В половине одиннадцатого капитан дал сигнал к отплытию. Матросы отдавали причальные концы. Вашингтон спустился в свою каюту и запер дверь.

Стелла стояла на палубе, глядя на воду, плещущуюся под сваями причала. Туда не попадал свет, и она видела красные и белые губки, растущие на деревянных столбах. В воде сверкали разноцветной, похожей на оперение колибри чешуей плоские, как листья, рыбки. Стелла ни о чем не думала. Сильвия злилась на нее за запертой дверью; нарушенные обещания тяжелым грузом давили на сердце. На глади моря растекались радужные пятна мазута, мимо проплыл мокрый, разбухший окурок, брошенный с пристани. В воде распускался бутоном чей-то окрашенный соком арека плевок. Под пеной, собиравшейся на поверхности, вода была чистой. В прозрачной голубой глубине виднелось морское дно, казавшееся, по сравнению с яркими красками суши, серым и тусклым. На камнях застыли огромные, синие, как гиацинт, морские звезды, в песке поблескивали смятые консервные банки, а в зарослях кроваво-красных морских водорослей качались круглые пятнистые медузы.

Завороженная и испуганная, Стелла перегнулась через перила. Она не слышала шума двигателей и не верила, что уезжает, пока винты корабля не нарушили покоя водного мира. Пристань медленно удалялась, позади судна разбегались длинные волнистые полосы пены. Она оглянулась на город, на блестящие жестяные крыши, сияющие среди огненных деревьев.

Они отходили все дальше. Скоро Марапаи станет всего лишь крошечным пятнышком на карте девственной, дикой земли. Они покидали этот островок цивилизации, чтобы вступить в борьбу с грязью, пиявками, морскими змеями, слизнями, крокодилами. И их уже не смогут защитить родные стены Марапаи. Им придется отбросить весь прошлый опыт и научиться жить заново. Джунгли не повинуются правилам гольф-клуба и распорядку частной школы. Им придется полагаться только на себя, инстинктивно подстраиваться под поведение голодной птицы и морского слизня. Теперь все, чему учил ее отец или Дэвид, утратило смысл. Ей придется постигать науку самостоятельности.

С каждой минутой Марапаи уменьшался в размерах. Еще час назад это был целый остров, а теперь — едва заметная точка. Впереди протянулась длинная линия побережья, земля, к которой они стремились, раскрывала жадные объятия в предвкушении новых жертв.

Стелла обернулась и увидела суетящихся на палубе матросов. Ее захлестнуло отчаяние одиночества. Но не от сознания утраты мужа, отца, дружеской руки, надежного плеча. Это было одиночество букашки в лесу или птицы в безграничном небе. Ее потянуло к людям, и она втерлась в сутолоку снующих тел.

На верхней палубе разместилось двадцать-тридцать пассажиров: женщины в травяных юбках, подоткнутых под колени, кормящие грудью младенцев; маленькие круглоглазые дети с покорностью во взоре; старики в накидках на морщинистых плечах. Стелла остановилась, глядя на них. Одна женщина робко улыбнулась, но больше никто, казалось, не обратил внимания на Стеллу. Потом она заметила человека, который стоял, облокотившись о перила, и время от времени окидывал ее пристальным выжидательным взглядом. На нем были шорты цвета хаки, наручные часы и тонкая нитка цветного жемчуга на шее. Она не сразу узнала его.

— Хитоло!

Он тут же улыбнулся и подошел к ней.

Стелла испытала глубокое облегчение.

— Что вы здесь делаете?

Он гордо расправил плечи и с самодовольной улыбкой ответил:

— Я пришел.

Неужели Тревор выхлопотал ему разрешение на отъезд или, может быть, все устроил Вашингтон? — спрашивала она себя, не в силах сдержать воодушевление. Она вновь уверовала в доброжелательность и благодушие людей, от которых зависело это решение.

— Я пыталась добиться, чтобы вас отпустили с нами, но они не позволили. Мне сказали, что вы работаете в другом управлении и не можете оставить службу.

— Мне тоже так сказали, — откликнулся Хитоло, расплываясь в широкой улыбке. — Я пришел сюда в пять утра и сел с женщинами. Никто не обращает внимания на туземцев, и меня не заметили.

Радость Стеллы испарилась. Но Хитоло здесь — а это уже кое-что.

— Я рада, что вы пришли, — сказала она. — Вы всегда будете рядом со мной, правда, Хитоло? — Она бросила взгляд на поросший густым лесом берег справа по борту. — Я боюсь. — Его глаза потемнели и округлились, хотя с лица не сходила улыбка. — Боюсь джунглей. Я никогда не была в джунглях. Не оставляйте меня одну, Хитоло. — Он снова улыбнулся и кивнул. Быть может, он даже не слышал ее слов. Он ушел в себя, погрузившись в размышления о не менее важной причине, побудившей его пойти с ними. И Стелла знала, что это была за причина, и понимала, что если он и поможет ей, то лишь в том случае, если их цели будут совпадать.

Они подошли к причалу Каирипи в пятницу, в четыре часа пополудни. Стоя на палубе, Стелла смотрела на маленького жилистого человека с худым лицом, большим носом и рыжими усами, который ждал их на пристани. Рядом с ним неподвижно стояли трое местных полицейских. Человек не улыбнулся и не сделал шага навстречу. Когда он поднес руку к козырьку шлема, отдавая честь, Стелле это показалось настолько неожиданным, что она обернулась посмотреть, кого он приветствует. У нее за спиной стоял Вашингтон.

После отъезда из Марапаи они не обменялись и десятком слов. Вашингтон не покидал своей каюты и даже ел там. За обедом капитан заметил, что из него вышел бы плохой матрос, но Стелла считала, что он не прав. Просто Филипп избегал ее. А вечером она увидела его на носу корабля, он стоял, облокотившись о поручни, и ел манго, бросая кожуру в воду. Они обменялись лишь несколькими вежливыми фразами.

Районный комиссар поднялся на борт судна. Томас Ситон слыл человеком суровым и обстоятельным. Он прожил на территории уже почти четверть века и всегда был подтянут и немногословен, а в других людях больше всего ценил эти же качества.

Он презирал удобства и образование, а значит, и полицейских с юга, имевших университетские дипломы. К жизни в джунглях они готовились по книжкам, в то время как он предпочитал познавать ее на собственном опыте. Выпив стакан пива с капитаном, он сошел с корабля, чтобы показать своим гостям базу.

Каирипи располагался на острове. Раньше так было безопаснее, объяснил Ситон Стелле. Теперь же возникли определенные трудности, поскольку у них всего два корабля, и с ними все время что-нибудь неладно. Эти дурни из Марапаи ничего не понимают в двигателях.

Остров был довольно маленький, не больше мили в окружности. Он напоминал большой холм с плоской вершиной, крутые обрывы его поросли кокосовыми пальмами, нависавшими над самым морем. Верхушка острова казалась роскошным садом. С одного конца острова до другого протянулась пальмовая аллея, примерно через каждые сто метров под прямым углом пересекавшаяся узкими дорожками, ведущими к полицейским баракам, к суду, к дому Ситона и жилищам патрульных офицеров. Вдоль каждой дорожки и под кокосовыми пальмами цвели кусты и деревья — франгипани, кротоны, калиферы и гибискусы. Здешняя растительность казалась пышнее и роскошнее, чем в Марапаи, и Стелла, которой чудилось, что ее глазам предстала сама природа во всей своей красе, восторженно озиралась по сторонам. Марапаи представлялся ей теперь укрощенным зверьком. Быть может, культура белых людей, охладившая туземную кровь, сказалась и на растениях. Здесь, где действительность граничила со сказкой, могло случиться все что угодно.

Они медленно шли вперед. Стелла почти все время молчала. Иногда Вашингтон задавал какой-нибудь вопрос. Ситон коротко отвечал, указывая тростью на местные достопримечательности. Они побывали в здании суда, недавно сколоченном заключенными из древесины саговой пальмы. Один из полицейских полез на пальму сорвать для Стеллы ветку орхидеи. Ситон и Вашингтон сняли головные уборы возле ухоженной могилы, в которой покоился бывший знаменитый районный комиссар. Они вышли к берегу. Районный комиссар указал своим жезлом на видневшиеся за пальмами устья рек. Потом они остановились у обрыва. В заливе было мелко, и в спокойной воде, словно в зеркале, отражались очертания острова. Вокруг возвышались поросшие лесом пологие холмы. За ними поднимались горы, но висевшие над самым лесом облака размывали линию горизонта. За туманной дымкой, выдыхаемой лесом, вырисовывались мягкие контуры сероватого ландшафта.

— А это, — сказал Ситон, указывая палкой, — река, которая вам нужна. Бава.

Воцарилось молчание. Стелла, не отрываясь, смотрела на изгиб серой линии берега. Взгляд ее был неподвижен, как у лунатика. Ей было страшно.

Вашингтон украдкой взглянул на Ситона. Догадывался ли он, что происходит? Знал ли он больше, чем хотел показать? Обрамленные рыжими усами губы Ситона были похожи на капкан. Вашингтон не доверял молчаливым людям.

Ситон посмотрел на часы.

— Шесть. Пора промочить горло.

Он резко повернулся и зашагал по дороге. Вашингтон пошел рядом с ним. Стелла отстала.

— Вы подбросите нас вверх по реке? — спросил Вашингтон.

Ситон смотрел прямо перед собой.

— Можно. Хотя пора бы уже администрации понять, что районные комиссары — не туристическое бюро. Мы не просиживаем целыми днями штаны у себя в кабинетах, не то что эти напичканные чтивом мальчишки с юга.

— Извините, — сказал Вашингтон, вкладывая в слова все свое обаяние. — Мне это тоже не по нутру. Но есть приказ, знаете ли, и притом секретный. Начальник не хочет, чтобы поползли слухи.

— Я не разношу сплетен, — прошипел Ситон. Как Вашингтон не любил молчаливых людей, так и Ситон не терпел болтливых. Он достаточно долго прожил на территории, чтобы представлять себе последствия неблагоразумия. И, по его мнению, не было большего зла, чем язык сплетника. Он никогда не переходил на личности и никогда ничего не утверждал, если не располагал точными сведениями.

Они шли по главной дороге, обрамленной высокими пальмами и освещенной солнцем.

— Конечно, нет, — сказал Вашингтон. — Мне было велено передать вам это, вот и все.

Ситон хмыкнул и ускорил шаг.

— Вам будет нелегко найти себе провожатых, — резко проговорил он.

— Почему?

— Похоже, ребята не горят желанием возвращаться туда.

Вашингтон молчал. Он уже хотел задать Ситону следующий вопрос, но прикусил язык, потому что боялся ответа.

— Вы знаете почему? — наконец выдавил он.

Ситон пожал плечами.

— Все то же — вада. Их напугала смерть парня. Из них ничего не вытянешь. Глупые россказни.

— Россказни? — переспросил Вашингтон.

— Так, чепуха, — сказал Ситон, помахивая жезлом, и свернул на тропинку, ведущую к его дому. — Великие и могучие вада. Поговаривают, что они умеют летать и ходить, не оставляя следов. Знаете, мне наплевать на антропологов, но только они одни могут развеять страхи папуасов.

— Не оставляют следов! — Вашингтон глупо рассмеялся.

— Что бы ни происходило, все приписывают им. Кто-то умирает. В Майоле украли поросят. Реки выходят из берегов. Люди напуганы до смерти. Если бы вы оказались здесь раньше, вы могли бы отправиться со мной. Незачем так часто наведываться в верховья реки. Сомневаюсь, что вам удастся заставить ребят из Майолы подойти к деревне ближе, чем на день пути.

— Это не имеет значения, — ответил Вашингтон, — только бы они показали нам, куда идти. — Эти новости немного взбодрили его. Чем раньше отстанут провожатые, тем лучше. Он был ошеломлен не меньше Стеллы и, подобно ей, не задумывался о том, что ждет их впереди. Его пугала одна мысль об Эоле. Он старательно избегал думать о ней. Он строил планы, но еще не знал, как их осуществить.

Ситон резко остановился, щелкнув каблуками, словно собирался отдать честь, и подождал, пока Стелла их догонит. Они стояли перед домом — большим, приземистым зданием. На лужайке перед верандой на белом шесте развевался флаг. Ситон, первым поднявшись по лестнице, кликнул слугу.

Дом был обставлен с таким аскетизмом, что казался нежилым. Ни занавесок на окнах, ни подушечек на плетеных стульях, ни даже тростниковых циновок на полу. Вашингтон огляделся. Он презирал скучных людей, способных жить в таких условиях. На самодельной полке валялось полдюжины запылившихся книг с засиженными тараканами и затянутыми плесенью корешками. К стене была пришпилена подробная карта района. На низеньком деревянном столе в банке из-под повидла стояли три цветка гибискуса. По случаю приезда гостей.

— Садитесь, — сказал Ситон, указывая на стулья.

Стелла, казалось, не расслышала приглашения и подошла к окну. Все еще сжимая в руке ветку орхидеи, она стояла и смотрела на море. Вашингтону она сейчас казалась совсем юной и беспомощной, безропотно покорившейся своей судьбе, отдавшейся на волю несущего ее течения.

Ситон разливал джин. Наполнив бокал до половины, он плеснул туда воды и подал его Вашингтону. Тот брезгливо сделал глоток. Джин был теплый. Его взбесило, что человек, который мог жить на этом цветочном острове как король, пьет теплый джин. Он не желал приучать себя довольствоваться чем попало.

— Так или иначе, — продолжал Ситон, осушив бокал и вытирая усы, — вам не нужно столько людей, сколько в прошлый раз. Целый батальон.

— Нет, на этот раз нам хватит троих. Переводчика и двух носильщиков.

— Возьмите с собой полицейского, — предложил Ситон.

— В этом нет необходимости, у меня есть ружье.

— Вы не можете взять с собой ружье, — решительно возразил Ситон. — С вами пойдет полицейский.

— Это все равно что носильщик, — сопротивлялся Вашингтон. Ему не хотелось идти с полицейским. На хорошего полицейского можно положиться, а ему не нужны были надежные люди. — Если вы говорите, что нам будет трудно найти носильщиков…

— Вот именно, — подтвердил Ситон, закусив кончик уса.

Стелла повернулась к ним и заморгала, привыкая к тусклому свету.

— Здесь Хитоло, — сказала она.

— Что? — Вашингтон со стуком поставил стакан на стол и проговорил: — Ему не дали разрешения. Я сам занимался этим делом. Ему было отказано.

— Он здесь, — повторила Стелла. — Теперь уже ничего не поделаешь.

— Но как? — Он старался казаться невозмутимым и с прищуром смотрел на нее. — Почему он загорелся желанием идти с нами?

Она ответила не раздумывая.

— Это моя вина. Мне хотелось, чтобы рядом был человек, которого я знаю и с которым могу поговорить. Я не знаю местного языка и не смогу общаться с носильщиками и проводниками. Мне очень хотелось, чтобы он пошел, и, я думаю, — она отвела взгляд, — я думаю, он не так меня понял. — Она не думала, как объяснить появление Хитоло, и эти слова родились у нее сами собой. Как легко лгать, мелькнула мысль. Иногда это просто необходимо.

— Не так понял! — язвительно повторил Вашингтон. — Они понимают или не понимают в зависимости от того, что им выгодно. Его нужно немедленно отправить назад.

— Не отсылайте его, — попросила Стелла.

— Теперь, когда он здесь, уже все равно, — отрывисто проговорил Ситон. — И его можно взять носильщиком.

— Он клерк, — сказала Стелла, — а не носильщик.

— Если он оказался здесь вопреки воле начальства, — заявил Ситон, — он уже не клерк. Он крепкий парень. Нам нужно где-то найти еще двоих.

Вашингтон схватил бокал и единым духом прикончил джин. Он видел, что спорить бессмысленно. Джин поднял ему настроение. Трусость Хитоло известна всем. В прошлый раз он испугался не меньше примитивных туземцев из Майолы.

Вашингтон взглянул на Стеллу сквозь стекло бокала. Она победила. Но как ей это удалось? Наверное, она хорошо заплатила. Иначе он и носа не сунул бы в долину Бава. А если она рассчитывает на его защиту, так знает ли она, что ждет их впереди?

Стелла села между мужчинами. Положив ветку орхидеи на стол, она взяла свой бокал. Встретившись взглядом с Вашингтоном, она улыбнулась ему мягкой равнодушной улыбкой, как будто видела его впервые в жизни.