Я на спринтерской скорости преодолела дистанцию между конюшней, превращенной в летний домик, и парадным подъездом, и осталась, благодарение Богу, целой и невредимой.
— Его нет.
Душа моя возликовала!
— Понятно. В таком случае я хотела бы, чтобы вы доложили обо мне мадам Бельмон.
— Кто вы?
Даже по тому, как она открыла дверь, сразу было видно, что тут не привыкли к визитам незваных гостей. Что и не удивительно, памятуя о наличии таких сатанинских псов. Мы сразу же не понравились друг другу, она и я. С ее стороны неприязнь, несомненно, вызвал вид моей одежды: слишком много джинсы и отвратительно грязные башмаки. А мне не глянулось ее чрезмерно длинное лицо и тонкогубый рот, который, похоже, не растягивался в улыбку со времен подавления студенческих беспорядков 1968 года. Тем не менее я улыбнулась ей своей особо ясной улыбкой, которую обычно приберегала для уличных регулировщиков.
— Достаточно будет сказать, что я подруга Кэролайн Гамильтон и что я приехала из Англии.
В чем, в чем, а в наличии дурных манер эту женщину обвинить было трудно, иначе, подозреваю, она просто захлопнула бы у меня перед носом дверь, оставив на площадке парадной лестницы. Но она позволила мне войти и попросила немного подождать, а сама тихонько простукала каблучками холл и скрылась в дверях в конце длинного коридора, совсем как белый кролик из «Алисы» в поисках королевы. Отдав дань восхищения внутреннему убранству дома и досчитав до десяти, я отправилась следом за ней.
Ожидая увидеть гобелены восемнадцатого столетия, я обнаружила огромную оранжерею. Солнце с трудом пробивалось в эти джунгли сквозь стеклянные панели. В центре, как во временном лагере участников сафари, вольно раскинулся светлый и весьма элегантный плетеный мебельный гарнитур из трех предметов. Воздух был здорово перегрет испарениями, исходящими от обильной растительности, и насыщен кислородом, которого столь не хватает многим людям. На ум пришло слово «санаторий». Среди листвы виднелась темноволосая голова домоправительницы, она что-то настойчиво говорила. Из глубин тропических зарослей ей ответил голос хозяйки. Я пару раз кашлянула. Домоправительница обернулась, стрельнув в меня убийственным взглядом, и решительно бросилась в мою сторону. Я приготовилась к отступлению, но женский голос, бесстрастный и повелительный, охладил ее порыв.
— Оставьте, Агнес. Раз леди проделала такой путь, я непременно встречусь с ней.
Когда она появилась из джунглей, у меня глаза на лоб полезли. Если за деньги не купишь любовь, то уж красоту-то приобретешь с легкостью. Высокая, пяти футов и девяти или десяти дюймов, с длинными конечностями и шапкой коротких сияющих белокурых волос, мадам Бельмон оказалась настоящей красавицей. И разительно похожа на кого-то, кого я знала. Это вызвало у меня настоящий шок, потому что я почти сразу поняла, на кого она так сильно похожа.
Отрасти она волосы, нацепи балетные туфельки и побольше присборенного тюля, и вот вам вылитая Кэролайн Гамильтон. Забавно, что Бельмон ничего не сказал мне об этом сходстве. Впрочем, он ведь не намеревался знакомить меня со своей супругой.
Матильда с улыбкой приблизилась ко мне и подала руку. Вблизи она выглядела старше Кэролайн, ей было лет тридцать пять, может, чуть больше, но она была явно из той редкой породы женщин, которым глубокие морщины не угрожают. Уж так, видно, устроено их лицо. Хозяйка дома улыбнулась, и мне показалось, что для женщины, страдающей сильными приступами депрессии, она выглядит слишком уж здоровой. Даже кожа ее светилась. Возможно, это последние достижения косметологии, хотя иной восхищенный мужчина назвал бы мою догадку чудовищной ложью.
— Добрый день. Простите, не знаю вашего имени…
— Ханна, Ханна Вульф.
— Я рада нашей встрече, мисс Вульф. Не многие решаются прийти к нам вот так, запросто, не дожидаясь приглашения. Не желаете ли чашечку кофе? Или вы предпочитаете чай?
По-английски она говорила хорошо, с очаровательным легким акцентом. Вероятно, когда она служила переводчицей, то работа у нее ладилась, хотя с первого взгляда видно, что природой этой женщине уготована лучшая участь.
— Благодарю вас. Лучше кофе.
Она перевела мою просьбу Агнес, которая явно считала, что это ниже ее достоинства, обслуживать особу, подобную мне, но не поднимать же, в самом деле, восстания. Всем своим видом выразив неудовольствие, она повернулась на каблуках на манер прусского гвардейца и быстро покинула оранжерею. Я, естественно, сделала вид, что ничего этого не заметила.
И вот мы остались наедине с мадам Бельмон. Она предложила мне присесть, затем уселась напротив, вытянув перед собой свои длинные гладкие ноги. Нельзя было сказать, что она обеспокоена. Очевидно, она принадлежала к тому типу женщин, которые не спешат выказывать своих чувств. Я все еще соображала, как бы получше расположить ее к себе, но она заговорила первой:
— Вы были близкой подругой Кэролайн? Могу себе представить, как сильно вы огорчены! Я все еще не вполне верю в случившееся. Она была такой живой, такой милой и энергичной девушкой. Просто невозможно представить ее мертвой.
Челюсть моя наверняка бы отвисла, не успей я подпереть подбородок рукой. А что это говорил мне Бельмон? «Не хочу, чтобы ее хоть чем-то беспокоили. Я сам скрываю от нее новости о трагической смерти Кэролайн», — это его точные слова.
Герой войны Жюль Бельмон обманул меня, но он и не обязан был говорить мне правду. Я устыдилась и решила не брать с него пример.
— На самом деле, мадам Бельмон, я не подруга Кэролайн, а частный детектив. Меня наняли для расследования обстоятельств ее смерти.
С минуту она внимательно смотрела на меня, будто оценивала, могу ли я справиться с решением подобной задачи.
— Господи! Не слишком ли вы молоды для такой работы? — Сказав это, она улыбнулась. — Впрочем, думаю, не я первая задаю вам этот вопрос.
Я кивнула. Такой же вопрос совершенно спокойно можно задать и тебе, третья жена прославленного военного героя, подумала я, но вслух, конечно, этого не сказала.
— Как вы нашли нас?
Я вкратце все ей рассказала, умолчав, естественно, о факте воровства. История моя прозвучала вполне убедительно.
— Понятно. И теперь вы желаете расспросить меня о Кэролайн?
— Да.
Она кивнула.
— Ну, не уверена, что мне есть что сказать. Думаю, вам лучше поговорить с моим мужем.
— Я уже говорила с ним.
И что-то молниеносно метнулось под ее полуприкрытыми веками. Естественно, он предупредил ее. О чем же еще могли говорить они за ланчем?
— В таком случае мне вряд ли есть что добавить, я действительно знаю не больше, чем он.
— Он сказал мне, что в мае вы наняли Кэролайн Гамильтон в качестве компаньонки. Но она проработала у вас только восемь недель, а потом, когда обнаружилась ее беременность, ушла от вас.
Матильда выдержала мой взгляд. С минуту ничего не говорила. У меня появилось ощущение, что она наблюдает за мной столь же внимательно, как и я за ней, и что вообще она человек сильный. Вдруг она опустила глаза.
— Да, полагаю, что так все примерно и было. Боюсь только, что не очень хорошо ориентируюсь в датах. — Но все в ней будто кричало: «Я лгу, лгу!»
Спокойно, спокойно, Ханна!
— Хотелось бы знать, мадам Бельмон, в течение тех восьми недель, что Кэролайн находилась здесь, она когда-нибудь просила вас или вашего мужа отсылать через Лондон ее письма или открытки?
Она, казалось, обдумывала ответ. Наконец сказала:
— Нет, не помню такого, нет. Но вы можете спросить Жюля. Или Даниеля. Даниель часто летает в Лондон по служебным делам. Если бы она хотела что-то переслать, с этим проблем не было бы.
— Понимаю. Но Даниеля, кажется, сейчас здесь нет. Он улетел по каким-то делам.
— Да? — И только теперь она подняла глаза, явно удивившись. — Я об этом не знала.
— Почему она ушла от вас, мадам Бельмон?
— Думаю, мой муж; говорил вам. Она забеременела.
— И вы не просили ее остаться? — спросила я, на этот раз по-французски.
Перемена языка на какой-то момент привела ее в замешательство. Она нахмурилась, как если бы не поняла вопроса. Я не дала ей времени на размышления.
— Мадам Бельмон, я знаю, что вы с мужем несколько лет пытались обзавестись ребенком.
Она все еще молчала, затем посмотрела мне прямо в глаза. И мне показалось, что она знает, о чем я думаю.
— Да, — ответила она твердо. — Так оно и было.
— Но безуспешно.
— Да.
— Полагаю, это было весьма болезненно для вас обоих. Тем более что единственный ребенок вашего мужа погиб в дорожной катастрофе.
Это было сказано так легко, что мне самой стало неловко. Я даже испытала чувство вины перед несчастной женщиной.
— Да, мой муж сильно хотел ребенка, если вы это хотели узнать.
— А вы?
— Я?..
До этого мы как будто играли в волейбол, внимательно следя за мячом. Но на этот раз она, кажется, вот-вот пропустит подачу.
— Интересно, мисс Вульф, сколько вам лет? Неужели вы никогда не думали о ребенке? Как и все женщины нашего возраста?
Нет, удар все-таки отражен, и неплохо. Теперь пришла моя очередь пропустить подачу. Насилу справившись с собой, я подняла глаза, заметила ее легкую улыбку и только тогда спросила себя, кто тут кого истязает.
Матильда отступила первая, отвела глаза. Но она еще не знала, что открытки Кэролайн Гамильтон, лежавшие в моем кармане, жгли меня, будто уголья.
— Простите, мадам Бельмон, что я затронула столь деликатную тему, но мне необходимо выяснить, почему, узнав о беременности Кэролайн, вы не подумали, что могли бы из этого обстоятельства извлечь для себя выгоду. Ведь она была талантливой молодой балериной, перед ней открывалась блистательная будущность, и ребенок, судя по всему, ею не планировался, а рядом вы — бездетная пара, отчаявшаяся обзавестись потомством. Так неужели вам не приходило в голову предложить ей отдать ребенка вам на усыновление?
К чести мадам Бельмон, она серьезно восприняла этот вопрос. Уже одно то, как долго она обдумывала ответ, говорило о многом. Наконец она тихо проговорила:
— Боюсь, это было бы невозможно. Поймите, мой муж хотел своего ребенка, для него это имело огромное значение. Своего, а не чужого.
— Вы хотите сказать, его и вашего?
— Нет, я полагаю, что для него главное было, чтобы это был его ребенок.
И опять у меня появилось странное ощущение, что, вопреки всей серьезности разговора, между нами происходило нечто вроде игры. Причем игра эта равно забавляла нас обоих. Главное, чтобы это был его ребенок. Хорошо, почему нет? Разве в темноте, как говорится, не все кошки серы, даже те, что днем имеют самую яркую масть? Тем более что медицина предоставляет методы, способные технически осуществить это достаточно тактично.
— Простите меня, мадам Бельмон, но вы абсолютно уверены, что ребенок Кэролайн зачат не от вашего мужа?
Если она и была шокирована, то виду не подала. Нет, она выдержала мой взгляд и медленно покачала головой.
— Да, мисс Вульф, абсолютно уверена. Как это ни грустно…
Грустно? Слово, случайно ли вырвавшееся или намеренно сказанное, повисло между нами. Но открытки, лежавшие у меня в кармане, чуть не насквозь прожигали мне ладонь. Я сделала глубокий вдох и сказала:
— Мадам Бельмон, думается, я должна кое-что сообщить вам. Мне стало известно, что Кэролайн не покидала ваш дом в июне прошлого года, а прожила здесь гораздо дольше. Фактически до середины января этого года.
Я выдержала вполне театральную паузу, но она промолчала.
Тогда я вытащила из кармана открытки и показала ей.
— Я узнала их. Сознаюсь, я нашла их в вашем летнем домике. Они идентичны тем, которые опекунша Кэролайн получала на всем протяжении прошлого года. Вы сами видите, что последняя, так и не отосланная, написана ее собственной рукой и датирована четырнадцатым января.
Мне казалось, что если бы у нас было еще немного времени, она рассказала бы мне все. Но пока она продолжала молчать, напряженно глядя на меня, в комнату строевым шагом вторглась Агнес. Да и наивно было бы надеяться, что конфиденциальность нашего разговора соблюдена вполне. Я даже удивилась бы, узнав, что Агнес не торчала все это время в каком-то таком месте, откуда ей все было слышно. Войдя, она стеной встала между Матильдой и мной. Но я успела быстро спрятать открытки в карман.
— Мадам, простите, что прервала ваш разговор, но вам звонят по важному делу и просят снять трубку в гостиной.
Так и есть. Бельмон вернулся в своем лимузине, вошел в дом и тотчас был извещен о том, что его супруга не способна хранить должным образом семейные тайны. Можно себе представить доклад этой гренадерши, сделанный хозяину чуть не с порога. Если бы я была ее мужем, я бы и на милю к ней не приближалась.
Мадам Бельмон встала, глаза ее теперь казались какими-то стеклянными. И хотя она улыбнулась мне ослепительной улыбкой, это была скорее пародия на все светские улыбки вообще.
— Извините, мисс Вульф, но я вынуждена вас покинуть.
Не успела она выйти, как в дверь вошел он, мистер Бельмон.
Не то чтобы вид его был слишком грозен, но нечто в выражении его лица заставило меня всерьез обеспокоиться. О, Небеса, за что гоните меня, злосчастную? Как и всегда в подобных случаях, я сожалела, что не потратила четырнадцать лет на изучение тибетских боевых искусств. Фрэнк, конечно, научил меня паре-тройке приемов. Но эти приемы, как и опыт, полученный на курсах самозащиты при Рождественском институте для взрослых, вряд ли здесь пригодились бы. Я собралась с духом и взялась за свою сумочку.
— Ну, мне пора. Не будете ли вы любезны проводить меня к выходу? — добросердечно обратилась я к Агнес, чему она так сильно обрадовалась, что чуть было не улыбнулась.
Они оба проводили меня до дверей. Затем он проводил меня до ворот. Следующий этап оказался более сложным. Мне предстояло извлечь из укрытия велосипед, но он был спрятан слишком близко к особняку. А ведь выбираться отсюда как-то надо. Но откуда ему знать, где припаркована моя машина? Вот я и решила пойти в сторону Вилльметри, надеясь, что полуторамильная пешая прогулка и возвращение домой это не совсем то, о чем мечтает старик. И я оказалась права. Но какую-то часть пути он все же следовал за мной, желая, очевидно, убедиться, что я уже не вернусь, и когда я, дойдя до вершины холма, обернулась, он все еще стоял там, посреди дороги — ноги твердо расставлены, руки скрещены на груди. Я небрежно помахала ему рукой и продолжила свой путь. Ну что ж, иной раз и пешком походить не вредно. Почти уже на входе в Вилльметри я остановилась и обернулась. Дорога была пуста. И только тогда, проделав немыслимый крюк, я вернулась, отыскала свой велосипед и сумку, отпила чуть не треть вина из бутылки и поехала домой.