Miranda James

CLASSIFIED AS MURDER

Печатается с разрешения литературных агентств Nancy Yost Literary Agency и Andrew Nurnberg.

Copyright © 2011 by Dean James

© А. Панина, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2017

***

 

Миранда Джеймс – прсевдоним Дина Джеймса, обладателя международной литературной премии имени Агаты Кристи, автора романов, ставшими бестселлерами по версии The New York Times.

***

 

 

Благодарности

Мой редактор Мишель Вега неизменно и активно меня поддерживала и помогла преодолеть тяжелый год; мою благодарность ей не выразить словами. Также я очень благодарна Нэнси Йост, моему литературному агенту, которая всегда была готова меня выслушать. Замечательный корректор Элоиза Л. Кинсли спасла меня от множества глупых ошибок.

Как всегда, исключительно ценные советы мне дали участники Литературного клуба по вторникам – Эми, Боб, Кей, Лаура, Лин и Милли. Энцо, Тыковка, Карри и штат их двуногих сотрудников: Сьюзи, Изабелла и Чарли заслужили особую благодарность, предоставив нам удобное и приятное место для встреч и работы.

Экспертом во всем, что касается мейн-кунов, для меня навсегда останется доктор гуманитарных наук Терри Фармер, гордая хозяйка трех мейн-кунов: Фиго, Ани и Кэти. Если в том, как выглядит и ведет себя Дизель, есть неточности, то это моя вина, а не ее. Для продвижения моих книг много сил приложила Кэролин Хэйнс; я не устаю восхищаться ее готовностью помогать собратьям по перу. И, как всегда, меня подбадривали и вдохновляли Патриция Р. Орр и Джули Герман; без них бы ничего не вышло.

 

Глава первая

Сорок с лишним лет назад, когда я был мальчишкой, библиотека города Афины, штат Миссисипи, занимала большой одноэтажный дом 1842 года постройки. Город выкупил его в 1903 году, и комнаты в его передней части были объединены и превратились в просторный зал со стеллажами, столами, стульями и стойкой библиотекаря. Шторы на окнах защищали книги и мебель от солнечных лучей. Я вспоминаю это прохладное, немного запыленное место, где я бродил между полок и находил всевозможные сокровища. Чувствовалось, что дом старый, и его история уходит глубоко в прошлое; и я до сих пор считаю, что именно так человек и должен ощущать себя в библиотеке.

Несколько лет назад я вернулся в Афины из Хьюстона, поселился в доме, который мне оставила покойная тетя Дотти, и первым делом направился в библиотеку. Но, к моему ужасу и огорчению, оказалось, что для нее выстроили новое здание – большое, но скучное и совершенно непримечательное, в унылом казенном стиле восьмидесятых. Прежняя библиотека оказалась пустой и заброшенной, словно дряхлая старуха, пережившая мужа и всю родню. Я старался не проходить и не проезжать мимо; дома не умеют грустить, но у этого дома вид был очень грустный.

Как ни жаль мне было очарования старой библиотеки, я, хоть и не без труда, был вынужден признать, что новое здание тоже неплохо. Например, туалетов в нем было больше, чем один, а служебное помещение занимало комнату просторней чулана. На шесть штатных сотрудников в новой библиотеке приходилось несколько кабинетов, и, когда я приходил туда поработать на общественных началах, то делил один из них с каталогизатором Лаурой Баттл.

В Хьюстоне, до выхода на пенсию, я руководил филиалом библиотечной сети, и почти любая работа, с которой приходилось иметь дело в Афинской городской библиотеке, была мне по плечу. Иногда я описывал книги для каталога – мое любимое занятие, но чаще приходилось сидеть на выдаче или в справочном отделе.

В тот день я работал в справочном, подменяя начальницу отдела Терезу Фармер, которая, сделав перерыв в напряженной работе, уехала на две недели в отпуск. Мы с ней были в прекрасных отношениях, и посидеть вместо нее по пятницам несколько часов на справке не составляло для меня ни малейшего труда.

Еще один мой добрый друг сидел рядом со мной под столом; он тоненько мяукнул, я опустил руку и погладил его.

– Умница, Дизель, спасибо, что не отвлекаешь от работы.

Мой кот, почти трехлетний мейн-кун, посмотрел на меня с выражением, которое я хорошо знал: он отлично выспался на ковре и теперь хотел проведать своих библиотечных приятелей.

– Разрешаю, иди.

Я почесал его за ухом, он встал, потянулся и потерся о мою ногу, как бы говоря: «Спасибо, Чарли».

Дизель весил уже почти тридцать три фунта, и продолжал расти. Я ожидал, что он остановится на двадцати или двадцати пяти, но он все наращивал габариты, не набирая ни капельки жира. Я вспомнил, что моя дальняя хьюстонская знакомая, Бекки Караццоне, разводит мейн-кунов, написал ей на электронный адрес, указанный у нее сайте, и спросил про Дизеля. Она слегка растерялась – ей тоже не попадались мейн-куны таких размеров, – но заверила меня, что если здоровье у него в порядке, то тревожиться не о чем.

Я посмотрел на часы: почти половина второго, еще есть время, пока не набежали дети после уроков. При них я не отпускал Дизеля далеко – очень уж много ручонок тянулось к котику-великану. Некоторые, видя его размеры, думали, что на нем можно прокатиться верхом. Нрав у Дизеля был мирный, и он терпеливо сносил знаки внимания, но не катать же на себе буйных шести– и семилеток, которых родители привезли из школы в библиотеку и оставили, чтобы дальше бежать по своим делам.

Справочный отдел находился в нескольких шагах от выдачи, за той же стойкой. Дизель прошествовал к ее другому концу, где сидела его приятельница Лиззи Хейз, готовая выдавать и продлевать книги, диски и все остальное, и спрыгнул на пол. У нее было острое эльфийское личико и копна черных кудрей. Она улыбнулась Дизелю, тот поднялся на задние лапы, поставил передние на ее табурет и промурлыкал приветствие. Лиззи нежно потрепала его по голове.

– Чарли, если вдруг решите отдать его в добрые руки, чур, я первая в очереди, – засмеялась она.

Я ответил как можно серьезнее:

– Вы просто не знаете, во сколько мне обходится его корм. А еще он занимает всю кровать, вытеснил меня на самый краешек.

Лиззи снова рассмеялась.

– Ради него можно и потерпеть!

В этом она была права. Дизель появился в тяжелое для меня время. Года три назад я подобрал его совсем котенком, на парковке у библиотеки, и не согласился бы расстаться с ним ни за какие деньги.

Дизель очаровывал всех вокруг. Он рос, и люди все чаще изумлялись его размерам: нечасто встретишь кота величиной с молодого лабрадора. Большинство жителей Афин, да и я в том числе, никогда прежде не видели мейн-кунов. И если бы мне, как говорится, давали по доллару за каждый вопрос «Что это за зверь?», я бы смог пожертвовать в вечно дырявый бюджет библиотеки неплохую сумму.

Серо-полосатый с темными отметинами, Дизель еще не перелинял из зимней шубы. Из-за пышного воротника, отличительной черты мейн-кунов, его голова казалась еще крупнее, на ушах росли короткие кисточки, а на лбу ясно читалась буква М, знак породы. Он рос так быстро, что у него был шанс набрать сорок фунтов и обогнать большинство сородичей.

Ко мне обратилась посетительница, и минут десять я объяснял ей, как пользоваться базой данных: она хотела собрать материал для семейной родословной. Помогать людям, быть их проводником в бескрайний мир знаний, который сейчас предоставляет Сеть – один из самых приятных моментов в работе библиотекаря.

Я оставил посетительницу за компьютером, где она увлеченно листала перепись населения США за 1820-й год, и вернулся за стойку. Дизель терпеливо ждал у ног Лиззи, которая обслуживала миссис Абернати. Эта энергичная восьмидесятилетняя старушка ежедневно приходила в библиотеку и каждый раз брала три книги, на следующий день сдавала их и брала три новые. Однажды она призналась мне, что не так уж и плохо «вековать вдовицей»: никакой старый зануда не ноет над ухом, «чтобы убрала уже свое чтиво и погасила свет».

Насколько я понял, покойный мистер Абернати не очень любил читать.

Мы с Лиззи немного поболтали с миссис Абернати, а минут через десять после того, как бодрая старушка удалилась, появился еще один мой любимый посетитель. Он подошел к стойке и поприветствовал меня, слегка улыбнувшись.

– Здравствуйте, мистер Гаррис, – сказал мистер Делакорт. – Как поживаете? Чудесный день сегодня.

У него был голос с хрипотцой и мелодичный южный выговор.

Мистер Делакорт был ровесником миссис Абернати и джентльменом старой закалки. Безупречно аккуратный, он всегда был одет в темный костюм, из тех, что вошли в моду после Второй мировой. У него их был, должно быть, целый шкаф, одного цвета и покроя. Было заметно, что костюм не новый, но в очень хорошем состоянии. От ткани исходил слабый аромат дорогих сигар – видимо, поэтому у его владельца был такой голос.

– У меня все прекрасно, мистер Делакорт, – ответил я и улыбнулся. – А вы?

– Терпимо.

Он всегда отвечал именно так. Разговаривая с этим человеком, приятным, но сдержанным, я ощущал между нами некий барьер. Мистер Делакорт не бывал ни грубым, ни невнимательным, но всегда держал дистанцию.

Я никогда не видел, чтобы он приближался к компьютерам, и даже к электронному каталогу. Необразованным он, безусловно, не был, но интернет и прочая кибернетика его не интересовали. Сотрудники библиотеки прекрасно знали его привычки и сами подбирали для него литературу и бумажные справочники.

В отношении компьютеров он, возможно, и был ретроградом, но, тем не менее, неизменно поражал меня широтой интересов. Его интересовала то экономика Латинской Америки, то европейские революции 1848 года. Прошлой осенью он перечитал все, что нашел у нас о взятии Константинополя турками в 1453 году, потом увлекся стихами Кольриджа, Вордсворта и их современников. Интересно, с чем он пожаловал на этот раз?

– Подсказать вам что-нибудь? Поискать на компьютере?

– Да, спасибо, – он посмотрел на меня с полуулыбкой. – Я бы хотел найти материалы о жизни Луизы Мэй Олкотт и ее семьи.

– Сейчас посмотрим, что у нас есть. – Я стал искать в электронном каталоге книги, в которых могли содержаться необходимые ему сведения. Это заняло несколько минут, но мистер Делкорт терпеливо ждал. Я протянул ему список, распечатанный на двух страницах, и с минуту он внимательно изучал его.

– Вы мне очень помогли, мистер Гаррис, – он слегка склонил голову в старомодном элегантном поклоне. – В поисках знаний иногда хочется свернуть с проторенной дороги и обойти окрестности. Я проделал немало таких увлекательных прогулок, а ваша библиотека для меня, можно сказать, бюро путешествий.

– Замечательно сказано, мистер Делакорт, – я улыбнулся. – Мои странствия начались еще в детстве, в старой библиотеке.

– Мои тоже, – мистер Делакорт нахмурился. – Жаль, что она переросла прежний дом…

– Это правда, сэр. Но для библиотеки лучше, если здание большое.

– Безусловно, – он кивнул. – Тем более что всему свой час, и время уходит неумолимо, даже если люди его не торопят.

Я не знал, что ответить. На миг мне показалось, что он забыл о моем существовании; его взгляд был устремлен куда-то вдаль поверх моего плеча. Тут он моргнул, словно вдруг вспомнил, что я стою перед ним, и слегка улыбнулся, извиняясь:

– Простите мне стариковскую рассеянность.

Я кивнул с вежливой улыбкой и стал ждать, что он скажет дальше.

Мистер Делакорт огляделся – может быть, проверял, нет ли поблизости кого-нибудь, кто может услышать наш разговор.

– Если я не ошибаюсь, вы работаете в библиотеке колледжа? Заведуете коллекцией редких книг?

– Да, сэр. Я провожу там три дня в неделю.

Я не мог вспомнить ни одного случая, чтобы он прежде спрашивал о моей жизни.

– Замечательно, – сказал он. – Если можно, я бы зашел к вам туда с вопросом, который лучше обсуждать в менее публичном месте.

Он снова огляделся, но вокруг было пусто, нас никто не подслушивал. Лиззи на минуту отошла от стойки, не было даже Дизеля.

– Буду рад, – сказал я. – На следующей неделе, правда, меня там не будет, сейчас весенние каникулы. Боюсь, что я выйду на работу только через неделю. Вас это устроит?

Мистер Делакорт нахмурился.

– Дело довольно срочное, но одна неделя, пожалуй, мало что изменит.

Я почувствовал, что разрушаю какую-то его надежду. Впервые за время нашего знакомства он казался чем-то озабочен.

– Или завтра утром, – предложил я. – Скажем, часов в девять?

– Большое спасибо, – ответил мистер Делакорт. – Если это вас не слишком затруднит.

– Ни капли, – общаться с ним определенно было интереснее, чем полоть сорняки в саду, а именно этим я и собирался заниматься завтра. – В девять часов я встречу вас у входа в библиотеку колледжа.

– Буду очень вам признателен, мистер Гаррис, – мистер Делакорт кивнул, улыбнулся и направился к стеллажам искать свои книги. В руке у него был неизменный потертый кожаный портфель для бумаг.

Я задумался: о чем же он собирался меня спросить? Явно о чем-то, связанном с редкими книгами. Может быть, он решил сделать колледжу пожертвование – деньги или какие-нибудь редкие издания? Я почти ничего о нем не знал, и вынужден был обуздать свое любопытство.

Вернулись Лиззи с Дизелем. Лиззи села на свой табурет, а Дизель – рядом со мной. Я протянул руку и погладил его, а он в благодарность пару раз мелодично мурлыкнул.

В два часа моя смена заканчивалась, можно было идти домой. Было уже начало третьего, но моя сменщица, как обычно, опаздывала. Анита Мильхауз отличалась – по ее собственным словам – энтузиазмом и талантом к справочной работе и могла найти ответ на любой вопрос. Вот только увидеть ее на рабочем месте было трудно. Посетители часто обнаруживали ее стойку пустой, а если и заставали Аниту, то обратиться к ней отваживались лишь отчаянные смельчаки, настолько высокомерный и кислый у нее был вид. И всем было известно, как она презирает тех, кто задает дурацкие (по ее мнению) вопросы.

Несколько лет назад, впервые пообщавшись с ней, я сразу отправился к заведующей, Энн Манскоу. Попробовали бы мои сотрудники вести себя как Анита, когда я руководил библиотекой! Миссис Манскоу согласилась со мной, но объяснила, вздыхая, что семья Аниты каждый год жертвует крупные суммы на нужды города. Уволить ее – значит, остаться без мильхаузовских денег.

Так что приходилось терпеть Аниту в библиотеке. Это меня сердило, но я понимал, что в таком маленьком городке, как Афины, с ней ничего поделать нельзя – разве что толкнуть под грузовик.

Наконец Анита все-таки появилась из-за стеллажей. В рабочее время она любила дремать в холле около наших кабинетов. Подойдя к стойке, она заметила Дизеля и поморщилась. Хорошо хоть она теперь не жаловалась на его присутствие, сообразив, что может гулять, пока за стойкой сижу я.

Она не поздоровалась, и я так же молча уступил ей место. Она уселась, поставила локти на стойку и принялась вертеть правым запястьем, на котором блестел браслет с бриллиантами. На камнях играли блики, и Анита рассматривала их с очень довольным видом.

– Какая красота, – сказал я. – Новый?

– Да. Это мне мой кавалер подарил, – Анита изобразила томный взгляд и продолжила любоваться браслетом.

– Замечательно.

Я собрался уходить, но тут она меня окликнула:

– Вы забыли распечатку в принтере.

Я обернулся: она протягивала мне лист бумаги. Я взял его и обнаружил, что это последняя страница из списка литературы об Олкоттах.

– Это для мистера Делакорта. Я не заметил, что там была еще одна страница, – я поднял взгляд на Аниту. – Спасибо, сейчас отнесу ему.

Анита махнула рукой в сторону стеллажей:

– Старикашка там, за своим любимым столом. Не понимаю, чего он таскается в библиотеку. Денег у него, как у Рокфеллера, мог бы просто купить себе все, что нужно.

– Возможно, ему нравится, что здесь все так приветливы и рады помочь, – ответил я с каменным лицом. Лиззи фыркнула у меня за спиной, Анита посмотрела на меня с ненавистью, но я улыбался как ни в чем не бывало. – Ну, нам пора домой. Пойдем, котик. Всего хорошего, Лиззи.

Лиззи попрощалась с нами, и мы с Дизелем направились в ту часть зала, где работал мистер Делакорт. За столом его не было, но я заметил его портфель и положил на него распечатку.

Проходя через фойе к служебному входу, мы увидели, что Аниты уже нет за стойкой, она прохлаждалась возле питьевого фонтанчика. Когда мы прошли мимо, Дизель замурлыкал, и я кивнул:

– Ты прав, дружище, странная женщина. Хорошо, что мы встречаемся с ней всего раз в неделю, – я вздохнул. – И дай боже терпения миссис Манскоу и всем сотрудникам, которых она изводит ежедневно.

Дизель подождал, пока я заберу из шкафа пиджак и сумку, в которой носил с собой завтрак. В ближайшие несколько дней нам обещали прекрасную весеннюю погоду, и я предвкушал выходные, которые проведу в тишине, за чтением и работой в саду, а Дизель, разумеется, будет мне помогать.

Подходя к машине, я вспомнил, что договорился на завтрашнее утро с мистером Делакортом. Это тоже меня радовало – интересно будет поговорить с ним и выяснить, что ему понадобилось.

Через несколько минут мы подъехали к дому. На улице перед ним стояла машина последней модели, запыленная, с техасскими номерами. Я узнал ее: это была машина моего сына Шона.

Он не предупредил, что собирается ко мне в гости. С тех пор, как я вернулся в Афины, он был здесь только раз, на прошлое Рождество. И на него это не похоже – нагрянуть без звонка. Он всегда все планировал заранее и был очень организованным.

Мне стало не по себе. Наверное, что-то случилось…

 

Глава вторая

Машина заехала в гараж. Я выключил мотор и посидел, обдумывая странное появление Шона. Когда Шон и его сестра Лаура приехали на рождественские праздники, он со мной почти не разговаривал, а на вопросы про работу и жизнь в Хьюстоне только отмахивался.

Да, он бы не явился без предупреждения, если бы не какая-нибудь неприятная причина. Шон, как и его мать, любил во всем строгий порядок. Лаура была на два года младше, он пошла в меня спокойным характером и умением подстраиваться под обстоятельства. Сейчас это помогало ей быстро ориентироваться в незнакомой обстановке: Лаура была начинающей актрисой в Голливуде.

Дизель пару раз ткнулся головой мне под локоть и прервал мои раздумья:

– Да-да, приятель, пора в дом.

Нужно было увидеть сына и убедиться, что он в порядке.

Я открыл дверь машины, Дизель прошел по моим коленям и спрыгнул на пол гаража. Пока я собирал вещи и возился с ключом зажигания, он успел открыть дверь на кухню. Этот фокус он освоил недавно, и я подозревал, что его научил мой квартирант Джастин Уордлоу.

Я бросил вещи на кухонный стол, а Дизель шмыгнул в кладовку, к своему лотку. Я вышел из кухни и направился к лестнице.

– Шон, ты где?

Немного подождав, я снова его окликнул. В доме было тихо. В Афинском колледже наступила неделя весенних каникул и Джастин утром уехал – с отцом и еще какими-то родственниками он отправился в поход. У меня, как я сегодня объяснил мистеру Делакорту, неделя тоже была свободна от работы в библиотеке колледжа, где я на полставки каталогизировал редкие издания.

Дизель потерся сзади о мои ноги. Я обернулся и посмотрел на него.

– Как ты думаешь, где Шон?

Я решил, что кот со своим обонянием найдет Шона быстрее, чем я.

Дизель некоторое время смотрел на меня, словно обдумывал вопрос, потом побежал мимо лестницы и через холл к выходу во двор. Я пошел за ним и уловил смутный запах чего-то приятно-терпкого. Кот остановился у закрытой двери на заднюю веранду и мяукнул.

– Да ладно уж, я знаю, что ты сам умеешь.

Дизель поднялся на задние лапы, передними обхватил дверную ручку, ловко повернул ее, навалился, и дверь открылась.

Здесь непривычный запах был намного сильнее, и я вдруг понял, что это: Шон курил сигару.

Не успели мы с Дизелем сделать шаг на веранду, как на нас с лаем что-то кинулось и принялось бесноваться. Мы оба остолбенели и вытаращились: что за курчавый шерстяной комок кремового цвета скачет вокруг нас и поднимает столько шума?

– Данте, прекрати! – раздался глубокий баритон Шона, но собака не отреагировала.

Дизель подошел к пуделю, навис над ним, выгнул спину и зашипел. Собака попятилась, но продолжала лаять. Дизель фыркнул, потом вытянул лапу и стукнул Данте по голове. Ошарашенный пудель замолчал и сел с уморительным выражением на морде, и они с Дизелем стали молча разглядывать друг друга.

Я обернулся к Шону. Он развалился в одном из плетеных кресел в углу террасы. Он был высокий, в потертых ковбойских сапогах и линялых джинсах, в майке, обтягивающей мускулистый торс. Черные волосы были коротко острижены, от густых кудрей, с которыми я видел его на Рождество, не осталось и следа, и на лице еще заметнее проступали скулы – за эти три месяца он исхудал. Темная щетина оттеняла его лицо.

– Ну и сюрприз, Шон. Но я, конечно же, очень рад, – я постарался улыбнуться, но его вид меня встревожил. Он был слишком худым.

– Привет, пап, – Шон поднялся и махнул рукой. – Я вышел на веранду покурить.

– Я учуял твою сигару еще в холле, но не мог понять, чем это пахнет.

Я обошел Дизеля и Данте; они осторожно принюхивались друг к другу.

– Да, надо было позвонить, но, надеюсь, я тебе не помешал, нагрянув, да еще и с собакой…

– Совсем не помешал. Вы с Данте можете оставаться сколько захотите. Дизель будет счастлив, что есть с кем поиграть, а я – что вижу сына.

У меня защемило сердце. Неужели он сомневается, что родной отец рад его видеть?

– Спасибо, – Шон улыбнулся.

– Давно ты здесь?

– Минут двадцать, – он сделал пару шагов ко мне, но остановился. Затянулся и выдохнул облачко дыма, которое уплыло наружу сквозь сетчатые двери.

Мне хотелось его обнять, но он не подошел ближе, а я замешкался, и момент был упущен. Шон молча курил и смотрел на меня. Вид у него был измученный, но после двенадцати часов езды из Хьюстона это неудивительно.

– Ты что же, с вечера за рулем?

– Выехал из Хьюстона часа в два ночи.

– Да ты, должно быть, с ног валишься. Не хочешь прилечь?

– Сейчас пойду. Только докурю, – он взмахнул сигарой, потом сердито посмотрел мне за спину: – Фу, Данте! Нельзя!

Я обернулся: пудель поднял лапу возле плетеного дивана. Шон метнулся к нему, подхватил на руки и, пока тот не успел наделать дел, открыл дверь во двор и выставил его на крыльцо.

– Ступай-ка на улицу.

Данте смотрел на хозяина. Шон поторопил его жестом, и пудель сбежал по ступенькам. Не успел я помешать, как за ним последовал Дизель.

– Прости, пап, я случайно выпустил кота, – Шон закрыл дверь, но ко мне не повернулся.

– Двор огорожен, а Дизель умница и не пытается выбраться наружу.

Я встал рядом, и мы наблюдали, как пес и кот гоняются друг за другом по лужайке.

– Похоже, они неплохо поладили, – Шон потер глаза. – Я боялся, что подерутся.

– Дизель вообще мирный. Тем более он тяжелее Данте фунтов на двадцать. Так что вопросов, кто в доме хозяин, не возникнет.

Шон рассмеялся.

– Давно у тебя Данте? На Рождество ты про него не рассказывал.

– Два месяца. Одна знакомая не смогла его оставить себе, и я его забрал. Ему год и несколько месяцев, – голос его звучал то ли грустно, то ли устало.

– У тебя что-то случилось, сынок? – Я коснулся его руки. – Ты не болен?

– Нет, просто вымотался, – Шон отошел обратно к креслу, сел и мрачно уставился во двор.

Я прислонился к двери и разглядывал его. Он, конечно, не просто устал, но как вызвать же его разговорить?

– Хорошо, что тебе удалось выкроить время, да еще так скоро после праздников. Я помню, что раньше с этим бывало туго.

Шон работал юрисконсультом в большой хьюстонской фирме. В свои двадцать семь лет он был слишком молод, чтобы стать полноправным партнером. Работал он часов по семьдесят-восемьдесят в неделю.

Шон пожал плечами.

– Я заслужил отпуск. Ехать мне больше некуда, вот я и явился к тебе. – Он зевнул. – Пойду, пожалуй, правда лягу.

– Давай. Твоя комната – та же, в которой ты жил на Рождество.

Вот и вызывай его на откровенность. Невыразительный тон и осунувшееся лицо стали мне предупреждением, чтобы я не лез пока с расспросами.

Шон открыл дверь во двор и свистнул:

– Данте, ко мне! Сюда!

Данте тут же взбежал на крыльцо, пыхтя после бурной игры. За ним прискакал Дизель.

Шон нагнулся, подхватил Данте на руки, и пес лизнул его в щеку. С барахтающимся пуделем в руках он посмотрел на меня, улыбнулся, и вдруг я увидел перед собой мальчугана, который приходил ко мне с трудными задачками по математике. Я уже много лет его не видел.

У меня перехватило горло. Я смотрел, как Шон с пуделем зашли в дом, потом подошел к креслу, в котором только что сидел сын, и сел в него, пытаясь осмыслить происходящее.

Шон выглядел и вел себя так, что мне стало страшно. Я знал, что работа отнимает у него много времени, но не настолько же, чтобы некогда было поесть? Сам я привык заедать беды и на его месте, пожалуй, набрал бы уже полсотни фунтов. В этом мы с Шоном были не похожи.

С тех пор, как почти четыре года назад его мать умерла от рака, Шон не подпускал меня близко. Я не очень понимал, почему. Конечно, у него всегда были более близкие отношения с Джеки, а у Лауры – со мной. Так часто бывает. Но я думал, что после смерти жены мы будем держаться вместе. Этого не получилось.

Дизель забрался ко мне на колени и потерся о подбородок. Я сел так, чтобы ему было удобнее, обхватил его руками, и он прижался ко мне, тихонько мурлыча. Мы посидели так, и мне стало легче. Дизель всегда знал, когда я нуждался в утешении.

– Мы будем помогать ему, как сможем, да, приятель? – Я потрепал Дизеля по боку, а потом дал понять, что мне нужно встать.

На кухне я прочел записку, которую оставила на холодильнике моя домоправительница Азалия Берри. Она была уверена, что меня все время нужно спасать от голодной смерти, и готовила в огромных количествах. В записке упоминались ростбиф, запеченный картофель с сыром, горошек, кукурузный хлеб и лимонный торт на десерт. Торт был в холодильнике, а все остальное в духовке и, может быть, даже еще не остыло.

Если какой-нибудь повар и мог вернуть Шону аппетит, то, конечно, это была Азалия. Я не сомневался, что когда она увидит моего сына, то тут же бросится его кормить.

Я посмотрел на часы: почти четыре, есть мне еще долго не захочется. Я решил подождать, пока проснется Шон, и поужинать вместе с ним.

– Ну что, Дизель, – сказал я коту, кот возвращался из кладовки, – не пойти ли нам наверх? Я переоденусь и, пожалуй, почитаю до ужина.

Услышь кто-нибудь, что я разговариваю с котом, меня бы наверняка заподозрили в старческом маразме. Ну и пусть! Дизель меня любил, и я не сомневался, что он понимал почти каждое мое слово.

Обогнав меня, он взбежал по лестнице, и, когда я вошел в спальню, уже разлегся на постели, положив морду на подушку. Он поморгал и закрыл глаза: побегав по двору с собакой, он нагулял хороший сон.

Когда я отложил книгу, был уже седьмой час, и желудок напомнил мне, что пора ужинать. Я оставил Дизеля спать на кровати, вышел из спальни и остановился наверху лестницы.

Постоял, прислушиваясь. Комната Шона была рядом, в нескольких шагах, дверь закрыта. Он так устал, что мог проспать и до утра.

Потом я вспомнил про пуделя. Данте вряд ли захочет сидеть всю ночь взаперти, его нужно покормить и еще раз вывести погулять. Я решил, что если Шон не встанет к тому времени, когда будет пора ложиться спать, то я сам займусь Данте и постараюсь не разбудить сына.

Я еще сидел за столом, когда на лестнице раздался топот ног и цоканье коготков, и появился Шон, одетый, но босиком, а впереди шли Дизель и Данте. Дизель вальяжно направился ко мне, Данте скакал кругами около хозяина.

– Данте, да уймись ты уже, – проворчал Шон, и пес сел прямо перед Дизелем. Кот перешагнул через него, и Шон рассмеялся.

– Ты успел как раз к ужину, – я кивнул на накрытый стол. – А я уже решил, что ты так и проспишь всю ночь.

– Может, и проспал бы, – Шон зевнул. – Меня Данте разбудил, и я понял, что умираю с голоду. И он, наверное, тоже.

– У меня нет корма для собак, но в холодильнике, кажется, оставались остатки окорока.

– Не беспокойся, пап, корм я привез с собой.

Шон ушел в кладовку и тут же вернулся с банкой корма и двумя мисками. Он положил пуделю еду и налил воду, Дизель подошел поближе с заинтересованным видом, но пудель зарычал на него и уткнулся в миску. Дизель пару раз хлестнул хвостом, отвернулся, ушел ко мне и сел возле моего стула.

– Бери тарелку. В холодильнике есть сладкий чай и кола без сахара.

– А что, пива нет? – спросил Шон.

– Нет, извини.

– Ладно, я потом куплю.

Шон взял себе тарелку и приборы, вернулся к столу и сел напротив. Некоторое время мы ели молча, и я с удовольствием отметил, что он выглядит уже не таким изможденным.

– Это Азалия готовила, да? – Шон отложил вилку.

– Думаешь, твой отец так не умеет? – Я сделал вид, что обижен.

– Ну, ты неплохо готовишь, но так зажарить ростбиф тебе ни разу не удавалось, – ответил Шон, посмеиваясь, и отправил в рот еще кусок мяса. – М-м-м…

– С этим не поспоришь. Азалия – потрясающий кулинар. Из-за нее у меня в последнее время начался поперечный синдром, – Шон с удивлением посмотрел на меня, и я объяснил: – Становлюсь поперек себя шире.

Он закатил глаза в ответ на этот замшелый южный юмор, съел еще немного, потом отложил вилку и откашлялся.

– Пап, я в Хьюстон не вернусь. Можно пока пожить у тебя?

 

Глава третья

В изумлении глядя на Шона, я не знал, что сказать. Молчание затянулось, и Шон опустил взгляд в пустую тарелку.

– Если я тебе мешаю, найду другое место, – он порывисто встал.

– Шон, сядь.

Мы, кажется, оба не ожидали, что мой голос прозвучит так резко, но Шон послушался. На его лице было смятение.

– Как тебе в голову только пришло, что я буду против? – Я рассердился и старался успокоиться. – Разумеется, ты можешь жить у меня.

Моей ноги коснулась лапа. Дизель посмотрел на меня и что-то пропел. Я погладил его по голове, чтобы он не волновался.

– Прости, пап, – Шон снова уставился в тарелку.

– И на сколько ты взял отпуск? Ты так похудел! Видно, что тебе пора отдохнуть, – я решил, что не дам сыну отмалчиваться, даже если каждое слово придется тянуть из него клещами.

Внезапно взгляд Шона стал злым.

– У меня бессрочный отпуск.

– Как это? Я не понимаю.

– Бессрочный. Отпуск. Это значит, что я уволился, – объяснил Шон подчеркнуто терпеливым тоном, сложил руки на груди и стал ждать моего ответа.

Зря я удивился. Нужно было самому догадаться, что означает этот внезапный приезд без звонка в середине дня в пятницу.

– И почему ты уволился? – Я старался говорить спокойно.

Шон расцепил руки, наклонился и потрепал Данте по голове.

– Не мог больше терпеть.

Когда Шон что-то скрывал и не договаривал, он всегда отворачивался.

– Что именно ты не смог терпеть? – Я решил, что если буду терпелив, то докопаюсь до правды.

– Например, их график, – Шон взглянул на меня. – Столько работы, что жить некогда.

– Кажется, поначалу тебе больше всего нравилась серьезная нагрузка.

На это Шон вскинулся, решив, наверное, что я его осуждаю.

– Я не боюсь нагрузок, и я выкладывался на сто десять процентов каждый день без выходных.

– Я вовсе не осуждаю тебя, просто вспомнил. И я не сомневаюсь, что ты много работал. Им повезло, что они нашли такого целеустремленного сотрудника!.

– Вот именно, я вкалывал как проклятый!

Шон немного успокоился, откинулся на спинку стула.

– Таких нагрузок никто не выдержит, – сказал я.

Шон, наконец, посмотрел на меня:

– Да, это была настоящая каторга. Сначала я был не против, что у меня совсем не остается времени, чтобы думать о…

Я знал, что он имеет в виду. Его мать умерла в то лето, когда он закончил первый курс юридического факультета в Остине. На втором курсе я его почти не видел. Потом умерла моя тетя и оставила дом, Лаура уехала в Лос-Анджелес, а я решил вернуться в Афины. И бросил Шона одного в Техасе.

Надо же, я никогда не смотрел на свой переезд с этой точки зрения, а сейчас понял и был потрясен. Выходит, после смерти Джеки я так погрузился в свое горе, что не подумал о детях – и лишил их дома, где они родились и выросли.

Не оттого ли у нас с Шоном с тех пор такие напряженные отношения? Что я теперь ему скажу, как попрошу прощения? Но я ничего не успел сказать: Данте залаял, и мы оба вздрогнули от неожиданности. Он пританцовывал возле стула Шона.

– Извини, это он просится гулять, – сын встал. – Если его не вывести, он может сделать лужу.

Он взял пуделя на руки.

– Ничего, – сказал я. – Если ты не против, я пойду с тобой.

Я тоже отодвинул стул, Дизель недовольно заворчал.

– Это же твой дом.

Шон пошел вперед, а мы с котом вслед за ним вышли на заднюю веранду.

Я выпустил Дизеля вместе с пуделем, и мы с Шоном встали у дверей, глядя в полумрак двора. Кот и пес нырнули в тень под кустами азалии. Воздух был прохладный и сладкий, от изгороди доносился аромат китайского жасмина.

– Я рад, что ты приехал, – я потрепал Шона по плечу.

– Спасибо, пап, – он глубоко втягивал воздух и откровенно наслаждался. – Я и забыл, как тут тихо. В Хьюстоне шум на улицах не смолкает ни днем, ни ночью.

– Здесь хорошо набираться сил и приходить в себя, – я замолчал. Мне не хотелось уклоняться в сторону, но и поднимать тяжелые темы я сейчас был не готов. – Ты уже решил, что будешь делать дальше?

– Буду спать пару недель, не вставая, – Шон помолчал. – Может, тогда мозги заработают, и я что-нибудь придумаю.

– Не торопись.

– Не исключено, что я тут застряну на дольше, чем ты думаешь.

Шон сел в то же кресло, что и днем.

– Ничего страшного.

Я высматривал Дизеля и Данте, но тут они сами появились из темноты. Дизель вприпрыжку догонял пуделя.

– Я готов платить за жилье, денег у меня хватает. Даже тратить было некогда, – голос у Шона был обиженный.

– И думать забудь про деньги, я тебе рад.

– Хорошо, спасибо, – Шон откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. – Постараюсь не путаться под ногами. И пожалуй, действительно сначала отосплюсь.

Он ясно дал понять, что больше говорит не хочет. И я не стал настаивать, потому что вдруг понял, что и сам ужасно устал. Может, утром он станет более разговорчивым…

Данте принялся лаять и скрестись в дверь, я впустил их с Дизелем на веранду. Пудель помчался прямо к Шону и вспрыгнул к нему на кресло. Шон протянул руку и гладил его, пока тот не успокоился. Дизель мяукнул и ткнулся мне в ногу.

– Мы с Дизелем помоем посуду, и спать. Утром увидимся.

– Ага. Доброй ночи, – Шон так и не открыл глаз.

– Доброй ночи.

Я стоял на пороге, глядя на сына с той же нежностью, с какой мы с женой смотрели на детей, укладывая их спать по вечерам. Дизель снова боднул меня под колено, чтобы я не зацикливался на воспоминаниях, и я пошел с ним на кухню. Мы быстро управились с посудой, и вскоре были уже наверху в постели. Я немного почитал, потом отложил книгу и погасил свет.

Заснуть было трудно. Я все думал о Шоне и ругал себя за то, что раньше не догадался, что мой переезд в Афины испортит наши отношения. Обнадеживало то, что, бросив работу, он приехал ко мне. Но я не сомневался, что он рассказал не все и сломался не только от нагрузок.

Наутро после беспокойной ночи у меня разболелась голова. Я вылез из постели и пошел в ванную за аспирином; Дизеля не было видно.

На кухню я спустился в пижаме и халате, я увидел, что Шон ночью вставал: в раковине лежала пара грязных тарелок, один из шкафов был приоткрыт. Кофеварка оказалась наполовину полна еще теплого кофе. Я налил себе чашку, потом прошел через сад за газетой. Допивая первую чашку и подумывая о завтраке, я спохватился, что так и не видел Дизеля. Это было очень странно, обычно он всегда был рядом и отходил только к лотку.

Я слегка встревожился и тут же заглянул на заднюю веранду. К моему великому облегчению, Дизель оказался там – спал возле дивана, а на диване спали Шон и Данте.

Я тихонько окликнул кота, он проснулся, зевнул, потянулся и подошел ко мне. Потом прошмыгнул в дом, а я постоял немного, глядя на сына – во сне тот казался моложе и беззаботнее. Проснулся Данте, зевнул, потянул воздух носом и снова улегся, прижавшись к Шону. Я бесшумно закрыл дверь и вернулся на кухню.

Быстро позавтракав, я поспешил наверх, чтобы принять душ и одеться. До встречи с мистером Делакортом в колледже оставалось сорок пять минут. Хорошо, что дорога до работы у меня занимала меньше десяти минут.

Мистер Делакорт, как всегда элегантный, стоял на крыльце особняка начала века, в котором находилась администрация колледжа, часть архивов, собрание редких книг и мой кабинет. Я украдкой взглянул на часы, не перепутал ли время, но было без пяти девять.

Мы с Дизелем подошли ближе.

– Доброе утро, мистер Делакорт, простите, что заставил вас ждать, – сказал я.

– Доброе утро, мистер Гаррис. Не извиняйтесь, это я пришел раньше, – он посмотрел на Дизеля в шлейке и на поводке. – Надо же, я, кажется, впервые вижу кота на поводке. Какой он красивый!

Дизель мяукнул, словно поблагодарил за комплимент, и мистер Делакорт слегка улыбнулся.

– Спасибо, – сказал я. – Я почти всюду беру его с собой.

Я отпер дверь, мы с котом вошли, за нами – мистер Делакорт, и я запер дверь за нами.

– Обычно по выходным тут закрыто, – объяснил я, направляясь к лестнице. – Мой кабинет на втором этаже. Есть лифт, если вам удобнее доехать, – мне было неловко это предлагать, мистер Делакорт выглядел крепким, но никогда не знаешь…

– Я поднимусь по лестнице, – и он пошел по ступенькам, не отставая от меня, а Дизель, которого я спустил с поводка, бежал впереди.

В кабинете Дизель прыгнул на лежанку позади стола, где проводил большую часть моего рабочего времени. Мистер Делакорт постоял посреди комнаты, оглядываясь по сторонам.

Я позволил ему спокойно осмотреться, потом предложил кресло рядом с моим столом. Когда он сел, я спросил:

– Чем же я могу быть вам полезен, мистер Делакорт?

– Вы ведь разбираетесь в редких книгах? – Он впился в меня пристальным взглядом, и на миг мне показалось, будто я на настоящем допросе.

– В некоторой степени, – ответил я. – Я почти три года веду каталог здешнего собрания книг, и кое-чему научился за это время. Но в библиографических редкостях в целом я не очень сведущ.

– Вашего уровня знаний будет достаточно, – сказал мистер Делакорт тоном, не допускающим возражений. – Тем более что вы библиотекарь, а библиотекари умеют искать сведения, которых им не хватает.

– Да, сэр, – подтвердил я, стараясь не улыбаться. Приятно встретить человека, который понимает и ценит мою специальность.

– Вы, возможно, не знаете, но у меня обширная коллекция книг, и в ней много редких и необычных изданий. Я много лет посвятил этому увлечению и немало преуспел, – он кивнул, словно подчеркивая сказанное.

– Должно быть, это прекрасное собрание, но я о нем не слышал.

– Я бы хотел показать вам его, – сказал мистер Делакорт. – Мне будет приятно, если коллекцию увидит ценитель, – он помолчал. – А также я хочу предложить вам провести ее инвентаризацию. Разумеется, не бесплатно.

– Такая работа меня очень привлекает, – сказал я, – но насколько срочно вам это нужно? Я ведь работаю здесь и помогаю в городской библиотеке, так что свободного времени остается мало, только выходные.

– Я бы хотел, чтобы это было сделано как можно быстрее, – мистер Делакорт нахмурился. – Дело в том, что мне кажется, что я недосчитываюсь нескольких книг в моей коллекции, и хотел бы положить конец кражам.

 

Глава четвертая

– То есть вы не можете точно сказать, пропало что-нибудь или нет? – слова мистера Делакорта показались мне странными: в чем тут сомневаться – книга либо на месте, либо ее нет.

– В коллекции больше семи тысяч томов, – не без желчи ответил мистер Делакорт, – а я уже немолод, память слабеет. Я собираю книги пятьдесят с лишним лет и не всегда точно помню, что купил полвека назад. У меня есть подробная рукописная опись, но без указателя.

– Понимаю, – примирительно сказал я.

Мистер Делакорт продолжал, словно не слышал меня:

– Кроме того, вынужден признать, коллекция не в том образцовом порядке, в каком должна быть. А теперь у меня уже не хватает сил проверить каждую полку, – он помолчал и хмуро посмотрел на меня. – Вот поэтому мне и нужна помощь специалиста.

– Да, сэр, – сказал я. – Буду рад вам помочь, – вот и пропал мой отдых на весенних каникулах. – Следующая неделя у меня свободна, я постараюсь сделать как можно больше.

– Вы очень добры, – сказал мистер Делакорт с довольной улыбкой. – Платить я буду триста долларов в час. Надеюсь, вас это устроит?

– Это очень щедро.

Мне даже стало смешно. Ведь привлекли меня не деньги, я бы согласился и на гораздо более скромную оплату, но я понимал, что он обидится, если я начну торговаться.

Но у меня было одно условие, и оно могло оказаться невыполнимым. Виновник возможного отказа, словно прочитав мои мысли, тронул меня сзади лапой за правое плечо и мурлыкнул.

– Как вы относитесь к кошкам, мистер Делакорт? – Я улыбнулся, потому что Дизель снова запел.

Резкая смена темы не смутила моего собеседника:

– Неплохо отношусь. Мой кот умер несколько месяцев назад, он прожил девятнадцать лет.

– Сочувствую вам, – сказал я. – Животные украшают жизнь, правда? – Он кивнул, и я продолжал: – Я спрашиваю потому, что привык всюду брать Дизеля с собой. Он очень воспитанный.

Мистер Делакорт просиял:

– Если приведете своего красавца, я буду только счастлив. Двери моего дома для него всегда открыты.

– Спасибо, – сказал я. – В таком случае мы договорились. Не возражаете, если я начну в понедельник утром?

– Да. Сможете прийти к девяти?

– Конечно. И еще один вопрос, пока я не забыл. Вы кого-нибудь подозреваете?

– Это могут быть несколько человек, – сказал мистер Делакорт. – Все они, к сожалению, члены моей семьи, – он замолчал, словно ему в голову вдруг пришла какая-то мысль. – Думаю, вам стоит с ними познакомиться, прежде чем вы приступите к работе. Вы свободны сегодня после обеда, часа в четыре?

– Да.

– Превосходно! Тогда жду вас к чаю. Это наш домашний обычай, наследие тех времен, когда я жил в Англии много лет назад. И обязательно приводите Дизеля! – Мистер Делакорт встал и протянул мне руку.

Я тоже поднялся и ответил на рукопожатие.

– Хорошо, мы придем в четыре часа, – сказал я. – Одну минуту, я только возьму Дизеля на поводок, мы спустимся и вам откроем.

Через несколько минут мы с Дизелем простились с мистером Делакортом. Я подождал, пока он сядет в машину и уедет, и зашагал домой. Утро было приятным, не слишком холодным, но и не жарким, и прогулка получилась очень приятной.

Дойдя до нашего квартала и не увидев машину Шона, я испугался, что он передумал и уехал обратно в Техас. Но когда мы вошли в сад, то услышали лай, доносившийся из дома. Кто бы мог подумать, что истерика Данте так меня обрадует! Я осторожно приоткрыл дверь, чтобы пудель не вырвался наружу, Дизель стукнул пса лапой, тот попятился, и я протиснулся в дом. Внутри весь холл и нижние ступеньки лестницы были засыпаны обрывками разорванной газеты: Данте вел себя как любая собака, которой скучно и обидно сидеть в одиночестве. Мне было жаль бедолагу, но я решил, что уборку оставлю Шону.

Я снял с Дизеля шлейку и зашел в кладовку проверить, достаточно ли у него воды и корма, и поднялся к себе, чтобы переодеться. Когда мы с Дизелем через двадцать минут спустились обратно, Шон уже успел вернуться. Он был на кухне и убирал пиво в холодильник. Мусор исчез, а Данте лежал в нескольких шагах от хозяина, положив морду на лапы. Дизель подошел к нему и уселся рядом.

– Прости за газету, пап, – сказал Шон и закрыл холодильник. – Я отругал Данте за хулиганство. Не представляю, как он до нее добрался! Не мог же он запрыгнуть на стол?

Один из стульев был немного отодвинут от стола. Я указал на него:

– Видимо, он сначала вскочил на стул, а оттуда на стол. Ничего страшного, он просто расстроился, что остался один.

– Да, – сказал Шон, – но не таскать же его везде за собой, это ведь маразм!

В следующую секунду он понял, как прозвучали его слова, и начал извиняться, но я его остановил:

– И это тоже ничего страшного. Не ты один считаешь чудачеством то, что я всюду беру с собой Дизеля, – я улыбнулся. – В каждой уважающей себя южной семье должен быть хотя бы один человек с причудами, и у Гаррисов – это я.

– Буду иметь в виду, если мы с Лаурой решим устроить конкурс, – невозмутимо ответил он.

Вот таким я привык его видеть – всегда готовым ответить шуткой на шутку! Он и выглядел сегодня лучше после того, как наконец выспался. Теперь ему нужно только побольше хорошей еды, чтобы набрать вес и прийти в норму – хотя бы физически.

– Ты завтракал? Утром мне показалось, что ты ночью вставал, – я подошел к раковине и набрал стакан воды.

– Перекусил часа в три утра, – сказал Шон. – А сейчас по дороге в магазин зашел в забегаловку, – он щелкнул пальцами, и Данте поднял голову. – Вот что, псина, по-моему, тебе пора побегать по двору и немного израсходовать твою неуемную прыть. Мы пойдем, пап.

Данте, а за ним и Дизель направились за Шоном к двери.

– Погоди минуту, Шон, – сказал я, он обернулся и посмотрел на меня. – Насчет обеда… Хочу сводить тебя в одно из моих любимых заведений. Отсюда до него всего пятнадцать минут, и животных можно взять с собой.

– Интересное должно быть местечко, если туда можно с животными, – Шон пожал плечами. – Что ж, я не против. Во сколько ты туда собираешься?

– В одиннадцать.

– Тогда и увидимся. – С этими словами Шон вышел в холл.

Я допил воду, размышляя, почему он так держится – вежливо, но отстраненно. Может быть, его удастся немного разговорить по дороге или за обедом, главное создать как можно более непринужденную обстановку.

Я решил немного почитать и поднялся к себе в комнату. В одиннадцать Шон ждал меня у двери с Данте на поводке.

– И куда же мы идем? – спросил он, когда мы вышли в сад.

– На площадь. Там есть французская пекарня, а ее хозяйка, Хелена Луиза Брейди, – наша с мамой давняя подруга.

– Звучит заманчиво, – Шон покосился на меня. – Обед за мой счет.

– Как скажешь. Меню у Хелены Луизы не очень разнообразное, но все очень вкусно.

По дороге я рассказал Шону о предложении мистера Делакорта. Услышав размер гонорара, он присвистнул:

– Не всякий юрист столько зарабатывает!

– Он слишком щедр, но я почувствовал, что спорить бесполезно.

– А что представляют собой его родственники? Ты кого-нибудь из них знаешь?

– Нет, – ответил я, – и не стану лукавить, я просто умираю от любопытства! Ведь кто-то из них, вероятно, ворует книги из коллекции…

– Ты, главное, смотри, как бы чего не вышло, если вор узнает, чем ты будешь заниматься, – Шон потянул за поводок Данте, который остановился обнюхать куст.

– С этим пусть разбирается мистер Делакорт, – твердо сказал я.

Через несколько минут мы пришли к ресторанчику Хелены Луизы.

– Иди, а я подожду здесь и присмотрю за зверьем, – он кивнул на Дизеля и Данте.

Я улыбнулся:

– В этом нет необходимости. Хелена Луиза некоторое время жила в Париже, кошки и собаки в помещении ее не пугают.

– А как же санитарные нормы? Вы ведь их нарушаете. – Шон нахмурился и стал суров и официален.

– Теоретически да, но я всегда беру Дизеля внутрь, и никто пока не возмущался. А если попробует, я думаю, что Хелена Луиза тут же выставит скандалиста за дверь, – я засмеялся, открыл дверь и пропустил Шона и Данте вперед.

Шон пожал плечами:

– Тебе виднее.

Данте, которого сводили с ума вкусные запахи в ресторане, рвался с поводка.

Я посмотрел на часы – прогулка заняла двадцать минут, ведь мы никуда не торопились. В ресторане было немноголюдно, но субботняя толпа еще не набежала. Хелена Луиза беседовала с посетителем, стоя за прилавком. Я подошел вместе с Шоном, и мы подождали, пока она освободится.

– Чарли, ты лучшее украшение субботнего дня! Как я рада тебя видеть! – Хелена Луиза широко улыбнулась. – А что это с тобой за молодой человек très beau? – Она протянула руку через прилавок. – Вы, наверное, Шон?

– Merci, mam’selle. Vous êtes très gentille, – Шон ответил на рукопожатие и улыбку.

Судя по тому, как просияла Хелена Луиза, французское произношение у него было неплохое.

– Et vous êtes charmant, m’sier, – Данте запрыгал на месте и развеселил ее: – Et votre petit chien aussi.

– Ну что, вы покрасовались и показали, какие вы оба европейцы? Теперь можно и поесть? – Я улыбался, поддразнивая их, Шон и Хелена Луиза рассмеялись.

– Certainement, chéri. Что тебе предложить? – Хелена Луиза на секунду задумалась. – Есть свежий лотарингский пирог, с сыром или с колбасой, сыром и луком. Еще есть салат нисуаз и зеленый салат с моим фирменным соусом.

Салат нисуаз не вызвал у Шона энтузиазма, тунца и анчоусы он любил не больше моего.

– Мне пирог с колбасой, сыром и луком и зеленый салат. И воду без газа, – Шон обернулся. – А тебе?

– То же самое. И не забудь оставить место для десерта, не пожалеешь, – я похлопал себя по животу.

– Садитесь вон туда, – Хелена Луиза указала на стол в углу недалеко от кассы. – Заказ будет готов через несколько минут, и вы мне расскажете, как поживаете. Тебя я, кажется, сто лет не видела.

– Договорились, – я улыбнулся ей вслед.

Мы с Шоном расположились за столом, а Дизель с Данте под ним почти нос к носу. Мне было приятно, что они так хорошо уживаются.

Хелена Луиза появилась меньше чем через пять минут, как и обещала. И торжественно выставила перед нами салаты, пироги и воду. Еще она принесла две миски и дополнительные бутылочки воды для четвероногих посетителей. Пока она ходила за чашкой кофе для себя, мы с Шоном налили воды Дизелю и Данте, а потом с аппетитом принялись за еду. Я и не заметил, как проголодался.

Меня отвлек визгливый крик, от которого мы с Шоном оба оторопели:

– Почему здесь животные?! От них одна грязь!

Мы обернулись. В трех шагах от нашего стола стояла невысокая кругленькая особа с рыжими волосами, уложенными в башню, так, что она казалась выше, чем на самом деле. Подбоченившись и дрожа от негодования, она сверлила взглядом Дизеля и Данте.

– Они никому не мешают, – Шон сердито посмотрел на нее. – И, в отличие от некоторых, ведут себя тихо.

– Тихо или громко, – ядовито парировала она, – а все равно от животных грязь! Им не место там, где едят люди!

Мы с Шоном не успели ответить, как вмешалась Хелена Луиза. Свободной рукой она тронула даму за плечо, и та обернулась, недовольная, что ее отвлекают от склоки.

Хелена Луиза не дала ей вставить ни слова:

– Мэри-Анна Миллиган, уж не вам тут наводить порядки! Как насчет «съедобных трусов»? Вам это ни о чем не говорит?

С миссис Миллиган произошла удивительная перемена. Она покраснела ярче своих крашеных волос, и, честное слово, даже ее прическа осела на дюйм. Ни звука не доносилось из ее рта, который то открывался, то закрывался.

– Не забывайте, здесь я хозяйка, и по сравнению кое с кем котик и песик – вполне приличные посетители, – во взгляде Хелены Луизы горела готовность бросить вызов целой армии амазонок.

Мэри-Анна Миллиган не нашла в себе силы принять бой. Она что-то пробормотала, развернулась и почти бегом выскочила наружу. Все это слышали еще несколько человек – они засмеялись, одна женщина захлопала в ладоши и воскликнула: «Вот так с ней и надо!»

Шон сидел, откинувшись на спинку стула; по его лицу я видел, что он ничего не понимает – так же, как и я.

Я заглянул под стол. Дизель и Данте не обратили никакого внимания на человеческую ссору: Дизель вылизывал лапу, а Данте жевал поводок.

Хелена Луиза, торжествуя, уселась напротив меня.

– Что это было? – с трудом выговорил Шон, потому что теперь его разбирал хохот. – Вы так сурово с ней обошлись!

– Да уж, – засмеялся я. – Надо мне запомнить, что с тобой шутки плохи.

Хелена Луиза лукаво улыбнулась:

– Запомни, это тебе пригодится!

Она сделала глоток кофе. Шон наклонился к ней и спросил вполголоса:

– А что это за история со съедобными трусами?

Признаюсь, мне и самому было интересно.

Хелена Луиза посмотрела на нас, приподняв бровь:

– Дело было так. Мэри-Анна Миллиган – ханжа, каких поискать, обожает учить всех вокруг манерам, изображая образец высокой нравственности. Равно как и ее муженек, – Хелена Луиза сделала паузу, чтобы еще больше подогреть наш интерес к сплетне. – У меня есть приятельница, у которой брат в Мемфисе, он часто бывает в магазинах со, скажем так… специфическим ассортиментом. Думаю, вам понятно, что я имею в виду?

Хелена Луиза улыбалась. Мы с Шоном переглянулись: мы оба прекрасно ее поняли. Она продолжала:

– И вот, с полгода назад брат моей подружки ходит по такому магазину, разглядывает товары, как вдруг появляется Мэри-Анна со своим мужем Реймондом. И ищут вот это самое. Съедобные трусы, – она сделала еще глоток кофе.

– А ты, значит, полгода ждала случая напомнить ей об этой пикантной детали? – Я старался не показывать, как меня забавляет ее страсть сбивать спесь с людей вроде миссис Миллиган.

– Разумеется, – ответила Хелена Луиза с довольным видом. – Я надеялась, что рано или поздно она даст мне повод. Больше она здесь не появится, вот и прекрасно! Ну, что скажете? – Она кивнула на полупустую тарелку Шона, когда мы снова принялись за еду.

– Magnifique, – старательно произнес Шон с набитым ртом.

Хелена Луиза наградила его улыбкой. О том, что я в восторге от ее кулинарных талантов, она знала давно. Подождав, пока я съем половину пирога, она продолжала:

– Сейчас посетителей немного, Дебби справится одна. Рассказывай, Чарли. Какие у тебя новости? Я боялась, что ты сегодня не появишься. О, это была бы трагедия на весь день!

Манера Хелены Луизы кокетничать со всеми несколько смущала меня в присутствии Шона. Мы были знакомы еще со старших классов школы, и она всегда кокетничала – но в последнее время мне стало казаться, что со мной она не шутит. Она была очень обаятельной, и мне не раз хотелось проверить, правда ли я ее заинтересовал, но я не был уверен, что готов к новым отношениям.

– Вот, Шон приехал погостить, – сказал я, – и я безумно этому рад. А в остальном работаю, все как обычно.

– Чарли много про вас рассказывал, – обратилась Хелена Луиза к Шону. – Я знаю, что он вами гордится.

Шон смутился и промолчал. Я поспешил нарушить молчание:

– Сегодня утром я встречался с Джеймсом Делакортом. Обычно я его вижу только в библиотеке. Ты его знаешь?

Хелена Луиза пожала плечами:

– Думаю, не больше, чем ты. Он приходит раз в неделю, как по расписанию, и покупает одно и то же: десять булочек с корицей, двадцать круассанов и мой фирменный шоколадный торт.

– Кое-кто определенно любит сладкое, – заметил я, – но я могу его понять. Ты печешь фантастические булочки и торты.

Хелена Луиза заулыбалась и положила руку мне на локоть.

– Понимаете, почему я от него без ума? Этого человека приятно слушать, – обратилась она к Шону.

– Придется поверить вам на слово, – ответил тот и перевел разговор на другую тему. – Мистер Делакорт предложил отцу работу.

– Ну надо же, подумать только! – Хелена Луиза так и загорелась любопытством.

Я коротко рассказал, чего от меня хочет мистер Делакорт, не упоминая подозрения о кражах.

– Сегодня в четыре я пойду пить чай с ним и его родственниками. Ты кого-нибудь из них знаешь?

– Да, к моему глубокому сожалению, – Хелена Луиза поморщилась. – Не семья, а клубок змей. Но если ты хочешь разузнать о Делакортах, – она пожала плечами, – надо спрашивать Азалию.

 

Глава пятая

– Азалию? – Я уставился на Хелену Луизу, не понимая, при чем здесь моя домоправительница? – Откуда Азалия о них знает?

– А ты как думаешь? – Хелена Луиза покачала головой: я оказался слишком недогадлив. – Она работала у них когда-то, правда, недолго. Месяца три, если я правильно помню.

– Надо же, я и подумать не мог. Но вообще-то я про Азалию, наверное, многого не знаю, – я сделал глоток воды. Дизель потерся о мое колено, я опустил руку под стол и погладил его.

– Если выбрать правильный момент, думаю, она тебе про них расскажет, – Хелена Луиза допила кофе и поставила чашку на стол. – Но одно я знаю точно: к главе семьи они любовью не пылают.

– А где вы с ними встречаетесь? – Шон играл с крышкой от своей бутылки, запуская ее на столе, как волчок. – Просветите нас, пока отец не успел поговорить с Азалией. Наверняка вам известны о них какие-нибудь пикантные подробности.

Посмеиваясь над попыткой Шона польстить ей, Хелена Луиза откинулась на спинку стула.

– Мы с ними ходим в одну церковь. Сестра Джеймса Делакорта, Дафна Моррис, ни одной службы не пропускает, – она фыркнула. – Уж такая образцовая христианка – до тех пор, пока не требуется помочь ближнему: поработать в бесплатной столовой или в каком-нибудь комитете. Ей, бедняжке, здоровье, видите ли, не позволяет!..

Презрительный тон не оставлял сомнений в ее чувствах, и я их разделял. Пекарня отнимала у Хелены Луизы много сил, но она нередко жертвовала своим досугом, чтобы заниматься благотворительностью.

– А кто еще есть, кроме сестры? – Я накрыл ладонью пальцы Шона, чтобы он перестал вертеть крышку. В детстве он и пяти минут не мог просидеть спокойно, и взрослым остался таким же. Он с удивлением посмотрел на меня, но оставил крышку в покое.

Хелена Луиза с улыбкой наблюдала за нами.

– Дай подумать, – она начала считать, загибая пальцы. – У Дафны есть сын Хьюберт, который думает, что он пуп земли. Его жена Элоиза – из этих богатеньких капризных барышень из дельты Миссисипи. Ты ведь читал серию «Кости» Каролин Хайнс? Точь-в-точь оттуда.

Мы с Хеленой Луизой любили детективы и просто обожали Хайнс.

– До чего же милые люди, – Шон говорил так искренне, что сарказм было заметно только по глазам. – Уже мечтаю с ними познакомиться.

– К знакомству с Элоизой нужно быть морально готовым. Говорят, в последнее время она совсем не в себе.

Я решил пока не расспрашивать о ней подробнее.

– А кто еще?

– Внучатая племянница, дочь одного из братьев Джеймса. Ее зовут Синтия, она работает медсестрой в городской больнице. Я мало что о ней знаю, но держится она так холодно, что уши отморозишь. Если я вдруг попаду в больницу, надеюсь, что за мной будет ухаживать кто-нибудь другой, – Хелена Луиза покачала головой. – И, наконец, внучатый племянник Стюарт Делакорт, преподает химию в Афинском колледже, – она подмигнула Шону. – Вот кто будет рад с вами познакомиться, он ценитель мужской красоты.

Шон покраснел, а Хелена Луиза похлопала его по руке:

– Не слушайте меня, я просто люблю всех дразнить, спросите отца.

– Но тех двух братьев Делакортов уже нет в живых? – Я решил вернуть разговор в прежнее русло.

– Нет, осталась только Дафна. Она самая младшая, а Джеймс старший, – Хелена Луиза задумалась. – Ему, пожалуй, лет восемьдесят пять.

– А выглядит моложе, я бы не дал ему больше семидесяти. – И ты говорила, что родственники его не любят. Почему?

– Он миллионер, а им всем постоянно нужны деньги. Дафна с Хьюбертом об этом стонут даже в церкви, когда нужно думать о других вещах, – фыркнула Хелена Луиза. – А у Джеймса Делакорта редкая по нынешним временам идея, что все, кто может работать, должны кормить себя сами, а не сидеть на шее у богатых родственников. Правда, поговаривают, что он вообще ужасно скуп. Им всегда было трудно найти прислугу, потому что он очень мало платит.

– А о его сестре заботится ее сын? – Кажется, Шон заинтересовался Делакортами не меньше, чем я.

– Этот позаботится! Муж Дафны был редкостным болваном в делах, таким же стал и его сын. Оставил ее почти без гроша, и Джеймс Делакорт ее приютил. Подозреваю, что брать на иждивение еще и Хьюберта с Элоизой он не собирался. Вот только Хьюберт ни на одной работе не может удержаться. А Элоизе ее брат прекратил давать деньги, когда умер их отец. Так что без Джеймса они бы все оказались на улице.

– Но ты сказала, что хотя бы племянник с племянницей работают?

– Работают, но зуб даю, что если ухватят кусок от миллионов, то быстренько уволятся, – она засмеялась. – Но, возможно, их ждет большой сюрприз… С мистера Делакорта станется завещать все деньги колледжу или на благотворительность. И поделом будет нахлебникам.

– Ну и семейка, – покачал головой Шон. – Как в романе Агаты Кристи.

– После твоих рассказов, – заметил я, – меня что-то не радует перспектива знакомства с ними.

– А, я кое-кого забыла. Еще есть дворецкий! По-моему, он англичанин, и служит у Джеймса лет сорок, если не больше. Говорят, он очень преданный слуга, – Хелена Луиза подняла брови. – Одно время злые языки болтали всякое, тем более что Джеймс Делакорт не женился и даже ни за кем не ухаживал.

– А как зовут дворецкого? – спросил Шон.

– Трутдейл, – подумав, ответила Хелена Луиза. – Он иногда забирает заказ вместо мистера Делакорта. Не слишком разговорчив.

– Одно можно сказать точно – скучать тебе сегодня не придется, – Шон встал и передал мне поводок Данте. – Подержишь его минутку? Я сейчас вернусь.

Шон вышел в туалет, Хелена Луиза проводила его взглядом и повернулась ко мне:

– Тебе, наверное, приятно, что он рядом. Но когда мы виделись в прошлый раз, ты не говорил, что он собирается в гости.

Я покачал головой:

– Я сам не знал. Он появился вчера, – я на секунду запнулся, но мне нужно было выговориться. – Ушел с работы и хочет немного пожить у меня.

– Ты расстроен? – Хелена Луиза ласково смотрела на меня.

– У него, кажется, что-то случилось, и я рад, что в трудную минуту он пришел ко мне. Но он пока не рассказал, почему уволился. Сказал только, что устал от нервотрепки.

– В больших юридических фирмах не работа, а сущий ад, – Хелена Луиза поморщилась.

Я вспомнил, что она когда-то училась на юриста, и была второй по успеваемости на курсе. Несколько лет она проработала в крупной компании в Мемфисе, а потом плюнула на все это и осуществила свою мечту: открыла пекарню.

– Можно я ему про тебя расскажу? – Я потер лоб – на меня вдруг нахлынула усталость. – Ему, пожалуй, было бы полезно поговорить с человеком, который пережил то же самое. Не знаю, насколько он готов откровенничать со мной, он давно уже не обсуждает со мной ничего личного.

– Ну конечно, я буду рада с ним поговорить, когда он захочет, – Хелена Луиза наклонилась и погладила меня по руке. – Только не торопи его, и со временем он сам все расскажет.

– Хорошо бы, – сказал я вполголоса, потому что Шон вернулся.

Хелена Луиза встала:

– Ну, mes amis, приятно было с вами повидаться, но работа зовет. Дебби вот-вот закатит истерику, ведь приближается обеденный час.

Она вернулась за прилавок. Посетителей и в самом деле становилось все больше.

– Да, нам пора, – сказал я и встал, держа оба поводка. – Я выведу Жизеля и Данте на улицу, а ты рассчитайся. И возьми что-нибудь на десерт, съедим за ужином.

– Хорошо. Я мигом, – Шон направился к прилавку.

Снаружи стало еще теплее от полуденного солнца. Я с удовольствием направлялся домой с намерением отдохнуть и выкинуть на время из головы предстоящее чаепитие.

Шон вышел, держа в руках картонную коробку, перевязанную шнурком. Он забрал у меня поводок Данте, и мы зашагали обратно в сторону библиотеки.

– Что ты купил?

Шон улыбнулся:

– Увидишь. Хелена Луиза уверена, что тебе понравится.

– Не сомневаюсь.

Данте натянул поводок. Он принюхивался, и я понял, что ему нужен кустик, чтобы задрать лапу. Мы остановились в подходящем месте, и Дизель наблюдал за ним с большим интересом. Когда мы двинулись дальше, Шон сказал:

– Ты ей явно нравишься.

– Кому, Хелене Луизе? – Я пожал плечами. – Я знаю ее со школы, они дружили с твоей мамой.

– Да понятно, что вы дружите, пап, – Шон покачал головой. – Я про другое. Ты ей нравишься, ну… всерьез.

– Да?

– И это все, что ты можешь сказать? – удивленно воскликнул Шон.

– По-моему, она очень милая, – я не мог понять, просто так он спрашивает или огорчен, что после смерти его матери я пользуюсь вниманием другой женщины.

– Вы встречаетесь?

– Нет. Я подумывал, не пригласить ли ее на свидание, но боюсь рисковать нашей дружбой.

Что он на это скажет? Минуту, не меньше, Шон молчал.

– Пап, прошло почти четыре года. Я думаю, мама бы не хотела, чтобы ты всю жизнь горевал, – сказал он, не глядя на меня. – Сходи с ней куда-нибудь…

У меня перехватило горло, и я не сразу смог ответить.

– Я подумаю. Ты точно не возражаешь, чтобы я с кем-нибудь встречался?

– Не возражаю, и Лаура тоже. Мы с ней волнуемся за тебя, – Шон искоса посмотрел на меня.

– У меня все в порядке, честное слово. Нам всем трудно без мамы… Не проходит и дня, чтобы я о ней не думал. Она всегда со мной.

– Еще бы, пап, – проговорил Шон хрипло, и на секунду мне показалось, что он готов заплакать. – Я тоже все время думаю о ней.

Остаток пути мы проделали в тяжелом молчании. По крайней мере, для меня оно было тяжелым. Шон казался погруженным в собственные мысли, а мне не хотелось говорить о чем-то еще. И о его уходе с работы спрашивать сейчас явно было не время.

Я посматривал на Дизеля и всякий раз встречал его взгляд. Думаю, он почувствовал, что я взволнован, и решил за мной присматривать. Он мяукнул, и я погладил его по голове, чтобы успокоить. Данте не обращал на нас внимания. Он все время вынюхивал что-нибудь интересное, и Шону приходилось напоминать ему, что нужно идти дальше.

Когда мы вернулись домой, Шон отнес коробку на кухню, я подождал, пока он вернется, и спросил, какие у него планы на день.

– Никаких, – ответил Шон. – Если можно, я бы посидел за компьютером, проверил почту…

Данте вился у его ног.

– Конечно, в любой момент, – сказал я. – Мне после праздников настроили вай-фай, – я назвал ему пароль. – Сигнал ловится даже во дворе.

– Вот здорово. Я привез ноутбук. Пойду проверю! – Он взбежал мимо меня по лестнице, а Данте его обогнал.

– Я вернусь не позже шести, – крикнул я ему вслед, но он то ли не услышал, то ли просто не отреагировал.

Я тоже поднялся по лестнице. Дизель куда-то пропал, ушел, наверное, проведать лоток и подкрепиться. Мне хотелось побыть одному и отдохнуть перед чаепитием у Делакортов.

Без четверти четыре мы с Дизелем отправились в особняк Делакортов. Они жили в самой старой части Афин, где в начале XIX столетия селились основатели города, когда разбогатели на торговле хлопком. Многим семейства до сих пор жили в особняках того времени, хотя капиталы у большинства были уже не те, что два с лишним века назад.

Когда мы свернули на улицу, где находился дом Делакортов, мне вдруг показалось, что я узнаю это место. На минуту я растерялся, но потом сообразил, что бывал тут со школьными экскурсиями, когда мы проходили историю Гражданской войны. В старый особняк Ханикаттов на углу пускали туристов, там сохранилась большая часть старинной мебели, портреты и прочие семейные реликвии. Миссис Питтман, моя учительница истории, была потомком этого рода и любила приводить учеников в дом своих предков.

Особняк Делакортов, отделенный от улицы просторным садом, был, пожалуй, самым большим. Это солидное здание в неоклассическом стиле, который так любили на Юге перед войной, не раз достраивали; соседние особняки были вдвое меньше. Новое удачно сочеталось со старым, и в целом результат выглядел внушительно.

Я свернул на обсаженную дубами аллею, ведущую к дому. У дома аллея разделялась надвое: одна ее часть огибала здание сзади, другая заканчивалась кольцом у парадного входа. По ней я и поехал, и остановился в нескольких шагах от дорожки, ведущей к крыльцу.

Мы с Дизелем вышли из машины, поднялись по лестнице и остановились перед внушительной входной дверью. Я постучал дверным молотком.

Почти тут же двери распахнулись; за ними стоял высокий сухопарый человек, лет семидесяти, в темном костюме.

– Добрый день, – сказал он, отступая в сторону и нахмурился, глядя на Дизеля. – Вы, вероятно, мистер Чарльз Гаррис. Со спутником, – он закрыл за нами дверь. – Мистер Делакорт вас ожидает.

– Спасибо, – ответил я. – Это Дизель.

Кот мяукнул, но лицо дворецкого не смягчилось.

Остановившись у входа, я благоговейно посмотрел вокруг. Казалось, сейчас из какой-нибудь комнаты выпорхнет Скарлетт О’Хара, восклицая: «Я подумаю об этом завтра!»

Я посмотрел на роскошную мраморную лестницу и вздрогнул: либо мне померещилось, либо по ней и в самом деле спускалась дама в платье с кринолином.

 

Глава шестая

Над ступеньками покачивалась зеленая юбка-колокол. Казалось, что дама вот-вот упадет, но ей как-то удавалось поддерживать свои юбки так, чтобы избежать падения.

Дворецкого и меня с котом она как будто не замечала. Спустившись, она остановилась, расправила платье, а я смог рассмотреть ее лицо. Она была примерно моих лет. У нее были светлые волосы, а кожа на скулах натянута так туго, что ей, наверное, было больно улыбаться. Она была болезненно худа.

Дворецкий сделал шаг вперед.

– Сударыня, разрешите представить вам мистера Чарльза Гарриса со спутником, – его британский выговор звучал как издевка. Он был явно не в восторге от того, что по дому разгуливает кот.

Он повернулся ко мне:

– Мистер Гаррис, позвольте вам представить миссис Хьюберт Моррис.

Миссис Моррис приветствовала меня кивком. Ее волосы, заплетенные в косу, такую же тощую, как она сама, были уложены в кривой пучок на затылке. Она посмотрела на Дизеля:

– У нас в доме нет ни крыс, ни мышей.

Странная логика. Она что, решила, что я пришел ловить мышей, а Дизель мой помощник? Не успел я ответить, как она снова заговорила:

– Трутдейл, я дописала приглашения на летний охотничий бал. Проследите, чтобы их сейчас же доставили.

Я никогда не слышал о том, чтобы в Афинах устраивали летний охотничий бал. В высших кругах общества я, конечно, не вращался, но все равно это было странно.

Дворецкий ответил: «Да, сударыня». Миссис Моррис развернулась, снова подхватила юбки и устремилась к двойным дверям неподалеку. Трутдейл успел ее опередить, распахнул их, а потом бесшумно закрыл за ней.

– Мистер Делакорт ожидает вас в библиотеке, мистер Гаррис. Прошу сюда, – Трутдейл зашагал через холл, мимо дверей, за которыми только что исчезла миссис Моррис.

Роскошные персидские ковры, лежавшие на мраморном полу, приглушали звук наших шагов. Изящные консоли вдоль стен были украшены восточными фарфоровыми статуэтками, на стенах висело несколько великолепных пейзажей. Обстановка была пышной, но без вульгарности.

Я рассеянно размышлял, была ли в середине XIX века мода на персидские ковры. Миссис Питтман, несомненно, огорчилась бы, что после всех ее экскурсий я этого не помню.

Трутдейл открыл еще одну двустворчатую дверь, мы вошли, и я увидел Джеймса Делакорта, сидевшего посереди комнаты за большим, украшенным резьбой письменным столом красного дерева. Столу было лет сто, если не двести.

Мистер Делакорт встал, неторопливо вышел из-за стола и пожал мне руку. Одет он был так же, как при каждой нашей встрече, в старомодный костюм. Лицо его казалось заострившимся, словно от болезни. Он заговорил, и его голос звучал устало:

– Добрый день, мистер Гаррис. И ты здравствуй, Дизель, – он наклонился и погладил кота. – До чего же он красив!

– Спасибо, – сказал я, а Дизель мурлыкнул.

Я огляделся. Комната была просторной. Вдоль стен тянулись высокие книжные стеллажи, немного не достающие до потолка. Между двумя глубокими эркерами стоял письменный стол, под окнами в эркерах также были устроены книжные полки. Все они были заставлены книгами. На одной стене стеллажи были застекленными – вероятно, именно там хранились самые редкие книги. В нескольких застекленных шкафчиках, должно быть, хранились и другие сокровища. Разумеется, мне не терпелось все это осмотреть.

– Найджел, мы присоединимся к остальным через несколько минут, – сказал мистер Делакорт. – Не ждите нас, подавайте чай.

– Слушаю, сэр, – ответил Трутдейл с легким поклоном и тихо вышел из комнаты.

– Садитесь, прошу вас, – мистер Делакорт предложил мне кожаное кресло, а сам вернулся за стол. Дизель лег на пол у моих ног.

– Через несколько минут вы увидите моих родственников. Полагаю, вы ни с кем из них не знакомы?

– Нет, но я только что видел миссис Хьюберт Моррис. Когда мы с Дизелем вошли, она спускалась по лестнице.

– И как Элоиза была одета? – грустно спросил мистер Делакорт.

– На ней было платье с кринолином, – ответил я.

Мистер Делакорт вздохнул.

– Жена моего племянника нередко… выпадает из реальности. Она прелестное создание и совершенно безобидна, но, когда рассудок ей изменяет, она любит наряжаться как Скарлетт О’Хара.

– Она выглядела очень мило, – я постарался быть дипломатичным. – Хотя я и подумал на секунду, что у меня галлюцинации.

– Люди часто так реагируют, – сухо заметил мистер Делакорт. – Муж Элоизы, Хьюберт – сын моей сестры. Дафна вдова. Они оба тоже будут пить с нами чай. Можно сказать, что это наш субботний семейный обычай, – он слегка улыбнулся.

– Замечательный обычай, – сказал я.

– Кроме них будут присутствовать Стюарт и Синтия, внуки двух моих покойных младших братьев. Они все живут здесь, в семейном гнезде.

– Буду рад с ними познакомиться.

– Особо обаятельным никого из них не назовешь, – с безжалостной прямотой сказал мистер Делакорт. – Хотя я сделал все, что мог, чтобы исполнить родственный долг, – на миг его лицо помрачнело. – Когда я думаю, что кто-то из них ворует у меня… От этой мысли я прихожу в ярость. После всего, что я для них сделал!

– А есть ли какие-нибудь догадки, кто это может быть? – Я почувствовал, что Дизель, встревоженный восклицанием мистера Делакорта, потрется о мою ногу. Я почесал ему спину.

– Пока нет, но Элоиза вне подозрений, – голос мистера Делакорта смягчился. – У нее бывают минуты просветления, и она далеко не глупа, но я уверен, что на такую подлость она не способна. Думаю, что моя сестра Дафна тоже в этом не замешана. Она так занята своим здоровьем, что все остальное ее просто не интересует.

– Она нездорова? – спросил я.

Мистер Делакорт фыркнул, и на его щеках вспыхнул сердитый румянец:

– Она уверяет, что больна, но я уверен – это одно из ее развлечений.

Я удивился, но быстро сообразил, о чем речь. Когда я заведовал библиотекой в Хьюстоне, то видел там двух посетителей, которые не реже чем раз в неделю приходили читать медицинские справочники. Оба были убеждены, что страдают целым букетом недугов, а на мой взгляд были в полном порядке – по крайней мере, в том, что касалось физического здоровья.

– Нет, ворует Хьюберт, Стюарт или Синтия. Кто-то из этих троих. Стюарт и Синтия быстро соображают и вполне могли спланировать что-то в этом роде, – мистер Делакорт замолчал и поморщился. – Хьюберт умом не блещет, но если нужно добыть денег не работая, он готов на все.

Я не знал, что сказать, поэтому просто кивнул. Дизель снова улегся у моего кресла.

Мистер Делакорт встал и обвел комнату широким жестом:

– А вот и моя коллекция. В понедельник я проведу для вас нечто вроде экскурсии. Если начну показывать сейчас, то к чаю мы сегодня не успеем.

– С нетерпением жду, когда смогу все здесь осмотреть, – сказал я. – Уверен, у вас есть потрясающие экземпляры.

– Есть, – согласился мистер Делакорт. – Много лет коллекция была для меня главной отрадой. Я вложил в нее всю душу. Книги – это удивительные произведения человеческих рук, – он покачал головой. – Не понимаю, почему сейчас все помешались на компьютерах… Что хорошего в буквах на экране? Разве можно отдохнуть, читая электронный текст? Впрочем, здесь я, как во многом другом, отстал от жизни.

– Тут вы не одиноки, – сказал я, тронутый его красноречием. – Некоторых электронные книги вполне устраивают, и я рад, что люди вообще читают. Но лично мне, конечно, приятнее держать в руках бумажную книгу.

Мистер Делакорт кивнул.

– Вот именно. Спасибо, Чарли, что согласились мне помочь, – он двинулся к дверям. – А теперь пойдемте пить чай.

Мы с Дизелем пошли за ним к двери и затем через холл проследовали в гостиную. Но комната была так роскошна, что это название казалось для нее слишком скромным. Скорее это был парадный зал – размером не меньше библиотеки, с эркерами и обставленнный старинной и, очевидно, очень дорогой мебелью. Вокруг было столько красивых вещей, что глаза разбегались. Вслед за мистером Делакортом я подошел к камину, перед которым стояли два больших дивана, между ними – длинный резной стол из розового дерева. Рядом стояли еще несколько стульев и небольшая кушетка, развернутая к камину.

Войдя в гостиную, мы услышали негромкий разговор, но когда мистер Делакорт встал перед камином и оглядел родственников, все смолкли. Мы с Дизелем остановились в нескольких шагах и стали ждать, когда нас представят.

Я рассматривал собравшихся. Первой я заметил Элоизу Моррис. Она сидела между диванами, пышное платье, вероятно, скрывало какой-нибудь табурет, потому что спинки стула не было видно.

На диване, справа от нее, сидел ее муж Хьюберт – примерно моих лет, в старом костюме, заношенном и лоснящемся. Темные волосы до плеч были зачесаны назад, а на концах подкручены, как у Марло Томас в сериале «Эта девушка». Лицо у него было заурядное, такое легко останется незамеченным не только в толпе, но даже если народа будет немного.

В углу другого дивана сидела пожилая женщина с морщинистым лицом – очевидно, мать Хьюберта, Дафна, и одной рукой потирала лоб, а другой держалась за шею. Ее порыжевшее черное платье знавало лучшие времена. Дафна была удивительно похожа на своего брата Джеймса.

Последние два члена семьи, внучатые племянник с племянницей, сидели на стульях за спиной у Хьюберта Морриса. Им обоим на вид было лет сорок или чуть меньше. С племянницы, Синтии Делакорт, можно было бы рисовать Снежную королеву; блондинка в синем платье холодного оттенка, она, казалось, не замечала никого и ничего вокруг. Ее двоюродный брат, Стюарт Делакорт, тоже светловолосый, был ее полной противоположностью. Он разглядывал нас с Дизелем, блестя глазами и заинтересованно подавшись вперед, а в пальцах без остановки вертел какой-то небольшой предмет. Ростом он явно уступал Синтии: они сидели на одинаковых стульях, но она была выше.

– Сегодня к нам на чай пожаловал гость. Даже два гостя, – с улыбкой сказал мистер Делакорт. – Это мистер Чарльз Гаррис. Он библиотекарь в Афинском колледже, а также работает в городской библиотеке и много раз мне там помогал.

– То-то я смотрю, знакомое лицо, – Стюарт Делакорт кивнул. – Наверное, я вас видел в кампусе. Я доцент на кафедре химического факультета.

Не успел я ответить, как Джеймс Делакорт продолжил:

– Это Стюарт, внук моего покойного брата Артура. Рядом с ним Синтия, внучка моего брата Томаса.

Синтия царственно склонила голову, но ее взгляд не выразил ни капли интереса ни ко мне, ни к Дизелю.

Мистер Делакорт представил остальных:

– С Элоизой вы знакомы. А это Хьюберт, ее муж и мой племянник, и его мать, моя сестра Дафна.

– Всем добрый день, – сказал я. – Очень рад с вами познакомиться и позвольте представить моего друга, – я погладил Дизеля по голове. – Это Дизель, мейн-кун, ему почти три года.

Дафна Моррис перестала тереть лоб и завороженно уставилась на Дизеля:

– Это кот? – ее голос был еле слышен.

– Да, сударыня. Мейн-куны вообще крупные, а Дизель очень большой даже для своей породы.

Тут Элоиза, шурша юбками, подала голос:

– Я считаю, что китайский чай лучше, чем индийский. «Дарджилинг» я совершенно не выношу, а вот «Лапсанг сушонг» обожаю.

– Заткнись, Элоиза, никому не интересно, какой ты чай любишь, – у Хьюберта был тонкий визгливый голос, и я поразился тому, сколько ненависти в нем звучало.

Дафна, снова потирая лоб, почти простонала:

– Хьюберт, миленький, умоляю. У меня сегодня страшно болит голова, ты же не хочешь, чтобы мне стало хуже?

– Дорогая тетя, не обращайте внимания на Хьюберта. Это у него такое дурацкое развлечение – кричать на бедную Элоизу, чтобы позлить нас.

– А тебя я на днях видел с девятнадцатилетним мальчиком, – Хьюберт развернулся на стуле и злобно взглянул на Стюарта. – И это уже не дурацкое развлечение, а отвратительное. Родители паренька хотя бы знают, что он связался с человеком вдвое старше? Мне на тебя смотреть противно.

Мы с Дизелем попятились от этой безобразной сцены. Дизель спрятался за мои ноги, и я сам был готов бежать из комнаты. Кажется, эти люди понятия не имеют, что можно говорить при посторонних, а что нельзя.

Элоиза принялась напевать, Стюарт что-то рявкнул Хьюберту в ответ, а Дафна еще громче застонала. Я смотрел с отвращением, но не в силах оторваться, и вдруг услышал, как мистер Делакорт захрипел.

Его лицо покраснело, он задыхался и держался за грудь, и я со страхом понял, что ему плохо с сердцем.

 

Глава седьмая

Мистеру Делакорту нужна была помощь, я бросился к нему, но меня отпихнула Синтия, и я ухватился за каминную полку, чтобы не упасть. Я вспомнил, что Хелена Луиза говорила, что Синтия – медсестра. Мысль, что мистеру Делакорту будет оказана профессиональная помощь, меня успокоила.

Синтия достала из кармана пиджака мистера Делакорта пузырек, быстро открыла его и вытряхнула на ладонь маленькую таблетку. В следующую секунду она сунула таблетку ему под язык.

Еще секунду дыхание мистера Делакорта оставалось тяжелым, но постепенно он успокоился, лицо порозовело. Синтия взяла его под руку, подвела к дивану, где сидел Хьюберт, и усадила. Мистер Делакорт кивнул ей снизу вверх, и она отступила в сторону.

– Спасибо, Синтия, – слабым голосом произнес он.

Тут появился Трутдейл – может быть, его позвал кто-то из семьи? – и подал хозяину стакан воды. Мистер Делакорт улыбнулся и сделал глоток, Трутдейл смотрел на него, не скрывая тревоги. Синтия снова села рядом со Стюартом.

Все это время я чувствовал себя довольно неловко, а бедняга Дизель боялся высунуться из-за моих ног. Я заметил стул возле дивана, где сидела Дафна, и уселся на него, Дизель поставил передние лапы мне на колени, и я стал гладить его по голове и тихонько утешать.

Все молчали, и я переводил взгляд с одного члена этой странной семьи на другого, пока их внимание было приковано к мистеру Делакорту. Чувствовал ли кто-нибудь из них угрызения совести из-за того, что довел его до приступа? Потому что мне показалось, что именно их выходки и вызвали приступ.

Дизель сел рядом со мной, я продолжал его гладить.

Наконец, Дафна нарушила молчание:

– Джеймс, милый, как ты? – ее голос звучал неуверенно.

Мне бы не хотелось, чтобы на меня смотрели так, как Джеймс Делакорт на сестру. Она съежилась в углу дивана и отвела глаза, я тоже отвернулся на секунду, очень уж неприкрыто проявились их чувства друг к другу.

Мистер Делакорт снова заговорил, уже громче и не без яда в голосе:

– Дафна, как я могу себя чувствовать, когда вы позорите меня и друг друга перед гостем? Вы все должны извиниться перед мистером Гаррисом за свое отвратительное поведение.

Мне захотелось забиться под диван: Хьюберт смотрел так злобно, словно это я был во всем виноват, Стивен разглядывал то, что зажал в кулаке, Дафна ко мне даже не повернулась, а Элоиза пребывала где-то в собственном мире. Синтия смерила меня таким холодным взглядом, что я с трудом усидел на месте. Я терпеть не мог подобные выяснения отношений и всерьез задумался, хочу ли помогать мистеру Делакорту с инвентаризацией, потому что видеть это семейство каждый день – определенно выше моих сил.

Извиняться никто не стал, и я был этому даже рад: лучше уж сделать вид, что ничего не произошло.

– Принести вам еще что-нибудь, сэр? – Трутдейл все еще маячил за хозяйским плечом.

– Чаю, – ответил мистер Делакорт. – Мистер Гаррис, хотите чаю?

Я на секунду замешкался, потом взял себя в руки и сказал:

– Да, благодарю. Со сливками и двумя кусочками сахара.

Все в той же тишине Трутдейл сделал нам чай. Я негромко поблагодарил его, он едва заметно поклонился и вернулся к дивану, на котором сидел мистер Делакорт. Тот спокойно сделал глоток чая, помолчал, потом сказал:

– Я пригласил мистера Гарриса и Дизеля, чтобы вы познакомились с ними. Мистер Гаррис – специалист по редким книгам и каталогам, и я поручил ему работу с моей коллекцией. Слишком давно я не устраивал там инвентаризации, вот и решил привлечь профессионала.

Все на меня уставились, и мне снова стало ужасно неловко. Я смотрел на каждого по очереди с мыслью, что вора, возможно, выдаст настороженная поза или выражение, но мне не повезло. Если расхититель коллекции и был среди них, он себя не выдал. Элоиза оставалась погруженной в свою реальность, а лица остальных были совершенно непроницаемыми.

Вдруг я понял, что молчание затянулось. Мистер Делакорт выжидательно смотрел на меня.

– Я буду рад поработать с коллекцией, – сказал я, пожалуй, слишком воодушевленно. – Не сомневаюсь, что она очень интересная, – я запнулся, не находя, что бы еще сказать. – Да, и я буду приводить с собой Дизеля. Ручаюсь, он никому не помешает. Он привык всюду ходить со мной, а я привык, что он рядом.

Тут я сурово велел себе заткнуться и прекратить болтать.

– Дизель у нас желанный гость, – сказал мистер Делакорт тоном, не допускающим возражений. – Мне очень не хватает кошки в доме.

– А на обед я, пожалуй, хочу салат с тунцом, – заявила Элоиза, вспорхнула с табурета и устремилась к дверям.

Хьюберт скривился, потом негромко обратился к дяде:

– Ее давно пора сдать в Уитфилд, дядя Джеймс. С каждым днем она ведет себя все более странно, неужели вы не замечаете?

От этих разговоров о семейных делах мне захотелось провалиться под землю. В Уитфилде, недалеко от Джексона, столицы штата, находилась государственная психиатрическая лечебница.

– Вздор, – отрезал мистер Делакорт. – Это всего лишь небольшие причуды. Здесь Элоиза чувствует себя прекрасно. И я больше не хочу это обсуждать, Хьюберт.

Хьюберт перевел взгляд на меня:

– А вы что скажете? Как по-вашему, это небольшие причуды, или она сумасшедшая?

Стюарт избавил меня от необходимости отвечать:

– Ну, конечно, сумасшедшая, Хьюберт. Разве женщина в здравом уме вышла бы за тебя замуж? – И он засмеялся.

– Стюарт, не надо так говорить, – Дафна тяжело вздохнула. – Ты же знаешь, как это меня огорчает.

– Прошу прощения, тетя Дафна, – с сарказмом ответил Стюарт. – Надеюсь, вы не собираетесь упасть в обморок? Принести вам нюхательные соли? Или сразу вылить ведро воды на голову?

– Прекратите немедленно! – лицо мистера Делакорта снова покраснело, он часто дышал.

Неужели они нарочно стараются довести его до приступа? Я боялся, что, если и дальше так пойдет, они своего добьются. Трутдейл героически не отходил от хозяина; я надеялся, что нитроглицерин больше не понадобится.

– Прошу прощения, – пробормотал Стюарт, но без особого раскаяния.

Хьюберт злобно смотрел на дядю. Дафна сидела на диване в полном изнеможении. Может быть, она и в самом деле на грани обморока? Никто, кроме меня, похоже, не обращал на нее внимания.

Дизель тронул меня лапой за ногу, я посмотрел на него и встретил внимательный взгляд. Он всегда чувствовал общее настроение, и здесь ему не нравилось. Эта внутрисемейная пикировка смутила нас обоих. Я опять его погладил, чтобы успокоить.

Я пытался придумать, как бы нам обоим выбраться из этого неприятного положения, но в голову приходил только один способ – встать и заявить, что мы уходим.

Как ни странно, обстановку разрядила Синтия Делакорт.

– У вас, наверное, очень интересная работа, мистер Гаррис. В колледже большое собрание редких книг?

Я с благодарностью улыбнулся ей.

– Да, у нас есть коллекция книг первых американских типографий, много первых изданий с автографами писателей южных штатов, особенно здешних, из Миссисипи. Еще в колледже хранятся архивы нескольких выдающихся выпускников. А еще небольшое собрание дневников времен до и после Гражданской войны.

– Вроде литературного дневника Мэри Бойкин Честнат? – оживился мистер Делакорт.

– Да, очень близкие по содержанию, но, разумеется, менее известные, – я улыбнулся. – Когда я был куратором этого собрания, несколько аспирантов с кафедры истории защитили по ним диссертации, но ни один из дневников не опубликован.

Я ответил мистеру Делакорту и Синтии еще на несколько вопросов о том, что есть в архивах. Ни Хьюберт, ни Дафна не проявили ни малейшего интереса к теме нашего разговора: Дафна то расправляла платье, то потирала виски, а Хьюберт угрюмо пил чай. Стюарт был, похоже, занят мобильным телефоном, но хотя бы не разговаривал по нему – соблюдал видимость приличий.

Я поглядывал на часы над каминной полкой. Минуты еле-еле ползли, и я размышлял, когда нам с котом можно будет ретироваться, чтобы это не показалось невежливым. С большей частью собравшихся я бы обошелся без церемоний, но мне не хотелось ответить грубостью на гостеприимство мистера Делакорта. Не зря у меня в роду несколько поколений южных дам; мои прабабки перевернулись бы в гробу, если бы я в гостях обидел хозяина, и неважно, что перед этим произошло.

Через полчаса я решил, что правила хорошего тона соблюдены, и поставил пустую чашку на поднос. Дождавшись паузы в разговоре, я повернулся к мистеру Делакорту и сказал:

– Спасибо, что пригласили меня, но, пожалуй, я уже злоупотребил вашей добротой, – я встал, Дизель потерся об мои ноги. – Мы с Дизелем будем рады вас видеть в понедельник.

Мистер Делакорт медленно встал. Выглядел он довольно усталым, но в голосе звучала сталь. Он протянул мне руку, и я ее пожал.

– Приходите в девять, Чарли.

– Хорошо, сэр. До встречи.

Я кивнул на прощание остальным, и Трутдейл бесшумно вышел, чтобы проводить меня. В гостиной было тихо, но как только мы вышли и Трутдейл закрыл за нами дверь, до меня донесся сердитый мужской голос. Наверно, мистер Делакорт объяснял родственникам, как следует вести себя при гостях.

Мы с Дизелем направились домой, и меня мучил вопрос – приходить в понедельник или все-таки держаться подальше от этого неприятного и в высшей степени странного семейства.

 

Глава восьмая

Оказавшись дома, в тишине кухни, я наконец расслабился. Даже Дизель, повеселев, потрусил в кладовку. Я сел за стол и попытался собраться с мыслями и решить, как быть с ужином.

Я с удивлением заметил, что настенные часы показывают только четверть шестого. Чаепитие у Делакортов, оказывается, продолжалось вовсе не сто лет.

Встав, чтобы заглянуть в холодильник, я увидел записку под магнитом. Послание от Шона было лаконичным: он все еще не отдохнул с дороги и ушел наверх, спать. О своем ужине он позаботится сам, когда проснется.

Я положил записку на стол и нахмурился. Путешествие, наверное, и правда утомило Шона, и я подозревал, что до отъезда из Хьюстона он много недель плохо и мало спал. Но, возможно, это был способ избежать расспросов о том, почему он бросил работу и приехал в Афины.

Если бы он только доверился мне! Меня тревожило, что он держится со мной так сухо и отстраненно. Когда-то мы были друг к другу ближе, но как вернуть те времена?

Эти мысли и занимали меня, пока я ужинал. Дизель составил мне компанию и не отходил, пока я ел – отчасти в надежде выпросить кусочек жареной курицы. Я, как всегда, был благодарен и рад его обществу. Людям, у которых нет домашних животных, не понять, как глубоко мы, хозяева, привязаны к питомцам, а они к нам.

В девять часов вечера Шон так и не появился, и я отправился спать. Дизель, как ни странно, не разыскивал ни его, ни Данте. Вообще-то ему нравится общество, но в этот вечер он от меня не отходил. Он вытянулся на своей половине кровати и крепко спал.

Я погасил свет и попытался последовать его примеру, но сон не шел, я не мог унять сумятицу в мыслях. Полчаса с книжкой вернули мне спокойствие, и я задремал.

Проснувшись, я обнаружил, что Шон уже побывал на кухне. Кофейник был наполовину полон, на столе лежала воскресная газета. Его машина по-прежнему стояла перед домом, но его самого не было ни на первом этаже, ни на веранде.

Мы с Дизелем позавтракали вдвоем, я просмотрел газету. Поднимаясь наверх, чтобы переодеться перед тем, как пойду в церковь, я посмотрел на дверь в комнату Шона, надеясь, что мне удастся с ним поговорить. Но дверь была закрыта, и, если он снова заснул, я не хотел его будить. Может быть, застану его, когда вернусь.

Я оставил на холодильнике записку, где я и когда меня ждать обратно. В прихожей Дизель с надеждой смотрел, как я направляюсь к двери, но церковь была, пожалуй, единственным местом, куда я его не брал. Я его погладил и объяснил, что скоро вернусь, а он что-то проворковал ответ. Думаю, он прекрасно понимал, что его оставят дома, но не удержался, чтобы еще раз не проверить мою силу воли.

По случаю весенних каникул народа на межконфессиональной службе в церкви колледжа было немного. Главной темой проповеди священник выбрал терпение – именно то, о чем мне полезно было вспомнить, особенно в отношении Шона. Я внимательно слушал и к концу проповеди почувствовал себя готовым принять ситуацию с сыном.

Домой я шагал в умиротворенном и даже приподнятом настроении, тем более что день выдался чудесный. Закрывая за собой входную дверь, я услышал звуки из кухни.

Шон в поношенных спортивных трусах и дырявой фуфайке стоял у плиты спиной ко мне. Дизель и Данте сидели рядом на полу и с живейшим интересом наблюдали за ним.

– Привет, Шон, – сказал я. – Как самочувствие?

– Получше, – ответил он, не оборачиваясь. – Я решил заняться обедом, чтобы освободить тебя хоть раз от готовки. Ничего особенного, но я думаю, что тебе понравится.

Пахло очень соблазнительно. Я подошел к плите посмотреть, что он готовит. На большой сковороде тушились четыре обжаренные куриные грудки с нарезанными помидорами, луком и брокколи. Шон добавил щепотку соли и перца, хорошенько все перемешал и накрыл сковородку крышкой.

– Минут через двадцать будет готово, – сказал он и отошел от плиты. – В принципе, это и есть обед, но если хочешь чего-нибудь добавить, в холодильнике полно салата.

– Того, что ты приготовил, вполне хватит, – ответил я. – Пахнет изумительно. Я и не представлял, что ты такой кулинар, думал, ты обедаешь в ресторанах.

Шон поскреб щетину на подбородке.

– Да, но мне надоели рестораны. И денег жалко. Пришлось освоить несложные блюда, – он прошел мимо меня. – Пойду быстро приму душ и побреюсь, а ты помешай еще пару раз, окей? Я минут через двадцать спущусь.

Данте весело побежал за ним.

– Ладно, – я нахмурился, глядя вслед Шону, немного огорченный его холодностью.

Но я постарался не слишком поддаваться этому чувству. Снял пиджак, повесил на спинку стула, ослабил галстук и засучил рукава. Дизель поглядел на меня и ушел в кладовку. Когда Шон, как и обещал, вернулся через двадцать минут, я стоял у плиты, помешивая мясо на сковородке. Данте бежал рядом с хозяином и смотрел на него, задрав голову.

Вымытый и выбритый, в джинсах и белой рубашке Шон выглядел теперь намного лучше. Теперь я мог рассмотреть его, и мне показалось, что выглядит он отдохнувшим. На лице уже почти не оставалось следов усталости, которые были заметны накануне.

Он встал рядом и заглянул в сковородку.

– Ну, все. Надеюсь, ты готов приступать. Я точно не откажусь.

От него пахло чистотой и мылом, и только рубашка чуть заметно отдавала сигарой.

– У тебя одежда дымом пропахла, – сказал я на автомате.

Шон выпрямился и отступил в сторону.

– И что, ты собираешься меня каждый день за это пилить? Если хочешь, я буду выходить курить нагишом, тогда и одежда вонять не будет.

– Не кипятись, – сказал я. – Я не жаловался и не говорил, что ты воняешь.

Тут я понял, что на самом деле все-таки жаловался. Пока Шон так обидчив, нужно осторожнее подбирать слова.

– Да ну? – Шон поднял бровь. Я навидался этого выражения лица, еще когда у него был переходный возраст, и терпеть его не мог.

– Правда. Я просто обратил внимание. Вспомнил деда, папиного отца. Он умер, когда тебе было три, так что ты его, наверное, не помнишь. Он тоже курил сигары до самой смерти, а прожил восемьдесят четыре года.

– Ишь ты, – ухмыльнулся Шон. – Тогда, выходит, это семейное.

– Только проявляется не в каждом поколении, – ехидно уточнил я. – Ну что, доставай тарелки, или возьмем пиалы? Я разложу твою стряпню.

Я достал из ящика шкафа большую ложку.

– Данте, сидеть, – строго сказал Шон пуделю, который суетился у его ног. Он подошел к буфету и достал тарелки. – В духовке чесночный хлеб. Когда ты освободишь плиту, я его выну.

Данте сел, Дизель подошел, обнюхал его, и по-кошачьи царственно уселся рядом. Оба внимательно смотрели, как я выкладываю на тарелки курицу и овощи. Шон принес ножи, вилки и салфетки, потом достал из холодильника бутылку пива. Я налил себе чаю со льдом.

Еда получилась вкусная, и я от души похвалил Шона.

– Расскажи свой рецепт Азалии, она их собирает.

Бровь опять взлетела вверх:

– Ага, как же. Спит и видит, как поучиться у меня готовить.

Он подцепил вилкой кусок курицы и отправил в рот. Интересно, это жизнь под одной крышей со мной так на него действует, что он превратился в подростка? Мне не нравились его развязные манеры.

– Ну-ка, не начинай грубить, – сказал я, стараясь, чтобы это прозвучало весело, а не строго, хотя, кажется, у меня не очень хорошо получилось.

– Да ладно тебе, пап. Я просто удивился. Азалия фантастически готовит, зачем ей такой простой рецепт? – Он указал пустой вилкой на тарелку.

Неужели мое предложение поделиться рецептом прозвучало слишком снисходительно? Тогда понятно, почему Шон ощетинился.

Я решил, что пора сменить тему.

– Вчера у Делакортов я замечательно попил чаю.

– И как они, совсем психи? – посмеиваясь, спросил Шон. – Твоя Хелена Луиза считает, что это очень странная семья.

– Хелена Луиза была права. Мистер Делакорт милейший, культурный человек. Но его родственники!.. – я вспомнил вчерашний день и покачал головой. – Вот, например, когда я входил в дом, по главной лестнице спускалась Элоиза Моррис, жена Хьюберта, племянника мистера Делакорта. И на ней было платье с кринолином прямо как в «Унесенных ветром», – я рассмеялся. – А когда она увидела нас с Дизелем, то заявила, что у них в доме нет крыс и мышей.

Шон расхохотался и на миг стал совсем мальчишкой.

– Да, это уже не странности, а полноценные заскоки! А остальные?

– В остальных хуже всего то, что они все время скандалят. Да еще при гостях. Очень неприятное впечатление, – я поморщился.

– Да уж, ты такого не любишь.

– Не люблю, – согласился я. – Хотя бы потому, что так себя вести неприлично. Теперь я даже не знаю, идти к ним завтра или нет.

– А почему бы и не сходить? – Шон казался недовольным, и я не мог понять, почему. – Какая разница, ты-то будешь работать в библиотеке? Если не останешься на обед, ты их, наверное, вообще не увидишь. А от чая в следующий раз можно и отказаться.

– Это верно, – видно было, что я не дождусь от сына сочувствия.

Но я понимал, что сочувствие мне ни к чему, и ощущал себя довольно глупо. Встреча с Делакортами все-таки выбила меня из колеи. Я собирался сказать об этом Шону, как вдруг заорала музыка. Воздух сотрясла песня группы «Queen» «Еще один повержен в прах».

– Извини, – буркнул Шон и вытащил из кармана джинсов мобильный телефон, посмотрел на экран и сквозь зубы добавил слово, которого я предпочел не расслышать. – Я сейчас.

Он вышел в холл, Данте выбежал за ним. Бедный пудель не мог прожить без Шона ни минуты.

Я встал, чтобы налить себе еще чая, и услышал, как Шон говорит по телефону; он недалеко отошел от двери, и я невольно услышал часть разговора:

– Прекрати мне звонить! Ничего я тебе не должен, и мне плевать, что ты думаешь.

 

Глава девятая

Налив себе чаю, я вернулся к столу. Здесь Шона не было слышно. У сына личный разговор, и мне никто не давал права подслушивать. Тут Шон вернулся, и было заметно, что он злится.

– Ты расстроен? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Звонят всякие придурки со старой работы, – он сел. – Данте, а ты что скачешь? Сидеть!

Пес сел, услышав суровый тон хозяина. Рядом со мной мяукнул Дизель, и я почесал его за ухом. Мне казалось, что расспросам про бывших коллег Шон не обрадуется, и я решил не напрашиваться на грубый ответ.

Шон посмотрел на еду почти с отвращением, будто разом потерял аппетит. Он встал, выкинул еду в мусорное ведро под раковиной, а тарелку поставил в мойку.

– Потом вымою, – сказал он, обошел стол и щелкнул пальцами: – Ну что, Данте, пойдем погуляем?

Пудель встал и завилял хвостом. Дизель навострил уши, он тоже знал слово «гулять».

– Если ты не против, Дизель хочет с вами, – сказал я.

– Отлично. Я посижу на веранде за домом, выкурю сигару, а ребята пусть погоняют во дворе.

– Хорошо, – я проводил взглядом его и «ребят», которые не отставали ни на шаг.

В остальном день выдался тихий. Я ответил на электронные письма, дочитал книгу. Через пару часов ко мне в комнату пришел Дизель, запрыгнул на кровать и сладко там проспал до ужина. На некоторое время и я составил ему компанию.

Вечером, спустившись на кухню, я обнаружил на холодильнике еще одну записку. Шон куда-то ушел, забрал Данте и велел не беспокоиться о его ужине. Я огорчился, но ничего не поделаешь: нужно дать Шону время самостоятельно разобраться в своих чувствах и справиться с проблемами. Нельзя забывать, что восстанавливать силы он пришел ко мне. Когда-нибудь – я надеялся, что этот момент настанет в ближайшее время, – он сам будет готов мне все рассказать.

Мы с Дизелем провели вечер в тишине, в моей комнате. Дизель еще поспал, а я почитал. Около восьми я услышал, как вернулся Шон. Моя дверь была открыта, но я зря надеялся: ко мне он не заглянул.

На следующее утро, часов в семь, когда мы с Дизелем спустились на кухню, там уже хлопотала у плиты моя домоправительница Азалия Берри. Ей было под шестьдесят, и двадцать из них она проработала у моей тети. В некотором смысле тетя Дотти оставила мне Азалию в наследство – вместе с домом. Когда я сюда переехал, Азалия встретила меня и объявила, что тетя Дотти поручила ей вести у меня хозяйство. На этом вопрос, с ее точки зрения, был решен. Моего мнения не спрашивали, но, признаться, я даже не ожидал, что присутствие домоправительницы настолько облегчает жизнь.

Особенно по утрам в понедельник, когда на столе меня ждала горка оладьев, нарезанная ветчина и чашка горячего кофе, а возле тарелки лежала газета.

– С добрым утром, Азалия, как поживаешь? – Я сел завтракать, а Дизель прошмыгнул в кладовку.

Азалия откликнулась, не отрываясь от плиты:

– Помаленьку, мистер Чарли, помаленьку. А вы как?

– У меня все отлично, – сказал я. – После такого завтрака весь день будет прекрасным.

– Мужчина должен утром как следует позавтракать.

Азалия положила оладьи на тарелку, добавила ветчины и поставила ее передо мной. – А если ваш сын будет и дальше разлеживаться, завтрак ему достанется холодный.

– Откуда ты знаешь, что… – начал я и сам сообразил. – Ну, разумеется – машина.

Азалия даже не стала отвечать, а повернулась обратно к плите.

– Я не знаю, спустится ли он к завтраку, – сказал я. – Он спит допоздна. Мне кажется, он переутомился на работе, и приехал отдохнуть. Кстати, он привез собаку, маленького пуделя. Его зовут Данте, – как обычно в разговорах с Азалией, меня несло от одной темы к другой.

– Все равно он должен обедать вовремя, – сказала та. – А собака пусть только попробует испачкать чистые полы, сразу отправится во двор.

Я украдкой улыбнулся, хотя Азалия все еще стояла ко мне спиной. У нее определенно были глаза на затылке и этим она напоминала мне мисс Тенни, мою учительницу в начальной школе, та тоже не пропускала ни одного движения в классе.

– Данте, кажется, умеет себя вести, и Шон исправно выпускает его во двор.

Дизель вернулся под стол и лег у моих ног. От Азалии он держался на расстоянии, а еще надеялся получить у меня кусочек оладьи или ветчины, но, если бы я решил поделиться своим завтраком с котом, Азалию бы это не обрадовало.

– Всем привет! Я понял, что вы здесь, мисс Азалия, потому что учуял что-то потрясающе аппетитное. Умираю с голоду, – Шон вошел на кухню. Данте побегал вокруг, увидел под столом Дизеля, радостно тявкнул и кинулся здороваться с приятелем. Дизель посмотрел на него и положил ему лапу на голову. Пудель улегся, и Дизель стал вылизывать ему ухо.

Шон выдвинул стул и сел. Он не побрился, но выглядел вполне прилично в джинсах и вчерашней рубашке с засученными на три четверти рукавами.

Азалия посмотрела на наших питомцев и покачала головой:

– Тоже мне, собака называется.

Шон засмеялся:

– Он очень славный. И обещаю, что от него не будет грязи.

– Смотрите мне, – предупредила Азалия. – Ешьте, завтрак стынет, – она пристально посмотрела на него. – Вам надо как следует есть, вон как щеки ввалились. Ну да я это исправлю.

– Вас понял, – Шон улыбнулся Азалии, и я увидел, как она перестала хмуриться. – Обожаю оладьи на завтрак. Но четвертый не нужен.

Он принялся за еду. Азалия с минуту смотрела, как он режет оладьи и густо поливает их сиропом, и довольная удалилась в комнату для стирки.

– Вкуснее оладьев в жизни не ел. Ну, не в жизни, но с Рождества точно, – Шон положил себе еще.

Теперь придется быть начеку: как бы не набрать лишнего веса, если Азалия возьмется откармливать Шона. Я и так сражался с растущим брюшком, потому что калорий она не считала – не могу сказать, что я был в претензии, но зарядку теперь делал чаще, чем до переезда в Афины.

Шон посмотрел вниз:

– Нет, Данте, я тебе ничего не дам. А то Азалия нам обоим голову открутит.

Пудель сидел, полный надежды, а Шон продолжил завтракать. Я посмотрел, что делает Дизель; он все так же лежал у моих ног. Главное, чтобы они не попадались на глаза Азалии, и все будет хорошо.

– Спросишь насчет Делакортов? – поинтересовался Шон. – Твоя приятельница говорила, что Азалия у них работала. Может, она расскажет, сколько у них на самом деле в мозгах винтиков не хватает.

– У кого винтиков не хватает? – Азалия вернулась на кухню и услышала конец фразы.

– У Делакортов, – сказал Шон, прежде чем я успел ответить. – Нам сказали, что вы у них работали.

Азалия кивнула.

– Лет двадцать пять назад. Но недолго. Старая миссис Делакорт, мать мистера Джеймса и мисс Дафны, была сущим наказанием. Вечно ей все не нравилось. Как разойдется, так и кричит на всех с утра до вечера.

– Тогда понятно, что вы там не задержались, – сказал Шон.

– А с чего это вы вдруг спрашиваете про Делакортов?

– Джеймс Делакорт попросил меня провести инвентаризацию его собрания книг. Вчера я был приглашен к нему на чай и познакомился с его родственниками. – Я помолчал, подбирая выражение помягче. – Они вели себя довольно странно.

Азалия покачала головой:

– Вы бы поосторожнее, как к ним пойдете, мистер Чарли. Бывают же такие люди. Все до единого – оторви да брось… Один только был ничего: мистера Делакорта дворецкий. Вот он работящий. Если вам что понадобится, сразу к нему идите.

– Я вчера его видел, – сказал я. – Мне показалось, что он прекрасно исполняет свои обязанности. Но он, конечно, не из наших мест.

– Англичанин, кажется. Мистер Делакорт его давным-давно привез, когда бросил колесить по заграницам и вернулся домой в Афины. Говорят, он у себя в Англии в театре играл. Вот уж точно настоящий артист, может на себя такого виду напустить! – Азалия взяла кофейник и подошла к столу, чтобы снова наполнить наши чашки.

– Я буду работать с мистером Делакортом в библиотеке, и надеюсь, что с остальными буду встречаться нечасто.

– Вот и правильно, – сказала Азалия, ставя кофейник на место. – Только сдается мне, что они вас в покое не оставят. Зуб даю, начнут выспрашивать, чем это вы заняты. Чуть речь о деньгах, так у них ушки на макушке, а я слышала, что книги мистера Делакорта стоят очень много.

– Так и есть, – сказал я, помедлил, но все-таки поддался любопытству и спросил: – А что, Элоиза Моррис правда не в своем уме, или притворяется?

Азалия сложила руки на груди и некоторое время глядела на меня.

– Я ее помню совсем худенькой, того и гляди ветром сдует. В семнадцать лет она вышла за эту бестолочь, мистера Хьюберта – года за два до того, как я нанялась к старой миссис Делакорт. – Лицо Азалии смягчилось. – Всегда так вежливо со мной разговаривала. Вот уж не знаю, зачем она породнилась с этой семьей.

– А странности у нее уже тогда были?

Азалия имела привычку иногда забывать, о чем идет разговор, и я решил, что наводящий вопрос не помешает.

Она поморщилась.

– Говорят, ее мать много лет держали взаперти. Бывает, как скинет все с себя и разгуливает по плантации в чем мать родила. Мисс Элоиза, бедняжка, должно быть, в нее пошла.

– Тогда все понятно.

Мне стало жаль Элоизу Моррис.

– Сейчас у них в кухарках моя подружка Лорена, – сказала Азалия, – иногда рассказывает всякое. Если бы мистер Делакорт не платил ей по-царски, она давно бы оттуда ушла.

– По-моему, мистер Делакорт хороший человек, – заметил я. – Жаль, что у него такие странные родственники.

– Это яблочко тоже недалеко от яблони укатилось, мистер Чарли, – загадочно сказала Азалия. – Не слишком-то ему доверяйте.

 

Глава десятая

– Ну и почему это? – удивился я. – Я, конечно, мало что о нем знаю, но должен сказать, что ко мне он относится с уважением.

– Ну да, – кивнула Азалия, – воспитания у него не отнять. Но только на одних хороших манерах денег не заработаешь. Говорят, в делах он адский сатана, и попробуй кто ему помешать.

Я видел мистера Делакорта только в городской библиотеке и как-то забыл, что он бизнесмен. Впрочем, стальной характер за его вежливыми манерами чувствовался всегда.

– А сейчас он, наверное, ушел из бизнеса? – Шон положил вилку на опустевшую тарелку.

– Да, лет десять уж как, – ответила Азалия. – По-моему, ему тогда как раз стукнуло семьдесят пять.

– И как он обращается с родными? Так же, как раньше – с конкурентами? – спросил Шон.

Я не ожидал, что сплетни так живо заинтересуют Шона. Должно быть, он уже начал забывать о своих переживаниях. Азалия ответила:

– Ну, он им всем дал крышу над головой. Мисс Дафне, мистеру Хьюберту и мисс Элоизе прямая дорожка была бы в богадельню, если бы мистер Джеймс их не приютил, – она фыркнула. – Ох, и муженек был у мисс Дафны, горе горькое. И работать-то нигде не мог, а потом как запил, так уж и не просыхал. Утонул в бассейне. А мистер Хьюберт весь в папашу, разве что не пьяница.

Шон посмотрел на меня:

– Да, пап, приятное ты себе нашел общество, нечего сказать.

– Послушайте моего совета, мистер Чарли. Когда пойдете к ним в дом, вы с ними поосторожнее!

Череда приговоров, которые Азалия вынесла семейству Делакорт, тревожила меня все больше, но я постарался перевести разговор в шутку:

– Со мной будет Дизель, а он все равно что сторожевой пес.

Дизель, услышав свое имя, поднял голову и мяукнул. Азалия покосилась на кота, явно не воодушевленная моим спокойствием.

– Уж ростом-то он с лошадь, Господь свидетель, – она взглянула на часы. – Так, хватит мне языком чесать, пора запускать стирку. А вы не забудьте, что я сказала, – она направилась в комнату для стирки.

– Серьезно, пап, – сказал Шон, как только Азалия вышла. – Ты правда хочешь иметь дело с этой публикой? Чем больше я о них слышу, тем больше думаю, что сначала ты был прав. Может, позвонишь мистеру Делакорту и скажешь, что передумал?

– Некоторые сомнения у меня есть, это верно, – я свернул полотняную салфетку и положил ее рядом с тарелкой. – Но я решил, что справлюсь, если удастся свести общение с родственниками к минимуму.

– А если мистер Делакорт опять захочет, чтобы ты пил чай вместе с ними? Знаю я тебя, пап, ты так боишься кого-нибудь обидеть, что не сможешь отказаться.

Мне послышалось, или в его голосе звучало легкое презрение? Я возразил с некоторым раздражением:

– В том, чтобы вести себя прилично, нет ничего плохого. Мистер Делакорт – джентльмен. Если я вежливо откажусь, он не будет настаивать.

Шон закатил глаза:

– Мне ваших китайских церемоний не понять, но тебе виднее.

– Спасибо, – сказал я и встал. – А теперь, с твоего позволения, я приведу себя в порядок и поеду к Делакортам. Идем, Дизель.

– Счастливо! – крикнул Шон нам вослед.

Без нескольких минут девять я остановил машину в тени одного из громадных дубов, возвышавшихся по обеим сторонам аллеи перед домом Делакортов. Этому дубу явно была не одна сотня лет, и в саду я видел и другие такие же старые и массивные, все в гирляндах испанского бородатого мха. На миг я словно очутился в прошлом, в той эпохе, когда этот особняк был построен.

Гудки машин на соседней улице и мяуканье Дизеля вернули меня к реальности. Я взял сумку, и мы вышли из машины.

Я постоял немного, оглядывая фасад особняка, потом вдохнул поглубже и зашагал к крыльцу. Дизель шел рядом.

Не успел я постучать, как Трутдейл ее открыл.

– Доброе утро, мистер Гаррис, – он шагнул в сторону, пропуская нас с Дизелем, потом аккуратно затворил дверь за нами. – Мистер Делакорт ожидает вас в библиотеке.

Я читал немало английских детективов и знал, что с дворецким без церемоний не обойтись. Мы с Дизелем покорно двинулись за ним.

Трутдейл открыл дверь и возвестил:

– К вам мистер Гаррис, сэр. И его спутник.

Джеймс Делакорт поднялся из-за стола нам навстречу:

– Доброе утро, Чарли. И тебе, Дизель.

Глядя на кота, он улыбнулся. Я с радостью отметил, что выглядит он гораздо бодрее, чем в субботу.

– Доброе утро, мистер Делакорт, – сказал я, а Дизель мурлыкнул.

Мистер Делакорт рассмеялся:

– Какой прекрасный звук!

Он вышел из-за стола, чтобы погладить Дизеля.

Трутдейл негромко кашлянул, и я обернулся к нему.

– Не желаете чего-нибудь выпить, мистер Гаррис? – лицо дворецкого не выражало ничего, кроме почтения.

– Пока нет, спасибо, – ответил я. – Может быть, позже я попрошу воды, если это вас не затруднит.

– Ничуть, сэр, – Трутдейл слегка поклонился и повернулся к хозяину: – Сэр?

– Больше ничего не нужно, спасибо, Найджел, – мистер Делакорт знаком попросил дворецкого удалиться. – Если вы мне понадобитесь, я позвоню.

– Разумеется, сэр, – Трутдейл снова поклонился и вышел.

– Вы весьма пунктуальны, – сказал мистер Делакорт. – Я это ценю, – он вернулся за стол. – Прошу, располагайтесь.

Я сел в то же кресло, что и в прошлый раз, а сумку поставил рядом на пол. Дизель принялся обследовать комнату; я понаблюдал за ним, но у него не было привычки шалить – вряд ли он будет скакать по полкам, сшибая все на своем пути. Ему просто хотелось обнюхать комнату и узнать, что в ней есть.

Мистер Делакорт кашлянул, и я переключил внимание на него.

– Простите, сэр, – сказал я.

Я хотел заверить его, что Дизель ничего не тронет, но он заговорил сам:

– Не беспокойтесь. Своего кота я всегда пускал сюда, и никаких проблем не было, кроме разве что шерсти по углам. Итак, насчет инвентаризации, – продолжал он. – Я много лет веду опись коллекции и заношу туда все новые приобретения, – на столе перед ним лежали четыре тетради в твердых кожаных переплетах, каждая примерно в два пальца толщиной; он похлопал по этой стопке. – Наверно, надо было перевести их в электронный формат, но я не люблю всякую технику. Предпочитаю все делать по старинке. Так уж я привык.

– А копия описи у вас есть?

Мистер Делакорт, видимо, заметил тревогу на моем лице.

– Запасной экземпляр хранится в архиве у моего поверенного вместе с другими важными бумагами, – ответил он, посмеиваясь. – Раз в два месяца я вношу туда все изменения. Как раз собираюсь заняться этим в ближайшие дни. В прошлом месяце я сделал несколько покупок.

– Хорошо, чтобы была копия – неважно на бумаге или в компьютере, – сказал я. – Если хотите, я могу составить базу данных, чтобы у вас был и электронный каталог.

Я не стал говорить, что работать с электронным каталогом намного удобнее, чем с рукописным. Как же он сам ориентируется в этих четырех тетрадях? Неужели он помнит все книги из своего собрания, что и когда купил, что раньше, что позже?

Только теперь я осознал масштаб предстоящей работы. Как же мы будем искать книги на стеллажах? Разве что он все хранит в порядке поступления: на первой полке стоит книга, купленная раньше всех, за ней – вторая, и так далее, и в каждом шкафу все расставлено в том порядке, в котором все было приобретено. Или как-нибудь по-другому – лишь бы систематически. Иначе, инвентаризируя это собрание, я потону в хаосе.

Чемпионом по игре в покер мне не бывать… Мистер Делакорт не сводил глаз с моего лица, и в конце концов улыбнулся.

– Чарли, я знаю, о чем вы думаете: «Как он сам не путается?», верно?

– Да, сэр, отсутствие системы – это злейший враг библиотекаря.

– Не беспокойтесь, у меня своя система учета. Пускай не такая, как принято в городских библиотеках, но я пользуюсь ею пятьдесят с лишним лет, – он постучал по тетрадям. – В каждой тетради описано несколько стеллажей. Книги стоят в порядке поступления – так, кажется, это называете вы, библиотекари?

– Совершенно верно, – сказал я, чувствуя, как с души свалился камень. Но следующие слова мистера Делакорта снова заставили меня насторожиться.

– Раньше все сходилось с описью, – продолжал он, словно не услышав меня. – Но на прошлой неделе я обнаружил, что на некоторых стеллажах книги переставлены и там царит полный беспорядок.

 

Глава одиннадцатая

На то, чтобы снова расставить книги в порядке поступления, могли уйти дни, а то и недели. Плохо дело.

Кто-то отличался сообразительностью… Тот, кто поменял книги местами, явно знал, как организована коллекция. Вероятнее всего, это кто-то из членов семьи.

– Порядок нарушен на всем стеллаже?

– Не совсем, – ответил мистер Делакорт. – Просто некоторые книги оказались не на своих местах. Я заметил это, когда увидел одну из самых ранних покупок, «Массачусетскую книгу псалмов», на полке с изданиями, купленными лет, может быть, восемь назад.

У меня перехватило дух: «Массачусетская книга псалмов», стихотворный перевод псалмов на английский – самая старая из дошедших до нас книг, изданная в колониях Нового Света. Насколько мне было известно, от первого тиража, который был напечатан в 1640 году в Массачусетсе, в городе Кембридж, уцелело всего одиннадцать экземпляров. Даже если у мистера Делакорта было более позднее издание, это все равно впечатляло.

Мысли о книге так меня захватили, что я не без труда вернулся к разговору.

– Вы уже поняли, как сильно нарушен порядок?

– Нет, – ответил он. – Но на одной полке с псалтирью оказалось еще несколько томов, купленных в разные годы. Подозреваю, что перестановка достаточно основательная, – он помрачнел.

Я его понимал, а от его подозрений мне и вовсе становилось не по себе.

– Когда вы это обнаружили?

– В среду, – тут же ответил мистер Делакорт. – Я ненадолго отлучился в Нью-Йорк по делам и вернулся поздно вечером во вторник. На следующее утро зашел в библиотеку и понял, что в мое отсутствие кто-то хозяйничал на полках.

– Вы не спросили родных, чьих рук это дело? – Я постарался выбрать выражение поделикатнее.

– Естественно, спросил. Пока я был в отъезде, все оставались дома, – ответил мистер Делакорт. – Но родственники сказали, что ничего не знают. Я присматривался к ним как можно внимательнее, и только один, по-моему, лгал: Стюарт. В детстве и подростком он вечно проказничал. Я думал, что он повзрослел, но это очень похоже на его прежние выходки.

– Вот только на сей раз шутка обойдется дорого. Придется потратить много – и денег, и времени, – сказал я.

Дизель закончил первое знакомство с библиотекой и разлегся на полу рядом со мной. Я по привычке нагнулся и почесал его за ухом, а он тихонько замурлыкал.

– Вот именно, – лицо мистера Делакорта покраснело. Не так сильно, как в субботу, но достаточно, чтобы я начал опасаться повторения приступа.

– Не сомневаюсь, что мы быстро восстановим порядок в коллекции, – заявил я как можно увереннее.

– Очень на это надеюсь, – сказал мистер Делакорт, и сердитый румянец ушел с его лица. – Теперь вы, вероятно, понимаете, почему я боюсь, не пропало ли что-нибудь. Пока это кажется просто глупой шуткой…

Он замолчал, и я закончил его мысль:

– Но возможно, это вор пытался замаскировать последствия своих действий, чтобы пропажа не бросалась в глаза.

Мистер Делакорт кивнул. Тут мне пришла в голову одна мысль, из-за которой я почувствовал себя неловко.

– Я забыл задать один важный вопрос. Вы запираете дверь в библиотеку, когда уезжаете?

– Запираю. Запасной ключ есть только у Найджела, – он остановил меня жестом, – и даже не трудитесь спрашивать. Я уверен, что он ни при чем. Это кто-то другой.

Мистер Делакорт ясно дал понять, что возражений на эту тему он слушать не станет.

– Замок взламывали?

Мистер Делакорт покачал головой:

– Нет. Не представляю как, но мерзавцу… или мерзавке удалось раздобыть ключ.

Я кивнул.

– Первым делом нужно выяснить, пропало ли что-нибудь. Если произошла кража, вы сможете привлечь полицию.

– Мне бы не хотелось к ним обращаться, – мрачно сказал мистер Делакорт. – Не стану делать вид, что люблю своих родных, но полицейское расследование – вещь очень неприятная, и я хотел бы его избежать.

Спорить я не собирался. Не исключено, что всеми этими разговорами о краже он готовил себя к худшему, чтобы потом, когда выяснится, что все цело, вздохнуть с облегчением.

– Что ж, тогда, я думаю, пора начинать инвентаризацию, – сказал я. – Ах да, еще один вопрос. То, что в шкафчиках-витринах, тоже есть в описи?

– Нет, – ответил мистер Делакорт. – В основном там хранятся карты, письма и тому подобное. Для них у меня отдельный список. Сейчас эта часть собрания меня не беспокоит. Важнее всего – книги.

– Значит, с них и начнем, – я посмотрел на своего работодателя. – Я возьму первую тетрадь описи и начну сверять. Может быть, не все так уж плохо.

– Спасибо, Чарли, – мистер Делакорт слабо улыбнулся. – Я искренне рад вашей помощи. Признаюсь, я не находил в себе сил взяться за эту задачу в одиночку, а привлекать Найджела не хотел. У него хватает других обязанностей, и он бы волновался, что приходится пренебрегать ими, работая здесь.

– Счастлив помочь вам, – сказал я и встал. Я не стал лишний раз напоминать, что он назначил мне превосходный гонорар. – Итак, полка, на которой вы обнаружили беспорядок… Вы расставили книги обратно по местам?

– Я пытался, – ответил мистер Делакорт. – Но мысли путались от ярости, и я решил ничего не трогать, пока не найду помощника, – он помолчал. – Только «Массачусетскую книгу псалмов» вернул на место. Вот и все, что я успел.

Он вытащил из стопки на столе тетрадь и подал мне.

– С такой потрясающей коллекцией самое сложное будет сосредоточиться на работе и не разглядывать каждый том, – сказал я.

Мистер Делакорт кивнул:

– Понимаю вас. И обещаю, что, когда закончим, вы сможете приходить сюда в любое время и читать что захотите и сколько захотите.

– Спасибо, – я взвесил тетрадь с описью на ладони, она тянула фунтов на пять-шесть. – Да, и еще: думаю, мне не помешает знать, какие стеллажи записаны в какой тетради. Нужно было сразу спросить.

– Разумеется, – сказал мистер Делакорт. Он вышел из-за стола и направился к полкам справа от двери.

Первая книга стояла на верхней полке, тянувшейся вдоль всей стены, и дальше ранние приобретения выстроились ряд за рядом, до самого низа, где уже стояли книги, записанные во вторую тетрадь.

Работа предстояла тяжелая, но, признаться, меня это даже бодрило. Создавать порядок из хаоса – не в этом ли уже тысячи лет состоит призвание библиотекарей? Я встал перед первым стеллажом и раскрыл опись, а мистер Делакорт вернулся за стол. Он сказал, что займется пока письмами.

На первой странице тетради было написано только: «Собрание Джеймса С. Делакорта», и адрес его дома. Почерк был строгий, отчетливый, буквы ровные и аккуратные. А всю следующую страницу занимала первая запись. Я пробежал глазами сведения об экземпляре «Массачусетской книги псалмов» и тихонько присвистнул, увидев смехотворную сумму, за которую мистер Делакорт ее купил, но потом сообразил, что приобрел он ее пятьдесят лет назад. С учетом инфляции экземпляр не первого тиража обошелся ему достаточно дорого.

Я убедился, что книга стоит на своем месте, и поборол искушение снять ее и погрузиться в чтение. Перелистнул страницу и едва не выронил тетрадь: дальше значился трехтомник, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин, лондонское издание 1813 года. Это один из моих любимых романов, и у меня захватило дух от возможности подержать в руках первое издание.

Взглянув на полку, я понял, что удовольствие откладывается. Там стояла другая книга, сантиметров сорок в высоту. Безжалостное время стерло название на корешке. Эту книгу нельзя было брать голыми руками.

Я достал из-под кресла сумку, вынул из нее коробку с хлопчатобумажными перчатками и поставил на рабочий столик. С улыбкой я заметил, что Дизель занял мое место и спал, свернувшись калачиком.

Надев перчатки, я бережно снял книгу с полки, перехватил ее поудобнее, раскрыл и прочел название: «Анатомические таблицы», Бартоломео Евстахий, отпечатано в Риме в 1728 году, почти три века назад. Поразительно, что у нее, судя по всему, сохранился оригинальный переплет.

Я отложил книгу на рабочий столик рядом и вернулся к описи. Проглядев следующие двадцать пять – тридцать записей, я не нашел среди них этого издания. Тут у меня начала болеть голова – я еще отчетливее почувствовал, насколько громадная предстоит работа. Каждую книгу, обнаруженную не на своем месте, предстояло откладывать в сторону, разыскивать то, что должно было там находиться вместо нее, и так, пункт за пунктом, двигаться по всей описи. Хватит ли места на столике? Только одно давало мне некоторую надежду: может быть, у болвана, который все это устроил, не было времени переставить слишком много книг. Или ему это быстро надоело.

Я взял тетрадь и посмотрел, что мистер Делакорт написал о трехтомнике «Гордость и предубеждение». Книги были заново переплетены в темно-коричневую кожу, на корешках – зеленые кожаные этикетки, так что томики должны бросаться в глаза. Я отложил опись и стал прочесывать полки.

Мне попадалось много изданий, которые хотелось бы рассмотреть подробнее, но я собрал в кулак всю силу воли и не стал отвлекаться. Только через шесть стеллажей, среди книг из второй тетради, я обнаружил трехтомник Остин. К счастью, все три тома стояли вместе, между романами безвестных южных авторов, изданными перед Гражданской войной. Я забрал их оттуда, отнес на нужную полку, второй и третий тома поставил на место, но все-таки не удержался и открыл первый.

На меня повеяло ушедшей эпохой. Титульный лист потемнел и покрылся бурыми пятнами. Я долго смотрел на него: книга, увидевшая свет почти два столетия назад, остается актуальной и радует все новые поколения. Бережно и аккуратно я перевернул первую страницу и шепотом прочел знаменитое начало романа: «Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену».

Ни разу за всю жизнь я ничего не украл, но сейчас испытывал отчаянное желание сунуть трехтомник в сумку и утащить домой. Только настоящий библиофил поймет это чувство. Поддаться ему, разумеется, было немыслимо, но очень хотелось! Я закрыл книгу, постоял, держа ее в руках, затем поставил туда, где ей следовало находиться.

Взяв опись, я перешел к третьей странице: «Миддлмарч», Джордж Элиот, четыре тома, первое издание 1871–1872 годов. У меня вырвался невольный вздох. Еще одно из моих любимейших произведений, с тех давних пор, когда бесподобная доктор Мария Батлер вела у нас в Афинском колледже литературу. Кажется, за все годы учебы не было преподавателя, у которого я занимался настолько прилежно и с таким удовольствием.

«Хватит считать ворон, – сказал я себе, – соберись». Я посмотрел на полку; к счастью, «Миддлмарч» стоял там, где положено. Не желая снова бороться с искушением, я не стал его оттуда снимать. И перешел к четвертой записи.

Так я проработал два часа, увлеченно и не отрываясь, лишь иногда рассеянно гладил Дизеля по спине или голове – локтем, чтобы на перчатки не попала шерсть. Дизель вел себя образцово. Лишь однажды он приблизился к мистеру Делакорту, но тот не выказал неудовольствия, так что я не стал его отзывать.

Один раз нас ненадолго отвлекли. Примерно через час после того, как я начал работу, в комнату вошел дворецкий с подносом и поставил его на письменный стол перед мистером Делакортом.

– Ваш утренний чай, мистер Джеймс, – сказал он.

– Спасибо, Найджел.

Мистер Делакорт отложил бумаги, дворецкий налил ему чаю.

Я вернулся к работе, чтобы за утро успеть как можно больше. Дворецкий еще что-то сказал, но так тихо, что до меня едва донеслись слова: «вопрос, который мы недавно обсуждали, мистер Джеймс».

Мистер Делакорт ответил, не понижая голоса:

– Я уже все сказал, Найджел. Больше ни гроша. Выкручивайтесь, как хотите.

– Да, сэр.

Я услышал, как Трутдейл вышел из комнаты. Я стоял спиной к мистеру Делакорту и не оборачивался. Став невольным свидетелем их беседы, я мечтал притвориться, что меня здесь нет.

– Не хотите чаю, Чарли? – окликнул меня мистер Делакорт. – Может быть, сделаете перерыв на пару минут?

– Нет, спасибо. С вашего позволения, я продолжу. У вас тут столько потрясающе интересных книг, что невозможно оторваться, – от смущения я снова начал тараторить. Мне казалось, что разговор, который я слышал, был не предназначен для посторонних ушей.

– Как хотите, – сказал мистер Делакорт. – Если передумаете, я велю Найджелу принести чая или того, чего вам захочется.

Я поблагодарил его, вернулся к работе и быстро забыл обо всем.

К реальности меня вернул мистер Делакорт, похлопав по плечу и сообщив, что пора обедать. От неожиданности я едва не выронил тетрадь ему под ноги.

– А вы неплохо продвинулись, Чарли, – сказал он. – Даже не верится, что вы уже на середине первого стеллажа.

– К счастью, злоумышленник переставил пока не очень много книг, – я указал на тома, аккуратно разложенные на рабочем столике. – Вот эти оказались не на месте, и я пока не нашел, где они должны стоять. Надеюсь, что скоро начну возвращать их на полки, и у меня тут не соберется треть вашей коллекции.

– Я рад, что вы не унываете, – мистер Делакорт слабо улыбнулся. – Признаюсь, мне даже смотреть, как вы работаете, было утомительно.

Вид у него и в самом деле был довольно нездоровый. Я надеялся, что он просто устал и у него не случится еще одного сердечного приступа.

– Тогда идите обедать, а мы с Дизелем, с вашего позволения, наведаемся домой.

Мистер Делакорт нахмурился.

– Чарли, я был бы рад, если бы вы пообедали со мной. Вам вовсе необязательно уходить домой.

– Вы очень любезны, но моя домоправительница уже приготовила обед, а еще мне бы хотелось провести немного времени с сыном. Он несколько дней назад приехал в гости.

– Тогда конечно, – согласился мистер Делакорт. – Разумеется, вы должны пообедать с сыном.

– К часу я вернусь, ведь я живу всего в десяти минутах отсюда, – я отложил тетрадь. – Даже сумку уносить не буду. Ну, мы с Дизелем пойдем.

– До скорой встречи, – ответил мистер Делакорт.

Дизель спрыгнул с кресла и побежал за мной, тоненько мяукая: он понял, что мы собираемся домой. У нас за спиной раздался щелчок – мистер Делакорт запер за нами дверь.

Когда мы приехали домой, Азалия сказала, что Шон уже пообедал.

– Умчался куда-то как угорелый, – сказала она, – а меня оставил присматривать за своей лохматой собачонкой.

Она сердито взглянула на Данте. Тот с унылым видом лежал под стулом, на котором обычно сидел Шон. Дизель подошел к нему, сел рядом, и Данте завилял хвостом.

– Зря он поручил тебе присматривать за собакой, Азалия, извини, – сказал я. – Утром он не предупредил меня, что у него дела. Он не сказал, когда вернется?

Я подошел к кухонной раковине и вымыл руки.

– Чего не было, того не было. Но я сказала, что в три уйду и чтобы он к этому времени был дома. А он только ответил: «Так точно», – хмуро сказала Азалия.

– Я поговорю с ним и объясню, что тебе и так есть чем заняться, – я покачал головой.

– Да мне не жалко, – сказала Азалия. – Но только пусть не рассчитывает, что так будет всегда. – Тут она указала на стол. – А теперь садитесь-ка и пообедайте, пока все не остыло. – Она взяла тряпку и банку полироли. – Если что будет нужно, я в гостиной.

Я улыбнулся. Азалия любила ворчать и командовать, но за ее суровостью скрывалась забота о том, чтобы всем ее подопечным было хорошо.

С ростбифом, картофельным пюре, стручковой фасолью и кукурузным хлебом я расправился в два счета. Азалия считала, что для поддержания сил мужчину необходимо плотно кормить три раза в день, а я был без ума от ее стряпни. И только в ее выходной старался есть поменьше, чтобы хоть как-то оставаться в форме.

Когда мы с Дизелем снова подъехали к особняку Делакортов, начал накрапывать дождь. На этот раз я остановился ближе к входу. Дизель не любил ходить по мокрой земле, я подхватил его на руки и постарался закрыть от дождя. Удержать и зонтик, и кота было сложно, поэтому я бегом кинулся под навес крыльца.

Не успел я взяться за ручку двери, как Трутдейл распахнул ее.

– Добрый день, сэр, – сказал он и выглянул наружу. – Надо полагать, дождь будет до вечера.

– Хорошо хоть грозы нет, – я вытер ноги о коврик, вошел, опустил кота на пол, и Трутдейл закрыл за нами дверь.

– Мистер Джеймс в библиотеке.

– Спасибо. Мы помним дорогу, – я улыбнулся. Не будет же он провожать меня каждый раз…

Трутдейл наклонил голову:

– Ну, разумеется, – он развернулся и ушел.

Дверь в библиотеку была закрыта. Я замешкался, не решаясь постучать. Дизель внимательно посмотрел на меня и мяукнул. Я постучал и открыл дверь.

– Мистер Делакорт, мы вернулись, – сказал я.

Дизель вошел первым. Я едва не споткнулся, потому что сразу за порогом он остановился и зарычал, словно от испуга. Я взглянул в сторону письменного стола и понял, что его напугало. Я и сам вскрикнул.

Джеймс Делакорт сидел за столом так же, как сегодня утром, но выглядел совсем иначе: его язык распух и вывалился изо рта, лицо покрывали багровые пятна.

Вид у него был абсолютно неживой.

 

Глава двенадцатая

Набравшись смелости, я подошел, чтобы убедиться, что мистер Делакорт действительно мертв. От самой его неподвижности делалось жутко; я вдруг вспомнил, как прошлой осенью обнаружил труп.

Прогнав воспоминания, я шагнул к столу. Дизель, по-прежнему рычал и как будто бормотал что-то, и не двигался с места.

Правая рука мистера Делакорта лежала на столе, а левая свисала вдоль кресла. Он сидел, откинувшись назад. Вздрагивая от ужаса, я попробовал нащупать пульс на его правом запястье. Кожа была холодной. Звук моего собственного тяжелого дыхания отдавался у меня в ушах, и я не замечал ничего, кроме этого шума и кожи мертвеца под пальцами. Пульса не было, но я продолжал его искать.

Через минуту я отступил к двери. Дизель выскочил в холл. Я еще раз оглянулся, словно хотел удостовериться, что мертвое тело мне не померещилось. Заметил время на часах: 13:03. На подгибающихся ногах я побрел в передние комнаты; нужно было найти телефон и сообщить о случившемся Трутдейлу. У лестницы я вспомнил, что у меня в кармане мобильный, вытащил его дрожащей рукой и набрал 911.

Я говорил с диспетчером, а внутри все переворачивалось. Она настаивала, чтобы я сделал мистеру Делакорту искусственное дыхание, а я повторял, что ему уже нельзя помочь.

Дизель сидел у моих ног и дрожал; я сел на корточки и обнял его свободной рукой, чтобы хоть как-то успокоить нас обоих. Он никогда еще не видел мертвых людей, и это явно стало для него ударом. Он почувствовал неладное, как только зашел в библиотеку – у кошек такое острое обоняние, что запах смерти его, беднягу, должно быть, не просто напугал, а дезориентировал. Он потерся о мой подбородок, негромко мурлыча. Через некоторое время я выпустил его и встал, продолжая слушать диспетчера и отвечать, когда она задавала вопросы.

Надо было найти Трутдейла и сказать, что его хозяин умер. Больше всего я боялся наткнуться на кого-нибудь из членов семьи, потому что даже не представлял, как они отреагируют. К безумным сценам я сейчас был совершенно не готов.

Прижимая мобильник к уху, я поспешил в обход лестницы на другой конец холла. Там была дверь, и я надеялся, что она ведет на кухню, где можно застать дворецкого. Дизель не отставал. За дверью продолжался коридор, но в дальнем его конце горел свет и слышались будничные звуки – негромкий разговор и звяканье посуды. Возле открытой двери я различил голоса. Я вошел в кухню и увидел, как Трутдейл передает небольшую пачку купюр широкоплечему мужчине в мятом комбинезоне.

– Через несколько дней получите остальное, – сказал дворецкий.

– И чтоб все было! – ответил тот и сунул деньги в карман. – Сроки-то поджимают.

Я попросил полицейского диспетчера подождать, окликнул дворецкого, и они оба посмотрели на меня. Потом Трутдейл снова повернулся к человеку в комбинезоне:

– Других поручений нет, возвращайтесь к работе.

Тот что-то буркнул в ответ и вышел через боковую дверь.

– Садовник, – объяснил Трутдейл и подошел ко мне. – Что вам угодно, мистер Гаррис?

Я не нашелся с ответом, но, видимо, на моем лице было написано, что случилась беда.

– Что случилось? – голос Трутдейла зазвенел от напряжения.

– Мистер Делакорт… – ответил я. Сообщать новость напрямую было очень трудно, но я не представлял, как ее смягчить. – Это ужасно, но боюсь, что он умер.

Дворецкий вытаращил глаза.

– Не может быть. Я видел его полчаса назад, он был в полном порядке.

– Это ужасно, – повторил я. – Я позвонил в полицию, – я показал телефон.

Трутдейл метнулся мимо меня, я за ним. Чутье подсказывало, что нельзя позволять ему трогать тело. Я пустился бегом, Дизель не отставал. Я нагнал дворецкого в дверях библиотеки, схватил его, но он попытался вырваться.

– Сейчас же пустите меня к мистеру Джеймсу! – воскликнул он, его лицо раскраснелось.

– Вы ничем ему не поможете.

Я не выпускал его руку, а он продолжал вырываться.

– Откуда вы знаете? Вы же не медик!

– Нет, но он не дышит, и пульса нет, – сказал я. – Это ужасно, но он действительно мертв.

Увидев тело хозяина, Трутдейл словно обмяк. Он остановился и глухо пробормотал:

– Что они натворили? Боже мой, что они натворили?

Неужели он подозревал родственников в убийстве Джеймса Делакорта?

Вынужден признать, что эта же мысль пришла в голову и мне. Сначала я подумал, что у мистера Делакорта отказало сердце, но меня не оставляли сомнения в том, что его смерть была естественной. Разве от инфаркта умирают с распухшим языком и пятнами на коже? А если смерть насильственная, то виновен в ней, скорее всего, кто-то из этого странного семейства.

Дворецкий медленно двинулся вперед, я за ним, следя, чтобы он не ничего не трогал. Он встал перед столом и дрожащими пальцами прикоснулся к руке мистера Делакорта. Отпрянул, отступил от стола, и на его лице отразилось такое глубокое горе, что я отвел взгляд.

– Пойдемте, – сказал я через некоторое время. – Сейчас приедет «скорая», надо открыть дверь.

Я спохватился, что диспетчер полиции до сих пор на связи, поднес мобильник к уху и виновато сказал:

– Я все еще тут.

Трутдейл без возражений последовал за мной. Я увидел на его щеках слезы, которые он даже не пытался утирать. Что ж, подумал я, хотя бы один человек скорбит о Джеймсе Делакорте. У входной двери мы остановились. Дизель снова спрятался за мои ноги; я присел на корточки, и гладил его, глядя вверх на Трутдейла. Тот достал носовой платок и промокал глаза, но слезы продолжали литься.

– Что вы имели в виду, когда сказали: «Что они натворили»? – мне было неловко мешать его горю, но я не мог не задать этот вопрос.

Сначала он словно не услышал меня, потом тяжело вздохнул и ответил:

– Не обращайте внимания. Я сам не знаю, что сказал и почему.

Он отвернулся, а я не стал настаивать. На самом деле он, конечно, отлично знал, что сказал и почему, просто не хотел со мной откровенничать – это было ясно.

Раздался вой сирены. Трутдейл посмотрел перед собой невидящим взглядом, расправил плечи и открыл дверь. Я отвел Дизеля в сторону, чтобы освободить дорогу врачам «скорой помощи». Через минуту вошли четыре человека в медицинской форме, и Трутдейл повел их через холл. Я сказал диспетчеру, что «скорая» приехала, и нажал «отбой».

На мраморной лестнице зазвучали шаги, кто-то спускался. Я поднял голову и увидел Элоизу Моррис во вполне современных джинсах, рубашке и туфлях без каблука. Проделав две трети пути, она остановилась, молча посмотрела на меня, потом двинулась дальше и заговорила:

– Мне послышалась сирена, и как будто большой автомобиль подъехал, – сегодня ее голос был более звучным, чем в субботу. – Что-то случилось?

– Да, в доме «скорая», – ответил я и замолчал. Если я скажу ей о том, что произошло, не превратится ли эта разумная на вид женщина в то, чем она была накануне во время чаепития?

В трех шагах от меня она остановилась и окинула совершенно трезвым взглядом.

– Кажется, я знаю, в чем дело. У Дафны наконец случился настоящий припадок, и ее забирают в больницу.

Меня удивила ее насмешливо-презрительная интонация.

– Нет, – сказал я, – беда случилась не с вашей свекровью, а с дядей вашего мужа. Ужасно об этом говорить, но он скончался.

От потрясения Элоиза открыла рот и задрожала. Я шагнул у ней, чтобы подхватить ее, если она упадет в обморок, но она закрыла рот и перевела дыхание. Казалось, что она справилась с собой, во всяком случае, дрожать она перестала.

– Бедный дядюшка Джеймс!.. Он так меня любил…

Она говорила тихо, и я едва мог разобрать слова, потом пробормотала что-то еще. Мне послышалось слово «печенье», но вряд ли она сказала нечто настолько бессмысленное.

– Я вам очень сочувствую, – ответил я, не представляя, что еще сказать, да и что вообще делать. Может быть, нужно проводить ее в другую комнату?

Она пригляделась ко мне, а потом к Дизелю.

– Мы знакомы? – спросила она. – Кажется, я вас где-то видела. И вашего кота тоже.

– Мы приходили к вам в субботу на чай, – сказал я. Неужели в минуты просветления она забывала о тех периодах, когда ее рассудок был помрачен?

Она нахмурилась.

– Ну, наверное, так и было.

Раздался стук в дверь, и мы все вздрогнули, в том числе Дизель. Элоиза уставилась на дверь, словно хотела открыть ее силой мысли – видимо, привыкла, что ее всегда открывает дворецкий, и растерялась. Тогда дверь открыл я и увидел на крыльце двух полицейских. На аллее стояла машина Афинского полицейского управления.

– В полицию сообщили, что кто-то умер, – сказал тот, что старше. На груди, над полицейским значком, у него был приколот бейдж с именем: Уильям Хэнкинс.

– Это я звонил. Меня зовут Чарли Гаррис, – я отступил в сторону и жестом пригласил их в дом. – Я вам покажу, где… э-э-э… где находится тело. Врачи из «скорой» помощи уже приехали.

Хэнкинс кивнул, а его спутник, Роско Граймс, вытаращился на Дизеля:

– Это что еще за зверюга?

– Это кот, – ответил я, закрывая за полицейскими дверь. Сколько раз мне задавали этот вопрос! – Мейн-кун, это крупная порода.

– Да уж, крупная, – Граймс покачал головой. – Не меньше рыси!

Хэнкинс сердито взглянул на него:

– Не отвлекайся, мы приехали не о кошках разговаривать.

Граймс кивнул с каменным лицом.

Я оглянулся, но Элоизы Моррис нигде не было, она успела уйти, пока я впускал полицейских.

– Я провожу вас в библиотеку, – сказал я. – Именно там я нашел мистера Делакорта.

Дизель вился у меня под ногами, и я старался не наступить на него.

– Джеймса Делакорта? – резко переспросил Хэнкинс.

– Да, – я остановился в нескольких шагах от открытых дверей библиотеки. – Он там.

Мне не хотелось подходить ближе. Трутдейл, возможно, все еще был в комнате. Я не видел, чтобы он выходил в холл после того, как провел врачей в библиотеку. Я мялся у дверей, но Хэнкинс не стал терять времени.

– Спасибо, мистер Гаррис. Будьте добры, подождите в холле.

– Конечно, – с облегчением сказал я. – Пойдем, Дизель.

Мы с котом вернулись к входной двери. Атмосфера в доме вдруг показалась мне гнетущей, дом словно давил на меня всей своей двухвековой историей. Очень хотелось выйти на улицу и избавиться от этого ощущения.

Я открыл дверь, и мы с Дизелем вышли на веранду. Только сейчас я заметил, что дождь закончился и небо стало чистым. Я вдохнул прохладный воздух и почувствовал себя немного лучше. Дизель тоже как будто успокоился. Он сел и внимательно посмотрел на меня, словно ждал объяснений. Но если бы я знал, что сказать! Меня терзало подозрение, что причиной смерти Джеймса Делакорта стал не простой сердечный приступ, а что-нибудь гораздо хуже.

На улице я заметил движение. Машина из управления шерифа свернула на аллею, быстро подъехала к дому и остановилась позади патрульного автомобиля. Дверь с пассажирской стороны открылась, и я увидел темноволосую голову с кудрями, стянутыми в тугой пучок.

Я знал эту прическу и знал эту женщину. У меня внутри все сжалось. Встретить меня здесь для нее будет все равно, что для кошки проглотить лекарство. День и так выдался кошмарный, и прямо сейчас становился еще хуже.

 

Глава тринадцатая

Канеша Берри – так звали женщину с туго стянутыми волосами. В округе Миссисипи она была единственной афроамериканкой, занимавшей пост главного заместителя шерифа. Моей домоправительнице Азалии Берри она приходилась родной дочерью и ей очень не нравилось то, что ее мать прислуга. Азалия, впрочем, не желала слушать ничего плохого о своей работе, и Канеша вымещала на мне свое недовольство, словно это я указывал ее матери, чем ей заниматься.

Прошлой осенью я оказался вовлечен в дело об убийстве, которое расследовала Канеша, и мои попытки помочь ее только злили. А уж если бы она узнала, что я помогал ей по просьбе ее матери, то сидеть бы мне под арестом, это уж точно. Азалия очень хотела, чтобы дочь с блеском раскрыла первое убийство, которое ей пришлось расследовать, и попросила меня провести что-то вроде неофициального расследования, ведь я был знаком и с жертвой, и с подозреваемыми. Я проявил настойчивость и действительно выяснил кое-что важное, что Канеша без меня могла бы и не обнаружить. К концу следствия мне казалось, что мы худо-бедно пришли к перемирию. Но когда она увидит меня в доме, где произошло еще одно убийство, что останется от ее хрупкого расположения, которого я с таким трудом добился?

Канеша и еще один заместитель шерифа – Бейтс, я его помнил с осени, – прошли по аллее и поднялись на крыльцо. Увидев меня, Канеша остановилась, и шедший позади Бейтс едва не налетел на нее. Ее глаза сузились, и я почти мог прочесть ее мысли. Ее мать наверняка сказала бы, что приличной девушке не пристало думать о людях и котах в таких выражениях.

– Мистер Гаррис, вы тут как тут! Ну и сюрприз, – произнесла она.

Я не нашелся, что ответить. Канеша посмотрела на Дизеля, и он дважды мяукнул.

– Вы что же, никуда без кота не ходите?

Я решил, что это риторический вопрос, и поспешил открыть им с Бейтсом дверь. Дизель шмыгнул внутрь первым. Я хотел провести их через холл к библиотеке, но навстречу нам шагал полицейский Хэнкинс, и, увидев Канешу и Бейтса, остановился и вытянулся по струнке.

– Здравствуйте, мэм!

Даже не замедлив шаг, Канеша велела:

– Следуйте за мной.

Хэнкинс пошел за ней и Бэйтсом, а мы с Дизелем остались у входной двери. Я не знал, как поступить: остаться здесь, в холле, или уйти куда-нибудь и ждать, когда со мной захотят поговорить.

В конце концов я решил не уходить. Я увидел деревянную скамью у стены и сел, а Дизель запрыгнул рядом. Сидеть на полированном дереве было жестковато, зато здесь мы никому не мешали.

Больше всего мне хотелось вернуться домой. Может, хоть там перед глазами перестанет всплывать образ покойника. Я содрогнулся, и чтобы отвлечься, стал думать о Шоне. Чем он сейчас занят? Если не хочет неприятностей, лучше бы ему вернуться к трем часам, пока Азалия не ушла. Я сомневался, что она оставит Данте одного в доме. Наверняка выставит во двор, если Шон так и не появится.

Я напомнил себе, что вообще-то это не моя забота. Шон взрослый человек, разберется и без моей помощи. Я не знал, надолго ли он у меня останется, но надеялся, что мы избежим ссор. Отношения у нас и так не складывались, не хотелось их совсем испортить.

Но мои мысли вновь и вновь возвращались к мистеру Делакорту. Кому понадобилось убивать старика? И почему я сразу решил, что это сделал кто-то из родственников? Возможно, Делакорт все-таки умер от инфаркта?.. В субботу у него уже был приступ, а сегодня мог случиться еще один.

Но его лицо, и особенно вывалившийся распухший язык… Разве при инфаркте язык распухает? Я был уверен, что это не так, но в чем же тогда дело?..

Дизель привалился ко мне, и я понял, что, задумавшись, совсем о нем забыл. Я стал его гладить и он тут же успокоился и положил голову мне на колено.

Я поднял голову и увидел Трутдейла, который направлялся к нам. Осторожно подвинув Дизеля, я встал. Трутдейл по-прежнему был бледен, но к нему вернулось внешнее самообладание.

– Мистер Гаррис, прошу прощения, что вас оставили в холле, – Трутдейл остановился передо мной. – Шериф Берри просила найти комнату, где вы могли бы подождать. Скоро она к вам присоединится.

– Не извиняйтесь, – сказал я, и не стал напоминать, что у него сейчас есть дела поважнее, чем заботы о моем комфорте.

– Прошу сюда, – Трутдейл указал на дверь около скамьи. Вслед за ним мы с Дизелем вошли в комнату, которая была похожа на уменьшенную копию парадной гостиной. Обставлена она была так же пышно, но из-за небольшого размера казалась уютнее. Трутдейл зажег лампы, и я огляделся.

– Располагайтесь, – сказал дворецкий. – Принести вам что-нибудь?

Я хотел вежливо отказаться, но, взглянув на его лицо, решил, что ему, пожалуй, станет легче, если занять его каким-нибудь несложным поручением.

– Спасибо, – сказал я. – Я бы не отказался от воды… И еще мисочку воды для Дизеля, если это вас не затруднит.

Трутдейл кивнул.

– Хорошо, сэр. Я сейчас вернусь.

Он вышел и беззвучно закрыл за собой дверь. Я выбрал розовый диван, а когда Дизель хотел запрыгнуть ко мне, сказал ему: «Нельзя». Одно дело деревянная скамья, другое – ткань, и возможно, антикварная. Кошачьим лапам тут не место.

Дизель что-то пробурчал, но остался на полу. Не прошло и пяти минут, как появился Трутдейл с подносом: два графина, стакан и миска из нержавеющей стали. Он молча налил нам воды, и я поблагодарил его от нас обоих. С легким поклоном Трутдейл ответил:

– Сэр, если вам что-нибудь понадобится, вот звонок, – он указал на стену. Возле камина я увидел большую кнопку в медной оправе.

– Спасибо, буду иметь в виду, – сказал я. Дворецкий кивнул и вышел.

Холодная вода освежила нас. Утолив жажду, мы с Дизелем минут десять сидели в тишине, потом дверь снова отворилась и вошла Канеша Берри.

– Мистер Гаррис, вы здесь? Отлично. У меня есть к вам вопросы, – она окинула взглядом комнату и села напротив меня.

Дизель мурлыкнул, глядя на нее. Канеша посмотрела на него и сказала:

– Такое впечатление, что он хочет мне что-то сказать.

– Он и говорит, как умеет.

Но тут Канеша с ходу перешла к делу:

– Странное у вас хобби, мистер Гаррис. Опять вы нашли труп.

Мне не понравился ее тон. Она что же, думает, что я это нарочно?

– Поверьте, шериф Берри, я не специально их разыскиваю. Так получилось, что мистера Делакорта нашел я, а мог бы найти дворецкий или кто-нибудь из членов семьи.

Дизель почувствовал мое раздражение и тихо загудел, но Канеша не обратила на него внимания.

– Насколько близко вы знали мистера Делакорта?

Я потрепал Дизеля по голове, чтобы тот замолчал.

– Не близко. Он часто бывал в городской библиотеке, где я работаю два дня в неделю. Я помогал ему пользоваться электронным каталогом. Он не любил компьютеры, и я всегда был рад помочь.

Мне показалось, что я опять слишком много говорю, и я замолчал. У Канеши был очень пристальный взгляд, каким легко вывести человека из равновесия. Во всяком случае, на меня он действовал именно так.

– Вы его видели в библиотеке, но это еще не повод приходить к нему домой. Как вы здесь оказались?

– Мистер Делакорт нанял меня, чтобы провести инвентаризацию его собрания редких книг, – ответил я.

– Очевидно, потому, что вы заведуете редкими книгами в библиотеке. – Канеша нахмурилась и откинулась на спинку стула.

– Совершенно верно.

– Когда вы приступили к работе?

– Сегодня, в девять утра.

– И все это время находились здесь? – спросила Канеша.

– Около двенадцати часов мы с Дизелем съездили домой пообедать. Вернулись примерно в час. Трутдейл впустил нас, и я прошел прямо в библиотеку. И нашел мистера Делакорта.

– И что вы делали дальше? – Канеша закинула ногу на ногу. – Расскажите подробно все, что помните.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, я заговорил:

– Я остановился на пороге. Дизель не хотел заходить в комнату, как будто почуял, что мистер Делакорт мертв. Потом я увидел мистера Делакорта и понял, что случилась беда, – мне совсем не хотелось рассказывать, как выглядел труп, но я это сделал.

– Продолжайте, – сказала Канеша, когда я замолчал.

– Я проверил пульс, но пульса не было. И он не дышал. Когда мы с Дизелем вышли из комнаты, на моих наручных часах было три минуты второго. Мы пошли в холл, чтобы найти телефон, но я вспомнил, что у меня с собой мобильный и позвонил в полицию. Потом я отправился на кухню – я надеялся, что найду там Трутдейла.

– И он там был?

– Да, говорил с каким-то человеком, кажется, с садовником, и передал ему деньги. Тот ушел, и тогда я сообщил Трутдейлу, что мистер Делакорт мертв. Он выбежал из кухни, я бросился за ним. Я подумал, что он, вероятно, захочет сам удостовериться в смерти хозяина, но лучше, если он не будет прикасаться к телу.

– И вы снова пошли в библиотеку? – Канеша сверлила меня взглядом.

– Да. Я догнал Трутдейла у двери. Мне силой пришлось остановить его и не пустить внутрь. Он был очень взволнован и надеялся, что хозяину еще можно помочь. Но я сказал, что уже ничего нельзя поделать, – я помолчал, вспоминая отчаяние дворецкого. – Он подходил к телу, прикасался к руке мистера Делакорта, но потом я его увел к входной двери. Я знал, что вот-вот приедет «скорая» и, вероятно, полиция.

– Ясно, – Канеша кивнула. – А теперь вернемся немного назад. Вы сказали, что мистер Делакорт поручил вам инвентаризацию его библиотеки. У него были на это какие-то особые причины?

– Он считал, что кто-то ворует книги из его коллекции, – я помолчал. – И подозревал членов семьи.

Канеша прищурилась.

– Не говорил ли он, кто именно, по его мнению, это делал?

– Нет, – ответил я. – Но он дал понять, что Дафну Моррис, свою сестру, и ее невестку Элоизу он считает вне подозрений.

– Из коллекции пропали какие-то книги?

– Пока не знаю.

Я не хотел испытывать ее терпение, но все-таки решил объяснить, в каком порядке были расставлены книги и как он был нарушен. Она внимательно слушала и, видимо, сразу поняла, насколько важные вещи я говорю.

– До обеда я успел просмотреть только часть первого стеллажа, – закончил я, – и из этой первой партии ничего не исчезло. Но в описи еще много книг и полок.

– А единственный способ выяснить, пропало ли что-нибудь, это провести полную инвентаризацию, – Канеша покачала головой. – Ничего не поделаешь, придется вам продолжать.

– Значит, вы считаете смерть мистера Делакорта подозрительной? Это был не просто сердечный приступ?

Канеша некоторое время смотрела на меня, потом ответила:

– Если мистер Делакорт не принял яд сам, то это определенно убийство.

 

Глава четырнадцатая

Неужели его отравили?!

– Какой ужас, – я содрогнулся и постарался не вспоминать, как выглядело тело мистера Делакорта.

– Пока нельзя исключить версию самоубийства или несчастного случая, – тон Канеши был официальным, но по ее лицу было видно, что она сама так не думает. Она была уверена, что Джеймса Делакорта убили.

– Не могу поверить, чтобы он покончил с собой, – я покачал головой. – Если бы он собирался наложить на себя руки, то вряд ли стал бы так настаивать, чтобы я провел инвентаризацию.

– Может быть, – сказала Канеша, – но пока ничего нельзя исключить. Во всяком случае, пока не появится новая информация. И то, что я сказала об отравлении, не должно выйти за пределы этих стен. Вам это ясно?

До чего же грозный у нее взгляд! Я был готов провалиться сквозь землю, словно школьник, которого распекает учитель.

– Разумеется.

Считает ли Канеша, что я вне подозрений? Я решил, что нет. Профессионализм не позволил бы ей так быстро вычеркнуть меня из списка подозреваемых. Зато она представляла, сколько всего услышит от матери, если обидит меня.

В дверь постучали. Канеша повернулась и крикнула:

– Войдите.

Офицер Граймс, молодой патрульный, открыл дверь и шагнул внутрь.

– Простите, что отвлекаю, мэм, – он быстро взглянул на меня. – Явился какой-то человек. Утверждает, что он адвокат и хочет видеть мистера Гарриса.

– Адвокат? – я нахмурился. – Но я не звонил… – И тут до меня дошло. – Это мой сын Шон!

Канеша поморщилась и встала.

– Что ж, впустите его.

Граймс прошел в комнату и открыл дверь. Шон стоял на пороге, и полицейский жестом пригласил его войти.

Шон быстро подошел ко мне, рядом на поводке семенил Данте.

– Пап, у тебя проблемы? Меня не хотели пускать, пока я не сказал, что я твой адвокат.

Дизель подошел к Данте, они обнюхали друг друга, и Данте припал к полу, приглашая кота поиграть.

– Я в порядке, – заверил я. – Отвечаю на вопросы главного заместителя шерифа Берри.

Я представил их, и они пожали друг другу руки. Данте снова и снова приглашал Дизеля поиграть, но тот был не в настроении. Шон легонько потянул за поводок, и Данте сел.

– А, я вспомнил, – сказал Шон, выпустив руку Канеши. – Ваша мама работает домоправительницей у моего папы. Она потрясающе готовит!

Трудно было придумать что-нибудь, что могло разозлить ее больше. Я ждал, что сейчас полетят искры.

– Спасибо, я в курсе, – ледяным тоном ответила Канеша.

Шон моргнул.

– Кх-м. Ну, так и что тут произошло?

– Человек умер, – сказала Канеша. – Мы проводим расследование.

– Кто умер?

Я посмотрел на Канешу, она кивнула.

– Джеймс Делакорт, – объяснил я. – Я уходил домой обедать, а когда вернулся, нашел его тело.

– Господи, – сказал Шон и помрачнел. – И у тебя точно нет проблем?

– Никаких.

– А вы что тут делаете? – Канеша навела на Шона лазерный прицел своих глаз.

– Подумал, не нужна ли отцу помощь с инвентаризацией, – Шон пожал плечами.

– Ясно. С вашего позволения, господа, у меня работа, – она кивнула Шону. – Рада была познакомиться, мистер Гаррис. К вашему отцу пока вопросов нет, но они еще могут появиться. А вот вам тут делать нечего.

И не дожидаясь ответа, она вышла из комнаты. Граймс последовал за ней. Когда дверь закрылась, Шон поежился:

– Ничего себе. Похоже, я наступил ей на больную мозоль. Что ей не понравилось?

– Это она еще мягко отреагировала, – я объяснил, как Канеша относится к тому, чем занимается ее мать. – Азалия, разумеется, делает, что хочет, и Канешу не слушает.

Шон рассмеялся:

– Я не так уж много общался с Азалией, но верю. Серьезная женщина!

Я вспомнил рождественскую стычку между Азалией и Шоном. Шон бросал свои вещи где попало, а Азалия довольно резко отчитала его – ведь он уже не маленький и должен сам убирать за собой…

– Обстановка недешевая, – заметил Шон и оглядел комнату. – Похоже, они богаты.

– Так и есть, – сказал я. – Шон, как ты догадался, что за мной нужно заехать?

– Я не хотел надолго оставлять Данте с Азалией, вернулся пораньше и решил заскочить, проверить, что тут делается. Вдруг тебе нужна помощь?

– Приезжаешь и видишь полный дом полиции, а меня допрашивает заместитель шерифа, – я покачал головой. – К такому ты точно не был готов. А уж я совсем не ожидал, что найду мистера Делакорта в библиотеке мертвым.

– Инфаркт? – спросил Шон. – Ты говорил, что в субботу, когда вы пили чай, ему стало плохо с сердцем.

– Может быть, это не просто инфаркт. Никому не говори, а то Канеша меня четвертует, но я подозреваю, что его отравили.

– Вот ужас, – сказал Шон. – Думаешь, это кто-то из родственников?

– Кажется, больше некому. Я провел с ним все утро, и, когда уходил обедать, он был вполне здоров, – я пожал плечами. – Может быть, конечно, кто-нибудь пробрался в дом и убил его, но скорее всего это кто-то один из домашних.

– Тогда не будем дожидаться, пока они появятся, и пойдем домой.

Услышав слово «домой», Дизель и Данте навострили уши. Я знал, что Дизелю гораздо лучше в родных стенах. Я и сам был не прочь ретироваться, но спохватился:

– Сумка! Она осталась в библиотеке, я не брал ее с собой, когда уходил на обед.

– Теперь она стала частью места происшествия, – сказал Шон. – Думаю, тебе ее не скоро отдадут.

– Ясно, – ответил я. – Но все равно обидно.

Тут я понял, как это глупо звучит. Мистер Делакорт погиб, а я переживаю из-за сумки. Без всего, что в ней лежало, я прекрасно мог обойтись. По крайней мере, некоторое время.

Шон, должно быть, угадал мои мысли, и похлопал меня по плечу:

– Да ладно, я все понимаю.

Мы направились к двери, но тут она резко распахнулась. Вошла Дафна Моррис со своим сыном Хьюбертом. Они остановились как вкопанные.

– Прошу прощения, – проговорила Дафна тоном умирающего лебедя. – Я не знала, что здесь кто-то есть.

Хьюберт набычился:

– Вот именно! Что вы тут забыли? Да еще с кошками и собаками. Надо было додуматься – подпустить их к старинной мебели. Если они что-нибудь поцарапают или нагадят на пол, вы заплатите!

Этот выпад Хьюберта застал меня врасплох, но Шон не растерялся:

– К вашему сведению, приятель, эти животные воспитаны лучше вас. Они умеют вести себя в доме и не пачкают ковры. А платить, скорее всего, придется вам – за то, что вы говорите с моим отцом в таком тоне.

Хьюберт скривился. Шон был выше его и лет на тридцать моложе. Я не думал, что мой сын устроит драку, но заметил, что на его щеках вспыхнул сердитый румянец.

Тут вмешалась Дафна. Она положила руку на локоть сына и сказала:

– Хьюберт, в самом деле, как ты себя ведешь? Эти люди – наши гости. Человека с котом пригласил мой бедный брат, а если Джеймс что-то решил, то не нам спорить.

Насколько я успел узнать Дафну, для нее это была очень длинная реплика. И, как ни странно, ее даже было можно расслышать.

– Извини, мам, – буркнул Хьюберт. – Я неправ.

– Мы сейчас все взвинчены, – сказал я, решив выступить в роли миротворца. – Миссис Моррис, я глубоко соболезную вам в связи с кончиной брата.

– Я тоже, – добавил Шон.

Хьюберт подвел мать к дивану, с которого я только что встал.

– Спасибо от всей нашей семьи. Мама очень любила дядю, и для нее это, разумеется, страшный удар. Как и для меня.

Тон у него был такой ханжеский, что я не сомневался: он уж точно не сильно огорчился из-за смерти дяди.

– Бедный милый Джеймс, – сказала Дафна угасающим голосом. – Покинул нас… Сердце все-таки не выдержало. Доктор говорил ему не перенапрягаться, но он же не слушал…

– Дядя Джеймс вообще никого не слушал, делал что вздумается, – сказал Хьюберт. – Ты сама знаешь. А надо было слушаться врачей.

– Хьюберт, – возмутилась Дафна, – Pas devant les étrangers.

Чтобы понять ее, хватило даже моего французского, а Шон чуть не фыркнул вслух. Вот уж действительно, «не при посторонних». Хьюберт был настолько невоспитан, что ему, похоже, все равно, что и кому говорить.

– Если позволите, нам пора, – сказал я, глядя на Дафну. – Еще раз примите наши соболезнования.

Дафна кивнула, а Хьюберт плюхнулся рядом с ней на диван.

Мы с Шоном и наши четвероногие спутники вышли из комнаты. Во время нашей короткой беседы с Дафной и Хьюбертом они вели себя тихо, но стоило нам выйти на улицу, как они оживились. Дизель замяукал, обращаясь ко мне, а Данте запрыгал у ног Шона. Я не мог сдержать улыбки: так был рад выбраться из этого дома, что и сам был готов петь и плясать. Потом я вспомнил, что сказала Канеша. Возможно, мне предстоит вернуться сюда и продолжить работу с описью, если она решит, что это нужно для следствия.

Я не мог разобраться в своих чувствах и решил пока о них не думать. Мы с Шоном поехали домой, каждый на своей машине, и через пятнадцать минут мы с Дизелем обнаружили Шона и Данте на задней веранде. Шон раскуривал сигару, а Данте лежал у его ног.

– Мне надо расслабиться, – сказал Шон. – А ты как?

– Мне тоже не помешает расслабиться, только способ я выберу другой.

– Это твое дело. Если хочешь, оставь со мной Дизеля, я выпущу их с Данте побегать, а ты иди отдыхай.

Это явно было сказано с умыслом. Я рассчитывал некоторое время побыть с ним и, если удастся, поговорить, но сын давал понять, что не желает моего присутствия. Мне стало обидно, и в результате я почувствовал себя с ним неловко. Тем не менее я постарался улыбнуться:

– Спасибо. Дизелю будет полезно размяться, а я пойду наверх почитаю.

Шон кивнул и выдохнул облачко дыма.

– Тогда до встречи.

Я почесал Дизеля за ушком, он посмотрел на меня и мяукнул.

– Оставайся тут, дружище, поиграй, а я потом приду.

Я направился к двери в дом, но Дизель пошел за мной. На пороге я остановился.

– Кажется, он сейчас не хочет на улицу. Я возьму его с собой.

Шон кивнул, и мы с Дизелем вошли внутрь. Я прилег с книжкой у себя в комнате, Дизель свернулся рядом и быстро заснул. Я через несколько минут отложил книгу, не мог сосредоточиться – мне все время вспоминался мистер Делакорт. Я прогнал эти мысли, как сумел, помогла дыхательная гимнастика. Довольно скоро я успокоился настолько, чтобы задремать.

Проснулся я от того, что на столике у кровати зазвонил телефон. Я поморгал, чтобы в глазах прояснилось, и посмотрел на часы – была уже почти четверть шестого, я проспал больше двух часов.

В трубке раздался женский голос:

– Будьте добры, пригласите мистера Чарльза Гарриса.

Я представился, и она продолжала:

– Меня зовут Александра Пендерграст. Я адвокат и работаю со своим отцом, К. К. Пендерграстом. Может быть, вы знаете, кто это.

Все в Афинах знали, кто такой Квинтон Кёртис Пендерграст Третий. Это была одна из самых колоритных фигур в нашем городке, юрист, громкие успехи которого стали легендой. Мне смутно вспомнилось, что у него есть дочь, но ни ее, ни ее прославленного отца я не встречал лично.

– Да, я его знаю. Чем могу быть полезен, мисс Пендерграст?

Незнакомые юристы могли звонить мне только по одной причине: в связи со смертью Джеймса Делакорта. Но ведь прошло всего несколько часов, как его не стало. От этой мысли мне сделалось не по себе.

Александра Пендерграст подтвердила мою догадку:

– Мы с отцом управляем имуществом Джеймса Делакорта и хотели бы с вами обсудить нечто относительно его завещания. Будете ли вы сегодня свободны, скажем, в шесть? Простите за внезапность, но это срочный разговор.

– Хорошо. У меня нет других дел.

Но какое же отношение ко мне имел Джеймс Делакорт?

– Мы были бы признательны, если бы вы смогли принять нас у себя, – мисс Пендерграст говорила уверенно и твердо.

– Конечно, как хотите, – я назвал адрес. – Но должен признаться, я не понимаю, зачем я вам понадобился. Я был едва знаком с мистером Делакортом.

– Я догадываюсь, что для вас это неожиданность, – мисс Пендерграст помолчала. – Мой отец вам все объяснит. Лучше отложить это до личной встречи.

– Тогда жду вас в шесть, – я повесил трубку, недоумевая, что за странный подарок мне приготовила судьба.

 

Глава пятнадцатая

Склонив голову, Шон посмотрел на меня:

– Ты не против, если я тоже поприсутствую? Вдруг тебе понадобится совет юриста.

– Мне так будет спокойнее. Вся история похожа на какой-то бредовый сон, – я налил себе стакан холодного чая. – Вряд ли у них плохие новости, но кто знает. Надо полагать, это как-то связано с собранием редких книг.

– Не исключено. Или он оставил тебе пару миллионов. А может, ему Дизель приглянулся, и теперь твой кот – богатый наследничек.

Я читал про такие случаи: после богача остается кошка или собака, и все деньги завещаны на уход за ней. Мистер Делакорт утверждал, что любит кошек. Когда Дизель исполнил для него трель, он улыбнулся непривычно широкой улыбкой, от которой его лицо смягчилось, и он перестал казаться таким нелюдимым.

– Он нас, скорее всего, видел вместе в библиотеке, но близко общался с Дизелем только два раза – в субботу и сегодня.

Я посмотрел на часы: юристы должны были прийти с минуты на минуту.

– Мне кажется, Дизель и Данте при нашей встрече будут лишними. Отведешь их к себе в комнату?

– Конечно, – Шон направился к двери. – Ну-ка, ребята, за мной.

Данте потрусил за ним без возражений. Дизель с минуту помедлил и посмотрел на меня.

– Иди-иди, это ненадолго, – я постарался ободрить его голосом.

Дизель мяукнул, как будто согласился – хотя и не без оговорок, – и вприпрыжку побежал следом.

Шон спустился обратно, как раз, когда в дверь позвонили, ровно в шесть. Я прошел в гостиную, а Шон впустил гостей. Мне было слышно, как он представился и объяснил, что не только мой сын, но и мой юрист.

Впервые увидев Квинтона Кёртиса Пендерграста Третьего и его дочь вблизи, я был удивлен. Я знал, что мистеру Пендерграсту за семьдесят, читал о нем в городской газете. Это был классический южный аристократ – рослый, худощавый, с густыми седыми волосами; темный костюм и дорогие ковбойские сапоги так и говорили о достатке.

А вот его дочь оказалась гораздо моложе. На вид она была ровесницей Шона, уж точно не старше тридцати. Я почему-то думал, что по возрасту она будет ближе ко мне. Ростом она не уступала отцу, темные с рыжим отливом волосы были уложены в элегантную прическу, лицо красивое и умное. Строгий костюм подчеркивал привлекательную фигуру. Шон, как я сразу понял, был совершенно заворожен Александрой Пендерграст.

Мистер Пендерграст протянул мне руку, я ее пожал, у него оказалась крепкая и властная хватка.

– Добрый вечер, мистер Гаррис. Спасибо, что нашли время с нами встретиться, потому что дело у нас довольно срочное.

Он говорил звучным низким голосом и растягивал слова, как мой дед по отцу, уроженец Миссисипи.

– Рад буду помочь, – я повернулся к его дочери. – И с вами, мисс Пендерграст, мне очень приятно познакомиться.

Шон сел со мной на диван, а Пендерграстов я усадил на стулья напротив нас. Александра открыла портфель, достала папку с бумагами и обернулась к отцу, ожидая, что говорить будет он.

– Как вам объясняла моя дочь, я душеприказчик Джеймса Делакорта, – мистер Пендерграст оценивающе оглядел меня, и на миг я почувствовал себя школяром в кабинете директора. – Моему клиенту вы понравились. Он явно составил о вас высокое мнение.

– Спасибо за добрые слова, мистер Пендерграст. Он всегда был любезен и не забывал благодарить за мою скромную помощь, – сказал я с улыбкой. – Не каждый так ценит труд библиотекаря. Это был джентльмен в лучшем смысле слова.

– Что верно, то верно, – Пендерграст широко улыбнулся. – Зато в гневе он бывал совершенно невыносим. Терпеть не мог дураков, отчасти поэтому мы с ним так хорошо ладили. Я много чего мог бы о нем порассказать.

– Папа, – укоризненно произнесла Александра. Отец в ответ взглянул на нее с иронией:

– Коллега считает, что я иногда выражаюсь слишком прямо, но мне уже поздно переучиваться, годы не те.

Александра слегка покраснела и неодобрительно поджала губы.

– Но не будем отвлекаться, дело не ждет, – Пендерграст кивнул в мою сторону. – Ситуация очень проста, мистер Гаррис. Мой клиент назначил вас одним из двух исполнителей своего завещания. Я второй.

Я остолбенело уставился на Пендерграста. Полузнакомый человек вдруг зачем-то делает меня душеприказчиком?

Шон высказал мои мысли вслух:

– У вашего клиента были какие-то особые причины назначить отца исполнителем? Это очень неожиданно, сэр, учитывая, что отец едва его знал и проработал у него один день.

– Вы правы, молодой человек, но Джеймс Делакорт тщательно обдумывал все свои решения. Ваш отец его заинтересовал, и он не поленился навести справки.

– Позвольте, я объясню, – Александра подалась вперед и схватила папку, которая едва не соскользнула с ее колен. – Мистер Делакорт хотел гарантий, что после его смерти коллекция будет должным образом описана и не придет в упадок. Я полагаю, что он назначил вас исполнителем завещания благодаря вашей профессии.

Я справился с изумлением.

– Что ж, это звучит логично.

– Вы возьмете на себя такую задачу?

– Охотно, – ответил я. – Но мне следует вас предупредить, что мистер Делакорт, возможно, переоценил мои знания. Да, я описываю редкие книги для библиотеки Афинского колледжа, но в таких изданиях, которыми владел мистер Делакорт, разбираюсь не слишком подробно и глубоко.

– И все-таки вы библиотекарь, – Александра держалась, подражая отцу, и говорила так же властно.

– Да.

– Значит, умеете находить информацию, когда чего-то не знаете?

Я развел руками:

– Вы правы, на это мне возразить нечего. Все непонятные моменты я смогу уточнить в литературе, а если нужно, обращусь к другим специалистам.

Александра улыбнулась. Ее лицо просияло, глаза заблестели. Она была очень хороша собой. Хотелось бы мне знать, что о ней думает Шон.

Тот обратился к обоим Пендерграстам:

– Что еще должен сделать отец, помимо инвентаризации? Мистер Делакорт это как-то уточнил?

– Очень весьма разумные верные вопросы, молодой человек, – кивнул ему Пендерграст. – Да, Джеймс оставил подробные указания насчет коллекции, Александра принесла для вас экземпляр. Но прежде чем их обсуждать, я должен убедиться, что у вас есть время выполнить свои обязанности. Во-первых, мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали, когда я буду зачитывать наследникам завещание. Свободны ли вы завтра в десять утра?

Такая спешка меня удивила. Всего через день после смерти мистера Делакорта?

Пендерграст, похоже, уловил мое замешательство:

– Очень быстро, я понимаю, но так распорядился мой клиент. Вы знакомы с его семьей, если не ошибаюсь?

Я кивнул.

– Тогда вы, наверное, догадываетесь, почему Джеймс не хотел держать родных в неведении ни минуты. Так что же, вы свободны завтра утром?

– Да, эта неделя у меня свободна. Я в вашем распоряжении, кроме тех часов, когда помогаю в городской библиотеке.

– Вот и замечательно, мистер Гаррис, – Пендерграст кивнул. – Если вам понадобится больше недели, мы, без сомнения, сможем составить график, который устроит нас обоих.

– И еще кое-что, – Александра искоса взглянула на отца. – Мистер Делакорт распорядился, что за работу над его собранием вам положен гонорар. Уверена, что его сумму вы найдете в высшей степени щедрой.

– Он сам предлагал заплатить мне за инвентаризацию, – сказал я. – Правда, я едва успел начать. Суммы, которую он назвал – триста долларов в час, – более чем достаточно.

Александра кивнула:

– Именно столько и указано в завещании.

– Но с моей стороны тоже есть одно условие, – если эти слова и удивили Пендерграстов, они не подали вида. – Я готов работать в особняке Делакорта каждый день всю эту неделю, но если мне придется проводить там больше восьми часов подряд, я хочу брать с собой кота. Мистер Делакорт не возражал, даже наоборот, у меня сложилось впечатление, что Дизель ему очень нравился.

На этом разговор мог и закончиться, но я не собирался оставлять Дизеля одного надолго каждый день, даже если Шон дома и за ним присмотрит. Тем более, я подозревал, что Шон захочет пойти со мной.

Пендерграст, против моих ожиданий, рассмеялся:

– Я слышал про вашего кота и что он везде за вами ходит. Если родственники не станут возмущаться, я не против. И даже если станут, авось кот их развлечет, а вас они не будут отвлекать от работы.

– Меры на этот случай мы обсудим, если такая ситуация возникнет, – Александра неодобрительно покосилась на отца, потом повернулась ко мне и протянула папку, которую держала на коленях. – Вот подробные распоряжения мистера Делакорта, мистер Гаррис. Вам ведь, конечно, захочется их прочитать к завтрашнему утру.

– Спасибо. Я был бы рад обсудить с ним работу в деталях, но уже не успел, – я взял папку и положил рядом с собой на диван. – Я все прочту сегодня вечером.

– Там же, насколько я понимаю, подробная опись собрания. Вам надо будет ознакомиться с ней.

Александре непременно хотелось донести до меня, насколько важные документы содержатся в папке.

– Мой отец профессионал и специалист в своей области, как и вы, надо полагать, в своей, – резко сказал Шон, и Александра нахмурилась.

– Прошу прощения, – ледяным тоном ответила она. – Я не ставила под сомнение его компетентность.

– Вот именно. Он знает свою работу.

«Так что прекрати его учить», – явно прозвучали недосказанные слова.

– Безусловно.

Александра хотела еще что-то добавить, но Пендерграст остановил ее строгим взглядом.

– Что ж, значит, мы обо всем договорились?

– Да, – ответил я.

Пендерграст поднялся, подал мне руку, и я ее пожал.

– Давайте встретимся завтра без четверти десять в особняке Делакорта, и постараемся выполнить распоряжения моего покойного клиента.

Я проводил отца и дочь до дверей и пошел на кухню готовить обед. Скоро появился Шон с Дизелем и Данте. Дизель тут же подбежал ко мне жаловаться, что его продержали наверху взаперти; я его погладил, он еще с минуту жалобно помяукал и успокоился.

Шон достал из холодильника бутылку пива.

– Старик Делакорт правильно сделал, что написал в завещании про твои триста долларов в час. Хотя я не сомневаюсь, что Пендерграст со своей наглой дочкой наживают на его капиталах гораздо больше.

– Тут уж тебе виднее, – улыбнулся я сыну. – Кстати, Александра мне показалась очень привлекательной девушкой.

– Ну да, на любителя, – Шон состроил смешную кислую гримасу и сделал глоток пива.

– У нее потрясающие синие глаза, – я подождал, что он ответит.

– Не синие, а зеленые, – и заметив, что попался в мою ловушку, он грустно ухмыльнулся и отсалютовал мне бутылкой: – Очко в твою пользу. Да, она красавица. Но я же сказал, что не люблю этот тип женщин.

– Какой именно?

– Юрист в юбке, – Шон фыркнул, потом посмотрел на меня серьезно. – Пап, я размышляю про эту твою работу, инвентаризацию коллекции редких книг. И не уверен, надо ли с ней связываться, даже за такие деньги.

– Почему? – Я подумал, что он сделает тот же вывод, что и я; интересно, скоро ли.

– Придется работать в доме покойного, а вокруг будут шастать родственнички, – он покачал головой. – Мне не нравится, что там ты окажешься рядом с убийцей.

 

Глава шестнадцатая

– Может быть, мистера Делакорта убил и не родственник, – в глубине души я в этом сомневался, но решил до конца быть педантом. – Хотя я согласен, что это очень вероятно.

– Тогда, по-моему, тебе не стоит рисковать, – Шон упрямо сжал губы. Я хорошо знал это выражение его лица. – Кто убил один раз, тот из страха может это сделать и снова.

– Я с тобой не спорю, – я выпил чая. – Просто не знаю, кому какой смысл меня бояться, я же буду тихо разбирать книги мистера Делакорта.

– А если его убили как раз из-за коллекции? Он же знал, что кто-то из домашних ее разворовывает. Вдруг вор таким образом хотел прекратить инвентаризацию? – Шон принялся в тревоге расхаживать взад-вперед. – Тогда, если ты продолжишь, ты окажешься в опасности. Но если ты уже твердо решил, то я категорически настаиваю пойти с тобой. Мне правда не нравится, что ты будешь в доме с этой публикой. Не могу забыть, что нам рассказывала твоя приятельница в кафе. И Азалия. Если в их словах хоть половина правды, ты суешься в змеиное гнездо.

– Я помню, что говорили Хелена Луиза и Азалия. Если хочешь пойти со мной, я не против. У тебя и ноги молодые, и спина покрепче, – я выпил еще чая. – А гонорар я с тобой разделю.

– Это лишнее, я не из-за денег, – Шон замер на полуслове, не донеся бутылку до рта. – Так вот ты почему настаиваешь? Тебе нужны деньги?

– Вовсе нет, – меня тронуло, что он встревожился, но тетушка Дотти оставила мне наследство, Хьюстон платил пенсию, а Афинский колледж небольшую зарплату, и я совершенно ни в чем не нуждался. – Я занимаюсь инвентаризацией потому, что меня просил мистер Делакорт. Я мало его знал, но он был человеком приятным и достойным, и я хочу исполнить его волю.

– Ну что же, могу понять, – Шон выдвинул стул и сел. – А ты понимаешь, почему я нервничаю?

– Разумеется. Но если ты будешь со мной, то не дашь меня в обиду, – я допил чай и встал налить еще стакан. – Возьмешь Данте?

Шон ненадолго задумался.

– Можно и взять. Если бросить его в доме одного, он заскучает и, чего доброго, опять что-нибудь испортит.

– Это точно, – сказал я, вспоминая, какой беспорядок был у входа субботним утром. – Как насчет ужина? Я проголодался.

– Я тоже, – Шон допил пиво и поставил бутылку на стол. – Не возражаешь против пиццы? Есть тут приличная доставка?

– Да, хорошая мысль. Ты какую хочешь?

– На толстом тесте, и чтобы сыра и мяса побольше, – сказал Шон и встал, чтобы выкинуть пустую бутылку. – Ты не против?

– Совершенно.

– Тогда я позвоню, если скажешь номер, – Шон подошел к телефону на стене.

– Номер в блокноте рядом с телефоном, – я указал на блокнот, который висел там же.

Шон сделал заказ, достал бумажник и вынул несколько купюр.

– Этого должно хватить. Обещали привезти минут через двадцать пять. А я бы тем временем проверил почту и кое-что посмотрел в интернете.

– Спасибо за пиццу.

– Всегда пожалуйста, – он направился наверх за ноутбуком, кот и пес потрусили за ним. Дизель, похоже, решил не отпускать нового приятеля далеко.

Через полчаса доставили пиццу. Я поставил ее на стол и пошел сказать Шону, что ее привезли. В сопровождении животных он вернулся на кухню.

Пиццу он заказал большую, и я даже подумал, не лучше ли было среднюю, но увидел, как он сложил половину к себе на тарелку, и перестал удивляться.

– Ты не против, если я поем на веранде? – Он взял несколько бумажных салфеток. – Надо на одно письмо ответить, я не хочу с этим затягивать.

Я огорчился, но спорить не стал:

– Ладно. А я начну читать указания и тот экземпляр описи, который принесла Александра Пендерграст.

– Тогда увидимся.

Шон вышел из кухни, за ним бежал исключительно воодушевленный пудель. Дизель остался со мной, и я наградил его парой кусочков пиццы. Мы редко ее ели, и сыр с мясом для него были лакомством. За папку с бумагами я решил не браться, пока руки жирные.

Я одолел три из четырех кусков пиццы, оставил последний Шону и закрыл коробку. Что-то подсказывало мне, что последний ломоть тоже скоро будет съеден. Наверху я вымыл руки, переоделся в пижаму и забрался в кровать с бумагами. Дизель запрыгнул ко мне и задремал.

Пока я просматривал список книг, глаза у меня столько раз лезли на лоб, что я боялся, как бы они там не остались. Мистер Делакорт собрал невероятную коллекцию, причем помимо ранних американских изданий там были роскошные первопечатные тома из Европы. Мне не терпелось снова заняться коллекцией и разыскать некоторые из этих чудес. Для составителя каталогов редких книг собрание Делакорта было раем на земле.

Указаний оказалось немного. Главное, чего требовал мистер Делакорт – чтобы коллекцию не разбивали. Еще он настаивал на полной инвентаризации. Я задумался, когда он записал эти требования.

Он уже считал, что некоторые книги пропали, мог бояться, что после его смерти вор еще что-нибудь растащит. За многие экземпляры, без сомнения, дали бы хорошую цену на аукционе. Одни только первые издания романов Фолкнера, большинство с автографами и, как утверждалось, в отличном состоянии, принесли бы баснословные суммы.

Конечно, воровать из коллекции было со стороны кого-то из домашних довольно бестолково. Кражу бы скоро обнаружили. Неужели кто-то из наследников Делакорта дошел до такой степени отчаянья или тупости? Я решил, что пойму это завтра утром, когда узнаю, что говорится в завещании.

После инвентаризации следующей моей задачей было подготовить коллекцию к переезду в новый дом. Я просиял, когда прочел, что вся она достанется библиотеке Афинского колледжа. Была также предусмотрена солидная сумма на содержание и систематизацию книг. С этой коллекцией мне предстояло работать еще годы.

Мне было только бесконечно жаль, что она перешла под мое попечение при таких трагических обстоятельствах. Но подобные щедрые подарки часто совершаются со смертью дарителя.

Около девяти зазвонил телефон. Я посмотрел на определитель номера: звонили из управления шерифа. У меня засосало под ложечкой, словно пицца превратилась в тяжелый камень.

Голос Канеши Берри в трубке звучал деловито и энергично, как всегда.

– Добрый вечер, мистер Гаррис. Простите, что так поздно звоню, но я бы хотела заехать к вам и поговорить, если вы свободны.

– Конечно. Приезжайте.

Предстоит ли мне снова отчитываться в том, что я делал сегодня утром?

– Спасибо. Буду у вас минут через пятнадцать.

Я вновь оделся, обулся, и мы с Дизелем спустились вниз. Шон еще сидел на веранде, уткнувшись в ноутбук, а в пепельнице рядом с ним дымила сигара. Я решил, что он обидится, если я буду говорить с Канешей без него, и предупредил, что она едет.

То, как решительно он меня защищал, трогало меня тем больше, чем дольше я об этом думал.

Когда позвонили в дверь, Шон, Данте и Дизель собрались в гостиной, а я успел наскоро заварить и принести на подносе чай. Я впустил Канешу и с интересом отметил, что ее никто не сопровождает. В руке у нее был портфель.

– Вы уже знаете моего сына Шона, – сказал я, когда она вошла в гостиную. – И Дизеля с Данте.

Канеша вежливо поздоровалась с Шоном, а на животных посмотрела, как мне показалось, довольно снисходительно. Данте вприпрыжку подбежал к ней, она помедлила, наклонилась и протянула ему пальцы обнюхать. Он лизнул ей руку, и Канеша не очень уверенно погладила его по голове.

Дизель наблюдал за этим, не покидая дивана. Он до сих пор вел себя с Канешей осторожно, хотя, по-моему, не боялся и не испытывал к ней неприязни.

Все расселись, я предложил гостье чашку чая, и она согласилась, из чего я заключил, что официального допроса не будет. Данте запрыгнул на диван к Дизелю, который сидел рядом со мной. Шон хотел его согнать, но я сказал, что не возражаю. Сын покачал головой, но не стал спорить, я же был не против видеть Данте на диване: мебель должна служить всей семье, а значит, и нашим родным питомцам. Но пора было начинать разговор.

– Я вам должен кое-что сообщить, мисс Берри, – сказал я, когда она пригубила чай. – Сегодня вечером у меня были К. К. Пендерграст и его дочь Александра.

Канеша прищурилась:

– В связи с кончиной мистера Делакорта?

По тому как осторожно она держала чашку и блюдце, я понял, что она напряжена.

– Да. Мистер Делакорт назначил меня одним из двух своих душеприказчиков, второй – сам мистер Пендерграст, – я виновато улыбнулся. – Я об этом, разумеется, понятия не имел.

Шон, который сидел на стуле напротив меня, стал подавать мне какие-то знаки. Я не мог понять, что он имеет в виду.

– А мне казалось, вы были почти не знакомы с Джеймсом Делакортом. – Канеша поставила чашку на кофейный столик и впилась в меня взглядом.

– Честное слово, я его знал очень поверхностно, – я пожал плечами. – Мистер Пендерграст считает, что мистер Делакорт сделал меня душеприказчиком потому, что у меня огромный опыт работы с каталогами редких книг. Он ведь хотел, чтобы я инвентаризировал его коллекцию.

Шон снова отчаянно мне засигналил. В ответ я нахмурился, Канеша взглянула на него, потом снова на меня.

– И оценивать ее будете тоже вы?

– Нет, только сверять с описью.

Стоит ли рассказать ей, что книги переходят к колледжу? Я решил, что этого лучше не скрывать.

Канеша некоторое время помолчала.

– Как все удачно для вас сложилось.

Шон возмутился:

– На что вы намекаете?

Канеша посмотрела на него, но перевела взгляд на меня:

– Вы же теперь будете распоряжаться очень ценной коллекцией?

Она сказала это таким тоном, будто я, дорвавшись до коллекции, немедленно начну ее расхищать. Я взглянул на нее сердито:

– Да, я буду хранителем до тех пор, пока работаю в колледже. Но собрание будет принадлежать колледжу, а не мне.

Канеша пожала плечами:

– Об этом я и говорю.

Мы с Шоном переглянулись. Нам было ясно, что она нарочно меня спровоцировала.

– И вы, я так понимаю, намерены проверить опись до конца? – Канеша несколько успокоилась и опустила руки на колени.

– Согласен. Шон пойдет со мной и будет помогать, – я сделал глоток чая. – Мистер Пендерграст также просил меня присутствовать завтра утром, когда он будет зачитывать завещание наследникам мистера Делакорта. После он хочет, чтобы я, не откладывая, принялся за работу. Когда меня снова допустят в библиотеку?

– Не исключено, что завтра после обеда. Ситуация необычная, – Канеша задумалась. – Значит, вы проведете в доме немало времени. Пожалуй, это хорошо.

– В каком смысле? – спросил Шон довольно резко, так, что Данте поднял голову и тявкнул. Шон шикнул на него, и пудель снова положил морду на лапы.

– В том смысле, что следствию не помешает еще один человек в доме. Причем не связанный с полицией официально, – Канеша обращалась к Шону, но краем глаза покосилась на меня, словно хотела проверить, как я отреагирую.

Вот это перемена! Прошлой осенью Канеша была совсем не рада видеть меня в гуще расследования другого убийства. Мы кое-как, с большим трудом нашли общий язык, а теперь пожалуйста – она практически просит меня поработать для нее сыщиком. Я мог бы высказаться прямее, но постарался быть вежливым:

– Вы хотите, чтобы я обращал внимание на все, что может оказаться важным для следствия, так?

– Совершенно верно. Прошлый опыт показывает, – она мимолетно улыбнулась, – что вы много чего замечаете, а в нынешнем деле, должна признаться, мне не помешает лишняя пара глаз. Я ни от кого там не могу добиться толку, первый раз вижу подобное семейство.

Я заметил, что Шон собирается возразить, и остановил его, покачав головой.

– Спасибо за комплимент. Я обязательно расскажу вам обо всем, что покажется мне достойным внимания.

– А мне совсем не нравится, что отец будет заниматься вашим расследованием и подвергать себя опасности, – Шон так и дышал неодобрением.

– Я понимаю, что вы обеспокоены, – ответила Канеша, – но если ваш отец ограничится лишь наблюдением, помощь следствию ничем ему не грозит.

– Согласен, – я заметил, какое слово она особо подчеркнула. – Шон, ты будешь рядом, а я обещаю не делать глупостей, только наблюдать.

Шон не выказал согласия, но и не стал продолжать спор. Я снова повернулся к Канеше:

– Вы об этом хотели со мной поговорить?

– Отчасти, – Канеша взяла портфель. – Еще я хочу, чтобы вы взглянули на одну вещь, – она открыла портфель и запустила в него руку. – Мы нашли ее на столе у мистера Делакорта.

– Где именно? – В тот момент, когда я обнаружил мистера Делакорта, я был настолько выбит из колеи, что не заметил ничего, кроме тела.

– Под правой рукой, – Канеша достала папку для бумаг, упакованную в прозрачный пластик, закрыла портфель и поставила его на пол. – Мне кажется, что это как-то связано с коллекцией.

Не вынимая содержимого из пакета, она протянула ее мне. Осторожно взяв в руки папку, я рассмотрел ее, но заметил только ярлычок с аккуратной надписью: «Тамерлан». Папка показалась мне совсем легкой.

– Внутри что-нибудь есть? – Я передал ее обратно Канеше.

– Нет, там пусто, но я подозреваю, что раньше там кое-что находилось, – она ненадолго прервалась. – Мы нашли письмо от лондонского букиниста, датированное прошлым июлем. Оно лежало под этой папкой. В нем мистеру Делакорту сообщают, что в ноябре экземпляр «Тамерлана» будет выставлен на частный аукцион, и приглашают принять в нем участие.

– Что за «Тамерлан»? – спросил Шон. – Знакомое название.

– Сборник стихов, который издал Эдгар Аллан По, – я в изумлении покачал головой. – Это фантастическая редкость. Тираж был не более полусотни экземпляров, а до нас, по всем сведениям, дошли штук десять-двенадцать. Он стоит целое состояние.

– А в описи, которую тебе дала Александра Пендерграст, он есть? – спросил Шон заинтересованно.

– Нет. Может быть, мистер Делакорт не участвовал в аукционе, а может, не выиграл, – я пожал плечами. – Или эта опись неполна.

– Я полагаю, что он выиграл, – спокойно и уверенно сказала Канеша. – Под первым письмом от букиниста лежало второе с благодарностью за то, что мистер Делакорт воспользовался его услугами и доверил проведение «столь успешной и приятной сделки», так и было написано.

– Да, тогда похоже, что он все-таки выиграл аукцион, – Шон откинулся на спинку стула. – Интересно, во сколько это ему обошлось?

– Хороший вопрос, – сказала Канеша. – Но гораздо интереснее другое: где книга?

 

Глава семнадцатая

– Как? Вы что, считаете, что она лежала в папке? – Шон даже не пытался скрыть недоверие. – С какой бы стати ее туда засунули?

– Подожди, и я тебе объясню, – строго сказал я. Канеша уже и так ощетинилась на его тон, я не хотел сердить ее больше. – Можно мне еще раз взглянуть на папку?

Я протянул руку. Канеша снова передала мне папку, я поднес ее к глазам и как мог рассмотрел сквозь пакет, потом отдал обратно.

– Это архивная папка из антикоррозийной бумаги, – сказал я. – Именно в такой я бы сам хранил что-нибудь старинное и ценное.

– А ты видел, какого она размера? – не унимался Шон. – Не говори только, что туда можно затолкать книжку.

– И не нужно. Чтобы так же защищать книги, делают специальные коробки.

Я не успел ответить дальше на вопрос Шона, как Канеша задала собственный:

– А когда был издан «Тамерлан»?

– В 1827 году. По-моему, это точно, – я замолчал и мучительно постарался вспомнить подробности. – Это эпическая поэма страниц на сорок. Размер брошюры. Вот в такую архивную папку она поместится, – я припомнил еще кое-что. – Кроме «Тамерлана», там девять других стихотворений.

– Надо же, сколько вы знаете про Эдгара По, – нехотя восхитилась Канеша. – Вам, наверное, по работе положено?

– Библиотекари вообще запоминают много разной информации, – я скромно улыбнулся. – Эта оказалась полезной, а бывает такая, что и не пригождается.

Шон рассмеялся:

– Не слушайте, как он прибедняется, шериф. Он просто кладезь знаний, если дело касается книг.

Я улыбкой поблагодарил сына за комплимент.

– Значит, в папке, – сказал Шон, – и правда могла находиться эта брошюра.

– Да. Внутри обнаружены мельчайшие фрагменты бумаги. У писем края ровные, к тому же фрагменты совсем другого цвета, – Канеша пожала плечами. – Но придется ждать, пока их исследуют в полицейской лаборатории штата и скажут, сколько им лет.

Пока что клочки бумаги не были настоящим доказательством, но романтическая часть моей натуры хотела верить, что это частицы подлинного экземпляра самого редкого литературного издания в истории Америки. Я легко мог представить, с каким восторгом мистер Делакорт держал в руках это сокровище, зная, что теперь оно является частью его коллекции. Потом меня захлестнула грусть: если он приобрел «Тамерлана» недавно, значит, не успел как следует насладиться покупкой.

Мне вспомнились детали нашего с ним разговора.

– Мистер Делакорт ездил куда-то по делам на прошлой неделе, – сказал я. – Кто-то мне об этом говорил, может быть, он сам упомянул, я точно не помню. Но суть в том, что это могло быть связано с покупкой.

– Это ценно. Надо будет проверить, – Канеша помолчала. – Давайте вернемся к тому, о чем я говорила раньше, о вас как о наблюдателе в особняке Делакортов.

– Да, конечно. У вас будут какие-нибудь конкретные указания? – Мне до сих пор не верилось, что она просит моей помощи, да еще и при свидетеле.

На ее лице мелькнуло и пропало недовольное выражение, потом она ответила:

– Смотрите по сторонам. Особенно не пропустите этот экземпляр «Тамерлана», попробуйте выяснить, действительно ли мистер Делакорт купил его. А если найдете в коллекции саму книгу, у меня будет одной заботой меньше.

– Я думаю, что она где-нибудь найдется. Кем надо быть, чтобы украсть такую редкость и думать, что тебя не поймают, – Шон сменил позу.

– Возможно, вы недооцениваете чью-то глупость, мистер Гаррис, – тон Канеши был таким едким, что мне стало любопытно. – По моему опыту, воры в большинстве своем тупы, как пробка. Всегда уверены, что не попадутся, хотя любому человеку с каплей мозга очевидно, что этот номер не пройдет.

– Вы подозреваете родственников мистера Делакорта? – Шон подался вперед. – Насколько мы с отцом слышали, они не блещут интеллектом.

Канеша посмотрела на нас, лицо ее было непроницаемо:

– Не знаю, что вы слышали, официального заявления по семье Делакортов я сделать не могу. Скоро вы сами все увидите.

– Ваша правда, – сказал я, понимая, что большего мы от нее не добьемся; она ничего не скажет, пока сама не захочет поделиться информацией. – Еще какие-нибудь указания для нас с Шоном?

– Нет. Хочу только предупредить. Не забывайте, что я говорила: наблюдать – вот что мне от вас нужно.

– Вас понял, шериф, – я улыбнулся и указал на поднос: – Не хотите еще чаю?

– Нет, спасибо, – Канеша собрала свои вещи и встала со стула. – Мне надо вернуться в управление. А если вы что-нибудь найдете, звоните мне. В ту же самую секунду, – она впилась в меня взглядом.

Я поднялся, Шон тоже.

– Я понял ваши пожелания, шериф, и обещаю им следовать.

Дизель и Данте спрыгнули на пол, стоило мне лишь направиться с Канешей к выходу, но Шон меня опередил:

– Пап, я провожу мисс Берри.

Я кивнул. Интересно было бы узнать, зачем ему это понадобилось, хочет ли он ей что-то сказать так, чтобы я не услышал?

Я посмотрел, как Шон и Канеша, а за ними кот и пес вышли из комнаты. Данте явно решил ходить за Шоном как приклеенный. Наверное, бедолага еще не сориентировался и чувствовал себя тревожно – сначала попал к новому хозяину, потом его через полстраны привезли в незнакомый дом.

Шон и четвероногие вернулись, когда я собрал чашки на поднос.

– Не знаю, как ты, – сказал я, поднимая поднос, – а я созрел, чтобы лечь спать. День сегодня был длинный.

– Тогда оставь посуду мне, – Шон забрал у меня поднос. – Иди к себе и отдыхай. Могу я сделать еще что-нибудь полезное?

Я был тронут его заботой.

– Нет, спасибо. Я в порядке, просто устал. Только когда будешь ложиться, сделай одно одолжение: проверь, что все двери заперты и свет выключен.

– Обязательно, – сказал Шон. – Доброй ночи, – он направился на кухню. – Данте, за мной.

Дизель заворковал и потерся об меня, пока я смотрел, как сын с пуделем выходят из комнаты. Я почесал его за ухом и отметил, что мне для этого больше не надо нагибаться, за последнюю пару месяцев он еще подрос. Пора бы ему было уже остановиться. Мейн-куны достигают взрослого размера к трем годам, и по моим расчетам Дизелю примерно столько и было. Данте рядом с ним выглядел практически карликом.

Через несколько минут я был уже наверху, в постели. От усталости мне не хотелось даже читать. Дизель занял свое обычное место, я решил выключить свет и постараться уснуть.

Постараться оказалось легко, а уснуть – не очень. Стоило закрыть глаза, и я видел Джеймса Делакорта за столом, мертвого. Его тело выглядело не настолько уж омерзительно, скорее неприятно. Я его почти не знал и не сразу понял, настолько сильно его смерть выбила меня из колеи. Может, кто-то другой, особенно родственники, и таили на него обиды, справедливые или нет, но со мной он был неизменно любезен.

От мысли, что его отравили, меня разбирал гнев. Если это правда, я решил, что помогу Канеше отыскать убийцу. Пожалуй, я чувствовал себя отчасти орудием высшей справедливости. Это мне напоминало роман, где мисс Марпл нанял старик-миллиардер, чтобы она, подобно Немезиде, покарала виновных в давнишнем преступлении. Мне, конечно, до мисс Марпл было далеко, но пример для подражания она давала весьма достойный.

Я постарался успокоить мысли и заснуть. И был уже в полудреме, почти спал, как вдруг зазвонил телефон и разбудил меня.

Я покосился на светящиеся цифры на часах возле кровати. Кто может мне звонить в 22:28?

Возможно, моя дочь Лаура. Она иногда забывала о разнице в часовых поясах между Афинами и Лос-Анджелесом и звонила, когда я уже лег.

Телефон не умолкал. Я посмотрел на определитель – номер был местный, но незнакомый. Значит, не Лаура.

Я взял трубку. Некоторое время там молчали, слышалось только шумное дыхание. Я уже хотел положить трубку, когда раздался голос с отчетливым южным выговором:

– Не лезь не в свое дело, Гаррис. Держись подальше от Делакортов, целее будешь.

Я сначала не поверил своим ушам. Что за цитаты из подростковых триллеров? Абсурд, да и только.

Наверное, я поступил неправильно, но время было позднее, а я очень устал. Я засмеялся:

– Это что, розыгрыш? Почему я должен верить угрозам?

В ответ только тяжело дышали. Потом голос снова произнес:

– Если не поверишь, твоим родным придется плохо.

С каждым словом голос звучал все выше и к концу фразы сорвался на визг. Трубку бросили так, что у меня в ухе зазвенело.

Пока я разговаривал, Дизель подошел ближе, а теперь положил лапу мне на руку и издал трель. Интонация у него получилась по-человечески вопросительная.

– Не бойся, дружище, – сказал я и погладил его. – Просто какой-то дурак звонил.

Я решил, что он своим острым кошачьим слухом уловил тон моего собеседника и потому встревожился.

Я рассмеялся в ответ на угрозу, а теперь, повесив трубку, стал сомневаться, благоразумно ли поступил. Вдруг мне звонил убийца Джеймса Делакорта? Не разозлил ли я его этим смехом? Что он теперь сделает?

Я велел себе не паниковать. Управление шерифа еще даже не установило окончательно, было ли преступление. Но лично у меня сомнений в том, что Джеймса Делакорта убили, не было: очень уж «удобно» он умер в тот самый момент, когда мы начали работать с описью и были готовы обнаружить кражу.

Я решил, что к звонку все-таки следует отнестись серьезно. Я снял трубку и набрал номер, который знал даже слишком хорошо. Через минуту меня соединили с Канешей Берри. Она что же, днем и ночью была на работе?

– Что у вас, мистер Гаррис? Надеюсь, вы не просто так звоните?

Меня рассердил ее недовольный тон, но я не стал отвечать в том же духе.

– Нет, я решил, что надо поставить вас в известность: мне сейчас угрожали по телефону.

– Что?! – до меня донесся звук, как будто книгу швырнули на что-то твердое. – Подробнее. Что сказали?

Я повторил разговор, насколько мог точнее.

– А если подождете секунду, я вам продиктую номер с определителя.

– Вы что, хотите сказать, что номер определился? – Канеша фыркнула в трубку. – Бывают же на свете идиоты.

– Вот именно, – сказал я. – Мне это тоже показалось подозрительным, поэтому я так с ним и разговаривал.

Я продиктовал цифры.

– Я знаю этот номер, – помолчав, произнесла Канеша, и от ее слов у меня почему-то пробежал холодок по коже.

– И чей же он?

– Джеймса Делакорта, – ответила Канеша. – Выделенная линия у него в спальне.

Вот это было правда жутко, я еще сильнее поежился. Но тут мне в голову пришел вопрос:

– А вы откуда знаете, что это телефон в спальне?

– Потом объясню, – сказала Канеша. – Сейчас мне срочно надо в особняк. Эта комната вообще-то была опечатана, – она повесила трубку.

 

Глава восемнадцатая

Ну и безумие творилось в особняке Делакортов… Кто же из них окончательно спятил? Вся история со звонком приобрела фантастический вид.

Откуда взялся злодей настолько тупой, что не догадался заблокировать определение номера? Или он это сделал нарочно, в расчете на то, что я извещу полицию? На эти вопросы у меня не было ответов, но еще больше часа я лежал без сна и обдумывал их.

В тупик меня также ставило и то, почему звонили с телефона в спальне убитого. Звонивший бросил вызов, и Канеша Берри это так не оставит. Он может дорого поплатиться за эту ошибку.

Я видел здесь работу нездорового ума, и чем больше я об этом размышлял, тем тревожнее мне становилось. Но достаточный ли это повод не возвращаться в дом Делакортов и не выполнять мой долг душеприказчика?

Все взвесив, я решил, что недостаточный. Перспектива меня не слишком радовала, но и расписываться в трусости не хотелось: неужели у меня не хватит смелости исполнить волю Джеймса Делакорта? Он обратился ко мне за помощью не просто так и верил, что я справлюсь; я был намерен оправдать эти надежды.

Приняв решение, я заснул. Рядом со мной заснул и Дизель, успокоенный тем, что хозяин перестал метаться.

На следующее утро я проснулся в начале девятого, на удивление бодрым, хотя и засыпал накануне с таким трудом. Дизеля на кровати не было, и я решил, что он спустился на первый этаж.

Через десять минут, в пижаме и тапочках, я пришлепал на кухню и увидел у плиты Шона в тренировочных штанах и майке.

– Привет, пап, – сказал он. – Омлет сейчас дожарится, кофе готов.

– Спасибо, – сказал я, налил себе кофе, сел за стол и огляделся. – А где Дизель и Данте?

– Во дворе. Я решил, пусть побегают, пока я готовлю завтрак.

– И давно они на улице? – Я сделал глоток кофе.

– Минут пятнадцать, – Шон помешал омлет на сковороде.

– Пожалуй, я их впущу, – сказал я. – Когда я спускался, то слышал гром.

– Давай, а я тем временем дожарю гренки, – ответил Шон.

Я открыл дверь веранды, и увидел, что надвигаются темные тучи. Сидевший на крыльце Дизель, поднимаясь по ступенькам, несколько раз мяукнул. Данте я сначала не увидел, но когда позвал его, он выскочил из кустов азалии у забора и помчался ко мне. Он взбежал по ступенькам, и тут начался дождь.

– Смотрите-ка, я очень вовремя, – сказал я им.

Дизель дважды мяукнул, а Данте поднял на меня морду, пыхтя и высунув язык – он набегался и наигрался. Я проверил, нет ли у него на лапах земли и не рылся ли он на клумбе, но с радостью обнаружил, что лапы у него чистые.

– Ну ладно, тогда пошли завтракать, – сказал я. Звери первыми поспешили в дом, где на кухне Шон уже успел накрыть на стол.

Прежде чем садиться, я проверил миски с водой и кормом для Дизеля. Теперь я их ставил в кладовке на стол, чтобы Данте не воровал у кота еду. Я долил еще воды, досыпал корма и заметил, что Шон уже выставил корм пуделю.

Вернувшись за стол, я стал пить кофе, а Шон принес тарелки с омлетом и гренками.

– Я не жарил ни ветчины, ни бекона, – сказал он. – Надеюсь, ты не возражаешь?

Он сел напротив меня и взял вилку.

– Отнюдь, – сказал я. – Мне их и нельзя, холестерин повышается, и для желудка не полезно.

На столе лежала газета. Обычно я ее читаю за едой, но только когда завтракаю один – пусть даже Шон был, как видно, не в настроении разговаривать.

Несколько минут мы ели молча, я только сказал, как хорошо удался омлет, мягкий и сочный, и Шон ответил на похвалу улыбкой и кивком. Потом он сказал:

– Вчера ночью мне послышалось, что телефон звонил. Не Лаура?

Я собирался рассказать ему про звонок, но рассчитывал сначала поесть и выпить кофе. Мне до сих пор не верилось, что все это произошло на самом деле, и я надеялся, что кофе и еда вернут мне ощущение реальности.

– Нет, не она, – я сделал еще глоток кофе. – Мне велели не ходить в особняк Делакортов и угрожали, если не послушаюсь.

– Что?! – Шон едва не выронил вилку и положил ее на тарелку. – И что сказали?

Я пересказал короткую беседу, и Шон негодующе стиснул зубы.

– Это последняя капля, пап. Не ходи туда.

– Погоди, дай я расскажу, что было дальше, – и я рассказал о своем звонке Канеше и ее реакции, когда я назвал номер с определителя.

– Псих какой-то, – сказал Шон. – Я серьезно, незачем тебе лезть в этот дурдом.

Он яростно потер лоб правой рукой. Думаю, если бы он не постригся так коротко, то стал бы ерошить волосы.

– Не буду врать, я сначала подумал то же самое, но, поразмыслив, решил, что раз мистер Делакорт поручил мне работу, надо довести ее до конца.

Шону это совсем не понравилось, наоборот, он еще больше помрачнел.

– И ты меня, конечно, не послушаешь? Как вобьешь себе что-то в голову, так тебя и не переупрямить.

Я посмотрел на него с улыбкой:

– Точь-в-точь как один мой упрямый родственник. На букву «Ш», знаешь такого?

Шон сердито сощурился. Строптивый характер ему, безусловно, достался от меня. Он фыркнул; последний раз я слышал этот звук, когда ему было лет шестнадцать. В том возрасте у него была манера фыркать на меня за то, что я тупой и отсталый, и сердито уходить к себе в комнату. Справедливости ради надо сказать, что в пределах получаса он обычно появлялся с виноватым видом и просил прощения.

Сейчас он не ушел из-за стола, а сидел и мрачно сверлил меня взглядом.

– Я не передумаю, не надейся, – сказал я. – Тем более, мне кажется, что, во-первых, пока идет следствие, в доме будет полиция и заместители шерифа. А во-вторых, я надеялся, что ты пойдешь со мной и поможешь мне работать с описью. Ты бы меня очень выручил.

– Куда же я денусь, придется, – недовольно ответил Шон.

– Спасибо, – я вернулся к еде. Шон надулся, но больше спорить не стал.

Закончив завтрак, я сложил свою тарелку, ложку и вилку в посудомоечную машину.

– Пойду наверх, приму душ и оденусь, – сказал я. – Нам надо быть на месте чуть раньше десяти, так что будь готов к половине десятого.

– Обязательно, – Шон проглотил последний кусок гренка.

Дизель последовал наверх за мной и вздремнул на кровати, пока я мылся.

Когда я спустился около половины десятого, Шон, как и обещал, был уже одет. Он надел костюм, но без галстука, и вид имел элегантный и деловой – а еще он был очень красив. Глядя на него, я ощутил прилив гордости.

Данте в ошейнике и на поводке сидел у ног Шона.

– Отлично, – сказал я. – Сейчас я надену на Дизеля шлейку, и поедем.

Через пятнадцать минут я остановил машину позади «кадиллака»-олдтаймера, на котором явно приехал К. К. Пендерграст: мне подумалось, что это было бы как раз в его щегольском стиле.

Когда мы всей нашей компанией подошли к двери, нас уже встречал Трутдейл. Мы вошли, он закрыл дверь, и я представил ему Шона.

– А это Данте.

Трутдейл неодобрительно посмотрел на кота и пса, но ничего не сказал.

– Мистер Пендерграст и мисс Пендерграст ожидают вас в малой гостиной, – Трутдейл указал на комнату, где мы с Шоном были накануне.

Мы пошли вслед за дворецким, он открыл дверь и объявил, что мы прибыли, отступил в сторону, пропуская нас, и закрыл за нами дверь.

К. К. Пендерграст стоял у камина и обернулся, когда мы вошли. Александра расположилась в кожаном кресле темно-кровавого цвета. Пендерграст кивнул:

– С добрым утром, мистер Гаррис и мистер Гаррис-младший. Вижу, вы привели помощников, – сказал он, посмеиваясь.

Лицо Александры ничего не выражало, но когда Шон с Данте прошел вперед мимо меня, я заметил проблеск какой-то эмоции – интереса или раздражения?

– Вам мало было кота, и вы привели собаку? – Александра встала. – В доме много дорогих ковров, и вряд ли домочадцы будут рады, если…

– Если пес написает на пол, – договорил Шон. – Да, вы, безусловно, правы, но Данте будет поливать исключительно траву снаружи. Он хорошо воспитан, и я буду выводить его на улицу, как только понадобится. Это вас устроит, мисс Пендерграст?

Его резкий тон меня слегка рассердил, мистер Пендерграст поджал губы, а Александра, наоборот, густо покраснела.

– Вполне, мистер Гаррис. Следите за животным, чтобы оно вело себя прилично.

– Не «оно», а «он», мисс Пендерграст. Данте мужского пола, – Шон смотрел на нее сердито.

– Пора перейти к делу, – старший Пендерграст говорил мягко, но было видно, что он не собирается дольше слушать пререкания. Александра села, Шон встал рядом со мной, скрестив руки на груди. – Вы бы присели. Прежде чем читать родственникам завещание Джеймса, я должен вам кое-что сказать.

Мы с Шоном сели напротив Александры, на диван, который стоял перпендикулярно камину. Дизель уселся у моих ног; он озирался, и я видел, как ему хочется обследовать комнату. Данте вспрыгнул к Шону на колени, покрутился и, дрожа, свернулся клубком. Шон его легонько погладил.

– Раз уж нам предстоит работать вместе, вы не обидитесь, если я буду вас называть не «мистер Гаррис», а просто Чарльз? – Пендерграст улыбнулся. – А вы меня К. К.?

– Можно даже «Чарли», – ответил я, но со своей стороны не мог представить ничего, кроме «мистер Пендерграст» – южное воспитание не позволяло. Меня, как и много поколений моих предков, приучили обращаться к старшим уважительно. Мне трудно было заставить себя называть их по имени, и я до сих пор, говоря с ними, добавлял «сэр» или «мэм».

– Замечательно, – кивнул Пендерграст. – Итак, вот что нас ждет через несколько минут. Я представлю вас как второго душеприказчика, но про то, что вы будете продолжать инвентаризацию, как того хотел Джеймс, не скажу, пока не дойду до соответствующего места в завещании.

– Я почти не сомневаюсь, что как минимум один человек в семье об этом уже знает, – я погладил Дизеля по голове, чтобы он не отходил от меня; он беспокойно ерзал.

Пендерграст нахмурился:

– В каком смысле? Кто-то из них с вами связывался?

– Вчера ночью мне угрожали по телефону, – сказал я. – Сначала я решил, что это шутка, но когда сообщил шерифу Берри, она сказала мне, что этот звонок поступил из спальни мистера Делакорта.

– Из комнаты, которую опечатала полиция, – Шон сменил позу, и потревоженный Данте, ворча, приподнял морду, потом успокоился. – Сдается мне, звонок мог быть только от члена семьи.

– С этим трудно спорить, – Пендерграст сунул руки в карманы брюк, и стоял, перекатываясь с носков своих ковбойских ботинок на пятки и обратно. – Джеймс был прав, что не доверял родственникам. Вероятно, скоро мы узнаем, что кто-то из них его и убил. По мне, так с любого станется.

– Папа, – с нажимом произнесла Александра. – Напрасно ты делаешь неосторожные заявления. Подумай, как можно истолковать твои слова.

Пендерграст добродушно взглянул на дочь:

– Ну, я не вижу никаких оснований считать, что Чарли или его сын помчатся выступать перед прессой и цитировать меня направо и налево.

– И речи быть не может, – Шон посмотрел на Александру с негодованием.

Александра ответила таким же возмущенным взглядом и подалась вперед:

– Разве я говорила, что у вас или вашего отца есть такие намерения? Вы придираетесь к словам.

– Александра, – тон родительского приказа, которым это было сказано, заставил ее умолкнуть.

Я взглянул на сына. Он едва сдерживал усмешку, наблюдая, как смущена и обескуражена собеседница. Я осуждающе покачал головой, но он в ответ только приподнял бровь. Мне было странно, отчего Шон относится к Александре Пендерграст так враждебно. Его нелюбовь к женщинам-юристам – не была ли она как-то связана с решением бросить работу и приехать в Миссисипи? Я решил поставить эту мысль в очередь на обдумывание.

– Мы отвлеклись, – в голосе Пендерграста зазвучали насмешливые нотки. – И да, я считаю, что к гибели Джеймса причастен кто-то из его родственников. А еще я глубоко убежден, что мисс Берри справится с задачей, установит истину и арестует преступника.

– Она очень хороший следователь, – сказал я. – Я знаю по собственному опыту.

– Да, я припоминаю, что прошлой осенью вы были причастны к расследованию убийства, – Пендерграст кивнул и взглянул на часы. – Что ж, пора зачитать родственникам завещание. Как я сказал, я не стану объяснять им, что вы продолжаете инвентаризацию, пока не дойду до этого места в тексте. Я думаю, нас ждет гамма интересных эмоций. Хотя там есть повод бурно реагировать и на все остальное, – он покачал головой. – Выражаясь евангельской фразой, «будет плач и скрежет зубовный». Джеймс не далее как на прошлой неделе внес в завещание значительные изменения, хотя я его от этого отговаривал.

Я поднялся и направился вслед за Пендерграстом к двери.

– А ты посидишь здесь, – сказал я Дизелю.

Тот недовольно мяукнул, но я повторил то же самое более строгим тоном. Кот повернулся ко мне спиной.

И Шон, и Александра молчали, пока мы с Пендерграстом выходили из комнаты.

Хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь записал на пленку, что будет говориться в малой гостиной в наше отсутствие. Главное, чтобы обошлось без жертв, пока читается завещание.

Когда Пендерграст постучал в двери большой парадной гостиной, я понял, что мучительно стараюсь не думать о сцене, которую сейчас устроят Делакорты.

Я не люблю скандалы, а Пендерграст пообещал, что завещание Джеймса Делакорта вызовет истерику.

Происходящее все больше напоминало какой-нибудь роман Агаты Кристи, для колорита имелся даже труп в библиотеке.

Удастся ли мне разглядеть улики, или я буду проклинать свою недогадливость, когда нам сообщат ключ к разгадке?

Потом мне пришла в голову неприятная мысль: вдруг завещание так разъярит убийцу, что он пойдет на новое преступление?

 

Глава девятнадцатая

Уверенной походкой К. К. Пендерграст пересек холл, вошел в гостиную и направился к массивному камину в стене, которая была общей с библиотекой. Я семенил за ним, словно рыбацкая лодчонка на буксире у лайнера. Я заметил, что в комнате есть люди, но пока изо всех сил сосредоточился на юристе. Я решил, что если буду обращать внимание только на Пендерграста, это мне поможет не воображать заранее ту истерику, которую могут закатить родственники.

Пендерграст остановился перед камином и повернулся к слушателям. Я встал шагах в трех справа от него, у края каминной полки. Он откашлялся.

– Всем здравствуйте. Мне грустно видеть вас при столь трагических обстоятельствах, и я знаю, как вы скорбите по горячо любимому родственнику, – Пендерграст ухмыльнулся и напомнил мне волка, подбирающегося к добыче. – Вы все, конечно, удивлены, что здесь со мной сейчас мистер Чарльз Гаррис. Джеймс назначил мистера Гарриса вторым душеприказчиком, так что он присутствует здесь совершенно официально.

Когда Пендерграст представил меня, я услышал, как кто-то с шумом втянул воздух, но когда перевел взгляд на семейство, не смог определить, кто это был.

– Доброе утро, – сказал я. – Позвольте мне выразить вам глубочайшие соболезнования.

Получилось кратко, но когда я нервничаю, то нередко принимаюсь болтать. Лучше не начинать, чем потом затыкать себе рот.

Пендерграст произнес еще несколько вступительных фраз, и пока он говорил, я, стараясь не привлекать внимания, присмотрелся к членам семьи; мне хотелось понять их настроение.

Сначала я посмотрел на Элоизу Моррис. Меня не слишком удивило, что она снова в наряде Скарлетт О’Хары. На сей раз платье было синее из чего-то вроде атласа. Юбки раскинулись вокруг нее, она не сводила глаз с Пендерграста. Тот пока что говорил банальности, поэтому я перестал слушать и продолжил рассматривать.

Хьюберт Моррис сидел на диване футах в трех от жены. Сегодня на нем был вышедший из моды, заношенный и залоснившийся костюм. Он часто моргал и прикладывал к глазам платок, утирая слезы. Интересно, какие – крокодиловы или настоящие?

Дафна, мать Хьюберта, полулежала на втором диване, параллельном первому, и одной рукой держалась за лоб, другой за горло, точно так же, как я ее видел в субботу. Она поглаживала больные места, тихонько постанывая, но никто в комнате не обращал на нее ни малейшего внимания. Рядом с Дафной ненавязчиво маячил Трутдейл, но его тоже не слишком тревожил ее страдальческий вид. Его лицо оставалось непроницаемым.

Я заметил, что последняя пара родственников, внучатые племянник с племянницей, заняли стулья за Хьюбертом, и только тут сообразил, что все расселись на те же самые места, что и в субботу. Синтия Делакорт и сегодня оставалась такой же отстраненной от происходящего, что и при нашем субботнем знакомстве. Стюарт, наоборот, ерзал на стуле, с трудом сдерживая чувства – неужели в предвкушении?

Пендерграст закончил вступление, и я вновь прислушался к его словам. Он достал из внутреннего кармана пиджака объемный документ и начал разворачивать страницы. Но читать ему не дали – теребя шуршащие юбки, заговорила Элоиза Моррис:

– Дядя Джеймс любит печенье. По-моему, на кухне есть печенье специально для него, так Трутдейл сказал. Мы с ним всегда так славно пьем чай с печеньем.

Элоиза вспорхнула с табуретки, но Хьюберт рывком усадил ее обратно:

– Да уймись ты со своим печеньем, Элоиза. Ты что, забыла, что дядя Джеймс умер? Не будет он больше с тобой ничего так славно есть.

Голос Хьюберта, высокий и визгливый, мог принадлежать звонившему накануне.

Меня изумило, что Элоиза никак не отреагировала. Она сидела тихо и смотрела в пол, зато Дафна Моррис сразу же начала громко страдать:

– Хьюберт, Элоиза, я вас умоляю, не надо снова ссориться. Я этого не выдержу, особенно сейчас, когда мой бедный брат так рано и трагически погиб. Мало того, что весь дом перевернули всякие гнусные полицейские, копаясь в наших вещах. Если еще и вы будете ругаться, я боюсь, что у меня случится сердечный приступ, как у Джеймса, – пока она говорила, она не переставала потирать лоб и горло.

Голос у нее был до странности похож на голос сына; может быть, это она угрожала мне накануне? Очень интересно.

Не менее интересно мне было узнать, что полиция обыскивала дом. Если нашлось что-нибудь, имеющее отношение к книжной коллекции, я надеялся, что Канеша не станет это от меня скрывать.

– Да уймитесь вы, тетя Дафна, – сказал Стюарт. Каждое его слово было пропитано ядом. – Правительство раньше отменит подоходный налог, чем Хьюберт перестанет шпынять Элоизу.

Хьюберт запыхтел, но так ничего и не ответил. Элоиза продолжала смотреть пустыми глазами, а Дафна еще немного постонала и затихла. Синтия сидела с таким видом, будто ее все это не касалось. Я не мог решить, правда ли она не испытывает в отношении родственников ни малейших чувств или только хочет произвести такое впечатление.

Пендерграст снова заговорил:

– Если позволите отвлечь вас от беседы, дамы и господа, у нас тут завещание, которое я собирался прочесть.

При этих словах Дафна пару раз трагически вздохнула, остальные не сказали ничего. Пендерграст продолжил, начав с обычных фраз: «Я, Джеймс Салливан Делакорт, находясь в здравом уме…»

Я отвлекся и продолжил украдкой рассматривать родственников. Кроме Дафны, никто из них не казался удрученным смертью Джеймса Делакорта. Правда, я заметил, как Трутдейл поднес к лицу платок, но не понял, что он утирает – слезы или пот. В комнате было довольно жарко.

Когда я снова прислушался к юристу, тот зачитывал, как распределено наследство:

– «Стюарту Делакорту, внуку моего брата Артура, сумма в двести пятьдесят тысяч долларов».

Услышав свое имя и немалую цифру, Стюарт просиял, но его радость улетучилась, когда Пендерграст продолжил:

– «Стюарт, настоятельно советую тебе потратить часть наследства на покупку собственного жилья. В особняке Делакортов тебе больше не место. Ты должен освободить дом в течение трех месяцев со дня моей смерти. И забрать тебе разрешается только то, что ты привез, когда поселился здесь тридцать два года назад, и то, что купил с тех пор».

Стюарт покраснел так густо, что я испугался, как бы его не хватил удар. Но, как ни странно, он ничего не сказал, и даже перестал вертеться на стуле и как будто оцепенел. Если он убил двоюродного деда, то за труды получил не так уж много. Двести пятьдесят тысяч долларов – немалые деньги, но он явно был поражен тем, что его выставили из особняка.

Пендерграст продолжал:

– «Синтии Делакорт, внучке моего брата Томаса, сумма в двести пятьдесят тысяч долларов».

Синтия наконец прислушалась. Она моргнула и даже слегка изменила позу.

– «Синтия, ты отправляешься вслед за Стюартом. Пора тебе завести свой дом и наладить собственную жизнь. На поиски жилья у тебя три месяца. Хватит терять время».

Я смотрел, не проявит ли Синтия ненароком искренние чувства. Она засмеялась, чем изумила меня и нескольких своих родственников. Дафна Моррис опять принялась стонать:

– Синтия, как ты можешь смеяться в такую минуту? Это совершенно неприлично! Где твое воспитание?

– Будет вам, тетя Дафна. Можете разыгрывать умирающего лебедя перед Хьюбертом или Трутдейлом, но с нами номер не пройдет, мы вас слишком хорошо знаем, – низкий, глубокий голос Синтии прозвучал презрительно и насмешливо; Дафна снова захныкала, на сей раз без слов.

Элоиза повернула к свекрови ничего не выражающее лицо:

– А животных, которые ранены так тяжело, что их уже не спасти, следует добивать, чтобы не мучились.

Хелена Луиза говорила, что семейство с заскоками, но даже не представляла, до какой степени.

Никто не успел прокомментировать странные слова Элоизы, потому что вмешался Пендерграст:

– Если не возражаете, продолжим, – не дожидаясь ответа, он стал читать дальше: – «Моему племяннику Хьюберту Моррису, сыну моей сестры Дафны, сумма в один миллион долларов в доверительную собственность. Управлять имуществом по доверенности будет К. К. Пендерграст или его официальный представитель, такие условия действуют до твоей смерти. После этого печального события опека отменяется, и деньги переходят к Афинскому колледжу для учреждения стипендии моего имени.

– Возмутительно! – Хьюберт вскочил и принялся сердито приплясывать на месте, словно ребенок, которому не купили игрушку. – Как дядя Джеймс мог так со мной поступить! Я должен был получить все! Я ближайший родственник мужского пола. Я был ему как сын… Поверить не могу!

С каждой фразой его голос делался все пронзительнее. У меня почти не осталось сомнений, что это Хьюберт угрожал мне. Больше всего на свете мне хотелось исчезнуть из этой комнаты и оказаться подальше от этих людей с их вывертами. Я знал их только три дня и совершенно не хотел наблюдать неприглядные проявления эмоций. Куда лучше разбирать старинные книги в библиотеке.

Слишком поздно я сообразил, что Хьюберта не слишком заботит судьба Элоизы – а ведь получалось, что она, если переживет его, останется на улице без гроша.

– Замолчи и сядь, – Стюарт вскочил со стула, обошел диван и встал перед кузеном. – У меня с дядей Джеймсом было гораздо больше общего. И я зарабатываю сам, а не живу за чужой счет. Ты хоть где-нибудь проработал больше года? Ответь, Хьюби, – Стюарт пихнул его так, что тот плюхнулся на диван.

Я испугался, что начнется драка, потому что Хьюберт сжал кулак, но в следующее мгновение он передумал – видимо, сообразил, что Стюарт моложе и крепче. Он скрестил руки на груди и надулся. Стюарт уселся рядом с ним на диван и небрежным жестом велел Пендерграсту продолжать. Дафна во время этой стычки между внучатым племянником и сыном не переставала стенать, а Синтия и Элоиза никак не отреагировали на шум. Элоиза теребила отделку на лифе своего платья и, казалось, была полностью поглощена этим занятием, а Синтия смотрела в стену над каминной полкой.

Пендерграст откашлялся:

– «Хьюберту – дополнительно сумма в триста тысяч долларов: на жилье для тебя и твоей жены Элоизы. Ты также должен покинуть особняк Делакортов в течение трех месяцев. И не трать все деньги на дом, Хьюберт, не забудь про налоги».

Подвывания Дафны сделались громче, а Хьюберт покачал головой и побледнел. Видно было, что завещание дяди совершенно его уничтожило. По-моему, он и впрямь рассчитывал получить большую часть состояния Джеймса Делакорта.

Отличный мотив для убийства.

Судя по тому, что сказано в завещании, Джеймс Делакорт был не очень-то хорошего мнения о племяннике. Я представил, будто он сам, а не Пендерграст произносит эти слова, и мне захотелось провалиться сквозь землю от стыда за Хьюберта.

– А что мне? – Дафна провыла последнее слово, растянув его на несколько секунд. – Насколько ужасно Джеймс поступит со своей любимой младшей сестренкой?

Судя по этой сцене, Дафна была тем еще подарочком. Она и не думала достойно встречать удары судьбы. Я невольно сравнил ее с покойной тетей Дотти: умирая от рака, она переносила тяжелые страдания с гораздо большей стойкостью и мужеством. Противно было сейчас смотреть на этот эгоизм и нежелание владеть собой.

Пендерграст оставался невозмутимым. Наверное, он знал это семейство так давно, что его не удивляли никакие выходки.

– «Моей сестре Дафне Моррис я предлагаю выбор: поселиться с Хьюбертом и Элоизой, когда они переедут из особняка, либо жить в доме престарелых, который выберет К. К. Пендерграст согласно моим указаниям. Если ты согласишься на этот вариант, сестричка, расходы будут оплачены из моих денег. Если нет, ты не получишь ничего и останешься на попечении любящего сына и невестки. У тебя три месяца на размышления».

Тут подала голос Элоиза, не обращая внимания на то, что Дафна снова завыла:

– А кошачий корм, наверное, стоит совсем недорого. Собачий, может быть, даже дешевле. И на вкус необязательно плохой.

Хьюберт заорал на жену, Дафна прибавила громкости, Стюарт расхохотался. Гвалт стоял оглушительный. Отреагировала даже Синтия – поднялась со стула, отошла к эркеру на другом конце комнаты и стала смотреть в окно.

– Ну, хватит! – рявкнул Трутдейл, и все опешили. Крикуны изумились и замолчали, а Трутдейл презрительно фыркнул на них, поправил рукава пиджака и склонил голову в сторону адвоката:

– Прошу вас, мистер Пендерграст, продолжайте.

– Благодарю вас, – насмешливо ответил тот, перевернул страницу и прочитал:

– «Найджел Трутдейл за долгую службу получает возможность больше не работать. Ты этого хотел уже не первый год. Больше я не смогу тебя выручать, Найджел, так что распоряжайся своей долей аккуратно и осмотрительно. Найджел Трутдейл получает пожизненно основную часть моего состояния и этот дом за некоторыми исключениями, изложенными ниже».

Взгляды всех присутствующих обратились к дворецкому. Трутдейл побледнел, а потом упал в обморок, перевалившись через спинку дивана прямо на Дафну Моррис.

 

Глава двадцатая

Раздался истерический вопль Дафны:

– Уберите его, он меня раздавит!

Она повторяла это без остановки, отчаянно пытаясь спихнуть с себя бесчувственное тело. Ни ее сын, ни внучатый племянник не спешили ей на помощь, так что я подбежал к дивану, ухватил Трутдейла за плечи, тянул и толкал, пока не привел его в сидячее положение. Потом я оттащил его на другой край дивана, подальше от Дафны. Посмотрев на его лицо, я увидел, что он приходит в себя. Я отступил.

– Принести вам что-нибудь?

Возможно, ему бы в этот момент не помешала порция крепкого бренди.

– Нет, благодарю вас, сэр, – бледность немного сошла с лица дворецкого. – Я сейчас буду в порядке. Понимаете, я просто очень удивился, – он глубоко вздохнул. – Я даже представить не мог, что мистер Джеймс может так поступить.

Я похлопал его по плечу в надежде подбодрить и вернулся на свое место рядом с К. К. Пендерграстом. Тот обводил взглядом комнату, наблюдая, судя по всему, как ведут себя родственники, ошеломленные известием, что наследство досталось Трутдейлу.

Никто из них и представить не мог, что Джеймс Делакорт предпочтет им дворецкого. Это было очевидно. Хьюберт начал визжать, что оспорит завещание, потому что дядя явно был не в своем уме, иначе бы не оставил слуге столько денег. Ему вторил Стюарт, а Элоиза что-то тихо напевала. Мне показалось, что она поет «Дикси», старинный гимн южных штатов, но сквозь крики Хьюберта и Стюарта слышно было не очень хорошо.

Дафна рыдала. Она лежала на диване, уронив на пол правую руку, а левую закинув за голову. Синтия оставалась безучастной и по-прежнему смотрела в окно. Ни Хьюберт, ни Стюарт не собирались униматься. Рыдания Дафны постепенно сменились всхлипываниями, а Элоиза переключилась на патриотическую песню противников рабства.

Я был бы рад бежать подальше от этих людей, и только чувство долга удерживало меня. Я собирался прикрикнуть на них, чтобы замолчали, но меня опередил Пендерграст:

– Тишина! – Надо отдать ему должное, рык у него получился грозный. Его голос заполнил комнату, мне показалось, что зазвенели стекла. – Хьюберт, Стюарт, сядьте. Мне надоело слушать ваши бессвязные выкрики. Если хотите оспорить завещание, милости прошу, но вы только потратите полученные деньги и ничего не добьетесь. Джеймс составил это завещание в здравом уме и твердой памяти, и его заверили мэр города и сенатор от штата. Вы что, всерьез надеетесь его отменить? – Он усмехнулся. – Ну попробуйте, будет даже забавно на это посмотреть.

Я не удивился, что ни Стюарт, ни Хьюберт не нашлись с ответом. Адвокат снова посмотрел в текст:

– На чем я остановился? А, вот. Трутдейл получает пожизненно основную долю состояния и дом за некоторыми исключениями, которые я вам сейчас изложу, – он перевернул страницу. – «Редкие книги, входящие в мою коллекцию, передаются в дар библиотеке Афинского колледжа. Я уже выделил средства на их хранение и на обработку коллекции сотрудниками библиотеки».

Дафна села и подняла опухшее заплаканное лицо:

– Не могу поверить, что эта дурацкая макулатура моему брату была дороже родной сестры. Пусть его в аду черти жарят за то, как он со мной обошелся.

Пендерграст продолжал, словно не слышал ее:

– К завещанию есть дополнительное распоряжение. В нем Джеймс назначил Чарльза Гарриса вторым душеприказчиком помимо меня. Еще он поручил мистеру Гаррису инвентаризовать коллекцию и назначил ему вознаграждение за эту работу.

Взгляды всех присутствующих, даже Синтии Делакорт, обратились ко мне. Я улыбнулся как можно любезнее, но, если Пендерграст рассчитывал, что я им что-нибудь скажу, мне пришлось его разочаровать. Родственники глядели на нас, но больше ничего не делали, и после короткой паузы он продолжил:

– Мистер Гаррис займется инвентаризацией, как только полиция разрешит снова входить в библиотеку. Ему будет помогать его сын Шон Гаррис. С ними, скорее всего, будут кот и пес. Я не сомневаюсь, что это ни у кого не вызовет возражений, мистер Гаррис заверил меня, что животные ничего не повредят и никого из вас не побеспокоят.

Пендерграст говорил вежливо, но давал понять, что возражений не потерпит. Хьюберт открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, когда адвокат посмотрел на него, закрыл рот и надулся.

– У меня вопрос, – с хищной усмешкой обратился Стюарт к адвокату. – Вы говорите, что дом и капитал отходят к Трутдейлу пожизненно. А что с ними будет, когда он умрет?

Он, прищурившись, смерил слугу взглядом.

– Очень своевременный вопрос, – кивнул Пендерграст. – После смерти главного наследника, – он заглянул в завещание, – особняк переходит в собственность Афинского окружного исторического общества, а оставшиеся деньги – на сохранение и содержание дома и его обстановки.

На мой взгляд, Трутдейлу повезло, что деньги и дом после его смерти не возвращались к семье: Хьюберт, Стюарт и Дафна смотрели на него с таким выражением, что радоваться богатству ему бы, пожалуй, пришлось недолго.

Услышав, что все достанется историческому обществу, Хьюберт и Стюарт вновь завелись. Так и не замолкая, они вышли из комнаты. Синтия направилась за ними. В дверях она обернулась, помедлив.

– Значит, обедом вы заниматься не будете, Трутдейл? – ее тон был спокойным и насмешливым, но челюсти напряжены. Не дожидаясь ответа, она ушла в холл.

Трутдейл, казалось, все еще пребывал в прострации. Я даже не был уверен, что он услышал ядовитую реплику Синтии. Дафна сидела на диване и бессмысленно смотрела в пространство. Элоиза, наконец, перестала напевать.

– Мне кажется, Чарли, мы свою задачу выполнили, – Пендерграст повернулся ко мне с ироничной улыбкой. – Я спрошу у шерифа Берри, когда вас снова пустят в библиотеку. У меня назначена с ней встреча здесь минут через двадцать. Уверен, что вам хочется поскорее взяться за работу и закончить ее.

Он кивнул в сторону Дафны и Элоизы, и я его прекрасно понял.

Он был прав. Разделаться с работой и как можно меньше общаться с этим безумным семейством было моей мечтой. От одной Элоизы кому угодно сделалось бы не по себе: эти ее доисторические платья и бредовые фразы… Мне было ее невыносимо жалко.

Пендерграст подошел к Трутдейлу и положил ему руку на плечо, тот вздрогнул и поднял голову.

– Когда будете в силах, нам надо обсудить некоторые вопросы. Желательно на этой неделе, – Пендерграст говорил со слугой мягко; видно было, что тот еще не до конца осознавал ситуацию.

– Да, сэр. Конечно, сэр, – Трутдейл встал, слегка пошатываясь, но затем глубоко вдохнул и выпрямился.

– А пока что ваша помощь понадобится мистеру Гаррису. Ему поручена работа, а вы, я знаю, помогали Джеймсу с коллекцией.

Лицо Трутдейла омрачилось.

– Вы правы, сэр, помогал. Мы много часов провели, ухаживая за книгами и составляя опись, – на секунду он опустил взгляд. – Даже не знаю, что я буду без него делать. Подумать только, я ведь прослужил у него сорок три года. С двадцати семи лет!

Трутдейл слабо улыбнулся, губы его дрогнули. Я подумал, что хоть для одного человека в этом доме смерть Джеймса Делакорта – настоящее горе.

– Ну да, – Пендерграст явно растерялся перед тихой скорбью Трутдейла. Выходки семейства Делакорт он встретил невозмутимо, но что ответить на простые слова дворецкого, не знал и чувствовал себя неловко.

– Соболезную вашей утрате, мистер Трутдейл, – сказал я. – Я не очень близко знал Джеймса Делакорта, но испытывал к нему большую симпатию.

– Благодарю вас, сэр, – глаза Трутдейла увлажнились. Он достал из внутреннего кармана пиджака платок и вытер слезы.

– Скоро сюда должна прийти шериф Берри, – сказал Пендерграст. – Я поговорю с ней здесь, а Чарли, его сын и моя дочь пока побудут в малой гостиной, если вы не против.

– Конечно, сэр, – ответил Трутдейл. – Как пожелаете.

Мне показалось, что он еще не понимает, в каком качестве адвокат спросил у него разрешения: как у хозяина дома, а не как у главного слуги.

– Вам бы, наверное, не помешало немного побыть одному? – предложил Пендерграст.

Трутдейл кивнул:

– Да, сэр. Пожалуй, так я и сделаю.

Когда за ним закрылась дверь, Пендерграст обратился ко мне:

– Пойдемте посмотрим, как там наши дети, пока они не перегрызли друг другу глотки, – он усмехнулся. – Сдается мне, ваш сынок сумел растормошить Алекс, ей это пойдет на пользу.

Слова адвоката застигли меня врасплох, но он был, несомненно, прав: между Шоном и Александрой проскакивали искры какого-то чувства, вот только я не мог понять, какого – одной неприязни? Или было в этом и что-то положительное?

– Иду-иду.

Мы пересекли холл, Пендерграст отрыл дверь и пропустил меня вперед. Александра читала, при виде отца она отложила бумаги и встала.

– Как все прошло?

– В целом так, как я и предполагал, – в голосе Пендерграста звучал смех, и Александра ответила улыбкой.

Я огляделся в поисках Шона, Дизеля и Данте. Ни сына, ни пуделя не было, а Дизель вышел из-за дивана и приблизился ко мне, мяукая. Он потерся о мою ногу, и я почесал его за ухом.

– А где Шон? – спросил я. – Выгуливает собаку?

Александра с натянутой улыбкой кивнула:

– Да, он ушел минут двадцать назад. Вероятно, скоро вернется.

– Безусловно, – ответил я. Мне хотелось кое-что обсудить с Пендерграстом и Александрой, и момент был вполне подходящий. – Скажите, К. К., шериф Берри не говорила вам про экземпляр «Тамерлана» Эдгара По?

Пендерграст нахмурился и покачал головой:

– Нет, она мне ничего не говорила. Это книга из коллекции Джеймса?

Канеша наверняка рассердится, что они узнали об этом от меня, а не от нее, но жалеть о сказанном было поздно.

– Не исключено, – сказал я.

Я рассказал о двух письмах, найденных под рукой мистера Делакорта, и о том, на какие выводы они нас с Канешей навели.

– Я не слышал от Джеймса, что он собирается приобрести эту вещь, – сказал Пендерграст. Он посмотрел на дочь, та покачала головой, и он снова повернулся ко мне. – Обычно он советовался со мной перед крупными покупками, но не всегда.

– Если эта книга все-таки была куплена, весьма вероятно, что ее украли, – сказал я. – Он, конечно, делился с вами подозрениями, что коллекцию расхищают?

– Делился, – сказала Александра. – Ваша задача выяснить, пропало ли что-нибудь и если да, то что.

– Миссис Моррис говорила, что в доме был обыск, – сказал я. – Не знаете ли случайно, не нашлось ли чего-нибудь существенного?

– Пока не знаю, – ответил Пендерграст. – Это один из вопросов, которые я собираюсь обсудить с шерифом Берри. Если обнаружится что-нибудь, связанное с коллекцией книг, я вам обязательно расскажу, что именно.

– Спасибо, буду вам очень признателен, – сказал я и решился задать еще один рискованный вопрос: – А по поводу смерти мистера Делакорта уже вынесено официальное заключение? Причина естественная, или это убийство?

Пендерграст напугал меня, рассмеявшись отрывисто:

– Еще бы не убийство! Я это понял, едва мне рассказали, как выглядело тело.

– В каком смысле? Должен признаться, я и сам подумал, что его отравили, – я содрогнулся, снова вспомнив труп мистера Делакорта; видимо, мне его теперь никогда не забыть.

– У Джеймса была сильнейшая аллергия на арахис, – сказал Пендерграст, и теперь его тон стал мрачным. – Распухший язык, красные пятна – симптомы аллергической реакции. На самом деле убить Джеймса было проще простого: подсунуть ему что-нибудь с арахисом и не позволить принять лекарство, когда он понял, что случилось, – он помолчал. – И кто-то из его семейства так и сделал.

 

Глава двадцать первая

От этих слов у меня подкатила к горлу тошнота. Сам я старался особо не размышлять о том, как отравление характеризует убийцу, но когда узнал, что у мистера Делакорта была аллергия, мне стало физически плохо. Кто-то из семьи, хладнокровно все рассчитав, подсунул ему арахис, стоял и смотрел, как он сначала ест, потом умирает – картина совершенно чудовищная.

Александра встревоженно подошла ко мне. С ее помощью я добрался до дивана и сел, она склонилась надо мной с озабоченным видом. Дизель почувствовал, что мне нехорошо, мяукнул и тоже запрыгнул на диван.

– Принести вам чего-нибудь? – спросила Александра.

– Что вы сделали с моим отцом?!

Свирепый крик Шона испугал не только ее, но и меня. Я поднял глаза и увидел, как он возвышается над нами с перекошенным от ярости лицом.

– Пап, ты жив? Что тут творится? – Шон был готов рвать и метать. Вокруг него, поскуливая, метался Данте. Дизель заворчал, и я приобнял его, чтобы успокоить.

– Я в порядке, ничего страшного не случилось. Просто К. К. сказал кое-что, что на меня так подействовало.

– И что он сказал?

Александра отошла от меня и встала рядом с отцом, Шон проводил ее воинственным взглядом.

Пендерграст улыбнулся:

– Успокойтесь, молодой человек. Мы обсуждали смерть Джеймса, я объяснил, что у него была аллергия на арахис, а кто-то из семьи намеренно дал ему орехи.

Шон, нахмурившись, посмотрел на меня:

– И поэтому на тебе лица нет? Не понимаю.

Его расспросы начали мне надоедать.

– Меня потряс хладнокровный способ убийства – накормить человека тем, что точно его убьет. А может, еще и наблюдать, как он умирает…

– Ну, тогда ясно, – раздражение на лице Шона сменилось отвращением. – Да, видимо, кто-то его ненавидел…

– К сожалению, Джеймс пробуждал в родственниках самые дурные качества. Так всегда происходит там, где замешаны деньги, – Пендерграст взглянул на часы. – Что ж, я должен вас покинуть: шериф Берри явится с минуты на минуту. Александра, будь добра, идем со мной.

– Да, сэр, – Александра взяла свой пиджак и портфель, но прежде чем выйти из комнаты вслед за отцом, обратилась ко мне: – Мистер Гаррис, пожалуйста, скажите мне, если я могу вам быть чем-то полезна.

Ее взгляд скользнул по Шону, она поморщилась, словно от неприятного запаха, и повернулась, чтобы уйти, но тот вдруг заговорил:

– Мисс Пендерграст, я прошу прощения. Я испугался за отца и неправильно вас понял.

Мне показалось, что извиняется он через силу – но пусть хотя бы так. Александра повернулась к Шону:

– Извинения приняты, мистер Гаррис. Как ни трудно вам в это поверить, но я вам не враг, – с этими словами она вышла из комнаты.

Шон хмуро посмотрел ей вслед, но когда заметил, что я за ним наблюдаю, притворился равнодушным.

– Значит, теперь мы должны торчать тут и ждать дальнейших указаний? – Он сел на стул у дивана, и Дизель запрыгнул к нему на колени.

– Мы ждем, когда нам скажут, что в библиотеке снова можно работать, – ответил я. – К.К. обещал, что спросит об этом Канешу.

– Ты ведь собираешься домой, если нас сегодня туда не пустят?

– Ну да, – сказал я.

Шон кивнул. Он вытащил мобильный телефон и принялся тыкать в кнопки, из чего я сделал вывод, что беседовать сейчас он не расположен. Я и сам не чувствовал желания вызывать Шона на разговор. У меня пересохло в горле, и Дизель, скорее всего, тоже хотел пить. Я встал и сказал, что пойду на кухню.

Шон кивнул, не отрываясь от телефона. Данте приоткрыл один глаз и снова закрыл.

– Данте, может, и ты с нами сходишь? – спросил я. – Хочешь водички?

Данте заинтересованно поднял голову, и Шон протянул мне его поводок:

– Будет здорово, если ты его отведешь. Я думаю, вода ему не помешает, на улице было довольно жарко.

Я молча взял поводок, а Шон снова уткнулся в телефон.

– Идемте, ребята, – сказал я, и Данте с Дизелем двинулись к двери впереди меня.

В холле я свернул налево, в сторону кухни. Я надеялся, что кухарка не станет слишком сильно возмущаться, если я приведу животных в ее владения. Как же ее зовут? Она была приятельницей Азалии, и та называла ее имя, я точно его слышал… Всю дорогу я напрягал память и у самой кухонной двери вспомнил: Лорена.

Когда мы вошли, Лорены на кухне не оказалось. Я удивился, что ее нет: приближалось время обеда, сейчас тут должна была кипеть работа, но никаких признаков готовки я не заметил. С минуту я постоял в нерешительности. Мне не нравилось без спроса хозяйничать на чужой кухне, но пить хотелось все сильнее, да и Дизеля с Данте надо было напоить.

Я сделал несколько шагов в глубь кухни и посмотрел на шкафы, прикидывая, где скорее всего могут храниться миски и стаканы. Затем подошел к раковине и открыл шкаф слева от нее.

С первой попытки – в яблочко: на одной полке стояли стаканы, на другой нашлись маленькие мисочки для десерта. Я достал две мисочки и стакан и наполнил их из-под крана.

Дизель и Данте принялись жадно лакать, я тоже почувствовал себя лучше, выпив холодной воды. Осушив стакан, я наполнил его снова и стал пить уже не так жадно. Я поглядел на животных, раздумывая, не налить ли им еще, и в этот момент они оба насторожились, а затем я услышал голоса, которые становились все отчетливее – собеседники приближались к кухне.

Кроме той двери, через которую вошли мы, была еще одна, на другом конце кухни. Она была приоткрыта, и звуки доносились оттуда. Эта дверь распахнулась, и я увидел, как в кухню входят Трутдейл и Дафна Моррис. Дафна шла, прижавшись к Трутдейлу, а тот обнимал ее за плечи.

– Не надо расстраиваться, – говорил Трутдейл. – Все образуется.

– Ах, Найджел, что бы я без тебя де… – Дафна осеклась, увидев меня у раковины. Она так резко остановилась, что Трутдейл едва не упал. Он удержал равновесие, она кивком указала на меня; я смущенно кашлянул.

– Прошу прощения. Мне захотелось пить, и животным тоже нужно было дать воды. Я надеюсь, вы не против…

Трутдейл на мгновение нахмурился, но его лицо тут же приняло обычное выражение.

– Разумеется, сэр.

Дафна некоторое время молча смотрела на меня, но быстро взяла себя в руки:

– Что ж, Найджел, я рассчитываю, что вы решите мой вопрос с обычным профессионализмом, – сказала она деловым тоном. – Благодарю за помощь, – она кивнула, просеменила к двери в парадный холл и скрылась. Я и не подозревал, что она способна так быстро перемещаться.

Дворецкий никак не отреагировал на ее уход и продолжал наблюдать за мной.

– Делаете чего-нибудь еще, мистер Гаррис?

– Нет, благодарю, – сказал я. У меня появилось отчетливое ощущение, что, будь на то его воля, он бы собственноручно отправил меня в ад. Я допил воду и поставил стакан в раковину. – Мне уже достаточно, и животные, кажется, тоже напились.

Я наклонился, взял обе миски, уже почти пустые, и тоже поставил их в раковину. Если бы Дизель хотел еще, он бы мяукнул, Данте тоже не возражал. Пора было возвращаться к Шону.

– Если вам еще что-нибудь понадобится, в комнатах есть звонки, – сказал Трутдейл. – Я немедленно явлюсь на ваш вызов.

Смысл его слов был мне прекрасно понятен: «Не лезь на кухню».

– Конечно. В следующий раз я обязательно позвоню.

Я кивнул, и мы с животными направились к двери, но тут распахнулась боковая дверь и раздался знакомый голос:

– Найджел, миленький, как ты? Ты мой бедняжечка. Я бы и раньше примчалась, но с работы не отпускали. Не знаю, как я вообще терплю эту каторгу.

Я обернулся и увидел, как Анита Мильхауз, самая неприятная личность в нашей библиотеке, кинулась на шею дворецкому. Меня она, похоже, не заметила.

Трутдейл громко кашлянул и напрягся. Анита отступила с обиженным видом:

– Найджел, душечка, чем ты недоволен?

– Еще чего-нибудь изволите, мистер Гаррис? – Трутдейл мрачно смотрел на меня. Анита обернулась, увидела меня и выпучила глаза:

– А вы что здесь делаете?

– Это вам Трутдейл объяснит, – невозмутимо ответил я. – А я, с вашего позволения, пойду по своим делам.

Мы с Дизелем и Данте поспешно покинули кухню. На середине холла я замедлил шаг. Как прикажете понимать сцены, свидетелем которых я оказался? Трутдейл состоит в любовной связи с Анитой Мильхауз? Или с Дафной Моррис?.. Которая пыталась сделать вид, что обратилась к дворецкому за помощью, но то, как они держались друг с другом, говорит о гораздо более тесных отношениях.

А может быть, женщины просто увиваются вокруг человека, который унаследовал деньги и великолепный особняк? Но откуда Анита так быстро узнала про завещание? На этот вопрос у меня не было ответа. Вообще сцена была странная, но она еще не означала, что это как-то связано со смертью Джеймса Делакорта.

Данте натянул поводок и тем самым вывел меня из рассеянности.

– Сейчас, дружище, отведем тебя к Шону.

Я снова зашагал к малой гостиной и был уже у двери, когда с другой стороны холла, из большой гостиной, появилась Александра Пендерграст.

– Мистер Гаррис, можете ненадолго к нам присоединиться? – Она посмотрела на кота и собаку, Дизель мурлыкнул, но она нахмурилась. – И лучше без животных.

– В таком случае, одну минуту, – сказал я. – Попрошу сына за ними присмотреть.

Может быть, она не любит кошек и собак, а может быть, соблюдает протокол и считает, что деловой разговор в присутствии животных – это несерьезно. Я отвел Дизеля и Данте в гостиную к Шону, который по-прежнему был занят мобильным, объяснил ситуацию, и он кивнул.

– Ну, хоть что-то происходит, – он тряхнул головой. – И мне уже есть захотелось. Независимо от того, что решат с библиотекой, может, нам сначала где-нибудь перекусить?

– Не возражаю, – ответил я. – Скоро я вернусь и скажу, что решили.

Я направился к двери, и Дизель мяукнул с надеждой. Я остановился и сказал ему:

– Извини, приятель, тебе со мной нельзя. Но я ненадолго.

Дизель смерил меня взглядом и отвернулся. Закрывая дверь, я невольно улыбнулся: этот кот умел смотреть намного выразительнее иных моих знакомых.

Уж не знаю, что о моей улыбке подумала Александра, пока мы шли к большой гостиной. Собранная и деловитая, она открыла дверь и провела меня внутрь.

– Чарли, проходите, садитесь, – сказал Пендерграст. Он сидел рядом с Канешей на одном из диванов, стоявших боком к камину. Мы с Александрой сели напротив.

– Хорошие новости, – сказал адвокат. – Шериф Берри говорит, что вы можете работать в библиотеке и дальше.

– Это замечательно, – сказал я, но не успел продолжить, как Канеша перебила:

– Но есть одно условие. Пока мы не раскрыли дело, в библиотеке будет круглосуточно дежурить сотрудник полиции, – она подняла руку, словно ждала, что я начну возражать. – Эта потому, что коллекция книг имеет большую ценность, а не потому, что мы вам не доверяем.

– Я и не думал принимать это на свой счет, – ответил я. – Наоборот, я рад, что во время нашей работы поблизости будет полицейский.

– «Нашей»? – Канеша нахмурилась, потом ее лицо прояснилось. – Ах да, вашей с сыном. Он же собирался вам помогать.

– Да, – подтвердил я. – И еще с нами будут наши животные. Это обсуждению не подлежит.

Никто не давал мене права выдвигать свои условия представителям власти, но я знал, что быстро найти мне замену Канеша не сможет. Да и ничего плохого в том, что Дизель и Данте будут там же, где и мы, я не видел.

– Не возражаю, лишь бы работа была сделана как следует, – Канеша пристально посмотрела на меня. – У дверей библиотеки уже дежурит полицейский. Когда вы будете готовы продолжать, он откроет помещение и зайдет внутрь вместе с вами.

– Прекрасно, – сказал я. – Я посмотрю, что там делается, а потом, если можно, мы с сыном заедем домой пообедать.

– Пожалуйста, – сказала Канеша.

Я помедлил. Надо было бы рассказать ей о том, что я несколько минут назад видел на кухне, но говорить о таких вещах при адвокатах мне было неловко. Я решил, что позвоню ей позже.

– Вам еще что-нибудь нужно? – спросил Пендерграст.

– Нет, все в порядке, – ответил я. – До скорой встречи.

Александра осталась с Канешей и отцом, и я сам открыл дверь. Я прошел через холл к библиотеке и увидел, что там дежурит заместитель шерифа Бейтс.

– Доброе утро, – сказал я. – Шериф Берри не сказала, что вы тут на посту.

– Здравствуйте, мистер Гаррис, – с чуть заметной улыбкой откликнулся Бейтс. – Подождите, я вам открою.

Я вошел в комнату. Там уже горел свет. Я невольно покосился на стол, чтобы убедиться, что за ним нет трупа, затем прошел вперед и осмотрелся.

В целом тут все осталось так же, как было. Разве что стол мистера Делакорта теперь выглядел не так аккуратно, как раньше, а книги, которые я накануне раскладывал по одной на рабочем столике, громоздились стопкой на самом его краю, но в целом я ожидал, что беспорядок будет больше.

Я взглянул на дверь и, увидев, что Бейтс внимательно наблюдает за мной, кивнул ему и продолжил осмотр комнаты. Я перевел взгляд на письменный стол и почувствовал, что на нем что-то не так. Но что именно? Я подошел ближе и уставился на стол, на переплеты трех тетрадей описи.

Трех? Их ведь должно быть четыре!

 

Глава двадцать вторая

Куда делась четвертая тетрадь? Я сверял первый том описи и мог оставить его на рабочем столе. Я подошел проверить, представляя, каким болваном буду себя чувствовать, когда тетрадь окажется там – а я уже успел перепугаться… Вот только ее там не оказалось.

Я вернулся к письменному столу и посмотрел на те три тетради, которые на нем лежали. На корешке каждой снизу была вытеснена золотом римская цифра. Я увидел номера I, II и III – номер IV отсутствовал.

Я встал на четвереньки и заглянул под стол. Никакой тетради. Потом посмотрел в столе; все ящики были отперты и пусты, содержимое, надо полагать, забрали в полицию. Куда же запропастилась четвертая тетрадь?

Мне пришло в голову, что именно там должен значиться «Тамерлан», самое свежее поступление в коллекции. Уж не потому ли тетрадь исчезла?

Я стал размышлять дальше. Если убийца хотел уничтожить доказательство, что книга приобретена Делакортом, почему бы просто не вырвать соответствующую страницу, зачем уносить всю тетрадь? И почему он не потратил еще пару минут и не забрал письма, которые полиция нашла на столе? Я не видел ни малейшей логики в том, чтобы взять опись и оставить письма. Хотя, конечно, не исключено, что убийца был глуп и действовал бестолково.

– Мистер Гаррис, что-то случилось?

Я так задумался, что совершенно забыл про Бейтса.

– Случилось, шериф, – ответил я. – Здесь должна быть еще одна вот такая тетрадь, – я показал ему лежащую на столе опись и объяснил, что это. – В пропавшем томе содержатся сведения о книгах, которые были куплены недавно.

– Позову-ка я сюда Берри, – сказал Бейтс. Он шагнул в сторону и достал мобильный телефон. – Узнаем, в доме она или уже ушла.

Я отошел, пока он вполголоса разговаривал с Канешей. Потом он захлопнул телефон:

– К счастью, она не успела уехать, сейчас придет.

Едва он договорил, как дверь распахнулась и вошла Канеша.

– Рассказывайте, – сказала она, подойдя почти вплотную ко мне.

Я еще раз рассказал про опись и исчезновение тетради. Я ждал ее реакции, но Канеша не стала сразу отвечать, и я решил поделиться своими догадками. Она выслушала меня и заговорила, когда я закончил:

– Это очень правильные вопросы. Здесь нестыковка, а я нестыковок не люблю. Кроме тех, которые наводят меня на след, – она обвела взглядом комнату. – Как по-вашему, тетрадь может быть где-то здесь?

– Спрятать ее здесь можно только ненадолго, – сказал я. – На то, чтобы осмотреть полки, уйдет некоторое время, ведь с книгами надо обращаться бережно. Вот только я не понимаю, какой смысл прятать опись здесь. Убийца бы сообразил, что ее быстро найдут. Вы будете снова обыскивать дом?

Канеша покачала головой:

– Вряд ли. Поговорю с полицейскими, спрошу, не запомнилась ли кому такая тетрадь и была ли она здесь, когда они проводили обыск.

Было ясно, что ей не хочется прочесывать особняк еще раз, но ведь пропавшая тетрадь могла оказаться очень важной для следствия. Впрочем, командовала здесь Канеша, и я решил не настаивать, тем более что хотел рассказать ей еще кое-что.

– Пока не забыл, – сказал я. – Некоторое время назад я видел кое-что… Думаю, вы должны это знать.

– Говорите, я слушаю, – кивнула Канеша.

Я рассказал о тех двух сценах, свидетелем которых стал на кухне.

– Не знаю, имеет ли это отношение к следствию, но решил на всякий случай вам сообщить.

– Спасибо, мистер Гаррис. Я просила вас быть наблюдателем, и вы наблюдаете, это хорошо.

– Рад помочь, – сказал я и посмотрел на часы: уже начало первого, Шон, наверное, беспокоится, куда я пропал. – Мы с сыном сходим домой пообедать, но скоро вернемся и продолжим работу с описью.

– Да, вы это уже говорили. Когда вернетесь, вас встретит заместитель шерифа Бейтс, – Канеша взглянула на дверь, потом снова на меня.

Я понял намек, поклонился и покинул библиотеку.

Шон с животными ждал у входной двери. Дизель, увидев меня, мяукнул и отвернулся – все еще обижался, что я его оставил с Шоном.

– Что ты делал там так долго, пап?

Я объяснил, пока мы шли от крыльца до машины. Насчет пропавшей тетради Шон сказал только одно слово:

– Странно.

Короткий путь домой прошел за обсуждением обеда. Мы выбрали бутерброды и картофельные чипсы – просто и быстро, а мне как раз хотелось поскорее приступить к инвентаризации. Стоило нам войти на кухню, как Дизель и Данте удалились в кладовку. Я сделал бутерброды, а Шон достал чипсы и напитки. Когда мы сели обедать, Дизель и Данте вернулись и на их мордах была написана надежда получить что-нибудь вкусненькое.

Пока мы ели, я пересказал Шону завещание Джеймса Делакорта. Я решил, что ему тоже лучше знать, раз он вместе со мной будет инвентаризировать книги.

– Судя по завещанию, старик Делакорт не очень-то любил своих родных, – Шон сделал глоток чая со льдом. – Получается, что он хорошо относился только к дворецкому. Тебе не кажется, что это как-то подозрительно?

– Наверно, у него были свои резоны, – я откусил от бутерброда с ветчиной. – Мне кажется, при жизни он порядком натерпелся. Может быть, таким образом он хотел показать, что на самом деле о них думает?

– Может, – сказал Шон. – А что ты скажешь про дворецкого? Делакорт ни разу не был женат, верно?

– По-моему, не был, – ответил я. – Но если он не женился, а почти все состояние оставил дворецкому, это еще не значит, что он питал к Трутдейлу нежные чувства. Или что Трутдейл был влюблен в хозяина. Из того, что я сегодня видел, скорее, можно сделать вывод, что он предпочитает женщин, – я вкратце рассказал Шону, что видел на кухне.

– Может, и так, хотя трудно представить, чтобы он крутил одновременно два романа, причем один из них с сестрой хозяина, – сказал Шон. – Но вообще занятная картина. Трутдейлу повезло, что наследство не отойдет обратно к семье, когда он умрет, иначе, подозреваю, он стал бы следующей жертвой.

– Да, мне приходило в голову то же самое, – я доел бутерброд и хотел взять еще один, но решил, что двух достаточно. – А Хьюберт выглядел совершенно потрясенным, когда узнал, что он не главный наследник. Интересно, опротестует ли он завещание? Пендерграст говорил, что из этого вряд ли что-нибудь выйдет.

– Сначала Хьюберту придется найти юриста, который решится тягаться с Пендерграстом, – Шон взял еще горсть чипсов и положил себе на тарелку. – Я вчера посмотрел в сети, что пишут про Пендерграста. Он легендарная фигура среди юристов штата Миссисипи, да, в общем-то, и не только здесь. Я бы сказал, что Хьюберту ничего не светит.

– В этом ты, безусловно, прав, – я взял стакан, чтобы снова наполнить его из кувшина на столе. – Мне показалось, что Хьюберт горазд пошуметь, и только. Скорее всего, уберется куда-нибудь, поджав хвост.

Я не успел встать со стула, когда раздался звонок в дверь. Дизель вынырнул из-под стола, а Данте так залаял, что Шон на него прикрикнул. Я поставил стакан:

– Я открою.

Дизель пошел со мной. Он знал, зачем звонят в дверь, и всегда был рад встречать гостей – разве что приходил кто-то из тех немногих людей, которых он не любил. Тогда он рычал и прятался до тех пор, пока визитер не уйдет.

Я посмотрел в глазок и простонал: меньше всего на свете мне сейчас хотелось общаться с прессой. На секунду я задумался, не сделать ли вид, что дома никого нет, но потом решил, что откладывать разговор бесполезно. Я открыл дверь и встал на пороге, преградив вход.

– Добрый день, мистер Эпплби. Чем могу быть полезен?

Рей Эпплби, ведущий корреспондент «Ежедневной хроники Афин», посмотрел на меня и моргнул.

– Здравствуйте, мистер Гаррис. Рад, что вы меня помните. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов. Это ведь вы нашли тело и вообще… Разрешите войти?

Я сдержал вздох, отступил в сторону и жестом пригласил его в дом.

– Проходите в гостиную. Несколько минут я вам уделю, но не обещаю, что отвечу на все вопросы.

– Ничего страшного, – невозмутимо откликнулся Эпплби. – Я же не для желтой прессы пишу.

– Присядьте пока, – я указал на диван и кресла, – я сейчас вернусь.

Дизель остался, а я пошел обратно на кухню, чтобы позвать Шона. Когда он узнал, кто пришел, то скривился, встал и швырнул салфетку на стол.

Вместе с Данте мы вошли в гостиную, и я увидел, что Дизель сидит на полу рядом с Реем Эпплби, а тот гладит его по голове. Я решил, что если кот настолько ему доверяет, значит, Эпплби не так уж и плох.

– Мистер Эпплби, это мой сын Шон. Он на днях приехал из Хьюстона.

Эпплби встал, чтобы пожать Шону руку. Мы сели на диван напротив репортера, Дизель остался рядом с ним, а Данте прыгнул к Шону на колени.

– Я так понял, у вас есть вопросы к моему отцу, – сказал Шон. – Задавайте, но если мне покажется, что на какой-нибудь из них лучше не отвечать, я скажу ему об этом и рассчитываю, что вы не станете возражать.

– Вы, наверное, юрист? – Эпплби не выказал особой робости. – Я сейчас говорил вашему отцу, что пишу не для желтой прессы, а для скромной городской газеты. Хочу максимально охватить всех участников событий.

– Да, спрашивайте, – сказал я. Я читал немало репортажей Эпплби и знал, что он хороший журналист и пишет ответственно и объективно.

Эпплби достал блокнот, открыл, занес над ним ручку и спросил:

– Правда ли, что это вы нашли тело Джеймса Делакорта?

– Да, я.

– Вы хорошо знали мистера Делакорта?

Я посмотрел на Шона, тот кивнул.

– Я был с ним знаком, – я пожал плечами. – Но видел его только в библиотеке, когда помогал ему найти какую-нибудь книгу. Вот и все общение.

– Но когда вы нашли его, то смогли опознать? – Эпплби начал строчить в блокноте.

– Да, – ответил я. – И не просите рассказать, как выглядело тело, мне хочется поскорее забыть об этом.

– Нет проблем, – Эпплби чуть улыбнулся. – Расскажите, почему вы его нашли и что произошло дальше.

Шон ничего не сказал, поэтому я изложил события вчерашнего дня, стараясь быть точным, кратким и сдержанным. О работе с коллекцией я рассказал только то, что мистер Делакорт поручил мне инвентаризацию, потому что я занимаюсь редкими книгами. Я не стал упоминать, что часть экземпляров могла быть похищена.

– Что же, все ясно. Спасибо, мистер Гаррис, – Эпплби перевернул ручку и постучал ею по блокноту: – И насчет инвентаризации. Зачем она ему понадобилась так срочно?

Я не успел ответить, как вмешался Шон:

– По всем вопросам, связанным с имуществом мистера Делакорта, вам лучше обращаться к его адвокату мистеру Пендерграсту. Мой отец не будет это комментировать.

– Имеет полное право, – пожал плечами Эпплби. – Просто у меня лет пять назад была статья о Делакорте и его коллекции, и он мне показывал, как ведет эту опись. У меня сложилось впечатление, что все очень хорошо организовано, вот я и удивился, почему он вдруг поручил кому-то все перепроверить.

– Повторяю, все вопросы, связанные с имуществом, направляйте его адвокату, – Шон сердито посмотрел на журналиста, но, кажется, не произвел на него впечатления.

– Ладно, я понял, – Эпплби поднялся. – Спасибо, что нашли для меня время, мистер Гаррис. Не исключено, что я к вам еще вернусь с новыми вопросами.

– Хорошо, – сказал я.

Шон спустил Данте на пол и встал.

– Я провожу вас, мистер Эпплби.

Журналист вышел из комнаты в сопровождении Шона, и Данте, разумеется, потрусил за ними. Мы с Дизелем вернулись на кухню, и чуть позже к нам присоединились Шон и пудель.

Шон, посмеиваясь, доел свой бутерброд и чипсы, я навел порядок на столе, и скоро мы вместе с Дизелем и Данте снова отправились в особняк Делакортов.

За рулем я объяснил Шону, каким образом проверяю опись.

Перед домом стояли две полицейские машины – одна патрульная, другая из управления шерифа. Я встал за ними и выключил мотор.

Дверь, к моему удивлению, открыл Стюарт Делакорт. Он схватил меня за рукав и проговорил:

– Наконец-то вы приехали. Я вас ждал.

Вид у него был такой, что я перепугался.

Шону пришлось закрыть дверь самому, поскольку Стюарт от волнения не заметил, что оставил ее открытой.

– Что случилось? – Я постарался отцепить его руку от рукава, но он только крепче сжал пальцы.

– Я должен бежать отсюда! – хриплым голосом сказал Стюарт. – Куда-то переехать. Спасите меня!

 

Глава двадцать третья

– Следуйте за мной, пожалуйста! – Стюарт отпустил мою руку и метнулся к малой гостиной. – Вот сюда.

Он открыл дверь, шагнул внутрь и выглянул, иду ли я. Мне очень не хотелось вмешиваться в семейные дела Делакортов, но Стюарт выглядел таким напуганным, что мне стало его жалко. Почему бы не выслушать его? Я не сомневался, что Канеше захочется знать обо всем, что он расскажет.

– Театр одного актера, – пробормотал Шон и последовал за мной. Он держал оба поводка, и наши питомцы пошли за ним.

Когда мы все собрались в комнате и закрыли за собой дверь, Стюарт немного успокоился.

– Какое счастье, что вы так быстро пришли! Еще немного, и у меня не выдержали бы нервы, – он тяжело опустился на диван. – Вы не представляете, что я пережил!

Я сел на стул напротив него, Дизель сел у моих ног, Шон сел рядом и взял Данте на колени. Стюарт, похоже, только сейчас обратил внимание на Шона. Он выпрямился и заулыбался:

– О, здравствуйте! Мы, кажется, незнакомы?.. Кто вы?

– Это мой сын Шон, – я представил Шона, потому что сам он в этот момент, кажется, пытался удержаться от смеха. – А это его пес Данте.

– Счастлив познакомиться, – учтиво произнес Стюарт, взяв себя в руки.

– Так что же произошло? – спросил я. – В чем именно вам нужна моя помощь?

– Ужасный дом… Больше ни одной ночи не могу оставаться в этих стенах.

– Почему? – спросил Шон. – На мой взгляд, тут неплохо.

Стюарт шмыгнул носом:

– Да, но ведь моего дядю убили! Так полчаса назад нам сказала эта брутальная дама-следователь. Я-то думал, что у него случился инфаркт, но нет, это был чей-то злой умысел, – он содрогнулся. – Я не могу находиться в одном доме с убийцей.

Я не успел ответить, как Шон сказал:

– А может, вы и есть убийца? Откуда нам знать? – и улыбнулся.

– Да разве я мог бы поднять руку на бедного дядю Джеймса?! – обиженно воскликнул Стюарт. – Временами, он, конечно, бывал не сахар, но я бы не стал покушаться на его жизнь. Иногда мы цапались, но всякий раз мирились. А вчера меня вообще дома не было, так что от подозрений в убийстве я совершенно свободен.

– Ну, надо же, – сказал Шон. – И где вы были?

– Ездил в Мемфис, если это вам так интересно! В гости к другу, и оставался там с вечера воскресенья. Домой я попал вчера только, часа в четыре дня. На обратном пути я заехал на бензоколонку, у меня остался чек. Так что у меня есть алиби.

Если он все это не выдумал, то из списка возможных убийц его можно вычеркивать.

– Я отдал чек этой даме-следователю, – продолжал Стюарт. – Она сказала, что должна его проверить, но если мои слова подтвердятся, я чист.

– Приятно слышать, – сказал Шон. – В смысле, вам должно быть приятно.

Стюарт погрозил ему пальцем.

– Но зачем вам моя помощь? – снова спросил я. – Неужели у вас нет друзей, у кого можно было бы пожить, если вы хотите отсюда выбраться?

– Разумеется, друзья есть, – сказал Стюарт. – Но я же не могу поселиться у них насовсем. Вы слышали, что написано в завещании. У меня три месяца на поиски жилья, и мне нужно тихое местечко, куда на это время можно пристроиться.

– И поэтому вы хотите жить у моего отца? – Шон посмотрел на потенциального соседа по дому без энтузиазма.

– Знакомый с кафедры истории в колледже сказал, что ваш отец сдает комнаты. Почему же мне нельзя снять комнату, если они не все заняты? – Стюарт повернулся ко мне с умоляющей улыбкой: – Ведь сейчас есть свободные комнаты, скажите? Умоляю!

Вот это и называется – попасть в неловкое положение. Свободные комнаты у меня были, соврать ему я не мог – но очень хотел. Только Делакорта в собственном доме мне не хватало, пусть даже такого, который, по-видимому, никого не убивал.

И снова, не дав мне ответить, заговорил Шон:

– Семьсот пятьдесят долларов в месяц, можно пользоваться кухней, в стоимость включены обеды и завтраки, но уборка в комнате и стирка – целиком на вас.

Я смотрел на сына, не веря своим ушам. Мне казалось, что он хочет заполучить Стюарта в жильцы не больше, чем я, так зачем он вообще предлагает ему комнату, да еще на таких грабительских условиях? Обычно с жильцов я брал всего двести долларов в месяц, ведь это были студенты, которые не могли платить больше. Стюарту, пожалуй, было бы по карману и более дорогое жилье, но мне показалось, что семьсот пятьдесят – это все-таки слишком.

Я хотел возмутиться, но Стюарт меня опередил:

– Договорились! Я немедленно переезжаю, – он вскочил с дивана. – Ах, я даже не знаю, как вас благодарить! Иначе сегодня я бы не сомкнул глаз от мысли, что в одном доме со мной бездушный убийца, – он пустился к двери почти рысью. – Пойду собирать вещи. Когда буду готов, я вас разыщу.

И он выскочил из комнаты раньше, чем я успел его остановить. Я сердито повернулся к Шону:

– Зачем ты ему это сказал? И что за безумная цена? Я вообще не знаю, нужен мне такой жилец или нет!

Дизель испугался моего резкого тона и зарычал, и мне пришлось его успокаивать, пока я слушал Шона.

– Ну, во-первых, я думал, что он не захочет столько платить. А во-вторых, я решил, что, раз у него алиби, он безопасен, а нам, может быть, удастся вытянуть из него какую-нибудь информацию.

– И какая информация тебе понадобилась? Собираешься расспрашивать его о семье?

Шон усмехнулся:

– Уверен, выспрашивать не придется – он все сам выложит. И среди его болтовни могут оказаться и ценные сведения.

– Ну, может быть… – неуверенно протянул я. И решил: пусть Шон возится со Стюартом, вдруг и правда выведает что-нибудь полезное.

– Ладно, идем, – сказал я и поднялся. – Пора приступить к инвентаризации.

– Конечно, – ответил Шон. – Когда Стюарт соберет вещи, я съезжу с ним, покажу ему дорогу, а потом вернусь, чтобы тебе помочь.

– Хорошо, – сказал я, когда мы проходили через холл. – Поселим его в большой комнате на третьем этаже, над моей спальней.

Заместитель шерифа Бейтс сидел на стуле перед библиотекой. Когда мы с Шоном, Дизелем и Данте подошли к нему, он поднял взгляд от мобильного телефона.

– Здравствуйте, – сказал он, встал и отпер дверь.

– Спасибо, – сказал я, и Шон со спутниками первыми вошли в комнату. – Скажите, шериф, а что стало с моей сумкой? Кажется, когда я уходил обедать, ее здесь не было.

Бейтс пожал плечами:

– Если ее тут нет, значит, ее забрали в управление. Думаю, об этом лучше спросить шерифа Берри. Может быть, она вернет вашу сумку, если ее не рассматривают как улику.

– Спасибо, так и сделаю, – сказал я.

Бейтс зашел в комнату вслед за нами, принес стул, поставил в нескольких шагах от входа и закрыл дверь. Из чего я заключил, что Канеша не хочет, чтобы остальные видели, чем мы здесь заняты.

Шон посадил Данте в кресло и велел ему сидеть смирно. Дизель свернулся калачиком рядом на полу.

Я достал из коробки пару хлопчатобумажных перчаток для Шона, взял первую тетрадь описи, и мы возобновили работу с того места, на котором я остановился накануне утром. Мне казалось, что с тех пор прошла уже целая неделя. Я старался гнать от себя воспоминания о теле мистера Делакорта.

Я читал названия, а Шон просматривал полки, и если какой-нибудь книги не оказывалось на месте, мы начинали искать ее вдвоем. Так дело шло значительно быстрее. Примерно час мы трудились без перерывов.

В дверь постучали. Бейтс приоткрыл ее и заговорил с пришедшим.

– Сейчас спрошу, сэр, – сказал он.

Прикрыв дверь, он подошел к нам с Шоном.

– Тут мистер Стюарт Делакорт, – сказал он. – Хочет с вами поговорить.

– Спасибо, шериф, – сказал Шон, – я знаю, зачем он пришел. – Он обернулся ко мне. – Дай мне ключи от машины, я съезжу с ним и скоро вернусь.

Я отдал ему ключи и предложил взять с собой Данте. Собака изведется, если останется здесь без Шона.

Я продолжил работу, а Бейтс занял свое место у двери. Дизель решил, что про него слишком долго не вспоминали, подошел и стал тереться о мои ноги. Пришлось отложить опись и уделить ему немного внимания: я знал, что иначе он начнет бодать меня под коленки и мяукать. Когда он хотел общаться, то заявлял об этом весьма настойчиво.

Через несколько минут Дизель отстал от меня и наше себе место под рабочим столиком. Так он видел меня и мог отвлечь в любой момент, когда ему вздумается. Мейн-куны бывают очень ревнивы, по крайней мере, так о них пишут, и Дизель временами проявлял это качество, требуя ласки даже тогда, когда это было не вполне уместно. Зато сейчас он был не прочь подремать под столиком.

Я работал, не отрываясь, до возвращения Шона, и удивился, когда посмотрел на часы – была уже почти половина пятого.

– Прости, что я так надолго застрял, – Шон покачал головой. – Представляешь, по дороге к нашему дому Стюарт три раза заблудился. Ехал за мной на своей машине, и, как я ни старался, он меня терял.

– Да ты шутишь, – сказал я, – здесь же совсем недалеко.

– Вот именно, – ответил Шон. – Правда, мне показалось, что он всю дорогу болтал по мобильнику, – он вздохнул. – Я его проводил до дома, помог отнести вещи, потом ему снова понадобилось вернуться сюда и забрать все, что он забыл, и на это тоже ушло время. Я едва от него отвязался. Когда я уходил, он самозабвенно передвигал мебель у себя в комнате.

– Пусть двигает, – сказал я. – Чем бы дитя ни тешилось. Мне все равно не очень нравится, что он будет у нас жить, но я решил, что отвечаешь за него ты, а не я. – Тут я заметил, что Шон вернулся без собаки. – А где Данте?

– Со Стюартом, – Шон засмеялся. – Он так понравился Стюарту, что тот меня упросил оставить его с ним, чтобы не скучать до нашего прихода. Я был не против, и Данте вроде бы тоже. Да и мне удобнее работать, если не надо каждые пять минут проверять, чем он занимается.

Дизель оживился, когда вернулся Шон, и начал ходить по комнате – видимо, в поисках своего четвероногого приятеля.

– Шон оставил Данте дома, – объяснил я Дизелю. Кот развернулся и ушел обратно под стол.

– С ума сойти, – сказал Шон. – Клянусь, он понимает каждое твое слово!

– Это правда. Иногда даже жутковато становится, – я помахал описью, которая была у меня в руках. – Давай-ка еще поработаем и поедем домой.

И мы продолжили работу: я читал, а Шон проверял полки. Через несколько минут Шон вдруг сказал:

– Пап, я тут кое-что заметил, – он потер подбородок. – Нам пока что попадаются только старинные книги. По-моему, еще не было ни одной, изданной после 1900 года.

Я ненадолго задумался:

– Да, похоже, ты прав. Может быть, когда мистер Делакорт начинал собирать книги, он интересовался в основном изданиями до 1900 года. Но я знаю, что в коллекции есть и книги, напечатанные в XX веке: например, первые издания Фолкнера и кое-что из Юдоры Уэлти.

– Тогда понятно, – сказал Шон и снова повернулся к стеллажу.

Я прочел следующее название, и тут мы услышали, что в дверь стучат. Бейтс открыл, я был сосредоточен на работе и не особо прислушивался. Однако тоненький голосок Элоизы Моррис привлек мое внимание, я обернулся и увидел, что она стоит в дверях. Бейтс нависал над ней с растерянным видом – и немудрено, поскольку одета она была по моде XIX века.

А потом я заметил, что она держит в руках. Это был пропавший том описи.

 

Глава двадцать четвертая

– Хм-м… Это вещь дяди Джеймса, – сказала Элоиза. – Он ее, конечно, уже хватился, – она посмотрела на Бейтса снизу вверх. – Почему вы не разрешаете мне ее отдать ему?

– Понимаете, мэм, – начал Бейтс, – я даже не знаю, как бы вам объяснить, но он…

– Минуточку, шериф, – прервал его я.

– Конечно, – ответил Бейтс. Он был рад, что я решил вмешаться.

Я отложил тетрадь описи и неторопливо направился к Элоизе. Я встал прямо перед ней; некоторое время она пристально на меня смотрела, потом осторожно улыбнулась:

– У вас приятное лицо, – сказала она. – Мы ведь знакомы, правда?

– Да, пару раз встречались. Не разрешите ли вам помочь? – сказал я. – Я бы с удовольствием передал вашу тетрадь дяде.

– Дядя Джеймс к вам хорошо относится, – Элоиза продолжала улыбаться. – Вы пили с нами чай.

– Да, вы правы, – сказал я. – Очень любезно с вашей стороны, что вы меня не забыли.

Я протянул руки в перчатках, которые надевал, чтобы не испачкать книги. Элоиза взглянула на мои руки и хихикнула:

– Надо же, и вы в перчатках!

Я только сейчас заметил, что ее руки были затянуты в перчатки из тонкого кружева.

– Да. Так требуют правила хорошего тона, я ведь вышел в свет.

Элоиза глубокомысленно кивнула:

– Это правильно, – потом она попыталась заглянуть в комнату через мое плечо: – Дяди Джеймса нет за столом.

– Да, он отлучился на минутку, – я вдруг занервничал, прервался и набрал воздуха. – Если не возражаете, я с радостью передам ему тетрадь от вашего имени.

Она некоторое время это обдумывала, потом сунула мне опись:

– Да, так можно, вы ему нравитесь. А то некоторые не нравятся, и он не разрешает, чтобы они брали его книги без спроса.

– Нет, не разрешает, – согласился я и схватил тетрадь.

– Особенно не любит, чтобы их трогал Хьюберт, – Элоиза фыркнула. – Хьюберт ничего не ставит на место.

– Как нехорошо, – ответил я. Эти слова, сказанные ею в адрес ее мужа, меня заинтриговали. – Эту тетрадь Хьюберт тоже взял без спроса?

Элоиза посмотрела на меня и заморгала:

– А дядя Джеймс любит печенье, совсем как я. Он очень много его ест, – она взглянула на письменный стол. – Видите, я ему оставляла, и уже ничего нет. Надо будет попросить у Трутдейла еще. Может быть, на этот раз мне тоже достанется.

Тут она стремительно развернулась и исчезла с порога. Я хотел было ее догнать, но решил, что с таким же успехом можно гоняться за ветром в поле.

Бейтс закрыл дверь и повернулся ко мне с восхищенным видом:

– Вот это да, ловко вы ее обработали. А то я вообще не представляю, как с ней разговаривать.

– Да, пап, – сказал Шон. – Она точно чокнутая. Даже не понимает, что ее дяди нет в живых.

Вменяемая часть Элоизы это понимала, я сам ей об этом сказал. Но мне подумалось, что разум в ее голове был нечастым гостем.

Я посмотрел на опись в своих руках:

– Надо сообщить шерифу Берри, что тетрадь нашлась. Уж не знаю, где ее откопала Элоиза, но Канеша наверняка захочет снять отпечатки пальцев.

Бейтс выхватил мобильный и в одну секунду набрал номер. Я подошел к письменному столу и водрузил на него четвертый том. Ужасно хотелось открыть его и проверить, вписан ли туда «Тамерлан», но я не осмелился и решил оставить это до прибытия Канеши.

Глядя на тетрадь, лежащую на столе, я задумчиво перебирал в уме короткий, но загадочный диалог с Элоизой. Она упомянула Хьюберта потому, что нашла пропавшую тетрадь среди его вещей? Или это была просто бессмыслица, какой, похоже, была основная масса произносимых ею слов? Поисками ответа на этот вопрос я решил озадачить Канешу.

– Она идет сюда, – сказал Бейтс и захлопнул телефон.

Я собирался ответить, когда он жестом остановил меня и напрягся:

– Вы слышали? По-моему, кто-то кричал.

Он развернулся и выбежал из комнаты прежде, чем я успел что-то сказать. Вслед за ним мимо меня метнулся и Шон. Я посмотрел на Дизеля – кот сидел, выпрямившись, и таращился на дверь.

– Пошли, приятель, выясним, что там стряслось, – я направился вслед за Шоном и Бейтсом, следя, чтобы Дизель не потерялся по дороге. Теперь и мне был слышен шум: женский плач и мужская ругань.

Я подошел к лестнице и посмотрел наверх. Бейтс крепко держал Хьюберта Морриса. Тот пытался вырваться, но это было совершенно безнадежно, потому что мускулов в Бейтсе было фунтов на тридцать больше. При этом Хьюберт не переставал орать на жену, а та испуганно жалась к моему сыну.

– Сколько раз я тебе говорил не шарить по чужим комнатам? Психопатка, идиотка безмозглая! – Он повторял одно и то же на разные лады.

– Тихо! – рявкнули хором Шон и Бейтс. Эхо прокатилось по холлу и по обоим этажам. Хьюберт заткнулся – вероятно, от удивления.

– Вот и помалкивайте, – прорычал Бейтс у него над ухом и почти волоком стащил его вниз по лестнице, туда, где стояли мы с Дизелем.

Бедняга кот вжимался в мои ноги со всей силой, и я присел на корточки, чтобы его успокоить. Если ему не понравился этот скандал, то мне и подавно. Когда я снова поднял голову, Шон нес Элоизу на руках вверх по лестнице – надо полагать, к ней в комнату. Она перестала плакать, и это был, безусловно, хороший знак. Я надеялся, что она быстро оправится от криков Хьюберта – хорошо, если от одних только криков.

Я выпрямился, посмотрел на Хьюберта, которого по-прежнему крепко держал Бейтс, и спросил:

– Что все это значит?

Позвонили в дверь, и Бейтс жестом велел мне открыть. Хьюберта он отпускать не собирался. Я открыл дверь и увидел Канешу Берри.

– Здравствуйте, мистер Гаррис, – сказала она, входя в холл. Я тоже поздоровался, но вряд ли она меня услышала.

– Прикажите своему жандарму, чтобы он меня отпустил! – судя по голосу, Хьюберт был на грани истерики. – Я подам в суд на все управление за рукоприкладство. Хватит меня держать! – Он с силой дернулся, но Бейтс его не выпустил.

Канеша резко обратилась к своему подчиненному:

– Что здесь происходит, Бейтс?

– Миссис Моррис подверглась нападению, тут, на лестнице, – с каменным лицом ответил Бейтс. – Я вмешался и задержал мистера Морриса до вашего прибытия, мэм.

– Отпустите его, Бейтс, – сказала Канеша. – Погодите, мистер Моррис, я не разрешала вам уходить.

Хьюберт застыл на месте и повернулся обратно к Канеше:

– Уверяю вас, я не бил свою жену. Кричал на нее, да, не буду спорить, но ни разу не ударил.

– Тогда почему, когда я увидел вас с ней на лестнице, она держалась за левую щеку и говорила: «Пожалуйста, не надо меня больше бить»? И почему она кричала?

От разъяренного взгляда Бейтса Хьюберт попятился.

– Отвечайте на вопросы, мистер Моррис, – Канеша смотрела на Хьюберта в упор и словно вообще забыла о моем существовании. – Сейчас же. Или, если хотите, мы, конечно, можем поехать в участок и побеседовать там.

Хьюберт облизнул губы, его взгляд метался от одного заместителя шерифа к другому.

– Ну да, наверное, действительно дал ей пощечину, – произнес он наконец сипло. – Господи, да она же совсем невменяемая, от нее иной раз и человеческого ответа не добьешься, кроме как… В общем… – он замолчал.

– Я думаю, мы продолжим этот разговор здесь, – Канеша кивнула на дверь в малую гостиную и скрылась за нею, предоставив Бейтсу конвоировать Хьюберта.

Мы с Дизелем прошмыгнули в комнату вслед за Бейтсом, и я тут же отступил в угол, в сторону от следователей и Хьюберта. Если Канеша и заметила мое присутствие, то виду не подала.

– Садитесь, мистер Моррис, – сказала она, указывая на стул. – Бейтс, бегом марш обратно в библиотеку.

– Есть, – на лице Бейтса мелькнуло огорчение, но он кивнул и вышел за дверь.

Хьюберт сел, а Канеша подошла к нему почти вплотную. При этом она загородила его от меня, но я решил не двигаться с места; я опустился на колени рядом с Дизелем и стал гладить его по голове в надежде, что он не зашумит и не рассердит Канешу.

– С чего начался этот инцидент? – гаркнула Канеша сурово, и я скорее ощутил, чем увидел, как растерянно дернулся Хьюберт.

– Ну, я, в общем, встретил Элоизу на лестнице. Я сам ее искал, потому что перед тем мне показалось, что она выходила из чужой комнаты.

– Как давно это было?

– Может, минут десять, – ответил Хьюберт.

– И вы искали ее десять минут? – в голосе Канеши звучало недоверие.

– Она очень шустро бегает, – засмеялся Хьюберт. – Вы даже не представляете, эти безумные платья совершенно не мешают ей носиться.

– И где вы ее нашли?

– На лестнице, – сказал Хьюберт. – Отругал ее за то, что она лазала без спроса не в свою комнату, а она стала верещать и говорить, что ничего не делала. Я сказал, что видел ее, а она все равно отпиралась. Ну и, наверное, я сорвался. Когда на нее найдет, она совсем ничего не соображает и не помнит, где была и что делала.

Канеша задала вопрос, который меня так и распирал:

– И в чьей же комнате она была?

Хьюберт ответил не сразу. Я подумал, что он, может быть, придумывает, что соврать.

– У дворецкого, – сказал он. – Ну, у Трутдейла. Ему вообще-то полагалось жить на половине прислуги, а у него комната на одном этаже с некоторыми членами семьи, – похоже было, что Хьюберта это возмущает.

Теперь мне хотелось, чтобы Канеша спросила у него еще одну вещь: выносила ли Элоиза что-нибудь из этой комнаты. Возможно, мои мысли передались Канеше телепатически:

– Когда вы увидели, как она выходит из комнаты, у нее было что-нибудь в руках?

– Кажется, да, – сказал Хьюберт. – Но с этими ее юбками иной раз и не поймешь. Она очень ловко прячет в них все, что хочет пронести тайком, – он помолчал. – Не знаю, что она взяла, но точно из комнаты Трутдейла, я уверен.

– Благодарю вас, мистер Моррис, – сказала Канеша. – И настоятельно рекомендую больше не давать жене пощечин.

Если бы Канеша обратилась ко мне в таком тоне, у меня бы душа ушла в пятки. Мне ужасно хотелось посмотреть, с каким выражением лица она сделала Хьюберту это предупреждение.

Хьюберт прошептал придушенно, так, что я его насилу расслышал:

– Нет-нет, мэм! В смысле, да, конечно. Я ее больше не трону.

– Тогда это все, – сказала Канеша. – Можете идти.

Хьюберт только этого и дожидался. Он кинулся из комнаты во всю прыть и даже дверь оставил открытой. Мы с Дизелем попытались слиться со стенами, но у нас ничего не вышло. Не оборачиваясь, Канеша сказала:

– Не утруждайтесь, я знаю, что вы здесь. И вы, и кот, – она повернулась к двери. – А теперь я хочу посмотреть на эту тетрадь с описью. Пойдемте.

Мы с Дизелем последовали за ней в библиотеку. Суровый Бейтс впустил нас, Канеша подошла к письменному столу и пристально вгляделась в тетрадь.

– И нам, похоже, предлагается считать, что ее-то миссис Моррис и взяла из комнаты дворецкого.

– Все довольно очевидно, – сказал я.

Канеша повернулась ко мне и посмотрела насмешливо:

– Из своего угла вы не видели, с каким лицом Моррис отвечал на мои вопросы. Он мне соврал. Спрашивается, зачем?

 

Глава двадцать пятая

Канеше я охотно поверил на слово. Если ее опыт полицейской работы говорил, что Хьюберт врет, значит, вероятнее всего, так оно и было.

Дизель скрылся под рабочим столиком. Он лег там, повернувшись ко мне мордой, и не сводил с меня глаз.

Один вопрос у меня все-таки остался:

– А о чем именно он соврал?

– О том, из чьей комнаты выходила его жена, – с ноткой нетерпения ответила Канеша. – Если то, что он видел, как она выходит из комнаты, вообще правда. Очень уж складненькая история у него получилась – за исключением одной детали.

Я некоторое время обдумывал ее слова.

– Слишком большой интервал между тем, как он ее увидел, и тем, как закатил скандал?

– Вот именно, – фыркнула Канеша. – Я не верю, что она настолько неуловима, что он гонялся за ней десять минут. Пускай он вешает эту лапшу на уши кому-нибудь другому, а не мне.

Мне показался странным ее метод допроса:

– Но почему вы тогда не стали добиваться от него правды?

– Мне выгодно, когда подозреваемый считает, что меня перехитрил. Он начинает радоваться и решает, что он умнее меня, – она тряхнула головой. – Тут-то я и возвращаю его с небес на землю.

Я мысленно взял это на заметку.

– Что же, по-вашему, произошло на самом деле?

– Сначала ответьте-ка мне на пару вопросов, касаемо времени, – Канеша подозвала Бейтса. – И вы, Бейтс. Сколько времени миссис Моррис провела в библиотеке, когда принесла тетрадь? И через какое время после ее ухода вы услышали крик?

На первый вопрос ответил я:

– Она пробыла здесь не дольше пяти минут.

Я обернулся к Бейтсу, чтобы он подтвердил мои слова, и тот кивнул.

– А ее крик я услышал где-то через минуту после того, как она вышла, – сказал Бейтс.

– Тогда картина ясна, – сказала Канеша. – По словам мистера Морриса выходит, что у миссис Моррис было всего три минуты на то, чтобы улизнуть от него и прийти в библиотеку. Дом, конечно, большой, но я не верю заявлениям Хьюберта, что она от него убежала.

– Думаете, он соврал, что не знает, какую вещь она вынесла из комнаты?

Вопросы и подозрения Канеши навели меня на кое-какие собственные мысли.

– По-моему, он прекрасно это знал, – сказала Канеша и указала на четвертую тетрадь описи. – Он знал, что она взяла тетрадь, но думаю, что он вряд ли это видел. Хватился тетради, не нашел, сообразил, что она у нее, и пошел отбирать.

– Из чего следует, что первым тетрадь взял Хьюберт и где-то прятал.

Мои собственные догадки вели в ту же сторону.

– Да, – сказала Канеша. – Из чего следует вопрос: зачем ему перекладывать подозрение на Трутдейла?

– Завещание, – сказали мы с Канешей в один голос. И я продолжил: – Хочет оклеветать Трутдейла, воображает, что тогда сможет как-то оспорить завещание.

– А в этом случае, – торжествующе подхватила шериф Берри, – он, скорее всего, и есть расхититель коллекции. Иначе с чего бы ему думать, что тетрадь вызовет подозрения, если станет известно, что она была в комнате у дворецкого?

Канеша пришла к тому же выводу, что и я. Перспективы у Хьюберта были безрадостные.

Однако оставалась одна загвоздка: мы до сих пор не установили, все ли книги из коллекции на месте. Я поделился этой мыслью с Канешей.

– Да, я в курсе, – сказала она. – Это значит, что инвентаризация сейчас стала еще более важной задачей, чем раньше. Мне совершенно необходимо знать, пропало ли что-нибудь.

– Мы с Шоном будем работать на полную, – сказал я. – Я бы хотел прерваться на ужин, но потом мы вернемся сюда и продолжим.

– Буду вам признательна. Вы уже проверили, внес ли мистер Делакорт покупку «Тамерлана» в список? – Канеша указала на последний том описи.

Я покачал головой:

– Нет. Хотел, но подумал, что тогда у меня будут большие неприятности.

– Давайте посмотрим сейчас, – сказала она. – И раз уж вы экипированы, – она указала на мои перчатки, – открывайте вы.

Я и забыл совсем, что на мне перчатки. Взглянув на руки, я увидел, что к ним пристало несколько кошачьих шерстинок.

– Позвольте, я надену чистые. В этих я гладил Дизеля.

Канеша кивнула, я снял перчатки, сунул их в карман и подошел к рабочему столику, на который еще накануне поставил коробку. Надев свежую пару, я вернулся к письменному столу и бережно открыл тетрадь с описью.

Я перелистал страницы, пока не добрался до последней записи. Канеша заглянула мне через плечо, я разочарованно хмыкнул:

– Записи нет. Последним пунктом значится первое издание «Итана Фрома» Эдит Уортон с ее автографом.

Запись про Уортон заканчивалась на левой странице разворота. Я нагнулся, пристально вгляделся в соседнюю страницу и обнаружил нечто такое, от чего не смог сдержать волнение.

– Смотрите! – Я показал на разворот. – Одной страницы не хватает, но остальная тетрадь цела.

Канеша, хмурясь, посмотрела на сгиб между страниц:

– А что ей сделается, тетради?

Я ответил короткой лекцией:

– Книжный блок, то есть все страницы внутри переплета, состоит из листов, страниц и тетрадей. Свальцованный лист сложен пополам, каждая его половина – книжный лист, каждая сторона листа – страница. Так вот, тетрадь – это два или более листа, или четыре страницы, сложенные вместе. Их скрепляют друг с другом – либо сшивают, либо склеивают, и получается книжный блок. Конечно, в зависимости от размера книги бывает по-разному.

Я мог бы рассказывать дальше про форматы ин-фолио, ин-кварто, ин-октаво и прочее, но решил не перегружать ее лишними сведениями. Канеша кивнула и еще внимательнее всмотрелась между страниц. Тот, кто удалил лист – а это, по моим предположениям, был Хьюберт – действовал очень аккуратно.

Канеша выпрямилась и потерла шею:

– Если предположить, что на пропавшей странице было описание экземпляра «Тамерлана», то вывод очевиден: кто-то хочет, чтобы не осталось доказательств покупки.

Я указал на обстоятельство, которое до сих пор не давало мне покоя:

– Но почему в таком случае он не забрал со стола мистера Делакорта письма о покупке?

Канеша пожала плечами:

– Может быть, он не знал про письма.

– Позвольте мне предложить другой сценарий, – сказал я. – Что, если убийца оставил нам эти письма нарочно?

– В каком смысле? – Канеша посмотрела на меня и вновь нахмурилась.

– Вдруг убийца хотел создать видимость, что «Тамерлан» украден? И что, если на самом деле никакого «Тамерлана» не было?

– Иначе говоря, ложный след, чтобы отвлечь нас от настоящего преступления? – В голосе Канеши было меньше скепсиса, чем я думал.

– Вы связывались с букинистом, который якобы продал мистеру Делакорту «Тамерлана»?

– Еще нет, – ответила Канеша. – Запланировала, но пока не успела. Думаю, что завтра утром с этого и начну, – она взглянула на свои часики. – Сейчас в Нью-Йорке уже начало седьмого.

– Мне будет ужасно любопытно узнать, что выяснится при этом разговоре, – сказал я.

Канеша повернулась к Бейтсу:

– Сходите посмотрите, есть ли в патрульной машине достаточно большой пакет, чтобы поместилась тетрадь. Если нет, надо будет найти кого-нибудь из криминалистов, чтобы ее упаковали.

Бейтс кивнул. Он открыл дверь, и по другую ее сторону оказался Шон, который как раз собирался постучать. Шон выпустил Бейтса, и тот удалился.

Войдя, Шон закрыл за собой дверь.

– Мне кое-как удалось успокоить бедную женщину, – он поморщился. – Хорошо, что ее свекровь пришла, я оставил их друг с другом.

– Мне надо взять у нее показания, – сказала Канеша. – Я пойду к ней в комнату, как только Бейтс вернется.

– Я думаю, что она уже успокоилась, – сказал Шон. – Другой вопрос, услышите ли вы от нее хоть что-нибудь осмысленное, – он развел руками.

– Шериф, если не возражаете, сейчас мы съездим домой перекусить и быстро вернемся, – я снял перчатки и положил их на рабочий столик.

– Отличная мысль, я ужасно проголодался, – Шон потер живот. – И не забудь, нам еще нового жильца ужином кормить.

– Нового жильца? – Канеша взглянула на меня.

– Стюарта Делакорта, – я совсем забыл ей рассказать. – Он уверяет, что ему страшно оставаться в доме, где убили его дядю. Так что он какое-то время будет снимать у меня комнату, пока не обзаведется собственным жильем.

Канешу эта новость, похоже, не слишком обрадовала.

– Прежде чем переезжать, он должен был спросить у меня разрешения.

– Ну, он же не уехал без предупреждения из города, – заметил Шон. – Вы знаете, где он, и, если он вам понадобится, сможете с ним встретиться. Зато, – он широко ей улыбнулся, – теперь нам с отцом будет удобнее вытянуть из него все грязные тайны этого семейства. По моим ощущениям, не придется даже особенно сильно тянуть.

Канеша обдумывала некоторое время эту перспективу.

– Ладно, не возражаю. Но можете передать мистеру Делакорту, что он обязан немедленно поставить меня в известность, если решит еще куда-нибудь переехать.

Вошел Бейтс, без пакета.

– Только маленькие, – отчитался он.

– Ну что ж, – ответила Берри, – звоните криминалистам, объясните им, что мне нужно, и пусть приедут за тетрадью. А я пришлю кого-нибудь сменить вас через пару часов.

Бейтс кивнул и достал мобильный телефон. Канеша снова повернулась к нам с Шоном.

– Поезжайте домой, и, если сможете сегодня еще поработать, я буду благодарна. Чем скорее я получу информацию насчет краж, тем лучше.

– Спасибо, шериф, – сказал я. – Ответ мы вам разыщем со всей скоростью, на какую способны, – я жестом подозвал Дизеля из-под столика. – Иди сюда, приятель, едем домой.

Дизелю не потребовалось второго приглашения, он знал, что значит слово «домой». Он подошел ко мне, и я погладил его по голове. Шон первым направился к выходу.

В дверях я услышал, как Канеша говорит Бейтсу, что планирует подняться наверх и взять показания у Элоизы. Я надеялся, что у нее это получится и что бедняжка Элоиза уже пришла в себя после случившегося на лестнице. За свое обращение с женой Хьюберт заслуживал ремня или палки: я совершенно не выношу таких мужчин.

По дороге домой я спросил:

– Элоиза сказала что-нибудь о том, что произошло?

– Нет, – ответил Шон. – Сначала вообще только плакала, что немудрено. Он так сильно ее приложил, что синяк остался. Мне бы пообщаться с этим типом пару минут с глазу на глаз, чтобы он почувствовал, как это, когда тебя бьет тот, кто больше и сильнее.

– Разделяю твои чувства, – сказал я, – и одобряю, но не советую воплощать это на практике.

– Да уж, понятно. Но хотелось бы.

С заднего сиденья громко мяукнул Дизель. Шон засмеялся и обернулся к нему:

– Я рад, что ты меня поддерживаешь.

Он снова повернулся вперед.

– А что говорила Элоиза? – спросил я.

– Когда перестала плакать, начала нести околесицу, – хмуро ответил Шон. – Понять ее сложно, потому что начинает она про одно, а сворачивает на другое. Она что-то болтала про печенье, летний бал, овощные консервы и еще всякую всячину. Я пока слушал, у меня самого голова пошла кругом. Причем она смотрела на меня с таким видом, словно мне полагается все это прекрасно понимать.

– Очевидно, так ее мозг защищается от невыносимой реальности, – сказал я. – Вот бедняга.

– Ты не представляешь, как я обрадовался, когда появилась ее свекровь. Я уже готов был от отчаяния выскочить в холл и звать на помощь, – он вздохнул. – Только одно она сказала вполне разумно: где находится ее комната.

Через две минуты я загнал машину в гараж. Едва мы с Дизелем переступили порог кухни, как ощутили восхитительный аромат.

Стюарт Делакорт стоял у плиты и обернулся, когда мы вошли.

– Господа, ужин будет примерно через полчаса. Решил доказать, что я не только радую глаз, но и приношу пользу, – он засмеялся своей шутке, я невольно подхватил, и Шон тоже рассмеялся.

Данте лежал под столом, но при виде хозяина выбежал с радостным лаем. Шон нагнулся и взял пуделя на руки, Данте принялся лизать его в щеку. Шон поморщился, но ругать пса не стал. Дизель отлучился в кладовку, и скоро должен был вернуться.

Я подошел к плите посмотреть, что готовится, но кастрюльки были закрыты.

– Пахнет упоительно, – сказал я. – Что это?

– Мой фирменный мясной соус, – ответил Стюарт. – А теперь ступайте-ка прочь из кухни и не мешайте мне доводить до совершенства эту мечту гурмана. Когда будет готово, я вам крикну.

– Отлично, – сказал Шон и спустил Данте на пол. – Умираю с голоду.

– Ничего страшного, – кокетливо ответил Стюарт, – я могу удовлетворить потребности такого силача и красавца.

Шон расхохотался, и только тогда я уловил в словах Стюарта другой смысл. Не исключено, что я покраснел, но Шон, похоже, даже не смутился.

Надо было подняться наверх и привести себя в порядок; ужин мог оказаться весьма нескучным.

 

Глава двадцать шестая

Оказалось, что ужин со Стюартом Делакортом исключительно бодрит. Еда была восхитительна – тонкие спагетти из цельнозерновой муки с замечательным мясным соусом, зеленый салат с огурцами и помидорами и чесночный хлеб, вкуснее которого я в жизни не пробовал. Я добавил к этому бутылку отличного «Мерло», которое приберегал в шкафу для торжественного случая.

Данте весь ужин бегал от Шона к Стюарту и клянчил еду. Шон тайком делился с пуделем лакомыми кусочками, и, подозреваю, что и от Стюарта он получил столько же, если не больше. Дизель сидел рядом со мной и неотрывно смотрел в надежде, что ему тоже что-нибудь перепадет. Он обожал хлеб с маслом, и я дал ему несколько маленьких кусочков, а он в благодарность облизал мне пальцы.

Говорили в основном про расследование убийства. Гнев Канеши был бы страшен, если бы мы ненароком выдали Стюарту что-нибудь не подлежащее огласке, так что и я, и Шон вели беседу осторожно – когда нам удавалось вставить слово. Я быстро обнаружил, что Стюарт без остановки болтает за троих, а от нас с Шоном достаточно нечастых коротких реплик.

Первое, что обсудили за столом, была личность убитого.

– Я сегодня сказал вам чистую правду про дядю Джеймса, – Стюарт небрежно жестикулировал вилкой. – Я любил старика. Как-никак, он меня приютил, когда я остался без родителей, обеспечил мне крышу над головой и образование. Но ему нельзя было сказать ни слова поперек, ни боже мой. Когда он злился, он бывал очень гнусен.

Шон улыбнулся:

– И ты, конечно, вел себя осторожно и никогда его не сердил.

– Всякое случалось, – сардонически ответил Стюарт.

– А на твою ориентацию он как отреагировал? – спросил Шон.

– И глазом не моргнул. Ну, ему-то было бы странно возмущаться. Он не делал официальных заявлений, но вся семья знала, что он гей, – Стюарт помолчал. – Впрочем, насколько я понимаю, это никак не проявлялось, не считая тайных воздыханий по Найджелу.

– Тайных воздыханий? Звучит странно, – заметил я. – Это значит, что он не давал волю своим чувствам?

– Конечно нет, боже упаси, – Стюарт сделал вид, что содрогнулся от ужаса. – Дядя Джеймс был слишком, если я понятно выражаюсь, брезглив. Видимо, ему было достаточно того, что предмет обожания все время находился поблизости.

– А что же Трутдейл? – спросил Шон. – Питал к нему такую же бессловесную любовь?

Стюарт рассмеялся:

– Этот старый потаскун? Никакой он любви не питал. Нет, я думаю, что он действительно хорошо относился к дяде Джеймсу, но такого бабника, как Найджел, еще поискать. Когда он был моложе, дядя Джеймс даже горничных в доме не мог держать, потому что тот их зажимал в каждом углу. Кроме, конечно, совсем крокодилиц, он не настолько всеяден.

Я вспомнил сцену на кухне между дворецким и Анитой Мильхауз и мысленно усомнился в словах Стюарта. Лично я не видел в Аните никакого очарования; впрочем, на чей-то вкус и она могла быть хороша.

– Должен сказать, я понимаю бедного дядю Джеймса, – сказал Стюарт. – Я видел фотографии Найджела в молодости, когда он в Англии играл в театре. Совершенно сногсшибательный красавчик, – он рассмеялся. – Он и сейчас недурно выглядит для своего возраста.

Я постарался представить себе кумира поклонниц, каким Найджел Трутдейл был сорок лет назад. Да и сейчас у него вид был солидный, как и подобает человеку в его должности – то есть в его прежней должности.

– Так, значит, твой дядя был невесть сколько лет влюблен в бабника-дворецкого, но так ничего и не предпринял? – Шон сделал глоток вина. – Довольно грустная история.

– Согласен, – Стюарт накрутил спагетти на вилку. – Но такой уж у дяди Джеймса был характер. Я же говорю, он был брезглив, он даже не позволял себе вспотеть, какие уж там страсти, – он покачал головой. – Исключено. Тем более он знал, что Найджел ему взаимностью не ответит, а если так, вопрос закрыт.

Как бесконечно грустно. Не быть способным отдаться чувству… Мне было жаль мистера Делакорта. Я подумал, что он, должно быть, перенес свою страсть на коллекцию, и книги заменили ему любовь.

– Ты сегодня пропустил все бурные события, – сказал Шон.

Я бросил на сына тревожный взгляд, и он чуть заметно кивнул.

– Ну надо же, – сказал Стюарт. – Неужели еще одно убийство?

– Нет, до этого не дошло, – засмеялся Шон. – Но драка была, твой двоюродный брат побил жену. Я их случайно застал на лестнице: Элоиза плакала и держалась за щеку, а твой брат на нее орал.

– Несчастная Элоиза, – по голосу было похоже, что Стюарту ее действительно жаль. – Хьюберт обращается с ней совершенно по-свински. Я знаю, что иногда даже поколачивает. Отчего он завелся?

– Я не совсем понял, – ответил Шон. – Но там были заместители шерифа, взяли его под локотки, увели и сделали внушение.

– Вот и правильно, так ему и надо, – Стюарт сделал глоток вина. – С дядей Джеймсом бы припадок случился. Он терпеть не мог, как Хьюберт обращается с Элоизой, но в основном ему удавалось держать его в рамках.

– А теперь, как по-вашему, что будет? – задумчиво спросил я.

– Хьюберт обязательно попытается сплавить Элоизу в Уитфилд, – ответил Стюарт. – Его отчасти тоже можно понять, она со странностями с самой свадьбы, а это сто лет назад было. Но вреда от нее нет, и она даже милая, – он фыркнул и засмеялся. – Сказать по правде, я думаю, что если бы в психушку запереть не ее, а Хьюберта, душевное здоровье Элоизы только улучшилось бы.

– Хьюберт расстроился из-за того, что написано в завещании, – сказал я. – Да и вы, должно быть, тоже огорчились?

– Ну, я хотя бы не рассчитывал, что мне достанется все, – Стюарт промокнул губы полотняной салфеткой. – Надеялся, что он все же оставит мне побольше, скажем, мебель из моей комнаты, но я и так переживу, – он беззаботно улыбнулся. – У жизни в дядином доме был один плюс: я откладывал большую часть зарплаты. В колледже мне могли бы платить и поприличнее – если вы не в курсе, у меня несколько наград с педагогических конкурсов. Но все же я постепенно скопил недурную сумму.

– Это ты правильно сделал, – сказал Шон, и я с ним согласился. Стюарт оказался практичнее, чем я предполагал; вернее, чем предположил бы пару дней назад.

Стюарт, словно не слыша наших слов, завел новый монолог:

– А вот Хьюберт – это совсем другая история. Он не способен удержаться на работе даже под дулом пистолета, угадайте, почему? Потому что все всегда знает лучше всех и лезет с поучениями. Кому захочется держать такое сокровище?

– Когда зачитывали завещание, мне показалось, что он рассчитывал получить все наследство, – я проглотил еще одну вилку спагетти с мясным соусом, пока Стюарт готовился ответить.

– Да, он правда думал, что дядя Джеймс ему оставит все, полнейший идиот, – Стюарт покачал головой. – Я-то сразу мог ручаться, что львиная доля наверняка отойдет Найджелу, но Хьюберт не верил, что дядя Джеймс какого-то слугу поставит выше, чем кровного родственника. Он вообще ничего вокруг не видит. Сначала он сам себе придумывает, как устроен мир, а потом обижается, что все вокруг неправильно. Справедливости ради, это тетя Дафна его таким воспитала. По крайней мере, я так думаю. Внушила ему, что раз он потомок Делакортов, то лучше всех, а законы писаны для простых смертных и его не касаются. Она и сама такая в свободное от страданий время.

– А она действительно чем-то больна? – спросил я. – Я знавал нескольких ипохондриков и, признаться, она их мне напоминает.

Наверное, мне следовало устыдиться того, что я раззадориваю сплетника; да я бы и не стал, если бы речь не шла о расследовании убийства.

– Сердце у нее правда не в порядке, – сказал Стюарт, – это семейное. Но и только. Она вечно делает вид, что одной ногой в могиле, но я готов спорить на что угодно: ее отец дожил до девяноста пяти, и она доживет.

– Как ты любишь своих родных! Заслушаешься! – сказал Шон с ехидным блеском в глазах. – Ну, кому мы еще не перемыли косточки?

Стюарт кинул в Шона кусочек чесночного хлеба и попал ему в тарелку.

– Как же? Нашей милой очаровательной Синтии. Брр, – он обхватил себя руками и потер плечи, словно ежась от холода. – Снежная королева как она есть. Я как-то сказал одному своему другу, что рядом с нею можно мясо замораживать, и, по-моему, не особо преувеличил.

– Да, при нашем знакомстве она мне показалась довольно сдержанной, – сказал я, стараясь не смеяться над картиной, которой Стюарт так живо выразил характер своей двоюродной сестры.

– Сдержанной? – фыркнул Стюарт. – Помните, как Дороти Паркер отзывалась о Кэтрин Хепберн? «У мисс Хепберн диапазон эмоций в две ноты», или что-то в этом роде. А у Синтии и двух не наберется.

– Или ты не в курсе, – заметил Шон. – Может, у нее целая тайная жизнь, а ты не знаешь.

– О, это был бы номер, – Стюарт прямо-таки подпрыгнул на стуле. – «Тайная жизнь Синтии Делакорт». Надо снять кино с таким названием: днем она черствая, но честная последовательница Флоренс Найтингейл, а по ночам выходит на улицы и ищет порочных приключений, чтобы утолить свои низменные страсти.

Шон расхохотался. Когда к нему вернулся дар речи, он сказал:

– По-моему, тебе нечего делать на кафедре химии, тебе надо в Голливуд, писать сценарии.

Я и сам посмеивался; Стюарт был уморителен. Но я чувствовал, что это его паясничанье – самозащита. Судя по его рассказам, ребенком и подростком ему вряд ли доставалось много любви и тепла, не в такой семье он рос. Он напомнил мне коллегу с прошлой работы в Хьюстоне, только тот отгораживался от людей не юмором, а колкостями.

Стюарт вытер лоб салфеткой:

– Какие перспективы, видите, меня бросает в пот от одной мысли, – затем его лицо посерьезнело. – Может, это было бы и забавно, но вообще-то я очень люблю свою работу.

– В таком случае тебе повезло, – не без горечи ответил Шон.

Стюарт секунду взглянул на него, но, похоже, решил ничего не говорить. Я немного сменил тему:

– А эта кузина Элоизы, Анита Мильхауз, как она? Часто у вас бывает? Я работаю вместе с ней в городской библиотеке.

– Да, не повезло вам, – сказал Стюарт. – Жаль, что некоторых, вроде Аниты, нельзя родить обратно. К сожалению, у нас она бывает часто. Всем говорит, что приходит в гости к Элоизе, но я-то знаю.

– Но если не к Элоизе, тогда к кому? – Шон осушил свой бокал.

– Естественно, к Хьюберту, – ответил Стюарт. – У них уже несколько лет бурный роман.

 

Глава двадцать седьмая

Такого я не ожидал. Анита, конечно, принцессой не была, но неужели ей не удалось отыскать никого получше, чем Хьюберт Моррис? Такого жалкого мужичонки мне давно не попадалось.

Впрочем, о вкусах не спорят, и я по опыту знал, что бывают женщины, падкие на неудачников. Тем более что этого неудачника предположительно ждало огромное наследство.

Если Анита охотится за деньгами, останется ли она верной Хьюберту теперь, после того как большую часть состояния получил Найджел Трутдейл? Я знал, что ее семья очень богата, но было очень непохоже, что сама Анита живет в роскоши. Не оттого ли она пыталась заполучить в свои сети богатого мужчину? Это могло бы объяснить ту сцену между библиотекаршей и дворецким, которую я видел на кухне.

Я задумался, есть ли здесь какая-то связь с тем, кто убил Джеймса Делакорта. Считаю ли я, что Анита способна на убийство? Поразмыслив, я решил, что способна. На соучастие в убийстве способна точно. Какое-то воспоминание шевельнулось в моей голове, но тут же снова растаяло – что-то, связанное с Анитой, но что? Может быть, если не напрягать память, потом я его вспомню отчетливее?

Убил, скорее всего, Хьюберт, ему было проще добраться до дяди.

Я стал обдумывать следующий фрагмент головоломки. Если Хьюберт действительно похищал книги из коллекции мистера Делакорта, то советчика лучше, чем сотрудница библиотеки, ему было не найти. Работать вместе с Анитой было сущее наказание, но дурой она не была, пусть и переоценивала свои таланты. Ей хватило бы ума подсказать Хьюберту, какие книги выкрасть и где их продать.

Дизель ткнулся мордой мне в ногу, я посмотрел на него и встретил самый подобострастный взгляд, на какой он был способен. Он наверняка рассчитывал, что ему достанется еще кусочек хлеба. Мне не следовало бы его баловать, но перед этой мордочкой я не мог устоять. Я дал ему еще немножко чесночного хлеба, и угощение мигом исчезло. На секунду взгляд кота из просительного сделался самодовольным, а потом вновь наполнился мольбой.

– А ты как считаешь, пап?

Я спохватился, что потерял нить разговора; Шон смотрел на меня.

– Насчет чего? Прошу прощения, я задумался о своем, – я вытер масленые пальцы о салфетку.

– Надо ли Стюарту сообщить про эту связь шерифу Берри, – сказал Шон. – Я говорю, что так будет лучше.

– Я согласен, – сказал я. – Это может иметь отношение к следствию.

Излагать свои подозрения про Хьюберта и Аниту я был не готов, хотя мне казалось, что Стюарт думает то же самое.

– Я даже не сомневаюсь, что имеет, – сказал Стюарт. – Хьюберт здесь определенно руку приложил. Если его упекут в тюрьму за убийство дяди Джеймса, в этом будет высшая справедливость. И злосчастная Элоиза от него освободится.

– Если Хьюберт – убийца, он ничего не унаследует, – сказал Шон. – Имущество не может быть добыто преступным путем. А без его наследства Элоиза окажется если не под забором, то без гроша.

– Про это я не подумал, – сказал Стюарт и трагически вздохнул. – Ни в чем Элоизе не везет. И ведь, казалось бы, она столько времени проводила с дядей Джеймсом, мог бы ей кое-что оставить напрямую, независимо от Хьюберта.

– Элоиза проводила много времени с мистером Делакортом? – переспросил я. Это была новая информация, хотя я пока и не знал, насколько она важна.

– О, да, – сказал Стюарт. – Они вместе пили чай каждый день, кроме выходных. Дядя Джеймс был страшный сластена, а Элоиза любит печенье, так что они садились рядышком, пили чай и ели печенье. Иногда прямо после обеда.

Шон прервал нас:

– Пап, если мы хотим сегодня еще продвинуться по описи, пора возвращаться в особняк. Уже почти половина восьмого.

– Я уберусь на кухне, – сказал Стюарт. – Терпеть не могу беспорядок.

– Значит, с папиной домоправительницей ты поладишь, – сказал Шон и поднялся из-за стола. – Не возражаешь, если я оставлю с тобой Данте?

Стюарт улыбнулся во весь рот:

– Ну, разумеется! Оставляй своего милого песика, дядюшка Стюарт за ним отлично приглядит.

– Спасибо за ужин, было очень вкусно, – сказал я ему. – И спасибо, что наведете порядок, – я направился вслед за Шоном в гараж. – Дизель, идем.

Дизель не послушался. Я обернулся и увидел, что он сидит возле стула Стюарта и вглядывается в нашего нового жильца. Поставив лапу Стюарту на колено, кот пропел ему трель.

– Какой милашка, – сказал Стюарт. Он повернулся ко мне. – Не хотите и его оставить? Я буду рад посмотреть за обоими.

Я нахмурился. Дизель попал под обаяние Стюарта или рассчитывал, что без меня удастся выпросить у него еще хлеба с маслом? Кошки по природе эгоистичны, и Дизель в этом отношении не отличался от любого другого кота. Но еще он был искренне и прочно ко мне привязан, и я, вероятно, немного приревновал, что он не захотел со мной идти.

– Пожалуйста, – сказал я. – Наверное, он устал. Ему можно дать еще кусочек-другой два хлеба, но это все.

Стюарт кивнул:

– Вас понял.

Когда мы с Шоном вышли из кухни, Стюарт начал напевать очень приятным баритоном; нас провожали звуки гимна о любви к тварям божиим.

Когда мы задним ходом выезжали из гаража, Шон сказал, посмеиваясь:

– Колоритный мужик, правда? Он мне в самом деле напоминает Артура.

– Оказался совершенно не таким, каким я его себе представлял, увидев пару раз в самом начале. С ним даже приятно общаться, – я с отвращением вспомнил те две сцены.

– Не исключено, что он единственный нормальный человек в семейке, – сказал Шон. – А ты выловил что-нибудь ценное из сплетен?

– Кажется, да, – ответил я. – Наверное, следует сразу же рассказать Канеше, но мне хочется все это обмозговать на досуге.

– Ты не обязан докладывать ей каждую свою мысль, – сказал Шон. – И я тоже.

Я покосился на него. Он улыбался.

– Значит, ты тоже пытаешься вычислить убийцу? – спросил я.

– А кто мне запретит? – ответил сын. – Я юрист и умею распутывать криминальные загадки, – он помолчал. – Я, может, вообще подамся в частные детективы.

Я не мог понять, шутит он или нет. Раньше он никогда не говорил, что эта профессия его привлекает. Впрочем, детективные романы он читал, как и я, а для поклонников жанра не такая уж редкость заниматься частным сыском.

– У тебя получится, – сказал я. – У тебя любая работа хорошо получается.

– Спасибо, – ответил Шон.

Мы въехали на аллею перед особняком Делакортов. Полицейских машин у крыльца не было, и я слегка встревожился, но потом вспомнил, что в библиотеке остался дежурить полицейский.

Почти все окна были темными, но крыльцо было освещено. Я позвонил, и через секунду дверь распахнулась.

– Добрый вечер, – приветствовал нас Трутдейл и отступил в сторону, пропуская в дом. Мимоходом я украдкой всмотрелся в его лицо. Он выглядел измученным, напряженным, морщины избороздили его лоб.

– Простите, что мы вас беспокоим, – сказал я. – Мы приехали, чтобы продолжить инвентаризацию, как поручила шериф Берри.

– Да, сэр, – ответил Трутдейл и закрыл дверь. – До какого часа вы предполагаете сегодня работать?

– До десяти или до половины одиннадцатого, если можно, – сказал я.

– Хорошо, сэр, – ответил Трутдейл. – В библиотеке есть звонок, позвоните, когда соберетесь домой.

– Спасибо, так и сделаю.

Трутдейл кивнул нам и удалился. Мы с Шоном зашагали через холл к библиотеке.

– Вот бедняга, – вполголоса заметил Шон, – такое ощущение, словно он едва держится на ногах.

– Не знаю, спал ли он в эти дни, – отозвался я, и мы подошли к библиотеке.

У дверей сидел полицейский, немолодой и опытный на вид. При нашем приближении он поднял голову, потом встал.

– Добрый вечер, – сказал я, назвался и представил ему Шона.

Полицейский, на бейджике которого было написано «Роберт Уильямс», кивнул.

– Меня предупредили, что вы приедете, – сказал он, открыл одну створку двери и жестом пригласил нас внутрь. – После вас.

– Спасибо.

Мы с Шоном прошли мимо него. Свет в библиотеке по-прежнему горел, и я этому обрадовался: я думал, что придется входить в темную комнату, чего мне совсем не хотелось. Но даже при свете я не удержался и посмотрел на письменный стол, чтобы убедиться, что за ним нет покойника.

– Как-то здесь жутковато, – прошептал мне Шон. – Такая тишина.

Я кивнул.

– Да, не без этого, – я вдохнул поглубже. – Ну, за работу, и посмотрим, сколько мы за сегодня успеем.

Я подошел к рабочему столику и достал нам по паре перчаток из коробки. Скопилось уже несколько пар, которые надо было забрать домой в стирку; и я надеялся, что не забуду об этом к концу рабочего дня.

Мы продолжили с того места, на котором остановились. Я вслух зачитывал Шону названия книг, он разыскивал их на полках. За этим занятием прошел час, и мы так и не обнаружили ни одной пропажи. Мне уже начало казаться, что к концу инвентаризации все книги окажутся на своих местах.

– Что дальше? – спросил Шон, водружая первый сборник рассказов Юдоры Уэлти «Зеленый занавес» с ее автографом на правильное место на полке.

Я перевернул страницу описи и присвистнул:

– Уильям Фолкнер, «Солдатская награда». Первое издание, есть автограф, издательство «Бони и Ливерайт», 1926 год, – я пробежал глазами описание. – Да еще в отличном, почти идеальном, состоянии, то есть вид у нее должен быть практически новый и нечитаный.

Должен признаться, что я не слишком люблю Фолкнера, но от возможности увидеть его самый первый роман с его собственным автографом невольно захватило дух. Шон просматривал полки:

– А он нам не попадался раньше?

Я посмотрел на рабочий столик, где мы сложили в две небольшие стопки те тома, которым еще предстояло вернуться на место.

– Нет, я бы не забыл, – сказал я.

Шон присел на корточки и стал разглядывать две нижние полки одного из стеллажей.

– Нашелся, – сказал он, осторожно вытаскивая книгу с полки, поднялся и раскрыл ее, потом нахмурился.

– В чем дело? – спросил я. – С книгой что-то не так?

– Не подписана, – сказал Шон. – По крайней мере, на титульном листе, сейчас взгляну на форзац, – точно и аккуратно он изучил все пустые листы перед титулом и поднял взгляд на меня. – Автографа нет. И, кстати, на полях страниц пятна.

Для надежности я еще раз перечитал, что об этой книге сказано в описи. С автографом, состояние почти идеальное. Ни слова о пятнах на страницах.

Книгой, которую держал в руках Шон, подменили настоящую. Мы, наконец, нашли, что было украдено из коллекции.

 

Глава двадцать восьмая

Велев Шону отложить подложный экземпляр «Солдатской награды» на письменный стол, я подошел к двери, к полицейскому Уильямсу.

– Вы бы не могли связаться с шерифом Берри и передать ей, что мы обнаружили важный факт? – спросил я. – Мы, наконец, обнаружили, какая книга пропала, и будем искать остальные.

– Нет проблем, – сказал Уильямс. Он достал мобильный и принялся нажимать кнопки, а я вернулся к Шону и к работе.

Я быстро просмотрел следующие записи в тетради. Подряд шло двенадцать романов Фолкнера, все подписанные автором, и в состоянии, близком к идеальному. Я сравнил даты их покупки, и у всех тринадцати они совпали – мистер Делакорт купил их одновременно около двенадцати лет назад. Цена указана не была, но я подозревал, что тринадцать томов Фолкнера с автографами обошлись в серьезную сумму.

Следующим в описи шел второй роман, опубликованный Фолкнером в 1927 году. «Москиты». Шон достал книгу с полки, а я зачитал описание.

– Шериф Берри едет сюда, – произнес прямо у меня над ухом Уильямс, и я вздрогнул от неожиданности.

– Замечательно, – сказал я. – Спасибо, что вы ее вызвали.

– Не за что, работа есть работа, – улыбнулся Уильямс и вернулся обратно на стул.

Я снова сосредоточился на Шоне и на книге в его руках.

– Еще одна фальшивка, – кивнул Шон на «Москитов». – Автографа нет, переплет хлипкий, пятна.

– Сдается мне, так мы обнаружим, что всех Фолкнеров подменили, – сказал я. – Давай проверять дальше.

Мы с Шоном осмотрели остальные одиннадцать томов. Все они оказались заменены на экземпляры худшего качества. Причем каждый том был обернут в суперобложки, которые, в отличие от самих книг, подозрительно хорошо сохранились.

По наитию я вынул суперобложку «Москитов» из прозрачной архивной папки и пристально рассмотрел ее под лампой на письменном столе. Беглого взгляда хватило, чтобы мои подозрения подтвердились: я не сомневался, что это была распечатанная на лазерном принтере копия настоящей, а оригиналом, конечно, послужила суперобложка того почти нового экземпляра, который был похищен у мистера Делакорта.

Я едва успел поделиться с Шоном соображениями о суперобложках, как в библиотеку вошла Канеша и не стала терять время на церемонии:

– Рассказывайте.

Она стояла, скрестив руки на груди, пристально глядя на меня, и я изложил историю про то, как вместо тринадцати романов Фолкнера обнаружились испорченные экземпляры без автографов. Она не перебивала, а я старался говорить коротко и по делу. Когда я закончил, Канеша с минуту помолчала, потом задала вопрос, которого я ожидал:

– И сколько они стоят?

– Я как раз об этом размышлял, – ответил я. – Собрание трудов Фолкнера с автографами будет стоить дорого, на аукционе может уйти тысяч за семьсот пятьдесят, а то и больше. Такие многотомники не каждый день выставляются на продажу.

– Но разве похититель сможет их выставить на открытый аукцион? – спросил Шон. – Они же будут сразу бросаться в глаза.

– Очень верно подмечено, – сказала Канеша. – Как их надо было продавать, чтобы не привлечь внимания?

– Это зависит от того, какие у похитителя связи, – сказал я. – Если продавать напрямую частному коллекционеру, об этом вообще никто не узнает. А можно сбыть все тома вразбивку разным посредникам, хотя тогда вор за них в сумме получит меньше денег.

– Как бы вы стали отслеживать эти книги? – спросила Канеша. По ее лицу было заметно, что она нервничает, очевидно, раньше ей не приходилось иметь дело с такими ситуациями.

– Может быть, надо обратиться в ФБР, – предположил Шон.

– Да. За последние годы было несколько громких историй с кражами редких книг, в основном из библиотек, – сказал я. – Этими вещами занималось ФБР, и я думаю, что наш случай такой же, потому что книги, вероятнее всего, проданы в другие штаты.

– Я спрошу своего знакомого в БРМ, – сказала Канеша и, заметив, что Шон смотрит непонимающе, объяснила: – в Бюро расследований Миссисипи. Они регулярно сотрудничают с ФБР.

Зазвонил мобильный телефон, звук шел из чехла на поясе у Канеши.

– Прошу прощения, – сказала она, отошла в сторону и сняла трубку. Я посмотрел на часы – восемь сорок пять.

– Как ты смотришь на то, чтобы закончить к десяти и отправиться домой? Не знаю, как ты, а у меня сил остается все меньше.

– Я не возражаю, – сказал Шон и повел плечами. – У меня что-то шея затекла.

Я взял тетрадь с описью, но не успел открыть следующую запись, как меня прервала Канеша.

– Похоже, сейчас мне придется поехать к вам домой, – сказала она. – Ваш новый жилец хочет побеседовать, говорит, что у него есть для меня какая-то информация.

Она посмотрела на меня, приподняв бровь.

– Да, он за ужином сказал, что свяжется с вами, – ответил я и сделал непроницаемое лицо.

– Вот-вот, так и было, – добавил Шон.

Канеша секунду посмотрела на нас обоих.

– Всего хорошего, господа. Я думаю, что мы увидимся завтра.

– До свидания, – сказал я, и Шон вслед за мной.

Канеша коротко кивнула нам и вышла. Мы с Шоном вернулись к работе.

– Следующая запись, – сказал я, поднимая тетрадь. – Уильям Александр Перси, «Фонари на дамбе», издательство «Кнопф», 1941 год. Состояние хорошее, суперобложка. На титульном листе автограф.

– Есть такая, – сказал Шон, снял книгу с полки, открыл, чтобы проверить остальное, и через секунду добавил: – Все сходится, проблем нет.

Он поставил книгу на место.

Так мы проработали весь следующий час. Подмен мы больше не обнаружили – возможно, вор забрал только первые издания Фолкнера. Но, как ни распорядись ими злоумышленник, только они сулили ему внушительный куш.

Но оставалась еще одна вещь, которая стоила не меньше, чем весь Фолкнер, вместе взятый – «Тамерлан» По. Я не забыл про него, хотя меня многое отвлекало. Если Канеше удастся связаться с букинистом, на следующий день что-нибудь могло выясниться.

На открытом аукционе любой экземпляр «Тамерлана» вызовет много вопросов. Такая вещь подходит лишь для продажи в частном порядке; вор – или воровка, – если они, конечно, не совсем без мозгов, попытаются найти кого-нибудь, кто готов купить такой лот из-под полы, чтобы избежать любой огласки. Но где им взять частного покупателя? Его поиски оставят следы, и тогда в игру вступит ФБР, а там раскрыли достаточно таких краж и знают, с чего начать.

К десяти часам мы с Шоном досмотрели второй том описи.

– Два готово, два осталось, – сказал я, стянул перчатки и сунул их в карман брюк. – Мы и правда очень хорошо продвинулись, с тобой дело пошло гораздо быстрее.

– Я рад, что пригодился, – сказал Шон и положил свои перчатки в мою протянутую руку. – Первый раз вижу столько потрясающих книг сразу, – он покачал головой. – Фантастическая коллекция.

– Не то слово, – мне вдруг вспомнилось, кому мистер Делакорт завещал ее, и у меня едва не подогнулись колени. – А теперь все это перейдет к Афинскому колледжу.

Шон широко улыбнулся:

– Так что ты сможешь повозиться с этими книжками в свое удовольствие. Ты ведь у нас главный специалист по редким книгам, и вообще.

– Колледж получит невероятный подарок, – сказал я. Мысли в голове путались и теснили одна другую: где разместить коллекцию? В нынешнем отделе редких книг для нее не хватит места. Но когда Питер Вандеркеллер, директор библиотеки Афинского колледжа, услышит про коллекцию Делакорта, он будет на седьмом небе от счастья…

– Пап, пошли, – сказал Шон и ласково взял меня за плечи. – И смотри, куда идешь, а то во что-нибудь врежешься.

Я так замечтался, что, собираясь выйти из комнаты, забыл открыть дверь.

Полицейский Уильямс, посмеиваясь, открыл ее перед нами, и мы вышли.

– До свидания, господа.

Мы попрощались с ним, и я пошел к выходу вслед за Шоном. Трутдейла нигде не было видно, и я запоздало спохватился, что мы обещали вызвать его звонком, когда соберемся уходить.

– Звонок, – сказал я. Шон понял, что я имею в виду, и осмотрелся.

– Похоже, что в холле звонков нет, – сказал он. – Можем, наверное, и просто так уйти, думаю, дверь сама за нами захлопнется.

Мне очень хотелось поступить так, как предлагает сын, но я решил, что это будет невежливо. Трутдейл намеренно попросил, чтобы мы, уходя, его предупредили. Как-никак в этом доме он был хозяин, а мы гости.

– Может, мне заглянуть на кухню, проверить, там ли он? – предложил Шон. – Покажи мне, куда идти.

Я указал влево от парадной лестницы, куда он и направился. Я стал ждать, глядя по сторонам. Ступени были слабо освещены, второй этаж уходил в темноту, и во всем доме царила зловещая тишина. На миг мне показалось, что если хорошенько прислушаться, то можно различить шепот давно умолкших голосов.

Вернулся Шон, стук его шагов по мраморному полу вывел меня из оцепенения.

– Сейчас придет, – сказал Шон. – Я окликнул его, когда дошел до кухни, и он выскочил из какой-то дальней комнаты.

Тут в самом деле появился Трутдейл и прошествовал мимо нас ко входной двери. Мы с Шоном последовали за ним.

– Всего доброго, господа, – сказал бывший дворецкий, отпирая дверь. – В котором часу вас ожидать завтра утром?

– В девять, – ответил я, – если это не слишком рано.

– Нет, конечно, мистер Гаррис, – заверил он.

На крыльце, в полумраке, я пристально посмотрел на него, но отвел глаза, когда он начал хмуриться.

– До свидания, – сказал я, и мы спустились в вечернюю прохладу. – Ты ничего не заметил у него на лице? – спросил я.

– Ага, – ответил Шон. – Один уголок рта чуть-чуть испачкан. Думаешь, помада?

– Не исключено, – сказал я. – Интересно, чья, Дафны или Аниты?

– Я не знаю, где он был, когда я его позвал, – сказал Шон. – Может быть, и не один. Но я больше никого не видел и не слышал.

– А теперь и не проверить, – сказал я.

По дороге домой ни я, ни Шон больше не разговаривали: я слишком вымотался, и он, наверное, тоже. Единственное, чего мне хотелось – добраться до кровати и хоть немного поспать с Дизелем под боком. Не было сил даже строить догадки, кто оставил помаду на губах Трутдейла. «Завтра, – решил я, как верный последователь Скарлетт О’Хара. – Подумаю об этом завтра». Я немного опасался того, что Канеша еще не ушла, сидит и слушает рассказы Стюарта про семейство Делакорт. Но если кто-то и способен вытянуть из него все, то это, конечно, Канеша.

У дома стояла только машина Стюарта. С огромным удовольствием я убедился, что Стюарт навел полный порядок, кухня выглядела так же, как после уборки Азалии. Ни кота, ни пса видно не было; мы с Шоном стали подниматься по лестнице.

– Наверно, они оба у Стюарта, – сказал Шон на площадке второго этажа. – Мне заглянуть к нему проверить?

– Спасибо, – сказал я. – А то мне не хочется никуда подниматься.

Я отправился к себе, а Шон – дальше на третий этаж. Через несколько минут, когда я, переодевшись в пижаму, выходил из ванной, в комнате появился Дизель и прыгнул на кровать. Я улегся рядом с котом, и мы посмотрели друг на друга.

– Ну как ты, хорошо провел вечер со Стюартом?

Дизель мяукнул, как я решил, утвердительно. Я протянул руку и стал чесать его за ухом, он раскатисто замурлыкал, я улыбнулся. Несколько минут мы, как я это называю, болтали; наши беседы состояли в том, что я разговаривал с Дизелем и чесал его или гладил, а он мурлыкал или пел в ответ. Потом я решил, что пора выключать свет и спать. Дизель вытянулся, положив морду на соседнюю подушку, я тоже устроился поудобнее.

Думаю, я заснул довольно скоро, но через некоторое время меня разбудил громкий стук в дверь.

– Что еще такое? – Я резко сел в постели, скинул с себя одеяло. Дизель, напуганный шумом, замер на месте.

Нетвердыми шагами я проковылял к двери и открыл. На пороге стоял Стюарт Делакорт, и по его щекам катились слезы. Его вид меня перепугал.

– Что случилось? – спросил я.

– Элоиза, – еле выговорил Стюарт. – Бедная, несчастная Элоиза. Она умерла.

 

Глава двадцать девятая

– Как?! Элоиза умерла?!

Мне что, снится кошмар? Я на секунду зажмурился, но когда открыл глаза, передо мной по-прежнему стоял заплаканный Стюарт, а под босыми ногами был холодный паркетный пол.

– Ну да, я и сам не могу поверить, – срывающимся голосом промолвил Стюарт.

– Пойдемте-ка на кухню, – я похлопал его по плечу. – Не хотите горячего чаю? Лично я бы не отказался.

– Да, спасибо, – Стюарт обернулся к лестнице. – А вот и Шон.

Мой сын широко шагал к нам по коридору, рядом семенил Данте.

– Что происходит? – он потер глаза и зевнул.

– Стюарту сообщили, что случилась беда. Мы с ним спускаемся, чтобы заварить чаю.

Я почувствовал, как о мои ноги трется знакомый бок: страшный грохот прекратился, Дизель осмелел и присоединился к нам. Он спустился первым, Данте тоже не отставал. Стюарт повторил по дороге то, что уже сказал мне, и Шон выразил ему соболезнования.

Я включил свет на кухне и набрал в чайник воды, Шон забрал его у меня и поставил на плиту. Я поискал в шкафчиках чай, и нашел травяной сбор, который всегда любил заваривать на ночь: он помогал мне успокоить нервы и уснуть. Сейчас нам всем он не помешал бы.

Стюарт уселся за стол, рядом с ним сел Дизель, а на коленях устроился Данте. Мой кот умел чувствовать, когда человеку плохо: он положил лапу Стюарту на колено, посмотрел ему в глаза и издал трель. Стюарт погладил Дизеля по голове и сказал спасибо; Данте прижался к нему, и другой рукой он стал гладить пуделя.

Шон наблюдал за всем этим с некоторым удивлением. Потом засвистел чайник, и Шон залил кипятком подготовленную мной заварку.

За чаем Стюарт рассказал то немногое, что узнал про смерть Элоизы.

– Ее нашла тетя Дафна, – сказал он. – Так перепугалась, что на целых пять минут забыла о собственном здоровье, – он скривился. – Тетя Дафна отправилась на кухню за своим отваром, она пьет что-то хитроумное от нервов. Обычно она держит запас у себя в комнате и там же его делает, но тут все выпила и пошла на кухню взять еще. За покупками у нас ходит Трутдейл, он следит, чтобы в кладовке было это снадобье, – он помолчал, потом выпил чая. – Прошу прощения, я отвлекся. Когда я переживаю, всегда начинаю болтать чепуху. В общем, тетя Дафна зашла на кухню и увидела, что в углу, уронив голову на стол, сидит Элоиза. Сначала она подумала, что та спит, а потом сообразила, что что-то случилось.

Мне совсем не хотелось слушать жуткие подробности, хватило с меня и тех трупов, которые я обнаружил сам. Я мысленно поблагодарил небеса за то, что не мне выпало найти Элоизу.

Стюарт продолжал:

– Когда она увидела, что у бедной Элоизы с лицом, она сразу поняла, в чем дело, – он содрогнулся. – У нее была дикая аллергия на арахис. В смысле, у Элоизы, а не у тети Дафны. Видимо, она что-то съела, а там оказался арахис, и тетя Дафна решила, что это было печенье, потому что на тарелке остались одни крошки.

– Жуть какая, – сказал Шон. – Ей надо было смотреть внимательнее, что ест, если она знала про свою аллергию.

– Она очень внимательно смотрела, – сказал Стюарт. – Какой бы туман у нее не был в голове, она знала, что арахис ей нельзя. И беречься, на самом деле, было незачем, дядя Джеймс запрещал его покупать, у него у самого была на арахис страшнейшая аллергия.

Я невольно вспомнил, как выглядел мистер Делакорт, когда я его нашел – высунутый раздутый язык, признак аллергической реакции. Мистер Пендерграст считал, что причиной смерти Делакорта был арахис. А теперь Элоиза… Как странно, две одинаковые смерти от аллергии в одном доме.

Тень воспоминания мелькнула в моей голове: кто-то из семьи говорил что-то важное на эту тему, но я не мог так сразу вспомнить, кто и что именно.

– Вообще аллергики ведь обычно имеют при себе эпинефрин, – Шон, нахмурившись, отставил кружку. – У меня была сослуживица с аллергией на пчелиный яд, она всегда носила с собой такой шприц вроде карандаша.

– Элоиза тоже носила, – вид у Стюарта разом сделался совсем больной. – Но тетя Дафна сказала, что нашла ее без шприца. Наверное, Элоиза забыла его у себя в комнате.

– Мне вот что интересно. Если в доме был запрещен арахис, откуда Элоиза взяла арахисовое печенье, ну, или не печенье, а что-то еще.

Ответ в общих чертах я знал и сам, но не удержался от того, чтобы высказать эту мысль вслух.

– Очевидно, кто-то принес это печенье в дом специально для того, чтобы убить сначала дядю Джеймса, потом Элоизу, – Стюарт откинулся на спинку стула, потрясенный собственными словами. – Но Элоизу-то за что было убивать?!

– Может быть, она знала, кто убил твоего дядю? – произнес Шон. – Может быть, это сделал Хьюберт, потому что ему не терпелось от нее избавиться. А может быть, его любовница, библиотекарша, как там ее зовут?

– Анита, – подсказал я.

Способна ли была Анита хладнокровно расправиться с собственной кузиной? Насколько я ее знал, она была законченной эгоисткой. Если такая чего-нибудь сильно захочет, то, пожалуй, не остановится ни перед чем, лишь бы заполучить эту вещь – или, в нашем случае, этого мужчину.

– Мой подозреваемый – Хьюберт, – Стюарт помрачнел. – Элоиза уже не первый год была ему в тягость.

– Может быть, решил, что так ему и большая часть дядюшкиных денег достанется, и жену можно убрать, – Шон допил чай и отставил кружку.

– Очень в стиле Хьюберта, – сказал Стюарт. Он взял Данте на руки, развернул к себе мордочкой, поцеловал в нос и потом спустил на пол. – Не будем больше это обсуждать. Пойду-ка я лягу в постель и постараюсь заснуть.

– Вот и правильно, – я встал и начал собирать пустые кружки.

– Спасибо за чай, – Стюарт поднялся, глядя в пол. – И спасибо вам, что поговорили со мной, вы мне очень помогли.

Его лицо слегка раскраснелось, я не знал, отчего – от смущения? Может быть, он просто не привык, чтобы его утешали?

– Нам вовсе не трудно, – сказал я. Мне было его очень жаль.

Шон хлопнул его по спине, и Стюарт покраснел еще гуще. Он пробормотал что-то, чего я не расслышал, и практически бегом выскочил из кухни. За ним пустились кот и пудель.

– Что я сделал? – изумился Шон. – Он понесся куда-то, словно им из пушки выстрелили.

Для человека, когда-то дружившего с геем вроде Стюарта, Шон был весьма непонятлив.

– А ты сам не догадываешься? – сухо сказал я. – Подумай минутку.

Шон некоторое время смотрел на меня, а потом настала его очередь краснеть. Он скрестил руки на груди и пару раз перевел дыхание.

– Этого мне только не хватало.

Зазвонил телефон.

– Кому не спится? – сказал я, протягивая руку к настенному телефону, и снял трубку.

– Добрый вечер. Я хочу поговорить с Шоном Гаррисом, – женский голос звучал бесцеремонно, почти грубо, словно его обладательница привыкла всеми распоряжаться. Я уловил легкий британский акцент.

– А кто его спрашивает? – Я был не в настроении любезничать.

– Будьте зайчиком, передайте, что звонила Лорелея.

Такая наглость переполнила чашу моего терпения:

– Я вам не зайчик! Я отец Шона, так что потрудитесь не разговаривать со мной, как с лакеем, – я не дал ей времени ответить и продолжал: – Сейчас я спрошу, хочет ли он с вами разговаривать, – я прикрыл трубку рукой. – Звонит какая-то Лорелея. Будешь с ней говорить?

Шон выругался.

– Скажи ей, пусть идет… – он не договорил, но все-таки протянул руку: – Давай, я поговорю с ней.

Я передал ему трубку, а сам подумал, что нужно срочно уходить. Но я не успел отойти достаточно далеко и услышал сердитый голос Шона:

– Лорелея, какого черта тебе надо? Я уже сказал: хватит мне названивать. Я не отвечаю на твои звонки, как тебе еще доступнее объяснить?..

Со второго этажа навстречу мне спускался Дизель.

– Удалось тебе немножко утешить Стюарта, а, приятель? – Я нагнулся, почесал его за ухом, и он благодарно замурлыкал как дизельный двигатель. – Давай-ка снова пойдем спать.

Но не успели мы устроиться на своих местах, когда внизу раздался звон и грохот. Я сбросил одеяло и помчался вниз, Дизель остался на кровати. Я вбежал на кухню, слегка запыхавшись и переводя дыхание, и оглядел открывшуюся передо мной картину.

Шон, опустив голову, стоял у раковины спиной ко мне. На полу вокруг валялись осколки кружек, из которых мы только что пили чай.

– Что тут творится? – спросил я, стараясь не повышать голоса. – Это ты все на пол побросал?

Грохот был такой, что ясно было – он в ярости швырял кружки об пол.

– Давай не сейчас, пап, – сказал Шон, не оборачиваясь. – Я все уберу, а кружки, будь они неладны, куплю новые.

– Я устал ждать, когда ты найдешь время и расскажешь, что с тобой происходит, – я шагнул вперед. – Можешь тянуть, только не удивляйся, что я сержусь и беспокоюсь. Сын, что с тобой творится?

Шон повернулся и посмотрел на меня долгим взглядом.

– А тебе-то что за дело? – его лицо покраснело. – Я не обязан отчитываться ни перед тобой, ни перед кем-то еще.

Он перешагнул через осколки и направился в кладовку.

– Шон Роберт Гаррис, немедленно вернись. Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю.

Шон обернулся и зло посмотрел на меня. Я с огромным трудом держал себя в руках.

– Что значит «что мне за дело»? Я твой отец. И мне небезразлично, что происходит в твоей жизни, особенно если тебя что-то мучает.

– Как внезапно у тебя проснулся интерес, – сказал Шон с лицом, перекошенным от злости. – Да, пап? А ведь последние четыре или пять лет тебе на меня было наплевать. Что же сейчас изменилось, а?

– Как ты можешь так говорить? – Давление у меня подскочило так, что заломило в висках. – Мы много лет созванивались по нескольку раз в месяц.

– Не созванивались. Это я тебе звонил. А сколько раз ты снимал трубку и звонил мне первым?

Мне стало трудно дышать. Шон был прав, и это было ужасно: я действительно ждал его звонков, а сам почти никогда не звонил ему, разве что в день рождения. Но почему? Знал, как он занят на работе, и не хотел отвлекать? Эта отговорка вдруг начала мне казаться совершенно неубедительной.

Шон подошел к столу и ухватился обеими руками за спинку стула, словно ему нужно было на что-то опереться, чтобы не упасть.

– А когда я звонил, чтобы серьезно поговорить, ты отвечал какую-нибудь банальность, чтобы я отвязался – типа, все будет хорошо. Ты не хотел слушать, ну я и перестал рассказывать. Мы стали обсуждать всякую ерунду, твоего кота и что он еще сделал смешного.

– Шон, прости меня.

Я обидел сына и был бесконечно зол на себя. Теперь мне стало понятно, в чем дело. И нужно было объяснить ему это и надеяться, что он, может быть, поймет и простит.

– Ты прав, – сказал я ему. – Я тебя не слушал. Ты рассчитывал на меня, а я тебя подвел. Никогда себе этого не прощу. Единственное, что я могу сделать – рассказать, какими я сам вижу те годы, что прожил без твоей матери.

При упоминании о ней лицо Шона помрачнело.

– Расскажи, я слушаю.

Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Ты помнишь, как тяжело она болела. Тогда я мог думать только о ней. А потом, вскоре после ее смерти, умерла тетя Дотти, и для меня это тоже стало ударом. Мне было очень больно, и, думаю, поэтому я отгородился ото всех, даже от детей… А потом я переехал сюда и на парковке у библиотеки подобрал котенка. И стал заботиться только о Дизеле, а он меня утешал и развлекал. Я выстроил себе тихий, спокойный мирок и закрылся в нем: работа и городская библиотека, больше в моей жизни ничего не осталось.

Шон молча смотрел на меня.

– Прошлой осенью случилось это убийство, и меня вытряхнуло из уютного гнездышка. Я начал понимать, что веду себя как эгоист. Но я даже не представлял, как сильно все это тебя ранит.

Я подождал, пока Шон что-нибудь скажет, но он все так же молча смотрел на меня.

– Ты меня понимаешь? Сможешь меня простить?..

Внутри у меня все переворачивалось. Неужели я навсегда разрушил отношения с сыном?

– Пап, нам всем было плохо, – голос Шона звучал хрипло. – Мы с Лаурой были просто раздавлены, представить не могли, как это, остаться без мамы, – он судорожно вздохнул. – А потом нам стало казаться, что мы и тебя потеряли. Лаура справлялась лучше, чем я, вы с ней всегда были ближе. – Пока я искал слова, чтобы ответить ему, Шон продолжил: – И ты стал отдаляться… Продал наш дом, а нас даже не спросил. Уехал за шестьсот миль. Лаура перебралась в Калифорнию, а я остался сам по себе, – он помолчал. – Мне казалось, что ты нарочно от меня отгораживаешься.

Он смотрел на меня, и накопившаяся за эти годы боль стояла между нами почти осязаемой стеной. Его слова сыпались на меня, как удары. Ноги подгибались, и я с трудом подошел к нему.

– Шон, посмотри на меня.

Некоторое время он смотрел в сторону, потом наши взгляды встретились.

– Я теперь всегда буду готов тебя выслушать. И никогда больше не оттолкну. Вы с Лаурой для меня дороже всего на свете, – я перевел дыхание. – Прости, что ты столько из-за меня вытерпел. Но я это сделал не нарочно и никогда от тебя не отвернусь, клянусь тебе.

Я обхватил его и прижал к себе. Сначала он был напряженным, потом обнял меня. Его плечи задрожали, и он расслабился. Мы постояли так немного, потом я осторожно высвободился, шагнул назад и увидел, что Шон смотрит на меня, неуверенно улыбаясь.

– Спасибо, пап. Кажется, я понял, что с тобой происходило, – сказал он. – Если хочешь, я расскажу тебе, почему ушел с работы. Только пойдем на веранду, если ты не против. Там уютнее.

– Конечно. Только сначала надо убрать с пола осколки.

Я достал из шкафа совок и маленький веник, Шон собрал крупные осколки, а я подмел остальное.

– Прости за разгром, – сказал Шон, споласкивая руки над раковиной.

– Ничего страшного, – ответил я. – Мне хочется пить. Ты будешь что-нибудь?

– Просто воды, – сказал Шон. – Иди первым, я через минуту приду. Я запер Данте наверху, и он там, наверное, уже с ума сходит.

Он поднялся к себе, а я набрал стакан воды. Когда я вышел из кухни, навстречу мне по лестнице сбежал Дизель. Он замурлыкал, и в его голосе отчетливо звучал вопрос.

– Знаю, что поздно, – ответил я. – Но мы с Шоном идем на веранду поговорить. Пойдем с нами.

На веранде я зажег только одну слабую лампу. В ее неярком свете мы уселись: я в кресло, Дизель растянулся рядом на старом диване. Через пару минут к нам присоединились Шон и Данте. Пудель сразу подошел к сетчатой двери и поскреб ее лапой. Шон рассмеялся и выпустил пуделя во двор.

– Эй, Дизель, а ты как? Хочешь наружу?

Дизель взглянул на Шона и зевнул.

– Кажется, нет, – он снова усмехнулся, отпустил дверь, и она захлопнулась. Шон сел в другое кресло в нескольких шагах от меня и сделал глоток воды из чашки, которую я для него там поставил. Он немного помолчал, глядя в пол.

– Пап, я не рассказывал тебе не потому, что мне было страшно, а потому, что мне стыдно, – он покраснел. – Ты решишь, что я кретин, раз попал в такую тупую ситуацию.

– Меня не стоит стесняться, – мягко сказал я. – И я никогда не буду думать, что ты кретин. Я ведь и за некоторые свои поступки до сих пор сгораю со стыда.

– Ну, тогда слушай. Эта Лорелея, которая сейчас звонила, моя бывшая начальница. Ей сорок с небольшим, и она очень крутой профессионал, одна из самых влиятельных фигур во всей конторе, – он помолчал и снова сделал глоток воды. – А еще она пожирает мужчин и выплевывает косточки, – он опять покраснел. – Последние полтора года мы с ней вместе готовили два крупных судебных процесса, я вкалывал по сто часов в неделю. Мы много времени проводили вместе, по крайней мере сначала, а она… она очень хороша собой.

– И вы перешли от чисто деловых отношений к личным, – я постарался не выказывать удивления, но все-таки не ожидал, что он свяжется с женщиной почти на двадцать лет старше. В старших классах и в колледже его интересовали только ровесницы.

– Именно так. Она дала понять, что я ей нравлюсь, а я втрескался в нее по уши. Только и думал, что о ней. Готов был пахать круглые сутки, лишь бы ей угодить.

Сердце у меня сжалось от жалости к сыну: я уже понял, как будет развиваться эта история.

Шон смотрел через окно во двор.

– А дальше… Ох, я чувствую себя полным идиотом. Когда мы были готовы передать оба дела в суд, она поручила мне новое задание, и тут я узнал, что у нее роман с другим нашим коллегой. Он примерно мой ровесник, и работал вместе с ней над другим делом, – Шон вздохнул. – И она свалила на меня почти всю работу, а потом бросила меня.

Случись мне встретиться с этой дамой лично, я сказал бы ей много нелестных слов, но пока мне пришлось оставить их при себе.

– И тогда ты решил уволиться?

Шон получил горький опыт, и эти шрамы еще долго будут болеть.

– Нет, но я дико разозлился – на нее, на себя… Но разорвать наши отношения еще не мог. Должно быть, я слишком устал: работал допоздна и плохо понимал, что я вообще делаю, – он горько рассмеялся. – И тогда я решил отомстить.

– И что же ты сделал?

В детстве Шон устраивал всякие выходки – правда довольно безобидные, но я думал, что он это давно перерос.

– Три недели назад мы всей фирмой отмечали день рождения Лорелеи, и я приготовил ей подарочек, но не простой. И естественно, анонимный. И я, и еще целая толпа народа видели, как она его развернула, – он усмехнулся. – Это была пачка книг про избавление от сексуальной зависимости. Ох, какое у нее было лицо, когда она достала первую, ты бы видел! И тут же запихала ее обратно в коробку.

Я не выдержал и рассмеялся – месть и в самом деле была довольно остроумной.

– Она догадалась, от кого это?

– Вполне могла и догадаться. Правда, кроме меня там было еще несколько человек, на кого она могла подумать, – Шон усмехнулся, но в его голосе еще звучала не до конца пережитая обида.

– И какими последствиями обернулся тебе этот подарочек?

– Управляющий партнер разослал сотрудникам несколько грозных писем. А товарищи по несчастью тайком меня благодарили, – Шон чуть улыбнулся. – Конечно, я говорил, что это не я, но, оказывается, все были в курсе, кого и в какой последовательности обрабатывала Лорелея. А я, тупица, узнал обо всем последним. Вот тогда я и решил уволиться. Мне осточертело работать днем и ночью, осточертела фирма, я и сам себе осточертел. Так что я написал заявление, и вот я здесь, – он посмотрел на меня, приподняв бровь: – Между прочим, официальная версия такова: у тебя маразм.

– Ах вот оно что! Бедный старик-отец впал в детство, и тебе пришлось бросить работу, чтобы присматривать за ним? – Я едва сдерживал смех.

– Ну, примерно так, – пробормотал Шон. – Ты не очень сердишься?

– Ни капли не сержусь.

– Прости, что разочаровал тебя, – сказал Шон и отвел глаза. – Влез в эту идиотскую историю, испортил себе карьеру.

– Шон, я не разочарован, – я помолчал. – Заводить роман с начальницей было неправильно, но ответственность здесь не только твоя, она тоже виновата. Ты, конечно, хорош, но и она злоупотребила своим положением.

– Это точно, – сказал Шон. – И больше я таких ошибок не повторю.

Данте поскребся в дверь веранды, и Шон впустил его обратно. Тот немного поскакал у его ног, потом увидел Дизеля, который все так же лежал на диване. Данте прыгнул к коту и пристроился рядом, положив морду на передние лапы. Дизель приподнял голову, посмотрел на него и закрыл глаза.

– Смотри, как они подружились, – заметил Шон.

– Хорошо, что Дизель такой уживчивый, – я откинулся на спинку кресла. – Рад, что ты наконец рассказал мне, что произошло.

– Я тоже рад, – сказал Шон. – Мне по-прежнему нравится юриспруденция, я просто не хочу работать в такой крупной фирме. Одного раза хватило.

– Ты и не обязан, – сказал я. – Как тебе идея открыть в Миссисипи частную практику? Сдай экзамен по адвокатуре.

– Это было бы здорово. Но как ты вытерпишь нас с Данте? Похоже, он теперь у меня останется, – он посмотрел в сторону, и я вдруг понял, кем была предыдущая хозяйка Данте.

– Он раньше принадлежал Лорелее, да?

Шон кивнул:

– Я подарил его ей на Рождество, но когда она узнала, что я его взял из приюта, то велела забрать обратно. Ну, я и забрал.

– Еще одно очко не в ее пользу.

Я был невысокого мнения о людях, которые так оценивают животных. Гораздо более подходящей компанией для Данте был Шон. И, конечно, мы с Дизелем.

Шон сказал, поморщившись:

– Сегодня Лорелея звонила, чтобы сказать: она готова взять меня обратно, – он презрительно фыркнул. – На самом деле это было предложение поваляться у нее в ногах. Она любит помыкать людьми и понимает, что если я вернусь, то буду ей обязан. Тогда она сможет из меня любые веревки вить.

– В таком случае тебе точно лучше остаться здесь, – я засмеялся. – Поможешь папаше-маразматику.

Шон тоже рассмеялся, и это было прекрасно. Мы все вчетвером еще некоторое время оставались на веранде в уютном молчании; Дизель и Данте спали, а мы с сыном любовались ночью.

 

Глава тридцатая

В семь утра зазвонил будильник. Я проснулся с легким сердцем и тяжелой головой. Я не привык засиживаться позже десяти, а накануне я лег почти в час ночи, но и тогда заснул не сразу: все думал о нашем разговоре с Шоном и об известии о смерти Элоизы Моррис.

Шон, наконец, рассказал мне правду, и у меня словно гора с плеч свалилась. Такого доверия, как сейчас, между нами не было уже несколько лет. Я стал понимать, как мое поведение ранило сына, а значит, мог постепенно это исправить.

Но когда я думал о смерти Элоизы, меня охватывали грусть и злость. Кто же боялся или ненавидел ее до такой степени, что убил?

Первым подозреваемым был Хьюберт. Он явно презирал жену и хотел от нее избавиться; а если он собирался жениться на Аните, то теперь все препятствия исчезли. Мог ли он убить и Джеймса Делакорта? Мог, если считал себя главным наследником дядиного состояния. Получить в наследство миллионы, устранить жену и зажить с любовницей – неплохой план.

Мне пришла в голову еще одна мысль: а что, если убийц двое? Я несколько минут размышлял над этим, но потом решил, что вряд ли. Конечно, убийца Элоизы мог скопировать первое преступление, но мне в это что-то не верилось.

Ее мог убить тот, кто боялся. Чего такого знала Элоиза, что навредило бы убийце Джеймса Делакорта? Большую часть времени она была не слишком вменяемой, но это ей не помешало бы что-нибудь увидеть и потом разболтать. Ее речь обычно казалась бессвязной, но, перебирая в памяти ее странные реплики, я понял, что они так или иначе были связаны с тем, что происходит вокруг.

Неужели Элоиза невольно указала, кто убийца? Знала ли она, возможно, сама того не сознавая, кто отравил Джеймса Делакорта? Я решил вспомнить все наши с ней разговоры и попытаться найти в них важные детали.

Поломав голову над этими вопросами, я вылез из постели, как сонная муха. Дизель поднял морду с подушки, зевнул, посмотрел на меня, потом перевернулся на спину, потянулся и снова зевнул.

К тому времени, когда я принял душ и оделся, он куда-то исчез. Спускаясь в кухню, я почувствовал запах жареной колбасы: у Азалии был уже почти готов завтрак.

– Доброе утро! – С этими словами я налил себе чашку кофе и сел за стол. Азалия поздоровалась со мной, не оборачиваясь от плиты.

– Яичнице надо еще пару минут. И колбаса дожаривается.

– Пахнет восхитительно.

На столе стояла тарелка хлебцев и миска жирного кофейного соуса «Красный глаз». Я прямо-таки чувствовал, как от одного их вида артерии забиваются холестерином, но когда речь шла о хлебцах и соусе, которые приготовила Азалия, я не мог устоять.

– У нас новый жилец, – я сделал пару глотков кофе. – Стюарт Делакорт, внучатый племянник Джеймса Делакорта. Он переехал вчера вечером и живет на третьем этаже, в комнате надо мной.

– Тогда и для него небось нужна тарелка.

Азалия отошла от плиты и поставила передо мной тарелку с яичницей-болтуньей и жареной колбасой.

– Возможно, он спустится не скоро, – я взял два хлебца и намазал соусом. – Он вчера получил плохие известия, и мы с ним засиделись допоздна.

Азалия уставилась на меня, уперев руки в бока:

– Что еще за плохие известия?

– Вчера ночью убили Элоизу Моррис, – я отложил вилку. Мне показалось неприличным сразу после этого начинать жевать.

Азалия покачала головой:

– Бедная овечка, – негромко сказала она. – Никому от нее вреда не было. Господи, упокой ее душеньку, – губы Азалии продолжали шевелиться, и я понял, что она молится за упокой души Элоизы.

Закончив, Азалия повернулась к плите:

– Бедный мистер Стюарт. Я у них работала, когда он приехал к прабабушке. Бедняга остался и без матери, и без отца. Мисс Элоиза с ним много времени проводила, хоть и была всего на десять лет старше.

Понятно, почему Стюарт так расстроился. Ни мне, ни Шону он не дал понять, насколько близки они были с Элоизой. Неудивительно, что обращение Хьюберта с женой возмущало его до глубины души.

– И долго мистер Стюарт у нас пробудет?

Азалия вернулась к столу, неся еще одну тарелку с яичницей и колбасой, и поставила ее туда, где обычно садился Шон. Словно по команде, он тут же появился на кухне:

– Доброе утро! До чего прекрасно пахнет, – он выдвинул стул и сел.

– Азалия, я не знаю, сколько времени проведет у нас Стюарт, – сказал я. – Он хотел уехать из особняка Делакортов и пожить здесь, пока не купит собственное жилье.

– Вот и правильно.

Азалия принесла Шону чашку кофе, он поблагодарил ее, жуя хлебцы, яичницу и колбасу.

– Сегодня вид у вас получше, – Азалия встала у стола и строго оглядела моего сына. – Вот что значит – отъелись да отоспались как следует, совсем другое дело.

– Это правда, – Шон улыбнулся ей. – С такой едой просто невозможно зачахнуть. В жизни не пробовал хлебцев вкуснее!

Выражение лица Азалии смягчилось:

– Я их пеку, как меня мать научила, когда я была еще совсем девчонка, – она расправила плечи. – Ну, мне еще надо кучу белья перестирать, а то заболталась тут с вами, и ничегошеньки не успею.

Она ушла в комнату для стирки. Шон сказал мне, усмехнувшись:

– Потрясающая женщина! Надеюсь, она никогда нас не бросит.

– Это уж как она сама решит, я над ней власти не имею. – Тут я заметил, что с Шоном нет собаки. – А где Данте?

– Носится по двору. Скоро я позову его в дом.

– А Дизеля ты вместе с ним не выпускал? Я его не видел с того момента, как встал с кровати.

Шон покачал головой:

– Нет, Данте там один, и Дизеля я тоже не видел, – он пожал плечами. – Может быть, он у Стюарта?

Скорее всего, Шон был прав; Дизель всегда чувствовал, когда кто-то нуждался в утешении. Наверное, он поднялся на третий этаж проведать нового жильца.

Я изучающе посмотрел на сына.

– Как твое настроение?

– Гораздо лучше, – Шон улыбнулся. – Пап, я очень рад, что мы поговорили.

– Я тоже, – у меня неожиданно перехватило горло, и больше я ничего не мог сказать. Когда ко мне вернулся голос, я продолжал: – Из управления шерифа известий не было, поэтому я думаю, что нам не запретят сегодня вернуться в дом Делакортов и продолжить работу.

– Я так и знал, что ты это скажешь, – Шон поморщился. – Мне туда не очень-то хочется, но ты, конечно, не бросишь недоделанную работу.

– Нет, разве что Канеша велит остановиться, – я съел еще хлебец с соусом.

Внезапно зазвонил телефон, и я чуть не подскочил от испуга: вот это будет номер, если это действительно Канеша! Я встал и взял трубку.

– Доброе утро, мистер Гаррис, – услышал я. – Это Рей Эпплби. Как поживаете?

– Спасибо, хорошо, мистер Эпплби. Чем могу быть полезен?

Я покосился на Шона, тот нахмурился и замотал головой, я кивнул в ответ: мол, понял его предостережение.

– Насколько я понимаю, в доме Делакортов произошло еще одно убийство, – Эпплби помолчал. – Вы случайно не были там, когда нашли тело?

Я сдержанно ответил:

– Нет, не присутствовал. Я был дома. Ничем не могу помочь, обращайтесь в управление шерифа.

– Вы были знакомы с убитой, Элоизой Моррис?

Я не хотел грубить, но с каждой секундой терял терпение.

– Вряд ли, мистер Эпплби. Я видел ее мельком несколько раз. Надеюсь, вас ничего больше не интересует? Я сейчас занят.

– Мои источники утверждают, что миссис Моррис была психически больна. Вы можете это прокомментировать?

– Нет, – ответил я. – Больше я ничего сказать не могу. А теперь, с вашего позволения, у меня дела.

Эпплби собирался задать следующий вопрос, но я повесил трубку. Не люблю бросать трубку посреди разговора, но журналисты выводят меня из терпения; каждое «нет» им приходится повторять двести раз.

– Он расспрашивал тебя про Элоизу Моррис? – Шон потянулся за очередным хлебцем, а я вернулся за стол, чтобы закончить завтрак.

– Да. И даже спросил, не присутствовал ли я, когда нашли тело.

Чем больше я об этом думал, тем сильнее злился: я, конечно, обнаружил два трупа за полгода, но это не повод считать, что и третий тоже нашел я. Мы, по счастью, не в Сент-Мэри-Мид, и я уж точно не мисс Марпл.

Мы с Шоном закончили завтрак в тишине. Когда я пошел наверх, навстречу мне спустился Дизель; я остановился на середине лестницы, а он сел на ступеньке вровень с моим лицом и посмотрел с тем выражением, которое я про себя называю торжественным.

– И где же ты был? – спросил я. – Опекал Стюарта?

Он дважды мяукнул, я решил, что это знак согласия.

Я поднялся дальше, Дизель последовал за мной.

– Через несколько минут я поеду на работу. Если хочешь, чтобы я тебя взял, то собирайся.

Я посмотрел на Дизеля. Он остановился, не заходя на второй этаж, склонил голову набок, словно обдумывая мои слова, потом развернулся и побежал вниз по лестнице. Я улыбнулся и пошел чистить зубы.

Через десять минут, когда я вернулся на кухню, я увидел Шона и Дизеля, готовых к выходу. Дизель был в шлейке, и я поблагодарил Шона за то, что тот надел ее на кота. Шон рассмеялся и ответил:

– Да он сам сдернул ее с крючка и мне притащил. Невероятно умный кот.

– Он такой, – сказал я и с нежностью погладил Дизеля по голове. – А где Данте? Ты его не берешь с собой сегодня?

– Нет, оставлю со Стюартом, – Шон пожал плечами. – Я перекинулся со Стюартом парой слов – он выглядел невеселым, но когда я спросил, сможет ли он присмотреть за Данте, то он немножко оживился. Данте ему определенно пришелся по душе.

Я прицепил поводок к шлейке Дизеля, выпрямился и сказал:

– Смотри, уведет он у тебя пса.

– Сказать по правде, пап, я не очень расстроюсь, если Стюарт захочет взять его себе. Данте – славный пес, но собакам нужно много внимания. Я не уверен, что у меня сейчас хватит сил на все это.

– Понимаю, – я открыл дверь в гараж, и первым туда вошел Дизель, а за ним мы с Шоном. – Но ты должен быть уверен на сто процентов, что Стюарт действительно хочет взять Данте и будет о нем как следует заботиться. Ты в ответе за Данте.

– Я знаю, – Шон улыбнулся мне поверх крыши машины. Я, придерживая дверцу, ждал, когда Дизель заберется на заднее сиденье. – Об этом можешь не беспокоиться, честное слово.

Он открыл дверь со своей стороны и сел в машину.

– Если я начну с тобой разговаривать, как с ребенком, останови меня, ладно? – Я смущенно улыбнулся. – Я вообще-то не собирался читать тебе мораль.

Шон похлопал меня по плечу, пока я выезжал из гаража.

– Не переживай, пап. Если ты меня совсем замучаешь, я напомню, сколько мне лет. Тому, кто в маразме, трудно ведь помнить даты.

Я рассмеялся, удивляясь тому, как быстро мы начали общаться в привычном стиле. Шон все больше становился похож на себя – каким он был раньше, до того, как заболела его мама, а я начал от него отдаляться.

Мы свернули на аллею перед особняком Делакортов, и я увидел, что там стоят только две служебные машины: из полицейского управления и из управления шерифа. Я подумал: на месте ли Канеша?

Ответ я получил через несколько минут, когда полицейский открыл нам дверь. Стоя на пороге парадной гостиной, Канеша разговаривала еще с одним сотрудником полиции и заместителем шерифа. Увидев нас, она знаком попросила нас подождать, и мы с Шоном остановились, а Дизель сел у моих ног. Через пару минут, когда полицейский и заместитель шерифа ушли, Канеша пригласила нас пройти с ней в гостиную.

Она, как обычно, не стала тратить время на светские любезности:

– Вы, конечно, слышали, что случилось вчера ночью?

Я кивнул, и она продолжила:

– Я хочу, чтобы вы как можно скорее закончили инвентаризацию. Я обратилась в отделение ФБР в Джексоне, и сегодня днем оттуда приедет сотрудник, который займется этой частью расследования.

– Мы постараемся, – сказал я, – но я не очень представляю, как мы успеем все закончить сегодня до обеда.

– Сделайте, сколько сможете, – с непроницаемым лицом ответила Канеша. – Не факт, что агент ФБР разрешит вам продолжать. Насколько я знаю, у них не всегда получается сотрудничать с местной полицией.

– Мы это учтем, шериф, – сказал Шон. – Пошли работать, пап.

Я кивнул Канеше и вслед за Шоном направился к двери.

– Еще кое-что, – сказала Канеша, и мы обернулись. – Я поговорила с нью-йоркским букинистом насчет «Тамерлана».

– Мистер Делакорт его действительно купил? – спросил я.

– Да, – ответила она. – И, думаю, когда мы найдем книгу, то найдем и убийцу.

 

Глава тридцать первая

– Неужели вы надеетесь, что книга до сих пор в доме? – скептически спросил Шон. – Ее уж, конечно, давным-давно отсюда вынесли.

– Сомневаюсь, – Канеша оперлась на спинку тяжелого мягкого кресла. – Мистер Делакорт привез ее на прошлой неделе. Он летал за ней в Нью-Йорк, а вернулся в среду, так что прошли считаные дни. Я уверена, что у вора не было времени, чтобы ее перепродать.

– Логично, – сказал я. – Чтобы найти покупателя, нужно время. Конечно, если не брать в расчет то, что вор заранее договорился с покупателем.

– После того, как мистер Делакорт вернулся из Нью-Йорка, только один член семьи выезжал из города. Это Стюарт Делакорт, – Канеша отошла от кресла. – В воскресенье он ездил в Мемфис в гости к другу. Я уже навела о нем справки в полиции Мемфиса: нарушений за ним нет, держит цветочный магазин, дела идут превосходно. И я не рассматриваю всерьез версию, что он или Стюарт замешаны в краже.

– Значит, у вас уже есть подозреваемый? – спросил я.

– Есть подходящая фигура, – самодовольно ответила Канеша. – Но доказать его вину сразу не получится, сначала необходимо найти пропавшую книгу.

– Может, вам устроить еще один обыск? – предложил Шон. – Возьмите еще один ордер, вам ведь теперь известен вероятный мотив преступления.

– И как это я сама не догадалась?

В голосе Канеши было столько желчи, что Шон вспыхнул – я не понял, смутился он или обиделся.

– Я делаю свое дело, – сказала Канеша. – И вы не хлопайте ушами. Не удивлюсь, если книга спрятана в библиотеке. Я нутром чую, что она где-то в особняке.

– Идем, Шон.

Я направился в библиотеку, Шон и Дизель последовали за мной. Грубость Канеши рассердила меня. Я подумал, что Азалия устроила бы дочери хорошенькую трепку, если бы видела ее сейчас. Разумеется, Канеша издергана и озабочена расследованием, но я не ожидал, что она будет вести себя так невежливо.

Шон тоже был рассержен, это было заметно по тому, как он сжал челюсти. Он шагал через холл к библиотеке с таким видом, будто на каждом шагу давил тараканов; и если бы не мягкие ковры, топот стоял бы оглушительный. Дизель пару раз мяукнул: он чувствовал настроение Шона.

У библиотеки снова дежурил заместитель шерифа Бейтс. Он поздоровался с нами и отпер двери.

Шон включил свет, а я снял с Дизеля шлейку. Кот потянулся, зевнул и лениво удалился на облюбованное место под рабочим столиком. Шон подошел к стеллажу, который мы проверяли накануне вечером, и обернулся ко мне:

– Я готов.

– Отлично, – я подал ему пару хлопчатобумажных перчаток, взял тетрадь описи и нашел место, на котором мы остановились. – Продолжаем.

Мы стали проверять опись дальше, и все указанные в ней книги были на месте. Большинство стояло там, где полагается, четыре обнаружилось среди тех, которые мы нашли раньше и отложили на рабочий столик, пока не дойдем до них по списку.

Только часть моего мозга была занята работой. Другую часть занимал разговор с Канешей. Меня смутило ее напоминание о том, что Стюарт, единственный из членов семьи, выезжал из города после того, как мистер Делакорт привез «Тамерлана» из Нью-Йорка. Ближе познакомившись со Стюартом, я не хотел подозревать его в краже, но не мог не думать о том, что Канеша, возможно, ошибается, вычеркнув его из списка подозреваемых. Не мешает ли «внутреннее чутье» замечать очевидные вещи? Стюарту хватило бы ума понять, насколько ценны пропавшие книги, а в университетских кругах у него было столько связей, что он бы без труда нашел того, кто мог организовать тайную перепродажу книги.

Но где бы мог находиться «Тамерлан», если предположить, что он все еще в доме? При обыске книгу не нашли. Может быть, она была спрятана слишком ловко и полицейские ее просто не нашли? Но чем больше я об этом думал, тем больше склонялся к мысли, что «Тамерлана» в особняке нет. Если у вора был сообщник не из числа родственников, то он с самого начала мог держать книгу у себя.

Я прочел Шону следующую строку из описи – первое издание романа «Эпоха невинности», за который Эдит Уортон получила Пулитцеровскую премию. Насколько я помнил, Уортон стала первой женщиной, которая получила эту награду. Это одно из моих любимых произведений, и я бы очень хотел иметь его первое издание в оригинале, но был вынужден обходиться факсимиле.

Пока Шон искал на полках Уортон, я вновь задумался о сообщнике. Мне казалось, что подозреваемый здесь быть только один: Анита Мильхауз. Мы знали, что у нее роман с Хьюбертом Моррисом, а Хьюберт как никто другой подходил на роль вора. Я был убежден, что Элоиза нашла пропавшую тетрадь среди его вещей; а теперь бедняжка погибла и подтвердить это некому.

Мне нравилась идея, что Анита – сообщница Хьюберта. Может быть, я рассуждал предвзято, потому что терпеть ее не мог, но и причины подозревать ее казались мне достаточно убедительными. Я вынужден был признать, что она весьма неглупа, и запросто могла помогать Хьюберту.

Тут я вспомнил еще кое-что и так удивился, что едва не уронил опись. Бриллиантовый браслет, которым Анита щеголяла в пятницу – я совсем про него забыл. Что она тогда сказала? Что-то насчет того, что это подарок от «кавалера». Браслет показался мне очень дорогим. Наверное, на него ушла значительная часть тех денег, что удалось выручить от продажи украденных томов Фолкнера.

Нужно было сообщить об этом Канеше: браслет мог сыграть важную роль в этом деле. Возможно, отследив покупку, она получит улики против Хьюберта. Все, что я слышал о нем, говорило о том, что обычно таких сумм в его распоряжении не было.

Я хотел предложить Шону ненадолго прерваться, но не успел: в дверь постучали. Бейтс открыл дверь и встал на пороге, загораживая вход.

– Да, мэм, чем могу быть полезен?

– Доброе утро, шериф. Я Александра Пендерграст, мы с отцом управляем имуществом покойного мистера Делакорта. Шериф Берри разрешила мне заходить в библиотеку.

– Да, мэм, вы есть в моем списке.

Бейтс отошел в сторону, и Александра вошла в библиотеку. Сегодня на ней был темно-фиолетовый костюм и блузка оттенка слоновой кости, и это очень шло к цвету ее волос и лица. Я невольно восхищался внешностью этой молодой женщины.

– Доброе утро, господа.

Александра остановилась в нескольких шагах от меня. Дизель вылез из-под рабочего столика, где дремал, и подошел приветствовать ее, но она посмотрела на него со странным выражением лица.

– Он ведь не кусается?

Шон громко фыркнул у меня за спиной:

– Вас он точно кусать не станет, он очень разборчив.

Александра покраснела, а я неодобрительно покачал головой: Шон грубил без всякой видимой причины, не считая той, что ему якобы не нравятся женщины-юристы. Ему бы стоило понять, что не стоит видеть в каждой женщине хищницу Лорелею.

– Откуда мне это знать? – Александра возмущенно сверкнула глазами. – Я никогда не общалась с кошками, а этот кот размером с собаку. Мало ли, вдруг он ест на завтрак маленьких детей?

– Да ладно вам, – фыркнул Шон.

Я решил вмешаться, пока разговор не опустился на уровень детского сада:

– Мисс Пендерграст, Дизель очень общительный кот. Он просто с вами поздоровался. Он всегда так делает, если его кто-то заинтересовал.

– Понятно, – щеки Александры снова порозовели. – Простите, если я вас обидела, мистер Гаррис, – она подчеркнуто извинилась только передо мной. – Я вообще побаиваюсь кошек, да и собак тоже. Мама не разрешала держать дома животных, и у меня не было возможности к ним привыкнуть.

Ее последняя фраза прозвучала печально, и мне стало жаль маленькую девочку, которую лишили радости завести котенка или щенка, любимца и товарища по играм.

– Вы можете его погладить, вот так, – я наклонился и сам погладил Дизеля. – Он вас не укусит.

Александра помедлила, но затем дрожащей рукой погладила Дизеля. Постепенно она осмелела и почесала его за ухом. Он благодарно заурчал.

– Наверное, ему понравилось, – Александра выпрямилась. – Он тарахтит, как автомобильный мотор.

Шон рассмеялся:

– Поэтому его и назвали Дизелем.

Александра его проигнорировала:

– Ну что же, пора перейти к делу. Отец попросил меня заглянуть к вам и узнать, как продвигается инвентаризация.

Шон опередил меня с ответом:

– Велел нас проконтролировать? Ну, передайте ему, что работа идет отлично, не исключено даже, что мы закончим сегодня к вечеру.

– Это правда?

Александра, как видно, решила не отвечать Шону напрямую. Она смотрела только на меня и обращалась ко мне.

– Во всяком случае, мы постараемся, – сказал я. – Поговорите с шерифом Берри. Если я правильно понял, сюда приедет агент ФБР и будет заниматься похищенными книгами.

Тут я спохватился: может быть, я сказал лишнее? В курсе ли Пендерграсты нашего с Шоном открытия, что собрание романов Фолкнера подменили дешевыми изданиями? Александра кивнула, и я успокоился.

– Шериф Берри уже звонила нам в офис. Мы с отцом благодарны вам за ту работу, которую вы успели проделать. А теперь, с вашего позволения…

Ее прервал громкий стук в дверь. Она обернулась посмотреть, как Бейтс кому-то открывает.

– Господин офицер, мне нужен Чарли Гаррис.

Я поморщился: пронзительный голос принадлежал Аните Мильхауз. Что ей от меня понадобилось?

Анита, похоже, пыталась отпихнуть Бейтса: створка двери дрогнула, но он перехватил ее крепкой рукой и удержал.

– Простите, мэм, – сказал он, – в эту комнату вход только по списку.

– Вот еще что выдумали! – Слова Аниты доносились до нас даже слишком отчетливо. – В жизни не встречала такой глупости. У меня к нему разговор всего на одну минуту.

Я решил посмотреть, как поступит Бейтс. Тот ответил вежливо, но твердо:

– Будьте добры подождать в холле, мэм, я попрошу мистера Гарриса выйти к вам.

Он закрыл дверь. С другой стороны продолжал раздаваться приглушенный бубнеж. Бейтс повернулся ко мне:

– Хотите говорить с этой дамой?

Я хотел ответить «Нет», но понял, что это будет таким же ребячеством, какое только что продемонстрировал Шон, разговаривая с Александрой. Я подошел к двери и открыл ее.

Анита сидела на стуле около дверей и держала на коленях большую полотняную сумку.

– Чем я могу быть полезен?

Она злобно посмотрела на меня:

– Не понимаю, почему мне нельзя войти. Выставили меня в коридор, дикость какая-то! У нас в семье не принято так обращаться с людьми.

– Не сомневаюсь, – сказал я. – Ну, если вам не нравится беседовать в коридоре, не хотите ли пройти в гостиную? Подождите меня там, а я приду максимум через три минуты.

Это предложение, видимо, Аните не очень понравилось, но она кивнула:

– Только смотрите, чтобы через три минуты, а то у меня дела.

Она вскинула сумку на плечо и направилась в сторону гостиной. Свет лампы упал на ее запястье; браслет сверкнул бриллиантами, и Анита удалилась. Я вернулся к Александре и Шону, которые молча ждали меня, не глядя друг на друга.

– Кто это был, пап? – Шон старался не смотреть на Александру.

– Анита Мильхауз. Помнишь, я тебе про нее рассказывал…

Шон поморщился:

– Ах, эта. И что ей надо?

– Не знаю, – ответил я. – Но сейчас выясню, – я повернулся к Александре. – Если у вас больше нет вопросов, пойду узнаю, чего хочет Анита.

– У меня все, – Александра приветливо улыбнулась. На Шона она даже не смотрела. – Я выйду вместе с вами.

– Шон, я вернусь через несколько минут, вряд ли она меня сильно задержит.

Шон кивнул и отвернулся, а Дизель решил пойти со мной. Это меня удивило, Дизель недолюбливает Аниту, и когда он увидит, кто меня ждет в гостиной, то пожалеет, что не остался в библиотеке.

– Вы с Анитой коллеги? – спросила Александра, когда мы вышли в холл.

– Я работаю на общественных началах в городской библиотеке и иногда там с ней пересекаюсь, – сказал я. – А вы хорошо ее знаете?

– Хотела бы вовсе не знать, – негромко рассмеялась Александра. – В офисе мне приходится терпеть ее племянницу, они все время болтают друг с другом по телефону. Это действует на нервы.

Я понизил голос, потому что мы приблизились к гостиной.

– Удивительно, что вы позволяете подчиненным так себя вести. Племянница Аниты – секретарша?

– Нет, она ассистентка. К счастью, она в основном работает с отцом, и дело знает неплохо, так что он терпит ее вредные привычки.

Мы были уже у двери гостиной.

– Мистер Гаррис, если я смогу вам быть полезна, звоните, не стесняйтесь.

Александра протянула мне руку.

– Спасибо. Если возникнет необходимость, я так и сделаю.

Рукопожатие у нее было теплое и крепкое. Дизель снова мурлыкнул, и она осторожно погладила его по голове, а потом ушла.

Я постоял перед дверью гостиной, собираясь с силами перед разговором с Анитой. Хорошо бы вытянуть из нее какую-нибудь информацию, чтобы было о чем сообщить Канеше. С этой мыслью я открыл дверь и вошел, а Дизель за мной.

Анита расхаживала по комнате, брала то одну безделушку, то другую, потом ставила их на место. Она была поглощена этим занятием и целую минуту не замечала, что я за ней наблюдаю. А когда увидела нас с котом, то от неожиданности чуть не выронила статуэтку, которую держала. Быстро поставив ее обратно, она обогнула стол и пару кресел и подошла ко мне.

– Ну, наконец-то, – сказала она, хмурясь. – Я уже собиралась уходить, мне некогда тут рассиживаться. Я спешу в Мемфис на самолет.

– Простите, что задержал, – сказал я, – но мне нужно было закончить разговор с человеком, который пришел раньше. Кажется, вы даже знакомы – это была Александра Пендерграст.

– Еще бы мне не знать эту воображалу, – Анита скривила губы, изображая, вероятно, презрение. – Моя племянница работает у ее отца, и я от нее такого наслушалась, вы не поверите. Знали бы люди, что у них там творится… – тут она осеклась. – У меня к вам дело, а вы меня отвлекаете.

Краем глаза я увидел, что Дизель обнюхивает большую полотняную сумку, которую принесла Анита. Сумка лежала на полу возле одного из диванов, и что-то в ней, видимо, заинтересовало кота. Я решил, что если он сунет туда морду, большого вреда не будет, и не стал ничего ему говорить.

– Да-да, – сказал я. – Я к вашим услугам.

– Мне надо, чтобы в ближайшие несколько дней вы подменили меня в библиотеке. Я быстро слетаю по делам и вернусь, – Анита жеманно улыбнулась мне. – Я бы не стала перекидывать на вас работу, но это очень срочно и важно…

Когда она раньше сваливала на меня работу, используя тот же самый предлог, ничего срочного и важного у нее не было. Я подавил вздох.

– Не знаю, получится ли, – сказал я. – Мне дали поручение здесь, и я не уверен, что успею освободиться к завтрашнему дню или даже к пятнице.

– Слышала я, чем вы тут занимаетесь. Инвентаризируете всякие заплесневелые древности, – засмеялась Анита. – И как успехи? Попалось что-нибудь неожиданное?

Анита говорила, а я украдкой посматривал на Дизеля. Он повалил сумку на бок и влез в нее по самые лопатки; надо было, конечно, прикрикнуть на него, и если бы сумка принадлежала кому-нибудь другому, я бы, скорее всего, так и сделал. Но второй вопрос Аниты снова привлек к ней мое внимание.

– В каком смысле – неожиданное?

Неужели ей известно о подозрениях мистера Делакорта насчет краж из коллекции?

– Ну, не знаю, – небрежно ответила она. – Я это собрание не видела, мало ли что там может оказаться.

Я перестал ее слушать, потому что кот вытащил из сумки Аниты ворох одежды и других вещей и принялся в них рыться.

– Дизель, прекрати сию минуту!

Услышав мой окрик, кот на секунду застыл, но тут же снова начал что-то искать. Видимо, соблазн был велик, ведь обычно он меня слушается.

Я шагнул к нему, и тут до Аниты дошло, что происходит, она завопила, отпихнула меня и бросилась на Дизеля.

Кот снова замер, но теперь он держал что-то в зубах. Я не отставал от Аниты, боясь, что она ударит кота, а этого я не мог допустить, даже если бы пришлось ее толкнуть.

Дизель вытащил из сумки пакетик сырных палочек и скрылся с ним под диваном.

Анита присела и стала собирать вещи, а я опустился рядом с ней и заглянул под диван; нужно было отнять у безобразника сыр, пока не поздно. Маленькими порциями он его еще переваривал, а вот большая грозила расстройством желудка.

Я случайно поставил колено на что-то из вещей Аниты. Она оглушительно завизжала прямо мне в ухо, я подвинулся, и Анита выдернула из-под моего колена свитер.

Под ним оказалась прозрачная архивная папка вроде тех, в которых я держал ценные документы из собрания колледжа. Анита попыталась выхватить ее, но пальцы соскользнули, и она потянулась за ней снова. Я перехватил ее руку.

Я уже видел, что лежит в папке.

Это был «Тамерлан».

 

Глава тридцать вторая

Определенно Дизель заслужил награду. Я не боялся, что он съест и упаковку: он умел вскрывать пакеты и доставать содержимое. Мне только хотелось остановить его раньше, чем он съест весь сыр.

Анита вырвала свою руку из моей, потеряла равновесие и упала на пол. Я достал из кармана брюк носовой платок и подхватил им архивную папку, поднялся и посмотрел на Аниту сверху вниз.

– Вы, случайно, не по этому поводу собирались в поездку? Уже нашли покупателя?

Анита не отвечала. Я прямо видел, как у нее в голове судорожно крутятся шестеренки, а найти ответ никак не получается. Она вскочила на ноги, и я решил, что она собирается сбежать. Я встал у нее на пути, но я ошибся: она подбежала к звонку возле камина и хлопнула по нему ладонью.

– Спасибо, что позвали Трутдейла, – сказал я. – Когда он придет, я попрошу его позвонить от моего имени в управление шерифа. Заместитель шерифа Берри очень этим заинтересуется, – я помахал папкой. – И тем, откуда она у вас.

Анита выпрямилась.

– Не понимаю, о чем вы говорите. К вашему сведению, это моя книга.

– Да неужели? – ее наглость просто ошеломляла. – Как интересно. У мистера Делакорта была точно такая же.

Глаза Аниты округлились:

– Да что вы? – Она старательно изображала изумление. – Надо же, какое совпадение, я и представить не могла! Невероятно, два «Тамерлана» на одни Афины.

– Да, кто бы мог подумать.

Было странно, что она больше не пытается отнять папку. Она стояла у камина, не сводя с меня глаз.

Я вспомнил про Дизеля и сыр, окликнул его, и он высунулся из-под дивана.

– Иди-ка сюда, приятель, – сказал я. – Хватит с тебя сыра.

Он пару раз мяукнул, вылез из-под дивана и подошел ко мне.

– Проклятый кот, – Анита злобно посмотрела на Дизеля. – Сидел бы дома, там тебе самое место.

Я даже не стал отвечать. Услышав, как открывается дверь, обернулся и увидел, как вошел Трутдейл.

– Кто-то звонил?

Он остановился в нескольких шагах от меня и посмотрел на Аниту, потом опять на меня, и тут заметил папку у меня в руках. Он нахмурился. Анита кинулась к нему, собираясь броситься ему на шею:

– Найджел, представляешь, какой кошмар! Чарли это украл – я даже не знаю, что! – а теперь хочет всем сказать, что это было у меня в сумке. Ты же не позволишь ему это сделать?

Я от изумления чуть не выронил папку.

– Анита, не говорите ерунды! Когда этим делом займется ФБР, я уверен, что на ней найдут ваши отпечатки пальцев.

– ФБР? – Трутдейл выставил вперед руки, не подпуская к себе Аниту, и она отступила с обескураженным видом. – А ФБР здесь при чем?

Я ответил, наблюдая за выражением лица Аниты:

– Будут расследовать кражу книг из коллекции мистера Делакорта.

Анита побледнела и задрожала. Трутдейл взглянул на нее.

– Что ты наделала, Анита? – в его голосе звучало неприкрытое отвращение.

– Найджел, миленький, не надо на меня так смотреть! – Анита, видимо, считала, что чарующе улыбается, но ее улыбка была больше похожа на гримасу того, кто страдает от метеоризма. – Мы сейчас во всем разберемся, правда? Тем более что теперь это твое, – она указала на папку. – Давай ты ее просто заберешь обратно в библиотеку, и будем считать, что ничего не случилось.

– Это полнейший абсурд, – сказал я. – Вы прекрасно знаете, что украли из коллекции не только «Тамерлана», – я вспомнил про браслет. – Ну-ка, объясните, на какие деньги «кавалер» купил вам такое дорогое украшение?

Анита схватилась за запястье, словно хотела спрятать браслет. Трутдейл прищурившись смотрел на нее.

– Значит, мистер Джеймс был прав, когда говорил, что у него пропадают книги, – он повернулся ко мне. – Что было украдено?

– Думаю, лучше дождаться шерифа Берри и спросить об этом ее, – я вдруг сообразил, что Канеша вряд ли обрадуется, если я начну распространяться о пропавших книгах. Расследование вела она, и мне следовало быть осторожным. – Думаю, нужно ей позвонить прямо сейчас.

– Совершенно согласен, – мрачно сказал Трутдейл.

Он подошел к столу между эркерами, открыл шкатулку, которая там стояла, вынул телефон и набрал номер. Пока он звонил в управление шерифа, я следил за Анитой. Дизель потерся об мои ноги, чтобы напомнить о себе, и я погладил его. Анита смотрела то на меня, то на дверь, и я испугался, что она попытается сбежать. Я подошел поближе к двери, и Анита злобно на меня уставилась.

– Шериф Берри едет сюда, – Трутдейл встал рядом со мной, и мы вместе стали наблюдать за Анитой.

– Найджел, как ты можешь! Глазам своим не верю. А ведь я столько сделала для тебя! – Анита надула губки. – Без меня ты бы даже не узнал, что написано у мис…

– Замолчи!

Мы все, и даже Дизель, подскочили, так громко и яростно Трутдейл выкрикнул это. Он продолжил тише, но с тем же нажимом:

– Советую тебе ничего больше не говорить, пока твои интересы не защищает адвокат. Нехорошо будет, если ты какой-нибудь фразой еще больше испортишь свое положение.

Анита пристально посмотрела на него, потом молча кивнула. Трутдейл обернулся ко мне:

– Может быть, вам отнести книгу в библиотеку и дождаться шерифа там? Я прослежу, чтобы мисс Мильхауз не сбежала.

«И успеешь с ней сговориться, – подумал я. – Не на того напал».

– Нет, я лучше здесь подожду, – улыбнулся я.

У нас за спиной раздался голос:

– Теперь здесь распоряжаюсь я. Мисс Берри приедет через пять минут.

Я был рад увидеть Бейтса. Если бы Трутдейл попытался выпроводить меня из гостиной, могла получиться неприятная ситуация.

Я передал Бейтсу архивную папку вместе с платком.

– Эта вещь находилась в сумке у мисс Мильхауз. Она очень ценная, шериф Берри будет рада, что она нашлась.

Бейтс осторожно взял папку и заглянул под платок. По его лицу было видно, что в ценность содержимого он не очень верит, но спорить он не стал и кивнул.

– А вы пока садитесь. Ждать уже недолго, – Бейтс указал на диваны, и Анита уселась, а Трутдейл встал столбом у камина.

Я увидел, что в дверях позади Бейтса маячит Шон. Я жестом подозвал его, и мы, отойдя подальше от Бейтса, сели на скамейку в эркере. Дизель привалился к моим ногам.

– Что происходит? – вполголоса спросил сын. – Бейтсу позвонили, он вдруг сорвался, вытолкал меня в коридор и запер дверь.

Я объяснил, что произошло. Шон воскликнул:

– Да ты шутишь! Прямо у нее в сумке?

Я кивнул, Шон хмыкнул, наклонился и почесал Дизеля за ухом:

– Молодец, котяра!

Дизель коротко мяукнул, и, готов поклясться, что он улыбался Шону.

– Что здесь происходит? По какому поводу сборище?

В дверях стоял Хьюберт Моррис, и вид у него был сердитый. Потом он увидел сидящую на диване Аниту, посмотрел на часы и нахмурился:

– Я думал, ты уже выехала в Мемфис. На самолет опоздаешь.

– Заткнись, Хьюби, – прошипела Анита.

– Не смей меня затыкать!

Хьюберт сделал несколько шагов в комнату, но остановился, когда к нему повернулся Бейтс.

– И вы тоже садитесь, мистер Моррис, – Бейтс приглашающе повел рукой. – Через пару минут приедет шериф Берри, и я думаю, что она захочет поговорить со всеми вами.

Тут Хьюберт заметил, что у Бейтса в руках архивная папка, и было видно, что он узнал и папку, и содержимое.

– Я вообще-то сейчас очень занят, – Хьюберт попятился к двери. – Мне надо, э-э-э… надо позвонить в похоронную контору. Да, именно. Распорядиться насчет похорон жены.

Он развернулся и хотел бежать, но удача ему изменила: в комнату навстречу ему вошла Канеша.

– Вы куда-то собираетесь, мистер Моррис? – холодно спросила она. – Если не возражаете, я попрошу вас остаться, пока не выясню, что здесь случилось.

Хьюберт поник, бочком пробрался к дивану и сел рядом с Анитой. Та злобно посмотрела на него, но он уставился в пол.

– Бейтс, можно вас на два слова? – Канеша все еще стояла на пороге, офицер подошел к ней, и они начали тихо совещаться. Мы ждали. Молчание делалось все более напряженным.

Я старался вспомнить, что Анита сказала Трутдейлу, когда он перебил ее и велел не разговаривать без адвоката. Как она выразилась? «Без меня ты бы даже не узнал, что написано у мис…» – и тут дворецкий ее прервал. Я готов был спорить на что угодно: она хотела сказать «написано у мистера Делакорта в завещании».

Анита рассказала Трутдейлу, как мистер Делакорт распорядился своим имуществом. Но откуда она узнала? Я вдруг вспомнил, о чем только что рассказала Александра Пендерграст: племянница Аниты работала ассистентом юриста в офисе К. К. Пендерграста, и сплетничала с теткой по телефону. Значит, племянница рассказала ей о завещании Джеймса Делакорта.

И тут я понял… Если Трутдейл заранее знал, что он главный наследник Джеймса Делакорта, значит, его обморок при чтении завещания был фальшивым. Он хотел убедить всех, что весть о наследстве застигла его врасплох. Но если я правильно угадал слова Аниты, то у него был серьезнейший повод убить того, на кого он так долго работал.

В моих глазах Трутдейл стал главным подозреваемым в убийстве Джеймса Делакорта.

 

Глава тридцать третья

Канеша договорила с Бейтсом и вышла на середину комнаты. Она остановилась возле дивана, на котором сидела Анита, и теперь нам с Шоном было отлично видно всех в комнате.

– Мистер Моррис, мисс Мильхауз, – Канеша помолчала. Наверное, хотела убедиться, что Хьюберт и Анита ее слушают. – Я попрошу вас обоих поехать со мной в управление шерифа. У нас есть вопросы, и я думаю, что на них лучше отвечать там.

Хьюберт привстал с дивана и начал брызгать слюной:

– Это возмутительно! Со мной нельзя так обращаться, – он плюхнулся обратно.

– Это не арест, мистер Моррис. Все еще впереди, – Канеша коснулась правой рукой кобуры на поясе. – Давайте не будем усложнять друг другу жизнь?

Хьюберт кивнул. Я оценил, как ненавязчиво Канеша его припугнула: теперь его взгляд был прикован к пистолету.

Анита продолжала молчать. Я взглянул на нее; глаза ее были закрыты, губы беззвучно шевелились. Читает молитву? В таком случае ей действительно остается только молиться, в надежде на чудо, ничто другое, по-моему, не могло спасти их с Хьюбертом. Трутдейл, стоя у камина, наблюдал за всеми с непроницаемым видом. Я старался не смотреть на него, чтобы случайно не выдать ему своих подозрений; у меня по лицу часто можно прочесть все мои мысли.

Бейтс шагнул вперед и жестом подозвал Хьюберта. Тот встал с дивана и пошел к офицеру нетвердой походкой, Бейтс взял его за локоть и вывел из гостиной.

– Мисс Мильхауз, – резко окликнула Канеша. Анита ее будто не слышала. Канеше пришлось наклониться и тронуть ее за плечо, чтобы та опомнилась. – Вы поедете со мной в управление шерифа.

Анита встала, Канеша ухватила ее под локоть и повела к двери в обход выпавших из сумки вещей, которые так и валялись на полу. Канеша остановилась, Анита тоже. Канеша сняла с плеча передатчик портативной рации и сказала в него:

– Франклин, жду вас внутри с оборудованием. Первая комната направо, – она повесила рацию обратно и сказала: – Сейчас поедем.

– Шериф Берри, – я поднялся, и Канеша повернулась в мою сторону. – Мне обязательно надо сказать вам одну вещь. Это очень важно.

Канеша нахмурилась:

– И мне надо поговорить с вами, мистер Гаррис. Не спешите, я до вас доберусь, как только смогу.

– Это срочно, – сказал я.

Канеша сердито на меня уставилась, я встретил ее взгляд с такой же решимостью, показывая, что не уступлю. В гостиную вошел второй заместитель шерифа, плечистый и светловолосый, и Канеша подозвала его:

– Франклин, отвезите мисс Мильхауз в участок. Я приеду ее допрашивать, как только освобожусь.

– Да, мэм, – Франклин взял Аниту за локоть и двинулся прочь: – Пойдемте, мэм.

Когда они вышли, Канеша вновь заговорила:

– Мистер Трутдейл, мне нужны ваши показания, и я, пожалуй, с них и начну. Присаживайтесь, – она указала на диван, на котором перед тем сидел Хьюберт.

Трутдейл послушался, но без особого энтузиазма. Канеша снова повернулась ко мне:

– Мистер Гаррис, а вы с сыном – и с котом – будьте добры подождать в малой гостиной на другом конце холла. Я побеседую с мистером Трутдейлом и приду к вам.

Мне очень хотелось поговорить с ней первым, до дворецкого, но я понял, что вряд ли смогу ее убедить – разве что обвинить Трутдейла в убийстве прямо сейчас, при всех. Протестовать не было смысла. Зато до ее прихода я мог привести мысли в порядок. Мне хотелось изложить свою версию максимально убедительно, потому что я понимал, кого она для себя назначила убийцей: либо Хьюберта, либо Аниту. Их вина в расхищении коллекции книг была очевидна, а я не сомневался, что Канеша считает эти кражи причиной убийств.

– Хорошо, – сказал я, – буду вас ждать.

Я встал, Шон с Дизелем вышли из гостиной вслед за мной; я не стал оглядываться.

Шон молча преодолел весь путь через холл, но как только мы вошли в малую гостиную и закрыли за собой дверь, он спросил:

– Ну, пап, что же у тебя такого срочного? Мне показалось, что тебя сейчас удар хватит.

Я слушал Шона вполуха. Мне помнилось, что в гостиной есть секретер, прямо к нему я и направился. Обычно мне бы в голову не пришло лазать по ящикам в чужом доме, но мне нужна была бумага и ручка, я хотел записать все отрывочные детали, какие вспомнил, и проверить, сложится ли из них связная картина.

– Я считаю, что убийца – дворецкий, – сказал я, открывая боковой ящик изящного секретера с выдвижной крышкой.

Бумаги не оказалось, я открыл ящик под ним – бинго! Я вытащил три листа из шикарного почтового набора, сел за секретер, поднял крышку, чтобы за ним можно было работать, и нашел внутри подставку с ручками и карандашами. Дизель положил лапу мне на колено и мяукнул, я потрепал его по голове, и он уселся рядом со мной.

– Дворецкий? Да ты шутишь, – засмеялся Шон.

– Не шучу, – сказал я. – Мне надо кое-что записать, пока не пришла Канеша, так что объяснения потом. Сейчас дай мне сосредоточиться, – я примирительно улыбнулся сыну.

– Без проблем, пап, – Шон сел в соседнее кресло. – Я посижу и посмотрю, как работает наш Шерлок Холмс.

Не ответив на эту шпильку, я уставился на белый лист бумаги перед собой, взял ручку. Я решил записывать все, что придет в голову, а систематизировать позже, если понадобится. Крупными буквами я вывел вверху страницы: «Трутдейл». С чего начать? Я стал записывать.

Трутдейл знал условия завещания еще при жизни Джеймса Делакорта. Их ему рассказала Анита, которая узнала их от племянницы, работающей у К. К. Пендерграста.

Когда мистер Делакорт познакомился с Трутдейлом, тот был актером. Он легко мог изобразить и обморок, в который упал, когда читали завещание, и свою реакцию, когда я сообщил ему о смерти хозяина.

На моей памяти Элоиза дважды упоминала Трутдейла в связи с печеньем. Элоиза и мистер Делакорт оба любили печенье и часто вдвоем пили чай с печеньем. Возможно, именно Элоиза принесла мистеру Делакорту печенье с арахисом, но я не сомневался, что купил его Трутдейл – а потом передал Элоизе, чтобы хозяин съел и умер от аллергии.

Могла ли Элоиза сидеть и смотреть, как Джеймс Делакорт умирает? Эту версию я почти сразу отмел. Что она сказала про печенье, когда принесла в библиотеку пропавший том описи? Я задумался и постепенно вспомнил в деталях эту странную беседу; Элоиза сказала, что мистер Делакорт съел все печенье, которое она ему оставила. Она собиралась попросить у Трутдейла еще и надеялась, что на этот раз ей тоже достанется.

Ход событий в тот день я восстановил так: Трутдейл дал Элоизе арахисовое печенье и велел отнести мистеру Делакорту. Вероятно, предупредил, что оно только для хозяина, чтобы бедняжка сама его не ела, иначе она бы умерла тогда же. Элоиза зашла в библиотеку, не застала мистера Делакорта и оставила печенье на письменном столе. Позже, когда Трутдейл убедился, что хозяин мертв, он унес тарелку.

Я задавался вопросом, за сколько минут до моего возвращения произошло убийство, но думаю, что совсем незадолго. Если бы я пришел раньше, я мог бы поймать Трутдейла с поличным; впрочем, у него наверняка нашлась бы правдоподобная отговорка.

Позже Трутдейл угостил арахисовым печеньем Элоизу, чтобы навсегда заставить ее замолчать. Ее бессмысленные на первый взгляд реплики выдали бы его, стоило кому-нибудь к ним прислушаться. Если бы я только задумался об этом раньше, возможно, Элоиза осталась бы жива… От этой мысли меня захлестнула волна боли и гнева, но зацикливаться на ней сейчас не было времени, надо было собрать все доказательства вины дворецкого. Что я упустил?

Конечно, расхищение коллекции. Оно все-таки не было связано с убийствами. Когда мистера Делакорта отравили, Хьюберт с Анитой, конечно, знатно перепугались. Глупо было надеяться, что кража останется незамеченной, мистер Делакорт не мог не обнаружить ее рано или поздно; а вот его смерть показалась им подарком судьбы – но только если бы она была естественной. Как только было произнесено слово «убийство», у них наверняка затряслись поджилки. Должны же они были сообразить, что станут главными подозреваемыми, когда раскроется кража.

Или я переоценивал их обоих. Иначе почему Анита направлялась в Мемфис, а оттуда еще куда-то продавать «Тамерлана»? Неужели не догадалась, что для всех, кто имеет отношение к делу, выехать из города значит навлечь на себя подозрения? Анита непрерывно убеждала всех вокруг в своем уме; судя по всему, Хьюберт тоже считал ее очень умной. Тщеславие помешало им понять, насколько бездарно и недальновидно они действовали и как глупо было надеяться, что кража сойдет им с рук. Но в то, что для сокрытия кражи они убили Джеймса Делакорта, я не верил.

Пендерграст говорил, что мистер Делакорт существенно изменил завещание за неделю до смерти. Найджел Трутдейл знал, что по новому завещанию окажется главным наследником – адвокат, без сомнения, мог подтвердить, как сильно переменилось положение дворецкого. Вот и мотив: чистая, незамутненная жажда денег.

Трутдейл хотел оставить службу, а мистер Делакорт его, судя по всему, не отпускал. Даже в завещании говорилось о желании дворецкого уйти на покой. Вспомнил я и то, что нам с Шоном рассказывала Хелена Луиза: мистер Делакорт славился тем, что был скуп и мало платил прислуге. Со смертью Джеймса Делакорта Трутдейл получал гигантские деньги и возможность жить в роскошном особняке.

Я вспомнил странный эпизод, которому был свидетелем, когда пришел сказать дворецкому, что его хозяин умер. Я видел, как Трутдейл отдает приличную пачку денег человеку, которого он обозначил как садовника. Припоминая их разговор, я понял, что дворецкий, выплачивая жалованье садовнику, беседовал бы с ним не так; Трутдейл упомянул «остальное», а тот ответил, что срок поджимает. Сейчас я не сомневался, что это был либо ростовщик, либо букмекер. В Миссисипи не запрещены азартные игры, и многие делают ставки не по средствам. Не исключено, что Трутдейл поигрывал; Канеша могла это проверить.

Я отложил ручку и перечитал написанное: местами факты, местами предположения. Проверяя факты, Канеша могла выйти на что-нибудь, подтверждающее причастность Трутдейла к обоим убийствам.

Вошла Канеша.

– Ну, мистер Гаррис, что вы хотели мне сообщить? Мне нужны сведения, как вы нашли «Тамерлана».

Она подошла к секретеру, за которым я сидел. Я подал ей листы своих записей:

– Сначала прочтите вот это, и потом поговорим.

Она взяла листы, хмурясь, но едва начала читать, как остановилась и сказала:

– То есть, по-вашему, убийца – дворецкий? А два вероятных убийцы зря меня дожидаются в управлении шерифа? Они украли книги, или это, по-вашему, тоже сделал Трутдейл?

Я сделал над собой усилие, чтобы не сорваться, и ответил:

– Нет, книги украли они. Просто дочитайте до конца, пожалуйста.

Я напомнил себе про воскресную проповедь: терпение – это добродетель.

Канеша вновь нахмурилась, но все-таки принялась читать, и на этот раз, кажется, внимательно. Более того, дойдя до последней страницы, она перечитала все сначала, а когда закончила, посмотрела на меня и улыбнулась:

– Занятно, – она вернула мне записи. – Итак, ваши показания. При каких обстоятельствах вами был обнаружен «Тамерлан»?

– Минуточку, – сказал я, чувствуя, как лицо наливается краской; я едва владел собой. – А как же Трутдейл? Вы ничего не предпримете?

– Это сплошные домыслы, – она указала на листы у меня в руках. – Я не могу арестовать человека на основе одних фантазий.

– Я понимаю, что стопроцентных доказательств у меня нет. Но эта версия вам хотя бы кажется правдоподобной?

– Да, она правдоподобна, – ответила Канеша. – Я проверю ее. Если вы не ошиблись и Трутдейл до убийства знал, что завещание пересмотрено, это меняет картину. Я не могу не учитывать такую возможность, но мне нужно что-нибудь более определенное.

С глубочайшим сожалением мне пришлось признать, что она права. Я был уверен, что убийца – Трутдейл, но одной моей уверенности было мало. Я взглянул на Шона, который уже некоторое время подавал мне знаки; он протянул руку за бумагами, я отдал их ему, и он погрузился в чтение.

– Расскажите, как вы обнаружили, что «Тамерлан» у мисс Мильхауз, – голос Канеши звучал еще более нетерпеливо, чем обычно. – Я не могу терять время.

– Конечно, – ответил я. И подробно рассказал, как утром пообщался с Анитой, делая упор на то, как она уговаривала Трутдейла и на причину, по которой я заподозрил, что об изменениях в завещании мистера Делакорта ему рассказала она.

– Отлично, – сказала Канеша. Записывать мои слова она не стала. – Позже вам надо будет повторить все это для протокола, мистер Гаррис. Будьте любезны зайти в управление сегодня или завтра. А теперь, если не возражаете, мне пора допрашивать подозреваемых.

Провожая ее, я только кивнул. Дальше спорить не было смысла. Когда за ней закрылась дверь, Шон сказал:

– Пап, мне кажется, ты прав, Трутдейл убил хозяина. Но она тоже права, хорошее обвинение тут выстроить не на чем.

Он вернул мне бумаги.

Мой азарт изрядно поостыл. Я так обрадовался, что распутал убийство – но вмешалась суровая реальность в лице Канеши Берри. Я понимал, что они с Шоном правы. Мне оставалось только одно: доказать, что убийца – дворецкий.

 

Глава тридцать четвертая

Ко мне подошел Дизель и мяукнул. Я погладил его, но он продолжал мяукать, потом принялся бодать меня головой в ногу. Я посмотрел на него и вдруг понял, чего он хочет.

– Мне надо срочно вывести Дизеля на улицу, – сказал я и встал. – Пойдем, дружище.

Дизель выбежал из комнаты впереди меня.

– Что стряслось? – Шон двинулся за мной. – Он намекает, что ему понадобился лоток?

– Вроде того, – сказал я, пересекая холл и направляясь к входной двери. – Я забыл, что он утащил сыр у Аниты из сумки, и я даже не знаю, сколько он съел и какой это был сорт. Но желудок у него мог слегка расстроиться, так что ему нужно выйти по делам.

Я открыл дверь, и Дизель выскочил на улицу. Я поспешил за котом, а Шон шел следом. Когда я спустился с крыльца в сад, то увидел только пушистый хвост, который мелькнул между клумбами и скрылся в кустах азалии. Я подошел ближе и стал ждать, пока Дизель закончит, а Шон остался на веранде. Я был недоволен собой: если бы я сразу отобрал у него сыр, бедняге не пришлось бы сейчас маяться животом.

– Теперь мы поедем домой? – спросил Шон. – Библиотека заперта, зайти туда и работать с описью нельзя.

– Можем поехать, – сказал я. – Здесь нам больше делать нечего.

Дизель вынырнул из-за азалий и мяукнул, я погладил его по голове:

– Прости меня, дружище, что я тебе позволил до дурноты объесться сыром. Зря ты его стащил, но на самом деле был не виноват.

Шон спустился с крыльца нам навстречу и засмеялся:

– Ты с ним иногда так разговариваешь, словно уверен, что он не кот, а человек.

Я сделал вид, что обиделся:

– Если захочешь меня освидетельствовать, вот удобное доказательство, что я окончательно сошел с ума.

Звук автомобиля, приближающегося по аллее, заставил меня обернуться. Подъехала полицейская машина из управления шерифа и остановилась рядом с моей; с водительского сиденья поднялся заместитель шерифа Бейтс и подошел к нам.

– Снова здравствуйте, мистер Гаррис, – Бейтс протянул руку и подал мне ключ. – Меня прислала мисс Берри передать вам вот это, чтобы вы могли попасть в библиотеку и заняться инвентаризацией. Сказала, что будет благодарна, если вы продолжите работу.

– Вы очень вовремя, шериф, – сказал я, беря ключ. – Мы уже собирались ехать домой.

Бейтс кивнул:

– Еще она просила вам сказать, что пригласила мистера Трутдейла с собой в управление шерифа взять показания о том, что случилось утром.

– Спасибо, – сказал я, – я рад это слышать. Можете ей передать, что мы продолжим инвентаризацию и сделаем сегодня сколько успеем.

– Понятно, сэр, – сказал Бейтс, отсалютовал, развернулся и сел в машину.

– Значит, снова за работу, – сказал я Шону, и мы поднялись по ступенькам на веранду.

– Не знаю, как ты, пап, а я бы что-нибудь выпил, – Шон закрыл за нами дверь и обернулся ко мне, хмурясь.

– Одобряю эту мысль. По-моему, и Дизель сейчас не откажется от воды.

Я направился на кухню, Дизель побежал рядом. В доме стояла жутковатая тишина, и я понял, что кроме нас тут, пожалуй, никого нет – разве что где-нибудь притаились Дафна Моррис и Синтия Делакорт. На кухне я наполнил небольшую миску для Дизеля; он принялся лакать и, осушив ее, мелодично мурлыкнул.

Шон набрал под краном второй стакан, пока я допивал первый. Я тоже потянулся к крану, но застыл на месте, потому что услышал звук открывающейся двери. Мы с Шоном обернулись и увидели, как на кухню через боковую дверь вошла Синтия Делакорт в медицинской форме, вид у нее был очень усталый. Увидев нас, она остановилась.

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе утро, – ответил я. – Как вы?

– Умоталась.

Подавив зевок, она подошла к холодильнику, открыла его, достала поллитровую пластмассовую бутылку молока и открутила крышку. Мы с Шоном смотрели, как она выпила молоко и швырнула пустую бутылку в мусорное ведро.

– Вы, надо думать, всю ночь были в больнице, – сказал Шон, когда Синтия, не говоря больше ни слова, собралась пройти мимо нас. – Вам сказали, что здесь вчера произошло?

Она остановилась и впилась взглядом в моего сына.

– Я была в больнице с семи часов вечера. О чем вы говорите?

– О жене вашего кузена, – сказал я.

– А что с Элоизой? – Синтия покачала головой. – Ей нездоровится? Мне пойти ее проведать?

Это не вызывало у нее восторга, и я подумал, что она хочет только одного: спать.

– Нет, я с прискорбием должен вам сообщить, что Элоиза умерла. Ее вчера ночью нашла ваша тетя.

Я не знал, как отреагирует Синтия, при всех наших предыдущих встречах она проявляла железное самообладание.

Но она обмякла, позволила сумке соскользнуть с плеча на пол. Видно было, что она потрясена.

– Что с ней произошло?

– Стюарт со слов вашей тети рассказал, что это была аллергическая реакция на какой-то продукт.

– Хотите сказать, то же самое, что у дяди Джеймса? – Синтия нахмурилась, морщины пересекли ее лоб. – Но откуда у нее мог взяться арахис?

– Я подозреваю, что в печенье, – сказал я. – Как и в случае вашего дяди.

Синтия словно не слышала меня, она смотрела в пространство поверх моего плеча:

– Вот подонок!

– Простите? – удивился я. Рядом со мной мяукнул Дизель.

– Извиняюсь, – ответила Синтия, снова сфокусировала взгляд на нас с Шоном, посмотрела вниз на кота, затем опять на меня. – Кажется, я знаю, чье это было печенье.

У меня заколотилось сердце: вот, может быть, и свидетельство причастности Трутдейла к убийству!

– Чье же? – спросил Шон.

– Вчера вечером, когда я шла в гараж через черный ход, я заглянула сюда. Я всегда так делаю. Беру с собой какой-нибудь еды, потому что больничная столовая по ночам закрыта, – она помолчала. – Я была на пороге, – она указала на дверь, через которую мы зашли, – и услышала, что у дворецкого в буфетной звонит телефон. Я вошла и увидела Трутдейла вон там.

Она показала на дверь на стене напротив, шагах в пятнадцати, и двинулась туда, а Шон, Дизель и я последовали за ней.

– Он пошел в буфетную к телефону, но сначала что-то поставил вот на этот стол, – Синтия положила руку на стол, стоящий у стены. – Я подошла к холодильнику, взяла сыра, винограда и пару яблок, положила в пакет для завтраков, а потом посмотрела в сторону двери. Вот тогда я увидела на столе тарелку, которую Трутдейл туда поставил.

Я порядком извелся и, когда она замолчала, не смог удержаться:

– Что же было на тарелке?

– Печенье. Некрупное, штук двадцать.

Мы с Шоном переглянулись. Причастность Трутдейла к убийству Элоизы определенно подтвердилась, но как доказать, что это он дал ей печенье? Особенно учитывая, что все оно было съедено.

– И что вы сделали дальше, ушли? – спросил Шон.

– Да, но сначала стащила одно печенье. Я выскочила за дверь, пока Трутдейл не вернулся, решив, что он не заметит пропажи, – сказала Синтия с некоторым смущением. – Обычно я не ем сладкого, только фрукты, но печенье было уж очень соблазнительное, я подумала, что одно не повредит.

– И вы его съели?

Если бы каким-нибудь чудом оказалось, что нет, это печенье могло бы стать необходимой нам уликой.

– Я очень хотела, – сказала Синтия. Она вернулась на другой конец кухни, где лежала на полу ее сумка, нагнулась, покопалась в ней и достала пакет для завтраков, из тех, у которых плотная застежка и ручка. – Я сунула печенье сюда, но когда у меня выдалась минута поесть, оказалось, что оно все раскрошилось. Я не стала его собирать, вместо этого перекусила фруктами и сыром, а крошки оставила в пакете.

Мы с Шоном приблизились, она расстегнула пакет и показала нам содержимое; я заглянул внутрь, едва дыша от волнения. На маленькое красное яблоко налипли крошки.

– Как хорошо, что вы их не выкинули! – сказал я. – Это серьезная улика.

– Если окажется, что в крошках есть арахис, – педантично, как и полагается юристу, заметил Шон. – Если нет, то грош цена твоей улике.

– И что мне делать с крошками? – спросила Синтия. – Я так вымотана, что с ног валюсь.

– Я вижу, что вы очень устали, – сочувственно сказал я. – Но тут исключительная важность, вам надо как можно скорее доставить их в управление шерифа.

– Вы правы, – сказала Синтия. – Что ж, отоспаться я и позже успею. Следующая смена в больнице у меня только в пятницу вечером.

– Мне кажется, есть смысл поехать прямо в участок, – сказал Шон, – пока Трутдейла не отпустили.

– Хорошая мысль, – сказал я, – давайте. Шон, ты поведешь машину, а я сейчас позвоню и предупрежу, чтобы нас ждали с новыми важными доказательствами.

Синтия застегнула пакет и положила его обратно в сумку. Она вышла из кухни вслед за Шоном, прямо за ними Дизель, а последним я; в руках у меня уже был мобильный телефон, и я набирал номер управления шерифа.

 

Глава тридцать пятая

В субботу за праздничным ужином нас было четверо: по такому торжественному поводу к нам с Шоном и Стюартом присоединилась Хелена Луиза Брейди. Или нет, на самом деле шестеро, потому что Дизель и Данте, разумеется, тоже присутствовали.

Стюарт настоял на том, чтобы ему доверили приготовление ужина. В честь визита Хелены Луизы – и шоколадного торта, который она принесла на десерт – он приготовил луковый суп вишисуаз, курицу в вине и стручковую фасоль. Я вспомнил, что Хелена Луиза однажды рассказывала, что вишисуаз, скорее всего, изобрели в Америке, и, хотя повар был француз, работал он в отеле «Ритц-Карлтон» в Нью-Йорке. Но независимо от того, где придумали этот суп, он был потрясающе вкусным.

Ни для Хелены Луизы, ни для Стюарта знакомство с новыми людьми, как я понял, никогда не составляло проблемы. Они, что называется, спелись, и всю первую половину ужина мы с Шоном слушали их болтовню друг с другом.

Когда, наконец, очередь дошла до десерта и каждый получил чашку кофе и большой кусок торта, Хелена Луиза повернулась ко мне и сказала:

– Хватит о еде, хотя мы со Стюартом можем обсуждать ее часами. Как продвигается дело убийцы-дворецкого?

Она впилась в меня глазами. Я прожевал кусок возмутительно восхитительного торта и ответил:

– Ему официально предъявили обвинение в убийстве Элоизы.

– Только бедняжки Элоизы? – Хелена Луиза нахмурилась. – А как же мистер Делакорт?

Я пожал плечами:

– Мне кажется, Канеша не спешит выдвигать ему обвинение в этом преступлении, потому что доказательств его причастности все еще недостаточно. Но она не сдается, и если есть улики, я уверен, что она их раскопает.

– Про то, что Анита Мильхауз сообщила Трутдейлу об изменениях в завещании, стало известно точно, – сказал Шон. – Племянница Аниты, которая работает у К. К. Пендерграста, призналась, что рассказала тете.

– А уж Анита, насколько я понял, не стала скрывать от Канеши, что порадовала Трутдейла, – я подцепил вилкой следующий кусочек торта.

– Ну, хотя бы за убийство Элоизы его арестовали. Спасибо дорогой сестрице Синтии, – сказал Стюарт. – Вот что меня до сих пор изумляет. Она такая тихая, приходит и уходит незаметно, я иногда вообще забывал, что она с нами живет. И повезло, что она любит сладкое, как бы ни пыталась притворяться, что к нему равнодушна. Если бы она не стащила печенье, Трутдейл мог бы остаться на свободе.

– Значит, в печенье обнаружили арахис? – Хелена Луиза сделала глоток кофе.

– Пока что ждут результатов из центральной криминалистической лаборатории, – сказал я. – Но Канеша говорила мне, что не сомневается, арахис там найдут. Еще она сказала, что выяснили, где Трутдейл купил это печенье.

– И где? – Хелена Луиза распахнула глаза.

Я не удержался от смеха:

– В ближайшем супермаркете, где же еще? Представляешь, он даже чек не выкинул. Покупал вместе с остальными продуктами, а чек отложил, чтобы потом записать расходы.

– Дядя Джеймс от него требовал отчитываться за каждый грош, – Стюарт фыркнул и задумчиво посмотрел на последний кусочек торта, оставшийся на блюдце. – Видимо, так его вымуштровал, что он действовал автоматически.

– И оставил против себя улику, – сказал Шон, потянулся к блюду с тортом и отрезал себе второй кусочек, поменьше. – Хелена Луиза, торт фантастический.

– Спасибо, – если бы Хелена Луиза была кошкой, она бы замурлыкала.

Мой собственный кот, сидящий под моим стулом, уже успешно выпросил пару кусочков курицы, но шоколад я ему не собирался давать. Стюарта я тоже предупредил, чтобы он не кормил тортом ни Дизеля, ни Данте, но он меня заверил, что в курсе, насколько опасен шоколад для кошек и собак.

Данте клянчил и у Шона, и у Стюарта, и умял явно не один кусок курицы. Попрошайка из него вышел очень симпатичный, но, если мой квартирант и мой сын собирались ему и дальше потакать, пес в скором времени рисковал набрать лишний вес.

– Синтия, конечно, стала для нас открытием, – сказал я. – Хорошо, что она нас выручила. И Дизелю спасибо, – я почесал кота за ушами. – Если бы он не полез к Аните в сумку, она могла бы успеть на самолет и продала бы «Тамерлана» своему покупателю в Чикаго.

– Ты, кажется, говорил, что этой частью расследования занимается ФБР, – сказала Хелена Луиза и тоже взяла добавки, я с тоской посмотрел на торт, но решил, что мне хватит.

– Да, потому что, как выяснилось, Хьюберт и Анита сбыли первые издания Фолкнера коллекционеру из Калифорнии. Ему теперь, конечно, придется отдать их обратно, а Хьюберт с Анитой, скорее всего, будут выплачивать компенсацию.

– Спорю на что угодно, ей придется продать свой бриллиантовый браслетик, – Шон отложил вилку и отодвинул пустое блюдце.

– Я вообще не понимаю, как они надеялись, что афера сойдет им с рук, – сказала Хелена Луиза.

Стюарт засмеялся:

– Вы просто недостаточно знакомы с Хьюбертом, иначе бы поняли. Ему, наверное, даже в голову не пришло, что его махинации обнаружат, он убежден, что хитрее всех на свете. Хотя я должен сказать, что опыт многих лет говорит обратное, – Стюарт снова усмехнулся. – В этом смысле мисс Анита для него была идеальной парой. Уморительные тупицы, которые не замечают своей тупости.

Канеша говорила, что преступники в большинстве своем глупы, и я подумал, что в отношении Хьюберта и Аниты она не ошиблась. Анита, если говорить словами тети Дотти, «нахваталась знаний», а вот здравого смысла, увы, недоставало.

– А как Хьюберт попал в спальню мистера Делакорта, когда звонил и угрожал тебе, пап? Канеша не рассказывала? – спросил Шон.

– Выяснилось, что у него были дубликаты ключей мистера Делакорта, – ответил я.

– Почему же их не нашли во время обыска? – Стюарт нахмурился. – В моей комнате, между прочим, все перевернули вверх дном, меня даже заставили вывернуть карманы.

– В кармане у Хьюберта ключи лежали вчера, когда его отвезли в управление шерифа, – сказал я. – Канеша добилась от него признания в том, что это он звонил, а заодно он рассказал, где обычно их держал.

Я замолчал, и Стюарт жадно подался вперед:

– Где?

– Мне сказали, что у него в комнате был камин, – ответил я, – а где-то на нем потайная панель с маленьким тайником.

Хелена Луиза рассмеялась:

– Какой восторг, напоминает ту книжку про Нэнси Дрю, «Тайная лестница». Если мне не изменяет память, там тоже были старые дома со всякими хитрыми тайниками и подземными ходами.

– В особняке Делакортов есть подземный ход, – сказал Стюарт. – Насколько я знаю, выкопан еще до Гражданской войны. Мы с Синтией в детстве там играли в юных сыщиков. Грязища, всюду паутина и мышиный помет, – он содрогнулся. – Не знаю, как мы не подцепили там какой-нибудь заразы.

– В первый раз про него слышу, – сказал я. – Канеше кто-нибудь сообщил?

– Лично я, – сказал Стюарт и так расхохотался, что не сразу смог продолжать: – Извиняюсь, просто очень уж уморительно получилось. Я показал вход одному из замов шерифа – высоченному, здоровенному, и он с другим замом отправился на разведку. Вы бы их видели, когда они вылезли наружу, – он снова засмеялся. – Всю пыль собрали. Причем я предупреждал, но им обязательно было туда лезть.

– А где вход? – спросил Шон.

– В парадной гостиной, – ответил Стюарт. – А выход заделали миллион лет назад, коридор проходит под двором к одной из хозяйственных построек на другом конце участка.

– Тупик во всех отношениях, – усмехнулся Шон.

– Вот именно, – сказал Стюарт.

– И что теперь будет с поместьем? – спросила Хелена Луиза.

Слово взял Шон:

– Если не докажут, что Трутдейл отравил Джеймса Делакорта, наследство он, скорее всего, получит. Впрочем, за убийство Элоизы его могут приговорить к смертной казни, и богатство ему не пригодится. А вот если его признают виновным в обоих преступлениях, он не сможет наследовать, закон штата Миссисипи запрещает получать собственность преступным путем.

– И что же будет, если его приговорят за оба убийства? – спросил Стюарт. – Наследником все-таки станет Хьюберт?

Шон откинулся на спинку стула и обвел взглядом слушателей:

– Вероятнее всего, что наследницей станет его мать как ближайшая родственница. Ситуация запутанная, особенно учитывая, что один из наследников пойдет под суд за кражу.

– А ты, похоже, наводил справки, – сказал я. – Уже готовишься к квалификационному экзамену?

Щеки Шона порозовели:

– Не совсем. Я просто обсуждал это с Александрой Пендерграст и повторяю с ее слов.

– Понятно, – я сдержал улыбку и решил не смущать сына дополнительными расспросами.

Вспоминая, с какой неприязнью он прежде относился к Александре, я был удивлен, что он с ней беседовал. Может быть, решил, что не все женщины-юристы похожи на его бывшую начальницу. Я надеялся, что так и есть, потому что Александра была очень приятной молодой женщиной. Я поймал смеющийся взгляд Хелены Луизы – я ей рассказывал, какие отношения у Шона с Александрой Пендерграст, так что она могла легко угадать мои мысли.

– А что касается нашего главного злодея, – сказала Хелена Луиза, – если его вину в обоих убийствах вообще можно доказать, то Канеша докажет. У нее упорство терьера и бульдожья хватка.

– Золотые слова, – подтвердил я. – Она его так возьмет в оборот, что он сам признается, лишь бы от нее отделаться.

Хелена Луиза отсалютовала кофейной чашкой:

– Я хочу предложить тост – за Канешу, жуткий кошмар преступников!

Мы с Шоном и Стюартом подняли чашки и произнесли:

– За Канешу!

– И еще один, – сказал Шон. – За моего отца, который первым разгадал загадку и уступил Канеше славу.

Выпили и за мое здоровье. Я покраснел, поскольку всегда смущаюсь в таких ситуациях, но постарался выдержать испытание достойно.

– И за Дизеля, – сказал Стюарт. – За хитрого котика, который полез за сыром, а нашел сокровище.

Дизель мяукнул, услышав свое имя, и насмешил всех нас: поставил лапы мне на колено, поднял голову над краем стола и огляделся. Я погладил его и обнял. Данте залаял, как будто завидовал, и мы снова рассмеялись.

– Теперь, кажется, моя очередь, – сказал я и снова поднял чашку. – За родных и друзей, старых и новых, – я посмотрел на сына и встретил его спокойную, счастливую улыбку, которая наполняла меня радостью. – И за новое будущее!