Раскат грома почти заглушил этот звук — звук треснувшей ветки.

Рыжебородый автоматически поднял голову и обернулся в направлении звука: из темноты метнулась тень — так бросается хищник на ничего не подозревающую добычу. Движение было рассчитано точно — удар, пришедшийся под мышку, заставил рыжебородого отпрянуть и, задрав дуло «бенелли», выстрелить в сторону деревьев. Рыжебородый упал на спину, так что пятки его очутились в воздухе, но он приподнялся, сгруппировавшись, как кетчер на базе, и вновь нацелил ствол на Тома Молью.

Потом детектив увидел, как ствол медленно опускается, словно сила, удерживающая его в воздухе, постепенно убывала. Потом его противник качнулся вперед, упал на колени, глаза его закатились и стали белыми, как на посмертной маске, и он рухнул лицом вниз, в опавшую листву.

Молья встал на одно колено и, сжав обеими руками «Зиг», приготовился к новому выстрелу. Но его не требовалось. Он поднялся и, сделав шаг вперед, носком ботинка отшвырнул «бенелли». Затем, протянув руку, взял рыжебородого за кисть, хотя и этого не требовалось.

Молья зачехлил «Зиг» и прошел туда, где в куче сухих листьев лежал Слоун. Нанеся удар рыжебородому, Слоун не прервал своего движения — сила инерции толкала его вперед, туда, где его не могла достать пуля Тома Мольи. То, что он совершил, можно было посчитать как фантастической храбростью, так и глупостью. Впрочем, как ни считай, Молья знал, что именно этот поступок спас ему жизнь, и поэтому уж ему-то придираться не стоило.

— Порядок? — спросил он, помогая Слоуну встать на ноги.

— Ага. Ты как в тумане плаваешь. Я вижу тебя нечетко. Это из-за мигрени.

— Потому ты и не стрелял?

— Я пушку потерял. Вот и кинулся туда, где должно было находиться дуло. Наобум кинулся.

— Хорошо, что ты мне сейчас рассказываешь об этом.

— Сделай одолжение — засучи ему рукав.

Молья наклонился и засучил левый рукав рыжебородого.

— Орел? — спросил Слоун.

— Угу, — сказал Том Молья. — Он самый.

Гроза прошла, исчертив небо пестрой палитрой красок — от розовой до цвета ночной синевы. Птицы, лягушки и насекомые, ожив, подняли целую симфонию звуков, сплетая свои голоса с потрескиванием полицейских радиопередатчиков и разговорами офицеров федеральной полиции, осторожно шагающих по краю глубоких, как шахты, грязных луж. Слоун видел, как отбыли две машины «скорой помощи», отбыли тихо, без сирен и мигалок. Торопиться незачем. Пассажиры были мертвы. Как и уборщик, эти двое сообщить ничего не могли.

Обезболивающее притупило его мигрень. В глазах прояснилось.

— Вам рентген нужно сделать. — Фельдшер перевязал Слоуну лодыжку, после чего помог надеть ботинок.

Слоун зашнуровал ботинок до конца, затянул шнурки так, чтобы ноге было удобно, и проковылял к стайке патрульных машин без опознавательных знаков, возле которых он заметил Молью. Детектива распекал какой-то коротышка в очках с проволочной оправой, лысоватый и с голосом резким, как рупор:

— Как видим, произошло чудесное исцеление, Моль. Час назад Бенто уверял меня, что ты на смертном одре, а оказывается, ты тут бегаешь по лесу, уворачиваясь от пуль!

— Я готов это объяснить, Рэйберн, — усталым голосом, вяло произнес Молья.

— Разумеется, объяснишь — в письменной форме. Мне нужна объяснительная. Во всех подробностях. И самым срочным образом. Я хочу знать, что происходит, Моль. И при чем тут фасолевая похлебка? Это что, новое средство от гриппа, мне пока неизвестное?

Слоун выступил вперед.

— Может быть, мне следует это объяснить?

Коротышка взглянул на него, сощурив глаз — так щурятся, когда хотят удержать в глазу монокль.

— Кто вы такой, черт возьми?

— Эрвин Джонсон. — Слоун протянул ему руку, но коротышка этот жест проигнорировал.

— Джей Рэйберн Франклин, начальник чарльзтаунской полиции, — сказал Молья, знакомя их со Слоуном.

— Боюсь, что виноват во всем я, мистер Франклин.

Франклин поднял бровь.

— Вы? Каким образом?

— Я друг Тома из Калифорнии. Это я уломал его поехать и отведать похлебки, которую он так расхваливал все эти годы. А приехав сюда и увидев, что заведение закрыто, мы попали в грозу и решили переждать ее здесь. Тут-то и возникли эти двое — думаю, они собирались ограбить кафе. Они наскочили на нас с оружием в руках, и если б не быстрота реакции Тома, который толкнул меня в заросли, меня бы сейчас не было в живых. Я ему жизнью обязан. Он настоящий герой. У вас все такие храбрые в Западной Виргинии?

Франклин уставился на него так, словно внимал какой-то иностранной речи, потом брезгливо покачал головой.

— Подождите здесь вы оба, — сказал он и направился к команде судебных экспертов, облепивших «шевроле» и пикап.

— Неплохо, — сказал Молья. — Думаю, он почти купился. Только зря ты заговорил о геройстве. Надо знать, кому какие слова можно говорить. Для Франклина я такой же герой, как Шварценеггер — губернатор.

— Мне твою машину жалко, — сказал Слоун.

Молья взглянул на изрешеченный пулями «шевроле».

— Да ладно, какого черта! Может, это и к лучшему — давно пора купить что-нибудь поновее, с кондиционером. — Он опять повернулся к Слоуну:

— Эрвин Джонсон?

Слоун пожал плечами.

— Франклин, судя по всему, не из баскетбольных фанатов.

— Это точно, но Колдун Джонсон почти семи футов ростом и черный, как сапог. Не думаю, чтоб вас можно было принять за близнецов. Наверное, лучше было бы назваться Джоном Стоктоном.

— Стоктон? Парень с головой? Я и сам с головой. Вспомнишь, так размечтаешься.

Молья хмыкнул.

— Возможно. А вот о том, что произошло сегодня, ни ты, ни я не мечтали. Что ни говори, а это из-за тебя все случилось. Они собирались меня кокнуть, но прежде им нужно было разыскать тебя, из чего можно сделать вывод, что главная их цель — вернуть бумаги, которые тебе послал Джо Браник.

— Ты хоть догадываешься, чего они так всполошились?

— Пока нет.

Подошел еще один офицер. Молья представил его как Марти Бенто.

Бенто взглянул на часы.

— Не хотел бы я быть в твоей шкуре. Мэгги небось не простит тебе пережаренного жаркого.

— Когда я скажу ей, что наконец-то избавились от «шевроле», она будет на седьмом небе от счастья.

Сунув руку в карман рубашки, Бенто вытащил оттуда листок бумаги.

— Проверил я тот телефончик. Номер этот в Мак-Лине, Виргиния, и принадлежит он некой Терри Лейн.

— В Мак-Лине? — переспросил Молья.

— По всей вероятности, девочка не из дешевых, не из тех, что за пятьдесят баксов делают минет в темных закоулках, но не трудись выезжать по адресу.

— Нет в живых?

— Исчезла. И исчезла второпях. Полиция Мак-Лина по моей просьбе наведалась туда. Докладывают, что увидели там на столе недопитый бокал вина, свет не погашен, стерео не выключено, банное полотенце брошено на пол. Соседка утверждает, что видела, как мисс Лейн села в свой «мерседес» с чемоданом и укатила. Кредитки у нее чистые и, думаю, останутся таковыми еще некоторое время. Карточками «Виза» и «Мастеркард» она, как я полагаю, не пользуется. Таким образом, она может скрываться хоть до скончания века.

— Да, вляпались мы в какую-то грязь.

— Возможно. Хотя за секс с нами никто в ответе и не будет. А вот со второй фамилией, о которой ты мне поручил разузнать — Чарльз Дженкинс, — мне не повезло. О нем сведений нет. Ты уверен, что он существует?

Молья покосился на Слоуна.

— Существует, — сказал Слоун, больше чем когда-либо уверенный, что Дженкинс был, а возможно, и остается агентом ЦРУ.

— За старанье спасибо.

Бенто кивнул.

— Хо нашел тебя?

— Питер? Нет. А что такое?

— Он звонил в отделение, искал тебя. Я ему посоветовал попробовать позвонить на мобильник. Я же не предполагал, что кто-то в это время использует тебя в качестве мишени. Он сказал, что помощник генерального прокурора опять звонил ему и выражал свое серьезное недовольство несанкционированным вскрытием. Какого черта ты такое творишь, Моль? Моль?..

Том Молья по привычке направился к «шевроле», но резко остановился и, повернувшись к Бенто, протянул к нему руку с видом просителя:

— Не в службу, а в дружбу — не одолжишь мне свою машину?