Юрий Михайлович Колотов, а для своих просто Михалыч, завтракал в ресторане, хотя для нормальных людей еда в два часа дня обычно называлась обедом. Но Колот постоянно засиживался за карточной игрой либо в казино, либо в кругу своих старых друзей, с которыми он когда-то еще в советские времена пытался легализовать игорные притоны.

Сейчас, став успешным бизнесменом, Юрий Колотов вволю наслаждался жизнью и любимой карточной игрой. А ведь некогда, буквально десяток лет тому назад, авторитет Колот проходил по уголовным делам, чаще правда косвенно, был частым гостем в УБОПе и УВД. Официальным лидером курируемой им группировки стал Константин Шустов, а Михалыч свободно чувствовал себя в среде бизнесменов и политиков и мог, когда это требовалось, оказать поддержку своему приемнику со стороны властей.

Когда зазвонил сотовый телефон, Михалыч ответил сразу, на этот номер звонили только нужные люди, но в этот раз он услышал незнакомый голос.

— От какого Сереги с Новосибирска? — переспросил он у звонившего. И когда на другом конце провода хозяин злополучной «Калдины» уточнил от какого именно Сереги и рассказал суть дела, выражение лица Колота изменилось, причем не в лучшую сторону. Он не любил навязываемых ему чужих проблем, но то обстоятельство, что ему иногда приходилось обращаться к тому человеку, от которого был теперешний собеседник, заставило его выслушать суть вопроса.

— Ну, подъезжай к гостинице «Уссурийск», — неохотно назначил встречу Михалыч и положил трубку.

Положил трубку на другом конце и хозяин «Калдины».

— Ну что, поможет? — с надеждой в голосе спросил звонившего находившийся рядом один из амбалов.

— Поехали! — выдохнул тот.

Волнение за нерешенный вопрос его не покидало, и, выходя из гостиничного номера, он и сам не знал, поможет ли ему этот самый Михалыч, не сказавший ничего определенного.

А Колот теперь, забыв про еду, усиленно думал, как помочь этому человеку так, чтобы обойтись без особых проблем для себя и своих подопечных спортсменов. С одной стороны, отказать в помощи новосибирскому другу нельзя, а с другой стороны, проблема была связана с человеком, связываться с которым очень не хотелось.

Большой роли в криминальном раскладе Приморья Бандера не играл, но и братве, и ментам он был известен как человек, уже неоднократно выходивший в одиночку против целых преступных группировок Уссурийска и Владивостока, и, что самое удивительное, в этих встречах он сумел отстоять свои позиции. Прошедший с восемнадцатилетнего возраста множество тюрем страны и общавшийся с ворами, Банин грамотно доказывал свою правоту на стрелках, и не решавшиеся идти на беспредел братки уезжали ни с чем. Но иногда его слов не хватало, тогда Бандера подкреплял их с помощью оружия, с которым никогда не расставался.

Свой последний срок Бандера отбывал именно за одну из таких разборок, когда в середине 90-х уверенная в своей силе группировка бывших боксеров решила показать правому в ситуации Банину, кто здесь главный. Тот не стал долго разговаривать, а молча вытащил пистолет и несколько раз в упор выстрелил в оскорбившего его Мартына и, уходя со стоянки, где все это происходило, сказал друзьям расстрелянного, что бы похоронили его как человека. Эту историю знали все, Мартын упал тогда с пулей в области сердца и никто не сомневался, что он нежилец. Кто ж мог знать тогда, что врачам каким-то образом удастся продлить ему жизнь и Бандере дадут всего три года, так как на момент суда потерпевший был еще жив. Впрочем, Колот догадывался, что тут не обошлось без денег. Вспомнил Михалыч и свое знакомство с Бандерой, и воспоминание это было не из приятных…

…Приехавший тогда на стрелку Бендер, получивший свое прозвище за хорошее усвоение уроков Остапа Ибрагимовича, бывший боксер, ныне, как водится, — рэкет-мэн Анатолий Фролов, стоял и молча выслушивал наезжавшего на него Шкета, спокойно глядя тому прямо в глаза.

Бендер был, как и все боксеры, человеком, уверенным в своей силе, к тому же обладал большими габаритами и развитой мускулатурой. Но в данный момент перед ним стояли негласные хозяева города. Воровской положенец города Юрий Ткаченко, самый уважаемый и авторитетный из всех ставленников, которые заправляли когда-либо общаком в этом городе, его правая рука, самый близкий человек Юра Колот и двое их приближенных подельников, которые умели красиво объяснять людям, что они не правы и должны платить.

— Ты кто такой вообще?! Ты кто по жизни?! — продолжал наезжать Шкет на Бендера. — Здесь все люди… Это Юра Ткач, а это его близкие, слышал, наверное? Ну, говори, че ты молчишь? Ты, какое право, вообще, имел забирать у него машину?! Он че тебе должен был?! Или кому из вас? Где тот, что с тобой был?! — поток вопросов Шкет выпаливал по отработанной и проверенной годами схеме.

— Сейчас подойдет, на одиннадцать же стрелка, — спокойно ответил Бендер, не смотря на наколенную обстановку.

— А он кто такой?! — продолжал наезжать Шкет.

— Мой двоюродный брат, только освободился.

— Откуда освободился? — задал вопрос Колот, разбиравшийся в этих делах лучше Шкета.

— Где он сидел?! — тут же подхватил Шкет, что бы не снижать темпа наезда.

Бендер начал объяснять оппонентам, где и когда отбывал заключение его двоюродный брат. Вот тут-то и подошел Бандера, подошел спокойно, хотя отчетливо слышал угрожающий тон в свой адрес.

— Привет всем, — поздоровался он со всеми.

— А ты кто такой?! — тут же переключился на него Шкет. — Откуда ты взялся?! Понаблатыкался что ли там в Челябинске?! Порядки тут уральские устраиваешь?! — Шкет знал, что в Челябинском управлении исполнения наказаний была воровская постановка, было слишком много правильных людей, воспитанных вором Северенком. Но темп решил не снижать — наезд есть наезд. Если братья сейчас съедут и отдадут машину, то доказать свою правоту в присутствии воров или их близких будет уже сложно.

— Я тебя сейчас быстро обломаю! — начал подходить Шкет к Бандере с угрожающим видом. — Я тебе покажу, как…

Что именно он хотел показать ему, Шкет сказать не успел, его прервал неожиданно раздавшейся выстрел, пуля угодила Шкету в живот. Он осекся, выпучил глаза и, содрогнувшись от боли, упал к ногам Бандеры, несколько раз дернулся и затих. В этот момент Колот и остальные увидели кончик ствола пистолета, торчащий из-под аляски Бандеры, тот стрелял, не вынимая рук из кармана, поэтому и не было понятно, откуда выстрел.

Бендер с удивлением посмотрел на брата, такого не ожидал даже он. Банин был младше его на четыре года и, когда еще в семнадцатилетнем возрасте собрал свою первую бригаду и начал рэкетировать только зарождавшиеся тогда кооперативы, по силовым вопросам обращался к нему, к своему старшему брату. У юного Бандеры на взрослых конкурирующих с ним блатных рука не поднималась. Если нужно было кого-то проучить, он шел к нему. А сейчас…

Бандера опустил глаза на лежавшего на земле Шкета и абсолютно спокойным голосом спросил всех:

— Кто это?

Все молчали, поглядывая на исчезающий кончик ствола.

— Чей это человек? — также без каких-либо эмоций повторил свой вопрос Бандера.

— Мой, — Ткач вынужден был ответить, чтобы не уронить свой авторитет.

— А почему твои близкие не научены тобой тому, как с людьми разговаривать? — Бандера говорил медленно и спокойно, и Ткач решил промолчать, весьма правильно рассудив, что спокойствие говорившего свидетельствовало лишь о том, что второй выстрел, в случае чего, не заставит себя ждать.

— Нам бы поговорить с тобой надо тэт-а-тэт, — разрядил обстановку Колот, обращаясь к Банину дружелюбным тоном.

Тогда разошлись нормально, более того подружились, и Ткач иногда обращался к братьям по щепетильным вопросам. Но прошло уже более двенадцати лет. Ткач давно убит, Бендер тоже, а Банин, не получивший ни от кого поддержки после последней отсидки, двигался самостоятельно, и что у него на уме, никто не знает. Даже разговаривая с ним, по его «стеклянным» глазам никогда не определишь — улыбнется он сейчас или выстрелит.

Но делать было нечего, вопрос по новосибирской машине нужно было решать, и Колот решил поручить этот вопрос Шустрому, полагаясь на его рассудительность и умение правильно разговаривать.

— Костя, — сказал Михалыч в трубку, когда Шустрый ему ответил, — подъедь ко мне в ресторан.

* * *

Малыш вместе со своими молотобойцами отрабатывал в спортзале приемы рукопашного боя. Его бригада действовала в городе автономно, но от имени Шустрого.

У Малыша с Шустрым был своеобразный симбиоз, когда возникали серьезные вопросы, непосильные Малышу, их решал Шустрый. Но последний в свою очередь требовал со всех находящихся под его прикрытием самостоятельных групп регулярного сбрасывания в общак и в случаях, когда ему было необходимо силовое прикрытие, собирал всех.

— Малыш, к телефону, — сказал вошедший в спортзал молодой воспитанник школы «Киокушинкай», которую основал в городе мастер восточных единоборств с подачи Шустрого.

— Я занят. Не видишь, что ли? — не переставая отрабатывать удары, бросил Малыш.

— Шустрый, — оправдывая свое вмешательство в тренировку, сказал юноша, и это возымело действие.

— Давай, — сразу подошел к телефону Малыш, прозвище было дано с юмором, роста он был огромного. — Ало, — сказал он в трубку и начал внимательно слушать, лишь изредка покачивая головой.

— Да, Малыш, — доносились из трубки наставления Шустрого, — скажи пацанам, чтоб на стрелке держались от новосибирцев подальше, если Бандера кого и расстреляет, то только их, с нами он ссориться не будет.

Шустрый разговаривал из ресторана, сидя рядом с Колотом, у которого пропал аппетит. Михалыч, отодвинув от себя тарелки, невесело думал о чем-то своем, уставившись в одну точку.

— Понял, — наконец произнес Малыш и направился в дальний угол спортзала.

— Собирайтесь, едем на стрелку, — крикнул он на ходу, перекрывая гомон и шум ударов.

— С кем стрела? — крикнул кто-то, не отрываясь от занятий.

Малыш как можно спокойнее, чтобы не напрягать парней, отхлебнул воды из бутылки и сказал:

— С Бандерой.

В зале моментально наступила тишина, парни прекратили занятия и стояли молча, спокойствие Малыша не сыграло. Каждый думал о своем. Бывало, что после стрелок с Баниным кто-то не возвращался, и связываться с отмороженным, как они считали, уголовником никто не хотел.

* * *

Бригада Большого, в прозвище которого не было никакого юмора, его фамилия была Большаков, а габариты вполне соответствовали фамилии, уже давно легализовалась в частное предприятие и находилась в офисе, когда позвонил Шустрый. Большой слушал по телефону Шустрого, а парни, весело гогоча, обсуждали похотливые похождения своего товарища. Выслушав Шустрого, Большой положил трубку, потушил в пепельнице недокуренную сигарету, достал из стола свой ТТ, проверил, заряжен ли, и, перебивая веселье парней, сказал:

— Вечером стрелка.

— С кем? — спросил продолжавший смеяться Петруха.

— С Бандэровцами, — произнес Большой, глядя куда-то в сторону.

После этих слов улыбки сползли с лиц парней, они замолчали и задумались.

Раньше уже вставал вопрос о ликвидации Банина как «особо опасного». Но тот вел себя умно, никуда не совался, если не был уверен в своей правоте, и никому не создавал конкуренции. Занимался потихоньку подставами и очень редкие встречи с ним навели парней на мысль, что «не тронь говно, оно и вонять не будет». Этим они и оправдывали свое нежелание связываться Бандерой.

Теперь же предстояло с ним встретиться…

* * *

Глыба, личный телохранитель Шустрого, сидел дома в уютно оборудованной кухне, пил чай и с улыбкой слушал щебетание жены, хлопочущей здесь же, на кухне.

— Знаешь, Ленка-то со своим опять разводится, — говорила Валя.

— Даты что?! Ну, правильно, ей-то только секс и нужен, а Пахе-то некогда, — улыбаясь, отвечал Глыба.

— Да есть у него все! И время у него есть, и желание есть, только ест всякую дрянь, чтобы мускулы росли, вот и не стоит уже нормально, — говоря это, она направилась к зазвонившему в этот момент телефону, нашла его на диване и, положив на стол перед мужем, продолжала высказывать свое мнение:

— В самом деле, не бодибилдинг, а дибилдинг какой-то получается!

— Алло! — ответил на звонок Глыба. — Хорошо, Костя. Ас кем стрелка? С Бандерой?!

Услышав это, жена взвилась и, подскочив к столу, за которым сидел муж, заявила тоном, не терпящим возражений:

— Никуда не поедешь! Слышишь? Никуда не поедешь. Ты помнишь, чем закончилась последняя стрелка? — спрашивала она у опустившего голову мужа. — Ведь он же сразу стрелять начнет, он не будет разбираться. А в тебя ведь грех не попасть, — частила она. — Ты ведь вон, какой большой! Попадет он в тебя, обязательно попадет. Вот увидишь.

Глыбу уже начали раздражать слова жены, тем более в глубине души он понимал, что она права.

— Не каркай! Иди, принеси мой блокнот. Никуда я не еду, — недовольным тоном произнес он, глядя жене прямо в глаза.

— Молодец! Молодец! — обрадовалась жена. — Пускай сами едут, — и направилась в другую комнату, спеша выполнить просьбу мужа, впрочем, не прекращая при этом говорить: — Пускай сами стреляют друг в друга. Нам ребенка растить надо, воспитывать…

Не слушая, что там бубнит жена, Глыба быстро накинул куртку и, перегнувшись через спинку дивана, достал давно лежавший без дела бронежилет. Он специально отправил жену в другую комнату, чтобы нервы не трепала.

— …На работу бы лучше устроился, нанормальную. У тебя права есть, образование, — слышалось, пока Глыба обувался в прихожей и выходил за дверь.

Войдя в комнату и не увидев в ней мужа, Валя все поняла и бросилась в спальню к балкону, выходившему во двор.

Когда она открыла балконную дверь и свесилась через перила, собираясь что-то крикнуть, сама еще не зная что, Глыба уже бросал на заднее сиденье белого «Лэнд Крузера» бронежилет. Валя промолчала и, закрывая балкон, с досадой, но и с надеждой подумала:

«Может быть, и на этот раз все обойдется».

* * *

Согреваемые ласковым апрельским солнцем Бандера с женой Ириной не спеша шли по автостоянке к своему джипу.

— Ты обещал меня сегодня по магазинам повозить, — говорила Ирина Виталию. — Я хочу себе новый костюм выбрать. Давай съездим в ГУМ.

— Ириш, у меня нет времени по магазинам ездить. Машину нужно делать, — отвечал Виталий, ремонт машины его присутствия не требовал, но эта была железная отмазка от поездки по магазинам, и он был очень рад, что она была. — Давай я тебя завезу туда, а ты сама повыбирай себе чего-нибудь, а мне потом позвонишь. Хорошо? — спросил он, открывая пультом машину.

— Хорошо, — без особой радости ответила она, открывая дверь джипа. Ей, конечно, хотелось поехать с мужем, хотелось посоветоваться, да просто хотелось внимания, ну что ж, раз у него дела…

В это время подъехал темный «Лэнд Крузер», Бандера, напрягшись, искоса посмотрел на подъехавшую машину через стекло открытой двери «Челленджера». Из «Лэнда» вышел человек в плаще, приветственно подняв правую руку, это был старый знакомый Бандеры, хозяин сети магазинов электроники Алексей Барсуков.

— Приветствую! — радушно потянул руку бизнесмен, подходя к Виталию. — Слушай, тут у меня одна такая… маленькая проблемка, — с этими словами Барсуков полез в портфель и, выудив оттуда какую-то бумагу, потянул ее Бандере: — Вот, посмотри.

Виталий молча взял бумагу и, пробежав ее глазами, потянул обратно:

— А-а-а, долги… Я не занимаюсь больше такими делами.

— Но, какжетак?! У нас же с тобой договоренность, — удивился коммерсант, и удивляться было чему.

Несколько лет назад Банин сам явился к нему с предложением, что если будут какие-то проблемы с должниками или какими-либо другими людьми, то он готов за определенный процент решать проблемы в «лучшем виде». И действительно, должники перестали затягивать с возвратом, и со временем проблемы такого рода перестали волновать Барсукова. Но сейчас кое-кто опять расслабился, и пришлось обращаться к Банину, а тот вел себя как-то странно…

— Все. Нет больше никаких договоренностей. Я больше не занимаюсь такими делами, — отрезал Бандера и нажал на кнопку, зазвонившего в этот момент телефона. — Да, Толстый.

Барсуков недоуменно потоптался на месте, но, видя, что разговор окончен, направился к своей машине и перед тем, как сесть в нее в сердцах бросил бумагу наземь.

— С кем стрелка? — спрашивал в телефон Виталий. — С Шустрым? А че ему надо?… Ну ладно, съезжу. Ты это, Маринка дома твоя? — спросил Бандера собеседника, имея в виду его жену: — Дай ей трубку, мне поговорить с ней надо.

Видя, что Банин даже не смотрит в его сторону и разговор с кем-то по телефону значит для него больше, чем его, Барсукова, присутствие, биснесмен сел в машину и, бросив водителю «поехали», подумал, что Бандера, наверное, уже вырос из «вышибалы» и нужно искать другого человека для решение подобных проблем.

— Марья? Привет! Слушай, — сказал Бандера, когда жена Толстого взяла трубку, — я тут свою на рынок везу, в ГУМ, — Виталий посмотрел на жену, которая сидела в машине и не слышала разговора. — Она там хочет вещи себе посмотреть. Ты бы поехала, проконтролировала этот процесс… Ну, как! Марья, ты что, сама не знаешь, как… То ей не идет, это ей не идет…а то она как выберет себе чего-нибудь, что пацаны в лагере опять без ничего останутся. Хорошо? Ну, я надеюсь на тебя.

Он знал, что Марина не откажет, они уже обсуждали эту проблему в семье у Толстого.

Виталя засунул телефон в карман и довольно улыбнулся — главная проблема решена. Остались мелочи — вечерняя стрелка, но это дело привычное.

* * *

Гул моторов въезжающих в здание недостроенного, но уже заброшенного завода джипов был непривычно громкий, гулко разносившийся под высокими потолками. Колонна выстроилась в шеренгу посредине цеха, военный сказал бы, развернулась в боевую линию, что, впрочем, было недалеко от истины.

Шустрый относился к стрелке с Бандерой со всей серьезностью. С собой он привез около тридцати человек, и все они были вооружены, если не калашом, так охотничьей «Сайгой», что не многим хуже. Место тоже было выбрано не случайно, не всякий из его парней решится палить в городе, в тюрьму никому не охота, а вот Бандере ничего не стоит обнажить ствол хоть на центральной площади, как это было уже не раз. И стрелять он будет не в ноги и не под ноги, как это стало модно в последнее время. Он был одним из немногих, кто выжил в начале девяностых и знает, как нужно выживать.

Выйдя из машин, парни сразу начали доставать и готовить оружие, заметив это, Шустрый сказал:

— Уберите оружие, мы же не беспредельщики.

Парни, поняв, что имеет в виду старший, просто попрятали оружие, кто засунул ствол под куртку, а кто положил рядом с собой в машину.

— За руками смотрите. Внимательно. Потому что драться они не будут, — сказал своим Костя, вспомнив хорошо запомнившийся ему случай из совсем недалекого прошлого.

Они с Бандерой сидели в одном лагере под Находкой, мало того были близкими друзьями до тех пор, пока он, Шустов, не стал председателем СДП. Однажды выйдя из барака на проверку, он стал свидетелем того, как Банин в локальной секции отряда тренирует своих семейников рукопашному бою. Старик отрабатывал удары ногой по ладоням Бандеры, а Рустам держал их одежду. Старик уже устал, а Виталя с каждым ударом поднимал ладони чуть выше и кричал:

— Еще!.. Выше!.. Еще!.. Выше!.. Еще!

Наконец Старик выдохся окончательно и, согнувшись пополам, произнес:

— Устал…

Тогда Банин легко ударил его левой нагой в подбородок и следом с вертушки правой, Старик отлетел в сторону и упал, зэки бросились его поднимать.

— Че ты делаешь, братан?! Ну не получается у меня! — с досадой проговорил поднявшийся Старик, вытирая ладонью лицо.

— Да не переживай, Старик, все нормально. Мы же там драться ни с кем не будем. Это так, для здоровья. Стрелять будем сразу, — ответил Банин, передовая «ученику» робу, которую взял из рук Рустама.

Эти слова Виталия Шустрый расслышал хорошо, а запомнил их еще лучше, он нисколько не сомневался в том, что слова Бандеры не разойдутся с делом. Не сомневался он ни тогда, ни тем более теперь и, собираясь на стрелку, предпринял все необходимые меры предосторожности.

Джип Бандеры появился с противоположной стороны цеха, сквозь лобовое стекло было хорошо видно, что, кроме Банина, в «Челленджере» никого нет.

— Опять один едет! — сказал довольным тоном Моисей.

— Не расслабляйся, он всегда один ездит, — осадил его Борзый, помнивший случай, когда Бандера приехал на стрелкутоже один, да еще на территорию своих врагов и все равно они оказались потерпевшими у него на суде.

— Привет, — спокойно сказал вышедший из машины Банин, руки его расслаблено покоились на поясе.

— Здорово, — ответил Шустрый.

— Зачем звал? — будничным тоном спросил Бандера.

— Вот, претензии к тебе, — ответил Шустрый, головой и взглядом указывая на новосибирцев, молча стоящих в сторонке справа от него.

Бандера повернулся, и долгим взглядом посмотрел на хозяина «Калдины» и двух его друзей-охранников, эти трое явно чувствовали себя не в своей тарелке.

— Это ваши, что ли?

— Наши, — с неохотой сказал Шустрый.

— Так это у меня к ним претензии, — начал Бандера, глядя в глаза Косте, — разбили мне машину, понимаешь… вы бы их ездить сначала научили…

— Кончай Бандера, всем известно, что ты сам все подстраиваешь, — перебил Банина Борзый.

Глаза Бандеры сузились, когда он резко взглянул на Борзого, желваки на скулах его узкого лица слабо заходили. В толпе шустриков моментально возникло напряжение, все хорошо знали нрав Бандеры, и руки некоторых скользнули под куртки, нащупывая рукояти пистолетов. Большой, стоявший позади всех, потянулся за автоматом, лежащим на сиденье машины, и, достав его тихо, сквозь зубы произнес:

— Если руки за пояс сунет — стреляйте сразу.

Но Бандера рук за пояс не сунул и внешне остался спокойным, хотя по его лицу никогда нельзя было понять его настроения, перевел взгляд на Шустрого и предложил:

— Давай отойдем.

Они медленно отошли в сторону. Парни, продолжая внимательно наблюдать за руками Бандеры, разом притихли, стараясь уловить, о чем пойдет разговор.

— Я не пойму, Костя, в чем проблемы… Они сами виноваты, пускай платят, если ездить не умеют, — начал Банин.

— Не о том речь, ты же сам прекрасно понимаешь. Нас мусора постоянно крепят… и за наших, и за ваших… за всех… а ты по зеленой трассу долбишь. Так не пойдет, — объяснял давно жаждавший, но не решавшийся поговорить на эту тему с Бандерой Шустрый. Теперь он решился воспользоваться подвернувшимся случаем и расставить точки над i.

— Что вам мешает? Знаешь же, как я работаю. Делайте красиво.

— Мы же не камикадзе. Наши парни не столько машины побьют, сколько сами разобьются. Ты-то у нас — Спец, — сказал Костя с ударением на слове «спец».

— Да брось ты, Костя. И я тоже промахиваюсь. У меня и сейчас условная судимость за неудачную подставу, на мусоров нарвался. Ты говоришь — вас крепят, меня вообще чуть не посадили, — отвечал Банин.

А в это время, укрывшись в соседних цехах, Старик, Толстый и Скороход, а с ними еще пять человек, внимательно следили за происходящим в перекрестья оптических прицелов и не только следили, но и слушали каждое произнесенное слово по передатчикам, чтобы все держать под контролем. У Толстого в руках был старый, но отлично работавший пулемет Дегтярева.

— Мы тоже часто там бываем, но сейчас ты разбил нашу машину, мы ваших на трассе не трогаем, — звучали слова Кости у Толстого в ухе.

— На машине не было написано, что она ваша. А люди в ней были с Новосибирска, это мы узнали точно, прежде чем их работать. Они сами лоханулись, Кость, а виноват — плати, ты же сам знаешь.

— Я повторяю — это наши люди, — надавливал Костя.

— Что ты предлагаешь? Простить им? Или, может, машину им сделать? — спросил Бандера, ставя Костю этими вопросами в довольно затруднительное положение.

— Нет, но ты их слишком круто поставил, половину скости.

Костя уже понял, что всей темы не отбить, Бандера прав во всем, он сомневался даже в том, что удастся ли отбить половину, и поэтому решил продолжить давление, не дожидаясь ответа:

— И вообще, с тех пор как ты отказался работать вместе, появилось очень много недовольных вашей деятельностью. И это может плохо кончиться. Так что подумай еще. Наши парни не хотят ни с кем делить трассу.

— А мы ее и не делим. У вас своя тема, у меня своя. Я на вашу не претендую, более того, за свою спрашивать ни с кого не буду. Так что я сам по себе. И пацаны со мной, это мои близкие по лагерям. А комерсы ваши пусть забирают машину. Половину они отдали уже. Из-за них еще не хватало с людьми ссориться.

На том и порешили. Костя, едва сдерживая радость от столь неожиданно легкого исхода, зашагал к своей машине, Бандера к своей.

Парни поняв, что стрелка окончена, облегченно вздохнули. Один из них, Гора, вздохнул и расслабился так сильно, что выронил автомат из-под куртки. И этот звук в считанные доли секунды вновь вернул напряжение с новой силой, руки расслабившихся было парней опять нащупывали спусковые крючки. Бандеровцы в засаде резко вскинули оружие, взяв в перекрестье оптических прицелов тех, чьи руки уже были под куртками. Все напряженно ждали реакции Бандеры, а тот поворачивался, но поворачивался очень медленно, давая понять, что он не собирается предпринимать агрессивных действий.

Костя понял это и разрядил обстановку, разведя руки в стороны и с миролюбивой улыбкой сказав, глядя на повернувшегося Банина:

— Извини, подстраховались. Ты же тоже наверно не пустой.

Бандера не ответил ничего, слова были не нужны, он молча смотрел, как Гора поднимает лишь по случайности не ставший роковым автомат. Все расходились по машинам, оглядываясь на Банина.

— Поехали, — сказал своим Шустрый, — Борзый, давай за «Калдиной», потом отдашь ее новосибирским.

Виталий дождался, пока все разойдутся, и только после этого сел в джип. Разъезжались, как и приехали, в разные стороны. «Крузер» Шустрого еще не успел выехать из цеха, а он уже сообщал по телефону результаты встречи Колоту.

— Не может быть! — поднялся Колот в своем кресле, когда услышал в трубке, слова Шустрого. — Хм, да ты че?! — и улыбка заиграла на его грубом лице.

— Да я говорю тебе, Михалыч, — радостно рассказывал в телефон сидящий в своей машине Шустрый, — съехал сразу, даже не базарили почти… Да он вообще один приехал, наверное, чувствовал, чье мясо съел…

— Да сдулся он, сдулся Михалыч, — перевалившись через спинку кресла, кричал в трубку, находящуюся возле уха Шустрого, Моисей, — я тебе говорю, сдулся!

А Виталий остановил свой джип в конце цеха и, откинувшись на спинку кресла, задумался. Он не слышал радостных возгласов Моисея и Шустрова, но не мог не понимать, что они сейчас испытывают, что говорят и что думают. Но ему было на это глубоко наплевать, он знал, зачем, почему и ради чего он так поступил. Сомнений в правильности своих действий у него не было. А объяснить, почему он так поступил, было достаточно просто, из-за солнцезащитного козырька джипа выглядывал уголок этого объяснения. Виталий потянул за него и взял в руки календарь, сделанный недавно в фотостудии из его фотографии с Ириной, той самой, встреча с которой так круто изменила его представления о жизни.

Он долго смотрел на фотографию, нежно касаясь пальцами изображения любимой, будто ощущая тепло от нее исходившее. И в этот миг все эти стрелки, разбитые машины, шустрики с их дешевыми разборками, все это представилось ему таким мелким и малозначительным по сравнению с тем чувством, которое он испытывал к этой женщине, что он, улыбнувшись, вздохнул облегченно и, откинувшись на спинку кресла, забылся, закрыв глаза.