, – испуганная Бетс встала и огорченно посмотрела на Роба. – Вы слышали о мистере Пертуи? Не могу этого понять.

– Я думаю, она напугана, – сказал Роб. – Ваш брат никогда не поднимал на нее руку, вы уверены? Мне кажется, что его власть над ней так сильна, что она не может этого вынести.

Помните, любовь моя, у меня есть вы, а у вас есть я, но вы скоро покинете ее дом, и у нее никого не останется. Разве что захочется иметь Джорджа Пертуи! – рассмеялся Роб. Никогда бы ей такого не пожелал!

– Лучше не надо, – согласилась Бетс и ушла утешать мать.

Трое человек, двое спокойные и уверенные, а третий – комок нервов, ждали в приемной мистера Чарльза Хеверема.

Леди Стенбурн теребила в руках чистый носовой платок. Роб и Бетс тихо переговаривались друг с другом. Наконец, клерк объявил, что мистер Хеверем готов их принять.

– Леди Стенбурн! – радостно приветствовал ее Чарльз Хеверем, пожимая ее руки. – Как давно мы с вами не виделись! Лет пять, по крайней мере! Я счастлив снова видеть вас в Суффолке, – его длинное бледное лицо в глубоких морщинах сияло от радости. – А это ваша красавица дочь? Дорогая леди Стенбурн, не могу поверить, что у вас такая взрослая дочь.

Вы кажетесь еще моложе.

Не выпуская рук леди Стенбурн, он пятился в свою контору.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал он и указал на несколько стульев в уютной комнате, три больших окна которой выходили на оживленную улицу.

– Чем могу быть вам полезен? – Он подошел к письменному столу, дождался, пока все трое сядут, и сел сам.

Казалось, леди Стенбурн пришла в себя.

– Это… это действительно моя дочь, мы зовем ее Бетс, и ее жених, граф Берлингем. Они расскажут вам о цели нашего визита. Я рада снова увидеть вас, сэр.

Хеверем внимательно выслушал леди Стенбурн и посмотрел на Роба.

– Берлингем, – повторил он. – Вы из Суффолка, ваша светлость? Мне кажется, я уже слышал эту фамилию.

– Возможно, кто-то из моих родственников, – ответил Роб. – К сожалению, я родился в Дорсете. Видите ли, у меня не было выбора.

Это заявление показалось Хеверему очень забавным. Он так весело расхохотался, что все его худое тело затряслось. Но он быстро успокоился и серьезно спросил:

– Что привело вас ко мне, милорд?

– Приданое леди Элизабет. Нынешний лорд Стенбурн намекает, что на содержание его мачехи и сводной сестры уходит такое количество средств, что ему пришлось запустить руку в приданое леди Элизабет, чтобы оплачивать их расходы. Но этого не может быть! Мы бы хотели посмотреть завещание покойного отца леди Элизабет, если вы не возражаете.

Хеверем был возмущен.

– Не могу в это поверить! – заявил он. – Вы говорили со Стенбурном? Этому должно быть объяснение. Дела у Стенбурна идут очень хорошо. Он умело управляет своим имением и блестяще разбирается в цифрах. Я попрошу принести копию завещания.

Он вызвал клерка и велел принести завещание лорда Стенбурна. Пока они ждали, Хеверем, барабаня пальцами по столу, справился о Стенбурне и его младшем брате.

– Мы еще не были в Коденеме, – объяснила леди Стенбурн. – Я редко получаю от них письма, поэтому ничего не могу вам рассказать.

– Я слышал, младший брат… Уилл, кажется, сущее наказание. Никак не может решить, чем ему заняться, и топит свои страдания в джине. Стенбурну с ним достается. Парень часто попадает в переделки, когда напьется. А ведь он уже не мальчик, правда? Ему должно быть уже за тридцать: А, ладно. Вы все сами узнаете, когда будете в Коденеме. А вот и завещание.

Черным по белому: приданое в десять тысяч фунтов и по пять тысяч фунтов каждому ребенку, который может родиться у его дочери. А для своей дорогой, возлюбленной жены граф установил долю наследства в восемь тысяч фунтов в год плюс доход от двух поместий в Эссексе, который после смерти жены должен перейти к его младшему сыну Уильяму. Все остальное получил Годфри.

Посетители потеряли дар речи.

– Но как… – начала Бетс и откинулась на спинку стула, стараясь совместить то, что она только что услышала, с тем, более чем скромным, образом жизни, который они с матерью вели.

– Вы присутствовали при чтении завещания, – напомнил Хеверем. – Разве вы не помните? Все пункты завещания четко сформулированы, разночтений быть не может. Я сам его составлял, следуя указаниям графа.

– Тогда почему вы не потрудились сами убедиться и том, что завещание строго выполняется? – спросил Роб. Он внимательно смотрел на Хеверема. Поверенный был удивлен, но Роб не видел ничего, что указывало бы на то, что Хеверем хитрец или мошенник.

– Конечно, я убедился! – сказал Хеверем, оскорбленный. – Естественно. Нынешний граф соблюдает требования завещания под моим постоянным контролем. Я – человек занятой, как вы понимаете. У меня много клиентов. У меня не было никаких причин подозревать его светлость в нечестности, но он обязательно доводил до моего сведения все выплаты до последнего пенни. Каждая буква завещания выполняется. Я в этом уверен. – Он посмотрел снова на листы бумаги, лежавшие перед ним, словно в надежде, что они помогут ему найти ответ на эту загадку.

– Восемь тысяч фунтов, – прошептала леди Стенбурн. – Восемь тысяч фунтов! И доход с имений в Эссексе! Почему мы никогда не видели этих денег?

– Вы уверены, что вы их не видели, уважаемая леди Стенбурн? – спросил Хеверем. – Не так уж трудно потратить такие деньги незаметно. В наши дни восемь тысяч фунтов трудно назвать большим состоянием.

Круглый подбородок леди Стенбурн выдался вперед.

– Прошу прощения, – сказала она. – Моя дочь знает, что мы имеем, до последнего фартинга. Мы бы получали по завещанию… сколько, Бетс?.. две тысячи фунтов каждые три месяца? Плюс доход с поместий в Эссексе? А что мы получаем?

– Сначала мы получали по тысяче фунтов каждые три месяца. Помнишь, Годфри написал, что новые затраты не приносят того дохода, на который он рассчитывал, и ему пришлось сократить сумму до девятисот фунтов, а затем и до восьмисот?

Он нам объяснил, что мы получаем проценты с суммы, указанной в папином завещании. Так говорится в завещании. Разве не так, сэр? – вопросительно посмотрела Бетс на Хеверема.

– Боже мой, нет! – воскликнул Хеверем. – Вы ошибаетесь! Я видел документы по выплатам своими собственными глазами. Здесь какое-то недоразумение. – Он нахмурился и снова уставился на бумаги перед собой.

– Я предлагаю вам поехать в Коденем с нами, – предложил Роб. – Ведь это ваша обязанность – следить за исполнением завещания. Когда вы сможете поехать?

Взволнованный Хеверем позвал клерка.

– Что у меня назначено на сегодня? – спросил он и, выслушав, сделал какие-то пометки. – Ничего, что нельзя бы было отложить, – решил он. – Скажите Каркенему, что я заеду к нему в среду. Отдайте Билему его дело: оно готово. Едем? – Он встал и вопросительно посмотрел на своих посетителей. – У вас есть экипаж? Если нет, мы можем поехать в моем. Позвольте, я возьму шляпу.

Роб еще не успел нанять экипаж, и они приняли предложение Хеверема. У него была старая, но просторная карета. Хеверем так усадил пассажиров, чтобы оказаться рядом с леди Стенбурн.

– Как приятно снова вас видеть, – сказал он ей, когда они отъехали. – Как вы живете?

– Так тяжело, с тех пор как мой муж… – начала леди Стенбурн. Она выпрямилась и посмотрела на дочь, сидевшую напротив. – Если бы не Бетс, не знаю, что бы я делала. Это – такое утешение для меня! – Она нежно улыбнулась Бетс, совершенно не замечая, что рука Бетс лежит в руке графа Берлингема.

– Дочь для матери – настоящее сокровище, – сказал Хеверем. – У нас с покойной женой сыновья. Они оба решили, что должны сражаться с Бонапартом. Я молюсь за них по ночам, – вздохнул он.

– О! – воскликнула леди Стенбурн, в ней проснулось любопытство. – Я не знала, что вы потеряли жену. Примите мои соболезнования.

– Благодарю вас. – Он, погруженный в свои мысли, смотрел на руки леди Стенбурн в бледно-розовых перчатках, теребящих носовой платок.

Роб и Бетс переглянулись.

Чувство уверенности стремительно покидало Бетс по мере того, как они приближались к «Spolia Opima» – имению графа Стенбурна. И хотя она теперь была взрослой женщиной и рядом с ней был граф Берлингем, Бетс снова чувствовала себя неуверенной семнадцатилетней девочкой, которой была, когда они вместе с матерью уехали из Суффолка. Берлингем понял, что ее мать испытывает страх перед Годфри. Но ей самой было почти так же страшно.

Карета остановилась у ворот, кованые железные створки которых были закрыты. У ворот никого не было. Роб спрыгнул, чтобы открыть их, и увидел сверху название поместья, сложенное из литых железных букв.

Вернувшись в карету, въехавшую на территорию имения, Роб заметил:

– Как мило. Вы никогда мне не говорили, что ваше имение носит латинское название.

– Большинство местных жителей называют его Споила, – ответила Бетс, – или Споили. Думаю, никто не помнит, что это значит. Но Годфри очень этим гордится.

– Естественно. – Он смотрел вокруг себя, чтобы найти какой-нибудь повод и отвлечь дам от предстоящей встречи. Роб понял, как они боятся. – Какие чудесные старые деревья. Они, наверное, росли здесь еще при вашем дедушке, а может быть, и гораздо раньше.

– Да, да, я тоже так думаю.

Хеверем, казалось, был погружен в свои собственные мысли.

Наконец, они приехали.

Это был красивый дом. Роб сравнивал его с Дорс Кортом.

И сравнение было не в пользу последнего. Построенный из камня с теплым рыжеватым оттенком, он, казалось, весь состоял из окон, сплетенных вместе с тройными колоннами, и был увенчан бесчисленными дымоходами. Даже в комнатах слуг должны быть камины! Трубочист здесь может стать богачом, решил Роб. Хотя нет, не у такого, как Годфри Фортескью.

– Петерем! – просияла Бетс, увидев пожилого слугу с брюшком, который открыл дверь. – Как приятно снова увидеть тебя!

– Это мисс Бетс! А ваша мама с вами? Ах, да, миледи. Добро пожаловать домой, миледи. – Дворецкий с поклоном проводил их в дом.

– Нам нужен Годфри, – сказала Бетс. – Он здесь?

– О да, мисс. В кабинете. Я доложу, что вы здесь. – Он поспешно ушел, быстрее, чем позволяло ему его положение, чтобы сообщить хозяину.

Вернулся он гораздо медленнее и отозвал Бетс в сторону.

– Мне не следует вам говорить, мисс, но он не очень доволен, – хриплым шепотом сообщил дворецкий. – Будьте с ним осторожней. Он в последнее время очень сердит.

– Благодарю, Петер, – улыбнулась Бетс.

Она собралась с духом и отправилась в кабинет. Роб взял ее руку и нежно пожал. Леди Стенбурн последовала за ними.

Поверенный замыкал шествие.

– Добрый день, Годфри, – сказала Бетс как можно спокойнее.

Высокий мужчина, одетый во все коричневое, встал из-за стола. Роб внимательно смотрел на него, пытаясь найти сходство между Годфри и его сводной сестрой, Оба были высокие, и в манере двигаться было что-то похожее. На этом сходство заканчивалось. У Годфри были темно-каштановые волосы и карие глаза, кожа его тоже была темной. Если бы не мешки под глазами и глубокая складка между бровями, его можно было бы назвать красивым. Похоже, он слишком часто хмурился.

– Элизабет, – угрюмо произнес он. – И мама. И незнакомец. И мой поверенный. В чем дело, Хеверем? Что привело вас сюда?

– Можно нам сесть? – спросил Хеверем. – Это может занять какое-то время…

– Вы понимаете, что скоро обед? Сожалею, но я не готов к приему гостей. Мейбел с детьми нет дома, поэтому у повара выходной. – Он нахмурился. Он не предложил им сесть.

– Мы переживем, – ответила Бетс, усаживаясь на ближайший стул. – Годфри, это – Роберт Фарнсуорт, граф Берлингем, мой жених. Мы приехали поговорить с тобой о моем приданом. Пожалуйста, садитесь, мама, все. Ты тоже, Годфри.

Несмотря на его сильный загар, было видно, что Годфри побледнел. Когда Бетс их представляла, Роб кивнул, и внимательно посмотрел на графа Стенбурна. Он, видимо, был сбит с толку спокойной уверенностью, с которой держалась его сводная сестра. Роб мысленно снял шляпу перед будущей женой. Ему показалось, или он действительно увидел панику во взгляде Годфри?

– Хорошо. Что с приданым? – спросил Годфри и, мельком взглянув на Хеверема, снова посмотрел на Бетс.

– В папином завещании говорится, что я должна получить в приданое десять тысяч фунтов, – сказала Бетс. – Там ничего не говорится о том, что мы имеем право жить на эти деньги до моего замужества. Почему ты сказал нам, что тебе приходится брать деньги из моего приданого нам на жизнь?

– О, моя дорогая, – Годфри превратился вдруг в любящего и заботливого брата. – Я признаю, что это не совсем правильно, но я сделал так ради твоей и маминой пользы. Хорошо все обдумав, я пришел к выводу, что две неопытные женщины не смогут осознать, что с деньгами нужно обходиться бережно. Если бы я не сказал вам, что мне приходится посылать вам деньги из твоего приданого, вы бы не смогли побороть столь естественную для женщин страсть тратить деньги на всякие пустяки. Вот и все, моя дорогая. Действительно все. Твое приданое находится в целости и сохранности.

Годфри улыбнулся. «Какая ужасная улыбка», – подумал Роб.

– Очень хорошо, – кивнула Бетс. – Я рада это слышать.

– Значит, расстаемся друзьями? – Годфри снова встал, давая понять, что аудиенция закончена. – Мне жаль, что вам пришлось проделать такое путешествие из-за пустяка. Желаю тебе и твоему графу счастья.

– Сядь, – сказала Бетс.

Озадаченный, Годфри послушно сел.

– Есть еще одно дельце о маминой доле в восемь тысяч фунтов в год и доходе с имений в Эссексе, – продолжала Бетс. – Как ты собираешься здесь выкрутиться?

Роб не смог ничего с собой поделать. Он захлопал в ладоши. Он видел, как леди Стенбурн и Хеверем улыбнулись.

Годфри, действительно, попытался выкрутиться. Он долго молчал, наконец взял себя в руки. Уставившись взглядом в стол, он начал с болью в голосе:

– Вы можете считать меня бесчувственным, но это далеко не так. Я знаю, что у вас прекрасный дом в Найтсбридж-Терес, мама, и, как мне кажется, ваш отец оставил вам приличную сумму на его содержание. С другой стороны, я не знаю, что делать с Уильямом. У него тяга к саморазрушению. Ума не приложу, как его спасти. Уилл постоянно ввязывается в драки. На прошлой неделе он сломал человеку ключицу. Судебные иски, счета от врачей, погромы в общественных местах – эта ноша невыносима. Невыносима, говорю я вам! Вы знаете, если вы видели завещание, что папа распорядился, чтобы ваша доля, мама, перешла Уильяму после вашей смерти. Я понял, что Уильяму эти деньги нужней, чем вам, но я никогда не забывал посылать вам чек каждые три месяца, не так ли? Не так ли?

Годфри не выдержал и положил голову на стол, закрыв глаза руками. Присутствовавшие услышали приглушенные рыдания.

Бетс с ненавистью смотрела на него.

– Ты хочешь сказать, что мамины деньги пошли на то, чтобы лечить тех, кто пострадал от Уилла? – спросила она. – Мы должны с этим согласиться и убраться с миром? Мы должны позволить маме жить в нищете, пока Уилл окончательно не сопьется? Он начал пить до того как мы уехали из Суффолка, более пяти лет назад. Годфри, так не получится.

Хеверем, находясь под впечатлением того, как эта барышня осмелилась сказать своему сводному брату правду в лицо, решил, что пора ему вмешаться.

– Лорд Стенбурн, совершенно ясно, что вы подделывали записи денежных переводов леди Стенбурн. Какой бы ни была причина, Уилл Фортескью или любая другая, так нельзя. Так просто нельзя. Я прекрасно осведомлен о вашем состоянии. Вы можете вытащить Уилла из любой передряги, и это никак не подорвет вашего финансового положения. Я настаиваю на том, чтобы вы вернули леди Стенбурн все, что ей по праву принадлежит, и с процентами, имейте в виду! Иначе вам придется предстать перед судом. Годфри поднял голову и зло посмотрел на Хеверема.

– Имения в Эссексе не приносят большого дохода, – сказал он. – Ими нужно серьезно заниматься.

– Так, ради Бога, отправьте туда Уилла, и пусть он привечу дет их в порядок!

– Чтобы он пересчитал кости всему Эссексу? Нет, благодарю.

– Мы отвлеклись. Я не уеду, ваша светлость, до тех пор, пока вопрос не будет решен. Вы причинили зло леди Стенбурн и леди Элизабет. Вы причинили зло также и Берлингему, поскольку он скоро станет членом семьи. Мне даже трудно себе представить, что бы чувствовал ваш отец, узнай он о вашем поступке.

– О, Берлингем, – презрительно фыркнул Годфри в сторону Роба.

– Не смей говорить о нем таким тоном! – крикнула Бетс. – Когда-нибудь он станет маркизом Флитом, Годфри, а я – маркизой. Мы постараемся никогда больше с тобой не общаться.

– Ты – маркиза? Твой дед был торговцем! Расскажи об этом своему распрекрасному графу! Ты недостойна подошвы ему целовать. Конечно, – продолжал Годфри с сарказмом, – я не переживу того, что ты не будешь со мной общаться. Это разобьет Мейбел сердце, уверяю тебя, не говоря уже о детях, твоих маленьких племянниках и племянницах. У нас уже пятеро, знаете ли.

Терпение у Роба лопнуло. Этот человек может говорить все, что ему нравится, о нем, Робе, но никто не смеет говорить подобное о Бетс! С диким ревом Роб перепрыгнул через письменный стол, стащил Годфри со стула и повернул лицом к себе.

– Что предпочитаете? – спросил он. – Кулаки? Шпаги? Пистолеты?

– Вы вызываете меня на дуэль? – изумленно воскликнул Годфри. – В Суффолке дуэли давно ушли в прошлое.

– Они только что вернулись, – ответил Роб.

Годфри рассмеялся, но голос у него дрожал.

– В доме нет ни одной шпаги, – сообщил он. – Может, есть пистолеты, но не найдется подходящей пары. Думаю, нужно драться на кулаках. Когда? Завтра на рассвете? Где? На моем ячменном поле?

– Как насчет вашего кабинета, прямо сейчас?

– Секундантов нет. Нужны секунданты.

– Хеверем, будете моим секундантом? – спросил Роб.

Хеверем согласно кивнул.

– Возьмите себе слугу, – предложил Роб Годфри. – Может быть, лакей? Или ваш дворецкий Петерем?

Годфри задумался и позвонил. Когда появился здоровый лакей в бордовой ливрее, Годфри сказал ему, что он будет секундантом на… дуэли. В кулачном бою? В боксерском матче?

Годфри не знал, как это назвать. Он не казался испуганным, но и особого энтузиазма не проявлял. Роб задумчиво рассматривал своего противника и пришел к выводу, что у него самого, пожалуй, больше шансов.

– О нет, сэр, только не я! – запротестовал лакей, пятясь из комнаты.

– Это всего лишь игра, – объяснил Годфри. – Стань здесь, – он указал на место в углу. – Я встану здесь, – Годфри подошел к лакею, – а вы, многоуважаемый милорд, можете встать там. – Он махнул рукой в противоположный угол. – Хеверем, можете стоять, где вам, черт побери, захочется, а вы, дамы, выйдите!

Дамы не собирались никуда выходить. Они нашли себе убежище за письменным столом.

– Не очень хорошо себе представляю, как нам быть, – прошептал Роб поверенному. – Становимся спина к спине, расходимся, поворачиваемся и бросаемся друг на друга? Нельзя же драться на расстоянии в двадцать шагов. Сомневаюсь, что это будет настоящая дуэль.

Хеверем еще никогда так не веселился за всю свою законопослушную жизнь. Он засмеялся и хлопнул Роба по плечу.

– Не важно, – сказал он. – Приступайте, милорд.

И в этот момент Роб принял решение, которого от него никто не мог ожидать.

– Я беру свой вызов обратно. Я буду драться за честь своей дамы, – он улыбнулся Бетс, – без колебания, но на этот раз я вижу, что в этом нет необходимости. Лорд Стенбурн, я оставляю вас в покое, и вы проживете всю свою жизнь с чувством вины. Я не собираюсь никому рассказывать о вашей низости по отношению к вашей мачехе и вашей сводной сестре, но эта история станет широко известна уже через несколько часов.

Моя невеста и ее мать, возможно, захотят подать на вас в суд, но я уверен, что презрение порядочных людей будет гораздо более сильным наказанием. Тем не менее, – голос его стал громче, и он, не отрываясь, смотрел на Годфри, – если вам еще когда-нибудь придет в голову их подурачить, вы будете иметь дело со мной.

Все присутствующие, кроме Годфри, зааплодировали.

Годфри упал в свое кресло. Его лакей незаметно выскользнул из комнаты, чтобы, без всякого сомнения, сделать то, что услышал, достоянием гласности.

Хеверем взял Роба за руку.

– Я предлагаю вам отвезти дам в Ипсвич и накормить их там обедом, свозить их на экскурсию по городу. А я останусь, пока не дождусь от Стенбурна денег. Приезжайте за мной вечером.

Роб согласно кивнул и проводил дам из кабинета. Они не взглянули на Годфри, а Годфри не посмотрел им вслед.

– Вы так храбро вели себя, – сказала Бетс. Они с Робом «осматривали окрестности» Ипсвича. Занятие это состояло в основном в том, что они, не отрываясь, смотрели друг на друга за поздним обедом в отдельном кабинете на постоялом дворе.

Уставшая леди Стенбурн отправилась спать.

– Нет, это вы себя храбро вели! – возразил Роб. – Как вы выступили против вашего брата… я вами горжусь!

– По правде говоря, мне было ужасно страшно, – при зналась она. – Я бы ни за что не смогла справиться, если бы не знала, что вы рядом. Но я была уверена, что вы уложите Годфри наповал. Мне хотелось вас расцеловать, когда вы отказались драться с ним, хоть он этого и заслуживает.

– Вы можете сделать это сейчас, – предложил он.

Она не возражала.

Свадьба была скромной, но очень красивой. Она проходила в доме матери невесты на Найтсбридж-Терес. Невесту под венец вел поверенный из Ипсвича, по имени Чарльз Хеверем, который, по слухам, был близким другом матери невесты.

У жениха был один дружка, Томас Хейзлтон, который не забыл предъявить обручальное кольцо в нужную минуту. Гости представляли собой странное сочетание. Среди них был человек со сломанным носом, который, как говорили, был когда-то бродягой, и тощий мальчик лет четырнадцати, а также представители светского общества. После церемонии в церкви две новые горничные в накрахмаленных фартуках подавали гостям напитки, а еще одна горничная по имени Молли, которая должна была оставаться на кухне, постоянно заглядывала, чтобы посмотреть, как все происходит. Новобрачные уехали в коляске новобрачного к нему домой, на запятках стоял грум, одетый в развивающуюся белую тогу, украшенную золотыми лентами у ворота, на рукавах и на подоле. Некоторые обрати ли внимание на сходство между грумом и мальчиком-гостем на свадьбе.

Молодожены отправились в Дорсет навестить родителей новобрачного, которые были просто очарованы новобрачной.

Новобрачный заперся на какое-то время в кабинете с новым управляющим отца и вышел оттуда с выражением удовлетворения на лице. Через неделю молодожены вернулись в Лондон в свой маленький дом на Гросвенор-Роу.

Они с удивлением узнали, что мать новобрачной прислала им свадебный подарок, пока их не было в Лондоне. Они нашли его на каминной полке в библиотеке. Это были часы в черном лакированном корпусе, сделанном в античном стиле, высотой не менее двух футов, украшенные коринфскими колоннами, с большим количеством позолоты, с именем мастера на табличке сзади:

«Генри Джоунз, Лондон».

– О нет, – простонала Бетс. – Мамино сокровище. Разве она забыла, как я ненавижу это чудовище?

– Может, продать их? – с радостью предложил муж. Он слишком долго думал о том, сколько за эти часы можно получить, но опомнился. Они ведь уже не на грани нищеты.

– Нет, – ответил он на свой вопрос. – Твоя мама заметит их отсутствие. Мы не можем так с ней поступить.

Они не могли прийти к согласию лишь по одному поводу.

Бетс скорбела о потере книг из Дорс Корта. Она не, могла успокоиться из-за того, что они достались человеку, который их никогда за всю свою жизнь даже не откроет. Роб пытался объяснить, что в его доме для них нет даже места.

Однако примерно через год до него дошли слухи, что Крипфорт потерял все свои деньги, поскольку предприятие со строительством канала лопнуло. Прежде чем наступило полное банкротство, которое означало бы потерю дома со всем его содержимым, Крипфорт выставил дом на продажу. Цена: шестьдесят шесть тысяч фунтов. Роб нахмурил лоб. Какой шанс! У него все еще были те тридцать восемь тысяч фунтов, которые спрятал Дайер в библиотеке отца Роба. Но часть этих денег предназначалась родителям. Сколько он может получить за свой дом на Гросвенор-Роу?

Он с радостью узнал, что может получить за свой дом сорок тысяч фунтов, когда появился покупатель. Это на три тысячи больше, чем он за него заплатил. Он продал свой дом на Гросвенор-Роу и купил старый дом на Маунт-стрит, единственным недостатком которого была близость к дому лорда Пертуи, но они с Бетс решили, что смогут это пережить.

Все девятьсот томов, которые никто не открывал, к которым никто не прикасался, вернулись к прежнему хозяину вместе с домом.

Роб даже прочитал некоторые из них, когда не учил Бетс играть в карты. Он уже начал жалеть об этих уроках. Вскоре из трех партий она выигрывала две.