Думается, Лев Иванович Филатов порадовался бы тому, что его идея — пусть и несколько в ином формате — воплотилась в жизнь. Приведенная выше статья когда-то была написана им по заказу младшего из нашего дуэта, да и сам он не раз говорил при встречах: «Слушайте, Гера, а почему бы вам не взяться за это? Вы молоды, любите „Спартак“ да и пером вроде бы владеете — что вам еще нужно?» А в ответ звучали отговорки — мол, из всех братьев и сестер доводилось беседовать лишь с Николаем Петровичем, да и то коротко. И как браться за столь фундаментальный труд, пользуясь лишь чужими воспоминаниями и не опираясь на личное восприятие? «Но ведь Пушкин писал о Пугачевском восстании, опираясь на документы! Жаль, — вздыхал снова Лев Иванович, — просто и не знаю, кому бы еще предложить…»
После кончины замечательного спортивного журналиста в феврале 1997-го его протеже опрометчиво заявил на газетных страницах: «Две недели, как нет с нами Филатова, и год, как ушел из жизни последний из братьев Старостиных. И чувство вины перед обоими заставляет взяться за перо, залезать в архивы и тормошить коллег. Я знаю, что не соберусь написать эту книгу. Но в моих силах отыскать несколько экспонатов для будущего музея Старостиных». Что ж, никогда не говори «никогда». Только с годами начинаешь понимать правоту Филатова: такая работа действительно захватывает с головой.
Старшему из нашего авторского тандема посчастливилось чаще общаться с братьями, разве что с Петром Петровичем он встречался мимолетно, с целью получить недостающий автограф для личной коллекции. Но недаром в этой же коллекции хранится факсимиле Николая Петровича: «У о[бщест]ва „Спартак“ много друзей и поклонников. Однако большинство из них свои чувства выражают в словах. Вы же, Борис Леонидович, свои симпатии претворяете в делах и потому заслуживаете особой благодарности».
А когда в футбольном клубе поздравляли Старостина с девяностолетием и дошел черед до адресата приведенного выше послания, то Николай Петрович полушутя, полусерьезно провозгласил: «Этот человек знает о „Спартаке“ больше, чем я!»
Приступив к книге о братьях на полтора десятка лет позже, чем стоило бы, мы в чем-то наказали сами себя. Ведь за эти годы не стало многих, кто мог обогатить представление о клане ценными подробностями. Это в первую очередь ближайшие родственники — зять Николая Петровича Константин Ширинян, супруга Андрея Петровича Ольга Старостина, племянник братьев, сын их сестры Веры Петровны Александр Попов… Да и в ходе работы над материалом пришло печальное известие — ушла из жизни племянница героев книги, дочь их сестры Клавдии Петровны Ирина Прокофьева.
С другой стороны, в новом тысячелетии начало создаваться генеалогическое древо семьи Старостиных. Взялся за него Андрей Лавров, чья бабушка приходилась братьям двоюродной сестрой. Подошел он к делу со скрупулезностью и педантичностью, стараясь подтвердить документами по возможности каждый факт, каждую дату. Его поиски стали огромным подспорьем, и мы старались опираться в книге именно на данные, собранные Лавровым, даже если они и расходились с тем, что публиковалось ранее.
Особый колорит нашему труду придавало то, что в серии «Жизнь замечательных людей» никогда доселе не выходил том, посвященный сразу четверым персонажам. Конечно, об одном только Николае Петровиче можно было бы выпустить отдельное издание. Но тут мы имеем дело с редким случаем, когда сразу несколько братьев внесли значимый вклад в развитие одного вида спорта. Пусть в лихие времена судьба разбрасывала их по разным городам и весям, даже в отрыве друг от друга каждый из четверых оставался образцом верности своим идеалам.
Август — сентябрь 2011 года