К моменту, как мы добрались до Чикаго, я уже с трудом ориентировался во времени и пространстве, что, как я читал, является обычным делом для нынешних путешественников. Думаю, я воспринимал эту путаницу даже острее, чем человек моложе меня по возрасту, привыкший к сумбурному ритму жизни в конце двадцатого века. Я же много десятилетий провёл в изоляции в деревне в Суссексе, островке старомодной жизни посреди изменяющегося мира, и всё ещё воспринимал современность с перспективы девятнадцатого столетия. Пришлось напомнить себе, что я в Чикаго и на календаре четверг.

Пока Шерлок Холмс утрясал вопрос с арендой машины, я обдумывал то, что считал главной проблемой бессмертия: по своему физическому состоянию я соответствовал возрасту до тридцати лет и фактически выглядел на этот возраст, но психологический настрой отражал мой фактический возраст. Меня время от времени и самого поражала собственная косность мышления, занудливость и вечное недовольство всем вокруг. Попросту говоря, я считал себя стариком и никак не мог поверить в то, что на самом деле я молод и крепок.

Мне пришло на ум и ещё одно любопытное следствие моего долголетия. Я дожил до того момента, как мои хроники приключений Шерлока Холмса и доктора Уотсона получили мировую известность, но поскольку авторское право не длится вечно и его нельзя растянуть до бесконечности, я перестал получать отчисления. В противном случае мне пришлось бы раскрыть тот факт, что я всё ещё живу на свете, чтобы получать гонорары и спустя многие десятилетия после того, как я должен был умереть от старости. Расходы в этом расточительном путешествии в Америку покрывались не текущими поступлениями, а процентами, которые я заработал, выгодно вложив старые накопления.

Как только Холмс вернулся на нашей машине, мы отправились по адресу, найденному в кармане покойника, что предполагало длительную и скучную поездку из чикагского аэропорта О'Хара, но в конце концов мы оказались перед большим жилым кварталом на берегу озера неподалёку от северной границы города. Когда-то этот район определённо был элитным и дорогим, но сейчас пришёл в страшный упадок, и только относительно высокие цены на недвижимость благодаря близости к озеру не давали ему окончательно обветшать. Летний вечер выдался на удивление светлым. Мы не попали в вечерние пробки, которые только-только стали скапливаться в здешних переулках.

Чтобы войти, мы нажали кнопку рядом с фамилией Кантрелл на домофоне. Тогда у мисс Кантрелл в квартире раздался звонок, чтобы она при желании впустила нас внутрь, нажав кнопку в своей квартире. Наконец домофон запищал, сообщая, что дверь отперта. Однако перед этим хозяйка квартиры узнала наши имена с помощью специального переговорного устройства, вмонтированного в стену фойе. Имена, которые назвал Холмс, — Генри Холмс и Джеймс Уотсон — ничего ей не говорили, и мисс Кантрелл не хотела нас пускать, поскольку, как я уже упомянул, дом располагался в неблагополучном районе города. Но когда Холмс сообщил, что её имя мы узнали от профессора Мориарти, хозяйка охнула и быстро сказала: «Минуточку». Действительно, через пару секунд мы смогли открыть внутреннюю дверь.

Лили жила на третьем этаже. Пока мы поднимались по лестнице, она, видимо, засомневалась, стоит ли пускать нас в квартиру. Дверь была приоткрыта, но на цепочке, и мисс Кантрелл разглядывала нас через узкую щель, насколько позволяла длина цепочки.

— Что вам угодно? — испуганно спросила она.

Я видел, что у мисс Кантрелл бледная кожа и белокурые волосы. Кроме этого могу сказать лишь, что хотел бы увидеть больше, поскольку меня потрясло, насколько она напомнила мне ту Лили Кантрелл, которую я знал в прошлой жизни.

Шерлок Холмс определённо не попал под влияние такого же смятения, какое охватило меня. Он заявил решительным тоном:

— Мы хотим найти профессора Мориарти.

— Но вы же сказали, что он вас послал, — с сомнением ответила Лили.

— Нет, я этого не говорил, я сказал лишь, что мы узнали от него ваше имя. Более того, я не уверен, в курсе ли он, поскольку на самом деле ваше имя мы нашли у одного из его помощников, который был к тому моменту мёртв. Возможно, мы сможем помочь друг другу.

Мисс Кантрелл более не сомневалась, она открыла дверь и впустила нас, сказав просто:

— А я решила, что он проявил нетерпение и отправил вас за мной.

Пока Холмс расспрашивал, что значат эти слова, я молча внимательно рассматривал её. Она и впрямь напоминала ту Лили Кантрелл, которую я хорошо знал более ста лет назад в Сан-Франциско, хотя при ближайшем рассмотрении уже не так сильно, как мне показалось через приоткрытую дверь. Сходство сводилось в основном к определённым жестам и к той манере, в которой она говорила и слушала собеседника. Хотя подобные приметы и не относятся к внешности, но могут тронуть куда глубже, чем внешнее сходство. Было жутковато сидеть в квартире на берегу озера в Чикаго двадцатого века, слушая приглушённые звуки вечернего движения автомобилей, доносящиеся с улицы, глядя на грузовые суда и баржи, едва различимые на тусклом горизонте на огромной серой глади озера, которую я видел через большое окно передо мной, и при этом наблюдать за молодой женщиной, столь живо и болезненно воскресившей в памяти другую Лили Кантрелл, возле другого окна, тоже выходившего на водную гладь, — Лили, мою давно почившую любовь, жившую в Сан-Франциско в стародавние времена.

Что мои изменчивые тело и душа делают со мной? Я же не юноша, чтобы физически откликаться на присутствие молодой незнакомой дамы. Я старый, старый Джон Уотсон, дважды вдовец, старше, чем любой из ныне живущих людей. Случайное сходство имени и манер в каком-то смысле лишило меня мужества, хотя и напомнило мне при этом, насколько я молод телом.

Я с трудом заставил себя сосредоточиться на смысле слов Лили Кантрелл, а не на том, как она их произносит. Лили как раз говорила Холмсу, что несколько лет назад сделала глупость и позаимствовала деньги в банке, в котором на тот момент работала. Её не поймали, но совесть мучила бедняжку настолько сильно, что она никогда больше не повторяла содеянного. Лили вернула деньги тайком, как и взяла, но тем не менее была уверена, что тщательная проверка банковской документации изобличит её вину. Год назад с ней связался человек, которого я тут же опознал по описанию как профессора Мориарти. Он представился и заявил, что знает детали кражи, пригрозив выдать Лили полиции, если она не сделает того, что он скажет.

— Минутку, — перебил Холмс. — Вы говорите, что это произошло год назад?

— Да, год назад, — повторила Лили, не заметив взглядов, которыми мы обменялись с Холмсом. — Я пришла в ужас и тут же согласилась. Он велел мне бросить место в банке и пойти служащей в одно из городских правительственных учреждений. Я и сейчас там работаю. Каждый месяц мне по почте приходил конверт, набитый деньгами.

Тут Лили замолчала и уставилась на озеро.

— А что же он хотел от вас взамен? — Холмс потребовал продолжения куда мягче, чем я ожидал.

— Ничего, — ответила она. — Или почти ничего. Время от времени он приказывал мне отправлять ему по почте кое-какие документы, которые я брала на работе, или предоставлять ему другую информацию о городской администрации. Но никогда ничего важного. Почти всё то же самое он мог бы прочесть и в чикагских газетах.

— У вас сохранился адрес, по которому вы пересылали бумаги? — Холмс слегка подался вперёд в кресле.

— Почтовый абонентский ящик в Канзас-Сити.

— Но ведь время от времени он выходил на связь? По почте?

— Нет. По телефону. В последний раз он звонил…

Лили замялась, словно не была уверена, стоит ли нам доверять до конца. Она посмотрела на меня умоляющим взглядом, и я искренне произнёс:

— Милая, мы хотим помочь вам.

Она улыбнулась в знак благодарности и продолжила:

— В последний раз он намекнул, что вскоре мне придётся сделать что-то более важное. Я должна буду поехать в Канзас-Сити и встретиться с ним, тогда он посвятит меня в детали.

Шерлок Холмс резко встал.

— Спасибо, что доверились нам, мисс Кантрелл. Уже поздно, мы должны вас покинуть и заселиться в отель, как я планировал. Думаю, мы сможем помочь вам вырваться из лап Мориарти. Если не возражаете, мы снова навестим вас завтра.

На улице, когда мы уже ехали в выбранный Холмсом отель, он спросил меня, верю ли я в рассказ Лили Кантрелл.

— Разумеется, — тут же ответил я. — Она явно ещё одна невинная жертва профессора.

— Не такая уж невинная, по её собственному признанию, — заметил Холмс. — Возможно, ваша личная история наложила отпечаток на объективность суждений. Так, значит, вы ей доверяете?

— Целиком и полностью, — сказал я с раздражением. — Абсолютно. Жизнь готов положить, если нужно.

Холмс поднял брови от такой расточительности, но произнёс только:

— Возможно, до этого дойдёт.

Позднее, в номере отеля, он сказал:

— Уотсон, я хочу, чтобы вы почаще виделись с Лили Кантрелл. Уверен, подобное задание не покажется вам обременительным. Можете, если хотите, доверять ей — в таком случае вам даже легче будет выполнить только что прозвучавшее распоряжение. Однако лично я полон сомнений касательно её правдивости и надёжности. Более того, она женщина, а значит, по натуре своей переменчива.

— Как вы можете, Холмс! — запротестовал я. — Это чудовищно!

— Ах, Уотсон, Уотсон, — снисходительно протянул мой друг, — может, я и чудовище, но, по крайней мере, я постоянен, как и вы. Ваша удивительная вера в так называемый прекрасный пол ни на йоту не уменьшилась за всю вашу долгую жизнь, как никуда не делась с возрастом и ваша восприимчивость к женским чарам. Как бы то ни было, дальше я буду проводить собственное расследование, а ваш флирт с Лили Кантрелл, по крайней мере, гарантированно уберёт вас обоих с моей дороги.

Я предпочёл проигнорировать обидный намёк и спросил:

— Как Мориарти мог выйти на Лили год назад? Может, он пробыл в нашем времени дольше, чем мы предполагали?

Холмс устроился в кресле с трубкой.

— Да, — сказал он между клубами табачного дыма, — это одна из возможностей, причём наименее неприятная. Предположим, что он перемещался во времени поэтапно, делая по пути остановки, пока не оказался в дне сегодняшнем. Третий вариант, который приходит на ум и более всего меня беспокоит: Мориарти воспользовался машиной времени, чтобы отправиться на год назад и завербовать Лили Кантрелл, уже после того, как мы прибыли в Америку и дали знать о своём существовании. Ведь у него появилась необходимость в подготовленном помощнике в Чикаго, который встретил бы нас. Если это так, то машина всё ещё действует более или менее успешно, а значит, Мориарти невозможно будет поймать. Не имея в своём распоряжении средства для передвижения во времени, нечего и надеяться схватить преступника, который может скакать в будущее или прошлое по своему усмотрению.

— Однозначно, — подтвердил я. — Даже если сейчас он способен двигаться только в определённом направлении, как вы верно подметили, он с лёгкостью скроется от нас.

— Да, — с неохотой согласился Холмс. — Это приходило мне на ум. Должен признать, что во многом я действую, полагаясь лишь на веру — веру в то, что машина работает не в полную силу. Если же она может переносить Мориарти в любом направлении во времени и на любые расстояния, то он с лёгкостью вывернется из наших рук. Более того, мы в его власти, поскольку он может расставить любые ловушки, какие пожелает, или использовать временной скачок, чтобы проникнуть в нашу комнату и убить нас. Поскольку этого пока не произошло, можно предположить, что возможности Мориарти ограниченны: если он вообще в состоянии путешествовать во времени, то лишь в одном направлении. Вера, о которой я говорил, — это моя горячая надежда, что он не может путешествовать вовсе, и тогда наше преследование его в пространстве в конце концов завершится успехом. Если же он способен перемещаться в большем количестве измерений, чем мы, то дело безнадёжно.

Мрачная картина, которую нарисовал мой друг, а также усталое и пессимистичное выражение его лица заставили меня содрогнуться от дурных предчувствий. Мысленным взором я увидел Мориарти, резво скачущего по времени и пространству, пока мы ограничены тремя знакомыми измерениями, и совершенно пал духом.

* * *

Пока Холмс занимался какими-то делами, природу которых он предпочёл мне не открывать, я ревностно выполнял задание, которое мне поручили.

Забавно было ухаживать за женщиной, которая в действительности родилась на много поколений позже меня. Однако Лили не знала о разнице в возрасте, а вскоре моё нестареющее тело заставило и меня забыть о годах. Задание моё состояло в том, чтобы составлять компанию Лили на случай, если Мориарти снова выйдет на связь и сообщит, где Лили встретится с ним в Канзас-Сити. А ещё я заботился о том, чтобы мы с Лили не мешали Холмсу. Возможно, я мог бы осуществить всё это, не проводя с ней так много времени, но я всегда был основательным человеком и старательно выполнял задания Холмса. Лили была очаровательна и далеко не глупа, и ум её был проницателен и пытлив. Этим она также напоминала Лили Кантрелл из прошлого. Я неизбежно начал испытывать к нынешней Лили те же чувства, что и к той, прежней. Эти непривычные ощущения могли бы стать поводом для страданий, но дело легко разрешилось, когда Лили призналась, что тоже испытывает ко мне нечто подобное.

Среди прочих примет современной жизни, которые я находил крайне шокирующими, была привычка молодых людей жить друг с другом как муж с женой, не оформляя церковный или светский брак. Сам я дважды женился как положено, в церкви, и хотя пару раз со мной приключались влюблённости, но я никогда — за одним исключением — даже не пытался вступить в интимную связь с женщинами, к которым испытывал тёплые чувства. Единственным исключением была та, первая Лили Кантрелл. Тогда словно бы какая-то внешняя сила, столь мощная, что мы оба просто не могли ей сопротивляться, соединила наши тела по примеру союза наших сердец. То была случайность, которая долго терзала мою совесть — совесть мужчины девятнадцатого столетия. И теперь вновь, словно судьба решила сыграть со мной жестокую шутку наподобие проделок богов в древнегреческих пьесах, происходило в точности то же самое.

У меня не было интимных отношений с женщиной с тех пор, как умерла моя вторая жена. Новая физическая и эмоциональная близость наполнила меня радостью, и благодаря этому я вёл себя сообразно своему биологическому возрасту, а не фактическому. Однако в нашу идиллию быстро вторглась реальность, после того как раздался звонок Мориарти. Когда Лили повесила трубку телефона, стоявшего подле кровати, лицо её было бледным и осунувшимся.

— Это он, Мориарти, — сказала она изменившимся голосом. — Он дал мне адрес в Канзас-Сити и велел приехать немедленно.

Я позвонил в отель, но Холмса не оказалось в комнате. Я попытался перезвонить через час, но его по-прежнему не было, и тогда я решил, что дальше ждать нельзя. Мы с Лили забронировали билет на самолёт до Канзас-Сити, вылетавший рано утром следующего дня, а потом попытались хоть немного поспать до отправления. Нужно ли говорить, что перспектива загнать в тупик Мориарти совершенно лишила нас сна — как, впрочем, и некоторые другие занятия, о которых я, всё ещё будучи продуктом девятнадцатого века, предпочитаю не рассказывать в деталях.

Утром перед отъездом я попытался в последний раз связаться с Шерлоком Холмсом, но вновь безуспешно. Единственное, что оставалось, — передать ему сообщение через менеджера отеля, включив в него и адрес, который Мориарти дал Лили.

Переполненные тревогой не меньше, чем радостным волнением, мы поднялись на борт самолёта, чтобы совершить короткий перелёт до Канзас-Сити. Мне пришла в голову мысль, что я мог бы совершить величайший переворот, если бы сумел поймать профессора Мориарти один, без помощи Шерлока Холмса.

Однако все эти мечты улетучились, когда в полёте Лили сообщила, что её дедушка и бабушка перебрались в Иллинойс из Сан-Франциско, а её саму назвали в честь бабушкиной прабабушки. Меня охватила паника от ужасной мысли, что я вступил в связь с прапраправнучкой моей Лили. Я не успел расспросить её поподробнее о предках, как самолёт пошёл на посадку, и я силой заставил себя вновь сконцентрироваться на предстоящей схватке с профессором Мориарти.