Рес очнулся, осознал, что он не Тарджи. И со стоном взялся за голову. Навалились воспоминания: кровь, брызнувшая в глаза из пробитой палашом груди ополченца в Союзе Срединных Земель, хрипы истыканной костяными пиками лошади в мире огненных цветов, разрубленные пополам крестьяне на острове Желтый Лист… Боль, кровь, смерть. И ужас, которого Тарджи не испытывал.

Рес пришел в себя от руки Леск на лице. Ответил на вопрос в ее глазах:

— Получилось. Прямо в командующего войском вселился. О-ох…

— У него была черная душа? — предположила Леск. Она смотрела сочувственно, даже жалостливо, но спокойно. Видимо, с тенью и душой Реса все в порядке.

— Нет, вроде не черная. Скорее… Он из ледовиков был, и как будто замороженный! Там война шла, каждый день убивали. И этот Тарджи тоже убивал, его кровью заливало. А ему все равно. Обычное дело, как хозяйке рыбу потрошить! Не до конца все равно, но так, досада легкая. Если своего убьют или ранят, а чужих вообще не жалко. И не в том дело, что привык, с самого начала такой был. А еще он ничего не боялся. Как будто все равно ему, жить или умереть. Он не боялся и не чувствовал, а теперь мне приходится. Как за Квираса думать. Если говорить про чистоту души, то — серая она у него была. Я тебе скажу, что от таких, как этот Тарджи, больше горя, чем от настоящих злодеев. Те хоть понимают, что души свои чернят, а это просто делает, что скажут, и все равно ему.

— А что он делал?

— На чужой земле воевал. Убивал. И если бы воинов, а то по большей части ополченцев, считай — мирных людей. И потом сутулых этих… И я опять ничего не узнал!

— Даже от командующего армией?!

— Он командующим стал, потому что никого главнее не осталось, перебили всех. И это в другом мире, и враги все переходы позакрывали. Колдовством.

Леск медленно поежилась:

— Целое войско? Может быть им можно как-то…

— Чистая душа, — усмехнулся Рес, глядя на жену. — Не нужно уже им помогать — они нашли прямой переход. К нашим, на Горькую.

— Повезло!

— Только у них в войске дворяне были и не оценили везения. Наши им предложили разоружиться, а они ни в какую.

— Почему?!

— Говорят: «Не верим побережникам». Как будто кто другой толпу вооруженных имперцев к себе пустит, если можно не пускать. А в том войске еще и вольники были. Хотя они согласились разоружиться. Ну, наши им подсунули какого-то рыбоеда, чтобы подсказал, как пройти другим переходом…

— Откуда ты знаешь, что подсунули?

— Догадываюсь! Оно, может, ненадежным кажется, но это нам, а у рыбоедов свои представления. Наспор переплывают реку с крокодилами, а потом объясняют, что никакой опасности, если не поднимать волну.

— Почему ты считаешь, что кажется ненадежным?

— Так ведь… Так, надо с самого начала рассказывать.

Скомканый вышел рассказ — слишком много приходилось Ресу чувствовать вместо Тарджи. Ужас, тошноту, жалость. Кое-как добрался до конца. От себя добавил:

— А к побережникам он не как Панх и Квирас относился. Совсем не так. Признавал, что наши чувствительней, что дерутся и торгуют хорошо, а в остальном — ни вражды, ни дружбы.

— Может быть, дело в том, что он ничего не боялся? Панх и Квирас боялись наших.

— Нет. Даже и не знаю, как сказать. Те изначально считали, что наш народ — не такие, как все, как будто отдельно от всего человечества. А Тарджи считал — люди, как люди. Если и со странностями, то им причина найдется. Вот дворяне имперские, те точно со странностями. Уперлись чего-то… Вот, в кого вселяться надо было! Точнее — просто надо, теперь уж никак.

Леск неуверенно покачала головой:

— Может быть, достаточно? Будем считать, что попробовали и ничего не получилось.

— Боишься, что сопьюсь? — хохотнул Рес.

— Боюсь, что тебе понравится лазить по чужим душам!

— Вот этого уж точно можешь не бояться. Не нравится мне, но надо же все выяснить! Давай так: этот раз последний. Если даже от высшего имперца ничего важного не узнаем, значит не судьба.

Леск усомнилась, пришлось напомнить ей, кто здесь посредник.

* * *

Он кружил над озером расплавленного камня, наслаждался тем, как прохладные восходящие потоки омывают каждое волоконце его тела. Время от времени позволял легким вихрям закрутить и смять себя, потом неторопливо расправлялся. Было время, он и представить себе не мог, что есть на свете это озеро, что можно почти бесконечно парить, не приближаясь к другим разумным. Разве что захочешь обменяться какими-либо знаниями или умениями. Раньше в его существовании только и было, что всегда горячая каменная поверхность и надежда на ветер — что он будет не просто катить или волочить, а поднимет. Тогда можно хоть немного расправиться, распутать волокна своего тела. А дальше — как повезет, может быть, ветер аккуратно опустит на камень, может, ударит с силой и снова все запутает. Может выйти совсем плохо: столкнет с другим разумным — тогда волокна перепутаются и разумы соединятся, а они крайне редко подходят друг другу. Придется воспринимать чужие, часто неприятные и не так уж редко враждебные мысли. И ждать ветра, чтобы разделиться, иначе никак. Но, не случайся подобные встречи, не удалось бы узнать о других мирах, о способах и возможностях присоединяться к чужим сознаниям, не сплетаясь волокнами. Как это сделать в другом мире — пришлось изобретать самостоятельно.

Получилось не с первого раза. Да и когда получилось, нельзя было считать удачей — сознание попалось слабое, почти лишенное разума. Скорее всего, в тот первый раз попалось животное — но кто мог предположить, что в других мирах живут неразумные существа? То первое сознание быстро погасло — вероятно, своим вторжением он что-то нарушил, и животное погибло. Все же удалось уловить: совсем другой способ существования. Тело существа — не спутанный комок прочных волокон, способный ощущать только то, к чему прикасается. Подвижное, чувствительное — оно могло воспринимать свет, тепло, холод, прикосновения, какую-то дрожь. В то же время, волокна позволяли узнавать об окружающем мире гораздо больше, если научишься правильно разгадывать ощущения с них всех одновременно. Что особенно не понравилось у чуждого существа, так это способность испытывать боль и голод.

Пробовал еще. Целенаправленно искал сознания сложные и вскоре нашел — драконье. Был немедленно и равнодушно отторгнут. Дракон попался старый, не первая потусторонняя сила пыталась влезть к нему в душу, пожалуй, и не заметил, как защитился.

Нужно было искать что-то среднее между совсем простыми существами и высокоразвитыми, как драконы. Нашлись — люди. Разумны, но на удивление просты и грубы. Большая часть мыслей — о еде, немного меньше — о плотской любви, до сих пор непонятно, почему. Очень ограниченные существа, вероятно потому, что смертные.

Несмотря на простоту, грубость и ограниченность, люди оказались непонятными, непредсказуемыми. До сих пор трудно их использовать в своих целях, а тогда, поначалу, неудача следовала за неудачей. Когда впервые перехватил управление человеческим телом, то вскоре оно погибло. Всего лишь проверял, как тело движется, но это очень не понравилось другим людям, напугало их. И они набросились с оружием. Второй раз решил действовать осторожнее — захватив тело, не двигался совсем. Но и это напугало других людей — схватили, связали и причинили такую сильную боль, что он не выдержал и покинул захваченного. Стало ясно, что среди людей нужно вести себя, как все они. Попробовал — не удалось. Захватив тело, пошел, куда все, но люди начали издавать звуки — их способ общения. Вопросы задавали. Он тогда попытался использовать память захваченного человека, чтобы ответить, но люди разглядели по выражению лица, голосу и другим признакам, что у человеческого тела поменялся хозяин. Схватили и связали, он сбежал, не желая чувствовать сильную боль.

Стал действовать еще осторожнее — поселившись в чужом теле, не перехватывал управления, только наблюдал и накапливал знания. Видел свои ошибки, пытался снова. Каждый раз неудачно — привлекал внимание незначительными, вроде бы, действиями. То зайдет с оружием в чужой дом, то попробует на вкус камень, то скажет что-то не то. Каждый раз сбегал, не дожидаясь боли. Однажды ступил на такую надежную с виду поверхность, провалился сквозь лед и утонул в холодной воде, очень неприятно было. Даже просто наблюдать не всегда получалось — подселился как-то в побережника, а тот, благодаря обостренной чувствительности, понял, что уже не один в собственном теле, и пошел к колдунам. Обошлось без боли — напоили одержимого сонными зельями и читали заклинания. Едва удалось сбежать, не оказаться пленником какой-то маленькой вещички. До сих пор опасается людей побережья — их чувствительности, неистощимых хитростей. Другой захваченный — из южного народа песков — тоже обнаружил в себе чужое присутствие, но обращаться за помощью не спешил, колдуны его народа в первую очередь боролись с демонами, это у побережников спасали одержимого. Тогда впервые удалось пообщаться с человеком напрямую и долго. Много нового узнал.

Зачем он это делал? Поначалу — чтобы обмениваться знаниями с другими разумными. Научился от них правильно парить на ветру, управлять полетом. Узнал про озера расплавленного камня и как до них добраться. Потом обнаружил, что у человеческого существования есть немало преимуществ. Несмотря на угрозу боли и смерти — а может, благодаря ей — тела и разумы людей открывают доступ к разнообразным удовольствиям. Конечно, приходится прилагать усилия, но — вот главное преимущество людей — не обязательно что-то делать самому, можно заставить кого-то другого. По сути, люди всю жизнь только этим и занимаются. Даже когда роют землю плоской палкой, а не собственной рукой, все равно, по сути, перекладывают работу. Друг друга используют тоже, порой сами того не замечая. Иногда это очень легко — достаточно всего лишь попросить, — иногда очень трудно, и все равно люди стараются, применяют самые разные способы. Порой выгода не стоит усилий, но людям нравится власть сама по себе. Ему тоже понравилась. И почему бы разумному существу не доставить себе удовольствие? Тем более, что он умел подчинять носителей и уже научился вести себя так, чтобы никто не заметил их одержимости. Потом обнаружил, что может управлять не только носителем, но и другими людьми. Можно грубо, напрямую подчинять их себе, однако слишком заметно, люди сопротивлялись, вырывались из-под власти. Но можно и аккуратно, используя страхи и желания самого человека. И сложнее, и проще. Можно действовать словами — обещаниями и угрозами — а можно собственной изначальной силой, которая позволяла проникать сознанием в другие миры и захватывать человеческие тела. Люди называли ее колдовством разума, сами пользовались, хотя довольно неумело. Потому что сами себя не знали в достаточной степени.

И он стал бороться за власть среди людей. Поначалу действовал слишком грубо — попытался захватить императора меднолицых, самого могущественного правителя того времени. Ничего не вышло — император был защищен многочисленными оберегами, за ним следили придворные колдуны и целители. Точно также были недоступны вожди степняков, князья Алмазного, Лунного и Светлого княжеств. Хотя человеческое колдовство здорово ослабло после войны с драконами, но все еще действовало. К тому же непросто оказалось управлять множеством людей — желаний и страхов у них хватало, но у каждого были свои. Пока всех по отдельности заколдуешь, первые успеют состариться и умереть.

Пришлось начинать с малого. С небольшого племени, вытесненного жадными соседями из среднего течения реки Бездонной в южные пустоши. Страхи у них были общие — соседей боялись, которые их постоянно грабили и угоняли в рабство. Голода боялись — на бесплодной земле не прокормишься. Еще боялись колдовства, что особенно кстати пришлось — позволило изгнать колдунов, и никто так и не распознал в вожде народа пустошей одержимого демоном. Потом был набег южных горцев, успешно отбитый — всего-то и понадобилось, что вовремя усилить жадность, общую для всех набежников. Была короткая война с людьми рек — они хотели захватить пустоши, а потеряли всех своих правителей и значительную часть земель. И народ пустошей объединился, кроме общих страхов, еще и доверием к вождю, которое не составило труда усилить до настоящего преклонения и самоотверженной преданности, причем не только самому вождю, но и его наследнику — он тогда решил поменять старое, дряхлое и неудобное тело на молодое и передал власть сыну, заодно в него переселился. То есть, вождь остался тем же, но народу не нужно знать, что правитель одержим демоном. Такая власть особенно понравилась, жаль, до сих пор не вышло распространить ее на другие народы. Самое большее — верят в непогрешимость Императора. И все же почти все признали его власть добровольно. Первыми — трехречники, они испугались, что люди пустошей будут мстить за старые обиды и решили таким способом защититься. Понятно, что испуг был усилен колдовством. Предгорники подчинились, чтобы защититься от горцев, горцы — предложили союз против южан. Подчиняться чужому вождю не хотели, назвался князем пустошей — и согласились. Правитель Светлого княжества обеспокоился, что на его южной границе разрастается сильное государство, начал готовить войну, лазутчиков засылал. И проглядел, как быстро вызрела в его княжестве смута — все против всех. Погиб, а смута только разгорелась. Когда князь пустошей пришел с войском и навел порядок, народы бывшего Светлого княжества в восторге были, не зная, что он же и вызывал их беды. Всего лишь усилил страхи одних и жадность других — разрушить чужую власть много легче, чем создать свою. Не раз этим пользовался. Когда, называясь уже князем равнин, покорял Юг. Когда, уже приняв титул Императора, укреплял свое господство — менял ненадежных вождей подчинившихся народов на верных дворян из людей пустошей. Слишком разрослась империя, не хватало колдовства не всех ее жителей. Искажалось оно, упрощалось, вера в Императора непостижимым образом превращалась в презрение ко всем остальным или к себе, страх перед врагами — в страх перед союзниками. Пришлось править без колдовства, человеческими способами — набирать советников, рассылать наместников.

Неудачи начались, самая большая — на море, когда хотел присоединить к империи прибрежные острова. Внушил с помощью колдовства страх жителям одного небольшого острова, но перестарался — они поверили, что все равно не спасутся от имперского флота и решили отдать свои жизни подороже. И десять небольших кораблей — не боевых, а переделанных рыбацких — успешно противостояли всей мощи Равнинной Империи. Не учел тогда, что противники и так напуганы, перестарался. Потом пришлось отвлечься на другой конец страны — степняки устроили набег на Лесной Край. И проглядел, как к одному непокорному острову присоединились другие, третьи. Образовалось государство Закатные острова — странное, вместо правителя совет, на одних островах распоряжаются князья, на других — старейшины, на третьих — вообще народовластие. Непонятно, как их государство само собой не развалится, как умудряются набирать общий — и очень сильный — военный флот.

Многое в людях непонятно. Даже самим Императором выбранные советники непостижимы порой. Как с тем рабством: видят, что не выгодно оно, сами признают, а все равно не понимают, как это так, рабов отпустить. Уже и в соседних странах рабство отменили, а империя на двадцать лет отстала. Двести сорок лет назад обсуждали, стоит ли воевать с Алмазным княжеством. Один советник принес свиток с расчетами, убедительно доказывающими, что мир для империи гораздо выгоднее, что в войне можно увязнуть, а тем временем нападут степняки или морские разбойники, в самой империи смутьяны появятся или голод начнется. А другой советник сказал: «Кто не воюет на чужой земле, тот воюет на своей», — и привлек на свою сторону больше дворян. Хотя вот он свиток, да и знают все, что вполне возможен мир с соседями.

Да, тогда пришлось отказаться от завоеваний — слишком сильны противники, а одним колдовством на таких пространствах и с такими огромными армиями не победишь. Не захватить этот мир полностью, тем более, что значительная его часть принадлежит не людям, а драконам — вот это действительно слишком сильный противник.

Но есть и другие миры. Переходы во многие из них открывались даже во времена, когда колдовство почти не действовало. Правда — из Драконьей Пустоши, куда людям не было пути по древнему договору. Конечно, любое соглашение всегда можно пересмотреть, но все равно к войне в других мирах стоило подготовиться, как следует.

И он готовился. Развивал империю, в первую очередь армию и флот. Совершенствовал оружие, укреплял границы. Иногда воевал — понемногу, чтобы соседи уважали и мечи в ножнах не ржавели. Чтобы государство не закоснело в благополучии, как это случилось с империей меднолицых. А чтобы война не приводила к тысячелетним обидам и кровной ненависти, придумал воевать по правилам — мирных людей не трогать, с пленными по-людски обращаться. Непросто было сделать войну благородной. Даже удивительно, что удалось военные обычаи распространить на другие страны, почти не подверженные колдовству, своим-то армии и флоту достаточно было приказать.

Народам обеспечил какую-никакую сытость, чтобы с голоду не бунтовали и крепче верили в Императора. И меньше завидовали друг другу — и без того никак не хотели забывать тысячелетнюю вражду. Разным богам молились, с этим тоже долго не знал, что делать, пока не подсказали умные советники строить общие храмы. Так и появились служители всех богов, их объединяющие верования быстро распространились за границы империи. Правда, не они одни — служители неба тоже настроили храмов по всему миру, начав с Лунного княжества. Хорошо, что эти две мировых веры не враждуют в открытую, более того — полезно. И с теми, и с другими легко договориться, вот самое главное. Ведь они не только продавали обереги и давали советы, но и хранили знания, причем очень часто — не ценили, легко делились ими за золото или какие-нибудь вольности. А Император ценил, особенно колдовские — знал, что источники волшебной силы рано или поздно откроются. Да и для войны в других мирах пригодится колдовство. Потому собирал в столичных хранилищах свитки с заклинаниями, приглашал колдунов, оплачивал работу переписчиков. Много накопилось знаний, очень много. Но не все. А Императору они нужны были не только для будущей войны в других мирах, но и в его изначальном мире — обмениваться с другими разумными. Парить над озером расплавленного камня хорошо, но можно устроиться еще лучше. Например, если предложит достаточно важные знания, можно получить право на размножение — создать такие же разумы, как собственный, по сути, стать не одним, а множеством. Тем самым обезопасить свое существование. Ради одного этого стоило начинать войну в других мирах. А для самой войны все равно очень полезны знания, какие можно добыть в изначальном мире — хотя бы про оружие. Тоже добытые в каких-то далеких, населенных людьми мирах. Вот бы туда узнать путь, но пока что нечем заплатить за это. Может быть, потом, когда распространит власть на множество миров.

Когда открылись источники волшебной силы, империя была сильна, как никто и никогда в этом мире, но могла быть еще сильнее. Причина слабости — побережники. Этот народ появился в империи сразу после завоевания юга. Держались обособленно, ни на что не претендовали. Ловили рыбу в реках и море, торговали, ремеслами занимались, огородничали. Поначалу Император хотел их выселить или ограничить в правах. Потому что был когда-то одним из них, с тех пор побаивался. Эти, современные, тоже не поддавались колдовству разума — из-за чувствительности распознавали чужое влияние. Однако побережники приносили империи пользу ремеслами и торговлей, да и малочисленны были, потому оставил их в покое. Не препятствовал, если их начинали громить, но и не натравливал нарочно, тем более, что побережники от погромщиков умело отбивались. В конце концов, не только они сопротивлялись императорскому колдовству — поточники, песковики и многие моряне тоже его распознают благодаря чувствительности, немало людей, независимо от народа — благодаря привычке прислушиваться к себе. Распознают бессознательно, и так же бессознательно — притом успешно — сопротивляются. Это из-за них, слишком чувствительных или самоуглубленных, Император не решился раскрыть свою потустороннюю сущность и объявить себя богом. По-прежнему, когда императорское тело достигало возраста пятидесяти пяти лет, переходил в тело наследника в обряде передачи власти. Притворялся человеком.

А еще у побережников были свои хранилища свитков. И чужаков туда не пускали, даже неизвестно было, что за знания там скрыты, ясно только, что ценные. Взять силой? Побережники умеют отвечать на силу подлостью — самые важные свитки перепрячут или уничтожат.

И если бы только в свитках дело, но побережники слишком независимо себя вели, как будто не граждане империи, а свое княжество у них со своим правителем, невидимым Императору. То цены устанавливали, выгодные всем, кроме казны, то отбивали работу у подвластных империи цехов, то ухитрялись торговать в обход таможни и мытарей, не нарушая законов при этом. И расселились по всем крупным рекам и морским берегам, как будто сеть образовали, везде своих могли найти. И не только в империи, словно княжество народа побережья весь населенный людьми мир занимает. Надо к войне готовится, новый договор с драконами составлять, а все мысли — какую еще подлость задумали побережники. И как добраться до их хранилищ свитков. Когда источники волшебства открылись, имперские колдуны обнаружили много пробелов в знаниях. Попытались договориться с побережниками — те потребовали оплаты. И не золотом, а чтобы их пустили в имперские хранилища, и не в главные, а в тайные — как можно было узнать, что они вообще существуют?! И не просто читать, а переписывать. Даже назвали свитки, списки которых хотят получить. А вот императорские книгочеи не знали, что лежит в хранилищах побережников, и не могли быть уверены, что им покажут самое ценное, даже если пустят туда. Имперская разведка пыталась подкупить служителей этих хранилищ или переписчиков, но ничего не достигла. Засылали лазутчиков — и что они увидели? Целую уйму свитков, все на разных языках, многие — тайнописью. Годы работы для книгочеев и колдунов. Оставалось брать хранилища штурмом, а они — настоящие крепости с надежной охраной. Пока внутрь прорвешься, все ценные свитки сожгут или унесут тайными ходами.

С побережниками давно следовало что-то решить. Нельзя было терпеть их в империи, как занозу в печени. Изгнать? Но они унесут слишком много ценностей и знаний. Уничтожить? Они будут защищаться, а сражаются хорошо — подло, но потому и действенно. Советники предложили покорить их постепенно: сначала переселить всех в одну местность, потом торговаться за какие-нибудь права или помощь в обустройстве, чтобы отдали деньги и свитки. Да, с собранными вместе было бы полегче управиться: лишить власти их старейшин, назначая главным наместника из столицы, запретить торговлю с соседями, не завозить хлеба. Можно вовсе уничтожить всех до единого. Император решился: издал указ, что милостью своей дарует лишенному собственной земли народу побережья Песчаный полуостров. Первый советник тут же добавил свой указ, чтобы побережники согласно воле Императора переселялись. Указы еще не вступили в силу, только рассылались по империи, а разведка донесла, что побережники сбегают за границу. Бросают все и уходят, большинство — морем, остальные — непонятно откуда взявшимися тайными тропами. Не учел Император, что побережники легки на подъем. И весьма непоседливы — три месяца в дороге, чтобы проведать родственников, для них обычное дело. А сейчас в любом случае пришлось бы переселяться, так почему не за границу? Их пытались удержать: расставляли кордоны на дорогах, отправляли егерей в патрули, Император издал указ о награде за побережника — не помогло. Задержали несколько сот отбившихся одиночек из многотысячного народа, остальные прорвались. Хитростью, а то и силой.

Едва стало известно, что побережники уходят, Император, боясь потерять ценные знания, решился на штурм их главного хранилища свитков. Использовал колдовство — рассчитывал на неожиданность. Колдуны из повелителей демонов вызвали из другого мира чудовище — стремительного и неуязвимого фоликса — и отправили его в хранилище с приказом убивать всех, но не трогать свитки. Он убил всех в хранилище, потом — нескольких засевших в лесу егерей и целое стадо коз в ближайшем селении. С трудом фоликса остановили — с помощью колдовства и нового оружия. А в хранилище самых ценных свитков не нашлось — охрана сумела перед смертью задержать или отвлечь чудовище, и кто-то вырвался тайным ходом. Долго потом искали этого побережника. До сих пор ищут, потому что колдуны исследовали хранилище и обнаружили волшебный след свитка восьми печатей — не просто знания, а мощнейшая сила, настоящая власть над жизнью и смертью. И она досталась побережникам… В лучшем случае они, не зная ценности свитка, сожгли его, но можно ли рассчитывать на подобную удачу?

Искать приходится тайно — за побережников заступились драконы, потребовали, заключая новый договор, чтобы империя никого не преследовала за принадлежность к какому-либо народу. Добавляли: «Как людей побережья». И пришлось соглашаться — никуда не денешься, слишком много переходов в другие миры и промежутки открывается из Драконьей Пустоши. Армия и флот были уже наготове, даже рвались в бой, желая испытать новое оружие и отхватить побольше в других мирах. Приходится теперь с побережниками договариваться, в союзники звать, обещая долю завоеванного.

Война, по крайней мере, идет в основном успешно. В мирах, населенных людьми, вовсе никаких сложностей, своих-то легче предсказать. В нечеловеческих мирах случаются и неудачи, порой очень обидные и дорогостоящие. В мире ледяной пены тамошние жители плавучих льдов натравили на императорский флот морских чудовищ, потеряно много кораблей, в том числе новые — самоходные и даже невероятно дорогие подводные.

В мире легкой пыли шерстистые великаны применили колдовство, которое взрывало заряды нового оружия, человеческие колдуны ищут способы противодействовать, что-то уже придумали, но сложно очень — придется на каждый заряд цеплять по оберегу.

В мире огненных цветов всадники разгромили человеческое войско, используя смертельный свет и ядовитых насекомых, а потом — самое худшее — закрыли переходы в другие миры. Потеря серьезная, но не так уж нужен мир огненных цветов, просто доступен был.

В мире серых радуг нашлись вроде как свои побережники — такие же подлые, хотя ног у них не две, а четыре. Честного боя не признают, воюют то в зарослях, то в теснине, то ночью — когда новое оружие людей теряет преимущества, от пики больше пользы, чем от самострела.

Но в остальноем война идет хорошо, потери меньше допустимых. А неудачи — могло ли быть по-другому?

Извернувшись в еще одном вихре, он почувствовал, что просыпается. Не здесь, в этом мире он вообще никогда не спит — там, в мире людей тело и сознание подвластного человека достаточно отдохнули. Ну что ж, Императора ждут дела.