Этой ночью я, Су, на постели сидел И услышал, как мышь заскреблась. Стукнул я о постель — притаилась она, Притаилась всего на мгновенье — и вновь                                         за свое! Приказал я слуге, чтобы свечку принес, На порожнюю торбу мы бросили взгляд, Потому что из торбы — «ао-ао, ся-ся» — Доносились до слуха то шорох, то писк. И тогда я сказал: «О! Наверное, мышь в торбу влезла, а выйти не может никак!» Торбу мы приоткрыли, вгляделись, — увы, Ничего не увидели в ней. Но поближе свечу поднесли — И узрели недвижную мышь. Тут испуганно вскрикнул слуга: «Только-только пищала — И мгновенно подохла она? А быть может, то вовсе не мышь, А блуждающий призрак стонал?» Вынул мышь он из торбы, На пол бросил, — а мыши и нет! Самый ловкий и тот Не сумел бы поймать… И со вздохом, я, Су, так сказал: «Сколь хитра и ловка эта мышь! Поняла ведь, что торба закрыта И на волю проход не прогрызть, И нарочно возилась, пищала, Чтоб вниманье людское привлечь, И прикинулась мертвой, Чтоб от смерти спастись!» Говорят, средь существ, населяющих мир, Человек самый мудрый из всех. Им Дракон был обуздан и Змей Водяной                         побежден, Человек оседлал Черепаху, на Цилиня                         охотился он. Десять тысяч существ служат только                         ему — Господину всего! И, однако, мы видели, как обманут он был Этой мышкой, хотя и ничтожным                         созданьем на вид, Но зато обладающей прыткостью зайца И гибкостью «девы, пропавшей из глаз»… Удивляюсь, откуда такая премудрость                         взялась у мышей? Я сидел на постели, только делая вид,                         что дремлю, Сам жe думал над тем, как ответить                         на этот вопрос. Тут внезапно таинственный голос до слуха                         дошел: «Много книг вы читали, успели немало                         постичь, Все надеялись Путь отыскать, но Пути                         не нашли! Вам в себе мир существ не объять, Потому что вы сами — одно среди этих                         существ. Между тем человек драгоценность                         умышленно может разбить, Но и вскрикнет порою, Уронив и разбив незатейливый, грубый                         сосуд. На свирепого тигра он может напасть, Но бледнеет при виде пчелы! Вы же в юности сами писали об этом                         трактат, — Так неужто забыли его?» Улыбаюсь я, голову низко склонив, А потом поднимаюсь, прозрев, И прошу, чтоб слуга тушь и кисть мне                         принес, И хочу записать, что случилось со мной…