Глава 1

Мертвецы не должны были пугать Карлоса. Он все же медик, резал трупы, и на руках у него не раз пациенты умирали. Да и кроме медицины всякого насмотрелся. Но трупов слишком много, да еще дети, беременные женщины…

А еще — запах. В селении воняло мертвечиной, несмотря на прохладную погоду. Хорошо, что умирать предпочитали дома, только некоторые выходили для сведения последних счетов под открытое небо.

И все равно — страшные картины. К примеру вот эта: семь тел с развороченными черепами, прямо посреди дороги. Некоторый опыт следопыта позволил Карлосу восстановить картину случившегося: убил их всех один человек, вот этот. Из вот этого самострела. Стрелял по очереди в головы шестерым, живых забрызгивало мозгами и кровью, но они просто стояли и ждали своей очереди. А самострел однозарядный, стрелку требовалось время, чтобы его взвести и пульку вставить. Самому себе стрелок стрелял в подбородок, крайне неудачно — наповал себя не убил, только челюсть оторвал. Умер не то от шока, не то от потери крови. Но своего добился — вон, мертвый валяется, все еще держит в руках самострел.

Что здесь такое произошло? Эпидемия безумия? Или эпидемия некоей болезни, смерть от которой слишком мучительна, чтобы ждать? В таком случае, надо отсюда сваливать, пока сам не заразился.

И ведь внезапно им всем сразу мысль о самоубийстве в голову пришла. В подвалах — запасы провизии, встречаются недостроенные дома, грядки с овощами зеленеют, на полях — стерня от собранного урожая. Совсем недавно все эти люди рассчитывали жить долго. А потом — случилось что-то страшное, они предпочли быструю смерть. Смертельная новость какая-то.

Надо сваливать, прямо скажем — пора, если Карлос не подцепит никакой заразы, то все равно рехнется от одного только запаха. Но как сваливать, если ничего не ясно? Если не выяснил даже приблизительно, что целый город, если не целый мир, довело до самоубийства?

И чутье подсказывает, что сматывать удочки рано, здесь еще есть, чего ловить. Информация о том, что же здесь было — крайне важна, опасно ее не добыть. Смертельно опасно.

Только непонятно, где искать. Газет здесь не печатали, неизвестно, откуда новости узнавали. Скорее всего — через глашатаев. И свежих надписей, которые были между «смертельной новостью» и всенародным самоубийством написаны, Карлосу не попадались. Давил брезгливость, заходил в дома, осматривался. Многие перед смертью открыли молитвенники, часто — на странице, где изображена женщина с цветком. Предсмертных записок не было, они, по логике, должны на поверхности лежать. Может, были здесь другие обычаи, может, было принято записки в специально отведенном месте оставлять, но чутье подсказывало, что путь тупиковый. И не только чутье, но и логика: не для кого записку писать, если все равно все умрут.

Да еще и в том доме, где местное начальство заседало, пожар случился, наверняка сгорели документы, где «смертельная новость» описана. Другие дома — не горели. Наверное, дело в том, что во всяких там муниципалитетах и горкомах много бумаг, есть чему гореть.

Имело смысл в других городах поискать, покрупнее, уж там-то должно найтись место, где «смертельная новость» записана жирным шрифтом. А как туда доберешься? Транспорта подходящего нет, пешочком придется. Хотя бы велосипед какой завалящий, хотя бы водный путь найти, быструю речку. Или верхом на ком-нибудь.

На речки надежды мало, путь к ближайшему крупному городу, если верить найденной в одном из домов карте, лежит в горы. До велосипедов местный народ еще не дорос, не говоря уже про автомобили. Рельсов Карлос не встречал, значит, паровозы с дрезинами отпадают.

Основное транспортное средство здесь было — собачьи упряжки. Здоровенные такие псины, с теленка ростом, запрягались в легкие повозки. Может и быстро бегали, но большинство своих собак хозяева попросту убили. Также, как детей. Распухшие собачьи трупы валяются на дорогах даже чаще, чем человеческие. Некоторые — все еще запряженные в повозки.

А некоторых собак не то забыли убить, не то не добрались до них вовремя. Но несчастные твари были слишком привязаны к людям, хозяевам. Собаки не собирались в стаи, не жрали трупы, они умирали. Встречались подохшие от обезвоживания в нескольких шагах от прудов или фонтанов. Были просто мертвые, как будто у них разрыв сердца случился, это у собак то! Или же собаки в приступах агрессивности кидались друг на друга, грызлись остервенело, победителей не было. Собака, убившая соперника, сама долго не жила, умирала от ран. Или от нежелания жить: вот лежит загрызенная собака, от нее тянется кровавый след к другому собачьему трупу, и не заметно, чтобы вторая собака делала остановки, значит, не зализывала ран.

Услышав за спиной лай, Карлос в темпе залез на ближайшее дерево, откуда и прыть взялась. Совершенно не хотелось вступать с местными собачками в ближний бой, они, может, и смирнее коров были, но — может, и нет. Или же у них сдвиги в мозгах случились, может, предпочтет песик всех людей мертвыми видеть.

Карлос влез в гущу листьев, потому приближения собаки не видел, пока она не оказалась под деревом. Рекордных размеров серая зверюга, клыки — в палец.

Что делать, стрелять? У Карлоса был револьвер, заряженный патронами с картечью, и местный самострел. Пистолет в этом мире может и не выстрелить, во многих мирах порох не горит, как следует, из-за разности физических законов. Может, потому здесь и пользовались самострелами. А в других мирах порох взрывается, едва лазом пройдешь, хотя о подобных неприятностях чутье предупреждает. Хорошо бы все же пистолет выстрелил, картечью можно свалить собаку даже не прицельно. Однако на дереве псина Карлоса не достанет, так что можно и самострелом обойтись, всадить пару пулек собаке в корпус, потом контрольный — в голову…

Но собака явно не испытывала к Карлосу враждебности, скорее — звала куда-то. В определенном направлении, то подбежит, то отскочит. Издавала звуки, нечто среднее между воем и поскуливанием, и даже человеческий голос в собачьем слышался.

Карлос спрыгнул с дерева, держа наготове пистолет. Когда приземлялся, нечаянно нажал на курок — щелчок без выстрела, не горит порох.

А собака забеспокоилась еще сильнее, уже семенила от Карлоса, неуверенно оглядываясь. Вернулась, опять отбежала.

Карлос пошел за собакой. Потом пришлось бежать, а то страшновато было смотреть на метания этого монстра, еще зубами тащить вздумает.

А потом собака увидела оставленную возле дороги коляску и сама в нее впряглась ловким, скорее всего — привычным движением. Умная тварь.

Карлос едва успел влезть на сиденье, собака рванула вперед. С весьма приличной скоростью, но плавно, обходила неровности. С такими собаками автомобили ни к чему.

Пересекли полгорода, остановились возле ничем не примечательного домика-конуса. Собака выскользнула из упряжи, рванула к крыльцу, остановилась на пороге поскуливая.

Карлос вошел в дом и услышал чмокающие звуки. Кто это, еще одна собака?

Это оказался живой человек. Полненькая женщина, лежала прямо на полу. Живая, но не здоровая, скорее умирающая: иссиня-бледная, под носом — засохшая кровь, лицо распухло. Женщина была в сознании, смотрела расширенными глазами на Карлоса. Пыталась что-то сказать, но казалось, что она пытается выплюнуть собственный язык.

Что с ней? Та самая болезнь, из-за которой все остальные порешили себя? Вообще-то больше похоже на неудачную попытку отравиться, блевотиной попахивает.

Некогда ставить точный диагноз, действовать нужно.

У Карлоса есть с собой эликсир с Забытой Надежды, в большинстве миров излечивает почти что угодно, даже при простреленной голове иногда помогает. В меньшинстве миров — убивает наповал. Обычно в новом мире эликсир пробуют сначала на животных, но доз всего две. Пришлось положиться на чутье.

Пневматический инъектор не работал, Карлос ввел женщине элексир простым шприцем. Подействовало сразу, и очень хорошо подействовало: женщина ровно задышала, зарумянилась. Смогла сесть. Посмотрела на Карлоса долгим взглядом зеленых глаз, что-то произнесла хриплым голосом. Интонация — потерянная. А язык — непонятный.

Карлос заговорил на архинском, спросил, понимает ли женщина его. Женщина поняла. Перевела свою предыдущую фразу:

— Я просила меня убить.

— Зачем? — жестко переспросил Карлос. — Может не надо?

Женщина заплакала. Сказала:

— Ты наверное не знаешь. Наш мир погибнет. Весь мир.

— От чего? — быстро спросил Карлос.

Женщина запустила руки в волосы, произнесла совершенно дрожащим голосом:

— У нас нет надежды…

— Есть, — жестко перебил Карлос.

Женщина вздрогнула, уставилась на спасителя.

— Видишь ли в чем дело, — уверенным тоном принялся излагать Карлос. — Этот мир может и погибнет, но этот мир — не единственный, есть еще миры. Я, к примеру, как раз из другого мира.

Быстро встал, взял за плечо спасенную, которая неуверенно шевелила губами, продолжая плакать, потащил за собой. Чуял — надо спешить.

Местная шла не сопротивляясь. Вряд ли в ней проснулась надежда на спасение, скорее — ей уже все равно, уже себя похоронила.

Собака встретила радостным лаем, женщина начала крупно дрожать. Надо внушить ей доверие, а то, не приведи бог, попытается себя убить.

— Тебя как зовут, — спросил Карлос, изображая полное равнодушие.

Равнодушный тон не подействовал, начала рыдать уже в голос. Врезать ей, что ли? Рука не подымется. Разозлился, рявкнул:

— Да успокойся ты! Спасу я тебя, ясно?! Садись, поведешь, а то я не умею ваши собачьи упряжки водить.

Крик почти не подействовал, продолжала рыдать. Услышав обещание спасти, местная только затрясла головой. Вероятно, решила, что имеет дело с сумасшедшим, а кто еще станет про другие миры рассказывать всерьез? Однако признание, что Карлос не умеет водить собачью упряжку, заставило удивленно поднять глаза. Вероятно, управлять этими собаками настолько просто, что доступно даже полному идиоту.

Заморгала глазами, зашевелила губами, окинула взглядом фигуру Карлоса. Одет-то не по местной моде. Туристические ботинки со сложными застежками разглядывала особенно долго, здесь-то все ходили в сандалиях, даже зимой одевали их поверх гетр.

Наконец, когда Карлос уже готов был снова сорваться на крик, женщина, не сводя глаз с ботинок, сипло пролепетала:

— Желтоглазы понимают по-архински, — и замолчала, принялась разглядывать ширинку Карлоса. Это покрой штанов для нее непривычно выглядит, или она задумала напоследок позабавиться?

Карлос все же не удержался, крикнул:

— Ну так садись, поехали!

Женщина торопливо устроилась в коляске. Проснулась все-таки в ней надежда. Даже странно, что так поздно проснулась. Когда впереди ничего, кроме смерти, за любую соломинку ухватишься — это Карлос мог сказать по собственному опыту. А собака вывернула лобастую голову, переводила вопросительный взгляд с одного пассажира на другого. Глаза у нее действительно ярко-желтые. Карлос неуверенно приказал:

— Поехали… Направо…

Получилось. Собака отвернулась и легко потянула тележку направо по улице. Но медленно едут, с прогулочной скоростью. Сюда — так просто мчались.

— Быстрее, — попросил Карлос, и собака прибавила ходу.

— Еще быстрее! — уже увереннее приказал Карлос.

Но в этот раз собака не поняла. Даже оглянулась и звук издала непонимающий.

— Не надо говорить: «Еще», — пояснила женщина. — Просто: «Быстрее».

Карлос попробовал — получилось, собака погнала во всю прыть.

А местная, похоже, отходит… Но, увидев труп посреди дороги, начала крупно вздрагивать, стонать. Может, вкатить ей успокаивающее? Надо бы, но на ходу шприцом неудобно, даже наполнить его сложновато, а инъектор не работает. Но женщина уже совсем впадала в истерику, согнулась, закрыв лицо руками.

Все же решился: зажал особым способом в руках шприц и склянку с транквилизатором, проткнул иглой упругую пробку, потянул поршень. Укол сделал в плечо, быстро воткнул и надавил. Вообще-то надо бы в ягодицу, но как здесь пристроишься?

Самому противно от такой медицины. Обычно колол аккуратно, а сейчас — как ножом ударил. А женщина даже не вздрогнула.

Лекарство подействовало быстро — опустила руки, нахмурилась в неуверенности. Пытается понять, что это с ней, почему ничего не чувствует.

Обратился к женщине:

— Тебя как зовут? Меня — Карлос.

— Хельги.

Надо же, вполне земное имя. Скандинавское. Бывают такие случайные совпадения.

— Что ты со мной сделал? — спросила Хельги, трогая плечо.

— Лекарство тебе вколол, чтобы успокоилась. Прямо в кровь.

Женщина медленно повернула голову, уставилась на своего спасителя. Поверила окончательно. Ведь здесь, в ее мире, до инъекций еще не додумались. Укол эликсира она могла и не заметить в полубреду.

— Налево! — скомандовал Карлос. Собака поняла, повернула, аккуратно сбавив скорость. И снова разогналась до галопа. Не загнать бы ее, вон уже язык вывалила…

— Собака не слишком устает? — спросил Карлос, обращаясь к женщине.

— Нет, — спокойно ответила та. — Желтоглазы очень выносливы. А нам далеко ехать? И куда мы едем?!

— В лесу за холмами… Там… лаз в другой мир.

— Лаз… — повторила Хельги. — Так ты — первоучитель?

В ее голосе почувствовался религиозный трепет.

— Нет, я из другого муравейника. Но мы идем в мир, из которого пришли ваши первоучители. Так что здесь у вас произошло?

Женщина как-то сжалась, согнулась. Пробормотала:

— Дролло, — и опять замолчала.

Карлос плохо знал религию и мифологию этого мира. Всего лишь случайно оказался поблизости, когда чутье пролазника заорало об идущей отсюда опасности. Но «Дролло» — что-то знакомое. Связанное с апокалипсисом, какая-то нечисть среднего звена. Вроде бы оно высасывает жизнь взглядом. Ладно, проведет Карлос Хельги в мир Ковкого Стекла, а там знающие люди разберутся. Сейчас главное быстрее отсюда выбраться, опасность все нарастает. А от Хельги все равно мало толку, не хочется ей говорить. И все-таки…

— Дролло — это болезнь? — спросил Карлос. Вопрос актуальный, не заразиться бы самим.

— Сначала подумали, что эпидемия, — медленно, как будто нехотя заговорила женщина. — Когда все жители островов Гиушо заболели. У них выпадали волосы, зубы, появились язвы, шла кровь… Они умирали очень мучительно. Но потом погибли все жители долины Сигакур. Они… как будто их сожгло… изнутри. И некоторые решили, что это взгляд Дролло… Там даже трава пожелтела, вся сразу. А потом знатоки звезд рассмотрели Дролло… Они так назвали… это.

А ведь описанные женщиной симптомы соответствуют не чему-нибудь, а лучевой болезни. И если Дролло разглядели местные астрономы, значит, планету облучают из космоса. Карлос даже непроизвольно глянул на небо, Хельги взгляд заметила, вставила ровным транквилизаторным тоном:

— Дролло бросает взгляды только ночью. Он подходит к нашему миру с темной стороны и бросает взгляды во время ужасов.

Время ужасов у местных соответствует ночи незадолго до рассвета. А сейчас только-только вечереет. Успевают отсюда убраться до того, как попадут под облучение.

И что же такое этот их Дролло? Неужели какие-нибудь агрессивные инопланетяне лупят по планете жестким излучением?

— Пока что Дролло только бросает взгляды, — продолжала Хельги, — а потом придет к нашему миру… и съест его!

Эмоции каким-то образом прорвались сквозь наведенное лекарствами равнодушие. И следующий вопрос был задан с явным страхом:

— А если мы уйдем… туда, в тот другой мир… Дролло до нас не доберется?

Карлос хотел с ухмылкой ответить «нет». Хотел. Но чутье сообщило ему, что такой ответ будет ложью. Да что же это такое творится?! Неужели Дролло погонится за Карлосом через лаз? Или в мире Ковкого Стекла есть свой Дролло?! Тогда оно есть во всех остальных мирах тоже… Всеобщий апокалипсис, не один только этот мир обречен, а вообще все миры?!

— Это зависит от того, что из себя представляет Дролло, — осторожно ответил Карлос.

— Но я не знаю! Я не знаток звезд… Я знаю только, что он есть, но его не видно… Так говорили знатоки звезд.

Женщина опять начинала дрожать, потому Карлос соврал:

— Не видно? Тогда Дролло это… В общем — спасемся, — и перевел разговор на другое:

— А почему вы решили убить себя?

— Потому что ждать было мучительно. И мы не хотели умирать от взгляда Дролло, это… тоже мучительно. Это очень больно. Раз совет богов решил уничтожить мир, то… богов надо слушаться. Так говорили священники… Только те, кто слушается богов, может надеяться на чистое посмертие, так они говорили.

Можно было заподозрить, что к массовым самоубийствам привел какой-то несусветный религиозный перекос, но чутье слишком ясно сообщает, что опасность реальная.

А вот и активированный лаз, мерцающее мглистое пятно над дорогой. Выход в другой мир.

— Стой, — скомандовал Карлос. Желтоглаз аккуратно затормозил, повернулся, ожидая приказаний.

Женщина принялась неуверенно оглядываться. Ну да, мглу могут видеть только пролазники, для обычных людей она незаметна.

Въезжать в лаз на собаке — не выйдет, не пропустит их отсюда лаз. Во мглу, положим, въедут, но выедут здесь же, в мире Ледяной Цветок. Тут механика непростая — лазы настроены на мозги пролазников, и тот, кто везет, должен видеть мглу, знать, куда идти. И должен хотеть пройти, если пролазник не хочет в другой мир, то и не попадет туда.

Будь лаз неактивирован, пришлось бы тащить женщину и собаку в бессознательном состоянии, но сейчас можно и так.

Карлос соскочил с коляски, неуверенно глянул на собаку, попросил Хельги:

— Скажи… желтоглазу, чтобы он сел в коляску. Мне придется вас тащить.

Удивленно моргнув, Хельги сказала: «Шог!» — и хлопнула по сиденью рядом с собой. Собака резво выскользнула из упряжи, взобралась на коляску.

Когда Карлос взялся за постромки и потащил, то собака издала звук — нечто среднее между воем и поскуливанием — в котором слышалось безграничное удивление. Виданное ли дело, собаки на людях ездят! Даже Хельги рассмеялась, хотя немного истерично.

Ничего страшного, тащить легко, а то некоторым пролазникам приходилось сонных лошадей волоком переть через лазы. Если эти пролазники не врут.

Что-то беспокоило. Ага, револьвер. Достал оружие, вынул пробитый патрон и забросил его в кусты. Это здесь патрон не выстрелил, а в мире Ковкого Стекла возьмет и выстрелит, как только револьвер там окажется. Да еще и картечью. Хорошо, что вовремя прислушался к чутью.

Так и вошел во мглу, с собачьей коляской на буксире. Прошел быстро, слегка вокруг затуманилось — и вот уже мир Ковкого Стекла вокруг. Тот самый безлюдный городок, из которого открывался лаз в мир Ледяной Цветок.

Мерцающа мгла исчезла. Когда пролазишь в другой мир, мгла видна еще десять дней по тамошнему времени, потом гаснет, и, если захочешь вернуться, придется активировать лаз по новой. Но, если возвращаешься через лаз, который сам активировал, мгла гаснет сразу за спиной. Бывают такие автоматические двери: откроешь ее, войдешь, а закроется она сама, либо сразу после того, как через нее выйдешь, либо через десяток минут, если выходить не захочешь. Правда, автоматическую дверь можно закрыть самостоятельно, в отличие от активированного лаза.

 

Глава 2

Хельги буквально оцепенела, как только ее провезли через лаз. Еще бы, только что вокруг был лес, и вдруг — город, причем очень странный по меркам ее родного мира. Не строили в мире Ледяной Цветок многоквартирных домов-сот в виде незамкнутых шестиугольников. И уже не построят.

Карлос собирался немедленно продолжить разговор с Хельги, но отвлек желтоглаз: собака резко подхватилась, принюхалась, задрав голову. Потом спрыгнула с коляски, понеслась куда-то. Отбежав на пару десятков метров, высоко подпрыгнула, вернулась обратно с радостным лаем. Собачью морду украшала самая настоящая улыбка.

— Она почувствовала запах людей, — отстраненно объяснила Хельги. — Живых людей. Кто ты?

Вопрос был задан со страхом и требовательно.

Карлос ответил с готовностью:

— Я пролазник. Я не бог и не демон, обычный человек, только у меня есть способность открывать лазы между мирами. И кроме того — чутье… нечто вроде ясновиденья — я могу предчувствовать опасность, находить лазы и других пролазников… ну и еще кое-что могу… чуять.

— Других… так вас много?

— Нет, нас мало. Пролазники — большая редкость… тебе очень крупно повезло, что мы встретились… вовремя. К тому же мы прячемся. Скрываем свое существование… по разным причинам. А то кое-где нас на кострах сжигали. Да и за сумасшедшего примут, если начнешь о других мирах рассказывать.

— Мне ты рассказал… А кто тебя прислал?

— Я сам пришел! У нас есть сообщество, но каждый пролазник — одиночка, мы не распоряжаемся друг другом. Я почуял, что здесь будет беда, и что надо все выяснить… важным это показалось. Другие пролазники тоже почуяли, но большинство испугались… их можно понять. Тут смертельная опасность, вот и предпочитают они сидеть в других мирах.

— А ты — не испугался? Не почуял опасность?

— Испугался… Через страх пролез в… в ваш мир.

— А миры… сколько их?

— До сих пор считаем. Много, может быть — бесконечно много.

— Да… А ваше чутье… ты — провидец?

В ее голосе послышался уважительный трепет.

— Вряд ли можно назвать пролазника провидцем. Во-первых, нам открыто только наше будущее. А во-вторых… слабое оно, наше чутье. Предупреждает об опасности, но часто бывает так, что непонятно, откуда опасность грозит. Или чутье может подсказать, какой из нескольких путей самый верный, но если вообще никаких путей не видишь, то и чутье бесполезно. Почти бесполезно. И подводит иногда чутье, когда слишком устанешь, или испугаешься. Или обрадуешься.

Хельги помолчала, разглядывая Карлоса. Оглянулась вокруг, на безлюдные шестиэтажки, зачем-то посмотрела на небо… понятно, зачем — убедиться, что оно голубое. Задала следующий вопрос:

— Где мы?

— Мы, пролазники, называем этот мир… эту вселенную миром Ковкого Стекла. Местные по-другому называют. По-разному, здесь живет много разных народов, и у каждого — свой язык. Это хороший мир, спокойный, мирный… развитый. Здесь есть коляски, которые ездят сами, есть летающие машины, мыслящие машины… Тебе здесь понравится.

— Понравится, — повторила Хельги без эмоций. Посмотрела на собаку, пробормотала:

— Это последний желтоглаз.

И заплакала. С таким темпераментом ей грозит смерть от обезвоживания.

Но понять женщину можно, ей наверняка есть, о чем плакать. Даже подумать страшно, чего она насмотрелась… и что сама делала в последние дни. К примеру, может быть, что она убила своих детей.

Карлосу захотелось успокоить Хельги. Обнять, слова какие-то подобрать. Рассказать, что желтоглаз — не последний, пролазники протаскивали этих гигантских собак из ее мира, даже где-то начали разводить. Ведь наверняка еще предстоят женщине проблемы. В основном — психологического плана, в мире Ковкого Стекла можно неплохо устроиться. Архинский язык Хельги знает, значит, ей будет полегче. Здесь, на полуострове Каурс, по-архински говорит едва каждый сотый, но есть и другие страны, где этот язык основной. А вот смириться и жить дальше…

У Карлоса тоже было поганоенько на душе. Что странно. Конечно, после всех увиденных ужасов на душе не может быть легко и спокойно, но, насколько Карлос себя знал, уже должно полегчать, раз все осталось позади.

Прислушался к себе и сразу понял, что ощущение смертельной опасности не исчезло. Кажется даже, что наоборот, усилилось. Как будто времени мало, и все меньше. Непонятно, что нужно делать — то ли бежать, то ли искать что-то… не дай всевышний, искать придется в мире Ледяной Цветок.

— Мне надо позвонить, — сказал Карлос Хельги. Та не поняла, в ее мире не было телефонов, не додумались. Только система фонарей-семафоров на вышках, которая, тем не менее, охватывала значительную часть планеты.

Оглянулся вокруг, подошел к дереву, на котором повесил перед походом в мир Ледяной Цветок свой альмоб — распространенный в мире Ковкого Стекла универсальный коммуникатор. Небольшая разница законов природы (точнее — некоторых химических констант) в разных мирах на человеческий организм не действует, а вот сложная техника слишком часто выходит из строя. Да и синтетические материалы могут рассыпаться в пыль, стать из твердых жидкими, загореться и даже взорваться. Сюда, в мир Ковкого Стекла, невозможно пронести металл — рассыплется в порошок. В мире Лаптежников похожие проблемы, но там хотя бы алюминий и магний более-менее сохраняют свойства, а здесь и этого нет. Но местные выкрутились, научились варить стекло, которое сохраняет ковкость даже на морозе, и развили на его основе сложную технику, вплоть до космических кораблей и компьютеров. За что их мир и получил такое странное название.

Карлос оставил коммуникатор в мире Ковкого Стекла — опасался, что выйдет из строя. Все равно в мире Ледяной Цветок некому звонить.

А здесь — есть кому, Тефори, местному пролазнику-ученому. Безопаснее с точки зрения секретности послать шифрованное сообщение, а не общаться напрямую голосом. Но — нет времени. Быстро ввел адрес, дождался ответа:

— Тефори, — голос усталый и напряженный. Видимо, местного пролазника тоже мучают тяжелые предчувствия.

Карлос предельно сжато доложил:

— Я только что вернулся из мира Ледяной Цветок, вывел оттуда женщину. Она сказала, что массовые самоубийства связаны с приходом Дролло. Началось все с того, что в некоторых местах все живое было уничтожено мощными пучками жесткого излучения, потом астрономы обнаружили некий объект, женщина может сказать только, что он есть, но его не видно, и что он съест весь мир…

— Нейтронная звезда, — спокойно перебил Тефори. Нехороший у него в голосе покой, тихоомутный.

Карлос — не астрофизик, но о нейтронных звездах знал. Что они весят, как Солнце, но размером — не больше десятка километров. Что состоят из одних нейтронов, потому что электроны с протонами послипались. Что вещество обычной планеты для них почти не отличается от вакуума. И что при столкновении с планетой нейтронная звезда полностью планету поглотит, причем — почти мгновенно. Всосет и не заметит.

— Но как она может быть невидимой? — быстро спросил Карлос. — Я не астрофизик, да и у тамошних астрономов инструменты так себе. Но ведь на их небо не только местные смотрели, наши тоже. Лазил же туда этот, как его… ну, со своим надувным радиотелескопом, как раз нейтронные звезды искал… они же излучают в радиодиапазоне!

— Только быстровращающиеся, — сказал Тефори. — Лингвен действительно носил в мир Ледяной Цветок радиотелескоп, специально для того, чтобы исследовать нейтронные звезды. И действительно ничего не заметил, но если звезда не вращается — ничего удивительного. Понимаешь, совпадает: невидимый объект на небе, который съест весь мир, да еще облучает его пучками рентгена.

— А рентген откуда?

— Выделяется при поглощении нейтронной звездой обычного вещества. Метеоритов, и так далее.

— И эти лучи два раза попали в планету?

— Наверняка — больше. Эти два раза — только те, про которые известно. Луч попал в населенные места, в пределах их системы фонарей-семафоров. А если учесть, что системой охвачена всего одна десятая часть суши, а суша там — всего треть планеты, то…

— То уже шестьдесят раз… Мощно излучает. А это нормально для нейтронной звезды? Ведь большинство лучей в никуда ушли…

— Сложно сказать, зависит от многого. Например, нейтронную звезду могут сопровождать разные мелкие обломки, а сейчас притяжение тамошнего солнца вывело их из равновесия, и они стали падать на поверхность нейтронной звезды.

Карлос отчаянно пытался сообразить, откуда чувство опасности, что пугает. Ну, облучает нейтронная звезда рентгеном планету мира Ледяной Цветок, ну, может даже проглотит скоро эту планету. Однако сам Карлос уже в другом мире, здесь ему ничего грозить не может, не должно. Пришла в голову страшная мысль, от которой Карлос сел на землю:

— Нейтронная звезда… Астрономия похожа в соседних мирах, везде девять планет, луна, созвездия одинаковые… Значит… эта звезда, она во всех мирах есть?! Просто до Ледяного Цветка она первой добралась…

Тефори ответил не сразу:

— Не обязательно.

— Ты уверен? Она же большая… такой большой объект должен присутствовать. Хотя… В разных мирах время течет с разной скоростью, кое-где — в три раза быстрее чем в мире Ледяной Цветок. Тогда во многих мирах уже должно было случаться… Так может, это не звезда?

— Может быть. Но… мир Ледяной Цветок — особенный. Скорость течения времени там слишком отличается от других миров, даже соседних. В два раза быстрее, чем у нас, и в два с половиной медленнее, чем в мире Шиклам. Подожди…

Видимо, Тефори решил обратиться к какой-то базе данных. Карлос терпеливо ждал. Подошла Хельги, хотела что-то спросить, но передумала. Вернулась, устроилась на собачьей коляске. Решила не отвлекать своего спасителя, пока он ведет непонятные разговоры неизвестно с кем.

— Ты знаешь про развертку Красильникова? Она же — карта Шаодо?

— Да, знаю, карта расположения параллельных миров. Только я ее не понимаю, не получается у меня представить четырехмерную фигуру…

— У меня тоже. А ты знаешь про темные области на этой карте?

— Знаю. Должны быть миры, но лазы в них не открываются…

— В один из них открылся. Какой-то пролазник попробовал активировать лаз в скафандре с реактивным двигателем, получилось. Пролез, а там — вакуум. Оказался на поверхности луны, даже провел кое-какие астрономические наблюдения. По всему вышло, что там нет Итстал. Луна есть, Итстал нет.

Итстал — так Тефори, житель мира Ковкого Стекла, называет свою родную планету. Карлос свою Землей называет…

— Он еще пробы грунта принес, — продолжал Тефори. — Их исследовали, выяснили, что на них когда-то воздействовал очень мощный рентген.

— То есть… все темные области на развертке…

— Это те миры, планеты которых поглотила нейтронная звезда. А мир Ледяной Цветок — как раз на краю темной области. Последний уцелевший. Между прочим, нейтронные звезды и в других мирах появлялись вблизи планет, хотя до катастрофы дело не доходило. Ты откуда, с Планеты Земля? Сейчас посмотрю… Да, через вашу систему тоже пролетала нейтронная звезда, причем недавно, семь тысяч лет назад по вашему времени. У вас ее называют… Тиамат. Пролетела рядом с… Ю-пи-те-ром, и вырвала из него кусок, осталось какое-то красное пятно. Этот Юпитер — шестая планета вашей системы?

— Пятая, — быстро посчитал Карлос.

— Да, вместо пятой у вас пояс астероидов, разрушенная планета. Тоже, кстати, объясняют действием нейтронной звезды… одно из объяснений. И в других мирах тоже есть следы. Вот, пожалуйста, мир Планета Ратуз, там не только пятая, но и четвертая планета в астероиды превратилась. Кстати, Планета Ратуз ближе к нам, чем Планета Земля, и нейтронная звезда там тоже ближе прошла.

— Тогда здесь должна быть совсем близко?

Тефори опять взял паузу, рылся в базе данных. Наконец, доложил:

— Наши ученые обнаружили признаки массовой гибели животных и растений… Совсем недавней, тринадцать тысяч лет назад… И — во многих местах… Двенадцать таких мест, а кроме того, есть признаки геологической активности, подвижка плит примерно в то же время. И есть теория, что эта подвижка была вызвана действием приливных сил из-за притяжения какого-то космического объекта. Очень крупного, сам понимаешь. Теорию мало кто поддерживает, но… Кроме того, тогда и мощные морские приливы были, а еще — сдвинулись с места пески и болота. Правда, убедительных доказательств этого нет, но…

— Но все совпадает?

— Да, если массовая смерть животных была вызвана рентгеновскими всплесками на нейтронной звезде, которая вызвала приливные… Да.

— И как эту вашу планету Итстал с орбиты не сорвало?

— Ну… Примерно тогда же сместились полюса и произошло изменение климата. Но сорвать планету с орбиты на самом деле непросто даже нейтронной звезде. Видимо, звезда прошла далеко и на большой скорости. Пройди она ближе, мы бы сейчас не разговаривали.

— Подожди, как это так получается, что у вас звезда раньше приходила? Ведь здесь время идет медленнее! Чем в мире Ледяной Цветок…

— Да с этим временем… Может быть, раньше оно у нас быстрее шло, это сейчас замедлилось. Даже наверняка, потому что, если бы время с самого начала расширения вселенных у нас шло в два раза медленнее, то наша планета еще и не сформировалась бы… Или в мире Ледяной Цветок уже все звезды погасли. А так — даже геологические эпохи совпадают. Значит, время идет то быстрее, то медленнее, а если в среднем, получается примерно одинаково. Реальных доказательств этой теории пока нет, слишком недолго мы…

— Ладно, я понял. Но до какой степени нужно быть неудачником, чтобы твой мир поглотила звезда? Вероятность такой встречи двух небесных тел…

— Да, вероятность небольшая. Меньше одного к миллиону. Однако параллельных миров — огромное множество, если не бесконечность, и среди них просто не может не найтись таких, где планета столкнется с нейтронной звездой.

— А какая вероятность оказаться рядом с этим миром для отдельно взятого пролазника?

— Ну, «почему именно я» — пожалуй, единственный извечный вопрос. Хотя несколько темных областей на развертке… Нельзя исключать, что это кто-то специально…

— Чего?!

— Ну… Мы же не знаем, откуда взялась сеть лазов между мирами. Может быть такое, что ее строителям некоторые миры не понравились настолько, что было принято решение…

— А не расточительно? Я понимаю, что таранить планету нейтронной звездой — это наверняка, но это же даже не из пушки по воробьям! И, мягко говоря, не сразу! Да как такое вообще можно организовать, если оно больше солнца весит?!

— Из пушки… У этих строителей могла быть своя логика. А организовать… Может быть в самом начале для этого не требовалось много… Это как целиться из самострела, чтобы навести его, не требуется много усилий.

— Из самострела… Кстати о прицеливании, может я совсем не разбираюсь в астрономии, но стрелять с межзвездного расстояния в планету, это как жабе в глаз с орбиты. Да какое там — с Луны!

Тефори помолчал, обдумывая. Потом спросил:

— Тебе приходилось стрелять?

— Сам знаешь, что приходилось, я воевал.

— А по сложным целям? Понимаешь, некоторые пролазники проявляют чудеса меткости, когда потребуется. Им чутье помогает целиться… И здорово помогает, с орбиты или нет, но некоторым удавалось попасть в глаз летчику самолета слабым лазером с земли. С одного выстрела. Летчик терял управление и разбивался. Да, такое было. А значит, эти… те, кто целился в планету нейтронной звездой тоже могли… Кроме того, ты же видишь, что чем ближе к миру Ледяной Цветок, тем ближе к планете проходит звезда. Может они с самого начала каким-то образом подогнали физические законы в разных мирах, чтобы некоторые из них… Даже эта разница в законах может быть не просто так!

— Ладно, ты меня убедил, — вздохнул Карлос через некоторое время. — Я уже верю, что это нейтронная звезда, хотя нельзя исключать вероятность, что это все-таки пришельцы… Не знаю, что из этого хуже.

— Н-нет, это звезда. Она меня пугает гораздо сильнее, чем пришельцы, а своему чутью я верю.

Здесь Тефори прав, чутье пролазника ограничено, редко дает ясные ответы. Но реальная опасность всегда та, что пугает сильнее, в этом чутью можно доверять почти абсолютно.

— Ну, хорошо, — разозлился Карлос. — Нейтронная звезда скоро проглотит человеческую планету мира Ледяной Цветок. Но я — уже в другом мире, почему я до сих пор чувствую опасность?! Почему мое чутье едва меня на части не рвет?! Да и тебя тоже, разве нет?!

Тефори ничего не говорил. То ли опять в электронных библиотеках рылся, то ли что-то обдумывал, то ли не решался сказать. Наконец, потерянно пробормотал:

— Черный треугольник!

Между прочим, у местных это ругательство. Не самое грязное, есть словечки и выражения вовсе шокирующие, но слышать подобное от сдержанного и культурного Тефори пока не удавалось.

Раз ругается, значит, дело плохо. Причем для пролазника, будь он хоть дважды с мира Ковкого Стекла, нехарактерно использовать слова «черный треугольник» в качестве ругательства, потому что есть мир с таким названием. Разве что под очень сильным впечатлением может выразиться.

И раз Тефори ругается, значит, знает, в чем дело. Но не говорит. На Карлоса накатило холодное бешенство:

— Тефори, если ты прямо сейчас не скажешь, почему ругался, я тебя убью, клянусь!

— Ну… есть у меня догадка… Очень хочется ошибиться, но…

— Тефори! Жизнь не такая уж плохая штука!

Тем не менее, ответ прозвучал не сразу. Тефори совершенно растерянно пробормотал:

— Нейтронная звезда может подействовать на наш мир через лаз. Если лаз активирован.

— Что?! У нее что, есть мозги?!

— Какие мозги?

— Но лазы ведь на мозги пролазников настроены?!

Тефори помолчал. Объяснил:

— Когда пролазник проходит через лаз, то лаз пропускает не только самого пролазника, но и все, что тот несет с собой. То есть — физические тела… Тело самого пролазника тоже физическое, обладает массой. А у нейтронной звезды такая высокая гравитация, что она все равно прорвется сквозь лаз, если он активирован. И мгновенно все втянет.

Карлос почувствовал, что покрывается холодным потом. Спросил, сам удивившись хриплости своего голоса:

— Что — все?

— Всю планету. А может и луну. Но только если лаз активирован.

— Да?.. А если не?..

— Понимаешь… Это как вход в бухту Глубокую, есть такая бухта в порту Иекс. Ее можно закрыть плавучими воротами, так вот, когда бухта закрыта, никакой корабль в нее не сможет войти, естественно. Когда бухта открыта, вход сторожит таможенный бот, он пропускает только те корабли, которые прошли осмотр. Но таможенный бот не сможет остановить тяжелый военный корабль, не сможет даже задержать. Чтобы враг не ворвался в бухту, ее нужно закрыть плавучими воротами. Точно также и с активированными лазами, если лаз активирован, то… Ведь активированный лаз выглядит мерцающим туманом потому, что в нем перемешиваются два мира… Это как бы сигнал для пролазников, что для них открыт путь в другой мир. Те, кого в другой мир не пускает, и сигнала не получают. Но нейтронная звезда, она… прорвется силой… без разрешения.

Карлосу полегчало. Он теперь знал, о какой опасности предупреждает чутье, и в общих чертах представлял, что нужно делать. Спросил:

— Сколько наших в мире Ледяной Цветок?

— Уже никого нет, ты вышел оттуда последним. Мидори не отвечает на вызов, но я думаю, что она просто очень пьяная.

— Это нужно проверить.

— Она вышла вместе с Бакрисом… Да, я проверю, попрошу кого-нибудь. Еще несколько пролазников собирались туда, но… Наверное, лучше не надо им лезть, я уже рассылаю сообщения.

— Пролазники, — недовольно пробормотал Карлос. — Собрались тут как раз, когда не надо, и весь твой мир под угрозой.

— Собрались неравнодушные, когда почуяли, что здесь может быть беда. И один из них — ты, и если бы не ты, мы бы до сих пор ничего не выяснили.

— Да мы и так самого главного не выяснили! Если все оттуда вернулись, значит все лазы уже должны деактивироваться, а чутье орет, что опасность нарастает! Это значит, что где-то лаз еще активирован, где-то мерцает переход… Может кто-то не отметился, когда сюда прибыл? А потом полез в мир Ледяной Цветок, там увидел трупы, споткнулся и ногу сломал, до сих пор валяется. Да может быть это случайник какой-нибудь, который только сейчас у себя дар пролазника открыл!

— Нет, — спокойно, но уверенно возразил Тефори. — Всех наших случайников мы вычисляем очень быстро. Кроме того, любого случайника чутье предупредит от того, чтобы оставаться в мире Ледяной Цветок, когда там…

— Но раз мы чувствуем опасность, значит, скорее всего, какой-то из лазов до сих пор активирован.

— Да. Я только что подумал, что темные области на развертке Красильникова слишком большие… Не по одному миру отсутствует, а по нескольку соседних, может это нейтронная звезда попала в один, а соседние втянула через активированные лазы?

— Может быть… Только сейчас надо думать о другом. Я вот о чем подумал — вдруг этот случайник не отсюда туда прошел, а оттуда сюда? Тогда он останется здесь, обратно не пойдет… Он же думает, что спасается от Дролло!

— Надо проверить, не активирован ли какой-то лаз, — хладнокровным деловым тоном сказал Тефори. — Я уже разослал запросы пролазникам.

— А все смогут ответить? Даже Мидори?

— После Мидори проходил еще Бакрис, они вернулись вместе, и лаз деактивировался. Это шестой лаз… Вот оно… Лифшиц ответил, что четвертый лаз активирован, он через него проходил. Когда проходил туда, уже мерцал переход… Четвертый лаз выводит довольно далеко от селений в мире Ледяной Цветок, но Лифшиц дошел до ближайшего. Ничего не выяснил, там тоже одни только трупы… Прошел назад, а лаз за ним не деактивировался… да. Лифшиц думал, что это до него кто-то туда пролез… еще удивился, что не встретились, чутье должно было их друг на друга вывести, как Бакриса на Мидори.

 

Глава 3

Карлос облизал пересохшие губы. Четвертый лаз. Вспомнилось, что китайцы боятся четверок, потому что в их языке иероглиф «четыре» пишется также, как иероглиф «смерть». Суеверие, но Карлос человек суеверный.

— Так, — сказал он, взяв себя в руки. — Лаз в любом случае закроется сам собой через десять дней. Сколько дней до столкновения?

— Сейчас попробую посчитать… Хорошо, примем, что нейтронная звезда аналогична той, что была в мире Ратуз… то есть, она там и сейчас есть, их астрономы ее разглядели. Так… ого, она, похоже, внегалактическая, скорость у нее… просто огромная. Когда случился первый лучевой удар?

— Сейчас спрошу.

Карлос встал, подошел к женщине, спросил на архинском:

— Когда Дролло бросил первый взгляд?

Хельги ответила сразу:

— После праздника жатвы.

— Сколько дней назад?!

— Двадцать один… нет, уже двадцать два.

Карлос сообщил Тефори, и через короткое время тот закончил расчет:

— Столкновение будет примерно через пятнадцать дней по времени мира Ледяной Цветок… Через четырнадцать!

— Это ты высчитал, или чутье подсказало?

— Чутье.

Значит — четырнадцать дней. В расчетах можно ошибиться, но чутье не врет.

— Но если лаз деактивируется через десять дней, то… — начал Карлос, и осекся, потому что осознал.

— Это здесь пройдет десять дней, но из-за разницы в скорости времени в мире Ледяной Цветок пройдет двадцать дней, — подтвердил страшную догадку Тефори. — Звезда успевает…

— Подожди! Обычно эти десять дней проходят в том мире, где время идет быстрее…

— У нас — необычный мир. Здесь десять дней проходят в том мире, куда прошел пролазник. Бывают отклонения, но крайне редко. Коэффициент предсказуемости догоняет бесконечность.

— Значит надо этого случайника искать!

Тефори некоторое время молчал. Обдумывал. Наконец задал ожидаемый вопрос:

— И что потом?

— А потом придется его убить! Если пролазник умирает, все активированные им лазы быстро деактивируются, так ведь?

— Убить… — произнес Тефори как-то задумчиво. — Я не смогу этого сделать… а ты сможешь?

Карлос вынужден был признать:

— Не знаю. Но что делать еще? Какие варианты?! Уговорить его вернуться обратно в мир Ледяной Цветок? Так это тоже верная смерть! И если он здесь останется — то же самое, раз нейтронная звезда может оба мира сразу всосать! По большому счету, выстрелить ему в затылок будет даже гуманнее. Чтобы не мучался ожиданием… Это если мы его вообще найдем. Если он еще в какой-нибудь мир не пролез. И хорошо, если там время идет быстро, чтобы лаз успел деактивироваться до того, как… Может такое быть, что нейтронная звезда еще куда-то дотянется? В те миры, куда отсюда ведут лазы?

— Может, — твердо ответил Тефори. — Но этот случайник… если он был… если он действительно случайник, то пока что может активировать лазы только сюда. Ему же надо несколько раз пройти лазом, чтобы начало выпускать в другие миры, кроме нашего. А если бы он лазил уже давно, то мы бы его обнаружили. В мире Ледяной Цветок вообще редко рождаются пролазники, там людей мало.

Логично. На пятьдесят миллионов людей рождается примерно один пролазник, а в обреченном мире живет не больше двадцати миллионов человек … жило. Пролазника можно воспитать, если один из его родителей — сам пролазник, но такие семьи сообщество пролазников быстро обнаруживает, там же два пролазника рядом, чутье сразу на них выводит.

— Иногда смертельная угроза способствует пробуждению дара пролазника…

— Да, но все равно этот наш случайник только-только открыл дар, и может активировать только один лаз. Четвертый.

— Тогда надо его искать! Сначала надо найти, а потом — посмотрим. Есть идеи?

— Идеи? Нужно просто искать, полагаясь на чутье, это самая лучшая идея.

— И кто этим займется?

— Есть кому, возле самого четвертого лаза сейчас трое пролазников, и еще пятеро могут добраться в течение часа. Всех остальных, кто сейчас в мире Ковкого Стекла, можно собрать возле четвертого лаза за сутки. Я уже разослал сообщения.

— Хорошо. И сколько нас всего соберется?

— Тридцать четыре.

— Так мало?! Я думал, больше соберутся, раз здесь такое…

— Для нас тридцать четыре — много. Далеко не все решаться пролезть в мир, которому грозит опасность. Кроме того… это же не мир Большая Степь, где больше двух тысяч лазов, у нас их всего двадцать два, а в мир Ледяной Цветок от нас ведет всего семь.

Все верно. Причем открыть их могут очень немногие — либо местные, либо с Планеты Земля, либо с Планеты Фариз. Те, кто умеет активировать лазы между мирами с очень большой разницей в скорости времени, здесь-то с миром Ледяной Цветок она большая. А с Планеты Земля открывается несколько таких лазов: на Планету Ториел, на мир Каменное Дерево, на мир Грегент… Потому здесь так много землян… и вообще — пролазников. Даже за стабильность лазов страшновато… Сейчас не до стабильности. Сейчас бы этого случайника найти.

— Как действовать будем? — спросил Карлос. — Может, полицию подключить?

— Кого?

— Ну, кто у вас тут воров ловит?

— Мирная охрана. Можно попробовать, но велика вероятность спугнуть. На куропаток с рогатиной не охотятся.

— Да, у него же чутье… Тогда придется самим. Первым делом, нужно собраться возле четвертого лаза, а там — по обстановке. Это где, кстати, куда мне проезд оплачивать?

— Город Шанди. И давай сосредоточимся на том, чтобы просто поговорить с ним. Если поставим целью убить, то тоже спугнуть можно. У него же чутье.

— Хорошо. Я отправляюсь в Шанди, там — посмотрим.

Тефори не спешил отключаться. На философию его тянуло:

— Не нравится мне это все.

— Что — все?

— Мы собираемся спасти мир за счет одного человека. Я — эльт, у моего народа считается, что если все человечество захочет убить одного человека, который ни в чем не виноват, то этот человек имеет право убить все человечество.

— Ну уж нет, — жестко произнес Карлос. — Я не отдам этот мир нейтронной звезде.

И отключился. Наконец-то, слишком много времени, которого в обрез, потрачено на болтовню.

— Карлос, — неуверенно позвала Хельги. Действие транквилизатора подозрительно быстро закончилось, женщина начала подрагивать. Нервы? Пожалуй — не только, еще последствия действия той отравы, которой она пыталась себя убить, наложились. Эликсир тоже не всесилен.

Женщина сглотнула, и хрипловато пробормотала:

— У тебя еще есть лекарство?

Карлос принялся заряжать инъектор. Сказал Хельги:

— Его лучше в зад колоть, так что… приспусти штаны… чуть-чуть.

И с этой спасенной тоже придется что-то решать. Точнее — с двумя спасенными, есть еще желтоглаз. Который, впрочем, отлично себя чувствует — перевернулся на спину и лапами в воздухе болтает.

— Почему здесь нет людей? — спросила Хельги, когда транквилизатор снова начал действовать.

— Потому что здесь никто никогда не жил. В этой стране раньше не хватало жилья, взялись строить и перестарались. Настроили лишнего. Наверное, уже и не заселят.

Что же делать со спасенными? С одной стороны — весь мир под угрозой, тут не до судеб одной женщины и одной собаки. С другой стороны — пропадет ведь Хельги. Покончит с собой от нервов, или рехнется по той же причине, или под машину попадет, или с нехорошими людьми свяжется. Наверное, придется устроить Хельги в гостиницу, договориться, чтобы еду приносили в комнату, дать ей успокоительное, чтобы сама могла употреблять… а она возьмет, и всю упаковку проглотит.

— Вот что, — решил Карлос, — я отправлю тебя в платную больницу, к лекарям. Тебе сейчас нужно лечиться. Правда, у тебя никаких удостоверений нет, но придумаем, что соврать. Только не рассказывай, что из другого мира.

— Не надо к лекарям, — ровным голосом возразила Хельги. — Я не хочу в приют безумцев.

— Именно туда ты попадешь, если не будешь лечиться! То, что с тобой происходит, пока что — болезнь тела, а не души. А собаку отправим пока в приют для одичавших животных.

— Желтоглаз — не одичавший, он…

— Здесь на домашних животных должна стоять особая метка. Не бойся, если желтоглаз будет хорошо себя вести, то его признают домашним.

— Хорошо вести?

— Ну… если кусаться не будет.

— Он не будет.

— Вот и хорошо. Тогда кто-нибудь обязательно заберет желтоглаза себе. Он хорошая собака, умная.

— А я смогу его забрать?

— Если к тому времени вылечишься.

«И если пролазникам удастся спасти этот мир», — этого Карлос не сказал. Но подумал.

Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Может быть, не настолько все трагично, но почти настолько: нужно искать случайника где-то в районе города Шанди. А город большой, с окрестностями получается еще в пять раз большая территория. Как выглядит случайник — неизвестно. Только и можно сказать, что внешность у него должна быть обыкновенная, пролазники не особо заметные личности, ни к чему это им. Да и то — бывают исключения.

Остается надеяться на чутье, которое позволяет пролазникам находить друг друга. Да вот только возле Шанди охотятся на случайника уже три десятка пролазников, тридцать один, если точно, и чутье выводит охотников на охотников. Тефори пытался координировать, разбивал территорию на квадраты и сектора, разводил охотников подальше друг от друга. И все равно чутье их сводило, все равно принимали других охотников за случайника, которого ищут. Будь принято решение случайника убить — охотники стреляли бы друг в друга. Если кому-то нужны стопроцентные доказательства, что чутье не всесильно — вот они.

Сначала пролазников было больше, тридцать четыре. Но трое не выдержали и сбежали. Опасность нарастает, и все это чувствуют. Чутье внушает постоянную давящую тревогу, предчувствие катастрофы, многим охотникам — ощущение бессилия. Тем более, что за три дня случайника не нашли, его следов — тоже.

И не то, чтобы не было идей, где искать случайника. Скорее их было слишком много. По логике, попав в новый мир, сначала надо прятаться, наблюдать. Высматривать, как выглядят местные, как одеваются, к языку прислушиваться. То есть — нужно выбрать удачный наблюдательный пункт, такие места охотники проверяли, но где гарантия, что все? Много здесь таких мест — и лес, и брошенные дома, и пещеры, и выработанные рудники. Хочешь, не хочешь — пришлось связаться с мирной охраной, хотя бы все эти места проверить. Кроме того, отслеживали преступления — убийства, ограбления, исчезновения — случайник мог ограбить или убить местного жителя, чтобы разжиться одеждой и деньгами. Ведь неизвестно, что за личность этот случайник, поставивший под угрозу целый мир самим своим существованием. Даже примерно неизвестно. Охотники, прислушавшись к чутью, сошлись, что он молодой мужчина. Можно предположить что-то по поводу внешности: по ту сторону четвертого лаза, в мире Ледяной Цветок, жили люди черноволосые и светлокожие, с характерными чертами лица. Но случайник может оказаться представителем совсем другого народа своего родного мира. Да хоть и чернокожим, хотя в Шанди он бы плохо вписался, здесь-то все «белесые». А уж о том, добрый он или злой, храбрый или осторожный, созерцатель или боец — чутье толком подсказать не может. Точнее — каждому охотнику кажется правдоподобным что-то свое. Может быть потому, что с собой сравнивают, скажем, рядом с Карлосом, большинство людей покажутся трусливыми. А рядом с Оксаной — смелыми.

А еще правдоподобными казались опасения, что случайник владеет архинским языком. Плохо, если так, ведь архинский — основной в Шанди, случайнику не обязательно прятаться. Даже по местной моде можно не одеваться — молодежь здесь увлеклась протестами против обязательного профессионального образования, и носит всякую странную одежду с украшениями. Не важно, какую, лишь бы нестандартную. За прошедшее время этот случайник уже мог устроиться в городе. Соблазнить какую-нибудь женщину — благодаря чутью пролазники творят в этом отношении настоящие чудеса — поселиться у нее. Найти работу, одеться по-местному.

Хотя, он сейчас не в том состоянии, чтобы устраивать себе будущее. У него тоже чутье — пускай слабенькое, едва проснувшееся — но перспективу скорой смерти случайник не может не ощущать. Может принять сигналы чутья за тоску по своему родному — обреченному — миру, эта тоска и так наверняка присутствует.

Нет, не будет он селиться в городе. Либо забьется в какую-то щель, либо начнет метаться, не зная, что делать, либо в пьянство ударится — есть в окрестностях Шанди способы добыть бесплатную выпивку. Да хоть украсть, не особо здесь народ запирает двери, воров мало.

Лучше бы — забился в щель, легче найти будет. Охота на мечущуюся жертву — вроде как стрельба по движущейся мишени.

А еще до сих пор точно не решили, что же будут делать, когда этого бедолагу найдут. Уговорить его отправиться обратно в мир Ледяной Цветок добровольно, заманить туда обманом, затащить силой — у всех вариантов полно недостатков. Что сбивает, мешает охотиться. Теряют охотники надежду спасти мир.

Оксана, так уже всерьез подумывает бросить это дело. Вернуться в мир Планета Реферн, пока активированный туда лаз не деактивировался, потом его сразу не откроешь, придется ждать несколько дней — не меньше пяти. Еще одна местная особенность, и еще одна причина нервничать. И даже если бы можно было активировать лаз сразу после того, как он деактивируется, все равно лаз останется активированным те же роковые десять дней. Время в мире Ковкого Стекла и в мире Планета Реферн течет практически вровень, и нейтронная звезда дотянется через активированные лазы до обеих миров. Сперва поглотит планету мира Ледяной Цветок, потом — мира Ковкого Стекла, затем — мира Планета Реферн. Практически мгновенно поглотит, никто ничего не успеет почувствовать. Слабое утешение, но в сложившейся ситуации даже им нельзя пренебрегать.

И стабильность лазов наверняка нарушена. Лазы настроены на пролазников, индивидуально на каждого, и, когда больше одного пролазника собираются в одном месте, это сильно сбивает настройку — лазы исчезают, перемещаются, не туда ведут, новые лазы открываются. Есть возможности организовывать встречи так, чтобы стабильности лазов ничего не угрожало, но этим специально заниматься надо, просчитывать, а все время уходит на охоту. Не до стабильности лазов.

Оксана неторопливо ехала на байке по отличной дороге, прислушивалась к чутью — не пора ли сваливать из этого мира? С одной стороны — опасность. Такого страха она не испытывала никогда в жизни, да еще — давящего, да еще — нарастающего. С другой стороны, и чутье и логика подсказывают — еще не все потеряно, можно успеть. Нужно успеть.

Те трое пролазников, которые сдались, сбежали не в одиночку, а протащили с собой по пятнадцать — восемнадцать человек. Больше не смогли, у лазов тоже есть пропускная способность. Если не можешь спасти всех, спаси кого можешь — логично. Но кого спасать? В этом мире живет восемь с лишним миллиардов людей, как отсортировать самых достойных? И как потом спокойно спать по ночам?..

Застрекотал, завибрировал коммуникатор. Кто-то из своих ломится, больше некому. Одновременно кольнуло чутье — звонок важный, может быть — решающий. Уже поймали случайника? Хорошо бы…

Свернула к обочине, остановилась, непослушными пальцами перещелкнула тумблер.

— Алле! Оксана Викторовна? — прозвучало из наушника.

Это Лифшиц, только он и Оксана во всем этом мире говорят по-русски. Кашлянул, принялся рассказывать с неуверенной интонацией:

— Я подумал, то есть, мне показалось, что этот человек, которого мы ищем, сейчас в очень тяжелом состоянии…

— Умирает?.. — непроизвольно перебила Оксана. Если так, то случайника надо искать в местных больницах. Или дождаться, пока сам умрет…

— Нет, — странным, каким-то испуганным тоном ответил Лифшиц. — У него… на душе тяжело, так мне кажется. И поэтому мне кажется, что он потянется к людям.

— Женщину найдет?

— Н-нет. Не думаю. Скорее всего — пойдет туда, где много людей и где весело.

Оксана хотела вставить пару слов насчет того, что случайника в таком случае надо искать в развлекательных центрах, или в кабаках, или… Но решила дать Лифшицу договорить, а то он и так какой-то слишком неуверенный.

— А поскольку он человек молодой, — продолжал Лифшиц, — то пойдет туда, где собирается молодежь, где-нибудь вне города. Либо на спортивные состязания, но сейчас ничего такого не проводится, либо на пустырь возле Старого Моста, туда стекаются местные… как их называют… тугмеры… это можно перевести, как «протестники»… это которые протестуют против образования. Сбегают с учебы, и собираются там. Я бы сам проверил, но я совершенно не подхожу по возрасту, я буду слишком выделяться. А они могут себя вести довольно агрессивно… меня просто не пустят. А вы… самая молодая среди всех нас, вам будет легко… вписаться. И ему… случайнику, тоже будет легко вписаться. Особенно если он соответственно одет. Я понимаю, что просить женщину идти туда несколько… но лучшего варианта у нас нет.

Оксана уже не слушала. Поняла, что Лифшиц прав — раздираемый тоской и чувством опасности случайник прибьется к местной субкультуре. Ему и выпивки крепкой нальют, небось, а спиртное здорово притупляет чутье… Надо идти.

— Хорошо, как туда проехать? — неожиданно охрипшим голосом спросила Оксана.

— Я вам перешлю инструкции на коммуникатор, — совсем смущенно сказал Лифшиц.

Оказалось — рядом. Неужели не просто так, неужели это чутье вывело именно сюда?

На самом деле, пустырь здесь был давно, лет пятьдесят назад, с тех пор вырос лес. От пустыря только название осталось.

Возле дороги — стоянка под навесом, на ней припаркованы причудливой формы средства передвижения. Кроме того, устроена остановка для общественного транспорта, есть даже магазинчик-автомат с продуктами и дешевой одеждой. Политика местной власти — не делать из протестующих мучеников, а показать бессмысленность их борьбы. Они выступают против общества, а общество их не отторгает, заботится, чтобы протестующим было удобно добираться, не приходилось парковать свои машины на обочине, обеспечивает возможность перекусить и переодеться. Да и старшее поколение воспринимает «бунт» равнодушно. «Перебесятся», «сами такими были» и даже «не для того я всю жизнь горбатился, чтобы мои дети еще сильнее горбатились». Развитое здесь общество, жаль, если недолго осталось…

 

Глава 4

Из глубины леса доносилась музыкальная разноголосица, какие-то крики, трески. Вот, где тусуются протестующие.

А Оксана неподходяще одета. В обычный для мира Ковкого Стекла костюмчик, очень удобный, но молодежной моде не соответствует. Чуяла, когда его одевала, что поступает не совсем правильно, будет выделяться, но в ситуации смертельной угрозы всему миру неправильная одежда показалась мелочью. И вот, пожалуйста, судьба мира зависит от этой самой мелочи, потому что Оксану могут не пустить на тусовку. Ведь выделяется, протестующая молодежь поглядывает на Оксану с враждебностью, как на предательницу. А люди постарше — с одобрением: «Ага, уже берутся за ум».

Оксана так и не поняла, что конкретно надо носить, чтобы соответствовать молодежной моде. Большинство протестующих носили «стариковскую» одежду — все равно ничего другого не купишь — но и что-то кроме нее. Рисунок какой-нибудь, смешной головной убор, странные украшения. И каждый — что-то свое, особенное, у других такого нет.

Вероятно, выделяться надо не только на фоне «стариков», но и от другой молодежи отличаться хотя бы чем-то. Это в земных субкультурах есть своя «униформа»: у хиппи — фенечки, у панков — лезвия.

Из магазинчика вышли парень и девушка с корзинками, у него — странная шапка, из которой торчит как бы пучок рук, у нее — широкий пояс с колокольчиками. Остальная одежда — «стариковская».

Но на Оксану посмотрели с подозрением. Надо что-то делать.

Подошла к мусорным бакам. Один, для пищевых отходов — в форме котла, в него подается ароматизированный дымок, второй, прямоугольный — для непищевых. Мусора и там и там хватает, бросают его все те же протестующие — больше некому. Видимо, протест протестом, но всему есть предел, мусорить где попало — это слишком.

Воспитание отчаянно запротестовало против рытья в отходах, даже сухих непищевых. Не дай бог, кто-то увидит… Не до брезгливости сейчас.

Взяла и вытащила из контейнера кусок стеклянной проволоки, скрутила его кольцом в несколько оборотов и нацепила на голову. Короновала сама себя. Может и сработает.

Прислушалась к себе — может не стоит идти на пустырь? Ведь не хочется… И почуяла — надо идти. Что-то там есть важное, скорее всего — случайник.

Направляясь в сторону музыки и криков, Оксана испытывала сильную неуверенность. О маскировке беспокоилась в последнюю очередь, не сработает корона — придумает что-нибудь. Соврет, что была у нее шляпа с рогами, но ветром унесло. В конце концов, протестующие должны понимать, что непротестующие сюда не пойдут.

Но если там действительно случайник, что делать, как с ним говорить? Выложить напрямую все как есть? А если он бросится бежать в отчаянии? А если нападет? Скажем, для того, чтобы Оксана вывела его из мира Ковкого Стекла? Ведь может он, не так уж мало на свете людей, которые откажутся принести себя в жертву ради спасения человечества. Больше, чем тех, кто согласится.

А вдруг он пьяный? А может, не говорить с ним напрямую — обмануть, соврать, что его родной мир на самом деле в безопасности? Выманить с пустыря и захомутать с помощью других пролазников? А может его соблазнить? А как это делается?

Вступила на траву. Направление чуяла хорошо, но и неуверенность росла, от страха подламывались ноги. Нельзя же взваливать весь мир на плечи девятнадцатилетней! Всего жизненного опыта — стандартные детство-юность да лазанье по безопасным, разведанным мирам, изучение языков в тихом, как лесное озеро университете мира Ненависть… Карлоса бы сюда… Он — мужик битый, жесткий, даже злой, с нехарактерной для латиноамериканца угрюмостью. В молодости был врачом не то в отряде партизан-марксистов, не то в банде наркоторговцев, пока не открыл у себя дар пролазника. А потом участвовал в войне на Прохладной Скале полевым хирургом…

Повезло им, что Карлос подключился к делу спасения мира. Другие пролазники, едва оказавшись в мире Ледяной Цветок и увидев картины всеобщего самоубийства, теряли над собой контроль, не могли толком ничего выяснить. Возвращались ни с чем. Оксана так даже радовалась в глубине души, что ей не открываются лазы из мира Ковкого Стекла в мир Ледяной Цветок. Тем не менее, собиралась пробраться со стороны мира Шиклам, оттуда ей лазы в мир Ледяной Цветок открываются. Но Карлос все выяснил. Хотя ему достался далеко не самый удобный район, малонаселенный, с одним-единственным небольшим городком. Просто искал дольше других и тщательнее.

Но Карлоса рядом нет, он тоже не подходит по возрасту. К тому же он далековато, а время дорого.

Дошла до тусовки. Довольно много молодежи, сидят кружками и хаотичными группами. Каждая группа врубает свою мелодию, чтобы соседей заглушить. Да не на одном коммуникаторе, настраивают несколько, чтобы звучали в унисон. Шумно получается, общаться можно только криками. Ничего, общаются, голосовые связки разрабатывают. Базар базаром… Кроме общения, заняты кто чем — играют на коммуникаторах в виртуальные игры, выпивают и закусывают, жгут топливные брикеты вместо костров, шляются кто куда. Скучно у них.

Большинство одеты «по-стариковски», с одним-единственным украшением: смешная шапка, ожерелье из лампочек, которые явственно светятся в сгущающихся сумерках, дымящие фитили на голове или плечах, какой-нибудь лисий хвост сзади на поясе, цветные накладные бороды у девушек. Есть такие, кто одет явно вызывающе, например один сидит голый, только раскрашенный. Или девушка в доспехах из прозрачного стекла. Но, в общем и целом, Оксана вписывается, особого внимания не привлекает. Глянут, и сразу отворачиваются. Некоторые парни громко щелкают языками — местный ритуал ухаживания в стиле поручика Ржевского — но для рисовки перед друзьями, не более того. Внешность-то у Оксаны неприметная, не то, чтобы уродина, но красавицей ее считает один только отец.

Громко языком щелкают, земляне так не умеют. Один раз щелкнула девушка, и Оксана едва не выдала себя ошеломленным взглядом. И так нервы на пределе, сейчас порвутся, а надо изо всех сил сохранять невозмутимо-умиротворенный вид.

Чутье вело вглубь леса-пустыря. Приходилось маневрировать между протестующими, обошла по большому кругу полянку, где молодежь активно раздевалась, собираясь заняться групповухой. Потом другую, на которой с десяток девушек остервенело дрались, неумело, зато яростно, с визгами. И с два десятка парней пытались их разнять.

Народу в лесу стало поменьше, музыка — значительно тише. Прошагала тусовку насквозь.

А случайник-то рядом. Уже нет сомнений, что он здесь, слишком явственно ощущается присутствие… Вот он.

Сидит на травке небольшая группа протестников, половина не просто украшение нацепила, а оделась нестандартно. Одна девушка вырядилась совершенно по-мужски, у других просто слишком необычные покрой и цвет одежды. Только у сидящего в сторонке сгорбленного угрюмого парня одежда стандартная — полотняная жилетка, широкие полосатые штаны, кожаная куртка, сандалии. Но стандарт этот не местный, так одевались в мире Ледяной Цветок. Случайник, он самый, и чутье это громогласно подтверждает. Оксана уже знала особое состояние симпатии, которое возникает между двумя пролазниками при личной встрече.

Случайник тоже почуял на Оксану. Повернул голову, смотрит со спокойным вниманием. Типичный представитель своего народа: черные волосы, светлая кожа, широкое лицо с длинным крючковатым носом. Был бы похож на сову, но глаза маленькие, миндалевидные.

Случайник выпрямился, ждет. Надо что-то делать, а что?

Оксана совершенно растерялась, даже голова закружилась — не упасть бы в обморок. Хотела что-то сказать, но забыла, что именно, пока набирала воздуха.

А случайник смотрит молча, со спокойным вниманием. И остальные присутствующие поглядывают с интересом на немую сцену.

Вдруг все прошло — страхи, сомнения, неуверенность схлынули, остались на дне сознания. То ли чутье каким-то образом помогло собраться, то ли «перегорели предохранители». Все же чутье, иначе почему бы Оксане говорить с настолько нехарактерной для нее жесткой и холодной интонацией:

— Ты пришел из другого мира? — да еще пристально глядя парню в глаза, от чего ее отучили в мире Ненависть. Не принято там так.

Оксана, пройдя мимо случайника, направилась вглубь леса. Не оглядывалась, и так знала, что парень идет за ней. Чуяла, что сумела внушить ему авторитет, несмотря на свой возраст.

Хотела отойти подальше, чтобы разговаривать хотя бы относительно наедине, но опять накатило… Новые предохранители отросли. Или старые выздоровели.

В страхе, что так ни на что и не решится, резко повернулась, поймала взгляд парня, и, стараясь говорить так же жестко и холодно, как только что, выплеснула:

— Когда ты пришел из своего мира в этот, лаз… путь между мирами остался открыт. И Тиамат доберется до этого мира и проглотит его. Как и твой.

В мире Ледяной Цветок нейтронную звезду называли по-другому, каким-то совсем клоунским именем, но Оксана его забыла, потому и сказала «Тиамат». Что помнила, то и сказала. Очень надеясь, что случайник поймет и так, что не придется пускаться в объяснения.

Случайник, похоже понял — на его лбу резко выступили капельки пота. Но выражение лица не изменилось. Пожалуй, это хорошо.

Набрав побольше воздуха, Оксана закончила:

— Чтобы путь между мирами закрылся, тебе нужно вернуться.

Сохранить холодный тон не удалось — голос дрогнул аж три раза, на последнем слоге просел. А внутреннее состояние… как будто все напряжение последних трех дней собралось сразу в один комок где-то внутри.

А случайник… он не стал набрасываться на Оксану. Не стал убегать, падать в обморок, таращить глаза и выть в отчаянии. Даже потеть, кажется, перестал. Он только досадливо скривил губы.

Оксану резко отпустило. Как будто схлынуло, как будто лопнул перекачанный воздухом пузырь. Даже не гора с плеч свалилась — планета! И не так, чтобы совсем в переносном смысле… Ведь это чутье дает понять — опасность миновала, случайник согласен отправится в свой обреченный мир, чтобы закрыть лаз. Вот и отпустило Оксану, вот и накатилось такое облегчение, что сейчас взлетит. В глазах — слезы, в ушах — шум…

Случайник что-то спросил. Очень ровно, но все же слышалась в его голосе агрессия. Да Оксаны не сразу дошло, пришлось брать себя в руки, и переспрашивать срывающимся голосом:

— Ччто?

— Остальным тоже надо вернуться?

Остальным? Есть еще случайники?! Этот не единственный?! Да откуда взялось столько пролазников в малонаселенном мире Ледяной Цветок?!

Но парень объяснил тем же тоном:

— Я пришел не один, провел с собой восемь человек и троих желтоглазов. Всех, кого успел уговорить. Им тоже придется вернуться?

— Нет… только тебе.

В его глазах промелькнуло облегчение. И сразу сменилось матовым блеском обреченности.

Плохо себя контролируя, Оксана принялась мямлить обо всем подряд. Про нейтронную звезду, у которой все электроны слиплись с протонами (вряд ли случайник понял, Оксана сама плохо понимала), про то, что звезда способна втянуть в себя всю планету, про лазы, которые сами собой закрываются через десять дней, про разницу в скорости течения времени… Тут случайник перебил:

— В моем мире время идет быстрее? Значит, там у меня будет больше времени.

Развернулся и пошел в лес, по направлению к лазу в свой родной мир. А Оксана все не могла очухаться, наслаждалась покоем и безопасностью. Нет, какая-то слабенькая опасность чуялась, но ее можно списать на остаточные явления. Или же это опасность типа: случайник упадет не дойдя до лаза, ударится головой и проваляется в коме до самого апокалипсиса. Но — совсем дохлая опасность, нет смысла из-за нее беспокоиться.

Долго бы стояла, но завибрировал коммуникатор.

— Ок-сана? — голос Бакриса, еще одного охотника. — Что случилось? Что… все закончилось?

— Да… он возвращается в свой мир.

— Да?! Вот, почему… Ок-сана, тут Мидори что-то говорит а я не понимаю… Что она говорит?

В наушнике раздавалась сбивчивая речь. На японском.

— Я тоже не понимаю, — гаркнула Оксана.

— Но ты же с Планеты Земля, и Мидори…

Бакрис, видимо, тоже обалдел от облегчения, забыл, что на Земле много языков, как и в его родном мире Планета Фариз.

Щелкнула переключателем, не хотелось ей общаться, потому что опять поплохело. Но это уже не чутье, опасности по-прежнему не чувствовалось. Это случайник, который вот так вот просто, обыденно пошел умирать вместе со своим миром. Равнодушно принес себя в жертву. Очень хороший человек, первый вопрос задал о других, тех, кого привел сюда. Наверняка ничем им не обязан, наверняка случайных людей спас, и все равно за спасенных беспокоится. Мало таких людей, беречь их надо, вместе им надо держаться… ведь Оксана тоже, изнывая от страха, кинулась неделю назад спасать чужой мир. Чувствовала — опасно, но пришла сюда, потому что чуяла и другое — что может спасти… И даже без этих слез с соплями, чисто прагматично, как иногда выражался отец, — живой пролазник гораздо большая редкость и ценность, чем ведро бриллиантов… Спасти, что ли еще одного человека? В дополнение к миру Ковкого Стекла?

Оксана рванулась с места. Необдуманно, просто порыв.

Случайник успел скрыться между деревьев, но чутье помогло, догнала:

— Подожди!

Парень остановился, обернулся настороженно.

— Я с тобой! — выкрикнула Оксана.

Случайник непонимающе скривился, отдернул голову: мол, чего это ты удумала?

— Пойдем туда, у меня там байк! Нужно спешить! — теребила Оксана.

— Ты хочешь меня подвезти? — предположил случайник, трогаясь с места.

— Нет, я хочу тебя спасти!

Тут парень остановился, глянул заинтересованно. Ага, значит не совсем себя похоронил, это хорошо. А еще лучше, если это чутье ему внушило, чтобы слушал внимательно, потому что есть шанс. Оксана, так чуяла, что шанс есть, и хороший, хотя риск велик. Принялась сбивчиво объяснять:

— Время в этом мире бежит медленнее, чем в твоем, поэтому лаз туда не успеет деактивироваться сам собой, но в мире Шиклам время бежит быстрее, если мы доберемся до мира Шиклам через твой мир, то лаз туда закроется вовремя! А лаз в мир Шиклам находится всего километрах в шестистах от этого лаза… я имею ввиду — в твоем мире, мы можем добраться за один день! В твоем мире до того дня… до Тиамат осталось восемь дней, здесь тогда получается, что четыре, но тогда в мире Шиклам будет шестнадцать дней, даже меньше! А если мы доберемся за один день, то будет двенадцать дней там, лаз успеет закрыться вовремя!

Оксана сама понимала, насколько путаны ее объяснения. Уже сама себя запутала, уже сбивалась в элементарной арифметике. Неправильные слова употребляла, говорила, что лаз закроется, а не деактивируется — ведь закрытый лаз, это такой, который активировать невозможно. А до сих пор следила за собственной терминологией, особенно в общении с пролазниками. Важным это казалось…

Но случайник, похоже, понял. Нахмурился, взглянул неприятно и выдал:

— Я не могу принять такую жертву.

— Да какую жертву! — едва не подпрыгнула Оксана. — Мы же оба выживем, ты и я! Я могу открыть лаз в мир Шиклит из мира Ледяной Цветок, точно могу, я это чую!

— В моем мире сейчас слишком опасно, — опустил глаза случайник. — Взгляд Дролло, напуганные безумцы…

Дролло, вот как называют жители обреченного мира нейтронную звезду. Называли.

— Да прорвемся! Дролло бьет лучами только ночью, а у вас сейчас утро, за день успеем!..

Случайник помолчал. Неуверенно предположил:

— Если боги решили убить нас всех, то мы не можем… нужно уважать волю богов.

Так. Религиозность. И вера в предопределенность, в судьбу, от которой не убежишь. Совсем зеленый случайник, неопытный — пролазники лучше всех на свете знают, что предопределенности не существует. Ведь чутье пролазника не открывает будущее, а только показывает возможности, предоставляет выбор. Даже если чуешь, что неизбежно упадешь, еще не значит, что неизбежно разобьешься — можно соломки подстелить, на то и чутье.

Как там правильно спорить с верующими?

— Ты не можешь знать волю богов! Может, они хотят убить всех, кроме тебя, откуда ты знаешь?.. Кроме тебя и тех, кого ты уже спас, этих… людей и собак. Их-то боги не хотят убивать, им-то ничего не грозит! Может, меня боги послали, чтобы я тебя спасла!

Тут Оксана осеклась. Ее ведь чутье привело, которое бог знает, откуда происходит… вдруг и вправду — высшая сила?!

Парень прищурился. Обдумывал. Тяжело, очень внимательно посмотрел на Оксану, и решил:

— Подвези меня к… лазу. А дальше — я сам. Не нужно, чтобы ты рисковала.

— Да?! А как я потом жить буду?! Могла спасти и не… и не смогла убедить, твердолобый ты… урод! Ты же тоже не всех смог убедить!..

Зря она это сказала, случайник наверняка чувствует вину перед теми, кого мог спасти, но не спас. Не успел, или не убедил.

— Я решил. Отвези меня, а дальше я сам.

До стоянки дошли молча.

— Вот… мой байк, — зачем-то сказала Оксана.

— Ты хотела ехать на нем? — нахмурившись спросил парень.

Что ему не нравится? Может трехколесный открытый байк и не вершина эстетического совершенства, но рядом стоит какой-то гигантский таракан с колесами вместо ног.

На обреченных не обижаются. У Оксаны были определенные сомнения, что случайник обречен, точнее — был план его спасения, но лучше своего оптимизма не выдавать. А то план не сработает. Потому ответила сдержанно:

— Да, мы поедем на нем.

— И ты хотела ехать на нем через наш мир?

— Ну да… на чем же еще?

— Я пришел из своего мира со стальными снежинками. Они сразу испортились.

— Протухли? — не удержалась и сострила Оксана.

Случайник неожиданно улыбнулся шутке. Потом объяснил:

— Они рассыпались в пыль. Металл в этом мире не может быть прочным. И, раз между нашими мирами есть какие-то отличия, то сложные устройства твоего мира не будут работать в моем.

А парень не дурак. И умеет гладко излагать.

Ответила нейтрально:

— Не бойся, ничего с байком не сделается. Он уже шесть миров прошел, и до сих пор ездит.

Тут Оксана поняла, что проговорилась, сказала «не сделается», то есть — что байк попадет таки в мир Ледяной Цветок. Хотела поправиться: «не сделалось бы», — но решила к своей ошибке внимания не привлекать. И не зря решила, парень не стал ничего переспрашивать, выяснять, не собралась ли Оксана в обреченный мир.

Байку действительно ничего не грозило. Оксана специально заказала его в мире Каменное Дерево — целиком из естественных материалов, которые в разных мирах прекрасно себя чувствуют, в отличие от синтетики. И чтобы можно было легко заправлять. Вернее не заказала, предложила тамошним умельцам задачку, они любят разные заковыристые проблемки решать.

И каменнодеревец с испанским именем Хуан (на самом деле — узкоглазый житель страны Залано) успел решить задачку первым. Хуан с гордостью рассказывал, как справился, и поразил Оксану с первых слов: байк живой. Он скорее растение, чем животное, думать, или, скажем, чувствовать боль не умеет, слава богу. Однако живую ткань, в отличие от синтетики, можно пронести через любой лаз без последствий. Мало того, детали байка могут восстанавливаться, на них заживают повреждения. А ездит — на алкоголе. Лучше всего — спирт, но можно даже крепкое вино.

Хуан долго объяснял, как байк работает — что-то там об окислении спирта в топливных ячейках, передаче усилий с помощью пьезоэффекта через редуктор, и так далее, и тому подобное. Слава богу, осекся, констатировал:

— Вам непонятно.

— Почему непонятно? — усмехнулась Оксана. — Там внутри сидят маленькие человечки и крутят колеса. А чтобы они хорошо крутили, им надо наливать. Что тут непонятного?

Хуан даже немного обиделся, пришлось извиняться.

По дорогам Планеты Земля на трехколесном байке не поездишь, ГАИ не поймет. На всякий случай Оксана попросила, чтобы байк был раскрашен в синее c зеленым и с надписью «Yamaha», но все равно ездить по земным дорогам на байке не рискнула. Байк пришлось везти к лазу в мир Ненависть в фургоне.

А в других мирах — проще, там дорожные правила посвободнее. Здесь, в мире Ковкое Стекло, вообще нет правил дорожного движения, есть общие рекомендации, которые, тем не менее, соблюдают построже, чем ПДД на Планете Земля.

Хорошая машина Оксанин байк — быстрая, проходимая благодаря большим колесам, очень экономичная, особенно если с земными сравнивать, ездит практически бесшумно. И в управлении простая.

Кроме одного водительского места и двух пассажирских, есть еще сундук-багажник, куда Оксана сложила всякие полезности: канистру спирта, палатку, надувной матрас, три непромокаемых комбинезона для себя и возможных пассажиров, неприкосновенный запас питательных лепешек, веревку с якорьком-кошкой, кое-какой инструмент и разные мелочи, вроде сапог и теплой одежды. Все — из натуральных материалов, чтобы при проходе через лазы не рассыпалось и не загорелось. Мало ли что…

Случайник, не долго думая, уселся на заднее сиденье, посерединке. Уверенно так, не спрашивая.

Оксана завела байк. Хуан удивлялся, зачем ей нужен ключ, ведь в мире Каменное Дерево никто ни у кого машин не угоняет.

Перед тем, как тронуться, Оксана спросила:

— Куда ехать?

Она знала, где находится лаз в обреченный мир, но делала вид, что не знает. Часть ее плана.

— Налево, — ответил случайник. — А дальше я расскажу, куда поворачивать.

Тронулись. Оксана вела не слишком разгоняясь, думала.

Вот какого черта она это делает? Поддалась порыву… Может — зря? Сейчас еще совершенно не поздно передумать, можно спокойно высадить случайника возле лаза и возвращаться назад. Пожинать лавры спасительницы мира…

И думать о случайнике, который бродит по обреченной планете, вероятно — напивается чужими запасами вина, или что там пьют в мире Ледяной Цветок… пили. А потом, когда уже все закончится — все равно думать.

Нет, что-то здесь не так. Никогда Оксана не отличалась склонностью к самопожертвованию, даже человеколюбие у нее было средним. Чего это вдруг тянет спасти совершенно чужого человека? Несмотря на опасность, да еще какую…

Неожиданно парень спросил:

— Как тебя зовут?

А почему бы не ответить? Неизвестно, сколько еще придется вместе…

— Оксана.

— Ак-сана. В переводе с моего языка твое имя значит «тень птицы».

Надо же. А в переводе с греческого вроде бы «странница», пролазнице подходит.

— А тебя как зовут?

— Танк.

Хорошо, что он не видел ее лица. Мало кому понравится, когда над его именем смеются. Впрочем, мог заметить, как вздрогнули от сдавленного смеха плечи.

— А другого имени нет? Просто, в переводе с моего языка «танк» означает большой сосуд для горючей жидкости. Или бронированную машину, вроде черепахи, которая плюется… ну, как бы огнем плюется.

Случайник помолчал. Сказал:

— Можно называть меня по семейному имени — Ангар.

Видимо, ему слова Оксаны не понравились, потому что говорил со странной интонацией.

Она снова хихикнула:

— А это такой большой сарай для летающих машин.

— У вас слишком много разных машин, — уже с явной обидой сказал Танк Ангар. И добавил несколько смущенно:

— Еще у меня было прозвище: Саян. Оно ничего не означает? Смешного?

— Есть такие горы, Саяны… Нет, смешного ничего.

— А у нас Саян это такой тусклый демон, он легко соблазнял женщин. Вот и я… тоже…

А чего это он вдруг на грани фола вздумал общаться? Да еще и врет, небось… Соблазнить хочет, поразвлечься напоследок? Интересный способ, неужели действует?

Оксана внимательно посмотрела на случайника через зеркальце заднего вида. Нет, не тот. Не для этого танка-в-ангаре она доберегла свою девственность аж до самых девятнадцати лет.

Дело тут не в строгом воспитании. И не в том, что «не хватило темперамента», как «призналась» в «откровенном разговоре» с матерью. Дело в чутье пролазника. Смотрит на мужчин, и понимает: с этим, высоким и мускулистым, никакого удовольствия не получит. С этим, веселым и бойким, сначала будет хорошо, но потом — плохо, придется плакать в подушку, оно ей надо? А этот, утонченный и уверенный в себе, доставит незабываемое наслаждение, но только один раз, слишком ценит он свою свободу. Может, последний вариант и не худший, но Оксана ведь романтичная, как и все до единого пролазники. Да и никому не хочется быть использованным.

Однажды зашла на сайт пролазников, и вычитала, что у других юных путешественников по параллельным мирам — обоих полов! — аналогичные проблемы. И был там еще совет не особо по поводу своей затянувшейся невинности напрягаться. Вот и не напрягалась.

Почему Саян оказался «не тем» Оксана разбираться не стала. Не тот, и все.

Только, если он действительно на что-то рассчитывает, надо его отшить прямо сейчас, мало ли. Чтобы наверняка, пожалуй, подойдет какое-нибудь помоечное высказывание, типа: «У тебя было много женщин? А почему? Не встает два раза на одну и ту же?». Но с обреченными так не разговаривают. Да и вообще, нет желания в помойку скатываться.

— Ты хорошо водишь, — продолжал разговор Саян.

— Меня муж научил, — буркнула в ответ Оксана. Наличие мужа должно, по идее, отшить случайника. Он же высокоморальный.

Дальше ехали молча, не считая очень лаконичного указания Саяна повернуть направо.

Оксана еще подумала, насчет зачем это она взялась спасать танк в ангаре, и сделала вывод: кроме всего прочего ее ведет еще и азарт. Судьба, или еще кто, бросили Оксане вызов: рискнешь или струсишь? На что спорим?

Показалась характерная куча камней, которой обозначено расположение лаза в мир Ледяной Цветок. Приехали.

Мерцающей мглы не видно. Естественно, этот лаз не для Оксаны, она может активировать разные другие лазы.

Осторожно глянув в зеркало, Оксана попыталась оценить выражение лица Саяна. Видит он мглу, или нет.

Трудно сказать. Во-первых уже темно, света придорожных фонарей маловато. Во-вторых, случайник держится с непроницаемым достоинством. Хотя смотрит вперед напряженно, вон желваки шевельнулись.

В любом случае — пора. Оксана спросила:

— И где лаз?

— Да вот же он! — воскликнул Саян. Может он при этом рукой показал, Оксана не видела. Потому что зажмурилась, одновременно вдавив педаль газа.

Такой был ее план. Чтобы мгла пропустила пролазника, вести должен он. Сейчас за рулем Оксана, лаз не пропустит, пересадить за руль Саяна — непростая задача, трудновыполнимая. Но если пассажир знает, куда вести, да еще показывает направление любым способом, а водитель даже не видит дороги, а только давит на педаль, то лаз воспримет как ведущего пассажира. Как ни странно, почти всегда срабатывает.

 

Глава 5

В этот раз — сработало, темнота за закрытыми Оксаниными веками резко сменилась на красноту. Пролезла нелегалом в обреченный мир.

Открыла глаза, нажала тормоз. Ярко светит местное дневное светило, наверное поэтому — довольно тепло как раннего утра и для осени. Как будто напоследок солнце светит.

Вокруг — не то молодой лес, не то высокий кустарник, под колесами байка — хорошая дорога со сплошным покрытием. Отлично, легко будет успеть. Лишь бы ничего не задержало…

— Что ты сделала?! — зло и обвиняюще вопросил Саян.

Оксана тщательно вытаращила глаза, медленно повернулась, изображая, что сама ошарашена:

— Это не я! Я же не могу этот лаз открывать! Я же даже мглы не видела!

Все-таки не выдержала, отвела взгляд. А Саян констатировал:

— Ты солгала.

— Зачем бы я стала тебе лгать?!

— Наверное, очень хочешь меня спасти, — рассеянно ответил Саян, оглядываясь по сторонам. — Где лаз?!

— Он деактивировался, поэтому ты не видишь мглы, — пробормотала Оксана обиженно. Она его спасает, а он недоволен. С другой стороны, чего еще было ожидать, если Саян не хотел спасаться? — Я же тебе рассказывала.

— Нет, про мглу я помню, но я вообще не чувствую лаза. Раньше чувствовал…

— Наверное, он закрылся или сместился, — медленно вставила Оксана. Она чувствовала направление на свой лаз, тот, что в мире Шиклам. Далековато, кажется.

— Что значит — закрылся? — раздельно спросил Саян.

— Ну… лазы настроены на пролазников, а если в каком-то месте собираются близко друг от друга много пролазников, то лазы могут перемещаться или закрываться, — отбарабанила Оксана.

— Прлазники — это?..

— Это такие как мы, те, кто может открывать лазы… путешествовать между мирами.

— И это из-за того, что мы с тобой…

— Вряд ли, нас двоих было бы мало… мало для мира Ковкого Стекла. В других мирах — может, и хватило бы. Но там собралось три десятка пролазников… тебя искали. Так ты своего лаза совсем не чуешь?

Саян не ответил. Он что-то обдумывал, нахмурившись — Оксана видела в зеркале. Наконец спросил:

— А тот лаз… твой лаз в мир Шиклам — ты его… чуешь? Он не закрылся.

А вот об этом Оксана не подумала. Сейчас лаз ощущается четко, но ведь они с Саяном провели вместе мало времени, чтобы нарушать стабильность требуется хотя минут двадцать… Впрочем, эта опасность не пугает совершенно, а будь она реальной, чутье бы уже громко заявило. Или нет?.. Ведь не всегда чутье предупреждает об опасности, которая грозит от самих по себе лазов. Михаилу, другу отца, с которым они вместе открыли лаз в мир Каменное Дерево, чутье не сообщило о блуждающем лазе. И Михаил туда вступил, отправило его куда-то в невообразимо далекие миры. А Ника, девушка Михаила, отправилась его искать… Неизвестно, что с ними стало.

С другой стороны, если лаз отсюда в мир Шиклам потеряет стабильность, это смертельная опасность для Оксаны, чутье не может молчать. Ведь опасность для мира Ковкого Стекла тоже с лазами связана была, чутье не молчало. А еще, чем больше в мире лазов, тем легче нарушить их стабильность, здесь их совсем мало — семь штук в мир Ковкого Стекла и пять — в мир Шиклам. По идее, вдвоем их стабильность не нарушишь.

— Да, я чую лаз, — сказала Оксана.

— А он не закроется?

— Может и закроется… А это значит, что нам надо спешить.

— Да, — вздохнул Саян. — Другого выхода у нас нет. Только к твоему лазу…

Оксана молча нажала педаль газа. Она чуяла ясно и четко — спешить надо. Но времени мало, всего три дня… Нет, нужно добраться за один, успеть до наступления ночи, пока не взошла нейтронная звезда. Чтобы не попасть под лучевой удар — взгляд Дролло. Может, и пронесет, не так уж часто лучи попадают в планету. И наверняка можно укрыться от рентгена — где-нибудь под землей, в пещере или глубоком подвале. Но надо спешить.

А Оксана чуяла, что можно опоздать, возможны в пути задержки. С чего бы вдруг? Она же знала, случайно выяснила, что до лаза в мир Шиклам отсюда ведет хорошая, широкая дорога…

— Прости меня, — вдруг сказал Саян.

— Что?

— Прости, что я на тебя разозлился. У моего народа мужчина, которого удавалось обмануть женщине, терял уважение. А эта женщина теряла доверие, но… Но моего народа больше нет.

Похоже, он опять начал приставать, на жалость давит, и наличие у Оксаны мужа не останавливает. А может — просто искренне просит прощения.

Скоро кустарники дороги сменились нормальными высокими деревьями. Почему-то было много деревьев упавших и покосившихся, Оксана спросила:

— Здесь бывают бури?

— Нет. Раньше не было. И не похоже, чтобы здесь была буря, листья не оборваны… Я не знаю, что здесь случилось, но здесь редко случались сильные бури, особенно — в это время года. Лес бы не вырос… Я не знаю, что это было.

Выехали на опушку, вокруг дороги — поля с побуревшими снопами и уже пробившимся сквозь стерню бурьяном.

Дорога, почти не виляя, вела к чему-то черному, дымящемуся.

— Это Гатар, поселение вольных крестьян, — прорвался сквозь шорох колес тихий голос Саяна. — Дома были деревянными…

— Они… сами подожгли?

— Нет. Когда мы проходили здесь… Когда бежали из этого мира, то селение было цело. Хотя все жители… Наверное, это от молнии…

Ехать в сгоревшее селение не хотелось, но объезда не было.

Оказалось не так уж страшно, даже гарью почти не пахло — то ли успело выветриться, то ли дождем прибило. На окраинах еще стояли почерневшие скелеты деревьев, а центр выгорел полностью, оплавленные камни попадались. Ровное получилось пепелище. Как будто селение бомбили зажигательными бомбами.

Среди черных остывших углей встречалось что-то белое, и Оксане пришлось убеждать себя, что это не человеческие кости. А потом — что кости лучше, чем трупы, потому что увидела череп.

Проскочили другую окраину со скелетами деревьев, вокруг снова потянулись поля.

— Трещины на дорогах, — подал голос Саян. — Раньше их не было.

Трещины действительно попадались, и нередко. Оксана на них внимания не обращала, какого землянина удивит растрескавшийся асфальт? Но если раньше не было, а сейчас есть, это о чем-то говорит. О чем-то важном.

Потом увидели мертвых птиц. Сначала, издалека — беспорядочно разбросанные по пашне белые точки, которые оказались трупиками чаек. Подъехали ближе и увидели также мертвых ворон, соек, сорок и даже крючконосых хищников. Во множестве.

— Взгляд Дролло? — стараясь сохранить хладнокровие хотя бы в голосе, спросила Оксана.

— Не похоже, от взгляда Дролло должна была пожелтеть трава. Нет, это что-то другое. Может, они отравились?

— Чем?!

— Может быть… какие-то люди… может, они приняли такой сильный яд, что их… тела тоже стали ядовитыми?

— Для птиц?

— Да…

Оксану передернуло от ужаса. А чего еще она ждала?

Впереди показался городок. Над ним тоже поднималось несколько столбов дыма, но — не сплошное пепелище, потому что каменный. Домики странной, даже забавной конической формы.

Оксана, помня рассказ Карлоса про увиденное в мире Ледяной Цветок, внутренне напряглась. И не зря, прямо на въезде в город встретился расклеванный собачий труп. Потом — человеческий, изуродованный до такой степени, что даже невозможно было понять, мужчина это был, или женщина.

Подкатила тошнота, Оксана отвела глаза, но зрелище все равно не захотело отпускать, осталось в памяти. Едва не врезалась в брошенную посреди дороги собачью тележку.

— Дома разрушены, — вдруг напряженно сказал Саян.

Действительно, дома были растрескавшиеся, с выбитыми стеклами, некоторые превратились в руины, сложились внутрь…

— Буря? — спросила Оксана.

— Нет. Буря так не может… Здесь было землетрясение.

— И часто здесь такое?

— Никогда.

— Но тогда почему ты говоришь, что…

— Потому что вижу. Очень странно, что здесь случилось землетрясение. Может быть — Дролло?

А ведь действительно, может такое быть. Трудно принять связь астрономии с геологией, то — на небе, а то — под землей. Но вот если применить слова астрофизика и геофизика… связь есть, приливные силы могут вызывать не только приливы, но и землетрясения, и на погоду влияют. Может быть, этим объясняется слишком теплый воздух, как для осени. Дролло пока далеко, но ведь быстро приближается, раз осталось всего восемь дней до столкновения.

Может быть, планету вообще уже давно стянуло с орбиты.

Дальше встретился всего один собачий труп, человеческих не было. Вероятно, местный народ предпочитал умирать дома. Зато присутствовал запах. Слабый, но когда Оксана сообразила, чем воняет, подкатила тошнота.

На одном перекрестке вонь почему-то усилилась, шибанула в нос. И Оксана не выдержала: остановила байк, спрыгнула, и ее вырвало. Рыбным салатом, съеденным еще в мире Ковкого Стекла.

Вернулась к байку, стараясь дышать ртом, повела машину дальше.

— Ты беременна? — со своим обычным спокойствием, за которым, как всегда, много чего крылось, спросил Саян.

— Нет, — растерянно ответила Оксана. Ей впервые в жизни задали этот вопрос.

— Но ты замужем, значит, не можешь знать наверняка.

— Да не беременна я!

Саян помолчал, думал. И, очевидно, решил, что Оксане верить нельзя:

— Если ты беременна, то теперь я отвечаю за двоих. Ты понимаешь, что для тебя опасность выше, чем если бы?.. Может случится выкидыш, и тебя тошнит…

— Я точно не беременна, — раздельно произнесла Оксана. — Я… не могла забеременеть.

— А почему тебя стошнило? — Да от запаха!

— Просто от одного запаха? Беременные очень чувствительны к запахам…

Вот зануда.

— Слушай, Саян, прекрати. Я точно знаю, что не беременна. И в любом случае, нечего здесь обсуждать.

Саян наконец заткнулся. Видимо, решил, что обсуждать действительно нечего.

Когда уже выезжали из городка — наконец-то! — Саян попросил остановиться:

— Здесь мастерская оружейника.

Чутье подсказало Оксане, что разжиться оружием не помешает. Если действительно придется отстреливаться, это плохо, но если отстреливаться будет не из чего — гораздо хуже.

При входе в мастерскую — опасно растрескавшийся конический домик — Саян зачем-то разулся.

Пока Саян мародерствовал, Оксана достала из багажника флягу минеральной воды, прополоскала рот, напилась. С удивлением обнаружила у себя на голове венок из стеклянной проволоки — забыла снять. Почувствовав, что подкатывает истерический смех, зашвырнула венок куда-то за забор.

Вышел Саян, обулся, забрался на байк. В одной руке он держал пружинный самострел, отделанный серебром и очень аккуратно сработанный. В другой — пояс с кармашками, из которых выглядывали стальные звездочки с дыркой посередине — очень похоже на японские сюрикены.

— Это и есть стальные снежинки? — спросила Оксана.

— Да.

Поехали дальше, оставляя за спиной пахнущий трупами город. А ведь впереди еще один город, большой… Надо отвлечься. Хотя бы разговором.

— Зачем ты разулся?

Саян ответил не сразу:

— По нашим обычаям нельзя было заходить в дом, не сняв сандалии. Сейчас глупо соблюдать обычаи, но я слишком привык. Расскажи мне о первоучителях.

Ух ты, о первоучителях, значит. А с чего он решил, что она может о первоучителях много рассказать? Так и спросила, Саян ответил:

— Я уверен, что первоучителя были пролазниками. Хотя бы потому, что они не знали металла. Почти не знали. Они сначала научили наши народы варить стекло, и только их потомки стали кузнецами.

— Не все первоучителя были пролазниками, на самом деле только один пролазник. И он не стал первоучителем, только выводил людей из мира Ковкого Стекла в ваш мир, за плату. Многих провел, несколько сотен. Потом он сумел открыть лаз в мир Шиклам и ушел туда. Почему — неизвестно, не осталось записей. Трудно сказать, чем ему не понравился родной мир. А может, он ушел дальше… в другие миры. А первоучителя — это те, кого он привел в ваш мир.

С первоучителями — вообще темная история. Пролазникам очень редко удается изменить мир. Да они и не пытаются особо, слишком велика вероятность вызвать изменения к худшему. А положительные изменения — всегда результат длительной, иногда многовековой работы.

Конечно, заманчиво взять, и решить все проблемы целого человечества. Но как? Принести из своего мира базуку и убить самого большого гада? А потом окажется, что гад был далеко не самым большим, его место займет гад покрупнее. Пробовали уже. Обучить человечество иномирянской технологии? Попробуй ее такую найди, чтобы в разных мирах работала. Что-то подобрать можно, но пока ее приспособишь, окажется, что местные уже сами управились, придумали технологию покруче. И вряд ли новый способ обжига горшков осчастливит человечество, разве что чуть-чуть счастливее сделает.

Можно приносить семена, чтобы превратить кочевых охотников в оседлых земледельцев, но менять уклад целого народа — дело либо долгое, либо кровавое. А может получиться так, что долгое и кровавое. Можно земледельцам подкинуть что-нибудь высокоурожайное, да только они, перестав голодать, начнут воевать.

Но с миром Ледяной Цветок, судя по сохранившимся записям пролазников, получилось на удивление быстро. Привел пролазник сюда каких-то беглецов из мира Ковкого Стекла, те обнаружили местных людей — ну совершенно диких, до земных папуасов им было как до неба по-пластунски. Даже палки заострять не умели, даже не знали, от чего дети бывают. Пришедшие стали обучать местных, чему знают, — и цивилизация распространилась, как лесной пожар, за одно поколение уже достигла вполне приличного уровня. Хороший пример для подражания, и ведь случайно все получилось.

— Так значит, только потомки пришедших научились плавить металл? — спросила Оксана.

— Нет, их потомки и потомки их учеников научились выплавлять сталь. Но плавить медь и добавлять в нее свинец для прочности научились еще пришедшие. Научились сами, хотя у них были какие-то знания. В мире, из которого мы сегодня вышли, ты называешь его миром Ковкого Стекла, металлом почти не пользуются, но знают его, умеют выплавлять. И давно уже умеют. Ну а у нас… от металла оказалось больше пользы. Нам повезло, что в наш мир пришли первоучителя. Только… ты говоришь, что пришедших было несколько сотен, но мы помним двоих: пришедшего со словом и пришедшего с луком. Пришедший со словом обучал моих предков разным умениям. Учил охотиться, ловить рыбу, выращивать семена, строить жилища. Приручил собак. А пришедший с луком обучил нас первым законам. Они были несовершенны, но он сам говорил, что дает только начало.

— Странно как-то, — вставила Оксана. — Я думала, должно быть наоборот. То есть, тот, кто со словом должен законам учить.

— На самом деле, они оба были вооружены. И не только луками. Но мы говорим «пришедший со словом», потому что он обучил нас архинскому языку и научил писать и читать. Придумать способ писать на нашем языке оказалось трудно, архинские письменные знаки для этого не подошли. Язык распространился, на нем говорили все ученые люди и многие простые тоже. Те, кто ездил в другие страны или торговал с людьми других народов. А пришедший с луком — он объяснил, почему нельзя использовать оружие против других людей, потому мы его так называем. Называли…

Опять эта поправка. В стиле: «Хорошо в этом мире… было». Уже надоело, но — само вставляется, непроизвольно. В мыслях и вслух. И от этого еще тоскливей. Вокруг вроде бы обычный мир, обычная страна, но сразу осознаешь, что мир обреченный, а страна — мертвая.

Пролазнику нежелательно тосковать, можно пропустить какое-нибудь важное предупреждения чутья. Но где его взять, позитивный настрой?

— Расскажи мне о пролазниках, — попросил Саян.

Ну что ж, почему бы и не поговорить.

Оксана принялась рассказывать, обнаружила, что сведений не очень много. Есть на свете пролазники, мало их, умеют находить и активировать лазы в другие миры. Есть у пролазников чутье, без которого в чужих вселенных никак. Есть сообщество с «гнездом» на родной Оксаниной планете Земля. Есть и другие «гнезда» — там, где технологии позволяют полноценно общаться на расстоянии, но нет контроля за использованием этих технологий, как с земным Интернетом. Про сайт пролазников начала рассказывать, но запуталась еще когда описывала компьютер.

Переключилась на другие миры. Тут получилось занимательнее, один только мир Ненависть чего стоит с его бесконечной войной, в которой люди не гибнут. Главное, сами договорились, что воевать будут исключительно машины. Там имперцы недавно кого-то ранили, так боевые действия затихли на время переговоров о выплате компенсации. И выплатили ведь компенсацию, как миленькие. В то же время, в мире Ненависть могут казнить просто за то, что не слушал правительственных сообщений. Если очень-очень сильно не повезет, но ведь могут.

Или мир Каменное Дерево, в который семь лет назад случайно занесло Оксаниного отца, а четыре года назад он пошел туда уже целенаправленно, пролазники помогли. Как оказалось, что каменнодеревцы впадают в длительную спячку раз в три месяца, причем — мужчины и женщины в разное время. Считали циклы спячки своим проклятием, но на самом деле это было их благословение, мир развивался хоть и бурно, но мирно: во время спячки человек слишком уязвим, потому предпочтет не рисковать, заводя врагов.

Оксана только приступила к рассказу о своем родном мире Планета Земля, когда встретился живой человек.

Вокруг тянулись поля с почерневшими снопами, впереди показалось необычное для местной архитектуры строение — не коническое, а круглое, с односкатной крышей. Рядом с ним — какие-то пристройки, деревья.

— Это храм заоблачных сестер, — объяснил Саян.

Уточнять ничего не хотелось, чтобы опять не услышать «было», так что разговор прекратился.

Чутье подсказало: что-то в этом храме есть. Может, не слишком важное, но стоит обратить внимание.

А когда подъехали ближе, стало понятно, что: возле дороги маячила неподвижная фигура. Вскоре стало ясно, что это женщина, Саян предположил, что одна из сестер — служительница культа. Смотрела она на байк с Оксаной и Саяном, но ничего не делала. Просто ждала.

Поравнялись, остановились. Сестра — немолодая, одежда отдаленно напоминает монашескую — такая же длинная, закрытая и свободная. Смотрит спокойно, равнодушно.

Саян спрыгнул на землю, сделал замысловатый жест рукой, женщина кивнула, что-то сказала. Между местными завязалась беседа, однако — быстро закончилась. Саян опять сделал жест, забрался на свое место и сказал:

— Нужно ехать дальше.

— А ее с собой не возьмем?! — растерялась Оксана.

— Я ей предложил, она не согласилась. Она считает нас демонами, чуть ли не прихвостнями Дролло.

— Нужно попробовать уговорить, убедить…

— Если она согласиться ехать, то только для того, чтобы попытаться нас убить.

Непроизвольно поежившись, Оксана нажала на газ — почуяла, что Саян прав, эта женщина опасна. Увидела в зеркале, что местная все так же стоит возле дороги, провожая взглядом байк.

Саян почему-то стал рассказывать:

— Она последняя из сестер, остальные покончили с собой, а она осталась, чтобы выполнить похоронные обряды. Она — сестра грозы, и считает, что обязана увидеть приход Дролло. Убедиться, что сбылось какое-то предсказание. И потому не стала себя убивать. Но нас она считает не то демонами, не то вероотступниками, а я знаю, как сестры относятся… к таким.

После этих слов Саян почему-то замкнулся, больше ни о чем не расспрашивал. Оксана попыталась его разговорить, попросил рассказать о себе, но Саян только ответил, что был вольным мастеровым, занимался то строительством дорог, то лесорубством, то батрачил. Да и то очень неохотно говорил.

 

Глава 6

Дальше ехали в молчании. А тут еще чутье… впереди опасность. Раньше вроде бы тоже была, только за общим тоскливым состоянием не разгляделась, а сейчас стала усиливаться. Одновременно c этим чутье подгоняет, не позволяет сбавлять скорость, да и так ясно, что надо спешить.

Дорога вильнула, и показался из-за холма еще один каменный городок. Тоже частично разрушенный, со столбами дыма. Въезжать совершенно не хочется, и не только потому, что тоскливо — опасностью тянет именно отсюда.

К счастью, есть объездная дорога, вдоль окраины. Вроде бы к счастью, но когда Оксана на эту дорогу свернула, чувство опасности уменьшилось, однако не пропало совсем. И чутье подсказало, что самое лучшее — гнать как можно быстрее. Вдавила педаль газа.

Опасное место приближалось, вот еще немного, вот сейчас… вот оно. Опять живые люди — на большой скорости увидела только несколько фигур в пестром возле костра. Люди смотрели на байк, видимо — услышали шорох колес.

Едва не обрадовалась живым в мертвом мире, но опасность исходила именно от них. Да, так и есть, двое вскочили, один схватил с земли крупный камень, и, размахнувшись из-за головы, метнул в сторону байка. Очень неудачно бросил — не учел скорость цели и промахнулся метров на десять. А у второго в руках был самострел, что-то он там крутил, видимо, оружие незаряжено. Повезло.

Опасность осталась позади, но — только первая, впереди — еще одна, и опять лучше всего — не сбавлять скорости.

Саян крикнул что-то непонятное, наверное — на своем языке. Оксана и сама увидела еще одного пестро одетого человека рядом с дорогой. Который резко вскинул большой самострел — чутье резануло опасностью, подсказало шевельнуть руль. Потом — еще раз, и еще, и снова. Заставляло вести байк зигзагом, сбивало прицел.

Промелькнули сразу несколько мыслей: хорошо бы он уже выстрелил и промахнулся, или, может, свернуть в поле, чтобы не приближаться — с близкого расстояния стрелку будет легче попасть. Может направить байк на стрелка, задавить его? Ведь если проскочить мимо, то он может выстрелить в спину… а если попробовать задавить, то может успеть выстрелить в упор.

Уже было видно стрелка в подробностях: частично закрытое самострелом очень смуглое лицо с правильными чертами, прищуренный глаз, браслет на руке.

За спиной свистяще щелкнуло, и стрелок резко согнулся. Когда проносились мимо — уже рухнул на колени и уперся в землю головой.

Все вместе заняло пару секунд, не больше… но сколько всего произошло.

Оглядываться или смотреть в зеркало Оксана не стала, пока не свернула за поворот. Не хотелось смотреть.

Пережитое так просто не прошло, накатила дрожь. С головокружением.

А Саян вообще опозорился — перегнулся, и его вырвало на дорогу.

Опять захотелось сострить, спросить, не беременный ли он. Вовремя сдержалась.

Саян потерянно пролепетал:

— Я никогда не убивал людей. Видел, как умирают, но чтобы сам, вот так вот просто… Боги запрещают…

— Как ты вообще попал?

Вопрос интересный, Оксана немного разбиралась в стрельбе, представляла, насколько сложно попасть в цель с мечущегося по неправильному зигзагу и подпрыгивающего на трещинах в дороге байка.

— Я не знаю, — выдохнул Саян. — Это было… это как будто не я стрелял. Просто навел самострел и выстрелил, не думал, не сомневался… Это чутье, да?

— Да… по-видимому.

Тефори что-то такое рассказывал — пролазники могут очень метко стрелять, когда надо. Чутье помогает целиться. Даже не помогает, берет контроль над телом.

— Кто это были? — спросила Оксана. — Это те самые напуганные безумцы, про которых ты говорил?

— Не знаю. Может быть. Они выглядели, как островные горцы — это такой народ. Но они живут очень далеко отсюда, за морем. А одеты они были как дружественные послы во время больших празднеств. Очень дорогая одежда. Да, наверное, они безумцы, ни один горец не станет просто так стрелять в человека даже перед лицом смерти. Разве что защищая себя. И никто из людей не станет есть желтоглаза, если не умирает от голода… это же почти как есть людей!

— Желтоглаза? Собаку?

— Да, они жарили на костре желтоглаза. Островные горцы… они очень уважали собак. Я совершенно не понимаю, как они сюда добрались, зачем… Безумие. Может быть, дело в том, что у горцев другие боги… Айхаса… это мой народ… мы больше верим… верили в чистое посмертие, надеялись на перерождение. А у горцев главными были род и семья. Они считали, что продолжаются в своих детях, и вот… все их семьи оказались обречены.

— Ну… по крайней мере не придется их брать с собой. Мой байк не уместит… столько пассажиров.

Оксана сама удивилась своему цинизму. И ее, в отличие от Саяна не тошнит, вообще почти нет никаких эмоций по поводу смерти стрелка-безуца. Хотя Оксана ведь не равнодушный человек…

Это все кино виновато. Привычное зрелище: раздается выстрел, и человек падает. А ведь на самом деле… жил себе человек, жил, а потом Саян его убил.

Стало нехорошо, муторно. И — стыдно за свой цинизм. Но Саян ничего не сказал, принялся возиться с самострелом.

Выехали на прямую, как натянутая струна дорогу, совершенно пустую. Вести будет легко, но есть опасность — гипноз автострады. Особенно, если учесть, что Оксана мало спала последние три дня. Мало и плохо. Последний раз удалось немного вздремнуть часов шесть назад, но до того не спала почти три дня, предчувствия мешали.

У нее от сильных переживаний прибавлялось энергии и сил — полезное свойство организма, унаследованное от отца, но этим резервам есть предел. Вчера она рискнула принять сильный стимулятор, однако жутко разболелась голова, вот и пришлось выпить еще какие-то снадобья, которые стимулятор нейтрализуют, и все-таки лечь спать.

Саян, кажется, прочитал Оксанины мысли:

— Ты не устала? Может, я поведу машину?

— А ты умеешь?

Если он сейчас ответит: «Не знаю, не пробовал», — будет не смешно. Ответил другое:

— Дети дорог учили меня водить их машины. У меня получалось.

— Дети дорог?

— Тугмеры, те молодые люди, с которыми я был, когда ты меня нашла.

А парень времени не терял, молодец. Кстати, становится понятно, почему не удавалось его поймать — он по дорогам носился. Движущаяся цель.

Конечно, байк управляется по-другому, не так, как машины мира Ковкого Стекла. Но, когда Оксана получила права на Земле, у нее не возникло проблем с управлением транспортными средствами миров Каменное Дерево и Ненависть.

Остановила байк, слезла, стала объяснять:

— Вот, смотри: две педали, это газ, чтобы прибавлять скорости, это тормоз, чтобы скорость уменьшать. И чтобы совсем остановиться. Чтобы остановиться совсем, нужно отпустить газ и нажать тормоз до упора, до щелчка. И потом можно вынуть ключ, вот этот, чтобы не поехать, если случайно нажмешь газ. А чтобы тронуться с места, нужно нажать газ, тогда педаль тормоза отщелкнется. Вот этот маленький рычажок — чтобы переключиться на задний ход, он тебе не понадобится… надеюсь. Ну, с рулем все понятно… Тут еще — свет включать, если ехать ночью… не дай бог. Вот этим — стекло чистить, если дождь. Сигналы поворотов… это точно не понадобится. Вот этим колесиком можно поворачивать зеркала, чтобы видеть, что сзади. Ну что, попробуешь?

— Управлять ногами… машины детей дорог управлялись только руками.

— Ногами удобнее. Ну что, нажимай педали… Нет, подожди, я достану одеяло.

Присутствовали сомнения относительно водительского опыта Саяна, маловато у того было практики.

Однако зря сомневалась — случайник мягко тронулся, уверенно набрал скорость. Видимо, у парня талант к вождению.

— Если что — буди, — скомандовала Оксана, пытаясь устроиться поудобнее.

Приснился не то, чтобы кошмар. Едет, стало быть, Оксана по бескрайней слюдянистой равнине, на чем — непонятно, все время забывает посмотреть. То нормально сидит, то задом наперед. А за кормой транспортного средства висит в бледном небе низко над горизонтом фиолетовый шар, и ехать надо с такой скоростью, чтобы шар касался линии горизонта нижним краем. Если слишком быстро — шар начинает за край земли проваливаться, слишком медленно — восходит, отрывается от горизонта.

И еще вдалеке за кормой что-то происходит. Что-то вспыхивает, разрастается, рушится, туманится. Как будто безликое слюдянистое пространство заполняется подробностями.

Проснулась оттого, что Саян тряс за плечо. С трудом проснулась, давненько не удавалось спокойно поспать.

Отдых в скрюченном состоянии на заднем сиденье байка, да под свист встречного ветра, от которого одеяло мало помогло, не тянет на что-то полноценное. Тем не менее, Оксана почувствовала себя отдохнувшей.

Первым делом посмотрела на солнце. Почти в зените.

Потом оглянулась вокруг: развалины крупного города, набережная. Река неширокая, метров двести, на другом берегу тоже видны развалины. Местами поднимаются столбы дыма, над другими местами кружатся птицы — воронье и чайки. Ничем не воняет, за что спасибо.

Насколько Оксана помнила карту, крупный город с названием что-то вроде Агхатса находился где-то посередине пути. И прошло примерно полдня, судя по солнцу, значит идут по графику, это хорошо.

Вот только не видно переправы, дорога обрывается прямо в реку.

— Мост рухнул, — подтвердил неприятную догадку Саян. Хорошо мост рухнул, аккуратно с обоих концов обвалился. Даже обломков над водой не видно.

А ведь именно этого следовало ожидать, мост не мог выдержать землетрясения. Тем более, что тут землетрясений раньше не бывало, мосты не рассчитывались на подобные испытания. Еще когда Саян только догадался, что землю недавно трясло, появилась тревога по поводу мостов, но Оксана предпочла страхи отогнать, и вот…

— Так, — выдохнула Оксана. — И что теперь? Где здесь ближайший мост?

— Нету.

— Ну да, у вас же тут технология… Ладно, паром тут есть поблизости?

— Что такое паром?

— Ну… это такой плот, который перетягивают канатом от одного берега до другого.

— Нет, поблизости ничего нет.

— Тогда… что же делать?! Здесь есть какая-нибудь большая лодка?

— Был корабль, — кивнул Саян вверх по реке.

Оксана посмотрела, увидела торчащую из воды обгорелую мачту.

— Ладно… А маленькие лодки есть?

Саян уставился с красноречивым непониманием. Оксана попробовала объяснить:

— Байк не очень тяжелый, его можно бы просто в лодке перевезти… правда, я никогда не пробовала… А если есть только совсем маленькие лодки, то можно две лодки вместе соединить, чтобы получился катамаран… это как бы плот.

— Лодки только очень маленькие, на одного человека, — кивнул Саян в другую сторону, где на берегу лежали вверх дном несколько крохотных длинных лодочек, наподобие каяков. — И я боюсь, что даже три из них, соединенных вместе, не выдержат твой байк. Кроме того, у нас нет времени соединять между собой лодки. Искать большую лодку у нас тоже нет времени. И я не знаю, как нам погрузить твой байк в лодку, а потом выгрузить из нее. Но мы можем переправиться на плавучем причале.

Саян показал, что имел ввиду. Это был солидный понтон из больших смоленых бочек с настилом, пришвартованный метров на сто ниже по реке, на него вели надежные широкие мостки, можно легко подъехать. Наверное, там приставали речные корабли, вроде затонувшего.

— А он не слишком большой? — засомневалась Оксана. Оно действительно слишком большим казалось, веслами с ним не управишься.

— В будке смотрителя причала должен быть канат. Можно протянуть канат через реку, привязать на той стороне к чему-нибудь, а на этой — к причалу. Если потом отвязать причал от этого берега, течением его прибьет к тому берегу.

Объяснения Саян сопровождал жестами, Оксана поняла. Молча уселась на водительское место, погнала байк. В чем Саян абсолютно, несомненно прав, так это в том, что мало времени, и чутье с Саяном согласно на все сто.

Проехать напрямую по набережной не удалось, она в одном месте обвалилась в реку. Обогнули разрушенное место через пепелище какого-то строения, подняв облако сажи.

Аккуратно вкатила байк на плавучий причал, остановилась посередине. Настил был слегка наклонен, вероятно, это берег перекосился при землетрясении, причал-то к нему привязан.

Саян метнулся в будку, почти сразу появился оттуда с мотком веревки, спустил на воду каяк, который лежал вверх дном тут же на причале, попросил Оксану подержать, чтобы не унесло течением.

Оксана тем временем придумала вдеть внутрь веревочного мотка палку, чтобы было удобнее разматывать. Веревка вроде хорошая, но всего два пальца толщиной, выдержит ли? Высказала сомнения, Саян успокоил:

— Этот канат — для кораблей и рыболовных сетей.

Сомнения остались. Но, по крайней мере, страхов не было, значит — выдержит канат, чутье бы не молчало.

Весла для каяка не нашлось, Саян подобрал обломок доски. Привязал конец веревки к причальной скобе, ловко скользнул в каяк, там немного повозился, устраивая моток так, чтобы он в воду не выпал, и погнал лодочку через реку короткими, мощными гребками.

Оксана смотрела на удаляющуюся лодку, на веревку, которая сперва натягивалась, потом провисла, потом коснулась серединой воды и разматывалась уже прямо в реку.

Вдруг стало одиноко. И страшно. Страх бессмысленный, глупый, нечто вроде: вдруг из реки выскочит крокодил?

Казалось бы, Саян всего лишь в какой-то полусотне метров, его можно обратно на веревке притянуть, если очень захочется. А ощущения такие, будто одна во всей вселенной. Не у кого попросить совета или помощи, не на кого переложить ответственность, когда закончится мужество. Вот почему так важен напарник в опасном деле.

К счастью, Саян оглянулся. Может, и не на Оксану смотрел, просто курс выверял, но как-то сразу полегчало.

Каяк уткнулся в противоположный берег, парень скрылся за каким-то сараем. Появился, махнул рукой. Вероятно, сигналит отвязывать причальный понтон.

Достала нож и перерезала веревки, которыми причал был пришвартован к скобам на набережной. Поддалось легко, как будто не жесткие, пропитанные густым маслом волокна, а, скажем, спелый арбуз. Подозрительно легко поддалось. Если веревка, протянутая на тот берег, из такого же материала… Вовремя вспомнила, что у нее нож очень острый, сделанный в мире Каменное Дерево специально. Не из металла, а из какого-то особого минерала. Кроме того, веревки-то были натянуты, ведь набережную перекосило землетрясением, соответственно, причал немного погрузило в воду.

Было опасение, что причал не отчалит. Допустим, он прирос к берегу, или с самого начала сидел на мели. Однако, едва лопнуло последнее волокно швартовочной веревки, понтон поплыл. Довольно быстро поплыл, течение приличное.

Связывающая причал с другим берегом веревка натянулась, с шорохом, роняя капли, поднялась из воды. А понтон действительно понесло к середине реки. Берег удалялся, глядя на него, Оксана снова почувствовала себя одинокой и беззащитной. А веревка еще и подрагивает, как будто там внутри рвутся волокна… Стало совсем страшно. Конечно, порвись веревка, это еще не катастрофа, Саян догонит понтон на каяке, как-то заякорятся, снова протянут веревку к берегу. И все равно — холод под ложечкой, не хочется, чтобы рвалась связь с берегом. Вдруг ниже по реке водопад?!

Чтобы отвлечься, стала раздумывать о значении своего сна. У пролазников даже сны не всегда просто так, чутье и туда вторгается.

Итак, анализируем, как выражался пролазник с ником Тэн Тан. Сиреневый шар на небе — безусловно нейтронная звезда, Оксана почему-то представляла ее себе именно сиреневой. «Опейзаживание» слюдяной равнины тоже можно объяснить: местность безлика для человека, пока по ней не проедет. А вот необходимость удерживать такую скорость, чтобы сиреневый шар касался горизонта — не совсем понятный момент. Будь это страх перед нейтронной звездой, была бы необходимость гнать как можно быстрее, чтобы даже краешек шара над краем земли не выступил. Но надо было удерживать определенную скорость, чтобы не быстро, не медленно, а в самый раз. О чем же предупреждает чутье, если это чутье? Наверное, будет у них такой отрезок пути, где надо спешить неторопясь.

 

Глава 7

Ближе к середине реки понтон резко, ощутимо качнуло, даже байк подпрыгнул и сместился. Если утонет байк — это конец. Оксана в панике вытащила из багажника бечеву, зацепила кошку за руль байка, и привязала бечеву к ближайшей скобе. Бантиком, других узлов не знала. Кстати, уловила, что от колес пованивает — неужели Саян проехался по трупу, пока Оксана спала?

Почему тряхнуло понтон — непонятно, может, какое-то водяное завихрение под ним возникло, а может — цунами. Было же здесь землетрясение, может, от моря дошла волна. Вот так вот не вовремя, как раз, когда двое пролазников через реку пытаются перебраться.

Понтон приближался к берегу, но все медленнее, начал вилять, покачиваться. Наверное, веревка пружинит. Последние двадцать метров понтон еле полз. А метрах в десяти от берега — остановился. То ли течение здесь совсем слабое, то ли река незаметно изгибается.

Подгреб на каяке Саян, запрыгнул на настил. Сразу стало спокойнее, все-таки — вдвоем.

Первым делом спросил, зачем это Оксана прицепила байк леской к причалу. Когда объяснила, высказал сомнения:

— Разве эта леска выдержит?

— Она и не такое выдержит, — обиделась за свою бечеву Оксана.

Бечева, хоть и тонкая, но прочная, может три байка выдержать на весу — сплетена из того же нановолокна, из которого делают очень распространенный в мире Каменное Дерево материал — твердую пленку. Пролазники уже носили нановолоконные изделия в мир Ледяной Цветок, ничего нановолокну не делалось, сохраняло прочность и гибкость.

— Что будем делать? — спокойно спросил Саян.

Оксана выложила свой план — повторить операцию, протянуть еще одну веревку к берегу, а потом перерезать первую веревку.

— Хорошо, давай так и сделаем.

Так и сделали, благо веревка в мотке еще оставалась — Саян снова догреб до берега, привязал конец к дереву.

Когда Оксана перерезала первый канат, понтон рванулся с приличной скоростью, в песчаный берег ткнулся сильно, по инерции выполз на песок примерно на метр.

Теперь нужно было спустить байк с понтона. Саян голыми руками вырвал из настила четыре доски, перекинул их на песок, так, что получился пандус, связал доски между собой и к причалу притянул.

Оксана сомневалась, что доски выдержат. С другой стороны, ездил же байк по настилу понтона.

Спустили байк без проблем, доски выдержали, даже не хрустнули. Ну вот, наконец-то берег. Пляж, выше и ниже по реке в воду уходят высокие каменные стены.

Тут выяснилось, что место причаливания попалось крайне неудачное — купальня для незамужних горожанок. Со всех сторон, кроме реки, огороженная той самой стеной. Мощная стена, в полтора роста, с железными шипами поверху. Были три калитки, но слишком узкие для байка.

— Обычно женщины приплывали сюда на лодках, — объяснил Саян.

— А ты за ними подглядывал? — зачем-то спросила Оксана.

— Да, — с неожиданно-подкупающей честностью признался тот. — С другого берега.

Мило.

Но что делать со стеной? Саян выбрал самое простое решение — валить. Нашел где-то инструмент, вроде кайла, и принялся долбить стену рядом с калиткой. Мощно бил, размеренно и как будто по какой-то неровной линии. Вроде бы без заметного эффекта, но Оксана разглядела, что от каждого удара по камню разбегаются трещины. Есть у Саяна опыт каменотеса.

Тем временем Оксана съела половинку лепешки из НЗ, запила водой из фляги. Лепешка по вкусу оказалась похожа на сухофрукты.

После очередного удара кусок стены рухнул, можно ехать. Наконец-то. Сколько драгоценного времени потеряно, это всем телом чувствуется.

Сунула Саяну другую половину лепешки, и тронулись.

Пока выбрались на дорогу, пришлось попетлять между развалин. На одной из площадей вспугнули смешанную стаю из чаек и ворон, разбежались какие-то пушистые зверьки — не то кошки, не то крысы.

Похоже, горожане собрались здесь для массового самоубийства. От трупов уже остались скелеты, птицы постарались, но Оксана все равно не решилась пересекать площадь, хотя здесь проходил путь к нужной дороге — об этом говорили Саян и чутье.

Объехала площадь дворами и подворотнями, пришлось переваливать загородившие проезд бревна, байк прыгал по засыпавшим дорогу камням.

В конце концов, выбрались на дорогу. Вот только время… Слишком много его потратили на переправу, операцию «Иерихон», петляние между развалин — солнце давно перевалило зенит, вечерело уже.

— Может, нам поискать укрытие от взгляда Дролло? — предложил Саян. — Здесь недалеко есть рудник…

— Нет, надо спешить!

— Но взгляд Дролло…

— Опасен только во время ужасов.

Тефори рассказывал что-то такое, будто нейтронная звезда приближается к планете со стороны южного полушария, поэтому на северном небе появляется на короткое время, ночью, незадолго до рассвета. Время ужасов, как здесь говорят.

Тогда еще успевают до прихода Дролло. Вагон времени в запасе, почти целая ночь. Лишь бы больше ничего не произошло.

За городом дорога вдруг начала отчаянно петлять, едва сама себя не пересекала. А до того была вполне прямой.

— Здесь хутора, — взялся объяснять Саян. — Дорогу приходилось прокладывать по границам участков. Большинство участков принадлежало крупным землевладельцам, а с ними трудно договариваться.

— Что же они так криво землю поделили!

Из-за этой кривизны проехали по дороге почти триста километров, но к лазу приблизились едва на пятьдесят, порой вообще не приближались к лазу, а отдалялись. Мало того, нельзя было как следует разогнаться — повороты слишком резкие, байк неизбежно занесет, если не притормозишь.

А время ужасов приближалось. Солнце село давно, пришлось зажечь фару.

На небе струились бледные сполохи, Саян сказал, что раньше подобное можно было наблюдать только далеко на севере — неужели полярное сияние? Нейтронная звезда что-то вывела из равновесия в космосе, не иначе.

Потом, к счастью на прямом участке дороги, байк резко подбросило — как будто ударило снизу по всем трем колесам. Едва не выбросило людей.

Оксана затормозила и увидела в свете сполохов: по земле как будто прошла волна. Еще одно землетрясение, мощное. Вот, как оно выглядит. Впечатляюще.

Тряхнуло еще несколько раз, послабее.

— Дролло, — только и смог пробормотать Саян.

Оксана молча вдавила педаль газа.

Проходимость дороги уменьшилась. Расширились трещины, появились глубокие выбоины, какие-то бугры выступили. А еще стали попадаться упавшие деревья и столбы, приходилось их объезжать по обочине или переваливать. Непредвиденные трудности…

— Время ужасов приближается, — хладнокровно напомнил Саян.

— Знаю!

— Может, надо поискать укрытие? У местных хуторян глубокие земляные погреба…

— Нет, надо спешить.

Это Оксана к чутью прислушалась: опасность лучевых ударов с нейтронной звезды совершенно не пугала, страшно было потерять время. Вот и гнала дальше. Там, где была возможность гнать, дорога местами становилась непроходимой даже для байка с его большими колесами. Например, когда встретилась упавшая вышка семафорной связи. Пока что удавалось найти объезд. Один раз чутье подсказало гнать как можно быстрее, нажала газ, а потом увидела в зеркале, что покрытие буквально проваливается за машиной. Как будто под дорогой образовалась пустота.

На самом деле странно другое — что дорога не разрушилась полностью, по всей длине. Землетрясение-то случилось мощное, прошедшая по земной поверхности волна выглядела очень впечатляюще, оно должно было, в представлении Оксаны, сделать из дорожного покрытия сплошной слой обломков.

— Хорошие у вас были дороги, — похвалила Оксана.

— Да. Я тоже их строил. Чтобы строить дороги, мы использовали песок, смешанный с особой горной смолой, покрытие дорог очень тягучее. Сверху оно становилось твердым от солнца и холода, могло даже треснуть, но внизу оставалось тягучим.

Разболтался случайник. Нервничает.

Оксана тоже немного нервничала, потому что время ужасов как раз в самом разгаре. Да еще и дорога становится все хуже. Или это только кажется… Нет не кажется: в одном месте поперек покрытия прошла трещина, и дальний край поднялся где-то на полметра. Ступенька получилась.

Саян быстро набросал перед ступенькой обломков и веток, въехали. Но если такие задержки будут повторяться чаще, то… можно не успеть. Может не хватить трех дней.

Может, не по дороге ехать, по полю? Поля здесь вроде ровные, колеса у байка большие…

Мысль показалась очень даже дельной, правильной. Причем потянуло ехать по полю с левой стороны дороги. Вообще, налево свернуть тянуло, хотя лаз, если верить чутью — чуть правее от направления дороги. Неужели и в поле свернуть чутье подсказывает? Прислушалась к себе — так и есть, надо сворачивать, причем довольно круто.

Ничего не объясняя, съехала в ближайшем удобном месте, погнала байк по стерне. Действительно скорость увеличилась, подбрасывает время от времени, но не надо зря маневрировать. Да и подбрасывает меньше, чем на дороге.

И хочется еще правее взять. Значит, надо так и сделать.

Саян вопросов не задавал, знал уже про чутье. Да оно и у него самого должно быть, пролазник же.

Занялась заря, и стало понятно, почему так тянуло влево. Как раз на возвышение въехали, открылся пейзаж: поля, перелески, разрушенный землетрясением хутор. Даже водоем небольшой имелся, только трудно сказать издалека, пруд это, озеро или лужа. А еще огромная, невообразимая трещина в земле извивается, тянется далеко в обеих направлениях. Широченная, наверное, правильно будет назвать ее разломом. В одну сторону, вправо — явно за горизонт, влево — трудно сказать, там где-то на приличном расстоянии бьет в небо столб не то дыма, не то пара, не видно за ним ничего.

Жуткий вид, уродливый, гротескный. Нарисовал художник безрадостный пейзаж, и так самому не понравилось, что полоснул холст ножом. Тупой стороной.

Приближаться к трещине не только не хочется, но и нельзя — над ней курится дымок, ветер донес запах тухлых яиц. Кажется, так воняет сероводород и, кажется, он ядовитый. Вон и растительность зачахла рядом с трещиной. Нельзя к ней приближаться.

Не то, чтобы трещина перпендикулярно поперек дороги — наискосок, но все равно перегородила путь к лазу. Пока что, если двигаться вдоль нее влево, к лазу будут приближаться, но рано или поздно лаз окажется «на траверзе» — тогда удаляться начнут, если не смогут перебраться на ту сторону.

Саян что-то пробормотал на родном языке, на ругательство похоже. Хоть у кого-то настрой боевой, а Оксана просто растерялась. Не готова была к таким препятствиям. Хуже любого рухнувшего моста, хуже безумцев.

Беспомощно слезла на землю, уставилась на Саяна, не зная, что сказать. Тот понял по-своему:

— Ты хочешь, чтобы опять вел я? Ты устала?

И с готовностью перебрался на водительское место. Оксана — автоматически — влезла на пассажирское.

Саян сразу погнал влево, вдоль трещины. Может, он и прав — с одной стороны, к лазу все же приближаются, с другой — не может же трещина тянуться бесконечно. Разве что до океана… Нет, это вряд ли, чутье подсказывает, что еще можно успеть к лазу.

— Останови, — попросила Оксана. — Одеяло…

Саян гнал решительно, уверенно. Как будто знал, что трещину можно преодолеть. Чуял?

Оксана тряслась на заднем сиденье, вздрагивала от доносимого случайными порывами ветра запаха сероводорода. Постепенно выходила из прострации. Раз чутье говорит, что есть надежда, и не только Оксане, судя по всему, говорит, значит, надежда действительно есть.

В конце концов, действительно уснула.

В этот раз проснулась сама. Байк ровно покачивался, солнце уже перевалило зенит. Уже второй день из трех допустимых заканчивается. Но, кажется, еще есть шанс успеть вовремя.

А что с трещиной? Трещина по-прежнему была справа, но казалась гораздо уже. И дым из нее не идет, и кусты на краях зеленые. А белый столб не то дыма, не то пара — далеко за кормой.

Саян заметил, что Оксана проснулась, и порадовал:

— Кажется, вон там она заканчивается!

Да, действительно, трещина впереди упиралась в одинокую сопку с камнями на вершине и сходила на нет. Правда, по сопке будет непросто проехать, но, может, вокруг?

С замиранием сердца ждала, когда же поравняются с сопкой, когда объедут ее. Трещины за сопкой не было. Повезло, все-таки подфортунило!

— Дальше я поведу! — радостно выкрикнула Оксана. — А ты — спи.

— Да… мне нужно поспать.

— Угу. А что там был за пар?

— Пар? А… Это в трещину текла река. Наверное, там внизу жарко.

— Река? А нам не придется через нее…

— Через эту не придется.

— А через другие?

— Может и придется. Я не знаю, что у нас впереди, ты решаешь, куда ехать.

В последних словах не было обиды. Было опасение и вопрос. Между прочим, давно пора было рассказать Саяну, куда едут.

Принялась рассказывать, что помнит из карты:

— Нам надо ехать по… по той же дороге, а уже в самом конце, в горах — повернуть налево на развилке. Ну а там — уже недалеко.

— Хорошо. Тогда у нас на пути всего одна маленькая река. Даже не река — ручей. Уже там, после развилки.

— С мостом?!

— Да, но мост построили уже когда проложили хорошую дорогу, а до того реку пересекали вброд. Она маленькая. А мост очень прочный, построенный с расчетом на оползни, я думаю, что он выдержит землетрясение. И гор впереди нет, только лесистые холмы. На наших картах иногда неправильно обозначают. Обозначали.

Саян улегся, скрючившись, на заднем сиденье, Оксана заняла водительское место, и двинулись дальше.

Оксана несколько запоздало разглядела, что вокруг не поле, а степь — никакой стерни, никаких снопов, только дикая трава и редкие кустарники. Земля не абсолютно ровная, не плоская как стол, однако неровности либо очень пологие, либо их легко объехать. Байк развил по траве очень приличную скорость, мелкие кочки и ямки не мешали — подвеска у байка хорошая.

Оксана все равно чуяла, что надо спешить, вообще предчувствия какие-то нехорошие. Опят, связанные с нейтронной звездой — может она в эту ночь рентгеном ударит, может еще какая катастрофа произойдет, вроде землетрясения. Потому и надо спешить, чтобы обогнать неприятности. С такой скоростью — скоро будут.

Так бы и гнать до самой дороги, а там до самого лаза.

Однако уже под вечер налетели тучи, слились в одну огромную, темно-серую с просинью. Очень нехорошие предчувствия появились по поводу стремительно надвигающейся грозы.

Оксана остановила байк, взялась поднимать тент. Саян, который и так спал неспокойно, проснулся, подхватился. Первым делом уставился на грозовую тучу, потом — на Оксану. В глазах у него промелькнул страх. Видимо, чутье ему что-то нехорошее подсказало.

Есть чего бояться — они в степи, торчат на ровном месте, а молния бьет в то, что торчит.

Оксана, немного подумав, открыла багажник, достала непромокаемые комбинезоны, один, что побольше, протянула Саяну:

— Вот, одень поверх всего. Жаль, сапоги только одни.

Рванулись дальше.

Дождь начался внезапно, мощно. Не капли с неба сеялись, а настоящие струи били, тент прогибался. Похоже на тропический ливень, который Оксане приходилось наблюдать в мире Ненависть. Только сильнее. Щетки не успевали убирать воду со стекла, Оксана вела байк, пользуясь не столько зрением, сколько чутьем.

Почему-то — и к счастью! — без молний.

Потом еще и ветер появился. Не дул постоянно, а налетал хлесткими, как пощечина порывами, один раз едва не перевернулись из-за этого, на двух колесах поехали. Все-таки, трехколесная машина не так устойчива, как четырехколесные. Хорошо, Оксана почуяла опасность, готова была, и вовремя вывернула руль.

Саян сразу же заявил:

— Нужно убрать эту ткань, она как парус. Только развернись по ветру, чтобы ее не сорвало, если будет еще порыв.

Опустили тент, и стало хуже. Струи с неба били, как из шлангов, мешали вести байк. Да еще и холодной вода оказалась.

— Здесь никогда не бывало таких бурь, — сообщил Саян.

— Это все Дролло.

Ну да, все она, нейтронная звезда виновата, кто же еще. Нарушила не только подземное равновесие, но и атмосферу расковыряла.

 

Глава 8

Несмотря на дождь и порывы ураганного ветра, сначала удавалось держать скорость. Однако, в один отвратительный момент, степь кончилась — проломившись через узкую полосу низеньких кустиков, въехали на поле со стерней. И сразу начали буксовать. Это же не степь с плотным дерном, крестьянская нива, которую пахали-разрыхляли каждый год, а то и два раза в год.

Чутье сначала помогало объезжать самые топкие места, но, то ли мест этих оказалось слишком много, то ли чутье перенапряглось — увязли. В первый раз удалось, как следует газонув, вырваться, во второй и третий — тоже. Байк с большими колесами, полноприводный, для езды по болоту подходит. Но — для медленной езды, а надо спешить.

В четвертый раз колеса увязли плотно, газовала без толку. Пришлось Саяну слезать и подталкивать, забрызгало его от колес грязью, которую, впрочем, сразу смыло дождем. Вырвались, прокатились метров двести — опять забуксовали. Саян еще в первый раз потерял в грязи оба сандаля, дальше месил полужидкую землю босыми ногами.

И скорость… Даже если удавалось вырваться из очередной грязевой ловушки без помощи Саяна, все равно — потеря времени.

— Мы едем слишком медленно, — зачем-то констатировал Саян, забираясь в байк после очередного подталкивания.

— Ну… ползем. Погода же нелетная!

— Что значит — нелетная?

— Это когда самолеты не летают… Это такая погода, когда хорошая собака хозяина из дома не выпустит.

Саяна шутка не развеселила. Он вообще не понял юмора, только кивнул. Ну да, у них же здесь такие умные собаки, что вполне способны хозяина дома удержать. Были.

Оксана промокла. То ли непромокаемость комбинезона оказалась относительной, то ли вода под капюшон затекла, то ли еще какой способ нашла, но вся одежда под комбинезоном пропиталась холодной влагой. От холода сводило пальцы, рулить стало трудно, да и жать на педали замерзшими ногами получалось все хуже. Соответственно, стали чаще увязать.

Саян начал повторять каждый раз перед тем, как толкать забуксовавший байк:

— Боги против нас.

После раза эдак двадцатого, Оксана не выдержала, заявила:

— Боги на нашей стороне!

— Почему? — с непониманием и надеждой спросил Саян.

— Потому что мы в поле, а не в лесу! И потому что нет молний!

На самом деле она почти уже впала в отчаяние. Тысячу раз пожалела, что ввязалась в спасение случайника. Если не больше. Хотелось все бросить. Упасть в грязь, свернуться комочком, и пропади все пропадом. Или просто застрелиться.

Но что-то подгоняло, заставляло двигаться дальше. Хоть как, хоть медленно, но надо добраться. Пока не до лаза, до пункта какого-то, где ситуация улучшится. Чутье подгоняет, что же еще.

Когда забуксовали в следующий раз, Саян забормотал:

— Если боги на наше стороне… то почему эта буря?.. И трещина?

— Это не боги, это Дролло. Он сейчас сильнее богов. Но боги хитрее!

Саян бросил на Оксану испуганный взгляд, но теологической дискуссии затевать не стал. Должно быть, ему чутье тоже внушало надежду и необходимость не останавливаться. Спросил другое:

— А почему ты не зажжешь фонарь на твоей машине?

Действительно, уже почти совсем стемнело. Включила фару, хотя от этого мало что изменилось. Не видно, какое место топкое, какое — твердое, все равно приходится на чутье полагаться, которое подводит раз за разом.

Как будто до сих пор было недостаточно плохо, появились симптомы простуды: в горле драло, в носу хлюпало, уши заложило. И начинало морозить. Только воспаления легких не хватало. Тогда — все, Саян один не управится.

В аптечке были надежные противопростудные средства, но, чтобы они наверняка подействовали, рекомендуется постельный режим. Может, остановиться, поставить палатку, переодеться в сухое, отогреться? Этот дождь не может идти вечно, не удержит небо столько воды.

Нет, нельзя, надо ехать. Остановка — это смерть.

В конце концов, решилась. Приподняв тент, чтобы вода не затекла в багажник, достала канистру спирта, и сделала глоток.

Воспаленное горло обожгло, как кипятком, перехватило дыхание… Кое-как придя в себя, обнаружила, что сидит на земле, а над ней стоит Саян с канистрой в руках. Очень удивленно спросил:

— Зачем ты пила это?! Это же пища для твоей машины, так?!

— Это… вроде очень крепкого вина, — пробормотала Оксана, поднимаясь. — Это я грелась так…

Саян на секунду задумался и осторожно отхлебнул из канистры. Сморщился, крякнул, прохрипел:

— Крепкие у вас вина. Их нельзя пить слишком часто.

Медицина не признает спирт за лекарство. Ну и зря: у Оксаны почти сразу отступили симптомы простуды — горло почти не болело, уши не заложены, носом можно дышать. В голове шумит, но терпимо, легкое опьянение. Впрочем, тяжелого опьянения Оксана пока что не испытывала, похмелья тоже. В мире Ненависть, если тебе нет двадцати одного года, достать выпивку гораздо труднее, чем на Земле.

А чутье, вместо того, чтобы притупиться, усилилось, лучше предупреждало о топких местах. Которых действительно много, пришлось сильно петлять. Но все равно, едут быстрее.

Вот что ухудшилось, так это координация движений и реакция. Знала, что надо сворачивать, знала куда, но, что называется, не вписалась, опять забуксовали. Да крепко так увяз байк, выше середины колес. Вытолкнуть вперед не удалось, сколько Саян не тужился.

Байк, кажется, тоже устал, явно упала мощность двигателя. И тон изменился, покашливание слышалось. Такое впечатление, что в бак залит не чистый спирт, а разбавленный раза в два-три.

Маловероятно, чтобы вода попала в бак и спирт разбавила, скорее дело в другом: спирт окисляется в двигателе кислородом из атмосферы, а в ней сейчас воды больше, чем воздуха. Плохо дело.

Саян взялся толкать спереди, и вытолкнул. С первой попытки. Оказался не готов к удаче — рухнул в грязь.

И Оксана не готова оказалась, не сообразила вовремя нажать тормоз, байк пролетел метров двадцать и снова увяз.

Будь трезвая — успела бы остановить машину. А может и нет, может не смогла бы нажать тормоз от холода. И трезвой плохо, и пьяной плохо. Хотя пьяной лучше — во-первых, страхи отступили, во-вторых, чутье обострилось, в-третьих, простуда ушла и не так холодно. Выпить, что ли еще спирту? Тут чутье взбунтовалось — от еще одной дозы выпивки Оксана вообще рулить не сможет. Нельзя сейчас расслабляться.

Подошел Саян, непонятно ругаясь, снова стал толкать байк, пока Оксана газовала. Выбрались, в этот раз успела остановиться. Но, пока Саян залазил на пассажирское место, колеса опять увязли. Опять толкать. Уже ни отчаяния не злости не было — смешно стало. За Оксаной и Саян рассмеялся, истерически.

Кое-как выбрались из очередной грязевой ловушки, Оксана попробовала вести медленно, осторожно, прислушиваясь к чутью. Проблема в том, что чем медленнее ведешь, тем сильнее увязают колеса… А может, поле настолько раскисло, что превратилось в сплошную топь. Буксовать начали так часто, что Саяну не было смысла забираться в байк. Поменялись ролями: уже не Саян на байке ехал, а байк на Саяне. Долго парень так не выдержит. И Оксана тоже не выдержит, опять хотелось плакать от отчаяния…

Забуксовали уже в который раз, и вдруг увидела: слева по курсу светились две пары огоньков.

Повела рулем, и фара высветила двух собак. Желтоглазов черной масти — это их глаза блестели. Стоят, и смотрят. Не самые крупные экземпляры, но все равно огромные, страшные, зубастые… Испуганно крикнула:

— Саян!

Хотя чем случайник поможет? Самострел однозарядный, а собак две… разве что стальными снежинками своими…

А Саян и не подумал вступать в бой против собак, вместо этого что-то радостно крикнул. Собаки быстро подбежали к байку. Не ринулись в атаку, а всего лишь торопливо приблизились, при этом отчаянно виляли хвостами.

— Боги на нашей стороне! — выдохнул Саян. — Надо их покормить.

— Ой… А у нас только лепешки, они, по-моему, фруктовые…

— Желтоглазы едят фрукты.

Приподняли тент, Оксана достала из багажника лепешку, разломила. Как дать ее собакам, не в грязь же бросать? Может, положить на землю что-нибудь? А что?

— Протяни, они не укусят, — посоветовал Саян. Он возился с веревкой — остатком той, с помощью которой форсировали реку на плавучем причале. Мысль ясна — упряжь делает.

Оксана протянула половинки лепешки, собаки аккуратно взяли зубами, устроились, положив угощение на лапы, принялись за еду.

Все-таки, страшноватые твари — большие и черные. Из-за мощных лап и коротких морд похожи на медведей, но хвосты длинные, баранкой, и уши острые. Оксане уже приходилось видеть изображения желтоглазов, эти собаки всякие бывают — похожие на овчарок, лаек, дворняг. Вот таких, медведеобразных, не попадалось.

По черной шерсти струилась вода, местами в ней запутались травинки — видимо, собаки в каком-то стогу от дождя прятались. Едят неторопливо, с достоинством, не по-собачьи как-то.

Доели в аккурат, когда упряжь была готова. Вернее — две упряжи, по одной на собаку. Саян привязал веревки к рулевой стойке, и собаки ловко впряглись. Самостоятельно, без помощи скользнули в сложное переплетение.

Оксана сомневалась, что будет от желтоглазов толк, но — зря. Саян отдал команду, Оксана газонула, собаки налегли — и байк легко выскочил из грязи, покатил вперед. Упряжь провисла, но собаки прибавили скорости, уже не тянули байк, просто бежали впереди. Нет, не просто бежали — выбирали дорогу, у них отлично получалось. Вначале Оксана поворачивала, куда собаки, но вскоре обнаружила, что можно отпустить руль, упряжь-то к нему привязана, вот и поворачивает байк за желтоглазами. Знай, только на педаль дави. И почти не буксовали, а если даже начинали колеса в грязи проскальзывать, собаки резко наваливались и выдергивали байк. Отличная скорость, как для распаханного поля в нелетную погоду.

Саян даже запел что-то бравурное на своем языке. И Оксана подключилась под вдохновением от первого в своей жизни настоящего алкогольного опыта:

— Мы пили все, включая политуру, И лак и клей, стараясь не взболтнуть… Мы спиртом обманули пулю-дуру, Так что ли умных нам не обмануть?

Голос сейчас у нее подходящий, хриплый.

— В Норильске, ннапример, в горрячем цехе, Мы прробовали пить стальной расплав.

А ветра, кстати, уже не было, Саян рискнул поднять тент, Оксана включила печку. Расстегнула и спустила с плеч комбинезон — стало почти хорошо, уже не только спирт изнутри греет.

— Ты промокла! — заметил Саян.

— Ну… промокла.

— А я — сухой, — при этом он демонстративно расстегнул комбинезон. Действительно, сухой. Оксане что, бракованный комбинезон достался? А чутье чего молчало?!

— Это потому, что ты в сапогах, — наставительно объяснил случайник. — В них воды набралось, и она потом все пропитала.

В сапогах действительно хлюпала вода. Но чего это она вверх поднялась, от ног? Вода обычно вниз течет. Нет, наверное, все-таки, комбинезон дырявый.

Оксана стала обдумывать мысль, насчет переодеться, есть же сменная одежда в багажнике. Останавливаться не обязательно — посадить за руль Саяна, прикрыться одеялом… Но парень, допев до конца, начал клевать носом и уснул. Ну и ладно, Саяна нужно беречь, а то не дай бог в следующий раз байк так увязнет, что даже собаки не справятся, кто будет им помогать? Одежда и на Оксане постепенно высыхает, парок из нее идет.

Так, уверенно маневрируя между опасными в смысле буксования местами, ехали часа два-три. Может — четыре.

И вдруг Оксану потянуло направо. Очень захотелось повернуть, отклониться от направления на лаз. Направление и так — общее, слишком они петляют.

А как повернуть? Собаки не понимают по-архински, только по-местному. Пришлось будить Саяна.

Проснулся сразу, как только Оксана позвала, резко сел, завертел головой.

— Нам нужно ехать вправо, — сказала Оксана.

— Да, — согласился, и отдал собакам команду. Те, вроде бы, послушались, хотя один из желтоглазов неуверенно оглянулся. Байк ехал по-прежнему петлями, но общее направление — другое.

А потом, минут через десять, собаки вдруг заскулили, рванули так, что пришлось газу прибавить. Даже попытались бежать в разных направлениях, чтобы обогнуть лужу впереди, но вовремя ввели поправку.

— Что там может быть? — задумчиво проговорила Оксана.

— Может — щенки? — предположил Саян.

Может быть. Очень даже может. Чутье, вроде бы, соглашается, хотя не до конца.

Местность вдруг стала особенно топкой, собаки тянули с трудом, с дрожью, сами проваливались, мотор работал на пределе. Оксана догадалась, что это огород — земля еще более возделанная. В поле хотя бы корни злаков и сорняки почву укрепляли. А раз огород, значит — рядом жилье. И действительно, фара осветила остатки сада — все деревья сломаны или выворочены с корнями. Ну да, здесь же случилось два землетрясения, а потом еще и ураган. До сада метров пятьдесят, но их еще надо преодолеть по огороду. И как потом через все эти поваленные деревья пробираться?

Однако собаки вдруг круто свернули влево. Ух ты, дорога! Совсем рядом, гораздо ближе сада. И струится по дороге поток воды, значит — с покрытием, иначе размыло бы.

Когда байк на дорогу выскочил, пришлось резко нажать на тормоза, потому что рвануло вперед. Отвыкла уже, чуть на желтоглазов не наехала, те едва успели отскочить.

Так, а теперь куда, налево, направо? Если к лазу — налево, но собаки, поскуливая, тянут вправо, к селению с поломанным садом. Не хочется время терять, но не зря же чутье вывело именно к селению. И до сих пор зовет.

Селение оказалось всего лишь хутором, которых должно быть много в этих местах. Странно, что только сейчас первый встретили, наверное, ехали совсем медленно.

Большинство построек — разрушены, как и сад, но главный конический жилой дом уцелел, хотя покосился. А еще уцелел открытый нараспашку сарай рядом, туда Оксана и направила байк. Собаки послушно бежали впереди, но поскуливали, бросали взгляды на дом.

Остановила байк, вынула ключ. Собаки сноровисто выпутались из упряжи, выбежали под дождь, одна бросилась к дому, вторая остановилась и громко залаяла, глядя в сторону байка. Странно лаяла: вроде басом, но в конце каждого «гав» ее голос срывался до короткого визга.

— Я проверю, что там, — напряженно сказал Саян. Схватился, было за самострел, но, досадливо хмыкнув, оставил.

Случайник и собака ушли в ночь, Оксану опять кольнуло одиночество. Взяла себя в руки, решила воспользоваться случаем, и переоделась в сухое. Очень правильное было решение — возить с собой сменную одежду, вплоть до белья.

Комбинезон натягивать не стала — сыроват внутри. Если что, успеет надеть.

Первыми вернулись собаки, и морды у них были очень довольные, радостные. Вошел Саян, почему-то завернутый с головой в дерюгу. Сбросил ее на земляной пол, и оказалось, что держит на руках девочку лет пяти-шести. Малышка вцепилась ручками в Саянов комбинезон, лицо было заплаканное, она до сих пор вздрагивала и шмыгала носом.

— Ой, — только и смогла сказать Оксана.

Девочка тихо что-то пробормотала, наверное, здоровалась.

— Ее зовут Вара, — рассказывал Саян. — Она здесь уже давно… Не знает, сколько дней. Она пережила оба землетрясения и сегодняшний ураган, потому очень напугана. Ела какие-то сухари и повидло.

— А… где ее родители?

— Неизвестно. Они уехали, это все, что она может сказать. Я думаю, что они просто не смогли убить… свою дочь.

Вспомнились рассказы Карлоса про убитых родителями детей. Мороз по коже.

— Она же голодная! — спохватилась Оксана и полезла в багажник за лепешкой.

Вопрос о том, брать ли с собой Вару, не обсуждался. Раз уж собак с собой тащат…

Умные, все-таки, твари — по очереди сбегали за байк отряхиваться от воды. А за байком — чтобы, значит, на людей не набрызгать.

Саян уже успел дать собакам имена — Вара спросила, как зовут цуциков, пришлось что-то отвечать. Ответил, что Амал и Шарг — Ночь и Мрак в переводе. Оксане имена показались неподходящими, собаки ведь только кажутся страшными, а на самом деле добрые. Потому про себя называла их Ночка и Черныш.

Дорога от хутора вела хорошая, мало разрушенная. Значит, можно разогнаться — собаки не догонят. Пришлось погрузиться в байк впятером: за руль сел Саян, на заднем сиденье устроились Оксана, Вара и Черныш, а Ночка легла в ногах. В тесноте, да никому не обидно. И псиной от собак почти не пахло, и шерсть на ощупь оказалась мягкая и шелковистая. В первый момент все же было страшновато оказаться с такими большими и зубастыми тварями чуть ли не в обнимку, но маленькая Вара совершенно не боялась желтоглазов, наоборот, прижалась к Чернышу доверчиво.

Оксана боялась, что байк окажется перегружен, потеряет в скорости и управляемости, но случилось наоборот — пошел ровнее, меньше подпрыгивал на ухабах. Надо было давно уже балластом нагрузить, камнями какими-нибудь.

Дождь явно стихал — вода все еще течет с неба вовсю, но уже не струями, а каплями. И двигатель байка заработал с прежней мощностью, как и положено ему на чистом спирте. За что байку огромное спасибо, еще одно спасибо всем существующим богам сразу оптом и отдельная, самая большая, благодарность — каменнодеревцу Хуану.

Оксана решила прояснить один вопрос:

— Слушай, Саян… Тебя именно к Варе тянуло?

— Не знаю. Думаю, да, к ней.

— И я не знаю. Но если не к ней, то зачем? Не для того же, чтобы я смогла переодеться в сухое!

— Что в этом удивительного? Ведь чутье… подсказывает.

— В том-то и дело! Чутье помогает только одному, только… своему пролазнику. Оно даже иногда пролазников друг против друга настраивает. Мое чутье… ну… как бы заботится только о моей пользе. А твое — только о твоей.

— Выходит, это не чутье помогло нам спасти Вару?

— Да в том-то и дело, что чутье!

— Тогда Вара важна для нас.

— Да… наверное. Но чем?!

— Не знаю. Узнаем.

Действительно, рано или поздно все выяснится. Лишь бы не оказалось, что… что это как-то повредит девочке.

Оксана почувствовала сильную усталость. Кстати, время ужасов приближается, но опять совершенно не пугает, так что можно поспать. Кое-как откинулась, и уснула сидя.

Они опаздывали, почти уже опоздали. От хутора до лаза оставалось совсем мало, каких-то полторы сотни километров, не больше. И дорога была поначалу хорошая, пока не достигли лесистых холмов — тут и начались проблемы. В виде упавших на дорогу деревьев — землетрясения и ураган постарались. По-всякому деревья падали — и сломанные были, и вывороченные с корнями, и как будто легшие на землю — вроде целое дерево, но лежит.

Слишком много деревьев упало, и далеко не всегда удавалось их объехать или перевалить.

Выкручивались каждый раз, находили решение. В основном — Саян отличался, то соорудит из веток и камней нечто вроде пандуса, то прорубит проезд в ветках, то оттащит дерево с дороги. Трижды попадались очень тяжелые стволы, к ним привязывали на веревке байк и собачью упряжь, отодвигали общими усилиями Саяна, желтоглазов и машины. Один раз встретился поперек дороги настоящий дуб-гигант, объехать — никак, другие упавшие деревья мешают. У основания был просвет между стволом и почвой, потому что гигант — выкорчеванный, на корни основанием опирался, но байк не прошел, полуметра не хватило. Саян отдал команду желтоглазам, и те устроили подкоп, быстро управились.

Но все — задержки, даже объезд упавшего дерева — потерянное время. Саян вымотался, с трудом двигался. Даже собаки устали, даже Оксана, которая в основном только рулила.

Маленькая Вара вела себя хорошо, смирно, остановки возле упавших деревьев использовала, чтобы сбегать под кустик. Хоть что-то хорошо.

Оксана после долгих сомнений и прислушивания к чутью, все же рискнула дать Саяну стимулятор из аптечки. Тот, который у нее самой головную боль вызвал. И удачно, парень взбодрился, наполнился энергией. Тогда приняла сама — тоже помогло, наверное, в разных мирах лекарства по-разному действуют.

Но вот время… По расчетам, они уже опоздали, ведь третий день клонится к вечеру, солнце невысоко над горизонтом, а до лаза не добрались. А вот чутье уверяет, что еще могут успеть. То ли Тефори в чем-то ошибся, и до столкновения этой планеты с нейтронной звездой все еще больше пяти местных дней, то ли Оксана запуталась в арифметике, то ли Дролло вообще не столкнется с планетой, мимо пройдет. А спешить надо по какой-то другой причине — будет еще землетрясение с ураганом и наводнением, или лесной пожар, или еще безумцы встретятся, или же рентген в следующий раз по этой местности ударит.

Ну а вдруг столкновение будет? И вдруг все-таки опоздают, доберутся до лаза, когда меньше пяти дней до катастрофы останется? Это станет понятно, когда пролезут в мир Шиклам — если успеют, Оксане должно сразу полегчать, чутье сообщит, что спаслась. А если не полегчает, что делать? Ведь возвращаться придется. Саяну и Варе — не обязательно, но Оксане придется идти обратно. На верную смерть. Потому что ей тогда все равно не спастись, раз нейтронная звезда через активированные лазы может планеты всасывать. Хоть мир Шикла обезопасит…

Даже если успеют, сможет ли Оксана активировать лаз? Ведь для этого покой нужен, умиротворение особое. А разве возможен покой, когда столько страхов сразу?.. Да еще и сильных…

Отогнать подобные мысли было невозможно. Но они так и не выступали на первый план в сознании, на первом плане было только одно: надо спешить.

Вон и Саян что-то такое почувствовал, заговорил осторожно:

— Мне кажется, что мы все еще успеваем. Я думаю… я уверен, что это чутье. А у тебя как?..

— Так же.

— Ты говорила, что чутье помогает только одному…

— Да, есть такое, чутье не предупреждает о чужой беде. Только о своей.

— И?..

— Мне мое чутье говорит, что я еще успеваю.

Если бы Оксана чувствовала такую же уверенность, с какой говорила.

 

Глава 9

Так, преодолев, наверное, сотню преград в виде упавших деревьев, добрались до развилки. Скоро лес стал моложе, упавших на дорогу деревьев почти не встречалось. А те, что были, удавалось легко перевалить или объехать.

Но Оксана явственно чуяла впереди преграду, серьезную, труднопреодолимую… если вообще преодолимую. Принялась обдумывать, представлять разные возможные трудности. Больше всего страха внушали переправы, а ведь есть впереди мост, Саян о нем рассказывал после трещины. Или это само знание о наличии впереди моста страх внушает? Обратилась к Саяну:

— Ты говорил, что там есть еще один мост…

— Да, есть.

— Ты думаешь, он уцелел?

— Не знаю. Может быть и нет. Мне кажется, что нет… Кажется правдой.

— Но речка же мелкая?

— Да, но… был сильный дождь.

И что делать, если мост разрушен, а ручей превратился в реку? Чутье не подскажет. Сначала нужно придумать решение, а потом уже чутье сообщит, хорошее оно, или плохое — это максимум, чего можно ждать от чутья. Хотя, может еще подсказать, существует ли решение в принципе.

Подтвердились страхи. Ехали-ехали, радовались, что нет больше упавших деревьев, и оказались на берегу той самой речки.

Это был уже не ручей, быстрый мутный поток шириной метров двадцать и неизвестной глубины — Оксане не удалось достать дно длинной палкой. И это возле берега.

И моста действительно не было. То есть, он был, где-то, неизвестно где, может уже в океане. А здесь от моста только столбики остались, да и те — под водой.

И что же теперь делать? Искать другую переправу? Сомнительно, что она есть поблизости, а если есть — наверняка разрушена. Строить плот? Течение слишком сильное, опасно плыть, может занести неизвестно куда или утонуть можно. И времени нет на плотостроительство. Мост новый соорудить? Свалить пару деревьев рядышком… Слишком сложный план, ненадежный. Да и опять же — время. Попробовать перепрыгнуть с разгону на байке? Великовато расстояние, трамплина нет и вообще — страшно. Неужели, нет способа? Может, Саян что-то придумает? Молчит случайник, и лицо растерянное. Плохо дело.

Оксана уже хотела изложить свой план — превратить сам байк в плавсредство, например, обвязать его связками хвороста. А потом — перетянуть через поток на веревке. Только надо сначала самим переправиться как-то… можно — вплавь.

Но Вара что-то сказала, Саян перевел:

— Она говорит — можно перелезть через воду по веревочке.

И чутье тут же подтвердило, что план отличный.

Оксана бросилась к багажнику, вытащила катушку с каменнодеревской бечевой. Надо протянуть ее на тот берег, а как? Все-таки вплавь? Или раскрутить и забросить кошку?

Проблему решил Саян с помощью Черныша. Поговорил с собакой, продемонстрировал, что делать — обвел конец вокруг дерева и зацепил якорьком за бечеву.

Черныш управился на «отлично» — схватил зубами кошку, бросился в воду, за пару секунд оказался на другом берегу, обвел бечеву вокруг основания высокого толстого пня, зацепил кошку за бечеву. И только потом отряхнулся. Саян обвел бечеву вокруг дерева на этом берегу — повыше, над развилкой, чтобы отсюда туда под наклоном шла — с силой натянул и завязал сложным узлом. Попробовал обрезать карманным ножем, Оксана посоветовала:

— Там, в катушке есть такая специальная… обрезалка, ножом не получится.

— Хорошая леска, — хмыкнул Саян.

Можно было и не обрезать, бросить весь моток здесь, до лаза ведь совсем немного осталось. И чутье подсказало, что бечева вряд ли пригодится. Наверное, это Оксана и Саян неосознанно тянули время.

Оксана смотрела на бечеву. Что-то план перестал казаться удачным. Да еще и, по логике, ей первой придется съезжать по бечеве — кто-то должен будет принять байк на той стороне. Потом переправят сам по себе байк, потом — Саян с Варой.

Саян быстро соорудил на бечеве из веревки устройство для переправы, вроде трусов. Оксана нацепила это на себя, Саян проинструктировал:

— Чтобы начать скользить, просто подогни ноги, отталкиваться не надо, твоя леска очень скользкая. Руками можешь замедляться… Подожди, надо обмотать руки чем-то, а то можешь порезаться об леску.

Обматывая руки тряпками, смотрела на такую тонкую бечеву, на поток внизу. А вдруг бечева веревку перережет? Хотя нет, не перережет, не пугает это.

Нет времени даже на то, чтобы бороться со страхом. Впрочем, можно не бороться, страх опоздать сильнее.

Зажмурилась и подогнула ноги.

И обнаружила, что несется с пугающей скоростью. Затормозить толком не удалось, скользили тряпки. Хорошо, что бечева на том берегу была зацеплена низко, иначе — въехать Оксане в пень. А так только ногами в траву врезалась, повалилась вперед, перевернувшись.

— Ты не ушиблась?!!! — крикнул Саян.

— Нет! — потом сообразила, что все-таки ушиблась. — Слегка! Выживу!

Пока Оксана поднималась и отвязывалась, Саян быстро, умело, привязал веревкой на бечеве байк. Зашел машине с кормы, чуть помедлил, и с силой толкнул. А ведь байк сейчас тоже разгонится!

Действительно сначала разогнался, но бечева провисала под весом транспортного средства гораздо сильнее, чем под Оксаниным, поэтому в конце байк замедлился, ткнулся колесами в землю достаточно мягко. Рядом с водой, но не в воду. Очень удачно Саян угадал с наклоном бечевы, чутье подсказало, не иначе.

Оксана принялась отвязывать байк, заодно высматривая, как можно выбраться на дорогу. Есть проезд, и не в таких местах проезжали.

Едва вывела байк из-под бечевы, прибыли Саян с Варой. А парень оказался настоящим экстремалом — не подвешивался ни на каких веревках, а скользил, держась руками за перекинутую через бечеву толстую ветку. Вара висела у него на груди, обхватив за шею, хотя Саян, при всей своей бесшабашности, все же привязал девочку к себе веревкой крест-накрест.

Пока Саян отвязывал Вару, приплыла Ночка. Хорошо быть желтоглазом…

Сели в байк и поехали. Надо сказать, что, несмотря на все плохие мысли и чувства, Оксана испытывала восторг, как будто от собственной изобретательности и смелости. Хотя больше всех смелости проявил Саян, а способ переправы придумала Вара. Может это какой-то другой восторг?

Дорога была свободна — никаких тебе упавших деревьев, трещин, ступенек. Лаз приближался быстро. Но — нельзя сказать, что неизбежно, чуяла Оксана, что есть на пути еще что-то. Непреодолимое. Вот-вот оно покажется, только повернуть…

И что же там за поворотом? Вряд ли всего лишь еще одно упавшее дерево — даже если не получится проехать на байке, до лаза фигня осталась, можно бросить машину и просто дойти. Правда, потом придется тащить сквозь лаз двух человек и двух собак на какой-нибудь волокуше, хватит ли сил? Нет, это не дерево, что-то другое, серьезнее. Еще один рухнувший мост? Лесной пожар? Засада безумцев? Еще одна гигантская трещина? Может, там гора рухнула, и лаз теперь под слоем земли и камня? Оксана не знала, что происходит, если на месте лаза земли навалить. Наверное, должен лаз каким-то образом выступить на поверхность, а вдруг нет? А вдруг для этого время требуется?

С колотящимся от страха сердцем повернула. И увидела…

Дорога была перегорожена надежно. Очень надежно. В принципе, может и есть способ преодолеть преграду, например — обогнуть. Но нет на свете силы, которая заставила бы Оксану это сделать и ехать по дороге дальше.

Над дорогой струилось, переливалось, звало и заманивало туманное марево. Мерцающая мгла, активированный лаз между мирами. Кем-то другим активированный.

Резко вдавила газ, байк понесся, подпрыгивая на выбоинах.

Саян закричал:

— Ты что?!

Вара тоже что-то пискнула, даже собаки заскулили испуганно. Наверное, за мглой какое-нибудь упавшее дерево. Но — в этом мире. Крикнула:

— Все в порядке, тут открытый лаз!

Перед самой мглой все же сбавила скорость, мало ли, вдруг и в мире Шиклам окажется на пути дерево или камень. И въехали во мглу.

Проскочили активированный лаз быстро, как сквозь тонкую занавесь прошли. Выскочили из осеннего леса в зимний.

Оксана ударила по тормозам. Потому что уже можно не спешить, успели — чутье об этом сообщило. Точно так же, как три с лишним дня назад в мире Ковкого Стекла, когда Оксана нашла случайника и уговорила его вернуться в обреченный мир. То же самое облегчение, чувство «ща взлечу». Редкостный кайф, оказывается, спастись от нейтронной звезды, не дай бог захочется повторить, еще в какой-нибудь обреченный мир пролезть. Счастье — это слегка порезаться в авиакатастрофе, как на Планете Земля говорят.

Посидела немного с закрытыми глазами, наслаждаясь облегчением, тем, что уже не надо никуда спешить, напрягаться, нервничать. Спаслись, успели.

И как это Оксана умудрилась не понять, что преграда за поворотом — никакая не преграда, а наоборот? Почему не сложила два и два, не поняла, что это и есть лаз, к которому стремились? Как удалось не заметить, что оно не внушает страха?

Вероятно, дело в том, что и так была переполнена страхами, сама себя накручивала, выдумывая разные ужасы. Столько пережила, пока добрались, так перенервничала, что опаздывают. Уже не могла поверить в удачу. А ведь повезло, крупно повезло.

Почувствовала холод, открыла глаза. Вокруг — припорошенный снегом хвойный лес, сосны и ели, байк стоит на проселочной дороге. Солнце невысоко над горизонтом, только непонятно, утро сейчас, или вечер. Слой снега не слишком толстый, на дороге видны следы колес, черная земля просвечивает местами. Должно быть, колеса проехали по грязи, которая замерзла, а потом и снегом присыпало.

Сзади гавкнула собака. Вара что-то удивленно сказала, Саян, тихо рассмеявшись, перевел:

— Она говорит: «Как быстро выпал снег».

Такой мягкой, слегка вальяжной интонации Оксана от него до сих пор не слышала.

Желтоглазы, которые, оказавшись в новом мире, поначалу только прислушивались и принюхивались, вдруг спрыгнули на снег, вышли вперед, остановились, виляя хвостами. Что-то там впереди есть…

Вара опять что-то сказала, Саян перевел:

— Ей холодно. Мне тоже.

— Ага, давай достанем одеяло. Вот, этим обмотай ноги, и сапоги… Не маловаты? И, вот, есть теплая куртка.

— Это надень ты. Так лаз не ты открыла?

— Нет, не я. А… как ты понял?

— Да вот же следы! Из ничего появляются, как будто телега спустилась с неба!

— Мне за мглой не видно, откуда они…

— А-а… Значит, мы точно успели. Следам дней шесть, не меньше.

— Да?! Ты уверен?!

Саян усмехнулся с превосходством:

— Сначала проехала телега, и еще что-то похожее на твой байк, только на четырех колесах. Оно тянуло телегу. Остались следы в мокрой земле. Потом земля замерзла, и выпал снег. С тех пор прошло шесть дней — посмотри, сколько хвои на снегу. Шесть дней, не меньше.

— Хвоя… А может ее… ветром?

— Не было сильного ветра, снег с веток не сдуло. Подтаял, конечно, но лежит все еще. А если бы деревья раскачивались, он бы попадал. И после телеги точно ничего не выезжало из… мглы. И никто не выходил — след бы остался на снегу. Мы успели. Да ты, наверное, и сама чуешь.

— Да. Чую.

Оксана ела оладьи. Не совсем такие, как дома на Земле, не жаренные на сковородке, а выпеченные в духовке на противне. Брала из кучи оладью, мазала наугад паштетом, медом или вареньем и неторопливо съедала, запивая горячим молоком. Чувствовала себя отдохнувшей, бодрой, умиротворенной. До сих пор не прошел кайф.

Много уже оладий съела, голодная. В обреченном мире как-то не было аппетита, а вчера, когда выехали они к десятку беспорядочно разбросанных сборных домиков — смешных, куполообразных — навалилась усталость, пришлось лечь спать. Только и смогла, что выпить горячий бульон с вином — странно, но вкусно.

В поселке этом жили беженцы из обреченного мира Ледяной Цветок. Двадцать шесть человек, со вчерашнего дня — двадцать восемь, Саян с Варой присоединились. И желтоглазов семнадцать. А совсем недавно поставленные домики — местного производства, еще предстояло выяснить, откуда они взялись.

В комнату вошел желтоглаз, Ночка. Манера двигаться типично собачья, но, тем не менее, что-то кошачье проглядывает. Осторожность и внимание, с которой Ночка исследует незнакомое помещение.

Желтоглазы — вообще собаки нетипичные, наверное, потому, что слишком умные. Вчера, несмотря на усталость, Оксана поразилась тому, как местные желтоглазы встретили Черныша и Ночку — все собаки склонили головы к земле. На собачьем языке жестов поднятая голова означает вызов, склоненная — признание лидерства. Если встречаются две собаки, либо одна поднимет голову, другая склонит, либо обе поднимут, тогда — подерутся. А здесь все опустили носы. Очень похоже на человеческую вежливость.

Вошел Саян. Явился, кобель. Он отдыхал активно — быстро договорился с одной вдовушкой и они, судя по всему, неплохо развлеклись ночью. Судя по тому, как вдовушка на Саяна смотрит. Сам он снова демонстрирует спокойствие и невозмутимость. Хотя не такое, как раньше, когда оно было похоже на покой обреченного. Сейчас спокойствие с оттенком печали, даже скорби. По своему гибнущему миру. Оно понятно, если представить себе, что Земля погибнет… Саян еще и неплохо держится. А вчера так и вовсе разболтался, пока ехали от лаза к этому поселку. Принялся рассказывать, как стал пролазником: узнал о приходе Дролло, о том, что самым правильным выходом является самоубийство. Решил умереть в лесу. Не понимая, почему, добрался до того самого места, где лаз, на него накатило странное умиротворение, и замерцала мгла. Каким-то образом догадался, что это такое. Вернулся в ближайшее селение, нашел две семьи выживших, уговорил пойти за собой. Обманом уговорил. Интуитивно, благодаря чутью, понял, что это ему надо тащить телегу с людьми. И протащил их всех в мир Ковкого Стекла.

Там беженцы побоялись выходить к людям, нашли какую-то лодку, отправились по реке — надеялись в лесу спрятаться. Хотя архинским владели, могли и среди людей затесаться. Саян с ними не пошел, его нехорошие предчувствия одолевали. Вот и прибился к протестующей молодежи. Удачно прибился, как раз к детям дорог — тамошним байкерам. Водить научился, что очень пригодилось.

Саян сел за стол напротив Оксаны, налил себе молока, потянулся за оладьей. Ну и зачем паузу держать?

Уже собиралась задать раздраженный вопрос, но Саян наконец-то заговорил:

— Мгла исчезла. Мы едва успели.

Действительно. Задержись они в обреченном мире на пару часов…

Раньше такая мысль могла ужаснуть, но Оксана успела наужасаться подобными мыслями. Еще там, в мире Ледяной Цветок. Еще вчера.

 

Глава 10

Вошли полная, круглолицая женщина и буквально жмущаяся к ней девочка. Афа и Вара, мать и дочь. Вчера, когда беженцы высыпали из домиков встречать байк, Вара сорвалась, бросилась с криком: «Мама!» Афа бежала ей навстречу, потом обнимала, плакала.

На лице у Афы царапины. Это она вчера выяснила у дочери, по чьей вине та осталась в обреченном мире — толстухи Гарсы. Как такое получилось, чем конкретно Гарса виновата, даже разбираться не хочется. Но, когда Афа набросилась на Гарсу с упреками, та оскорблений терпеть не стала, вцепилась Афе ногтями в лицо. Беженцы их разняли, разобрались, и били Гарсу. Даже толстухин муж поучаствовал. Впрочем, уже не муж — он произнес при свидетелях длинную формулу, которая означала полный и окончательный развод.

Афа начала бормотать с униженно-жалостливой интонацией, явно благодарила. Да, так и есть, Саян перевел:

— Она благодарит за спасение дочери, говорит, что ты можешь просить что угодно.

Оксану все это очень смутило. Она, конечно, спасла девочку, но не чувствовала себя такой уж героиней.

— А почему меня благодарит, а не тебя? Ты у нас представительнее…

Саян отвел глаза:

— Я уже сказал, что это ты Вару спасла. И меня тоже.

— Как ты мог, — усмехнулась Оксана. — Скажи ей, что это Вара нас спасла. Придумала, как переправиться через реку. Можешь даже соврать!

Саян, улыбнувшись, перевел. На лице Афы отразилась сначала растерянность, а потом родительская гордость. Потом опять принялась униженно благодарить. Только и осталось, что с достоинством кивнуть, и демонстративно намазать паштетом следующую оладью.

Афа наконец ушла. Но тут Саян завел ту же песню:

— Ты меня действительно спасла. Да еще и против моего желания. По обычаям некоторых народов ты теперь можешь потребовать от меня чего угодно. Да и у моего народа тоже…

— Слушай, давай оставим этот разговор, а? Или хотя бы отложим. В моем мире пословица есть: делай добро и бросай его в воду, оно не пропадет. И еще: только бескорыстное добро остается безнаказанным. В конце концов, ты меня тоже спас, без тебя я бы не добралась до лаза вовремя. Расскажи лучше, что ты разузнал.

— Делай добро и бросай его в воду, — тихо повторил Саян, вникая в смысл. Уважительно хмыкнул, поднял глаза и стал рассказывать:

— Эти люди — хуторяне. Хотя четверо — меднокожие южане, их языка никто не понимает, я тоже. До хуторян не дошли вести про Дролло… Вернее — не дошли призывы священнослужителей убить себя. Про Дролло они узнали, а про призыв священнослужителей — нет. Они заметили, что с миром что-то происходит — перелетные птицы себя странно вели, звездное небо изменилось… Кто-то поехал в ближайшее большое селение, а там одни мертвецы. Они растерялись, а тут приехали пять человек, те четверо меднокожих, и еще один, которого они называют то Гафал, то Хафф и даже Ханг.

— Даже?

— Ханг — один из девяти высших демонов, он гораздо страшнее, чем Дролло. Они сами понимают, что этому человеку не подходит имя Ханг, потому что он спас их всех. Вывез из… нашего мира. Он сказал им, что может вывести в безопасное место… И вывез. Двадцать шесть человек на двух больших телегах. То есть, на одной телеге, вторая сломалась по дороге во время землетрясения. И еще пятнадцать желтоглазов.

— Да, это много. Хотя, другие пролазники протаскивали через лаз и больше, рекорд — пятьдесят три человека.

— Пролазник… И наверняка не из нашего мира. Странный он был.

— Был?!

— Крестьянам он показался странным. Одет обычно, на нашем языке говорил хорошо, но не всегда правильно. И вел себя… как будто Дролло его не пугает. А еще хуторян очень удивил его байк. На хутор он приехал обычно, в коляске, запряженной желтоглазами, а его машина была спрятана в лесу, возле лаза. В этом мире хуторяне уже не знали, чему удивляться. Попали из лета в позднюю осень, да еще этот Гафал с какой-то раковиной разговаривает. Потом — самостроящиеся дома. Хуторяне уже десять дней здесь, и до сих пор растеряны.

— Мне кажется, они не слишком расстроены, что ваш мир… гибнет.

— Они расстроены.

— Ты расстроен сильнее.

— Да. Потому что я видел гораздо больше, чем они. Может быть, они еще не осознали до конца… Я осознал.

— А где этот Гафал, кстати?

— Уехал, но обещал вернуться. Уже должен был…

— Скоро будет.

Саян уставился на Оксану:

— Ты его чуешь?

— Да, он приближается. Так что ты еще узнал?

— Почти ничего. Мелочи разные… неважные. Оксана, раз мы оба пролазники, то нам нельзя быть вместе долго. Чтобы не нарушить… стабильность лазов.

— Ну да, придется разойтись. А что?

— Расскажи еще о себе. Как ты стала пролазницей.

Зачем ему это надо? Чувство благодарности покоя не дает, хочется разобраться, кто же это его спас? Впрочем, можно и поболтать, почему бы и нет?

— У меня это наследственное, от отца. Хотя у моей сестры дара нет… Это еще от характера зависит, от воспитания. В общем, сначала у моего отца дар открылся, он нечаянно пролез в мир Каменное Дерево. В первый раз испугался и вернулся, потом жалел. Но встретил… другого пролазника, он научил, как активировать лазы. А я еще до того прочитала… э-э… записи отца… поверила… Надо быть пролазником, чтобы поверить. Потом у меня другая пролазница разглядела дар. Отец научил меня, как активировать лазы, я попробовала — получилось. Пролезла в мир Каменное Дерево.

Оксана неожиданно увлеклась, рассказывая о своих первых впечатлениях в новой жизни. Уже вовсю оправдывала свое решение стать лингвистом, когда прибыл тот, кого хуторяне назвали Гафал. Вошел не сразу, пару минут потратил снаружи, чтобы переговорить с кем-то из беженцев-хуторян. Неприметный, полноватый человек с добродушным лицом. Одет в похожий на гидрокостюм обтягивающий комбинезон с капюшеном, который представляет одно целое с обувью. Хуторянам такая одежда не может казаться обычной, но в этом мире все так ходят зимой, Оксана знала. С порога воскликнул:

— Здравствуйте!

Пролазник казался веселым, но болезненная эта веселость, искусственная. Смеется, чтобы не плакать. Прошел, разместился на диванчике, продолжил:

— Вы, видимо, Ак-сана и Танк Ангар.

Оксана сказала:

— Да…

Саян утвердительно качнул головой и спросил:

— А как твое имя? Настоящее?

— Ханг мое настоящее имя! Вот такое совпадение.

Да уж, Оксана тоже тенью птицы оказалась. Еще и повезло, что не дьяволом тамошним, как этот полноватый пролазник.

Саян сразу спросил о самом главном для себя:

— Наш мир действительно обречен? Или ты не знаешь?

Ханг тяжело вздохнул:

— Боюсь, что так и есть.

— А может, нейтронная звезда мимо пройдет? — вклинилась Оксана. — Может, это вообще не она? Может их астрономы ошиблись, у них же радиотелескопов нет. И мы тоже могли ошибиться! Хотя, чутье…

— Дело не в их астрономах, — глуховато ответил Ханг. — Хотя астрономы, все-таки, кое-что разглядели, еще несколько лет назад — звезды сместились с мест. Нейтронная звезда еще с нескольких световых месяцев начала действовать, сместила орбиту планеты… Ну а потом и саму нейтронную звезду разглядели, причем несколько астрономов сразу. Они уже использовали большие зеркальные телескопы и фотопластинки.

— Какие пластинки? — нахмурился Саян.

— Вы их называете серебряным стеклом, оно темнеет при попадании света. Ваши знатоки звезд вставляли пластинки в свои телескопы, и на них отображались звезды — черточками, потому что звезды перемещаются по небу.

— Но ведь нейтронная звезда совсем маленькая, — перебила Оксана. — И она же не светится почти.

— Да, но ее сопровождают разные обломки, пыль, и все это освещается солнцем, вот и остались на пластинках черточки. И все это было только подтверждением, по-настоящему катастрофу предвидели их священники-предсказатели. Давно уже предвидели, просто… не знаю… боялись поверить.

— Предсказатели? — удивилась Оксана. — Что, действительно будущее угадывают?!

— Сказала пролазница, — хохотнул Ханг.

И вправду, чутье пролазника — самая настоящая сверхъестественная способность, более того, оно тоже предсказывает будущее, хотя только для одного пролазника и слабенько.

— Предсказатели в мире Ледяной Цветок много значили, — наставительно продолжал Ханг. — Потому что действительно угадывали будущее. Сбывались предсказания, особенно о катастрофах. И приход нейтронной звезды был предсказан уже давно, даже был общеизвестен. Только время не указано, я думаю, предсказатели сами боялись поверить.

— Мы очень доверяли священникам. И предсказателям, — срывающимся голосом проговорил Саян. Потом резко встал и вышел.

Что это с ним?

— Ему сейчас неплохо будет выпить, — тихо сказал Ханг.

— Я думала, он уже… все видел…

— Он понял, что мог спасти гораздо больше людей… или более достойных, если бы священнослужители предупредили заранее. У его народа священники действительно абсолютным доверием пользовались. А сейчас оказалось, что не говорили всей правды.

— А-а… А еще они боялись?

— Да, вот именно. Священник не имел права бояться.

— Но они же думали, что ничего нельзя сделать, зачем тогда… расстраивать раньше времени.

— Узнай мы раньше времени… мы, пролазники — может быть, сумели бы… что-то сделать. Хотя бы вывести оттуда больше людей. Чуяли ведь, те, кто в мир Ледяной Цветок попадал — собак оттуда вытаскивали, жителей многих. Я вот, тоже почуял что-то нехорошее, а еще — что могу так ничего и не выяснить, если не поспешу. Ну и пролез в мир Ледяной Цветок. Только там меня чутье подвело… Все больше тянуло побыстрее мир покинуть. Ну, порылся в книгохранилищах, предсказания читал, потом к священникам приставал… недоговаривали они, тут мое чутье не обманешь. Ну а потом… само все выяснилось. Священники объявили о приходе Дролло и покончили с собой. Правда, я не знал, что это нейтронная звезда, но чутье уже прямо спать не давало, торопило. Я в тот мир через пятый лаз прошел, он на юге континента, но там такое началось… не все покончили с собой, остались… некоторые. Начали грабить, поджигать… пробираться к пятому лазу стало слишком опасно, я отправился к третьему — вот к этому самому, через который ты пришла. Народ айхаса поспокойнее южан, да и религиознее, мне казалось, что в их стране будет безопаснее. Только я не думал, что там настолько спокойно будет. Думал, в храмах соберутся, а они себя поубивали.

— А те меднокожие…

— Да, этих я с юга привел, еле уговорил. Полдороги ныли, чего это мы несемся куда-то, когда себя убивать надо как можно скорее. У одной так даже лезвие пришлось из рук выворачивать — к горлу себе уже приставила. Насмотрелись мы там… Когда этих хуторян живых обнаружил, решил спасти их обязательно. Тоже уговаривать пришлось, а они чуть ли не вместе со своими домами переселяться хотели, иначе — никак. Еле-еле запугал… И то на двух телегах поперлись со скарбом всяким, а я не был даже уверен, что одну лаз пропустит. Потом землетрясение случилось, одна телега — в дрова. Они со стонами и слезами свое барахло оставили, чтобы на одну телегу хотя бы живых людей уместить. Афа обнаружила, что Вара пропала, выла всю оставшуюся дорогу… Вот так вот, кого мог, того и спас. Гарсу эту, которая племянницу родную оставила, чтобы лишний куль с тряпьем в телегу запихнуть… А еще хорошо, что я тягач возле лаза спрятал в том году, чуял прямо, что пригодится. И хорошо, что у меня есть связи в Тнарати, сумел устроить, чтобы сюда эти домики подвезли.

— Тнарати — это где?

— Это везде вокруг. Это так страна называется, где мы сейчас. Ты про мир Шиклам ничего не знаешь?

— Только знаю, как с местными пролазниками связываться. Нужно добраться до общественного коммуникатора…

— И ничего бы у тебя не вышло. Тут заварушка началась, политического порядка, со связью совсем плохо.

— Политического?

— Да, свод законов устарел, видишь ли. Это уже четвертый свод. Раньше правительство набирали из представителей цеховых кругов, но сейчас цеха прекратили существование как таковые. Правительство совсем бесправное получилось. Надо свод законов менять, так подняли хвосты иктис, это местная старая знать, говорили, что раз четвертый свод не действует, то действует третий. Даже заявили, что четвертый свод законов незаконно приняли. А по третьему своду у знати прав гора, а ответственности никакой. У них даже право пробы было. У вас, в мире Планета Земля тоже что-то похожее было — право первой ночи.

— Ой.

— Да. Так вот, некоторые из иктис стали правом пробы пользоваться. Демонстративно. Они же влиятельные были.

— Были?

— Нашлись тут такие, кто решил, что раз четвертый свод законов незаконный, то и третий незаконный, и второй, только первый — настоящий. А по первому своду иктис можно было обвинить в изнасиловании за их пробы. Обвинили и кастрировали всех — такое наказание за изнасилование по первому своду. Стражи законности давай этих сторонников первого свода ловить, а они не ловятся. Давай ловить тех, кто ловится, а те давай отбиваться, за них еще и заступились многие, да с оружием… Совсем почти хаос здесь.

— Да уж… порядочки тут.

— Я бывал на Планете Земля, — тонко усмехнулся Ханг.

Серьезный аргумент.

— Так здесь сейчас опасно? — спросила Оксана.

— Здесь, в глуши — безопасно. Сюда стража сунется, разве что спасаясь от погони. Или ты чуешь опасность?

— Нет.

— И я не чую. Пересидим дней двадцать, потом наверняка все успокоится — это я чую.

— Двадцать дней сидеть?!

— А куда торопиться? Или тебя что-то подгоняет?

— Э-э… нет. Я даже не знаю, чего мне бояться.

— Гарсу, например, она может тебя в своих бедах обвинить, отомстить попробует. Люди — они такие.

— Гарса меня не пугает.

— Ну и ладно. Я сразу хотел сообществу пролазников про Дролло рассказать, а тут связи толком нет, стража все заблокировала. Еще хорошо, что со своими друзьями из местных сумел по радио связаться, чтобы домики подвезли, беженцев этих устроили. А с сообществом — никак не получалось.

— Так ты для этого уезжал?

— Да, для этого. Связался все-таки, друзья мне помогли выйти на местных связистов. И ведь не доверишь никому, у пролазников здесь все зашифровано, самому все делать надо.

— И… они про меня рассказали? Раз ты знаешь, что я с Планеты Земля? Догадались, значит, что я… сделала.

— Не то, чтобы догадались. Когда ты предлагала Танку его спасти, а он отказывался, то ваш разговор слышали… Жители мира Ковкого Стекла, молодежь какая-то. Пролазники с ними переговорили, все поняли… Карлос передал, чтобы я тебя как следует выпорол. Правда, я не знаю, как это переводится… это какое-то наказание?

— Так я тебе и сказала!

— Да не за что тебя наказывать, зря Карлос это… Ты же не просто так, тебя чутье вело.

— Чутье?! Чутье не ведет к опасности…

— Обычно — нет, но оно иногда заставляет пролазников помогать друг другу, даже рисковать друг ради друга. Много есть таких случаев. А вот случаев, чтобы два пролазника подрались, или хоть какой вред причинить друг другу пытались — не было.

— Моему отцу чутье однажды внушило, чтобы он другого пролазника ударил…

— И что, ударил?

— Нет…

— Вот видишь. Да на этом все сообщество пролазников держится, Карлос просто не знает. И ты тоже не знала… А даже если бы знала, вряд ли стала бы сопротивляться.

— Выходит… выходит, что мой героизм с самопожертвованием… вроде носом шмыгнуть? Или руку от горячего одернуть?

От этой мысли Оксане стало смешно. А так собой гордилась, так сама себе удивлялась…

— Не совсем так, — успокоил Ханг. — Если бы ты действительно не хотела спасать Танка, то и чутье бы тебя не заставило, были случаи у пролазников. Чутье тебя разве что подтолкнуло. А мир Ковкого Стекла ты вообще против своего чутья спасла.

— Мир Ковкого Стекла не только я спасала, — взялась скромничать Оксана. — Карлос добыл сведения из мира Ледяной Цветок, Тефори понял, что происходит, Лифшиц случайника вычислил. А я только…

Ханк рассмеялся:

— Да, мир вы спасли цехом, а в том мире живет сколько человек? И по сколько их тогда на каждого из вас приходится? Как бы мало ты не сделала, все равно получается очень много, как для тебя одной. А потом — еще одного человека спасла, даже двоих. И наверняка спасти этих двоих было сложнее. Или не было у тебя в мире Ледяной Цветок сложностей?

— Да как сказать, — пробормотала Оксана. — Все относительно.

— Ну, раз живая, здоровая и веселая здесь сидишь, значит, все было относительно несложно, так? Он что издевается? Скорее — просто не знает. Безусловно, все относительно. Что там у Оксаны с Саяном за препятствия были в обреченном мире? Одна короткая встреча с безумцами, два разрушенных моста, трещина-разлом, упавшие на дорогу деревья. В сущности, если вдуматься — ничего особенного. По сравнению с ливнем-ураганом.