Эверард исчез, не нашли и его жеребца Фаундера. Оба как сквозь землю провалились.

Констанция не могла поверить словам курьера, прибывшего из Морлакса. Только не Эверард, ставший ее тенью, ее покровителем! Графиня заявила окружавшим ее рыцарям, что Эверард не мог умереть. С ним что-то произошло, но он не умер.

Сержант развел руками.

— Это может показаться грязной игрой, миледи… В последний раз Эверарда видели, когда он взял корову в замке и направился в деревню. Корову потом нашли, она мирно паслась на берегу реки…

Констанция растерялась — это было так не похоже на ее капитана.

Де Крези объяснил подошедшему Роберту Гилберту, что пропал Эверард Сауджон, гасконец, который был капитаном рыцарей леди Морлакс. Услышав слово «был», сказанное о капитане, Констанция вздрогнула, не в силах осознать, что Эверарда больше нет. Графиня прекрасно знала, что у него было много врагов, и еще раз попросила курьера рассказать подробности исчезновения Эверарда.

Рыцарь пересказал ей все, что знал. Искали капитана три дня. Прибывших с Эверардом рыцарей расквартировали в замке вместе с основным гарнизоном. Управляющий замка хотел, чтобы графиня узнала о пропаже капитана как можно раньше, и курьеру потребовалось чуть больше двух дней, чтобы добраться из Морлакса в Винчестер.

Констанция слушала все, что говорил ей курьер, и одновременно в ее голове вертелась мысль, что Эверард жив. Она твердила это как заклятие — Эверард жив, он не мог умереть, это ошибка. С ним могло что-то произойти, но он непобедим, окружающие всегда трепетали перед ним, все боялись его. Возможно, его захватили разбойники и держат, чтобы получить выкуп…

Графиня приказала курьеру передать управляющему в Морлакс, чтобы не останавливали поиски.

Молодой рыцарь, услышав распоряжение леди Морлакс, непроизвольно нахмурился. Он не верил, что эти поиски принесут какой-либо результат. Тяжело вздохнув, он повторил ей, что и деревню, и прилегающую к ней местность уже тщательно обыскали и опросили всех местных жителей, но все как один говорят, что ничего не видели. Единственное, что удалось обнаружить, так это корова…

Леди Морлакс, жестом приказав ему подняться с колен, задумалась. Корова сильно озадачила ее. Что капитан Эверард делал в деревне Морлакс? Может быть, он хотел продать корову кому-то из деревенских? Но зачем? Он никогда не занимался торговлей скотом. Миллион вопросов, на которые не было ответов. «Но все равно он жив», — в конце концов, сказала Констанция сама себе.

Конюх подвел лошадей для де Крези и Гамелина. Люди выходили из зала и присоединялись к ним. Многие хорошо знали Констанцию и ее верного капитана рыцарей и с любопытством прислушивались к разговору. Недалеко от них рождественский шут продолжал завывать.

Под пустячным предлогом Констанция поспешила уйти. Уже было холодно, солнце ушло за тучи. Карсефор и курьер ждали ее.

Она не могла оставить Винчестер до третьего дня Рождества. Ее вассалам Гамелину и де Крези придется самим разобраться с исчезновением Эверарда… Графиня хотела знать об этом происшествии как можно больше. Она не могла сама поехать в Морлакс даже после Рождества, ей необходимо было заехать в Баскборн, где ждала ее дочь… Констанция направилась к своей лошади, Карсефор вручил ей вожжи, Гамелин опустился на одно колено, чтобы Констанции было удобнее садиться. В другое время она обязательно поблагодарила бы за такое внимание, но сейчас все ее мысли были поглощены Эверардом, она даже не заметила, как села в седло.

— Кто сейчас возглавляет наших рыцарей в Морлаксе? — спросила она, нагнувшись с седла.

— Сэр Болинюс, леди, — ответил курьер.

— Хорошо, — машинально проговорила Констанция.

Непредвиденное принесение клятвы верности Матильде, а также неожиданное появление курьера заставили ее забыть о просьбе брата. Графиня так и не поговорила с королем относительно его назначения на должность шерифа Врексхама. Право, это совсем вылетело у нее из головы.

Леди Морлакс приказала отправляться курьеру назад в Морлакс с сообщением, что она вскоре пришлет в замок Джулиана и он поможет искать Эверарда. Капитана обязательно надо отыскать, он не мог умереть, не мог…

Роберт Гилберт подъехал к Констанции, теперь их лошади ехали рядом. Он улыбался.

— Люди подчиняются вам беспрекословно, красивейшая леди, даже с радостью. У вас необыкновенный дар приказывать. Научите нас также командовать, и наши рыцари станут еще храбрее.

Карсефор и другой рыцарь внимательно наблюдали за ними. Констанция молча выслушала язвительное замечание Гилберта и, ничего не сказав, ударила пяткой свою лошадь.

Они проехали по главной площади городка. Казалось, на ней собрались все нищие страны, со всех сторон раздавались крики, мольбы, оскорбления и колкости.

Констанция рассеянно смотрела на окружающих се людей. Вдруг она услышала, как шут призывал поклоняться языческим богам. Голос был очень знакомый, но она не могла вспомнить, где слышала его.

Графиня резко обернулась. Шут был в привычной яркой, пестрой одежде, состоявшей из одних заплат, кисточка его шутовского колпака была непомерно длинной, маска закрывала почти все лицо, он точно повторял все ее движения, как будто следил за ней.

Графиня никак не могла вспомнить, где она слышала этот голос… Обернувшись, она увидела, что шут уходит.

Немного отдохнув, курьер поменял уставшую лошадь и опять отправился в Морлакс с приказом Констанции. Графиня понимала, что капитан не мог уехать, не предупредив ее, не мог исчезнуть, не поговорив и не простившись с ней. Констанция знала, что у Эверарда много недоброжелателей, которые очень хотели бы навредить ему и даже уничтожить. Но она так же прекрасно знала, что они никогда не решатся на это — слишком все боялись его. К тому же все знали, что леди Морлакс ценит его. В ее деревнях никогда не было никаких беспорядков, не говоря уже о бунтах.

Этой ночью Констанция не могла уснуть. Кроме того, что она переволновалась, она еще и переела. Ее желудок нестерпимо болел. Во время празднования Рождества подавали разнообразную пищу, пир продолжался всю ночь и, конечно, это сказалось на ее самочувствии. Боль в желудке, волнение за Эверарда, да еще чужая постель, — все это вывело Констанцию из душевного равновесия. Она безумно захотела домой, к своим вещам, в привычную обстановку.

Ворочаясь без сна, она вспоминала своих дочерей, девушек, кормилиц, которые заботились о них, дом в Баскборне. Она не могла справиться со своим беспокойством, не могла перестать волноваться. Зима — время обострения всех болезней. В голову лезли дурные мысли об оспе, чуме, лихорадках…

Леди Морлакс сидела, облокотившись на подушки, снова и снова вспоминая сегодняшний день. Постепенно она стала дремать, боль в желудке немного утихла. Ей даже приснился сон, даже не сон, а грезы наяву. Она увидела ведьму, которую арестовали вместе с Сенреном, сумасшедшим жонглером.

Резко пробудившись от дремы, Констанция огляделась — комната была темной и пустой. Ее девушки уже, наверное, проснулись и суетились на кухне и в передней. От пола тянуло холодом, несмотря на овечью шкуру, брошенную на пол. Живот снова свело. «Бог мой, — мысли Констанции вновь вернулись к капитану. — Бог мой, где же может быть Эверард?» Ей хотелось завыть от всех этих проблем.

Молодая женщина снова задремала. На сей раз ей приснился жонглер, Сенрен, одетый в наряд шута, пестро, ярко, кричаще. Он пел, танцевал и дразнил ее, называя по имени, на весь Винчестер.

Граф Харсфорд обеспечивал пир короля на второй день Рождества. Были приглашены борцы, акробаты, мимы, балерины, певцы. Они все уместились в большом зале Винчестерского замка. Такие развлечения стали очень популярны в этом году.

Граф с трудом стоял на ногах после целого дня непрекращающегося застолья. Он донимал всех расспросами о язычниках, говоря, что их очень много, что они пришли из Лондона, и еще много разной чепухи.

Констанции предстояло принимать гостей короля Генри на третью ночь Рождества. К тому времени в Винчестере не останется ни одной балерины, ни одного трубадура, способных нормально держаться на ногах. Впрочем, дворяне тоже не составляли исключение.

Ее желудок взбунтовался только при одном виде принесенных блюд: жареный олень, обложенный вареными яйцами, тушеное мясо с овощами, голуби, домашняя птица в соусе… Казалось, блюда никогда не перестанут приносить.

Графиня наблюдала, как носились вспотевшие повара, и пыталась представить, что же будет в Винчестере после Рождества. У нее были свои проблемы с отсутствием достаточного количества еды в поместьях. Сидевший рядом Роберт Гилберт смотрел на медовые яблоки, сливы и жареные орехи, количество еды ошеломляло и одновременно вдохновляло его. Она молча смотрела на яблоки в луже сиропа, а Роберт Гилберт, желая развлечь, прочитал ей поэму. Взмахнув длинными ресницами, Констанция посмотрела на короля. Епископ Салисбури, король Генри и его незаконный сын Роберт Глоустер сидели на некотором возвышении. Время от времени король наклонялся вперед и внимательно смотрел на Констанцию и Роберта Гилберта.

Леди Морлакс не испытывала недостатка внимания к своей персоне. Два барона с севера и несколько рыцарей появились перед ней с бокалами. По старой традиции, она или сидящий рядом с ней Роберт Гилберт должны были предложить им вина.

Дворяне были уже пьяны, они целый день пили вино и пиво. Даже король раскраснелся от выпитого, хотя пил он редко, а уж совсем пьяным его не видел никто. Констанция была очень удивлена, увидев короля в таком виде. Генри стал болтливее, чем обычно, но он не переставал наблюдать за ней. Старый барон Томас Морссхолд пригласил молодого ученого прочитать поэму, как будто специально написанную для Констанции. В поэме воспевались дивные серебряные глаза и черные как ночь волосы.

Она сидела, не глядя на певца, зная, что король не сводит с нее глаз. В последнее время стало модным воспевать высокорожденных леди и петь им по-французски дифирамбы во время принятия пищи. Поскольку графиня действительно была прекрасна, придворные пили за нее с удовольствием. Констанция хотела знать, о чем думал король Генри, глядя на нее и слушая певца. Все присутствующие тоже внимательно слушали выступающего, и лишь Роберт Гилберт промычал что-то нечленораздельное, когда певец закончил свое выступление.

Господи! Еще два с половиной года оставалось до окончания срока, данного королем! Неужели король надумал изменить свое решение и взять слово обратно?! Роберт Гилберт наполнил ее бокал вином, и Констанция осушила его, вино было неразбавленным и очень крепким.

Слуга графа Харефорда освобождал пространство для очередного певца. Поднялась небольшая суматоха, некоторых рыцарей пришлось просить перейти на другое место. Наконец певец запел песню о двух девушках, которые полюбили одного парня. Констанция не слушала, она думала о своем будущем. Она не могла потерять свободу так быстро. Король дал ей три года и не должен нарушать уже раз данное слово!

Констанция подумала о развлечениях на завтрашний день. Она очень боялась, что что-нибудь не понравится королю и у него испортится настроение. Надо сказать, король Генри был мастером по выкачиванию капитала из своих дворян, у него это всегда получалось с большим успехом.

Де Крези уже послал слугу в поместье Саспекс — которое тоже принадлежало Констанции — за продуктами, хлебом и сладостями. Оба се вассала тратили большие суммы на плату артистам, которые уже устали и не так охотно соглашались выступать. Гамелин с большим воодушевлением рассказывал о балеринах, которых ему удалось пригласить. Король должен прийти в восторг от них — они будут исполнять танцы в прозрачных одеждах.

Вокруг певца собиралось все больше народа. Он пел о том, как две девушки влюбились в одного юношу, но девушки были из богатых семей, а юноша — простым пастухом, но высоким и красивым. Пастух решил поозорничать. Расположившись под дубом, он разделся и положил свою шляпу чуть ниже живота, прикрыв ею все, что хотел. Он притворился спящим и стал ждать, что же произойдет дальше.

Гилберт нагнулся к Констанции, и его рука легла ей немного ниже поясницы, это не ускользнуло от внимательного взгляда короля. Заметив это, Констанция немного отклонилась вперед и еле заметным движением локтя оттолкнула руку рыцаря.

Трубадур продолжал петь, подражая женскому голосу:

— Почему бы нам не посмотреть, что под шляпой? — спросила первая девушка.

— Да, конечно, давай посмотрим! — ответила другая.

Девушки осторожно приподняли шляпу и очень изумились при виде того, что скрывалось под ней.

Констанция вновь почувствовала на себе взгляд короля, но, когда повернулась к нему, он уже смотрел в другую сторону, причем так внимательно, как будто там было что-то очень интересное и он не мог оторваться.

А песня продолжалась дальше. Честные девушки в первый раз увидев такое, стали хихикать, думая, что пастух спит и их не слышит. А ему под их ласками стало очень приятно и совсем не трудно было притворяться сладко спящим. Но его член не хотел спать, он встал и стоял всем напоказ. Первая девушка — она была чуть моложе — сняла со своих волос красную ленту и… Здесь арфа сладко запела, а певец перевел дух и продолжил: девушка завязала ленту вокруг… Потом милые проказницы положили шляпу на прежнее место и быстро убежали. Шаловливые плутовки возвратились в городок, со смехом вспоминая эту проделку.

Роберт Гилберт не отставал от графини, теперь он взял ее за руку. Констанция через какое-то время попыталась убрать свою руку, но он только сильнее сжал ее.

Трубадур тем временем подходил к концу своей фривольной песенки. Подняв шляпу и увидев содеянное, молодой пастух решил жениться на молодой выдумщице. Вот с кем ему никогда не будет скучно!

Певец закончил свою песню, и зал взорвался аплодисментами. Всем очень понравилась эта незатейливая песенка. Констанция, наконец, высвободила руку. Граф Харефорд открыл дверь, и все стали выходить из залы.

Короля окружили его рыцари, Роберт Глоустер выделялся среди них своим ростом и могучими плечами. Рыцари намеревались вынести короля, подняв на руки. Внезапно послышался голос рождественского шута, он был слышен повсюду.

Все замолчали, рыцари стояли вокруг короля с приготовленными мечами, они ждали дальнейших распоряжений.

Король молча допивал вино и смотрел на окружающих. Он сделал жест рукой, и рыцари расступились.

Шут, в своем пестром наряде, сшитом из лоскутков, в смешном колпаке с кисточкой, упал в ноги королю, потом вскочил и поклонился с обезьяньей грацией. Окружающие не могли удержаться от смеха, так смешно у него это получилось.

Через минуту шут начал острить по поводу английских и нормандских дворян. Он зло смеялся над дворянами, нарушив неписаное правило. Когда смеха, которого он ожидал, не послышалось, шут стал декламировать стихи на звучной латыни.

Констанция замерла. Она не могла отвести глаз от шута. Узкие бедра, отчетливо видные под костюмом шута, рот, который не закрывала маска, — она прекрасно могла видеть движение губ и его глаза, подобные голубым сапфирам, блестевшие из-под маски. Констанция пристально вглядывалась в эти до боли знакомые черты. Внезапно се охватил смертельный страх, она узнала в этом рождественском шуте своего ночного посетителя. Это был ее сумасшедший жонглер!

Графиня поднесла ко рту бокал с вином и сделала несколько больших глотков. Руки выдавали ее волнение, Констанция никак не могла унять эту предательскую дрожь.

Гилберт внимательно посмотрел на нее, от него не укрылось то впечатление, которое шут произвел на графиню.

— Он пугает вас, миледи? Как раз когда пропал ваш капитан… Дорогая леди Морлакс, не пугайтесь! Все будет хорошо, позвольте только мне быть вашей защитой! Вы позволите, графиня? — Роберт в ожидании смотрел на Констанцию, но она не слышала и половины из того, что он говорил, поглощенная своим сумасшедшим.

Констанция видела перед собой те самые глаза, то самое длинное гибкое тело, слушала тот же голос. Она знала, что под маской рождественского шута скрывается Сснрен, вторгшийся в ее палатку той незабываемой ночью.

«Мать Божья! Сохрани и помилуй! Это он! Действительно он! Я не ошиблась. Он разговаривает с королем Генри! Что заставило его сюда прийти?» — спрашивала графиня у самой себя и ни на один вопрос не находила ответа. Ее руки не переставали дрожать, это было особенно заметно, когда она подносила бокал с вином к губам.

Некоторые из дворян захлопали, услышав в исполнении шута латинский рецитал. Закончив петь, он без устали декламировал Виргилия. Епископ Салисбури с удивлением посмотрел на короля.

— Милорд! Я давно не слышал такого выступления! Он ни разу нигде не ошибся!

— Да, да… — нетерпеливо заметил Генри, разговаривающий в это время с сыном. Король не любил, когда ему мешали.

Маска закончила говорить на латыни и повторила все, что было сказано, на французском, который здесь все прекрасно знали.

Епископ Салисбури, не отрываясь, слушал шута. Время от времени он с восхищением говорил:

— Какой прекрасный перевод… Замечательно выполнен перевод…

— Вы, должно быть, и так все прекрасно поняли, не так ли, сэр? — обратился шут к королю Генри и прежде, чем тот успел что-то ответить, достал из своего огромного кармана монету, пропустил через пальцы, и монета пропала. Вынул он се изо рта епископа.

Шут показал всем монету на вытянутой руке.

— Вот, смотрите! Только фартинг! Из вашего рта льется совсем не чистое золото, к которому мы вес привыкли, а только фартинг! — закричал он, обращаясь к публике.

Генри рассмеялся своим лающим смехом.

— Он ловко выставил вас на смех… Но, надо отдать ему должное, латынь его действительно хороша.

— Нет! Наш король, — раздался голос за маской, — мы никого не высмеиваем! Мы говорим только правду и ничего кроме правды! Правда — это дух сегодняшнего сезона!

Шут снова стал показывать фокусы с монетами, они то исчезали, то снова появлялись в его ловких пальцах.

— Интересно, что сказал бы старый король на то, что здесь происходит?.. Благословил бы он короля Генри на дальнейшее господство? И как бы он отнесся к присяге на верность Матильде? — приговаривал шут себе под нос, но все прекрасно слышали его слова.

Рыцари могли заставить его замолчать очень быстро, достаточно было распорядительного жеста короля. Но король в это время достал кожаный мешок и пытался развязать его. Наконец ему это удалось. Серебряные и золотые монеты посыпались на стол, сверкая между блюдами с едой, хлебом, бокалами с вином. Это было замечательное зрелище!

Граф Харефорд, подняв бокал с вином, тихо проговорил:

— Осторожнее, Генри… Так он может договориться не знаю до чего… Еще вспомнит состояние Англии за последние годы, а вам, сэр, это совсем не выгодно.

Перед королем лежала горка монет. Он внимательно смотрел на них, а шут передразнивал его, повторяя за ним все движения. У него были такие же длинные черные волосы и длинный нос, как у короля, выходило очень похоже. В зале раздался смех, сначала негромко и робко, но потом все смелее и смелее. Наконец весь зал покатывался со смеху.

Король взглянул на одного из своих вассалов, а потом снова на горку денег. Тот быстро понял, чего хочет король, и ударил снизу по столу — монеты посыпались на пол. Глаза короля блестели.

Констанция, открыв рот, наблюдала за происходящим. Она никогда не думала, что снова встретит этого человека, считая, что это была их первая и последняя встреча. Сенрен сейчас был самый опасный для нее человек на земле. Графиня страстно желала его снова, хотя понимала, всю безнравственность своих желаний, понимала как это опасно. Он мог почувствовать свою власть над ней, а если к тому же король Генри узнает что-нибудь о связи шута с самой богатой наследницей Англии, он, не раздумывая, уничтожит их обоих… Констанция чувствовала, что опьянела. Ее щеки пылали, голова кружилась.

Рождественский шут заметил внимательный взгляд Роберта Глоустера, направленный на епископа. Взяв несколько ложек и ножей, шут стал стучать ими. Ему удалось извлечь из этих предметов потрясающие звуки. Все замерли в удивлении и, не отрываясь, смотрели на шута. Только епископ Честера стоял, нахмурив брови.

Констанция чувствовала, как нога Роберта Гилберта с силой прижималась к ней под столом, и слышала, как, повернув свою красивую голову, он что-то прошептал ей на ухо.

Но графиня, не отрывая глаз, смотрела на жонглера, который мог полностью разрушить ее жизнь, если, конечно, смог узнать в этой блестящей, холодной красавице ту ночную страстную графиню. Констанция молила Бога, чтобы он не узнал ее.

В этот момент черная маска повернулась и посмотрела как раз в направлении Констанции. Волна страха мелкими мурашками прокатилась вдоль ее позвоночника.

Выйдя из-за стола, шут остановился напротив короля и высыпал на его стол целую кучу фартингов. Король Генри стал черпать пригоршнями эти монеты и опять складывать в мешок шута. Все сидевшие рядом с удивлением наблюдали за этой картиной.

— Милорд, — закричал шут. В зале стало тихо, всем было интересно, что же он выкинет на этот раз? — Цезарь Август управлял Римом так же мудро и хорошо, как теперь король Генри управляет Англией и Нормандией. Но все люди знают, что покровительствует и направляет его богиня любви и денег, — говорил шут, направляясь к месту, где сидела Констанция. Подойдя к ней, он поставил мешок с фартингами перед леди Морлакс. — Милорды, давайте оплатим этой знатной леди ее присутствие и вдохновение!

Констанция задохнулась от гнева. Любовь и деньги! Он о ней такого же мнения, как о девице легкого поведения, для которой не существует никаких других ценностей. Графиня с презрением посмотрела на шута, он тоже, не отрываясь, смотрел на нее своими синими глазами сквозь прорези маски. Гилберт не переставая ласкал ее руку, но она не обращала на него никакого внимания. Бросив последний взгляд на Констанцию, шут смешался с толпой и скрылся.

Зал взревел. Один из ее рыцарей схватил кожаный мешок с фартингами и бросил вслед шуту.

Констанция не могла поверить, что шут наконец ушел. Это было подобно сбывшейся сказке! Графиня еще дрожала, тошнота подступала к горлу. Подняв раскрасневшееся лицо она посмотрела на стол короля…

***

Оставшись один, Сснрен направился в таверну, отлично понимая, что студенты не позволят рождественскому шуту уйти просто так. Они помчались за ним в погоню, крик и свист раздавались на всю улицу.

Пройдя главную площадь, Сенрен скинул маску и быстро свернул в аллею. Затаив дыхание, он притаился под деревом. Со всех сторон сыпались проклятия студентов, что шут скрылся и не захотел пировать вместе с ними.

Сенрен угрюмо улыбнулся. Требуется много выдержки, изворотливости и хитрости, чтобы отделаться от подобных преследователей. В каждом городе есть молодежь, которая считает своим долгом напоить всякого, кто пытается высмеять короля и его придворных. Даже если это совсем неостроумные шутки…

До сих пор все складывалось хорошо, подвел итог своим похождениям Сенрен. Это не его идея подшутить над королем, это старая шутка. Ему повезло, что король был в хорошем настроении…

Сенрен поднялся из-под дерева и тихонько свернул на тропинку, в сторону, где лаяли собаки. Остановившись, он стер грим с лица.

— Бог мой! — спрашивал он сам себя, не веря тому, что увидел в зале. — Неужели это та самая графиня?! Она, оказывается, неправдоподобно красива! Вероятно, она главный приз короля…

Когда он увидел, что она не обращает на ухаживания Гилберта ни малейшего внимания и лишь высокомерно пытается убрать руку, он вспомнил ее такой, какой она была тогда в палатке. Ее красивую грудь, такую нежную и теплую под его руками, ее юбки, которые он снял с нее, и открывшуюся узкую талию, красивые длинные ноги, ее руки… Как она хотела показать, что не желает его, и от того становилась еще более соблазнительной.

Вспомнив выражение чудных глаз графини в момент страсти, Сенрен остановился посреди аллеи. Констанция была лед и пламень, мед и отрава. Она была частью того света, который он ненавидел всем своим существом, и одновременно притягивала к себе, как магнит. Ни до нее, ни после он не знал женщины, подобной леди Констанции.

«В ней много хорошего, — сказал он себе. — Она может выйти замуж за глупца. Если женщина умна, этого вполне достаточно».

Неожиданно он повернул снова к главной площади. Было темно и пустынно, только свет луны слабо пробивался из-за туч. Молодой человек насторожился, тренированное ухо различило отдаленный стук копыт. Сенрен отступил в тень. Он постоял несколько минут, и вскоре стук копыт стал слышен отчетливо — новые подковы громко стучали о камни. Вскоре Сенрен увидел необычных всадников. Их было около десяти. В белых туниках, каждый на своей лошади. В этот момент луна показалась из-за туч и ярко их осветила. Впереди ехал рыцарь с белым пером на шлеме. По огромным размерам всадника и лошади, Сенрен понял, что это лучшие королевские рыцари под командованием Сигурда Клессена, большого Крузадсра. Еще он рассмотрел кожаный мешок размером с человеческую голову, привязанный к седлу. Рыцари проехали мимо, едва не задев его в узком проходе. Сенрен стоял неподвижно, не выходя из тени. Теперь он точно знал, что должен оставить Винчестер до восхода солнца. Но прежде он хотел решить еще один неотложный вопрос…

Его интересовал один дом в Винчестере.