Наутро Тревор Найал пришел на работу на десять минут позже Стеллы. Он пробыл там всего минут пять, собрал со стола бумаги и положил их в портфель. Потрепав Стеллу по плечу, он вежливо осведомился о ее здоровье и, пообещав вернуться к двенадцати, ушел. О Джобе он не обмолвился ни словом.

Но он не вернулся ни к двенадцати, ни после обеда, и Стелла весь день проработала одна. Только один раз, примерно без пяти двенадцать, когда она уже надела шляпку и взяла сумку, собираясь на обед, дверь кабинета открылась и вошел человек с портфелем в руке. Он остановился на пороге и спросил:

— Мистера Найала нет?

Стелла улыбнулась ему, сразу же почувствовав расположение. Под густыми нависшими бровями сияли светлые глаза. У него было красное, веселое лицо. Она не могла вспомнить, видела ли его раньше, но он смутно напоминал ей кого-то, кто был добр к ней.

— Нет, его нет, — сказала она. — Он на совещании.

— На совещании? Ха! Ха! — Человек потер руки, глаза его задорно блеснули. — Всегда-то они совещаются, эти чиновники, а? Не могут без этого. Может, если бы они поменьше говорили, побольше бы делали, а?

— Не знаю, — сказала Стелла. — Я только что приехала. — Ей показалось, что он пристально смотрит на нее, хотя определить наверняка было невозможно: его глаза прятались под кустистыми бровями табачного цвета, словно два маленьких зверька, притаившихся в кустах.

— Так, так. Только что приехали, а? И как вам здесь? Тут неплохо. Только вот туземцы, — добавил он. — Сначала все было хорошо. Эти бродяги работали. Но государство испортило их образованием. И все пошло наперекосяк. Такой милашке, как вы… и, к тому же, одинокой, нужно быть поосторожнее. Здесь такое творится!

— Я буду осторожна, — пообещала Стелла, улыбаясь.

Он подошел к столу Найала и положил на него свою серую фетровую шляпу с черной полосой на изнанке. Стелла удивилась, почему эта шляпа, которых тысячи в австралийских городах, в этой стране кажется чем-то неприличным.

Вид у пришельца был встревоженный.

— Вам надо остерегаться этих ребят. Им нельзя доверять. И не ходите одна ночью.

— Мне нужно идти, — сказала Стелла, — а то я опоздаю на обед. Вы подождете мистера Найала? Он сказал, что вернется, хотя уже довольно поздно и я сомневаюсь, что он придет. Думаю, он прямо с совещания пойдет обедать.

— Пожалуй, посижу здесь, — сказал человек и опустился в кресло. Потрепанный портфель он положил на колени.

Этим вечером Стелла должна была ужинать с Тревором и Джанет Найал, и в половине седьмого она снова поднималась на холм, где стоял их дом. Солнце было не такое яркое, как два дня назад. Небо затянули облака — длинные, багровые, полыхавшие огнем по краям. Ветра не было, в воздухе стояла духота. Впереди был поворот, и она увидела белого человека, идущего ей навстречу. Он помахал рукой. Это был Тревор Найал.

— Я подумал, вы можете заблудиться, — сказал он, когда она подошла ближе. — Вы ведь не знаете дороги.

— Вы что-нибудь узнали о мистере Джобе? — спросила Стелла.

Он погладил ее руку. Это ее успокоило.

— Не так уж много, моя дорогая. На это нужно время. Его нет в гостинице, нет в общежитии. Иногда эти бродяги устраиваются там на ночлег. Мне кажется, он уже ушел. Ну, вот мы и пришли. Крутой подъем.

Они сошли с дороги и оказались у лестницы, по которой Стелла поднималась два дня назад. Она удивленно посмотрела вверх. Слева и справа от лестницы зеленели деревья с плоскими верхушками.

— Здесь красиво, правда? — спросил Найал, взяв ее под локоть. — Через несколько недель, под Рождество, эти огненные деревья будут просто сказочными. Нет ничего прекраснее Рождества в Марапаи. Вы должны встретить его с нами. Здесь очень весело. Говорят, кто-то сегодня приходил ко мне, пока меня не было. Кто это был? Что ему было нужно?

Но, похоже, его больше занимали деревья, и, прежде чем она успела ответить, он продолжал:

— Вон, посмотрите, правда, красиво?

— Это был мужчина. Он не представился. Пришел примерно без пяти двенадцать. Он не дождался вас?

— Нет, я освободился только в половине четвертого. Одна из секретарш сказала, что ко мне приходили. Так он не назвался?

— Нет.

— И не сказал, зачем пришел? — Найал повернулся и посмотрел на нее.

— Нет.

— Красивые деревья. — Улыбаясь, он огляделся вокруг. — Графтон славится своими джакарандами, но нет ничего прекраснее огненных деревьев.

Они уже почти дошли до конца лестницы.

— Мистер Найал, — сказала Стелла, — мне кажется, что дело не только в нем, я имею в виду Джоба. Есть еще кое-что. Я узнала, что Серева умер.

— Серева? — рассеянно переспросил он, ускорив шаг, и Стелле, чтобы не отстать, пришлось догонять его бегом.

— Помощник Дэвида. Только они двое ходили в Эолу, и Серева умер раньше, чем они добрались до базы. Там случилось что-то, о чем Джоб нам не сможет рассказать, и, мне кажется, я должна отправиться туда. Я не выясню, что случилось с Дэвидом, пока не…

Они уже поднялись на веранду. Стелла увлеклась и не заметила, что они приближаются к тому самому дому, откуда ее выдворили два дня назад.

— Мы найдем Джоба, — сказал Найал, пропуская ее вперед. — Не волнуйтесь.

Но теперь Джоб для нее отошел на второй план.

— Знаю, что найдем, — уверенно проговорила она. — Но я должна отправиться в Эолу, мистер Найал.

Лестница была узкой, и Стелла шла впереди. Она повернулась и серьезно посмотрела на Найала. Его голова была на уровне ее плеча. Он поднял глаза и с минуту растерянно смотрел на нее. Потом ей пришлось отвернуться, чтобы взглянуть под ноги. У нее создалось впечатление, что минуту назад она смотрела в пустоту, что перед ней было не человеческое лицо, не глаза, а нечто вроде вакуума под веками.

— Эола, — повторил он за спиной. — А сейчас мы войдем, и я представлю вас моей жене.

Он подтолкнул Стеллу, и она вновь оказалась в светлой золотистой комнате с мягкими драпировками, бамбуковой мебелью и особой атмосферой, делающей эту комнату похожей на сад. Такой же легкий ветерок колыхал портьеры, шурша в зеленой блестящей листве протиснувшихся в комнату ветвей кустов.

Но мгновение спустя Стелла забыла про комнату и во все глаза уставилась на поднявшуюся ей навстречу женщину. Она колебалась, боясь ошибиться. Что здесь делает эта женщина? Она не могла быть женой Тревора Найала. Но женщина, шагнув вперед, протянула ей руку, и Тревор сказал:

— Джанет, это Стелла.

Несмотря на короткие, пышные, вьющиеся, золотистые волосы, она выглядела лет на десять старше Тревора. Под этим волшебным нимбом странно смотрелось морщинистое, иссохшее лицо. Она была маленькой и болезненно худой, ее крошечные белые ручки, торчащие из рукавов платья, казались руками заморенного голодом ребенка. Ее платье из легкой прозрачной бежевой ткани с зеленым рисунком вычурным покроем напоминало моду двадцатых годов. Оно, будто лохмотья, болталось на ее худеньком теле. Стелле почудилось, что Джанет не ходила, а летала по комнате, словно осенний лист, гонимый ветром.

У нее были большие, широко поставленные глаза. Когда-то они, наверное, были красивы, но теперь нервно бегали. Эти глаза глубоко потрясли Стеллу, хотя она и не понимала почему. Женщина не сказала ни слова, только коснулась пальцев Стеллы и быстро отдернула руку, отступив на шаг, словно сомневалась, стоило ли вообще подходить к гостье. Потом она метнула подобострастный взгляд на своего мужа, будто слуга, ожидающий распоряжений.

Стелла тоже не знала, как себя вести. Джанет Найал вовсе не казалась сумасшедшей, но Стелла почувствовала, что ниточка, привязывающая ее к жизни, слишком тонка и в любую минуту может порваться. Женщина двинулась по комнате, неуверенно переходя от кресла к креслу. Казалось, она не доверяет ничему и никому. Без всякой видимой причины она протянула руку и погладила стол, словно слепая женщина, желающая убедиться, что она на правильном пути. Потом из глубины комнаты выступил человек, взял ее за руку и усадил в кресло. Продолжая смотреть на Джанет Найал, Стелла сперва не заметила его.

— А это, — сказал Тревор, — мой брат Тони.

Тони слегка поклонился.

— Вы! — воскликнула Стелла. — Вы брат мистера Найала?

Только теперь ей бросилось в глаза его сходство с Тревором Найалом, и она поняла, почему при первой встрече с Тревором его лицо показалось ей знакомым, как будто она встретила старого друга, с которым не виделась много лет. Но хотя Энтони и был младшим братом, едва ли он выглядел моложе Тревора. Пережитые страдания, крушение надежд или разочарование наложили глубокий отпечаток на его облик, в то время как лицо его брата оставалось свежим и безмятежным. Возможно, он страдал какой-нибудь болезнью, пощадившей его брата. Но не только из-за этого казался он старше. Все, что было лучшего в их родителях, досталось Тревору Найалу. Младший же брат, казалось, не мог смириться с тем, что он появился на свет слишком поздно, когда прекраснейшие дары жизни, таланты, силы уже были отданы первенцу. И эта внутренняя борьба наложила на его лицо печать горькой отверженности.

Даже не кивнув в ответ, Стелла холодно смотрела на него и содрогалась от отвращения. Ей вспомнились слова, которые она последние сорок восемь часов пыталась вытравить из памяти: «Вы не любили его… вы не знали его…»

— Вы уже знакомы? — спросил Тревор, с удивлением глядя на нее.

— Да. Мы познакомились вчера днем в отделе культурного развития. Я знала, что он работал с Дэвидом, но и не подозревала, что он ваш брат.

Ей показалось, что это открытие имеет огромное значение. Она пришла сюда, чтобы найти уют и покой, чтобы принять руку помощи от друга ее мужа, чтобы о ней позаботились, направили, как всегда, в нужную колею, но в атмосфере этого дома Стелла чувствовала себя скованно, и причиной тому был Энтони Найал. Она была встревожена и озадачена, как будто стояла на пороге зловещей тайны. Припоминая слова Сильвии, она окинула взглядом стены, углы, потолок и поняла, что в этой красивой, заворожившей ее комнате не хватает чего-то очень важного.

Тревор рассмеялся и похлопал брата по плечу.

— Так вот почему он так волновался из-за вашего прихода, а? Весь день места себе не находил. Мы ведь одна семья, да, Тони? Мы должны держаться вместе любой ценой.

Энтони Найал ответил легкой улыбкой. Стелла раньше не видела, чтобы он улыбался.

— Во всей Австралии, Стелла, вам не найти более сплоченной семьи, чем мы. — Тревор перевел взгляд с брата на жену. Потом улыбка сошла с его лица, он отвернулся и подошел к столику с бокалами и напитками. Джанет не спускала глаз с мужа. Она привстала, невольно потянувшись к нему иссохшей рукой.

— Я наливаю вам розового джина, да, Стелла? — сказал Тревор. Он плеснул в бокал немного питья. — Извините Джанет, ей нездоровится. Не может привыкнуть к климату. В этих краях нужны крепкие люди. На первый взгляд, все здесь вполне безобидно, но всяко может быть.

Он стоял, слегка расставив ноги и расправив широкие плечи; его сильный, глубокий голос разносился по комнате. В свете сумерек сверкали его белые зубы и блестящие глаза. Он был здесь хозяином, а его брат с горькой миной на лице и бледная как тень жена казались рядом с ним незначительными фигурами.

— Вы не поверите, что тропики могут делать с людьми. Вот, например, Джанет, — он указал на жену. — Еще шесть лет назад она была красавицей, прекраснейшей женщиной в Марапаи. Ей всего сорок два. На десять лет моложе меня. А ведь и не скажешь, да?

— И не скажешь, да? — повторила Джанет, глядя на Стеллу все с той же натянутой улыбкой. — Тревор правильно говорит, с тропиками я не в ладах.

— Поэтому вам нужно быть осторожнее, — сказал Тревор. — Таким тонкокожим нежным девушкам жизнь в тропиках не на пользу. — Он повел плечами, довольный тем, что уж ему-то эта жизнь не вредит.

— Я думаю, большинство женщин здесь выглядит очень молодо, — тихо заметил Энтони Найал.

— Нет, Тони, — возразила Джанет, — все равно когда-то они меняются. Ты же слышал, что сказал Тревор.

Тони взглянул на Джанет и улыбнулся. Но на этот раз совершенно иначе.

Стелла выбирала момент, чтобы высказать то, что она о нем думает. Ваш брат пытался помешать мне встретиться с вами, он мне лгал, он увез меня отсюда. Она уже предвкушала эту сладостную минуту возмездия. Но Тони улыбался, и она чувствовала, что не может ничего сказать. Она не знала, что и думать. Только она собиралась припереть его к стенке, как он ускользал. Взгляд, брошенный им на больную женщину, смутил Стеллу. Она поняла, что ее враг способен на нежность. А она не умела бороться с нежностью.

— Где этот негодник? — вдруг спросил Тревор. В голосе его зазвенели нотки неудовольствия. — Где этот негодник? Нам нужен лед. — Он подошел к двери и прокричал: — Где ты, черт тебя побери? Принеси лед!

Джанет тут же начала всплескивать руками. Глаза ее были прикованы к спине мужа. Она было встала, но потом снова опустилась в кресло.

— Я не знаю. Кажется, он в доме прислуги.

— Он должен быть здесь, — резко проговорил Тревор. — Кора! Кора! — Он повысил голос. — Он должен находиться на кухне с шести часов, — сказал он, обращаясь к жене.

Она в ужасе смотрела на него. Стелла внезапно почувствовала раздражение. Она не знала почему, но ей вдруг захотелось встать и уйти и никогда больше не встречаться с Джанет Найал. Джанет пробудила в ней воспоминания о собственных детских страхах.

Джанет встала и сделала несколько неуверенных шагов по комнате.

— Он хороший мальчик, — слабым голосом проговорила она. — Приятный, вежливый мальчик.

— Ты куда? — спросил Найал с плохо скрываемой злостью, а потом снова позвал: — Кора! Кора!

Они ждали. Джанет притихла. Она сидела на самом краешке кресла, положив руки на колени. Стелла, которой было не по себе, пыталась завязать разговор, но ответом ей были только рассеянные «да» или «нет». Энтони все так же стоял позади кресла. Он тоже молчал, но Стелла чувствовала, что он смотрит на нее. Сквозь открытые жалюзи она видела небо, где уже загорались звезды. Потом встретилась взглядом с Тони и быстро отвернулась. Она боялась, боялась не только Энтони, но и Джанет. В эту минуту они казались ей растоптанными, униженными, жалкими. У нее создалось впечатление, что они объединились для какой-то низкой цели, что у них есть общая тайна, которая отрезает их от остального, нормального мира. Если приглядеться к ним лучше, она разгадает эту тайну. Стелла чувствовала, что Энтони Найал, не сводивший с нее глаз, старался что-то сказать ей этим взглядом, сделать ее их сообщницей. Но она отводила глаза и ничего не желала знать. Она уже забыла о его нежной улыбке.

Когда вернулся Тревор с ведерком льда, Стелла почувствовала такое облегчение, что даже просияла, повернувшись к нему. Здравый смысл, доброта и душевное равновесие возобладали над страхом и отчаянием.

— Нужно быть построже со слугами, — сказал он. — Ради всего святого, пора бы тебе научиться держать их в узде, ты ведь уже прожила здесь достаточно долго.

Лицо Джанет заметно просветлело.

— Я не могу найти на них управу, — сказала она Стелле. — А надо бы. Я ведь уже прожила здесь достаточно долго.

Тревор опустил кубик льда в бокал и подал его Стелле.

— Что-то вы все молчите, — сказал он. — Гостью нужно развлекать.

— Тони строит новый дом, — сообщила Джанет, выпрямляясь в кресле. — Правда, Тони? Он живет у нас, пока дом еще не достроен. Он будет очень милый.

— Конечно, — сказал Тревор, — не такой большой, как наш. — Он подал жене стакан. Она взяла его и крепко сжала маленькой белой ручкой. Она заглянула в стакан, поднесла его к губам, посмотрела на мужа и поставила стакан перед собой на стол. Руки ее впились в колени.

— А как же иначе? — бросил Энтони.

Он завидует брату, подумалось Стелле. И она с готовностью ухватилась за эту мысль, увидев в ней свежую пищу для ненависти. Неудивительно, что он не любил Дэвида, неудивительно, что он не хотел, чтобы Дэвида любили другие.

Тревор от души рассмеялся. Повернувшись к Стелле, он указал на брата.

— Тони страдает болезнью всех младших сыновей, — сказал он. — Он думает, что обделен судьбой. Он у нас защитник слабых. В каждом удачливом человеке он видит своего старшего брата, которому всегда достается кусок пожирнее. — В его голосе не было издевки, он говорил весело, добродушно, уверенный, что его слова никого не заденут; он потрепал брата по плечу.

Энтони тускло улыбнулся.

— Ты выставляешь меня в ложном свете, — возразил он. — Я не имею ничего против удачливых людей, я враждую с миром, который они прибрали к рукам.

Стелла забыла об удовольствии вывести его на чистую воду, гнев ее смягчился. Он говорит о Дэвиде, подумала она, и обо мне.

— Видишь ли, Тревор, — продолжал он с улыбкой, — мне очень хорошо известно, откуда берется удача. По большей части она появляется из маленьких капелек и частичек мозгов и сердец других людей.

Тревор хохотнул; глаза его искрились весельем, он мягко сказал:

— Ну, это относится не только к удачливым людям, не так ли? В конце концов, все мы питаемся мозгами и сердцами, только одни более несдержанны в еде, чем другие.

Стелла не видела выражения лица Энтони Найала, потому что смотрела на Джанет, которая медленно, будто нехотя, протянула руку, взяла со стола стакан, пригубила и снова поставила на стол. Он был почти пуст.

Стелла смотрела на нее, и на лице ее начало появляться выражение ужаса. Она поняла, что Джанет Найал была пьяна. Она и раньше, хотя и нечасто, видела пьяных женщин, но инстинктивно чувствовала, что здесь — другой случай. Джанет пила постоянно. И этому должно было быть какое-то страшное объяснение.

Стелле было невыносимо сидеть рядом с ней. Ее воротило от этого жуткого спектакля. Она ушла, как только представился случай, и, спускаясь по холму вместе с Тревором Найалом, ощущала, как ночная прохлада смывает с нее грязь.

Она пыталась совладать с собой, понимая, что не стоит реагировать так болезненно. Но все было бесполезно. Как только она вспоминала о Джанет Найал, ее начинало трясти. К Тревору она испытывала жалость и восхищение. Как стойко он переносил все это! Со стороны можно было подумать, что ему безразлично. Как он умел казаться веселым, когда душа его была полна горя. Из уважения к его чувствам она не стала говорить о собственных неприятностях.

Когда они подошли к ее дому, было всего половина одиннадцатого и в комнате Сильвии еще горел свет. Стелла постучала в дверь и вошла. Сильвия лежала на кровати в черном халате с бигуди на голове. Она писала письмо.

Стелла села и посмотрела на нее.

— Я ужинала у Найалов, — сказала она.

Сильвия окинула взглядом ее бледное, напряженное лицо и мягко улыбнулась.

— Вы не знали, что вас там ждет?

Стелла покачала головой.

— Не надо так расстраиваться. Здесь такое бывает довольно часто. В Марапаи полно пьяниц и алкоголиков.

— Но почему она?..

Сильвия пожала плечами.

— Филипп божится, что Тревор бьет ее, но на его слова нельзя полагаться. У него зуб на Тревора, думает, он отобрал у него место. Он не понимает, что ни один нормальный человек не доверит ему никакой работы. Он умный, правда, очень умный, но только не в этом смысле.

Стелла не слушала ее.

— Вы знаете что-нибудь о его младшем брате, — она запнулась и нехотя выговорила имя: — Энтони?

— Немного. Только то, что знают все о большом скандале. Мне он всегда казался порядочным парнем.

— О каком скандале?

— Около года назад было много шума. Энтони допустил какую-то ужасную ошибку. Он всегда был очень предприимчивым, всегда у него было полно толковых идей. Других он считал слишком консервативными и брался за дело, не учитывая последствий. Он говорил, что все делается слишком медленно, как будто надо спешить, иначе будет слишком поздно. Он поместил нескольких мальчиков с высокогорья в школу в одной из прибрежных деревень. Думаю, около десятка, и все они умерли от гриппа. Некоторые папуасы что орхидеи: не выносят пересадки, не приживаются на новом месте. Энтони, который ничего такого не предвидел, вконец расстроился. Приехали несколько сиднейских журналистов, они уцепились за эту историю и раздули скандал. Они писали, что ради осуществления своих дурацких планов мы изводим местное население. Администрация оказалась в затруднительном положении, и Энтони вышвырнули бы вон, если бы не Тревор. Думаю, он подергал за кое-какие ниточки и устроил так, что с Энтони сняли часть обвинений.

— Понимаю.

Она надеялась услышать нечто иное, но рассказ Сильвии, как и улыбка Энтони Джанет Найал, лишь еще больше все запутал. Она поднялась, собираясь уходить, но медлила.

— Сильвия, я вспомнила, о чем вы говорили, и осмотрела комнату. Красивый дом, словно шатер в саду, но там нет гекконов.

Сильвия молча посмотрела на нее, потом сказала:

— Это только поговорка, Стелла. Мне кажется, вы слишком восприимчивы и слишком серьезно относитесь к этой стране. Скоро вы будете видеть привидения и верить в вада. Будьте осторожны, и, если вам нужно будет выговориться, приходите ко мне. Я не верю в вада, у меня крепкие нервы. Без этого никуда.

Прошла неделя. Стелле так ничего и не удалось разузнать о Джобе, и вот однажды утром Тревор сообщил ей, что он ушел из Марапаи и устроился шкипером на маленькое каботажное судно, курсирующее между Новой Ирландией и большим островом. Никто не знает, когда он вернется. Очевидно, он не собирался в Эолу, опасаясь колдовского золота, высылки или нового тюремного срока.

Впервые Стелла начала сомневаться в своей правоте. Эти слова, сказанные ее отцом, — действительно ли она слышала их или ей почудилось? Может быть, Серева все-таки умер от пищевого отравления? А Дэвид покончил с собой? Этих вопросов она раньше себе не задавала, а теперь они все настойчивее терзали ее. Прожив в Марапаи уже почти две недели, она больше не исключала возможности самоубийства. Не то чтобы жизнь здесь была невыносимой, просто она была совсем другой. Люди менялись, они уже не были австралийцами. Отклонения в поведении были здесь обычным делом и уже не пугали. Удары судьбы и невзгоды оставляли в душе глубокие раны, убивали рассудок, отравляли кровь. Да, это могло быть и самоубийство.

Вдруг всплывший из подсознания вопрос почти окончательно подорвал ее уверенность. Почему она права, а Тревор ошибается? Он знал Дэвида и эти края, он имел прямое отношение к делу Джоба, он был старше почти на тридцать лет и опытнее. Он пользуется авторитетом, он не может ошибаться.

Однажды утром Стелла проснулась и поняла, что ощущение правоты полностью покинуло ее. Это было почти так же ужасно, как и потеря мужа, только теперь, привыкнув к утратам, она восприняла это более хладнокровно. Теперь ее больше ничто не держит в Марапаи. Конечно, ей было все равно, где жить, но Марапаи с его сверкающим морем и горящими цветами был последним местом на земле, где она хотела бы поселиться. Стелла не думала о том, куда она поедет и что будет делать дальше, — только бы уехать отсюда. Едва решение было принято, на душе у нее сразу же полегчало. Теперь все ее усилия были направлены на отъезд. Крайне важно уехать из этих мест как можно быстрее. В Марапаи становилось невыносимо, его красота опротивела Стелле и вселяла едва ли не ужас.

Она заказала билет на самолет на следующую неделю. И почти сразу же повстречала Филиппа Вашингтона.