Брамблвудские плантации протянулись вдоль берега Йорк-ривер в шести милях от Монткалма. Это было поместье Джона и Филиппы Саутворд, живших здесь в уютном доме вместе со своим сыном, Камероном, в котором родители не чаяли души. Сейчас весь дом ходил ходуном: здесь готовились к балу в честь возвращения Камерона и его молодой жены из свадебного путешествия. Для местного общества это событие обещало стать гвоздем сезона.

Правда, Шайна, отправившаяся на бал в одной карете вместе с Йеном, Ребеккой и Габриелем, предпочла бы остаться дома. Остаться бы в своей комнате, в тишине, и не слышать, как многочисленные гости будут поздравлять Ребекку и Габриеля с предстоящим свадебным путешествием, которое ожидает теперь и эту счастливую пару.

В полумраке кареты она посмотрела на сидящего напротив Габриеля. Он опять солгал. Он ничего не сделал, чтобы расстроить свою помолвку с Ребеккой. Шайна подумала, что Габриель и не собирается делать этого. Но напрасно он надеется, что Шайна согласится быть его любовницей и станет делить его с Ребеккой. Ну уж нет! Если он все-таки женится на кузине, Шайна сама примется за устройство своих дел. И она твердо решила довести все это до сведения Габриеля при первой же возможности.

А пока что она вынуждена была сидеть и слушать нежное щебетание Ребекки:

– А Камерон Саутворд возил свою Джустину в Париж! – Она испытующе взглянула на Габриеля. – А ты свозишь меня в Париж, когда мы поженимся?

Шайна нахмурилась, а Габриель слегка наклонился вперед и ответил:

– Мы еще успеем обсудить это. – В голосе его слышалась легкое раздражение.

– Ты не в духе, – огорченно произнесла Ребекка, не замечая напряженности в его тоне. Затем переключила свое внимание на Шайну: – Ты же знаешь Джустину Саутворд, не так ли? Я собираюсь пригласить ее родителей к нам на бал. Их фамилия Уордс, ну, помнишь, – из Уордс-Крик на Джеймс-ривер.

Шайна безразлично пожала плечами и покачала головой. За последнее время ее познакомили со столькими соседями, что у нее не было никакой возможности запомнить их всех. Уордс? Вполне возможно, что она их знает. Не до этого ей было – все мысли ее занимал лишь один человек: Габриель Форчун, волшебным образом превратившийся в Габриеля Сент-Джона.

Ребекка продолжала что-то говорить, но Шайна не слушала ее. Она сокрушенно думала о том, как тщетны бывают попытки людей строить далеко идущие планы. Вот и Ребекка сейчас полностью поглощена своей предстоящей свадьбой, но не знает, что ее планам суждено рухнуть, потому что этой свадьбе не бывать.

Не вступала Шайна и в разговор с Йеном, несмотря на его попытки расшевелить ее. Она молча, рассеянно смотрела в окно, с нетерпением ожидая конца путешествия. «В конце концов, – размышляла Шайна, – чем скорее мы приедем, тем скорее начнется бал, а чем он скорее начнется, тем скорее и закончится».

Длинная, выдержанная в зеленых и золотых тонах гостиная в Брамблвуде была залита огнем свечей. Они горели – сотнями – в начищенных, сияющих бронзой и хрусталем канделябрах. С пола убрали тонкие французские ковры, и обнажилось матово блестящее полированное дерево паркета. Все было готово для танцев.

Пламя свечей играло на драгоценностях, щедро украшавших собравшихся дам, и на золотом шитье сюртуков, ладно сидевших на плечах их кавалеров. Здесь собралось лучшее общество: богатейшие плантаторы этого уголка бескрайней Америки. Весь высший свет Виргинии.

Камерон и Джустина Саутворд, поженившиеся всего три месяца назад, все время держались вместе. Вскоре к Джустине присоединилась Ребекка, и подруги стали вполголоса обсуждать состоявшееся счастье первой и предстоящее счастье второй. Шайна с глубокой неприязнью наблюдала за этой картиной.

Оглянувшись, она нашла глазами Габриеля. Он стоял в углу комнаты и весело смеялся в компании двух смутно знакомых Шайне мужчин. Кажется, они были тогда на балу в Монткалме. Оба они были, как припомнила Шайна, из Вильямсбурга и оба были близкими приятелями губернатора – непримиримого борца против пиратов.

«А он смелый!» – подумала Шайна о Габриеле со смешанным чувством восхищения и досады.

Она подумала, что губернатору Виргинии и в голову не может прийти, что прямо у него под носом живет один из самых известных пиратов побережья – Габриель Форчун. И что он живет открыто, не прячась, а самые богатые семейства штата наперебой зовут его в свои дома, поят лучшим французским шампанским, а пират знай себе посмеивается над ними.

– Шампанского?

Шайна только теперь увидела рядом с собой Йена. Она не слышала, как он подошел. Ему пришлось повысить голос, чтобы отвлечь Шайну от мыслей о стоящем у противоположной стены человеке с густой гривой угольно-черных волос.

– Благодарю, – она с улыбкой взяла бокал из руки Йена.

– Вам нравится здесь? – спросил Лейтон, проследив глазами за направлением ее взгляда и увидев Габриеля. – Не хотите ли потанцевать?

Шайна пригубила свой бокал.

– Нет, спасибо, – рассеянно сказала она. – Что-то нет настроения танцевать.

В этот миг она встретилась взглядом с Габриелем. Тот приподнял свой бокал и с улыбкой подмигнул ей. Шайна покраснела и смутилась.

Йен все увидел, все заметил. И тоже посмотрел в лицо черноволосому красавцу, улыбавшемуся от противоположной стены. Уже не в первый раз Йен подумал о том, что же связывает Шайну с будущим зятем. Девушка часто огрызалась на Габриеля, а тот принимал это с ироничной улыбкой. На первый взгляд не было ничего, чтобы связывало эту пару. И все же…

Конечно, Йен понимал, что бесполезно задавать вопросы любому из них. Шайна уклонится от ответа, а Сент-Джон и вовсе нагрубит, скажет, чтобы Йен не лез не в свое дело. И все же, поскольку между Шайной и Габриелем что-то было – Йен это знал, чувствовал! – нужно попытаться разузнать об этом поподробнее. И чем скорее, тем лучше. Если уж он соберется сделать Шайне предложение, то должен быть уверен, что у нее нет другого мужчины.

Йен еще раз внимательно взглянул на Габриеля и нахмурился. Конечно, это был серьезный соперник. Наверное, нельзя было найти хоть одну девушку, которая осталась бы равнодушной к человеку с такой внешностью, с такими связями, с таким богатством и перспективами! Очень, очень опасный, даже страшный противник! Но только при одном условии – если он всерьез увлекся кузиной своей невесты и положил на нее глаз.

Нет, не может этого быть! Нельзя подозревать человека в таких безнравственных намерениях. Да и Ребекка Клермонт – несмотря на наивность и небольшой жизненный опыт – не слепа и не глуха. Да и характером ее господь не обидел. У нее хватит сил, чтобы справиться с любыми трудностями на пути к заветной цели – стать полноправной хозяйкой Фокс-Медоу.

Йен вздохнул. Да, вполне возможно, что все это ему просто показалось. Хотя удивляться тут нечему – Шайна удивительно красива, и в любой компании к ней прикованы десятки любопытных, восхищенных мужских глаз. Вот и Сент-Джон: конечно, он помолвлен, но он же мужчина – нормальный здоровый мужчина, – и что удивительного в том, что он, как и многие, любуется Шайной. Просто как красивой женщиной. Или как произведением искусства.

На большее фантазии Йена не хватило. Впрочем, его вполне устраивала эта мысль. Он принял ее и отбросил прочь все сомнения и опасения, связанные с Габриелем. Пусть любуется Шайной.

Решив для себя сложную задачу, Йен повеселел. Он улыбнулся, увидев, что стоявшая рядом с ним Шайна осушила свой бокал, и предложил:

– Не будете возражать, если я принесу вам другой?

Он взял из рук девушки пустой бокал и удалился.

Шайна проводила его слабой, безжизненной улыбкой, чувствуя себя опустошенной – точь-в-точь как тот бокал, что только что взял Йен. Ей было безразлично – принесет он ей новый, полный бокал или нет. И сам Йен был ей безразличен. Шайну радовало только одно: пока Йен удалился, поглощенный своим поручением, она избавлена от необходимости говорить с ним.

Но не успела она так подумать, как обнаружила, что Йен все еще рядом – за ее спиной. Она обернулась и увидела – но не Йена. Габриеля. Тот покинул своих собеседников и пробрался сквозь толпу, чтобы присоединиться к Шайне. Занятая своими мыслями, она и не заметила его перемещений.

– Оставьте меня в покое! – потребовала она, когда Габриель приблизился к ней вплотную.

Затем, словно боясь прикоснуться к нему, она взмахнула рукой. Сверкнул в воздухе шелк ее платья.

– Ступайте, потанцуйте с вашей невестой!

– Мне нужно поговорить с тобой, Шайна, – негромко сказал Габриель, посылая беззаботную улыбку Ребекке, которая в эту минуту проносилась мимо них в танце с Камероном Саутвордом – счастливая, сияющая.

– А я не желаю больше слышать вашу ложь и оправдания, – ответила Шайна. – Я уже все слышала и знаю цену и вашим словам, и вашим обещаниям. Они и гроша ломаного не стоят!

– Я все объясню, – запротестовал Габриель. – Я знаю, ты сердишься из-за Ребекки…

– Габриель, – повышая голос, сказала Шайна, не заботясь о том, что ее могут услышать окружающие. – Как я могу не сердиться из-за Ребекки? И как я могу верить твоим обещаниям, когда все в них – ложь. Ложь от начала и до конца! Я не сомневаюсь – ты думаешь сейчас о том, что должен извиниться. Но на самом-то деле…

– Прошу тебя, – прервал он. – Выйдем в сад. Я хочу…

– Что? – громко воскликнула Шайна.

Несколько пар удивленных глаз обернулись в ее сторону. Она вспыхнула, потупила глаза и прикрылась своим лиловым кружевным веером.

– Я знаю, для чего ты хочешь вытащить меня в сад, – прошипела она. – Ты хотел от меня того же на борту «Золотой Фортуны», и в моей комнате, и в библиотеке в Монткалме, и в…

– Хватит! Замолчи! – взорвался Габриель. – Я не шучу, дьявол меня раздери! Если тебе интересно, почему я затягиваю с разрывом и продолжаю играть в помолвку, – выйди со мной в сад. Если тебя не будет там через десять минут, я буду считать, что тебя этот вопрос не волнует.

– Но я… – начала Шайна, но было поздно. Габриель уже отошел, оставив Шайну наедине с ее колебаниями.

Когда спустя немного времени Йен вернулся в гостиную из маленькой кладовой, где на льду, принесенном из погреба, лежали запотевшие бутылки французского шампанского, Шайны на прежнем месте не было. Он внимательно осмотрел весь зал – может быть, кто-нибудь воспользовался его отсутствием и пригласил ее на танец?

Но нет. Среди танцующих Шайны не было. Не было ее и среди наблюдающих за танцами. Исчезла? Но куда?

Йен нахмурился, увидев наконец знакомое лиловое платье.

Шайна появилась на мгновение перед глазами Йена, мелькнула возле двери в дальнем углу гостиной и вновь исчезла.

Йен отдал мешавшие ему, занимавшие руки бокалы с шампанским проходившему мимо слуге. Затем еще раз внимательно осмотрел гостиную – на этот раз в поисках Габриеля Сент-Джона. И не слишком-то удивился, обнаружив, что и тот отсутствует в гостиной. Не раздумывая больше ни секунды, Йен бросился к двери, за которой скрылась Шайна.

– Здесь не проходила молодая девушка? – спросил он у седовласого слуги, стоявшего неподалеку от той двери. – Блондинка с серебряным отливом, в лиловом шелковом платье, расшитом орхидеями. Не заметили?

Слуга важно кивнул головой.

– Видел. Она проходила здесь совсем недавно.

Дверь, на которую указал слуга, вывела Йена в пустынный, залитый лунным светом сад. Было темно. Вечернее небо затянули тяжелые дождевые тучи – возможно, поэтому и не зажигали китайские фонарики в аллеях сада: из опасения, что начавшийся дождь зальет их.

Йен прошел немного вперед по темной аллее, стараясь ступать легко и бесшумно. Затем остановился и прислушался, в надежде услышать голоса. Он начал было думать, что занимается какой-то чепухой и напрасно изображает из себя сыщика, как до его ушей донесся негромкий голос Шайны. Звук шел откуда-то слева.

Стараясь не шуметь, он подкрался поближе и, пригнувшись под ветвями высокой изгороди, собрался послушать, что же говорит Шайна. И кому.

– Ты лжешь мне с самого начала, – разобрал Йен слова Шайны. – Обещаешь порвать с моей кузиной и каждый раз обманываешь. Лжец!

В своем укрытии Йен удивленно поднял брови. Вот это да! Он давно подозревал, что между Шайной и Габриелем Сент-Джоном что-то происходит, но такое! Сент-Джон обещал покинуть невесту? Значит ли это, что Шайна и Габриель крутят роман прямо под носом у Ребекки? Прямо под крышей лорда Клермонта? Тогда понятно, почему Шайна так холодна к его ухаживаниям!

– Как ты можешь так поступать с ней? – продолжала тем временем Шайна. – Есть в тебе хоть капля порядочности? Или ты растерял даже последние остатки…

– Я не лгу, – прервал ее Габриель. – Все происходит только от того, что я не знаю, как ей это сказать. Очень не хочется делать ей больно.

– Ты боишься сделать ей больно! – сверкнула глазами Шайна. – А тебе не приходит в голову, что, оттягивая объяснение, ты сделаешь ее боль еще сильнее? Нет, так больше не может продолжаться, Габриель, иначе ты просто убьешь ее!

Габриель молча уставился на нее. Как сказать Шайне о том, что он на самом деле чувствует? Как объяснить, что он ищет разрыва с Ребеккой прежде всего для того, чтобы стать свободным для нее? Ведь боль Ребекки станет вовсе невыносимой, когда она поймет, что он порывает с нею для того, чтобы переключиться на ее более красивую кузину! О том, что последует дальше, страшно было даже подумать.

Габриель никак не мог признаться Шайне, что полюбил ее с того самого дня, когда забрал девушку у Ле Корбье. Он уже тогда поклялся, что она всегда будет принадлежать ему. Но язык его немел каждый раз, когда он видел неприязнь в ее глазах. И он не решался, не смел заговорить с нею из страха быть осмеянным, отвергнутым ею. Вот почему Габриель предпочитал молчать, скрывая свои чувства.

Это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Он, Габриель Форчун, пират и разбойник, бесстрашный в бою, пасует перед взглядом девушки – тоненькой и слабой, едва достающей головой до его плеча! Перед девушкой, которую он мог бы без труда победить одной рукой!

А может быть, пора признаться ей? Признание поможет Шайне понять его чувства. И тогда, возможно, она станет его союзником и поможет найти подходящий способ – как расстаться с Ребеккой без лишнего шума?

– Шайна, – торжественно начал он. – Ты должна выслушать меня. Я хочу сказать, что я…

– Хватит с меня лжи! – резко оборвала его Шайна, не обратив внимания на его тон, не пожелав выслушать то, что он хотел сказать ей. – Мне и так все понятно. Ты хочешь жениться на Ребекке ради ее положения в свете, ради поддержки ее отца. Ты хочешь потянуть время и жениться на ней, и плевать тебе на мои возражения!

– Нет, Шайна, нет! – начал Габриель.

– Довольно лжи! – в бешенстве закричала она. – Как ты думаешь, что почувствует Ребекка, когда обнаружит, что ее муженек, благородный мистер Габриель Сент-Джон, уважаемый плантатор, есть не кто иной, как Габриель Форчун, а она, выходит, жена пирата? И что ты ей скажешь, когда придет время выходить в море на твой грязный промысел?

Шайна сменила тон и сказала, подражая мягкому бархатному голосу Габриеля:

– Прости, дорогая, но наши капиталы пришли в расстройство. Я должен покинуть тебя ненадолго, чтобы поживиться кое-чем в открытом море. Но не волнуйся, я не буду насиловать девушек – если в том, конечно, не будет необходимости!

Над цветочными клумбами прокатился низкий смех Габриеля. За ним немедленно последовал глухой удар – это Шайна изо всех сил ударила его кулаком в грудь.

– Будь ты проклят! – зарычала она. – И прекрати смеяться надо мной! Ты, негодяй! Знай же, что если ты сам не можешь сказать Ребекке правду, так я сама ей все скажу! Я расскажу ей все: и как ты выиграл меня в карты у Ле Корбье, и как лишил меня девственности… изнасиловал меня! И как заточил в Фокс-Медоу, желая сделать своей наложницей! Я все, все ей расскажу! Знай, я не буду стоять в стороне и наблюдать, как моя кузина станет женой пирата по имени Габриель Форчун! – Глаза ее метали молнии. – Запомни! Заруби на своем носу все, что я сейчас сказала! Я предупредила тебя, и будь ты проклят!

В тишине притихшего перед бурей сада звонко простучали по каменным плитам дорожки ее каблучки.

Йен застыл в своем укрытии – ошеломленный, потрясенный всем, что ему открылось. Он подождал, пока уйдет Габриель, и только тогда вернулся через темный сад к дому. В шумную атмосферу продолжающегося бала.

Габриель, Шайна, Ребекка и Йен возвращались в Монткалм в той же карете, что привезла их на бал в Брамблвуд. Они ехали в полном молчании. Ребекка дремала, доверчиво положив головку на плечо Габриеля, пребывая в блаженном неведении. Дремала и не могла видеть ненавидящих, испепеляющих взглядов, которыми обменивались в тишине Шайна и Габриель.

Что касается Йена, то он всю дорогу не отрывал глаз от тьмы, стоявшей за окном кареты. Со стороны можно было подумать, что он силится что-то рассмотреть там, в кромешном мраке. Но ничего он там не высматривал, не рассматривал. Просто так ему было удобнее размышлять. А подумать было о чем.

Мозг Йена снова и снова прокручивал, осмысливал события сегодняшнего вечера. Мало-помалу у него в голове начал складываться план дальнейших действий.

То, что Шайна была пленницей Габриеля, которую он силой затащил в свою постель, не меняло отношения Йена к этой девушке. Мысль о том, что эта упрямая, надменная, гордая и красивая девушка уступила однажды силе и воле пиратского капитана, только еще больше разжигала его аппетит.

Все прояснилось в голове Йена, все встало на места. Ему стало понятно поведение Шайны. А возбужденный, пораженный мозг продолжал работать, подбрасывая Йену все новые и новые мысли, заставляя его в сотый раз повторять, разбирать по косточкам каждое слово Шайны, каждую интонацию ее голоса во время подслушанного им объяснения в саду. Он искал и находил то, что могло, должно было ускользнуть от внимания Габриеля. То, что не могло бы не обрадовать пирата, если бы он сумел это заметить.

Неистовый гнев Шайны, ее пылкая забота о кузине, ее обвинения и угрозы свидетельствовали вовсе не о ненависти к Габриелю. Совсем наоборот. Йен достаточно хорошо знал женщин, чтобы понять: она влюблена, по уши влюблена в своего похитителя, пирата, насильника.

О, это была не просто информация – это была информация особой, чрезвычайной важности, и Йен собирался выжать из нее максимум выгод. Для себя, разумеется.

Габриель был твердо настроен по возвращении в Монткалм поговорить с Шайной, не откладывая, стереть из ее памяти сегодняшнюю неприятную сцену в саду. Но не успела карета остановиться у крыльца, как Шайна взлетела по лестнице в свою спальню и закрылась в ней. Китти помогла ей раздеться, расчесала волосы гребнем из слоновой кости, подала ночную рубашку. Затем Шайна отпустила служанку и осталась одна.

Она присела к зеркалу, перебирая пальцами свои шелковистые локоны, каскадом спадавшие на обнаженные плечи. Гнала прочь, но не могла отогнать мысли о Габриеле – его лицо неотступно стояло у нее перед глазами. Снова и снова она вспоминала его слова о том, что он не хочет сделать больно Ребекке.

Против своей воли она никак не могла отделаться от угрызений совести и зависти, поселившихся в ее сердце. Как он заботится о Ребекке, как боится ранить ее чувства! И совсем не щадит при этом чувства Шайны. Ему и невдомек подумать о том, что ощущает она, видя его рядом с Ребеккой, слыша, как они строят планы своей совместной счастливой жизни.

– Ему совершенно нет дела до тебя, – сказала она своему отражению, смотревшему на нее из глубины зеркала. – Совершенно нет никакого дела. Ты – просто добыча, захваченная им на море. Все, что его заботит, так это твой побег из Фокс-Медоу. Да и то лишь потому, что этим ты задела его гордость. А когда он целует тебя, говорит с тобой, пытается забраться в твою постель – так это всего лишь его похоть, моя милая, всего лишь похоть! И нет у него никаких иных чувств к тебе – увы!

Шайна прикрыла глаза. От навернувшихся на них слез свет свечей в канделябре расплылся, рассыпался на сотни маленьких осколков хрусталя. Шайна безуспешно попыталась проглотить подкативший к горлу комок. Так, теребя в руках ненужный уже гребень, она сидела, уронив голову перед зеркалом, жалея себя, разрываясь между двумя противоположными чувствами: ненавистью к Габриелю и страстной любовью к нему.

Тихий щелчок дверной ручки вернул ее к действительности. Сердце бешено забилось в груди. Конечно же, это Габриель – кто же еще? Явился еще раз испытать свою силу над ней, явился, чтобы доказать самому себе свою неотразимость, свою власть над ее телом, над ее чувствами. Явился, чтобы еще раз убедиться в том, что она подвластна его воле!

Ну уж нет!

Шайна собралась в тугую пружину. На этот раз у него ничего не выйдет!

Она вскочила, опрокинув скамеечку, на которой сидела, и высоко вскинула подбородок.

– Черт побери, Габриель, – начала она, поворачивая голову. – Как ты только посмел, мерзавец, явиться сюда после того…

В дверях стоял Йен.

В халате из тонкого шелка с восточными узорами, с волосами, забранными в косичку на затылке. Он стоял, держась за ручку раскрытой двери.

– Что вы здесь делаете? – требовательно спросила Шайна.

Она была в полном замешательстве. Йен не мог не понять, что она ожидала увидеть в своей комнате Габриеля – вот еще незадача!

Йен загадочно улыбнулся и прикрыл за собой дверь. Его темные глаза жадно ощупывали Шайну. Свет свечи, горевшей за спиной девушки, четко обрисовывал очертания ее фигуры сквозь тонкую ткань ночной рубашки.

– Я пришел поговорить с вами, Шайна, – негромко сказал он, проходя в комнату.

– Но мы можем поговорить и завтра, – возразила она, чувствуя непонятную тяжесть в груди. – Я уверена в том, что разговор может подождать до утра…

Йен прервал ее.

– Это не может ждать, – сказал он. – Ни минуты.