К изолятору временного содержания, ИВС, они ехали долго, попав в самый разгар уличного движения, в час пик. Патрульный Гринвич лавировал между медленно ползущими автомобилями, при первой же возможности включая «мигалку» над головой, но даже езда по тротуарам и обочинам не позволяла двигаться с нормальной и привычной скоростью.

Карен сидела, отвернувшись от окна, надеясь, что никто из знакомых ее не увидит. С руками, заведенными за спину, ей пришлось отодвинуться на самый краешек заднего сиденья – и уже через пятнадцать минут руки занемели, а спина разболелась просто невыносимо. Впрочем, самолюбие ее оказалось уязвлено намного сильнее. «Унижение» было слишком мягким словом, чтобы описать обуревавшие ее чувства: ее снедали гнев и досада.

На долю секунды Карен позволила себе задаться вопросом: как арест повлияет на ее карьеру в Бюро? Она слышала, что у некоторых агентов возникали бытовые неурядицы и скандалы, но лично не знала никого из них, а поэтому не могла с уверенностью судить о том, чем заканчивались подобные истории.

Она задумалась над тем, как теперь станут относиться к ней коллеги по отделу. Ей всегда было непросто влиться в коллектив и найти с ними общий язык, даже несмотря на шестилетний опыт работы полевым агентом. А теперь, после того как ее обвинят в насилии над бывшим супругом, это лишь укрепит устоявшийся стереотип, который сложился у сотрудников правоохранительных органов в отношении женщин-агентов: чтобы преуспеть, они должны быть грубыми, жесткими и агрессивными. Ей хотелось бы думать, что это неправда, но какая-то часть ее сознания втайне соглашалась с подобными заблуждениями. На долю секунды ее даже охватило непреодолимое желание приставить пистолет к башке Дикона и спустить курок.

В ее глазах закипели слезы.

И в это самое мгновение патрульная машина подкатила к длинному и несуразному зданию изолятора временного содержания в районе, издевательски именуемом «Пятачок правосудия». На территории нескольких кварталов с мрачными многоэтажными постройками находились мужская и женская тюрьмы, служба шерифа, управление по делам несовершеннолетних, служба помощи пострадавшим от домашнего насилия, помещение магистрата и собственно суд. Карен доводилось несколько раз бывать в изоляторе, где она встречалась с помощниками шерифа и патрульными, посещала заключенных, допросы которых были нужны для исследовательской работы, и консультировала экспертов, создававших новую идентификационную базу данных отпечатков пальцев «ЛайвСкэн». Здесь работали тысячи служащих, а она знала в лицо лишь нескольких. Очень сомнительно, что она столкнется с кем-нибудь из них, особенно сейчас когда рабочий день уже давно закончился. Сомнительно также, что они смогут чем-нибудь помочь в ее нынешнем положении.

Патрульный автомобиль поднялся по длинному пандусу к задним воротам и остановился. Охранник внутри здания осмотрел их на мониторе, после чего открыл дистанционно управляемые электроникой огромные стальные двери. До сих пор Карен не пользовалась этим входом, но, когда за спиной у них с лязгом сошлись створки, а сверху обрушилась темнота, решила, что одного раза вполне достаточно.

Поставив автомобиль рядом с темно-вишневым «фордом-мустангом» без опознавательных знаков, патрульный положил свой револьвер и ее «Глок» в оружейный шкафчик, после чего провел Карен через двойные двери с электронным управлением в просторное помещение регистратуры. Последний раз Карен была здесь на ознакомительной экскурсии, за несколько дней до того как гигантский комплекс принял своих первых постояльцев несколько лет назад. В то время это была пустынная комната, столы с компьютерами в которой были закрыты пленкой от пыли, с выложенным белой мозаичной плиткой полом и свежеокрашенными в приятный зеленый цвет стенами из шлакоблоков. Тогда здесь стоял резкий запах лака, которым были покрыты дубовые панели и крышки столов. Ей еще показалось, что помещение слишком уж нарядное, чтобы использоваться в качестве следственной тюрьмы.

Но теперь она так не думала. Полицейские и помощники шерифа сидели за просторной стойкой и столами. В глаза бросались бесчисленные яркие наклейки, прикрепленные к папкам, ячейкам и пюпитрам в виде дощечки с зажимом, а стены украшали плакаты и распоряжения начальства. Звонили телефоны, звенели ключи, принтеры с шелестом выплевывали документы… И повсюду принимали и регистрировали арестованных.

Карен подвели к укрепленной на треноге фотокамере, поставили у стены с нанесенными отметками роста и вручили металлическую идентификационную табличку, которую она должна была держать перед собой. Сработала вспышка, залив все вокруг мертвенно-белым светом. Карен покраснела от смущения и растерянности. Затем ей предложили сесть на стул, ножки которого были привинчены к полу.

– Подождите здесь, – распорядился Гринвич и протянул несколько листов бумаги полицейскому, который обслуживал передвижную электронную установку для снятия отпечатков пальцев.

– Придется подождать, у меня уже целая очередь образовалась, – предупредил тот Гринвича.

Патрульный наклонился к уху помощника шерифа и что-то прошептал. Тот бросил короткий взгляд на Карен и что-то сказал Гринвичу, который кивнул и вернулся к Карен.

– Он вызовет вас первой, – сообщил молодой патрульный. – Профессиональная этика, сами понимаете. Небольшое одолжение коллеге по оружию.

Сорок пять минут спустя она стояла перед сканером для снятия отпечатков пальцев «ЛайвСкэн», который в электронном виде запечатлел рисунок ее капилляров на кончиках пальцев. Она знала эту систему изнутри, можно сказать, интимно. И мысль о том, что она стала для нее экспонатом, а не экскурсоводом, угнетала Карен. А затем она вновь оказалась предоставленной самой себе и своим мыслям. На этот раз ей пришлось прождать больше часа, прежде чем ее препроводили в одну из комнат для допросов, вереницей вытянувшихся вдоль стены. В клетушке размером четыре на четыре ярда, разделенной пополам пуленепробиваемым стеклом со встроенным микрофоном и приемной щелью для документов, Карен предстояла встреча с мировым судьей, во время которой у нее наконец будет долгожданная возможность высказаться в свою защиту.

Гринвич просунул подписанный протокол с изложением обстоятельств дела в узкую щель в стекле. Мировой судья – его звали Николас Гаррисон, судя по табличке на столе, – оказался широкоплечим, круглолицым здоровяком в бифокальных очках в черной проволочной оправе. Отодвинув в сторону папку с делом, он взял в руки протокол, составленный патрульным. Бросив взгляд на Карен, он коротко кивнул Гринвичу, который стоял у нее за спиной и чуть справа.

– Добрый вечер, ваша честь. У меня здесь статья восемнадцать двести пятьдесят семь, пункт второй, домашнее насилие. Потерпевший Дикон Такер. Подозреваемая – Карен Вейл, специальный агент ФБР. Мистер Такер заявляет, что мисс Вейл явилась к нему домой, а когда он попросил ее удалиться, впала в неистовство и ударила его каблуком в лицо…

Карен шагнула вперед.

– Все было совсем не так…

– Одну минуточку, агент Вейл, – прервал ее Гаррисон. Голос его из-за стекла звучал искаженно, с металлическим оттенком, но нахмуренный лоб и воздетый указательный палец не оставляли сомнений в его намерениях. – У вас еще будет возможность изложить свою версию событий. – Он повернулся к Гринвичу. – Продолжайте.

– Получив удар в лицо, мистер Такер упал. Он утверждает, что после этого мисс Вейл дважды пнула его в грудь. Затем она покинула место преступления, а потерпевшего в карете «скорой помощи» доставили в пресвитерианскую больницу штата Вирджиния с многочисленными переломами ребер. Его выписали оттуда четыре часа назад, после того как он прошел курс лечебных процедур.

Судья откинулся на высокую спинку стула.

– Что-нибудь еще?

– Компьютер показал наличие ПС-42 в деле, датированном восемнадцатью месяцами ранее.

– Та же самая жалоба?

– Да, сэр.

– Что такое ПС-42? – встрепенулась Карен.

Гаррисон снял очки и наклонился к ней.

– Это то, что называется «подозрительное событие». Если между супругами происходит ссора с применением насилия, а доказательств для производства ареста недостаточно, инцидент просто фиксируется в деле, но никаких действий по нему не предпринимается.

Судья вновь водрузил очки на нос и, открыв папку, принялся перелистывать страницы. Вытащив какой-то документ, он стал внимательно изучать его.

Карен нервно переступила с ноги на ногу. Восемнадцать месяцев назад. Тогда Дикон ударил ее кулаком в лицо, а она в ответ огрела его чугунной сковородкой, да так удачно, что рассекла ему лоб. Он вызвал полицию в надежде, что ее арестуют. Но из-за того, что и Карен смогла предъявить физические доказательства причиненных ей увечий – распухшая и кровоточащая губа, – а свидетелей, естественно, не нашлось, офицеры полиции не смогли установить главного виновника и, соответственно, ничего не предприняли.

– В общем, – сказал мировой судья, не отрывая глаз от бумаги, которую держал в руках, – похоже, здесь прослеживается явная склонность к насилию, агент Вейл. – Он медленно поднял голову и встретился с нею взглядом. – Вы имеете что-нибудь сказать?

– Имею, ваша честь. Инцидент, случившийся восемнадцать месяцев назад, был инспирирован моим бывшим супругом. Он ударил меня, а я в ответ вынуждена была схватиться за сковороду. Я забрала сына, и в тот же вечер мы ушли от него. На следующее утро я подала на развод. Сегодняшнее происшествие стало логическим продолжением того, что произошло несколько дней назад.

Дикон Такер набросился на меня…

Мировой судья приподнял брови.

– Вот как. И в деле имеется ваше заявление об этом?

– Нет, ваша честь. Я не стала писать на него заявление в полицию. Мне, безусловно, следовало сделать это, но он ударил меня так, что я потеряла сознание и не могла мыслить связно. Но сразу же после этого случая я рассказала обо всем детективу Полю Бледсоу, и он сможет подтвердить мои показания.

Гаррисон отвел глаза, и Карен сочла это дурным знаком.

– Поль Бледсоу – хороший детектив, но ведь он не был непосредственным свидетелем происшедшего. Я уверен, что вы понимаете это, агент Вейл.

Разумеется, я понимаю, но от этого не легче. Когда же закончится этот кошмар?

– Теперь что касается инцидента, который имел место сегодня утром. Дикон заманил меня к себе в дом якобы для того, чтобы я забрала учебник сына. Он отказался сам передать книгу в школу…

– Говорите по сути, пожалуйста.

Судья начинал терять терпение, еще один плохой знак.

– Мы поссорились, ваша честь, и вышли из себя. Он злорадствовал и торжествовал…

– В соответствии с показаниями присутствующего здесь офицера Гринвича, – прервал ее мировой судья, перебирая бумаги в поисках нужного документа, – вы утверждаете, что действовали в пределах самообороны. Но разве он ударил вас?

– Когда я поняла, что он не собирается отдавать мне книгу, то повернулась, чтобы уйти. Мне не хотелось затевать с ним ссору. Он схватил меня за руку, потянул и… Я ударила его.

Гаррисон вздохнул.

– Я не судья, участвующий в рассмотрении дела, и это не судебное заседание, агент Вейл. Моя цель заключается в том, чтобы установить вероятную причину, и, полагаю, у меня для этого есть достаточно оснований. Вы попали в очень неприятное положение.

Надеюсь, что оно разрешится к вашему удовлетворению.

Карен напряглась, глядя, как мировой судья поставил свою подпись под документом, а потом сунул его в прорезь.

– Офицер, можете забрать ордер.

Гринвич взял бумагу, расписался на ней и протянул ее Карен.

– Ваша честь, от имени пострадавшего я вынужден просить ордер на предупредительное заключение.

– Ордер на предупредительное заключение? Против меня?

Гаррисон поднял на Карен безразличный взгляд.

– Агент Вейл, когда вы внесете залог и снова окажетесь на свободе, я должен быть уверен, что вы не отправитесь прямиком в дом бывшего супруга и не вышибете ему мозги.

Честно говоря, именно так она и собиралась поступить. Но высказать свое желание вслух означало навлечь на себя огромные неприятности вдобавок к уже имеющимся.

– Я не намерена делать ничего подобного. Я собираюсь держаться от него как можно дальше.

Очевидно, колебания Карен не остались незамеченными Гаррисоном, который, покачав головой, заметил:

– На мой взгляд, вы помедлили с ответом, агент Вейл. Я почти уверен, что вы не намерены делать глупости, но вы носите пистолет и умеете с ним обращаться. Кроме того, у вас крайне натянутые отношения с бывшим супругом и вы уже продемонстрировали мне склонность к насилию при удобном случае. Я сыграю на вашей стороне, агент Вейл, хотя и сомневаюсь, что вы будете благодарны мне за помощь.

Гаррисон достал из стола очередной бланк, подписал его и передал Гринвичу.

– Заполните это, офицер. Я налагаю на нее предупредительное заключение сроком на семьдесят два часа. – Он взглянул на Карен. – Это чтобы вы остыли и обдумали свои дальнейшие действия. Виновны вы в выдвинутых против вас обвинениях или нет, но вам лучше избегать общества Дикона Такера.

Карен коротко выдохнула сквозь сжатые губы и покачала головой. Что же это за день сегодня такой, а?

– Я должен сказать вам еще одну вещь, агент Вейл. Считайте это дружеским советом или одолжением, как вам будет угодно. Найдите себе самого лучшего адвоката, какого только можете себе позволить. Административное правонарушение, выразившееся в домашнем насилии или нападении, – это не шутки. По новому законодательству к нему следует относиться очень серьезно. Если вас осудят, вам придется несладко. Вы лишитесь привилегии носить оружие. И это требования федерального закона, а не кодекса штата Вирджиния. Вы потеряете работу. Вот так-то.

Карен закрыла глаза. Оказывается, ее кошмары на этом не закончились.

– Что до суммы залога, – продолжал Гаррисон, – то мне уже известен ваш род занятий, уровень вашего дохода, равно как и отсутствие прежних конфликтов с законом и судимостей. Вероятность того, что вы скроетесь от правосудия, я полагаю минимальной, если, конечно, вы надеетесь сохранить свою работу. – Он черкнул несколько слов на документе, поставил подпись и снял очки, после чего закрыл папку. – Я определяю сумму залога в пятьсот долларов. Благодарю вас, офицер.

Гринвич повернулся к Карен, которая, по-прежнему отказываясь верить собственным ушам, смотрела сквозь стекло на судью.

– Я оставила сумочку в машине. У меня нет с собой денег.

– В таком случае телефонный звонок, который я вам обещал, придется очень кстати.

Он выдавил улыбку и жестом предложил ей первой выйти из кабинки.