— Давай посмотрим, правильно ли я тебя понял, — сказал Джок, почесывая ухо. — Ты была влюблена в него, когда он был помощником конюха. Теперь он оказался равным тебе по происхождению, и ты не хочешь иметь с ним дело.

Лили вытерла глаза пальцами и покачала головой.

— Это не так просто, Джок. Я не могу любить Тортона!

— Не можешь? — повторил Джок в недоумении.

Он упер руки в бока и буквально сверлил ее взглядом. Неужели это тот Джок, который всегда был ее другом и защитником? — Девочка, я не знаю, что и думать о тебе, — сказал он, и в его голосе послышалось разочарование. — После стольких лет, когда ты жила как тень, я увидел, что ты расцвела. Слепому видно, что причиной тому был Ролли. Знай, что я хранил твою тайну, и знай, что это тебя он хотел, а не твое богатство. Я хранил и его тайну. Не то чтобы я точно знал, кем он был, заметь, но я догадывался, что он был не тем, за кого выдавал себя. Однако я доверял ему и чувствовал, что вам обоим нужно время, чтобы прийти друг к другу. А теперь ты говоришь мне, что, поскольку его зовут Тортон, ты не хочешь иметь с ним дело?

Почему же Джок не понимал? Каждый знал, что Монтегю и Тортоны ненавидели друг друга.

— Ты можешь вообразить, что сделал бы мой отец, если бы я сообщила ему, что выхожу замуж за Тортона?

— О, да, конечно, могу, — сказал Джок с довольным видом. — Твой папа, да благословит его Господь, предсказуем, как приливы. Еще в детстве, когда его королевские желания не выполнялись, он пыхтел, пыжился и произносил разные угрозы, которые, конечно, не собирался осуществлять. Тогда кто-нибудь, обычно я — из-за чего мне столько раз грозили темницей, ты понимаешь, — брал его за шиворот и говорил с ним, и постепенно он приходил в себя. Теперь твоей матери, да сохранит ее Господь, приходится делать это, и, должен признаться, она умеет убеждать его лучше, чем это удавалось мне. Да, с нашим Чарлзом может быть трудно, но в конце концов верх берет благоразумие.

— Хотела бы я так же быть уверена в этом, как ты, мрачно заметила Лили, — но сомневаюсь. Я уже разочаровала его однажды, и…

— Девочка, ты принимаешь то краткое безумие слишком близко к сердцу, — любезно сказал Джок. Пять лет назад ты рассуждала, как ребенок, да ты и была ребенком. Никто не винит тебя за это и никогда не винил. Но я думал, что с Ролли ты наконец стала сама собой, стала взрослой женщиной. И теперь здесь, у меня в конюшне, ты распускаешь нюни, как пять лет назад. Я очень разочарован, да, девочка.

— Я разочарована еще больше, Джок, — раздраженно настаивала она. — Я думала, что Бог послал мне Ролли в ответ на мои молитвы.

— О да, а теперь простой помощник конюха оказался королевских кровей, и это разрушило все твои прекрасные мечты? А какие мечты? Ты мечтала, что твое происхождение позволит тебе помыкать простым парнем? Ты мечтала обрадовать родителей зятем-простолюдином?

Лили схватилась за голову. Почему в его устах это звучало так глупо? То, что Ролли оказался Тортоном, создало огромную, гигантскую проблему. Она знала, что была готова и способна вынести гнев отца и разочарование матери, если вступит в брак с простым конюхом. Но выйти замуж за Тортона было немыслимо. И разве не имело значения, что Ролли лгал ей? Что он использовал ее? Что он подозревал Монтегю в таких мерзких действиях, как похищение? Конечно, и она лгала ему, но она только защищала себя. Пять лет назад она пережила предательство, и сердце ее тогда было разбито. Но он не мог знать этого. О, как она была растерянна! И несчастна, очень несчастна.

Она и пришла-то в конюшню, чтобы повидать Джока. Очень долго это место и этот грубоватый, но очень добрый человек были ее единственным спасением. Во дворце она томилась, как в позолоченной клетке. Джок же увидел в ней человека. Ее родители, игравшие предписанные им роли, просто не могли этого постичь. Но в этот раз Джок не помог ей.

— Я не знаю, зачем пришла сюда, — захныкала она, ненавидя звук собственного голоса. — Ты будто хочешь дать мне понять, что это фиаско — только моя собственная ошибка.

Джок все теребил ухо.

— Не думаю, что это следует называть ошибкой, — сказал он. — Вы оба солгали, и у каждого была для этого серьезная причина, так мне кажется. Потом правда выползла наружу, и этот так называемый враг семьи раскрыл для тебя свои объятия… а ты убегаешь и скрываешься. Теперь я задаюсь вопросом: от чего ты скрываешься, девочка? От него? Или от себя самой? Или ты испугалась любви?

Лили упрямо мотнула головой. Она верила в любовь. Она желала рискнуть всем, научить Ролли тому, что ее собственное сердце знало с колыбели. Нет, она не испугалась. Тогда почему се сердце билось в панике при одной мысли, что она снова увидит Ролли? Она не могла больше находиться там, где прежде был он, не могла вспоминать вес, о чем они говорили и делали, не могла вспоминать улыбки и смех… и поцелуи. Не говоря ни слова, она повернулась и побежала прочь от Джока, от этого места, чувствуя, будто потеряла единственное убежище и единственного друга во всем мире. И кто был в этом виноват, если не Роланд Тортон? В самом деле, кто?

— Славная работа, — сказал Рейф, хлопнув Роланда по плечу, и поспешил помочь жене сесть в кресло. Элизабет была на последних месяцах беременности, ее яркие рыжие волосы и зеленые глаза буквально светились здоровьем и счастьем. Взгляд, который она обратила на Рейфа, пока он суетился, усаживая ее поудобнее, был полон такой любви, что дыхание замерло в груди Роланда. У Лили был точно такой же взгляд, когда она смотрела на него. Теперь он боялся, что потерял ее. Но нет, он не позволял себе так думать, иначе не смог бы сделать то, что должен был сделать сегодня же.

Вошли родители. Роланд удивился, что отец, который обычно не выказывал в обществе своих чувств, одной рукой демонстративно обнимал жену за талию.

Хотя все они виделись за завтраком час назад, мать пересекла комнату, чтобы обнять и поцеловать Роланда, в то время как Виктор Тортон ждал с протянутой рукой, будто не желая отпустить ее даже на миг. Роланд улыбнулся матери, задавшись вопросом: что же изменилось за время его отсутствия? Между тем она поспешила назад к отцу и разрешила ему усадить себя на удобный, мягкий диван, обитый материей с огромными букетами роз. Виктор Тортон сел рядом с супругой, обняв ее за плечи. Роланд мысленно покачал головой.

Он словно ощущал в комнате легкость и сияние. Было так, будто каждый перестал обороняться от остальных. Осталось только общее беспокойство за похищенного члена их семьи.

Лэнс Грэйсон пришел последним, плотно затворил дверь в комнату, затем слегка поклонился.

— Ну, — резко спросил Виктор, — что нового?

Грэйсон кивнул в направлении камина, где стоял Роланд.

— Благодаря информации Роланда мы можем снять с Монтегю все подозрения в причастности к исчезновению вашей дочери.

— А что известно о Марибель? Вы нашли ее, Грэйсон?

— Нет, ваша милость, — ответил тот. — Но мы продолжаем изучать всех женщин по имени Марибель и исследовать записи о рождении.

— Делайте все, что необходимо. Только найдите мою дочь.

— И приведите ее домой, — добавила Сара, кладя руку на бедро мужа. Виктор накрыл ее руку своей и легонько сжал.

Грэйсон поклонился и обратился к Роланду:

— Мои поздравления, сэр. Ваша информация оказалась бесценна.

Роланд склонил голову. Похвала показалась ему в значительной степени незаслуженной, но, вполне вероятно, это поможет осуществить то, что он собирался.

— Спасибо, Грэйсон. Вы, конечно, сообщите мне, если я смогу быть полезным?

— Конечно.

Грэйсон поклонился последний раз и стремительно удалился, закрыв за собой дверь.

К удивлению Роланда, отец обратил свое внимание на него и объявил:

— Не могу выразить, как я тебе обязан, сын мой.

Грэйсон прав. Ты преуспел. Спасибо.

Роланд был слишком ошеломлен и смог только моргнуть и запоздало поклониться.

— Я думаю, мы закончили, — сказал Рейф. — Я помогу жене подняться наверх, чтобы она немного полежала.

— О, будь добр, Рейф, — опомнился Роланд, — я хотел бы, чтобы вы оба еще немного задержались. Мне надо сделать важное личное заявление.

Его сердце забилось быстрее, ладони вспотели, и он поправил костюм, поведя плечами.

Рейф обменялся взглядом с женой, которая подвинулась на край и начала переносить свой вес на ноги. Она сказала:

— Так как это личное, я, скорее всего, должна извиниться.

— Нет, пожалуйста, — сказал Роланд. — Я хотел бы, чтобы ты осталась, если возможно.

Элизабет подняла бровь и опустилась в кресло.

— Я останусь, если ты уверен, что хочешь этого.

— Уверен.

— Боже мой, сын, это звучит зловеще, — заметила Сара.

Роланд поправил свой итальянский шелковый галстук и через силу улыбнулся.

— Вовсе нет, мама.

— Лучше не мучить нас ожиданием, — попросил Рейф. — Что ты хочешь нам сообщить?

Роланд кивнул и прокашлялся. Странно, но его сердцебиение замедлилось, и ладони больше не были липкими. Он предвидел то, что сейчас произойдет, но знал, что поступает правильно. Его тянуло к Лили так же, как Рейфа к Элизабет.

— Я собираюсь жениться.

Тишина взорвалась возгласами:

— Жениться, ты говоришь?

— Он встречался с кем-то? Я не знал!

— Жениться! Я не верю этому!

— Но кто же невеста?

Этот вопрос матери был единственным вопросом, адресованным лично ему. Роланд усмехнулся, считая себя полностью подготовленным к тому, что последует, и сказал:

— Лилиан Монтегю.

— Монтегю! — Его отец чуть не задохнулся.

— Лилиан? — переспросила Элизабет.

— Принцесса? — спросила Сара озадаченным тоном.

— Да уж, не служанка, — процедил сквозь зубы Роланд, хотя никто не мог понять скрытый смысл его слов.

— Но Монтегю ненавидят нас, — продолжала Сара. — Ведь так?

— Конечно! — сердито согласился Виктор Тортон и нахмурился.

— Не все, — поправил Роланд. — По крайней мере один из них. Или даже двое.

— Ты говоришь о Дэймоне, — услужливо подсказал Рейф.

— Да. Он хороший человек, наш друг, я думаю… несмотря на то, что обнаружил свою сестру в моей кровати, — как можно беспечнее сказал Роланд. Долго и трудно обдумывал он свое заявление. Он знал, что родители поймут, насколько серьезны были его намерения. Поэтому он не мог сказать ничего, кроме правды. Один Господь знал, как его ложь навредила ему, хотя и эту ложь можно было попытаться оправдать.

Мать все же захотела уточнить:

— О, Роланд, надеюсь, ты не скомпрометировал эту бедную девочку?

Он чуть не рассмеялся.

— В наше время уже никто никого не компрометирует, мама, — сказал он снисходительно. — Однако скажу, чтобы успокоить тебя, что вчера вечером Лили неожиданно пришла в мою комнату. Разумеется, я совсем не был против. Однако Дэймон ворвался прежде, чем мы… э-э-э… успели скомпрометировать друг друга.

— То есть ты хочешь сказать, что женишься не по необходимости, — раздраженно произнес его отец.

«Ну, все, сейчас начнется», — решил Роланд и твердо сказал:

— Необходимости нет, есть уверенность.

К удивлению Роланда, Виктор только мрачно сжал губы, будто съел что-то невкусное. Наступила тишина.

— Ну, — воскликнула Элизабет, — я думаю, что это замечательно!

Губы Роланда раздвинулись в улыбке.

— Это очень любезно с твоей стороны.

— Нет, я именно это и имею в виду, — продолжала она. — Что сможет положить конец вражде, если не женитьба?

— Но положит ли? — неуверенно спросил Рейф.

Роланд пожал плечами.

— Не знаю, и, честно говоря, не забочусь об этом.

Меня волнует лишь то, чтобы Лили получила в нашей семье поддержку и признание, которых она заслуживает.

— А ее семья? — спросила Сара. — Она примет этот брак?

Роланд глубоко вздохнул.

— Я думаю, что Дэймон примет. О его матери я ничего не могу сказать. Я знаю, она хочет, чтобы ее дети обзавелись семьями, но будет ли она рада Тортону. — Он оставил эту мысль незаконченной. — А отец, я думаю, столь же неподатлив и упрям, как и мой.

Виктор загадочно взглянул на него.

— Упрям, возможно, — признал он важным голосом, — но неподатлив? — Он покачал головой. — Если я и понял что-то за это время, Роланд, то вот что: кто не может гнуться, ломается. Но в моей жизни так много хорошего, что я ничему не дам сломать меня. — Пока он говорил, он взял изящную ладонь жены в свою большую руку.

Роланд почувствовал, что его рот начал открываться от удивления. Возможно ли, что его отец так изменился, так смягчился?

— Ты хочешь сказать, что можешь согласиться на наш брак и принять Лили в семью?

Виктор Тортон поднял подбородок, и Роланд увидел тень прежнего Виктора. Он также видел, чего стоило отцу не стать прежним.

— Роланд, сын мой, — изрек наконец Виктор. Многие годы ты проявлял незаурядный здравый смысл и глубокую преданность семье и долгу. Я горжусь тобой.

— Что? — Роланд не верил своим ушам.

Виктор поднялся на ноги с выражением нетерпения.

— Твоя мать, — сказал он, — недавно научила меня делиться своими мыслями. Не могу утверждать, что уже в совершенстве умею это, но попробую. Я хочу, чтобы вы знали — все вы: я хотел, чтобы моя критика была конструктивной, и я, естественно, полагал, что вы понимали… что это было понятно без слов. Он провел рукой по волосам и продолжал:

— Ради Бога, Роланд, ты был моей правой рукой с тех пор, как вышел из детского возраста! Ты выполнял каждое дело, которое я поручал тебе, не оплошав ни разу, хотя возможностей потерпеть неудачу было много. Ты ни разу не разочаровал меня. Как же отцу не любить такого сына, как ты?

Внезапно на глаза Роланда навернулись слезы.

Неужели он услышал эти слова? Да он и не ждал их.

Он не мог сообразить, как ответить, но радость, какую никогда не надеялся испытать, охватила его, и он спросил:

— Кто ты, незнакомец, и куда ты дел моего отца?

Лицо Виктора расслабилось, и он фыркнул. Другие тоже засмеялись.

— Полагаю, что заслужил это, — сказал Виктор. — Роланд, твой отец здесь, и он предлагает тебе свою любовь. — Он протянул Роланду руки, и сын обнял отца.

Их объятие было крепким и теплым. Роланд закрыл глаза, наслаждаясь этим восхитительным моментом, и его смятенная душа наполнилась покоем.

— Мы говорили о Лили, — сказал он наконец, моргая, чтобы прогнать слезы.

Его мать поднялась, подошла и встала рядом с отцом, обняв его за талию.

— Ты любишь ее? — спросила она.

— А она любит тебя? — спросил Виктор.

— Думаю, да.

— Я сказала бы, определенно да, — заговорила Элизабет. — Я знаю Лилиан Монтегю, и если она пришла к тебе в комнату, как ты говоришь, — а я не сомневаюсь, что она пришла, — то она влюблена в тебя.

— Хорошо, — сказал Виктор, сплетая свои пальцы с пальцами Сары, — мы хотим, чтобы наши сыновья были так же счастливы в браке, как и мы. Я согласен на твой брак и искренне одобряю твой выбор.

— Я тоже, — сказала Сара, целуя Роланда в щеку. Она, должно быть, необыкновенная девушка, твоя Лили.

— О да, — произнес Роланд. — Но прежде, чем я смогу считать себя обрученным, мне надо еще уладить кое-какие недоразумения.

— Вот насчет этого я бы не волновался, — сказал Рейф. — Ты же сумел убедить Дэймона не убивать тебя, и это после того, как он застал тебя с его сестрой, а ты обвинил его семью в похищении человека.

— Да, я начинаю думать, что мы недооценили твои дипломатические способности, — подтвердил Виктор. Глядя мимо Роланда на Рейфа, он предложил:

— Возможно, нам следует назначить Роланда послом.

— О нет! — воскликнул Роланд, отходя и вытянув вперед руки. — Большое спасибо. У меня другие планы.

— И каковы эти планы? — поинтересовалась Сара.

— Мы с Лили собираемся создать ранчо и конный завод.

— Ранчо и конный завод? — удивленно переспросил Виктор Тортон.

— Не простое ранчо, — подчеркнул Роланд, — а самое замечательное в мире ранчо с самыми прекрасными лошадьми.

— Но ты нужен мне здесь! — воскликнул Виктор Тортон.

— У тебя теперь есть Рейф.

— Он тоже нуждается в тебе! — настаивал Виктор. Кто будет его правой рукой, если ты уедешь? Я не могу жить вечно, знаешь ли, и я достиг возраста, когда пора проводить время с твоей матерью и нашими внуками.

— У тебя же нет внуков, — заметил Роланд.

— Сейчас нет, так скоро будут, — вмешался Рейф, подходя к Роланду. — Но ты знаешь, отец, он прав.

Думаю, у нас есть время. Когда мы будем нуждаться в Роланде, он возвратится к нам.

Виктор поморщился, и Роланду показалось, что его отец опять собрался спорить. Но Сара сжала его руку, и ее муж смягчился, закрыв глаза.

— Что ж, хорошо, если ты уверен, что этого хочешь.

— Совершенно уверен, — ответил Роланд.

— Но ты не откажешься потом вернуться? — настаивал Виктор.

Роланд открыл рот, собираясь сразу отказаться, и с удивлением понял, что не сможет. Он должен обсудить это с Лили, — конечно, если повезет.

— Я, хм, подумаю.

— Вот и прекрасно, — кивнул Виктор.

— Ну, а теперь, — Рейф обнял Роланда за плечи, что мы можем сделать, чтобы облегчить твои отношения с Монтегю?

Роланд покачал головой.

— Не знаю. Если я не ошибаюсь, Чарлз — реальная проблема, и я не могу придумать, как успокоить его.

— О, мне кажется, что с Чарлзом Монтегю мы справимся, — заметил Виктор Тортон, показывая крепкие белые зубы в хищной улыбке. — Сильный ход, сделанный вовремя, часто приводит к успеху быстрее всякой дипломатии. Подумайте об этом, мальчики. Разве у нас нечем воздействовать на Чарлза? — И он покосился на невестку.

Начиная понимать отцовский план, Роланд посмотрел на брата.

— Я не против, — осторожно сказал он, — но я бы не хотел ставить Рейфа и Элизабет в неудобное положение.

— О, этого не случится, — заверил его Виктор. Мы поставим старину Чарлза перед простым выбором. Все или ничего.

Рейф внезапно просиял. В тот же момент и Роланд понял идею Виктора.

— Отец! — задохнулся он, потрясенный таким предположением.

Улыбка Виктора Тортона стала совсем звериной.

— Старый волк, возможно, узнал новые уловки, сказал он, — но и старых не забыл. Мы сыграем вашу с Лили свадьбу в тот самый момент, когда узнаем, что моя дочь в безопасности.

Роланд рассмеялся и обнял отца и брата.

— В таком случае, — сказал он, — я попрошу еще об одной милости.

После того, как он все изложил, Виктор и Рейф посмотрели друг на друга, затем Рейф пожал плечами и сказал:

— Считай это свадебным подарком.

Мечты сбывались. Теперь Роланду осталось устроить все так, чтобы Лили выслушала его.

В течение долгого времени Дэймон стоял в дверях ее гостиной и наблюдал за ней, явно готовясь к разговору. Лили сидела спиной к нему, съежившись от горя, и смотрела в окно на внутренний дворик.

— Хочешь поговорить? — спросил он наконец.

Она покачала головой.

— Нет смысла, — мрачно ответила она. — Я и так знаю, какой глупой была.

— Почему же глупой? — спросил Дэймон, входя и закрывая дверь. Лили в ответ пожала плечами. — Неужели ты упрекаешь себя за то, что не знала, кто он? Дэймон медленно пересек комнату. — Я ручаюсь тебе, что если кто из нас глуп, так это я. Я был в свете намного больше, чем ты, моя девочка, и я видел Роланда Тортона, видел всех Тортонов, знай это. Он показался мне знакомым, но, хм, у меня на уме тогда было совсем другое.

Лили вздохнула.

— Не имеет значения, Дэймон.

— Имеет, если ты коришь себя за это, — настаивал он, усаживаясь на стул около окна лицом к ней. — Ну же, Лил. Как я могу помочь тебе, если ты не говоришь со мной?

— Не о чем нам говорить.

— Есть, если ты столь же несчастна, как кажешься.

Она нахмурилась.

— Я не несчастна. Я… разочарована.

— В Роланде?

— И в себе.

Он наклонился вперед, поставив локти на колени.

— Объясни, пожалуйста, начиная с Роланда.

Она перевела взгляд в окно.

— Разве неясно? Он лгал мне.

— Ну, отложим это на некоторое время, потому что ты тоже лгала ему.

— Хочешь сказать, моя ложь отменяет его ложь?

Ее ранило то, что вероломство Роланда так легко было отклонено, и кем — ее родным братом!

— Я не говорил этого. Я просто сказал, что мы должны отложить это на время. Теперь скажи мне, что, помимо этого, причинило тебе столь острое разочарование в нем?

— Он — Тортон! — парировала она.

Дэймон кивнул.

— Вот это ужасно. Но ты знаешь, я хорошо видел парня той ночью и не разглядел ни рогов, ни хвоста.

Лили разинула рот от возмущения и в ярости выпалила:

— Это не смешно, Дэймон! Ты ведь знаешь, что Тортоны — наши смертельные враги.

Дэймон усмехнулся.

— Смертельные враги? Тебе надо чаще бывать в свете, сестричка. Ни разу в жизни не слышал я столь торжественную фразу, разве что на сцене театра.

— Ты знаешь, для чего он прибыл сюда! Тебе известно, как он использовал меня!

— И я даже знаю, почему, — спокойно сказал Дэймон. — Честно, Лил, признайся, можешь ты ожидать, что он будет стоять и разводить руками, когда его сестра исчезла? Осмелюсь сказать, что, если бы ты оказалась в руках похитителя, я перевернул бы небо и землю, играл бы любую роль, хватался бы за любое указание, лишь бы найти тебя.

Лили почувствовала, как сморщилось ее лицо.

— Я знаю, что ты п-п-прав, — только и сумела произнести она, — но почему меня? У меня на лбу написано слово «дура»?

— Ничего подобного, — сказал Дэймон, вставая и подходя, чтобы сесть у окна рядом с ней. Он обнял ее и притянул к себе. — Ты вовсе не дура, Лили. У тебя чистое сердце и чистая душа, и ты, естественно, полагаешь, что все такие же. Но, увы, это не так.

Иначе мир никогда не слышал бы о таких подонках, как Спенсер, и о таких мерзавцах, как похититель сестры Роланда.

— Но в том-то и дело, Дэймон, — всхлипнула Лили. — Я знаю все о таких, как Спенсер, и все же я сделала это снова. Я пошла в его комнату незваной, так что даже обвинять его я не могу. Он сказал мне почти с самого начала, что не верит в любовь, что брак кажется ему ненужным, но я хотела доказать ему противоположное… и если бы ты не остановил меня…

— Я, возможно, уберег тебя от занятия любовью с этим человеком, — прямолинейно, даже грубовато перебил ее Дэймон, — но думаю, ты уже успела доказать ему все, что хотела, Лили. Ты знаешь, я успел ко дворцу как раз вовремя, чтобы услышать, как он весьма уверенно объявляет, кто он.

— После того, как ты застал нас вместе, — фыркнула она.

— Ну, если ты считаешь, что я имел какое-либо отношение к тому спектаклю, который он там устроил, то тебе следует подумать еще разок, моя дорогая.

Должен сознаться, он убедил меня почти сразу. После твоего, хм, довольно драматического ухода я не видел причин угрожать ему. Он все делал только по своему собственному желанию.

— Честно? — спросила Лили, прикладывая к глазам появившийся неизвестно откуда платочек.

Дэймон поднял руку, раскрыв ладонь.

— Бог свидетель.

Лили глубоко, судорожно вздохнула. За эти два дня она плакала больше, чем за прошлые пять лет, и теперь чувствовала себя немного лучше, но будущее все еще казалось ей унылым.

— Но что скажет отец? Он никогда не простит, если я выйду замуж за Тортона.

Дэймон вздохнул.

— Это проблема, должен признать, но я, со своей стороны, отказываюсь впредь рассматривать Тортонов как наших врагов. Отцу это может не понравиться, но я хочу помочь им найти их похищенную дочь, если смогу. Возможно, вместе мы с тобой сможем изменить отношение отца. Если же не сумеем, то только ты вольна решать, насколько Роланд Тортон важен для тебя, Лили.

Лили почувствовала, что слезы снова наполнили ее глаза.

— Это не так п-п-просто, как з-з-звучит, — всхлипнула она опять. — Мы оба можем закончить тем, что отцы от нас отрекутся. Как я могу пожелать такое тому, кого люблю?

— Но ты же любишь его, — мягко напомнил Дэймон.

— Думала, что люблю, — закричала Лили, — но знаю, что не должна любить! О, Дэймон, что мне делать?

Дэймон неловко прикоснулся к ее спине.

— Хотел бы я знать, Лили, — честно сказал он. — К сожалению, не думаю, что кто-нибудь способен ответить на этот вопрос, кроме тебя. Но, что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знала — я всегда буду с тобой. Всегда.

Лили вытерла носик мягким льняным платочком, поцеловала брата в щеку и уткнулась ему в плечо.

— Спасибо, Дэймон.

— Это самое малое, что я могу сделать, малышка, сказал он, — самое малое. Ты же моя любимая сестра.

— Я твоя единственная сестра. — Она улыбнулась.

— Ну да, конечно, — язвительно заметил он. — Забавно, но ты бываешь такой разной, что иногда кажется, будто у меня несколько сестер.

Она шутливо пихнула его локтем в ребро.

То, что Дэймон ее понимал, наконец подняло ее настроение, но, как всегда, мысли Лили обратились к Роланду. Он обещал, что возвратится за ней, это правда. Но возвратится ли? После всего, что сказала и сделала, она вряд ли имеет право обвинять его в том случае, если он никогда снова не покажется в ее доме. И она вовсе не была уверена, что у нее хватит сил отбросить опасения и сомнения и уйти с ним, если он придет за ней. Она закрыла глаза, мечтая, чтобы кто-то другой принял решение вместо нее. Впервые она почти желала, чтобы ей снова исполнилось шестнадцать лет. Настолько легче было жить с мечтами, чем с действительностью!