С утра перевезли нас на другую половину острова. Впечатление хорошее от увиденного: та же красота, та же гора вдали, вершину которой покорили, только сам лагерь поменьше. Зато более элитный: окультуренный оазис из белых небольших зданий в окружении пальм и кипарисов, обязательные стадион, залы и бассейны, и все это скрыто среди зеленых зарослей, смахивающих на джунгли. Поселили всех в один двухэтажный корпус. Здесь уже намного более человеческие условия обитания: каждому по комнатке с санузлом. Мы с Майей дернулись было бежать занимать смежные – ан нет, все расписано, на дверях фамилии, и когда только успели? Так что оказались мы с ней даже на разных этажах, я на первом. В большом холле висела куча объявлений. На большом листе – распорядок на сегодняшний день, написанный красно-синим цветом. Оказалось, красные пункты обязательны для исполнения, синие – по желанию. Так что приказы нам теперь будут отдавать цветом!

Признаюсь, наконец, какой у меня вес. Вопрос этот для меня больной с самого далекого детства, видать, занятия гимнастикой и позорный уход из нее оставили слишком глубокий след. При росте 165 см я считаю, что идеалом для меня сейчас был бы вес 65 кг. Минус десять – идеал для молодых, и лет до 30 я и весила 55 кг. Но потом, поселившись в квартире и начав отдыхать (ведь так устала за предыдущие 12 лет в общаге!), за десять последующих лет набрала 25 кг (!), причем происходило это очень постепенно и незаметно, с каждым годом цифра неуклонно росла. То есть во мне к началу отпуска было 80 кг. А сколько раз я пыталась не есть и худеть! – но сбросив пару-другую килограммов, уже через полгода имела их возврат с гаком. За прошедшие две недели борьбы удалось скинуть пять килограммчиков. Итого 75 кг сейчас.

Последующий довольно долгий период был спокойным и ленивым. Организм приходил в себя после сумасшедших нагрузок и втягивался в новый ритм жизни. Начали проводить лечение, каждому свое. Мне назначили мануальную терапию и несколько курсов всяких процедур. Интересной и приятной оказалась консультация по уходу за кожей. Тетка-врач взяла пробы с разных частей тела, и на следующий день выдала кучу бутылочек и кремов, с подробной инструкцией, как пользоваться. К тому же через день буду ходить сюда на «маски» и «обертывания». Еще она категорически запретила подставлять мою кожу под лучи солнца – обнажаться, так сказать, можно только в тени и ранним утром, на восходе солнца. – А купаться? – На здоровье, купайтесь, но из воды выходишь – и сразу в тень.

А вот Майе загорать можно!

Мануальную терапию делал большой (вес килограммов 120, рост под 2 метра) грек. Это был просто анекдот. Посмотрев внимательно в мои снимки, он начал два раза в день по 45 минут меня ломать. Именно ломать. Сначала минут десять обычный массаж, разогревающий позвоночник, а потом начиналось форменное издевательство: головой моей крутил, чуть не отрывал, ноги тянул – как гимнастов растягивают, руки заламывал, во все стороны наклонял. Пришлось даже поорать от боли, но он не обращал внимания. А самое ужасное было в конце: стоя спиной друг к другу, причем он на полусогнутых, мы сверху захватывали удобно руки «в замок», потом он вставал во весь свой рост, при этом я оставалась висеть у него за спиной, и начинал трясти, как трясут мокрое белье перед тем, как повесить. Я болталась за его спиной, как тряпка на ветру! Было ужасно больно. Больно и спине, и перетянутым мышцам. Еще он прописал мне спать только на жестком, если хочу выздороветь, и без подушки. На что я недоуменно спросила, а как же спать на боку, ведь голова под углом будет – и он милостиво разрешил подкладывать маленькую подушку, но только на боку. Пыталась вякнуть, что в принципе позвоночник прогнутый, на твердом он будет стремиться выпрямиться, а это вредно – в ответ получила свирепый взгляд и тираду о слишком умных тупых женщинах. И уже к вечеру мою уютную кровать поменяли на уродство из железного остова с деревянным щитом на нем и маленькой подушкой. Между деревяшкой и простыней оставили, к счастью, тоненькую, в сантиметр, перинку. Из-за этого грека спина у меня стала ныть намного сильнее, чем раньше. Может, шпагат и мостик я и сделаю к концу лечения, а вот пройдет ли спина – вопрос.

Зато понравилась прописанная им «дорога пыток», как я ее назвала. В небольшом бассейне устроили что-то типа аттракциона «пещера страха», когда люди садились в машину и их везли по лабиринту с ужасами. Только здесь вместо ужасов – различные виды струй воды, а вместо машинок – сама топаешь. Метров десять идёшь под сильнейшим обстрелом тонкими струями справа и слева, с полу до груди. А дверь назад защелкивалась, и дорога только вперед. Потом другие по мощности струи, с вращением, на следующие десять метров. И так несколько дорожек с самыми замысловатыми струями. А заканчивался путь съездом на пятой точке с горки и бултыханием в ванне с «кипящей» водой. Поначалу я делала одну ходку и аж дух захватывало, хватало с лихвой. Но уже через пару недель стала получать удовольствие и проходила эту дорогу раз десять за день.

Кроме процедур, обязательно выполнение спортивных планов, как красиво их назвали. Для меня это зарядка по утрам, ежедневный кросс (если скромнее, то трусца с ходьбой по полчаса) и плавание (не менее часа – двух). Не обязательно, но желательно тратить еще дополнительно час – два на спорт, тут я чередую – хожу то на игровые (баскет), то на что попало, по настроению, но не пропускаю занятий.

Поначалу плавала в бассейне, наматывая дорожки, потом попробовала в море, вдоль берега туда-сюда – и мне понравилось! Живая вода, волны, ветер, опасность заводили, я собиралась внутренне на борьбу со стихией и плыла лучше. А под конец вообще приспособилась переплывать нашу бухту: слева каменная гряда заходит дугой, заканчиваясь маяком, вот до него я и курсировала. Привыкла и к холодной воде, к тому же она теплела с каждым днем, уже 23 градуса.

Из нового еще то, что нам разрешили иметь хобби. Я заказала себе все для рисования и пару детективов, а Майя – компьютер с Word’ом – планирует заняться переводом на эстонский какой-то немецкой книги. Теперь в свободное время я малюю что попало и читаю. Рисованием занялась впервые в жизни с целью, во-первых, спрятать кровью заработанные деньги. Доллары взяла натурой, не стала переводить на счет, как сделали почти все: у меня и счета за границей никогда не было, да и не нужен он – все равно им в России не попользуешься, не ездить же снимать деньги за границу! Правда, может, я чего не понимаю, но все равно – доллары взяла живые, а спрятать решила в картине. Первый мой живописный шедевр представлял из себя вид из окна: намалевала конкретно один к одному. Вставила в рамочку, сзади которой торчала подставка, чтоб лист мог стоять, вот там я и соорудила тайник, в который сунула пять шуршащих бумажек – мою будущую стиральную машину. Рисунок выставила на стол, в центр, по принципу – труднее найти на самом видном месте. Вторая причина, по которой выбрала рисование – чтобы иметь возможность бродить по окрестностям с мольбертом, не вызывая подозрений. Как-то озаботило меня наличие камер, незаметно везде понатыканных, теперь же имею прекрасный способ укрыться от них. К тому же везде, куда я попадаю, мне просто необходимо обследовать границы обитания, мания у меня такая. Или фобия, хрен знает. И брожу я, как Робинзон Крузо, в оранжевой панаме, холщовых брюках и рубахе с длинными рукавами (выдали от загара), с мольбертиком за спиной, вставая для рисования в любых интересных местах. Правда, рисунки не ахти, но ведь не они главное, человечество обожает и ценит лишь какую-то сотню из созданных миллиардов картин, главное – собственное наслаждение от процесса.

В столовой нас разделили на 3 группы – толстых, худых и диетиков. Мы с Майкой, конечно, в первой. И рассадили в разных углах столовой, чтоб не соблазнять первых. Но вкусный дух пищи вторых все равно доносился до нас и мучил всю первую неделю. Потому как кормить нас, первых, стали теперь ну очень мало – например, сегодня на обед был кусок рыбы отварной и салатики на выбор. Питьё и фрукты – без ограничений. Стаканы с самыми разными напитками занимали целую стену.

Уже через неделю у меня, да и не только у меня, резко снизился аппетит. Казалось бы, при таких нагрузках должно быть наоборот! Есть стала совсем мало, зато часто бегала взвешиваться, и чем быстрей исчезал вес, тем меньше я ела. За три недели дошла до 68! Животик исчез совсем, личико похудело, второй подбородок тоже пропал, самочувствие с каждым днем улучшалось, стали вырисовываться мускулы на месте жировых складок.

Как-то в столовой я поделилась с Майей своими подозрениями: – У тебя есть аппетит? – Нет. – Вот и у меня нет. Посмотри вокруг – все только вилкой ковыряют и не едят ничего. – Ну и сто? Такой период, наверное. – А вдруг нам что-нибудь подмешивают, чтоб аппетита не было? Майка испуганно взглянула на меня. – Сто ты предлагаесс? – Давай подумаем. Куда лучше всего подмешать отраву? – Лутсе подумаем, куда нельзя подмессать. – Так мы с ней стали есть еще меньше, каждый раз взглядом советуясь – кушать или нет.

При случае таскали бутылки из столовой, нагло уворовывая из подсобки. И фрукты неразрезанные. Под мою кровать складывали, там места много, после переделки-то. Зачем? – не из стаканов же, простите, пить! – вдруг там отрава, а пить отраву нам не хотелось. Похудеем и без их химии.

Часть времени посвятили изучению расположения видеокамер. Чтобы знать. И не выставляться в идиотских позах. На нас, простите, народ смотрит, надо прихорошиться, эффектно продефилировать, глядишь, оценку повыше заработаешь… Нашла я камеру и у себя в номере, научилась жить с ней в дружбе, да. И бутылками затаривались так, чтобы на камеры их не светить, а то ведь народ не поймёт. Когда такая жизнь беспроблемная, будешь искать всякие глупые развлечения, вроде наших игр в шпионов.

С каждым днем мне становилось все легче – из-за потери в весе и, конечно, постоянного движения. Кросс мой состоял уже только из бега трусцой – полчаса могла бежать, хоть и медленно, но без остановок! В баскетболе при разделе на команды меня стали считать такой же ценной, как и солдафонок, то есть «разбирали» в числе первых, наравне с ними, а это серьезный показатель силы игрока в дворовых разборках (!) – я могла уже с час играть, не задыхаясь и останавливаясь, как было поначалу, а в кольцо попадала без проблем с детства. Кстати, больше не буду их так называть – отношения наши резко изменились: меня стали уважать. Недаром говорят, что уважают силу. Стоило их победить в честном соревновании – и меня признали человеком. На следующий день после того подъема подошли все шестеро к нам с эстонками, поздоровались, поздравили, а уезжающие, среди которых была и обидевшая меня мымра, даже пожали руку при расставании.

Часто захожу на стадион: грек велел при любой возможности висеть на турнике – вытягивать позвоночник. В первый раз, повиснув, я свалилась ровно через секунду – мои слабые ручонки не смогли держать вес! Пришлось перейти на более низкий турник и висеть, опираясь на ноги. Ну хоть так.

На стадионе буквально днюет молодая гимнастка. Ей поставили специальные тренажеры для восстановления, и когда бы я ни пришла – она делает там упражнения. Часов по шестнадцать в день! Тоненькая, молоденькая, а взгляд совеем взрослый, сосредоточенный и спокойный. Она верит и делает. Посмотришь на нее – и собственные проблемы кажутся смешными. Именно она подпитывает мою решимость изменить себя. И я могу уже висеть пять секунд!

Где-то после двух недель массажа моя спина хрустнула, когда грек в очередной раз тряс меня. Хруст был громкий, я даже испугалась, но безболезненный. Врач обрадовался, что-то воскликнул по-своему и, швырнув меня на стол, стал проверять позвоночник. – Начало положено, поздравляю, – потряс мою руку. – Первый позвонок встал на место! После этого при тряске у меня почти всегда хрустело, хотя и не так сильно. Грек становился все более довольным, даже хвалил иногда – за что, правда, не поняла. Себя бы лучше похвалил! Он убрал основную ноющую боль, с которой я жила последние годы, к которой привыкла. Столько лет мучилась, а надо было всего лишь две недели полечиться у такого вот эскулапа! Не люблю я медицину, предпочитаю ничего не лечить у врачей, самой справляться, а зря! С каждым сеансом спина болела все меньше, а после трех недель боль исчезла совсем, ВСЯ. Еще неделю грек «закреплял» результаты, и, наконец, сказал, что первая процедура закончена. – Что значит – первая? – не поняла я. – Через полгода повторить, потом раз в год обязательно. А спать на жестком и висеть на турнике – до конца жизни! – обрадовал меня. Я только головой вежливо покивала – ну где мне повторять эти процедуры, не ездить же сюда каждый год.

В определенное время утром и вечером я обязательно забегала к своему лечащему врачу – показаться, измерить пульс и давление. И хотя он меня ругал постоянно, что я слишком много двигаюсь, но смотрел с уважением. Мы шли на грани срыва вполне сознательно, по моему желанию. Пару раз все же отстранял от плавания и баскета – отдыхать. А как иначе вернуться к себе прежней? – только через боль и тренировки. Главное, я чувствовала, что такой ритм жизни мне по силам и нравится.

Нашла, похоже, компаньона в своих занятиях плаванием. Основная масса народу тусовалась в огороженном загончике, не заплывая далеко за буйки, но мне этого мало: по плану – час занятий как минимум, утомительно стало туда-сюда вдоль буйков целый час курсировать, а от бассейнов меня уже тошнило. Первый раз я и поплыла через бухту, к маяку, увидев утром, как это проделал какой-то человек. На середине пути ко мне подлетел катер, выдернули меня из воды, врач прослушал пульс и мои гневные крики – и забросили назад, в воду. Больше не подплывали. Человек же, показавший пример, оказался весьма приятным мужичком, на вид под пятьдесят, спортивного телосложения. Сначала мы не обращали внимания друг друга, потом была фаза наблюдения исподтишка, а спустя неделю он подошел ко мне, когда я собиралась плыть, и дал весьма дельный совет – плыть не по прямой, как я делала, а по особой дуге – там течение не так сильно мешает и вода теплее. Конечно, мы не плавали вместе все время – разный темп, да и не люблю попутчиков в воде, но самую сложную часть пути, где приходилось преодолевать какие-то буруны или течения, он оказывался рядом. Причем в основном молчал, изредка перекидываясь парой слов, что меня абсолютно устраивало. Основной мой стиль плавания – брасс, довольно техничный, с длинной фазой скольжения, могу плыть им хоть сколько, не уставая. Изредка переворачиваюсь на спину и тоже плыву брассом – это мое ноу-хау, стиль «спинной брасс», имеющий лишь один недостаток – не видишь, куда плывешь. А мужик плывет кролем, абсолютно профессионально, скорость как у торпеды. Теперь каждый день при встрече мы приветствуем друг друга, причем выглядит это довольно смешно: – Прии-ветт! – улыбается он мне, растягивая рот до ушей. Так забавно по-русски здороваться научился у меня. – Привет! – отвечаю ему, и губы мои тянутся к ушам. А приятно, черт возьми! Невинные заигрывания – так это зовется. Очень смешно, учитывая наш возраст, к тому же я до сих пор не знаю его имени! Но оказывается, вот так издалека пофлиртовать – полезно для душевного здоровья.

Как я ни мучила себя тренировками, как ни пыталась разнообразить жизнь, а всё равно подошло время – и начала скучать по дому. И не только я. Похоже, организаторы этого ждали и подготовили контрмеры от тоски: сегодня появилось красное объявление, что пять дней подряд сдаем нормативы, а на шестой – бал, где объявят наш гонорар за месяц.

Покорно следуя составленному для нас расписанию, я отбегала, отпрыгала, отплавала, даже показала тайно составленное новое гимнастическое упражнение, в котором продемонстрировала колесо, кувырок вперед с прыжка, переворот вперед с разбегу, рандат и даже почти села на шпагат (зря, что ли, грек меня растягивал!), чем ввела в восторг судей, никак от меня этого не ожидавших. Мне даже похлопали. К тому же вес мой неуклонно приближался к идеалу – уже 66 (!!), я почувствовала себя молодой, красивой и стройной, и мне захотелось чего-то такого – этакого, ну сами понимаете. К предстоящему балу отношение было резко отрицательное – из меня танцор, как из гуся балерина, да и не привыкла я к этикету и приличной жизни, точнее, я их просто не знаю, не сталкивалась, бедняжка золушка.

Что-то меня все это уже не радовало, что-то начала меня грызть тоска… Одни иностранцы вокруг, ничего родного, русского… У детей сессия начинается… Ну чего тебе не живется, Наталья, так все пока хорошо, к чему эти сопли, как маленькая, ей богу! По-английски уже бегло говоришь, здоровье поправила, похудела, похорошела. Думаешь, детки и муж тебя вспоминают иначе, не как прислугу? Ладно, пусть еще месяцок поживут одни, больше ценить будут женскую работу по дому (о других чувствах и не мечтаю). Хотя вряд ли. Вот приеду домой – а там полный гадюшник, они, небось, и не подумают пыль вытереть, постирать или, о ужас, полы помыть! Им и в гадюшнике неплохо, и когда стоит дилемма – убраться или жить в грязи – мужчины (мои) почти всегда выбирают второе. Янка бы и навела порядок, но она уже не с нами. Приготовить поесть – это более серьезная причина иметь меня под боком и наверняка какие-то неудобства в связи с моим отсутствием они испытывают. Ничего, помучайтесь, может, оцените, наконец, правильно наш женский труд по поддержанию нормальной жизни семьи. А просто меня любить – увы-увы, возраст не тот. Про мужчин вообще молчу, никого кроме мужа никогда, как говорится, а он… Нет-нет, не думай об этом! От детей же и не жду никаких чувств ко мне, только привычных холодных действий. Исчезла на время удобная швабра, ушла в отпуск горничная – это обо мне. К черту! Созидай свою жизнь, Наталья, ты сделала все, что могла, не думай о них – они о тебе наверняка не думают!

Дети любят тебя пока маленькие, чем старше становятся, тем больше отдаляются, и сильное чувство (с их стороны, не с моей) заменяется суррогатом из привычки и иногда обязательной благодарности, которой лучше б и не было вовсе. И это не вопль души, а простая констатация факта – настоящая любовь у них будет к их избранникам и своим уже детям, а любовь к родителям останется на уровне тихого тепла – недаром природа так сделала, в этом что-то есть, какая-то истина сермяжная, и я не обижаюсь на своих детей за возникшее отчуждение, сама точно так же поступила со своими родителями. Для себя вывела закон жизни: я люблю, забочусь, ращу и вытаскиваю своих детей, но от них ничего в ответ не жду, они эту мою любовь и силы, в них вложенные, будут отдавать уже своим детям; и чем больше им отдам, тем больше они смогут дать своим малышам, так добро на Земле будет продолжать жить. А что же делать нам, вырастившим их? – Вот тут наступает пора жизни, когда можно подумать и о себе, пожить всласть, хоть немного, пока внуков нет! Другой вопрос, что не получается – но это уже лично твоя проблема, Наталья.