Случайность завела меня на противоположный конец атолла. Накануне Анри заметил вскользь, что отправляется с родными и знакомыми собирать копру. Я попросился вместе с ними, на что они охотно согласились.

У каменной набережной, в том месте, куда обычно причаливают прибывающие за копрой суда, нас уже ждут лодки с подвесными моторами. Грузим свой багаж — снаряжение, продукты, канистры с питьевой водой, керосин, гитары. Посуда упакована в картонные коробки и обвязана пареу.

Отчаливаем под прощальные возгласы провожающих. Быстро уменьшаются силуэты домов Типута, «столицы» атолла. Флотилия лодок выходит на просторы «соленого озера». Я рад, что выпала такая удача — отправиться на лодке в самый дальний конец атолла. Справа от нас — кипящий котел: водяная стена встречных течений пролива. Минуем маяк, аэродром, еще одну деревню и пролив. Пироги и другие лодки стоят на якорях на прибрежной воде, где по дну, круто обрываясь у самого пролива, тянется коралловое плоскогорье. Жизнь рыбацкой деревни сосредоточена во внутренней части кольца.

Сегодня поверхность лагуны похожа на шерсть рассерженной кошки. Июнь и июль — зимние месяцы, море дает о себе знать. Мы мчимся быстрее ветра, волны временами окатывают нас, опасно обнажается балансир. Управлять лодкой с балансиром — особое искусство: надо рулить таким образом, чтобы эта дополнительная конструкция все время оставалась с подветренной стороны. Только в этом случае она выполнит свое назначение, принимая на себя всю тяжесть паруса и тем самым не давая лодке опрокинуться. При попутном ветре быстроходные парусные лодки полинезийцев развивают скорость свыше пятнадцати узлов.

Количество парусных лодок на атолле Рангироа уменьшается из года в год. Их постепенно вытесняют моторки. Однако при большой волне и те и другие в равной мере не годны. Местные жители подумывают о строительстве дороги и мостов через разрывы в суше по всей длине атолла, чтобы оградить себя от капризов природы.

Пальмовые плантации атолла обрабатываются сообща. Владелец плантации практически не способен в одиночку обеспечить надлежащую ее обработку, так как она обычно представляет собой разорванную морем цепочку небольших отрезков суши. Кроме того, проблема земельной собственности на Туамоту весьма непроста. Лишь очень немногие владельцы земли имеют официальное свидетельство о собственности, утвержденное Земельным отделом в Папеэте, так как большинство документов погибло во время ураганов 1903 и 1906 годов. Поэтому атолл Рангироа поделен жителями на отдельные секторы, которые они сообща обрабатывают один за другим и трудятся до тех пор, пока не соберут всю копру в секторе (как правило, каждая семья имеет в секторе по одному участку). «Обработка» всех секторов занимает восемь месяцев в году. График работ устанавливается в зависимости от времени года и других обстоятельств.

До берега еще далеко, но уже виден светлый пляж и сочная зелень гибких пальм. Неподалеку от берега мы спрыгиваем с лодок и бредем по колено в воде к суше. Нас около двадцати человек, каждый выгружает все, что взял с собой для недельного пребывания вне дома.

И вновь меня охватывает ощущение, что настоящая Полинезия именно здесь. Горячий мелкий песок, поразительная изумрудная лагуна, шелест пальмовых листьев, ослепительный блеск солнца. Между деревьями хижины из жердей, крытые циновками. В них можно переночевать, приготовить еду, отдохнуть с гитарой после работы. За пальмовой рощей разрослись куполообразные гибискусы, хлебные деревья, панданусы, кустарник. Со стороны океана не так уютно: весь берег усеян грудами мертвых потрескавшихся кораллов, выброшенных штормовой волной. Здесь множество раздробленных раковин и остатков каких-то моллюсков. Тени от пролетающих морских птиц скользят по раскаленному пляжу. Олуши и фрегаты приветствуют нас взмахами крыльев.

Наступает полдень. Небо чистое, туч, которые обычно собираются к середине дня, сегодня нет. Пот льет с меня градом. Дневная температура на атоллах довольно высокая — тридцать пять градусов в тени, но под действием прохладного ветра ночью она опускается до двадцати-двадцати пяти градусов. Хочется пить. Пить! Вокруг столько воды, а тут умираешь от жажды!

— Однако у вас жарковато, — ворчу я.

— Привыкнуть можно к чему угодно, — откликается на мое замечание Анри и посылает мальчика за кокосовыми орехами.

Мальчонка с обезьяньей ловкостью взбирается по седому стволу пальмы на самую верхушку, берет в руки нож, который до этого держал в зубах, и срезает твердую плодоножку. Потом молниеносно соскальзывает на землю, собирает раскатившиеся орехи и с помощью вбитого в землю железного прута очищает их от верхней оболочки.

Я держу в руке влажный лохматый шар цвета неочищенного миндаля, слегка встряхиваю его. Чувствую, как внутри переливается жидкость. Теперь его довольно ударить по верхушке, обозначенной тремя темными углублениями, чтобы донышко отскочило и открыло доступ к терпко-сладковатой жидкости.

Кокосовая пальма — это замечательный дар природы, в высшей степени полезный для человека. Она идет в дело от верхушки до корня. Ни одно из растений в мире, кроме трав, не использовалось людьми в такой степени, как пальма. Из ее длинных листьев жители тропиков делают постель, на которой рождаются, умирают, отдаются величайшему наслаждению — сиесте. Некоронованная «царица Океании» доставляет людям пищу, укрытие, топливо, строительный материал, волокно, вино. Используется буквально все — листья, скорлупа орехов, древесина… Ничего удивительного, что пальма стала объектом верований и героиней мифов многих народов. Так, жители острова Мангаиа в архипелаге Кука считали, что вселенная подобна пустому ореху, обращенному черенком книзу, а срезанной верхушкой к небу.

Эти орехи, величиной с человеческую голову, представляют для владельца плантации наивысшую ценность. На личное употребление уходит немного: два-три ореха на человека в день. Два для питья, один для приправы. Плоды двух десятков пальм полностью удовлетворяют годовую потребность человека. Остальные пускают в продажу, ведь мякоть ореха — источник высококачественных жиров, идущих на изготовление пищевого масла, сырье для производства мыла, косметики, нитроглицерина. От сбыта копры зависит все хозяйство и благосостояние жителей атоллов. Кризис 1930 года и вторая мировая война тяжело отразились на жизни островитян: в это время суда не приходили за копрой, и населению пришлось вернуться к примитивному образу жизни их предков.

Двух часов отдыха вполне достаточно. Люди принимаются за работу, рассыпаются по пальмовой роще, собирая плоды. У подножий стройных пальм вырастают пирамиды зрелых орехов. Орехи, из которых получают копру, не срезают, они должны упасть сами, за ними не надо взбираться на деревья. Отдыхать в тени плодоносящей пальмы не рекомендуется.

— Попога, — Анри поддевает ботинком испорченный кокосовый орех. — Для копры не годится, слишком долго пролежал на земле. Если не хочешь понести убытки, надо приезжать на плантации по крайней мере раз в три месяца.

Француз, не сходя с места, читает мне что-то вроде краткой лекции по выращиванию кокосовых пальм. Сообщает, что полинезийцы не употребляют слово «орех». Для обозначения кокосового ореха в их языке имеется пять названий, различных в зависимости от размера и окраски плода, толщины слоя мякоти, вкуса жидкого содержимого. Например, гора — это такой кокос, который больше всего подходит для производства копры, в то время как его сок непригоден в пищу, так как отдает мылом. Для названия пальмы полинезийцы употребляют двенадцать определений в зависимости от возраста этого дерева. Самая ценная пальма — это хакари — полностью зрелое шести-семилетнее дерево, которое при наиболее благоприятных условиях приносит более семидесяти орехов в год. К сожалению, такие высокоурожайные деревья на атоллах — большая редкость.

Улыбка, удар по плечу, Анри неожиданно прерывает урок и предлагает:

— Пошли, посмотришь, как сушится копра.

Подходим к куче орехов, только что очищенных от внешней оболочки. Здоровый малый с голой блестящей спиной борца ударом мачете рассекает один орех за другим. Неподалеку трудится крутобедрая вахина. Она укладывает на землю половинки орехов разрезом вниз, один ряд на другой. Такая укладка предохраняет белое «мясо» от дождя и обеспечивает циркуляцию воздуха. Через четыре-шесть дней сушки на солнце ядро отделяют от твердой одеревеневшей скорлупы, взвешивают и упаковывают в пятидесятикилограммовые мешки.

Иначе ведется сушка копры на островах Общества. Там сначала извлекают из скорлупы мякоть, а затем сушат ее на высоких настилах, снабженных подвижным навесом, которым прикрывают этот настил на ночь от дождя. Такой способ сушки копры более трудоемкий и возможен только при сухом воздухе и небольшом количестве осадков.

Анри выковыривает из половинки кокоса мякоть, которая впоследствии должна стать копрой, и протягивает мне. Мякоть белого цвета, с чуть голубоватым оттенком. С одной стороны она покрыта серо-коричневой кожицей. Откусываю кусочек. Орех чуть сладкий на вкус, запах слегка напоминает миндальный. Здесь, в Южных морях, добывается лучшая копра. Она содержит до семидесяти процентов жиров. За ней следует цейлонская (шри-ланкийская), а затем индонезийская.

Пока копра сушится, жители Туамоту принимаются наводить порядок на плантации. Прежде всего они уничтожают сорняки и опавшие листья, сжигают отвердевшую скорлупу, которая часто становится местом скопления москитов. Иногда корчуют землю и высаживают молодые пальмовые деревца, так как три четверти кокосов Полинезии уже насчитывают по сорок пять лет, а это почтенный возраст для пальмы.

Оказывается, кокосовые пальмы нуждаются в постоянном и тщательном уходе. Прежде всего, приходится ждать от четырех до пяти лет, пока дерево не принесет первые плоды. Кроме того, надо содержать плантацию в чистоте и порядке и строго следить, чтобы вредители не попортили деревья и плоды. Особенно следует остерегаться крыс, большого разбойника кокосового краба и черного, одетого в твердый панцирь жучка с угрожающим рогом на голове, который пожирает молодые пальмовые листья. Этот жучок появился на полинезийских островах после урагана 1906 года. Все эти милые твари, вместе взятые, отличаются недурным аппетитом, особенно грызуны: их годовая порция составляет тридцать-сорок процентов урожая! Следует добавить, что средняя урожайность плодоносящей пальмы колеблется от сорока до шестидесяти плодов в год. Не так много. Для получения тонны копры надо около шести тысяч орехов! К тому же «царица Океании» недолговечна. Сто лет — предел ее жизни.

По распоряжению властей на пальмах, на четырехпятиметровой высоте от земли укрепляются широкие металлические кольца, защищающие плоды от крыс и кокосовых крабов. Особенное упорство и сообразительность проявляют крысы. Если кольцо помещено недостаточно высоко, они преодолевают его без малейшего труда, ловко цепляясь за неровности оцинкованного металла. Тогда они прогрызают дыры в плодах, которые начинают гнить уже на своей плодоножке. Если же кольцо помещается высоко, зверек успевает устать и ему не хватает сил на преодоление препятствия и последующий подъем. Однако грызуны настолько догадливы, что перебираются с одного дерева на другое по листьям, если пальмы стоят близко друг от друга. Одна такая крыса однажды свалилась мне на спнну…

На Рангироа пальмы без колец. Анри объясняет мне, что жители архипелага пренебрегают мерами безопасности из-за врожденной беспечности.

Французская администрация объявила беспощадную войну вредителям, сокращающим урожаи. Владельцы плантаций бесплатно получают оцинкованное железо и премии за установку колец, а также за замену старых пальм молодыми. Но островитяне встречают эти мероприятия в штыки Жители либо не могут, либо не хотят понять, что слишком плотная посадка (иногда по триста деревьев на гектар), несвоевременное обновление плантаций, неудобренная почва, крабы, грызуны и прожорливые жучки — все это резко сокращает сборы.

— На сегодня хватит! — командует Анри.

Выпрямляю уставшую спину и беру мачете под мышку. Отправляемся на отдых.

Я буду возвращаться сюда еще несколько вечеров, когда уже потускнеет, станет оранжевым небо. Подниматься едва забрезжит рассвет, чтобы воспользоваться относительной прохладой. Проснувшись, смотреть на лагуну и видеть там черную фигуру — то возникающую, то исчезающую в воде, — это мой знакомый Тиоти каждое утро выходит с патиа на подводную охоту.

Его жена ревниво наблюдает за мужем, чтобы тому не пришло в голову заигрывать с молодыми женщинами: случается, что выехав на плантации, мужчины изменяют оставшимся дома женам. Однако в данном случае ревность напрасна: Тиоти — хороший муж. Но и Маева хороша — и когда она дремлет в полдень на циновке, свернувшись, как кошка, клубочком, с чуть приоткрытым ртом, и когда с наслаждением потягивается, проснувшись ранним утром…

Сегодня Маева приглашает всех на ужин, который она подает под открытым небом. Жареная рыба, рис, кружка кофе, есть и моллюски, но до них что-то нет охотников. В земляных печах теперь готовят еду только по праздникам. Рыбу разделывают на большом металлическом листе, посыпанном коралловой крошкой или песком, отваривают или жарят, мясные консервы разогревают прямо в банках. Крепкие белые зубы работают без устали. Аппетит гостей достоин восхищения. От костра долетает приятный аромат горящей скорлупы кокосовых орехов. Дым разъедает глаза, но зато разгоняет москитов, особенно докучливых на Туамоту.

Именно здесь, на атолле, где нет ничего, кроме пальм и кораллов, я наиболее сильно ощущаю дух этого мира, его истинную жизнь, не подрисованную «под туриста». Я получил полную возможность познакомиться с ней именно на плантации. Началось с переправы на лодке через лагуну — без намека на комфорт. При такой переправе велика возможность либо перегреться на солнце, либо простудиться на ветру, особенно в осеннюю пору, когда дуют холодные ветры и бушуют ураганы. В это время люди не выходят из простуды, бронхита, кашля. Пребывание на плантации — тоже небольшое удовольствие. Живут в наспех сложенных хижинах, без какой-либо элементарной обстановки, пищу готовят на кострах, питьевой воды не хватает, грызут москиты… Ничего удивительного, что островитяне стремятся поскорей возвратиться в деревню.

В прежние времена было еще хуже. Здесь мало произрастало пальм, кокосы были деликатесом. Не росли также ни бананы, ни хлебные деревья. Целыми днями слышался стук пестов, которыми жители толкли орехи пандануса. Небольшие участки земли обрабатывались кирками, сделанными из раковин, а дождевую воду собирали в специальные сосуды, поставленные у подножия пальмы, на коре которой предварительно делали надрез в виде буквы V. В голодное время не пренебрегали даже кокосовыми крабами, теми самыми, которые сейчас взбираются на пальмы и пожирают орехи.

Жилища островитян были разбросаны по всей длине атолла. Теперь они живут в двух деревнях, расположенных поблизости от проходов в рифах. Миссионеры и скупщики пальмового масла предпочли, чтобы все находились в одном месте. Тогда же островитяне начали продавать плоды своего труда — прежде они не знали ни торговли, ни товарного хозяйства.

Наступает темнота. Тропическая ночь зажигает над нами сверкающие звезды. Чужое, незнакомое небо. С трудом узнаю странно перевернутое созвездие Ориона. Морской ветерок стелет между пальмами розоватые дымы костров. Время от времени слышен звук упавшего кокоса. Высокие кроны деревьев переливаются фантастическим светом. На лицах людей играют отблески огня. Островитяне сидят либо подвернув одну ногу под себя, либо с ногами, вытянутыми вперед. Они, как правило, небольшого роста, с темной кожей, не так красивы, как жители Маркизских островов или островов Общества, зато более трудолюбивы. Чтобы условия жизни «тали сносными, надо очень много работать. Продолжительность жизни у них, так же как и у других жителей Океании, ниже, чем у европейцев. Несмотря на существенные различия, эти люди, населяющие мир в центре океана, обладают общими, объединяющими их чертами. Здесь возникло общество с высокоразвитым чувством солидарности, взаимопомощи, стойкое к опасностям и капризам природы.

Вечером над берегом слышится пение. То тут, то там под звездным небом рождаются импровизированные концерты: две-три гитары, четыре-пять голосов. Минуту спустя мелодию подхватывают все — разве можно прожить без песни? Особенно здесь, в безлюдье.

Я ощупью добрался до своей постели в неуютной хижине. Кажется, с меня довольно лишенной удобств жизни на обрывке атолла. Завтра, с первым грузом копры, я возвращусь в деревню.