Конец марта в Буэнос-Айресе в этом году выдался без дождей. Но холодный ветер, гнавший по улицам пожухлую листву, заставил Педро прибавить шагу. Хотя нет еще и девяти, в актовом зале университета забиты уже все проходы. Да и неудивительно: ведь это первый студенческий митинг после долгих лет жесточайших запретов и преследований. Поэтому-то многие предусмотрительно решили прийти пораньше. Привстав на цыпочки, Педро обегает глазами переполненные ряды. Ага, вон и Эдуарде, стоит слева от трибуны. С большим трудом Педро пробирается к другу, и, когда в восторге от собственной ловкости радостно хлопает ого по плечу, тот вздрагивает.
— Привет.
— Привет. Что это ты людей пугаешь?
— Ничего, пора отвыкать бояться. Че Патрисио будет?
— Обязательно. Прибудет в девять тридцать на вокзал Ретиро. Наши парни пошли его встречать.
— Не опоздают? Ведь начало в десять.
— Здесь пешком пятнадцать минут. В крайнем случае возьмут такси.
— «Форд-фалькон»?
Эдуарде пытается улыбнуться, но губы у него предательски дрожат. Да, слишком свежи еще воспоминания недавнего прошлого. Все началось тогда тоже в марте.
«ПРЕЖДЕ ВСЕГО НЕОБХОДИМО РАЗОБРАТЬСЯ С ТЕМИ, КОМУ СЕЙЧАС ПЯТНАДЦАТЬ-ШЕСТНАДЦАТЬ»
Нам говорили, что марксисты развязали в Аргентине тайную войну и что нужно защитить родину от их нашествия. Еще нам говорили, что марксизм — это современная ересь, которую нужно с корнем вырвать из нашего общества. А для этого необходимо прежде всего разобраться с теми, кому сейчас пятнадцать-шестнадцатъ. Они уже заражены этой ересью, а со временем могут превратиться в экстремистских вожаков на заводах, в университетах, в армии. Нам говорили, что во имя родины мы должны проявить твердость и решительность и позавтракать ими, если не хотим, чтобы они пообедали нами.Из свидетельства унтер-офицера Вильяра
В тот день курьер Педро отправился с поручением от управляющего банком. А по пути собирался заехать к Эдуардо, как это часто делал, когда нужно было передать что-то от комитета. Собственно, для этого ему и помогли устроиться в курьеры. Доверять почте или телефону становилось все опаснее, поскольку имелось достаточно оснований считать, что часть информации поступает к ультраправым именно из этих источников.
Недалеко от дома Эдуардо внимание Педро привлек темно-вишневый «форд-фалькон». Машина была без номеров. К тому же сидевший рядом с водителем человек разговаривал по радиотелефону. На всякий случай Педро спрятался в подъезде соседнего дома и решил понаблюдать. Оказалось, не зря. Вскоре двое в штатском, но с автоматами вывели его друга. Руки у парня были связаны за спиной, рубашка разорвана, из угла рта стекала струйка крови. Эдуардо втолкнули на заднее сиденье машины, которая рванулась в сторону центра. Взгляд сидевшего рядом с водителем подозрительно скользнул по подъезду, где прятался Педро. Но он уже успел отступить вглубь. Потом ему часто придется видеть это лицо: холодный взгляд голубых глаз, рыжеватая шевелюра, тонкая ниточка усов…
Добежав до ближайшего автомата, Педро от волнения долго не мог нашарить в кармане монету. Набрав наконец телефон квартиры Эдуардо, он услышал протяжные гудки. Но никто не подходил, хотя мать и сестра друга в это время обычно дома. Педро перезвонил соседям другого товарища, Антонио. У того не было телефона, и так делали всегда, когда возникала необходимость срочно с ним связаться. Подошла тетя Ребека. Прежде ласковая и разговорчивая, на сей раз она сухо заявила, что Антонио только что арестовали, и попросила больше не звонить.
Педро еще не знал, что по многим другим телефонам звонить тоже бесполезно и опасно. Всего в тот день было арестовано несколько десятков ребят, с которыми вместе работал в Федерации, или в «Унидад басика дель баррио» — Организационном совете квартала. Сам он не попал в «сеть», видимо, потому, что не был студентом, а с недавнего времени, после того как стал связным, старался не бывать там, где его могли заприметить полицейские ищейки. Увы, опасаясь полицейских преследований, Педро и его товарищи даже не подозревали, что у них появился куда более грозный противник. Только что совершившая переворот военная хунта начала «грязную войну» против собственного народа, войну, в которой молодеж, была избрана главной жертвой.
А тогда газеты запестрели сообщениями о людях, схваченных при таких же обстоятельствах, что и Эдуардо, неизвестно кем и за что. Родственники обращались в полицию, чтобы узнать о причинах ареста и местонахождении задержанных. Ответы полицейских властей были стандартны: о фактах ареста им ничего не известно, в списках заключенных никто из указанных лиц не значится. То же самое повторялось в прокуратуре, министерстве внутренних дел.
Очень быстро Педро понял — пытаться узнать что-либо о судьбе Эдуардо и других бесследно пропавших после странных арестов не имеет смысла. И вот что удивительно: власти категорически отрицают свою причастность к исчезновению людей, но в то же время упорно отказываются заниматься их поисками. Можно обращаться десятки раз, и, похоже, единственное, к чему приведет такая настойчивость, так это к тому, что рано или поздно арестуют тебя самого. Но раз люди исчезают, кто-то должен знать, куда они деваются. Значит, нужно разыскивать Патрисио. Он поможет разобраться, что происходит, посоветует, что делать.
Когда Педро вступил в Федерацию, Патрисио уже считался одним из ее признанных вожаков. Пожалуй, не последнюю роль тут сыграло то, что жизнь трудового люда он знал не понаслышке. Был и поваром в ресторане, и пляжным фотографом, и грузчиком в порту, и слесарем на автосборочном предприятии, и репортером, и даже смотрителем маяка. Причем никто не умел лучше, чем он, рассказывать забавные истории из собственной жизни. Правда, иногда они были столь невероятные, что невольно вызывали сомнения относительно правдивости рассказчика. В таких случаях Патрисио, смеясь, отвечал: «Ну, возможно, было не совсем так, но за главное ручаюсь головой». А когда он располагался на кухне и повязывал фартук, все знали — будет отличное пиршество. И в то же время никто не умел так просто и понятно объяснить суть происходящих в стране событий, рассказать об экономическом положении, о том, кому на руку та или иная мера правительства и что она означает для тружеников. За это его и исключили из университета во времена предыдущей диктатуры, да и потом всячески мешали завершить образование. Последний раз Педро видился с ним, когда Патрисио уезжал в Росарио. Уже тогда ему приходилось соблюдать строжайшие меры конспирации. Ультраправые распоясались настолько, что расправлялись с неугодными людьми чуть ли не в открытую. Отправляясь в провинцию, он оставил столичный адрес, но просил быть осмотрительным и не пользоваться им без крайней необходимости.
…Педро еще раз убедился, что за ним никто не следит, и нырнул в подъезд. Трижды отрывисто постучал в обитую пластиком дверь. Открыла пожилая женщина и встала на пороге, недоверчиво разглядывая незнакомого парнишку. Педро назвал себя и начал сбивчиво объяснять цель своего прихода. В полумраке он не сразу заметил, как в глубине прихожей шевельнулась портьера и из смежной комнаты появилась знакомая фигура.
— Патрисио!
— Привет, парень. Вот уж не думал, что будешь искать меня. Считай, что тебе повезло. Я сюда заглянул-то случайно. Проходи.
Комнатка, куда он провел Педро, оказалась настолько маленькой, что в ней едва умещались крошечный круглый столик, складной диван да единственный стул, который Патрисио подвинул гостю. Потом он подошел к окну, проверил, хорошо ли задернуты шторы, и лишь после этого сел напротив на диван.
— Ну, выкладывай, что у тебя.
Многое из того, о чем поведал Педро, он уже знал.
— Понимаешь, парень, все это гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд. Хотя, казалось бы, иуда больше. А дело вот в чем. За прессой ты, наверное, следишь. Помнишь, что обещали военные, когда пришли к власти? Покончить с подрывной деятельностью, с террором экстремистов, как ультраправых, так и ультралевых. А ты видел хотя бы раз в списках арестованных или «исчезнувших» имена членов «Трех А» или других подобных им банд? Тех, кто безнаказанно расправляется с нашими товарищами? То-то и оно, что нет. Жертвами становятся профсоюзные, рабочие, студенческие активисты. Причем девять из десяти — такие, как ты или чуть постарше. Словом, молодежь. И никто из них не занимается ничем противозаконным, не имеет никакого отношения к экстремистам.
Разговор с Патрисио получился долгим, и суть того, что услышал Педро, сводилась к следующему.
Страна переживает тяжелый экономический кризис. Цены растут не по дням, а по часам. Квартплату не могут внести даже те, у кого есть работа. А что уж говорить о безработных, о тех, кто не имеет никаких средств к существованию и крыши над головой. Причем их число катастрофически растет. Движение протеста охватывает все более и более широкие слои населения. Правящая верхушка стала терять контроль над обществом. А это, в свою очередь, создает угрозу американским интересам. Потерять свои прибыли и политический контроль над Аргентиной? Нет, этого янки не могли допустить. Поэтому-то и потребовали любой ценой «навести порядок» в стране.
Патрисио потянулся и взял газету. Только сейчас Педро увидел, что седины у него заметно прибавилось.
— Ты, конечно, слышал о так называемой «доктрине национальной безопасности»? Вот, посмотри: «внутренний враг», «внутренняя война», «коммунистическая угроза». Это наши пишут. Но диктуют им американцы, чтобы оправдать террор таких масштабов. А утверждения властей, будто они ничего не знают, чепуха. Ни одна подпольная организация ультраправых, даже все они, вместе взятые, не в состоянии «похитить» столько людей. К тому же «ультра» обычно охотятся за видными фигурами, а тут в большинстве молодежь.
Патрисио помолчал, потом сумрачно добавил:
— То, что эта система разработана, чтобы уничтожить или запугать прежде всего таких, как ты, как Эдуардо, бесспорно.
— Значит, ты думаешь, и Эдуардо схвачен властями? — взволнованно спросил Педро. — Тогда что же делать, как им помочь?
— Прежде всего следует постараться узнать, куда увозят схваченных, что с ними делают. Ведь точных сведений ни о чем еще нет. А нам ох как нужно, чтобы весь мир узнал, что они здесь творят. Но будь предельно осторожен. Помни, мы имеем дело с теми, кто не остановится ни перед чем.
Говоря это, Патрисио и сам еще до конца не сознавал, насколько был прав. Он и предположить не мог, что за несколько месяцев до того, как начал раскручиваться зловещий механизм террора, в столице одного из соседних государств состоялась конференция главнокомандующих американских армий. Присутствовавший на ней аргентинский генерал, возглавивший впоследствии военный режим, заявил своим американским покровителям, что в Аргентине «погибнет столько людей, сколько необходимо для восстановления спокойствия».
— И еще, Педро, наладь связь с Лилианой. Ты должен ее знать. Она преподавала на юридическом факультете. Недавно я читал в газете ее статью. Как раз о том, куда могут таинственно исчезать люди. Держи ее в курсе дела. Думаю, она кое в чем сможет помочь. А теперь давай прощаться…
Патрисио проводил юношу до выхода, осторожно приоткрыл дверь и, убедившись, что на площадке никого нет, выпустил его.
После этой встречи прошло немало времени. Месяц летел за месяцем. Люди продолжали исчезать. Газеты — публиковать сообщения и фотографии неопознанных трупов, обнаруженных то в одном, то в другом пригороде.
А Педро все не удавалось за что-нибудь зацепиться. Попробовал он еще раз обратиться к родственникам некоторых из «исчезнувших». Но сведения, полученные от них, были весьма скудные. Оказалось, что, как и за Эдуардо, за «исчезнувшими» приезжают люди в штатском, обычно на машинах марки «форд-фалькон» без номеров. Взламывают двери. Часто увозят всех скопом, иногда по дороге кого-то отпускают. Хватают и при выходе с работы или прямо на улице. Если в этот момент появляется полицейский патруль, у штатских с ним происходит короткий разговор, после чего полиция берет под козырек и спокойно удаляется. Что происходит дальше, можно только гадать.
Приблизиться к разгадке тайны Педро помог случай. Как-то утром он ехал на велосипеде по запруженным машинами улицам Буэнос-Айреса. Вдруг лицо вышедшего из подъезда человека показалось ему знакомым. Да, несомненно, это тот, который сидел в машине, увезшей Эдуардо. Та же рыжеватая шевелюра, те же усики. Только на этот раз он был в форме капитана и сел в «альфа-ромео» с номерами.
«НУЖНО ПЫТАТЬ ЕГО, ПОКА ОН МОЖЕТ ГОВОРИТЬ»
Чему учат на курсах ведения допроса? Практическим вещам. Расплющивать пальцы, загонять спички под ногти, прижигать сигаретой, подвешивать за пальцы на шнурке. Нам говорили: когда «красный» молчит, не нужно тратить время на его избиение. Лучше дать ему помучиться и подумать. Потом можно приступать к допросу. То есть берешь кого-либо, чтобы другие об этом не узнали, допрашиваешь, убиваешь, ликвидируешь труп. Понятно? Нужно пытать его, пока он может говорить, а как только умрет, следует позаботиться об исчезновении трупа, чтобы «красные» не узнали, от кого и какую информацию мы могли получить.Из интервью с офицером, проходившим подготовку в американской военной школе в Форт-Гулике [31]
Капитан Диего Сангинетти только что простился с женой, поцеловав ее, как всегда, в щеку, погладил по голове сынишку, собиравшегося в колледж. Хорошая у него семья. Да и сам он старается уделять им побольше внимания, ни в чем не отказывать. Недаром знакомые считают его образцовым мужем, а женщины завидуют его жене. Она, конечно, не подозревает, чем он сейчас занимается, как не знает о его прошлом, о времени, проведенном в Форт-Гулике. Да этого ей и не понять, как, впрочем, и того, с какими отличными парнями из ЦРУ он там познакомился.
Да, в Форт-Гулике на пустяки время не тратят. Только американцы способны разработать такую эффективную систему. Люди дела. Капитан гордился своей нынешней «особой миссией» и стремился выполнять ее не за страх, а за совесть. Сейчас он направлялся в один из секретных центров, где содержались тщетно разыскиваемые родными и друзьями «исчезнувшие». Придумано великолепно: официальные власти остаются в стороне, не ведают ничего и даже могут повозмущаться: до чего, мол, дошли экстремисты. Но всех, кого надо, свозят сюда, а уж отсюда… Теперь, когда такая система действует по всей стране, можно не опасаться, что какой-нибудь судебный «крючок» — юрист обвинит тебя в нарушении прав человека, в посягательстве на свободу личности. Сейчас армии ничто не может помешать с честью выполнить возложенную на нее задачу: раз и навсегда покончить с марксистской заразой и создать поколение истинных патриотов, защитников идеалов и моральных ценностей западного мира. Правда, бывают и ошибки. Скажем, из тех, кого привозят в «центры», половина — точно мятежники. Половина под сомнением. Но в любом случае еще половина из этих последних уже заражена какой-либо вредной идеологией. Так что на «случайности» падает всего двадцать пять процентов. Стоит ли придавать значение такой мелочи, когда на карте — судьба родины?
Зашуршав шинами по гравию, «альфа-ромео» остановился у ворот окруженного высоким забором двухэтажного особняка на окраине Буэнос-Айреса. Капитан Сангинетти коротко посигналил. Ворота открылись, и машина вкатилась во двор. По внутренней лестнице капитан поднялся на второй этаж. Крики, доносившиеся даже сквозь громко звучащую музыку, говорили о том, что работа идет: «потрошат» очередного мятежника. Что ж, прекрасно. Его парни быстро усвоили науку, которую капитан так старательно постигал в Форт-Гулике.
Сангинетти вошел в кабинет с матовыми стеклами.
Ни с того ни с сего на ум пришли слова дурацкой песенки: «И все — в полусвете, вдвоем в полусвете…» Появившийся следом лейтенант Дельгадо коротко доложил обстановку:
— Вчера доставили еще двадцать человек. Двое скончались. Одного пришлось успокоить — похоже, сошел с ума. Двадцать восемь ветеранов перемещены.
На юношески румяном лице лейтенанта явно читалось удовольствие от проделанной работы. Да, этот юнец далеко пойдет. Неглуп, хладнокровен, да и пошутить так, чтобы понравилось начальству, тоже при случае умеет. Это он первым ввел в обиход и «ветеранов» — так называли тех, кто выдерживал здесь неделю «усиленной обработки», и «перемещение» — на тот свет.
— Хорошо, лейтенант. Кто дальше по спискам?
— На ближайшее время эти. — Дельгадо положил на стол голубую папку.
Капитан достал несколько листков, пробежал глазами. Да, работа была проделана по высшему классу. Конечно, архив у этих парней из ЦРУ отличный. Можно подумать, что они следят за каждым аргентинцем чуть ли не с рождения. Но и команда Сангинетти потрудилась на совесть. Кое-что пришлось обновить. Подросли те, кто раньше под стол пешком ходил, а теперь ударился в политику. Порой из таких получаются весьма опасные лидеры. На них полагалось обратить особое внимание. «Доктрина национальной безопасности» недвусмысленно предупреждает об угрозе, которую представляют возомнившие себя вершителями судеб нации юнцы. Беседы с муниципальными властями, преподавателями отняли немало времени. Проще было на предприятиях. Хозяева понимали все с полуслова и охотно делились сведениями, которыми они располагали. Потом кое-какие справки о друзьях и родственниках, чтобы никого не упустить. Зато теперь можно рвать с корнем.
Капитан Сангинетти поставил свою подпись под списком и поднялся. Жаль, конечно, но сегодня присутствовать на допросах не придется. Нужно заехать домой, переодеться, а в двенадцать в кафе «Атлантида», как всегда, его будет ждать шеф из ЦРУ.
Гарольд Тампли обосновался в Буэнос-Айресе давно и числился владельцем небольшой фирмы по продаже недвижимости за границей. Сангинетти, правда, не знал ни одного случая, чтобы кто-то удачно воспользовался ее услугами. Зато никто никогда не надоедал ее сотрудникам претензиями. Это позволяло Тампли спокойно заниматься другими делами, отнюдь не коммерческого характера.
Вернувшись из Форт-Гулика, капитан Сангинетти довольно долго не получал от своих шефов никаких указаний. И лишь примерно через год от Тампли пришло письмо с приглашением встретиться «для обсуждения складывающейся конъюнктуры с заграничной недвижимостью», С этого началась непосредственная разработка «Операции „Невод“». Тампли стал основным консультантом по составлению списков подрывных элементов. Однако этим его функции не ограничивались. Хотя костяк создававшегося секретного репрессивного аппарата составили кадровые военные и полицейские, беспрекословно выполнявшие любые приказы, «переработка» в ночное время плюс известный риск требовали поощрения. На оборудование «центров» тоже нужны были деньги. Официально финансировать эти расходы было нельзя. Поэтому ЦРУ предложило свои фонды, а фирма Тампли стала своего рода «банком», распоряжавшимся кредитами и информировавшим Лэнгли об «улове» заброшенного «невода».
…Утром капитан Сангинетти не обратил внимания на встретившегося ему парнишку-курьера на велосипеде. Однако Педро запомнил и дом, и номер «альфа-ромео», на котором уехал офицер. Как назло, в этот день ему предстояло колесить по всему городу, так что самому заняться наблюдением нечего было и думать. После некоторых колебаний он решил позвонить Эдит. Она ни с кем и ни с чем не была связана, и втягивать ее в эту историю Педро не хотелось. Но выхода не оставалось. Эдит, еще со школьных времен во всем доверявшая Педро, не заставила долго себя уговаривать. Через полчаса ее крошечный «фольксваген», затерявшись среди других машин, стоял неподалеку от дома, где жил Сангинетти. И когда, переодевшись в штатское, капитан отправился в кафе «Атлантида», вслед за его «альфа-ромео» последовала и Эдит.
Тампли уже ждал, потягивая виски с содовой. Коллеги «по борьбе с подрывными элементами» давно уже были на короткой ноге и не тратили времени на светские условности. Тем не менее на сей раз американец превзошел сам себя.
— Как у вас дела с перемещением? — вместо приветствия спросил он, едва капитан присел к его столику. Вопрос был несколько неожиданным, и Сангинетти удивленно поднял брови.
— Не о вашей ли последней акции шумит сегодня пресса? — Гарольд положил перед офицером свежие номера газет. Во всех на первых полосах сообщалось о трех десятках неопознанных трупов, обнаруженных на Панамериканском шоссе при выезде из Буэнос-Айреса. «Да, вчера машины с „перемещенными“ ушли именно туда», — подумал Сангинетти, но лишь неопределенно пожал плечами.
— Вы что, полагаете, что ваша задача — поставлять сенсационные материалы для газет? Уничтожить несколько тысяч недовольных — это полдела. Не забывайте, сколько их еще останется. И чтобы заставить их не роптать, к каждому пришлось бы приставить солдата со штыком. У вас на это не хватит всей армии. Роль солдата со штыком должен играть страх. А люди начнут по-настоящему бояться тогда, когда по утрам будут находить пару трупов у порога собственного дома. «Перемещать» нужно по два-три человека. Но почаще. Это действует гораздо эффективнее, чем массовые ликвидации. Да и пресса в таких случаях уже перестает делать из этого трагедию.
Да, действительно. Сангинетти вспомнил пример, который им приводили на лекции в Форт-Гулике. Когда в Бразилии после 1964 года от пыток умер первый человек, разразился национальный скандал. О десятом умершем, от пыток лишь мимоходом сообщили газеты. Пятидесятого восприняли как «норму».
— Со временем, — сказал Тампли, — когда вы заставите людей жить в постоянном страхе, эти «расходы» можно будет сократить и лишь иногда напоминать о себе. А пока система и еще раз система. Против нее интеллект бессилен. Но хватает людей — привлекайте новых. Столько, сколько потребуется. Наша «фирма» мелочиться не станет…
«ОБЫЧНО ЗАБИРАЛИ ВСЕХ, КТО НАХОДИЛСЯ В КВАРТИРЕ»
«Группа задач», «групо де тареас» — это особые поручения. В зависимости от проводимой операции в нее могло входить от 4 до 20 человек. Конечно, все военные. Но на задание обязательно переодевались в штатское, оставляли документы. Для чего? Чтобы враг не смог нас опознать. Выезжали по спискам, которые получали от офицеров. Как мы действовали? Звонил в дверь, если сразу не открывали, дверь выламывалась. Обычно забирали всех, кто находился в квартире. Если замечали что-нибудь подозрительное, стреляли без предупреждения. На это нам было дано особое разрешение. Обычно стрельба была для острастки, но пуля — она не разбирает. Иногда это кончалось парочкой-другой лишних трупов. Часто случалось, что вместо одного парня, которого нужно было забрать, там оказывалась целая компания. Ну, если дорогой выяснялось, что остальные тут ни при чем, мы их где-нибудь высаживали, а сами ехали дальше. Но как узнать, при чем они или ни при чем? Если они к нему пришли, значит, возможно, это такие же, как он, только мы о них не знаем. Поэтому обычно прихватывали всех. А места, куда их свозили, назывались «отсосниками». Полиция предупреждалась, что в таком-то секторе проводится операция, и не показывала носа.Из свидетельства унтер-офицера Вильяра
Разыскать Лилиану Мабпни, о которой говорил Патрясио, оказалось непросто. Власти закрыли половину факультетов, объявив их «рассадниками экстремизма», уволили многих преподавателей, в числе которых оказалась и Лилиана. Окольными путями Эдит все же сумела влясннть, что опальная преподавательница работает советником по юридическим вопросам в Комиссии по правам человека. Не очень хотелось там появляться. Если дело обстоит так, как говорил Патрисио, то комиссия, куда сейчас больше всего обращаются за помощью родственники «исчезнувших», должна находиться под при-стальпым наблюдением властей. Поэтому решили по вечерам дежурить у входа в здание на проспекте Кальяо, 569, где размещалась комиссия. Посетителей там принимали до девяти, когда другие учреждения давно кончали работу. Значит, рано или поздпо они должны были увидеть Лилиану.
К концу недели им повезло. Устало спускавшаяся по истертым ступеням у бокового входа Лилиана сама заметила Эдит, занимавшуюся когда-то у нее в семинаре, и приветливо помахала ей рукой. В свое время в красавицу преподавательницу были влюблены все студенты, и не только ребята, но и девушки. Впрочем, любили ее не только и не столько за красоту, а за честность, принципиальность, за непримиримое отношение к любой несправедливости. Лилиана не принадлежала ни к какой организации, и когда ее спрашивали, почему она не вступает в Федерацию, смеясь, отвечала: «Что вы, ребята, я уже стара для таких дел. Хватит мне и того, что от вас на факультете достается». Хотя было ей, наверное, чуть больше тридцати, а на вид и того меньше.
…Эдит остановила «фольксваген» в конце проспекта и выключила мотор.
— Простите, бензин сейчас кусается, а в пять минут всего не расскажешь, — немного робея, начала она.
— Ничего, можете не торопиться, мне спешить некуда, — ободряюще улыбнулась Лилиана.
Она внимательно выслушала ребят. Особенно ее заинтересовало то, что им удалось узнать о капитане.
— Да, похоже на почерк «группы задач». Причем таких групп очень много. Все они действуют нелегально. И не только в столице, а по всей стране. Кое-что мне уже ясно. Ваш капитан, например, очень похож на человека, о котором сообщили двое ребят из «Инженерного училища ВМФ». Они рассказывают страшные вещи о том, что у них происходит. Иногда вдруг прекращаются все занятия, и курсантов, да и большинство преподавателей отводят в склад-ангар. Там их запирают на несколько часов…
Рассказ был действительно страшен. Оказывается, в училище есть большое спортивное поле, рядом с рекой. И хотя курсантов в такие дни держат подальше от этого места, от них трудно что-либо утаить. Во всяком случае, под большим секретом среди них поговаривали, что, когда объявляется «домашний арест», на спортивное поле армейские грузовики привозят хворост и трупы людей. Сваливается хворост, на него трупы, сверху еще хворост. Все это обливается бензином и поджигается. Кое-кто утверждал, что иногда в костер попадали и живые люди, их даже не удосуживались добить. По ночам все то, что могло послужить для опознания, сгребалось и отвозилось уже на грузовиках училища в Вилья-Девото, в так называемый «экологический пояс» на юго-западном шоссе, где перемешивалось с отбросами и мусором.
— …Капитан, периодически появляющийся в «Инженерном училище ВМФ», видимо, имеет к этому непосредственное отношение. Не упускайте его из виду. Постарайтесь узнать, с кем он встречается в кафе. Ведь, согласитесь, время и место — не для рандеву со старинными приятелями. Меня вы можете найти по этому телефону. — Лилиана назвала номер.
Педро и Эдит несколько раз повторили его, пообещав сразу же, как только выяснится что-нибудь новое, дать ей знать. От предложения отвезти ее домой Лилиана отказалась.
— Поймите, ребята, они только делают вид, что заботятся о нашей безопасности. А на самом деле все, кто работает в комиссии, для них приманка. Не ровен час — увидят вас со мной.
Вновь зловещего капитана Педро и Эдит увидели совершенно неожиданно при весьма драматических обстоятельствах. Как-то в воскресенье девушка прибежала к Педро и выложила новость о трупах, выброшенных прибоем на пляже в Кильмесе. Они решили съездить туда, чтобы самим удостовериться в этом. На месте происшествия уже собралось довольно много людей. Озабоченные полицейские безуспешно пытались разогнать любопытных. В конце концов прибывшие на грузовиках солдаты оттеснили толпу от берега, где лежало сто, а может, и больше трупов, прибитых волнами. Откуда они взялись, что это были за люди, никто не знал.
Лишь много позднее была разгадана загадка таинственного появления трупов на пляжах Монтевидео и Буэнос-Айреса. В бессознательном состоянии после пыток или от действия медицинских препаратов людей грузили в самолеты в военном секторе аэропорта «Эсейса». Затем «груз» вывозили в сторону залива, где жертвы сбрасывались в море, и акулам предоставлялась возможность завершить их «погребение». Однако вначале организаторы этих операций не учитывали течения, ветры, и трупы приносило обратно к берегу.
На пляже в Кильмесе один из офицеров показался Педро удивительно знакомым. Бог мой! Да ведь это капитан! Вот он подошел к какому-то типу в штатском, сердито сказал несколько слов и быстро зашагал к стоявшему неподалеку «альфа-ромео». Стараясь не привлекать внимания, молодые люди тоже поспешили к «фольксвагену» Эдит.
Капитан Сангинетти буквально кипел от злости. Подумать только: пришлось самому тащиться сюда, рискуя «засветиться»! Но ничего не поделаешь, поскольку в операции были задействованы его люди, нужно было на месте оценить масштабы допущенной ими глупости. К тому же, несмотря на неоднократные предупреждения не брать «активных», один из этих недобитых мерзавцев утащил за собой сопровождавшего рейс унтер-офицера Гарридо, которого пока некем заменить. А тут еще ему только что сообщили об аресте двух курсантов из «Инженерного училища ВМФ», которые, как оказалось, были связаны с какой-то бывшей университетской дамочкой. Выходит, вот откуда утечка информации. Ну, с курсантами все ясно. Погибли при исполнении служебных обязанностей, «защищая родину от внутреннего врага». А за дамочкой придется послать «форд-фалькон». Тут рисковать нельзя, у нее могли быть и другие источники. А самое паршивое, что все это сейчас придется выкладывать Гарольду…
В «Атлантиде» по случаю воскресенья было полно народу, и лишь Тампли сидел в одиночестве за заранее заказанным столиком. Про себя Саигинетти не без злорадства отметил его оплошность, но предпочел промолчать. Однако американец, видимо, уже осознал ее, поскольку пребывал отнюдь не в лучшем настроении. Во всяком случае, он даже не дослушал капитана.
— Кретины! Что значит «некем заменить»? Вам же было рекомендовано ввести «ротационную систему» и обкатывать всех, — побагровев от ярости, зашипел Тампли. — Что? Слюнтяи, блюют на допросах? Ничего, поблюют и привыкнут. Еще раз объясните это своему руководству: пусть периодически меняют состав «групп задач», привлекают всех и сами подают пример, а не отсиживаются в кабинетах.
Пристроившись у стойки бара, Педро украдкой наблюдал за столиком, где сидел капитан. Умей юноша читать по губам, как это делают глухонемые, он бы понял, о чем там идет разговор и что ни с Лилианой, ни с ребятами из «Инженерного училища ВМФ» ему уже не придется увидеться. Впрочем, сейчас Педро занимало другое: как выяснить, с кем встретился капитан? Высокий лоб, седые волосы, судя по костюму, преуспевающий делец. Как только к столику подошел официант со счетом, юноша залпом допил коктейль и поспешил уйти. Вместе с Эдит они видели, как вышел капитан, сел в свой «альфа-ромео» и уехал. Но Седой все не появлялся. Педро даже забеспокоился: нет ли в кафе другого выхода? Наконец в дверях возникла и его плотная фигура. Собеседник капитана взял такси. Они долго ехали за ним по улицам Большого Буэнос-Айреса. Как обычно по воскресеньям, город опустел, и держаться приходилось подальше, рискуя потерять машину из виду. Наконец на проспекте Ривадавия пассажир вышел. Пройдя три квартала пешком, он скрылся в портале старинного пятиэтажного дома.
Дом был жилой, значит, скорее всего здесь квартира Седого.
— Эдит, милая, завтра придется тебя еще немного поэксплуатировать, а то мне с утра нужно обязательно быть в банке. Постарайся проследить, куда Седой отправится на работу. Так мы скорее выясним, кто он. — Педро умоляюще посмотрел на девушку.
Поскольку иного выхода не было, Эдит согласилась попробовать себя в роли сыщика.
Для девушки наступило трудное время. Она несколько раз дежурила на проспекте Ривадавия, но незнакомец в утренние часы из дома не выходил. А тут еще родителей стали все больше беспокоить ее частые отлучки, о причинах которых она отмалчивалась. Если это свидания, то почему не привести молодого человека в дом и не познакомить с ним? Они даже пригрозили, что вообще перестанут отпускать дочь. Наблюдение пришлось прекратить. Педро между тем буквально не находил себе места. Мало того, что ничего толком не удалось выяснить о таинственном капитане, перестал отвечать телефон Лилианы. Звонил он ей только из автоматов: предосторожность, которую она просила соблюдать, чтобы в случае чего не подставить себя по удар. И вот уже педеля как трубку в ее квартире на улице Пинтос никто не берет. Не иначе с ней что-то случилось.
Впрочем, словно сжалившись над Педро, судьба преподнесла приятный сюрприз. Когда вечером, возвращаясь с работы, он вошел в подъезд, его негромко окликнул знакомый голос:
— Привет, Педро.
— Эдуардо, ты?! Откуда?
— Тише. Ты один?
— Один, не беспокойся. Надежнее убежища, чем у меня, все равно не найдешь.
Когда они поднялись в крохотную квартирку, состоявшую из одной лишь комнаты, Педро засыпал друга вопросами:
— Что с тобой случилось? Где ты был? Да рассказывай же…
— Не знаю, с чего начать. — Эдуардо тяжело опустился на стул.
— Да ты, наверное, голоден? — спохватился Педро. — Сейчас я тебя накормлю.
Когда со скромным ужином было покончено, Эдуардо приступил к своему невеселому повествованию:
— Значит, ты видел, как меня увезли? Так вот, ворвавшись в квартиру, они прежде всего оборвали телефон. Мать с сестрой поставили лицом к стене и приказали не разговаривать. Я попытался протестовать, только меня тут же сбили с ног и так саданули сапогом под дых, что чуть язык не откусил. Потом связали и тоже поставили лицом к стене. Потом в квартире перевернули все вверх дном. Ничего, конечно, не нашли, но меня выволокли за волосы на лестницу, а в машине сразу завязали глаза…
Машина часто сворачивала, то замедляя ход, то мчась с бешеной скоростью. Очень скоро Эдуарде потерял всякую ориентировку. В пути тот, что сидел рядом с водителем, связался с кем-то по радиотелефону и доложил об окончании операции. Задержанного привезли, видимо, куда-то на окраину, поскольку не было слышно ни шума машин, ни голосов прохожих. В каком-то темном помещении сняли повязку, вместо нее натянули капюшон и бросили на заскорузлый от нечистот и крови тощий матрац. Разговаривать, вставать и даже двигаться запретили…
— Сначала по смене дневного и электрического света я пытался вести счет дням, но скоро сбился. Зато когда давали поесть, я сумел подсмотреть, что всего на бетонном полу нас было человек пятьдесят. Наконец, не знаю уж, на какой день, меня отвели на допрос в кабинет с матовыми стеклами. Сначала этак вежливо выяснили анкетные данные. Потом приказали раздеться догола, связали за пальцы рук тонким шнурком и подтянули к потолку, чтобы стоял на цыпочках. Примерно через час стали задавать вопросы: кто мои товарищи, где списки других экстремистов, через кого поддерживается связь за границей? Особенно упирали на друзей и знакомых.
Тыльной стороной ладони Эдуардо вытер выступившие на лбу крупные капли пота. Губы у него предательски подергивались.
— Ладно, успокойся, потом поговорим, — попытался остановить друга Педро, видя его состояние.
Но тот повелительно поднял руку, прося не мешать.
— Ты же знаешь, Педро, ни на один из этих вопросов мне нечего было ответить. Но назови я любое имя — и человека ожидало бы то же самое. Поэтому я решил молчать. Тогда меня сняли с «удочки» и привязали к металлической кровати. Включили ток и принялись тыкать проводом в лицо, в виски, в пах. Я перестал что-либо соображать. Кажется, жутко кричал. Боль адская. Потом опять вопросы, «удочка», кровать, вопросы. Обратно в камеру меня приволокли чуть живого. И, сволочи, никому не позволяли даже подойти, чтобы как-то помочь. — Голос Эдуарде дрогнул. Он провел ладонью по лицу. — И так целую неделю. Иногда по два раза в день. В конце концов, вонючий матрац стал казаться мне райской обителью. Не знаю, как и выдержал. Я часто вспоминал тебя, Педро, и больше всего боялся, как бы в полубессознательном состоянии не вырвалось твое имя…
Наверняка кто-то не выдерживал и начинал говорить. Многие сходили с ума. Пытки прекращались только тогда, когда палачи получали необходимые сведения или же убеждались, что продолжать бесполезно. После этого следовало «перемещение». На их языке это означало ликвидировать. Убивали и тех, кто молчал, и тех, кто говорил. Чтобы не оставалось свидетелей…
— Как же тогда тебе удалось выбраться? — перебил Педро, не в силах больше выслушивать ужасные подробности.
— Чудом. В охране был один унтер-офицер, который скрупулезно выполнял все приказания, но никогда не выходил за установленные рамки. Обо мне почему-то забыли. Видимо, я попал в списки «перемещенных», когда еще ликвидировали сразу по нескольку десятков человек. И вот однажды, когда подошла очередь этого унтера «перемещать», он вызвал трех человек, потом тронул меня за локоть: «Пошли, парень». Когда мы вылезли из машины и в темноте двинулись через какой-то лес, он просто взял да толкнул меня в сторону. Я упал и остался лежать. Где-то рядом раздались выстрелы. Тогда я вскочил и побежал. Два дня скрывался в лесу. Не хотелось ни есть, ни пить, только лежать, закрыв глаза и ни о чем не думая…
Потом беглец начал понемногу приходить в себя. О том, чтобы пробираться в лохмотьях в Буэнос-Айрес, не могло быть и речи. Недалеко от леса находился какой-то поселок. Поздно вечером он прокрался туда и постучал в один из крайних домов. К счастью, там жили порядочные люди: накормили, дали одежду, немного денег, и вот он здесь.
Эдуардо замолчал. Чувствовалось, как ему трудно вспоминать пережитое. Настала очередь Педро. Его рассказ Эдуардо слушал довольно рассеянно и, только когда речь зашла о капитане, заметно оживился.
— Капитан? — переспросил он. — Во время ареста я не обратил на него внимания. Подожди, как же его фамилия? Кажется, Сангинетти. Он же появлялся там, руководил пытками. Обычно они обращаются друг к другу по кличкам, но как-то два охранника разговаривали между собой и упомянули о капитане. Я расслышал эту фамилию…
Довести разоблачение капитана до конца стало для трех друзей делом чести. Однако Эдуардо долго еще не мог оправиться от пережитых потрясений: боялся выходить на улицу, вздрагивал от каждого стука, по ночам стонал во сне. А пока он медленно приходил в себя, Педро и Эдит старались не упускать капитана из виду. Шаг за шагом они выяснили, что тот зачастил в генштаб, причем продолжает встречаться с неизвестным седым человеком в кафе «Атлантида», и даже чаще, чем раньше.
…Педро отложил книгу и подошел к окну. Деревья в сквере напротив уже начали желтеть. Да, осень, вторая осень после начала всей этой истории…
За спиной надрывно затрещал телефон. Звонила Эдит.
— Слушай внимательно, Педро! — Голос Эдит дрожал от волнения. — Он работает в фирме «Инмуэблекс». А самое главное — после встречи с капитаном он заезжал в американское посольство, оно недалеко от его конторы, и пробыл там часа три. Обратно его отвезли на машине с дипломатическим номером.
Педро поблагодарил девушку и повесил трубку. Теперь настало время снова разыскивать Патрисио. Он отправился по знакомому адресу. Хозяйка дома внимательно выслушала юношу и пообещала как можно быстрее передать все кому следует. Результатов долго ждать не пришлось. Через несколько дней зарубежные газеты опубликовали сообщение, что капитан Сангинетти, ответственный за координацию системы подпольного террора, является агентом ЦРУ, а руководит им резидент Гарольд Тампли, прикрывающийся ширмой посреднической фирмы «Инмуэблекс».
Переполненный актовый зал университета, затаив дыхание, слушал Патрисио.
— …В американских фильмах ужасов не увидишь того, что творилось здесь по сценарию, написанному ЦРУ. Мы еще не располагаем полными данными, но уже сейчас можно сказать, что погибли тысячи людей, пройдя через чудовищпые пытки. Вдумайтесь в эти страшные цифры: почти девяносто процентов «исчезнувших» и до сих пор не обнаруженных — люди от пятнадцати до тридцати лет. Вот против кого велась эта необъявленная война. По приказу американцев местная реакция замахнулась не только на наше настоящее, но и на будущее аргентинского народа, поставив своей целью обезглавить демократическое движение на поколение вперед…
Патрисио сделал паузу и обвел взглядом, казалось, бесконечные ряды раскрасневшихся от гнева юных лиц.
— Но им не удалось ни сломить, ни запугать нашу молодежь. Те, до кого не дотянулась рука террора, рискуя жизнью, по крупицам собирали сведения, позволившие разоблачить, кому и зачем понадобилось превращать аргентинских военных в садистов и убийц. Многие из этих смельчаков, кому тогда было пятнадцать-шестнадцать, находятся здесь, в этом зале.
И Патрисио посмотрел туда, где стояли Педро, Эдуардо и Эдит.
— Но сейчас все это кончилось. Кто-то из непосредственных исполнителей уже понес наказание. Но кое-кому пока удается уйти от ответственности. Недосягаемыми остаются и истинные виновники преступлений, творившихся на нашей земле. Те, кто показал свое настоящее лицо, уже покидают нашу страну. Но сколько «рыцарей плаща и кинжала» еще осталось — не знает никто. Так же как никто не может гарантировать, что завтра люди из Лэнгли не появятся в какой-нибудь соседней стране и там не повторится трагедия Аргентины. Поэтому наша задача сейчас — не допустить, чтобы хоть одно преступление осталось нераскрытым, чтобы ни один из виновных не ушел от наказания!
