1

Несмотря на юность, мышонок был крепко сложен, а блеск глаз выдавал в нем прирожденного бойца. Июньское солнце Восточного побережья немилосердно жгло его непокрытую голову, а он все таскал обломки камня и складывал их в кучи. Такие же невольники-каменотесы должны были изготовить из них каменные блоки для новых укреплений форта Маршанк.

Вокруг рабов вперевалочку кружил хорек по имени Хиск. Он угрожающе пощелкивал бичом, ища повод обрушиться на рабов. Вот он высмотрел мышонка:

— Давай-давай, шевелись. Скоро пожалует сам Властитель Бадранг. Пошевеливайся, а то отведаешь кнута!

Мышонок отшвырнул камень, который нес, и застыл, невозмутимо глядя разбушевавшемуся хорьку прямо в глаза. Хиск злобно щелкнул бичом, кончик которого просвистел на волос от глаз мышонка, но тот не шелохнулся. Прищурив глаза, он молча стоял, всем своим видом выражая неповиновение.

Хорек снова поднял бич, но встретил гордый, полный гнева взгляд. Подобно всем забиякам, в душе хорек был трусом. Не приняв вызов молодого раба, Хиск защелкал бичом в направлении невольников посмирнее:

— Лентяи! Не потопаете, так и не полопаете. Шевелись, дохлятина, вон идет сам Властитель Бадранг!

В сопровождении своих помощников, крысы Гуррада и лиса Скалрага, на стройке появился Бадранг Тиран. Он подождал, пока два ежа поспешно соорудили для него из тесаных камней подобие сиденья. Скалраг молниеносно покрыл его бархатным плащом, и Бадранг уселся, оглядывая кипевшую кругом работу.

— Будет ли моя крепость закончена до конца лета? — обратился горностай к Хиску.

Хиск помахал свернутым бичом в сторону рабов:

— Властитель, если бы погода была попрохладнее, а у нас побольше этого зверья…

В гневе Бадранг обретал молниеносную быстроту движений. Схватив камень, он метнул его и попал Хиску прямо в зубы. Хорек застыл в ужасе, не смея утереть капавшую с разбитой губы кровь, а тиран между тем рвал и метал:

— Опять оправдания?! Слышать ничего не хочу! Крепость должна быть готова до наступления осени. Ишь расхныкался, живо за работу!

Хиск поспешил выполнить приказ и, вымещая на рабах плохое настроение своего господина, замолотил бичом направо и налево:

— Пошевеливайтесь, болваны! Маршанк должен быть готов до конца лета! С этой минуты работать будете вдвое больше, а жрать вдвое меньше.

Мимо, согнувшись в три погибели под тяжестью большого камня, брел старый раб-белка. Хиск накинулся на него. Бич обвился вокруг задних лап раба, он споткнулся и выронил камень. Хиск подскочил к несчастному и начал хлестать его по чем попало. Невольникам казалось, что этот кошмар длится бесконечно долго.

Внезапно бич замер на полдороге. Когда Хиск в очередной раз взмахнул рукояткой, бич замер на полдороге. Он дернул ремень и не сразу понял, почему его тянет назад. Обернувшись, надзиратель увидел давешнего мышонка, который перехватил ремень и наматывал его на лапу.

Видя такую неслыханную дерзость, Хиск безумным голосом заорал на нежданного заступника:

— Пусти бич, а то кишки вырву!

Хорек потянулся к поясу за кинжалом, но не успел его достать. Бросившись на него, мышонок обвил ремнем шею противника и сильно дернул. Петля затянулась, и Хиск, задыхаясь, яростно забился в пыли. Гуррад поспешно поднес к губам костяной свисток, висевший у него на груди, и подал сигнал тревоги.

В тот же миг на мышонка набросились шесть надсмотрщиков, и он исчез под кучей куниц, хорьков и крыс, которые принялись нещадно избивать его, пока не вмешался Бадранг:

— Хватит с него. Приведите-ка его ко мне!

Однако силы были слишком неравные. И вскоре бунтарь был представлен пред светлые очи Властителя-горностая. Лапы мышонка скрутили ремнями, горло придавили древком копья — кто знает, на что еще способен этот раб.

Бадранг вынул из ножен свой меч и приставил его острие к тяжело вздымающейся груди пленника. Наклонившись вперед, тиран прошипел:

— Как тебе известно, за нападение на охрану наказание одно — смерть. Я могу хоть сию минуту лишить тебя жизни, мышиное отродье.

Глаза мышонка, вспыхнув, как два огня, прожгли тирана насквозь.

— Подлец! — прохрипел пленник. — Это не твой меч, он принадлежит мне, а до меня принадлежал моему отцу!

Бадранг отвел меч в сторону. В изумлении покачал он головой, отдав должное смелости стоявшего перед ним зверька:

— Ну-ну, в выдержке тебе не откажешь. Как твое имя?

— Мартин, сын Люка Воителя!

Юная мышка Роза допела любимую песенку и теперь вслушивалась, как таяло эхо последних звуков. Роза была довольна собой: наконец-то она нашла место, откуда море отлично просматривалось. Вечерело, лучи солнца, заходящего за ее спиной, окрасили воду в золотистый и багровый цвета.

— Эгей, Роза, пожалуйте-ка ужинать. Не для того я старался, чтобы все это теперь простыло, значится… то есть отсырело. Нет уж, дудки!

Спутник Розы, крот Грумм, призывно помахал ей лапой. Мышка подошла к маленькому костерку, на котором он стряпал, и принюхалась:

— Ого, лепешки из дикого овса и суп из зелени!

Грумм улыбнулся, отчего его бархатная мордочка сморщилась, и помахал маленькой поварешкой, которую всегда носил за поясом наподобие меча:

— Садись, отведай супчику.

Роза взяла глубокую раковину морского гребешка, наполненную ароматным супом. Положив свою лепешку на плоский камень у костра, чтобы та не остыла, мышка отхлебнула супа и покачала головой:

— Ты хуже старой няньки, Грумм Канавкинс. Бьюсь об заклад, если бы я позволила, ты бы меня и спать укладывал, и на ночь баюкал.

Перед носом Розы замаячила поварешка.

— Так что же тебе, спать, это самое… и не надобно вовсе, так, что ли? Представь, что батюшка твой скажет, если я тебя домой доставлю всю усталую такую да голодную, а?

— А спать нам не придется, пока не узнаем, держат Брома в плену в этой ужасной крепости или нет.

Грумм вытер поварешку пучком осоки:

— А вдруг Бром просто пошел да и заблудился, а в крепости этой самой его и в помине нет?

Роза покачала головой:

— Видишь ли, Грумм, когда речь идет о Броме, того и жди, что он попадет в какую-нибудь переделку. Дома он вечно ссорится с отцом — потому он и отправился странствовать. Тебя с нами тогда не было, но сколько мы спорили о том, что Бром просто сбежал и отправился бродить где ему вздумается. До самой этой крепости, Грумм, мы шли за ним по пятам. Наверняка его схватили лазутчики Бадранга. Надеюсь, из него не выбили сведений о том, где находится Полуденная долина. Иначе все племя Уррана Во окажется в опасности.

Грумм снова налил овощного супа в ракушку Розы.

— Да не расстраивайся ты так. Бром умеет держать рот на замке не хуже, чем, это самое… устрица во время отлива.

Закончив трапезу, они потушили костер и свернули лагерь. С востока задул свежий бриз, заморосил легкий дождик, грозивший ночью стать сильнее.

Спустившись со скалистого обрыва, друзья зашагали по берегу, вдоль покрытой галькой границы прилива; их лапы глухо шлепали в безлунной ночи. Впереди темнела угрюмая громада Маршанка, будто почерневшая от горя тех несчастных, что оказались там в плену.

 

2

В загоне для рабов около деревянной ограды сидел раб-белка Баркджон. Благодаря Мартину сегодня он избежал кнута Хикса. Глаза старого раба напряженно вглядывались в темноту через щель ограды. На гребне стены стояла маленькая фигурка, привязанная между двумя столбами. Сын Баркджона, силач Феллдо, стоял за спиной отца и скрипел зубами:

— Проклятые жабы, когда-нибудь они за это поплатятся!

Старый Баркджон грустно покачал головой:

— Если погода испортится, Мартину этой ночью придется худо.

Феллдо ударил лапой по ограде загона:

— Меня больше беспокоит утро, когда голодные бакланы вылетят искать добычу. Они разорвут Мартина в клочки!

Хорек-стражник стукнул древком копья по ограде рядом с носом Баркджона:

— А ну вон отсюда! Завтра обоим двойная норма. Отправляйтесь-ка спать, пока можно.

Прилив наступал, а вместе с ним надвигалась буря. Ураганный ветер свистел и гнал перед собой грозовые тучи. Мартин, стоявший на стене, пригнул голову, пытаясь защититься от струй ливня. Это было все, что он мог сделать, растянутый за все четыре лапы между двумя толстыми столбами. Лохмотья, которые прикрывали его наготу, прилипли к телу, от воды не было спасения, а тело онемело и лишь дрожало от холода. Так Мартин висел, будто тряпичная кукла на ветру.

Мартину вспомнились пещеры на северо-западном побережье, где он родился. Его отцом был Люк Воитель. Своей матери Мартин не знал: она погибла во время налета морских крыс, когда он был еще совсем крошкой. Люк постарался дать сыну самое лучшее воспитание, но Люк был воином и дал клятву посвятить свою жизнь уничтожению морских крыс. Нянчить младенцев было для него делом непривычным.

Прошло лишь два сезона, как Мартина перестали считать младенцем. Именно тогда его отец с другими воинами после жестокого боя с морскими крысами захватил галеру. Успех окрылил Люка Воителя, а гнев и неутолимое желание отомстить убийцам жены заставили его забыть о покое. На трофейном судне ушел он с командой в море, дабы продолжить войну. Мартин помнил, что он был еще очень мал и больше всего на свете хотел быть вместе с отцом. Люк, однако, об этом и слышать не хотел. Он поручил Мартина заботам своей тещи Уиндред. В день отплытия Мартин сидел с каменным от горя лицом у входа в пещеру. Люк не мог так просто уйти:

— Сынок, в открытом море ты не выдержишь и двух лун. Я не могу рисковать твоей жизнью. И потом, мне лучше знать, где тебе надобно быть!

Но Мартин не слушал.

— Возьми меня в море, отец, я хочу быть воином, как ты, — упрямо твердил он.

Люк развел лапами и горестно вздохнул:

— Ну что мне с тобой делать, Мартин? Ты унаследовал мой боевой дух и решимость своей матери. Слушай, сын, возьми-ка мой меч.

Боевой меч Люка побывал во многих битвах. Мышонок впился глазами в зазубренный клинок и так вцепился в рукоять, что, казалось, никакая сила не способна ее вырвать.

Люк вспомнил, как сам получал этот меч из рук отца, и улыбнулся. Хлопнув по эфесу, он произнес:

— Я вижу, Мартин, ты прирожденный боец. Но первое, что должен усвоить воин, — это дисциплина. Ты останешься здесь и будешь оборонять нашу пещеру, защищать тех, кто слабее тебя. Поднимай этот меч только за доброе дело, никогда не позволяй своему сердцу брать верх над разумом. И пока ты жив, не позволяй никому отнять у тебя этот меч. Когда придет время, передай его другому — может, это будет твой сын. Сердце подскажет тебе, есть в нем задатки воина или нет. Если же нет, спрячь этот меч там, где его сможет найти только истинный воин с храброй душой. Поклянись мне в этом, Мартин.

— Клянусь своей жизнью!

Даже теперь, через много сезонов, Мартин представлял себе одинокую фигурку на гальке побережья, отдающую мечом воинский салют отцовскому кораблю.

Мартин поднял голову навстречу буре, и в его глазах стояли слезы, возможно причиной тому был нарастающий ветер.

Через некоторое время мысли Мартина снова ушли в прошлое. Теперь он припомнил день своего пленения. Уходя в поход, Люк назначил главой племени юного воина Тимбаллисту. Всего на несколько сезонов старше Мартина. Мартин был не согласен с таким решением. Он часто уходил гулять по берегу далеко от безопасных пещер, показывая свою независимость. В один из таких дней мышонок взял с собой отцовский меч и брел вдоль линии прилива все дальше на север, пока не наступили короткие зимние сумерки. Решив, что ему не так попадет, если он принесет домой дрова для костра, Мартин принялся рубить мечом бревно, прибитое к берегу волнами.

Уиндред заметила его издалека. Она шла за ним еще с полудня; следы его лапок четко отпечатались на гладком мокром песке, а сбоку тянулась борозда, оставленная концом не по росту длинного меча. Громко ругая внука, старая мышь запричитала:

— Мартин! Куда ты пропал? Я просто с лап сбилась, тебя искавши. Говорили тебе — не уходи один? Знаешь ли ты, что мы в целой лиге от пещер?

И вдруг Уиндред замолкла на полуслове. Ее глаза пристально вглядывались вдаль, туда, где по берегу бежала шайка зверей самой злодейской наружности. Старая мышь сбросила с плеч шаль.

— Мартин, нам нужно уходить отсюда. Скорее! Мышонок обернулся и увидел пиратов. Бросив дрова, он схватил меч обеими лапами:

— Беги, бабушка!

Уиндред все равно никуда не побежала бы без внука, кроме того, она оцепенела от страха. Возглавлял шайку горностай. Он остановил своих бандитов в двух шагах от них и злобно ухмыльнулся:

— Этот меч для такого маленького мышонка великоват. Отдай его мне, а то порежешься.

Меч был и впрямь тяжел, но Мартин сжал его в лапах и выставил вперед:

— Не подходи! Отец велел никому не отдавать этот меч!

Злобно насмехаясь над старой мышью и маленьким воином, пираты стали медленно брать Мартина и Уиндред в кольцо. Горностай выступил вперед и слащавым тоном проговорил:

— Твой отец был не дурак. А он не рассказывал тебе о том, что можно убить одним ударом копья? Например, вот так… или так?

С этими словами он выставил вперед копье и сделал несколько выпадов. Под смех пиратов мышонок парировал все удары.

По кивку горностая сзади к Мартину подбежал хорек. От удара дубовым древком копья мышонок как подкошенный рухнул на песок. Бадранг поднял выпавший из его лап меч. Переступив через бесчувственное тело Мартина, он подмигнул Уиндред. Две морские крысы крепко держали ее под связанные лапы, рот ей заткнули ее собственной шалью. Горностай приставил меч к ее груди:

— Что ж, бабуля, храбрый у тебя внучек. Эй, Хиск, закуй этих двоих в цепи и поставь в колонну рабов.

Прикованного к Уиндред Мартина потащили на север по берегу зимнего моря в надвигающуюся ночь.

Очнулся Мартин лишь перед самой зарей, дрожа и постанывая от боли в голове. Защелкали бичи; другие рабы, товарищи по несчастью, поставили его на ноги, и колонна двинулась в путь.

Начался бесконечный переход… Два сезона шел Мартин под бичами надсмотрщиков, привязанный за шею к веренице таких же несчастных пленников. Он потерял счет дням. Вслед за зимой потянулась долгая весна, затем такое же долгое лето, начиналась осень, а Уиндред давно уже не было в живых — она выбилась из сил и умерла под кнутом от голода, жажды и изнурения.

Мартин вспомнил, как горевал он по старой мыши, с рождения заменившей ему мать, вспомнил, как глотал душившие его слезы. При мысли о негодяях, чья жестокость была причиной этого горя, по телу мышонка пробежала волна дрожи.

Бадранг!

В ушах Мартина до сих пор звучал злобный смех тирана-горностая. А разве можно забыть его гадкую ухмылочку, его высокомерную манеру держаться и отнятый у Мартина меч!

Гнев придал Мартину силы. Забыв о буре, он выпрямился, пытаясь вырваться из пут, из глубины его груди вырвался яростный крик:

— Я Мартин, сын Люка! Я не сдамся и не умру здесь! Слышишь, Бадранг? Я доживу до дня, когда верну себе отцовский меч и убью им тебя!

— Мартин, сын Люка, ты меня слышишь? — донесся вдруг до него голос с берега. Говорящего не было видно, но, несмотря на гром бури, слова прозвучали вполне отчетливо.

— Слышу. Как твое имя?

— Нас тут двое: мой друг, крот Грумм Канавкинс, и я, Поздняя Роза, дочь вождя Уррана Во. Мы слышали, как ты кричал. Скажи, нет ли среди пленников мышонка по имени Бром? Он мой брат.

Мартину казалось, что еще немного — и под ударами ливня он лишится чувств. Собравшись с силами, он ответил:

— Не знаю я никакого мышонка Брома и думаю, мне его вряд ли удастся узнать. Я приговорен к смерти и умру на этой стене.

— Мы с моим другом сделаем все, чтобы помочь тебе, хотя подняться мы не сможем — стены слишком крутые и высокие. Может быть, ты хочешь передать кому-нибудь весточку?

Мартин покачал головой:

— Нет, спасибо. Я один на всем белом свете. Стражники сказали, что, если я выживу ночью, утром меня прикончат бакланы. Может быть, вы сумеете как-нибудь их отогнать?

— Попытаемся. Мы не воины, но у нас есть пращи. Кроме того, я знаю, как отогнать птиц хитростью.

Роза подождала, но ответа не было. Грумм вышел на берег и вгляделся в фигуру мышонка, обмякшую между столбами:

— Похоже, он, это самое… чувств лишился, то есть сознание потерял!

Роза подошла к Грумму, и они вместе смотрели, как качается бесчувственное тело под ударами ветра и дождя. Мышка нашла на земле круглую гальку и вложила в пращу.

— Мы должны ему помочь, должны! — Ее губы дрожали. — О-о, этот Бадранг, эта грязная крыса, трусливый хорек…

Грумм негромко хихикнул:

— Ну и словечки у высокородной мышки, ничего не скажешь. Хе-хе, если этот мышонок хоть в половину такой разозленный, как ты, он выживет, никуда не денется.

 

3

К утру буря стихла.

У самого берега море матово блестело и отливало бирюзой, а дальше на волнах пенились барашки. Бадранг приказал вынести свой резной трон во двор, чтобы со всеми удобствами насладиться предстоящей забавой. Позади трона стояли Гуррад и Скалраг, а также два хорька, Горбун и Остроух, готовые выполнить любой приказ тирана. Бадранг указал отобранным у Мартина мечом на обвисшую между столбов фигурку:

— На вид он крепок, так что наверняка ветерок и немного дождя ему были нипочем. Гуррад, сходи-ка разбуди эту спящую красавицу. Когда очухается и начнет дергаться, птицы быстрее его заметят. Эй, Хиск! Не отправляй пока рабов в каменоломню, построй их здесь, пусть посмотрят, как приводится в исполнение приговор. И так будет со всяким, кто вздумает перечить мне.

Гуррад несколько раз хлестнул Мартина по щекам мокрой тряпкой, и мышонок пришел в себя. Гуррад поднес к губам пленника плошку с водой и, глядя, как жадно тот пьет, захихикал:

— Давай-давай, пей. Скоро птички прилетят завтракать.

Мартин выплюнул последний глоток воды в морду Гурраду. Вытираясь, тот попятился назад:

— Ладно, надеюсь, первым делом они выклюют тебе глаза!

В небе Мартин увидел огромного баклана, который вот-вот спикирует вниз. Рядом с ним кружились две серые чайки, и отовсюду еще и еще слетались хищники на поживу. Лапы Мартина затекли и распухли от туго завязанных мокрых веревок. Преодолевая боль, он яростно забился и, вспомнив злобные слова Гуррада, зажмурил глаза.

Теперь все взгляды были устремлены на Мартина — и оцепеневших от ужаса рабов, и злорадствующей орды Бадранга, и голодных птиц. Кроме того, за ним следили еще две пары глаз.

За валуном на побережье притаились Роза и Грумм. Птицы кругами снижались над бьющейся фигуркой, растянутой между столбами. Грумм нетерпеливо подтолкнул спутницу:

— Поторопись. Птицы эти самые вот-вот Мартина насмерть заклюют.

Птицы приготовились бросится на добычу, и Грумм закрыл глаза.

В тот день Бадранг слишком увлекся подготовкой казни Мартина и забыл оглядеть море. Между тем на горизонте показался парус. То был большой зеленый одномачтовый корабль, на фоне моря практически незаметный благодаря маскировочной окраске. По бортам шли один над другим три ряда весел, так что со стороны судно казалось каким-то чудовищным насекомым, ползущим по волнам. На нем прибыл старый товарищ Бадранга по разбою на море, такой же, как он, горностай.

Капитан Трамун Клогг с корабля «Морской навозный жук»!

Вид у капитана Трамуна был самый пиратский. Этот необычайно толстый горностай красовался в цветастых одеждах, уже изрядно засаленных. Каждый шаг Трамуна сопровождался звуком «клог-клог» — так клацали его резные деревянные башмаки. Кроме того, все, что было возможно: усы, борода, брови и весь мех на огромном теле горностая, — было заплетено в косички. Эти косички торчали из обтрепанных кружевных манжет, из прорех в рубахе, кафтане и панталонах, даже покрывали верх его громадных башмаков. Прихлебывая из фляги грог, он закусывал еще живым омаром, громко рыгая и выплевывая прямо на палубу куски панциря. Запрокинув лохматую голову, он крикнул впередсмотрящему-хорьку, сидевшему в бочке на мачте:

— Боггс, не видать ли земли?

Зоркий Боггс вгляделся в даль:

— Нет, кэп… Погоди-ка… ну да… земля! В двух румбах к зюйду, кэп. Еще что-то там такое торчит, не то скала, не то строение какое.

Клогг весело забулькал грогом:

— Гроуч, поворачивай на два румба к зюйду. Ежели это не Бадранг, так я свои башмаки съем! Гриттер, вели команде приналечь на весла. Ветер попутный, море спокойное, скоро пристанем к берегу. Хо-хо-хо! До чего же рад будет старина Бадранг вновь увидеть дядюшку Клогга!

Рулевой Гроуч злорадно усмехнулся:

— Да уж, кэп. Небось и выпить поднесет!

Клогг швырнул за борт пустую флягу:

— А как же! А коли не поднесет, так я сам возьму, гы-гы!

Подобно огромной зеленой птице «Морской навозный жук» развернулся и направился к Маршанку, а Трамун Клогг между тем размышлял вслух:

— Насколько я знаю Бадранга, у него небось куча рабов, одному зверю столько и ни к чему. Разве станет он жадничать и не даст старому корешу рабов поприличнее в гребцы — вон я какой бедняк, на весь корабль ни одного раба. Я так думаю, не станет. Да и не годится пиратам самим веслами ворочать. Вот я сейчас как заявлюсь да попрошу его по-хорошему: дай, мол, гребцов. А коли не даст, так я ему глотку перережу. Все по справедливости, правда, Гроуч?

И оба пирата от этой шутки захохотали. Клогг любил шутить, но на сей раз он говорил серьезно. Он ненавидел Бадранга.

Морские птицы были готовы с жадностью начать свое пиршество. Мартин слышал, как хлопают крылья над его головой. Вдруг воздух прорезал громкий, резкий крик, похожий не то на свист, не то на всхлип. Птицы сразу же отпрянули с тревожными криками.

Бадранг удивленно посмотрел в небо:

— Что это? Они же должны разорвать его на части.

Следующий вопль был еще громче и злее, чем первые два. На сей раз птицы резко взмыли ввысь и разлетелись кто куда.

Горностай был вне себя от ярости:

— Гром и молния, что происходит?

Хорек Синешкур, живший когда-то на севере, озадаченно почесал ухо и сказал:

— Это охотничий клекот большого орла. Я его раньше слыхал!

Гуррад презрительно оттолкнул его:

— Глупости! На этом побережье орлов и в помине нет.

Только что прилетевшая откуда-то маленькая моевка решила рискнуть и спикировала на Мартина. Немедленно раздался очередной хриплый крик. Моевка тут же стремительно взмыла вверх.

Бадранг хмуро поглядел в чистое голубое небо:

— Мне все равно, что это такое, но птицы этого крика боятся как огня. Придется предложить им приманку, перед которой они не устоят. Принеси с кухни дохлую рыбу.

Рыбу поспешили принести. Вынув меч, Бадранг разрезал бечевку, на которой держался рваный кильт куницы Толстозада. Из толпы рабов послышались смешки, когда единственное одеяние Толстозада соскользнуло и упало на землю, обвив его задние лапы, и он остался стоять, глупо улыбаясь. Бадранг швырнул бечевку Гурраду:

— На вот, привяжи рыбу и повесь рабу на шею. Тогда голодные птицы наверняка прилетят на поживу и орлы им будут нипочем.

В засаде на берегу Роза оглядела небо. Куда ни глянь, все было чисто, кругом ни одной птицы.

— Слава всем сезонам, Грумм, мне не придется больше клекотать орлом, еще немного — и я бы охрипла.

— Ха-ха, — захихикал крот, — а уж как я-то рад, крик-то уж больно это… жутковатый. — Грумм приподнялся над выступом скалы и вгляделся в фигурку Мартина. — Слушай, Роза! Чего эти злодеи с Мартином там делают?

Мышка раскрутила над головой пращу с камнем:

— Не знаю, но придется их остановить!

Гуррад пытался надеть бечевку с привязанной рыбой Мартину на шею, однако тот уворачивался и яростно отбивался. Наконец у крысы лопнуло терпение:

— Стой тихо, а то я эту рыбу к тебе копьем присобачу!

Щелк!

Пущенный из пращи камень ударил Гуррада по лапе. Взвизгнув от боли, пират уронил рыбу.

Бадранг не заметил камня. Он увидел лишь то, что Гуррад вдруг уронил рыбу и запрыгал, облизывая лапу. Тиран вскочил, опрокинув трон, и завопил на несчастную крысу:

— Перестань валять дурака и повесь ему рыбу на шею, болван!

Стоило Гурраду нагнуться, чтобы поднять рыбу, как Грумм вложил солидных размеров камень в свою поварешку и метнул его прямо в выставленную задницу пирата.

Камень ударил в цель с такой силой, что Гуррад слетел со стены. Он перевернулся в воздухе и шмякнулся на землю в крепостном дворе.

Размахивая мечом, Бадранг заорал:

— Живо на стену! Узнать, откуда камни!

К стене приставили деревянные лестницы. Первыми на гребень поднялись Хиск и Гнилонос, которых тут же встретили летящие камни. Хиск свалился без сознания, а Гнилонос согнулся и присел на корточки, потирая ушибленную грудь.

Скалраг выпрямился и оглядел берег, казавшийся совершенно пустынным:

— Похоже, на берегу кто-то прячется, Властитель!

Внизу, в углу двора, куда согнали рабов, силач Феллдо решил, что ему не пристало стоять без дела. Нырнув в задние ряды рабов, он подобрал на ходу несколько голышей покрупнее. Гнев придал ему силы, и он швырнул большой угловатый камень в затылок Скалрагу. В прошлом Феллдо не раз доставалось палкой от жестокого лиса; теперь настала пора поквитаться.

Феллдо немножко промахнулся, и брошенный им камень не попал Скалрагу по черепу, но, просвистев рядом, оторвал тому половину уха. Феллдо тут же метнул еще два камня, а затем, уперев лапы в бока, стал удивленно озираться, будто камни швырял вовсе и не он.

Когда Скалраг вскрикнул от боли, Остроух вскочил и, показывая лапой вниз, закричал:

— Камни летят из крепости!

Пущенный с берега камень угодил ему в спину. Гнилонос, все еще потирая грудь, засмеялся над Остроухом:

— Чепуха, говорю тебе, они с берега летят.

Камень, брошенный со двора, попал ему по хвосту.

На гребне стены началась паника. Бадранг и его приспешники не понимали, откуда летят камни. Распластавшись на стене, тиран приподнял голову. Он не мог как следует видеть берег, зато море было как на ладони. Внезапно зоркие глаза горностая заметили нечто такое, отчего у него к горлу подступила тошнота и он длинно выругался. Бадранг пополз на четвереньках к лестнице, хрипло командуя на ходу:

— Отвяжите этого и тащите вниз. Всем в крепость, живо! К нам пожаловал Трамун Клогг. «Морской навозный жук» идет сюда на всех парусах!

Запас снарядов для поварешки Грумма был на исходе, когда Роза показала на крепость:

— Хватит с них, — сказала она. — Смотри, они отвязывают Мартина и спускаются в крепость. Ты отлично поработал, Грумм. Оказывается, этой поварешкой можно не только суп помешивать.

Однако Грумм не слушал. Он обернулся к морю и показал на приближающийся корабль:

— Гляди! Чтоб мне не встать — морские крысы!

Мышка вздрогнула от страха. Пираты! Они редко появлялись на этом побережье, но рассказы об их злодеяниях уже успели стать легендой. Друзья поспешили собрать свои пожитки.

— Не мешкай, Грумм. Пошли, затаимся в болотах за крепостью.

Кровожадный капитан Трамун Клогг был в таком хорошем настроении, что даже отбил чечетку, громко стуча деревянными башмаками по палубе.

— Хо-хо-хо! Удачный денек выдался, с утра башмаками чуял! Вот ты где, оказывается, Бадранг, кореш мой, себе замок каменный отгрохал — красотища-то какая! Крестозуб, сколько нужно рабов, чтобы построить такую громадину?

Злобного вида лис, по имени Крестозуб, почесал подбородок:

— Да уж, я думаю, немало, кэп.

— Видимо-невидимо?

— Да уж точно видимо-невидимо.

— А скажи, Крестозуб, что больше — видимо или невидимо?

— Да помилуй, кэп, видимо — оно и есть невидимо!

— Ну, тогда оружие к бою, а я пока что обмозгую церемониал торжественной встречи со стариной Бадрангом.

Мартин, по-прежнему связанный, стоял, покачиваясь на распухших лапах. Бадранг восседал на своем троне и прищурившись разглядывал узника, которому милостиво отсрочили исполнение смертного приговора.

— Да, Мартин, самообладания тебе не занимать. Послушай, а ведь ты мог бы мне пригодиться.

Мартин слушал, прикрыв глаза; но от предложения горностая его кровь стала закипать.

— Что если тебе стать офицером в моей шайке? Ешь чего душа пожелает, рабами распоряжайся как в голову взбредет, я тебе даже копье дам, если присягнешь мне на верность. Что скажешь, приятель?

Мартин молчал. Он был беспомощен, в этих путах руки и ноги ему не повиновались, но гнев лавиной нарастал в груди. Оставались зубы, а зубы у него были крепкие. Он молнией кинулся на Бадранга, вонзил зубы в протянутую лапу горностая и прокусил ее до кости.

Бадранг взревел от боли, а на Мартина набросились стражники, разжали его челюсти кинжалом и принялись молотить мышонка палками и древками копий. Под градом ударов тот упал на пол. Яростно тряся прокушенной лапой, отчего брызги крови летели во все стороны, Бадранг прошипел сквозь зубы:

— Ты пожалеешь, что не достался бакланам. Не беспокойся, ты умрешь, но не сразу. Тебя будут резать на мелкие кусочки, пока ты не завопишь, чтобы тебя прикончили поскорее. Уведите его и заприте. Я распоряжусь насчет него, когда разделаюсь с Клоггом!

Во дворе крепости, слева от главных ворот, находилась подземная темница — глубокая яма, накрытая сверху тяжелой решеткой. Решетку со скрипом сдвинули в сторону. Мартина, по-прежнему связанного, бросили вниз. Он полетел в темноту и с глухим стуком упал на что-то мягкое. Послышалось ворчание, чьи-то лапы подняли его и принялись развязывать путы. Постепенно кровь стала приливать, и Мартину показалось, будто множество иголок впилось в его тело. Морда мышонка исказилась от боли.

В темноте раздался хриплый голос:

— Это ты, Мартин? Значит, ты жив? И то хлеб. Я — Феллдо.

Мартин с радостью узнал еще одного прирожденного бунтаря, не желавшего подчиниться тирану. Феллдо растирал лапы Мартина до тех пор, пока они не начали слушаться.

— Феллдо, а ты что здесь делаешь?

— То же, что и ты, — жду дальнейших распоряжений Бадранга. Остроух заметил со стены, как я кидал в него камни.

Они уселись рядом на плотно утоптанный земляной пол. Справа от Мартина что-то зашевелилось, и в яме зазвенел тихий голосок:

— Как вы думаете, что Бадранг с нами сделает? Мартин вгляделся в темноту:

— Кто это?

— Мартин, познакомься, это — Бром. Он уже сидел здесь, когда меня сюда бросили.

— Привет, Бром, — сказал Мартин.

Бром был младше своих товарищей по несчастью и меньше их ростом, в его тонком голоске чувствовался испуг:

— Я никому не причинил вреда. Как-то вечером я заблудился и брел по побережью, а часовые на стене меня заметили, взяли в плен и посадили сюда. Тебя, Мартин, тоже взяли в плен? Мы тут что, всю жизнь просидим?

Ласково потрепав Брома за ушами, Мартин ответил бодрым тоном:

— Держись нас, Бром. Нам тут недолго сидеть. Когда я стоял, привязанный к столбам на стене, Феллдо бросал камни в стражников из крепости, а твоя сестра Роза — снаружи. Она пришла сюда с кротом по имени Грумм. Я обязан им жизнью.

Бром схватил Мартина за лапу:

— Роза и Грумм! Я знал, они меня найдут. Раз они там, а вы с Феллдо здесь, мы сбежим в два счета. Проще пареной репы!

 

4

«Морской навозный жук» стоял на якоре в бухте, а на берег выше линии прилива были вытащены четыре баркаса. Пираты сошли на берег. Окруженный своей свирепой командой, капитан Трамун Клогг вошел в крепость Маршанк. Бадранг выстроил вдоль дороги тяжеловооруженных воинов. Они крепко сжимали копья и хмуро оглядывали разномастных оборванцев с «Морского навозного жука».

Громко пристукнув башмаками, Трамун вытащил абордажный палаш и с оглушительным воплем сделал ложный выпад в сторону солдат Бадранга. Они испуганно попятились, и Клогг им хитро подмигнул:

— Хо-хо, братишки, застал-таки вас врасплох. Нечего на посту спать. Разбаловались вы тут, на суше. А-а, Жабоед, Травощип, и ты, Блохолов, тоже тут? Сколько в море воды утекло с тех пор, как мы по нему вместе плавали-то, а? Ишь, как вы раздобрели на местных харчах.

Подойдя к длинному деревянному дому Бадранга, Клогг постучал ногой в дверь:

— Эй, есть тут кто дома, чтобы принять старого морского волка, которому не подфартило?

Хорек Хиск распахнул дверь и величественно объявил:

— Входи, капитан, мой господин рад тебя видеть.

— Фу-ты ну-ты, какие мы важные! — хихикнул при этих словах пират-крыса Маслозад.

Бадранг знал, что он играет в опасную игру, но их взаимоотношения с Клоггом всегда строились на хитрости и коварстве. Оба горностая решили не подавать виду, что боятся друг друга, и притворялись старыми друзьями. Поэтому Бадранг бросился навстречу бывшему собрату по промыслу и крепко обнял его:

— Разрази меня гром, если это не капитан Трамун Клогг! Как живешь-поживаешь, старая акула?

Трамун крепко хлопнул Бадранга по спине и ухмыльнулся от уха до уха:

— Бадранг, братишка, провалиться мне на этом месте, на вид ты свеженький как огурчик, любо-дорого поглядеть! Уж и не надеялся, что мои старые глаза снова тебя увидят, голубчик ты мой. Глянь-ка, чего я тебе приволок!

По знаку Клогга две крысы поставили на стол бочонок, вышибли у него днище и, зачерпнув два кубка, подали их горностаям. Хитрец Бадранг тут же поднес напиток к губам, но подождал пить до тех пор, пока Клогг не отхлебнул из своего кубка. Вино текло по косичкам на подбородке пирата, пока он шумно пил.

— Вино из диких слив, братишка. Лучшее на всем белом свете — и все это для нас двоих!

Бадранг слегка пригубил вино:

— Отменная штуковина. Ты, старый разбойник, всегда насчет вин знаток был.

Клогг выпустил Бадранга из объятий и плюхнулся на трон тирана, а задние лапы в деревянных башмаках со стуком положил на стол.

— Прямо как в старые времена, правда?

Бадранг присел на краешек стола и скривил рот в улыбке:

— Да, братишка, прямо как в старые времена!

— Сколько же мы не виделись, а? — Клогг снова отпил из своего кубка, слегка поморщился и подмигнул.

— Да уж давненько, Трамун. Рад снова тебя видеть.

И они продолжали играть в ту же игру, только лапа Клогга продвигалась все ближе к палашу, а Бадранг поигрывал костяной рукояткой длинного кинжала.

— Помнится, последний раз мы с тобой виделись, когда я напоролся на риф, а ты меня бросил и дал деру с четырьмя десятками рабов, половина которых по праву была моя. — В голосе пирата зазвучали угрожающие нотки.

Бадранг принял вид оскорбленной невинности.

— Я? Чтобы я сбежал и бросил тебя? А мне помнится, все было как раз наоборот. Разыгралась буря, и мы сбились с курса. Мой корабль потерпел крушение, и все до единого рабы пошли ко дну. Хотя ты и когтем не пошевелил, чтобы помочь мне, я сумел добраться до берега, и вот я здесь.

В мгновение ока веселье и всякие там воспоминания куда-то улетучились. Клогг запустил своим кубком в стену и поднялся:

— Ну да, поглядите-ка на этого Властителя Бадранга! Ишь, какую крепость отгрохал — небось и рабов считать не пересчитать. Ну так вот, я желаю получить то, что мне положено. Выкладывай мою долю!

Бадранг вскочил и посмотрел своему врагу прямо в глаза:

— Я добился всего, что имею, тяжелым трудом, Клогг! Твоя доля в этом — ноль без палочки, можешь получить ее, когда пожелаешь!

— Слыхали, парни? — Трамун выхватил из ножен свое оружие. — Давайте-ка покажем этой швабре с черной душонкой, что мы сюда не милостыньку просить пришли. Мы желаем получить полный комплект рабов-гребцов на все три палубы «Морского навозного жука»!

Взревев, команда Клогга обнажила клинки и приготовилась к бою.

— Шевельнетесь, и вашему капитану крышка! — сказал Бадранг.

Движения его были молниеносны. Выбив задней лапой палаш из лап Клогга, он схватил горностая за заплетенную в косички бороду. В другой его лапе появился кинжал, который он поднес к горлу Трамуна:

— Клинок отравлен. Больше одной царапины не потребуется. Хиск!

— Дом окружен лучниками, Властитель! — отозвался из дверей хорек. — Они стоят с отравленными стрелами наготове. Никто из этих оборванцев не уйдет живым.

Клогг помахал своей команде лапой:

— Подождите, братва, постойте. Клинки в ножны. — Клогг по-прежнему улыбался, но Бадранг чувствовал бушевавший за этой улыбкой гнев. — Твоя взяла, братишка, хотя не думал я, что ты попотчуешь старого друга такой гадостью, как отравленный кинжал. Спрячь перо, я сейчас тихо-мирно уберусь на свою посудину.

Бадранг стоял у главных ворот до тех пор, пока из крепости не вышли все пираты до последнего. Тиран был доволен собой. Ему удалось перехитрить противника без кровопролития — начнись бой внутри Маршанка, больших потерь с обеих сторон было бы не избежать. Клогг, которого лучники держали под прицелом, на прощание помахал лапой врагу:

— Ладно, Бадранг, дважды ты меня надул, но на третий раз я поквитаюсь. Я ухожу, но даю слово, что вернусь, так что будь начеку, братишка. Как-нибудь темной ночкой, когда ты меньше всего этого ждешь, я нагряну, перережу тебе глотку, заберу твоих рабов и сожгу эти хоромы вместе с твоим поганым трупом. Обещаю тебе это!

Из-за волнений и тревог, связанных с визитом пиратов, о том, что нужно покормить узников, вспомнили только поздней ночью. Молодому рабу-выдре по имени Кейла приказали взять на кухне таз очистков. Под присмотром Гуррада раб вышел во двор и стал бросать очистки через решетку в темницу. С моря дул прохладный бриз, и Гуррад поплотнее запахнул свой плащ. Ему хотелось поскорее очутиться снова у огня, есть жареную рыбу и пить вино из диких слив, привезенное Клоггом.

Гуррад с силой пихнул Кейлу в бок:

— Давай-давай, пошевеливайся. Уж больно тут холодно!

Кейла, сидевший у ямы на корточках и пропихивавший объедки через решетку, пожал плечами:

— Холодно? По-моему, сейчас очень даже тепло. Правда, выглядишь ты неважно: вон осунулся-то как, морда, опять же, перекошена. Уж не начинается ли у тебя лихорадка?

— Лихорадка? Нету у меня никакой лихорадки! — Гуррад вздрогнул и шмыгнул носом.

Он явно смутился, когда раб встал и поправил на нем плащ:

— Почем тебе знать? От этих морских крыс только и жди, что они заразу какую-нибудь на берег занесут. Почему бы тебе не пойти в дом, к огню, и не выпить кубок доброго вина? Я уж с этими идиотами сам разберусь. Эти дурни безмозглые своими глупостями только всем остальным рабам жизнь портят. Да ты иди, иди. Я их сам покормлю.

Минуту Гуррад поколебался, но тут налетел новый порыв свежего ветра, от которого его бросило в дрожь. Это и решило дело.

— Слушай, пойду-ка я погреюсь. Не задерживайся здесь. Когда закончишь, иди прямо в загон и доложи охране, понятно?

Кейла молодцевато отдал Гурраду честь:

— Не изволь беспокоиться. Я тут не задержусь, мне еще поспать нужно. Поторопись, а то у тебя вроде и глаза помутнели.

Долго упрашивать Гуррада не пришлось. Весь трясясь и протирая глаза, он бросился прочь, пребывая в полной уверенности, что у него начинается лихорадка.

Тихонько смеясь про себя, Кейла прижал морду к решетке и крикнул:

— Феллдо, как ты там?

Феллдо встал на плечи Мартина и подтянулся к самой решетке:

— Кейла, дружище, надо сделать вот что…

Роза и Грумм стояли на берегу моря у самой воды и следили за серебристой дорожкой, которую оставлял за собой «Морской навозный жук», направлявшийся в открытое море.

— А чего этим злодеям тут нужно было? — спросил Грумм.

Роза бросила в воду камешек.

— Понятия не имею, но, когда они уходили, вид у них был не самый веселый.

Друзья вернулись к крепостным стенам и остановились у главных ворот, там, где прошлой ночью Роза говорила с Мартином. Ночной ветер трепал обрывки веревок на столбах.

Грумм предостерегающе поднял лапу:

— Слышишь? Вроде поет кто-то.

Густой баритон Кейлы разлетался далеко. Стоя под стеной, Роза и Грумм вслушались в его песню, доносившуюся до них из-за стены:

От радости Роза чуть не расплакалась, и, поскольку умения петь и сочинять баллады ей было не занимать, в ветреной ночи зазвенел ее голос:

Из-за стены тут же ответили наспех сочиненным куплетом:

Грумм с Розой отступили к скале на побережье, за которой они скрывались весь прошедший день.

Куницы Гнилонос и Блохолов подскочили к Кейле и схватили его за шиворот.

— Чего это ты тут распелся, а?

— Понимаете, Гурраду показалось, что у него лихорадка, — стал объяснять Кейла, — так что он ушел в дом и оставил меня кормить узников. Потом мне подумалось, что лучше бы спеть одно древнее заклинание, которое мы, выдры, поем, чтобы отвратить от дома беду, тогда в крепости не начнется мор.

— Заклинание? Что за чушь? — усмехнулся Блохолов.

Однако Гнилонос был суеверен и как огня боялся болезней:

— А кто его знает? Спой-ка, а мы послушаем.

Кейла повиновался, сочиняя на ходу:

— Ха-ха! Хвостохруст, что за глупости! — захохотал Блохолов. — А мордоплюй! Кто про это слыхал?

Кейла ошеломленно уставился на куницу:

— Ты не знаешь, что такое мордоплюй?

— Нет, и знать не хочу!

Кейла наклонился к стражникам и прошептал:

— Знавал я как-то одного большого ежа, который смеялся над мордоплюем. Бедняга, он тогда смеялся последний раз в жизни!

У Кейлы был такой серьезный вид, что стражникам стало не по себе.

— Не слушай ты Блохолова, парень. Он просто дурак, — извиняющимся тоном пробормотал Гнилонос. — Пой себе дальше свои заклинания, а насчет меня спой отдельно.

Продолжая обход, стражники ожесточенно спорили:

— Хвостохруст… Все равно не верю.

— Слушай, не смейся ты над тем, чего не понимаешь. Посмотри-ка, что это у тебя на ухе — может, это как раз тот самый мордоплюй начинается?

— Где? Что там на ухе?

— Ну, пятно такое желтое на левом ухе. Ты что, не видишь?

— Дурья башка, как же я могу свое ухо увидеть? А это пятно — оно что, большое?

— Да как тебе сказать, в начале сезона его не было. Думаю, надо бы нам заучить это заклинание, как оно там?

— Сам ты та-та-та, дубина стоеросовая. Все переврал!

 

5

Бадранг распорядился поставить на стену дозорных, которые круглые сутки должны были всматриваться в горизонт на случай возвращения Трамуна Клогга. У Бадранга не было сомнений, что пират вернется, чтобы отомстить. Стража, охранявшая рабов, пока те добывали камень, ловили рыбу и гнули спину в полях, тоже была усилена.

Отец Феллдо, старый Баркджон, подольстился к страже, и его определили работать на кухню. Здесь он не терял ни минуты, смотрел во все глаза и слушал во все уши, добывая сведения о том, что творится в крепости, а ночью в загоне делился ими с товарищами. С тех пор как Мартин и Феллдо отважились противостоять Бадрангу, многие узники решили действовать. Кейла, Баркджон и еж по имени Кустогор оказались немножко посмелее прочих. Вскоре маленькая группа бунтовщиков каждую ночь собиралась вокруг костра в загоне для рабов. Баркджон был стар и мудр, и все внимательно его слушали:

— Мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы помочь бежать Феллдо с Мартином и этому мышонку Брому. Тогда, я уверен, — они сделают все, чтобы победить Бадранга и освободить нас.

Из толпы зверей, собравшихся послушать, раздался одобрительный гул. Мышь по имени Портулака, сидевшая со своим мужем и маленьким мышонком, крикнула:

— Что нам делать, Баркджон? Скажи, мы все исполним!

— Приносите им побольше еды, чтобы поддержать их силы, — ответил вместо старика Кейла. — Раков или креветок, если вас послали на рыбалку, зерна или фруктов, если работаете на плантации. Побег — дело нелегкое.

Выдра Туллгрю спросила:

— А вот я, к примеру, работаю в каменоломне. Чем я могу им помочь?

— Путайся под ногами, мешай всем, работай как можно медленнее, — ответил Кустогор. — Если можешь, старайся украсть что-нибудь, что можно использовать как оружие, — инструменты, острые обломки камня, все что угодно.

— Не слушайте их. Эти разговоры до добра не доведут! — вдруг крикнул кто-то.

Баркджон встал и поглядел через головы рабов:

— Друвп, это ты, что ли?

Угрюмый раб-полевка, пытавшийся спрятаться за спины стоящих впереди, поднял голову:

— Ну я. Мы рабы, и нам лучше, чтобы нас оставили в живых, а не убили, если мы попытаемся делать всякие глупости. Бадранга и его войско нам не одолеть. Если вы начнете воровать рыбу, зерно и инструменты, накажут за это нас всех. Я не хочу пострадать из-за чужой глупости. На меня не рассчитывайте!

Портулака швырнула в Друвпа поленом:

— Закрой свою слюнявую пасть! Я видела, как ты ошиваешься вокруг стражников и что-то им рассказываешь. Ты гадкий доносчик!

Баркджон поднял лапу, призывая к порядку.

— К сожалению, ты нам нужен, Друвп. Ты — один из нас. Только все вместе мы прорвемся к свободе. Выбирай — либо ты с нами, либо на стороне Бадранга.

Друвп опустил голову, стараясь не смотреть в глаза Баркджону:

— Я сам по себе. Дайте мне жить так, как я считаю нужным.

Баркджон успокоил гневный ропот толпы и проворчал:

— Будь по-твоему, Друвп. Мы никого не принуждаем. Но позволь мне тебя предупредить: если хоть одно слово о наших делах дойдет до ушей Бадранга, я призову тебя к ответу.

Друвп выскользнул из толпы и забился в дальний угол загона. Воцарилась тишина, которую нарушил Кейла:

— Ладно, если на сегодня это все, я пошел. Время кормить узников.

Кейла пропихивал объедки через решетку и шептал сидевшим в яме узникам:

— Парни, на стене поставили стражу. Передать весточку нашим друзьям теперь будет труднее. Что бы такое придумать?

— Эй ты! Опять с узниками говоришь? Сейчас как врежу копьем по спине!

Кейла развел лапами:

— Да я и словечка не сказал! Эти бедняги в яме жалуются, что у них лихорадка, и просят, чтобы их выпустили.

Крысы Жабоед и Травощип, стоявшие в карауле, переглянулись:

— Лихорадка! Так я и знал. Гуррад вчера вечером весь трясся как осиновый лист. Всю ночь он просидел у огня за вином, а утром сказал, что не будет вставать, — мол, голова болит.

— Она у него, братишка, от вина трещала. Нету у нас в крепости никакой лихорадки!

— Нету? Ну а как быть с желтым пятном на ухе у старины Блохолова? Из пятна сегодня кровь шла!

— Да он его сам расчесал — все пытался стереть. Нету тут никакой лихорадки!

— Именно так я и сказал, — заявил Кейла, — но эти трое в темнице заладили, что у них то ли лихорадка, то ли чума, то ли что еще похуже. Спуститесь-ка, взгляните на них.

— Делать нам больше нечего! — ухмыльнулся Травощип.

— Послушайте, — прошептал Кейла друзьям, — они не могут запретить больным кричать в бреду. Если Роза у стены, она вас услышит.

В яме Мартин схватил друзей за лапы:

— У кого самый громкий голос?

Маленький Бром выпятил щуплую грудь:

— Вот, послушайте-ка… — И, сложив лапы рупором, он пронзительно завопил: — Эй, кто-нибудь, вы меня слышите? Помогите, у нас лихорадка!

Мартину и Феллдо пришлось заткнуть уши: легкие у мышонка были как кузнечные мехи, а глотка просто луженая.

— Помогите, помогите! Мы умираем от лихорадки. Слышите?

Травощип заскрипел зубами:

— Еще как слышим! Перестань орать, а то я спущусь в яму и оттопчу тебе весь хвост!

— Да-да! — завопил Бром громче прежнего. — Пожалуйста, топчи нас, бей нас, только спустись и посмотри, что с нами. Мы умираем от лихорадки. Тут просто чумная яма. Спускайся — и сам увидишь!

Жабоеда так всего и передернуло.

— Всю жизнь только об этом и мечтал! Не собираюсь я туда лезть, чтоб заразу подцепить.

Роза села и рассмеялась:

— Похоже, это мой братец. Помнишь, как дома он так же орал и вопил, пока мама ему не уступит?

— Еще как помню! Мне, бывало, уши приходилось травой затыкать.

Роза взялась лапой за горло, запрокинула голову и издала орлиный клекот.

Грумм поморщился и заткнул себе уши.

— Ой-ой-ой, ну и шумная же у вас семейка! Теперь Бром точно знает — мы рядом.

Клекот орла снова пронизал ночь, и Бром радостно захлопал в ладоши:

— Это наверняка моя сестренка Роза! Она так клекочет — от настоящего орла не отличишь.

Мартин радостно погладил Брома по спине:

— Молодец, Роза нас услышала! Готовься передать ей весточку.

Травощип со стены погрозил Кейле копьем:

— Это все из-за тебя. Слыхал, они даже орла разбудили. Убирайся отсюда! Топай в загон, чтоб духу твоего здесь не было.

Кейла понял, что его задача выполнена. Теперь Мартин и его друзья могут сами передавать вести на свободу. Кейла ушел, а двое часовых на стене продолжали препираться:

— Я не собираюсь слушать этот гвалт всю ночь.

— Ну так спустись и заткни им глотку.

— Нет уж, никуда я не пойду!

— И я тоже. Нам приказано следить, не появится ли «Морской навозный жук», так что на шум придется не обращать внимания.

— Не обращать?! Ты что, смеешься? Послушай только!

— Розароза роза, Груммгрумм грумм! Слушайте-слушайте слушайте!

В ответ снова раздался орлиный клекот. Роза и Грумм слушали.

Заткнув уши скрученными полами своих рваных плащей, Травощип и Жабоед сосредоточенно разглядывали море.

Завывая во всю глотку, Бром стал объяснять:

На мгновение все стихло, затем еще три раза прозвучал орлиный клекот. Роза все поняла.

Тишину нарушал только плеск мертвой зыби, которая лизала обнаженный отливом берег. Жабоед вынул из ушей затычки, Травощип последовал его примеру.

— Ух ты, красотища! А тихо-то как.

— Да, видать, их этот орел напугал и они замолкли, вот теперь и тишина кругом.

Полученные сведения Роза записала угольком на гладкой скале. Она внимательно просмотрела инструкции и прочитала их Грумму:

— Встать лицом к середине ворот, пройти двадцать шагов на юг. Бром сказал, что их там трое в яме глубиной в три с небольшим мышиных роста. Значит, если мы — то есть, я хочу сказать, ты, Грумм, сделаешь подкоп на глубине в два моих роста к югу от середины ворот, рано или поздно ты окажешься в подземной темнице чуть выше ее дна. Сможешь ты это сделать, Грумм?

Крот подмигнул и размял свои огромные лапы:

— Могу ли я? Может ли птица летать в небе, может ли рыба плавать в море? Ха-ха, да это проще, чем… это самое… скушать маленький яблочный пудинг твоей мамочки!

— Если ты спасешь Брома, то, когда мы вернемся в Полуденную долину, я попрошу маму испечь тебе столько яблочных пудингов, что ты в них утонешь.

 

6

Стоя у стола Бадранга, лис Скалраг подобострастно следил, как тот обгладывает косточки жареной чайки и запивает вином из диких слив, которое подарил ему Клогг. Наевшись и напившись досыта, горностай изящно промокнул губы листочком бурьяна и кивнул Скалрагу: — Докладывай.

Лис с шумом проглотил слюну и, переминаясь с лапы на лапу, начал свой рапорт. Так разговаривали с Бадрангом почти все. Быстрые перепады его настроения вошли у зверей его шайки в поговорку.

— Властитель, о Клогге и его корабле ни слуху ни духу. Часовые не спускают с моря глаз ни днем ни ночью. Узники в яме чем-то заразились. Возможно, это лихорадка. Синешкур с Толстозадом проверяют арсенал. В остальном все тихо, происшествий нет. Больше рапортовать не о чем.

Бадранг налил себе еще вина.

— Значит, лихорадка, говоришь? Видать, ее тот мышонок занес, как бишь его… Бром. Жаль, я хотел еще поразвлечься с этой троицей, чтоб остальным пример был. Впрочем, лихорадка — тоже неплохой урок для рабов. Бросай провинившихся в яму, чтобы они заразились лихорадкой. Отлично придумано — пусть рабы заражаются от рабов. В этом-то нашей вины не будет, а, Скалраг? Ха-ха-ха!

Лис нервно вторил своему господину. Внезапно Бадранг оборвал свой смех, а его собеседник все не мог остановиться. Но вот глаза горностая посуровели, и тоненький смешок Скалрага умолк.

— Знаешь, Скалраг, есть у меня еще одна неплохая идея. Если мою крепость не закончат к концу лета, я, пожалуй, кину в эту яму парочку своих офицеров гнить от лихорадки. Это их расшевелит, как ты думаешь?

Скалраг почувствовал, как его лапы задрожали.

— Б-блестящая идея, Властитель!

Роза дождалась смены караула, когда несколько минут на стене никого не было, и подкралась к крепости. Встав лицом к воротам, она отмерила двадцать шагов на юг. Сделав на стене метку угольком, она бросилась назад, под укрытие скал. Грумм ждал ее. Он мотнул головой в сторону крестика на камнях крепостной стены:

— Это, что ли, Роза?

Мышка кивнула, глядя, как крот прикидывает расстояние.

Крот почесал кончик своего носа-пуговки:

— М-да, не простая штука, но не такая уж и трудная. Видишь во-он ту скалу? — Он указал на скалистый выступ, такой же, как тот, за которым они укрывались. — Она, скала эта самая, на прямой линии с твоей, это самое… меткой. Оттуда я и начну. Тогда со стены нас не увидят, а ты землю из подкопа за скалу прятать сможешь.

План Грумма был безупречен. Сменить позицию было делом одной минуты. Грумм еще раз пристально вгляделся в метку на стене и, прищурившись, стал что-то вычислять про себя. Затем он произнес кротовье заклинание на удачу:

Копал Грумм поразительно быстро и сноровисто. Яма расширялась на глазах, галька и песок так и летели во все стороны. Роза едва успевала отгребать выброшенный из ямы песок.

После беседы с Бадрангом Скалраг долго стоял за длинным домом, изо всех сил стараясь унять дрожь в лапах. На глаза ему попался раб-полевка, который лениво выпалывал траву, росшую под стеной здания. Некоторое время лис наблюдал, а потом позвал:

— Эй, Друвп, иди-ка сюда!

Тот притворился, что не слышит, но, продолжая рвать траву, подобрался к Скалрагу. Лис оглянулся по сторонам и, убедившись, что за ним никто не наблюдает, спросил:

— Ну, братишка, что творится в загоне?

— Я тебе не братишка, я сам по себе, — ответил Друвп, не поднимая головы. — В загоне много чего творится, но без еды и вина ты об этом не узнаешь.

— Вечером, как обычно, найдешь под этим углом жареную рыбу и вино. Давай рассказывай, что там у вас происходит.

— Я очень рискую, — вполголоса ответил угрюмый Друвп. — Если узнают, мне не сносить головы. Так что подавай мне настоящую жареную рыбу, а не объедки с вашего стола, и не забудь красное вино из диких слив, которое пираты в подарок привезли.

Скалраг вытаращил глаза:

— А про вино откуда ты знаешь?

Друвп шмыгнул носом:

— Э-э, я еще и не то знаю. Ну так получу я приличную еду или нет?

— Да-да, выкладывай!

— Есть трое смутьянов: Кустогор, Баркджон и Кейла. Они подстрекают остальных воровать рыбу, зерно, а еще — все, что можно превратить в оружие. Готовится побег тех, троих из темницы.

— И какой у них план? — стал допытываться Скалраг.

Друвп пожал плечами:

— Не знаю. Мне не очень доверяют. Но, как говорят, освободившись, те трое смогут привести помощь извне и взять крепость. Между тем остальные собирают оружие, чтобы при случае ударить Бадрангу в тыл. Вот и все, что мне известно. А теперь мне надо идти.

Скалраг молниеносно придавил шею Друвпа задней лапой к земле:

— Молодец, Друвп. Я позабочусь, чтобы рыба и вино были самыми лучшими.

Друвп стряхнул с себя лапу Скалрага и поспешил прочь:

— Я тебе не приятель. Увидимся.

Получив весточку со свободы, юный Бром радовался недолго. Вскоре его одолели тревожные мысли:

— А вдруг их поймают у стен крепости, что тогда с нами будет? Может, они не расслышали наших наставлений. А что если Грумм повел подкоп не в ту сторону?

Феллдо попытался его урезонить:

— Не волнуйся, Бром. Этот крот и твоя сестра не дураки, они знают, что делают.

Вдруг о решетку наверху звякнуло копье. Трое друзей подняли головы. В темноте трудно было разобрать, кто стоит над ямой, но голос принадлежал, безусловно, Скалрагу.

— Говорят, у вас там лихорадка. Не очень-то весело, а?

Феллдо презрительно рассмеялся:

— Мне сейчас и вполовину не так больно, как было тебе, когда я залепил в тебя камнем!

Скалраг злобно ударил копьем по решетке:

— Больше к вам никто не придет, а это значит — ни пищи, ни воды. Хо-хо! Дармоеды нам здесь не нужны, да и нянчить больных рабов тоже особой охоты нет. Так что можете сидеть тут, пока не передохнете!

И, гордясь тем, что за ним осталось последнее слово, лис зашагал прочь.

На лапу Мартину упала слеза Брома.

— Скоро этот лис сдохнет от удивления, когда обнаружит, что мы исчезли, — утешил его Мартин.

Бром шмыгнул носом и попытался улыбнуться:

— Ага, а мы уже будем в Полуденной долине.

Мартин поднялся и начал бить задней лапой в стену подземной темницы. Сообразительный Феллдо последовал его примеру. Удары по земляной стене глухо отдавались в темноте ямы.

— Что вы делаете? — спросил Бром.

— Помогаем твоему другу кроту и даем ему ориентир. Не обращай на нас внимания, Бром. Расскажи лучше о Полуденной долине. Что это за страна?

Мышонок заметно повеселел, когда рассказывал о своей родине.

— Ну как вам сказать, что это такое — моя Полуденная долина? Понимаете, это такая поляна, скрытая в чаще леса, — можно сказать, потаенное место. На заре солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву дубов, платанов и вязов, рассеиваются на множество золотистых нитей. Там настолько тихо, что кажется, еще немного — и услышишь, как звучит тишина. Голубой дымок кухонных очагов поднимается вверх и исчезает в зеленой листве. Склоны долины покрыты ковром из мягкого мха и темно-зеленой травы, в которой повсюду цветут цветы — водосбор, наперстянка, колокольчики, лесные анемоны и вьюнки. А еще там растет папоротник. Иногда на заре я лежал в нем и ловил языком капельки росы…

Там живет моя сестренка Роза и я, еще наш отец Урран Во, Вождь Полуденной долины, а нашу маму зовут Арья. С нами живут другие звери, сумевшие добраться до Полуденной долины, — кроты, белки, ежи, даже несколько выдр есть. Долиной правит мой отец. Он очень добрый, но с озорниками строг. А моя мама вам наверняка понравится. Такой поварихи на всем белом свете не сыскать…

Сначала из подкопа вылетела кучка земли, а потом, пятясь задом, выбрался Грумм.

— Похоже, ты уже далеко продвинулся, Грумм.

Щурясь на свет, крот постучал лапами о скалу, чтобы стряхнуть с них мягкую супесь:

— Да уж конечно. И рою тоже, это самое… туда, куда надо. Они там в стену колотят и колотят, как два барабанщика на зимней ярмарке, ну я на этот стук прямо и копаю. Немного уже осталось. Думаю, к полуночи управлюсь.

Роза взволнованно махнула хвостом:

— Замечательно! Это то, что нам нужно, — темнота. Грумм, ты просто молодчина!

Крот между тем забрался в подкоп, смущенно ворча себе под нос:

— Никакая я не дичина, крот я, вот я кто, не забывай!

 

7

На черном бархате ночного неба, среди россыпи звезд сиял молодой месяц, похожий на ломтик лимонной кожуры. На море стоял мертвый штиль, волны с тихим шелестом набегали на берег, подбираясь к верхней черте прилива. Ничто не нарушало тишины, если не считать легкого плеска обмотанных тряпками весел да еще приглушенных ругательств капитана Трамуна Клогга, который вполголоса командовал четырьмя баркасами, скользившими по темной воде.

Корабль Клогга был пришвартован за мысом к югу от полуострова, на котором стоял Маршанк. Коварный горностай замыслил внезапно напасть на крепость под покровом ночи. Пираты дружно гребли, а Клогг стоял на носу баркаса и смотрел вперед:

— Ага, вот и он, гром и молния. Роскошный замок Бадранга! Надо думать, когда я его распатроню, он уже таким роскошным не будет. Маслозад, Мокролап, держите веревки с крючьями наготове. Отравленные стрелы — ишь чего надумал! Ладно, задам я этому проныре трепку — надолго запомнит!

Прислонившись к столбам на гребне стены, куницы Толстозад и Остроух стояли в карауле. Толстозад пребывал не в лучшем расположении духа. Он пихнул Остроуха древком копья:

— Перестань барабанить. Ты действуешь мне на нервы!

Остроух задремывал. Он подхватил свое копье и ощетинился:

— Ничего я не барабаню. Смотри, я даже лапами не шевелю!

— Кто-то барабанит. Ты что, не слышишь — глухой такой стук?

— Нет, не слышу, а если ты еще раз тронешь меня копьем, я загоню его тебе в глотку. Это небось твои мозги в черепушке гремят — они такие малюсенькие, что из стороны в сторону перекатываются!

Они еще немного поворчали, пихая друг друга копьями, а потом снова стали наблюдать за морем.

— Я все-таки слышу, чего-то там барабанит, — снова забормотал Толстозад. — Тихо так, но все равно слышно. Остроух, видишь во-он ту скалу на берегу? Голову даю на отсечение — из-за нее только что песок вылетел!

— То ему стук слышится, теперь вот песок летает! — Остроух нетерпеливо крякнул. — Тухлой рыбы, что ли, на ужин поел?

В ответ Толстозад показал копьем в сторону берега:

— Да вон же! Опять песок кверху бросили, вон из-за той скалы!

Остроух внимательно оглядел Толстозада и сочувственно покачал головой:

— Да это крабы танцы устроили. Знаешь, они сюда каждую неделю приходят, ножками перебирают, а клешнями песок вверх подбрасывают.

— Не мели чепуху! — хмыкнул Толстозад.

Остроух окончательно вышел из себя:

— Кто из нас чепуху-то мелет, ты, дубина стоеросовая! Теперь тебе еще привидится, что весь берег в пиратах… Ха-р-р! — Он захрипел и полетел со стены; из его горла торчала длинная зазубренная стрела.

К стенам крепости метнулись темные тени, и Толстозад завопил:

— Тревога! Трево-о-о-о-га!

Первой пиратов заметила Роза. Она собиралась было оттащить от ямы очередную порцию земли, когда услышала приглушенный топот лап. Обернувшись к морю, мышка увидела четыре баркаса у берега и темные тени, стремительно движущиеся в сторону Маршанка. Она прыгнула в выкопанную Груммом яму и затаила дыхание. К счастью, пираты спешили и пронеслись мимо во весь дух.

Роза присела на корточки у входа в туннель и вполголоса пробормотала:

— Грумм, миленький, поторопись!

А Мартин и Феллдо все стучали в стену, правда уже не так бодро.

— Феллдо, я больше не могу. А ты? — тяжело переводя дыхание, спросил Мартин.

Феллдо понуро кивнул:

— Я тоже. А вдруг этот крот и вправду стал копать не в ту сторону?

Отчаяние, охватившее Мартина, потребовало выхода. Он стал яростно колотить в стену, вопя между ударами:

— Мы тут не подохнем!

Внезапно обе его задние лапы пробили стену, и из отверстия послышался глухой голос:

— Приветствую вас, господа. Держитесь, это самое… крепче, это я, Грумм!

Разбуженный паническим визгом Гуррада, Бадранг вскочил с постели.

— Властитель, Клогг и его пираты штурмуют замок!

Набросив кольчугу и схватив меч, тиран отшвырнул своего напуганного приспешника:

— Ха, так я и думал. Наши уже расставлены по стенам?

Гуррад бежал трусцой рядом с Бадрангом, с трудом поспевая за ним:

— Да, господин, они заняли позиции, как только стража подняла тревогу.

— Отлично. Я буду у главных ворот. Пришли ко мне Скалрага!

Не прошло и минуты, как Скалраг спустился к ним со стены:

— Властитель, они наседают, но мы их тесним!

— Где корабль Клогга? На берегу или в бухте? — спросил Бадранг лиса, пытаясь перекричать шум битвы.

— Его не видать, Властитель. Они приплыли на баркасах.

После короткого раздумья Бадранг отдал приказ:

— Он, должно быть, прибыл с юга — уходил он в том направлении. Корабль наверняка стоит на якоре с другой стороны полуострова. Скалраг, выбери десять метких лучников, возьми масла, трут и огниво, найди судно Клогга и сожги его горящими стрелами. Основной бой идет за переднюю стену, спускайтесь с задней. Ступай, и не подведи меня!

Скалраг поспешил выполнять приказ, а Бадранг бросился вверх по лестнице на стену, где кипело сражение.

Ночную тьму пронзали летящие стрелы. Клогг старался залпами из луков и пращей не давать защитникам крепости поднять головы. Бадранг, казалось, поспевал всюду: он рубил веревки с крючьями, бросал вниз камни и отдавал громкие команды:

— Рубите веревки! Оттолкните вон там штурмовую лестницу! Эй ты, возьми четверых и спускайся во двор. Подоприте ворота бревнами.

Почти вся банда морских крыс тащила перевернутый баркас к стенам крепости. Тем временем Клогг подбадривал своих лучников и пращников:

— Пустите им кровушку, салаги мокроносые! Гроуч, стреляй чаще и чтоб ни одна стрела даром не пропадала! Давайте-ка сюда эту посудину, братва. Сейчас постучим Бадрангу в дверь, хо-хо-хо!

Днище баркаса было обито толстыми медными листами, а его тяжелый форштевень выступал далеко вперед. В перевернутом виде это был превосходный таран. Два десятка крыс взяли баркас на плечи, прикрываясь им, как зонтиком, от летевших со стены метательных снарядов. Возглавил операцию лично Трамун Клогг, весело скомандовавший:

— Полный вперед, братва! Раздолбаем эту дверцу в щепки!

Крепко обхватив лапами борта баркаса, пираты пустились во всю прыть к воротам. Стрелы, копья и камни отскакивали от обитого металлом днища, ничто не могло задержать этот таран, который со страшной силой ударил в ворота Маршанка.

Под грохот и лязганье металла большая часть пиратов распласталась под своим же тараном. Вскоре множеством дрожащих лап таран был снова поднят под торжествующие вопли Клогга:

— Ага, братва, видали? Отойдите назад и давайте повторим! Хныкса, Мертвохват, Плавун! Становитесь вперед, рядом со мной! Еще пяток таких ударов — и мы пустим эти воротца на зубочистки после нашего победного пира. Вперед, в атаку-у-у-у-у-у-у-у!

Гуррад обрубил палашом веревку с крюком. Чувствуя, как от нового удара тарана стена дрогнула, он встревожено глянул на Бадранга. Положив рядом с собой связку дротиков, горностай метал их вниз. Почти каждый бросок вознаграждался воплем морской крысы, пронзенной дротиком. Ненадолго оторвавшись от этого занятия, он схватил за плечо пробегавшего мимо хорька:

— Прыщехвост, спустись вниз и посмотри, надежно ли укреплены ворота камнями и щебенкой. Клогг может колотить в наши двери, пока не поседеет.

Последним в подкоп пролез Бром. Грумм стиснул мышонка в объятиях:

— Рад тебя, это самое… видеть, Бром. Чудесно выглядишь, просто как огурчик.

Мартин с Феллдо радостно хлопали крота по мохнатой спине:

— Молодец, дружище. Бром прав, такого землекопа еще поискать!

Грумм смущенно наморщил нос:

— Моя работа, только и всего. Давайте-ка выбирайтесь отсюда. Я последним пойду и дыру залатаю, чтоб никто, значится… и не сообразил, как вы отсюда выбрались. Пусть Бадранг голову поломает: пустая яма и никаких следов подкопа, хе-хе!

Трое друзей на четвереньках пробирались в зловещей тишине подземелья. Свобода была все ближе и ближе. Наконец Феллдо услышал шум битвы, и морской бриз защекотал ему усы; дело было сделано. Феллдо чихнул и протер глаза от мелкого песка, Роза помогла ему выбраться наружу:

— Вылезай, хвостатенький. Грумм с тобой?

Феллдо перекатился на бок, и из ямы выбрался Мартин. Вдвоем они вытащили Брома, и Мартин ответил:

— Он только заделает дыру и появится.

— На вот, прополощи глотку холодным мятным чаем.

Взяв фляжку, Мартин протер глаза и застыл как громом пораженный. Он смотрел в самые прекрасные карие глаза, что когда-либо видел. Невозмутимую мордочку мышки осветила легкая улыбка, а в глазах ее отражался свет звезд.

— Пей, Мартин. Твой друг и мой брат ждут своей очереди.

Тут и Грумм выбрался из подкопа:

— Хе-хе, шум-то какой чудесный, а? Это те злодеи, значится… друг друга там убивают.

Шум боя напомнил Мартину, что они хоть и на свободе, но опасность еще рядом.

— Ну что ж, отлично! Думаю, надо поскорее уйти от этой шайки, и чем дальше, тем лучше.

Феллдо ощетинился:

— Я не могу уйти, пока мой отец в плену. Я остаюсь.

Мартин схватил друга за лапу:

— Если в этом бою нас убьют или возьмут в плен, мы не сможем никому помочь. Слушай, Феллдо, я же с тобой. Но сейчас нас всего пятеро и против шайки тирана нам не выстоять. Мы должны отправиться в Полуденную долину. Отец Брома и Розы — вождь, и не сомневаюсь, он прикажет своему племени помочь нам. Тогда, во главе большого войска, мы вернемся, разобьем Бадранга и освободим наших друзей.

Бром покачал головой:

— Мой отец Урран Во не из тех, кто прислушивается к чужим словам. Он никогда не покинет Полуденную долину. Что же до нашего племени, то они, как правило, во всем ему подчиняются.

— Верно, братик, наш отец такой же упрямый, как ты, поэтому-то вы все время и ссоритесь, — возразила Роза. — Но может быть, мама уговорит его.

Мартин крепче сжал лапу Феллдо:

— Ну, так что скажешь, Феллдо? Попытаем счастья?

Минуту помолчав, Феллдо кивнул:

— Я иду с вами. Если в Полуденной долине мы сможем собрать войско, в один прекрасный день я вернусь, чтобы сплясать на могиле Бадранга!

При мысли об этом Мартин весь просиял:

— А с тобой, дружище, буду плясать я, вооруженный отцовским мечом, отобранным у злодея!

Роза, Бром и Грумм вместе с Мартином и Феллдо скрестили лапы над выходом из подкопа:

— Один за всех, все за одного!

 

8

Боевой пыл капитана Трамуна Клогга явно пошел на убыль. Сколько ни колотил он в ворота Маршанка своим тараном, они выдерживали даже самые мощные удары. Хныкса, Мертвохват, Плавун и другие крысы сидели на берегу под перевернутым баркасом, отдуваясь и потирая усталые лапы. Клогг ударил в борт баркаса абордажным палашом:

— В чем дело, бродяги? Притомились, а? Давайте, вдарьте еще разок. Говорю вам, ворота уже поддаются. Еще пара ударов — и мы в крепости! Хныкса, шумно обсасывая ободранную лапу, заметил:

— Да-а, кэп, ты вроде уж час назад говорил — еще разок, а мы все бьемся и бьемся в эти ворота как очумелые, да все без толку.

Клогг злобно скосил глаза на недовольного:

— Хныкаешь, Хныкса, все хныкаешь? А ну, братва, вперед и вдарьте в ворота, а то я вам этой вот селедкой по шее так вдарю! — И он угрожающе взмахнул палашом.

В днище баркаса постучали:

— Кэп, это я, Мокролап. Вылезай живее, посмотри! Баркас приподняли, и Клогг высунул голову наружу:

— Чего там глядеть?

Хорек Мокролап указал на красноватое зарево, осветившее небо за мысом. Горностай не сразу осознал, что происходит, но уже минуту спустя стал рвать свою заплетенную в косички бороду и, стуча неуклюжими башмаками, завертелся на берегу в диком танце отчаяния:

— А-а-а-а-а-а-а-а-а! Этот слизняк сжег мой корабль! Бадранг, ты, навозный червяк, желтоглазая слюнявая акула!

Встревоженные пираты смотрели, как бушует их капитан. Бросившись к воротам, он стал рубить их палашом, пинать башмаками, а потом принялся яростно грызть доски, выплевывая щепки и вопя:

— Я выну из тебя печенку и скормлю ее крабам! Я пущу твои жилы на снасти! Я… я… я-а-а-а-а-а-а-а!

Скалраг и его лучники стояли по щиколотку в морской воде, расцвеченной багровыми бликами от пылающего корабля. Треща обшивкой и дымя горящей смолой, объятый пламенем «Морской навозный жук» шел на дно неглубокой бухты. С фальшборта неуклюже свешивались два темных силуэта вахтенных крыс, из спин которых торчали догорающие стрелы. Огромный зеленый парус сгорел дотла, и мачта казалась огненным маяком на фоне усеянного звездами неба. Вот она затрещала и повалилась, взметнув огромный сноп искр. Корабль сильно накренился, и вода, гася пламя, громко зашипела; в воздух поднялись клубы пара. Скалраг повернулся к своим лучникам:

— Ну вот, этому кораблю моря больше не видать. Стройся — и вперед за мной! Прежде чем вернуться в Маршанк, нужно покончить с баркасами.

Хитрый лис решил не сжигать баркасы, чтобы не привлекать внимания осаждающих крепость пиратов.

— Прорубите у баркасов днища мечами и кортиками. Тогда Клогг окажется в ловушке на берегу.

Не зная о том, что отряд Скалрага уничтожает баркасы, Мартин со своими друзьями направлялся к ним, приняв решение захватить один из них и плыть вдоль побережья на север, а затем бросить баркас и отправиться в Полуденную долину за помощью.

Феллдо вгляделся в зарево за мысом:

— Нам бы лучше поспешить. Сейчас пираты явятся за баркасами, чтобы попытаться спасти свой корабль.

Оглянувшись на крепость, Мартин бросил другу:

— Угадал, Феллдо. Сюда уже бежит целая толпа.

Было видно, как из гущи боя вылетают темные силуэты орущих пиратов, направляющихся к баркасам. Мартин схватил Брома за лапу:

— Шире шаг, а то они нас догонят.

Между тем Грумм посмотрел в сторону баркасов.

— Эй, глядите-ка, у лодок еще злодеи какие-то и они нас, это самое… заметили! — в страхе простонал он.

Через мгновение Мартин знал, что делать.

— Назад нам пути нет. Впереди врагов меньше, значит — вперед. Попробуем взять их на испуг. Роза, возьми Грумма и Брома, выбери баркас и отчаливай. Мы с Феллдо их задержим.

Феллдо кивнул:

— Я узнаю этого корноухого разбойника у баркасов — это Скалраг. С ним еще десять воинов.

И, вопя во всю глотку, Мартин и Феллдо бросились на отряд Скалрага:

— Свобода! Впере-е-е-е-е-е-е-е-ед!

Скалраг заметил, как стремительно приближались к нему двое. Оружия у них не было видно, но по воинственным кличам было понятно, что намерения у бегущих далеко не мирные. На мгновение лис заколебался, не зная, что лучше — встретить их с мечом или взяться за лук. Он упустил инициативу и едва успел предупредить лучников, когда на него набросились Мартин и Феллдо. Феллдо стал вырывать меч из лапы Скалрага, а Мартин, подпрыгнув, нанес ближайшей крысе удар обеими задними лапами.

— Помогите! — заголосил Скалраг.

Некоторые из пиратов Клогга заметили суету около баркасов. Обнажив клинки, они бросились на защиту своих суденышек. Двоих крыс свалили ловкие удары тяжелых лап Грумма и толстой валежины, которая в руках Розы превратилась в грозное оружие. Бром начал сталкивать на воду самую маленькую шлюпку, Грумм с Розой подскочили и стали ему помогать. Мартин оттаскивал от кормы одну из крыс, которая пыталась остановить шлюпку, и одновременно удерживал под водой голову другой. Феллдо мертвой хваткой вцепился в горло Скалрагу, перевязь которого лопнула, и меч вместе с ней зарылся в песок на мелководье. Шумно топая лапами по воде, подбежали вопящие пираты. Наклонившись с кормы маленькой шлюпки, Роза втаскивала в нее Брома, а Грумм разбирал весла. Роза крикнула:

— Мартин! Феллдо! Скорее к нам!

Секунду поразмыслив, Мартин оглушил морскую крысу тяжелым ударом. Выхватив у Феллдо полузадушенного Скалрага, он толкнул лиса к пиратам.

— Гляньте-ка, братва! Подручные Бадранга наши шлюпки тырят!

Взвыв, пираты набросились на Скалрага и крысу, которую к ним толкнул Феллдо. Мартин, толкнув друга в бок, прошептал:

— Живо в шлюпку!

Наполовину вброд, наполовину вплавь по черным водам ночного моря они добрались до лодки. Грумм с Бромом подали с кормы весла, чтобы им удобнее было забраться на борт.

Едва Мартин с Феллдо ухватились за весла и стали забираться в шлюпку, пираты догадались, что происходит.

— Это не морские крысы. Хватайте их! — хрипло завопил хорек Боггс.

Мартин забрался в шлюпку, но Феллдо с его пышным хвостом, который намок в воде и отяжелел, пришлось нелегко. Подскочивший Гроуч схватил Феллдо за задние лапы. Но Мартин крепко держал друга за передние лапы, затем еще одна крыса вцепилась Феллдо в хвост, и началось перетягивание каната. Захлебываясь в соленой воде, Феллдо беспомощно повис.

Роза наклонилась с кормы и дважды взмахнула веслом. Оглушенные двумя меткими ударами, крысы выпустили Феллдо, Мартин сильно дернул, и Феллдо полетел вверх тормашками в шлюпку.

Несколько пиратов остались на берегу сторожить Скалрага и других пленников, а остальные прыгнули в баркасы и пустились в погоню за беглецами.

— Гребите! — крикнул Мартин друзьям. — Лапами, чем угодно! Живее! Они нас догоняют!

Грумм, сидевший на корме, не двинулся с места. Роза удивленно на него посмотрела:

— Ты что, Грумм? Не сиди без дела, греби.

Крот виновато пожал плечами:

— Да я, это самое… с места сдвинуться не могу. Шевельнусь, так мы все враз и потонем. Я, понимаешь ли, на здоровой такой дыре сижу!

Промокший до нитки Грумм сидел и как мог затыкал пробоину в днище, а вокруг него в шлюпку просачивалась вода. Бром расхохотался. Феллдо окинул его неодобрительным взглядом:

— Не вижу причины для смеха. Наше положение трудно назвать забавным.

Бром схватился за бока:

— Хи-хи-хи! Посмотрите-ка туда!

Оба гнавшихся за шлюпкой баркаса, переполненные пиратами, дружно шли в одном направлении. Ко дну! Роза вслед за братом расхохоталась:

— Ну конечно, вот что делали подручные Бадранга — пробивали шлюпки после того, как они подожгли большой корабль. Ну и повезло же нам, что мы выбрали ту, у которой была самая маленькая пробоина!

Добравшись до берега вплавь, пираты понуро следили за маленьким суденышком, которое направлялось в открытое море. До них донесся ликующий крик:

— Свобо-о-о-о-да-а-а-а-а-а-а!

 

9

С зарей битва под стенами Маршанка утихла. Погода стояла сырая, небо нависло над землей совсем низко, как серая пелена. Бадранг стоял на стене вместе с Гуррадом, а его измотанная ночным сражением шайка была рассредоточена по бастионам. Горностай с мрачным удовлетворением отметил, что ему удалось отстоять Маршанк. Но Клогг — изобретательный противник. Каков будет его следующий ход?

В воздух поднимались дымки костров: пираты на берегу готовили завтрак. Настроение у них было наимрачнейшее: им не только не удалось протаранить ворота крепости, но пришлось пережить небывалое унижение — их корабль сожгли и потопили. За скалой у границы прилива капитан Трамун Клогг и несколько его помощников допрашивали пленных.

Пленных было семеро — злополучный Скалраг и шестеро уцелевших лучников из его отряда. Стоя на берегу, они жались друг к другу; их лапы были туго скручены крепкими линьками из сушеных водорослей, такие же линьки перевязывали их морды. Злобный огонек в глазах беспощадного Трамуна Клогга вызвал у Скалрага панический ужас. Скалраг и раньше не отличался храбростью, а сейчас он и вовсе придушенно скулил и взвизгивал. Горностай вытащил свой абордажный палаш, облизнул клинок и со злобной улыбкой нацелил острие на дрожащего лиса:

— Послушай, Скалраг, что бы ты сделал с тем, кто поджег твой корабль и отправил его ко дну?

Челюсти Скалрага были крепко связаны. Жалобные всхлипы были ответом пирату. Клогг взмахнул палашом над головой оцепеневшего лиса. Клинок срезал кончик уса и аккуратно рассек кляп на морде Скалрага, который тут же хлопнулся без сознания на песок. Пираты заржали и стали обливать его морской водой.

Едва Скалраг пришел в себя, Трамун Клогг приставил острие палаша к кончику его носа:

— Нет, кореш, я тебя не зарублю — нет-нет, для таких, как ты, такая смерть чересчур легкая. Ну-ка, братва, скажите этому подонку, как мы поступаем с поджигателями кораблей!

Щекоча Скалрага остриями кортиков, пираты наперебой стали предлагать:

— Подвесить его башкой вниз в бухте с крабами!

— Изжарить его на медленном огне!

— Отрубить ему лапы и заставить его их сожрать!

— Нет-нет, капитан, не надо! — в ужасе взвыл Скалраг. — Я только выполнял приказ Бадранга!

Присев на песок рядом с лисом, Клогг ласково погладил его по голове:

— Ну-ну, братишка, не реви. Я никому не позволю тебя и когтем тронуть. Но ты должен поклясться исполнить все, что я тебе прикажу.

Скалраг отчаянно закивал головой:

— Конечно, капитан. Клянусь! Трамун усмехнулся:

— Ну так слушай, я хочу, чтобы ты сделал вот что…

— А они? — Скалраг мотнул головой в сторону шестерых своих связанных товарищей.

Трамун осклабился и подмигнул:

— Не бери в голову! Такие червяки в галерные рабы и то не годятся. Мы их рыбам скормим.

Загон для рабов представлял собой круглый частокол из бревен, вбитых в землю и перевитых веревками. Вход был только через одни ворота, которые, как правило, были на замке. Внутри загона его обитатели были предоставлены сами себе. Большинство рабов спали на тюфяках из мешковины вдоль стен, некоторые — под грубым деревянным навесом, прикрывавшим сверху часть загона. Ночью позволялось разжигать посередине загона костер.

Всю ночь Кейла и остальные рабы укрепляли ворота крепости камнями и щебенкой, чтобы они могли выдержать удары тарана. Теперь они сидели в загоне взаперти — осада Маршанка освободила их от работы в каменоломне и на плантациях.

Старый Баркджон покачал головой:

— Плохи наши дела. Если Бадранг победит, мы по-прежнему останемся его рабами, а если победа достанется пиратам, нас сначала заставят чинить их корабль или строить новый, а потом превратят в галерных рабов. Жизнь у рабов нигде не сладкая, но жизнь раба на галерах хуже смерти.

Под обеспокоенный ропот вперед вышел Кейла:

— Это плохие новости, а вот хорошие. Прежде чем нас загнали сюда на заре, я успел проверить подземную темницу. Она пуста. Мартин, Феллдо и Бром бежали — они свободны!

Подбородок Баркджона дрогнул, и он погладил Кейлу по лапе:

— Да, это и вправду хорошие новости. Мой сын Феллдо на свободе! Он приведет нам помощь, вот увидите!

— И Мартин тоже, — вставил старый еж Кустогор. — Он позаботится, чтобы нам помогли!

В лапах Кейла держал мешок. Позвякивая содержимым, он обошел вокруг загона и негромко, произнес:

— Нет смысла сидеть здесь, поджав хвост, говорить красивые слова и ждать, пока кто-нибудь для нас что-нибудь сделает. Вот, смотрите! — Он развернул сверток, и на землю со звоном упало оружие. — Три кортика, наконечник копья и четыре пращи. Сегодня ночью, когда мы работали на крепостном дворе, я собрал их у мертвых бандитов Бадранга. Это — начало нашего арсенала.

Вперед вышла мышь Портулака; из шали, в которую был завернут ее малыш, она вынула топор без топорища и сломанный клинок меча и положила рядом с оружием, принесенным Кейлой:

— Вот что я сумела найти. Немного, но нужно с чего-то начинать.

Один за другим рабы начали выходить вперед и складывать свои находки.

— У этого кинжала нет ручки, зато он острый.

— А вот наконечник длинной пики. Только древко приделать — и порядок.

— Я принес бич и две стрелы. Лук был слишком большой, не унести.

— Праща, к ней мешочек камней и еще железный крюк.

Вперед проковылял ежик:

— Кинжал и камешки, чтоб бросать!

Выдра Туллгрю собрала оружие:

— Молодцы! Давайте спрячем все это до поры до времени. Я зарою это под своим тюфяком.

На этом сходка закончилась, и Туллгрю начала закапывать оружие. Друвп притворился спящим, но из-под прикрытых век подглядел, где копает Туллгрю.

Рабы ворочались на тюфяках и стонали во сне. Костер в переполненном загоне догорал, звезды с бархатисто-черного неба смотрели вниз на несчастных зверей, которые спали — все, кроме двух.

Кейла следил за Друвпом!

На рассвете стало ясно, что отлив унес маленькую шлюпку далеко в открытое море. Будто листок, гонимый бурей, она носилась по вздымающимся серым волнам. Феллдо, Мартин и Бром изо всех сил вычерпывали воду, но вода все прибывала. Роза, стоя на корме, вглядывалась в даль, ища землю, но кругом, куда ни глянь, бушевали серые волны, высокие, как горы. Бедняга Грумм по-прежнему затыкал своим задом пробоину в днище и вычерпывал воду поварешкой, а шлюпка погружалась все глубже и глубже.

— Бр-р, а я плавать не умею. Срам-то какой — вот так вот взять и, это самое… потопнуть.

Что-то ударилось в борт шлюпки, и доски заскрипели. Бром поднял голову:

— Надеюсь, это камень или что-нибудь мимо плывет. Лишь бы не большая рыба, подумать даже страшно.

Роза всмотрелась в воду и испуганно вытаращила глаза. Через мгновение она поспешно подняла голову и притворилась, что вглядывается в горизонт.

Ее брат покачал головой:

— Ладно, Роза, меня ты не проведешь. Я видел, как ты глядела в воду. Что там такое?

— Там большущая рыба! — прошептала Роза. Следующий удар был еще сильнее. Грумм весь напрягся и встревожено посмотрел в небо:

— Ой-ой-ой, что-то с бедным моим задом будет — он из дырки высовывается, а там… значится… эта самая рыбина плавает.

Рыба ударила снова! На этот раз обшивка шлюпки не выдержала и в пробоину хлынула морская вода. Мартин схватил весло:

— На нем можно долго продержаться на воде. Феллдо и Бром, цепляйтесь за другое, я с Розой и Груммом беру это. Встретимся в Полуденной долине. Приготовились, вперед!

Шлюпка ушла из-под ног в глубину. Мгновение — и все пятеро уже барахтались в море, цепляясь за весла. Опустив голову в воду, Мартин всмотрелся в глубину. Ему удалось различить гигантский силуэт какой-то рыбы, которая опускалась вслед за тонущей лодкой в зеленоватую пучину. Первое, что Мартин услышал, подняв голову над водой, был крик Розы:

— Бром, Феллдо, сюда! Вы можете до нас дотянуться?

Юного мышонка и белку уносило на гребне огромной волны; весло Мартина, за которое цеплялись сразу трое, было тяжелее и неслось не так стремительно. Мартин сразу же разжал руки. Волны подбросили полегчавшее весло и начали уносить его прочь, а Мартин пустился вдогонку. Бешено гребя, Роза развернула весло так, чтобы его несло к Мартину.

Грумм помогал ей как мог, крича:

— Мартин, плыви сюда. Попробуй за лапу мою ухватиться!

Через разорванные ветром серые тучи стали пробиваться лучи солнца, и тут же по поверхности моря тяжело захлестали струи летнего ливня. Выплевывая воду, Мартин скорее почувствовал, чем увидел, что его вытянутая лапа коснулась задней лапы Грумма. Он ухватился за нее изо всех сил, и Роза крикнула ему:

— Оставайся там, Мартин. Ляг на воду, и все. Тогда весло станет легче.

Роза изо всех сил гребла задними лапами, направляя весло сквозь ливень по штормовому морю.

Обратив морду к небу, Феллдо пытался поймать ртом дождевые капли. Не выпуская из рук весло, Бром вынырнул повыше и оглядел море:

— Их нигде не видно. Волны слишком высокие!

Прежде чем Феллдо успел ответить, вода под ними забурлила и их с Бромом подбросило высоко в воздух — это огромная рыба догнала тонущую лодку и швыряла ее, как пустой гороховый стручок. Наконец-то она нашла себе развлечение!

Феллдо все еще цеплялся за весло, когда рыба оставила в покое шлюпку и заинтересовалась веслом.

Феллдо увидел, как на него несется огромная, широко раскрытая розовая пасть, усаженная рядами острых белых зубов, отпустил весло и нырнул. Он почувствовал, как его что-то хлопнуло по спине, — это рыба схватила весло и пустилась прочь, резвясь и выпрыгивая из воды порой на полкорпуса. Внезапно она нырнула и исчезла в морской пучине.

Выплывая, Феллдо больно ударился о борт шлюпки, с которой свесился Бром и схватил его за уши:

— Попался, приятель!

Скользя по днищу шлюпки, Феллдо сумел подняться и уселся на киль, за который Бром цеплялся всеми лапами.

— Уф! Чуть было не пошел ко дну. Впрочем, у нас был честный обмен: рыбе — весло, а нам — лодка.

Бром вцепился Феллдо в хвост, встал шатаясь и осмотрел штормовое море.

— На горизонте темное пятнышко — должно быть, земля. Прилив несет нас прямо к ней.

Грумм цеплялся за весло, а Роза держалась за его заднюю лапу. Мартин устало плыл, толкая перед собой весло; от холодной воды его тело совсем онемело.

Роза приподнялась, опершись на плечи Грумма, и радостно завопила:

— Земля!

До нее было еще далеко, но это была, несомненно, земля. На фоне неба темнели очертания скал. Роза ласково погладила мокрую спину крота:

— Земля, Грумм! Впереди земля!

— Я этому ни за что не поверю, пока ее этими вот лапами не копну маленько!

 

10

Хорек Хиск заметил Друвпа, поджидавшего кого-то возле длинного дома Бадранга. Незаметно подкравшись сзади, Хиск приставил кинжал к спине ничего не подозревавшего раба:

— Шевельнешься — считай себя покойником!

Друвп застыл на месте.

— Меня зовут Друвп. Если ты меня убьешь, то будешь иметь дело со Скалрагом. Я его шпион.

Теперь кинжал Хиска упирался Друвпу в затылок.

— Врешь ты все. Пожалуй, я тебя все-таки прирежу.

— Как тебе угодно, — пожал плечами Друвп. — Но у меня есть важные сведения.

— О чем же это, к примеру?

Друвп презрительно оттопырил губу:

— К примеру, о трех узниках в темнице. Их там больше нет.

Хиск развернул Друвпа к себе:

— Врешь! Никто не может убежать из подземной темницы!

— Пойди и посмотри сам. Если я вру, убить меня ты всегда успеешь.

Хиск схватил Друвпа за шкирку и приставил нож к его горлу:

— Хорошо, я пойду и посмотрю. Если ты врешь, Скалраг тебя не спасет — прошлой ночью он пропал без вести.

Бадранг стоял на стене, когда к нему бочком подобрался Хиск и прошептал на ухо:

— Троих узников, сидевших в нашей темнице, больше нет.

Бадранг прищурился:

— Что значит «нет»? Они умерли или убиты?

— Нет, они сбежали. Я сам спустился и проверил. Самое странное — там нет никаких следов побега. Решетка заперта, стены ямы целы.

— Как ты узнал, что они исчезли?

— Мне рассказал об этом раб по имени Друвп. Этот Друвп сказал, что шпионит на Скалрага.

Бадранг поиграл острым кинжалом.

— Хм-м, возможно, он окажется нам полезным. Приведи его завтра ко мне в длинный дом. Сделай это так, чтобы никто из рабов об этом не узнал.

С берега донесся крик:

— Бадранг, кореш мой старинный! Подай голосок да скажи, может, хватит с тебя?

— Клогг, голубчик, это ты, что ль? — По тонким губам тирана пробежала улыбка. — Это мне тебя о том спросить надобно. Я сжег твой корабль, продырявил твои шлюпки, и теперь позади у тебя только море, а перед тобой — моя крепость и мои воины.

Капитан Клогг не удержался от смеха:

— Хо-хо-хо! Ну, воинов-то у тебя малость поубавилось. Мои громилы убили немало твоих, а твой старый кореш Скалраг сидит сейчас у меня, связанный, как цыпленочек, которому пора в суп. А еще кое-кто из твоих рабов дал деру. Ты об этом знаешь?

— Давай выкладывай, Трамун. Говори, с чем пожаловал.

— Я желаю предложить моему старому корешу заключить перемирие и вступить в переговоры.

— Ишь как запел! А с чего это мне с тобой переговариваться?

— Потому что иначе этот вот твой распрекрасный дворец будет в осаде. Что мне стоит встать лагерем у твоего порога, ловить рыбку в твоих водах и грабить твои поля? Мне с моими громилами спешить некуда. Так что лучше сядь-ка со мной рядком да поговори ладком.

— Дай мне подумать до утра, Трамун. А пока что почему бы тебе в знак доброй воли не вернуть мне Скалрага?

— Ладно, будь по-твоему. Открой ворота, и мы отпустим лиса.

— Ишь чего захотел! Нет уж, ворота останутся на запоре. Ты их не взломал тараном, и лис тебе тоже не поможет. Я прикажу спустить на веревке корзину, и мы поднимем Скалрага в ней.

— Хо-хо, я к тебе со всей душой, а ты вона какой подозрительный! Ладно, кореш, будь по-твоему. Боггс, Гроуч! Развяжите лиса и отправьте его в родной порт. Спокойной тебе ночи, Бадранг!

Бадранг спрятал кинжал в ножны.

— И тебе, Трамун, спокойной ночи!

Через час Скалраг уже висел на дыбе и безостановочно выкладывал сведения о лагере морских пиратов.

Бром с Феллдо встали на четвереньки и несколько раз поцеловали мокрый песок. Как прекрасно было снова оказаться на твердой земле! Феллдо тут же прикинул, где они находятся:

— Бром, я точно знаю, где мы. Видишь, сколько тут головешек на линии прибоя?

Под лапами Брома что-то хрустнуло. Он нагнулся и поднял какой-то обломок:

— Интересно, откуда здесь мог взяться древесный уголь?

Феллдо махнул лапой в сторону прибоя:

— Вон оттуда, дружище. Там сгорел пиратский корабль. Вон за теми холмами Маршанк, так что нам лучше уйти отсюда, не подымая шума.

Бром с силой сжал лапу Феллдо:

— Куда мы идем?

— Наша цель — Полуденная долина. Но сперва нужно найти наших друзей. Хорошо бы куда-нибудь спрятаться и просушиться, да и поесть не мешает. Кроме как есть и отдыхать, нам до рассвета делать нечего.

И они пошли по берегу на юг, направляясь к скалам. Неожиданно они оба застыли, прислушиваясь к звукам, которые доносил до них ночной бриз. Играла музыка, и кто-то пел. Бром указал на расщелину в скалах обрыва, в которой что-то мерцало. Подобравшись поближе, оба друга остаток пути ползли по-пластунски.

Между скалами и двухколесной повозкой было натянуто нечто вроде палатки с односкатной крышей. Внутри нее мерцал костер, и по парусиновым стенам передвигались потешные силуэты — тени обитателей палатки. Лежа в темноте, Бром с Феллдо прислушивались к песне:

Не успела песня кончиться, как загудел низкий голос:

— Стоп, стоп! Баллау, ты должен был поймать Селандину на последнем куплете. Ты слишком поторопился, и она не успела взять веер у Гоучи. Никуда не годится. Давайте все сначала. Раз, два, три, «мы — бродя…» Баллау! Перестань жевать, оставь пирог в покое и займи свое место!

Из палатки вылетела половина кулебяки с грибами и угодила Феллдо точно между ушей. За пирогом вылетел заяц, он подхватил его и наткнулся на голову Феллдо.

— Ну что за манера, Дубря, швыряться чужим ужином куда ни попадя?… Эй, это еще что за номер?! Тут какая-то белка хочет напялить мой пирог себе на голову вместо шляпы!

Последовало всеобщее смятение. Бром набросился на зайца, пытаясь оттащить его от своего друга. Феллдо повис на бакенбардах зайца, стараясь увернуться от сыпавшихся на него мощных ударов его длинных задних лап. Выбежавшие на крик из палатки мыши, крот и две белки спотыкались в темноте и падали в кучу малу из лап, ушей и хвостов. На берегу воцарилась полная неразбериха, сопровождаемая визгом, стонами и воем. Феллдо был закаленным бойцом. Выбравшись из-под груды тел, он забрался на самый верх и приготовился вонзить зубы в хвост противника, который подмял под себя Брома.

— Это еще что такое?!

Внезапно Феллдо подняла в воздух громадная лапа, и он увидел перед собой суровые глаза большой старой барсучихи. Она яростно рыкнула на него:

— А ну-ка закрой рот и убери зубки с глаз долой, не то я покажу свои — а они у меня подлиннее будут!

Пустив в ход свободную лапу, барсучиха несколькими затрещинами расшвыряла борющихся в разные стороны. Заметив Брома, она подхватила его второй лапой и подняла высоко в воздух:

— Веди себя прилично, маленький негодник! Как вас обоих зовут и что это вы вздумали шататься по ночам вокруг нашего лагеря?

Феллдо соскреб лапой с макушки приставший к шерсти кусок пирога, попробовал и одобрительно кивнул:

— Хм-м, кулебяка с грибами.

Заяц поднял остальную часть пирога с земли, обтер и стал есть, говоря с набитым ртом:

— Ежели тебе, старина, шамать захотелось, так нужно было постучать о повозку да попросить этак вежливенько, понятно? А не подкрадываться, как вору.

Повисший между небом и землей Бром негодующе замахал лапами:

— Мы не воры, мы просто увидели ваш костер, услышали песню и подошли посмотреть. Кстати, меня зовут Бром, я единственный сын Уррана Во, а это Феллдо, мы только что из Маршанка. Привет вам всем!

Барсучиха осторожно опустила их на землю, а заяц изящно расшаркался:

— Рад познакомиться. Позвольте мне представить остальных. Мы бродячие комедианты из труппы «Шиповник». Я Баллау де Квинсвольд, актер-трагик и драматург. Мою мощную подругу зовут Дубрябина. Она тягловая сила нашей повозки, машинист сцены и первый баритон. Эти две юные белочки — Трефоль и Селандина, субретки, сопрано и акробатки. Крот Баклер — наш герой-любовник, комик и жонглер. Юные мышки Гоучи и Кастерн — канатоходки, хористки и поварихи для всей труппы. Ну вот и все, друзья мои. Не желаете ли с нами отужинать?

Бром оттянул свой обвисший пояс:

— Еще как желаем! Мой хребет как раз толкует желудку о том, что неплохо бы, мол, отужинать. Они, понимаете, прилипают друг к другу, когда я голоден.

Заяц восхищенно кивнул, его длинные уши закачались взад-вперед.

— Неплохо сказано. Лопни, но держи фасон, так ведь?

В палатке было уютно и тепло. Феллдо и Брому дали полотенца, чтобы вытереть мокрую шерсть, и усадили у костра есть из устричных раковин морковную похлебку с сельдереем. Дубрябина принесла два кафтана, такие же как те, что были на остальных комедиантах, — ало-золотые с зеленой каймой и черным поясом:

— Вот, одевайтесь, хотя, когда будет время, у твоего кафтана, Феллдо, мне придется немножко выпустить швы. Для белки ты просто богатырь.

Селандина погладила пышный хвост Феллдо:

— Хм-м-м, согласна!

Феллдо кашлянул и схватил протянутую ему Баклером горячую кулебяку с грибами. Брому добродушный крот передал солидных размеров кусок ватрушки:

— А это тебе, малыш. С медом… это самое… и черникой. Ты, похоже, сладкое любишь, а?

Мышонок откусил кусок и закатил глаза:

— А как же! Сладкое, понимаете, полезно для голоса.

Гоучи опустила яблоко и морковку, от которых она откусывала по очереди.

— Неужели? А ты много поешь, Бром?

Вместо ответа Бром пустил своим пронзительным тенором бесконечную трель:

— Тра-ла-ла-ла-ла-ла-лаааа! Еще бы! Попробуй перепой меня, Гоучи!

Баллау схватил губную гармошку:

— Отлично, малыш. Знаешь песенку-загадку «Боббл-боббл»?

Бром подмигнул:

— Играй, а я спою.

Баллау сыграл вступление, и Бром запел; Дубрябина вторила ему приятным баритоном. Мелодия была такая веселая и так легко запоминалась, что все, включая Феллдо, стали хлопать в такт:

Последовала овация, и все бросились хлопать Брома по спине, так что она у него даже заболела.

— Великолепно!

— Отличный у тебя, это самое… голос, Бром!

— Молодец. Нам бы в труппу такого тенора! Феллдо почесал в затылке:

— А что это?

Бром откусил от его пирога.

— Что — это?

— Ну, то, о чем говорилось в загадке: зеленый, золотой, растет между небом и землей, а перед зимой улетает. Что это?

Баллау кивнул в сторону Брома:

— Это пускай ответит тот, кто пел, старина. Бром подмигнул Феллдо:

— Что же это может быть, как не лист? Дубрябина присела между двумя друзьями:

— Ну а теперь расскажите о себе. Откуда вы родом и как сюда попали?

За стенами палатки над угрюмым Северо-восточным морем завывал ветер. Дождь перестал, и сквозь разрывы в несущихся по ночному небу тучах засиял месяц, то бросая на берег серебристые отсветы, то вновь скрываясь в черноте. Феллдо с Бромом сидели в палатке у огня, ели, пили и рассказывали о себе своим новым друзьям — бродячим комедиантам из труппы «Шиповник».

 

11

Когда ливень затих, лапы Мартина наконец-то коснулись твердой земли. Он встал по горло в воде и растолкал задремавших Розу и Грумма:

— Земля! Мы спасены!

Окоченевшие от холода, трое друзей выбрались на песчаный берег, за которым чернел высокий скалистый обрыв. Мокрые и голодные, не в силах унять дрожь в лапах, они сели на песок, стуча зубами.

Затуманенными от осевшей на ресницах морской соли глазами Грумм уставился на скалы:

— Интересно, а что там наверху?

Мартин с трудом поднялся, потирая лапы:

— Надеюсь, там найдется какая-нибудь пещерка, где бы мы смогли переночевать. Может, посидите здесь, отдохнете, а я схожу посмотрю?

Пошатываясь, Роза и Грумм поднялись на лапы.

— Не нравится мне тут. Мы с Груммом пойдем с тобой.

— Бр-р, уж больно тут, это самое… погано!

От дождя черные скалы намокли и стали скользкими. Первым поднимался Мартин, Роза замыкала строй. Грумма они поставили в середину, потому что он был неважным скалолазом. Это восхождение на мокрый обрыв длилось, казалось, целую вечность, прежде чем им удалось перевести дух на узком карнизе.

Мартин вгляделся вверх:

— По-моему, чуть выше над нами есть карниз пошире. Если мы на него заберемся, то обязательно найдем какую-нибудь пещеру или расщелину, где можно укрыться.

— А может, тут останемся? — устало вздохнул Грумм. — Мои лапы негодные совсем, они, это… не слушаются.

Роза стала энергично растирать лапы своего друга:

— Бедняжка Грумм! Нельзя же быть лучшему землекопу еще и лучшим скалолазом.

Вскоре, едва трое друзей вскарабкались на крутой обрыв, сверху на них упали сети из прочных водорослей, обвешанные по краю каменными грузилами. Запутавшись, друзья упали со скалы и повисли, не в силах шевельнуть ни лапой, ни головой, ни хвостом. Приплясывая и попискивая, множество крохотных темных теней бросились к своей добыче. Мгновение — и все было кончено. Мартина, Розу и Грумма втащили наверх и оглушили ударами дубинок, как крупную рыбу, попавшуюся в сети.

Первое, что ощутил Мартин, всплывая из мрака небытия, была раскалывающая голову боль; приоткрыв глаза, он увидел яркий солнечный свет. В спину ему ткнулась палочка.

— Мышбольшой, вставай! У-у, гадкийпротивный! Хорошо тебяпоймали!

Открыв глаза, Мартин обнаружил, что сидит в крепкой деревянной клетке. Ее окружали маленькие, похожие на мышей зверьки с длинными подвижными мордочками. От возбуждения они приплясывали и подпрыгивали. Один из них, посмелее других, выскочил вперед и ткнул Мартина в лапу острой палочкой:

— Воттебе, воттебе, мышбольшой! Нетакой теперьбольшой!

Это было уже слишком. Вскочив, Мартин выхватил и сломал палочку, затем, оскалив зубы, ухватился за деревянную решетку:

— А ну убирайтесь отсюда, гаденыши визгливые!

От этого крика зверьки бросились врассыпную, затыкая уши лапками. Мартин яростно зарычал им вслед:

— Держитесь от меня подальше, а то я всех вас съем!

Для убедительности он несколько раз щелкнул зубами. Потирая солидных размеров шишку на затылке, Мартин осмотрелся и оценил свое положение.

Его клетка стояла у входа в большую пещеру. У противоположной стены он заметил еще две клетки, в которых лежали бесчувственные Роза и Грумм. Мимо, держась от Мартина на почтительном расстоянии, прошла еще ватага маленьких зверюшек. Они тащили несколько рыб, привязанных к шестам из валежника. Следом, неся сети и рыбачьи снасти, появился еж. Его задние лапы были привязаны к тяжелому полену, которое ему приходилось волочить за собой. Мартин потряс решетку и окликнул ежа:

— Слушай! Что это за место и кто эти маленькие негодяи?

Еж незаметно улыбнулся Мартину и дружески подмигнул:

— Я Паллум. Сиди тихо. Я скоро вернусь.

Сзади к ежу подбежала еще целая толпа маленьких зверюшек:

— Скорейживей, бокколюч. Ротзакрой!

Едва они исчезли в дальнем углу пещеры, как Грумм в клетке пошевелился:

— Бедная моя старая, это самое… голова, ну и досталось же ей.

От шума Роза очнулась. Несмотря на боль, она тут же вскочила на лапы, ухватилась за решетку своей клетки и стала ее трясти:

— Выпустите меня отсюда сию же минуту!

Грумм зажал уши лапами:

— Не надо так шуметь. У меня это… мозги болят.

Когда Мартин увидел, что Роза почти не пострадала, он усмехнулся:

— Сказать по правде, я себя чувствую довольно глупо. Когда увидишь зверей, которые взяли нас в плен, — поймешь почему.

Из полумрака, царившего в глубине пещеры, появились несколько маленьких зверюшек.

— Карликовые землеройки, — сказал Грумм.

Громыхая своим поленом, к клеткам подошел еж.

Карликовые землеройки не отставали от него ни на шаг. Они без умолку болтали на своем странном наречии, а некоторые нахально усаживались на полено, которое еж волочил за собой, так что ему приходилось тащить еще и их. Это, впрочем, его нисколько не волновало. Он обезоруживающе улыбался:

— Привет, это я, Паллум. Слушайте, никогда не показывайте им, что вы на них злитесь. Все время улыбайтесь. Это их сбивает с толку.

Растянув губы в широкую ухмылку, Мартин представился и назвал своих друзей. Землеройки не стояли спокойно ни минуты: они подпрыгивали, приплясывали и что-то болтали. Тот зверек, который раньше тыкал в Мартина палочкой, снова принялся за свое. Мышонок метался по клетке, пытаясь увернуться от острой палочки, и, яростно улыбаясь, сквозь зубы обратился к ежу:

— Слушай, Паллум, еще минута — и эта палочка окажется в уродливом хоботе, который этот гаденыш считает своим носом!

Не переставая улыбаться, Паллум покачал головой:

— Если ты так поступишь, пеняй на себя. Это детеныши — здесь их называют визгушками. Маленький наглец, который тычет в тебя палочкой, — самый скверный из всех. Это Динджер, единственный сын и наследник Амбаллы, королевы этого народца. Если она узнает, что ты поднял лапу на ее ненаглядное чадо, она тебя прикончит. Подожди минутку, я попробую его остановить.

Повернувшись к обидчику Мартина, Паллум сказал ему:

— Хиггиг, Динджер, хорошхорош, давай ткниеще мышбольшой!

Динджер тут же отвернулся от клетки и начал колотить своей палочкой ежа, — впрочем, это не причинило тому никакого вреда, так как палочка просто отскакивала от его иголок.

— Заткнирот, бокколюч! Несметьговорить Динджер, чтоделать!

— Упрямые негодники. Лучший способ им что-то запретить — поощрять их безобразия. Они всегда поступают наоборот, а этот в особенности.

Роза провела лапкой по пересохшим губам:

— Паллум, как бы нам получить пищу и хоть немного воды?

В глубине пещеры забил маленький барабан, и Паллум предостерегающе поднял лапу:

— Это королева Амбалла. Говоря с ней, кланяйтесь и называйте ее Балламамой. Будьте очень почтительны. Она злопамятна, а ее власть в этих местах непререкаема. Не говорите при ней слова «хиггиг» — это значит, вы смеетесь, и она может подумать, что вы смеетесь над ней. Делайте, как я сказал, а остальное предоставьте мне.

Королева Амбалла оказалась толстенькой землеройкой в панталонах из золотой парчи и светло-голубом плаще. На голове у нее была корона, украшенная блестящими осколками раковин и отполированной галькой. Сзади в корону было воткнуто перо чайки. Если бы трое друзей не знали, какая это важная особа, они бы здорово повеселились, глядя на такую красоту.

Вытянувшись во весь свой крохотный рост, она указала маленьким мечом на Мартина:

— Мышбольшой! Как тебязвать?

— О Балламама, я Мартин, — почтительно заговорил мышонок, склонив голову. — Ту мышку зовут Роза, а крота — Грумм. Мы не желаем зла ни тебе, ни твоему племени карликовых землероек.

Разгневанная Амбалла сделала скачок вперед и так ткнула мечом сквозь прутья клетки, что Мартину пришлось отскочить.

— Мышбольшой нагломыш! Какой землеройка карликовый?

Гремя своим поленом, вперед выступил Паллум и вступился за Мартина:

— Могучевеликий Балламама, глупомыш незнать ваше племя Большезверь, еще дуросонный от бумтрах по головозад.

Мартин понял замысел Паллума и, подыгрывая ему, стал потирать затылок, бормоча:

— Ох-ох! Дуросонный, дуросонный!

На минуту Амбалла с подозрением прищурилась, но, видимо, ответ ее удовлетворил, и она рассмеялась:

— Хиггиг! Большезверь тебедать многомного бумтрах, ты вдругбыстроспать. Хиггиг!

Мартин сокрушенно кивнул:

— Большезверь могучие воины, бумтрах сильнобольно.

Одобрительно подмигнув Мартину, Паллум обратился к Амбалле от имени пленников:

— О Балламама, недавать этим глупозвери ротесть и бульпить. Непривязать им колодки и невелеть нянчитьвизгушки. Балламама убитьихнасмерть!

Королева Амбалла хотела пнуть Паллума, но вспомнила о его иголках и передумала. Выпрямившись, она величественно провозгласила:

— Балламамаповелеть! Некормить дармоеды, хорошоработай. Принестиколодки. Глупозвери будут хорошняньки для визгушек. Хиггиг!

Вслед за своей королевой рассмеялось все племя карликовых землероек, приплясывая и кувыркаясь по пещере.

Паллум потрясенно уставился на Амбаллу:

— Великий Балламама, мудрейший из Большезвери, какты доэтогододумалась?

В ответ Амбалла презрительно оттопырила губу:

— Простоя не бокколюч, я Балламамавсех Большезверь!

Во второй половине того же дня трое друзей закусывали землероичьим хлебом с орехами, запивая его одуванчиковым крюшоном. Как и у Паллума, их задние лапы были искусно привязаны к толстым поленьям, которые приходилось таскать за собой.

Мартин пнул свою колодку лапой:

— Колодки, чтоб их, да еще изволь нянчить этих визгушек. По мне, лучше смерть!

Роза хихикнула:

— Ну-ну, Мартин, признайся: в глубине души ты их любишь, особенно маленького Динджера.

Грумм поспешно доел свой хлеб:

— Эй, берегитесь, сюда этот маленький паршивец топает и вся его, это самое… ватага.

На пленников набросилась толпа визгушек, возглавляемая Динджером. Они вмиг разбросали хлеб и вылили на землю крюшон. Динджер ткнул в Мартина своей палочкой:

— Налапы, мышбольшой. Мыхотим кататьсяколодка!

Остаток дня Мартину с Груммом пришлось катать визгушек на своих колодках. Сидя на поленьях, зверьки во все горло распевали, хохотали и требовали волочить их быстрее. Розу с Паллумом отрядили прибрать спальню малышей и застелить их постельки.

В течение дня Мартин и его друзья неплохо освоили язык карликовых землероек. Это оказалось не так уж сложно. Ближе к вечеру Мартин с Груммом прислуживали своим подопечным за ужином. Грумм, в которого швырнули тарелкой, вытер с макушки кашу.

— Бр-р, эти визгушки — настоящие бандюжки.

Визгушки весело захихикали и, набрав в рот земляничного морса, дружно поливали им Грумма. Появились натужно улыбающиеся Паллум с Розой:

— Идемидем, спатьпора, визгушкидетки. Спатьпора!

Услышав эти слова, визгушки бросились врассыпную и попрятались кто куда, требуя, чтобы пленники их нашли:

— Хиггиг, поймайнас, быстромышка!

Паллум, имевший богатый опыт обращения с визгушками, давно изучил все их убежища. Отводя малышей в спальню, Мартин заметил, что Амбалла и еще несколько землероек внимательно следят за тем, чтобы никто из пленников не поднял лапу на детенышей и не сказал им грубого слова. В племени Большезверь визгушки были едва ли не предметом поклонения.

В спальне зверьки принялись носиться по застеленным кроватям, скидывая на пол одеяла и прыгая на подушках.

— Паллум, что нужно сделать, чтобы эти разбойники угомонились и заснули? — простонал Мартин.

— Песняпой.

Услышав магическое слово, визгушки тут же попадали на кроватки, взбили подушки, завернулись в одеяла и стали просить:

— Песняпой, мыхотим песняпой.

Паллум тут же запел:

Как ни странно, визгушки стали засыпать. Зевая и улыбаясь, они бормотали: «Каккрасиво, каккрасиво. Спойеще».

Едва не рассмеявшись, Грумм подтянул Паллуму басом:

Судя по негромкому посапыванию, визгушки наконец заснули.

Роза с облегчением обтерла лоб:

— Фу-у! Не удивляюсь, что их мамы не хотят за ними смотреть.

Паллум указал на лежавшие в углу матрацы:

— Можно больше не улыбаться и отдохнуть. Я пойду принесу чего-нибудь на ужин.

Измученные няньки рухнули на матрац.

— Если эти негодники проснутся, так я… это самое… в море брошусь! — простонал Грумм.

С трудом приоткрыв глаза, Мартин смотрел, как к ним подходит Паллум с подносом, полным еды.

— Куда бы ни вынесло Феллдо с Бромом, хуже, чем нам, им вряд ли будет. Нянчить этих маленьких паршивцев — бр-р!

 

12

Бадранг и капитан Трамун Клогг заключили между собой союз. Они изложили условия договора на длинном берестяном свитке и скрепили его подписями; Бадранг поставил подпись с замысловатым росчерком, а Клогг нацарапал крест и под ним изобразил нечто напоминавшее деревянный башмак — это был его личный знак. Со стороны Маршанка договор засвидетельствовал Гуррад, а со стороны пиратов — хорек Боггс. За стаканом вина, которое Бадранг выставил по случаю подписания договора, Трамун повторял его условия:

— Значит, ты даешь мне взаймы рабов, чтобы отремонтировать мой корабль. Я же обязуюсь не нападать и не требовать больше рабочей силы. Я признаю, что данные мне заимообразно рабы принадлежат тебе и их надо вернуть. Так, что ли?

Бадранг пригубил вино и, хлопнув по свитку, кивнул:

— Вот именно, но не забудь. Когда у тебя снова будет исправное судно, я оставлю половину твоей команды у себя в заложниках. Когда ты вернешься из плавания, захватив новых рабов, — если, конечно, такое случится, — мы поделим этих рабов между собой поровну, а я верну тебе заложников, и твой экипаж снова будет полностью укомплектован.

Клогг погладил свои заплетенные в косички усы и прищурился:

— А я зато могу брать провиант для моих ребят из твоих запасов и расквартировывать их в твоем замке, хотя не имею права разглашать другим пиратам, с которыми встречусь в море, где он находится.

Бадранг кивнул и вновь наполнил кубок Клогга:

— Вот именно! Но помни, Трамун, после того как мы поделим между собой первую партию рабов, ты обязуешься продавать остальных добытых тобой рабов только мне. А я буду снабжать тебя наилучшим оружием, провиантом и товарами для торговли.

Запрокинув голову, Клогг залпом осушил кубок и обнял лапой Бадранга за плечи:

— Как в старые добрые времена, а?

Бадранг в свою очередь обнял Клогга:

— Правда твоя, Трамун, как в старые добрые времена. Только на этот раз чтоб безо всяких там закулисных сделок, предателей и шпионов.

— Шпионов? Ты что, братишка, когда это я подсылал к тебе шпионов?

— Ну, ну, я и так знаю, что не подсылал. Знаешь, если б я заподозрил, что в моей крепости завелся шпион, я бы привязал его к воротам и превратил в мишень для своих лучников — видишь, вон как того лиса?

Взяв Клогга лапой за затылок, Бадранг повернул его голову в сторону главных ворот Маршанка. На них висел труп Скалрага, утыканный стрелами, как подушечка для булавок.

Внутри у Клогга все похолодело, но он заставил себя ухмыльнуться от уха до уха.

Лучи восходящего солнца озарили берег за мысом; день обещал быть жарким. Дубрябина впряглась в оглобли ярко разрисованной повозки и потащила ее вдоль побережья, прочь от Маршанка.

Еще до полудня бродячая труппа «Шиповник» встала лагерем на обрыве, откуда можно было видеть всю округу как на ладони, оставаясь при этом незамеченной. Заяц Баллау и Дубрябина о чем-то совещались, а все остальные принялись распаковывать вещи и готовить завтрак. Бром помогал Гоучи и Кастерн готовить луковый суп с бобами; посмеиваясь, мыши наблюдали, как красавица белочка Селандина без тени стеснения заигрывает с Феллдо. Тот, краснея до кончика хвоста, делал вид, что его не занимают такие глупости, и усердно разгружал повозку.

— Ах, Феллдо, какой ты сильный! Ты поднял этот огромный сундук, как перышко. Держу пари, сильнее тебя белки во всей стране не сыскать!

От смущения у бедного Феллдо язык прилип к гортани. Он отошел от повозки и стал ломать хворост для костра.

Белочка Трефоль бесцеремонно вручила Селандине ворох грязных кафтанов:

— Ну-ка, милочка, займи свои лапки делом: простирни-ка вот это и оставь беднягу в покое, пока он окончательно не превратился в свеклу!

Соблазнительница обиженно надула губки и ретировалась, нагруженная грязной одеждой, а Трефоль принялась помогать Феллдо ломать хворост.

— Не обращай на нее внимания. Она и стрекозкам глазки строит, сама видела!

Завтрак получился незатейливый, но вкусный: сначала горячий суп, а на второе пшеничные оладьи с медом.

Дубрябина покачала своей огромной головой:

— Во имя всех садов и огородов, никак не могу понять, что нас заставило забрести в эти горы. Нам было так хорошо на юге — приветливая публика, красивые места…

Баллау поглощал оладьи с невероятной быстротой.

— Вот-вот, а с чем приходится иметь дело в этой глухомани? Куда ни глянь — сплошные крепости, тираны да пираты. Пожалуй, единственный приятный сюрприз — встреча с этими двумя милыми парнями.

— Не перебивай! — сказала барсучиха. — Я хочу сказать о наших новых друзьях, Феллдо и Броме. К добру это или к худу, мы все равно здесь, так что давайте хотя бы проведем время с пользой. Само собой разумеется, мы будем повсюду искать их товарищей — Мартина, Розу и Грумма. Но пока что, как сказал нам Феллдо, его старого отца Баркджона держат в рабстве в этой ужасной крепости…

— Слушай, старушенция, хватит ходить вокруг да около. Мы хотим спасти папашу Феллдо, так, что ли?

— Да! — последовал единодушный ответ.

Дубрябина, улыбнувшись, передала Баллау новую порцию оладий:

— Итак, нам нужно выработать план действий. Знаете ли вы, как бродячим комедиантам лучше всего разведать в замке, что к чему?

Баклер поднял липкую от меда лапу:

— А как же! Нужно туда отправиться и устроить… это самое… представление.

— Что-о? — поперхнулся Феллдо. — То, что вы предлагаете вызволить из рабства моего папу, — это, конечно, очень любезно с вашей стороны, но мы договорились с Мартином встретиться в Полуденной долине. Мы хотим собрать там войско и освободить всех рабов, до единого. И как бы там ни было, в Маршанке вы протянете не дольше, чем соломинка в костре.

Мышка Кастерн фыркнула:

— Слушай, рыжий, если бы ты прошел с нами хоть половину наших дорог и увидел хоть половину наших приключений, ты бы так не говорил.

— Еще бы, старина. Помнишь, Гоучи, как мы играли «Любовь лягушки и червяка» перед злобными жабами из южных болот?

Дубрябина подмигнула Феллдо и Брому:

— Так что за нас не тревожьтесь. Мы знаем, что делаем.

Трефоль принялась что-то искать в повозке.

— И не надо нас благодарить. Мы отправимся в Маршанк не одни — вы тоже будете участвовать в представлении.

Встревоженный Бром так и подпрыгнул:

— Но нас же сразу узнают!

Кастерн нахлобучила мышонку на голову огромную маску лягушки:

— Вот так теперь тебя и мама родная не узнает.

Дубрябина хлопнула своими громадными лапами:

— Ладно, убирайте со стола. Пора репетировать. Феллдо, из тебя, я думаю, получится отличный силовой жонглер…

Длинные ресницы Селандины затрепетали.

— О-о, мной он может жонглировать где угодно и когда угодно!

Дубрябина красноречиво посмотрела на нее и как ни в чем не бывало продолжила:

— Бром, жаль, что тебе нельзя будет петь. Голос у тебя слишком приметный. Но думаю, из тебя выйдет прекрасная лягушка.

Баклер наклеил Феллдо на нос большой красный шарик, и тот озадаченно тряхнул головой:

— Такое сумасбродство, что грех не попробовать!

 

13

Было всего лишь раннее утро, а Мартин уже порядком устал. Ночью друзей не раз будил знакомый крик: «Бульбуль-пить!» Похоже, этой ночью всех визгушек замучила жажда.

От стола, за которым шумно завтракали визгушки, отошла Роза, волоча свое полено. Она была с ног до головы заляпана едой и питьем. — Доброе утро, Мартин. После завтрака мы поведем визгушек на берег купаться в бухточках, укрытых за скалами. Землеройки каждый день ходят туда проверять рыбачьи сети. Когда погода, как сегодня, хорошая, этих безобразников берут с собой, чтобы они порезвились в воде.

Спуск с обрыва на берег оказался не таким трудным, каким представлялся вначале. Землеройки вырубили в скале незаметные для постороннего глаза ступеньки. Под пристальными взглядами землероек четверо друзей переносили всех визгушек на закорках. Когда подданные Амбаллы занялись сетями, королева повернулась к Паллуму:

— Визгушки теперьиграть, высмотреть хорошхорош! Погрозив мечом, она уселась поудобнее, выбрав себе такое место, откуда можно было уследить за всем.

Самым большим безобразником, как всегда, был непоседливый отпрыск Амбаллы, малыш Динджер. Остальные визгушки вели себя относительно безобидно и весело зарывали Грумма по шею в песок. Мартин, Роза и Паллум строили для остальных песочный замок. Паллум указал на Грумма:

— Это я ненавижу больше всего, а Грумму, похоже, нравится.

Крот выпростал из песка лапу и помахал им:

— А то как же, кругом жара такая, а тут, значится… прохладно. Лучше не бывает!

— Тихогрумм, сидитихо! — И несколько визгушек начали обмазывать голову Грумма мокрой тиной.

Мартин оглянулся по сторонам, ища Динджера, который куда-то запропастился. Первой его заметила Роза:

— Вон он, маленький негодник. Смотри, наверх полез!

Динджеру, который отбился от остальных визгушек, взбрело в голову залезть на обрыв. В том месте, которое он выбрал, скалы были крутыми и скользкими, а повыше торчали острые выступы. Терпение Мартина лопнуло. Он вскочил, указывая лапой на шалуна:

— Спускайся, глупый, упадешь ведь!

Разгневанная таким непочтением Амбалла с силой швырнула камешек в спину Мартина:

— Мышбольшой нагломыш! Неговоритьтак Балламамин сын, плохослова. Балламама убитьзарезать мышбольшой!

Мартин хотел что-то возразить, как вдруг послышался хриплый зловещий крик:

— Йиииаааккк!

Большой баклан камнем упал вниз и подхватил со скал Динджера. Повиснув в желтом клюве хищника, который держал его за хвостик и подол рубашонки, наследник престола карликовых землероек взмыл в воздух. Он трепыхался и визжал, как крохотный поросенок. Все на берегу замерли, воздух огласили горестные причитания Амбаллы:

— О-а-а-а-а, о-а-а-а-а-а! Динджернет, онпогиб какпапа, какпапа!

— Помню, когда я был помоложе, — шепнул Паллум Розе, — отца Динджера унес такой же большой баклан.

Амбалла соскользнула со своего сиденья на скалах, закрыла лапами глаза и безутешно зарыдала:

— Нетбольше Динджермаленький! Онуже умерпогиб!

Схватив королеву, Мартин рывком поставил ее на лапы:

— Неумер, Балламама, Динджернеумер. Мышбольшой егоспасти!

Схватив меч Амбаллы, который в его лапе казался не больше кинжала, Мартин обрубил веревку своей колодки, сбил с ног двух ближайших землероек, выхватил у них сеть и бросился по берегу в ту сторону, куда полетел баклан. Обернувшись на ходу к друзьям, он крикнул:

— Возьмите еще сетей и за мной! Быстрее!

Баклан сделал круг и опустился на карниз обрыва среди неприступных скал. Динджер без сознания лежал между когтистыми перепончатыми лапами огромной птицы. На карнизе было неряшливо свито большое гнездо, в котором сидели два тощих птенца. Увидев мать, они радостно заклохтали.

На бегу Мартин заметил, что птица села на карниз. Не останавливаясь ни на секунду, он подбежал к обрыву прямо под карнизом. Помедлив только затем, чтобы взять меч в зубы, он изо всех сил подбросил сеть вверх. Она зацепилась за скалу. Дернув за сеть, чтобы проверить надежность, Мартин стал карабкаться вверх, перехватывая лапами сплетенные из водорослей ячейки. Добравшись до того места, где сеть зацепилась, он ее отцепил, раскрутил у себя над головой и снова бросил вверх, где она зацепилась за другой выступ скалы. Мартин полез дальше.

Внизу, на берегу, все племя карликовых землероек неотрывно следило за восхождением Мартина. Расстелив на песке сети, Роза стала связывать четыре из них вместе. Землеройки мешали ей: задрав головы, они ничего не замечали и топтались по сетям. Роза, Паллум и Грумм стали их отталкивать:

— Убирайтесь отсюда. Вы что, не видите, мы хотим ему помочь!

Сверху донесся пронзительный вопль Динджера, который очнулся и понял, что его ждет:

— И-и-и-и-и! Помогитеспасите-е-е-е-е!

Крик малыша придал Мартину сил. Карабкаясь по сети, он взглянул наверх — осталось уже немного. Над краем карниза появилась зареванная мордашка Динджера.

— И-и-и-и-и-и-и! Спасидинджера, спасименя-а-а— а-а-а-а!

Громадная птица клювом оттащила его назад, швырнула малыша к самому гнезду. Выгибая шеи, двое голодных птенцов пытались достать беднягу через край гнезда, и Динджер сжался в комочек.

Внизу, на берегу, Амбалла в ожидании самого худшего закрыла лапами глаза. Роза, пытаясь утешить королеву землероек, обняла ее за плечи:

— Неплачь, Балламама. Мышбольшой могучий воин. Он вернет тебе твоего Динджера, вотувидишь, вотувидишь!

Казалось, Амбалла поняла Розу. Прижавшись к мышке, она нашла в себе мужество посмотреть вверх, на карниз.

Прерывисто дыша от напряжения, Мартин подтянулся и взобрался на карниз, таща за собой сеть.

Увидев его, Динджер подпрыгнул и завопил:

— Мышбольшой, Мышмартин, спасименя-а-а-а!

Развернувшись, баклан уставился своими злобными глазами на Мартина, который уже держал в руках меч.

— Динджер, нешуми, некричи, лежитихо, тихо!

Опустив клюв, баклан стал мелкими шажками подбираться к Мартину. Мышонок взмахнул своим маленьким мечом. Он щелкнул по клюву огромной птицы и отскочил, однако этого хватило, чтобы остановить баклана. Воспользовавшись этим, Мартин развернул сеть и бросил ее конец под ноги баклану. Тот попятился. До Мартина доносились всхлипы оцепеневшего от ужаса Динджера. Делая выпады мечом и размахивая сетью, Мартин постепенно оказался между Динджером и гнездом.

Решив, что птенцы в опасности, баклан развернул крылья и, вытянув шею, зашипел на пришельца. Мартин не сомневался, что баклан готовится к нападению. Запрокинув голову и глядя прямо в глаза баклану, он завопил, надеясь, что его услышат на берегу:

— Растяните сети! Возьмите их все и поднимите!

Роза услышала его голос. Она хотела было заклекотать орлом, но в таком случае баклан наверняка сел бы на гнездо, чтобы защитить птенцов своим телом, и, окажись Мартин или Динджер в гнезде, они бы были раздавлены. Схватившись за угол сети, Роза подняла его в воздух, громко крича:

— Поднять сеть! Натянуть потуже! Живо! Амбалла повторила приказ:

— Поднятьсеть выше, вышевыше! Теперьнатянуть! Услышав приказ своей королевы, все землеройки бросились к сети, за углы которой взялись Роза, Паллум, Грумм и Амбалла.

Сеть была готова: поднята и туго натянута.

Не спуская глаз с баклана, Мартин дотянулся задней лапой до Динджера и легонько толкнул его:

— Теперьвперед, Динджер. Ползи к краю…

Динджер пополз на четвереньках. Баклан, сообразив, что у него отбирают добычу, попытался обойти Мартина и достать клювом Динджера. Мартин сделал выпад мечом. На этот раз ему удалось уколоть птице язык. В ответ она с молниеносной быстротой клюнула Мартина в бок. От боли у Мартина перехватило дыхание. Схватившись за бок, он почувствовал липкую горячую кровь.

Между тем Динджер добрался до края обрыва и уставился в головокружительную бездну.

— Прыгай, Динджер, прыгай! — зашипел на него Мартин.

— И-и-и-и, непрыгать, непрыгать. Динджер боюсь!

Делать было нечего. Стремительно развернувшись, Мартин с силой пнул малыша под хвост, и Динджер полетел с обрыва вниз.

Бух!

Динджер запрыгал вверх-вниз посередине сети.

Издав пронзительный вопль, баклан кинулся на Мартина. Отскочив в сторону, тот раскрутил сеть и набросил ее птице на голову. Сплетенная из водорослей рыболовная сеть зацепилась за клюв и крыло баклана и упала на землю, опутав одну из перепончатых лап. Упав на бок, Мартин дернул сеть на себя. Неловко вывернув шею, баклан пытался освободиться, но Мартин сделал подсечку, и баклан, окончательно запутавшийся в сети, повалился набок.

Мартин понимал, что сеть не задержит огромную птицу надолго, но убивать ее тоже не хотел — в гнезде пронзительно кричали два птенца. Повернувшись к упавшему баклану, Мартин сдернул с него сеть и побежал к обрыву, крича что есть мочи:

— Держите сеть, прыгаю-у-у-у-у-у!

Подпрыгнув, мышонок бросился вниз. У него захватило дыхание, в ушах засвистел ветер. Растопырив все четыре лапы, он камнем рухнул в сеть.

У стоявших на берегу вырвался радостный крик. Роза, Паллум и Грумм поспешили помочь Мартину выбраться из сети. Мышка оторвала от своей юбки полоску ткани:

— Ты ранен. Дай-ка взглянуть. Слава всем сезонам, рана неглубокая!!

Мартин дал ей перевязать себе бок. Улыбаясь сквозь слезы, подошла Амбалла. Мартин протянул ей меч, но она его не взяла:

— Мышмартин, мышвоин, сильныйхрабрый, спасмой Динджермаленький. Чтохочешь? Просичего пожелаешь!

Толкнув Мартина в бок, Паллум прошептал:

— Она сейчас предложила тебе просить все, что ты пожелаешь, за то, что ты спас Динджера. Я не припомню, чтобы королева когда-нибудь так поступала.

Столпившиеся землеройки затихли. Подняв меч, Мартин двумя быстрыми ударами освободил Розу от колодки. Затем, решительно подойдя к Грумму и Паллуму, он обрубил сплетенные из водорослей веревки, которые привязывали их к поленьям. Паллум уже и не помнил, когда в последний раз ходил без громыхающего сзади тяжелого полена. Он взял лапами обрубленные концы веревок и тихо заплакал. Мартин посмотрел королеве карликовых землероек в глаза:

— Мы хотим свободы!

Тишина на берегу стала гнетущей; Амбалла величественно выпрямилась, ее горящие глазки выдержали взгляд Мартина.

— Балламамаповелеть. Вывсе идтисвобода!

Землеройки расступились, освобождая проход четверым друзьям. Они молча шли вперед, держа обрубленные веревки в лапах, чтобы не споткнуться.

Внезапно к Мартину, размахивая палочкой, подбежал Динджер и изо всех сил ударил своего спасителя. Мартин поморщился: удар пришелся в шею. Динджер злобно бил его и, все больше распаляясь, вопил:

— Мышболыной меняпнуть. Убитьзарезать мышболыной. Онпнуть меня, Динджера!

В ту же секунду между ними оказалась Амбалла. Схватив Динджера за шиворот, она вырвала у него палочку, сломала ее и выбросила, а потом, схватив сына за хвостик, стала изо всех сил шлепать его свободной лапой:

— Мартин правдусказать, что тыглупый… глупый… звереныш!

Под приветственные крики землероек, которым вторили отчаянные завывания Динджера, четверо друзей зашагали по залитому утренним солнцем берегу прочь.

 

14

Капитан Трамун Клогг повел своих пиратов за мыс посмотреть, годится ли что-нибудь из остатков его сгоревшего корабля в дело, а Бадранг между тем занялся другими делами. В длинном доме перед тираном стоял Друвп. Бадранг велел своим помощникам, Гурраду и Хиску, принести для шпиона еды. Перед Друвпом поставили жареную чайку, запеченную рыбу, свежий хлеб и флягу вина из дикой сливы, но внезапно у предателя пропал весь аппетит. Он не мог отвести глаз от длинных розог в лапах Гуррада и Хиска, а вид всемогущего Бадранга вселял в него благоговейный ужас. Друвп уже рассказал все, что знал, но Бадрангу этого было мало. Глаза горностая злобно сверкали, и было трудно понять, как он сейчас поступит.

— Вот что, Друвп, давай-ка поговорим начистоту. Ты знал, что узники готовят побег из темницы, но тебе неизвестно, как им это удалось. Ты знаешь главарей мятежников, и тебе известно, что они прячут в загоне оружие, но тебе неведомы их планы. Не считай меня дураком!

— Я знаю место, где спрятано оружие.

Бадранг обменялся ухмылками с Хиском и Гуррадом. Вскочив с кресла, он подошел и погладил Друвпа по спине, чувствуя, как шпион вздрагивает от его прикосновений.

— Именно это мне и надо. Скажи мне, где оно спрятано.

— Властитель, оно закопано внутри загона для рабов, под тюфяком выдры Туллгрю. Я видел, как она копает яму. Она меня не заметила и не знает, что я за ней следил.

Бадранг повернулся к своим помощникам:

— Пойдем посмотрим. Молодец, Друвп. Отныне ты будешь моими глазами и ушами среди рабов. Садись, ешь, пей и чувствуй себя как дома.

Едва Бадранг и его приспешники вышли за порог длинного дома, Друвп ощутил, как к нему возвращается уверенность в себе, а заодно и аппетит. Усевшись за стол, он налил себе большой кубок вина и отломил ножку жареной чайки. От мягкого хлеба, которым он набил себе рот, исходил чудесный аромат. Отхлебнув вина и вонзив зубы в горячее мясо, Друвп впервые за долгое время позволил себе улыбнуться. Пусть другие играют в благородство. Он занят более важным делом — спасает свою шкуру.

Бадранг стоял посредине загона, загадочно улыбаясь. Рабы нервно переминались с лапы на лапу: между ними, помахивая розгами, расхаживали Хиск и Гуррад. Тиран обратился к пленникам вкрадчивым, почти дружелюбным тоном:

— Что ж, недельку передохнули, пора и честь знать: завтра за работу. Встаньте-ка у коек, а мы вас пересчитаем по головам.

Рабы поспешно повиновались. В загоне воцарилась зловещая тишина: офицеры обходили испуганных пленников, стоявших возле жалких мешков с соломой, служивших им постелью. Гуррад шел с одной стороны, Хиск с другой, они тыкали своими прутьями в грудь каждого и считали.

Старый еж Кустогор стоял рядом с мышонком по имени Удод. Когда Гуррад протянул свою розгу, чтобы ткнуть ею мышонку в грудь, Кустогор отвел ее лапой и смело спросил:

— В чем дело? Что вам от нас нужно?

— Твое имя, кажется, Кустогор? — Бадранг по-прежнему говорил деланно-добродушным тоном. — Скажите-ка, а кто из вас Баркджон?

Отец Феллдо сделал шаг вперед:

— Я Баркджон.

Глаза Бадранга рыскали по сторонам.

— Кейла, есть тут выдра по имени Кейла?

— Да, это я! — поднял лапу Кейла.

Минуту Бадранг пристально разглядывал его:

— Отлично, отлично. Можешь ты мне сказать, кто из вас Туллгрю? Тоже выдра, как и ты.

Прежде чем ответить, Кейла переглянулся с Баркджоном и Кустогором:

— Туллгрю? Нет здесь никакой Туллгрю.

Голос Бадранга посуровел:

— Если будешь лгать, вы все трое умрете. Кто здесь Туллгрю?

Туллгрю не могла видеть своих друзей в опасности. Она подняла лапу:

— Меня зовут Туллгрю.

Подойдя к ней, Бадранг пнул ногой ее тюфяк:

— Убери это и копай.

Туллгрю медленно повиновалась. Баркджон переглянулся с Кустогором; в глазах у них была печаль и обреченность. Туллгрю уже выкопала яму в половину своего роста. Пот заливал ей лицо, помогая скрыть нараставшее изумление.

Бадранг заподозрил неладное:

— Гуррад, Хиск! Вышвырните эту выдру из ямы и копайте вместо нее!

Те стремглав бросились исполнять приказ. Положив свои розги на землю, они вытащили Туллгрю из ямы и что было сил заработали лапами; их подгонял злобный огонек в глазах тирана.

Яма уже скрывала их почти до макушки, но, кроме земли, ничего не встречалось. Бадранг яростно бросил:

— Вылезайте, болваны. Неужели не видите, что там ничего нет?

Хиск и Гуррад вылезли из ямы и поплелись вслед за тираном, который бросился прочь из загона. Туллгрю развела лапами:

— Куда подевалось наше оружие? Баркджон погрозил Кейле лапой:

— Ты знаешь, жулик ты этакий!

Кейла плутовато улыбнулся:

— Я-то знаю, а вот Друвп — нет. Он следил, как Туллгрю закапывает оружие, а я следил за ним. Когда он заснул, я осторожненько сдвинул тюфяк Туллгрю вместе с ней в сторону. Она так устала, что даже не пошевелилась. А я все выкопал и перепрятал.

Туллгрю изумленно тряхнула головой:

— Где ж ты его спрятал?

— Зарыл в самом центре загона, как раз там, где стоял Бадранг!

Сидя среди объедков своего пиршества, Друвп смаковал вино, когда дверь с грохотом распахнулась. Влетел Бадранг, а с ним — Гуррад и Хиск. Вино пролилось на стол, кубок полетел в стену. Из-под Друвпа вышибли стул, и он растянулся навзничь на полу, когти Бадранга приблизились к его горлу.

— Ты выставил меня на посмешище, Друвп. — В голосе горностая клокотал едва сдерживаемый гнев. — Мне бы следовало тебя убить, но я этого не сделаю. Ты и дальше будешь для меня шпионить. Но сначала ты должен получить хороший урок.

К горлу Друвпа подкатил всхлип, когда Бадранг крикнул своим помощникам:

— Подайте-ка мне розги и встаньте у двери, чтоб он не убежал!

Стоял душный летний вечер, день шел к концу. Вдоль берега горели костры — пираты Трамуна Клогга готовили ужин. Капитан не позволил им встать на постой в замке Бадранга, где шайка тирана могла перебить их сонными, — лучше оставаться на открытом берегу, у самой воды.

Во время отлива Клогг осмотрел корпус своего корабля. Как оказалось, его вполне можно было вытащить на берег и попытаться нарастить борта. Клогг подсел к костру, и от его промокшей одежды пошел пар. Он грыз жареную макрель и шумно пил из кувшина эль из морских водорослей.

В сумерках он не заметил диковинно одетого зайца, пока тот не подал голос:

— Послушай-ка, старина, нельзя ли и мне удружить глоточек эля? Обожаю, знаешь, всякую моряцкую бурду.

Невозмутимый Клогг прижал к себе кувшин и окинул странного зверя негодующим взглядом:

— Пей свое, кролик. Слушай, а ты что, не из моей команды?

Заяц бесцеремонно пихнул его в бок и подмигнул:

— А на халяву?

Трамун повернулся:

— Эй, Гроуч, кто этот пижон? Он, часом, не из шайки Бадранга?

Гроуч, прищурившись, глянул на зайца:

— В крепости, кэп, я его вроде не видал. Хочешь, я его замочу? — И он вытащил длинный ржавый кинжал,

Баллау — а это был именно он — внезапно вытянул лапу над костром:

— Эй, смотрите-ка!

В воздух поднялся огромный столб зеленого пламени в клубах желтого дыма.

Пираты отпрянули от костра. Из разинутого рта Клогга выпал кусок рыбы и исчез за пазухой его мокрой рубахи.

— Разрази меня гром, кролик-волшебник! Как тебе это удается, братишка?

— Не могу и словечка вымолвить, старая акула. Чтой-то у меня в горле пересохло.

Клогг протянул ему кувшин:

— Ну так промочи глотку.

Баллау потер лапой край кувшина и одним духом его опорожнил. Пиратов это просто потрясло:

— Сколько доброго эля-то даром пропало: все равно что в колодец его выплеснуть!

Баллау высоко подпрыгнул и издал пронзительный вопль:

— О-у-у-у-у-у!

Потом он рухнул навзничь на песок и замер.

— Хо-хо-хо, так и знал, — захохотал Клогг. — Больно много эля разом заглотнул, вот и скапустился. Ну, братва, и чего нам теперь с этим дохлым кроликом делать?

— Да он вовсе и не дохлый, кэп. Глянь-ка, оживает!

Длинные лапы Баллау дрогнули; он застонал и, схватившись одной лапой за горло, засунул другую себе в рот.

Глядя на то, как корчится заяц, Клогг прищурился:

— А теперь чего он выкаблучивает, Крестозуб?

— Похоже, кэп, у него что-то в глотке застряло. Ой, глядите-ка!

Пираты изумленно ахнули: Баллау стал вытаскивать изо рта длинную разноцветную ленту. Ей, казалось, не будет конца: заяц перебирал лапами все быстрее и быстрее, а лента, вылезавшая у него изо рта, меняла цвет: то красная, то синяя, потом розовая, коричневая, лиловая и, наконец, ярко-желтая с надписью, выведенной большими черными буквами.

Баллау сел и прочел эту надпись вслух:

— «Капитан Трамун Клогг» — это, должно быть, ты, милейший!

Клогг яростно почесал свою бороду:

— Откуда ты это знаешь?

Баллау наклонился ближе к уху Клогга:

— Мы, кролики-волшебники, еще и не такое знаем. На-ка, держи! — И он преподнес Клоггу румяное яблоко, которое вынул — так казалось — из уха пирата.

От восторга Клогг пристукнул своими деревянными башмаками. Новый друг его просто пленил.

— Хныкса, Боггс, принесите-ка нашему кролику вина и жратвы. Ну, братишка, как тебя зовут?

Баллау вежливо раскланялся:

— Килорк!

— Килорк? Что еще за имя такое?

— Да просто слово «кролик» наоборот, корешок мой пузатенький.

— Ха-а-ха-а-ха! А ну отколи нам еще какую-нибудь волшебную штуку.

Баллау пригорюнился, уши его горестно обвисли:

— Увы, спешу и должен идти. А не хотел бы ты увидеть других зверей-волшебников? Мы можем показать вам иллюзионный аттракцион, а также спектакль о неразделенной любви с такими трюками и кунштюками, которые потрясут вас до глубины души!

— А как же, братишка Килорк, — нетерпеливо кивнул Клогг. — И когда ж ты приведешь своих дружков?

— Да хоть завтра сразу после заката мы придем во двор вон той крепости. Только обещай, что никто не причинит нам вреда.

Клогг положил сомнительной чистоты лапу себе на живот, который ценил гораздо больше сердца:

— Клянусь честью пирата, братишка! Тебе и твоей братве будет оказан королевский прием, вас будут на руках таскать и пылинки с вас сдувать, и я этой вот лапой перережу глотку любому, кто на вас косо посмотрит!

— Тогда до завтра, любезный мой папаша Клогго! — Баллау вытянул лапу над костром. Вспыхнуло ослепительное белое пламя, поднялся клуб густого лилового дыма, и заяц исчез.

Притихшие пираты столпились вокруг костра, протирая глаза, ослепленные яркой вспышкой. Хныкса грустно покачал головой:

— Ну вот и нет кролика-волшебника — пых, и с концами. Как думаешь, кэп, сдержит он слово?

Клогг ответил не сразу: пошарив за пазухой, он выудил недоеденный кусок макрели и, жуя, кивнул:

— Придет, куда денется. Слыхал, как он меня назвал? «Любезный мой папаша Клогго». Красиво, правда?

Мурлыкая про себя какой-то мотивчик, Баллау возвращался в лагерь. Его встретила Дубрябина:

— А-а, вот и наш кролик-волшебник Килорк. Ну, как твой дебют в стане пиратов?

— Сама ты кролик-волшебник, толстуха в полосочку. — Баллау схватил большую ватрушку. — Завтра вечером у нас премьера в главном дворе крепости Поганка… в смысле Маршанка.

При свете месяца бродячая труппа «Шиповник» принялась репетировать завтрашнее представление. Феллдо и Бром быстро овладевали актерским мастерством — другого выхода у них просто не было.

 

15

На расстоянии дня пути к югу от становища землероек Мартин и его друзья устраивались на ночлег. Пришлось обойтись без костра. Кто знает, что их может ждать в незнакомой местности. Уставшая компания растянулась на опушке рощицы, простиравшейся почти до самого обрыва. Грумм погладил свой живот:

— Уж вы меня, значится… извините, просто мой живот, это самое… думает, что мой рот есть разучился.

— Чего бы я сейчас не отдала за самую обычную овсяную лепешку! — откликнулась Роза.

Внезапно Розу ударила по голове лепешка и, отскочив, упала на землю. Пока ошеломленная Роза ее разглядывала, Грумм поднял лепешку и откусил кусочек:

— Ой, да она теплая и медом намазана!

— Эй! А мне можно лепешку? — с вызовом крикнул в темноту Паллум.

Стоило ему произнести эти слова, как рядом с ним на землю плюхнулась вторая лепешка. Не мучая себя вопросом, откуда она появилась, еж захихикал от удовольствия. Паллум был от природы простодушен и смотрел на жизнь с сугубо практической точки зрения.

— Давай, Мартин. Теперь твоя очередь. Попроси и ты!

Зажав в лапе маленький меч Амбаллы, мышонок встал и принял боевую стойку. Вглядываясь в темноту, он вполголоса произнес:

— Я бы тоже не прочь получить лепешку с медом. Неплохо бы ее и чем-нибудь запить — скажем, земляничным крюшоном.

Брошенная сверху лепешка стукнула его по задней лапе; проследить, откуда ее бросили, не удалось. Когда Мартин нагнулся, чтобы поднять ее, из леса послышался голос:

— Лепешки, милые мои, берите, а стаканчики, это самое… кидать или питье на землю лить — это уж дудки!

Грумм замахал своей поварешкой, которую землеройки ему вернули:

— Знаю я это наречие. Это ж, значится… крот, такой же как я!

Из темноты, тяжело ступая, вышла кротиха в огромном, не по размеру домашнем чепце и необъятном переднике в цветочек.

— И вовсе я не такая, как ты. Такой, как я, значится… другой на свете нет, а зовут меня Полликин.

Вытерев лапы о передник, она уселась на траву, как будто была знакома с путниками всю жизнь:

— Ну и жаркий же, это… денек выдался, а? Испекла я, значится, лепешки эти самые и положила в тенечек остыть, вдруг слышу — кому-то лепешек страсть как хочется. Ну я и кинула парочку.

Роза рассмеялась своим чудесным звонким смехом:

— Какая ты добрая, Полликин. Спасибо!

Кротиха встала и деловито отряхнулась:

— Вы-то небось, это… оголодали да и пить хотите? Пойдем ко мне, это самое… домой.

По дороге через лес друзья представились Полликин и рассказали ей свою историю. Когда они дошли до ее жилища, Грумм, задрав голову, посмотрел на него и не поверил своим глазам:

— Ну и дела! Кротиха, это самое… на дереве живет, надо же!

И действительно, Полликин жила на дереве. Это был старый высохший дуб, который когда-то, падая, уперся в высокую скалу да так и остался стоять. Его ствол служил своего рода лестницей, по которой Полликин привела путников в большую комнату, построенную между тремя толстыми сучьями. Пол и потолок в ней были связаны из валежника и хорошо проконопачены мхом, землей и листьями. Стены были искусно сплетены из веток росших вокруг деревьев. Присев на обомшелую ветку, служившую старой кротихе кроватью, путники слушали болтовню Полликин, которая готовила им ужин:

— Эх-хе-хе, одна я теперь осталась на всем белом свете. Дети, значится… выросли, племя мое ушло, так что живу я, это… сама по себе, на дереве. Вот, угощайтесь: чем богаты, тем и рады. Я чего покушать завсегда много держу. Если вам, милые мои, сказать, сколько гостей ко мне приходит, — так вы, это самое… не поверите.

Вскоре наступила тишина: рты были заняты серьезным делом — едой. Когда едоки насытились, старая кротиха снова заговорила:

— Друзья, которых вы, это… ищете, здесь не проходили.

Вздохнув, Роза налила себе мятного чая.

— Надеюсь, они живы и здоровы, Полликин.

Кротиха закрыла глаза и кивнула головой:

— Да уж, милая, сейчас они, значится… очень даже живы и здоровы, уж вы не беспокойтесь.

— Откуда ты знаешь?

— Да я много чего знаю, а откуда — почем мне знать? Всякое в мою голову старую влетает и вылетает, как пчелки эти самые из улья.

Мартин, забыв о еде, во все глаза разглядывал мудрую кротиху:

— Я как тебя увидел, сразу понял, что ты — необыкновенная.

Полликин пожала плечами:

— Ничего не могу с этим поделать, мышонок. Ты, значится… воин, как отец твой. Ножичек, что сейчас при тебе, — это не его меч. Тебе, значится… большой путь пройти надо, прежде чем этот меч к тебе вернется. Да только воин — он и без меча воин. Много я на своем веку воинов повидала — и сильных, и храбрых, а такого, как ты, Мартин, видеть не приходилось.

Тут старая кротиха задумалась и умолкла. Закончив ужин, путники легли и вскоре заснули. Пробиваясь через листья, из которых были сплетены стены домика, лучи падали на четырех спящих друзей. Неслышно подойдя, Полликин нежно погладила их, покачала головой и вытерла глаза передником:

— Бедные вы мои, сколько у вас впереди счастья, а уж горя… ежели бы вы только знали. Хорошо, что мне уж недолго жить осталось и судьбы других в старой моей голове держать.

Мартина разбудило пение птиц; открыв глаза, он увидел золотые лучи восходящего солнца, которые, пробиваясь сквозь сплетенные из листьев стены домика старой кротихи, становились зелеными. Бесшумно поднявшись, Мартин слез по стволу дуба на землю. Неподалеку из скалы бил родник, вода с журчанием стекала в небольшую ямку. Мышонок с удовольствием вымыл мордочку и лапы. Мимо него торопливо прошла Полликин с корзинкой:

— Доброе утречко, Мартин. Глянь-ка, грибочки да орехи, значится… ранние, а вот зелень — салат да яблочки дикие.

Из дома вышел явно успевший снова проголодаться Паллум, заглянул в корзинку и кивнул:

— М-м-м, вкуснотища-то какая! — Еж протянул лапу к маленькому грибку, но старая кротиха строго шлепнула по ней:

— Не лапай, безобразник! Подожди, пока я завтрак приготовлю.

Грумм с Розой наскоро ополоснулись в роднике и, отряхнувшись, поспешили наверх, в домик на дереве, завтракать.

Наевшись, Грумм сказал с сожалением:

— Ты уж прости, хозяюшка, жутко, это самое…жаль, да только нам пора уже в путь.

Сев рядом со старой кротихой, Роза погладила ее по спине:

— Мне, Полликин, хотелось бы остаться у тебя навсегда, но мы должны найти моего брата Брома и нашего друга Феллдо — если, конечно, они еще живы.

Полликин вздохнула:

— Я ж вам вчера вечером толковала — живы они оба, живы, это самое… и здоровы. Не спрашивайте, откуда я знаю, я вам не скажу, да только поверьте на слово — точно знаю. Отправляйтесь прямиком в Полуденную долину, а от крепости той злодейской держитесь подальше. Если вы туда вернетесь, с вами несчастье приключится.

Мартин подался вперед:

— Какое несчастье, Полликин?

Кротиха закрыла глаза и закачалась взад-вперед:

— Да нет, Мартин, этого я вам не скажу, а то навру еще чего-нибудь, а память моя старая нынче со мной всякие шутки играет.

Друзья не стали больше говорить на эту тему, но у Розы остался еще один вопрос:

— Ты нам посоветовала отправляться в Полуденную долину. По-моему, это правильно, но дело в том, что я понятия не имею, как туда добраться.

Кротиха стала медленно шарить по своим шкафам и ларям:

— Я, милая, писать-то да рисовать не велика мастерица. Вот, возьми-ка да запиши, что я скажу, а я пока вам, значится… в дорогу чего поесть соберу.

Роза взяла предложенную рогожку и древесный уголек. Она тщательно записала все, что говорила ей Полликин, иногда переспрашивая ее по два-три раза. Старая кротиха набивала провизией котомки и одновременно диктовала Розе свои наставления, но без особой радости: очень уж ей хотелось, чтобы гости задержались подольше.

Лучи полуденного солнца косо падали сквозь листья, когда Полликин незаметно ушла за новыми припасами для своих опустевших ларей. Трое друзей углубились в изучение записей Розы. Грумм смущенно улыбнулся:

— Знаешь, Роза, я в грамоте, это… не шибко силен. Может, вслух прочтешь?

Роза медленно прочла:

Мартин задумчиво поскреб подбородок:

— Жаль, что Полликин не сказала яснее.

Роза пожала плечами:

— Она просто не хочет, чтобы мы уходили: бедной кротихе тут так одиноко. Однако она знала, что мы должны дойти до Полуденной долины, и постаралась изложить все в рифму. Давайте-ка будем читать понемногу, а в пути все яснее станет. Но что значит — идти за тенью?

Паллум вскинул котомку на плечо.

— Думаю, это значит — солнце должно светить нам в спину, а мы должны идти за своей тенью. Ладно, пошли. А ну-ка…— Он взглянул на солнце и прикинул его путь по небу. — Значит, идем вон туда, прямо в чащу.

Грумм с неохотой поднял котомку:

— А где ж, это самое… Полликин?

Роза показала на росший вокруг густой кустарник:

— Где-нибудь спряталась потихоньку и дуется на нас, да и неудивительно. Мне и самой невесело отсюда уходить, но нам нужно идти. Спою-ка я ей на прощание. Не сомневаюсь, она меня услышит.

И друзья двинулись в путь. Мартин смотрел на дорогу перед собой, вслушиваясь в прекрасный голос Розы:

Путники уже углубились в зеленую чащу, когда Грумм всхлипнул и утер катившиеся из глаз слезы:

— Ох, просто, это самое… сердце разрывается. Как думаешь, Паллум, услышала она эту песенку?

Мартин указал лапой на заросли папоротника. Между листьями мелькнул, исчезая, фартук в цветочек.

— Не гадай, Грумм. Она услышала песню Розы. Смотри!

На колючей ветке боярышника, нагнувшейся поперек тропинки, висели покачиваясь, как диковинные плоды, четыре куска торта.