23.15 (15.15 по вашингтонскому времени, 20.15 по Гринвичу)
Объединенный Центр Командования Специальными Операциями.
Пентагон.
В Вашингтоне стоял яркий день, но верхний свет в помещении Центра потушили, придав комнате сумеречный вид. Зал освещался только зеленоватым мерцающим светом большого телемонитора.
Конгрессмен Чарльз Фитцхью Мёрдок подался вперед, жадно вглядываясь в экран. Изображение японского теплохода «Йюдюки Мару» снималось в данный момент спутником, проходящим над южной частью Индийского океана. Корабль сканировался сверху, но угол зрения менялся по мере движения спутника.
— Что это? — спросил он. Кроме него, в помещении находилось еще десятеро — военных и штатских. — Что я только что видел?
Худой человек в штатском, представленный Мёрдоку как «Мистер Картер», показал на призрачные фигуры, скользнувшие через фальшборт «Йюдюки Мару».
— Эти маленькие вспышки — выстрелы, господин конгрессмен, — ответил он. С самого начала драмы, разворачивающейся на экране, он постоянно шептал что-то в радиотелефон.
— Двоих террористов сняли, — произнес флотский капитан Пол Мейсон. — Остальные наши лезут на борт.
Мёрдок подавил приступ ледяного ужаса, порожденный этими словами. Это оказалось куда хуже, чем он предполагал: стоять в этой комнате за десять тысяч миль и глазеть на экран, будто на нем какая-то особенно реалистичная компьютерная игра-стрелялка.
Генерал Бредли — огромный, пышный офицер ВВС, в чьем ведении находилось это помещение, — ткнул пальцем в экран.
— Черт, — сказал он, грызя незажженную сигару. — Мы можем посмотреть поближе?
Картер негромко произнес что-то в трубку, и конгрессмен Мёрдок понял, что тот говорит непосредственно с кем-то, управляющим этим спутником-шпионом. Не прошло и секунды, как изображение на экране резко увеличилось — теперь виднелась только кормовая часть теплохода. На фоне остывающей от дневного жара палубы ярко-зелеными пятнами светилось девять призрачных фигур, две из которых неподвижно растянулись под ногами у остальных. Изображение осталось четким, хотя теперь движение спутника сделалось более заметным — корабль на экране забирал вправо, и невидимому оператору приходилось компенсировать это, меняя угол съемки. Мёрдок перепробовал все, только что не акт Конгресса, чтобы попасть сюда, в подвальное, тщательно охраняемое помещение где-то в глубине лабиринтов Пентагона. Проводником сюда послужил капитан Грейнджер; одному Богу известно, как ему это удалось.
— Поймите же, — убеждал Грейнджера Мёрдок накануне, — отрядам необходим свой человек в Комиссии, отстаивающий их интересы против Фарнума и его шайки. И, черт подери, я вполне подхожу для этой роли! Но вы тоже должны помочь мне. Могу я, черт возьми, хоть раз увидеть своими глазами тех, кого защищаю, в деле...
Даже сейчас Мёрдок не знал, за какие нити пришлось потянуть Грейнджеру, сколько рук выкрутить, чтобы исполнить его желание. Сам факт существования таких совершенных разведывательных спутников даже теперь, через два года после распада Советского Союза, оставался одним из самых тщательно хранимых секретов, и далеко не всем членам Конгресса полагалось об этом знать. Картина на экране завораживала: «Йюдюки Мару» казался кораблем-призраком, сотканным из белого и зеленого. Минутой раньше Мёрдок видел, как две крошечные надувные лодки подходили к судну; их подвесные моторы светились на экране маленькими звездочками.
ТАМ МОЙ СЫН, подумал он. Казалось, будто он сам смотрит на палубу со спутника. ТАМ, НА ОДНОМ ИЗ ПЛОТОВ МОЙ СЫН, А Я НИ ЧЕРТА НЕ МОГУ ПОДЕЛАТЬ...
Он даже не знал точно, возглавляет ли сын этот отряд. Адмирал Бейнбридж наотрез отказался сообщить имена участников рейда, и его собственный источник информации — штабист среднего уровня из МорСпецБоГр-2 — тоже не смог раздобыть точных данных. Два дня назад, разговаривая с Блэйком в Литтл-Крик, он блефовал, пытаясь добиться от сына подтверждения того, о чем догадывался, но проверить не мог.
Но почему-то ему легче было думать, что Блэйк находится на одном из этих плотов. Неопределенность гораздо хуже.
Он повернулся к Грейнджеру, напряженно следившему за экраном:
— Я хочу, чтобы вы знали, Бен: как бы там ни было, я вам сердечно признателен.
Грейнджер покосился на него, но промолчал. Интересно, подумал Мёрдок, как он относится ко мне после всего, что я сделал, пытаясь попасть сюда? Грейнджеру, без сомнения, пришлось много обещать... Надеюсь, я смогу отплатить ему хоть как-то при голосовании в Комиссии.
Где-то на потолке ожил динамик. Сначала послышался электрический гудок, потом голос.
— Старший, я — Молот Альфа, — прошептал голос в динамике, и Мёрдок уже точно знал. Даже сквозь треск атмосферных помех он ни с кем другим не спутал бы голос своего сына. — Сьерра Чарли. Действуем дальше.
— Все на борту, — произнес Мейсон. Возможно, только для Мёрдока; все остальные и так знали, что происходит. — «Старший» — это мы. «Молот Альфа» — отделение, штурмующее «Йюдюки Мару», «Сьерра Чарли» — кодовая фраза, означающая, что все идет по графику.
— Сколько у нас времени до конца сеанса? — спросил Бредли.
— Три минуты, генерал, — ответил Картер. — Птичка уходит за горизонт.
— КейЭйч-двенадцать-девять очутится над объектом через четырнадцать минут, — добавил техник. — Окно будет не больше одиннадцати минут.
— Нам от этого не легче, — вздохнул Мейсон. — За одиннадцать минут может чертовски много всего произойти.
— У нас остается радиообмен через АВАКС, — заметил адмирал Бейнбридж, покосившись на Мейсона. — От того, что мы их не видим, ничего не меняется.
Это камешек в мой огород, подумал Мёрдок. Ну и черт с ним. Черт с ними со всеми. Я всего-то хочу, чтобы мой сын выбрался оттуда живым.
Он вздохнул и сосредоточился на видеоигре, что разворачивалась на экране.
* * *
23.16 (20.16 по Гринвичу)
Грузовое судно «Йюдюки Мару».
Лейтенант Блэйк Мёрдок отстегнул страховку и осторожно выглянул на палубу. У правого борта в сорока футах от него двигались какие-то тени. Из темноты возник Маккензи с автоматом в руках. Мёрдок махнул ему поднятым вверх пальцем, потом отстегнул свой автомат. Откуда-то спереди доносились голоса и лающий смех. Сверху по металлическому трапу загрохотали чьи-то тяжелые шаги.
— Хайбаба! Кояв митаваунам йак пайдау коном! — рявкнул зычный голос.
Тем не менее, похоже, присутствие Котиков не обнаружено.
Оба трупа с их оружием перелетели за борт через планшир и исчезли в бурлящей воде. Пятна крови на палубе в темноте казались черными — их вполне можно было принять за пролитый кофе.
Мёрдок прижался к стене надстройки, нацелив автомат на трап, ведущий на мостик. Рядом затаились еще трое: Мэджик, Док и Роселли. Маккензи, Профессор и Пугач находились у правого борта.
Легко прикоснувшись к плечу Роселли, Мёрдок послал его на нос. Перехватив автомат, тот кивнул и растворился в темноте.
* * *
23.17 (20.17 по Гринвичу)
Танкер «Ормуз».
Сойка выпрямился и отступил от тела часового. Его десантный тесак отсвечивал в лунном свете багрово-красным. Часовой лежал на палубе, зияя перерезанным горлом. Крови пролилось изрядно, но хрипа, с которым он упал на палубу, никто не слышал.
Котика пробрала нервная дрожь, но он быстро совладал с собою. Как бы его ни готовили, лежавший перед ним иранец был первым человеком, которого ОН убил.
Все же подготовка взяла свое. Этот человек — враг, и если бы он заметил подкрадывающегося к нему Сойку, он поднял бы тревогу. Теперь враг мертв; долгие часы тренировок помогли Сойке сделать свое дело почти автоматически. Котик вытер лезвие о штанину трупа и спрятал тесак в ножны. За его спиной на палубу скользнули Косцюшко и Николсон.
Первое, на что обратил внимание Сойка, ступив на палубу, был запах. От «Ормуза» разило невероятной смесью дизельного топлива, тухлой рыбы, блевотины и немытых тел. Новым владельцам этой развалины пришлось здорово постараться, чтобы вывести ее в море. Старый, низко сидящий танкер переваливался на волнах как клуша, зарываясь носом в каждый встречный вал.
«Золотое» отделение высадилось на «Ормуз» в полном соответствии с планом. Соединенные тросом БНСы прижались к судну где-то посредине. Теперь Котики уже на борту и готовы к схватке с неизвестным числом иранцев — матросов, солдат, а возможно, и «навшуравн», как называла себя их морская пехота.
— Молот Браво, — зашелестело в наушнике. — Пошли!
Это был сигнал к действию. Держа свой «хеклер и кох» на уровне груди, поводя стволом из стороны в сторону, Сойка почти на цыпочках бесшумно скользил вперед вдоль изъеденной ржавчиной надстройки. Сделав тридцать шагов, он уперся в стремянку, спускавшуюся вниз, на носовую палубу. Моряки окрестили ее «ничейной территорией» — в штормовую погоду волны свободно перекатывались по ее настилу. Вся палуба была завалена бухтами манильского каната, петлями ржавых тросов, беспорядочно набросанными бочками, ящиками и контейнерами. В иллюминаторах кают горел тусклый свет. Справа от Сойки вдоль надстройки тянулась галерея.
Солдат в защитной форме и каске, прислонившись к ограждению, смотрел куда-то на палубу; АКМ висел у него за спиной дулом вниз.
— Молот Браво-шесть, я Браво-три. Один танго на галерее.
— Сними его.
— Принято.
Подняв автомат, Сойка сделал глубокий вдох, шагнул вперед, прицелился и почти сразу же нажал на спуск.
Автомат стрелял одиночными. С каждым нажатием курка глушитель с легким шипением выплевывал в иранца пулю за пулей. Тот сделал шаг назад, потянулся к своему «Калашникову» и упал. Каска лязгнула о сталь надстройки. Сойка замер, оглядываясь.
Реакции на неожиданный звук не последовало.
— Я третий, — доложил он по рации. — Чисто. Иду дальше.
Дверь с галереи, всего в четырех шагах от упавшего солдата, открывалась на лестничную площадку. Сойка выбрал маршрут, ведущий наверх. Часы, потраченные на детальное изучение планов внутренних помещений «Ормуза», не прошли даром: Сойка без труда ориентировался в лабиринте корабельных коридоров. Следом шел прикрывавший его Николсон.
На верхней палубе лестница оканчивалась коротким коридором с дверью. Сойка успел сделать только шаг, когда дверь распахнулась, и прямо на него вышел бородатый мужчина.
На этом не было военной формы — только синяя куртка поверх тельняшки с короткими рукавами. Он шагнул раз, другой — и тут заметил Сойку.
Внешность Котика — черная одежда, черный шарф на голове, ледяной взгляд голубых глаз с покрытого черно-зелеными разводами лица — помог Сойке выиграть драгоценную минуту тишины. Глаза иранца расширились, рот начал приоткрываться...
И тут Сойка рефлекторно нажал на спуск. Две пули продырявили голову так и не успевшего подать голос иранца — одна в левый глаз, другая в переносицу. Котик рывком одолел отделяющие его от иранца пять шагов, но подхватить падающее тело не успел.
— Аун чист? — спросил кто-то из-за неплотно прикрытой двери.
— Намедавнам, — ответил другой голос, и дверь снова открылась. Еще один офицер...
В то же мгновение Сойка, ухватив его левой рукой за воротник, правой сунул под нос дуло автомата.
— Таслим шавид! — рявкнул он. Те из Котиков, что не говорили по-фарси, успели до начала операции вызубрить несколько фраз. — Сдавайся!
— Назанид! — прохрипел тот, выпучив глаза. — Назанид!
Сойка сунул его спиной в ту же самую дверь, откуда тот только что вышел. Дверь вела на мостик — просторное, но низкое помещение с лабиринтом трубопроводов и кабелей под потолком. В помещении находились еще двое: один у штурвала, другой у экрана радара. Сойка сделал выразительный жест стволом автомата.
— Дастрахрав боланд конид! — приказал он. Вахтенные повиновались беспрекословно, подняв руки вверх. Появился Николсон и проверил радиорубку и каюту капитана — все пусто.
— Говорит Никль, — доложил он по рации, вернувшись к Сойке. — Мостик наш. Трое пленных.
Сойка, держа пленных на прицеле, отошел к противоположной стене, в то время как Николсон наскоро допрашивал одного из них, старшего, с пышным золотом на фуражке — наверняка капитан. После недолгой беседы Николсон мрачно покосился на Сойку.
— Говорит, на борту их четырнадцать. Утверждает, что они мирное торговое судно в международных водах, что они везут копру, лес и капок с Мадагаскара в Бендер-Аббас. Говорит, что мы пираты.
Нарочито медленно Сойка начал поднимать свой автомат, пока ствол его не уставился прямо в лицо капитану, потом так же медленно опустил его, целясь в живот. Он растянул губы в улыбке: белоснежные зубы зловеще блеснули из-под защитного грима. Театральным жестом напряг палец на спусковом крючке.
— На! На! — вскричал капитан, закатив глаза; на лбу крупными каплями выступил пот. — Назанид! Кахеш миконам! Я все скажу!
Торопливо, сбиваясь с ломаного английского на фарси, капитан признал-таки, что на его судне находятся десять солдат морской пехоты, входящей в Пасдаран, элитную Национальную Гвардию Ирана. Он знал о японском корабле с плутонием, но утверждал, что плутоний на «Ормуз» не перегружали.
— Только солдат! Солдат! — настаивал он, переводя испуганный взгляд с Сойки на Никля и обратно. — Мы посылать солдат на тот судно!
— Чанд аст сарбавз? — допытывался Никль. — Сколько солдат?
— Шенель.
Николсон поперхнулся и оглянулся на Сойку.
— Черт. Он говорит, сорок.
— Что? Они перебросили на «Йюдюки Мару» сорок солдат? — Сойка облизнул разом пересохшие губы.
— Мы предполагали, что они могут доставить террористам подкрепление, — сказал Николсон. — Но сорок... Мать их, да это же целая армия!
— Угу, — отозвался Сойка. — И наши ребята лезут прямо в западню!
* * *
23.18 (20.18 по Гринвичу)
Грузовое судно «Йюдюки Мару».
Они находились на борту японского корабля всего семь минут. Разделившись, они с мягкостью крадущейся кошки перемещались по кораблю. Один за другим им попадались иранские часовые — их снимали бесшумно и беспощадно. До сих пор им не встретился ни один японский террорист, ни один член экипажа «Йюдюки Мару», зато корабль, казалось, кишмя кишел вооруженными до зубов иранскими солдатами. Иранцы в бурой форме встречались везде — отдыхали группами в вестибюлях, дежурили поодиночке в коридорах, стояли огневыми расчетами у двух крупнокалиберных пулеметов, установленных на крыльях мостика.
Затаившись в тени трапа у правого борта, Маккензи с Хиггинсом разглядывали переднюю палубу. Света из окон мостика хватало, чтобы Маккензи насчитал по меньшей мере дюжину вооруженных иранцев.
— Молот Альфа-шесть, — прошептал он в микрофон позывные Мёрдока. — Я Альфа-один. Нахожусь на правом борту, прямо за передней палубой. Вижу двенадцать танго и слышу шаги поблизости. Что, черт подери, здесь происходит?
— Подожди, — в голосе Мёрдока послышалось напряжение. — Ага, — дело в том, что Мёрдок снял очередного часового.
Черт, сколько же их перебралось сюда с «Ормуза»? По меньшей мере половина их должна дрыхнуть на нижних палубах, возможно, в носовых кубриках «Йюдюки Мару». Остальные несут вахту во внутренних помещениях. И нельзя сбрасывать со счета японских террористов. Маккензи прикинул в уме, и у него вышло что-то от сорока до пятидесяти человек... не лучшее соотношение сил.
С другой стороны, у Котиков оставалось преимущество во внезапности, к тому же неприятель уже понес некоторый урон. По опыту Вьетнама Маккензи знал, что пять или десять Котиков могут принять бой с двумя сотнями вражеских солдат и победить благодаря внезапности, великолепной подготовке и превосходству в технике.
И все же он не хотел испытывать судьбу при таком раскладе. Вьетнамская война — совсем другое — там у Котиков имелся оперативный простор, там они могли выбирать время, место и направление удара. Здесь они заперты в узком пространстве корабля и лишены этого преимущества. И еще: во Вьетнаме им не приходилось думать о двух тоннах плутония под ногами.
Он посмотрел наверх, словно пытался пронзить взглядом настил мостика в тридцати футах над головой. Если кому-нибудь удастся добраться до этих пулеметов, он сможет контролировать всю палубу.
— Мак, я шестой. Похоже, мы тут вляпались в осиное гнездо, — голос Мёрдока в наушниках звучал так тихо, что Маку приходилось напрягать слух. Последовала пауза. Маккензи почти слышал, как лейтенант прикидывал шансы за и против. — О'кей, парни. Орешек оказался не по зубам. Мак, бери своих и спускайся в машинное отделение. Остальные — за мной!
— Понял. Выполняем, — Маккензи махнул Хиггинсу и двинулся в сторону кормы.
Легкий шум — шаги по железу — заставил его посмотреть вверх. В восьми футах над его головой по стальному трапу беспечно спускался солдат в каске с АКМ на плече. Он смотрел себе под ноги, но, не сделав и шага, поднял глаза и встретился взглядом с Маккензи.
Техасец был наготове — его «хеклер и кох» приглушенно хлопнул. Пуля безжалостно вонзилась иранцу в челюсть и разворотила голову. Ноги соскользнули со ступеньки, тело откинулось назад, каска громко лязгнула металлом о металл...
* * *
23.19 (20.19 по Гринвичу)
Грузовое судно «Йюдюки Мару».
Тецуо Куребаяси стоял на крышке приборного ящика, пытаясь восстановить душевное равновесие. Оно сильно пошатнулось за то время, что на борту находились иранцы. Звезды на небе все те же, хотя их свет слегка приглушали рваные облака, наползавшие с востока. Все же, думая об операции и новых союзниках «Йикуюни Синанай Тори», он ощущал какое-то беспокойство. Он знал, что решение об участии иранских войск принималось еще год назад, когда операция «Йоаке» только-только начинала обретать конкретные очертания в учебных лагерях на сирийской территории.
Иранцы были настоящими варварами — все до одного. От них воняло потом, грязью и чесноком, их религия делала их до невозможности ограниченными, манеры оставляли желать лучшего. Командир иранцев — полковник в форме Пасдарана по имени Сайед Хамид — происходил из влиятельного рода, но и он не отличался от остальных в лучшую сторону. Эту свинью ни капельки не волновали «Охтори» и их цели. К Куребаяси и его братьям он относился как к наемникам, более того — как к наемным убийцам, которых терпят, пока те не маячат перед глазами.
Нет, он решительно невзлюбил иранцев и совсем не понимал, почему Исаки Такэда, лидер «Охтори», замысливший операцию «Йоаке-Го» и готовивший ее с ними, решил связаться с этими грязнулями. Нашлось бы немало желающих, других наций, готовых уплатить любую цену за груз «Йюдюки Мару».
Куребаяси услышал какой-то звук — металлический лязг. Он удивленно повернулся и посмотрел вперед. На передней палубе — после переоборудования корабля он начал слегка походить на танкер — обыкновенно спали или беседовали маленькими группками иранские солдаты. Почему-то он не увидел ни одного...
Нет, вон... у правого борта, у ведущего на мостик трапа одна тень поддерживала и опускала на палубу другую. Куребаяси не сразу сообразил, что происходит, но, приглядевшись, различил сползающего по трапу иранского солдата, которого держал кто-то в черном.
Коммандос! Это могли быть только они!
— Абунай! — выкрикнул он. — Тревога! — и тут же сообразил, что на каждые двадцать иранцев на борту, дай Бог, чтобы один знал хоть слово по-японски. Он схватил свой АКМ, нацелил его на фигуры в тени надстройки и нажал на спуск.
Тревожная, оглушительная очередь вспорола тишину южной ночи.