Это было в четверг вечером, кинотеатр был полупустой. Мы сидели в центре зала, Мэйбилин положила свой плащ на соседнее сиденье. Вокруг распространялся запах сырости, затхлости и попкорна, который еще редко встречался в европейских кинотеатрах. В предвкушении фильма, нам было приятно сидеть в креслах, так как на улице шел дождь, а мы чувствовали присутствие друг друга. Мы знали, что, как и перед каждым сеансом, будут играть «Боже, храни Королеву» и нам придется встать. «Планета обезьян» должна была вот-вот начаться, мы видели пару кадров из фильма на афише при входе и готовы были к тому, что фильм может оказаться из категории «Б», то есть научной фантастики, хотя и не сомневались, что речь пойдет о вольтерьянской сказке в атомный век, прекрасно сделанной иронической выдумке с непредвиденным финалом. Но когда мы покидали темный зал, мы были поражены — это рассказ о черной судьбе человечества, выходом из которой могло стать только определенного рода возрождение. Еще до того, как фильм начался и в полутемном зале на экране демонстрировали новости, я искал губы Мэйбилин. Почему у некоторых женщин губы порой очень горячие? Как так происходит, что среди тысяч поцелуев, среди всех женщин, которых мы целуем, внезапно появляются обжигающие губы? Горячий поцелуй — вещь действительно редкая, это единственное умозаключение приходит в голову. Я почувствовал губы Мэйбилин, они были жарче, чем я мог себе представить, в ее теле словно полыхал неведомый огонь, разливавшийся у нее во рту, проявившийся в ответном поцелуе. Это был поцелуй как в кино, словно сошедший с экрана: он выбрал губы Мэйбилин, приоткрыл их, нежно блуждая у нее во рту, который чем-то напоминал рану. Чарльз Хестон закрыл глаза, приземлив ракету в огромных раскаленных каньонах. Начался фильм «Планета обезьян».

Человечество вернулось в дикие времена, люди носились по кукурузным полям и высоким травам в ужасе от вооруженных горилл, которые ездили на лошадях и ловили людей сетями. С первого кадра я ощущал нежное, едва заметное присутствие Мэйбилин в соседнем кресле, я обнимал ее за плечи, моя ладонь почти касалась ее шеи. Между героем и обнаженной юной дикаркой из его рода все ограничивалось только мимикой, так как она была лишена человеческого языка. Я снова и снова проводил пальцем по горячим сложенным губам моей соседки, она мне позволяла это делать, подчеркивая свое согласие движением рта, ее губы скользили из стороны в сторону по моим пальцам, по большому, среднему и безымянному.