– Ах, мистер Уайлд! – страстно воскликнула Одри, найдя Чарли на привычном месте, под яблоней. – Я в жизни ничего прекраснее не слышала, чем та мелодия, что вы играли сегодня днем. Это просто какое-то волшебство.

Репетиция сегодня и в самом деле удалась на славу. Чарли сам такого не ожидал. Оркестр зазвучал слаженно и многообразно – то мощно, то нежно – и, пожалуй, даже лучше, чем звучал когда-то давным-давно, много лет тому назад, когда они жили еще в довоенной Джорджии. Да, звучали они сегодня просто классно, и в этом Чарли был полностью согласен с мисс Хьюлетт.

Понемногу налаживались и личные дела каждого из его друзей. Джордж и Фрэнсис работали в местной газете “Уикли рекорд” и были, казалось, вполне довольны. Харлан по-прежнему работал в кузнице. Только Пичи Джилберт пока оставался не у дел. Правда, и он при последней встрече сказал Чарли:

– Школьная учительница, мисс Пинкли, говорила, что ей нужен человек – поправить крышу. Сказала, что может заплатить пять долларов. Предложила мне взяться за это.

– А ты сможешь справиться с крышей, Пичи? – спросил его Чарли.

– Попробую, – нерешительно ответил Пичи.

– Слушай, Пичи, а когда это нужно сделать? Скажи, и я подъеду в город, помогу тебе.

Глаза Пичи радостно заблестели.

– Правда? – обрадовался он. – Ты поможешь мне? Тогда у нас наверняка все получится. Сам-то я не большой специалист по крышам, сам знаешь.

– Зато я знаю, как их чинить. И с удовольствием помогу тебе, Пичи.

Чарли и самому очень хотелось наконец заняться делом. У него, что называется, руки чесались. Он и на ферме Хьюлеттов уже наметил места, требующие починки. Прежде всего – кузня, пострадавшая от пуль дурака-шерифа, потом конюшня и сарай, да еще окно на веранде.

Кстати сказать, Фермин Смолл сдержал-таки свое слово. Он привез из города стекло взамен разбитого и забрал заодно свои пистолеты, предусмотрительно разряженные Лестером. Уходя, он не сказал ни слова, только окинул Одри хмурым, немигающим, как у совы, взглядом. И хорошо, что он промолчал. Одно лишь слово – и Одри, без сомнения, обломала бы об него швабру.

На минуту Чарли представил себе, как славно все было бы, останься все они в Розуэлле – на постоянном месте, при работе. Представил, но тут же выбросил эти мысли из головы. Нет. Оставаться в Розуэлле нельзя, это слишком опасно. Ведь каждый день может нагрянуть из Арлетты тетушка Пэнси. Приедет, узнает в них грабителей, и что тогда? За решетку?

Чарли грустно вздохнул и перевел взгляд на Одри.

Она стояла под яблоней, сложив руки на груди. Из-под юбки выглядывали кончики туфель, которые она не снимала теперь весь день. Увы, те дни, когда она, босоногая, сидела напротив Чарли на изгороди, похоже, прошли навсегда. Жаль. Ему так хотелось бы вновь увидеть ее обнаженные щиколотки, покачивающиеся на уровне его глаз. Конечно, картина та была опасна для его сердца, но зато сколько радости доставляла она!

– Эта пьеса называется “Лесной квикстеп”, мисс Адриенна, – сказал Чарли. – Я любил играть ее еще тогда, в прежние времена.

– Она просто изумительна, мистер Уайлд. Просто изумительна.

Чарли так и подмывало спросить у Одри, не закружилась ли ее голова, когда она слушала эту мелодию, но он сдержался и ответил дежурной фразой:

– Я рад, что она вам понравилась.

– О, да. Я просто без ума от этой музыки.

– А почему бы вам не присесть, мэм? Ноги-то, наверное, устали.

Одри слегка нахмурилась и поспешно ответила:

– Нет-нет, благодарю вас, мистер Уайлд. К тому же здесь не на чем сидеть, кроме как на изгороди.

– Ну уж на изгородь-то вы никогда не станете садиться, мисс Адриенна, это понятно, – сказал Чарли и тут же пожалел об этом, потому что щеки Одри вспыхнули.

– Я сидела на этой изгороди, мистер Уайлд, и вам это хорошо известно, – ответила Одри. – Но это больше не повторится. Это неприлично, когда леди сидит на изгороди, словно курица на насесте.

“Лучше бы ей и не слышать никогда о правилах приличия”, – подумал Чарли. Ведь как хорошо было раньше, когда Одри вела себя просто и естественно и была самой собой”.

– Мисс Адриенна, мне кажется, что в последнее время вы слишком много внимания уделяете так называемому этикету, – осторожно заметил Чарли.

– Вы так полагаете?

– Да, – кивнул Чарли и продолжил, тщательно подбирая слова: – Давайте посмотрим на вещи трезво, мисс Адриенна. Ну что хорошего, скажите вы мне, если девушка только и знает, что вышивать какую-нибудь чушь да сушить цветы? И что такой девушке делать здесь, в этих суровых краях? Разве такой должна быть девушка, живущая на Диком Западе? Нет. Мне гораздо приятнее смотреть на вас, когда вы занимаетесь настоящим делом – лечите раны, например, или варите варенье, или, на худой конец, торгуете с индейцами.

– Что это значит – сушить цветы? – с любопытством взглянула на него Одри.

– Сушить цветы? – вздохнул Чарли. – Еще раз говорю, не для вас это глупое занятие, мисс Адриенна. Пусть их сушат те девушки, которым больше нечем заняться. Сушить цветы – идиотское занятие, поверьте мне.

– И все-таки, что же это значит – сушить цветы? – продолжала допытываться Одри. – И чем их сушат? Если утюгом, то он же просто раздавит их в порошок.

Чарли с трудом подавил усмешку.

– Нет, мэм, не утюгом. Леди, которым время девать некуда, срывают цветочки, а потом засушивают их между страницами в какой-нибудь книжке. Цветы высыхают, но при этом сохраняют и форму, и цвет.

Его рассказ явно заинтересовал Одри.

– В книжках, говорите? – переспросила она. – Хм-м… Любопытно.

“Дернул же меня черт за язык!» – в сердцах подумал Чарли. Не хватало еще, чтобы Одри всерьез занялась этой дамской чепухой! Делать ей больше нечего, как только засушивать цветочки.

– Боюсь, что цветок кактуса засушить не удастся. Они такие хрупкие, эти кактусы. А вот цветы яблони… Пожалуй, пожалуй. И еще вербена. И маргаритки. М-да, интересно.

Чарли еще раз пожалел о том, что ляпнул про засушенные цветочки. Он поднялся, положил руку ей на плечо.

– Мисс Адриенна, прошу вас, выбросьте эти глупости из головы. Поверьте, и без этих цветочков вы выглядите достаточно… э-э… чопорно.

– Чопорно? – обиделась Одри. – Но все-таки не так, как должна, по-вашему, выглядеть настоящая леди?

Чарли энергично потряс головой, проклиная себя за свое косноязычие.

– Да нет же! – с отчаянием воскликнул он. – Вы ведете себя как леди. Как самая настоящая леди.

– Как настоящая леди? – переспросила Одри. – Это хорошо.

– Но, скажу вам честно, мне больше нравилось, как вы держались поначалу.

И Чарли, не удержавшись, прикоснулся пальцем к ее подбородку. Одри вздрогнула и прерывисто задышала.

– Правда? – задыхающимся шепотом спросила она.

– Правда.

Одри подняла на него свои огромные сияющие глаза. Они были похожи на августовские хрустальные звезды, и эти звезды наплывали на Чарли, манили его к себе, и как-то так получилось, что их губы вплотную приблизились друг к другу.

– Мисс Адриенна, – тихо сказал Чарли. – Мне кажется, что вы должны перестать копировать юных бездельниц из Джорджии. Поверьте, вы и без того прекраснее всех девушек, которых я встречал в своей жизни. И способнее.

Бедняга Чарли! Он-то хотел сделать комплимент, сказать, что Одри гораздо приспособленнее к суровой жизни, чем ее ровесницы из далекой Джорджии, но она истолковала его слова по-своему. Одри неожиданно выпрямилась, врезавшись при этом головой в подбородок Чарли.

У него искры посыпались из глаз.

Одри потерла рукой ушибленный лоб, затем потерла подбородок Чарли. Чарли напрягся от ее прикосновения, но Одри, казалось, и не заметила этого.

– Простите, Чарли… то есть, мистер Уайлд, – сказала она. – Я не хотела вас ударить. Но вы сами виноваты.

– Я виноват?

Она убрала руку, и Чарли принялся самостоятельно массировать ушибленное место. “Однако крепкая же у нее голова!» – подумал он при этом.

– Вы, конечно, очень добры, мистер Уайлд, но, право же, я не заслуживаю таких слов. Да вы и сами думаете обо мне иначе, чем говорите.

– С чего вы взяли?

– А разве не так? – усмехнулась Одри. – Вы – человек воспитанный и хотели сделать мне приятное, но при этом солгали, я же знаю. Не могло вам нравиться то, как я вела себя прежде. Я же совершенно невоспитанная девушка, неотесанная, деревенская. Куда уж мне до настоящих леди!

– Но поверьте, мисс Адриенна, нет ничего лучше… Она приложила пальцы к губам Чарли, призывая его к молчанию.

– Нет, не говорите больше ничего, мистер Чарли Уайлд, или я нарушу свое слово и поцелую вас.

– Вы правда… хотите?

– Очень, – кивнула Одри, не отводя пальцев от его губ. – Хотя и знаю, что вам это неприятно.

– Неприятно? – поразился Чарли.

– Конечно. Какому джентльмену может понравиться девушка, которая сама падает в его объятия? Которая сама лезет целоваться?

Искушение становилось не просто сильным, а совершенно невыносимым. Их разговор распалял Чарли с каждой секундой, с каждой новой фразой.

– Сама, сама, разве не так? – сорвалось с языка Одри, и Чарли немедленно вспомнил про Минни Мейфилд. Та говорила точно с таким же акцентом и похожим выражением на лице.

Память тут же перенесла Чарли на много лет назад, в милую старую Джорджию. Он снова увидел себя лежащим в стогу сена с Минни Мейфилд, женой старого Мейфилда. Старику уже перевалило за восемьдесят, а Минни не было и двадцати. Ее выдали замуж только для того, чтобы не упустить имущества Мейфилда, – какая уж там любовь! А Чарли было тогда всего-навсего семнадцать, и молодая кровь его бурлила в жилах.

Кстати, в первый раз Минни отдалась ему именно после танцев, на которых он играл “Лесной квикстеп”. И тогда, прямо в сарае старого Мейфилда…

Нет-нет, это слишком опасные воспоминания. Особенно в такой напряженный момент.

– Конечно, – донесся до него голос Одри, – какому же джентльмену может понравиться такая девушка?

– Любому, – брякнул Чарли. Одри расхохоталась в ответ.

– Ну, уж вы скажете, мистер Уайлд! – Она отступила назад и добавила с явным сожалением: – Но, признаюсь честно, мне нелегко держать себя в узде. Особенно после “Лесного квикстепа”. В этой музыке есть что-то такое, что разжигает кровь.

Тут уж Чарли не выдержал и спросил:

– Так, что голова начинает кружиться, а ноги – дрожать?

– Точно. Именно так, – прошептала Одри и снова прижалась к груди Чарли.

Он застонал и медленно опустился под яблоню, на теплую землю.

Потом Чарли целых три дня старался держаться подальше от Одри и сходил при этом с ума. Чтобы не пропасть окончательно, он с головой ушел в работу. Починил ставни, подправил стойла в конюшне, привел в порядок простреленный шерифом буфет, вставил новое стекло – одним словом, трудился все дни напролет. Он и в город успел съездить, чтобы помочь Пичи Джилберту починить школьную крышу.

Но, несмотря на все уловки, Чарли все равно не мог избежать встреч с Одри, тем более что она появлялась перед ним всякий раз нежданно, без зова, и тогда он только опускал глаза и вздыхал. Он старался не смотреть на Одри, потому что иначе страсть могла бы перехлестнуть через край, и Чарли не удержался бы от того, чтобы не расцеловать свою красавицу, не утащить ее на сеновал и… И тогда случилось бы непоправимое. Тогда Чарли стал бы куда более страшным преступником, чем мог его представить себе даже Фермин Смолл в своем полицейском бреду.

Нет, если уж и суждено Чарли погубить свою душу, то пусть эта гибель ограничится кражей одних только рубинов. Украсть при этом еще и веру в людей у такой девушки, как Одри, – это, согласитесь, было бы уж слишком.

Рубины, проклятые рубины. Мысль о них не покидала Чарли.

Конечно, почти все его друзья обзавелись работой, но ведь это была временная работа. Кто знает, сколько это продлится? Да, они все вместе – первоклассный оркестр. Но кому нужен такой оркестр в каком-то занюханном Розуэлле?

Но самая большая беда даже не в этом. Ведь рано или поздно обнаружится, что именно они были причастны к тому ограблению в Арлетте. Либо тетушка Пэнси заявится в Розуэлл, либо кто-то из парней случайно проболтается – всякое может случиться.

Нет-нет. У них один выход – добыть эти камешки и поскорее убраться отсюда, подальше от Розуэлла.

Мысль о предстоящей краже изводила Чарли. До чего же не хотелось ему возвращаться на скользкую дорожку после тихого житья-бытья на ферме этих милых леди Хьюлетт, после возвращения – пусть и на короткое время – к самому любимому в жизни занятию – музыке! И что с того, что обе попытки ограбления окончились для них неудачей? Попытки-то были? Были. А значит, все они – преступники, и он, Чарли, самый главный из них.

Однако жизнь текла своим чередом, и наконец настала великая среда – в это утро на ферме Хьюлеттов собиралась Дамская литературная лига славного города Розуэлла. Оркестр был наготове задолго до начала их заседания. Все парни явились подтянутыми, выбритыми, в своих лучших костюмах – у кого что сохранилось за время их скитаний.

– Эх, нам бы сейчас нашу старую униформу, – мечтательно сказал Харлан Льюис, отряхивая пылинку с наглаженных брюк.

– Я свою потерял, когда мы попали в окружение. Тогда, в шестьдесят четвертом, – уныло заметил Пичи Джилберт.

– Со временем у нас с вами будут еще концертные костюмы, парни, – солгал Чарли для поддержания боевого духа.

Все, включая Харлана и Лестера, посмотрели на него с надеждой, безоговорочно веря каждому его слову, и от этого Чарли стало не по себе.

– Темно-синие, а, Чарли? С серебряными пуговицами, – мечтательно протянул Фрэнсис Уотли. Когда-то он прослужил в Америка-Сити пару лет в должности помощника шерифа и с тех пор сохранил приверженность к полицейской форме.

– Темно-синие? – поморщился Джордж Олден. – Ты что, Фрэнсис, хочешь походить на мордоворота с бляхой? Нет, лучше коричневые, с золотым шитьем.

– Коричневые? – подал голос Харлан. – Мрачновато, по-моему.

– Хорошо, – вступил в разговор Пичи. – Пусть не коричневые. Тогда с рыжиной. Как ржавчина.

– Ржавчина? – удивился Харлан. – Да ты что, Пичи, разве мы водопроводчики?

– А ты представь, – продолжал настаивать Пичи. – Такие, знаешь… с оранжевым отливом.

– Нет, парни, – снова взялся за свое Джордж Олден. – Все-таки темно-синий – это здорово.

– Ладно, ребята, – сказал Чарли. – Мы еще вернемся к этому, когда придет время.

“Только вряд ли оно когда-нибудь придет, – тоскливо подумал он. – Самое главное, чтобы им не надеть арестантскую униформу в черно-белую полосочку. И не застрять в этой униформе лет на десять в розуэлльской городской тюрьме”. Впрочем, случись что, Чарли решил все взять на себя. Его парни здесь ни при чем. Если судить, так только его одного. Но и одному ему вовсе не улыбалось до старости сидеть за решеткой.

Тут Лестер пожевал губами и вымолвил:

– Красный. – Все повернулись к нему, и он, смущаясь и глядя в землю, разразился целой речью: – Красный цвет для концертных костюмов. По-моему, здорово.

Музыканты переглянулись.

– Красный, – пробормотал Фрэнсис.

– Темно-красный? – уточнил Пичи. Лестер пожал плечами.

– Красный, но не яркий, а больше к фиолетовому, – предложил Джордж.

– Как вареная свекла, – пожевал губами Харлан. Джордж посмотрел на Чарли, оставляя ему, как всегда, последнее и решающее слово:

– Что скажешь насчет вареной свеклы, Чарли? С золотым шитьем!

Чарли увидел обращенные к нему глаза друзей и глубоко вздохнул:

– А что, ребята? Мне лично нравится, – сказал он. Было в этой минуте что-то особенное, неповторимое.

Наверное, в такие вот минуты и рождается то, что зовется у людей дружбой: вместе, всегда, на всю жизнь, – вот как называется то, что чувствовали они в эту минуту. Особенно остро переживал это ощущение сам Чарли – ведь, кроме всего прочего, он как никогда чувствовал сейчас свою ответственность – за всех своих парней и за каждого в отдельности.

Раскрылась дверь конюшни, и появилась Одри. Она улыбнулась и величественно вошла под своды конюшни – так, как входят королевы на придворный бал. Ее появление было встречено приветливыми улыбками.

– Доброе утро, мисс Адриенна, – сказал за всех Чарли.

– Доброе утро, мистер Уайлд. Доброе утро, джентльмены.

“А она делает успехи”, – подумал про себя Чарли, стараясь сдержать глупую улыбку, готовую расплыться по его лицу.

– Леди дочитывают последнюю главу из “Повести о двух городах”, – сообщила Одри. – А затем ваша очередь. Тетушка Айви решила посадить вас на веранде – это будет похоже на сцену. А зрителей мы усадим на стулья внизу, во дворе.

Она разрумянилась от возбуждения, и Чарли захотелось сыграть сегодня как никогда хорошо – ради нее. Ради прекрасной мисс Адриенны, звездочки, свалившейся с небес в эту забытую богом пустыню. Он тряхнул головой. Господи, неужели же он и в самом деле влюбился?

– Ах, мистер Уайлд, я так счастлива, что вы и ваш оркестр окажете нам честь своей игрой, – продолжила Одри. – Все леди просто сгорают от желания поскорей услышать вас.

Одри прошлась по конюшне, и Чарли пожалел о том, что это всего лишь конюшня, а не роскошный бальный зал. Одри, безусловно, была достойна лучшей оправы. Впрочем, саму ее это, похоже, не слишком-то заботило.

– Я просто жду не дождусь, когда же услышу звуки вашей волшебной музыки! – Она еще раз улыбнулась и направилась к двери, добавив уже через плечо: – Я вернусь через несколько минут, чтобы пригласить вас на сцену.

Чарли проводил ее зачарованным взглядом.

Концерт удался на славу. Чарли был по-настоящему горд за себя и за своих парней. А когда они заиграли “Лесной квикстеп”, “коронку” Чарли, он не сводил глаз с Одри. Купался в свете ее огромных прекрасных серых глаз.

В конце его соло она смахнула слезинку, и сердце Чарли болезненно и в то же время сладко сжалось. Он не мог припомнить случая, чтобы его игра вызывала у женщин слезы. Тем более у таких очаровательных женщин, как Одри.

Выступление они закончили нежной мелодией “Светловолосая Дженни”, и последние звуки музыки унеслись и растаяли в бескрайней прерии, окружавшей их импровизированную сцену.

Зрительницы так бурно выражали свой восторг, что им пришлось сыграть на “бис”.

Потом еще. И еще. И еще. И так – до самого обеда.

Наконец Чарли опустил корнет. Боже, какое это необыкновенное чувство – играть перед зрителями! Такой радости, такого подъема он не переживал уже много лет, с тех пор как отправился вместе со своими друзьями на ту проклятую войну из родного Америка-Сити. Чистая, светлая радость – и совершенно бескорыстная. Ведь они никогда не получали за свою игру больших денег – их платой была признательность зрителей, их горящие глаза и улыбки.

Чарли все еще стоял, с улыбкой наблюдая за дамами из литературной лиги, когда к нему подошла Одри.

– Чар… Мистер Уайлд! – воскликнула она. – Это было волшебно! Просто волшебно!

Стоя на ступеньках веранды, он раскинул руки, и Одри легко впорхнула в них – так, словно это было самым обычным и естественным делом. Она прижалась головой к груди Чарли, а он обнял ее за талию – и тоже так, словно это было для него привычным занятием.

Одного Чарли не посмел сделать перед глазами своих парней и этих литературных леди из Розуэлла – он не поцеловал Одри, хотя, честно говоря, и сгорал от такого желания. Вместо этого он опустил руки, что далось ему не без труда.

– Я рад, что вам понравилось, мисс Адриенна, – слегка охрипшим голосом сказал Чарли.

– Понравилось! Да я просто влюблена в вашу музыку, мистер Уайлд.

Чарли еще сильнее захотелось расцеловать ее – и черт с ними, с этими розуэлльскими дамами, и с его парнями, и даже с тетушкой Айви. Еще секунда, и он, наверное, так и поступил бы, если бы не раздался высокий женский голос:

– Мистер Уайлд!

Чарли с Одри с неохотой оторвались друг от друга и повернули головы.

– А, это вы, миссис Поль! – сказала Одри. – Вы хотите поговорить с мистером Уайлдом?

– Да, Одри! Да, очень хочу.

Миссис Поль стояла возле нижней ступеньки веранды, сложив на животе свои большие натруженные руки. Ветерок трепал легкую шаль, накинутую на ее плечи. По фамилии Чарли тут же догадался, что перед ним мать Хомера Поля, и немного встревожился, не зная, зачем он мог ей понадобиться.

– Вы не против, мистер Уайлд? – нежным шепотом спросила его Одри. – Бедная миссис Поль, ей так тяжело живется.

Чарли заглянул в последний раз в глубину сияющих глаз Одри и тяжело вздохнул. Конечно, он поговорит с бедняжкой миссис Поль, несмотря даже на то, что его плечи уже поникли от груза собственных проблем.

Чарли выпрямился и с достоинством кивнул:

– Я буду рад познакомиться с миссис Поль.

– Спасибо, Чарли! То есть я хотела сказать, мистер Уайлд! – Одри не удержалась, приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.

Чарли улыбнулся. Теперь разговор с миссис Поль уже не казался ему таким обременительным. Черт побери, ради поцелуя Одри он готов не только говорить с кем-то, он по углям раскаленным готов пройти.

– Ах, мистер Уайлд, – всхлипнула миссис Поль.

Она стояла, опустив плечи, словно на них лежал непомерный груз. Рядом с нею Одри выглядела легким, беззаботным мотыльком, радостно порхающим над цветущим лугом. Лицо же миссис Поль было страдальческим, прорезанным преждевременными морщинками, и сердце Чарли сжалось от боли. Ему стало очень жаль несчастную миссис Поль.

– Могу я чем-то помочь вам, мэм? – спросил он.

– Ах, мистер Уайлд, – снова всхлипнула она.

Чарли показалось, что она еще больше побита жизнью, чем он сам, чем Лестер, чем все его друзья, и, взяв женщину под локоть, он негромко повторил:

– Чем я могу вам помочь?

Она смутилась и тихо произнесла:

– Могу я поговорить с вами с глазу на глаз, мистер Уайлд?

Чарли покосился на Одри, и та мгновенно все поняла и сказала:

– Простите, но я должна покинуть вас. Мне нужно помочь тетушке Айви накрывать на стол. Миссис Поль, мистер Уайлд. – Она величественно кивнула и отошла, улыбнувшись на прощание ослепительно и слегка загадочно. Чарли провожал ее взглядом до тех пор, пока миссис Поль не вернула его на землю.

– Может быть, нам лучше пройти за дом? – спросил Чарли, услышав новый негромкий вздох, вырвавшийся из груди миссис Поль.

Она молча кивнула, и Чарли взял ее под руку и повел вокруг веранды.

– Ну а теперь рассказывайте, мэм, – попросил он, когда они уединились за домом. – Что же случилось и чем я могу вам помочь?

Он предполагал, что речь пойдет о сыне миссис Поль, о Хомере, но как именно сложится их разговор, он мог только гадать.

– Ах, мистер Уайлд, – в который раз всхлипнула миссис Поль, и Чарли, начинавшему терять терпение, вдруг захотелось хорошенько встряхнуть ее. Она вытерла платочком покрасневший нос и наконец призналась: – Хомер рассказал мне обо всем, что тогда случилось в магазине мистера Фиппса.

Чарли с облегчением перевел дух. Нет, есть все же справедливость на небесах!

– Вот как? Рассказал обо всем?

– О, да. Если бы не вы, он покатился бы и дальше по наклонной плоскости и сейчас, наверное, был бы уже среди тех бандитов, что промышляют в округе. А потом тюрьма, и… и…

Она снова уткнулась в промокший насквозь платочек и зарыдала. Чарли смущенно погладил женщину по спине, затем прижал ее к своей груди и подождал, пока она немного успокоится.

Кто б знал, как неуютно чувствовал себя Чарли в присутствии плачущих женщин!

– Ах, мистер Уайлд!

Чарли глубоко вздохнул и ничего не ответил, терпеливо ожидая продолжения.

– Ах, мистер Уайлд, я прекрасно понимаю, что просто не имею права просить вас о чем-то еще после того, что вы сделали для моего несчастного мальчика, но… Понимаете, он слышал, как вы репетировали тогда возле церкви, после того, как вырвали моего Хомера из лап сатаны, и вот я сама сегодня услышала вашу игру… Я знаю, что у вас доброе сердце, потому что вы так помогли Хомеру… Спасли ему жизнь, можно сказать… Вы такой… такой… И я… я…

Миссис Поль снова зарыдала и никак не могла остановиться.

В иной ситуации все это, наверное, заставило бы Чарли рассердиться, но ему было искренне жаль эту несчастную женщину и ее сына. В конце концов, они не виноваты в том, что принимают Чарли совсем не за того, кем он является на самом деле.

– Успокойтесь, мэм, все будет в порядке… Миссис Поль вдруг резко отстранилась:

– Ах, мистер Уайлд… Я знаю, что прошу вас о невозможном, но… Скажите, вы не согласились бы давать Хомеру уроки игры на корнете? – Миссис Поль молитвенно сложила на груди руки и посмотрела на Чарли как на божка, с последней надеждой во взоре.

Уроки? Хомеру Полю?

Чарли ошеломленно молчал… Черт побери, ведь это было его давнишней и заветной мечтой – учить детей музыке!

Тут же воображение нарисовало ему соблазнительную картину – он, Чарли, руководит духовым оркестром города Розуэлла и каждое воскресенье дает со своими парнями концерты в парке, а в остальные дни занимается с молодежным составом, с подростками из Розуэлла и близлежащих ферм. У него нет отбоя от желающих, и ребята буквально дерутся за место в его оркестре. Всем им хочется играть, и всем им хочется покорять своей музыкой девичьи сердца.

Он представил, как будет целовать по утрам Одри, уезжая на занятия в Розуэлл. А может быть, не только на занятия – что, разве в городе не найдется еще и работы для классного плотника? А вечером, уставший, он будет возвращаться домой, и Одри выбежит навстречу вместе с кучей ребятишек…

Фантастическая картина!

Но тут реальность стукнула по его мечте своим бронированным кулаком, и мечта мгновенно лопнула, словно воздушный шарик.

О чем он размечтался? Нет, этим сладким мечтам никогда не сбыться. Сказок наяву не бывает. Нужно трезво смотреть на вещи и не впадать в искушение.

Ведь даже если им так безумно повезет, что все они найдут здесь постоянную работу… и никто не узнает о том, чем они занимались в прошлом…

А почему, собственно, нет? Кому придет в голову связать воедино появление в Розуэлле духового оркестра из Джорджии с двумя неудавшимися ограблениями в этих краях? Да мало ли их здесь случается, этих ограблений, – и удавшихся, между прочим! Пожалуй, никто до этого не додумается – во всяком случае, пока он, Чарли, не сунется грабить банк и не стащит рубины у леди Хьюлетт.

Впрочем, нет. Это тоже пустая надежда. Судьбы не избежать. Скоро кто-нибудь поумнее Фермина Смолла потянет за кончик ниточку, ведущую к попытке ограбления в Арлетте, и все закрутится – опознание, арест, суд…

Чарли обнаружил, что миссис Поль продолжает терпеливо ожидать ответа, с надеждой глядя ему в лицо. Боже, боже, ну почему все они всегда ждут от него ответа? А если у него нет ответа на их вопросы? В конце концов, кто он такой? Пророк? Маг? Да ничего подобного! Он – просто музыкант, играющий на корнете. И к тому же человек с криминальными наклонностями.

“Сказать миссис Поль всю правду? – мелькнуло в голове Чарли. Он посмотрел в ее глаза и решил: – Нет. Не поверит”.

– Видите ли, мэм, – осторожно начал он. – Я и сам не знаю, как долго еще мы здесь пробудем. Что же касается Хомера, то я… Я, пожалуй, готов давать ему уроки, пока мы остаемся в Розуэлле, а уж потом – не знаю.

Миссис Поль распрямила плечи, словно сбросила с них пудовый мешок с мукой.

– Ах, мистер Уайлд, благодарю вас. – Она схватила руку Чарли своей натруженной ладонью и пылко стиснула ее. Пожатие миссис Поль было крепким, совсем мужским. – Просто не знаю, чем вам смогу отплатить за вашу доброту!

– Не стоит благодарности, мэм, – пробормотал Чарли, освобождая свою руку и незаметно потирая ее. Тут он вспомнил нечто весьма важное и спросил: – Скажите, мэм, а у Хомера есть корнет? Дело в том, что у меня только один инструмент – тот, на котором играю я.

Миссис Поль еще раз промокнула глаза платочком и ответила:

– У нас есть корнет, мистер Уайлд, только старый, правда. Он остался еще от моего деда. Но, думаю, что для занятий сгодится.

– Будем надеяться, мэм, – ответил Чарли с некоторым сомнением.

– Благодарю вас, мистер Уайлд! Благодарю вас! Чарли испугался, что миссис Поль снова разрыдается, но на сей раз ей удалось сдержаться. Она только пару раз всхлипнула, а Чарли, в свою очередь, поспешил вернуться вместе с нею на задний двор к своим друзьям и собравшимся дамам.