1

Мемфис, Египет,

2501 год до нашей эры,

девятый год правления Хеопса

Заря нового дня едва занималась над Мемфисом. Шасу Мецке проснулся в отличном настроении. Поднявшись с постели, он взглянул на кедровую шкатулку в глубине комнаты, открыл ее и полюбовался тремя амфорами, лежащими внутри.

— Они наши. Хопер лопнет от злости, когда узнает, — сказал сын песков тихо, чтобы не разбудить жреца Гамира, спавшего на ложе напротив.

Закрыв шкатулку, он направился к лестнице. Для кочевника и его товарищей не составило труда похитить «дыхание Сета» из рук великого везира. Западня на корабле сработала превосходно. Мясник Элегнем поплатился, взяв труса Бубастиса в охранники.

— А теперь посмотрим, как поживают старый безумец и его жирный приспешник, — громко сказал шасу, входя в камеру нижнего этажа храма, посвященного Хнуму.

Элегнем, со связанными за спиной руками и повязкой на глазах, спал в углу. Мецке схватил узника за руку и потащил за собой. Они пошли по мрачным сырым подземельям. Ученый в таком состоянии двигался неуверенно, а шасу, развлекаясь, толкал его то к одной стене, то к другой. В конце узкого и темного коридора Мецке приказал хирургу остановиться, открыл новую камеру и пинком загнал Элегнема внутрь. Старик упал в грязь и услышал, как за спиной лязгнула закрывшаяся дверь.

— Добро пожаловать домой! — Голос шасу прозвучал из коридора вместе с каким-то писком. — Слышишь? Ты здесь не один. Эти милые зверюшки составят тебе компанию. Так что отдохнуть не получится. Последний, кто здесь решил поспать, уже не проснулся. Крысы съели его за ночь. И отпевать было некого: остались одни косточки.

Элегнем вытер рот о край туники и попытался выглянуть из-под повязки:

— Мерзавец. Вы ведь все проделали ради сосудов, верно? Вас послал жрец Хнума… Гамир, где ты? Покажись, не прячься за грязным сыном песков, за недостойным рабом, от которого воняет дикой собакой.

Оскорбление, которое хирург прохрипел сквозь стиснутые зубы, заставило Мецке снова подскочить к двери. Он хотел положить конец жизни старика.

Вдруг, как капля воды, упавшая в колодец, раздался голос Гамира:

— Не поддавайся на провокацию. Он хочет тебя разозлить в надежде, что ты его сразу убьешь и ему не придется дальше мучиться.

— Может, твоя правда, старик. Элегнем не заслужил права умереть быстро. Слышали, маленькие друзья?

Сын песков пнул ногой камень, и множество жирных крыс резво побежали вдоль стен.

— Не спешите, ребята, у вас будет время подкрепиться.

— Ладно, хватит, — сказал старый жрец. — Будет еще и время, и способ заставить этого мясника подумать о своих грехах. А теперь пойдем.

Извиваясь, пленник на боку подполз к двери:

— Послушай, Гамир, не уходи. Мы же выросли вместе. Ведь я, ты и Хопер все делили поровну, когда находились в Доме Знания. Три юных писца, самых способных, подающих большие надежды. Да, мы нарушили договор, потому что соглашение было неверно. Не я с Хопером, так кто-нибудь другой, менее достойный, взял бы сосуды. Это вопрос времени. Мы поступили так для всех нас, и тебя тоже. Из-за гнева Сета. Не бросай меня здесь.

Не отвечая, Гамир и шасу зашагали к лестнице.

— Это правда? Вы были друзьями? — поинтересовался Мецке, когда они вышли из храма.

Старик уселся на скамейку во дворе, жестом пригласив кочевника присесть рядом.

— Ты правильно делаешь, что спрашиваешь. Я с самого начала понял, что на тебя можно положиться. Ты спас жизнь моей дочери, а если будет надо, я доверю и свою. Очень хочется, чтобы никогда больше не пришлось выбирать между верой в богов и расположением ко мне.

Гамир оперся на рукоятку посоха и продолжил, медленно подбирая слова:

— Старик там, в камере… Когда-то я доверял ему, его дару. Мы были молоды. Наши семьи прочили нам профессию писцов. Хопер тоже учился с нами, но того ждала карьера везира.

Кочевник взглянул в глаза Гамира, силясь найти там хоть искорку, которая поможет понять смысл сказанного.

— Так ты уже давно знаешь об их планах?

Жрец опустил глаза:

— Мы узнали, что сосуды поместили под охрану верховного жреца. Хопер начал тщательно изучать могущественные вещества. Он понял, что проверить действие их на людей можно только с помощью врача…

Как ни силился Мецке, осмыслить сразу все ему не удавалось. Детали он хорошо понял, но что-то важное ускользало. Юноша доверился Гамиру, отдал свою судьбу в руки жреца. Однако, несмотря на все старания, в глубине души шасу все же шевелился червь сомнения. Кочевник хотел узнать одну вещь и готов был к любому ответу. Сидящий рядом с ним старик настороженно притих, словно прочитал его мысли. Мецке не заставил того долго ждать:

— А откуда взялись сосуды? Только не говори, что они дар богов.

— Понимаю… Тогда давай я расскажу тебе, как родилась наша страна. Вначале власть делили между собой два города: Летополис,[119]Летополис — греческое название древнеегипетского города, расположенного на левом берегу Нила у Дельты. В городе существовал древний культ Гора.
где правили последователи Гора, и Нагада, в котором властвовали сторонники Сета. Повелители обоих царств покоряли жившие поблизости народы, но и между ними постоянно происходили стычки. Тогда явился бог Хнум и, чтобы прекратить войны и распри, дал вождям обоих племен по амфоре. Один из них назывался «дыхание Сета», другой — «плоть Гора». Если смешать жидкость, заключенную в одном из них, с содержимым другого и выпить полученную смесь, то обретешь божественную мудрость, истинную Маат.[120]Маат — 1. Символ истины и справедливости по представлениям древних египтян. Она служила «Уставом», призванным вносить и поддерживать мир и спокойствие как в общественной, так и в личной жизни человека. Соблюдать Маат были обязаны даже фараоны. 2. Богиня мудрости, истины и правды в Древнем Египте. На космическом уровне Маат символизировала собой великий божественный порядок.
Но если один из народов выпьет только содержимое своего сосуда, то лишится разума и попадет в рабство к другому. Здесь-то и началась нечестная игра. Почитатели сына Изиды заменили содержимое подаренного им кувшина бычьей кровью и обманом заставили соседей выпить первыми. Те сразу же лишились разума и были побеждены…

Мецке внимательно поглядел на жреца. Собравшись с мыслями, тот продолжил рассказ:

— После тех событий построили новый храм великому Овну и записали все знания на глиняных табличках, чтобы передать мудрость потомкам. Сосуды, содержащие «плоть», взял на хранение верховный жрец, и больше никто не мог воспользоваться их содержимым. С этого момента на земле воцарилось единое царство. Настоящую жидкость, некогда подмененную бычьей кровью, на протяжении веков хранили наши правители и постепенно забыли о ее божественной сущности и опасности, которую она в себе таит. Мы с Хопером и еще немногие посвященные прочли письмена, оставленные предками. Пользуясь своим высоким положением, везир завладел тем, что зовется «дыханием Сета». На самом же деле это «тело Гора», запретное для людей. Тот, кто выпьет субстанцию, станет ее рабом и умрет. Можешь мне поверить, ибо я не раз видел такое собственными глазами.

Гамир уселся поудобнее, прислонив посох к стене. Мецке задумчиво смотрел вдаль.

— Да, жуткое зрелище.

— Мира мне рассказала. Она все еще потрясена и готова кричать о пережитом ужасе направо и налево. Но я временно ее спрятал и делаю вид, что скорблю о потерявшейся в песках дочери и не нахожу себе покоя.

Кочевник нахмурился. Речи Гамира его не удовлетворили.

— Но я так и не возьму в толк, почему убийцы оставили нас в живых. И вот еще что меня мучает… Зачем делать опыты на детях?

— Особых причин нет. Думаю, их просто легче подчинить своей воле. К тому же на дорогах нашей страны много беспризорников. Элегнему же постоянно нужен новый материал для экспериментов. Правда, некоторым удалось избежать такой участи, например парню по имени Два-Из-Трех. Из трех братьев мне только его удалось спасти. Мальчика я вырастил и дал ему такое странное имя, чтобы помнить, а еще как предупреждение себе самому.

В груди у Мецке полыхнуло жаром и от гнева застучало в висках.

— Они не останавливаются ни перед чем, лишь бы добиться своей цели. Но ведь это нелепо — считать, что имеешь полное право отнимать жизнь у людей.

— У них власть. Они считают, что все остальные — дичь, на которую можно охотиться. Зверь снискал свою участь, родившись зверем. Точно так же и раб потому раб, что заслужил это.

Гамир, казалось, задумался над собственными словами. Мецке вскочил со скамейки и принялся ходить вокруг жреца.

— Говоришь, естественно так поступать? — Он с ожесточением сплюнул. — И ведь нанимают нубийцев, а те рабы по сути своей. Бандиты, что гнались за нами, тоже были чернокожие. Я уверен, что уже давно вижу их повсюду. Но если они — люди Хопера, то почему нас оставили в живых тогда в пустыне? Ты жрец и вхож в царские покои, должна же у тебя быть хоть какая-то догадка!

— Сказать по правде, нет. Но теперь это уже неважно. Сосуды у нас в руках. Единственное, что сейчас важно, — увезти их как можно дальше из нашей страны. Хопер никого не оставит в покое, доколе не вернет их.

Собеседники долго молчали, глядя друг другу в глаза. Мецке получил ответы, которых добивался. И не имеет значения, насколько они близки к истине. Сомнения — признак слабости. Задав вопрос, он вновь обрел силы. Если принять за истину ответы Гамира, то можно выполнить предначертание судьбы. Шасу взглянул на небо и улыбнулся. Оно никуда не делось и будет так же сиять и завтра, и послезавтра. Надо просто верить, что так будет. Улыбка исчезла с его лица.

На следующий день с первыми лучами солнца юноша пробрался в порт. На конце причала среди старых судов он увидел корабль с убранными парусами. На корме высился готовый к разгрузке штабель кедровых стволов.

Кочевник повторил про себя наставления старого жреца: «Корабль с грузом древесины прибыл из Библоса и поплывет обратно в Финикию[121]Финикия (от греч. фойникес — «страна пурпура») — древняя страна, находившаяся на восточном (так называемом Левантийском) побережье Средиземного моря. Сейчас это территории современных Ливана, Сирии и Израиля.
через три дня. На него вы и попробуете сесть».

Мецке огляделся и быстро взбежал по трапу. Двое матросов дремали, привалившись друг к другу. По корме перекатывался пустой глиняный кувшин. Шасу поднял его и понюхал. И я должен доверить нашу судьбу пьянчугам? На носу он заметил старика с тряпкой и щеткой: тот собирался драить палубу.

— Привет, мореход, не это ли судно пришло нынче ночью из Библоса?

— Я не продаю древесину незнакомым людям, — ответил капитан. — Груз предназначен для фараона, и писцы уже заплатили задаток.

— Я не собираюсь покупать у тебя кедр. — Мецке приподнял складки туники и показал мешочек из бычьей кожи. — Здесь синие камни. Таких крупных нигде не найдешь. Довезешь меня с сестрой до Библоса — они твои.

И кочевник протянул торбочку моряку. Тот ее развязал, вытащил гемму, поднес к глазу и посмотрел на свет:

— Недурно. Но ты должен завтра ночью явиться ко мне на пристань с другим мешочком, тоже полным камней. Вы будете находиться в трюме, а когда выйдем в открытое море, сядете на весла вместе с остальными. Это мое условие.

— Грязный негодяй, ведь она всего лишь девушка…

Мецке схватил старика за горло и вынул из-за пояса кинжал.

— Не надо меня пугать, сын песков. И я, и мое судно нужны тебе гораздо больше, чем стараешься показать. Ты являешься среди ночи, когда весь город спит, озираешься, поднимаясь по трапу, предлагаешь камни, чтобы тебя и твою сестру переправили в Библос… Я, конечно, могу и ошибиться, но, сдается мне, у вас крупные неприятности.

Кочевник ослабил хватку и засунул кинжал назад под тунику.

— Старый интриган, ясно, что не море твоя профессия, а есть у тебя дела повыгоднее… — Швырнув на стол мешочек с камнями, Мецке повернулся и двинулся к трапу. — Не забудь: завтра вечером.

— Буду ждать тебя с нетерпением, сын песков.

На рыночной площади не утихала суета. Рабы и крестьяне сновали в разные стороны вместе с чужеземными покупателями: сирийцами и финикийцами. Разложенные повсюду товары — рыбу, зерно, мясо и ткани всяческих видов — привозили на судах из всех провинций царства. Вернувшись со старой пристани, Два-Из-Трех, облокотившись настойку, поджидал возвращения кочевника. Мецке смешался с людской толпой и добрался до лавки рыбака. Тот открыл дверь, и юноша быстро проскользнул внутрь.

— Все в порядке, — сказал шасу, входя в комнату.

Вокруг стола сидели Гамир, Мира, Два-Из-Трех и Акмин.

— Отплываем завтра. А что вы думаете делать с Элегнемом и Бубастисом?

Жрец обвел глазами присутствующих и поднялся.

— Ими займется Акмин. Он сделает так, чтобы люди фараона их нашли. Солнцеликий будет счастлив лицезреть эту парочку, особенно после того, как у тех из-под носа выкрали сосуды. — Последние слова жреца потонули в общем хохоте. — Я же постараюсь держать ситуацию под контролем, пока вы не окажетесь в безопасности.

Мира вскочила на ноги и взволнованно проговорила:

— Думаешь, они оставят тебя в живых, когда найдут? Ты уже два дня не показываешься во дворце и не расспрашиваешь обо мне остальных жрецов, как делал бы каждый отец, у которого пропала дочь. Хопер не дурак: он будет тебя искать и достанет везде, где бы ты ни спрятался.

Девушка с трудом сдерживала слезы. Гамир обнял ее:

— Я знаю, что делаю. Если везиру не удастся убедить фараона в моей виновности, тот не станет меня казнить. Он человек мудрый и ближе остальных стоит к богам. Решение царь примет правильное.

Дочь считала, будто отец говорит все это, чтобы она уехала со спокойной душой.

— Все не так просто, ведь тебя могут выгнать из храма. А знаешь, какая участь ждет низложенных жрецов? Толпа побьет камнями, едва ты попытаешься высунуть нос из дома.

Мецке почувствовал, что надо вмешаться.

— Мира, обещаю тебе: как только мы с тобой будем в безопасности, я тут же вернусь за твоим отцом. Клянусь молодой луной. — Он поцеловал черный медальон в форме полумесяца, символ сыновей песка, который всегда носил на шее.

Гамир с благодарностью кивнул и протянул шасу сумку с сосудами:

— Держи до отъезда при себе.

Уже начало темнеть, когда Мецке вошел в «Хромую богиню», вырубленную в скале харчевню в двух шагах от дома, где жил Два-Из-Трех. В этом прохладном и укромном заведении любили собираться моряки, путешественники и всяческие чужестранцы. Кочевник расположился у самого входа, смешавшись с клиентами и прохожим людом. Сосуды он оставил Мире, укрывшейся в доме рыбака, и теперь чувствовал себя спокойно. Потягивая пенистое пиво, он следил за судном купца из Библоса, пришвартованным к причалу. Еще несколько часов — и корабль выйдет в открытое море с «дыханием Сета» на борту.

Взяв пустую кружку, шасу направился к стойке. Пока хозяин наливал пиво, он обнаружил, что за ним наблюдают двое сидящих в стороне от остальных посетителей. Ему уже не первый день казалось, будто за ним следят. Но юноша считал это последствием недавних событий и смятения, царившего в голове.

— А своего верного слугу угостить не хочешь? — На плечо кочевника легла чья-то рука.

Сын песков сразу узнал голос.

— Тутуола! Ты тоже здесь!

Друзья обнялись, и Мецке кивнул в направлении сидящей поодаль парочки:

— Пойдем прогуляемся…

Тутуола, не задавая вопросов, вышел за ним. Они обошли строение и вновь оказались возле харчевни. Заглянув внутрь, кочевник увидел, что те двое исчезли, оставив на столе нетронутые кружки с пивом.

— Так я и думал, — процедил шасу сквозь зубы.

Мецке кивнул соплеменнику, и оба нырнули в маленький боковой переулок. Едва они дошли до середины, как за их спинами, загородив путь к отступлению, возникли четверо головорезов с ножами.

— Слишком поздно… — пробормотал кочевник, подавая другу знак обернуться. — Ты вооружен?

Тот показал кинжал, и они двинулись дальше. В конце переулка еще двое с копьями преградили им дорогу. Мецке посмотрел на одного из них, и дрожь прошла по всему телу. Юноша узнал лишенный всякого выражения взгляд: так смотрел один из убийц там, в песках.

Тутуола уже выхватил кинжал, но шасу взял его за руку:

— Не надо, их слишком много. Драться не будем, главное, чтобы они не добрались до него…

Оба кочевника позволили себя схватить и связать руки за спиной, не оказав никакого сопротивления.

Через скрытую в стене калитку вся группа вошла в царскую крепость и, пройдя подземным ходом, оказалась перед небольшой дверью. Не сказав ни слова, воины бросили пленников в комнату без окон. Спустя несколько часов их уже допрашивали в маленьком освещенном зале. На город спустилась ночь, и голоса тюремщиков гулко отдавались в темноте.

— Начнем сначала. Вы — двое шасу, пришедших торговать шкурами быков. А каких — длиннорогих или безрогих? Врете, и это так же верно, как то, что меня зовут Берен Черный!

За гневом нубийца скрывалась ирония. Он ходил взад-вперед по залу, а перед ним на коленях, со связанными руками и ногами и синими от кровоподтеков лицами, стояли Мецке и Тутуола. Чуть поодаль за допросом наблюдал ассистент Элегнема. Поднявшись с места, Финке подошел к Берену и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул.

— Наверное, ты прав. Здоровяка мы заберем в комнату для развлечений и посмотрим, как он выпутается.

Берен помог Тутуоле подняться и, развязав ему ноги, наконечником копья подтолкнул кочевника к выходу в коридор. Помощник врача пошел следом. Через некоторое время крепость содрогнулась от ужасающего крика. Мецке рванулся встать, но Куфта Стеклодув, второй тюремщик, сильным ударом опрокинул юношу.

— Не корчи из себя храбреца, это бесполезно. Если заговоришь, спасешь жизнь своему приятелю.

— От нас вы ничего не добьетесь. — У Мецке болело все тело, он очень устал, но готов был стоять до конца.

Крики стихли, и на пороге показался Берен:

— Твой друг продемонстрировал поразительную выносливость, но Финке все-таки его одолел. Ты не знаешь, на что способны медики Обоих Царств![122]Два Царства — название Древнего Египта, который подразделялся на Верхнее и Нижнее царства.
Но так долго не выдерживал никто.

Кочевник завалился набок и попытался сбить с ног нубийца.

— Ты что, не понял? Вам конец, ваш жрец бросил вас навсегда. Он думает только о том, как спасти свою шкуру. — Берен схватил Мецке за волосы и прижал его лицом к полу. — А теперь пошли со мной, крокодилы великого везира долго постились.

Нубиец разрезал путы на ногах и потащил пленника по коридору. За ними шел Финке. Наконец они оказались перед дверью, украшенной барельефами со страшными сценами. Берен отодвинул засов и впихнул шасу в просторное помещение, освещенное двумя рядами масляных ламп. Посередине, в огороженном частоколом огромном бассейне, плавали с десяток крупных рептилий.

— Ты слишком много знаешь, сын песков. Мы не можем послать тебя в диоритовые копи,[123]Диоритовые копи — копи в западной пустыни Древнего Египта, где добывали диорит. Этот поделочный камень бывает просто черный или черный с тонкими беловатыми прожилками. Диорит лишь немногим уступает в прочности алмазу. Из него делались саркофаги и другие изделия.
как обычно поступаем с предателями. Не переживай, эти славные зверюшки очень проголодались и покончат с тобой так быстро, что пикнуть не успеешь. — Финке рассмеялся, обнажив черные зубы и воспаленные десны.

Берен подошел и положил ассистенту врача руку на плечо, но вдруг, схватив за шею, опрокинул того в бассейн. Крики заглушили шум и плеск, с которым крокодилы бросились на жертву. Куски растерзанного мяса завертелись в покрасневшей воде. Мецке глядел на эту сцену и ничего не понимал.

— Скользкий, ни на что не годный раб. Помощник Элегнема заслужил такой конец. — Командир чернокожих воинов с отвращением покосился на бассейн и обернулся к шасу. — Не бойся, я не собираюсь тебя убивать. К сожалению, я ничего не смог сделать для твоего друга. Финке был безжалостен, и мне пришлось ему подыграть. Но тебя я выпущу, чтобы смерть потрошителя детей и вон того лженубийца выглядела правдоподобно.

Они уже подходили к выходу во внутренний двор, когда увидели Стеклодува, оторопевшего от слов Берена:

— Куфта, а ты что тут делаешь? Чего застыл, как статуя Гора?

Тот не ответил и, пытаясь сбежать, отпрыгнул в сторону, но Черный вонзил ему кинжал между лопаток.

— Вот ведь какие ненасытные животные!

Командир нубийцев схватил Куфту за ноги, дотащил тело до бассейна и сбросил крокодилам. Затем неторопливо вытер лезвие об одежду и вложил в ножны:

— Не удивляйся. Ты ведь человек проницательный и должен понять.

— Понять что? — спросил сбитый с толку Мецке.

— Я нубиец и не принадлежу к народу Черной Земли.[124]Черная Земля (Та-Кемет) — так египтяне называли свою страну. Египтом их землю назвали греки. Постоянные разливы Нила покрывали землю слоем черного ила. Более 90 % территории Египта занимает пустыня — Красная Земля.
Ты видел, на что способен Хопер? А врач, которого тот за собой таскает? Он делает шрамы на голове. — Берен сдвинул со лба копну курчавых волос, показав длинный, от уха до уха, рубец. — Когда я был маленьким, то тоже побывал на столе у этого подлеца. К счастью, мне удалось выжить. Через что тогда пришлось пройти, знаю только я один. А еще те несчастные, которые побывали под ножом мясника.

— Как только везир узнает обо всем, что здесь произошло, он закончит работу, начатую над твоим прелестным личиком, — перебил его шасу, проведя себе рукой по лбу.

— Не думаю. Хопер заперт в темной камере под царским дворцом. Я объявил Солнцеликому о предательстве верховного жреца и должен передать ему папирусы и глиняные таблички везира. Великий Хеопс недоволен тем, что самый верный из слуг, единственный, кто кроме меня связывал его с народом, пытался захватить трон. Не скрою, когда мы нашли Элегнема со стражниками в доме вашего рыбака, я испытал удовлетворение. Сумасшедшего старика, что устроил мне украшение над глазами, я с радостью передал моим друзьям. — Он обернулся к бассейну, подмигнув кочевнику. — Владыка сразу же поручил мне продолжить поиск сосудов. Но я не найду амфоры, потому что вы уже увезли их куда-то далеко.

Мецке нахмурился:

— Так вот кто следил за мной! И пощадил меня в пустыне тоже ты!

Берен присвистнул сквозь зубы:

— Не думай, что я поступил так из расположения к тебе. Мне нужно было, чтобы остались свидетели нападения. Очевидцы, которые поймут, насколько опасны сосуды, и сделают все, чтобы они исчезли. Я знал, что ты — один из вождей шасу, а она — дочь жреца. Потому вы и остались в живых. Никто в этих землях, даже сам фараон, не должен обладать могуществом Сета.

— Ты думаешь, когда сосуды окажутся далеко отсюда, все это кончится? — удивился сын песков.

— Оставляя вас в живых, я предвидел, что вы не станете использовать «дыхание Сета» для завоевания страны и отплывете в Палестину. Меня не волнует, какая судьба ожидает сосуды. Важно, чтобы они оказались подальше от родной земли и моего народа. — Берен развязал Мецке. — Мне жаль, что так случилось с твоим другом Тутуолой.

— Ничего, — миролюбиво усмехаясь, прошептал кочевник.

В один миг улыбка превратилась в злую гримасу. Кочевник схватил Берена за волосы, вытащил у него из-за пояса кинжал и перерезал нубийцу сонную артерию. Юноша действовал механически, словно кто-то другой управлял им как куклой-марионеткой. Из раны хлынула кровь, и шасу несколько мгновений постоял неподвижно, держа Черного за чуб. Может, им двигало чувство мести за убитых друзей, а может, очередная вспышка неконтролируемого гнева, которые иногда случались. Его поведение подчинялось какой-то глубинной воле подсознания. И не имело значения, что Берен спас ему и Мире жизнь в пустыне, защитив от гнева Хопера. Что-то в нем надломилось, и ничто не будет уже так, как раньше.

Сын песков тихо удалился за стены царской крепости и побежал со всех ног. Ночью корабль отплывал от рыбачьей пристани. Мецке влетел на верхнюю палубу за миг до того, как подняли якорь. Его все еще била дрожь. Сын песков посмотрел на выпачканные кровью руки, на кинжал Берена Черного за поясом. Никакой вины кочевник не чувствовал. Наоборот, его охватило ощущение свободы и уверенности.

На рассвете судно оставило за кормой последний грязный, заболоченный канал дельты и исчезло вдали. Вскоре ветер стих, и корабль застыл в открытом море. Чтобы он снова сдвинулся с места, капитан приказал убрать паруса, и ритм гребков заметно ускорился.

Привлеченная всеобщей суматохой, из трюма выглянула Мира в смятой и сырой одежде. Она втянула соленый морской воздух и, поправив волосы под чалмой, подумала: «Наконец-то свободна!»

Капитан, стоявший у руля, был высоким, худым и жилистым. Крупный нос крючком загибался к тонким губам. Такое лицо у кого угодно вызовет антипатию и тревогу. Командир судна свистнул, привлекая внимание девушки:

— Эй, а ты готова заплатить мне за гостеприимство? — Не отрывая взгляда от бушприта,[125]Бушприт — передняя мачта на судне, лежащая наклонно вперед, за водорезом.
он указал на согнувшихся над веслами матросов. — Там нужны свежие гребцы, и ты пригодишься.

Дочь жреца передернуло от гнева, но она ничего не сказала. В утреннем тумане перед ней всплыло лицо отца, словно напоминая, почему девушка оказалась на корабле. Беглянка молча взялась за весло и стала работать вместе со всеми. Казалось, время остановилось. Матросы, как один огромный механизм, раскачивались взад и вперед, вскрикивая в такт. Темп гребков ускорился, и Мира почувствовала, что сердце вот-вот выскочит из груди. Ей пришлось остановиться и перевести дыхание.

— Ну-ка, подвинься! Быстро!

Мецке у нее за спиной перелез через переборку и куском дерева с пропиленной на конце бороздой прицепил ее весло к своему.

— Теперь можешь отдохнуть, но весла не бросай. Если Скряга заметит уловку…

Девушка попыталась повернуться к шасу, но тот ее сразу остановил:

— Не оборачивайся, Скряга на нас смотрит.

Мира застыла с опущенной головой. Рядом с ней сидел Акмин, которому Гамир приказал плыть вместе с ними.

Капитан какое-то время наблюдал за ними, потом занялся своими делами. Все дни он проводил стоя на юте — задавал ритм гребцам и командовал сменами. За ним по пятам всегда ходили два старых, тощих телохранителя, которым мореход платил за то, чтобы те держали на расстоянии непокорных гребцов, надоедливых кредиторов и вообще всех, кто проявлял излишнюю навязчивость. Старики исправно исполняли свою работу. Оба виртуозно владели ножом и секирой, традиционным оружием моряков. Единственным изъяном охранников была непреодолимая тяга к вину. Каждую ночь перед сном у ног парочки валялся пустой кувшин, а они лежали рядом на палубе. Мира старалась им не попадаться. Их запавшие глаза, впалые щеки, обостренные скулы делали их похожими на мумии. Одни тела, а душ нет. До самого заката стражники как привидения шныряли по корме, а потом отправлялись в трюм распечатывать очередную амфору. И так день за днем. Чтобы снова увидеть их на верхней палубе, Скряга каждый раз дожидался утра.

К вечеру поднялся ветер, паруса надулись, и у гребцов появилась возможность отдохнуть. Мецке вынул рейку, соединявшую два весла, и сунул ее под сиденье.

— Пригодится в следующий раз, — шепнул он, подмигнув.

Внезапно за их спинами появился капитан.

— Эй, вы двое, помогите раздать еду.

Все трое, держась за канаты, начали подниматься на верхнюю палубу, но на уровне склада почувствовали едкий запах. Скряга опустился на колени возле бортика и, зажав нос одной рукой, другой приподнял сетку. Оба телохранителя, как дохлые собаки, неподвижно лежали на настиле. Глаза их были вытаращены, губы покрыты густой пеной. Мира сразу же заметила возле тел раскрытую суму, а один из доверенных ей сосудов покоился у их ног. Выражение ужаса, застывшее на лицах, не оставляло сомнений: до такого состояния охранников довело не вино. Пока дочь жреца и Мецке спускались на нижнюю палубу, капитан, пользуясь темнотой, вытащил кинжал и приставил его к горлу девушки:

— Это твой мешок, я хорошо помню! Что находилось в кувшине? Какое зелье ты возишь с собой, маленькая шлюшка?

Клинок давил на горло, не давая дышать.

— Ты что, с ума сошел, старик? Оставь ее в покое! — Кочевник снова пришел на выручку Мире.

— А ты не суйся! — Капитан схватил дочь жреца за волосы и ткнул ее лицом в кувшин. — Они не успели его выхлебать… Ну что ж, значит, допьешь ты.

Мира отпрянула от горлышка сосуда:

— Нет, пожалуйста… Ты не знаешь… Я не могу… Никто не должен пить…

Заплакав, она не смогла произнести название.

— Никто не должен пить что? Спрашиваю последний раз, какое зелье в кувшине? — Глаза капитана вылезли из орбит.

Мецке выхватил из-за пояса нож и шагнул к нему:

— Только попробуй ее тронуть, горько об этом пожалеешь!

Девушка обернулась. Заметив, как сверкнуло лезвие в руках сына песков, она рухнула на колени. Ей снова приходится видеть смерть вблизи. В ее голове пронеслись мысли об отце, о товарищах кочевника, погибших в пустыне, и обо всех остальных адептах Овна. Бежать уже некуда, пришло время лицом к лицу встретить «дыхание Сета». Дочь жреца подняла сосуд и поднесла его ко рту.

— Не надо, остановись! — Голос Акмина прогремел в трюме как удар грома.

Старик ослабил хватку и впился в девушку недоверчивым взглядом. Мира выпила «дыхание Сета». Глоток густой красноватой жидкости чуть пощипывал горло. Она подождала, подняв глаза к потолку. Сейчас на нее спустится тьма, и бесконечному кошмару наступит конец.

 

2

Библос,

[126]

Финикия,

2501 год до нашей эры

Пять дней спустя корабль причалил в узком заливе к югу от Библоса. Его без приключений отбуксировали на стоянку. По ровному, прибитому волной песку легко было таскать грузы. Сложенные на причал ящики охраняли двое матросов. Остальные моряки, рассредоточившись по берегу, приводили в порядок багаж. Кое-кто уже двинулся вверх к дороге, соединяющей Библос с Сидоном.[127]Сидон (др. назв. Сайда) — древнейший финикийский город, расположенный на берегу Средиземного моря, в 48 км к югу от Бейрута — нынешней столицы Ливана. Сейчас Сидон третий по величине город Ливана.
На борту остался только капитан. Новый экипаж прибудет не раньше чем дней через пять. Мира вгляделась в солнечные блики на воде и подошла к сидевшему на скале Акмину. Глаза ее блестели от слез. Тот погладил девушку по руке:

— Нам пора. Тебе не в чем упрекнуть себя, Мира. А тем двум дуракам нечего было рыться в твоем мешке.

— Объясни: почему их конец такой ужасный, а я осталась цела? Мы же пили из одного и того же сосуда.

Юноша поднялся и взял ее за руки.

— Хнум простерся над тобой и уберег тебя. Так он подал своим ученикам знак надежды.

Мира вытерла слезы, голос ее окреп.

— Ты думаешь, наш бог…

— Не думаю, а уверен. Гамир велел мне сесть на корабль и оберегать тебя, хотя и поручил охрану Мецке. Я его послушался. Он сказал, что наемные убийцы везира, засевшие на причале, вряд ли обратят внимание на одинокую женщину и ты пройдешь спокойно. А потом — двое пьянчуг и чертов Скряга… Но божественный Хранитель сосудов, Великий Овен, Начало Начал, увидев оружие в руке кочевника и заметив твой страх, вмешался, чтобы спасти. Не зря мы целые дни напролет читали гимн Эсны. Он сделал тебя нечувствительной к «дыханию Сета», оставив безбожного старикашку с разинутым ртом. Я тоже сначала удивился, а затем понял. Мы все расскажем на совете Справедливых, и они признают у дочери жреца пророческую силу Хнума.

Сидевший неподалеку Мецке от комментариев воздержался. Кочевник увидел столько необъяснимого, что уже ни в чем не был уверен. Поправив тунику, он поднял суму девушки и сделал друзьям знак следовать за ним.

— Мира, ты не устала? Есть хочешь? У меня с собой ячмень и финики.

— Съем несколько плодов по дороге. А от ячменя мне всегда делается плохо, — улыбнувшись, ответила дочь жреца.

Солнце спустилось за морской горизонт. Всю ночь они провели в пути. Акмин хотел добраться до Библоса раньше, чем в укромном месте соберется совет Справедливых.

К городской окраине Мира и ее спутники добрались за два дня. Нужный им дом находился на холме за стенами города. Когда они подошли неприметному строению, их поджидал темнокожий подросток. Паренек стоял у двери, завернувшись в плащ бирюзового цвета. Узнав ученика Гамира, он кивком головы пригласил его войти. Дочери жреца и Мецке пришлось ждать. Кочевник встревожился, но виду не подал.

Вскоре на пороге показался взволнованный Акмин:

— Мира, иди, старейшины ждут тебя.

Члены совета сидели полукругом в глубине зала. Колеблющееся пламя светильников выхватывало из темноты отдельные черты. Девушка насчитала девятерых, но ни одно лицо не было ей знакомо. Следуя за Акмином, она робко подошла к маленькому алтарю.

— Это Мира, дочь великого Гамира. — Голос юноши прорезал тишину и привлек внимание сидевших.

Самому старому члену совета помогли подняться, и он внимательно посмотрел на девушку.

— Акмин все рассказал, и у нас нет оснований сомневаться в его словах. Мы благодарны тебе и твоему отцу, юная Мира, за то, что вы сохранили «плоть Гора» и «дыхание Сета» и привезли его сюда. Теперь мы отправим сосуды в надежное место в Дамаск, а таблички доставят в Дилмун.[128]Дилмун — древнее государство, располагавшееся на территории острова Бахрейн. Порт Дилмуна был важным торговым узлом мира, связывающим Шумерское царство в Месопотамии с долиной реки Инд. В XXIII веке до н. э. государство Дилмун вошло в Шумерское царство.
Твое деяние вернуло всем последователям Овна силу и надежду, чтобы идти дальше по пути спасения. Поэтому совет Справедливых решил наречь тебя жрицей Палестины. Ты первая из женщин, кто удостоился этого титула. Отныне тебя будут именовать «Та, что пьет из сосуда». Когда амфоры будут на месте, твое звание узаконят торжественной церемонией.

Девушка смутилась. Дочь жреца была польщена, но в то же время ее мучило смутное предчувствие. Из головы не шли мысли об отце, на которого открыта настоящая охота. Вспомнилось его усталое, изборожденное морщинами лицо, когда они виделись в последний раз перед отъездом.

— Мой отец… Когда он к нам присоединится? — робко спросила Мира.

Старейшины, собравшиеся вокруг дочери жреца, опустили глаза. Никто не решался ответить. Ни у кого не хватало мужества сказать, что старика арестовали, а вернее, что они сами выдали его Хеопсу. Дурное предчувствие девушки оправдалось. У отца не осталось времени что-то разъяснить фараону, как тот собирался. Перед приездом Миры совет Справедливых решил заключить договор с верховным правителем Верхнего и Нижнего царств.

Царь, отстранив от себя Хопера, начал преследовать адептов Овна, считая их виновными в краже сосудов и в убийстве по меньшей мере четверых королевских стражей. Члены совета встретились с гонцами из Египта. Они потребовали, чтобы им выдали «второго из главных предателей», как те называли бедного Гамира. Взамен чиновники фараона обещали сохранить жизнь Двум-Из-Трех и другим последователям Хнума, томившимся в тюремных застенках. Причем об амфорах речь не шла даже намеком.

С арестом везира и убийством его приспешников Солнцеликий считал дело закрытым. Правитель Обоих Царств страстно желал забыть обо всем, включая и сосуды. Хеопс считал, будто верховный жрец все выдумал, чтобы создать иллюзию величия своих деяний и выиграть время. На самом деле отступник всего лишь хотел захватить власть.

Как только совет понял, что с выдачей белого жреца никто не будет больше преследовать оставшихся на свободе последователей Овна, а всем арестованным сохранят жизни, отца Миры без колебаний сдали представителям царской власти. Деяние жестокое, но необходимое. Слово Хнума распространилось по всей земле между двух рек, подчиняя себе все новые и новые города, завоевывая множество приверженцев. Старейшины решили, что потеря Гамира будет вполне приемлемой ценой. А нарекая его дочь жрицей Палестины, они надеялись хотя бы частично загладить свою вину.

— Твоего отца арестовали, Мира, нам очень жаль… — Старик опустил глаза, чтобы во взгляде не проскользнула ложь. — Мы сделаем все возможное, чтобы спасти ему жизнь.

Девушка упала на колени, схватив его за тунику. У нее не было сил ни говорить, ни плакать. Смущенный советник потянул одежду на себя, высвобождая ее из пальцев дочери Гамира. Взмахнув жезлом, он вышел из зала. По его сигналу удалились и все остальные.

Стоявший в стороне Мецке услышал, как по залу разнеслись рыдания Миры. Свечи догорали, на пол капал воск. В зале стало темнее. Девушка еле слышно умоляла Осириса[129]Осирис — в Древнем Египте бог растительности и мертвых, супруг Изиды. Был предан и разрублен на части братом-злодеем Сетом.
забрать ее в свое царство из страны, где она была пришлой и носила чужое имя.

«Та, что пьет из сосуда».