— Милостивый Господь не любит, когда портят могилы, — настаивала Беа Мэсси, маленькая сутулая чернокожая женщина с крупными зубами. Она так и не дала Морисетт новой информации. Полуслепая, она гладила старую облезлую дворняжку, которая сидела у ее ног рядом с кухонным столом. — Как человек упокоился с миром, пусть там и остается.

Аминь, сестра, подумал Рид, но придержал язык, пока Морисетт опрашивала вдову Томаса Мэсси. Заняв выгодную позицию у окна, он осматривал сад. Куры-бентамки сидели на насесте на заднем дворе. Заброшенный огород расположился за покосившимся гаражом, который служил пристанищем «бьюику» 1967 года выпуска. В доме самодельные кружевные скатерти лежали на каждом столе и подоконнике. Миссис Мэсси клялась, что никогда не встречала Джерома Маркса и не слышала о нем.

— Я же говорила Томасу, не надо лежать на городском кладбище. Нужно было здесь, в деревне, но он слышать не хотел об этом. Хотел быть рядом со своей семьей в Саванне… И вот смотрите, что получилось.

Когда они вышли от Беа, у них было ненамного больше фактов, чем когда они туда заходили. Беа Мэсси была второй остановкой на пути. Они уже поговорили с Бьюфордом Александером в доме престарелых, где он жил после смерти жены, и выяснили, что ни он, ни Полин не знали никого по имени Барбара Джин Маркс. Или Томас Мэсси. Или Роберта Питере.

— Два выстрела, и оба мимо, — буркнул Рид, когда они ехали к Саванне.

— Тебе-то что? Ты отстранен. — Морисетт щелкнула зажигалкой и посмотрела на него. — Помнишь?

— Да я о тебе забочусь.

— Я очень тронута, — хмыкнула она, и зажигалка наконец сработала. Она закурила и одновременно перестроилась в другой ряд. Они приближались к городу.

Рид хмуро поглядел в окно и увидел, как ветер пригибает к земле высокую траву. Это дело не давало покоя. Он постоянно думал о нем, не мог сосредоточиться на другой работе и плохо спал.

— Я все думаю про число двенадцать, — сказала Морисетт. — Даже по Интернету проверяла. Дюжинами продают пончики, еще двенадцать знаков Зодиака, месяцев в году…

— Да, я тоже смотрел. Есть игра «Большая дюжина», двенадцать присяжных, апостолов, дюймов в футе, а еще «Конференция Двенадцати Первых».

— Чего? «Двенадцати Первых»?

— Это из спорта. Команды колледжей на Среднем Западе.

— Да, что-то знакомое. Барт был спортивным фанатом. — Она насмешливо фыркнула. — Я все еще выплачиваю за большой экран, который был ему нужен. — Она затянулась, и морщины прорезали ее лоб. — Но, наверное, это дело к спорту отношения не имеет.

— Наверное.

Ну и что? У них нет никаких судебных доказательств, по крайней мере, надежных. Нет отпечатков пальцев, следов от обуви, только следы протекторов, нет крови, волос, частиц кожи на жертвах, следов сексуального насилия. Маньяк наслаждался ужасом жертв и тем, как они умирали, может, даже кончал, когда слушал их крики через этот чертов микрофон, но никаких следов не оставлял. Кроме записок Риду.

Морисетт выпустила струйку дыма.

— Ладно, мы хотя бы знаем, что последним, кто видел Барбару Джин Маркс живой, был ее бывший. Джером Маркс заходил к ней около шести вечера.

— Значит, он похитил ее, отрыл Полин Александер, отвез обеих на грузовике в графство Лампкин и там закопал, а потом вернулся сюда.

— Проблема в том, что он ездит на «порше». Насколько я знаю, катафалк он не нанимал.

— А может, он угнал его, — предположил Рид. — Или грузовик.

— Может быть. Но он не был знаком ни с Робертой Питере, ни с Томасом Мэсси. — Она включила «дворники», потому что дождь, который все утро грозился пойти, наконец разродился крупными каплями. Она прочистила горло и, не глядя на Рида, добавила: — Мы скоро получим результаты анализа крови на отцовство. На ДНК тоже, но чуть позже. Может, на следующей неделе.

Подумать только, Бобби могла носить его ребенка. Или Маркса. Или вообще кого-то другого. И это с обручальным кольцом на пальце. Черт, каким же он был дураком. Но она была в его вкусе — женщины не того сорта были его слабостью.

— Полиция собирается сегодня распространить заявление, — сказала Морисетт, и его кольнула ревность. Не он дает информацию, а наоборот. Морисетт затушила сигарету. — Расскажут еще кое-что насчет убийств, предупредят граждан, попросят содействия — все как всегда, короче.

— А про серийного убийцу скажут?

— Гм… Наверное. — Она бросила на него взгляд, свернула, и они направились к центру города. Она лизнула палец и провела линию на лбу. — Один—ноль в пользу Никки Жилетт.

— Что ты о ней знаешь?

— Кроме того, что она наша главная головная боль?

— Ну да.

Морисетт обогнала медлительный грузовик.

— Погоди, ты что, интересуешься ею?

— Просто любопытно. У нее источник в управлении.

— Да, но она привлекательна, если тебе нравятся пробивные упрямые блондинки.

— Ни одной не знаю, — протянул Рид, глядя на свою светловолосую напарницу. — Ты здесь дольше, чем я. Что там с этой Жилетт?

— Испорченный ребенок, который во что бы то ни стало решил стать журналистом. Насколько я знаю, она даже замужем не была, но это все. По-моему, она работает в «Сентинел» с тех пор, как окончила колледж, а может, работала там летом и во время учебы… Кажется, у нее были проблемы во время процесса Шевалье, она тогда еще училась… ну, ты помнишь. Ты же тогда тут был?

— Я помог поймать преступника.

— А сейчас он на свободе. Зря только время и силы угробили. Так вот, про Никки Жилетт. По-моему, она все еще старается доказать отцу свою состоятельность. Ее всегда ставили ниже старшего брата — он потом был убит или сам себя прикончил. Блин, как же его звали…

— Эндрю.

Морисетт посмотрела на него, остановившись на светофоре.

— Так ты уже все знаешь. И какого хрена я тут распинаюсь?

— Просто хочу узнать твою точку зрения.

— Ладно, этот парень был крутым спортсменом и умницей. Зеница ока папаши, блин. С блеском окончил колледж и подал документы в какой-то супер-пупер юридический колледж, в Гарвард или Йель… в общем, из Лиги Плюща, там еще его отец учился. Но не поступил, даже с помощью папочки. И сразу после этого погиб. Упал с палубы. Или его столкнули. Или он спрыгнул. Никто этого не видел, а если кто и видел, держал рот на замке.

Рид все это уже слышал, когда в те годы работал в Саванне.

— Ну вот, — продолжала Морисетт, — а семья, кажется, распалась. Судья практически сдался, жена его вообще, похоже, свихнулась. Другие дети — кроме Никки, еще двое, — как я понимаю, не в счет. Не то что первенец. По крайней мере, я так слышала. — Она тронулась с места: дали зеленый. — Я, правда, мало знаю о нашей Никки. Только помню, что она здорово напортачила во время процесса Шевалье, ну так ты тоже это знаешь.

— Все знают. — Тогда Рид был младшим детективом в Саванне. Одним из первых дел, над которым он работал, было убийство Кэрол Лежиттель, и он помог поймать Лироя Шевалье, любовника жертвы. До назначения на это дело он уже бывал у Шевалье дома в связи с заявлениями о насилии в семье. Ни одному из них не был дан ход. Кэрол не хотела этого.

И зря, черт побери. В конце концов Шевалье совсем слетел с катушек и убил и ее, и двоих ее детей. Дело вел судья Рональд Жилетт, а его дочь, тогда еще студентка колледжа, подрабатывавшая в «Сентинел», подслушала некий частный разговор и что-то из него опубликовала — вполне достаточно, чтобы едва не загубить весь процесс. Сейчас это уже не имело значения. Шевалье на свободе, и судить его за те убийства уже не будут.

Рид потерял связь с большинством тогдашних коллег. Почти сразу после дела Шевалье он уехал в Сан-Франциско.

— Знаешь, как вышел этот подонок? Не так давно. Его скользкого адвоката надо за это расстрелять. Плевать, что получается по тестам на ДНК, — кровь на месте преступления могли и перепутать. Тогда просто не было такой техники, как сейчас. Для меня Шевалье навсегда останется хладнокровным убийцей. Он покромсал на куски и несчастную мать, и детей. А Никки Жилетт чуть все не порушила. К счастью, его все-таки осудили… А теперь он на свободе. Куда мир катится?

— Кому ты это говоришь.

— К такой-то матери на легком катере, вот куда. Никки Жилетт тогда была еще девчонкой, подрабатывала в газете на летних каникулах. И уже тогда у нее было амбиций выше крыши.

Рид фыркнул, но не признался, что собирается поговорить с журналисткой. Чем меньше Морисетт будет знать, что он делает за спиной управления, тем лучше для нее и для ее работы.

Он решил узнать, где и каким образом Никки берет информацию, хотя она наверняка не захочет выдавать свои источники, пользуясь Первой поправкой к Конституции. Но не тут-то было. Ничто не заставит Рида поверить, что отцы-основатели хотели этой поправкой защитить тех кретинов, которые разглашают внутреннюю информацию и ставят под угрозу расследование преступлений. Но из Никки не так легко что-то вытрясти. Она сильная и упрямая. Решительно делает свою работу. Прошлым летом во время дела Монтгомери она не оставляла его в покое. Сегодня она хочет получить эксклюзивное интервью. Что ж, так и будет. Только интервьюером будет Рид. Никки Жилетт слишком много знает. Это ставит под удар расследование. И это опасно. Для всех. И для нее тоже.

Он посмотрел на часы. До встречи с Никки еще несколько часов. Интересный будет разговор. Кроме всего прочего, Никки умна и привлекательна. Ум и красота — смертельное сочетание для Рида. К тому же избалована — родилась в богатой семье, с серебряной ложкой в почти идеальных зубах.

Морисетт высадила его около участка. Следующие несколько часов он плотно занимался насилием в семье: жена «случайно» всадила в мужа пять зарядов дроби. Он мог бы выжить, но одна из пуль попала в шейную вену, и он истек кровью до того, как жена вышла из состояния «смятения, истерики и паники» и наконец позвонила 911. Когда на место происшествия прибыл первый полицейский, она спокойно сидела в кресле за столиком и курила. По оценке Рида, с этим делом все было ясно.

Он уже собирался уходить и потянулся за курткой, как зазвонил телефон.

— Рид.

— Рик Бенц, полиция Нового Орлеана, — ответил звонивший. Это был напарник Рубена Монтойи. — Я получил твое сообщение. Ты спрашивал насчет человека по имени Вине Ласситер.

Рид повесил куртку обратно на кресло.

— Да. Он брат жертвы убийства. Нам надо его найти. Мы не только хотим сообщить ему о смерти сестры, но и выяснить, где он был в день ее пропажи.

— А что случилось с сестрой?

В голове навязчиво крутились образы Бобби Джин, такой живой, привлекательной, сексуальной, и в то же время мысли о том, как она сражается за жизнь в темном, холодном гробу, очень реальная картина ее трупа. Рид подавил гнев на мерзавца, который убил ее, и спокойно, как только мог, рассказал все Бенцу.

— Так что мы ищем всех, кто связан с Барбарой Маркс.

— Можно понять. Так этот сукин сын хоронит их заживо? — Бенц негромко выругался. — Мы продолжим поиски, но найти Ласситера будет трудновато. Он исчез месяца три назад. Не сообщил в полицию и не оставил адреса. Женщина, с которой он жил, не знает или не хочет говорить, что с ним случилось и куда он делся. Некоторые у нас думают, что он решил скрыться от крупного долга, но его поймали и убили, тело утопили где-нибудь в море, но это всего лишь предположение. Не могу сказать, что с ним случилось, потому как сам не знаю.

Опять тупик. Рид забарабанил пальцами по столу.

— Да уж. Может, еще что-нибудь про него расскажешь?

— Я принес его дело. — Рид услышал, как переворачиваются страницы. — У него с четырнадцати лет все время были неприятности, но, я думаю, ничего серьезного, хотя сейчас эти записи не найти, он же был несовершеннолетним. В девятнадцать он участвовал в вооруженном ограблении. Продал своего приятеля, выторговал смягчение приговора, отмотал срок и вышел пару лет назад. А с тех пор вроде как встал на прямую дорожку. Устроился телепродавцом чистящего оборудования, сошелся с женщиной, с которой познакомился в «Анонимных алкоголиках». Зовут ее… сейчас посмотрю… Ванда Парсонс. До конца августа Ласситер был образцовым гражданином. А потом исчез. Просто как-то вечером не пришел домой. Либо убедительно разыграл свое исчезновение, либо где-то получил пулю. Грузовик его нашли брошенным рядом с Батон-Руж. Никто не видел, что там случилось. В октябре мы проверяли всех его знакомых и сестру тоже. Никто ни слова не слышал.

— Думаешь, его убили?

— Не знаю, но в управлении большинство так думает.

— Сообщи тогда, если что-то изменится и Ласситер объявится.

— Ладно. Ты тогда тоже, да?

— Именно. Спасибо. И привет Монтойе.

— С удовольствием бы передал, — сказал Бенц, — но я давно его не видел. Он куда-то пропал.

— Он вернется?

— Не знаю. Не уверен.

— Если увидишь, попроси его мне позвонить, — сказал Рид.

— Хорошо.

Разговор закончился. Рид защелкнул ручку и посмотрел в окно. По городу ползли вечерние тени. Кто-то убил Винса Ласситера? Его смерть связана со смертью Бобби Джин? Может, он окажется в очередном гробу, если, судя по письму убийцы, будут еще жертвы. Или Ласситер сбежал? Может, он как-то связан со странными убийствами?

Рид добавил информацию по Ласситеру в свои записи на компьютере и тут скорее почувствовал, чем услышал, как кто-то подошел. Обернувшись через плечо, он увидел, что в дверях стоит Клифф Зиберт. Высокий, мощный, коротко стриженный, вечно хмурый Клифф был еще молодым сотрудником. Дело свое он знал, но все время казался озабоченным. Рид ни разу не видел, чтобы Зиберт шутил с другими детективами, и думал, что парню надо научиться отвлекаться. Юмор, даже черный, помогает сбросить напряжение от часто неприятной работы.

— Чем могу служить? — спросил Рид.

— Я хотел бы взять твои записи по делу Гробокопателя.

— Мои записи?

— Меня назначили на это дело. Я буду напарником Морисетт.

— Да? — Рида бросило в жар.

— Да. — Что ж, по крайней мере, парню неудобно об этом говорить.

— У Морисетт есть все, что я успел наработать.

— Но ты же делал какие-то записи для себя. Их у нее нет.

Похоже, он заметил, что на мониторе висят именно эти записи.

— У нее есть все, что ей нужно. Все факты.

— Да я скорее об ощущениях говорю. Ну… о подозрениях.

— Думаешь, я их записывал?

— Все записывают.

— Я пошлю их Морисетт, — сказал Рид, не собираясь уступать младшему коллеге. Что-то в Клиффе Зиберте Рида напрягало, и он не мог понять, что именно: послужной список Зиберта был безупречен, но Рид ему все равно не доверял. Он вообще не доверял чистым послужным спискам. — По электронной почте.

Зиберт хотел было возразить, но под взглядом Рида передумал. С непроницаемым лицом он сказал:

— Хорошо, у нее и возьму.

Хрена с два, подумал Рид. Он перешлет факты и свои выводы по ним, но собственные ощущения, гипотезы и теории оставит при себе. Они все равно никому не помогут. Он быстро сбросил файлы на диск и положил его в портфель. Затем отредактировал информацию на жестком диске и отправил ее Морисетт. Когда он закончил, времени до встречи с Никки оставалось в обрез, но все-таки сделал крюк до кабинета Кэтрин Окано. Тоня Кэссиди, секретарь Окано, убирала стол после работы.

— Мне надо увидеть Кэти.

— Она уже ушла.

Рид стиснул зубы и испепелил Тоню взглядом. По его мнению, Тоня страдала излишним раболепием.

— Когда она вернется?

— В понедельник. Черт.

— Она говорила, что ты можешь зайти, и оставила тебе вот это. — Тоня полезла в верхний ящик и извлекла оттуда помятый конверт. Приподняв брови в знак того, что она-де уже знает о содержимом, она протянула его Риду.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что там такое.

Но только в коридоре он открыл его и развернул листок.

Отчет лаборатории был недвусмысленным. Его кровь — группа В, резус отрицательный — с высокой вероятностью свидетельствовала, что именно он был отцом ребенка Бобби Маркс. Сообщалось, что результат анализа на ДНК последует, как только все будет готово.

Отчаяние снова охватило его.

Его ребенок.

Этот подонок убил его ребенка.