Мужчина притиснул ее к холодильнику. Боль, как электрическим разрядом, пронзала тело. Одной рукой он мертвой хваткой сжимал ее горло, другой — приставлял к ее лбу дуло пистолета.

— Отдайте серьгу, мисс Хилл, тогда вы можете остаться в живых!

В сводчатые окна били струи дождя, тяжелые капли ударяли в стекло с той же яростной силой, с какой гитарные звуки — из динамиков.

— Я уже сказала, что серьга у Логана, — сквозь стиснутые зубы буркнула Дана.

Он вмял ее щеку в холодильник, сильнее надавив дулом пистолета. Она почувствовала, как пистолет уперся ей в зубы.

— Тогда и в живых оставлять вас незачем!

Он оттянул курок.

Она вскрикнула — страх пересилил доводы рассудка:

— Она спрятана. Мужчина наклонился к ней:

— Где спрятана?

Дана упиралась, не поддаваясь. Пошарив позади себя, он положил на стол пистолет и взял ножницы для резки жести. Потом он схватил ее руку, оттянув ее указательный палец, заставил разжать ладонь и вонзил острие ножниц в костяшку пальцев. Кожа лопнула, по тыльной стороне руки полилась кровь. Она почувствовала прикосновение ножниц к кости.

— Нет! — вскричала она. — Нет!

Логан швырнул мобильник на сиденье и, выскочив из машины, заскользил по глине, пробираясь к водителю пожарной машины; вспрыгнув на подножку, он стал потрясать своим полицейским знаком и, перекрикивая шум дождя и вой ветра, приказывать водителю двигаться.

Водитель лишь мотал головой, крича в свой черед:

— Не могу! Последний поворот никак осилить не можем! Уже десять минут бьемся — все без толку. Сюда машину поменьше надо, но под такой грозой никакая в гору не поднимется. Дорога все равно будет мокрой. Я такой черной тучи в жизни на этой горе не видал.

Логан такую тучу здесь видел, правда всего однажды — грозу она принесла тогда нешуточную. Он в сердцах стукнул по кузову пожарной машины. Узкая дорога не давала «остин-хили» возможности проехать, равно как и отступить, а ждать, пока неповоротливая пожарная машина сползет с горы, значило потерять слишком много драгоценного времени. Дождь лил как из ведра, окатывая Логана с ног до головы. Он взглянул на крутизну, прорезаемую дорогой. Навскидку до вершины надо преодолеть футов пятнадцать — двадцать пять скользкой кручи. В такую погоду это все равно что лезть на ледяную гору в одних носках. Над головой с треском сверкнула молния. Возможно, именно это подсказало Логану некую идею, а может быть, и не это — он не понял, но так или иначе идея у него возникла.

— Насколько высоко можно выдвинуть эти задние лестницы? — спросил он.

— Давайте серьгу, мисс Хилл, или я буду так резать вам каждый сустав по очереди.

По ее запястью струилась кровь.

— Хорошо. Хорошо.

— Где она?

Дана опустила глаза, глядя на свою блузку, пуговицы с которой были сорваны. Мужчина выпустил ее руку и выронил ножницы. Когда он потянулся к ее груди, она прикрыла ее руками и возмущенно воскликнула:

— Не прикасайтесь ко мне! Не смейте даже и мечтать об этом!

Но он с силой прижал ее к своему телу.

— А я мечтал! — Дыхание его было тяжелым, затхлым. — Так мечтал! Ведь мне нравится бороться, побеждать в драке! — Высунув язык, он лизнул ее щеку. Потом отстранился. — Достань-ка!

Дана пылала гневом и болью. Она сунула руку в лифчик. В уши назойливо лезла музыка из стереоплеера.

— Вот!

Она нажала на клапан газового баллончика, направив струю газа прямо в глаза мужчины. Тот отпрянул, чертыхаясь, щупая свое лицо. Дана толкнула его, и он потерял равновесие, упав на стол. От боли в боку ей было трудно двигаться. Она повернулась и, ступив на помост, пошла по нему, хватаясь за поручни, как за костыли; каждый шаг отдавался мучительной болью. Все, что она могла, — это медленно переставлять ноги. Перебравшись на противоположный конец мостка, она едва не рухнула, прижимаясь к стенке, глядя назад, на пройденный путь. От грозовых туч в окнах было черно, но в темноте она разглядела, что мужчина поднялся и трет глаза. Потом он пошел вперед неверными шагами, вытянув руки перед собой, почти на ощупь двигаясь к мостку.

«Давай! — мысленно твердила Дана. — Шагай вперед, сукин ты сын!»

Логан стоял на третьей перекладине лестницы. Выдвинувший лестницу пожарный постарался максимально приблизить ее к горе, но из-за неровности склона верхушка лестницы отстояла от гребня фута на четыре или пять. Логан делал знаки придвинуть лестницу плотнее. Но пожарный жестами показывал ему, что приблизить ее он не может. Логан посмотрел вниз. Нижний край лестницы врезался в породу и царапал глину. Высота, на которую его подняли, была предельной.

Он сделал глубокий вдох и, ухватившись обеими руками за верхнюю перекладину, осторожно поднялся на самый верх, постоял там секунду, проверяя, твердо ли держится на ногах, как готовящийся к прыжку пловец. Затем он прыгнул на склон. Приземлившись почти возле самого гребня, он ухватился руками за какие-то корни, чтобы не скатиться вниз, роя ногами землю в поисках опоры. Это вызвало легкий обвал — камушки и комья глины посыпались с горы на крышу пожарной машины.

Логан подтянулся на самый гребень, встал с колен на ноги и припустил через лужайку к окружавшей дом рощице. Несмотря на хорошую физическую форму и тренированность, он задыхался. Он старался дышать ровнее, но волнение заставляло его бежать неумеренно быстро. Он задевал сучья, подлезал под кроны деревьев и обегал стволы, пытаясь удержаться на ногах и не упасть. Из рощицы он выпрыгнул метрах в двадцати от переднего входа. Внутри было темно — ни одной зажженной лампочки. Бушевавшая гроза скрадывала звуки, и казалось, что колокольчики раскачиваются в полной тишине.

Загораживаясь рукой от дождя и приставив ее козырьком к глазам, он различил внутри, за темными стеклами, тень человеческой фигуры — кто-то стоял на мостках.

Мужчина ступил на мостки, цепляясь одной рукой за перила, другой продолжая тереть глаза.

«Давай, — шептала Дана. Она пыталась побороть волнами накатывающую на нее тошнотворную боль. — Давай же!»

Мужчина сделал еще несколько нетвердых шагов и остановился. Он оглянулся назад, и на краткий миг Дане почудилось, что он готов повернуть обратно. Но, секунду помедлив, он пошел вперед. На полпути он вновь остановился и поднес руку к виску, словно пораженный внезапной мыслью или же приступом головной боли. Он накренился вправо и свесил голову через перила. Образ, стоявший у нее перед глазами, был совершенно четок, как и тот, что увидела она в кухне Майка Логана, и так же ярок, как и первое впечатление от неоконченной скульптуры на столе у Уильяма Уэллеса.

Человек на мостке схватился обеими руками за перила, словно почувствовал внезапное головокружение, когда ноги вдруг ослабевают и пол начинает колебаться. Он в замешательстве мотнул головой, но ноги все равно не слушались, отказываясь двигаться. Он взглянул вперед, туда, где на другом конце мостка сидела Дана. В темноте она увидела, как сверкнули его глаза — теперь они не казались темными безднами, мертвенными, как заброшенные штольни. Они пробудились к жизни, отразив красные и оранжевые отблески невидимого пламени. Он навел на нее пистолет. Собрав остатки сил, Дана подняла ломик и втиснула его конец между зажимом и металлическим костылем, на который крепился помост.

Мужчина зашатался, теряя равновесие, как будто помост под ним внезапно качнулся, уходя из-под ног. Он выронил пистолет. За окнами с треском ударила молния, осветив все вокруг синей вспышкой. В такт гитарам и барабанам грянул гром.

Ломик висел, покачиваясь на деревянной балке, и Дана чувствовала, как в руках ее убывает сила. Мужчина устремился вперед, еще секунда — и он преодолеет мостик. Дана наклонилась и, дрожа всем телом, из последних сил надавила на ломик. Тот наконец поддался, послышался треск — с таким звуком обламывается сук на дереве, — металлические зубья раздвинулись, ослабив хватку.

— Туда тебе и дорога! — пробормотала Дана.