ГЛАВА 1

Молодая ежиха Пижма слыла среди обитателей аббатства Рэдволл воплощением серьезности и здравого смысла. Благодаря этому ей — одной из немногих среди молодняка — разрешили выходить за стены аббатства, в основном чтобы собирать травы для снадобий сестры Цецилии. Сквозь полог крон Леса Цветущих Мхов пробивались лучи теплого весеннего солнца; пройдя сквозь нежную дымку молодой листвы, они заливали лес зеленоватым светом. Где-то вдалеке кукушка тянула, бесконечно повторяясь, свою песню, приветствовала наступление нового сезона. Пижма поставила корзинку на мшистую кочку и стала раскладывать еду: головку желтого сыра, маленькие булочки с орехами, немного каштанов в сахаре и фляжку с морсом из бузины. Наскоро протерев уголком передника две деревянные кружки, она внимательно оглядела кроны ближайших деревьев.

— Арвин! — позвала она . — Я знаю, что ты здесь. Вылезай немедленно, а то я съем все одна. Тебе и крошки не достанется.

С ближайшего вяза тотчас же спрыгнул бельчонок, приземлившийся точно к еде. Не выказывая удивления от его неожиданного появления, Пижма стала разворачивать чистые салфетки, строго отчитывая тем временем своего подопечного:

— Тебе было сказано раз и навсегда — так далеко не уходить! Я, между прочим, за тебя отвечаю. А это что за грязные лапы? Вытри их мхом, да получше, а не то ни кусочка не получишь. Слышал, ты, мелюзга?

Арвин обтер лапки о свою чистую льняную рубаху, оставив на ней две грязные черные полосы. Победно улыбнувшись, он немедленно схватил сладкий каштан.

— Я никуда никогда не убегаю, — затараторил бельчонок Никуда я не денусь, и отвечать за меня не придется. Я слишком голоден, чтобы уходить далеко от твоей корзинки.

Пижма попыталась скрыть улыбку, но без особого успеха. Фыркнув, она протянула приятелю кружку морса.

— Мелюзга и есть мелюзга, — сообщила она. — Что с нее взять.

— Да, я мелюзга, страдающая, умирающая с голоду мелюзга. Но сейчас Арвин поест и станет большой и сильной мелюзгой.

Эге-гей! Берегись! Бельчонок ни секунды не мог посидеть на месте. Даже во время еды он все время прыгал вокруг кочки-стола и напевал:

— Мелюзга — ха-ха-ха! Мелюзга — ха-ха-ха! Пижма-фижма — хи-хи-хи!

— Будет тебе Пижма-фижма, если живот заболит от прыжков во время еды, — бурчала себе под нос Пижма, перебирая собранные с утра травы для сестры Цецилии. — Так, стебли зрелой амброзии, свежие побеги ангелики. Посмотрим, что еще нужно сестре Цецилии… Да, еще зимолюбка, надо посмотреть, нет ли ее у скал.

Пижма посмотрела вверх — небо на глазах темнело и затягивалось тучами; вот уже и несколько мелких капель упали на ее мордочку.

— Ну вот, дождь! — вздохнула ежиха. — Кто бы мог предположить. Небо-то было чистое-чистое. Арвин, помоги мне уложить все в корзинку. Доешь потом, пока я поищу в скалах местечко, где можно будет переждать дождик.

Друзья быстро собрали остатки еды и заготовленные травы и направились дальше в глубь леса. Холодный ветер усилился и уже вовсю теребил верхушки деревьев, проделывая в плотном пологе леса дыры для капелек дождя. Затем и вовсе пошел ливень. Глинистая почва словно барабан гудела под мелкой дробью капель. Пижма прикрыла Арвина плащом, и они побежали искать укрытие от непредсказуемой весенней погоды.

— То солнце, то дождь — ну и дела! — верещал бельчонок.

Пижма и Арвин поспешили спрятаться в скале из пластов песчаника. Они наваливались друг на друга, словно книги, упавшие на полке набок.

— Пижма, разведи костер, Арвин хочет погреться, — жалобно проскулил замерзший бельчонок.

Пижма внимательно разглядывала пряно пахнущий росток, попавшийся им под лапы при входе в пещеру. Выслушав жалобы бельчонка, она ответила ему:

— У меня с собой нет ни кремня, ни сухого трута. А кроме того, старый летописец Ролло всегда говорит, что только взрослым и очень опытным зверям можно разжигать костер в лесу. Огонь — страшно опасная штука, если упустить его.

Арвину точка зрения летописца Ролло, похоже, не показалась особо убедительной.

— Огня они, видите ли, боятся. Скажешь тоже. А раз так, — и с этими словами он выскочил из пещеры под дождь, — раз уж я все равно промок до нитки, то теперь мне дождь не страшен. Все, Арвин пошел гулять!

Он тотчас же скрылся из виду, и ежихе оставалось только крикнуть ему вслед:

— Не отходи далеко от камней, слышишь? Не уходи в лес и смотри не порви рубашку, а не то матушка Аума надерет тебе хвост, и поделом!

Пижма с грустью уселась на землю у входа в пещеру и сквозь пелену дождя стала разглядывать землю между ближайших камней, надеясь отыскать еще несколько побегов зимолюбки. Было ясно, что день был безнадежно испорчен дождем. С ее точки зрения, это было нечестно, особенно если вспомнить, сколько ей пришлось упрашивать Ауму, чтобы та отпустила Арвина с нею. Утро было ясным и солнечным; Пижма сама уложила корзинку с едой, еще раз внимательно выслушала указания сестры Цецилии и вышла за ворота, держа корзину одной лапой и Арвина — другой. Чувствовала она себя при этом необычайно взрослой и ответственной. Стоявший на дежурстве выдра Вальджер подмигнул ей и, ободряюще махнув хвостом, выпустил ежиху с бельчонком через главные ворота.

Пижма улыбнулась, вспомнив, каким взглядом провожала ее со стены Фиалка — мышь-полевка. Ох уж эта воображуля Фиалка! Вечно она важничает, напускает на себя то такой, то этакий серьезный вид, вечно язвительно шутит. Но зато легкомысленную и излишне разговорчивую Фиалку никогда не отпустили бы одну за ворота! Молоденькая ежиха не поленилась специально помахать Фиалке лапкой, небрежно сообщив той:

— Я тут прогуляюсь, у меня кое-какие дела есть в Цветущих Мхах. Счастливо оставаться, Фиалка. До встречи.

Ошеломленная полевка чуть не позеленела от зависти. Вот и отлично. Так ей и надо, этой задаваке!

— Пижма-а-а-а!

Жалобный крик Арвина мгновенно вернул ежиху к реальности. Отбросив корзину, она выскочила из пещеры и стала карабкаться по камням в ту сторону, откуда, как ей показалось, донесся плач.

— Пижма-а-а!

Осторожно и не очень ловко ступая по неровным камням, Пижма крикнула в ответ:

— Арвин, ты где? Подавай голос, чтобы я нашла тебя!

— Я провали-и-и-ился! Пижма, помоги-и-и!

Поспешив к тому месту, откуда доносился крик, ежиха опустилась на четвереньки у края широкой трещины в одной из скал. Сунув в темноту передние лапы, она с облегчением почувствовала, что за них тотчас же ухватились мокрые лапки бельчонка.

— Держись крепче, сейчас я тебя вытащу, — пропыхтела Пижма.

Но не успела она начать тянуть Арвина, как тот — ловкий и проворный, — почувствовав опору, мгновенно подтянулся на ее лапах, бесцеремонно наступил ей на нос, затем на затылок и выбрался из своей ловушки.

— Смотри, смотри! — завопил он. — Там… там — внизу!..

Пижма легла на край расщелины и заглянула вниз. Тотчас же раздался испуганный визг: на молоденькую ежиху уставился череп с пустыми глазницами. Его беззубые челюсти, казалось, ухмылялись ей, а дождь, барабанивший по его темени, еще добавлял всей картине зловещей мрачности. В выбеленных костях и истлевших остатках одежды, прилипших к ним, угадывались контуры скелета, попавшего в безжизненную каменную пасть этой расщелины. Прогремел гром, и вспышка молнии на миг осветила место чьей-то трагедии. Еще один возглас ужаса непроизвольно вырвался из груди Пижмы.

Забыв о собранных травах, корзине и остатках еды, не обращая внимания на ливень и пронизывающий ветер, Пижма схватила Арвина за лапку и потащила его за собой — вниз по камням, потом прочь от них, спотыкаясь, падая и кувыркаясь по мокрой траве. Оба зверька мчались по лесу так, словно найденный скелет вот-вот погонится за ними. Они неслись не разбирая дороги, сердца бешено колотились в груди, и единственным их желанием было как можно скорее добраться до безопасных стен родного дома — аббатства Рэдволл.

 

ГЛАВА 2

Говорят, что дальше, чем то место, где солнце опускается в море, лежит остров Сампетра. С первого взгляда это просто тропическая жемчужина, затерявшаяся в бирюзовых водах, там, где всегда стоит вечное лето. На самом деле Сампетра прогнил, как скелет выброшенной на берег летучей рыбы. Все дороги зла сходятся на этом острове, он — гавань для всех морских разбойников. Пираты, морские крысы и прочий океанский сброд — порождения Сампетры, мрачного царства могущественной куницы, жестокого императора Ублаза.

Его еще называют Безумный Глаз, но только тайком, потому что никто из осмелившихся так назвать императора в лицо не прожил после этого и дня. Живет он во дворце, построенном на плоской вершине укрепленной скалы на юго-западе острова. Любой корабль, зашедший в гавань Сампетры, должен платить немалую дань ее повелителю, а тот капитан, который не захочет становиться на якорь во владениях Ублаза, объявляется императорским указом его личным врагом. Это значит, что корабль, а также капитан и вся его команда оказываются вне закона и ограбить или убить их становится делом чести для верноподданных.

Безумный Глаз хитер и могуществен. На острове не растут деревья, но император в одном из дворцовых дворов хранит целый склад леса. Любая доска, любой кусочек дерева, необходимые для ремонта корабля, выдаются только тем, кто верно платит немалую дань властителю. Остров, кстати, еще и отличное место для отдыха и развлечений местного сброда: берега бухты просто усыпаны тавернами. У императора Ублаза состоит на службе полк морских крыс, вооруженных трезубцами, что отличает их от остальных пиратов. Но больше всего внушают ужас огромные хищные ящерицы, прозванные надзирателями. Они обитали на Сампетре еще с незапамятных времени, и лишь Ублаз силой своего взгляда сумел подчинить их себе.

Горностай Конва, капитан пиратского корабля «Морской Змей», становился все мрачнее по мере того, как его судно подходило ближе и ближе к причалу Сампетры. На пирсе уже выстроились крысы с трезубцами и ящерицы-надзиратели, и Конва прекрасно знал, чего они ждут: отконвоировать его во дворец, к самому императору. Знай пират хоть какие-нибудь молитвы или заклинания, он беспрестанно твердил бы их про себя, моля судьбу о том, чтобы Ублаз вдруг забыл о сокровище, названном «Слезами Всех Океанов». Но надежды были тщетны, и воспоминания о страшных, безумных глазах повелителя словно магнитом притягивали обратно в гибельную для него Сампетру.

Не успел корабль пришвартоваться, как у Конвы отобрали капитанский палаш и увели прочь под охраной двух крыс и двух ящериц. Остальная стража поднялась на борт, чтобы члены команды, согнанные в кубрик, не сошли на берег до того, как будет получено разрешение портовых властей.

Конву бесцеремонно втолкнули в какое-то по-варварски роскошное помещение, оказавшееся тронным залом. Сам император восседал на огромном троне из резного кедра.

Ублаз вызывал восхищение. Густой коричневый мех покрывал его от головы до пушистого хвоста; красоты добавляли и кремово-желтые уши, и такого же цвета полоска на шее. Император был облачен в шелковую зеленую мантию с золотой каймой; синие сапфиры сверкали на рукоятке его серебряного кинжала, покоившегося в ножнах из акульей кожи. Лицо Ублаза было неподвижно. Хищные острые зубы виднелись за его чуть приоткрытыми тонкими губами; над напомаженными усами и коричнево-черной точкой носа горели два миндалевидных, черных как ночь глаза. Эти глаза сейчас неподвижно глядели на пирата.

Некоторое время в зале стояла тишина. Император сверлил взглядом оцепеневшего горностая. Беззвучный приказ повелителя заставил капитана говорить:

— О Всемогущий и Всеведущий, все твои приказания мы выполняли честно, не щадя сил. Мы нашли логово выдры Лутры на далеком северном побережье. Напав на них из засады, мы перебили их всех до единой, и все их имущество, все до последней мелочи, было погружено на мой корабль.

Ублаз заговорил тихим, чуть громче шепота, голосом:

— Что же ты захватил? Перечисли мне свою добычу. Пират послушно забормотал:

— Кубки, инкрустированные драгоценными камнями, подносы, костяные браслеты с резьбой — на лапы и на хвосты, одно золотое ожерелье, шкатулка с мелким сиреневым жемчугом, другая шкатулка — из створок ракушки гребешка. В этой шкатулке находилось шесть больших розовых жемчужин.

Император прохрипел:

— «Слезы Всех Океанов»! Ты добыл их для меня! Конву затрясло от страха. Рухнув на мраморный пол, он дрожащим голосом произнес:

— О Всемогущий, их похитили!

Ублаз только вздохнул и откинулся на спинку трона, — видимо, плохая весть не застала его врасплох.

— Расскажи, как это случилось, — потребовал он.

Два надзирателя внесли в тронный зал носилки с рундуком, в котором хранилась добыча пиратов. Ублаз кивнул, и ящерицы молча поставили открытый рундук перед троном.

Тем временем горностай срывающимся голосом продолжал рассказывать:

— Через два месяца после того, как мы перебили племя Лутры, я вел корабль на юг, вдоль берега. Там, где начинается побережье Страны Цветущих Мхов, в море впадает река — я хотел пополнить запасы пресной воды перед долгим переходом через открытое море. Мы бросили якорь в устье реки, и, когда корабль был уже готов вновь поднять паруса, я обнаружил, что пропали два члена команды — ласки Чутконос и Седоглуп. Вместе с ними исчезли и розовые жемчужины из шкатулки. Дезертиры украли их и сбежали с корабля. Почти весь экипаж я отправил в погоню. Через три дня мы нашли тяжело раненного Чутконоса. Эти двое переругались из-за жемчужин, и Седоглуп избавился от сообщника, ткнув его кинжалом. Само собой, Чутконоса и все окрестности мы обыскали, но жемчужин у него не было. Перед смертью он сказал, что успел нанести Седоглупу не менее серьезную рану, рубанув того по голове палашом.

Мы пошли по следу Седоглупа и через два дня вышли к огромному зданию — аббатству Рэдволл. Сомнений не было — единственный след дезертира ведет прямо к воротам аббатства. Рэдволл — сооружение добротное и хорошо укрепленное, живет там бог знает сколько народу, и мы сделали все, чтобы не попасться им на глаза.

Жив Седоглуп или мертв — жемчужины все равно остались там, за стенами аббатства. О Всемогущий, большего я сделать не смог — мой экипаж был слишком малочислен для штурма. Я поспешил в обратный путь и на всех парусах помчался в Сампетру, чтобы как можно скорее передать тебе эти вести, пусть и нерадостные.

Ублаз обошел сундучок с добычей, лениво копаясь в трофеях острием кинжала.

— Щербатые кубки, — негромко бормотал он, — костяные браслеты, золотое ожерелье, еще вопрос, не латунное ли… Мелкий жемчуг, шкатулка, понимаешь, перламутровая. Мелочевка! Если не считать розовых жемчужин, так пока и не доставшихся мне, ничего стоящего у рода Лутры и не было.

Подойдя к дрожащему пирату, император поинтересовался:

— Ну, храбрый Конва, а с тобой что прикажешь делать? Наводящие ужас глаза куницы словно вонзились в мозг горностая. Тот, потеряв остатки достоинства и желая любой ценой вымолить пощаду, рухнул перед Ублазом на колени и запричитал:

— О Всемогущий, пощади меня! Позволь мне искупить вину! Я соберу большую команду и призову на помощь других капитанов. Вместе с ними я вернусь к Рэдволлу и во что бы то ни стало добуду «Слезы Океанов».

Ублаз поставил ногу на шею горностая и придавил его голову к полу.

— Неужели ты думаешь, что я отправлю такого болвана, как ты, за тридевять земель — на штурм аббатства Рэдволл? Слыхал, слыхал я об этом местечке. У его стен, наверное, целый курган сложен из костей бездарных военачальников, рискнувших штурмовать аббатство. Печальна была участь этих захватчиков. Нет, если уж я решил завладеть «Слезами Всех Океанов», то отправлю на это дело кого-нибудь поумнее. Эй, ты, — окликнул Ублаз стоявшую на страже у дверей крысу с трезубцем, — вызови сюда генерала надзирателей.

Наклонившись над горностаем, император пощекотал ему ухо острием кинжала.

— Я сохраню тебе жизнь. Пока. По крайней мере, до тех пор, пока не разузнаю всю правду об этой истории. Увести его! Передайте его дежурным надзирателям, пусть покантуется у них в казарме.

Конва и не думал молить о пощаде. Его не казнили на месте, но как знать, сколько он протянет, безоружный, в логове этих странных хищных тварей? Словно в оцепенении, скованный ужасом, он вышел из тронного зала.

Ласк Фрилдор — генерал надзирателей — стоял навытяжку перед императором. Плоские немигающие глаза ящерицы замерли, уставившись в одну точку. Слышалось лишь легкое шуршание чешуи по мраморному полу — это непроизвольно подергивался хвост главного надзирателя. Ублаз одобрительно кивнул. Генерал никогда не подводил его: крутой нрав безжалостной ящерицы внушал страх всем без исключения обитателям Сампетры.

— Все ли идет хорошо, моя верная правая лапа? — обратился к Ласку Фрилдору Ублаз, налив себе и генералу вина.

Стоило ящерице открыть пасть, как даже могущественный император поспешил отвернуться, не в силах выдержать зловонного дыхания рептилии.

— Ваш-ше Величес-ство, — раздался голос генерала, — я готов иссполнить любой ваш-ш приказ-з.

Куница, отхлебнув вина, промокнул губы шелковым платком.

— Отлично! — сказал император. — Приказываю тебе взять отряд верных собратьев и отправиться на корабле Конвы для выполнения моего особого задания.

Генерал моргнул в знак подтверждения:

— Я готов отправитьс-ся хоть на край с-света, если это будет угодно моему повелителю, императору Ублаз-зу.

Он взял протянутый императором кубок с вином, поднял до уровня шеи и, не отрывая взгляда от глаз повелителя, длинным языком стал быстро-быстро лакать вино.

Ублаз тем временем подробно объяснял цель своего приказа:

— Путь предстоит неблизкий. Далеко на востоке, там, где солнце встает из-за моря, лежит Страна Цветущих Мхов. Возьмешь «Морского Змея» с экипажем; старшим помощником там Ромска, толковый хорек, с тобой пусть отправится пара десятков твоих надзирателей. А теперь слушай внимательно, что ты должен будешь сделать…

 

ГЛАВА 3

Сагитар Пилозуб была крупнее большинства морских крыс; ловкая, сильная, жилистая, она благодаря своему уму и характеру заняла весьма высокое положение старшины стражи, состоявшей из крыс, вооруженных трезубцами. Старшина стражи уступала в важности, пожалуй, только Ласку Фрилдору, генералу надзирателей. Отправив своих подчиненных патрулировать по знакомым маршрутам порт и окрестные таверны, старшина Сагитар стояла на краю пирса, провожая взглядом корабль. Это отправлялся в далекий путь к берегам Страны Цветущих Мхов «Морской Змей». Крепко сжимая древко трезубца, Сагитар позволила себе довольно улыбнуться:

теперь она одна занимала почетнейшее место правой лапы повелителя Ублаза, только она отвечала за порядок в порту и поведение пиратского сброда, бросившего якоря в гавани Сампетры.

Но судьба порой шутит злые шутки даже с удачливыми морскими крысами. Оглядев горизонт, Сагитар поняла, что о безмятежном почивании на лаврах ей мечтать не приходится: с запада к острову приближался корабль. Старшине стражи достаточно было одного взгляда, чтобы узнать «Флибустьер» — только это судно несло на своих мачтах три красных вымпела, бодро реявших на ветру.

Несколько ударов трезубцем о настил пирса — и на зов старшины примчался один из стражников.

— Эскадрон на этот причал! Немедленно! — скомандовала Сагитар.

Отдав честь взмахом трезубца, крыса-стражник бросилась выполнять приказание.

В порт Сампетры редко заплывали корабли, капитаны которых могли сравниться дурной славой с капитаном «Флибустьера». Сейчас, стоя на носу своего корабля, одетый в огненно-красный шелк, со сверкающей саблей наголо, горностай Барранка был просто воплощением дерзости и отваги. Одну лапу он небрежно заложил за черный кожаный пояс; концы ленточки, завязанной у него на голове, развевались по ветру.

— Эгей, — прокричал капитан, — смотри-ка, старая крыса Сагитар на сей раз лично возглавила торжественную встречу нашей посудины! Какая честь для нас! Ребята, нельзя разочаровывать таких гостеприимных хозяев.

Ловко спрыгнув с бушприта на палубу, Барранка грозным голосом проорал приказ экипажу:

— Свистать всех наверх! Все лапы — на палубу! Вооружиться до зубов!

Экипаж «Флибустьера» был сборищем крыс, хорьков, ласок и горностаев — отчаянных сорвиголов даже по пиратским меркам. И вот эта разношерстная компания бросилась к борту, сверкая частоколом сабель, кинжалов, палашей и топоров.

Барранка подозвал своего старшего помощника, горностая Ветродуя, и негромко сказал ему:

— Что-то не видать ни одного из этих крокодилов Ублаза.

Ветродуй, вынув кривой кинжал, кровожадно лизнул клинок и цыкнул по железу почти черными острыми зубами.

— Тем лучше, капитан. А даже если они где-то и засели, им не удастся заставить отступить экипаж «Флибустьера», это я могу обещать кому угодно!

— Согласен, дружище. Пусть они нас боятся. Смотри, какой караул выстроили! — Капитан Барранка усмехнулся и несколько раз молниеносно, с немалым мастерством взмахнул саблей. — Вот увидишь, укорочу я этой Сагитар хвост; чует мое сердце — быть сегодня драке. Никогда мне эта выскочка не нравилась. Да и она от меня не в восторге была.

Почти полсотни крыс-стражников выстроились на причале. Сагитар мрачно наблюдала за тем, как «Флибустьер» подходит к пирсу вплотную и швартуется правым бортом. С корабля до нее донесся наглый, вызывающий голос капитана Барранки:

— Эй, шутовское воинство, а где же ящерицы? Где почетный эскорт от Фрилдора?

Сагитар грозно нацелила трезубец на скалящегося в улыбке пирата и сказала:

— Ласк Фрилдор пусть меньше всего тебя волнует. Случись что — и ты, и твой сброд, вы будете иметь дело со мной. Ясно вам?

Барранка перегнулся через борт и преувеличенно внимательно оглядел причал.

— Нет, я действительно не вижу старину Фрилдора, — сообщил он своему экипажу. — Неужели почтенный генерал надзирателей оказал нам всем большую услугу, подохнув наконец, как того ждали все уважающие себя звери? Вот потеха-то была бы.

Сагитар не могла сдержать легкой улыбки, скорее походившей на гримасу.

— Не угадал, приятель, — процедила она сквозь зубы. — Ласк жив-живехонек и плывет себе сейчас на борту «Морского Змея» к берегам Страны Цветущих Мхов.

Обернувшись, Барранка подмигнул Ветродую:

— Вот ведь радость-то моему братцу Конве — такого пассажира на борт получил. Да ведь наверняка этот, с чешуйчатым хвостом, не один в такую даль поплыл, а с целой компанией таких же.

Сагитар поспешила злорадно передать Барранке последние новости:

— Твой брат Конва — больше не капитан «Морского Змея». Он — пленник императора Ублаза, и содержат его в казарме надзирателей. Я передам ему привет от тебя, если его там еще не сожрали. Ладно, давай лучше посмотрим, какую дань ты нам приготовил.

Сагитар собралась перебраться через борт, но Барранка стремительно преградил ей путь. Его глаза с ненавистью буравили старшину стражи.

— Если хоть одна лапа крысы с трезубцем ступит на палубу моего корабля, я прикажу всему экипажу вступить в бой. А тебе, старшина, я лично вспорю брюхо. Экипаж, приготовиться к отражению абордажа!

Команда «Флибустьера» сгрудилась на правом борту, который словно ощетинился направленным на стражников оружием. Острие сабли Барранки нацелилось в горло Сагитар.

Сглотнув слюну, старшина прошипела:

— Я предупреждаю: ты нарушаешь приказ самого императора Ублаза. Ты меня понял? Пират не собирался отступать ни на шаг.

— Вовсе нет, — заявил он. — Приказы и обычаи нарушаешь ты, а не я. Где это видано: посторонние на борту, да еще и обшаривают корабль в поисках добычи? Мои матросы сами выгрузят на причал дань императору. Придешь за тем, что положено, завтра. А сейчас — проваливай отсюда, крыса! И можешь доложить императору.

Весть о прибытии «Флибустьера» мгновенно облетела порт. Капитана Барранку знала и любила вся морская братия. Вскоре всем капитанам, поднявшимся на борт его корабля, хозяин уже предлагал горячий грог.

Гости рассказали, как арестовали и заключили под стражу его брата. Барранка не сдерживал своего гнева:

— Сколько это будет продолжаться? Ребята, да кто он нам, этот Ублаз, — хозяин, что ли? Кунице просто повезло первой наткнуться на этот остров. А до того Ублаз был точно таким же пиратским капитаном, как и любой из нас. А теперь он забирает у нас лучшую добычу, придумал какие-то дурацкие правила да еще и взял моду арестовывать и казнить любого, ему не угодившего! Я еще помню те времена, когда мы, морские крысы, были свободными! — торжественно заявил он. — И единственные законы, которым мы подчинялись, были те, что устанавливали мы сами. А теперь, ребята, вы только посмотрите, во что мы превратились!

Высокий мрачный капитан-ласка по имени Килехвост пожал плечами:

— Против Безумного Глаза и его армии никому из нас не устоять.

Барранка оглядел собравшихся и вновь обратился к ним:

— Слушайте меня, ты, Старый Рубака, ты, Каменная Лапа, и вы, Кровавая Морда, Собачья Смерть и Ураган! Вы все — капитаны, за каждым из вас — верный экипаж. По моему разумению, наших раза в два больше, чем стражников с надзирателями, подумайте об этом. И еще: Ласка Фрилдора сейчас на острове нет, и неизвестно, когда он вернется. С ним наверняка отправился отряд его ящериц. Так что если уж брать остров в свои лапы, то делать это надо прямо сейчас!

Наступило молчание. Затем ласка Собачья Смерть поднялась с места и встала рядом с Барранкой.

— Я с тобой, друг, — заявила она. — Хватит, натерпелись! С тех пор как наши корабли стали бросать якорь в Сампетре, даже наши жизни перестали принадлежать нам. Вспомните, как куница заставляет нас охотиться на корабли тех капитанов, кто отказывается заходить в этот порт и отдавать половину добычи. Подумать только, мы должны убивать и топить друг друга!

Еще одна капитанша — Кровавая Морда — согласилась с протестующими.

— Собачья Смерть и Барранка правы, — сказала она. — Ублаз слишком жаден. Он захватил весь запас строевого леса. В прошлый раз, когда мой корабль побило на рифах, он содрал с нас всю — всю! — добычу всего за несколько досок и часть мачты. Нет, пора освободиться от этого нахлебника, иначе он разорит и угробит нас всех!

Килехвост кивнул и сказал:

— Я с вами. Безумный Глаз слишком жесток и злоупотребляет своей властью. Помните, как он казнил двух моих матросов? Только за то, что они поспорили с надзирателями из-за доли добычи, их просто выволокли на причал и убили. Я ему этого не простил.

Барранка поднял саблей котелок с грогом и сказал:

— Пусть каждый, кто присоединяется к нашему восстанию, зачерпнет своим кубком моего морского грога и обмакнет в него свои усы. Тот же, кто не выпьет с нами, будет против нас.

Так, по старой пиратской традиции, был заключен договор между мятежными капитанами.

Ублаз смотрел на «Флибустьер» сверху, из узкой бойницы одного из дворцовых покоев. Сагитар молча стояла рядом с куницей, ожидая приказаний. Вскоре император обернулся и сказал старшине крысиной стражи:

— Старый Рубака, Ураган, Каменная Лапа — все капитаны собрались на борту корабля Барранки. Как ты думаешь, Сагитар, что они там замышляют?

Сагитар постаралась хорошенько продумать ответ, чтобы не навлечь ненанороком гнев повелителя:

— А кто их разберет, что на уме у этого сброда, Ваше Величество.

Острие серебряного кинжала легко скользнуло по тунике Сагитар.

— Я разберу. Ублазу ведомо все, потому я и император. Они готовят мятеж против меня. Они решили, что без Ласка Фрилдора я буду слабее. Но мы им покажем, кто на острове хозяин! Согласна, моя верная правая лапа?

Крыса отсалютовала трезубцем и почтительно склонила голову:

— Я только жду приказаний Вашего Величества. Поковырявшись кинжалом в зубах, куница решительно объявил:

— Собирай своих крыс! Пусть они в полном вооружении перекроют вход на этот причал. Не нападай, но не выпускай в порт никого из капитанов. Задержи их на борту «Флибустьера» и жди моих приказаний.

Сагитар бросилась выполнять приказ. Ублаз вызвал дежурного надзирателя и распорядился:

— Построй всех ящериц во дворе да притащи сюда арестованного Конву.

Грат Длинная Стрела, дочь выдры Лутры, чудом спаслась два сезона назад. Ее нашли спустя три дня после того, как Конва напал на дом ее семьи. Она ползла по вязкому руслу полувысохшего ручья, корчась от боли из-за чудовищных ран, покрывавших ее тело. Ондатра Глинк и его жена Сич вытащили ее на берег и перенесли в свой дом, стоявший на мшистом склоне. Как могли, ондатры выхаживали раненую, кормили ее горячим густым супом, тепло укрывали.

Грат весь сезон была на пороге смерти. Лишь какой-то внутренний огонь, то еле тлевший в ней, то ярко вспыхивавший — отчего она просыпалась посреди ночи, вырываясь из объятий кошмарных сновидений, — лишь это пламя поддерживало в ней жизнь. Мало-помалу она стала выздоравливать. Теперь она по большей части крепко и спокойно спала да еще хорошо ела — набираясь сил и поправляя здоровье. По ее просьбе Глинк срезал и принес ей большую тисовую ветку. Осколком кремня Грат придала заготовке нужную форму, пропарила и изогнула ее над углями очага. Затем она туго натянула свой новый лук и натерла его пчелиным воском. После настал черед стрел. Оперение для них Грат сделала из перьев мертвого чибиса, найденного Сич на берегу.

А потом одним ранним весенним утром Грат молча встала, вышла из дома и направилась к ручью. Глинк и Сич пошли следом за молчаливой выдрой, внимательно глядя ей в спину. За все время, что Грат провела в их жилище, она почти не разговаривала с ними, как и они с нею. Ондатры вообще молчаливы и между собой едва обмениваются словом-другим за день.

На берегу, уже у самого устья ручья, обе ондатры присели на камень, а выдра скрылась на другой стороне, там, где виднелся вход в старую нору. Это был дом ее семьи, построенный отцом Грат — Лутрой.

Затем Грат также молча собрала груду камней, веток и корней, перемешала их с речным илом, песком и травой и завалила вход в нору, ставшую братской могилой всей ее семьи.

Окончив работу, Грат искупалась в ручье, смыв с себя грязь. По всей ее шкуре серебрились шрамы от заживших ран. Она долго стояла в воде, глядя, как беззвучно стекает ручеек к большой реке, как отражаются в нем небо и звезды, и беззвучно оплакивала своих близких.

Взяв свой большой лук и колчан, полный стрел с зеленоватым оперением на концах, Грат вновь перешла ручей и крепко пожала лапы двум ондатрам.

— Друзья, — сказала она им, — я даже не знаю, как вас зовут, но я благодарю вас обоих за то, что вы спасли мне жизнь: подобрали, выходили, вылечили. Сюда я больше никогда не вернусь, так что — прощайте, и пусть судьба хранит вас!

Забросив за спину лук и колчан, Грат развернулась и пошла прочь — на запад, к прибрежным дюнам. Обе ондатры молча провожали высокую выдру взглядом, пока та не скрылась из виду. Тогда Глинк сказал жене:

— Не хотел бы я быть на месте тех, кто убил родню этого зверя. В ее лапах — сама смерть.

 

ГЛАВА 4

Отрывок из записей Ролло — береговой землеройки, летописца аббатства Рэдволл, что в Стране Цветущих Мхов: Весенняя погода меняется легко и мгновенно, как настроение мыши-хозяйки, выбирающей грибы для супа. Подумать только, как запросто силы природы разрушают самые продуманные планы.

Вот сегодня утром было настолько тепло и приятно, что аббат Дьюррал решил организовать первый общий обед на свежем воздухе. Бедняга Дьюррал весь вечер и большую часть ночи хлопотал на кухне, готовя весенний обед вместе со своим старым другом Хиггли Стампом. Не правда ли, странно: Хиггли был одним из хранителей винного погреба в роду Стампов, но стал кухонным братом нашего аббатства, а Дьюррал был простой кухонной мышью, но вот ведь теперь он — аббат Рэдволла. Но жалко мне старика, никак ему не преодолеть в себе эту страсть к стряпне.

Сезоны сменяют друг друга, и о наших старых друзьях остались только воспоминания. Да и сами мы, некогда молодые и полные сил, уже изрядно поседели. Орландо, великий предводитель барсуков, давно покинул нас, ушел в Саламандастрон, далекую крепость на горе, чтобы там дожить отпущенные ему сезоны так, как и подобает мужественному воину-барсуку. Даже не знаю, жив он еще или нет. Его дочь Аума стала матушкой аббатства.

Итак, нас осталось двое — Аума и я, береговая землеройка Ролло, — только двое из тех, кто жил здесь в те давние сезоны. Остальные отправились на, давно заслуженный покой. Ушли и Маттимео, и Тесс Церковная Мышь, чей сын Мартин сейчас главный воин аббатства. Они ушли с миром в душе, уверенные в том, что мудрость и опыт, переданные ими аббатству, будут с толком использованы теми, кто сейчас живет за. его крепкими стенами, кто хранит древние традиции… Великие сезоны! Как же далеко меня занесло. Меня следовало бы прозвать Ролло Вольное… нет, Безудержное Перо. Так на, чем это я остановился? Ах да, Кротоначальник аббатства убедил-таки аббата перенести пиршество на более позднее время. Эта нечаянная отсрочка даст возможность кротовьей команде приготовить большой-большой турнепсово-картофельно-свекольный пирог — весьма вкусное и чрезвычайно домашнее блюдо.

Эх, ревматизм дает о себе знать: болят, болят лапы. Пора, заканчивать и прямым ходом на кухню, где я смогу в полной мере насладиться видом и ароматом по-настоящему хорошей еды. Нет, только не подумайте: я вовсе не жадная зверюшка. Просто я способен по достоинству оценить качественно приготовленное блюдо, и к тому же, должен признать, я несколько проголодался. Мой верный теплый плащ защитит меня от буйства, стихий. Да, с годами прогулка от надвратной башни до аббатства не становится короче и требует от меня, постаревшего, все больших усилий…

Накинув плащ, Ролло-летописец потряс за плечо свернувшуюся калачиком у камина старую толстую выдру:

— Эй, Вальджер, старина, вставай-просыпайся. Самое время проверить, как идут дела на кухне.

Вальджер зевнул, потянулся и сонно поморгал глазами. Затем, почесав похожий на корабельный руль хвост, он встал и заявил:

— Сам вставай-просыпайся, Ролло. Я вовсе и не спал; так, прикрыл глаза — уж больно надоел мне скрип твоего пера. Эй, да вы посмотрите на него: вот вырядился-то, сто одежек, и все без застежек! Летописец недовольно фыркнул:

— Эх, молодо-зелено. Вот подожди, доживешь до моих лет, тогда поймешь, что одежка не бывает лишней. Когда холодно — тут уж не до красоты и не до моды. А мне приходится так кутаться аж до самого лета. Ничего не поделаешь — возраст.

Продолжая беззлобно переругиваться и подшучивать, старые друзья вышли из башни.

Кухня представляла собой царство пара, шума и веселья. Ежиха Тизель, супруга Хиггли Стампа, защипывала края сливово-яблочного пирога, перед тем как поставить его в печь. Она как раз собиралась открыть дверцу духовки, когда Копуша, маленькая кротиха, врезалась в нее сзади, толкая мучную тележку. Тизель как подкошенная повалилась назад и плюхнулась в тележку. Копуша же, ничего не заметив, продолжала толкать тележку изо всех сил. Кротоначальник, заметив неладное, тотчас же сунул под колесо тележки клин из-под бочки и пошире распахнул духовку, где пропекался знаменитый кротовый турнепсово-картофельный-неизвестно-с-чем-еще пирог. Тележка остановилась как вкопанная. Кротоначальник схватил Тизель сзади за завязки передника, и ее пирог, вырвавшись из лап, перелетел прямо в печь и упал рядом с творением кротовой команды. Улыбнувшись, крот пробубнил:

— Ну вот и поставили пир-рожок. Хур-хур!

Брат Хиггли Стамп тем временем украшал разноцветный трюфель желтым кремом, не забывая отдавать распоряжения всем присутствующим:

— Эй, Пинким, смотри, чтобы грибной суп не пригорел! Помешивай, помешивай его почаще.

— Да уж не забуду. Морковку туда добавлять?

— Пора, пора, наверное. Эй, Котелок, будь хорошим кротиком: сходи в погреб и посмотри, не откупорил ли мой братец Фарло новую бочку доброго октябрьского эля. Скажи ему, что я вряд ли смогу обойтись без хорошей кружечки эля, готовя сироп для пропитки торта.

— Уже бегу, хур-хур. Впрррочем, может быть, вы хотите сами сходить, отдохнете чуть-чуть?

— Иди-иди, лентяй! Кстати, Мартина случайно никто не видел?

Аббат Дьюррал задумчиво почесал подбородок:

— По крайней мере, мне он на глаза не попадался. Может быть, он в лазарете, вместе с сестрой Цецилией? Пойду посмотрю.

Ветер и дождь сотрясали верхушки деревьев в Стране Цветущих Мхов. Могучие стволы гнулись и трещали под жутко воющими порывами: природа исполняла дикую песнь бушующей стихии.

Взявшись за лапы, с трудом переводя дыхание, Арвин и Пижма пытались выбраться на опушку леса. Усталые, испуганные, в непогоду они чуть не заблудились. Наконец Пижма заметила мелькнувший в просвете между деревьями шпиль над башней Рэдволла. Спотыкаясь, измученные зверьки побежали по направлению к дому. Лапы их разъезжались на раскисшей глине, ямы и канавы словно специально оказывались на дороге, а больше всего им мешал плотный колючий кустарник, так и норовивший преградить путь. Стараясь обойти особенно густые заросли крапивы, они обогнули могучий старый дуб, угодив прямо в лапы какому-то зверю в темном плаще.

— Ой-ой-ой!

Маленький бельчонок и молодая ежиха взвыли во весь голос, почувствовав, что вырваться из этих лап невозможно.

— Ну-ну, малыши мои, вот вы где.

На них сверху, ободряюще улыбаясь, смотрел Мартин, воин Рэдволла. Со вздохом облегчения Арвин и Пижма ткнулись мордочками в его плащ. Положив ладонь на плечо Арвину и взяв Пижму за лапу, Мартин повел их к аббатству.

— Сестра Цецилия очень беспокоится о вас, — сказал Мартин. — Она сказала, что вы должны были вернуться уже несколько часов назад, когда буря только-только начиналась. И где, позвольте узнать, вы были все это время, да еще так вымазались, исцарапались и изодрали свою одежду?

Арвин, который теперь, бок о бок с Мартином, не боялся ничего на свете, поспешил сообщить своему спасителю:

— Я нашел скелет с черепом! Там, среди скал. Мартин аж присвистнул:

— Что? Скелет?!

— Между слоями песчаника, — пояснила Пижма. — Там, в узкой расщелине между камнями, лежит скелет неизвестно какого зверя.

Мартин понял, что юная ежиха едва держится на ногах от усталости, и позволил ей опереться на его плечо. Заодно он прикрыл ее от дождя полой плаща.

— Теперь все будет хорошо и ничего бояться не надо — приободрил Мартин своих младших спутников.

Когда вернемся в аббатство, вы все подробно расскажете. Да, чуть не забыл: сегодня, пока вас не было, мы решили устроить Весенний Пир, но из-за погоды перенесли его под крышу, в Большой Зал. Ну, малыши, как вам нравится эта новость?

Но бельчонок и ежиха настолько устали, что даже такое известие не могло их взбодрить.

Как только Мартин доставил Арвина и Пижму домой, сестра Цецилия немедленно отправила их в постель, в лазарет. Мартин не успел еще дойти до дверей, как оба зверька уже крепко уснули, намаявшись и напереживавшись за этот день. Повесив плащ сушиться, Мартин прошел вслед за Цецилией вниз по лестнице, объясняя ей на ходу:

— Их что-то очень сильно напугало в лесу. Расскажу, когда соберемся вместе с остальными старшими.

Никто из обитателей Рэдволла не смог бы сказать наверняка, почему первый Весенний Пир этого сезона так удался. То ли повара постарались на славу, то ли просто все беззаботно веселились — неизвестно. Мартин и Цецилия сидели за столом рядом с аббатом, Кротоначальником, ежом Хиггли, барсучихой Аумой и другими старшими. Они с удовольствием наблюдали за молодежью. Даже самые младшие жители аббатства были допущены к общему столу и радовались вместе со всеми.

— Эй, Гаффи, пер-редай мне это, значит, того пир-рога. А теперрь дерржи, значит, сливовый пудинг. Объедение, хур-хур.

— Спасибо, кротище. Я тебя и не узнал: думаю, кто бы это мог быть за грудой крема на усах? Господин аббат, а не желаете ли попробовать этого пудинга, клубничного?

Аббат, улыбаясь, покачал головой:

— Нет-нет, спасибо, Дюргель. Я его сам испек, специально для тебя и для Гаффи. Для меня же нет ничего лучше весеннего салата. Весенний салат после долгой зимы — это самое милое дело. Что скажешь, Аума? Барсучиха отвечала, держа в лапе большой ломоть сыра:

— Согласна, Дьюррал, но если добавить к салату мягкого сырку, да с горячим хлебцем, — будет еще лучше.

Мартин подмигнул ей из-за горки грибного пюре с луком-пореем:

— Никогда не видел матушку-барсучиху в печали, когда дело доходит до еды.

Переждав взрыв хохота, Аума с улыбкой напомнила храброму воину:

— Это я только делаю вид, по привычке. А привычка эта у меня с тех пор, как ты все тащил и тащил к себе поближе еду, а потом жевал и жевал, еще младенцем, когда у меня на коленях сидел.

Фарло Стамп, хранитель винного погреба, плеснул себе октябрьского эля.

— Смотри в оба, старуха, — хихикнул он, — а не то Мартин вспомнит детство и опять усядется к тебе на колени и мигом смолотит весь твой любимый сыр с хлебом.

Ролло отставил блюдо с орехово-черничным фланом и постучал по столу половником.

— Эй, молодежь! — сказал он, когда в зале воцарилось некоторое подобие тишины. — Как насчет спеть-станцевать для бедных старичков, пока они не заснули тут со скуки?

На просьбу летописца мгновенно откликнулись мышка Пинким и белочка Краклин: встав и поклонившись друг другу, они затянули старинную балладу.

— Вот-вот, послушай. Кошмарнейший дуэт, — шепнула Цецилия на ухо Мартину.

— Ну и парочка! — негромко сказала барсучиха, а вслух объявила: — Эй, крот Котелок, а как насчет хоровода?

Кротишка немедленно притащил откуда-то барабан и сразу же отбил на нем замысловатую дробь своими большими копательными когтями. Этим он хотел сказать брату Хиггли:

— Эй, не зевайте, бррат Хиггли! Хур-хур! Доставайте этот, как его, ваш… ежестр-рун.

Вообще на ежеструнах умеют играть только сами ежи, но следует признать, что брат Хиггли был большим специалистом по этой части.

Узнав веселую, заводную мелодию, малыши и подростки наперебой закричали:

— Лягушки в канаве! Лягушки в канаве! При этом все пустились в пляс.

Аума некоторое время еще сидела за столом, отбивая такт лапой, но затем вдруг, не в силах больше утерпеть, выскочила в центр зала и стала танцевать со всеми вместе, размахивая огромными лапами и басом подвывая:

— Лягушки в канаве!

Кое-кто из малышей сообразил, что, уцепившись за могучие лапы Аумы, а то и встав на ее широченные ступни, можно неплохо отдохнуть, не выходя из круга танцующих. А через некоторое время барсучиха залихватски взвизгнула и встала на все четыре лапы, подставив мелюзге свою широкую спину. Впрочем, не настолько уж и забылась опытная воспитательница: когда большая часть танцоров взгромоздилась ей на спину, а оставшиеся вцепились в ее мохнатые бока, она, все так же пританцовывая, направилась к коридору спальных комнат в сопровождении веселого крота-барабанщика и не менее радостного ежа с ежеструном над головой.

Когда Аума, уложив малышей спать, наконец вернулась за общий стол, дышалось ей тяжело и было видно, что она изрядно устала.

— Фу-ух! — вздохнула барсучиха. — Старею, старею. Нелегко мне стали даваться такие игрушки.

Мартин ободряюще потрепал ее за усы и сказал:

— Брось, притворщица! Аума, признайся, что ты веселилась не меньше самих малышей.

Налив кружку холодного мятного чая, он протянул его матушке Ауме и продолжил говорить уже серьезным тоном:

— Я нашел в лесу Пижму и маленького Арвина, но в каком они были виде! Грязные, мокрые, измученные, но главное — очень напуганные.

— Точно, — подхватила сестра Цецилия. — Они так испугались, что и говорить толком не могли. Как рухнули на кроватки в лазарете, так и спят до сих пор. Но, честно говоря, странно это все. Ведь Пижма — это просто воплощение здравого смысла. Просто так, из-за какой-то ерунды, она не пришла бы в такой ужас и не измучила бы себя беготней по лесу под дождем. Мартин, она не рассказывала, что же их так напугало?

Мартин обвел взглядом присутствующих и сказал:

— Они нашли в лесу какого-то мертвеца. Вопросы посыпались со всех концов стола:

— Что это был за зверь?

— Где они на него наткнулись?

— И как он там оказался, хотелось бы знать? Мышь-воин жестом призвал всех к молчанию.

— Думаю, это животное умерло давно. Пижма говорит, что от несчастного остался один скелет да немного гнилых лоскутьев одежды. Они наткнулись на него в какой-то трещине в груде песчаника, в скалах нашего леса. Я эти места знаю неплохо, и, когда мне удалось найти Арвина и Пижму, они уже были измучены не только страхом, но и долгой беготней.

Кротоначальник кивнул и отхлебнул эля из кружки.

— А нам завтрра, стало быть, надо сходить туда, посмотреть, что там за покойник. Что скажешь, Мар-ртин?

Мартин отодвинул стул и решительно встал из-за стола.

— А зачем до завтра ждать? — неожиданно для всех заявил он. — Ночь — вполне подходящее время. Места знакомые, и к рассвету я уже вернусь, выяснив все, что нужно. А кроме того, мне и самому интересно, так что я теперь и не усну, пока не разберусь, что здесь к чему. Начнем действовать, не откладывая поход до утра.

— Отличная мысль, Мартин. Только возьми и меня с собой, вот только найду свой ясеневый посох, — сказал Вальджер.

Вслед за ним и остальные стали проситься пойти с Мартином:

— Хур-хур, возьмите и меня. Вам может понадобиться, это самое, хорроший р-раскопщик.

— Пойду-ка я, принесу из винного погреба прочную веревку, авось пригодится.

— Отлично, а я приготовлю лампы. Свет может потребоваться в любой момент.

Мартин на миг задумался, а затем согласно сказал:

— Так тому и быть. Пойдем все вместе. Я возьму меч. Собираемся здесь же как можно быстрее. Аума, не желаешь ли остаться тут, запереть ворота да приглядеть за порядком?

— С удовольствием, дружок. Если честно, никакого желания шататься по окрестным лесам после такого ужина и веселья у меня нет.

 

ГЛАВА 5

Обитатели Рэдволла направились по лесной тропе на север от аббатства. Возглавлял экспедицию Мартин-воин, вооруженный древним мечом, принадлежавшим некогда самому Мартину Воителю Первому, одному из первых строителей аббатства. Ему же принадлежит свод заповедей. Дух его по сию пору наведывался в Рэдволл, помогая его обитателям мудрым советом. А потом в течение многих и многих поколений меч был в руках врагов, пока его не обрел вновь Маттиас, прадед нынешнего Мартина.

Безмолвные как тени скользили по ночному лесу рэдволльцы. Опытные путешественники, они прекрасно знали, что скорость в сочетании со скрытностью — вот залог безопасности в лесу. Луны на небе не было, но Мартин, прекрасный следопыт, вел свой отряд самым кратким и надежным путем, огибая буреломы и не выходя из глубокой мглы у самых стволов деревьев. Вскоре перед ними возвышалось нагромождение плит слоистого песчаника.

Мартин жестом приказал всем оставаться на опушке и, позвав с собой Вальджера и Кротоначальника, направился к камням, обнажив меч. Крот и выдра следовали за воином, держа в руках лампу и веревку. Дождь кончился, и южный ветер стремительно подсушивал промокший лес. Мартин взобрался на ближайший камень, подождал, пока его спутники разожгут лампу, и стал внимательно осматривать все трещины и ямы. Время от времени приходилось опускать лампу, привязанную к веревке, в наиболее глубокие и темные трещины. Неожиданно, где-то на полпути к самому высокому камню, Мартин услышал какое-то шуршание, недовольный вздох и, обернувшись, увидел, что Кротоначальник, шедший позади, исчез.

— Хур-р-р! — донеслось из ближайшей расщелины. В яму тотчас же опустили лампу, и Вальджер поинтересовался:

— Эй, ты там как, не поранился?

Недовольно потирая ушибленный затылок, Кротоначальник пробурчал:

— Чего там… хур-хур… Я тут, кажись, нашел этот ваш… скелет… Хур-р-р!

Мартин ловко спрыгнул в яму и поспешил получше осветить белевшие в свете лампы кости, торчавшие из груды лохмотьев.

Вальджер присмотрелся к черепу и с сожалением в голосе произнес:

— Бедняга. Представить только: помирать здесь одному, без надежды на помощь.

Мартин тем временем наклонился над останками и вынул какой-то предмет из кучки костей, бывшей некогда правой передней лапой этого зверя.

— Посмотрим-посмотрим, — пробормотал Мартин, — не эта ли штуковина привела тебя сюда, к такой смерти.

Едва слышимый свист, донесшийся с опушки, заставил выдру распластаться на камнях.

— Эй, тихо там, и прикройте лампу, — негромко, но требовательно произнес он. — Похоже, у нас гости.

Мартин проворно сбросил плащ и отдал его кроту.

— Накрой лампу, но не гаси ее, — распорядился он. — Эй, Вальджер! Придержи там веревку.

С помощью друга Мартин мгновенно выкарабкался из расщелины и, приказав тому оставаться на камнях, особо не высовываясь на всякий случай, поспешил к друзьям, оставшимся на опушке.

Старик летописец Ролло чуть не взвизгнул, когда Мартин-воин бесшумно вырос перед ним как из-под земли.

— Не пугай ты меня так! — буркнул он недовольно. Аббат подозвал Мартина:

— Вон там, в той стороне: я сначала услышал какие-то голоса. Еще думаю — показалось. А потом смотрю — нет, идут двое, ну, две такие светлые тени. Да вон они, видишь?

На фоне ночного леса действительно выделялись два силуэта.

Мартин наклонился к Хиггли Пеньку и сказал ему на ухо:

— Бери свою кочергу и иди за мной.

Прикинув, куда направляются незнакомцы, Мартин и Хиггли вышли им наперерез, пользуясь тем, что лес был лучше знаком им, чем чужестранцам. Хиггли с полуслова понял замысел воина: они встали по обе стороны узенькой тропинки, спрятавшись — один за вязом, а второй — между корнями огромного бука. Кочерга была положена поперек тропинки, и друзья крепко взялись каждый за один ее конец.

— По моему сигналу — резко приподнимаем кочергу, — распорядился Мартин.

Друзья затаились, прислушиваясь к голосам незнакомцев, становившимся все ближе и ближе.

— Нет на свете ничего темнее темноты, как говаривала, бывало, моя старая матушка.

— Да неужели?! Мудрое наблюдение. А я-то думал, что она у тебя света белого от тьмы кромешной не отличила бы. Ой!

Мартин и Хиггли Пенек подняли кочергу как раз вовремя: незнакомец не успел ничего заметить и, сделав очередной шаг, споткнувшись, растянулся на земле прямо перед ними.

Тут Мартин увидел, что второй незнакомец — какая-то птица. Схватив плащ Хиггли, он набросил его на чужака и постарался придавить того к земле. Сам же Хиггли, как и остальные рэдволльцы, накинулся на упавшего зверя, тоже пытаясь скрутить и обезвредить незнакомца, что оказалось не так-то легко — тот отчаянно сопротивлялся, орал и весьма умело пинался задними лапами.

— Ребята, засада! Отряд, тревога! Маме передайте, что ее сын погиб в бою как герой!

Топтавшаяся под плащом птица умудрилась садануть повисшего на ней Мартина головой о дерево, вынудив того на миг ослабить хватку. Одновременно до мыши-воина донесся голос второго незнакомца, и Мартин побежал к своим, крича на ходу:

— Отставить! Успокойтесь и отпустите его! Это же заяц!

Заяц же, расшвырявший к тому времени большую часть нападавших, встал наконец на ноги и с негодующим видом начал отряхиваться, приговаривая:

— Ну и дела! Заяц я, оказывается! А кто ж я еще такой, по-вашему, а? Что — головастик длинноногий, решивший прогуляться ясным солнечным деньком вокруг родной лужи?

Прошмыгнув мимо Мартина, он освободил своего спутника, который оказался большой амбарной совой, взъерошенной и недовольно моргающей. Заяц встал в боевую стойку и бесстрашно бросил вызов нападавшим:

— Жалкие трусы! Бесчестные разбойники! Ишь чем промышлять надумали: нападать целой толпой на мирных путников! Ну да не на тех напали, ясно? Я вам сейчас покажу! Защищайтесь, если это вам поможет. Я вам сейчас преподнесу пару уроков древнего и благородного боевого искусства. Ну, подходи, кому жить надоело!

Комично пританцовывая, заяц свирепо топорщил усы и при этом убедительно наносил показательные удары лапами в воздух, то и дело приседая и деловито уворачиваясь от ударов воображаемого противника.

— Что встали на месте, гнусные, трусливые животные? Боитесь? Слышишь, ты, набивка для матраса, бери на себя вон тех шестерых, а я уж с этой дюжиной управлюсь!

Не переставая прыгать и размахивать лапами, заяц так увлекся, что не заметил, как ткнулся носом в толстенную ветку, свисавшую над тропинкой. Он тотчас же с преувеличенной готовностью рухнул на землю, словно получив настоящий нокдаун, и, раскинув пошире лапы, стал театрально обращаться к несуществующему судье поединка:

— Вы видели? Чертовски нечестная игра! Мерзкое жульничество! Коварнейший удар и абсолютно не по правилам! Невиданная беспринципность, вычесть десять очков! Вы слышите? Я требую десять очков — не меньше!

Тут заяц сделал паузу и посмотрел на своего товарища, который, все так же моргая, сосредоточенно приводил в порядок помятые перья.

— Да, помощи от тебя не дождешься!.. — сокрушенно взвыл заяц Слышишь, ты, перина на просушке, не стой как вкопанный! Что вылупился, как жаба, у которой зубы болят? Давай, давай, помоги мне расправиться с этими разбойниками.

Прикладывая все усилия, чтобы не рассмеяться, Мартин протянул зайцу лапу дружбы.

— Приношу свои извинения, — сказал он, — вам и вашему другу. Мы с друзьями подумали, что как раз вы и есть разбойники или какие-то еще злоумышленники. Но вы же не станете отрицать, что бдительность в лесу лишней не бывает и мы не преступили границ разумной и необходимой обороны.

Заяц с готовностью сменил гнев на милость. С достоинством пожав протянутую ему Мартином лапу, он по-цокал и поклонился остальным рэдволльцам:

— Мир, говорите? А я с самого начала так и думал. Просто проверить вас решил, вот. А теперь позвольте представиться: меня зовут Звездохват Лепус (это значит «заяц» по научному) Горный, с далеких Северных гор (что на севере, как, надеюсь, вы понимаете). Впрочем, друзьям дозволяется называть меня кратко, по-приятельски: просто Хват. Того же, кто некогда, вплоть до этого мига, был моим единственным спутником на этой дороге, можете величать Снопом. Запомнить нетрудно: Хват и Сноп. Как вы, вполне вероятно, заметили, Сноп — сова, хотя и не принадлежит, увы, к тем мудрым птицам, бестолочь преизрядная, скажу я вам.

Сноп всей честной компании поморгал огромными глазами, поклонился и сообщил:

— А, куда тут: рад познакомиться, почтенные господа. Мне очень, очень приятно, вот.

Хват закатил глаза и в отчаянии покачал головой.

— Ой, я больше не могу! — взвыл заяц. — От него гораздо меньше вреда, когда он молчит. Ой, а это что такое? Смотрите: толстая-толстая мышь-на-костре идет сюда!

Кротоначальник и выдра Вальджер присоединились к компании; крот при этом не стал гасить лампу. Он приветственно сморщил нос и обратился к зайцу:

— Хур-хур, ну вы, любезный, и шутник! Никаких, это, горрящих мышей тут нет, а есть только кр-р-рот с лампой.

В общем, здравый смысл и добрые чувства восторжествовали, и, не тая обид друг на друга, вся компания направилась в аббатство.

По пути аббат Дьюррал подобрал корзину Пижмы. Просматривая на ходу ее содержимое, он бормотал:

— Все нашла, что просили, все нужные травки, даже немного свежей зимолюбки! Какая она все-таки молодец, наша Пижмочка, сама прилежность! И как жаль, что ее так напугал этот скелет! Кстати, Мартин, вы что-нибудь успели там выяснить про эти кости?

Мышь-воин поплотнее закутался в плащ и сказал:

— Не слишком-то много мы узнали. Ну, понятно, что при жизни этот бедняга был горностаем и, похоже, пиратом, судя по лохмотьям. Но странное дело, в лапе он сжимал ложку Фермальды. Получается, что этот горностай побывал в нашем аббатстве!

Старая ложка была аккуратно вырезана из подходяще изогнутой ветки крушинного куста. Мартин передал ее аббату, который тоже сразу узнал знакомую вещь.

— Точно-точно, эту ложку и вправду носила при себе старая Фермальда. А, понял! Бедняга, на кости которого мы наткнулись, — Седоглуп, горностай, который появился у нас две осени назад.

Мартин озадаченно почесал подбородок:

— Две осени назад? А почему тогда я его не видел?

— Действительно — почему? А, вспомнил, тебя же в тот год не было в Рэдволле. Ты отправился к землеройкам Гуосим, воевать против лис-воришек.

По прибытии в Рэдволл большая часть компании разошлась по своим спальням. Не собиравшиеся ложиться Мартин, Ролло и сам аббат вызвались подложить дров в камин в Большом Зале и собрать на стол то, что осталось от Весеннего Пира, чтобы угостить нежданных гостей.

Хват налил себе и тут же выпил полную кружку клубничной наливки, а затем приступил к ужину, решительно расправился с внушительным куском пирога, основательной порцией свежего салата и парой ломтей сыра. После чего он смахнул слезу умиления уголком своей белой туники и вздохнул:

— Ну и дела! Знатно, ребята, вы меня подкормили. Ущипните меня кто-нибудь, я хочу убедиться, что все это — не сон.

Сноп, оказавшийся действительно еще совсем юной совой, прервал расправу над морковно-грибным фланом и заметил:

— Брось придуриваться, лопоухий. Чтобы ты уснул, когда по соседству еда пропадает? Да никогда в жизни! Я-то видел, как морковка сама выдергивалась из земли и убегала куда глаза глядят, как только ты появлялся на краю поля.

Мартин с улыбкой послушал перебранку старых приятелей, а затем обратился к сидевшим рядом летописцу и аббату:

— Похоже, у брата Хиггли завтра будет одной головной болью меньше: с такими едоками ему не придется утром решать вопрос, куда девать остатки вчерашнего пира. А пока я попросил бы рассказать о том горностае, что побывал у нас в мое отсутствие. Начинай, Ролло.

Поглядывая время от времени в свои записи, Ролло-летописец поведал Мартину такую историю:

— Горностай по имени Седоглуп появился у стен аббатства где-то в середине осени. Выглядел он, как и все горностаи, — разбойник разбойником, но был при этом абсолютно безопасен: из-за страшной раны на голове он едва держался на ногах. Кто его так отделал — неизвестно. Скорее всего кто-нибудь из своих же. В общем, пожалели мы его: впустили, стали кормить, как могли лечили рану. Но до конца он так и не выздоровел, так и остался слабым, болезненным, да и с головой у него явно не все в порядке оказалось. Я как сейчас помню, что Седоглуп прятался по самым темным углам аббатства, боялся всего, даже тени пролетающей птицы, и все бормотал себе под нос: «Безумный Глаз найдет меня! Его когти дотянутся куда угодно. Какой же я дурак — позарился на „Слезы Океанов»! Ведь смерть ходит по пятам за всеми, кто к ним прикоснется. И поделом, поделом тебе, бестолочь! Вот доберется до тебя Безумный Глаз, попробуй-ка избежать его мести, куда там…»

Тут Мартин перебил летописца:

— Подожди-ка. Пока, на первый взгляд, все это полная белиберда. Хотя — как посмотреть… «Слезы Океанов», Безумный Глаз, когти, которые могут достать кого угодно за тридевять земель… Получается, что этому Безумному Глазу позарез нужны эти «слезы», где бы они ни оказались… Да, а почему все-таки этот Седоглуп оказался там, на камнях, да еще и с ложкой Фермальды?

— Помню-помню я этого плаксу, — вступил в разговор аббат. — Даже самые терпеливые обитатели Рэдволла устали от его беспонятного нытья и причитаний. Вскоре жалела его одна лишь старая Фермальда.

Мартин еще раз обтер рукавом старую ложку.

— Да, кто ж не помнит старушку Фермальду, — грустно улыбнувшись, сказал он. — Странная была белка. Вечно говорила стихами, что-то напевала, даже на вопросы отвечала в рифму. Говорят, такое с возрастом бывает. Но никому ее странности в тягость не были. Она придумала свой мир, где все про всё стихами говорят, но никого туда не тянула. Она даже жить перебралась куда-то на чердак, спускалась только иногда, всегда улыбалась, довольная такая. Кстати, может быть, там, на чердаке, и разгадка этой тайны найдется. Ладно, извини, Ролло, перебил я тебя.

Летописец отложил свой свиток и пожал плечами, заметив:

— А особо-то больше и рассказывать нечего. Фермальда забрала Седоглупа к себе на чердак, поселила его где-то там, по соседству с собой; его потом порой неделями никто и не видел. Наверное, думал, что там безопаснее всего. Только, помню, как-то раз спускается Фермальда на кухню, еды взять, а накладывает в кастрюльку только на себя одну…

Тут вновь подал голос аббат:

— Точно-точно. Ролло, ты уж извини меня, но я тогда как раз был там, помогал Хиггли торт печь. Я и спрашиваю Фермальду: чего, мол, на гостя-то не рассчитываешь? Уж не голодом ли его морить собралась? А она посмотрела на меня и говорит: «Нет его». Я, конечно, помню, что у него за рана была и как он себя чувствовал. Вот и говорю ей тихонько, чтобы раньше времени никого не беспокоить: «В каком смысле — нет? Умер, что ли?» А она отвечает, да так, что поди разбери. Бубнит свои вирши, и всё.

Мартин подался вперед и, сгорая от любопытства, спросил:

— Отец-настоятель, а что она тогда сказала, вы не запомнили? Дьюррал откинулся на спинку стула, скрестил лапы на груди, засунув их в широкие рукава, и прикрыл глаза.

— Помню, конечно, — сказал он. — Сам не знаю почему, но стишки Фермальды всегда хорошо запоминались. А эти — так просто впечатались в память:

Наступила тишина. Из дальнего угла зала, откуда-то с лестницы, вдруг послышался какой-то шум. Мартин поднял лапу, призывая сохранять молчание, и, бесшумно ступая по полу, направился к лестнице. Следом за ним крался Ролло. Неожиданно, громко шаркая, их обогнал Хват. Заяц первым подошел к нижней ступеньке и поднял с нее два осколка фарфоровой тарелки.

— Тарелка упала, вот и все дела! — торжествующе объявил Хват. — Мы, зайцы, ребята решительные и соображаем побыстрее некоторых. Пока вы там себе невесть чего воображали, я уже тут как тут: все выяснил, во всем разобрался, вот так!

Мартин стремительно взбежал по лестнице, а Ролло раздраженно процедил зайцу сквозь зубы:

— Премного вам благодарны, господин Безмозглый Торопыга. Спасибо, что спугнули того, кто подслушивал нас с верхней площадки. Ваше шарканье за версту предупредило любого, кто там прятался, о том, что его раскрыли.

Горный заяц оскорблено всплеснул ушами и заявил:

— Ах вот как! Да если бы вы действовали хотя бы чуточку быстрее, хотя бы вполовину того, как действовал я, подозреваемый в подслушивании уже держал бы ответ перед вами!

Ролло крепче сжал кулаки и не сдавался:

— Что же ты, дважды быстрый, не схватил подозреваемого и даже не увидел, кто там прятался? Нет, ты еще и нам помешал выяснить, кто нас подслушивает, и сцапать его по-тихому!

Хват обезоруживающе улыбнулся рассердившемуся летописцу и похлопал его по плечу:

— Не беда, старина, все мы иногда ошибаемся. Может быть, в следующий раз ты воспользуешься моим советом и, действуя порезвее, сумеешь добиться своего.

С этими словами дерзкий заяц поспешил вернуться к столу, чтобы ни в коем случае не отстать от Снопа, уплетавшего ужин.

Мартин спустился в зал и, покачав головой, сообщил:

— Никого. Малыши спят. Может быть, кто-то из них оставил тарелку на верхней ступеньке лестницы, кто-то случайно сдвинул ее на самый край, вот она от сквозняка и соскользнула вниз.

Сова Сноп с важным видом заявил:

— Я вот что думаю. Сквозняк — дело такое, он еще и не то вытворяет. Если резко открыть амбарные ворота, он может и здоровую сову с лап сбить, если, конечно, врасплох застать или если устал и лапами плохо цепляешься. Вот такие дела.

Аббат Дьюррал положил лапы на плечи Мартину и Ролло.

— Сдается мне, что друг Сноп абсолютно прав, — с улыбкой сказал он. — И что нам всем сейчас нужно — так это дуновение ласкового бриза, который перенес бы нас наверх, в спальни. По-моему, нам давно пора отдохнуть.

Мартин с трудом удержался от того, чтобы зевнуть, и поспешил согласиться:

— Отличная мысль, отец-настоятель. Договорим утром, за завтраком. — Посмотрев на гостей, он сказал: — А вы, ребята, когда доедите, устраивайтесь пока здесь на матрасах, где сидят малыши. Места тут хватит, у камина тепло. А завтра мы что-нибудь придумаем.

Совенок бодро помахал в ответ поварешкой и сообщил:

— Само собой! А матрасики у камина — самое милое дело для нас.

Хват же, отставив вылизанную миску из-под трюфелей, возмущенно заявил:

— Для каких это «нас»? Ты за себя отвечай, понял? Для «нас»! Ты как хочешь, а я себе кресло аббата давно присмотрел. Еще не хватало, на матрасе спать! Это ты, считай, подушкам да матрасам родственник. Привык в амбаре сидеть, глазами моргать, бестолочь.

— Что верно, то верно. Моя старая матушка говорила: «Лучше быть совой в амбаре, чем принцем во дворце». Вот как.

— Сделай одолжение, растолкуй, что твоя мамаша имела при этом в виду?

— А я почем знаю? Но звучит шикарно, согласен?

— Да согласен, согласен. Иди спи, смотри перья не спали около камина… Спокойной ночи.

В аббатстве было тихо-тихо. Чуть слышно трещали дрова в камине. Ветер завывал в трубе. И хотя до рассвета оставалось всего несколько часов, Мартин-воин не спал: он лежал с открытыми глазами и обдумывал события прошедшего вечера. Скелет Седоглупа в расщелине; ложка Фермальды; ее странные стихи; какой-то Безумный Глаз (знать бы, что это за зверь такой); да еще загадка — кто же подслушивал их разговор в Большом Зале? Что же все это значит?

 

ГЛАВА 6

Пират Конва провел кошмарную ночь в казарме надзирателей. Зажатый в угол, голодный, дрожащий, он со страхом вглядывался в плоские, ничего не выражающие глаза ящериц, гадая, которая из них и когда именно бросится на него, чтобы сожрать беззащитного, безоружного пленника. В общем, под утро он уже и сам не знал, радоваться ему или печалиться, когда двое дежурных надзирателей выволокли его из казармы и потащили во дворец.

Аудиенция была назначена в одном из верхних залов. Куница нежился на широком подоконнике, обдуваемый теплым утренним бризом. За спиной Ублаза, на самом карнизе, расположились четыре огромные черноспинные чайки. Внушительных размеров, свирепого вида, они особенно выделялись среди морских пернатых хищников кроваво-красным пятном на кончике крепкого, увесистого, янтарного цвета клюва.

О жестокости Безумного Глаза давно ходили легенды. Конва их слышал не раз и в ужасе сопротивлялся надзирателям, которые с немалым трудом впихивали его в зал.

Ублаз был не в настроении созерцать страхи пленника. Пригвоздив пирата к месту одним взглядом, он хрипло прокричал:

— Перестань дергаться, болван! Если бы я хотел убить тебя — ты еще вчера бы отправился рыб кормить. Садись за стол и делай, что тебе говорят!

Конва постарался по возможности быстрее и точнее исполнить приказ. Ублаз кончиком кинжала придвинул ему кусок пергамента и угольные карандаши.

— Итак, ты видел те шесть жемчужин, держал их в руках, запомнил их форму, цвет, у тебя была шкатулка, в которой их хранили. Это так? Отвечай! — рявкнул император.

Конва кивнул и пропищал:

— Да, Ваше Величество.

Острие кинжала легко царапнуло лапу пирата.

— Отлично. Значит, ты можешь нарисовать их мне, сами жемчужины и шкатулку.

Конва растерянно взял карандаши и пролепетал:

— Но… я не знаю… мое умение рисовать… весьма ограниченно…

Приподняв морду пирата острием кинжала, Ублаз ухмыльнулся и пригрозил:

— Жить захочешь — нарисуешь.

Конва стал проворно водить углем по бумаге, попутно отвечая на вопросы императора.

— Скажи мне, крыса корабельная, не было ли на жемчужинах каких-то отметин, не отличались ли они друг от друга по форме или по цвету?

— Нет, Ваше Величество, все шесть были одинаковы: идеально круглые, ровные, одного цвета.

— А как насчет размера?

— Все были одинаковыми. Крупнее, чем любая жемчужина, когда-либо виденная мной. Примерно вот такого размера.

Конва протянул Ублазу пергамент с шестью кружочками. Император одобрительно хмыкнул и сказал:

— Ну вот, а говорил, что не умеешь. Молодец, пират. А теперь скажи, какого цвета жемчужины.

— Ваше Всемогущество, они были светло-розовыми, неяркими. При дневном свете они казались более мягкими, кремовыми, а под лампой их цвет густел, становился похожим на оттенок только что распустившегося розового бутона.

— Надо же, какой поэт в тебе пропадает. Впрочем, на твоем месте я бы еще не так запел. Ну а теперь опиши мне, где они хранились.

— Это была шкатулка из большой глубоководной раковины. Обе ее створки были хорошо отполированы и отливали перламутром. Кто-то приделал к ним петли и защелку из твердого дерева. Изнутри раковина выложена мягким красным бархатом. Каждая жемчужина лежала в отдельной выемке. Насколько я помню, выглядело все это вот так.

Когда пират закончил рисовать, Ублаз взял пергамент, посмотрел на плод стараний Конвы и положил рисунок перед чайками, которые не мигая, абсолютно безучастно тоже осмотрели набросок.

Ублаз внимательно посмотрел в глаза самой крупной чайке и сконцентрировал все свои гипнотические способности на ней. Вскоре чайка действительно оказалась целиком и полностью под влиянием безумных глаз и зловещего голоса императора.

— Летите на восток, к берегам Страны Цветущих Мхов, — приказал император. — Найдите место, которое называют аббатство Рэдволл. Следите за всем, что там происходит, и разыщите мне эти жемчужины. Если вы найдете или шкатулку, или сами жемчужины, немедленно украдите их и принесите сюда, на Сампетру. Если вам не удастся найти сокровища, ждите поблизости от Рэдволла, когда приплывет мой верный генерал Ласк Фрилдор и его команда. Если они смогут раздобыть жемчужины, передайте генералу мой условный сигнал.

Ублаз снял с лапы браслет с большим драгоценным камнем и повесил его на шнурке на шею предводителя чаек.

— По этому браслету генерал узнает моих посланников. Вы заберете у него жемчужины и немедленно полетите сюда. А теперь — вперед! Летите за море, и пусть ваши крылья будут быстрее, чем самый быстрый ветер. А когда вы вернетесь с жемчужинами, я отблагодарю вас и всех чаек, живущих на Сампетре. Вперед!

Ответом императору были долгие гортанные крики полетевших на восток черноспинных чаек.

Глянув в бронзовое полированное зеркало, император пригладил мех у себя на груди и на шее, а затем, обернувшись, подмигнул дрожащему Конве:

— Сдается мне, ты видел и слышал слишком много, Конва. Слишком, слишком много. Ну-ка посмотри мне в глаза.

Пиратский капитан Старый Рубака первым услышал топот лап на пирсе и звон трезубцев. Он приоткрыл дверь каюты и выглянул наружу.

— Крысиная стража! — взвыл он. — Весь причал кишит крысами! Ребята, нас заперли на этом корабле!

Капитан Барранка схватил палаш и рванулся к дверям. На ходу он прокричал:

— Сейчас посмотрим, как им понравятся на вкус наши клинки! За мной, ребята!

Старый Рубака быстро захлопнул перед ним дверь.

— Не вздумай лапу высунуть за порог, иначе нас тут всех перережут! Их слишком много, но пока мы на борту, надеюсь, они сюда не сунутся.

Капитан-хорек Каменная Лапа посмотрел в иллюминатор, вернулся к столу и наполнил свой кубок

— Да, ребята, ну и время мы выбрали для восстания. Мы здесь заперты крысиной стражей, а все наши экипажи на берегу. Положение — хуже не придумаешь. Остается ждать гениальных предложений. Готов начать регистрацию.

Старый Рубака продолжал вести наблюдение.

— Пока крысы стоят и не двигаются, — сообщил он. — На трап не заходят, близко к борту не суются. А вот и Сагитар! Довольная, наверное, думает, что перехитрила нас. А это еще кто? Глазам своим не верю! По-моему, сам Безумный Глаз пожаловал сюда в окружении целой когорты своих надзирателей.

Барранка, все еще державший палаш наготове, почесал затылок:

— Предлагало выслушать, что собирается нам сказать император. Если честно, мериться с ним взглядами не стоит.

После небольшой паузы с причала донесся голос Ублаза.

— Друзья! Морские братья! — обратился он к заговорщикам. — Вы чем-то недовольны? У вас есть жалобы? Выходите, давайте поговорим и обсудим все ваши предложения.

Приоткрыв дверь каюты, Барранка прокричал в ответ:

— Уж чего-чего, а жалоб у нас накопилось! А что касается того, где и с кем их обсуждать, то нам и здесь, в каюте, неплохо. Ублаз, я к тебе обращаюсь! Больше мы твоим приказам подчиняться не будем. Думаю, ты заметил, что по численности мы намного превосходим твою стражу?

— Ну, друзья, надеюсь, до драки или до поножовщины дело не дойдет! — преувеличенно добродушно произнес Ублаз, одновременно жестом отдав сигнал страже приблизиться к мятежному кораблю. — Эй, капитаны, выходите! Пойдемте ко мне во дворец, накроем стол, поговорим по душам.

Неожиданно для всех Барранка выскочил на палубу, взмахнул палашом и взвыл:

— Эй, в тавернах! Выходи на берег все, кто слышит!

Отчаянный шаг оказался небесполезным. Буквально в следующую секунду из окрестных таверн появились пираты и, поняв, что дело неладно, стали с угрожающим видом спускаться к причалу. Развернувшись, Ублаз ткнул в сторону пиратов серебряным кинжалом и властно прокричал:

— Всем стоять на месте! Дело касается только меня, императора, и тех, кто остался на борту «Флибустьера».

Стоявшие на носу и на корме «Флибустьера» Барранка и Каменная Лапа лихорадочно оценивали ситуацию. Конечно, Ублазу не удалось напасть неожиданно. Но каждый капитан понимал — опытная, обученная стража и отряд надзирателей без большого труда сдержали бы первый натиск толпы пиратов на узком причале и почти наверняка передовой отряд стражников ворвался бы на корабль и перебил мятежных капитанов раньше, чем подчиненные пробились бы на помощь своим командирам.

Барранка не зря слыл среди пиратов сообразительным капитаном. Обернувшись к Ублазу, он крикнул:

— Прикажи своим солдатам не делать резких движений, тогда и наши матросы не будут нападать на них! А теперь давай поговорим. Никакой дани мы тебе больше платить не будем. Запас строевого леса, который находится у тебя во дворце, ты разделишь между всеми капитанами. И отдельно мое персональное требование: ты немедленно освободишь моего брата Конву. Хватит, насиделись в твоих тюрьмах!

Безумный Глаз пришел в ярость. Нацелив кинжал на Барранку, он прокричал:

— Я — император Ублаз, которому никто не смеет глядеть в глаза! Еще не хватало, чтоб морской сброд диктовал мне свои условия! А что касается твоего братца, Барранка, можешь спросить этого глупца, что бывает с теми, кто осмеливается не исполнить мой приказ.

По сигналу императора четверо надзирателей выволокли на причал большой парусиновый мешок. Перевернув мешок, они вытряхнули из него труп Конвы. Останки несчастного горностая были изуродованы так, словно тот погиб от падения с большой высоты. Безумный Глаз усмехнулся и сказал:

— Вот видишь, твой братец почему-то подумал, что он — птичка. Мне стоило только взглянуть на него, и он вдруг решил вскарабкаться на подоконник и выпорхнуть в окно.

Барранка на миг замер в ужасе, а затем, стряхнув оцепенение, закричал во весь голос:

— Клянусь, что вся моя жизнь с этого дня будет подчинена только одной цели — заставить тебя, Ублаз, навеки закрыть свои безумные глаза! Я объявляю тебе войну! Руби канаты, Каменная Лапа! Это война!

Один удар саблей по носовому канату, один — палашом по кормовому, и «Флибустьер» начал отходить от причала. Остальные капитаны стали сноровисто подтягивать снасти и устанавливать паруса. Килехвост подбежал к борту и прокричал остававшимся на берегу матросам:

— Уходите в глубь острова, в горы! Вооружитесь кто чем может и ждите, пока мы дадим о себе знать. Ребята, мы вернемся, и Сампетра будет нашим, настоящим пиратским островом! Мы начинаем войну!

Матросам не пришлось долго объяснять, что к чему. Со свистом и с воинственными криками пираты стали уходить из гавани.

Заметив, что Сагитар дернулась устроить погоню, Ублаз положил ей лапу на плечо.

— Пусть разбегаются, — сказал император. — Без своих капитанов они — ничто. Толпа неорганизованных негодяев. Сделай-ка лучше вот что: собери экипаж из стражников и принимай под командование корабль Старого Рубаки — «Кровавый Киль». Выследи Барранку, перебей всех капитанов, но его привези мне живым. Только живым.

 

ГЛАВА 7

Выдра Грат, по прозвищу Длинная Стрела, приладила очередную стрелу к луку и стала невозмутимо ждать, когда очередная морская крыса высунется из шлюпки. Ее стрелы уже пронзили четырех морских крыс, чьи трупы теперь чернели на песке по соседству со шлюпкой. За бортом лодки сидели, скрючившись, всего два живых пирата.

Грат крепко сжимала свой огромный лук. Прислонившись к тетиве щекой, она глядела сквозь дырочку для стрелы, выжидая очередную жертву и тихонечко напевая что-то себе под нос.

Пиратский капитан Сорвиголова и его рулевая крыса Карвел лежали, распластавшись на песке, под прикрытием борта шлюпки, которая не так давно красовалась на большом корабле Сорвиголовы под названием «Рассекающий Волны». Карвел беспрестанно хныкал:

— Смотри, смотри! Прилив-то уже вон как высоко! У нас нет ни единого крабьего шанса выбраться живыми с этого побережья. Вот скажи мне, зачем ты приказал вытащить шлюпку так далеко на берег?

Сорвиголова с бессильной яростью швырнул горсть песка в сторону своего рулевого, но ветер снес песчинки, ударив их о борт лодки раньше, чем они достигли морды морской крысы.

— А потому, — в очередной раз злобно объяснил капитан, — что, оставь мы ее пониже, прилив унес бы ее, пока мы ловили рыбу среди во-он тех камней. А уж если мы заговорили о камнях, скажи мне лучше, кто, как не ты, посадил на рифы корабль, оставив в нашем распоряжении какую-то жалкую скорлупку?

На сей раз Сорвиголова решил выместить свою злость на рулевом, пнув того в бок.

— Это ж надо, — продолжал ругаться капитан, — такое судно утопить! С добычей за два сезона! Слышишь, рулевой, если мы отсюда выберемся, я тебе не то что лапы не подам, я тебя просто подвешу над морем вниз головой, чтобы тебе рыбы голову отъели. Вот только боюсь, не повезет им с таким ужином, вряд ли там хоть капля мозгов найдется.

Совершенно неожиданно для капитана Карвел пнул его в ответ. Пинок удачно пришелся Сорвиголове в живот. Капитан с трудом перевел дыхание и злорадно прошипел:

— Ну, дождешься ты у меня, жаба! Неужели забыл, что по морским законам за удар, нанесенный капитану, полагается смертная казнь?

Карвел ловко избежал ответного удара и вдруг выхватил кинжал. Он все равно уже нарушил один из основных морских законов, и терять ему было нечего.

— Ага, капитан без корабля! — съехидничал он. — Хватит, надоело мне слушать твои дурацкие приказы! Только попробуй тронь меня еще раз хоть пальцем, узнаешь тогда, что такое мой кинжал и как глубоко он ранит!

Ловким ударом Сорвиголова выбил кинжал из лапы противника. Карвел вновь попытался пнуть его, но капитан перехватил его заднюю лапу и нанес ответный пинок. Крыса-рулевой взвыл и, метнувшись в сторону, потянулся за лежавшим на песке кинжалом. Но не успел он вновь схватить оружие, как…

Вж-жик!

Карвел упал на песок, древко стрелы торчало у него прямо между глаз.

Сорвиголова в отчаянии огляделся и прикинул расстояние, отделявшее его жалкое укрытие от полосы прилива, получалось примерно два корпуса шлюпки. Пробравшись к корме, Сорвиголова стал отчаянно подкапываться под борт. Наконец его лапы наткнулись на толстую веревку, закрепленную на задней банке шлюпки. Пиратский капитан изо всех сил тянул за веревку и с огромным трудом передвинул шлюпку чуть-чуть ближе к спасительной воде. Только желание жить помогало старому пирату скрипя зубами сдвигать ее дюйм за дюймом к полосе прибоя. Наконец морская вода омыла его лицо. Он злорадно ухмыльнулся. Нет, он, старый капитан, не позволит перехитрить себя. Он спасется, и пусть один, пусть на утлой шлюпке, но все-таки доберется до безопасного места.

Нащупав под лапами удобный камень, Сорвиголова обернулся, чтобы посмотреть, сколько раз ему еще будет нужно подтягивать лодку. И вдруг кровь застыла у него в жилах. Он увидел пылающие местью глаза выдры Грат.

Полная луна ярко освещала нескончаемую череду волн. По лунной дорожке вдоль берега плыла небольшая шлюпка. Управляла ею выдра Грат, по прозвищу Длинная Стрела, капитан маленького, отбитого в честном бою у противника корабля.

«Морской Змей» шел под всеми парусами. На вахту заступил опытный рулевой — морская крыса Рубихвост. Он изо всех сил налегал на руль, чтобы удержать корабль на нужном курсе — на восток, только на восток, туда, где каждое утро встает солнце. На носу корабля стояла Ромска, хорьчиха, ставшая в этом рейсе капитаном «Морского Змея». Хоть Ублаз и объявил, что теперь она принимает корабль под свое командование, излишних иллюзий по поводу своего назначения она не питала. Она прекрасно знала, что незаменимых капитанов для Ублаза нет. Если Ласк Фрилдор привезет императору «Слезы Всех Океанов», Ублаз не постоит за хорошей наградой и выполнит все просьбы своего генерала. А лестной характеристики в свой адрес хорьчиха от него никак не ждала.

Вперевалочку, морской походкой Ромска подошла к рулевому и, придерживаясь лапой за канат, сказала:

— По-моему, неплохо идем, приятель. Не слишком ли только торопимся в такой-то шторм? А если разобраться, то торопиться нам совсем некуда.

Рулевой нервно огляделся:

— Ты бы потише. Того и гляди, кто-нибудь из надзирателей подслушает.

Ромска хитро усмехнулась и покачала головой:

— Нет, приятель, сегодня нас никто подслушивать не станет. Скрывать не буду, когда на меня смотрят эти скользкие твари, у меня сердце в пятки уходит. Но клянусь, никто из них сегодня лапой не пошевелит, чтобы вытянуть у нас хоть какой-нибудь секрет. И знаешь почему?

Рубихвост чуть поправил руль и спросил:

— И почему же?

Прикусив кончик уса, Ромска подмигнула ему:

— Потому, что ящерицы родились и выросли в тропиках и на корабле оказались впервые. Неудивительно, что они с трудом переносят холод и качку. Мы же к морю привыкли, а холода, ветра и постоянные брызги нам и вовсе нипочем, ты ведь сам прекрасно знаешь, что бывало и похуже.

Рубихвост непонимающе посмотрел на нее:

— Ну и что с того? Чем нам это может помочь? Ромска снова усмехнулась.

— Между прочим, — сказала она, — я разместила надзирателей в лучших каютах. Знаешь где? На носу корабля. Вот уж где качает так качает. Целыми днями они летают то вверх, то вниз, без остановки. Так что, если тебе хочется посмотреть на позеленевшую от морской болезни ящерицу, не поленись, в свободное от вахты время пройдись на бак, загляни в каюты. Сам генерал и вся его компания лежат на койках, а вой стоит такой, словно они помирать собрались. Ты уж поверь мне на слово — этим ящерицам не до шпионства.

Хорошенько обдумав сказанное, рулевой злорадно расхохотался:

— Ну, у тебя голова варит, Ромска! Соображаешь, капитан!

Сама же Ромска неожиданно наступила ему на ногу, тихонько пробурчав:

— Отставить смех. Сделали серьезные лица. Смотри, сам генерал к нам пожаловал.

Кожа генерала надзирателей, обычно серо-синяя, приобрела мертвенно-зеленый оттенок. Вцепившись в протянутые вдоль борта канаты, генерал надзирателей с трудом пробрался из своей каюты к кормовой палубе. С нескрываемым неодобрением он посмотрел на рулевого и капитана и просвистел:

— Вода… корабль… плавать… плох-хо… Я и мои… надз-зиратели… много… болеть… С-сколько… еще… до Ц-ц-цве-тущих Мх-хов?.. Сказ-зать… можешь?

Ромска очень серьезно осмотрела горизонт, послюнявила палец и выставила его вверх, словно прикидывая, откуда дует ветер.

— Ну, вообще-то не так долго, — задумчиво сказала она, — хотя море непредсказуемо… Вдруг ветер переменится… или в настоящий шторм попадем. Тогда путешествие может затянуться.

— Какой… ещ-ще… настоящ-щий… ш-ш-шторм?.. — У генерала просто отвисла челюсть. — А ч-что, мож-жет быть… хуж-же… чем с-сейчас?

Рубихвост просто таял от удовольствия, но изо всех сил старался сохранить серьезное выражение морды.

— Да разве это шторм, генерал? — махнул он лапой. — То, что мы видим сейчас, — это так, легкая рябь на поверхности пруда. Эй, капитан, подтвердите мои слова.

Ромска деловито кивнула:

— Это правда. Но, генерал, вам не о чем беспокоиться. Император приказал мне доставить вас и ваших надзирателей к берегам Страны Цветущих Мхов. Я дала ему торжественную клятву. Пусть волны будут выше самых высоких гор, пусть корабль покроется коркой льда, но свое слово я сдержу. А еще я прикажу коку, чтобы он побаловал вас чем-нибудь вкусненьким. Закажу-ка я ему для ваших надзирателей жареных рыбьих внутренностей. Вот только масло у нас немножко прогорклое, ну да ничего.

— Не-е-ет! — завопил генерал, перегибаясь через борт. С трудом сдерживая рвоту, генерал позорно поплелся к дверям своей каюты.

Ромска и Рубихвост едва сдержались, чтобы не рассмеяться ему в спину.

— Ну ты и загнула, — прошептал рулевой. — Рыбьи кишки на прогорклом масле — ну и гадость!

 

ГЛАВА 8

Весенняя заря на чистом, без единого облачка небе только поднималась над Рэдволлом, когда маленький Арвин, подскочив к кровати Пижмы в лазарете, огрел ее подушкой.

— Вставай, Пижма! Соня-просоня!

Такое оскорбление ежиха оставить без наказания не могла.

— Сейчас я тебе покажу, кто у нас соня-просоня! — воскликнула она.

Вызов был принят, и дуэль на подушках началась.

— Злючка-колючка! — обзывался Арвин, нападая на Пижму.

— Ах ты личинка! Вот я тебе задам! — кричала она в ответ, переходя в контратаку.

Разумеется, через пару минут одна из подушек наткнулась на край кровати и распоролась от края до края. Вся палата лазарета оказалась засыпана перьями, а баловники повалились на кровати, умирая от смеха.

— Ах вот как эти хулиганы ведут себя там, где положено тихо лежать и выздоравливать! — сказала сестра Цецилия, появившаяся на пороге лазаретной палаты. Уперев руки в бока, она недовольно заявила: — А я-то собиралась нести вам завтрак в постель! Я-то по глупости своей подумала, что вы больны, устали и что вам нужно отдохнуть.

Пижма попыталась сказать что-то в свое оправдание, но тут маленькое перышко попало ей в нос, и она чихнула.

Арвин невинно улыбнулся и подошел к рассерженной сестре Цецилии.

— По-моему, Пижма немножко простудилась, — сказал он.

Но обмануть опытную, много повидавшую на своем веку мышь оказалось не так легко. Уловка не сработала.

— Этого еще не хватало! — заявила сестра Цецилия. — Значит, так: завтрака не получите, пока не наведете здесь чистоту. Арвин, возьми швабру и собери все перья. А ты, Пижма, бери иголку и нитку, зашивай наволочку, а потом вместе набивайте подушку заново. И побыстрее.

Малыши принялись за работу, а сестра Цецилия, поразмыслив, решила ужесточить наказание за столь серьезный проступок.

— Не забудьте застелить постели, а кроме того, когда закончите с подушкой, выбейте покрывала и протрите пыль на всех полках. Все слышали?

Грозно посмотрев на провинившихся, старая мышь вышла за дверь. Арвин тотчас же упер руки в бока и стал передразнивать сестру Цецилию:

— Эй, Пижма, ну-ка быстро, бери швабру! Что за беспорядок, в жизни такого не видела! Ох уж мне эти безобразники!

Не успели они вволю насмеяться, как в дверь кто-то постучал.

— Сюда нельзя! — прокричал в ответ Арвин. — Здесь живут только наказанные и прочие трудные подростки.

В дверном проеме показалась голова ежихи Тизель.

— Вот это да! Да что здесь такое творится? — всплеснула она лапками.

Пижма поняла, что дело принимает нешуточный оборот, и, став серьезной, спокойно ответила:

— Ничего особенного, госпожа Стамп. Это совершенно случайно. Вот подушка просто распоролась, и всё. А сестра Цецилия сказала нам, чтобы мы сначала убрали в комнате, а только потом спускались на завтрак. Арвин, давай приступай! Начинай подметать!

Понаблюдав за ними некоторое время, ежиха от души расхохоталась и сказала:

— Будете копаться, так и до завтра не управитесь. Ладно, я вас прощаю. Спускайтесь вниз, на кухню, а я уж как-нибудь тут уберусь. У меня-то это побыстрей получится.

Арвина и Пижму не пришлось долго упрашивать, но перед тем, как выскочить за порог, они осыпали ежиху благодарностями.

— Ладно, ладно, — растроганно сказала она. — Кыш отсюда, пока я не передумала.

На кухне уже вовсю шла раздача завтрака. Пижма и Арвин приблизились к ожидающим своей очереди зверям, встав за Хватом. Тот обернулся, внимательно посмотрел на вновь прибывших, затем похлопал по плечу стоявшего рядом с ним Снопа.

— Слушай, старина, — сказал он, — не зря я тебе говорил, что странные зверюшки обитают в этом аббатстве. Ты только погляди, кто это за мной очередь занял, какая-то ёжептичка. Правда смешно?

Продолжая выдергивать перья из колючек на голове, Пижма ответила:

— Никакая я не ёжептичка, а просто ежиха. Меня зовут Пижма. А это Арвин, мой друг.

Недолинявший, потрепанный заяц элегантно отставил ногу и галантно поклонился:

— Счастлив познакомиться. Мое имя Хват, а эту кучу перьев можете называть Снопом.

Пижма кивнула:

— Я уже знаю.

Хват вплотную, нос к носу, приблизился к ней и, глядя в глаза, спросил:

— А хотелось бы знать, откуда ты все это знаешь? Вопрос застал Пижму врасплох.

— Ну… я… это… наверное, мне кто-нибудь сказал. Схватив бельчонка за лапу, она потащила его за собой в дальний конец зала, где было меньше шансов попасться на глаза придирчивой сестре Цецилии.

Они сели между кротихой Копушей и полевкой Фиалкой. Пижма старалась не отрывать взгляда от тарелки, с аппетитом уплетая горячие картофельные оладьи с медом и запивая все это душистым травяным чаем.

Фиалка, отхлебнув чаю, не глядя ни на Пижму, ни на кого другого, заявила достаточно громко, чтобы слышали все сидящие по соседству:

— А вот мне кое от кого стало известно, что кое-кому из наших молодых воспитателей больше не будут разрешать брать с собой в лес малышей. А почему? Да потому, что они попадают в разные неприятные истории, возвращаются домой очень-очень поздно, исцарапанные, грязные и промокшие. Вот такие слухи ходят у нас по аббатству.

Копуша оторвалась от тарелки и осведомилась:

— Кто же это сказал тебе, Фиалка? Фиалка поджала губы:

— Что знаю, то знаю. А больше ничего не скажу, сами выясняйте.

Арвин подмигнул Копуше. Та заговорщицки наморщила нос и, отвернувшись, вдруг ткнула пальцем куда-то за соседний стол:

— Хур-хур, вот кто нам сейчас все р-р-раскажет. Фиалка приподнялась со скамейки и, наклонившись над столом, уточнила:

— Кто-кто?

Стоило ей отвернуться, как Арвин, стянув с дальнего угла стола тарелку с кашей-размазней для самых маленьких, поставил ее на скамейку прямо на то место, где сидела Фиалка. Та же все не унималась:

— Да кто же нам все будет рассказывать? Кого вы имели в виду?

— Да так, одна мышка-всезнайка, — отмахнулась от нее Копуша. — А может быть, я и ошиблась…

Фиалка разочарованно вздохнула и преспокойно уселась на свое место. Плюх!

Мартин, сидевший во главе стола вместе со старшими обитателями Рэдволла и двумя новыми гостями, услышал всплеск и обиженное хныканье Фиалки.

— Ну и что это у нас там творится? — спросил он, поднимаясь со своего места. — Все понятно, — вздохнул он. — Это Фиалка. Я так и думал: стоит им сесть рядом с Пижмой — жди неприятностей.

Услышав знакомое имя, Хват о чем-то задумался, а потом, поманив к себе Мартина, прошептал ему в ухо:

— Занятная история получается. Сегодня утром я имел честь познакомиться с этой вашей ежихой. И знаешь что? Когда я ей представился и представил Снопа, она сказала, что уже знает, как нас зовут, и почему-то сразу же убралась подальше. Вот и ответь мне на вопрос: как она могла узнать мое имя, если, когда мы появились у вас в аббатстве, ей уже полагалось видеть десятый сон?

Мартин задумчиво почесал подбородок, подумал и нашел логичный и даже многое объясняющий ответ:

— Помнишь, нас ночью кто-то подслушивал?

Тут от тарелки с недоеденным сырным фланом оторвался Сноп:

— Вот-вот, правильно мыслишь, вояка. Как говаривала моя старая матушка, хуже ежа на ступеньках могут быть только два голодных зайца в буфетной. Вот так-то.

Мартин улыбнулся совенку:

— А твоя матушка, верно, мудрой птицей была. А теперь тихо, сделаем серьезные лица. Аума ведет провинившихся.

Барсучиха действительно привела слегка упиравшихся Фиалку и Пижму и поставила их прямо перед аббатом.

— Стойте смирно, — строго приказала она. — А теперь расскажите отцу-настоятелю, что у вас там случилось, да не вздумайте врать.

Дрожащим от слез голосом Фиалка пожаловалась:

— Она поставила мне на скамейку тарелку с кашей, и я туда села. Честное слово.

Не успела Фиалка договорить, как Пижма гневно возразила:

— Я?! Да никогда в жизни! Даже несмотря на то, что ты дразнилась.

С трудом пряча улыбку, аббат Дьюррал покрутил усы.

— Склока, едва не переросшая в драку, — очень серьезный проступок. Как будем их наказывать? Что скажешь, Мартин?

Суровый воин сумел сохранить серьезное выражение лица.

— Я предлагаю потребовать с них честное слово никогда так больше не делать. Пусть поцелуются, извинятся друг перед другом, и дело с концом.

Пижма хотела было что-то возразить, но, посмотрев в сторону, заметила Арвина, которому было заметно не по себе. Он переминался с ноги на ногу и явно порывался подойти к столу старших.

— Ну что ж, я согласна, — сказала Пижма и быстренько чмокнула Фиалку в щеку. — Я прошу прощения за то, что подставила тебе тарелку с кашей. Больше я так никогда не буду. Извини меня.

Фиалка тоже без особой охоты чмокнула Пижму в щеку и быстренько пробормотала:

— Извини, что я тебя дразнила. Больше никогда так не буду.

— Ну вот и все. — Мартин довольно потер руки и облегченно вздохнул, считая судейскую миссию исполненной.

Аума бросила в его сторону взгляд, от которого запросто могло бы свернуться молоко.

— И это все?! — спросила она.

С демонстративной суровостью оглядев присутствующих, Ролло-летописец заявил:

— Мы не можем позволить, чтоб юные рэдволльцы ругались, дрались или усаживали друг друга в замечательную кашу. Думаю, им стоит преподать хороший урок.

В этот момент к столу старших, не сговариваясь, бросились Арвин и Копуша. Честность победила страх, и они решили взять на себя свою долю наказания.

— Господин аббат, это я подставил ей тарелку с кашей! — поспешил признаться Арвин.

— Да, а я в это вр-ремя отвлекала ее, — вздохнув, созналась Копуша.

Понимая, что дольше сохранять серьезность никому из присутствующих не удастся, аббат Дьюррал вынес скорый приговор:

— Все ясно. Вас двоих я приговариваю к тому, чтобы играть весь день только во дворе, Фиалка же пусть сделает уборку в надвратной башне, а Пижма подметет лестницу, ведущую в детские спальни.

После завтрака Мартин, Ролло, Сноп и Хват решили прогуляться вокруг аббатства.

Мартин положил лапу на плечо старому летописцу и сказал:

— Я тут вот что подумал: Пижма осталась одна на верхнем этаже. Если это она нас подслушивала, бьюсь об заклад, что сейчас она прямиком направилась на чердак, где жила Фермальда.

Горный заяц подмигнул Мартину:

— А ты и вправду соображаешь, вояка. Сдается мне, что пора и нам двинуть лапы туда, чтобы посмотреть, чем же занимается наша юная Пижма на пыльном, давно пустом чердаке.

Развернувшись, Хват резво двинулся к аббатству. Последовав за ним, Ролло заметил Мартину:

— Хорошо, что в аббатстве вновь появился заяц. Последний был, если помнишь, еще во времена твоего отца. Звали его, кажется, Бэзил.

Мартин улыбнулся всплывшему из памяти полузабытому образу.

— Точно-точно. Отец предупреждал, что зайцы хоть и потешные на вид, но в бою очень опасные, серьезные противники. Будем надеяться, что, случись у нас неприятности, Хват покажет себя настоящим зайцем.

 

ГЛАВА 9

Нескольких взмахов метлой вполне хвати — ло для того, чтобы привести винтовую лестницу в полный порядок. Куда больше привлекала и в то же время пугала Пижму другая лестница, та, что вела из верхнего коридора на чердак. Получив возможность подняться наверх для уборки, она тем не менее побоялась сразу подняться на самый верх лестницы. Чердак всегда манил и в то же время отпугивал малышей. Чтобы скрыть свой страх, Пижма даже начала мести лестницу, ведущую на чердак, с нижней ступени. Но через три ступеньки поняла всю глупость этой затеи, набралась смелости и, перехватив метлу так, чтобы та хоть как-то напоминала оружие, стала подниматься по пыльным ступеням.

На чердаке Пижма заметила узкий луч света, пробивавшийся через небольшое подковообразное окно. Пойдя на свет, она оказалась в длинной комнате с низким сводчатым потолком. Пижма поняла, что скорее всего очутилась там, где жила старая Фермальда. Несколько раз наткнувшись на запыленную мебель, она все же разыскала лампу, трут и огниво. Теперь света хватало, чтобы получше разглядеть беличье жилище. Комната была давно заброшена и изрядно пропылилась с тех пор, как ею перестали пользоваться. Обставлена она была всяким хламом, стащенным сюда из разных уголков чердака и подвала. Когда Пижма опустилась в одно из потертых кресел, вокруг нее тотчас же поднялось облачко пыли.

— Ну что, сударыня? Нашли что-нибудь интересное? Не сдержав испуганного крика, ежиха подскочила на месте.

В чердачную комнату вошел Мартин, за ним Ролло, Хват и Сноп. Пижма принялась лихорадочно изображать уборку, начав подметать пол прямо с середины комнаты, и, стараясь не глядеть в глаза Мартину и летописцу, забормотала невнятные объяснения:

— Я тут… это… подмести немного собралась… Я в том смысле, чтобы прибраться немножко…

Ролло закрыл рукавом рот и, помахав лапой, сказал:

— Пижма, прекрати поднимать пыль! Убери метлу. Мартин сел в кресло, и его глаза оказались на одном уровне с глазами Пижмы.

— Скажи, пожалуйста обратился он к молодой ежихе, — зачем ты вчера подслушивала наш разговор?

Пижма вытерла глаза уголком передника и сказала:

— Я вовсе не собиралась никого подслушивалась. Просто, проснувшись в лазарете, я жутко захотела есть. Тогда я вспомнила, что, когда мы возвращались из леса домой, вы что-то говорили про Весенний Пир. Вот я и пошла в Большой Зал. Но там было темно, на лестнице я остановилась и услышала какие-то голоса. Посмотрела вниз и поняла, что ужин давно закончился. Конечно, кое-что из вашего разговора я расслышала, но не специально. Когда до меня дошло, что еды на столах больше не осталось, я решила вас не беспокоить и вернуться в лазарет и неуклюже наступила на тарелку, которую кто-то из малышей оставил на лестнице. Она покатилась вниз и, наверное, разбилась, а я бегом бросилась обратно и легла спать. Ролло присел на подлокотник кресла.

— Полагаю, ты слышала, что мы говорили о Седоглупе, Фермальде и о том времени, когда он жил тут, у нее на чердаке.

На Пижму было жалко смотреть. Она смущенно глядела в пол прямо перед собой и негромко бормотала:

— Да, так получилось, что я все это слышала… и мне было так интересно… особенно стихотворение, которое прочитал господин аббат… Вот я и решила: поднимусь сюда и поищу ответ на ее загадку. Я только хотела вам помочь. Мартину стало жаль несчастную Пижму. Он взял ее за лапку и сказал:

— Никто и не думает, будто ты хотела сделать что-то плохое. Но посмотри вокруг: нашла что-нибудь интересное? По-моему, ничего тут нет. Старая, пыльная мебель… Что тебе здесь делать? В конце концов, тебе было сказано подмести главную лестницу. К чему проявлять самодеятельность? Так что, уважаемая, можете идти. В вашем распоряжении весь оставшийся день для игр во дворе.

Пижме не понравилось, что ее выставляют с чердака. Тогда Мартин отвел ее в сторону и сказал:

— Знаешь что, Пижма-фижма, как тебя называет Арвин, у меня для тебя есть другое дело. Если мне память не изменяет, этот сезон уже седьмой с тех пор, как аббат Дьюррал стал настоятелем Рэдволла. И вот у меня появилась мысль: а что если ты вместе с нашими новыми гостями приготовишь ему в качестве сюрприза большой торт? Согласна?

Хват потирал лапы от удовольствия.

— Отличная мысль! Сдается мне, что господин настоятель заслужил скромного тортика на семилетие своего руководства аббатством. Что скажешь, Сноп?

Совенок, поморгав, кивнул и сказал:

— Как говаривала моя матушка, самый лучший сюрприз — тот, которого не ожидаешь. И если мы не разболтаем всему аббатству о том, что готовим торт, сюрприз удастся на славу.

Хват, радостный, с готовностью направился к лестнице.

— Вот это здорово! Никогда прежде не готовил ни пирогов, ни тортов! Так что, Пижма, придется тебе показать мне, как это делается. Иначе у нас ничего не получится.

Пижме идея с тортом была очень даже по душе.

— Во-первых, вымойте лапы чисто-чисто, никаких пятнышек, соринок… Во-вторых, пусть наш брат Хиггли выделит нам плиту и отдельный большой стол на кухне. Из продуктов нам понадобятся фрукты, орехи, крем и, наверное, кружка октябрьского эля, чтобы замешать его в тесто. Я знаю, что господин настоятель очень любит темное тесто, пропитанное элем…

Веселые голоса вновь назначенных кондитеров удалились вниз по лестнице. Мартин тем временем подмигнул Ролло и сказал:

— Слушай, а может, и мы сходим посмотрим, это должно быть забавное зрелище.

Мартин встал с кресла, но его место тотчас же занял, соскользнув с подлокотника, старый летописец.

— Нет, Мартин, если хочешь, иди один. Я останусь тут, осмотрюсь, подумаю немножко.

Оставшись один на чердаке, Ролло продолжал сидеть в кресле. Он вздыхал, откидывался на спинку, наклонялся вперед, а затем, прикрыв глаза, задремал, и его передние лапы соскользнули с подлокотников на края сиденья.

 

ГЛАВА 10

Вскоре дремоту летописца Ролло как рукой сняло. Кому, как не ему, было знать, как часто вещи теряются, а потом находятся между подушкой кресла и его подлокотником. Вот и сейчас, опустив лапу с подлокотника, он с улыбкой извлек из щели за подушкой небольшой пергаментный свиток. Похоже, старушка Фермальда не слишком отличалась от него самого в последние годы жизни. Придвинув поближе лампу и вооружившись очками, старый летописец аккуратно развязал свиток, расправил его и присмотрелся к мелкому, неровному, но вполне разборчивому почерку. Буквы складывались в слова, слова — в строчки…

Очень непривычно называть бывшего пирата другом. Но вот этого горностая Седоглупа я с удовольствием называю своим другом. Интересно почему? Разве он не из тех, кто, приходя к нам с моря, всегда нес с собой беду и угрозу? Но я называю его другом, потому что он сам так первым назвал меня. Остальные не понимали его, он надоел всем своими постоянными жалобами и странным поведением. Но я-то знаю, что из-за этой глубокой раны на голове он не мог вести себя по-другому. Как же жесток оказался мир!

Я не боюсь смерти. Когда я увидела ее печать на лице Седоглупа, я решила сделать все, что в моих силах, чтобы скрасить его последние дни. Сидя здесь, у меня на чердаке, мы много разговаривали, и он рассказывал мне о дальних странах, о теплых морях, о тех островах, где никогда, не бывает зимы. Мысленно я уже видела прибой, разбивающийся о побережье Сампетры, я узнала об императоре, которого называют Безумный Глаз… Да, мой друг жил не самой лучшей жизнью, но в последние дни он раскаялся во всем зле, которое совершил. И хотя я старалась всячески успокоить его, он всегда волновался, опасался мести своих бывших товарищей и повелителя. Седоглуп поведал мне одну тайну, о которой попросил не рассказывать никому на. свете.

Однажды утром я проснулась и обнаружила, , что он исчез, ушел из нашего аббатства, чтобы найти смерть где-то в другом месте и не осложнять жить ни мне, ни моим друзьям. Если когда-нибудь к нам придут те, кто охотился за. моим несчастным другом, я выйду им навстречу и скажу, что никакого Седоглупа никогда здесь не было. Может быть, я спасу Рэдволл от лишних бед и неприятностей, потому что Рэдволл — это мой дом.

Что же касается тайны, которую поведал мне мой друг, я выполню свое обещание. Не буду рассказывать о ней, но напишу, а иначе «Слезы Всех Океанов» так и останутся навеки потерянными. А ведь когда-нибудь они могут понадобиться для великого и благородного дела. Седоглуп оставил «Слезы» мне как последний подарок своему единственному другу. Когда меня не станет, обрести эти «Слезы» сможет лишь тот, у кого хватит смелости и мудрости найти их, а если они попадут в лапы жадного или неразумного зверя, то принесут ему и всем окружающим только горе и смерть. Во сне я говорила с духом основателя нашего аббатства, с Мартином Воителем, тем самым первым Мартином Воителем, и я знаю, что поступаю правильно. А тому доброму зверю, чьего имени я не знаю и никогда не узнаю, я скажу вот что: ищи, и найдешь «Слезы Всех Океанов». Но не дай им ослепить тебя своей красотой, пользуйся ими мудро.

Ролло аккуратно свернул пергамент, спрятал его в рукав, затем взял лампу и направился вниз. В голове старого летописца роилось множество мыслей, которые никак не выстраивались в единую цепочку: завещание Фермальды, какие-то вопросы да еще это загадочное стихотворение. Он нашел Мартина на кухне и отозвал его в сторонку, чтобы серьезно поговорить.

— Мартин, там, на чердаке, я нашел очень странный пергамент, написанный Фермальдой.

— Я так и знал, что ты что-нибудь найдешь. Ну и где же был спрятан свиток?

— За подушкой кресла Фермальды. Но боюсь, оставшуюся часть этой тайны разгадать будет не так легко.

— Да уж я думаю. Фермальда всегда была странноватой, а тем более в последние годы жизни… Ладно, позже разберемся, что она там понаписала.

Вся кухонная работа уже закончилась, и брат Хиггли, его супруга Тизель и все остальные теперь с удовольствием наблюдали за последними усилиями Пижмы и ее перепачканных в муке и креме помощников. Сам торт был уже готов и теперь остывал на большом каменном столе.

— Ну что ж, по-моему, подарок господину настоятелю удался на славу, — сказала Тизель. — А как украшают его эти семь марципановых шариков! Точно по семи годам его настоятельства. Советую до вечера убрать торт в надвратную башню, чтобы аббат Дьюррал случайно не наткнулся на него во время обхода кухни.

Пижма и брат Хиггли вдвоем понесли большой поднос из кухни к воротам аббатства. Хват и Сноп бегали вокруг, отдавая всем присутствующим бесполезные указания:

— Так-так, отойдите подальше, ребята, на два шага в сторону. Так, вы, уважаемые, тоже отойдите в сторону… Эй, ты, пошел прочь! Там, кто-нибудь, откройте дверь!

В общую суматоху ворвались гортанные вопли, клекот и отчаянные крики о помощи со стороны ворот.

— Это еще что там происходит? — воскликнул Мартин и бросился из кухни во двор. По пятам за ним последовали Хват и Сноп.

Как оказалось, Пижме и брату Хиггли оставалось пройти совсем немного, когда они подверглись нападению. Четыре большие черноспинные чайки налетели на них прямо с неба, сбив торт на траву. Две из них набросились на Хиггли и Пижму, нанося им удары крыльями, царапая когтями и пытаясь оглушить своими огромными клювами. Тем временем две другие чайки, издавая победный клич, подлетели к торту и начали вытаскивать из крема розовые марципановые шарики.

Ко всеобщему удивлению, первым налетел на них обычно невозмутимый Сноп. При виде ухающей, разъяренной молодой совы две чайки немедленно бросились прочь, оставив испорченный сюрприз настоятелю. Сноп бросился на чайку, которая уже прижала Пижму к земле, и, словно сковав нападающего клювом и когтями, повис на нем, как якорь. Мартин тем временем подоспел на помощь Хиггли. Подхватив деревянный поднос с земли, мышь-воин обрушил его на спину чайке, сломав при этом поднос пополам. Хват молниеносно сгреб Пижму и Хиггли в охапку и прикрыл их от острых клювов противника своим телом. Мартин успел нанести еще один удар половиной подноса по своей жертве, но затем чайке удалось вырваться и, припадая на одно крыло, взмыть в воздух.

Куда меньше повезло птице, на которую налетел Сноп. Мощные когти и огромный клюв совы быстро сделали свое дело, и вскоре чайка уже неподвижно лежала у ворот аббатства.

Из здания аббатства и из всех пристроек повыскакивали обитатели Рэдволла и во главе с матушкой Аумой и аббатом Дьюрралом сбежались к месту происшествия. Вопросы посыпались один за другим:

— Что здесь случилось?

— Что это за птицы? Орлы, соколы? Кто-нибудь знает?

— Ну ты и глупый! Неужели не видишь, что это всего-навсего мертвая чайка.

— Бр-р! Морская птица! Добра от них не жди. Ты только посмотри на клюв!

Вскоре Аума, аббат и Кротоначальник восстановили порядок.

— Так, ну-ка все отойдите подальше. Воспитатели, уведите отсюда малышей. Нечего им смотреть на эту птицу.

— Хур-хур! Пр-рочь с дор-р-роги! Бр-рат Хиггли, Пижма, вы не р-ранены?

Аума наскоро осмотрела брата Хиггли и ежиху.

— Похоже, у обоих есть по нескольку ссадин и царапин. Вальджер и вы, остальные, отнесите их обоих в лазарет и вызовите сестру Цецилию. Мартин, что это за птица?

Мышь-воин тем временем рассматривал поверженного противника. Покачав головой, он оглядел небо.

— Вообще-то это чайка. Но я никогда не видел, чтобы такая большая морская птица улетала так далеко от моря. Всего их было четыре? Я смотрю, оставшиеся три не пожелали разделить участь их товарища, а наш друг Сноп заставил нападавшего жестоко поплатиться за свое коварство. Наш совенок, несмотря на молодость, оказался отличным бойцом.

Сноп поморгал и сказал:

— Как, бывало, говаривала моя старая матушка, нет смысла без конца точить когти об одного и того же противника. Если уж ввязался в драку, постарайся сделать так, чтобы больше с этим противником тебе встречаться не пришлось.

Тем временем Хват, осмотрев остатки торта, лежавшие на траве, направился к сладкой куче.

— Хорошо сказал, старая подушка, — вздохнул он. — Мамаша твоя, наверно, была та еще птичка в свои годы.

Тизель наконец смогла сорвать злость и лихо ткнула Хвата поварешкой под ребра.

— Ты еще узнаешь, какая я птичка, — сказала она, — если хотя бы притронешься к торту. По-моему, он не слишком пострадал. Сделаем новый крем, и будет как новенький. Да, Мартин, нам, кстати, потребуется и новый поднос.

В неожиданно теплом для столь ранней весенней поры воздухе эхом разносился звон колоколов аббатства, возвещавший о приближении ужина. Обитатели Рэдволла собрались в Малой Пещере. Этот зал был не столь огромен и величествен, как Большой Зал, и обычно служил столовой. Вся еда была выставлена посреди стола, каждый подходил и брал что хотел и сколько хотел.

Аббат Дьюррал сидел вместе о Мартином и другими старшими на узкой каменной приступке, тянувшейся вдоль одной из стен зала. Когда аббат встал, в зале воцарилась полная тишина.

— Друзья мои, — обратился он к собравшимся, — наверное, нет смысла пересказывать то, что случилось сегодня. Все вы уже об этом знаете. Зачем четырем чайкам понадобилось нападать на двух абсолютно безобидных зверей, является тайной как для меня, так и для всех старейшин аббатства. Тем не менее наш старый друг из Страны Цветущих Мхов, Командор выдр, выставил часовых на стенах аббатства. Его выдры, вооруженные пращами и камнями, будут нести дежурство на тот случай, если внезапная атака повторится. Но на ближайшие дни я попрошу всех без надобности не выходить на улицу. И пожалуйста, будьте внимательнее с малышами. Они еще не понимают всей опасности, и наш долг — защищать их. Да, и последнее: мы очень благодарны нашим новым друзьям Хвату и Снопу за их умелые и решительные действия в столь неожиданной и скоротечной схватке. В зале раздались аплодисменты.

Сноп скромно потупил глаза и уткнул свой взгляд в тарелку о мелко нарубленным сыром, зато Хват накланялся и наулыбался за двоих.

— Да уж такие мы, зайцы! — с притворной скромностью говорил он. — В конце концов, я только выполнял свой долг. Спасать ежих, рубить чаек для нас, зайцев, — так, пустяки.

Ролло, сидевший рядом с Мартином, закатил глаза, не в силах больше выслушивать поток заячьего хвастовства.

— Клянусь шкурой и мехом, Мартин, я больше не вынесу болтовни этого длинноухого. Пойдем отсюда. Я даже придумал предлог: давай отнесем поднос с ужином в лазарет Пижме и брату Хиггли. Поболтаем с ними, посмотрим, как там они.

— Идет, — с готовностью согласился мышь-воин. — Только не упоминай при мне о подносах. Ежиха Тизель мне никогда не простит ее разбитый поднос.

Брат Хиггли и Пижма изо всех сил притворялись спящими, но сестра Цецилия тем не менее поставила в изголовье их кроватей по большой миске.

— Теплая крапивная похлебка — вот лучшее средство при шоке и небольших ранах. Я схожу поужинаю, а вы, будьте любезны, съешьте похлебку всю до последней ложки. А я проверю миски, когда вернусь.

В это время в лазаретную палату вошли Ролло и Мартин с полным подносом еды. Цецилия строго поджала губы.

— Ну-ка потише, — сказала она, переходя на шепот. — Больные уснули. Надеюсь, эту еду вы принесли не для них? Учтите, они на строгой диете из крапивной похлебки.

Мартин улыбнулся ей и прошептал:

— Еда? Ну конечно, нет. Это ужин для нас. Мы с Ролло решили зайти к больным, посидеть с ними, а если они проснутся, мы проследим, чтобы они съели всю похлебку.

Сестра Цецилия улыбнулась в ответ и поблагодарила его:

— Молодец, Мартин. Я так и знала, что с тобой они будут в надежных лапах.

С этими словами она неслышно вышла за порог и тихонечко прикрыла за собой дверь. Брат Хиггли тотчас же вскочил на кровати. Лапы его были сжаты в кулаки, а зубы выбивали отчаянную дробь.

— Бр-р-р! Ох уж мне эта сестра Цецилия! Я бы предпочел оказаться в нашем пруду, с камнем, привязанным к лапам, чем проторчать в этой палате еще хоть один день.

Ролло, слушай, сделай доброе дело: открой окно и выплесни эту мерзкую похлебку. От одного запаха этой гадости я могу заболеть по-настоящему.

Пижма, тоже вскочившая с кровати, радостно воскликнула:

— Брат Хиггли, смотрите, настоящая еда! Пирожки, сыр, вафли, наливка! Ну, ребята, спасибо, вы просто спасли нас от голодной смерти.

Глядя на то, как молодая ежиха уплетает ужин, Мартин не мог сдержать улыбки.

— Ну и как мы себя чувствуем, Пижма? — спросил он.

Отвечать Пижма могла с трудом — мешал огромный пирожок, целиком отправленный ею в рот.

— Как я себя чувствую? Да замечательно! И кстати, мне сказали, что Фиалка все видела. Она как раз убирала в башне у ворот. Вальджер сказал, что она упала в обморок от страха, и сунул ей под нос горящие перья. Вот уж я порадовалась! Надеюсь, от этой вони ей стало еще хуже.

Брат Хиггли откусил добрый кусок сыра, прожевал и задумчиво произнес:

— Как-то глупо все это получается. Не пойму, зачем четырем большим птицам нападать на нас.

Ролло пожал плечами и сказал:

— Насколько я понял, на вас напали только две из них. Другая парочка напала на торт аббата. Получается, что нападение на тебя и Пижму было всего лишь отвлекающим маневром. Неужели им торт был нужен?

Мартин подождал, пока Пижма запьет пирожок, и спросил ее:

— Ну а ты что думаешь по этому поводу? Ежиха стала серьезной.

— Может быть, вам это покажется смешным, но я уверена, что чаек не интересовали ни мы, ни сам торт. Единственное, что они хотели утащить, — это марципановые шарики. Только зачем они им?

— Вот вам и еще одна тайна, — сказал Мартин, обращаясь к Ролло, который явно о чем-то глубоко задумался.

Затем, тряхнув головой, летописец ответил:

— Тайны и загадки… — Вдруг, подпрыгнув на месте, он воскликнул: — Загадки! Ну и дела! Во всей этой суете я совсем забыл!

Он извлек из рукава пергамент Фермальды и сказал:

— Вот, послушайте.

Летописец Рэдволла приступил к чтению вслух записей Фермальды. Брат Хиггли, слушая вполуха, доедал ужин, зато Мартин и Пижма внимательно слушали каждое слово Ролло.

 

ГЛАВА 11

Пираты, ушедшие в холмы Сампетры, не слишком беспокоили Ублаза. С ними он разберется потом, когда будет покончено с капитанами. Сидя на троне, потягивая вино и грызя жареное птичье крылышко, император в очередной раз обдумывал последние события. Не было сомнений в том, что заварил всю эту кашу Барранка. Именно его Ублаз хотел подвергнуть примерному наказанию, тогда остальные капитаны будут не столь опасны. Старое как мир средство подавить восстание: отрубить змее голову, и ее длинное тело в конвульсиях распластается перед тобой. Кстати, о змеях.

Ублаз отставил блюдо с едой и стремительно проследовал из тронного зала к массивным дверям, закрывавшим вход в пещеры. Двое надзирателей стояли на страже у самой тяжелой, с крепким засовом двери. Ублаз ткнул в их сторону серебряным кинжалом и приказал:

— Открыть!

Ящерицы поспешно распахнули перед императором дверь. Вытащив факел из кольца на стене, Ублаз проследовал внутрь, оставив дверь за собой приоткрытой, чтобы стражники видели, что он будет делать в пещере. Довольно вздохнув, Ублаз подошел к каменному постаменту, на котором лежала роскошная золотая корона. Сделанный по личному эскизу императора массивный золотой обруч, украшенный рубинами, прекрасно подходил ему. Это была достойная корона для настоящего повелителя империи. Но кое-чего в короне все-таки не хватало. Шесть зубьев на передней части кольца предназначались для шести больших, розового цвета жемчужин. И вот когда «Слезы Всех Океанов» наконец займут свои места, корона императора будет совершенна.

Едва слышное шуршание и громкое шипение заставили надзирателей отскочить от двери подальше. Заметив это, Ублаз прикрикнул:

— Стоять смирно! Смотрите, и вы будете свидетелями величайшего могущества вашего повелителя! Ящерицы повиновались, но их обычно ничего не выражающие глаза на этот раз были полны ужаса.

Пещера была залита огненным светом. Это пламя факела отражалось от золотой короны и от поверхности большого, выложенного камнем бассейна в дальнем углу помещения. Вот из этого бассейна, перегнувшись через край, выскользнула и поползла к императору огромная змея. Бледная, цвета слоновой кости, ее каждая чешуйка отражала свет факела, и в сумраке казалось, что к ногам Ублаза продвигается струя золотистого пламени.

Свернувшись кольцами у ног куницы, змея угрожающе подняла голову, занеся ее для смертельного укуса. Не так много на земле найдется змеи опаснее этой — коралловой водяной змеи. Ублазу пришлось сконцентрировать все свои гипнотические силы и перехватить взгляд смертоносной рептилии. Поймав этот взгляд, Ублаз стал монотонно, ритмично напевать свое самое могучее заклинание:

Снова и снова повторял император свое заклинание, качая головой в такт движениям головы змеи. Постепенно его лицо придвигалось все ближе и ближе к змеиной морде, пока противники почти не коснулись друг друга носами. Змея сдалась, закрыла пасть, раздвоенный язык перестал мелькать в воздухе. Наконец опустила голову на холодный каменный пол пещеры. Глаза рептилии словно покрылись мутной, почти непрозрачной пленкой. Ублаз замолчал, встал, слегка пнул змею ногой и повернулся к ней спиной, направившись к дверям.

— Ну что, видели, какова власть вашего повелителя? — почти змеиным шепотом обратился он к часовым-надзирателям.

Он проследовал мимо надзирателей, предоставив им самим закрывать двери. Ублаз прекрасно понимал: то, что видели эти двое, скоро станет известно всем надзирателям и стражникам. Постепенно рассказ об укрощении змеи обрастет новыми страшными подробностями, рано или поздно достигнет ушей пиратов, так что не только верные слуги, но и враги поймут: всякое сопротивление власти куницы-императора бесполезно.

Снасти «Морского Змея» обросли льдом. Корабль с трудом продвигался сквозь густую пелену тумана, ощетинившись по обоим бортам длинными веслами. Ромска ходила взад-вперед по палубе, размахивая длинной, сомножеством узлов веревкой, которой она немилосердно хлестала всех, кто попадался ей под лапу.

— А ну, шевели клешнями, крабы кривобокие! Давай-давай, налегай! В такую погоду либо гребешь, либо подыхаешь. А мы, хорьки, помирать не любим. Давай живей, пошевеливай веслами! А ну, салаги, навались!

Кок Рубби сидел на бушприте и высматривал впереди корабля скалы или огромные глыбы льда, представляющие для корабля не меньшую опасность. Взмахнув лапой, он обернулся и крикнул рулевому по кличке Рубихвост.

— Идем тем же курсом, приятель! Держи руль ровно! Чтобы ответить, рулевому пришлось с усилием разорвать почти смерзшиеся губы:

— Есть так держать! Следуем тем же курсом! Генерал надзирателей Ласк Фрилдор, замотанный во все тряпки, на которые ему только удалось наложить свою чешуйчатую лапу, пытался согреться, придвинувшись вплотную к крохотной жаровне, стоявшей посреди его каюты в носу корабля. Как только Ромска вошла в дурно пахнущее помещение, он вскочил и прокричал:

— 3-з-закрой дверь! Я умираю от х-холода! 3-здесь ж-жутко х-холодно!

Ромска закрыла дверь и, ухмыляясь, посмотрела на ящерицу.

— Ну и на что мы на этот раз жалуемся, чешуйчатая морда? Третий день, как мы попали в штиль, еле тащимся на веслах, а тебе все плохо. Надеюсь, на этот раз тебя не укачивает?

Генерал с трудом прекратил стучать зубами. Справившись с челюстями, он наконец смог ответить капитану:

— С-с-смотри, половина моих надз-зирателей погибла. Они з-замерз-зли. Тут х-холодно. Ес-сли не потеплеет, мы вс-се умрем!

Ромска всплеснула лапами:

— Да что ж ты сразу не сказал? Я сейчас прикажу солнцу, чтобы оно вышло и светило день напролет.

Мутные, почти неживые от холода глаза генерала с ненавистью смотрели на пирата.

— Императору Ублаз-зу будет долож-жено. Ты ос-скорбляешь генерала надз-зирателей, ж-жалкий х-х-хо-рек. — Сказав это, Фрилдор сплюнул.

Ромска в ответ только хрипло рассмеялась.

— Слушай, ты, тупица! Мы в море, понимаешь? В открытом море. И никто — ни ты, ни я, ни сам император — ничего не может поделать с погодой. Постарайся вбить это в свою чешуйчатую башку. Все мы в лапах судьбы, и всем нам нужно немножко удачи и везения.

Ласк Фрилдор сжал голову лапами:

— Ты с-сбилас-сь с-с пути. Мы з-заблудилис-сь. В голосе Ромски зазвучали издевательские нотки.

— Соображаешь, рептилия, даром что вся башка в чешуе. Запросто может быть так, приятель, что ни ты, ни я не выберемся из этой переделки живыми. Я уж давно сомневаюсь, что мне удастся довести корабль до этой дурацкой Страны Цветущих Мхов и тем более вернуться обратно в Сампетру. И знаешь почему? Потому что я и в подметки не гожусь капитану Конве. Да, этот горностай знал свое дело. Для него любое море было что для тебя маленькая лужа. А где теперь Конва, а? Гниет, наверное, в какой-нибудь темнице, потому что твоему императору, видишь ли, не понравилась его физиономия.

Тут с бушприта донесся истошный вопль Рубихвоста:

— Земля! Прямо по курсу — земля! И туман рассеивается!

Ромска мгновенно выскочила из каюты и бросилась на нос. Весь экипаж «Морского Змея» радостно вопил на разные голоса:

— Земля! Земля!

— Добрались, ребята, добрались!

— Земля впереди!

Хорьчиха прищурилась, вглядывась в далекое скалистое побережье.

— Даже если это не Страна Цветущих Мхов, я все равно рада, что мы куда-то выплыли.

Старый боцман Дурной Глаз взобрался на борт по соседству с капитаном.

— Если это не Страна Цветущих Мхов, то, кровь и клык, куда же нас занесло?

Присмотревшись внимательнее к береговой линии, Ромска уверенно ответила:

— Мы забрались далеко на север, примерно к тому месту, где мы в прошлый раз перебили выдр ради этих проклятых жемчужин. Понятно, я знаю, где Страна Цветущих Мхов. Эй, Рубихвост, принимай вправо! Суши весла, ребята! Боцман, свистать всех наверх! Поднимайте паруса! Пойдем вдоль берега на юг. Ориентироваться будем по солнцу и по прибрежным скалам.

Когда совсем рассвело, подул легкий бриз. «Морской Змей» довольно резво побежал на юг, оставив туманы далеко за кормой. Светило солнце, но погода все же оставалась прохладной. Ромска время от времени помогала рулевому у штурвала ловчее обогнуть очередной скалистый мыс.

— Ничего-ничего! Еще пара дней, и мы увидим большой ручей, сбегающий с берега в море. Это и будет верная примета Страны Цветущих Мхов. Я этот ручей хорошо помню.

Тут раздался грохот и распахнулась дверь каюты генерала Фрилдора. Сам генерал появился на палубе хоть еще и укутанный во всевозможные тряпки, но уже с прежним величественным блеском в глазах.

— Эй, ты, Ромс-ска! — окликнул он капитана. — Подготовь вс-се необходимое для торжес-ственных пох-хорон моих дес-сяти надз-зирателей.

В порыве ярости хорьчиха выхватила саблю и, бросив штурвал, метнулась к генералу надзирателей. Ее левый глаз нервно задергался.

— Я для тебя капитан Ромска, ясно тебе? Я управляю кораблем и исполняю личный приказ императора. У моей команды и без тебя хватает дел. Так что собери своих чешуйчатых, тех, кто еще жив. Ничего, у них еще хватит сил выбросить подохших за борт. И предупреждаю тебя в последний раз: не доводи меня! На этом корабле я — капитан! Ласк Фрилдор ухмыльнулся, показав Ромске свои кошмарные зубы:

— Я прекрас-сно тебя с-с-слышал, Ромс-ска. Ты здес-сь капитан… До тех пор, пока мы не прис-станем к С-стране Цветущ-щих Мх-хов.

И не успел генерал повернуться, чтобы направиться к каюте, как капитанша пиратов заорала на него во весь голос:

— До Страны Цветущих Мхов, говоришь? Да не настанет тот день, когда Ромска, капитан пиратов, испугается какой-то ящерицы! Так что дай мне только знать, когда будешь готов, и я покажу тебе, какого цвета у тебя кишки!

С тех пор как ящерицы проявили слабость на море, испугавшись и качки, и холода, Ромска еще больше уверилась в своих силах. Рубихвост кивнул, не скрывая восхищения своим капитаном:

— Молодец, Ромска! Давно бы так с ними! Я думаю, скоро о тебе заговорят во всех тавернах Сампетры.

Ромска почувствовала, что хорошее настроение возвращается к ней. Размахивая саблей и приплясывая, она запела лихую пиратскую песню под одобрительные возгласы свободных от вахты членов экипажа.

Лежа в своей каюте, скрючившись вокруг жаровни, Ласк Фрилдор скрипел зубами, слыша, как веселится Ромска, как подпевают ей матросы, как глухо шлепаются в воду тела его замерзших подчиненных.

— Нич-чего, нич-чего, пират, пока радуйс-ся, — прошипел про себя генерал. — Придет день, и я с-станцую на твоей могиле.

Наступил вечер. Облака на горизонте порозовели и окрасились снизу золотистыми лучами заходящего солнца. Подгоняемый несильным ветром, «Морской Змей» медленно двигался к югу вдоль извилистого берега, который должен был привести его к Стране Цветущих Мхов.

 

ГЛАВА 12

Ночь принесла с собой сначала морось, а потом и довольно сильный дождь. Послышались дальние раскаты грома, засверкали молнии, осветившие на миг далекий горизонт. Грат Длинная Стрела отряхнулась и протерла глаза. Ее маленькая шлюпка бодро скакала по волнам, двигаясь вдоль берега на юг. Выдра сидела на корме и вела свое суденышко, слегка поворачивая руль. Ветер изо всех сил рвал единственный квадратный парус шлюпки и гнул невысокую мачту. Прибой и ветер всё норовили бросить шлюпку на прибрежные скалы, и Грат приходилось прикладывать все силы, чтобы удержать лодку на правильном курсе.

Понимая, что двигаться ночью, в полной темноте, вдоль рифов очень опасно, Грат развернула шлюпку носом к берегу. Внимательно присмотревшись, она разглядела узкий проход между скалами, куда и направила свое суденышко. Интуиция не обманула выдру, взмыв на волне, шлюпка вдруг оказалась на спокойной воде, пройдя между скалами, она попала в крохотную, абсолютно спокойную бухту.

Спрыгнув за борт, Грат почувствовала под ногами твердое дно. Схватив канат с носа шлюпки, она потащила суденышко вслед за собой к берегу. Работа ей предстояла нелегкая, но тут откуда-то из полумрака донесся веселый тонкий голосок, едва слышимый сквозь шум дождя и завывания ветра:

— Давайте протянем незнакомцу лапу помощи! Слышите, вы, тугоухие поедатели раковин! Помогите морскому зверю вытащить на берег его лодку.

В темноте замелькали огоньки ламп и откуда-то из-за ближайшего валуна выскочили с десяток маленьких, с неровной шерстью зверюшек с разноцветными повязками на головах. Все они вцепились в канат, и с их помощью Грат довольно быстро вытянула лодку и даже могла оттащить ее на берег, гораздо дальше линии прилива. Самый толстый из маленьких зверьков подошел к ней. Он явно был здесь главным. За пояс у него была заткнута небольшая шпага. Зверек протянул выдре лапу.

— Меня зовут Лог-а-Лог. Я вождь и командир племени прибрежных землероек Гуосим.

Последовавшее лапопожатие было дружеским и искренним.

— Позвольте представиться: Грат Длинная Стрела, последняя из выдр рода Лутры.

Лог-а-Лог помог Грат вытащить ее скромный багаж из лодки.

— Знаешь, что я тебе скажу, — отвечал он, — останься ты сегодня вечером в море, то к утру была бы не последней живой, а первой утонувшей из рода Лутры. Эй, Коготок, Завитушка, держите этот тяжеленный лук, иначе он меня раздавит. Тащите его в дом. Пошли, Грат. В такую погоду ни зверю, ни птице негоже оставаться под открытым небом.

Землеройки привели Грат в какую-то расщелину между камнями, где жили ее новые друзья. Она с радостью отхлебнула землеройного пива, которое, согласно традициям племени, следовало время от времени помешивать раскаленной на углях тоненькой шпагой. Вскоре землеройка Коготок принес ей большую миску очень вкусной ухи. Когда миска опустела, ее тут же наполнили добавкой из огромного котла, негромко побулькивавшего на углях в дальнем углу пещеры. Землеройки с опасливым уважением оценили ее аппетит. Наевшись, выдра поведала им свою историю.

Когда рассказ был закончен, Лог-а-Лог потрепал ее по широкой, покрытой шрамами спине и улыбнулся:

— Ну что ж, по крайней мере, ты выжила и ешь ты, как будто голодать тебе пришлось сезонов семь. Повезло тебе, что на нас наткнулась. Мы, племя Гуосим, входим в Партизанский Союз Землероек Страны Цветущих Мхов, хотя до самой Страны еще далеко. Мы, Гуосим, любим путешествовать, понимаешь. Каждую весну мы спускаемся по реке к берегу моря. Наши лодки спрятаны чуть выше по берегу, на ближайшем ручье. Ни один зверь не знает окрестные ручьи и речки так хорошо, как мы.

Тут из угла пещеры донеслись мелодичные звуки флейты. Лог-а-Лог кивнул и обернулся к молоденькой землеройке Завитушке:

— Эй, ты, соня! Хватит дремать у костра. Давай споем нашу любимую песню для Грат — нашего нового друга.

— А вот из меня певица никакая, — вздохнула Грат, — зато я смогу показать вам несколько фокусов.

— Фокусов? Каких еще фокусов?

— А вот каких! Я возьму лук и собью звезду с неба. Землеройки наперебой запищали, а Грат тем временем незаметно подмигнула Лог-а-Логу. Вождь землероек с важным видом закивал головой:

— Да-да, я с самого начала понял, что наша выдра не простая. Уж что-что, а колдовать она умеет. А ну-ка тащите сюда ее колчан и лук.

Землеройки с опаской следили за тем, как Грат подтягивает тетиву и выбирает стрелу. Затем выдра торжественно возложила лапы на лук и стала бормотать какие-то непонятные заклинания, лишь время от времени добавляя к ним знакомые слова, что-то вроде: «Стрела в небо полетела — с неба звездочка упала». Потом Грат вышла из пещеры и внимательно оглядела небосвод. Землеройки столпились вокруг нее.

— Ну что, какую звезду тебе сбить? Покажи мне! — спросила Грат, обращаясь к Завитушке.

Взвизгнув, Завитушка показала в небо:

— Во-он ту, самую яркую!

Грат старательно и долго прицеливалась, натянув тетиву, затем выстрелила. Стрела ушла вертикально в небо.

— А теперь бегите все быстро внутрь! — закричала выдра.

Землеройки бросились в пещеру, а Грат объясняла им вдогонку:

— Вдруг от звезды что-нибудь отвалится и упадет нам прямо на головы. Встаньте все вокруг костра и смотрите на него, не закрывая глаз, несколько секунд подряд.

Подождав, выдра снова обратилась к землеройкам:

— А теперь закройте глаза и, не открывая их, выходите наружу.

Сделав все, как было приказано, землеройки, держась друг за друга, выбрались из пещеры.

— Теперь поднимите мордочки и по моей команде откройте глаза. И-и-раз!

Землеройки Гуосим разом издали восхищенный вздох:

— Правда! Она попала! Попала!

— Звезда взорвалась! Целый сноп искр!

— Я тоже видела! Я тоже! Искры посыпались во все стороны!

Самая маленькая землеройка забегала вокруг, попискивая:

— Я видела, как стрела попала в звезду! Я видела! Грат — настоящая фокусница, просто колдунья!

 

ГЛАВА 13

Тем временем в лазарете аббатства Рэдволл летописец Ролло дочитал вслух загадочное послание Фермальды. Дослушав, Пижма зажмурила глаза и медленно, слово за словом, повторила загадочное стихотворение, которое слышала только один раз. Голос молодой ежихи звучал ясно и четко:

Мартин удивленно вскинул брови: — Неплохо, совсем неплохо. Интересно, что же это за сказку рассказала нам старушка Фермальда? Где находится эта Сампетра? Что за фрукт этот император Безумный Глаз? А этот таинственный подарок Седоглупа — «Слезы Всех Океанов»? Почему они так опасны, да и что это вообще такое? Нет, ребята, вот что я вам скажу: тут действительно загадка на загадке и ребус на ребусе.

Ролло подышал на стекла очков, а затем протер их рукавом и заявил:

— И не говори, Мартин. Вот и мне так показалось. Пижма положила лапу на пергамент и сказала:

— Так давайте же разгадаем эти загадки. Подыщем ключи, найдем ответы. Ролло строго посмотрел на ежиху из-под очков.

— Пижма, а как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Только отвечай честно.

Брат Хиггли перестал жевать пирог и рассмеялся:

— Это ты ее спрашиваешь? Да ты только посмотри на нее. Если бы я чувствовал себя хоть вполовину так же хорошо, как она, я бы не лежал тут в постели, а пустился бы в пляс. Эта красавица здоровее всех нас будет.

Пижма едва не забегала по комнате, чтобы доказать правоту слов брата Хиггли,

— Вот видите! Ну пожалуйста, давайте разгадывать загадку! Иначе я действительно слягу, думая обо всем этом одна. Ну, что вы на это скажете?

Мышь-воин почесал подбородок:

— Ну, может быть… А что если сестра Цецилия вернется и обнаружит, что один из ее пациентов пропал?

Тут Хиггли, облизав остатки черники с лап, заявил:

— Тогда я уложу ее саму в постель и напою до отвала теплой крапивной похлебкой. Посмотрим, как она ей понравится.

Под общий смех Ролло, Пижма и Мартин пожали друг другу лапы и хором произнесли одну и ту же фразу:

— Вперед! Разгадаем эту тайну!

Три лампы осветили комнату Фермальды, и трое друзей взялись за дело. Ролло сел в кресло и зачитал первые две строчки из стихотворения:

Пряча легкую улыбку, Мартин осведомился у Пижмы:

— Нам надлежит не глядеть ни вверх, ни в стороны. Куда нам остается глядеть?

— Я полагаю, вниз.

— Именно так. А что там написано про лапы? Куда мы обычно ими ступаем?

— На пол, наверное.

— Вот именно. А что там сказано про мертвый дуб? Когда дуб умирает, плотники пилят его на доски и кладут на пол.

После короткого обсуждения приняли решение: начать с дальнего угла и двигаться всем вместе. Они опустились на все четыре лапы, поставили перед собой лампы и принялись внимательно осматривать доски пола одну за другой.

Немного не дотянув до противоположной стены, Ролло со вздохом и кряхтением встал и проследовал к креслу, заявив:

— На сегодняшний вечер с меня хватит. Спина ноет, да и глаза, боюсь, уже не те, что раньше. Того и гляди просмотрю что-нибудь важное.

Пижма и Мартин подошли к летописцу.

— Слушай, старина Ролло, — сказал Мартин, — вовсе ты не такая развалина, какой хочешь казаться.

— Я прошу вас, господин Ролло, пожалуйста, только не засыпайте в кресле.

Но Ролло упорно отказывался двинуться с места:

— Нет, раз я решил, значит, так и будет. Ты, Мартин, сильный, Пижма у нас совсем молодая, вот вы и продолжайте поиски. А я уже стар для этого.

Не дослушав летописца, Мартин зашел за спинку кресла и резко отпихнул его от себя. Ролло взвизгнул; одновременно скрипнули маленькие колесики, на которых стояло кресло. Оно так резво покатилось вперед, что чуть не ткнулось в противоположную стену.

— Ну что, будешь помогать нам или нет, старый бездельник? — грозным тоном осведомился Мартин.

— Смотрите! Смотрите сюда! — Опустившись на четвереньки, Пижма внимательно рассматривала пол в том месте, где только что стояло кресло.

Ролло лихо вскочил на ноги и подбежал к ней.

— Ну-ка, ну-ка, что у нас тут? Давай лампу поближе.

На одном из стыков досок виднелся крохотный рисунок черными чернилами. Рисунок был сделан не слишком умелой и твердой лапой, но тем не менее с первого взгляда было понятно, что изображена здесь ложка. Предвидя вопросы своих спутников, Мартин поспешил сообщить:

— Все ясно. Ложка Фермальды у меня с собой. — Вытащив из-за пояса старую деревянную ложку, он попытался всунуть ее в щель между досками пола, бормоча себе под нос: — Ну и что вы прикажете мне теперь делать? Поднять доску?

— Нет, Мартин, ложка слишком тонкая. Боюсь, она может сломаться.

— Да, Пижма, ты права. Есть еще предложения?

— Может быть, стоит покачать ее из стороны в сторону? — предложил Ролло.

Мартин попробовал, но ничего не изменилось. Он сел на пол, обдумывая задачу, и тут Пижма внесла свое предложение:

— А что если попытаться просунуть ее подальше? Мышь-воин посильнее нажал на ложку, засунув ее до упора в щель между досками.

— Предложение, конечно, дельное, Пижма, но, по-моему, все без толку.

И тут Ролло нашел совсем другое решение:

— А что если мы все сойдем с этой доски, например вот сюда, на эту сторону? А вот теперь попробуй приподнять ее, Мартин.

Мартин так и сделал. Раздался негромкий треск, и доска слегка приподнялась, ровно настолько, чтобы можно было ухватить ее лапами. Совсем вынуть ее из пола уже не составило большого труда. Пока Мартин откладывал доску в сторону, Пижма вынула из открывшегося углубления маленький льняной мешочек из-под муки, в котором явно что-то лежало.

— Ур-ра! Нашли! Молодец, старина Ролло! Летописец был явно доволен собой.

— Согласитесь, я принял воистину мудрое решение, — без ложной скромности заметил он. — Неразумно было бы пытаться поднять доску, стоя на ней всем втроем. А теперь для дальнейших рассуждений и изысканий я предлагаю перейти в Пещерный Зал, там, наверное, еще жарко горит камин. Все остальные наверняка уже давно спят и не будут мешать нашей беседе. А здесь, на чердаке, как-то сыро и неуютно.

По дороге, в коридоре верхнего этажа, им навстречу выскочила из своей спальни Фиалка. Маленькая мышь-полевка плакала и дрожала от страха. Мартин и Ролло остановили ее и спросили:

— Фиалочка, дорогая, что с тобой? Что тебя так напугало?

Полевка вытерла слезы рукавом ночной рубашки.

— Огромная птица, ужасная злая птица! Она билась в мое окно и едва не схватила меня. А какой у нее был страшный острый клюв, какие злые глаза!

Пижма отвела ее в лазарет, успокаивая:

— Ну, Фиалка, не надо, не надо! Это тебе только приснилось. Оставайся здесь, на моей кровати в лазарете. Тут рядом брат Хиггли, и тебе не будет так страшно.

Около кровати Фиалки пришлось поставить ночник, чтобы полевке было не так боязно.

Выйдя в коридор, Ролло вдруг попятился и покосился на Мартина. Навстречу им из дальнего конца коридора быстро двигалась какая-то непонятная фигура в белых одеяниях.

— Угу-гу, Пижма-фижма! — завыл незнакомец. — Это я, маленькое чудовище!

Чудовище оказалось Арвином, одетым в не по росту длинную белую ночную рубашку. Весело хихикая, он бросился к Пижме. Ежиха обняла его, а потом поинтересовалась:

— А ты что здесь делаешь? Ты давно должен спать. Арвин вытащил из рукавов ночной рубашки несколько больших белых перьев.

— Да вот, подразнил немножко противную Фиалку. Угу-гу! Угу-гу!

Мартин взял у бельчонка парочку перьев.

— Понятно! Значит, это из-за тебя несчастной полевке снятся кошмары? И что прикажешь мне теперь делать?

Арвин равнодушно пожал плечами:

— Ха! А ничего. Не положено. По законам аббатства малышей нельзя ни бить, ни привязывать, так что Арвин абсолютно свободен.

Несогласный Ролло покачал головой.

— С одной стороны, бельчонок прав, — сказал он. — С надоедливым, противным малышом мы мало что можем сделать. Впрочем, у нас есть несколько веселых наказаний. Например, мы можем предложить матушке Ауме хорошенечко отмыть Арвина. Вот тогда я посмотрю на тебя, когда мыльная пена будет щипать тебе глаза, попадать в рот, в уши, а тебе придется сидеть в тазу неподвижно, пока барсучиха будет тереть твой хвост жесткой, обдирающей щеткой. А потом…

Оставшуюся часть наказания оглашать не пришлось. Арвин вырвался из объятий Пижмы и бросился назад в спальню, бормоча на ходу:

— Нет-нет, не надо! Я буду хорошим! Я никогда больше так не буду, только не говорите матушке Ауме мыть меня жесткой щеткой.

По пути друзья заглянули на кухню и обнаружили вынутую из печи и поставленную на стол остывать огромную грибную кулебяку. Мартин, отрезая от пирога увесистый кусок, улыбнулся и, разделив его на три части, сказал:

— Не припомню, чтобы я таскал что-либо с кухни, когда сам был малышом. Да, ребята, мы втроем ведем себя хуже, чем один маленький Арвин.

Пижма, которой достался самый горячий кусок из середины пирога, подула на него и сказала:

— Мартин, вы не правы. Мы и вдесятером не могли бы доставить окружающим столько неприятностей, сколько это маленькое чудовище. Он наводит страх на всех малышей, да и на все аббатство. Можете мне поверить, уж я-то его хорошо знаю.

Ролло, прожевавший к тому времени первый кусок кулебяки, задал вопрос:

— Ну и что, мы так и будем сидеть здесь и обсуждать наших малышей или кто-нибудь наконец соберется открыть найденный мешочек?

Мартин махнул лапой в сторону Пижмы:

— Эту честь я предоставляю вам, наш юный друг.

В мешке оказалась большая двустворчатая раковина. Неизвестный мастер приделал к ней петли и замок: получилась вместительная, но изящная шкатулка, к тому же не пропускающая воду. Открывая шкатулку, Пижма продекламировала вторую половину стихотворного ребуса Фермальды:

Изнутри дно и крышка шкатулки были выстланы мягкой красной материей. Сама шкатулка явно предназначалась для хранения шести круглых одинаковых предметов. Пять углублений были пусты, в шестом же лежал туго свернутый из пергамента шарик.

Ролло разочарованно вздохнул:

— Так я и знал. Мартин, я тебя предупреждал, что это только начало. Ох уж мне эта Фермальда! Никогда с ней легко не было, а уж разбираться в ее посмертных загадках — врагу не пожелаешь.

Слушая старого летописца, Мартин тем не менее внимательно глядел на Пижму.

— Пижма, я по глазам вижу, что у тебя уже есть какая-то мысль.

Ежиха провела лапой по дну шкатулки и, пожав плечами, сказала:

— Морская раковина, морские птицы… Что-то в этом есть… Думаю, что в углублениях должны находиться пять таких же скомканных кусочков пергамента. Странно…

— Ладно, хватит терять время, — деловито заявил Ролло. — Давайте развернем тот, который нам достался, и посмотрим, что на сей раз подкинула нам судьба.

Слегка дрожащими лапами разворачивая тончайший пергамент, Ролло повторял сам себе:

— Аккуратнее, аккуратнее… Только не порви. Аккуратнее, я тебе говорю. Ну вот, готово.

Трое зверей уставились на клочок пергамента, на котором неровным почерком белки Фермальды было написано несколько строчек:

Глядя в огонь, плясавший в камине, Ролло пробурчал:

— Слезы, слезы, опять слезы…

Некоторое время друзья сидели в тишине, разглядывая клочок пергамента и вникая в тайный смысл записанного на нем стихотворения. В зале было тихо, тепло, и вскоре очки Ролло соскользнули на самый кончик его носа, а голова склонилась на грудь. Мартин подмигнул Пижме и, наклонившись к задремавшему летописцу, дунул ему в ухо. Старый Ролло моргнул несколько раз подряд, выпрямился и как ни в чем не бывало осведомился:

— Ну да, так чем мы тут занимаемся? Пытаемся разобраться в новой загадке?

Мартин с совершенно серьезным выражением лица ответил:

— Именно так. У тебя есть какие-нибудь мысли по этому поводу?

Ролло решительно взмахнул лапой:

— А как же! Я знаю, что нам делать дальше. Мартин и Пижма, искреннее удивившись, воскликнули:

— И что?

Хитрая искорка промелькнула в глазах Ролло.

— Мы сейчас… — сказал он и, сделав паузу, продолжил: — Отправимся спать, пока не уснули прямо здесь. Иначе ходить нам завтра с болью в спине и с ноющей шеей. И никаких возражений от нашей юной подруги я даже слушать не желаю. Нам всем обязательно нужно выспаться. Мартин, скажи ты ей!

Мышь-воин встал и потянулся.

— Пижма, а ведь он прав. Вот увидишь, утром, после крепкого сна и хорошего завтрака любой зверь на удивление хорошо соображает. Отправляйся в спальню, потому что твою кровать в лазарете заняла Фиалка. И давайте расходиться побыстрее.

Несмотря на все протесты Пижмы, уверявшей, что она ну ни капельки не устала, друзья быстро разошлись по спальням.

Юркнув в постель, Пижма не могла не согласиться с тем, что ее кровать, пожалуй, самое удобное и уютное место в мире. Едва ее голова коснулась подушки, как юная ежиха перенеслась в таинственное царство сновидений. Ей приснился Мартин, но совсем не тот Мартин, которого она хорошо знала, а другой, в доспехах. Пижма поняла, что это был Мартин Воитель — основатель Рэдволла, тот самый воин, чей портрет был выткан на гобелене, висевшем в Большом Зале. В лапе он сжимал тот же меч, который иногда она видела в ножнах на боку у нынешнего Мартина. Пижма обрадовалась, увидев древнего воина. Он излучал силу, уверенность, и в его голосе она слышала мудрость и доброжелательность.

— Юная обитательница Рэдволла, — обратился к ней Мартин, — ищи и не сдавайся. На своем пути ты встретишь радость и горе, только никогда не забывай, что дружба и верность стоят гораздо дороже любого богатства. Вспомни эти слова в тот день, когда тебе придется возвращать «Слезы» их истинному владельцу. Миг счастья может быть краток, но в стране сновидений нет времени. Спи спокойно и знай, что в самый трудный час я приду к тебе на помощь.

Образ воина растворился в туманной дымке, и остальные сны, снившиеся Пижме в ту ночь, были только приятны и спокойны.

 

ГЛАВА 14

За завтраком настоятель подозвал Пижму и шепнул ей на ухо:

— Я сегодня собираюсь прогуляться по окрестностям. Хочешь, пойдем со мной? Денек сегодня погожий, захватим с собой чего-нибудь перекусить… Что скажешь?

К огромному удивлению аббата Дьюррала, Пижма отклонила его предложение:

— Благодарю вас, господин настоятель, но, может быть, есть смысл предоставить эту возможность кому-нибудь другому? Возьмите, например, маленькую Фиалку. Вечно ей не везет, сидит взаперти.

Дьюррал порадовался подобному благородству, но такой выбор Пижмы немало удивил его.

— Вообще-то ты права, — сказал он, почесав лапой в затылке. — Но почему именно Фиалку?

— Потому что я виновата перед ней и хочу снова с ней подружиться. Сегодня ночью Фиалке снились кошмары, и я переложила ее на кровать в лазарете, которая предназначалась мне. Я думала, что там ей будет лучше, но ночью в лазарет пришла сестра Цецилия и заставила ее выпить всю огромную миску крапивной похлебки. Вы только посмотрите на Фиалку, у нее теперь лицо цвета этой самой похлебки. Бедненькая, даже к завтраку не притронулась.

Аббат Дьюррал оторвался от чашки с чаем, поглядел на Фиалку, затем перевел взгляд на Пижму и сказал:

— Ты права, Пижма. Я думаю, что прогулка по окрестностям и хороший пикник помогут Фиалке помириться с тобой. А кстати, скажи, сама-то ты чем собираешься заниматься сегодня?

Пижма перешла на заговорщицкий шепот:

— У меня важное дело с Мартином и Ролло. У нас есть загадка, которую мы обязательно должны отгадать.

Солнечное утро плавно перешло в теплый погожий денек, и аббатство зажило своей обычной жизнью. Взрослые принялись за работу, малыши затеяли игру во дворе. Командор выдр и дежурная смена его отряда расположились на стене аббатства, готовые в любой момент отразить нападение любого противника.

На опушке леса к северу от аббатства зашевелились ветки низких кустов. Наблюдательному зверю это могло показаться странным, ведь в тот день ветра не было.

Высунув из-за кустов голову, Ромска огляделась и снова спряталась в глубине леса.

— В последний раз я была здесь с капитаном Конвой, когда мы преследовали Седоглупа. Это аббатство Рэдволл, я уверена, — заявила она.

Ее спутник Ласк Фрилдор был не в лучшем настроении. Несмотря на теплый день, он до сих пор не мог прийти в себя после холодной ночи, проведенной в марш-броске по мокрому, стылому лесу.

— Давай, поори еще громч-че, — прошипел он, — чтобы нас-с ус-слыш-шали с-со с-сторож-жевой баш-шни.

Ромска наклонилась к нему и угрожающе сказала:

— Попридержи язык, чушайчатая голова. Я буду говорить так громко, как мне будет угодно. А если нас даже и услышат, что с того? Как только обитатели аббатства увидят твою идиотскую рожу, они все остолбенеют от страха.

Генерал не нашел что ответить и, разозленный, отозвал десятерых оставшихся в живых ящериц подальше в лес, где они могли спокойно обсудить план действий.

Ромска оставила шесть вахтенных матросов на борту корабля, но и при этом ее пираты втрое превосходили надзирателей по численности. Они тоже отошли в глубь леса и уселись вокруг небольшого костерка, который разжег кок Рубби, чтобы подкрепиться съедобными корешками и корнеплодами.

Рубби протянул Ромске испеченный на острие палаша клубень сладкой картошки. Та, откинувшись на ствол поваленного дерева, принялась жевать, задумчиво глядя в небо. Покусывая травинку, к ней подошел боцман.

— Эй, капитан, что будем делать? — спросил он. Ромска выплюнула плохо пропеченный кусок картошки и спросила:

— Делать? Нет, приятель, делать я ничего не собираюсь. Чешуйчатая морда отвечает за сухопутную часть операции. Вот пускай теперь у него голова болит о том, что и как нужно делать.

Боцман услышал какой-то шорох в кустах, обернулся и сказал:

— Похоже, сюда идет сам генерал. Сдается мне, он намерен с тобой поговорить.

Генерал надзирателей взглядом приказал боцману отойти, а сам сел рядом с Ромской. Помолчав, он сквозь зубы произнес:

— Мож-жет быть, ты была права, друж-жищ-ще. Отшвырнув недоеденную картофелину в сторону, Ромска вскочила и поспешила спросить:

— «Дружище»? Я не ослышалась? Мне кажется, в твоем голосе что-то изменилось. Ладно, выкладывай, какой у тебя план.

Аббат Дьюррал и мышь-полевка Фиалка сидели на берегу ручья. Поев булочек с сыром и запив их сидром, теперь они просто отдыхали. Настоятель снял сандалии и опустил задние лапы в прохладную воду. Довольно вздохнув, он сказал:

— Какое наслаждение! Что может быть лучше для усталых ног, чем прохладная проточная вода. Фиалка, рекомендую, попробуй.

Полевка с сомнением поглядела на бурлящую воду.

— Честно говоря, я не люблю ходить с мокрыми ногами, — осторожно возразила она, — а полотенец, чтобы их вытереть, у нас с собой нет.

И все-таки аккуратно отставив сандалии, полевка опустила задние лапы в воду. Она вздрогнула, а затем даже взвизгнула:

— Ой-ой-ой! Холодно — аж колется! Но, честно говоря, вы, как всегда, правы, лапки действительно отдыхают. Пойду немножко прогуляюсь босиком вдоль самого берега.

Луссак и Фрадл — двое надзирателей из отряда Ласка Фрилдора — безуспешно пытались поймать сетью хоть какую-то птицу. Обнаружив неподалеку ручей, обе ящерицы пошли вверх по течению в поисках какой-нибудь заводи, где могла бы оказаться рыба. Неожиданно Фрадл вскинул лапу и прошептал:

— Тих-хо. Я слыш-шал чьи-то голос-са. Пригнувшись, ящерицы двинулись вперед. Вскоре из-за стены осоки и камыша они разглядели одетых в зеленые плащи старую мышь и молодую полевку, весело плескавшихся в прохладной проточной воде. Луссак облизнулся и сглотнул слюну.

— Еда, — прошипел он. — Наконец-то.

Но стоило ему приготовиться к броску, как Фрадл просто повис у него на лапе и торопливо прошептал:

— Нет, это будут пленники для генерала Лас-ска.

Фиалка и настоятель сидели на берегу, вытирая задние лапы о нагретую солнцем траву.

— Ах, как вы были правы, уважаемый настоятель, — щебетала Фиалка. — Как здорово! Очень хорошо, что вы настояли, чтобы я… Ай!

Большой кусок крепкой рыболовной сети накрыл их обоих. Несчастных зверюшек потащили прочь от ручья в густой кустарник. Дрожа от страха и не понимая, что происходит, старая мышь и молоденькая полевка вдруг оказались перед двумя зловонными пастями огромных ящериц, которые не могли им привидеться даже в самом страшном кошмаре.

— Молч-чать! — скомандовали ящерицы. — Вес-сти с-себя тих-хо, или мы вас-с убьем!

 

ГЛАВА 15

П осле обеда на кухне было тихо. Только в одном углу работали повара, им помогали дежурные. Усевшись на мешки с зерном, Мартин и Ролло подробно расспрашивали Пижму.

— Попытайся, пожалуйста, вспомнить что-нибудь еще из своего сна, — попросил летописец.

— Я бы с радостью, Ролло. Я попытаюсь. Помню, что видела Мартина Воителя из древних времен. Он все говорил, говорил что-то, но я запомнила не все. Самым важным, как я поняла, было пожелание искать и не сдаваться. Потом он еще говорил о дружбе и верности…

Да, и еще он упомянул, что в один прекрасный день «Слезы» придется вернуть их истинному владельцу. Простите, но как-то больше ничего не могу вспомнить. До чего же я злюсь на себя за то, что не могу припомнить слово в слово все, что он мне сказал. Мартин понимающе кивнул:

— Не волнуйся, Пижма. Когда дух Мартина Воителя захочет, нам все станет абсолютно ясно и понятно. Сейчас самое главное для нас — это разгадать нашу загадку. Давайте прочитаем стихотворение еще раз.

Пижма развернула потертый пергамент.

— Мне кажется, что самое важное скрыто вот в этих четырех строчках, — сказала она. — Вот послушайте:

Вооружившись очками, Ролло еще раз перечитал про себя таинственное стихотворение.

— Нет сомнений в том, что оно адресовано брату Хиггли, — заявил он. — А не спросить ли нам его, что он думает по этому поводу?

В этот момент брат Хиггли и Кротоначальник появились на пороге винного погреба, откуда они выкатили солидный бочонок ежевичного вина.

Предводитель кротов разогнулся и зафыркал:

— Хур-хур-р, Хиггли! Тепер-рь пер-ретащим бочонок в тот угол.

В это время со стороны зерновой кладовой послышался голос Ролло:

— Уважаемый брат Хиггли, не уделите ли нам минутку?

Оставив Кротоначальника одного перекатывать бочонок, брат Хиггли подошел к друзьям. Физиономия его расплылась в добродушной улыбке.

— Вовремя вы, ребята, — рассмеялся он. — Как я ловко избежал лишней работы! Пускай крот бочки таскает. Ладно, говорите, чем могу быть вам полезен?

Командор выдр поднялся на стену, где ему тотчас же доложили дежурные:

— Ни одной чайки в округе не видно. Все чисто. Командор только покачал головой:

— Смотрите внимательнее. Пару дней еще подежурим. Может быть, чайки просто наблюдают за нами издалека.

Уловив краем глаза какое-то движение на опушке леса, он опустил глаза и увидел выходившую на поляну хорьчиху. Весь ее внешний вид — латунные серьги, татуированные лапы, потертая морская одежда — говорил о том, что она принадлежит к племени морских пиратов.

Хорьчиха приветливо помахала лапой выдре:

— Эй, ты, вислохвостый! Что это за местечко? Случайно не Рэдволл?

Шкипер сразу же насторожился:

— А если и так, хитроносая? Тебе-то какое дело?

— Да так, просто интересно. Ты не обижайся. Шкипер фыркнул, оскорбленный бестактностью хорьчихи:

— Ну ты даешь! Чтобы я обиделся из-за того, что какой-то пират назвал меня вислохвостым? Да если бы я сейчас был внизу, я бы этим хвостом тебе так врезал, не хуже любого весла получилось бы!

На делано добродушной физиономии Ромски промелькнуло злобное выражение.

— Ну ты, толстяк отъевшийся! Хорошо тебе говорить оттуда, сверху. А спуститься боишься, пес речной?

Командор погрозил ей кулаком:

— Знаешь, пират, много детей было у моей матери, но, честное слово, дураков среди моих братьев и сестер не водилось. Признавайся, где твоя сабля, где кинжал? Спрятаны в травке где-нибудь поблизости? А еще на шаг дальше дюжина-другая твоих приятелей? Так что выкладывай все, что хотела сказать, и проваливай отсюда.

Тут на стену поднялась ежиха Тизель с полной корзиной еды для дежурных.

— Добрый день, уважаемый командор. Я тут принесла кое-что перекусить для вас и ваших друзей. Ой, а кто это там, внизу?

Командор ткнулся носом в корзину и, довольный, улыбнулся:

— Не беспокойся, я сам закончу беседу с этой невоспитанной зверюгой. А вот за еду спасибо.

Прищурившись, Командор вытащил пращу и раскрутил ее над головой.

— Я тебе еще раз говорю, пират: выкладывай, зачем пришла, если не хочешь получить камнем в лоб.

Ромска поспешила ответить:

— Я хочу знать, где Седоглуп. Я хочу поговорить с ним.

— Никакого Седоглупа здесь нет и не было.

— Да что ты говоришь? Как бы не так! Либо веди его сюда, либо просто верни то, что он у нас украл.

Командор, как и все выдры, не был постоянным обитателем аббатства. Большую часть времени он проводил в Стране Цветущих Мхов, на речках, ручьях и озерах. Он и понятия не имел, о чем говорит Ромска. И следует заметить, что Командор был не из тех зверей, которые любят долгие пустые разговоры.

Вж-жик! Пущенный из пращи камень вонзился в сосновый ствол прямо над правым ухом пирата.

— Последнее предупреждение! — объявил шкипер. — Следующий камень пробьет тебе башку. Так что лучше проваливай.

Ромска поспешила скрыться за деревом, крикнув напоследок:

— Мы знаем, что у вас и Седоглуп, и жемчужины! Отдавайте по-хорошему!

Тут из-за зубца стены высунулась ежиха Тизель и, чтобы как-то утихомирить пирата, объяснила:

— Седоглуп ушел от нас несколько сезонов назад. Его останки нашли недавно, всего пару дней назад, в скалах к востоку отсюда. Он давно умер, так что идите отсюда с миром.

— Проверим, проверим! — взвыла Ромска. — В любом случае завтра утром я вернусь сюда.

Когда Ромска окончательно скрылась из виду, Командор заметил:

— Не стоило бы говорить ей ничего. А сейчас я попросил бы тебя разыскать Мартина и рассказать ему обо всем, что здесь произошло.

Тем временем на кухне брату Хиггли показали кусок пергамента. Он прочитал стихотворение, выслушал первые объяснения и пожал плечами:

— Увы! По поводу подарка ничего не знаю. Старая Фермальда постоянно улыбалась мне, но чтобы она мне что-нибудь дарила — не припомню. Рад был бы помочь вам, но боюсь, не получится. Слеза, которая всем видна… Чушь, болтовня какая-то. Вы уж извините, но мне пора ужин готовить. Желаю удачи, расшифровщики.

Тут на пороге появились Хват и Сноп. Горный заяц обвел кухню голодным взглядом.

— Привет! — бросил он. — У вас тут случайно не полдник? Умираю от голода. Кстати, вы, наверное, тоже ищете, чего пожевать? Угадал?

Ролло спокойно обошел вокруг Хвата и стал осматривать полки за его спиной.

— Не угадал, ненасытный обжора. Знаешь, что мы ищем? Слезу, которая всем видна.

Моргая и переминаясь с ноги на ногу, Сноп сказал:

— Позволю себе заметить, если в самое ближайшее время моему другу Хвату не удастся найти чего-нибудь съедобного, вы увидите не одну слезу, а, боюсь, целый водопад слез, низвергающийся из глаз голодного зайца.

Пижма, нервно теребя передник, пробормотала:

— Ерунда какая-то. Как можно спрятать что-то и в то же время выставить на всеобщее обозрение? Никакого смысла не вижу.

Оторвавшись от какой-то стряпни, брат Хиггли шутливо поддержал ее:

— И не говори, Пижма. Самое трудное — это искать то, не знаю что, и особенно если неизвестно зачем.

Но зато Хват, который прекрасно знал, что он ищет, уже обнаружил первую находку. Голодному зайцу удалось высмотреть на дальней полке коробку с засахаренными орехами. Он бочком проскользнул вдоль стены кухни и попытался стащить горсть сластей. К сожалению, между ним и полкой оставалось препятствие. Это был большой резной деревянный подсвечник для одной свечи. Эту свечу зажигали один раз в четыре сезона в день первого Весеннего Пира, и воск, капавший с нее в течение многих лет, почти полностью скрыл под собой основание подсвечника. Хват стал спиной к подсвечнику и с отсутствующим выражением на физиономии изображал из себя ничего не делающего зайца. Тем временем, действуя обеими лапами за спиной, он пытался открыть коробку и выцарапать из нее орешки. Пижма и ее друзья, занятые поисками, ничего не заметили, но брат Хиггли, услышав странное шуршание, насторожился. Посмотрев прямо в глаза Хвату, он осведомился:

— А что это ты там делаешь?

Не прекращая попыток открыть коробку, Заяц улыбнулся и переспросил:

— Кто — я? А, да ничего, старина, все нормально. Так вот встал в углу подумать о том, о сем. А что такого?

Хиггли Стамп направился к нему, угрожающе занеся над головой поварешку.

— А мне почему-то кажется, что ты, обжора, решил тут кое-чем поживиться. А ну-ка прочь из кухни!

Здесь я хозяин. Полдник будет тогда, когда я его приготовлю.

Сграбастав Хвата за шиворот, он потащил его к дверям.

— Давай-давай! Пошел отсюда!

Но именно в этот момент обе лапы Хвата вцепились в коробку, и разжать их было уже выше его сил. Хиггли еще сильнее потянул зайца в сторону двери, тот сделал шаг, и подсвечник, оказавшийся в кольце его лап, свалился на пол рядом с ежом и зайцем. Засахаренные орехи из сломавшейся коробки рассыпались по всей кухне.

Мартин и Хиггли помогли Хвату встать, и тут еж дал волю чувствам:

— Ну посмотри, что ты наделал, мерзавец! И из-за чего? Из-за горсти сладких орехов! Посмотри-ка: Большая Летняя Свеча сломалась пополам. Тебе это даром не пройдет, обжора десятибрюхий!

Ролло, Пижма и Сноп опустились на пол и стали собирать орехи. Пижма не смогла скрыть улыбки, наблюдая за старым летописцем.

— Ролло, какой позор! — сказала она. — Собранные орехи надо складывать в коробку, а не есть их. Подумать только, почтенная мышь таскает сладкие орехи, как какой-нибудь малыш. Да вы, оказывается, больший хулиган, чем Хват… Минуточку, а это что такое?

Совершенно случайно Пижма наступила на большой кусок воска, отломившийся от подсвечника при падении. Когда этот кусок хрустнул под ее лапой, из него вывалился и покатился по полу довольно большой розовый шарик. Внимательно посмотрев на него, Мартин восхищенно прошептал:

— Жемчужина! Великолепная розовая жемчужина!

— Вот, значит, как. — Ролло почесал в затылке. — Спрятана и в то же время у всех на виду. Фермальда засунула жемчужину в растаявший воск. Вот и получилось, что все смотрят и никто не видит. Умно придумала старая белка.

Летописец сел прямо на пол, наблюдая за тем, как Пижма зачем-то ломает все более или менее крупные куски воска, упавшие с подсвечника Большой Летней Свечи.

— Слезы… «Слезы Всех Океанов»! Значит, мы ищем жемчужины, — бормотал Ролло. — Как же я раньше не догадался! Самая большая драгоценность, которую дает море. Впрочем, никогда раньше я не слышал, чтобы их сравнивали со слезами. Очень поэтичное сравнение. Эй, Пижма, зачем ты развела весь этот беспорядок, раскидала воск по полу? К чему все это?

В ответ ежиха протянула ему на ладони комочек испачканного воском пергамента примерно того же размера, что и найденная жемчужина.

— Вот, нашла. Уверена, что это ключ ко второй жемчужине.

Хват, всячески пытавшийся изобразить, что он вовсе не жует три больших сладких ореха, не смог удержаться от хвалебной речи в свой собственный адрес:

— М-мм-ммм… Я так и знал, что без меня вы не обойдетесь. Орлиный взгляд и мой недюжинный ум помогли вам найти жемчужину. Ладно, можете не благодарить. Отыскать иголку в стоге сена для нас, зайцев, плевое дело. Ой!

Последнее восклицание было вызвано тем, что тяжелая поварешка брата Хиггли с изрядной силой припечатала Хвата чуть пониже хвоста. Под общий смех заяц пулей вылетел из кухни, успев прокричать:

— Черная неблагодарность! И не стыдно же вам избивать верного, голодного, бескорыстного помощника!

 

ГЛАВА 16

Среди пиратов, наводнивших холмы Сампетры, был единственный лис — Расконса. Раньше он был боцманом у капитана Старого Рубаки на корабле «Кровавый Киль». Расконса был смел, хитер и тщеславен. После мятежа капитанов он довольно быстро занял место предводителя оставшихся на острове матросов. Лис прославился особым умением орудовать кинжалами в ближнем бою. При нем всегда было не менее десятка клинков, которые Расконса пускал в ход по малейшему поводу. Никто из матросов-бунтарей не стал оспаривать его право на лидерство. Сейчас лис не отдыхал, как остальные пираты, а внимательно смотрел на расстилавшееся перед ним море.

К маленькой бухте у подножия холма довольно быстро приближался «Флибустьер» с остальными капитанами на борту под командованием Барранки. Мятежники не знали, что Сагитар с экипажем из крыс-стражников преследовала их на «Кровавом Киле». Барранка пошел к тихой гавани открытым морем, а Сагитар выбрала маршрут вдоль берега. По всей видимости, ей удалось разгадать замысел мятежников, и сейчас «Кровавый Киль» лег в дрейф за ближайшими к бухточке скалами. Как только Барранка заведет свое судно в бухту, Сагитар перекроет выход из нее, и «Флибустьер» вместе со всеми мятежными капитанами окажется в ловушке.

Расконса не зря слыл сообразительным зверем. План созрел у него практически мгновенно. Для начала лис с напускным безразличием отошел на достаточное расстояние от своих беспечных товарищей, а затем стремглав помчался вниз по склону холма навстречу «Флибустьеру», уже бросавшему якорь в крохотной бухточке.

— Капитан, это я, Расконса! — закричал лис с берега. — Там, за скалами, вас подкарауливает корабль с экипажем из крысиной стражи. Они вот-вот перекроют вам выход.

Барранка оглядел узкую бухту и понял, что развернуть тяжелый «Флибустьер» ему уже не удастся. Путь в открытое море был отрезан.

— Придется принимать бой здесь, — решил Барранка. — Где наши экипажи, недалеко? Давай, дружище, бегом за матросами. Боюсь, без них нам долго не выстоять.

Физиономия Расконсы выражала лишь честность, преданность и готовность пожертвовать собой ради командира.

— Я мигом, капитан! — отчеканил он, отдавая честь. — Я сбегаю за нашими, а вы уж продержитесь здесь совсем недолго.

Барранка в ответ козырнул, и Расконса бросился вверх по склону холма.

— Вот оно — настоящее морское братство, — сказал сам себе капитан Барранка. — Ничего, продержимся. А уж вместе мы дадим жару этим крысам!

Расконса бодро бежал в гору до тех пор, пока не стало ясно, что с корабля его уже никто не увидит. Тогда он замедлил шаг, а затем, найдя удобное для отдыха местечко, и вовсе остановился, чтобы передохнуть. При этом лис внимательно слушал, что же творится на берегу, и выжидал. Когда понял, что пора, он поднялся на вершину холма и уже оттуда бегом сбежал в долину, где отдыхали его друзья-пираты.

— Подъем, братцы! — Крик Расконсы разорвал благостную тишину над лагерем корсаров. — Там сейчас… — задыхаясь, словно от усталости, продолжал говорить лис, — наших капитанов… перережут! Там крысиная стража, целый отряд. За мной, ребята!

Расконса первым бросился вниз, на ходу объясняя ситуацию и отдавая приказания:

— Боюсь, спасти всех капитанов уже не удастся, слишком поздно. У меня есть план: разделимся на три группы. Балтур, бери своих, обходи бухту слева и попытайся взять «Кровавый Киль» штурмом с кормы. Ганчо, забери примерно треть матросов, вы будете штурмовать корабль с правого борта и с носа. Остальные — за мной! Ударим по центру, по основным силам крысиной стражи. Они нам дорого заплатят за смерть наших капитанов!

Одобрительные крики матросов были ему ответом.

Сагитар даже не предполагала, что убить шестерых капитанов и взять одного в плен будет таким трудным и кровавым делом. Как только ее судно перекрыло выход из бухты, она приказала стражникам прыгать за борт и где вплавь, где по грудь в воде добираться до «Флибустьера». Выполняя приказ, отряд Сагитар понес немалые потери. Опытные капитаны грамотно распределили силы, заняв глухую оборону. Вооруженные пиками и абордажными крючьями, они долгое время сбрасывали в воду всякого, чья голова показывалась над бортом «Флибустьера». Но силы были неравны, и в итоге сторожевые крысы заполнили палубу мятежного корабля. Поняв, что судно им уже не удержать, капитаны отступили на берег, где продолжили отчаянно рубить наседавших крыс. Они с надеждой поглядывали на вершину холма, откуда должна была появиться подмога. Но, видимо, судьба уже отвернулась от них. Первым от удара крысиным трезубцем пал капитан Ураган. Вслед за ним погибли Собачья Смерть и Каменная Лапа. Стоя спина к спине, Старый Рубака, Кровавая Морда и Килехвост из последних сил отбивались от наседавших стражников. С огромным трудом к ним пробился Барранка, успевший между ударами прокричать:

— Куда провалился этот лис о остальными матросами?

Уцелевшим капитанам ничего не оставалось, как развернуться и попытаться убежать от стражников. Но не успели они сделать и нескольких шагов, как Килехвост и Кровавая Морда рухнули, пронзенные трезубцами. Смертельно раненный Старый Рубака, покачиваясь, карабкался по склону холма под прикрытием Барранки. Вскоре Старый Рубака упал на бок и прохрипел Барранке:

— Уходи вверх, я на пару секунд задержу их. Барранка не стал бы бросать раненого друга, но из окружения крыс уходить было уже некуда. Умирая, израненный горностай прохрипел:

— Да что ж случилось? Где же этот лис? Навалившиеся на единственного оставшегося в живых капитана крысы скрутили его и заломили его лапы за спину.

— Ну что, корсар? — ухмыляясь, шагнула ему навстречу Сагитар. — Я же говорила, что мы еще встретимся и потолкуем. Видишь, я не ошиблась. И как ты себя теперь чувствуешь?

Барранка хрипло рассмеялся ей в лицо:

— Трусливая крыса! Попадись ты мне, когда у меня были силы и клинок в лапах! А то, я вижу, ты любишь предводительствовать отрядом, оставаясь в тылу.

Сагитар решила не продолжать бессмысленный спор. Она обернулась к своим крысам и приказала:

— Затопить пиратскую посудину прямо в бухте. Всем остальным собраться на борту «Кровавого Киля» и приготовить корабль к отплытию.

Не успели стражники открыть кингстоны «Флибустьера», как над бухтой разнесся боевой клич пиратов. Передовой отряд уже взял на абордаж «Кровавый Киль», и Сагитар чуть не упала в обморок, увидев Балтура и Ганчо во главе огромной толпы матросов, наводнивших палубу ее корабля.

— Давай руби их! — выли пираты. — Накормим рыб до отвала!

— Пленных не брать! Смерть крысам!

Стоя на берегу во главе десятка стражников — своей личной охраны и конвоиров пленного Барранки, — Сагитар еще пыталась сохранять спокойствие и продумывала план дальнейших действий. Но, когда за ее спиной раздались крики матросов и приближавшегося третьего отряда, мужество окончательно покинуло ее. Приказав своим стражникам вступить в неравную схватку, она незаметно покинула поле боя и скрылась в густой траве на склоне холма, направляясь на юг вдоль береговой линии острова.

Барранка победно взвыл и, освободившись от перепуганных конвоиров, бросился навстречу Расконсе.

— Молодец! — крикнул он боцману. — А я уж думал, ты совсем не успеешь.

Пока пираты добивали охрану Сагитар, лис крепко обнял Барранку.

— Ну все, все, капитан, теперь все неприятности и страхи позади, — сказал Расконса. С этими словами он наповал сразил Барранку кинжалом. Затем, отбросив окровавленный клинок подальше, он закричал: — Они убили капитана! Эти негодяи зарезали Барранку! Добивай их, ребята! Я доберусь до этой Сагитар, даже если это будет стоить мне жизни!

И, размахивая кинжалами, лис кинулся в погоню за командиром крысиной стражи.

Лис преследовал Сагитар по пятам, и расстояние между ними неуклонно сокращалось. Задыхаясь и спотыкаясь, крыса добралась до вершины очередного холма, с которого уже был виден купол дворца Ублаза — ее спасение.

Оступившись в очередной раз, Сагитар упала и покатилась вниз по склону. Перекувырнувшись через голову несколько раз, она плюхнулась в неглубокий ручей, сильно ударившись при этом о каменистое дно. Силы оставили ее. Оружие было брошено еще раньше, чтобы не мешало. Лис почти неторопливо подошел к ней, и сталь кинжала царапнула горло сторожевой крысы.

— Ну что, красотка? Что мы с тобой будем делать? — ухмыляясь, спросил Расконса.

Сагитар, потеряв остатки мужества, взвыла:

— Умоляю, пощади меня!

Расконса как следует пнул ее для острастки и сказал:

— Хорошо воешь, крыса! С каким удовольствием я бы распорол тебе брюхо, но тебе повезло, у меня насчет тебя другие планы. Слушай хорошенько.

Еще не веря своему счастью, Сагитар лежала брюхом кверху, стараясь не пропустить ни слова из того, что говорил ей хитрый, безжалостный лис.

На следующий день, около полудня, Ублаз сидел возле большого штабеля строевого леса и презрительно смотрел на скорчившуюся в пыли у его ног Сагитар. Та, не смея поднять глаз на императора, слово за слово пересказывала ему предложения лиса.

— Ваше Величество, этого лиса зовут Расконса. По его словам, это он убил Барранку и теперь командует всеми мятежными матросами. Сейчас пираты направляются в нашу гавань на борту «Кровавого Киля». Он хочет встретиться с вами завтра утром на холме над северной оконечностью гавани. Можно взять вооруженную охрану. Еще он просил передать, что хочет обсудить условия мира.

Задумчиво отламывая кинжалом щепку за щепкой от соснового бревна, Ублаз переспросил:

— Расконса, говоришь? Похоже, с этим лисом можно иметь дело, по крайней мере вести переговоры. Возьми полсотни лучших из оставшихся в живых стражников и взвод надзирателей для охраны. Да, кстати, Сагитар, надеюсь, ты догадываешься, какая участь тебя ждет, если ты еще хоть раз подведешь меня?

Избегая взгляда Безумного Глаза, Сагитар, дрожа, прошептала:

— Ваше Всемогущество, я никогда больше не подведу вас

Ублаз криво усмехнулся и сказал скользким, как растекающееся по льду масло, голосом:

— Ох, не хотел бы я оказаться на твоем месте, случись такое еще раз.

 

ГЛАВА 17

Лог-а-Лог осмотрел шлюпку Грат. — Я смотрю, твоя посудина в некоторых местах дала течь, — объявил он. — Сейчас я прикажу кое-кому из своих ребят помочь тебе с ремонтом.

Шестеро землероек Гуосим поднатужились, чтобы сдвинуть с места лодку и перевернуть ее. Дело продвигалось не слишком-то успешно. Грат Длинная Стрела улыбнулась и сказала:

— Ребята, поберегите свои силы для другой, более тонкой работы. С этим я и сама управлюсь.

Аккуратно отложив в сторону сложенный парус, сняв мачту, Грат подкопалась двумя лапами под киль шлюпки и, найдя удачную точку опоры, одним махом перевернула лодку. Коготок восхищенно вздохнул:

— Вот это я понимаю, сильный зверь! Землеройки живо принялись за работу. Пока одни из них латали дыры в днище и в бортах шлюпки, другие чинили и штопали парус. Ремонт действительно шел быстро и споро. Наконец Грат снова перевернула лодку днищем вниз и сказала:

— Лог-а-Лог, я благодарю тебя и все племя землероек Гуосим за гостеприимство, оказанное мне. Теперь я знаю, что у меня есть целое племя друзей. Я вас никогда не забуду.

Предводитель землероек небрежно отшвырнул ногой камушек и, глядя куда-то в сторону, сказал:

— Да брось ты! В конце концов, какой толк от друзей, если они время от времени не помогают друг другу. Тебе предстоит долгий путь, и давай мы сделаем тебе последний маленький подарочек. Ребята, грузите еду для нашей новой подруги!

Два изрядных мешка с едой и пара фляг с пресной водой были засунуты под кормовое сиденье шлюпки. С помощью целой компании землероек Грат быстро вытолкала шлюпку обратно к воде, и вскоре та уже качалась на волнах. Посмотрев на своих друзей, Грат тихонько всхлипнула и почему-то потерла глаза лапой.

К Грат подошел Лог-а-Лог и, с трудом дотянувшись, похлопал ее по плечу:

— Ну вот, что еще за слезы! Не вижу повода для хныканья. Давай, подруга, поднимай парус — и вперед! Удачи тебе на море и на земле.

Грат налегла на руль, подтянула парус, и шлюпка стала резво удаляться из бухточки.

День клонился к вечеру. В укромной ложбинке в Стране Цветущих Мхов горел костер. Сидевший у костра генерал Ласк Фрилдор грел лапы, наблюдая за тем, как десять его надзирателей кружат вокруг дерева, к которому накрепко привязаны две жалкие фигурки. Ящерицы жадно облизывались, их голодные глаза впивались как в старую мышь, так и в молоденькую полевку.

Аббат Дьюррал почувствовал прикосновение чешуйчатой лапы к своей ноге и задрожал от страха и омерзения. Фиалка в ужасе прижалась к нему, насколько это позволяли связывавшие их веревки. Аббат ободряюще сказал ей:

— Не бойся, малышка. Ничего они нам не сделают. Подумай сама: если б они хотели убить нас или съесть, они бы давно так и поступили. Будем держаться спокойно и с достоинством. Пусть они поймут, что обитатели Рэдволла — храбрые звери.

Один из надзирателей вплотную приблизил свою морду к мордочке Фиалки. Почувствовав на себе зловонное дыхание из пасти ящерицы, полевка в страхе заверещала.

Генерал Фрилдор не зря славился своим проворством и силой. Отскочив от костра, он одним ударом огромного хвоста отшвырнул далеко в кусты нарушившего приказ надзирателя. Повернувшись к остальным, Ласк Фрилдор грозно повторил распоряжение:

— Ес-сть птиц-ц, ес-сть рыб. Убью того, кто тронет этих-х.

Аббат Дьюррал попытался завести с генералом спокойный, рассудительный разговор:

— Хотелось бы узнать, кто вы такой, уважаемый господин. И скажите, зачем вы связали нас, как каких-нибудь разбойников? Мы мирные звери и…

Генерал надзирателей презрительно обернулся к нему и прошипел:

— Заткнис-сь, глупая мыш-шь.

Собрав в комочек всю свою храбрость, Фиалка пропищала:

— Не смейте так обращаться к нему! Это настоятель аббатства Рэдволл, чтоб вы знали!

Легкая улыбка коснулась губ генерала надзирателей.

— Хорош-шо, хорош-шо. Это оч-чень полез-зная ин-формац-ция.

Подождав, пока генерал отойдет на пару шагов, аббат Дьюррал сокрушенно вздохнул:

— Зря ты ему рассказала это, Фиалка. Теперь и мы, и все аббатство будем еще в большей опасности.

Поняв, какую глупость она совершила, Фиалка совсем упала духом и заревела. Дьюррал пожалел о своих словах и постарался утешить мышку:

— Ну, малышка, не надо, успокойся. Ты еще совсем молодая и понятия не имеешь о том, как следует вести себя в подобных ситуациях. Ну перестань плакать.

Вскоре в лощине появилась Ромска во главе отряда матросов-пиратов. Увидев пленников, она обрадовалась и спросила:

— Ну-ну, и кто это у нас тут?

Ласк не стал отвечать на ее вопрос. Не отворачиваясь от костра, он сказал:

— Что-то долго тебя не было, пират. Какие новос-сти? Ромска подсела к костру, достала саблю, нанизала на ее кончик валявшееся на земле яблоко и стала печь его на огне.

— Кое-какие новости есть, — сказала она. — Я узнала, что Седоглуп давно умер. Мои ребята прочесали скалы к востоку отсюда и нашли его кости.

— Что ещ-ще ты уз-знала?

— Ничего. Больше ничего. Ни жемчужин, ни каких-либо их следов рядом с ним не оказалось. Только кости старика Седоглупа и истлевшие лохмотья его одежды.

— Ты говорила с ж-жителями аббатс-ства Рэдволл?

— А как же. Именно они подсказали мне, где искать останки Седоглупа. Но помяни мои слова, Ласк: эти ребята в Рэдволле не такие простаки, какими кажутся на первый взгляд. И если эти жемчужины вообще-то где-то есть, то я уверена в том, что спрятаны они именно за кирпичными стенами этого аббатства. Всё, старина. Теперь я готова выслушать тебя. Не забывай: за наземную часть операции отвечаешь ты.

Генерал надзирателей даже не пытался скрыть торжествующей улыбки:

— У меня ес-сть два пленника. С-старая мыш-шь — это отец-нас-стоятель аббатс-ства Рэдволл.

Откусив кусочек подрумянившегося на костре яблока, Ромска усмехнулась:

— Ну и везучая же ты гадина! Не прими это как оскорбление. Но учти, Ласк: если эти рэдволльцы обнаружат, что их настоятель у тебя, они организуют поиски и разнесут окрестные леса ко всем чертям. Я серьезно говорю. У них на стенах дежурят здоровенные выдры, и, похоже, драки они совсем не боятся. А Конва видел здесь на стене громадного барсучину. Так что, сдается мне, взяв настоятеля в заложники, ты откусил кусок больше, чем можешь проглотить.

Ласк Фрилдор выслушал предупреждение и криво усмехнулся в ответ:

— Я с-служ-жу моему императору и буду делать то, что долж-жен. С-сейчас-с мы раз-зделим наш-ши с-силы. Половина отконвоирует пленников на корабль, другие ос-станутся здес-сь под моей командой.

— Отлично придумано, — не стала спорить Ромска, которой не терпелось как можно скорее оказаться подальше от ненавистного генерала. — Я со своими ребятами доставлю заложников на корабль, а тем временем…

Ласк вцепился Ромске в лапу с такой силой, что та взвизгнула.

— Воз-зьмеш-шь половину с-своих матрос-сов и пятерых моих надз-зирателей, чтобы обойтис-сь без с-сюр-приз-зов. А с-со мной ос-станутся пятеро моих и вторая половина твоих.

Хорьчиха с трудом вырвалась из цепких лап ящерицы и вскочила.

— Согласна. Так тому и быть. Признаемся друг другу, что ты не доверяешь мне, а я не доверяю тебе. А теперь, господин главнокомандующий, с вашего позволения я откланяюсь. Или у вас есть для меня еще какие-нибудь приказания?

Недобро ухмыльнувшись, Ласк вытащил из кармана плаща изящный костяной свисток и свистнул.

— Да, мне ес-сть ч-что с-сказ-зать тебе, — сообщил он. — Пока тебя не было, у нас были гос-сти. И они проводят тебя до корабля. Присмотрят на вс-сякий с-случай.

Черноспинная чайка Грал и два оставшихся в живых ее товарища закружили над деревьями и над лагерем пиратов.

Как только ежиха Тизель рассказала Мартину о появлении у стен аббатства хорька-пирата, тот, насторожившись, немедленно поднялся на стену к выдрам. Командора встреча с пиратом, похоже, не слишком обеспокоила.

— Ну, пират и пират, — сказал он. — Конечно, не один он сюда пришел. Наверняка весь экипаж спрятался где-нибудь в окрестностях. Но скажи, что нам, рэдволльцам, команда какого-то пиратского судна? Дадим им такой урок, что они на долгие сезоны забудут дорогу в Рэдволл.

Мартин озабоченно обвел взглядом окрестный лес и сказал:

— Хорошо, если все так обойдется. Но меня вот что беспокоит. Пижма сказала, что настоятель Дьюррал вместе с полевкой Фиалкой гуляют в лесу. Честно говоря, им давно уже следовало вернуться.

Командору тоже это показалось странным.

— Ну и что ты предлагаешь делать, Мартин?

— Для начала соберем всех старших на военный совет. Переходя лужайку, чтобы отыскать матушку Ауму и Кротоначальника, Мартин встретил Пижму и Ролло.

— Чем мы можем помочь?

Мышь-воин на секунду задумался, а затем сказал:

— Ищите остальные жемчужины. Возможно, очень скоро они нам пригодятся.

Пижма и Ролло присели на ступеньки лестницы, ведущей на стену, решив, что свежий воздух помогает думать. Ролло в четвертый раз перечитал стихотворение, написанное на вощеной бумаге. Судя по всему, оно было еще более загадочным, чем предыдущее творение Фермальды:

Пижма всплеснула лапами:

— Ох уж эта Фермальда! Вот бы мне хоть капельку ее поэтического дара. Сдается мне, что эта загадка еще посложнее, чем предыдущая.

Они молча сидели на ступеньках и думали изо всех сил, пока часы на башне аббатства не пробили четыре раза. Ролло, который к тому времени уже начинал дремать, очнулся и сказал:

— Пойдем, Пижма. Полдник нам с тобой не помешает. День был такой теплый, что брат Тормаль и ежиха Тизель организовали полдник во дворе. Взяв по большой тарелке с едой, Ролло и Пижма сели под раскидистой яблоней рядом с мышкой Пинким и белочкой Краклин. Увидев через плечо Ролло исписанный кусочек бумаги, Пинким спросила:

— Господин Ролло, это слова новой песни?

Летописец сокрушенно развел лапами:

— Эх, если бы так, девочка! Увы, это загадка.

— Что, загадка? Как здорово! — хором воскликнули Пинким и Краклин.

Ролло посмотрел на них поверх очков.

— Вы что, хотите сказать, что вам нравятся загадки, ребусы и шарады? А разгадывать их вы умеете?

— Да мы просто мастерицы отгадывать загадки! — радостно закричали подружки.

— Ну что ж, может быть, вы и в самом деле поможете нам.

Пинким и Краклин дважды перечитали стихотворение Фермальды, а затем стали о чем-то щебетать и перешептываться между собой, заговорщицки подмигивая. Выждав некоторое время, Пижма строго спросила:

— Ну что, отгадали?

Мышка и белочка переглянулись и начали дразнить Пижму:

— Вроде бы отгадали, а может быть, и нет.

— Да нет, отгадали, да только не всё.

— То есть не всё, а самое важное.

— Да, и отгадка — это слово из семи букв.

Ролло, не в силах больше сдерживаться, сурово спросил:

— Во имя всех сезонов, можете вы сказать, что здесь загадано?

Даже не подозревавшие о важности своей отгадки Пинким и Краклин решили вволю повеселиться. В течение нескольких минут от них нельзя было добиться ни единого вразумительного слова. Они лишь щебетали, хихикали и подмигивали в ответ на все вопросы. Летописец Ролло уже не знал, что и делать, но тут Пижма пришла ему на помощь. Зачерпнув передними лапами две пригоршни крема, она скомандовала:

— Эй, вы, хохотушки, я считаю до трех, и вы быстренько говорите ответ, иначе придется вам смывать крем со своих мордочек. Раз… два…

Почувствовав, что шутки кончились, белочка и мышка взвизгнули:

— Это бочонок!

— Это бочонок!

Не убирая занесенных лап с кремом, Пижма поспешила развить успех наступления:

— А теперь быстро рассказывайте, как вы разгадали эту загадку и почему выбрали именно это слово.

Пинким и Краклин заговорили, перебивая друг друга:

— Ну, что в первых двух строчках, мы не поняли.

— А остальное проще пареной репы! Все дело в первых буквах. Это шарада!

— Вот смотрите. Первое — в беде. Значит, первая буква — буква Б. Второе, а также четвертое и шестое — в озере. Значит, вторая, четвертая и шестая буквы — буквы О. Третье — в четках. Значит, третья буква — буква Ч. Пятое — в нас. Значит, пятая буква — Н. И последнее, седьмое — в корзине. Получаем букву К. А все вместе — БОЧОНОК.

Пинким, хлопая в ладоши, проверещала:

— Как здорово! А можно, мы вам еще поможем? Пижма, глядя на стихотворение и проверяя про себя данную ей отгадку, переспросила:

— Тогда скажите, где у нас в Рэдволле можно найти бочонок?

— Кто последним добежит до винного погреба, тот — хромая жаба! — проверещали подружки.

Ролло подтолкнул Пижму и сказал:

— Давай-давай, догоняй их. У тебя-то лапки помоложе моих будут. А уж хромой жабой, само собой, мне сегодня быть придется.

 

ГЛАВА 18

Семья Стамп издавна отвечала за винные погреба аббатства Рэдволл. В последние сезоны обязанности главного хранителя вин и наливок возложили на Фарло, брата Хиггли Стампа. Именно он и встретил вбежавших к нему в погреб трех юных любительниц загадок и пожилого летописца. Не обращая внимания на град вопросов, Фарло усадил Ролло и его спутниц на скамью и налил каждому по кружке легкого одуванчикового вина. Пенистый, светлый, чуть горьковатый напиток приятно освежил их. Затем, отставив в сторону кувшин с вином, хранитель погреба засунул лапы в карманы передника и осведомился:

— Ну что ж, а теперь, уважаемые гости, чем могу быть вам полезен?

Обтерев пену с усов, летописец развел лапами и сказал:

— Я понимаю, Фарло, что это прозвучит глупо, но мы ищем бочонок.

— Пока ничего глупого не вижу, — ответил Фарло. — Бочонков у меня полно. Какой именно вам нужен? Пижма разложила на скамейке вощеную бумагу.

— Мы сами не знаем, какой нужен. А вы сами взгляните, что здесь написано, может, подскажете что-нибудь.

По всей видимости, Хиггли и Фарло не зря носили гордое имя Стампов-Пеньков. Прочитать стихотворение Фермальды для Фарло было непростым делом. Он так долго стоял над листом бумаги, изучая его вдоль и поперек, что у гостей лопнуло терпение. Почувствовав неладное, Фарло сказал:

— Ну и ну. Ничего не понимаю. Давайте сделаем так: вы пока прогуляйтесь, осмотритесь у меня в погребе, а я еще подумаю над этой белибердой.

Экскурсию по погребу вел летописец Ролло. В свое время, будучи еще молодым, он немало перетаскал винных бочек в погреб и обратно и поэтому знал каждый уголок в огромных кладовых.

— Сколько же здесь бочек? — воскликнула Краклин.

— Здесь не только бочки, — ответил Ролло. — Вон там, на каменных основаниях, стоят цистерны. В них хранится в основном вино из ревеня. А еще в приличном погребе бывают фляги, канистры, глиняные кувшины, амфоры и прочая посуда. В общем, каждый напиток хранят в особой посудине.

Махнув лапой в сторону стеллажа с амфорами и флягами, Пижма заметила:

— Ну, столько всего нам не надо, будем смотреть только бочки и бочонки. Я права?

Летописец пожал плечами:

— Как знать. Может быть, Фермальда особо и не разбиралась в том, как и что здесь хранится. Может, для нее любая емкость для вина — это бочонок. Так что придется поразмыслить над этим. Ну, и что скажешь? — Последний вопрос был адресован Фарло, который подошел к ним, почесывая в колючем затылке, явно неуверенный сам в себе.

— Я прошу прощения, Ролло, но вот я тут подумал над этим стихотворением, и знаете, что пришло мне в голову? Вот тут сказано про «зиму больших сугробов». Я помню, что когда был совсем маленьким, отец рассказывал мне о хранителе винного погреба по имени Амброзий Пика. Что именно он рассказывал, я не помню, но имя запомнилось хорошо.

Подняв лапу, Ролло перебил его:

— Амброзии Пика? Ну конечно, я тоже помню его с самого детства. Пинким и Краклин, сбегайте к воротам и попросите выдру Вальджера раскопать для меня тома летописи, составленные Тимом Церковной Мышью, и сразу бегите обратно.

Мышка и белочка бросились выполнять распоряжение летописца, и уже через несколько минут обе подружки вновь объявились в винном погребе. При этом каждая тащила в лапках по два увесистых тома.

Нацепив очки, Ролло стал страницу за страницей листать древние тома.

— Весна поздней травы… Нет, это, пожалуй, позже. Осень неуродившейся душицы… Тоже не то. Лето густой осоки… Нет, похоже, я слишком далеко забрался. Это было на одну зиму раньше. Да, вот, зима больших сугробов. Нашел!

Две подружки, заглядывая ему через плечо, поспешили спросить:

— Ну и что, что там написано? Расскажите! Сделав добрый глоток одуванчикового вина, Ролло стал читать вслух:

— Амброзию Пике повезло: в этом году он успел собрать весь ревень, который был посажен вдоль западной стены, до того, как пошел первый снег. Снегу навалило как никогда много, и было решено назвать этот сезон зимой больших сугробов. На улице мороз и ветер, зима выдалась суровой, но обитатели аббатства, не мерзнут и не голодают, а продолжают жить в свое удовольствие. Сегодня я помогал Амброзию в погребе. Он продолжает готовить свое великолепное ревеневое вино. Сначала он мелко режет заготовленный ревень, складывает его в бочки и держит под грузом. Мы процедили получившийся сок, смешали его с хорошим медом. Получилось вино прекрасного розового цвета. Амброзии не разрешил мне сделать ни глотка, сказав, что этот напиток должен выдерживаться в течение как минимум двух сезонов, по прошествии которых, по его утверждению, получится вино необыкновенного вкуса.

Сделав самую трудную часть работы вдвоем, я отправился вести летопись, а. Амброзии стал закупоривать бочонок деревянной пробкой, аккуратно заколачивая ее мягким, деревянным же молоточком. Затем он взял кисточку и чернила и надписал очередной бочонок. Мне очень понравилось название, которое он дал этой порции вина: «Чаша, радости».

Пижма тотчас же вспомнила и процитировала строчку из стихотворения Фермальды, где говорилось о какой-то чаше радости. Ролло энергично захлопнул том летописи, подняв при этом облачко пыли.

— Ну конечно, розовая жемчужина в розовом вине, а где же еще?

Фарло подвел гостей к стеллажу с бочонками ревеневого вина. Могучий еж легко переставлял бочки с места на место и одновременно, смешно шевеля губами, с трудом разбирал надписанные названия сортов вин. Кое-где он сбивался и был вынужден обратиться к Ролло за помощью в прочтении названий, написанных с ошибками.

Заметив улыбки на мордочках младших гостей, Фарло поспешил пробормотать в свое оправдание:

— Ну, мы, ежи Пеньки, не очень-то сильны в науках, зато в вине и в еде мы разбираемся неплохо.

Наконец Фарло добрался до бочонка, на крышке которого Пинким первой прочитала запылившуюся надпись:

— «Зно-ми-ни-тае ве-но Амбро-зия Пики „Ча-ща ра-даз-ти»«.

Все по очереди перечитали эту странную надпись и задумались. Первой осенило Пижму.

— Чаща, чаща… Да конечно, это же и есть «Чаша радости».

Ролло уважительно похлопал по пыльной крышке бочонка:

— Понятно-понятно. Вот она, «Чаша радости», приготовленная Амброзием Пикой в «зиму больших сугробов».

Еж — хранитель погреба, не особо напрягаясь, перетащил бочонок на высокий стол, лихо пробил одним ударом молотка дырку в его крышке, ввернул в образовавшееся отверстие краник и положил бочонок на бок, чтобы перелить вино в другую посуду, не разлив при этом ни капли. Ролло подставил под струю кружку и сделал небольшой глоток.

— Восхитительно, но, боюсь, слишком крепко. Посмотрим, может быть, сгодится сестре Цецилии в качестве лекарства от простуды или лихорадки.

Пижма не смогла сдержаться и добавила:

— Наверняка будет лучше, чем ее знаменитая крапивная похлебка.

Опорожнив бочонок, Фарло поднял и потряс его. Внутри что-то перекатывалось. Краник из крышки выкрутили, и Пинким, у которой была самая тоненькая лапка, просунула ее внутрь бочонка. Затем она попросила подвинуть его чуть в сторону, наклонить к себе, и вдруг…

— Вот! Нашла! — закричала мышка.

Она извлекла из бочонка небольшую каменную рюмочку вроде тех, что используются для лекарств. Рюмочка была запечатана пчелиным воском. Фарло складным ножиком соскреб воск, и в его лапах оказалась великолепная розовая жемчужина.

— Вот это да! — вздохнул в восхищении хранитель винного погреба. — Вот это драгоценность! Никогда в жизни не видел такой красоты.

Пижму же больше заинтересовал листочек бумаги, аккуратно сложенный на дне рюмки. Ежиха положила бумажку на стол и стала бережно разворачивать свою находку.

Матушка Аума попыталась успокоить всех собравшихся у ворот.

— Пожалуйста, не волнуйтесь, — сказала она. — Пока ничего не случилось. В конце концов, еще не так поздно, и я знаю, что настоятель частенько задерживается в лесу до самого вечера.

— Но не каждый день вокруг аббатства ошиваются пираты, — возразил Мартин.

Барсучиха недовольно посмотрела на него.

— Ну и что, по твоему мнению, мы должны сделать? — спросила она.

Мышь-воин поглядел на темнеющее небо.

— Я полагаю, что стоит подождать до темноты, — сказал Мартин. — Если Фиалка и настоятель не вернутся к этому времени, мы будем знать, что случилось что-то неприятное. Тогда мы организуем вылазку и прочешем окрестности. В конце концов, мы знаем эти леса гораздо лучше, чем любые чужаки, и, кроме того, они не будут ждать нашего нападения.

Командор присоединился к предложению Мартина:

— Я согласен. Возьму часть своих ребят и пойду с тобой. Ого! А это еще что? — Последний вопрос Командор задал, услышав какие-то глухие удары.

Первым дал ответ хранитель ворот Вальджер:

— Кто-то ломится в наши главные ворота. И я уверен, что это не аббат Дьюррал, потому что он стучит деликатно и не более трех раз. Я предлагаю подняться на стену и посмотреть, что за невоспитанный зверь устроил такой грохот.

Мартин, Аума и Командор бегом поднялись на надвратную башню и глянули вниз с ее смотровой площадки. То, что они увидели, произвело впечатление даже на Командора, которого, казалось, уже ничем не удивишь.

— Гром и молния! — шепотом выругался Командор. — Что это, дурной сон или кошмарная явь?

Около ворот во главе с Ласком Фрилдором стояла изрядная гурьба пиратов — морских крыс и ящериц-надзирателей. Услышав шепот наверху, генерал поднял голову. Его плоские глаза уставились на стоявших на стене рэдволльцев, и, обрушив еще раз чешуйчатую лапу на ворота, он грозно потребовал:

— Открыть ворота! У меня к вам ес-сть пара с-слов! Ответил ему Мартин, и в голосе мыши-воина не было страха:

— Здесь командир я, а не ты. Скажи, что тебе нужно, и не пытайся приказывать мне.

Огромная ящерица прочистила горло и официально представилась:

— Я — Лас-ск Фрилдор, генерал надз-зирателей, с-со-стоящ-щий на с-служ-жбе у великого императора Ублаз-за. Я з-здес-сь, чтобы з-забрать ш-шесть ж-жемчуж-жин, называемых-х «С-слезы Всех-х Океанов». Их-х украли у моего повелителя, и ты долж-жен вернуть их-х.

Наклонившись к уху Мартина, Аума негромко сказала:

— Не нравится мне это. Если бы у этого ящера не было какой-нибудь козырной карты в рукаве, он бы не стал вести себя так нагло.

Командор подтвердил опасения барсучихи:

— Похоже, она права, Мартин. Посмотрим, удастся ли нам переиграть его.

Не отрывая взгляда от незваных гостей, стоявших у ворот, Мартин прошептал друзьям:

— Видно, в этой игре нам придется блефовать. Шести жемчужин у нас все равно пока нет, и когда они появятся — я не знаю. Давайте попробуем узнать, что за козырь приберег этот нахальный чешуйчатоголовый.

Ласк Фрилдор тем временем нетерпеливо облизнулся.

— Я ж-жду ответа, мыш-шь.

Мартин с деланой беззаботностью перегнулся через край стены и по возможности весело поинтересовался:

— Предположим, что эти жемчужины у нас. Если мы их тебе отдадим, то что мы получим взамен?

— Мыш-шь-аббата и молодую полевку вдобавок. Ж-живыми.

Сердце Мартина екнуло, но он возразил с невозмутимостью:

— Ящерица, ты врешь. Чем докажешь, что они у тебя? По сигналу генерала один из надзирателей размахнулся и швырнул на стену какой-то сверток с привязанным к нему для веса камнем. Сверток упал прямо посередине смотровой площадки. Аума взяла его и разорвала привязывавшие камень веревки. Худшие опасения Мартина подтвердились, когда Аума протянула ему две пары рэдволльских сандалий, одна пара чуть больше другой. Мартин с трудом совладал с голосом.

— Ну и что? — крикнул он. — Это всего лишь две пары сандалий. Мало ли с кого ты их снял.

Ласк Фрилдор улыбнулся, обнажив два ряда чудовищных зубов:

— Ваш-шу мыш-шь з-зовут Дьюррал. Имя полевки — Фиалка. Тебе нуж-жны ещ-ще доказ-зательства? Держ-жи. — Ласк размахнулся и кинул какую-то небольшую вещицу, стараясь попасть на смотровую площадку.

Командор на лету поймал брошенный предмет.

— Очки настоятеля, — со вздохом произнес он, показав Мартину погнутую, без стекол оправу.

Ярость обуяла воина, и выдре с барсучихой стоило немалых усилий сдержать его, чтобы он один не бросился в неравную схватку против всех стоявших перед воротами врагов. Удерживаемый друзьями, Мартин прокричал:

— Если хоть один волос упадет с их головы, я убью и тебя, чешуйчатая башка, и всю твою банду.

Ласк Фрилдор никогда не слышал, чтобы в голосе кого-нибудь из его противников было столько ярости. Он понял, что предупреждения Ромски не были пустыми словами. Он крикнул в ответ:

— Твои друз-зья ц-целы и невредимы. Но они далеко отс-сюда, на корабле в открытом море. Тебе не удас-стся их с-спас-сти. Отдай мне ж-жемчуж-жины, и я приведу тебе пленников.

Выдвинув свой ультиматум, генерал развернулся и в сопровождении своего отряда скрылся под покровом леса.

Не подозревавшие о том, что произошло наверху, Пижма, Ролло, Пинким и Краклин спокойно сидели в винном погребе, в очередной раз перечитывая третье послание, на их взгляд еще более бессмысленное и запутанное, чем предыдущие.

Ролло снял очки и тяжело вздохнул:

— По мне, так полная белиберда. Ничего не понимаю. Как там у нас дела с одуванчиковым вином? Осталось еще? Краклин, плесни-ка мне пару глотков.

Наливая вино, белочка высказала предположение:

— Может быть, мертвец, о котором пишет Фермальда, Седоглуп? Помните, что написано в двух первых строчках? Как думаешь, Пижма?

Еще раз пробежав глазами текст, ежиха покачала головой:

— Нет, вряд ли. Останки Седоглупа находятся в скалах, а в стихотворении четко сказано — в стенах аббатства.

Мышка Пинким кивнула:

— Согласна. То, что мы ищем, находится в стенах аббатства. И что-то подсказывает мне, что речь идет не о главном здании, а о территории вокруг него.

Краклин почесала затылок и согласилась:

— Все правильно. Когда речь идет о чем-то, что находится не в главном здании, мы говорим «в стенах аббатства», а не «в аббатстве».

Уже уставший было и отвлекшийся Ролло заинтересовался рассуждениями своих молодых собеседниц.

— Понятно, — кивнул он. — Значит, остается что: огород, двор, лужайка… Теперь давайте вспомним, кто у нас там похоронен. Что-то мне в голову ничего не приходит.

Фарло Стамп, который все это время занимался восстановлением порядка на стеллаже с винными бочонками, оторвался от работы, вытер лапы углом передника, прокашлялся и сказал:

— Прошу прощения, что влезаю в ваш разговор. Я, может, и не все понимаю, но, по-моему, вы ищете неправильно. Вы ищете кого-то, кто там лежит, но в стихах четко сказано, что это не он или она и вообще не кто-то, а скорее что-то. Я, конечно, могу ошибаться, но вот подумал: может быть, вам будет полезно мое мнение.

Пижма искренне пожала лапу Фарло:

— Здорово придумано, господин Фарло. Большое вам спасибо. Я так понимаю, иногда такого напридумаем, что сами запутываемся, а нормального здравого смысла нам не хватает. Давайте пройдемся по аббатству, пока не стемнело, и посмотрим вокруг хорошенько.

Не успели друзья выйти на лужайку, как на них налетела матушка Аума и, запыхавшись, спросила:

— Вам Мартин и Командор только что не попадались? Они не в погребе?

По взволнованному лицу барсучихи Пижма поняла, что что-то случилось.

— Нет, матушка Аума, мы их не видели. А что стряслось?

Аума подтолкнула их ко входу в дом и сказала:

— Быстро помогите мне разыскать Мартина и Командора. По дороге я вам все расскажу.