Наступил день бала. Проснулась я с восходом солнца, что-то меня разбудило. Лежала и размышляла. И вдруг услышала топот ног, одновременно с разных сторон, даже сверху. И крики. И топот к моей двери. Не успела ничего подумать, как тело само откинулось к стенке, через щель сползло под кровать и затаилось. В просветах между бутылками увидела военные ботинки, точно такие в кино видела. Сразу двое расхаживали по комнате. Один приподнял свисающее одеяло и заглянул, уставившись прямо на меня, но пронесло, не заметил из-за горы бутылок и фруктов. Только они вышли, оставив дверь нараспашку, как я ужом выскользнула из-под кровати и выглянула в окно, осторожно, одним глазом, прикрываясь занавеской – перед корпусом расхаживали мужики в камуфляже с автоматами, а из корпуса грубо выталкивали растрепанных жильцов в неглиже, кое-кто, правда, успел натянуть халаты. Шум стоял страшный, женщины визжали, мужики орали. Под этот шум я взяла пару флаконов с краской и шмякнула об стену, в результате образовалось смачное большое пятно. Помусолила палец в краске и красиво закрасила камеру над ним. Вновь шаги в коридоре, и я снова нырнула под кровать. Сплю всегда с открытым окном, так что слышала всё, что происходило на улице. Мужской голос что-то вещал на греческом, а женский дрожащий голосок переводил на английский: – Всем слушать сюда! Это военный захват! Вы заложники! Ведите себя разумно и вам не причинят вреда! – повторил несколько раз. Слышу – повели куда-то. Я опять осмелилась выглянуть и проследила куда – в борцовский зал, там хоть ковер на полу и места много, жить можно.

Уговаривая себя не паниковать, соорудила удобную лежку под кроватью, тщательно замаскировав ее, и залегла. В течение часа ко мне заходили несколько раз, но, усевшись на жесткую кровать, с гоготом чего-то говорили и уходили искать более мягкое ложе, как я поняла. Таким образом, комната моя осталась свободной, спасибо тебе, грек.

Сейчас объясню, откуда во мне такие таланты. Слышала, что в стрессовой ситуации человек ведет себя по-разному: почти половина впадает в ступор, процентов тридцать в истерику, и только двадцать действует разумно, быстро и адекватно. С числами могла напутать, но мысль верна. У спецназа реакцию доводят до автоматизма жуткими тренировками. Полагаю, что отношусь к последним двадцати процентам – такой уж уродилась. Вообще-то человек сам не может знать, что будет делать, пока не испытает на своей шкуре. Со мной такое было, правда, всего два раза, и сегодня вот – третий. В первый раз, еще студенткой, бежала кросс вечером по темной аллее парка, одна – припозднилась, все убежали вперед. И вдруг прямо на меня выскочил темный мужик из кустов, в руке что-то сверкало, с возгласом: – А вот и мы! – Не успев осознать, я увернулась и как пуля помчалась со скоростью чемпионки, он продержался за мной не более двадцати метров и отстал.

Во второй раз, лет в тридцать, я переходила дорогу, с Лехой за ручку, в центре Москвы, между прочим, рядом с Педагогической Книгой. Машин не было, тишина, спокойствие, я расслабилась и о чем-то задумалась. И тут сзади справа заметила краем глаза тихо летящую с бешеной скоростью машину. И опять – я даже не успела подумать, как тело само среагировало – резкий прыжок на метр вперед с Лехой в руках. Мы упали, сын орал, а машина задела мое пальто. Тот козел даже скорость не снизил. Вокруг собралась толпа, охали, утешали Леху, помогли мне встать. Вот тогда я и сказала мамочке спасибо за эту мою способность. Хотя по жизни совсем не такая расторопная, скорее неуклюжая. А замазать камеру – ну это стандартное поведение любого профессионала из фильмов.

Так я лежала под кроватью и вновь и вновь переживала случившееся. Затаюсь до вечера, осмотрюсь, подумаю. Весь день и провела под кроватью, изредка вылезая размять кости. С едой и продуктами жизнедеятельности проблем не было – бутылок навалом, да и фруктов – на месяц хватит.

От делать нечего вспоминались ключевые моменты моей непутевой жизни.

Поворотный момент превращения из девчонки в женщину, мудрую и стойкую (не красуясь говорю, так и есть) – был именно моментом, промежутком времени длительностью в одну минуту. И случился он, когда я вернулась торжественно в общагу из роддома со вторым ребенком на руках. Своего первого я родила в Таллине, уехав туда за неделю до родов, поскольку здесь у меня была только койка: мы с мужем были прописаны в разных общагах – я в женской, он в более комфортабельной мужской (такое время было, что семейных никуда не брали из-за отсутствия жилья, приходилось по одиночке устраиваться и только потом оформлять брак). Просто некуда было бы нести ребенка – не на кровать же в комнату с тремя чужими взрослыми женщинами, а с жилья, которое мы снимали, нас вежливо «попросили», как только увидели мой живот, и снять что-либо еще мы не смогли, никто не желал сдавать беременной. Ну так вот, в Таллине меня встретили по-человечески, привезли красиво из роддома, ребенок был всем обеспечен, за ним смотрело много нянек, с него сдували пылинки, я даже толком не почувствовала тяжести бремени быть матерью, всю работу делили со мной мама и сестра. Муж приехал, сделал ути-пути прелестной розовой дочке, и быстренько уехал – работать и выбивать жилье. Добился комнаты в своей общаге, выделили нам двухместку на первом этаже, мы переехали к нему через пять месяцев, и я уже была опытной девочкой-матерью, без особых проблем, потому как ребенок рос здоровеньким. Второго рожала в нашем подмосковном городке, причем родила на три недели раньше срока: нам выделили комнату побольше – трехместку, но на пятом этаже, я поднялась несколько раз со шмотками на руках, подталкивая тяжёленькую дочку (скорей хотелось переехать) – и разродилась раньше срока. Заканчивался март. Комплект для новорожденного был мной заготовлен, но с холодным одеялом, в расчете на апрель. В окно из роддома я прокричала ему, чтоб заменил одеяло на ватное, взял с кровати у Яны. Он прокричал в ответ, чтоб я не беспокоилась, все будет в порядке. Я и не беспокоилась – пакет для новорожденного лежал на видном месте в шкафу и только кретин мог его не найти. Муж забрал меня торжественно из роддома на машине друга, на заднем сидении спала Янка, а Леху в ватном одеяле держал сам. И не обратила внимания на жалостливые взгляды персонала. По пути похвастался мне радостно, с чувством хорошо выполненного долга: – Комнату оборудовал, переезд завершил полностью, прикупил кое-чего – будешь довольна.

И вот я, совсем девчонка, хоть и не балованная, но привыкшая к хорошей жизни, переступаю порог новой комнаты. И – пошел отчет минуты, того самого момента превращения из девочки в женщину. Потому как вижу большую кучу в углу, радиусом в два-три метра, формой в осьмушку яблока, – и впадаю в ступор. В кучу свалено всё: верхняя одежда, белье, обувь, игрушки, кухонная и бытовая утварь. Всё, что было из вещей – в куче. Только постели на кроватях. – Я даже пол вчера вымыл, – мурлычет муж, неизмеримо довольный собой. Из состояния оторопи вывел проснувшийся Леха – пора кормить. Я кладу его на кровать и разворачиваю – а он голый в одном ватном одеяле, спасибо персоналу, оставили пеленку общественную. Тут еще муж смотрит на него и удивляется: – Ты кого мне родила? Чего он такой страшненький? – и это на чудного мальчишку, правда, лицо помято (так выправится, через месяц округлится), тощие длинные ноги прижаты к широкому угловатому красному туловищу (так это значит, что вырастет длинноногий парень с мощной грудью и плечами – это же прекрасно!). Итого: куча, голый ребенок в одном одеяле и негативный отзыв о его внешности – сразу три проступка за одну минуту! Это слишком для девочки! В голове моей что-то щелкнуло – произошло то самое превращение в женщину. И моей реакцией я до сих пор горжусь, поступила как мудрая женщина: – Ну какой же ты молодец! – чмок его в щечку, ласково потерлась об него и разъяснила преимущество длинных ног, широкой груди и отсутствие ора у голодного малыша (значит, спокойный, будем хоть спать нормально). Покормив грудью малого, одновременно развлекая девчонку, извлекла из кучи белеющуюся тряпку – оказалась моя майка – и перепеленала в неё сынулю. Потом извлекла что-то серое, порвала на тряпки и отправила счастливого мужа мыть шкафы, чтоб уж сразу было куда разбирать кучу.

Детское бельё и пеленки оказались в самом её центре, до них я добралась только через три дня, и всё это время пеленала ребенка во взрослую одежду. Кстати, муж и не подозревал, что в роддом надо было принести распашонки и пелёнки, он абсолютно был уверен, что хватит одного одеяла. Просто я смогла за минуту влезть в шкуру мужа и понять, как нелегко ему пришлось, как он старался для нас: внезапно вырванный из нормальной жизни, смог организовать переноску мебели с первого этажа на пятый, докупить шкаф и кроватку – и все это с маленьким ребенком на руках (год и три месяца – еще не ест сама и не признает горшок!), её же и кормить надо было чем-то (а очереди в магазинах!), и гулять, и спать укладывать. Он похвастался, что Яна у него ни разу не плакала – конечно, ребенку была предоставлена необыкновенная свобода лазить по шкафам, возиться с чудесной кучей новых вещей, заниматься с отцом необычными делами, туда-сюда перетаскивая интересные штучки – ребенок и вправду был страшно доволен. А когда я недели через две осторожно спросила, нельзя ли было как-то рассосать эту кучу к моему возвращению, он с чувством абсолютной правоты трезво извлек умную мысль: – А зачем? Ты все равно переставила бы всё по-своему, к чему двойную работу делать?

Ой, чего это я в воспоминания ударилась? Ждешь, не родится ли в тебе Рэмбо? – Зря, так не бывает. А с другой стороны, что еще делать-то, не трястись же от страха! Отсюда надо, конечно, убираться, уходить в лес (скорее, джунгли), перелезать гору и идти к людям на той стороне острова – пока я додумалась до такого плана. Самым сложным будет выбраться из лагеря, здесь полно охраны. Надо бы разведать, Наталья, где эта охрана расположена, хватит под кроватью лежать! И я выталкиваю себя к окну, пытаюсь следить. В заложниках быть мне страх как не хочется, нагляделась, как их освобождают у нас, в России. Что на Дубровке, что в Беслане – ужас. У них брак 25% считается хорошей работой, а меня это не устраивает.

Мои усилия не пропали даром. Вдруг услышала легкий музыкальный свист. Неспешные шаги. Человек прошёл мимо моего окна и остановился рядом, у соседнего окна. Постоял, как будто раздумывая, и вдруг на чистом русском языке спросил: – Командир, это ты? – в голосе было столько удивления и одновременно радости, что я заинтересовалась не на шутку. – Я, Серый, он самый. Не смотри так, дыру прожжёшь! Мы не знакомы, понял!? – Но ведь ты погиб! Мы тебя там и похоронили, фамилию на кресте вырезали. – Как видишь, живой! – довольный смех. – Ты приходи сегодня ко мне, как стемнеет, разговор есть. Да не болтай! – Обижаешь, командир… – и шаги прошаркали вон.

Вот тебе, Наталья, и русские, опять накаркала, заскучала, видите ли, по русской речи. Проблема в том, как услышать их разговор. Думай.

Додумалась я только до того, что не должны они обсуждать важные вещи прямо в комнате: везде ведь камеры, которые они не тронули почему-то. И на улицу в темноте вряд ли пойдут – подозрительно. Что остается? – Ванная комната. Может, ванные наши смежные, с общей вентиляцией? И дождавшись, когда хлопнула соседняя дверь и командир ушел, я метнулась в свою. Так и есть, убедилась в этом, сняв ножичком для заточки карандашей решетку. Теперь буду ждать и надеяться, что не ошиблась.

Больше за день ничего интересного не произошло. Вся измаялась, дожидаясь темноты. Собрала одежду и самое необходимое для жизни в лесу. Вот послушаю их разговор – и слиняю. Охрана у них какая-то разболтанная, сами военные вели себя слишком вольготно. Ближе к вечеру во мне родилось подозрение, что никакой это не захват, а инсценировка, ведь настоящие террористы всё бы порушили, камеры в первую очередь, а эти… К тому же, если б это был это настоящий захват, лагерь уже был бы окружен спецназом и полицией, и уж их бы я заметила. А тут даже ни одного вертолета не пролетело. Я ещё больше уверилась в своей догадке, когда военные пошли вечером в столовую, а после, дожевывая, веселые возвращались назад – ребятки ходили на ужин! То есть весь кухонный персонал добровольно их обслуживал! – анекдот просто. Если же это инсценировка, в чем я почти уверилась, то следующим шагом на месте организаторов я бы замутила побег заложников уже этой ночью (именно этой, пока те не ослабели без еды) с переходом через перевал на ту сторону острова. А что, неплохое развлечение, щекочущее нервы и участникам, и зрителям! Лично мне выгодно, что я не попала в общую ловушку, это плюс, но и пропасть из виду нельзя, надо бы как-то поучаствовать в освобождении заложников, может, подниму рейтинг и, соответственно, будущий гонорар? Могла бы подбросить им бутылок с питьём, но, боюсь, как раз этого у них навалом, и выглядеть это будет глупо. Наверное, лучше подождать их у дороги, где-нибудь возле камеры, чтобы эффектно выйти им навстречу… – Так я мечтала, не подозревая, что на самом деле меня ожидает.

Додумавшись до того, что всё произошедшее есть большой розыгрыш, я взбодрилась. В самом худшем случае меня схватят и отправят ко всем нашим, так еще вопрос – здесь или там лучше. Может, самой сдаться, чтоб к своим попасть? – ну нет, добровольная сдача понизит мой рейтинг. Лучше действовать, засветившись на камеры. А вдруг это настоящие террористы? Бр-р… ладно, подожду светиться, с этим делом всегда успею. Я окончательно осмелела, даже стул в ванную затащила и закрылась на задвижку, чтоб с комфортом подслушивать.

Правильно рассчитала! – вскоре услышала шум воды у соседа и голоса! Встала на стул и прильнула ухом к отверстию. Слышимость была нормальной. Командир спросил, как Серый здесь оказался, и тот со смехом рассказал, что подрядился поиграть в кино террористом. – А что, хорошие деньги платят, жить-то надо. А ты сам? – Работаю по прежнему профилю. – Подожди, командир, это значит… – в воздухе зашуршало. – Вот именно. Могу взять к себе в команду, по старой дружбе. Мне нужны проверенные надежные ребята, а то эти чурки ни рыба ни мясо, не знаешь, когда нож в спину сунут. – Но у меня жена, ребенок, что им сказать? – А ничего. Принесешь денег нормальных – сами пошлют на ещё одно дело. Деньги всем нужны. – Уговорил. Согласен. И потом, помню свой должок, я тебе жизнью обязан. Давай конкретно, что делать.

Командир изложил план. От которого у меня зашевелились волосы на голове. С минуты на минуту катер подвезет основную команду, и задача Серого – помочь командиру и его людям изнутри обеспечить «плавную смену» террористов с киношных на настоящих, чтоб ни один «козёл» снаружи не заметил. Ночью, как я и предполагала, заложники должны бежать. Поскольку ночью безопасно передвигаться только по дороге, они и побегут по ней через гору, на ту сторону. В темноте плохо видно… Вряд ли заметят отсутствие пяти человек. Пяти богатеньких Буратино, вздумавших порезвиться на острове, причем один из них миллиардер! С них можно срубить столько капусты… И вся ночь будет в запасе, можно убраться с ними хоть на край света, пока эти «старые толстые дуры» ползают по горам. Тут они заржали, чем сильно меня обидели. А чтобы еще больше спутать карты, на узкой тропе перевала на рассвете взорвется бомба, вызвав небольшой камнепад с двух сторон. Пока очухаются, всех найдут и откопают, пройдет не один день, за это время они успеют не только перевести на себя все денежки богатеньких, но и отмыть. – А если они не захотят отдавать? – Заставим, гы -гы. У них же дети есть, гы – гы. – Да, тут ты прав, я бы точно сломалась. Когда дело касается детей, отдашь не только миллионы, но и жизнь, не задумываясь.

Гнусный голос командира продолжал: – Пора. Время. Пошли.

Я кубарем свалилась со стула и понеслась в комнату. Схватила лист бумаги, карандаш – и бросилась писать записку. Луна светила ярко, обошлась без включения света. Вдруг послышались хлопки, как при открывании шампанского, затем шаги по коридору. Метнулась отработанным движением под кровать. В комнату, отдуваясь, ввалились два бугая, свалили что-то тяжелое на пол и ушли. Я выглянула из своего гнездышка – и взглядом уперлась в лицо человека. Оно было белым и страшным. Вдруг он открыл глаза, уставился прямо на меня, лицо его исказилось в гримасе – похоже, пытался улыбнуться, чтоб меня не испугать. Подскочила к нему, пытаясь приподнять – руки попали во что-то мокрое. В кровь, конечно, дура ты старая. А парень вдруг вытянул ко мне руку и произнес: – Call. One. – то есть «Позвони. Один». – Чего один? – переспросила я. Но поздно – он умер. Сколько живу, а это впервые случилось со мной – так близко и страшно. Хорошо, не впала в истерику, а догадалась разжать его руку – там был мобильник. Сунула его себе за пазуху, где уже лежала записка. Все звонки подождут, надо срочно сообщить нашим, чтоб не бежали на перевал, там бомба, а скрылись в любом другом месте. О миллионерах писать не стала – их все равно изымут из оборота, как говорится, а лишняя паника ни к чему. И не медля, панически не желая оставаться в комнате с мертвым, перешла к самому сложному – передать записку. Хотя чего сложного – даже если меня схватят и посадят к ним, цель будет достигнута, они ж не знают, что я знаю все их планы. А записка, тобой же написанная? Ну точно, кретинка! Надо или уничтожить ее и сдаться (но не факт, что к ним посадят!), или тайно забросить и не попасться (хотя чего уж – можно и попасться, лишь бы записку не обнаружили!). Спокойно, без паники, она плохой помощник. Я скатала записку в шарик и засунула в рот. Вот так то лучше, вот теперь пошла, Наталья, не забудь бутылки захватить, Жанна’д’Арк!

Меня, конечно, взяли. Хотя и с задачей – минимум я справилась: швырнула шарик в открытые окна через прутья прямо в наших, попутно запустив туда же несколько бутылок с водой. Закинула и мобильник, может, у них получится его спрятать. Успела заметить удивленное лицо грека, подбиравшего шарик. Нормально.

Обнаружили меня ещё на подходе, последние метры до окна я бежала, забросила всё что хотела без помех, пока охрана очнулась. И всё. Получила по морде, по спине и по почкам. А сейчас сижу, запертая в кладовке, и жду начальство. Мне разбили в кровь скулу, из носа течёт кровь. Но и в этом нахожу удачу: руки-то были в крови от того мертвого, как бы я это объяснила, не капай сейчас из носу? Эти террористы уже, похоже, настоящие – так со мной грубо обошлись Составляю версии для уродов – буду играть «толстую старую дуру».

Я даже предположить не могла, что «плавной заменой» киношников на террористов будет просто убийство первых. Надеюсь только, что не всех артистов поубивали. И не думай даже, Наталья, что могла бы их спасти, вовремя известив – всё равно бы убили, а заодно и тебя. Очень скоро меня повели прямо в центр управления (ха-ха, ты еще способна острить), во всяком случае, громадная комната была усыпана мониторами, отображающими весь наш лагерь, как есть центр управления. Полётами. В Королёве который. Сбрендила совсем, старая!

Углядела на мониторах заложников, их снимали с двух камер. Вроде, с ними порядок, никакой паники, возлежат, как амёбы. – Who are you? – вежливо поинтересовался интеллигентного вида мужик. Я громко и с уважением назвала свои имя-фамилию и статус – игрок, причем неплохой, из первой тридцатки. Отвечала тоже по-английски: русских, моих соседей, похоже, здесь не было. Так на ломаном английском и беседовали. – Проверь! – это главарь худому мужику за компом. – Не врет! – на экране его монитора появилась моя физиономия. – А неплохо она идёт – восьмая!

Я обрадовалась страшно. Ну надо же – уже восьмая, это ж не меньше двух тысяч долларов заработала за один месяц! Воодушевленная, стала разыгрывать смелую простушку и выдала им версию номер один: героически, мол, сбежала от вас, захватчиков, отсиделась в лесу днём, а вечером пошла вызволять заложников. Важно вещала, выпятив грудь, прямо на камеру. Кстати, камера была отключена, но им не обязательно знать, что я знаю. Но главарь оказался не дурак, несколькими вопросами разбив в пух мою версию. Где взяла бутылки, видите ли. – А в столовой. – Так ты из леса сначала туда, потом сюда – прямо прогулка, ты что, невидимка? – Так и разоблачили, а жаль. Может, поверив, посадили б к нашим, и я б наверняка избежала последующих неприятностей.

Тогда я попросила их отключить камеру и не снимать меня, после чего покаялась, разыграв истерику, и изложила версию номер два, основную: что прошлую ночь провела в столовой. Так вышло: оголодала с тутошними порядками, решила выкрасть еду под покровом темноты. И случайно уснула, пока ждала, когда весь персонал уйдет. А проснувшись на рассвете от криков, сообразила, в чем дело, и весь день просидела в кладовке. Из разговоров боевиков, явившихся покушать, поняла, что никакие вы, ребятки, не террористы, всё это розыгрыш, и решила всех обмануть и повысить свой рейтинг таким вот способом – принести заложникам попить и попытаться их выпустить. Эту чушь я несла уже испуганным дрожащим голоском, с надрывом – вот-вот заплачу, со стыда прикрывая лицо руками. Интеллигентный главарь впился в меня взглядом. Какие же страшные у него глаза – немигающие и по-женски волоокие, натуральные рыбьи!

Он посовещался о чем-то негромко с еще одним типом, до того безмолвно взиравшим. Шестерка для охраны, наверное. Похоже, поверили! – Пока вас отвезут на яхту, завтра разберемся. – Если б не поверили, наверняка пристрелили бы. А может, и пристрелят, только позже.

Дали умыться, усадили на катер, домчали до яхты. Ничего себе яхточка, целый корабль, длиной метров сорок! Пока загружались, я во все глаза осматривалась, запоминая всё подряд, чтоб чётко знать расположение будущей тюрьмы. Прошли в конец яхты, спустились вниз и по короткому коридорчику, по обе стороны которого располагались двери, дошли до самого конца, упершись прямо в дверь по центру. Отперли, втолкнули в большую каюту. И оставили одну. Каюта похожа на гостевую: четыре хорошие кровати, в центре стол со скамейкой, и еще четыре откидных спальника на втором ярусе. Оставшись одна, осмотрелась, везде нос сунула, но ничего интересного не нашла.

Где-то через час ко мне ввалилась оживленная толпа народу – пятеро наших в сопровождении военных. Попались, птички. И сразу яхта поплыла, нет – полетела. Военный в форме капитана вежливо указал им на койки – мол, здесь переночуете. – А остальные участники где? – первой сообразила культуристка. – В других каютах. Поздравляю вас, вы хорошо держались и прошли в следующий тур. Всё произошедшее было инсценировкой, игрой, испытанием – называйте как хотите. Хотя освобождал вас уже настоящий спецназ, для достоверности. Вот она, – палец его указал на меня, – подтвердит. Отдыхайте, завтра вам предстоит трудный день – очередное испытание на соседнем острове. Если чего понадобится, жмите на кнопку связи, прибор кладу на стол. Сами понимаете, придется вас запереть, чтобы не нервировать команду: гражданских с военными лучше не смешивать!

Расклад по времени был таким: темнеет где-то в 9 вечера, подмена террористов произошла часов в 10, я вышла из комнаты с запиской в 10.15 – засекла. Побег начался в полночь, с тем, чтобы влезть с рассветом на перевал и полюбоваться восходом солнца, как я понимаю. То есть основную часть наших лагерников подводили прямо к бомбе, как раз за пять часов они б влезли на перевал. К моменту взрыва пятерых богачей и меня увезут далеко-о.

Мои соседи всё еще пребывали в приятном заблуждении, что их освободил спецназ. Радостно возбужденные, с горящими глазами, наперебой рассказывали о своих приключениях. В борцовском зале обнаружили кучу спортивной одежды – кимоно – и вырядились в неё, ведь большинство было не одето. Есть им не давали, зато в избытке снабжали водой. В полдень кто-то «обнаружил» люк, ведущий в подвал и оттуда в туннель. Народ приободрился, в момент все стали артистами: одни загораживали собою от охраны других, лазавших на разведку. Туннель вёл к лесу (кто бы сомневался). Решили бежать в полночь, когда бандиты расслабятся и потеряют бдительность. До тех пор пытались отоспаться, ведь ночь предстояла веселенькая. Чуть всё не испортило моё неожиданное появление, и зачем это я кидалась в них бутылками, у них не было в них нужды!? Я что-то нечленораздельно ответила и продолжала выспрашивать. А что дальше? Дальше все просто. Когда закончился поголовный обыск после моего шоу (отличилась толстуха негритянка, успев плюхнуться на люк своей массой), народ стал быстро «засыпать». И примерно через час, когда все стихло, формируя из подсобного материала подобия спящих фигур, по одному стали исчезать из зала. – Представляю, как ржали при этом бандиты! – Когда пробирались через туннель, чьи-то руки оттащили их в какой-то проход, зажав рты, шепча на ухо: – Свои! Спецназ!

Они не сопротивлялись, поверили. Повязали, как баранов, в общем.

Я попросила вспомнить поточнее, кто конкретно «обнаружил» люк – ведь именно этот человек знал все о мистификации и должен был вести народ к перевалу. Им оказался врач – грек! Тут я совсем успокоилась и повеселела – записка попала как по заказу в нужные руки, повезло. Главную задачу выполнила, уж грек-то должен сообразить, что делать. Про мобильник пятеро друзей ничего не знали – тоже хорошо, значит, не знают и бандиты. Прибрали по-тихому мобилу… надеюсь, позвонят кому надо, сообщат о бомбе. Ведь если грек не сказал никому о записке, значит… – А ничего не значит, он мог просто не поверить. Или поверить, но не сеять паники – к чему, если так и так их отпускали на волю. Я попыталась восстановить в памяти, что же я написала в записке. Что-то вроде «на перевале взорвут бомбу на рассвете настоящие террористы, не бегите туда». Так спешила, руки тряслись, соображала в панике не лучшим образом! Наверное, надо было сообщить о замене киношников на настоящих боевиков, но я тогда подумала, что это только испугает их, и только сейчас начало доходить: они и так считали боевиков настоящими, ничего плохого от этого сообщения с ними бы не произошло, а вот нам бы помогло. Задним умом мы все сильны, не казнись, Наталья, что-то же у меня получилось, очень надеюсь. Хорошо бы грек додумался позвонить пораньше, спецназ бы оказался очень умным и мчался в данную минуту за нами… Лучше не мечтать, а судить реально: вряд ли после такой записки он сообразит о подмене террористов, вряд ли поверят организаторы – на камерах полный порядок. Остается уповать только на то, что сообщения о бомбах всегда проверяют, и мое проверят, правда, успеют ли – ночь все-таки, но грек должен увести народ пока в другое место. В любом случае, надежда для них есть, а вот нам помощи ждать неоткуда. На рассвете узнаю, верно ли мыслила – рванула ли бомба. Если нет, значит, успели разминировать и есть шанс, что успеют нас отследить. Фу ты, опять неверно рассуждаю – на рассвете будем далеко, и вряд ли услышим взрыв. Совсем запуталась я.

Вздохнув, я приступила к неприятному – пора открыть глаза богатеньким Буратино. Изложила только факты: подслушанный разговор, труп, записка. Худой англичанке стало плохо, пришлось положить ее на кровать и помахать полотенцем. Другие держались молодцом, особенно был хорош мой компаньон по плаванию, спокойно что-то чертил, сверяясь с часами. Хоть с миллионерами пообщаюсь, очень интересно поближе узнать, а то вряд ли в жизни еще представится такая возможность. Ну ни за что бы не подумала, что эта худющая английская марафонка – и миллионерка! Или вот эта – культуристка, мощная накачанная баба, кстати, как её зовут? Раньше обзывала ее солдафонкой! Предложила познакомиться поближе, и мы церемонно представились друг другу. Теперь знаю их имена: англичанка Нора, культуристка немка Кэтрин, молодая нежная девушка Сара и двое мужчин, мой знакомый пловец американец Джон и толстый пожилой дядька Эмиль. Очень интересно, кто из моих вынужденных соседей тот самый супербогач, из-за которого все мы вляпались? Наверняка не Сара – эта скорее дочь или даже внучка миллионера… а может и миллиардера? – В общем, не знаю. Решила ничего не говорить про миллиардера, ни к чему нам это. – А ты уверена, что тебе все это не приснилось? – поинтересовалась Кэтрин. Я пожала плечами. – Проверь! Допустим, кто из вас не миллионер? – они переглянулись, потупили взоры. Ясно, все богатенькие. – Когда сюда добирались – видели хоть кого-нибудь ещё? Думаете, чего это вас одних собрали, как лучших игроков, что ли? – обиделась я. Не доверяют, блин. – Меня сегодня первой убьют вам в назидание, тогда поверите окончательно.

Подошла к иллюминатору, примерилась – да, не пролезу. Здесь даже Нора не пролезет. И тут Джон положил карандаш и сказал: – Через полчаса яхта пройдет вблизи суши – большого острова. Вполне можно попробовать сбежать! Больше такого удачного момента не будет. – Откуда знаешь? – Кэтрин подошла к нему. – У меня своя яхта, я здесь каждый метр знаю в районе ста километров. И потом – смотри, – и он поднес ей к носу часы. Кэтрин восторженно зацокала. Мы столпились, рассматривая девайс. Нажатием кнопки часы легко превращались в компас, были водо-, ударо- и еще чего-то непроницаемы. Я разочарованно протянула: – Вы с таким апломбом это сказали, что я подумала, будто у Вас там компьютер, Интернет, и карта с нашим на ней изображением.

Джон заинтересованно глянул на меня: – А это идея! Подарю себе на День рождения! А установить наше местоположение очень просто, зная направление движения и скорость. Настоящий штурман легко это делает, – не преминул похвалиться. – Подождите, а как вы собираетесь выбраться на палубу? А до берега что – пешком пойдем? – Эмиль грустно посмотрел на нас. – На палубу я вас выведу, беру на себя. – обрадовала Кэтрин. – Пока бандиты думают, что мы считаем их своими, шанс есть. – Я плаваю плохо, – встряла Нора. – И я, – добавила Сара. – А я на воде могу держаться, но больше трехсот метров не проплыву, – добил Эмиль.

Но все их колебания прекратила Кэтрин одной фразой: – Мы видели их лица, разъяснить, что это значит? – и если это действительно террористы, надо использовать малейшую возможность бежать!

Джон молча встал и, не обращая на нас внимания, стал обстукивать стены. Вскоре услышали довольный возглас: – Нашел! – каким-то непонятным образом он вскрыл панель в стене, достал оттуда спасжилеты и мешок. Посчитал. – Как раз четыре спасательных комплекта и плот, на всех хватит. И, отвечая на безмолвный вопрос, повисший в воздухе, пояснил: – Мне не нужно, я вплавь. Вам на пятерых достаточно – будете по очереди в воде рядом. Такие комплекты на яхтах обычно лежат во всех каютах.

Мне план понравился, я выразила бурный восторг. Наверняка меня убьют первой – для устрашения остальных, чтобы выкачать их денежки стало проще, тут я не заблуждалась. Или пытать вздумают, что намного хуже. Все нутро моё вопило: «бежа-а-ать»!

Народ стал примерять жилеты. Кэтрин с Джоном уединились и что-то тихо обсуждали, потом подозвали меня и строго проинструктировали, как, что и за чем делать. Наконец, Джон посмотрел на часы и сказал: – Пора. Кто спасется, сообщите полиции об остальных, – все согласно кивнули.

И мы приступили, не теряя времени. Мой выход был первым – я нажала кнопку вызова персонала. Вскоре дверь приоткрылась и амбал в майке спросил, чего желаем. Я сделала самое виноватое лицо и прошептала ему интернациональное «пись-пись», показывая пальцем на себя и Кэтрин. Он выпустил нас, снова запер дверь. Пройдя метра два по узкому коридору, я «споткнулась» и растянулась, застонала натурально. Амбал склонился надо мной и вдруг обмяк, брякнувшись прям на меня. Над ним стояла Кэтрин и ухмылялась. Да-а, недаром я предполагала в ней бывшую военную, вот так голыми руками вырубить такого верзилу… Помогла мне выбраться из-под туши, после открыла нашу дверь его ключом, и мужчины затащили тушу в каюту. Кэтрин воткнула ему в рот кляп, связала его же ремнем руки, а мы стали прикручивать его к кровати с помощью хлястиков от кимоно. Немка тем временем достала пистолет и вынула патроны. – Боевые… Боевые! Значит, она права! – кивок в мою сторону. – Ждите здесь и не высовывайтесь! – приказала, засовывая оружие в карман. Это была уже не прежняя баба-культуристка, а опасная пантера, знающая, что и как делать. Они с Джоном исчезли за дверью. Меня била дрожь, но не от страха, а от восторга, адреналин так и бурлил. Повезло, что увидела вблизи работу профессионалов по-настоящему, а не в фильме, эмоции просто фонтаном, вот это жизнь! Не удержавшись, высунула голову в коридор – а там они уже тащили вторую тушу. – Жаль, убивать нельзя, – просто констатировала Кэтрин, передавая второго нам, и они вновь исчезли в коридоре. Этого мы оприходовали уже быстрее и ловчее. Через несколько минут наши командиры вернулись, но уже одни. – Дорога свободна. А ты ничего, молодец! – удостоился похвалы Джон. – Жилеты лучше надеть здесь.

Трое быстро надевали жилеты, Кэтрин протянула четвертый мне. Я взяла, но надевать не стала. – До рассвета два часа. Ну, с богом! За мной! – скомандовала живая Никита (персонаж Петы Уилсон из «Её звали Никита), и мы, не забыв запереть каюту, осторожно, соблюдая дистанцию, покрались за ней. Завершал нашу процессию Джон с мешком. Благополучно выбрались на палубу как раз в конце катера. И тут я испугалась. Вокруг темень непроглядная, где берег то? Остальным тоже, похоже, стало не по себе. Тогда Джон показал нам на небо. Оно наполовину было скрыто облаками, но кое-какие звезды проглядывали. – Видите те звезды? Там суша. До нее от одного до пяти километров. Север там, – показал еще одно направление. – Если что – просто держитесь на воде, здесь вам Греция, а не Тихий океан! Подберут! – добил окончательно. Не уточнив, кто подберет – свои или чужие. – Что-то план наш не совсем продуманный, – думала я, летя в воду солдатиком. Вслед за мной прыгнули и остальные. Джон ловко поковырял мешок, и он за секунды превратился в маленький уютный плот. Помогли друг другу влезть на плот – да-а, две такие туши, как Эмиль и Кэтрин, заняли сразу две трети плота, на остальной его части с трудом разместились хрупкие женщины. Джон на прощание еще раз указал направление, помахал нам рукой и пошел кролем торпедировать воду. Он, пожалуй, доплывет быстрее всех. Я напрягла память – за сколько марафонцы открытой воды преодолевают пятерку? – часов за пять-шесть вроде. Накинем еще часик – через семь часов точно доплывет.

Я висела с жилетом в руках возле них. Плот грузно осел в воде, и два весла не сильно его продвигали. Поболтавшись минут пять, сообразила, что таким темпом до суши мы доберемся не раньше, чем через два дня, а, скорее всего, течение вообще пронесет нас мимо острова. Нет, я так не могу. Боевики могут вернуться каждую минуту, а мы тут как сардельки на блюдечке. Им-то что, у них миллионы, а я бесполезный материал. И решилась: отдала жилет, попрощалась и поплыла вслед за американцем. Ничего, даже если не доплыву, уж сутки я спокойно продержусь на воде, авось, кто и приличный подберет.