В последующие четыре дня Пруденс и Хейли стали друзьями. Это случилось, когда она предложила убрать из романа четырнадцатую главу.
— Эта глава абсолютно не нужна, — заявила секретарша во время завтрака, состоящего из лепешек и овечьего сыра.
Он исподлобья посмотрел на нее:
— Не нужна, говорите?
Пруденс уверенно кивнула:
— Там ничего не происходит. Глава не вносит никакой новизны. Конечно, она отлично написана, спору нет, но середина романа и так несколько растянута, так что нет серьёзной причины ее оставлять. — Сделав паузу, она намазала лепешку джемом. Овечий сыр ей не нравился. — Извините, вероятно, я не должна раскрывать рта, я всего лишь секретарша, а вы лауреат премии. К тому же уверена, у вас есть редакторы, которые и должны заниматься такой работой.
Хейли усмехнулся:
— Но все-таки вы считаете, что четырнадцатая глава не нужна?
Пруденс кивнула и после некоторого раздумья улыбнулась.
Хейли поднялся, велел секретарше отдыхать, а сам отправился работать. Она поднялась к себе и стала думать, что теперь уж он точно ее уволит, не дав возможности открыть правду.
Была пятница. Дождь поливал с тех пор, как Колин уехал в Эдинбург. Пруденс раскрыла книгу, но обнаружила, что не может читать. Тогда усевшись у окна, стала смотреть на черные руины аббатства. От дождя даже вода в озере казалась уныло серой.
И тут она заметила Хейли Монтгомери, одиноко стоящего на скалах около развалин. Он уже весь промок. Сколько лет он вот так же стоит? О чем при этом думает? И что вообще заставило этого человека покинуть мир, подвергнуть себя добровольному заточению на затерянном острове? Пруденс вздохнула. Ах, какую замечательную статью можно написать для журнала! С нее могла бы начаться ее блестящая карьера.
За ленчем Хейли выглядел свежим и бодрым.
— Я решил переработать некоторые главы, — сообщил он. — Надеюсь, к понедельнику они будут готовы для печатания.
Не зная, что ответить, Пруденс кивнула.
— Четырнадцатую я исключу, а может, и больше.
— О-о, я не…
— Хотел бы я знать, Пруденс Эдвардс, — перебил он, — почему вы работаете на меня, вместо того чтобы самой прокладывать себе дорогу в литературном мире? У вас несомненный талант… Ведь это уже не первый толковый совет, который вы мне даете… — Хейли подцепил вилкой кусок баранины и продолжил: — Я видел ваш послужной листок, который вы составили для моего сына, нанимаясь на работу, готов биться об заклад, что половину вы выдумали.
— Не может быть! — улыбнулась Пруденс.
— Похоже-похоже! Интересно было бы узнать, кто вы на самом деле. Если бы раньше вы работали секретаршей у издателя, я бы мог понять, что вы делаете здесь, но у адвоката?! Вы ведь не похожи на простую секретаршу, это я говорю вовсе не из желания оскорбить всех секретарей. Можете что-нибудь объяснить?
Пруденс беспокойно заерзала на стуле и съела немного цветной капусты, чтобы потянуть время. Она уговаривала себя, что сейчас наступил тот самый момент, когда следует раскрыть карты.
— Работу в издательстве найти очень трудно. — Ложь каким-то образом исторгалась из нее. — И получилось так, что мой диплом оказался ненужным. А в свободное время я решила походить на курсы литературы. Поскольку для этого требовались деньги, ухватилась за первую попавшуюся работу. Этого мне вполне хватало на то, чтобы оплачивать квартиру и обеспечивать более или менее достойную жизнь.
— И при первой же возможности вы бросили эту работу? — угадал Хейли.
Пруденс улыбнулась:
— Всегда ищешь приключений на свою голову.
Хейли сощурился, и она вспомнила, как Колин намекнул ей, что отец не принимает легковесных замечаний. Но он отпил воды и уточнил:
— И вы считаете, что это приключение?
— Я никогда не бывала в Шотландии, не работала с настоящим писателем, — пояснила девушка и поморщилась от своего неуверенного голоса.
Хейли с отсутствующим видом кивнул. Ленч они закончили в тишине.
Эдмонды отправились к себе, оставив писателя и секретаря в одиночестве. Хейли работал вечером. Пруденс собиралась уже было сделать себе сандвич, как Монтгомери тоже появился на кухне и выразил желание попить чайку.
Они устроились перед камином в большом зале. Хейли молчал и казался рассеянным. Пруденс опять думала о том, как лучше ему рассказать об ее обмане, но в конце концов не решилась испортить еще неокрепшие дружеские отношения.
— Мне кажется, вы скучаете по моему сыну, — внезапно сказал Хейли.
Удивленная, Пруденс переспросила:
— Что?
— По Колину, — уточнил он, будто у него был и другой сын. — Мне показалось, между вами роман.
Пруденс почувствовала, как кровь стала приливать к лицу, беспокойно затеребила платье и еле слышно пролепетала:
— Я бы не стала называть это романом…
Хейли потягивал чай, ожидая, что она скажет дальше.
— Мы… он… — Пруденс замолчала, залпом выпила чай и только тогда выдавила из себя: — Такое случается между секретаршами и начальниками, я знаю, но со мной никогда не было…
Хейли пожевал губами и почесал бороду.
— Понятно, — произнес задумчиво. — Вы думаете, что мой сын просто пользуется положением, опираясь на свое, так сказать, руководящее место? Хотите, я с ним поговорю?
— Нет!
Он весело ухмыльнулся:
— Значит, вы все же надеетесь, что его интерес может быть искренним?
— Нет-нет! — опять запротестовала она, покачивая головой. — Мне кажется, все прояснится, когда он вернется. Пожалуйста, ничего не говорите ему! Он не задевал моих чувств или чего-то такого…
— Я не стану вмешиваться, — пообещал Хейли и поднял руку, как бы успокаивая.
Больше об этом они не говорили, Монтгомери завел речь о местах, которые Пруденс стоило бы посмотреть. Это звучало так, будто он предполагал, что она надолго останется в Шотландии.
— А вы не думаете покинуть замок? — поинтересовалась она.
— Все может быть! — уклончиво ответил писатель, поглаживая кота и внимательно поглядывая на нее. — Не очень-то часто я выбирался отсюда. Сто лет не был в Нью-Йорке, а ведь я там жил, знаете ли. Там же встретил Джоан. Надеюсь, это неудачное замужество не сделало ее несчастной?
Пруденс не сразу поняла, что этот вопрос он задал ей.
— Нет-нет, я так не думаю. Конечно, я знаю ее не очень хорошо, но некоторые из моих сокурсниц знакомы с ней ближе, они говорят, что она довольна жизнью.
— Хорошо, — сказал Хейли. — Джоан тоже так говорит, но верится больше, если слышишь об этом от посторонних.
Пруденс удивилась:
— Значит, вы с ней видитесь?
— Время от времени. Мы остались друзьями. — Он поднялся с чашкой в руках, оставив кота на подушке. — Простите, меня ждет работа. Доброй ночи! И вот еще что, Пруденс. — Хейли вздохнул, потом улыбнулся. — Если вы влюбились в моего сына, что ж, желаю вам счастья.
Пруденс могла только улыбнуться в ответ.
Вернувшийся в субботу Колин повел себя странно: словно забыл, что он работодатель, а Пруденс — нанятая им работница.
Ворвавшись в замок, он поднял ее на руки и закружил, целуя в губы.
— Готовы взобраться на гору?
Весь день светило солнце, словно специально готовилось к этому моменту. И вот он наступил — Пруденс была счастлива.
— Думаю, да. Не помешает подышать свежим воздухом.
— Ну, вот и отлично! — сказал он, выпуская ее из объятий. — Пойду попрошу, чтобы Мэри собрала провиант. Скоро из Эдинбурга приедет вся компания. — И ухмыльнулся через плечо. — Кстати, включая вашего приятеля Чарльза Мартинса.
— А ваша Моника Дежардин тоже приедет?
Колин широко улыбнулся.
— Я скучал без вас, Пруденс Эдвардс.
Он ушел на кухню, а она облегченно рассмеялась, потому что только сейчас поняла, как сильно по нему тосковала. Но теперь это не имело значения!
Вскоре приехали гости. А еще через некоторое время все они — Джульета, Моника, Чарльз и Генри — собрались перед замком, подобающе одетые для восхождения на вершину — горные ботинки и плотные брюки. Пруденс тоже надела кожаные ботинки — единственное, что было у неё подходящее для такого случая. Джон Эдмон вынес большую корзину с едой, вручил Генри, и все двинулись в путь.
— А где же Колин? — удивилась Пруденс.
— Он доберется сам, — ответила Джульета. — Просил его не ждать.
Джульета шла впереди, чуть позади Генри, затем Моника, Пруденс и Чарльз.
— Как прошла первая трудовая неделя? — поинтересовался он у секретарши писателя Монтгомери-старшего.
Пруденс улыбнулась:
— Откровенно говоря, прекрасно.
— Старина Хейли не показался вам людоедом?
— Совсем нет, — засмеялась она… — По крайней мере, пока.
— Наверное, вам тут скучновато после Нью-Йорка? — предположил Чарльз. — В выходные вам следовало бы приезжать в Эдинбург. Это ведь не так далеко. Я хотел бы пригласить вас на обед.
Пруденс поблагодарила за приглашение, сказав, что принимает его с радостью, а когда они стали подниматься по тропинке вдоль вересковых лугов, поинтересовалась, как проходил фестиваль.
— На этой неделе выступает мой оркестр, — ответил Чарльз. — Моника и Генри показывали свои номера в четверг, произвели настоящий фурор. По-моему, вся труппа Сен-Симона пользуется успехом, хотя что может дирижер понимать в искусстве танца?
— Ну уж, наверное, больше, чем секретарша! — пококетничала Пруденс, сожалея, что не видела всего этого.
Чарльз бросил на нее удивленный взгляд, а когда они стали взбираться на большую скалу, взял за руку и неожиданно посоветовал:
— Никогда не принижайте себя, Пруденс. Вы не заслуживаете этого.
— Спасибо, — произнесла она, довольная произведенным эффектом. Все-таки ей удается справиться со своей ролью.
Следующей была Моника, которая тоже спросила, как идут ее дела, лишь только Чарльз отошел помочь Генри нести корзину.
— Привыкаю к рутинной жизни в замке, но вполне довольна, — ответила Пруденс, не совсем уверенная в искренности сказанного. Неужели она так привыкла лгать, что уже и сама не отличает правду от выдумки? — Слышала, что ваши выступления прошли с большим успехом? Поздравляю!
Моника кивнула, принимая комплимент.
— Вся труппа отлично выступала, — сказала она не без гордости. — Правда, Колин нашел, что у меня слишком толстые ноги. Не очень-то он щедр на комплименты! Вообще всю неделю ходил мрачнее тучи. Наверное, скучал без вас.
Пруденс опять задумалась над отношениями между Колином и танцовщицей. Все-таки они ей были неясны. Жила Моника в его квартире, падала в объятия Колина с завидным постоянством, тем не менее, сейчас в ее намеке не слышалось ревности.
— О-о, вряд ли! — возразила она.
— Значит, вы плохо знаете Колина, — заключила Моника. — Побольше уверенности в себе, и вы без труда приберете его к рукам. Так, кажется, говорят?
— Правильно, но только мне не нравится прибирать к рукам кого бы то ни было.
Моника не обиделась на ее замечание, даже наоборот — обрадовалась.
— Значит, точно, вы именно та женщина, которая нужна Колину. Это я вам говорю! Потому что в ту минуту, когда вы захотите прибрать его к рукам, а он это поймет, считайте, что между вами все будет окончено. Колин очень сильный, независимый мужчина.
"Хотя и пишет детские книги", — добавила про себя Пруденс.
Тут раздались звуки волынки, и вся компания остановилась, разглядывая двух мужчин, медленно поднимающихся по склону горы среди вереска. Пруденс смотрела и слушала, как завороженная. И вдруг, когда они подошли на расстояние в пятьдесят метров, узнала в них Хейли и Колина!
— Мама научила их играть, — объяснила Джульета. — Она и меня пыталась научить, но тогда мне было не интересно. А жаль!
Мужчины подошли, волынки умолкли, все зааплодировали. Отец и сын были одеты в килты, на головах красовались шапочки с помпонами. Колин обернулся к отцу:
— Присоединишься к нашему пикнику?
— Нет, спасибо. Мне надо работать.
Он повернулся и неторопливо стал спускаться вниз, наигрывая какую-то мелодию.
— Приятно снова видеть его в таком настроении, — заметила Джульета. — Колин, ты будешь подниматься в таком наряде? Взмокнешь ведь!
А Пруденс подумала, что никогда еще Колин не казался ей таким привлекательным, как в этом национальном костюме. Он ничего не ответил сестре, и все стали подниматься д альше.
Пруденс пошла позади всех, любуясь красотой озера и замка, видневшихся внизу. Но вскоре рядом появился Колин.
— Что это вы такая тихая? Как прошла неделя?
— Хорошо. Спасибо.
— Отец вами очень доволен. Догадываюсь, вы не слишком его донимали.
— Разве только пару раз, — улыбнулась она. — А как там Эдинбург?
— Переполнен туристами и артистами. Как всегда в августе. Я абсолютно ничем не был занят.
— Как это? Вы ходили на выступление Моники, — заметила Пруденс.
— Конечно! Но этим мои походы на фестиваль и ограничились. — Колин помолчал и вдруг добрым голосом выпалил: — Зато выяснил еще кое-что о вас!
— Неужели?! — изображая безразличие, воскликнула Пруденс. Слава Богу, на разгоряченном от подъема лице не могла быть заметна бледность. Но все-таки страх на секунду сковал ее сердце.
— Именно так! Я связался с вашей соседкой по квартире и попросил ее дать адрес и телефон вашей матери. И знаете что? Она не дала мне ничего! Сказала, что их надо спрашивать у вас лично. Между прочим, ваша подруга чуть не подавилась, когда я представился. Интересно, правда?
Пруденс пожала плечами:
— Не очень.
— А еще я поделился своими подозрениями с отцом. Кстати, он тоже кое в чем вас подозревает. Так что, дорогая мисс Эдварде, если вы не та, за кого себя выдаете, остерегайтесь совершить неосторожный поступок!
— Например? — холодно спросила она.
— Только попробуйте выдать местонахождение Хейли Монтгомери издателю, прессе, да кому бы то ни было!
— А почему я должна хотеть это сделать?
— Возможно, за деньги, откуда мне знать? Если вы явились сюда за этим… Хотел бы я верить, что это не так, но…
— Будете продолжать свою слежку?
— Несомненно! — добродушно подтвердил он. — Еще добавлю, если у вас есть подобные намерения, вам лучше сбежать отсюда.
Пруденс не выдержала — схватила его за локоть, повернула к себе.
— У меня нет намерений предавать вашего отца! — со злостью заявила она.
Он пристально посмотрел на нее, глубоко вздохнул:
— Бог мой! Не будь здесь никого, я бы вас поцеловал…
— А вот этого вы больше не дождетесь, Колин Монтгомери! — с жаром сказала она. — Если вы меня подозреваете, не подходите близко! Мне теперь представляется, что и целовали-то вы меня только с одной целью — чтобы что-нибудь выведать!
Рассерженная, она отошла от него и села на большой камень рядом с Чарльзом Мартинсом.
— Звучало как перебранка любовников, — заметил Чарльз.
— Просто поспорили, — уточнила Пруденс. — Думаю, мне надо меньше общаться с Колином Монтгомери. Он невоспитанный человек.
— Парень пишет прекрасные детские книги, — возразил Чарльз. — Он не может быть невоспитанным!
— А со мной такой!
— Нельзя, конечно, сказать, что он паинька, но, уверяю вас, человек очень неплохой. Я знаю его с давних лет, а вы — всего неделю, — защищал Чарльз друга.
— Этого достаточно! — сердито бросила Пруденс и, взяв банан, отправилась одна вниз.
Никто ее не задерживал. Естественно, кому тут была нужна какая-то секретарша! Какое им дело, останется она или уйдет? Если бы было можно, она бы понеслась по тропинке, но спуск оказался слишком крутым, чтобы отважиться на такую авантюру.
Однако не успела Пруденс пройти и половину пути, как, словно из-под земли, перед нею вырос Колин.
— Я знаю короткий маршрут, — сказал он.
— Ничего удивительного!
— Я бы пошел следом за вами сразу же, но проголодался, сначала немного перекусил.
Пруденс не замедлила шага.
— Вероятно, я был немного груб… — извинясь, начал он.
— С чего вы взяли, что мой уход связан с вами? Может, я обиделась на Чарльза?
Чувствовалось, что Колин старается сдержать улыбку.
— А знаете, вы ему нравитесь!
Пруденс покраснела и ускорила шаг. Он взял ее за руку и привлек к себе. Она ощутила прикосновение грубой шерстяной ткани его килта. Пот струился у Колина по вискам, и, вероятно, не одна жара была тому причиной. Его лицо было совсем близко.
— Как бы я хотел понять вас, Пруденс, до конца! Надеюсь, вы именно тот человек, за кого себя выдаете…
— Колин, прошу вас… — прошептала она. И не успела больше ничего сказать, потому что ее рот накрыли его губы. Она ответила на поцелуй, на мгновение крепко прижалась к нему, обняв за спину, затем отстранилась и понеслась вниз по склону. Слезы градом полились из глаз. Хорошо, их не видел Колин, который, разумеется, стоял и наблюдал за ее спуском, все более и более укрепляясь в своих подозрениях.
Интересно, хотел бы Эллиот Тромбли узнать и обо всем этом из ее статьи?
Если, конечно, Хейли даст согласие на ее написание.
Не останавливаясь, Пруденс добежала до своей комнаты и заперлась на ключ.