День прошел беспокойно. Отдохнуть в это воскресенье Голубеву так и не удалось. Несколько раз его вызывали к телефону. Звонил командир части, где служил Сухачев, звонил командир взвода, звонил профессор Пухов, звонили какие-то неизвестные Голубеву люди, — все интересовались здоровьем Сухачева. Голубев и не подозревал, что у солдата Сухачева столько товарищей.

После полудня в ординаторскую ввалилась взволнованная гардеробщица — тучная женщина с тройным подбородком.

— Что же это? Что же это? — выкрикивала она, пытаясь сдержать одышку.

— В чем дело?

— Пропуск на одного, а лезут пять.

Положение разъяснилось с приходом сержанта Быстрова. Оказалось, что он во главе своего отделения прибыл навестить Сухачева.

— Вы посидите здесь, — сказал Голубев, — остальные пусть внизу побудут, а я пойду на хирургию, посмотрю, как он там.

Сухачев обедал. Грудь его поверх одеяла была прикрыта большой салфеткой… Ирина Петровна держала тарелку с рисовой кашей, политой маслом. Он не спеша, смакуя каждую ложку, ел.

— Вот это замечательно, — одобрил Голубев, подойдя к кровати.

— Все съем, — сказал Сухачев после паузы и задорно кивнул головой.

«Да он совсем еще мальчишка, — подумал Голуби впервые видя Сухачева таким оживленным и проникаясь теплым чувством к нему. — Ведь в том, что Сухачев сейчас с аппетитом ест, разговаривает, шевелит руками и моя заслуга, и мой труд…»

Труд врача! Как будто ничего сложного и героического. Поговорил, послушал, записал, вымыл руки, и… следующий. А между тем сколько тревожных, мучительных часов, дней, иногда недель у постели больного искупает одна вот такая минута морального удовлетворения!

Особенно бывает радостно, когда действовал ты не по общим, давно всем известным и хорошо проверенным схемам, а по-своему, так, как ты считал нужным, как было необходимо. А коли ты так считал, ты и отвечаешь за свое лечение. Отвечаешь не только перед своими товарищами и родственниками больного, но прежде всего — перед человеком, которого лечишь, и перед собственной совестью. При неудачном исходе не суд страшен врачу — сознание собственного бессилия, невыполненного долга. А неудачи подстерегают его на каждом шагу.

У неудачи — верный, постоянный союзник: смерть. Врач всегда чувствует присутствие смерти. У больного неожиданно подскочила температура — это она; пошла кровь из носа, да так сильно, что не остановишь, — это она; больной ослаб, отказывается от еды — это она; больной мечется, хватается за грудь, задыхается — это она. Смерть не щадит и врача. Сколько людей в белых халатах погибло от холеры, тифа, дизентерии, погибло, защищая больного человека. На место погибшего становился новый врач, и борьба продолжалась. Она не затихает ни на одну минуту, В больницах и лазаретах, в клиниках и госпиталях, в лабораториях и научно-исследовательских институтах продолжается эта отважная, самая возвышенная борьба. И смерть потихоньку, нехотя, сантиметр за сантиметром отползает от койки больного. С каждым годом все больше и больше жизней вырывают врачи из ее костлявых лап, Петр Первый умер от воспаления легких. Сейчас смерть от этого заболевания — редчайшее явление. Туберкулез косил людей десятками тысяч. Сейчас умирают от туберкулеза единицы. Миллионы человеческих жизней унесли тифы, холера, дизентерия. Теперь они не страшны.

Но врачу надо быть всегда начеку. Борьба продолжается.

Когда больной встал на ноги, когда ты убедился, что опасность миновала, вот тогда можно сказать: победа! Для этого стоит жить, не спать ночей, мучиться, рисковать собой.

Чувство непередаваемого восторга охватило Голубева, когда он смотрел на повеселевшего Сухачева, на его оживающее, покрытое золотым пушком лицо.