Когда наступило третье, и последнее, лето нашей работы в «Маринелле», обнаружилось, что Лука и Натали официально встречаются. Они ходили на свидания и вполне сносно исполняли фокстрот на ежегодном балу Торговой ассоциации Портистона. Я не могла поверить в то, что Лука умеет танцевать фокстрот. Одна мысль об этом вызывала у меня тошноту. После того как мы поженились, мне так и не удалось выпытать у Луки, чем они с Натали занимались во время свиданий, но я уверена, что их отношения развивались очень, очень медленно.

Конечно, я ничего не могу утверждать наверняка — это была та часть жизни Луки, о которой он предпочитал забыть, — но подозреваю, что скрытым двигателем их отношений была Анжела. Конечно, она не могла заставить сына встречаться с Натали, но она могла хорошенько промыть ему мозги и убедить в том, что это хорошая идея. Натали была толковым администратором, а Лука проявлял задатки талантливого шеф-повара. Из них мог получиться такой же мощный и успешный тандем, как Анжела и Маурицио. Если бы Лука женился на Натали, все обещания, которые Анжела дала своей умирающей кузине, были бы выполнены. Ее любимый сын, которому предстояло унаследовать «Маринеллу», создаст брачный и коммерческий союз с девушкой, к которой она относилась как к родной дочери. Идеальный вариант. Лука никогда бы не вступил в открытое противостояние с матерью, а Анжела не относилась к числу тех людей, которые легко отказываются от своих планов. Возможно, он стал встречаться с Натали не только из-за того, что не посмел ослушаться мать. Возможно, Натали ему даже нравилась, и некоторое время ему казалось, что она — именно то, что ему нужно. Кроме того, ему, несомненно, льстил тот факт, что он встречается с женщиной, которая старше его. Это поднимало его статус в глазах сверстников. Хотя Бог свидетель: Лука никогда не нуждался в дополнительном самоутверждении.

Анжела любила и опекала Натали, и у нее выработалась весьма своеобразная логика. Натали была непохожа на других девушек Портистона, значит, эти девушки не соответствуют тем высоким моральным стандартам, которым, как она считала, полностью соответствовала Натали. В то последнее лето она как-то вызвала нас с Аннели в свой кабинет и строго отчитала. Оказалось, что Анжела наблюдала за нами и не одобряла нашего поведения вне работы. Она сочла неприличными наши прогулки под ручку вдоль набережной. По ее мнению, мы вели себя вызывающе. Нам было вынесено строгое предупреждение: или мы меняем свой образ жизни, или нам придется уйти из «Маринеллы». Она считала, что наше непристойное поведение плохо отражается на бизнесе.

К тому времени мы с Аннели уже отказались от своего плана. Что толку было мечтать о том, что мы выйдем замуж за близнецов, если Лука был занят? Я подозревала, что Аннели все еще нравится Марк, хотя она делала вид, что это не так. Но я-то видела, какие взгляды она на него бросает. А однажды, после того как мы выпили сидра на набережной, она выложила галькой его имя на террасе «Маринеллы». Я в то время встречалась с девятнадцатилетним Джорджи, в которого была немножко влюблена. Джорджи был студентом театрального факультета Манчестерского университета и на каникулах подрабатывал на пароме, принадлежащем его дяде. Паром курсировал между Портистоном и островом Сил.

В то лето у нас с Аннели было очень много работы. Мы сбивались с ног, разнося gelati и горячие бутерброды, прохладительные напитки и горячий чай. Мы обслуживали столики и в зале, и на террасе. У стойки всегда стояли длинные очереди, и время от времени истомившиеся от ожидания посетители просили нас разузнать, когда же, наконец, появится Лука или Марк, чтобы положить шарики одного из двенадцати сортов мороженого в восхитительные хрустящие сладкие вафельные стаканчики, которые тоже выпекали на кухне «Маринеллы».

Как только столик освобождался, мы должны были тотчас же вытереть его, подмести под ним, положить меню и посадить на освободившиеся места клиентов, которые ждали своей очереди. Мы сделали целое состояние на чаевых. Даже в плохую погоду ресторан всегда был полон. В дождь все старались занять места в зале, но если это не удавалось, люди все равно оставались сидеть на террасе. Большой красно-бело-зеленый навес надежно защищал от непогоды. В конце рабочего дня мы ног под собой не чуяли от усталости, но все равно были счастливы.

В последнюю субботу перед началом занятий в школе (Маурицио называл ее «последним днем лета») в «Маринелле» всегда устраивалась вечеринка для членов семьи, сотрудников и поставщиков.

В этот день ресторан закрылся в шесть часов, и мы все разошлись по домам, чтобы переодеться и привести себя в порядок.

Я отправилась переодеваться к Аннели. Обстановка в моем доме была просто невыносимой. Мать заранее скорбела о предстоящем отъезде Линетт в университет, а присутствие серого мистера Хэнсли с его вечно постным лицом только усугубляло ситуацию. Мне до смерти надоело постоянно ловить на себе полные укоризны взгляды. У Аннели было значительно приятнее и веселее.

В желто-розовом хаосе спальни, обклеенной яркими обоями и плакатами «Дюран Дюрана», мы помогли друг другу накраситься и перемеряли все вещи из гардероба Аннели, прежде чем нам удалось добиться желаемого эффекта. Нам хотелось быть одетыми в одном стиле, но в то же время совершенно не походить друг на друга.

В результате Аннели надела обтягивающие джинсовые шорты и облегающую черную рубашку, а я остановила свой выбор на короткой блестящей юбке «под кожу», черной кофточке со шлейкой вокруг шеи и старом кружевном кардигане. Мы также воспользовались духами. Я уже не помню, как они назывались, но это был очень приятный сладкий восточный аромат. В общем, выглядели мы и пахли очень хорошо.

— Лив, можно я тебе кое-что скажу? — спросила Аннели, выпрямляя мои волосы утюгом. Чтобы ей было удобнее, мне пришлось лечь на ее розовый ковер, положить голову на полотенце и скорчиться в позе эмбриона.

— Тебе все еще нравится Марк!

— Ладно, он мне нравится.

— Я знала, знала, знала, знала!

— Тоже мне, всезнайка.

— Но ведь я действительно всегда это знала! Это же чудесно! Вы так подходите друг другу!

— Так что же мне делать?

— Ты должна сказать ему об этом, что же еще?

— Как ты это себе представляешь?

Раскаленный утюг оказался в опасной близости от моего уха, когда Аннели наклонилась, чтобы заглянуть мне в лицо и убедиться, что я говорю серьезно.

— Я думаю, что ты ему тоже нравишься, — сказала я. — Я замечала, как он смотрит на тебя, когда думает, что этого никто не видит.

— Ты серьезно? В самом деле? Он действительно на меня смотрел?

— Аннели, ты сейчас обожжешь мне щеку.

— Лучше бы ты мне ничего не говорила. Теперь я вообще не смогу сказать и слова.

В комнате запахло паленой шерстью. Аннели провела рукой по моим волосам.

— Очень красиво. То, что нужно.

Я придирчиво осмотрела себя в зеркале бело-золотого туалетного столика Аннели. Волосы действительно производили впечатление. Я обняла подругу, и мы поменялись местами.

К сожалению, выйти из дома, не попрощавшись с родителями Аннели, не представлялось возможным. Они смотрели телевизор. Мать Аннели натянуто улыбнулась, пожелала нам удачного вечера и сказала, чтобы мы были дома до полуночи. Отец проявил большую оригинальность. Осмотрев меня с ног до головы, он поинтересовался:

— Оливия, ты уверена, что это юбка, а не ламбрекен?

— Ха-ха-ха, ужасно смешно, — парировала Аннели, целуя его в щеку. Ее глаза сияли от радостного предвкушения чудесного вечера. — Пока!

Когда мы появились в «Маринелле», вечеринка уже была в разгаре. В то время караоке еще не дошло до Портистона, но дух караоке там, несомненно, присутствовал. На «сцене» возле камина был Маурицио. Он стоял с микрофоном в руке и высоким голосом подпевал записи Джин Питни. Его жестикуляция была настолько выразительной, что содержание песни можно было понять и без слов.

— Я был всего в двадцати четырех часах от Талсы! Один день без твоих объятий…

Увидев нас, он приветственно помахал рукой. Мы помахали в ответ и направились к бару.

В зале было очень много гостей — молодых и в возрасте: друзья семьи и сотрудники «Маринеллы», представители пивоварни и чисто выбритые банковские служащие. Поставщица рыбы танцевала с изготовителем сантехники. Все развлекались и прекрасно проводили время.

Лука и Натали сидели рядышком за одним из столиков в напряженных неестественных позах и напоминали семейную пару на старой фотографии. Было странно видеть столь степенного Луку. Я его даже не сразу узнала. На нем были темные брюки и идеально отглаженная рубашка. Расстегнутый воротник открывал выпирающий кадык. Волосы были настолько тщательно прилизаны, что казались почти ровными. В тот момент он был похож на Карло — такой себе классический выпускник Стенфорда. Натали наконец-то надела на себя что-то женственное. Правда, свободный черно-зеленый костюм совершенно ей не шел. В нем она выглядела значительно старше своих лет. На ногах у нее были черные туфли с заостренными носками и квадратными каблуками. Они не общались, а просто сидели и наблюдали за веселящимися гостями.

Марк развлекался вовсю. Он танцевал с Фабио и двумя детьми под песню про Талсу, преувеличенно жестикулируя и передразнивая отца.

Увидев за стойкой бара Анжелу, мы сразу поняли, что алкогольных напитков нам не видать, как своих ушей. Это было жестокое разочарование, но, к счастью, Марк предусмотрел возможность такого развития событий и принял необходимые меры.

Закончив танцевать, запыхавшийся и смеющийся Марк подошел к нам. Мы немного поболтали, после чего он плеснул что-то в наши бокалы с фруктовым пуншем. Я не знаю, что именно он стащил из родительского погреба, но коктейль получился вкусным, и в голове приятно зашумело. А потом Маурицио попросил всех мужчин выйти на середину комнаты, закатать брюки до колен и снять башмаки и носки. Мы с Аннели давились от хохота, наблюдая за тем, как не только мальчики Феликоне, но и портистонские бизнесмены выполняют его указания. Затем Маурицио объявил конкурс на лучшего серфингиста и поставил песню Surfing USA. Глядя на то, как владельцы магазинов, поставщики, бухгалтеры и даже адвокат с викарием раскачиваются и шаркают по полу белыми волосатыми ногами, изображая серфингистов, мы рыдали от смеха. Оглядевшись по сторонам, я заметила, что Натали даже не смотрит в нашу сторону. Без тени улыбки на лице она беседовала с Анжелой.

Когда песня закончилась, Маурицио обратился к женщинам с просьбой назвать имя победителя. Подпрыгивая и хлопая в ладоши, мы с Аннели закричали:

— Марк! Марк!

— Эй, а как же я? — обиженно спросил Лука, подходя к нам. С выбившейся из брюк рубашкой, сдвинутым набок галстуком и растрепанными волосами он был гораздо больше похож на того Луку, которого мы знали.

— Извини, — ехидно улыбнулась я. — Но твой брат был лучше.

Подняв руки вверх ладонями в типично итальянском жесте, означающем замешательство и недоумение, Лука подобрал свои туфли и вернулся к Натали. Марк продемонстрировал нам свой приз — флакон крема для загара. Он выглядел немного смущенным.

— Спасибо за поддержку! — сказал он.

Взглянув на свою подругу, я увидела, что она нервно теребит старательно отутюженную прядь волос, накручивая ее на палец.

Наверное, я была немного пьяна, иначе как объяснить то, что я сказала:

— Почему бы тебе не пригласить Аннели на танец?

— Лив!

— Давай, смелее, — продолжала настаивать я. — Она согласится.

Марк залился румянцем и начал надевать туфли. Он все-таки пригласил Аннели на танец, и она действительно приняла приглашение, и они, взявшись за руки, пошли танцевать. После того вечера Марк и Аннели начали встречаться.

Я огляделась по сторонам в поисках Луки. Он сидел между Натали и Анжелой с бутылкой пива в руке. Встретившись со мной взглядом, Лука отвернулся и отхлебнул прямо из горлышка.

Внезапно вечеринка перестала доставлять мне удовольствие. Я взяла свое пальто, незаметно выскользнула на улицу и отправилась встречать Джорджи с последнего парома. Мы сидели в темноте на гальке. Джорджи свернул сигарету с марихуаной, закурил и поднес ее к моим губам. Я глубоко затянулась и обожгла гортань. А потом он лежал на спине, пел Stairway to Heaven, а я делала ему минет и удивлялась тому, откуда это взялись яркие звездочки, вспыхивающие в чернильно-фиолетовой глубине моего сознания.