На улице было столпотворение. Раздолбанные легковушки, грохочущие и гремящие грузовики и чадящие дымом автобусы, нетерпеливо сигналя и агрессивно рыча моторами, хаотично сновали в плотном потоке, который двигался по грязному, заляпанному машинным маслом асфальту. Жаркий воздух позднего утра был насыщен едкими запахами дизельных выхлопов. Над обветшавшими, требующими ремонта зданиями висела густая пелена смога. Нечто упадническое сквозило в этой картине: древний город упорно цеплялся за будущее.

Зеленоглазый шатен, сойдя со ступеней парадного входа в музей, в нерешительности озирался, выбирая, куда направиться. Перед ним простиралась обширная Мидан Тахрир, забитая транспортом настолько, что о перспективе приткнуться в одной из кафешек и любоваться оттуда парадом автометаллолома не хотелось даже думать. Мужчина посмотрел налево. Можно, конечно, прогуляться по Каср-эль-Нил и выпить чая с пирожными в «Групис корнер», но разыгравшийся аппетит пирожными вряд ли утолишь. Как вариант — его взор обратился вправо — пойти на Корниш-эль-Нил — набережную, где находится роскошный отель, в котором он остановился, там полно отличных ресторанов с великолепным видом на Нил и пирамиды.

— Вы в первый раз в Каире?

Зеленоглазый шатен обернулся на голос.

— Что, извините?

— Вы впервые в Каире?

Голос принадлежал вышедшей из музея высокой женщине с длинными черными волосами и глазами загадочного янтарно-карего цвета. На ее чувственных полных губах, окрашенных алой помадой, светилась обворожительная улыбка. На даме был серый деловой костюм, облегавший совершенные формы, черные туфли на высоком каблуке, которые подчеркивали модельную стройность ног, и скромные рубиновые серьги в ушах.

Одним словом — диво экзотической красоты.

— Уф… нет, — запинаясь, ответил мужчина. — Я бывал здесь неоднократно.

Продолжая улыбаться, женщина протянула руку.

— Меня зовут Ариана. Ариана Пакраван. — Они пожали друг другу руки, и Ариана лукаво спросила: — А своего имени вы мне не назовете?

— Ой, извините. Меня зовут Томаш. Томаш Норонья.

— Очень приятно, Томас.

— Томаш, — поправил он. — И ударение не на О, а на А: Томаш.

— Томаш, — попыталась она воспроизвести его произношение.

— Правильно. Арабским женщинам почему-то всегда с трудом дается мое имя.

— Гм… а кто вам сказал, что я арабка?

— Разве нет?

— Случайно нет. Я иранка.

— Вот как! — рассмеялся Томаш. — А я и не знал, что иранки такие красивые.

— Вы, я вижу, дамский угодник.

— Извините, не удержался.

— Не извиняйтесь. Еще Марко Поло отмечал, что самые красивые женщины в мире — это иранки.

Томаш оценивающим взглядом скользнул по ее ладно сидящему костюму.

— Вы такая современная! Для уроженки Ирана это просто поразительно.

— Я… как бы это сказать… особый случай. — Ариана задумчиво посмотрела на беспорядочное скопление автомобилей на площади. — Послушайте, а вы не хотите перекусить?

— Не хочу ли я перекусить? Да, разрази меня гром, я быка бы съел!

— Тогда пойдемте, я отвезу вас туда, где можно отведать блюда местной кухни.

Такси направлялось в восточную часть города — заповедный исламский Каир. Миновав широкие проспекты центра египетской столицы, автомобиль углубился в лабиринт узких улочек. Жизнь здесь кипела и бурлила. За окнами мелькали пешеходы в галабийях, запряженные осликами повозки, велосипедисты, лоточники, тележки с едой, размахивающие своим товаром торговцы папирусами. Всюду теснились магазинчики с утварью из латуни и меди, кожаными изделиями, коврами, тканями и подделками под антиквариат. На террасах закусочных посетители курили кальян. В воздухе стоял крепкий аромат жареной снеди, шафрана, куркумы и душистого перца.

Они вышли из машины у двери ресторана на Мидан Хуссейн, небольшой площади с зеленым сквером в тени стройного минарета.

— Эта мечеть — главная святыня Каира, — указала на здание на другой стороне улицы иранка. — Называется Сайидна Аль-Хуссейн. По преданию, в ней хранится голова Хуссейна — одна из наиболее чтимых реликвий ислама.

— А кто он такой?

— Хуссейн? — удивилась Ариана. — Вы не знаете, кем был Хуссейн? О, Аллах! Это… это внук пророка Мухаммеда. Хуссейн стоял у истоков великого раскола исламского мира. Исповедующие ислам, как вам известно, делятся на суннитов и шиитов. И реликвия эта имеет для шиитов огромное значение.

— А вы? Кто вы?

— Я — иранка.

— Да, но шиитка или суннитка?

— В Иране, мой любезный собеседник, мы почти все шииты.

— То есть лично для вас эта мечеть — святыня?

— Да. Когда приезжаю в Каир, по пятницам я молюсь здесь. Как и тысячи других мусульман.

Томаш осмотрел фасад мечети.

— Я хотел бы зайти.

— Вам это запрещено. Мечеть почитается священной, и входить в нее дозволено только мусульманам. Неверные не должны переступать ее порог.

— Вот оно как! — воскликнул Томаш, напуская на себя огорченный вид. — А откуда вы знаете, что я неверный?

Ариана посмотрела на него из-под ресниц, неуверенная, правильно ли она поняла смысл его вопроса.

— А разве это не так?

Томаш расхохотался.

— Так, конечно так! — подтвердил он, все еще смеясь. — Очень неверный. — И, указывая жестом на вход в ресторан, предложил: — А посему, не лучше ли нам пойти сюда, как вы считаете?

Обстановка в «Абу-Хуссейне», по сравнению с большинством египетских ресторанов, приближалась к западным стандартам. На всех столиках были безукоризненно чистые скатерти, а кондиционер работал, что в этом городе является немаловажной деталью, на полную мощность, наполняя помещение приятной прохладой.

Они устроились за столиком у окна, через которое была хорошо видна мечеть на противоположной стороне улицы. Ариана махнула рукой кому-то за спиной Томаша и громко произнесла:

— Ya nadil!

К ним подошел облаченный во все белое официант.

— Nam?

— Qa imatu taqam, min fadlik?

— Nam.

Официант повернулся и ушел.

— Вы говорите по-арабски? — наклонясь над столиком к Ариане, спросил Томаш.

— Естественно.

— Он похож на иранский?

— Фарси и арабский совершенно разные языки, хотя и используют один алфавит и имеют некоторые общие слова.

Томаш смутился.

— Да-да, конечно, — согласился он. — А что вы ему сказали?

— Ничего особенного. Просто попросила принести меню.

Перед ними вновь предстал официант, держа в руках меню, по папке для каждого гостя. Пробежав глазами список блюд, Томаш покачал головой.

— Мне это ни о чем не говорит.

Ариана взглянула на него поверх своей папки.

— Что вы хотели бы съесть?

— Выбирайте вы. Я вам доверяю.

— Точно?

— Абсолютно.

Иранка снова подозвала официанта и стала диктовать заказ. Дойдя до напитков, она заколебалась и обратилась к Томашу.

— Что вы предпочитаете?

— То же, что и вы. Здесь можно пить спиртное?

— В Египте? Разумеется можно. Вы разве не знали?

— Знал, конечно. Но я имел в виду именно это священное место в сердце исламского Каира, у стен самой почитаемой мечети. Неужели здесь разрешено употребление алкоголя?

— Без проблем.

— Прекрасно. И что тут предлагают?

Ариана переадресовала вопрос официанту и перевела его ответ.

— Есть пиво и египетское вино.

— Египетское вино? Провалиться мне на месте, я и не знал, что здесь производят вино. Надо попробовать.

Записав заказ, официант удалился.

Тишину разрезал пронзительный голос. С вершины минарета муэдзин провозгласил адхан, призывая верных к намазу. И над городом, словно эхом, прокатилось многократно повторенное распевное «Аллаху акбар». Ариана наблюдала в окно, как к мечети устремились со всех сторон потоки людей.

— Пойдете? — спросил ее Томаш.

— Нет, сейчас нет.

Португалец ловко нанизал на зубочистку кусочек овоща из плошки с острыми солениями, поставленной официантом на стол как комплимент от шеф-повара.

— Надеюсь, от этого мне не поплохеет, — произнес он, разглядывая с недоверием свою «добычу».

— Как вы сказали?

— Позавчера, когда только приехал в Каир, я поел в ресторане гостиницы и сразу отравился.

— Ах да, с вашими слабыми европейскими желудками это довольно часто случается. Надо быть внимательным.

— Это как, быть внимательным?

— Стараться не есть салаты, например, а также фрукты без кожуры. — И кивнув подбородком на соленый овощ, насаженный Томашем на зубочистку, Ариана успокоила его: — Это не повредит, можете есть вволю. Но воду пейте только минеральную, из бутылочек. И не ходите в дешевые забегаловки, где по столам таракану бегают. Там можно не просто отравиться, но подцепить что-нибудь посерьезнее.

— Да, но расстройство желудка я получил, поев в гостиничном ресторане. Что вы на это скажете?

— Такое вообще случается, это уж как повезет.

С огромным подносом, уставленным колоритными блюдами, у столика появился официант. Расставив яства перед гостями, он сказал, что сейчас принесет напитки, и исчез. Томаш, потирая подбородок, принялся рассматривать кулинарные изыски.

— И что это такое? — Он указал на глубокую тарелку с кушаньем, в котором преобладали красный и желтый цвета.

— Это — «кушари», типично египетская еда. В состав входят макароны, рис, чечевица. Все это заправляется соусом из помидоров и посыпается сверху жареным луком. Специи добавляют по вкусу.

— А все остальное?

Ариана по очереди рассказала о других стоявших перед ними блюдах.

— Эти пирожки называются «таамийя». Их готовят… — иранка запнулась, вспоминая нужное слово, — из бобов. А это вот, — она взяла хлебную лепешку, — «балади». Очень вкусно, если на него намазать хуммус, бабагануш или фуул.

— А теперь переведите.

— Хуммус — это паста из… турецкого гороха. Фуул — пюре из бобов с пряными травами и оливковым маслом. А бабагануш — масса из мелко нарезанных баклажанов и тахини. Попробуйте, это вкусно.

Томаш последовал ее совету и, смакуя, сделал рукой одобрительный жест.

— Я же говорила!

Появился официант с напитками. Перед Арианой он поставил бокал холодного каркаде, а бокал Томаша наполнил из бутылки темно-красным нектаром. Отпив глоток египетского вина, португалец довольно кивнул.

— Забавно, — проронил он, когда официант их оставил. — Я уже столько знаю о вас, а вы обо мне ничего. Только как меня зовут.

Брови у Арианы поднялись, и лицо ее приняло лукавое выражение.

— Вы заблуждаетесь. Я уже навела кое-какие справки.

— Вот как? Не может быть.

— Хотите, чтобы я доказала? Пожалуйста. Я знаю, во-первых, что вы португалец. Во-вторых, что вы — один из ведущих мировых экспертов в области криптоанализа и специалист по древним языкам. В Лиссабоне вы преподаете в университете, а также в качестве консультанта сотрудничаете с Фондом Гулбенкяна, для которого осуществляете в настоящее время уточненный перевод иероглифических надписей с произведений древнеегипетского искусства и клинописи с ассирийского барельефа из собрания музея при фонде. — Ариана как будто отвечала на экзамене выученный назубок материал. — В Каир вы приехали для участия в конференции по Карнакскому храму и своим пребыванием здесь воспользовались для изучения возможности приобретения для Музея Калуста Гулбенкяна стелы царя Нармера, хранящийся в запасниках Египетского музея.

— Ого, вы много знаете! Я потрясен…

— Кроме того, я знаю, что шесть лет назад вы пережили личную трагедию и что недавно развелись.

Томаш нахмурился. Последние сведения, о личной жизни, не имели отношения к предмету его занятий, и ему было неприятно, что кто-то посторонний мог копаться в ней.

— Откуда вам все это известно?

— А вы полагали, что я из тех, кого вы умеете с легкостью завоевывать? — Ариана холодно улыбнулась и покачала головой. — Я здесь на работе, и этот наш обед с вами — бизнес-ланч. Сами подумайте. Я — мусульманка, более того, как вы только что заметили, из страны, где тон задают аятоллы и где обычаи и моральные нормы чрезвычайно строги. И вы полагаете, что иранка может запросто подойти на улице к незнакомому мужчине-европейцу и пригласить его вместе пообедать?

— М-да… я… мне нечего на это сказать.

— В Иране, любезный профессор, такого не сделает ни одна женщина. Ни одна. И, стало быть, если мы сейчас здесь сидим, то потому, что у нас есть тема для разговора.

Упершись локтями в стол, Ариана посмотрела Томашу прямо в глаза.

— Профессор, как я уже сказала, мне известно, что вы пребываете в Каире в связи с участием в конференции, а также планами приобретения египетских древностей для музея Гулбенкяна. Однако я пригласила вас сюда с намерением предложить нечто иное. — Наклонившись, она взяла с пола портфель и поставила его на стол. — Здесь лежит копия рукописи, которая может привести к крупнейшему научному открытию столетия. — Ариана погладила портфель ладонью. — Я нахожусь здесь по распоряжению правительства своей страны, и мне поручено выяснить, согласитесь ли вы сотрудничать с нами в переводе этого документа.

Томаш пристально посмотрел на иранку.

— Иными словами, вы хотите нанять меня? У вас что, нет своих переводчиков?

Ариана улыбнулась.

— Скажем так: это связано с вашей специальностью.

— Древние языки?

— Не совсем.

— Тогда что? Криптоанализ?

— Да.

Томаш потер подбородок.

— Гм, — промолвил он. — Что это за рукопись?

Иранка выпрямилась, и ее лицо приняло строгое, почти протокольное выражение.

— Прежде чем перейти к сути дела, я должна поставить вам обязательное условие. Все, о чем я буду вести речь, имеет конфиденциальный характер. Вы не должны разглашать абсолютно ничего из содержания нашего разговора, кто бы этого ни потребовал. Понимаете? Если мы не достигнем договоренности, вы также должны хранить молчание относительно того, что от меня услышите. — Она опять взглянула ему в глаза. — Я ясно выразилась?

— Вполне.

Ариана открыла портфель, извлекла из него лист бумаги и карточку и протянула своему визави.

— Это мое удостоверение сотрудницы Министерства науки.

Томаш взял документ. В нем все было написано только на фарси, а на фотографии — Ариана в традиционном исламском одеянии.

— Но я не понимаю, что здесь написано. — Напустив на себя безразличие, Томаш вернул карточку владелице. — По мне, такая вот штука запросто может быть липой, которую ничего не стоит состряпать в любой печатной мастерской.

Ариана улыбнулась.

— Придет время, и вы убедитесь, что все подлинно, — и передала ему лист. — Это письмо Министерства науки, удостоверяющее подлинность рукописи, с которой нам бы хотелось, чтобы вы согласились поработать.

Португалец внимательно прочел письмо. Текст на английском языке был напечатан на официальном бланке с гербом Ирана. В нем сообщалось, что Ариана Пакраван является руководителем специальной рабочей группы, сформированной Министерством науки, исследований и технологий Исламской Республики Иран с целью дешифровки рукописи, озаглавленной «Die Gottesformel». Внизу красовался невнятный росчерк синей ручкой, под которым сообщалось, что подпись принадлежит министру науки, исследований и технологий Бозоргмеру Шафаку.

Ариана достала из портфеля сложенный вчетверо листок, развернула его и передала Томашу. На бумаге в клеточку большими буквами было напечатано на пишущей машинке то же самое слово — «DIE GOTTESFORMEL», под которым располагались несколько коротких, тоже машинописных строк, похожих на стихотворную строфу, а под ними — подпись.

— Это ксерокопия первой страницы рукописи, — пояснила Ариана. — Как видите, на ней — тот же заголовок, что и упомянутый министром Шафаком в документе, с которым я вас ознакомила.

— Да, здесь написано «Die Gottesformel», — согласился Томаш. — Но что это такое?

— Это рукопись, вышедшая из-под пера одного из величайших ученых в истории человечества.

— Кого? — нетерпеливо спросил Томаш. — Да не томите же!

Ариана отломила кусочек от хлебной лепешки, намазала на него хуммус и, неторопливо пережевывая, съела. Все это она проделала с медлительностью, явно рассчитанной на то, чтобы усилить драматический эффект.

— Альберта Эйнштейна.

Томаш с любопытством вновь принялся рассматривать ксерокопию.

— Неужели Эйнштейна? Гм… И это его почерк?

— Мы провели графологическую экспертизу, и она это подтвердила.

— А когда этот текст был опубликован?

— Он никогда не публиковался.

Томаш что-то невнятно пробурчал себе под нос. Как исследователю-историку, ему стало любопытно. Внимательно еще раз осмотрел ксерокопию — набранный прописными буквами заголовок, строчки и под ними подпись Эйнштейна. Затем с листка в клеточку быстро перевел глаза на портфель Арианы, все еще стоявший на столе.

— А где остальное?

— В Тегеране.

— Вы можете предоставить мне копию для работы?

Иранка улыбнулась.

— Нет. Этот документ является в высшей степени конфиденциальным. Чтобы ознакомиться с рукописью, вам придется посетить Тегеран. — И, склонив голову набок, продолжила: — Как вы насчет того, чтобы немедленно проследовать туда?

Рассмеявшись, Томаш выставил вперед ладонь, как это делают полицейские, останавливая поток машин.

— Спокойнее, не гоните так быстро. Прежде всего, у меня нет уверенности, что я смогу выполнить эту работу. Да и вообще, я здесь в служебной командировке по линии Фонда Гулбенкяна. В конце концов, у меня есть и другие обязательства в Лиссабоне. Я веду занятия в…

— Сто тысяч евро, — не моргнув глазом, выпалила Ариана. — Мы готовы заплатить сто тысяч евро. Сверх этого мы оплачиваем вам дорогу и пребывание.

— На какой срок рассчитан проект?

— На столько времени, сколько потребуется. Один-два месяца, как минимум.

— На один-два месяца? — он задумался. — Гм… не знаю, смогу ли я.

— Почему? Неужели в Фонде Гулбенкяна и университете вам платят больше?

— Нет, дело не в этом. Проблема в том, что у меня есть обязательства… ну и… в общем, я не могу просто так, с бухты-барахты… Вы понимаете?

Ариана подалась вперед и впилась в него своими медовыми глазами.

— Профессор, сто тысяч евро — это очень приличные деньги. А мы собираемся платить сто тысяч евро в месяц, плюс берем на себя все ваши расходы.

— Сто тысяч в месяц?

— Да, — подтвердила она. — Если работа займет два месяца, это будет двести тысяч, и так далее.

Томаш задумался. Сто тысяч евро в месяц, это три с лишним тысячи в день, то есть он может за один день получать больше, чем за месяц работы на факультете. Какие тут могут быть сомнения? Историк улыбнулся и, протягивая руку, заключил:

— Согласен.

Рукопожатием они скрепили договоренность.

— Мы немедленно вылетаем в Тегеран, — добавила Ариана.

— Ну что вы… это невозможно. Я должен съездить в Лиссабон и уладить свои текущие дела.

— Профессор, ваши услуги нам нужны срочно. Все другие дела вам придется оставить на потом.

— Послушайте, я должен представить в фонд отчет о совещании в Египетском музее и, кроме того, урегулировать кое-какие вопросы на факультете. До конца семестра у меня остается четыре занятия, и мне надо договориться о замене, чтобы их провели в мое отсутствие. После этого я буду готов отбыть в Тегеран.

Иранка нетерпеливо вздохнула.

— Через какое время вы сможете вылететь?

— Через неделю.

Покачивая головой, Ариана просчитывала ситуацию.

— Ну что ж… хорошо. Полагаю, неделю мы продержимся.

Томаш снова взял листок ксерокопии, размышляя о значившемся на нем заголовке.

— Как эта рукопись оказалась у вас?

— Этого я вам не могу раскрыть. Данные сведения не относятся к сфере вашей компетенции.

— Ну, пусть будет так. Тем не менее я надеюсь, вы хотя бы скажете мне, какой теме Эйнштейн посвятил эту рукопись.

Вздохнув, Ариана отрицательно покачала головой.

— К сожалению, и по этому поводу не могу дать никаких пояснений, в том числе и потому, что нам самим пока не удалось понять, что там написано.

— Как это? — удивился Томаш. У вас нет ни одного переводчика с немецкого?

— Проблема в том, что часть документа написана на другом языке.

Ариана глубоко вздохнула.

— Почти весь документ написан по-немецки, рукой самого Эйнштейна. Однако небольшой отрывок, по причинам пока недостаточно ясным, по-видимому, является зашифрованным. Наши криптоаналитики, всесторонне изучив указанный фрагмент, пришли к заключению, что не в состоянии сломать шифр, поскольку скрытый под ним текст написан не на немецком и не на английском, а на каком-то другом языке.

— Быть может, на иврите?

Иранка отрицательно покачала головой.

— Нет, Эйнштейн плохо говорил на иврите. Он выучил лишь самые азы, и ему было далеко до овладения языком. Из-за этого-то он даже не стал готовиться к Бар-Мицва.

— Какой же тогда это может быть язык?

— У нас есть предположения относительно вполне конкретного языка… Португальского.

— Португальского?

— Именно.

— Но… Эйнштейн разве говорил по-португальски?

— Повторяю: почти весь текст написан собственноручно Эйнштейном. Однако, по какой-то пока еще не совсем ясной причине, ключевой по значению фрагмент написали на другом языке и затем зашифровали. — Ариана говорила нарочито медленно, словно стараясь лучше донести смысл своих слов до собеседника. — Проанализировав зашифрованный отрывок, наши специалисты-криптологи с учетом истории рукописи пришли к выводу, что языком, на котором изначально написан данный отрывок, почти со стопроцентной вероятностью является португальский.

Историк в который раз взял ксерокопию первой страницы рукописи, пробежал глазами напечатанный большими буквами заголовок — «DIE GOTTESFORMEL» и остановился на похожих на стихотворные строках.

— Что это? — указывая на них пальцем и переведя взгляд на Ариану, спросил он.

— Какой-то стих, — подняв бровь, бросила иранка. — Кроме странной отсылки перед зашифрованной строкой это единственное, что написано на английском. Все остальное — на немецком. Но вы, кажется, не знаете немецкого?

— Я знаю португальский, испанский, английский, французский, латынь, древнегреческий и коптский. В настоящее время весьма продвинулся в изучении иврита и арамейского, а вот немецким пока должным образом не овладел. К сожалению.