К заходу солнца рыцари уже разбили и обустроили лагерь. Теперь они огораживали место для ночевки лошадей. Начинался дождь, на небе запламенели молнии, раздались раскаты грома, постепенно дождь усиливался. Все суетились, стараясь как можно лучше укрыться от непогоды на ночь.

Констанция в своей палатке слушала завывание ветра, стук капель дождя о стенки. Она волновалась за своих людей, за лошадей, за то, как они перенесут надвигающуюся бурю.

Один из рыцарей заглянул к ней с сообщением. Констанция в это время как раз зажгла маленький фонарь и приготовилась чмтать отчеты морлакского управляющего, в то время как Ходерн и Биатрис спокойно заснули под небольшим пологом.

Рыцарь колебался. Констанция не могла запомнить всех своих рыцарей по именам, но этого звали Гервайз. Наконец он решился заговорить.

— Здесь есть нарушение… — негромко проговорил он.

Графиня одобряюще ему кивнула. Они отчетливо слышали шум, доносившийся с праздника огня, который начался после заката солнца и, как они знали, будет продолжаться с песнями и оргиями до самого утра.

Констанция очень хотела очутиться сейчас за пределами этого леса — деревья могли привлечь молнию. Но она прекрасно понимала, что лагерь, разбитый в лесу, все же лучше, чем на холме. Она не могла ничем помочь рыцарям, сопровождавшим ее на свадьбу сестры и теперь возвращавшимися вместе с ней обратно.

— Не все в порядке с лошадьми, миледи, — проговорил рыцарь. — Из-за сильного ветра некоторые отвязались. Сэр Эверард очень тревожится о вас и послал меня посмотреть, в безопасности ли вы.

— С нами все в порядке, — быстро ответила графиня, невольно вздрогнув оттого, что дождь вдруг резко забарабанил по палатке. Констанция боялась, как бы не проснулись дети, они могли сильно испугаться. — С нами все в порядке, — повторила она, — мы в безопасности… Если, конечно, палатка выдержит такой ветер, но будем надеяться на лучшее.

Рыцарь успокоил ее:

— Мы натянули дополнительные веревки и крепче привязали ее к деревьям, она должна выдержать, миледи.

Они услышали доносившиеся снаружи крики. Рыцарь повернулся, чтобы выйти из палатки графини, но перед выходом остановился и сказал, что они будут снаружи и станут сообщать ей обо всем происходящем. Его мысли опять вернулись к непривязанным лошадям, и он пробормотал себе под нос:

— Если мы так и не сможем привязать лошадей, то утром вряд ли найдем их в Кидскровском лесу.

Рыцарь вышел. Дождь все усиливался. Констанция подняла свечу в деревянной плошке и подошла к дочерям. Они спали позади ее тюфяка, рядом с ними расположились девушки. Молодая женщина поправила девочкам одеяла и тихонько отошла, закрыв полог. Графиня чуть приоткрыла вход в палатку и выглянула наружу. Порыв ветра со страшной силой налетел на нее, резкий свет молнии прорезал небо, она поспешно вернулась вовнутрь.

Благодаря Богу и всем святым они имели крышу над головой. Рыцари делали возможное и невозможное, чтобы сохранить ее покой и безопасность. Она подумала о бездомных. Что же они сейчас делают? Как спасаются от такой бури? Возможно, что тоже в лесу, но лес затоплен водой, и у них нет ничего, чем можно было бы укрыться.

Она снова вернулась к отчетам, но читать уже не могла… Графиня думала о лошадях. Если их не удастся привязать, они кинутся врассыпную, и наутро придется разыскивать их по всему лесу. А Констанция не хотела даже думать ни о какой дополнительной стоянке в лесу, она отчаянно хотела скорее выбраться отсюда.

Она сидела, подперев голову руками, и просматривала отчет управляющего за прошедший год. Еще его дед служил им во времена ее деда, его отец служил под началом Гилберта де Джобоурга, но отец не сказал ей, что за человек его сын, которого она теперь выбрала для управления замком и всем поместьем. Однако кто еще мог справиться с присмотром за таким огромным хозяйством? Она не знала другого человека… Но с другой стороны, годовые доходы с Морлакса уменьшались с каждым годом, и в этом году они получили урожай меньший, чем ожидали. И меньше шерсти. На свадьбе она заключила договор с руководителями Уэльса о поставке зерна, но если год будет опять неурожайный, то ей снова придется посылать зерно из ее замка в Баскборн.

Под потоком воды, обрушившимся на палатку, она провисла, и кое-где вода стала просачиваться. Капля упала на счета, Констанция вздрогнула и вдруг внезапно вспомнила про заключенных. Она совсем забыла о них в этой суматохе.

Жонглер и женщина были прикованы к колымаге, и если никто о них не позаботился, они до сих пор находятся в ней, ничем не защищенные от бури. Она подумала, что никогда не простит себе, если с ними что-нибудь случится прежде, чем она доставит их в Баскборн, где они будут в безопасности. Констанция вспомнила золотые волосы жонглера и его крики.

Графиня собралась с духом и решила сама пойти и посмотреть, что происходит с заключенными. Она вышла из палатки и осмотрелась. В это время опять блеснула молния, и она заметила рыцарей, движущихся между деревьями, среди них был и Гервайз. Потом снова стало темно и ничего не видно в двух шагах.

Она отступила к палатке, ее руки и лицо в один момент стали совсем мокрые. Обычно Констанция не боялась бури, но сегодня она была на редкость сильная — земля, казалось, ходила ходуном.

По крайней мере, дождь помешал языческому празднику, и теперь уже не было слышно гама празднующих, раздавались только крики ее людей, которые пытались поймать и привязать лошадей.

Графиня вернулась в палатку, желание пойти и посмотреть, что с заключенными, почти пропало. Подумав, что едгчственно безопасное место — ее ложе, она взяла фонарь, но вдруг кто-то схватил ее за талию. Это было столь неожиданно, что Констанция только молча смотрела и не могла произнести ни слова.

Подняв глаза, Констанция увидела, что это золотоволосый жонглер, о котором она так беспокоилась. Его руки были без кандалов, хотя оковы оставили свои отметины на руках. Ярко-синие глаза жадно смотрели на губы графини. Поймав взгляд Констанции, он быстро отвел глаза и усмехнулся.

— Графиня, — сказал Сенрен, — я пришел, чтобы сообщить о своем уходе. Было бы невежливо уйти, не попрощавшись с вами.

Констанция постепенно приходила в себя от потрясения, испытанного ею при виде жонглера. Она полагала, что он должен немедленно покинуть ее палатку, но что могла сделать слабая женщина? Кричать было бесполезно, сквозь такую бурю ее никто бы не услышал, а крик мог разбудить и напугать детей и девушек.

Графиня усилием воли заставила свои губы двигаться. Единственное слово, сорвавшееся с них было:

— Почему?

— Почему? — Он подошел к ней, такой большой и сильный. — Почему я хочу поблагодарить вас? — переспросил он с неожиданной хрипотой в голосе, — за все те удовольствия, которые вы доставили нам, когда мы были в вашей власти?

Матерь Божья, графиня слышала, как бьется сердце, ей казалось, что оно сейчас выскочит из груди. Она вспомнила, что сняла крест, когда переодевалась, ее взгляд упал на него. Ее нательный крест лежал среди заостренных перьев, которые она приготовила для письма.

Сенрен перехватил ее руку, и Констанция мгновенно очутилась на полу, даже не поняв, как это произошло.

В своей одежде крепостного, в грубой рубашке, босиком, он нагнулся над ней. Золотые волосы, золотистая в пламени свечи кожа, казавшиеся кобальтовыми глаза, борода… Перед ней стоял дикарь — такой желанный и такой опасный.

— Прежде чем я уйду, — сказал он, — вы должны позволить дать что-то взамен вашего гостеприимства…

Графиня прекрасно понимала, что он имел в виду. Ее мысли были только о детях и девушках, они не должны проснуться и увидеть все, что неизбежно должно было произойти. Одна мысль о том, что они могут проснуться, приводила графиню в ужас.

Силы и смелость покинули Констанцию. Но она опять усилием воли заставила себя осознать происходящее. Графиня сняла руку жонглера со своего подбородка.

— Вы многим рискуете, — наконец проговорила Констанция. — Полагаю, что, когда обнаружится ваш уход, рыцари кинутся искать вас. Мои люди могут уничтожить вас…

Он наклонил свою красивую голову и, уже не скрывая восхищения, разглядывал Констанцию.

— Храбрая леди, какая причина заставит сейчас рыцарей вспомнить обо мне среди такой суеты? Такой причины нет, сейчас никому до меня нет дела…

Он медленно сел рядом с ней.

— Вы же знаете, что доброта вернется добротой… Так чего же вы боитесь?..

Графиня глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь и привести дыхание в норму. Она вспомнила об Эверарде. Он, конечно, опять пришлет к ней Гервайза сообщить, как идут дела, и проверить, все ли нормально с ее палаткой. Она подумала, что он может найти время и заглянуть сам, чтобы удостовериться, что все в порядке и ничего не случилось.

Внезапно из глубины палатки раздался сонный голос Ходерн:

— Мама, мама, что происходит?

Жонглер наблюдал за ней. Констанция, стараясь быть как можно спокойнее, ответила:

— Ничего, дорогая, это буря, засыпай… Внезапно Констанция почувствовала его тело рядом с собой, пальцы Сенрена не бездействовали, они расшнуровывали ее платье.

Холодные пальцы жонглера коснулись тела Констанции. Крик, готовый сорваться с ее губ, замер в горле. Она попробовала освободиться, но он одной рукой сжал ее руки, а другой аккуратно снимал платье. Она почувствовала руки Сенрена на своей груди.

— Что вы делаете?

Ее зубы были так плотно сжаты, что она едва могла говорить.

— Может, вам нужны мои драгоценности? Уберите свои руки! Я сниму все мои кольца. Возьмите их…

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Леди Констанция, вы не должны платить за то, что другие сделали со мной…

Она вздрогнула от его голоса. В это время пальцы жонглера продолжали ласкать ее грудь.

— Находясь в этой жалкой колымаге, я много раз представлял себе, какова будет награда за мое, ставшее ужасным, лицо, за избитое тело… У меня было много времени… Когда он произносил эти слова, его пальцы играли с соском Констанции. Они слегка касались его, потом он медленно пропускал сосок сквозь пальцы.

— Вы же тоже хотите этого. Я чувствую, хотите. Зачем же скрывать свои чувства?

Констанция сделала слабую попытку освободиться.

— У меня есть не только кольца. Я везу с собой золото и…

Губы жонглера жадно приникли к губам графини, а его сильные руки в это время проникли к ней под юбку. Сначала он стал поглаживать ее колени, поднимаясь, все выше и выше. Нетерпеливо скинув с нее мешавшую юбку, он продолжал ласкать.

Констанция лежала почти, не дыша, поскольку его склоненная голова и рот мешали нормальному дыханию. Она почти задыхалась. Наконец он оторвался от ее губ.

— Дорогая графиня, я дал себе слово, что заставлю вас кричать, что услышу ваш крик. И я сдержу свое слово, обязательно сдержу!

У нее перехватило дыхание, она глядела в его глаза, похожие на голубые камни. Теперь, когда графиня убедилась в намерениях жонглера, она не могла сдержать дрожи.

— Пожалуйста, не причиняйте нам вреда! Мои дети…

Вокруг рта молодого человека образовались жесткие складки. Он ничего не сказал, но его язык опять вошел в ее рот и стал искать ее язык. Против воли она повиновалась ему.

— Леди, — наконец проговорил он, — даже всего этого будет недостаточно, чтобы вы признали мое превосходство… Он опять просунул руку под ее оставшуюся одежду и снял ее. Теперь Констанция лежала обнаженная в его объятиях, он мог делать с ней все, что хотел.

— Не сомневайтесь, все будет прекрасно… — говорил Сенрен.

Графиня почувствовала его руку между своими ногами.

— Я заставлю вас рыдать! Заставлю визжать! Через несколько минут, она почувствовала, что теряет над собой контроль. Ее ноги сами сплелись вокруг него.

Сенрен шептал ей на ухо:

— Дорогая графиня, это не то, что я хочу…

Она ощутила, как холодный порыв ветра задул за полог палатки, услышала громкий раскат грома, слышала, как капли дождя с новой силой застучали о крышу. Но все это она осознавала как бы помимо себя, ласки Сенрена становились все откровеннее, своей мягкой рукой он проник в ее плоть.

Констанция пробовала молиться, но никакие слова не шли ей на ум. То, что с ней случилось, было невероятно. Жонглер ласкал ее там, где хотел и как хотел, он получал несказанное удовольствие, чувствуя ее плоть изнутри. И она ничего не могла сделать, чтобы остановить его. Пальцы Сенрена нащупали маленькую горошину между ее ногами, и он принялся играть с ней. Он нажимал на клитор, и она возбуждалась все сильнее, уже крик стоял у нее в горле.

Он остановился, но только для того, чтобы снова начать терзать ее, на сей раз языком. Констанция чувствовала, как его язык проникает в нее, чувствовала, как в ее груди что-то нарастает, будто все внутренности поднимаются кверху. Он опять стал целовать ее в губы, поцелуи были сильные и долгие, вдруг она почувствовала между своими полными грудями что-то теплое и жесткое. Он задвигал членом, не переставая ласкать ее. Констанция посмотрела в его глаза и увидела, как они изменились — их как будто заволокло дымкой, жонглер тяжело и часто задышал. Он сказал хрипло, что никогда не чувствовал ничего подобного. Изумленная она смотрела на него, она тоже раньше ни с кем из мужчин не испытывала таких чувств. С того момента, как его руки коснулись ее тела, она стала беспомощной и теперь, когда его рот стал мягко посасывать уже ноющий сосок, была готова разрыдаться.

Графиня уже ни о чем не могла думать, она видела только его огромный член. Когда его руки скользили по се телу, она змеей извивалась под ними, ее бедра все теснее прижимались к нему. Сенрен поднял голову, и она видела его горящие глаза, он был похож на дьявола, заставив Констанцию делать вес это против ее воли. Жонглер разжег в ней дикое желание и все еще продолжал возбуждать. Он настойчиво сосал ее соски, а рукой ласкал заповедную ложбинку между ног, стараясь не касаться клитора, продлевая тем самым ее сладостное мучение. Он чувствовал, что крик уже готов сорваться с губ графини каждую минуту, и он, не останавливаясь, продолжал эту сладкую пытку. И тут Констанция не выдержала, крик вырвался из се груди, она пыталась унять его, но единственное, что ей удалось, это чуть приглушить его.

Господи! Это было то, чего он добивался. Жонглер сказал, что она будет кричать, будет умолять его, и она умоляла, все се тело просило, умоляло его. Констанция положила руки на его бедра, стараясь направить член в свою плоть, но он не давал ей сделать этого. Жонглеру было мало ее мучений, он поддерживал в ней жуткий накал страсти, но не позволял кончить. Констанция чувствовала его разгоряченное тело, совсем рядом… Он снова начал страстно целовать ее, его язык неистовствовал, руки мяли полные, нежные груди с разбухшими сосками… Графиня стонала, а он шептал ей в ухо:

— Стони, умоляй, я этого так хотел! Сейчас мне хорошо, очень хорошо!

Он провел щекой по ее шее, она почувствовала его щетину, это возбудило се до крайности, она уже не помнила себя от желания… Его рука опять проникла в нее. Констанция стонала, не переставая, она с силой прижалась к нему бедрами, а руками схватила его за ягодицы, и Сенрен с размаха вошел в нее. Она чувствовала его большой член в своем теле, это было несказанное блаженство… Он прошептал сквозь сжатые зубы, что не хочет причинять ей вред, что… Она слышала, как из его груди вырвался стон. О, Господи! Его движения становились все неистовее, все сильнее, он двигался в ее теле, одновременно целуя се лицо, глаза, губы… Ее тело было в огне, она корчилась под ним, подлаживаясь под его ритм.

Теперь уже стонал и сам жонглер. Она смутно понимала, что их крики и стоны могут разбудить детей, особенно Ходерн, но ничего не могла с собой поделать.

Ощущая его в своем теле, двигаясь в одном с ним ритме, она очень скоро стала переживать доселе невсданный экстаз. Он был до того силен, что у нее стал побаливать низ живота, но боль была приятной. В момент оргазма рыдающая графиня была необычайно прекрасна. Она запустила руки в его волосы, и ему передалось ее напряжение. Сенрен не выдержал, и Констанция почувствовала, как сначала напрягся, а потом запульсировал в ней его член. Жонглер забился в конвульсиях, и теплая густая жидкость стала извергаться в ее лоно. В тот же самый миг для Констанции взорвался мир, она издала пронзительный крик, а Сенрен застонал и в изнеможении упал рядом с ней.

— Мама!

Констанция очнулась и попыталась восстановить дыхание. Сенрен пристально смотрел на нее, она была похожа на испуганного ангела. В темноте она пыталась подняться, но неожиданно ощутила страшную дрожь в ногах.

— Мама! Что это? — опять раздался голос Ходерн.

О, Господи! Сенрен тоже постепенно приходил в себя.

— Мама, был такой страшный шум…

— Это все буря, — ответила ей Констанция. Жонглер поднялся на ноги и стал одеваться.

Графине казалось, что он делает все ужасно медленно. Наконец она услышала, как хлопнул полог палатки, и жонглер растворился в темноте. Графиня старалась собраться с силами и подняться на ноги. Ходерн вышла из своего закутка.

— Мама, что ты делаешь на полу?

Констанция ответила, что раздевалась, когда вспомнила, что куда-то девались перья, и стала их искать. Действительно, нащупав на полу несколько перьев и сделав над собой нечеловеческое усилие, графиня поднялась на ноги. Ее тело еще не остыло, она чувствовала ноющую боль во всех членах, слезы еще не высохли на глазах.

Констанция сказала дочери, что все нормально и надо идти спать.

— Как только мы проверим, все ли нормально с хозяйкой, мы тотчас отправимся спать… — Констанция неожиданно услышала взволнованный голос Эверарда. И капитан с Гервайзом тихо вошли в ее палатку.

— Миледи, вы где? — позвал он.

Эверард посмотрел себе под ноги и увидел, что перья и чернильница валяются на полу.

— Что случилось? — удивленно спросил он. Констанция не собиралась сообщать миру, что здесь произошло. Она не могла показаться Эверарду — посмотрев на лицо графини, он бы все понял. Ноги отказывались держать ее, и она пододвинула к себе стул.

— Мы раздеты, — сказала она рыцарям.

Констанция могла видеть лицо Эверарда, в то время как он не мог видеть ее. На его лице промелькнуло сомнение.

— Почему вы удивляетесь, что здесь необычного? — спросила она.

— Убежал заключенный, — ответил рыцарь.

Его глаза быстро обшарили небольшое пространство, но ничего подозрительного он не заметил. Но Эверард не был удовлетворен осмотром.

— Лошади порвали привязи… В бурю невозможно собрать их, мы попытаемся найти их после…

Констанция указала Ходерн на постель, девочка легла.

— Невозможно? — переспросила графиня.

Эверард с силой сжал меч.

— Мы не единственные в этом лесу! Мы видели их достаточно ясно и хорошо рассмотрели.

Констанция слушала Эверарда без всякого внимания, ее тело еще не отошло от недавнего происшествия. Такое с ней случилось впервые.

Это была тайна, которая может существовать только между мужчиной и женщиной. Когда она закрывала глаза, то перед ней всплывало лицо жонглера, как будто он склонялся над ней. Ощущения были слишком свежи, она еще чувствовала его в своем лоне.

— О, Боже!

Графиня резко очнулась и вернулась к деиствительности. Она не должна вызвать у Эверарда и этого молодого рыцаря никаких подозрений.

— Мы должны найти этого трубадура, — сказал Эверард, — и заключить его в темницу! Это лучшее, что мы можем сделать!

Констанция ничего не ответила.