Охранник, бритый наголо грузный пакистанец в блейзере и галстуке, открыл двери и тут же попал под обстрел фотовспышек.

— Прошу, господа!

Охранник размашистыми движениями отогнал фотографов, нацеливших жадно клацающие объективы на Дворец правосудия. Они караулили мэтра Патаки. Марен и представить себе не могла, что когда-нибудь заинтересует профессиональных журналистов. Столь легкомысленная мечта не посещала ее даже в отрочестве. С удивлением взирала она на беснующуюся стаю крыс, готовых лезть к добыче друг у друга по головам и сожрать любого, кто помешает им выполнить работу, — прекрасное доказательство вырождения этой профессии. Из-за сокращения расходов, а подчас и полной реструктуризации информационных агентств репортеры, словно оголодавшие хищники, рыскали по городу в поисках сенсаций.

Незавидной была доля и адвокатов, и представителей тысяч других специальностей. Все они были обречены на изматывающую и скудно оплачиваемую беготню; исключение составляли те, кому посчастливилось занять высокие должности в области коммерции и финансовой деятельности. Марен прекрасно понимала, что, учитывая глобальную девальвацию профессий, доставшийся ей шанс был единственной возможностью вырваться из безликой массы назначенных адвокатов, барахтающихся в стоячих водах низших судебных инстанций. Годы кропотливой работы оказались бесплодными, ибо клиенты ее были по большей части люди несостоятельные, они попадались на мелких нарушениях закона и не отрицали своей вины. Как только намечался интригующий судебный казус, дело прибирала к рукам прокуратура и пожинала всю славу. Не обольщалась Марен и относительно своих талантов. Ведь не по воле же злого рока все ее подзащитные получали суровый приговор. Поэтому в тридцать четыре года Марен не котировалась на рынке адвокатов, тогда как ее однокашники уже сделали блестящую карьеру. И вот в один прекрасный день молодая женщина стала главным действующим лицом в деле государственной важности. Журналисты ходили за ней по пятам и умоляли об интервью.

Сквозь гущу фотографов охранник проторил Марен дорогу к предоставленному Табачной компанией лимузину. Дойдя до машины, адвокат обернулась к представителям прессы и с легкой улыбкой произнесла:

— В настоящий момент мне нечего вам сказать, кроме того, что сегодня вечером Верховный суд должен вынести окончательное решение. Мы надеемся на благоприятный исход.

Шум голосов смолк. Журналисты ловили каждое ее слово. Марен, как ни странно, чувствовала себя весьма комфортно в центре всеобщего внимания. Потому ли, что смотрела много телерепортажей и внимательно изучала поведение интервьюируемых? Или же раскованность прилагается к высокому общественному положению? Марен уже собиралась нырнуть в машину, но вопросы посыпались вновь. Застыв в продуманно небрежной позе, она, словно бы спонтанно, произнесла заранее подготовленную речь:

— Я ходатайствовала о пересмотре приговора… Согласно древней традиции, прерванная по непредвиденным обстоятельствам казнь может быть отменена специальным актом о помиловании. «Божья десница» — так это раньше называлось. А сегодня это может стать поводом для размышлений об истории смертной казни и ее трагической роли в жизни общества. И конечно, о частном случае — о деле месье Джонсона, вина которого не доказана. Благодарю за внимание.

И с уверенностью тех, кто сам решает, когда говорить, а когда молчать, она захлопнула дверцу лимузина и приказала шоферу ехать в управление Табачной компании.

Руководителей Международной Табачной компании уже много лет преследовали за их деятельность и заклеймили прозвищем «продавцы смерти». Сорок восемь часов назад им стало известно о невероятной отсрочке казни Дезире Джонсона. Такого чуда они и не чаяли и восприняли событие как доброе предзнаменование. И хотя в центре головокружительной судебной перипетии оказался приговоренный к смерти преступник, раззвонившие о ней газеты так сблизили понятия «табак» и «жизнь», как этого не могла бы сделать ни одна реклама. Человеческую жизнь, хоть и на несколько дней, спасло курение. Забытая статья закона сделала из сигареты лучшего друга человека. Луч надежды осветил упадочную отрасль экономики.

Тотчас после отсрочки казни Марен связалась с пресс-агентствами, и дело нефтяным пятном расползлось по страницам газет и журналов. В полдень журналисты собрались перед тюрьмой для освещения события. В шестнадцать часов Отдел рекламы Табачной компании предложил адвокату Патаки средства, необходимые для правового контрнаступления: помещение, триста тысяч евролларов на текущие расходы и служебную машину.

На заднем сиденье лежали утренние газеты. Марен просмотрела заголовки. Почти везде дело Джонсона на первой полосе, но разобраться в противоречивых мнениях было непросто.

«Противники курения спасают убийцу» — возвещала умеренно реакционная газета «Зеркало дня». По мнению ее главного редактора, запрет на курение, распространившийся повсеместно, от частных квартир до целых зданий, грубо попирал законы демократии. Сегодня мы пожинаем омерзительные плоды — устав тюремного заведения оборачивается в пользу убийцы и против жаждущих возмездия жертв.

В целом эта протабачная точка зрения шла на пользу Табачной компании, но во вред Джонсону и его адвокату, так как требовала немедленной казни приговоренного сразу после исполнения последнего желания.

Более проницательный хроникер «Независимого демократа» заинтересовался следующим парадоксом: зачем заботиться о здоровье смертников? Безусловно, правила, принятые под давлением антитабачных лиг, в первую очередь имели целью защитить здоровье тюремного персонала, в том числе и от пассивного курения. Но какой смысл запрещать курить тем, кто осужден на смерть?

Большинство изданий приняли антитабачную точку зрения. Но и между ними не наблюдалось единства. Некоторые видели в деле Джонсона повод развернуть борьбу за жизнь («Нет табаку, нет смертной казни!» — под таким заголовком вышел «Либеральный телеграф»). Наиболее суровые противники курения требовали полного запрета табака на территории страны, без всякого снисхождения к приговоренным («Да смертной казни, нет сигарете!» — значилось в шапке «Республиканской трибуны»). Последние считали, что Дезире Джонсон и его адвокат ловко жонглировали словами. Перед лицом такой провокации Верховный суд должен был вынести безоговорочное решение о смертной казни и пресечь происки хитроумных толкователей устаревших статей закона.

Лимузин двигался по проспекту Президента Буша, разделенному на две полосы цветущей аллеей. По обе стороны возвышались элегантные здания из камня, стекла и стали, увенчанные вывесками знаменитых фирм. Марен жила в центре города, в крошечной квартирке. Здесь один квадратный метр стоил несколько ее зарплат. Пятнадцать лет назад Марен еще верила в политический радикализм, опоэтизированный ее богемными друзьями-артистами. Она с надеждой смотрела в будущее, сражалась в рядах феминисток и участвовала в движении за защиту заключенных. Но расчеты ее оказались неверны: когда она оставила борьбу за права женщин, сочтя ее бесперспективной, в игру включились более боеспособные девицы и принялись с неожиданным успехом выискивать повсюду следы сексизма. Марен особенно интересовалась судьбой приговоренных к смерти, поскольку все цветные выходцы из бедных кварталов были заранее обречены на гибель по причине их расовой и социальной принадлежности. Но случаи насилия учащались, и правосудие, с одобрения прессы, стало жестче карать нарушителей закона, зачастую не оставляя Марен даже возможности для борьбы. Ей не удалось спасти ни одного подзащитного. Расплывчатая линия защиты, посредственность выступлений, неуклюжие нападки на жертв преступления, даже когда вина подследственного не вызывала сомнений, — все это лишь быстрее приводило ее клиентов к смертной казни. Адвокаты по уголовным делам прозвали Марен «Скоропостижная» и втайне жалели подсудимого, клюнувшего на ее мнимую компетентность в криминалистике, но в особенности на низкие расценки.

Шофер остановился перед беломраморным зданием Табачной компании. Строение в стиле ар-деко лестницей уходило в небо. Бронзовые купола были покрыты благородной патиной. Величественный вход венчала золоченая скульптура — рука с сигаретой и колечком дыма над ней, словно напоминание о том, что когда-то курение считалось признаком изысканности. Грум открыл дверцу лимузина, и Марен ступила кроссовками на красный ковер. Она прошла в холл, где ее ждал глава Отдела по связям с общественностью. На лифте они поднялись на шестнадцатый этаж, в зал заседаний. Помещение с гигантскими окнами напоминало вознесшуюся над городом обсерваторию. За овальным полированным столом, снабженным микрофонами и компьютерными терминалами, сидели вице-президент компании, глава Юридического отдела и их коллеги. Адвокат оробела: никогда она не думала, что окажется среди деловых людей, гоняющихся за медиасенсацией. Сумеет ли она говорить на языке управленцев, сумеет ли рассуждать о человеческой жизни с рекламодателями? Вспомнив, что на кону ее карьера, Марен поборола страх и решила довериться располагающей улыбке вице-президента, который как раз обратился к ней:

— Скажите, пожалуйста, адвокат….

— Госпожа адвокат! — поправила бывшая воинствующая феминистка.

Она чуть было не пожалела об этой агрессивной вспышке, но тотчас почувствовала, что резкий тон повысил ее общественный статус, ведь несгибаемому правозащитнику и подобает говорить властно.

— Прошу прощения! Госпожа адвокат, я хотел бы знать, какую линию защиты вы намерены представить сегодня на закрытом заседании Верховного суда? Нам необходимо сообща разработать стройную систему аргументов.

— Да, — вступил глава Юридического отдела. — Извини, что прерываю тебя, Франсуа, но, по моему мнению, мы должны точно определить, чего хотим: между полярными протабачными и антитабачными доводами, между противниками и защитниками смертной казни остается широкое поле для промежуточных мнений, и, надо признать, мы рискуем запутаться.

Слово взял низкорослый юрист в очках:

— Не хочу показаться циничным, но при первом рассмотрении, пожалуй, самым разумным было бы просто требовать соблюдения Уголовного кодекса и строгого уважения закона. Иначе говоря, надо предоставить приговоренному право на последнее желание, дать ему выкурить сигарету и казнить.

Похоже, эта точка зрения совпадала с позицией замдиректора по рекламе, который продолжил:

— Нам бы это позволило не вступать в дебаты о смертной казни. Мы лишь подчеркнули бы, что даже в современном пуританском мире, где антитабачные лиги сеют страх и ужас, последней волей человека может стать желание выкурить сигарету: впечатляющее и эмоциональное послание.

— Согласен, — подхватил кто-то, — но хочешь ты или нет, все это только укрепит треугольник преступник — табак — смерть. Продажи могут упасть.

Марен откашлялась и выдержала паузу. Нерешительность собеседников была ей на руку. Теперь главное не допустить ошибки. Раболепствуя перед Табачной компанией, она ничего не выиграет. Дело Джонсона потеряет во временной протяженности, нравственном размахе и материальной выгоде. Марен твердо изложила свою точку зрения:

— Разумеется, я понимаю ваше беспокойство и благодарю вас за предложенную финансовую поддержку. Но адвокату трудно следовать логике рекламодателя, когда речь идет о человеческой жизни. Так что вам должно быть понятно, почему я требую отмены казни, — во-первых, потому, что это позволяет закон, а во-вторых, потому, что я верю в невиновность моего подзащитного.

— Однако он признал свою вину! — возразил юрист.

— Многие невинные признаются в комиссариате полиции или в кабинете следователя.

— Согласен, — вступил вице-президент, — но, будьте любезны, укажите главные пункты вашей стратегии, на которые мы сможем опереться.

В этот знаменательный день Марен приложила героические усилия, чтобы выглядеть элегантной. Она побывала у парикмахера, надела строгий черный пиджак (правда, он плохо сочетался с кроссовками) и на переговорах выглядела почти достойной доверия. Приступив к вопросу о смертной казни, она закрыла глаза, словно освежала в памяти давно сформулированные аргументы:

— Вы знаете, что с момента принятия закона об урегулировании процедуры смертной казни было умерщвлено множество безвинных людей.

Малорослый очкастый юрист уточнил с циничной усмешкой:

— А разве закон от одиннадцатого июля не подтвердил отмену высшей меры на всей территории Евросоюза?

— Вы правы, согласно его тексту, «Смертная казнь отменена. Однако в отдельных случаях государства Союза оставляют за собой право применять ее». Хорошо еще, что не во всех случаях! Как бы то ни было, месье Джонсон, подобно многим другим, приговорен к смерти.

— Он убил полицейского!

— Действительно, убийство сотрудника правоохранительных органов — один из предусмотренных случаев… Но позавчера неумолимую логику событий нарушило невероятное происшествие: простая сигарета отсрочила казнь. Джонсон просит того, что полагается ему по праву. Я же требую большего: беспристрастного правосудия для бедных и действительной отмены высшей меры. Сегодня Табачная компания должна возглавить борьбу.

Юрист вернул ее к реальности:

— А в чем же проявляется пристрастность правосудия по отношению к бедным?

По этому едкому тону Марен угадала ответ: «В том, что им достаются такие бездарные адвокаты, как Марен Патаки». Она чуть не покраснела, но, сделав глубокий вдох, решила проигнорировать вопрос. К счастью для нее, присутствующие витали в собственных мыслях. Вице-президент озабоченно раздумывал, сможет ли его фирма включиться в серьезную политическую борьбу, не рискуя оттолкнуть часть курильщиков. Опрос двухгодичной давности показал, что любители сигарет проявляли большую благосклонность к смертной казни, чем некурящие граждане. Было бы выгоднее ограничиться рекламной акцией под простым и впечатляющим девизом «Табак как последнее удовольствие». С другой стороны, если Марен Патаки добьется оправдания Джонсона, лучи ее славы озарят Табачную компанию, и в глазах общественности производитель сигарет станет спасителем невинного. Все взвесив, президент взял слово для вынесения вердикта:

— Послушайте, госпожа адвокат, я не думаю, что Табачная компания может последовать за вами в вашей борьбе против смертной казни. Мы уважаем ваши убеждения, но предполагаем запустить соглашательскую кампанию. Если Верховный суд поддержит смертную казнь, мы будем выступать за право на последнюю сигарету как связь с миром живых. Прекрасный образ, не так ли?

Он взглянул на одобрительно кивающего начальника Юридического отдела и продолжил:

— Для нас главное, чтобы приговоренный смог исполнить свою последнюю волю. Сообщите суду, что мы готовы предоставить все необходимые технические средства, например оборудовать дымонепроницаемую камеру. Однако если суд решит пойти дальше и отправит дело на доследование, мы рассмотрим, какую поддержку сможем вам оказать соразмерно с перспективами вашей победы.

И, не дожидаясь ответа безвестной адвокатессы, которой он предоставлял шанс всей ее жизни, вице-президент обратился к коллегам:

— Я ожидаю от вас единодушия в данном вопросе.

*

До решения Верховного суда Марен Патаки могла располагать привилегиями, предоставленными ей Табачной компанией. Она села в лимузин и отправилась в тюрьму. Учитывая, какой оборот приняло дело три дня назад, адвокат была уверена, что добьется эффектной развязки, но у нее вызывало опасение поведение Дезире, его идиотская самоуверенность, его бесхребетность и неконтролируемые высказывания. Вот и теперь — она принесла ему надежду на спасение жизни, а он, вразвалку войдя в переговорную, задал свой извечный вопрос:

— Ну, дадут мне покурить?

— Месье Джонсон, речь идет не только о сигарете, я хочу добиться пересмотра дела! Вы утверждали, что не были на месте преступления в момент убийства. Так значит, надо использовать этот шанс и бороться.

Верзила погрузился в задумчивость. Похоже, что, как и во время следствия, его собственная судьба интересовала его меньше, чем решение юридической задачи о последней сигарете. Некоторое время Джонсон таращился на адвоката и наконец счел своим долгом внести поправку:

— Я правда не убивал, но этот гад был тот еще расист!

— Прошу вас, Дезире, прекратите оправдывать убийство! Вам это повредило на суде. Все преступления отвратительны. И поскольку я верю в вашу невиновность, я постараюсь вас вытащить.

— Вы будете говорить с судьями?

— Да, я как раз еду в суд.

— Пожалуйста, спросите, можно мне выбрать марку сигареты? Мне бы хотелось английскую, крепкий «Бенсон» без фильтра.

На его лице мелькнула мечтательная улыбка:

— И еще бы травки.

Воинствующая аболиционистка жалостливо улыбнулась. Ну чего ждать от этого бедняги, неспособного на элементарное усилие, чтобы спасти собственную шкуру. Придется выкручиваться одной. Попрощавшись с Джонсоном, она отправилась на служебном лимузине в Верховный суд, куда ее вызвали к шестнадцати часам.

Марен Патаки выступила, как всегда, посредственно, и редкостный шанс был упущен. Несмотря на солидную доказательную базу, несмотря на глубокую личную заинтересованность, она не смогла найти слов, чтобы убедить судебные власти в обоснованности своего ходатайства. Члены Верховного суда скучали и слушали ее снисходительно, словно студентку на экзамене. Они отклонили прошение о помиловании и, тотчас же забыв об адвокатессе, принялись страстно, во всяком случае увлеченно, обсуждать созданный Дезире Джонсоном прецедент о последней сигарете. Насколько актуальны статья 47 и параграф 176.b? Через несколько минут пылкого спора маститые профессионалы в черных мантиях и горностаевых воротниках попросили Марен удалиться до вынесения решения.

Дебаты затянулись. Проблема оказалась слишком масштабной и приставы то и дело бегали в архив за копиями судебных документов времен становления Республики и даже Римской империи. Правоведы с головой зарылись в протоколы знаменитых процессов, вспоминали университетские лекции и юридические казусы из своей долгой практики. Пока судьи соревновались в компетентности и красноречии, адвокат дремала на скамейке в холле. Каждые полчаса ее будил звонок из Табачной компании, где ожидали вердикта. Перед Дворцом правосудия толпились представители прессы. Наконец в полночь из кабинета вышли председатель и трое его коллег. На их морщинистых лицах играл задорный юношеский румянец. Судьи огласили решение, принятое семью голосами против четырех. Зачитав мотивировочную часть, председатель сообщил:

— Осужденному Дезире Джонсону дозволяется исполнить свою последнюю волю, то есть выкурить сигарету выбранной им марки, которая будет предоставлена дирекцией пенитенциарного учреждения. Дабы не нарушать законно установленные на территории учреждения антитабачные меры, дирекции тюрьмы вменяется в обязанность оборудовать внутри тюрьмы или за ее пределами курительную зону, что позволит осужденному осуществить свое последнее желание, не нанося вреда персоналу. Как только Дезире Джонсон выкурит сигарету, ему будет введена смертельная инъекция в соответствии с ранее вынесенным приговором.