— Ну, как продвигается ваша работа?

В этот день профессор выглядел на удивление жизнерадостным. В руке он держал ключи от машины и явно собирался поделиться со мной какими-то новостями. Была вторая половина дня среды.

— Хорошо, — ответила я. — Чем больше я узнаю, тем интереснее становится.

— А если бы мои записи издали отдельной книгой, вы бы ее купили?

— Конечно. И подарила бы по экземпляру всем своим друзьям на Рождество.

— Прекрасно, прекрасно.

— Я уверена, что ваша книга стала бы бестселлером.

— Ладно, не перестарайтесь с похвалами. На каком месте вы сейчас?

— Ну, я еще не закончила упорядочивать записи, но сейчас я перепечатываю то место, где вы рассказываете, как Мариан Рутерфорд приехала в Англию, чтобы встретиться с издателем.

— Вы, кажется, жили в Портистоне?

Я кивнула.

— Тогда, может быть, вы согласитесь отвезти меня туда сегодня? Мне нужно сделать несколько фотографий дома издателя.

Стояла чудесная погода, теплая и солнечная. В такой день трудно придумать более приятное времяпровождение, чем поездка на побережье. Я знала, где находится дом Эндрю Берда и могла показать его профессору.

Он попросил меня сесть за руль. Я почему-то ожидала, что машина профессора окажется старой и несуразной. Поэтому красная «Тойота-Селика» оказалась для меня полной неожиданностью.

— Bay, — только и смогла произнести я.

Профессор почесал за ухом — явный признак того, что мое восхищение ему приятно польстило.

— Мои студенты называют ее КСВ-турбо, — сказал он.

— Извините, я не очень хорошо разбираюсь в машинах.

— Кризис Среднего Возраста, — объяснил профессор. — Я купил ее после того, как от меня ушла жена. Думаю, студенты считают, что таким образом я пытался привлечь к себе внимание. — Профессор рассмеялся тихим низким смехом, который оказался настолько заразительным, что я тоже не смогла сдержать улыбки.

— Я уже сто лет не водила ничего подобного, — сказала я. На самом деле после гибели Луки я боялась любых машин, кроме моей любимой «Клио».

— Вы справитесь. Ею очень легко управлять, — успокоил меня профессор, неуклюже забираясь на пассажирское сиденье. — Я бы сам сел за руль, но мне время от времени надо будет выскакивать из машины, чтобы сделать фотографии.

— Боюсь, что у вас возникнут проблемы с выскакиванием, — заметила я. — Вы почти лежите.

Он улыбнулся.

— Мы ведь никуда не спешим, правда?

Мы действительно никуда не спешили. Мы ехали со скоростью, которая даже мне казалась черепашьей, осторожно притормаживая всякий раз, когда видели, что кто-то собирается переходить дорогу. Но если профессор и заметил мою чрезмерную осторожность, он не сказал мне ни слова. Надев очки, он просматривал какие-то бумаги, периодически поддакивая собственным мыслям. К тому времени как мы выехали на Портистонское шоссе, поездка стала доставлять мне удовольствие.

Мы остановились на гребне холма, который возвышался над городом. Нельзя сказать, что перед нами открылся прекрасный вид. Оттуда можно было рассмотреть лишь пристань, где мы с Джорджи когда-то любили друг друга, крыши домов и кончик церковного шпиля.

— Это единственная дорога в город, — сказал профессор. — Мариан Рутерфорд наверняка ехала по ней. Мне нужна фотография.

Ценой недюжинных усилий профессору все-таки удалось выбраться наружу с низкого сиденья. Он немного повертел камеру в руках, беспорядочно нажимая на какие-то кнопки, после чего окликнул меня:

— Оливия, вы разбираетесь в цифровых фотоаппаратах?

Иногда мне казалось, что он сознательно утрирует свою неспособность обращения с техникой. Прищурившись, я смотрела на него через лобовое стекло и молчала.

— У меня ничего не получается, — беспомощно сказал профессор.

Примерно тридцать секунд у меня ушло на то, чтобы показать ему, как действует фотоаппарат, после чего он начал снимать, а я стояла рядом с машиной, вдыхала свежий воздух и любовалась игрой солнечного света на синей поверхности моря. Высоко в небе над островом Сил парили белые птицы.

— Как долго вы жили в Портистоне? — спросил профессор, когда мы сели обратно в машину.

— Всю жизнь. До тех пор, пока мне не исполнилось восемнадцать.

— А потом вы уехали в университет?

Я улыбнулась, проходя крутой поворот, который был мне давно и хорошо знаком.

— Нет. Я не училась в университете.

— Понятно.

Профессор не стал ничего уточнять, и некоторое время мы ехали в полном молчании. Я не собиралась его нарушать до тех пор, пока мы не въедем в город.

— Куда теперь? — спросила я, когда мы выехали на главную улицу Портистона. — К дому Эндрю Берда?

— А вы знаете, где он находится?

— Естественно. В Портистоне это знает каждый ученик начальной школы, это чуть ли не самое знаменитое здание во всем городе.

— Здесь есть еще какой-то необычный ресторан в стиле арт-деко.

Последнюю реплику я предпочла проигнорировать.

— Он упомянут в путеводителе. Если у нас будет время, мы можем там перекусить.

Дом Эндрю Берда был одним из шести примечательных зданий эпохи регентства, которые располагались на террасе над набережной в северной части Портистона. Если Мариан Рутерфорд пересекла Атлантику, надеясь на романтическую встречу с человеком, которого много лет знала по переписке, то ее ожидало горькое разочарование. Она довольно подробно описала свои первые впечатления от встречи с Эндрю Бердом, который, судя по всему, перенес удар незадолго до ее прибытия в Англию. Профессор процитировал мне ее, когда мы сидели в машине перед домом.

— Она называла его «согбенным, бледным стариком с хриплым дыханием и слезящимися глазами, который, скрючившись, сидел в шезлонге в тени красивого сливового дерева, под которым особенно сильно ощущался аромат розовых кустов, растущих в саду».

— Мало похож на секс-символ.

— Это точно. Более того, он даже не понял, кто она такая. Судя по всему, он принял ее за свою служанку и выбранил за то, что она задает ему вопросы.

— О Господи, — вздохнула я. — Бедная Мариан.

— Не такая уж она и бедная, — возразил профессор, открывая дверцу машины. — Если бы она не приехала в Портистон, то никогда бы не написала свои лучшие произведения и не встретила настоящую любовь.

— Разве она умерла не старой девой?

— Не спешите, — улыбнулся профессор. У него была очень приятная улыбка. — Вы еще не дочитали эту историю до конца.

Перед домом, где когда-то жил Эндрю Берд, был длинный узкий садик, который новые хозяева почти полностью забетонировали. В самом доме, на стене которого висела синяя мемориальная доска, теперь располагалась одна из многочисленных частных гостиниц. Предупрежденная о нашем приезде хозяйка с гордостью продемонстрировала нам памятные вещи, которые она собирала в течение многих лет. Помимо нескольких редких и очень ценных первых изданий, хранящихся в застекленном книжном шкафу, тут было множество фотографий в рамках. Все стены длинного узкого коридора были увешаны снимками знаменитостей, когда-либо посещавших Портистонский литературный фестиваль.

Профессор отправился в сад, чтобы сделать фотографии места, где впервые встретились два литературных титана, а я сидела на кухне, пила чай и слушала рассказ хозяйки. Подоконник был сплошь заставлен искусственными цветами, мелкими сувенирами и вазочками с карандашами. Я выглянула в окно, чтобы посмотреть, как идут дела у профессора. Тот явно задался целью обследовать каждый уголок сада. Наверное, надеялся найти растения, которые сохранились со времен Мариан Рутерфорд. По крайней мере, ничего похожего на сливовое дерево в саду точно не было.

Когда профессор закончил осмотр, мы вернулись в центр Портистона, и он сделал несколько фотографий небольшого очаровательного домика на Черч-стрит, в котором когда-то жила Мариан Рутерфорд. В этом доме-музее, расположенном по соседству с кондитерской лавкой, она написала свой самый знаменитый роман. Фотографирование заняло довольно много времени, потому что мы приехали в один из тех редких дней, когда музей был открыт, хотя туристический сезон еще не наступил. Смотрительница музея, свирепая напористая тетка по имени мисс Скритч, которую я помнила еще со школы, заметила нас и сочла своим долгом выяснить, кто мы такие и что нам здесь нужно, а также сообщить некоторые факты из жизни Мариан Рутерфорд, которые она считала особенно важными.

— Ну, погодите… — с предвкушением сказал профессор, когда мы вернулись в машину. — Погодите, пока выйдет моя книга… — взволнованно говорил он, потирая руки. — Этой даме она совсем не понравится.

— Вы приготовили какие-то шокирующие откровения?

— Да, — ответил профессор. — Правда, осталось еще кое-что уточнить, но в целом материал уже готов. Что будем делать дальше? Вернемся в Уотерсфорд или все же заглянем в тот ресторан, о котором я говорил? Я угощу вас кофе.

А я-то надеялась, что он забыл.

— Я отвезу вас туда, — сказала я. — Но, с вашего позволения, подожду вас в машине.

Бросив на меня быстрый взгляд, профессор поудобнее устроился на сиденье.

Он мог бы задать мне тысячу щекотливых вопросов, но не стал этого делать.

— Ну что ж, — сказал он, — тогда не будем задерживаться. Я все равно хотел сегодня еще поработать. Испишу своими каракулями несколько страниц, чтобы вам было что переводить на английский.

Я благодарно улыбнулась.

Мне все больше нравился этот человек. Он никогда не лез в душу. И я тоже не задавала ему никаких вопросов.