— Приехали! — возвестил мистер Мортон, когда мы свернули на дорогу, вьющуюся по опушке обширного лесопарка. — Вы видите пред собой лишь малую часть лесов Пембрука, которые состоят из столь прекрасных деревьев, что человеческие хвалы не в силах воздать им должное.

По пути я говорила себе, что Пембрук-холл и его окрестности не могут превосходить поместье моего брата в Годмершеме и все прочие богатые дома, которые я повидала. Но по мере приближения к месту назначения я впервые после знакомства с мистером Мортоном поняла, что его восторги недалеки от истины. Леса, через которые мы проезжали, излучали удивительно царственную и гармоничную красоту. Они так услаждали мой взор, что я против воли восхищалась живописными пейзажами.

Через некоторое время леса закончились, и мы достигли вершины холма, с которой впервые узрели вдалеке Пембрук-холл. Я услышала вздох Алетии, да и сама застыла в изумлении — всякая предвзятость оставила меня. Вид, расстилавшийся передо мной, был намного величественнее всего, что я могла вообразить. Под нами лежала широкая долина, усеянная деревьями, а между ними петлял широкий ручей, над которым изящно выгнулся каменный мостик. Вдали возвышалось необъятное строение из блестящего белого камня в античном стиле. За домом вздымался поросший лесом крутой склон холма.

— Господь всемогущий, в жизни не видывала такого огромного дома! — воскликнула Алетия.

— Ода! Прекрасный памятник архитектуры, — согласился сквайр.

— Никогда в своей жизни, — сказала я, — я не встречала места, где красота природы столь замечательно сочеталась бы с рукотворными творениями.

Наблюдения мистера Мортона, которые я повторять не стану, оказались несколько более многословными.

Мы спустились в долину, проехали по мосту и приблизились к главному входу, где попросили разрешения осмотреть дом. Нас пригласили в вестибюль, куда, после краткого ожидания, вышла домоправительница. То была седовласая респектабельная особа безукоризненного вида, которая встретила нас весьма приветливо и без малейший чванливости.

— Прошу оказать любезность последовать за мной, — сказала она.

Сама мысль, что я стою в доме мистера Эшфорда и что это, несомненно, весьма богатый дом, заставила меня задрожать от волнения, вызванного смятением и болью. Когда мы прошли по северному коридору в большой, роскошно декорированный зал, у меня перехватило дыхание от изумления. Замысловатая мраморная мозаика покрывала пол, изысканные фрески украшали высокие стены и потолок. Длинная мраморная лестница с золочеными перилами, застеленная красным ковром, вела в жилые комнаты наверху.

Неожиданно мне в голову пришла мысль, и я застыла как вкопанная, почти не сознавая, что домоправительница начала рассказ.

«Этот дом, — думала я с возбуждением, — именно такой, в каком должен жить мистер Дарси!»

Разумеется, я имела в виду «Первые впечатления», где несколько раз упоминала поместье Дарси, Истем-парк, в Кенте. Он пригласил туда Элизабет, когда она навешала тетушку и дядюшку Гардинеров. Я описала приятный дом, приличествующий статусу своего владельца, — так, по крайней мере, мне казалось раньше. Но теперь я видела, что ошибалась.

«Мистеру Дарси вообще не следует жить в графстве Кент, — размышляла я, бурно радуясь, что приехала сюда, — Он обязан обитать в Дербишире, и его богатое поместье ни в коем случае не должно носить такое скучное и прозаичное название, как Истем-парк. Я назову его… я назову его…» Я бросила взгляд на герб Эшфордов над арочным дверным проемом, мраморный с золотой надписью: «Пембрук-холл, 1626 г.» — и улыбнулась. «Я назову его Пемберли».

— Сэр Реджинальд Эшфорд построил этот дом в тысяча шестьсот двадцать шестом году…

Голос домоправительницы ворвался в мои мысли. С сердцем, продолжающим колотиться от возбуждения и вдохновения, я поспешила присоединиться к своим спутникам и проводнице, которая повела нас вверх по лестнице. Глаза мои наслаждались прекрасным зрелищем, и я была преисполнена решимости запомнить все детали, чтобы впоследствии их записать.

— Он нашел проект столь прекрасным, — продолжала домоправительница, — что не прекращал строительства еще тридцать пять лет, до самой своей смерти. Каждое последующее поколение вносило изменения и улучшения, пока не появился тот чудесный дом, который вы видите сегодня. Когда моя госпожа Джорджиана Эшфорд была жива, дом день и ночь заполняли друзья и родственники, поскольку они с моим господином любили развлечения. Именно она пожелала, чтобы дом всегда оставался открытым для осмотра, круглый год.

Мы шли через анфиладу роскошных, величественных комнат, чьи высокие стены и потолки покрывали фрески и замысловатая резьба. Была там и гигантская библиотека, уставленная книгами от пола до потолка, и прекрасная мраморная часовня, и просторная столовая, и прелестная музыкальная комната, и череда милых спален. Обстановка каждой комнаты соответствовала богатству своего владельца, однако не казалась ни излишне броской, ни бессмысленно вычурной.

«Она отражает, — подумала я, — исключительно утонченный вкус».

— Мой господин сэр Томас Эшфорд, — объяснила домоправительница, — нанял талантливого архитектора, чтобы построить длинное северное крыло, и посвятил жизнь собиранию всевозможных предметов, способных у красить дом. Он приобрел две полные библиотеки, множество картин и скульптур, не говоря уже обо всем остальном.

Она остановилась у высокого окна, выходившего на бескрайние сады внизу.

— Покойная леди Эшфорд, — добавила она, — так любила журчание воды, что господин построил для нее фонтаны, каскад и длинный канал, которые вы видите там.

— Какая красота! Какая пышность! Какое зрелище! — вскричал мистер Мортон. — Полагаю, это стоило целое состояние.

— Сэр Томас никогда не скупился, когда дело касалось желаний его жены, поскольку преданно любил ее. — Домоправительница печально покачала головой. — Конечно, ее уход стал для него жестоким ударом. Он так и не оправился с тех пор.

Как бы я ни была поражена открывшимся мне великолепием, ко мне пришло твердое осознание: мистер Эшфорд однажды унаследует все это. Теперь я поняла, что любое будущее с этим джентльменом существовало лишь в моем воображении. Неважно, что он, вероятно, восхищался мной какое-то время. Совершенно ясно, почему он предпочел видеть своей нареченной Изабеллу. Богатство и положение семьи вынуждают его жениться на женщине своего круга, а не на дочери священника без денег и связей. Это, однако, никоим образом не оправдывало поведения мистера Эшфорда: он должен был объявить мне о своей помолвке. И все же меня больше не унижал его выбор.

Домоправительница меж тем провела нас в галерею северного крыла, где с картин на посетителей глядела череда богатых людей в изысканных старомодных одеждах. Я шла, высматривая единственное лицо со знакомыми чертами. И наконец нашла его — большой портрет на видном месте, поразивший меня удивительным сходством с мистером Эшфордом. Когда я узнала его живые, умные глаза и знакомую искреннюю улыбку, то ощутила укол печали и смущения и к тому же непрошеную приязнь, ведь на полотне была запечатлена та самая улыбка, которую я иногда видела на его лице, когда он смотрел на меня.

— А это мой хозяин сэр Томас Эшфорд и его семейство, — сообщила домоправительница, указывая на соседний портрет красивого седовласого джентльмена, который походил на мистера Эшфорда, но был, несомненно, на четверть века его старше.

Следующая картина изображала весьма изысканную красавицу с волосами цвета воронова крыла, за ней шла хорошенькая юная леди в чудесном платье и со скромным личиком.

— Это его жена Джорджиана, упокой, Господи, ее душу. А это их дочь София, что за восхитительное, дружелюбное создание! А это сын и наследник, прекрасный человек, мистер Фредерик Эшфорд.

Алетия присоединилась ко мне в старательном изучении портрета мистера Эшфорда.

— Какой красивый мужчина, — сказала она.

— И добрый, — добавила домоправительница. — Не то что теперешние беспутные молодые люди, которые думают только о себе.

— Что может быть дороже доброго и преданного сына, — едва заметно вздохнул сквайр Бигг-Уитер.

Я поняла, что он думает о Харрисе, который на свой лад был добрым человеком, но чьи отношения со сквайром сложились довольно непросто.

— Мистер Эшфорд — вылитый отец, — сказала домоправительница, — и наружностью, и нравом, и умом. Что до сэра Томаса, то обойди весь свет, а такого хорошего хозяина не сыщешь. Спросите любого из его арендаторов, у всякого найдется для сэра Томаса доброе слово, ведь он самый отзывчивый среди землевладельцев, а до чего он добр к простым людям! И сын его станет точно таким же, ведь он всегда был добрым и умным мальчиком, отрадой семьи и вырос в заботливого, благородного сердцем мужчину. Да что там, не далее как прошлой зимой он купил новое фортепиано для сестры, поскольку она любит играть и петь, и на свои личные средства к ее удовольствию полностью переделал музыкальную комнату.

Я поняла, что сей добрый отзыв, бесспорно, адресован тому человеку, которого я встретила в Лайме, человеку, которого, как мне казалось, я знала. И он верен, ведь может ли что-нибудь звучать убедительнее, чем хвалебный отзыв преданной прислуги? Но в то же время меня охватило негодование. Как человек, столь высоко ценимый и любимый слугами и семьей, столь бесцеремонно пренебрег мною? Неужели в те несколько недель, когда мистер Эшфорд сознательно искал моего общества, поверял свои мысли и восторги и заставлял меня все больше любить его, одновременно скрывая свою помолвку, он не беспокоился о моих чувствах? Неужели он не понимал, сколько боли причинит мне? Или ему было все равно?

— Много ли времени семья проводит здесь, в деревне? — услышала я вопрос мистера Мортона.

— Примерно полгода, — ответила домоправительница. — Остальное время они живут в Лондоне. Хотя не исключено, что мистер Эшфорд после женитьбы подольше будет задерживаться в Пембрук-холле.

Этот разговор заставил мое сердце тревожно забиться. Мне очень хотелось побольше разузнать о женитьбе, но не хватало духу. К счастью, мистер Мортон справился с задачей не хуже меня.

— И кто та счастливица, если это не слишком дерзко прозвучит? — спросил он.

— Мисс Изабелла Черчилль из Ларчмонт-парка.

— Ах да! Ларчмонт-парк, — торжественно повторил мистер Мортон. — Я наслышан о нем, но не имел удовольствия видеть, поскольку не держу собственного экипажа. Поместье со всех точек зрения замечательное.

— Замечательное, без сомнения, но с Пембрук-холлом ему не сравниться. С другой стороны, какое имение с ним сравнится? Во всем графстве, более того, во всем королевстве нет ничего подобного нашему дому и землям. Семья очень привязана к Пембрук-холлу, и это понятно. Я полагаю, что свадебная церемония пройдет здесь, в нашей собственной часовне, а прием — в главном зале или на свежем воздухе, зависит от времени года.

— Стало быть, дата счастливого события еще не назначена? — спросила Алетия.

— Нет, но я слышала, что оно ожидается в будущем году. Я молю бога, чтобы мистер Эшфорд был счастлив в браке, хотя, если вы спросите меня, — она понизила голос, — хоть мне и не стоит этого говорить, но она и вполовину недостаточно хороша для него, несмотря на всю ее красоту и богатство. — Она вздохнула. — Но свадьба получится грандиозная, сомнений нет, союз двух великих семей. Эшфорды и так чрезвычайно богаты, а уж с приданым, которое принесет мисс Изабелла…

Слезы затуманили мне взор, я поняла, что не в силах больше слушать. Подобрав юбки, я поспешила по коридору туда, откуда мы пришли.

— Джейн!

Это был голос Алетии, но я не обернулась.

Я бежала вниз подлинной дубовой лестнице. Я слышала тяжелый топот ног за спиной и голос мистера Мортона, выкликающий мое имя, но не остановилась. Когда я очутилась на нижнем этаже и торопливо направилась туда, где чаяла найти выход, мистер Мортон догнал меня.

— Мисс Остин! — вскричал он, выпучив глаза от тревоги, и побежал рядом, глубоко и шумно дыша. — Вам дурно?

— Нет, сэр, просто мне внезапно понадобилось на свежий воздух.

— Все из-за ходьбы, — сообщил он между натужными вдохами. — Слишком много ходили для такой нежной леди, как вы.

— Я ценю вашу заботу, мистер Мортон, но, уверяю, я вовсе не такая уж нежная и люблю ходить.

— В таком случае, быть может, заглянем в сад? Посмотрим на фонтаны.

Завернув за угол, я с облегчением увидела вестибюль, в который мы не так давно вошли.

— В другой раз, полагаю. Если вы извините меня, я с большим удовольствием несколько минут проведу в одиночестве.

Едва я открыла огромную дубовую дверь и выскочила наружу, как на гравийной дорожке передо мной остановились два экипажа. Первый, элегантная карета с четверкой лошадей и форейторами в прекрасных ливреях, оказался мне неизвестен, но второй я немедленно узнала. Золотой герб Эшфордов украшал его сверкающий черный бок. Несомненно, это был тот самый экипаж, в котором я ехала на саутгемптонский причал семь или восемь недель назад, направляясь в аббатство Нетли.